Мой дед служил Царю и Отечеству

   
      Сивцов Иван Прокопьевич родился 9 сентября 1891 года в деревне Шахово, Оршанский район. Православного вероисповедания. Из семьи крестьян и сам работал на земле. К двадцати одному году овладел специальностью портной. Грамотный. Холост. Призван на воинскую службу 28 октября 1912 года. Льгот по отсрочке и службе не имел.
Рост 165, объём груди 90 сантиметров. Телесных повреждений и трахомы глаз не отмечено. Отпущен домой, до 7 ноября, получив казённую шинель и портянки.
• 17 февраля 1913 года определён на службу в I-й Балтийский флотский экипаж, где прошёл трёхмесячный курс молодого солдата. По окончании переименован в матроса 2-й статьи.
• 1 марте 1913 года зачислили в команду броненосного крейсера «Рюрикъ».
• 4 марта 1913 года, приказом по Морскому Ведомству за № 63, предоставлено право на ношение свинцово-бронзовой медали, «В память 300-летия Дома Романовых».

• С 1914 год участвовал в боевых действиях, защищая от немцев Россию.
• 1 сентября 1914 года произведён в кочегары 2-й статьи.
• 1 сентября 1915 года  произведён в кочегары 1-й статьи.
• 1 января 1917 года переименован в машинисты 2-й статьи.
• 1917 год, демобилизован.
• Женился. Жена Матрёна Лукьяновна (1900 – 19.12.1968).
• 1918 год, родился сын Леонид (умер 24.05.1951).
• 1919 год, родился сын Владимир (погиб 1941-1942).
• 31 августа 1921 года, родился сын Николай (умер 21 февраля 1984).
• В 1930 году всей семьёй переезжают в Семипалатинск на строительство Турксиба. Работает на ТЭЦ мясокомбината.
• 1945 – 1946 годах переезжает с женой в Пятигорск, к сыну Леониду. Проживает по адресу ул. Чкалова 10. Работает на хладокомбинате г. Пятигорск, старшим мастером.
• 25 июня 1947 года умер. Похоронен, на старом Краснослободском кладбище г. Пятигорск. 



    В Российском Государственном архиве Военно-морского флота храниться большинство вахтенных журналов, отчетов офицеров-специалистов, донесений командиров и флагманов, аварийных ведомостей работ и актов технического состояния броненосного крейсера «Рюрик». Всё это легло в основу книги написанной С. Е. Виноградовым и  А. Д. Федечкиным.
Выдержки из этой книги с моими дополнениями предлагаю Вашему вниманию. Период с 1913 по 1917 год взят не случайно. В это время,  Сивцов Иван Прокопьевич проходил службу на корабле, в должностях  матроса 2-й статьи, кочегара 2-й статьи, кочегара 1-й статьи, машиниста 2-й статьи. Он был участником всех ниже описанных событий. Нижний чин, простой матрос, мужественно перенёс все невзгоды и трудности, выпавшие на долю экипажа. Не посрамил флаг корабля и внёс свой вклад в доблестную службу легендарного крейсера.
    Надеюсь, прочитав о прославленном боевом пути крейсера «Рюрик», Вы поймёте, как проходила служба моего деда – Сивцова Ивана.

                Броненосный крейсер "Рюрик" 

1 августа 1905 года зачислен в списки судов Балтийского флота и 9 августа 1905 года заложен на судоверфи фирмы "Виккерс-Армстронг" в Барроу-ин-Фернесс (Англия).

 Водоизмещение 16930 т. Размерения 161,2x22.9x7.9 м
Бронирование: крупповская броня борт 76-152 мм, каземат 76 мм, башни 178-203 мм, рубка 127-203 мм, палубы 38 мм и 25 мм
Механизмы 2 четырехцилиндровые вертикальные паровые машины тройного расширения 20580 и.л.с., 28 котлов Ярроу, 2 винта
Скорость 21,4 узла. Дальность плавания 6100 миль.

• Спущен на воду 4 ноября 1906 года, а официально был зачислен в состав флота лишь в июле 1909 года.
• С 21 мая 1921 года находился в Кронштадтском военном порту на долговременном хранении.
   В годы гражданской войны 17 120-мм орудий крейсера были сняты и установлены на кораблях речных и озерных флотилий и бронепоездах. 1 ноября 1924 года исключен из состава Морских сил Балтийского моря.
  Впоследствии снятые с крейсера 203-мм башенные установки были установлены на фортах "Серая лошадь" ("Передовой"), "Обручев" и "Тотлебен" и в годы Великой Отечественной войны участвовали в обороне Ленинграда.

Служба Сивцова Ивана Прокопьевича, 1891 года рождения, началась 28 октября 1912 года, когда в Присутственном месте города Орша он прошёл медицинский осмотр и на него был заполнен приёмный формулярный список, за номером 1355. В прошедшем году, на момент призыва ему не исполнилось 20 лет, был рождён в начале сентября, поэтому знал, на службу попадёт обязательно, пройдя медосмотр.
   Роста небольшого, 165 сантиметров, а объём груди 90. Физических недостатков, телесных повреждений и трахомы глаз не отмечено. Православный, холост, грамотный, портной, льгот по отсрочке не имел. Заявлений, о не желании служить не делал, поэтому оказался годен к строевой. После составления этого документа его отпустили домой, выдав шинель и портянки. Явиться приказали 7 ноября, и с этого числа он поступал на казённое содержание. Проверив написанное, под этим документом поставил свою подпись Член Присутствия.
Отпуск пролетел быстро. Прощание с близкими, слёзы матери... В этот период от Могилёвской губернии формировалась команда для Балтийского флота. Его внесли в списки. Писарь вывел мелкими буквами: «въ Балтiйскiй флотъ», а полковник поставил роспись. Потом сборный и пересыльные пункты...

                Год 1913-й
 
   Новый 1913 год стал для экипажа «Рюрика» периодом интенсивной боевой учебы. 19-го апреля крейсер вышел в Ревель на пробу машин. Спустя двое суток корабли перешли для пополнения запасов в Кронштадт, где «Рюрик» и «Цесаревич» были поставлены в док для ремонта и окраски подводной части.
С первого марта матрос 2-й статьи Сивцов Иван Прокопьевич был зачислен в команду броненосного крейсера «Рюрикъ». Как молодому моряку, ему пришлось не сладко. Новый коллектив, новые друзья и новые обязанности. Чтобы завоевать авторитет пришлось работать за двоих. Иначе и быть не могло, с молодых спрос особый. На первых порах земляк Дервоедов Тимофей оказал ему помощь. Среди матросов, Тимофей Никодимович пользовался авторитетом. От природы смышленый, к началу службы закончил несколько классов и среди призывников 1910 года, числился одним из самых грамотных. Был направлен служить на Балтику, на учёбу в ученики строевых унтер-офицеров. Учёбу в течении года проходил в Кронштадте. В 1912 был зачислен в штат броненосного крейсера «Рюрик», где в 1913 году выдержал экзамен на звание баталера. Узнав, что это за должность, становиться ясно, почему он пользовался авторитетом среди матросов и офицерского состава, ведь на такие должности случайных не брали.

Баталер (от французского batailleur - "вояка", ветеран) — русское воинское звание, введённое в начале XVIII столетия Петром I в военно-морском флоте. Лицо младшего командного состава, ведающее на корабле продовольственным и вещевым снабжением. Кладовщик (баталер) выполняет задачи по обеспечению личного состава материальным, вещевым и продовольственно-пайковым довольствием. В его обязанности входит выдача довольствия военнослужащим и его прием на хранение, ежедневный учет материальных ценностей, ведение отчетной документации.

    Этот месяц стал памятный ещё и тем, что 4 марта 1913 года, приказом по Морскому Ведомству за № 63, ему и Тимофею Дервоедову было предоставлено право на ношение свинцово-бронзовой медали, «В память 300-летия Дома Романовых».
  Вынужденная стоянка в Кронштадте продолжалась до 8 мая, после чего оба корабля перешли в Ревель и присоединились к бригаде. Иван обратился по начальству с просьбой определить его в кочегары. Его просьба была рассмотрена командиром крейсера Бахиревым М. К. и удовлетворена. 

Весь июнь линкоры во главе с «Рюриком» отрабатывали совместные эволюции в раз¬личных условиях. Плотный график боевой учебы лишь однажды, 10 июня, прервался выходным днем — бригада в полном составе перешла в Кронштадт для участия в церемонии освящения нового, только что возведенного Морского собора, ставшего со временем символом города-крепости.
Помимо выходов на эволюции, первый летний месяц и начало следующего, были отмечены и многочисленными артиллерийскими стрельбами. Их итогом стали состязательные стрельбы на Императорский приз, один из этапов которых проходил в «высочайшем присутствии».
 
 Ранним утром 4 июля на борт «Рюрика», стоявшего в Ревеле, прибыл император Николай II в сопровождении морского министра адмирала И.К.Григоровича. В начале десятого крейсер снялся с якоря. В кильватер «Рюрику» шли линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I».  Спустя 2 часа корабли прибыли в заданный район, где линкоры приступили к стрельбам. Задача была не из легких - поразить небольшой по размерам щит, который на скорости более 20 узлов буксировал эскадренный миноносец «Всадник». Флагманский артиллерист бригады капитан 2 ранга Н.А.Вирениус сумел точно рассчитать данные для стрел¬бы, и после нескольких пристрелочных залпов поражение цели стало делом нескольких минут. «Стрельба была отменно хороша, Государь был очень доволен», — записал в тот день в дневнике морской министр И.К.Григорович.
После обеда были назначены совместные маневрирования бригады, вслед за которыми на всех трех кораблях вновь сыграли тревогу - подошедшие I, III и IV дивизионы эсминцев последовательно провели учебные торпедные атаки, однако благодаря плотному огню противоминной артиллерии линкоров добиться успеха им не удалось.
В начале второго, пополудни, учения были окончены. Свободные от вахты матросы и офицер корабля были выстроены на верхней палубе. Покидая корабль, Николай II искренне благодарил моряков крейсера, за мастерство и усердие. Ивану Прокопьевичу повезло, он был на построении и тогда в первый, и последний раз увидел Государя. Не один день, после этого, матросы обменивались мнением по этому случаю, а Иван и после окончания службы рассказывал друзьям об этом.

   22 июля «Рюрик» и «Цесаревич» перешли в Кронштадт, на этот раз для участия в открытии памятника вице-адмиралу С.О. Макарову. Бронзовая фигура знаменитого флотоводца, омываемая океанскими волнами, казалось, навсегда застыла в немом призыве «Помни войну», запечатленном на постаменте и как нельзя, кстати, отвечавшем настроениям русских моряков в то время. Иван на берег не попал, но зато с палубы крейсера смог осмотреть город и толпы горожан, гуляющих по набережной, в этот тёплый, летний день.

 Напряженные летние месяцы стали причиной значительной усталости экипажей, выразившейся в увеличении числа травм, полученных моряками. Так, на «Рюрике» 20 июня во время учебной боевой тревоги комендор Егор Яскевич был придавлен зарядным сто¬лом орудия с сильным вывихом левого бедра, а 4 июля (буквально за час до прибытия на крейсер императора) огнестрельную рану правого предплечья получил корабельный гардемарин Прасалов, неосторожно обращавшийся с револьвером.
   
    Кроме напряжённой боевой подготовки у матросов было время написать письмо, встретиться с другом, заняться ремонтом одежды или выкурить папиросу. В документах того периода можно найти много различных сведений о ритуалах, обычаях, традициях Российского флота. Интересно узнать, во что одевались, что кушали, как проводил послеобеденный отдых и многое, многое другое. Я, хочу познакомить Вас с часом «психологической разгрузки», ежедневным ритуалом - раздачей винной порции. Николай Манвелов в книге "Обычаи и традиции Российского Императорского флота" описал, как это происходило на крейсере «Рюрик»:

   «Каждый день в определенное время — перед обедом и в шесть часов вечера — на палубу выносилась огромная луженая ендова с водкой (в российских водах) или ромом (в заграничном плавании). Сосуд устанавливался на шканцах. Затем появлялся баталер с мерной получаркой, в которую влезало около 60 мл. живительной влаги (половина современного граненого стакана).      Сразу отметим, что разбиение винной порции на два приема было обусловлено требованиями морских врачей, которые считали, что прием одновременно более 100 граммов алкоголя не приносит матросу ничего, кроме вреда. Кстати, нормативы Морского ведомства требовали делить «чарку» не ровно пополам, а из расчета 2/3 к обеду и 1/3 — к ужину. Но чаще всего требования циркуляров не соблюдались, и матросы получали каждый раз равную дозу.
   Ключ от корабельного «винного погреба» хранился в каюте старшего офицера судна. Баталер — обязательно в присутствии вахтенного офицера — открывал кран цистерны с ромом или другим подходящим случаю напитком, сцеживал необходимое количество в ендову, после чего разводил «живительную влагу» до необходимой пропорции.
  Затем начинали свистеть боцманские дудки, причем их призыв к водке матросы называли не иначе, как «соловьиным пением». Первым к ендове подходил хозяин палубы — старший боцман, за которым следовали унтер-офицеры, именовавшиеся в те времена «баковой аристократией». Затем — матросы по списку. Перед приемом чарки было положено снять шапку и перекреститься. После чарки — поклониться и передать емкость следующему.
   Если же на корабле имелись люди, приравненные к нижним чинам — мастеровые, жертвы кораблекрушения и так далее, то они также подходили к ендове. Более того, в случае особого почтения со стороны членов экипажа к гостям их могли пригласить первыми.
   Последним водку «кушал» сам баталер, после чего ендова снова убиралась под замок.
   «Чаркой» могли и наградить — такое право было предоставлено адмиралам, командовавшим соединениями кораблей, командиру и старшему офицеру. Другие офицеры в случае необходимости обладали правом ходатайствовать о выдаче дополнительной порции перед вышестоящим начальством.
   Примечательно, что матрос мог отказаться от чарки и при этом не остаться внакладе. В этом случае он получал денежную компенсацию («заслугу»), которую выдавали также за отказ от потребления других продуктов — например, сливочного масла и табака. За длительное плавание некоторые нижние чины скапливали за счет «заслуги» немалые для них суммы. Так, в начале 80-х годов XIX века за каждую не выпитую чарку матросу начисляли 5 копеек. Помножим на минимум два года кругосветного плавания — уже 36 с половиной целковых прибавки к жалованию нижнего чина. И это ведь без учета возможных наградных. На тот момент — деньги немалые».

Во время раздачи, если Иван не был на смене, то встречался с Тимофеем Дервоедовым, ведь без баталера эта процедура не проходила. У них было время поболтать, обменяться новостями. Ещё раз напомню, что Тимофей пользовался авторитетом и уважением как у матросов, так и у офицеров. Его личные качества и должность предполагали это, поэтому, к его земляку и другу Ивану, относились тоже уважительно, хотя и без этого, он был хорошим матросом и классным специалистом.
    
Как и в предыдущие годы, кампания 1913 года помимо состязательных стрельб и маневров ознаменовалась большим заграничным плаванием всей балтийской эскадры с посещением Портленда, Бреста и Ставангера. В отличие от прошлогоднего похода состав отряда на этот раз был гораздо малочисленнее - всего 14 вымпелов.

С первыми лучами солнца, 27 августа, корабли покинули Ревельский рейд и, построившись в кильватерную колонну, взяли курс к Балтийским проливам. Как и в прошлом году, во время перехода был запланирован целый ряд мероприятий боевой подготовки, включая разнообразные маневрирования, а также практическими упражнениями в радиотелеграфировании на близких дистанциях, в условиях сильных помех.
1 сентября прошли меридиан Дувра, вступив в Английский канал, встретивший их свежим зюйд-вестом и довольно сильным волнением. Около полудня эскадра прошла южную оконечность о.Уайт и через три часа подошла к Портленду. Обменявшись салютом с береговой батареей, русские корабли вошли на рейд, где в это время находилась британская 4-я эскадра линейных кораблей под командованием вице-адмирала Бриггса, державшего флаг на «Дредноуте».
 Утром 2 сентября начался обмен визитами. Корабли русской эскадры были заранее распределены по одному - два на каждый английский и их командиры и офицеры общались лишь с офицерами «прикрепленных» кораблей, что значительно упрощало эту не¬легкую процедуру. Помимо этого визит сопровождался множеством других официальных и неофициальных мероприятий, в которых приняли участие не только британские военно-морские и гражданские власти, но и значительная часть населения города, про¬явившие большой интерес к гостям из России. Так, 5 сентября состоялся праздничный обед для нижних чинов эскадры, на который было приглашено до 700 человек. По словам очевидцев, улицы Портленда были буквально запружены горожанами, восторженно приветствовавшими колонны русских моряков, маршировавших под звуки корабельных духовых оркестров к зданию мэрии. Исключительное радушие хозяев, столь необычное для сдержанных англичан, объяснялось все возрастающей угрозой со стороны Германии, заставлявшей Британию искать союза с Россией. И в этой связи визит русской эскадры пришелся как нельзя кстати.
Помимо участия в различных торжествах, предусмотренных программой визита, на эскадре проводилось и обычное увольнение части команд на берег. Особым распоряжением Н.О. Эссена с каждого корабля было разрешено ежедневно увольнять не более 45 человек, как правило, из числа нижних чинов «отменного поведения», а некоторым желающим позволили даже съездить в Лондон.
Тщательный отбор увольняемых на берег дал определенный положительный результат - несмотря на огромное количество питейных заведений, традиционное для крупного портового города, «особого пьянства не было» и даже местные газеты отметили (впрочем, не без доли иронии), что поведение русских матросов «изменилось к лучшему».
И все же, несмотря на принятые меры, к моменту ухода из Портленда на эскадре насчитывалось 59 дезертиров, причем значительная часть из их составляли нижние чины 1912-1913 гг. призыва. Как удалось установить впоследствии, во время визита в коммерческой гавани Портленда находилось под погрузкой несколько пароходов, отправлявшихся в Америку, команды которых, недовольные мизерным жалованьем и тяжелыми условиями труда, потребовали расчета. В связи с этим разного рода агенты (в большинстве своем из российских евреев-эмигрантов) начали спешно вербовать матросов с русской эскадры, причем по некоторым данным, каждый рекрут, в любом состоянии доставленный на судно, приносил вербовщику 1-2 фунта стерлингов наличными.
Сивцов Иван в увольнении на берегу был. В портовом пабе пробовал пиво. Осматривал город. На корабль вернулся вовремя. Среди «нетчиков» оказалось более десятка матросов «Рюрика», по разным причинам не вернувшихся с берега, однако в результате поисков, предпринятых совместно с английской полицией, все они были возвращены на корабль. Всего же за время похода на крейсере зафиксировано 24 случая опоздания с берега на срок более суток, сопровождавшихся, как правило, «промотанием казенного обмундирования».

 Завершив визит и покончив все расчеты с берегом, русские корабли после полудня 7 сентября покинули берега туманного Альбиона, держа курс на запад, и к полудню 8 сентября благополучно достигли Бреста. Для темпераментных французов приход многочисленной союзной эскадры стал, наверное, еще более знаменательным событием, чем для их соседей. Встречи, приемы, обеды и балы следовали один за другим, изумляя порой своей торжественностью и пышностью.
Один из таких приемов, на который прибыл в сопровождении военного и военно-морского агентов русский посол во Франции камергер Севастопуло, был устроен 11 сентября на крейсере «Рюрик». Общее число приглашенных превышало 500 человек, в связи с чем для их доставки на корабль французские власти выделили две старые канонерские лодки, на которых спешно оборудовали тенты. Вечер удался — на несколько часов спардек «Рюрика» превратился в великосветский салон, а на юте под звуки корабельного оркестра без устали кружились в вальсе нарядные пары.
Установленным порядком шло и увольнение команд на берег, хотя на этот раз, в связи с угольной погрузкой, отпущена была в общей сложности примерно одна треть личного состава. И здесь Сивцову повезло. Погрузка угля это одна из основных обязанностей кочегаров. Работы было много, но в увольнение на берег попал. Посмотрел, как живут французы. На корабль вернулся без замечаний. За все время стоянки отмечено лишь два серьезных инцидента. На улице был легко ранен из револьвера в ногу кондуктор с «Паллады» Басанин.

Кондуктор - воинское звание унтер-офицерского состава в русском флоте, обычно присваивалось корабельным специалистам, например: старшим боцманам, рулевым, сигнальщикам, минерам и др. Звание присваивали после сдачи соответствующих экзаменов, оно соответствовало званию под-прапорщика в армии.


 Второй инцидент произошёл с «рюриковским» матросом, который в состоянии сильного опьянения выпал на мостовую из окна второго эта¬жа. К счастью, как отмечено в рапорте, это падение «серьезных последствий для здоровья не имело». Еще один моряк с крейсера - сверхсрочный боцман П. В. Таранец - был оставлен в береговом госпитале с приступом острого аппендицита.

   Простояв в Бресте пять дней, русская эскадра утром 12 сентября снялась с якоря и пройдя пролив Ла-Манш, взяла курс на норд-ост, к берегам Норвегии. Пере¬ход в один из крупнейших портов Скандинавии был нелегким. Уже после полудня 14 сентября задул свежий, постоянно усиливающийся зюйд-ост, разведя к ночи сильное волнение. К счастью, в это время корабли находились уже под прикрытием скалистого норвежского берега, однако плотная мгла затрудняла обсервацию, вынуждая для поиска входа в гавань выслать вперед эсминцы. Вскоре в сплошном тумане удалось различить тусклый свет входного маяка, ориентируясь на который, отряд к полудню 15 сентября вошел на рейд, где и встал на якорь.

 Визит в Ставангер длился три дня, в течение которых команда, как и в предыдущих случаях, увольнялась на берег, при этом неоднократно отмечались попытки русских политэмигрантов войти в контакт с матросами.

 Обратный переход в Россию протекал без происшествий и утром 21 сентября корабли благополучно достигли Ревеля, завершив последнее предвоенное заграничное плавание. По словам Н.О. Эссена, оно «имело большое значение в смысле подъема настроения всего личного состава», а опыт продолжительных походов дал возможность «попрактиковать людей в обращении с механизмами и котлами в условиях длительного крейсерства...».

   Послеходовые ремонты и отдых экипажей длились недолго. Уже 6 октября бригада линкоров приняла участие в очередных двусторонних маневрах флота.
Маневры продолжались семь дней. После чего «Рюрик» с линкорами перешел в Кронштадт для пополнения боезапаса и других материалов, а также списания в береговые экипажи нижних чинов 1908 г. призыва, подлежащих увольнению в запас.
   29 октября бригада сосредоточились на рейде Гельсингфорса и в полночь - 1 ноября корабли, завершив кампанию, вступили в вооруженный резерв.
Этот год для Ивана был знаменательным. Впервые он попал на корабль и начал освоение специальности. Впервые был представлен к медали. Увидел Николая II. В это год многое было впервые – например, увидел подводную лодку. Долго потом расспрашивал у своего кондуктора, как она погружается и всплывает, и только на специальных занятиях, зимой, уяснил основательно.
 
Этот зимний период - нахождение в вооружённом резерве, означал повторяющиеся из года в год, плановые ремонтные работы, занятия по специальности, строевые смотры, учебные стрельбы из винтовок и револьверов. И конечно, занятия по словесности для матросов, лекций для офицеров. В это время часть экипажа отправляли в отпуска. В выходные дни свободным от работ представлялось увольнение. Выслуживших свой срок увольняли и на их место поступали новобранцы.
     После длительной зимней стоянки требовалось проведение осмотра, ремонта подводной части корпуса и обычно в мае «Рюрик», в Кронштадте, становился в док.
 
                Год 1914-й
 
Начало кампании 1914 года для экипажа «Рюрика» мало отличалось от предыдущих лет. 9 апреля, едва Финский залив начал освобождаться ото льда, крейсер вместе с бригадой линкоров покинул Гельсингфорский рейд, приступив к плановой боевой подготовке. Артиллерийские стрельбы сменялись выходами на эволюции, учебными минными постановками, угольными погрузками.

  Заполненные до отказа, пролетали недели, и казалось ничто на свете не способно поколебать этот устоявшийся годами, ставший привычным для любого моряка порядок. Ничто, в том числе и сообщение об убийстве австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, совершённом 15 июня в Сараево сербским студентом Принципом и сразу поставившем Европу на грань большой войны.
Отлично сознавая близость вооруженного конфликта, не желая допустить повторения порт-артурских событий десятилетней давности, командующий Морскими силами Балтийского моря адмирал Н.О. Эссен на свой страх и риск предпринял ряд необходимых мер. Основными из них являлись установление постоянного крейсерского дозора в устье Финского залива, приведение в полную боевую готовность отряда минных заградителей, усиленная охрана рейдов и строжайшая радиомаскировка.
 
 Между тем внешнеполитическая обстановка в Европе продолжала все более и более накаляться. Правительство Австро-Венгрии, не удовлетворившись ответом сербских дипломатов на ультиматум от 10 июля, 15-го объявило Сербии войну, одновременно начав мобилизацию и против России. Спустя два дня, к военным приготовлениям, своего ближайшего союзника по Тройственному союзу присоединилась и Германия.

 В сложившейся ситуации русское правительство, естественно, не могло оставаться безучастным к явно враждебным действиям западных соседей и также направило все усилия на скорейшую мобилизацию армии и флота. В полночь, 17 июля, служба связи флота передала всем русским кораблям и морским частям на Балтийском театре ставший впоследствии знаменитым условный сигнал «Дым. Дым. Дым. Оставаться на местах», со¬гласно которому командирам всех рангов надлежало немедля вскрыть секретные пакеты с инструкциями по мобилизации и оперативному развертыванию сил флота.
Справедливо полагая, что противник может попытаться воспользоваться благоприятным моментом и прорваться к столице, адмирал Эссен, ставший с момента объявления мобилизации командующим Балтийским флотом, в тот же день отдал приказ о немедленном выходе в море бригады линкоров. В 16 часов 30 минут командующий прибыл на «Рюрик» и в 21 час крейсер, выбрав якоря, покинул рейд, держа курс к острову Нарген. Норматив был выполнен, корабль был готов к выходу через четыре с половиной часа. Пришлось потрудиться всем кочегаром корабля. Тогда Иван узнал на практике, что такое авральная работа.

 В 4 часа утра на «Рюрике» была принята специальная телеграмма главнокомандующего вооруженными силами России великого князя Николая Николаевича, о постановке главного минного заграждения — основы минно-артиллерийской позиции Балтийского флота в устье Финского залива. Спустя три часа после получения распоряжения бригада минных заградителей приступила к постановке заграждения, успешно завершен¬ной к полудню.
После 20 часов с Александровского поста в Свеаборге, на «Рюрик» семафором переда¬ли телеграмму морского министра, начинавшуюся словами «Германия объявила войну...». Спустя полчаса после этой роковой вести на корабль прибыл адмирал Эссен. После торжественного богослужения о даровании победы над врагом командующий флотом обратился к офицерам и команде с речью, в заключении которой провозгласил свой, ставшим впоследствии крылатым, девиз: «Отступления не будет!». Иван Прокопьевич на всю жизнь запомнил это богослужение и проникновенную речь командующего, о войне и защите Отечества. Каждый стоящий в строю знал – умрём, а не отступим!
 
 В тот же вечер Эссен отдал приказ о подготовке к выходу в море, назначенному на полночь 20 июля и с рассветом флот вы¬шел к центральной позиции. Мировая война становилась жестокой реальностью...
Однако в отличие от многих других кораблей первый, по-настоящему боевой поход «Рюрика» состоялся лишь через месяц, после начала боевых действий и имел целью разведку сил противника в районе Данцигской бухты.
Утром 19 августа соединение снялось с якоря на Ревельском рейде. Благополучно выйдя в Балтийское море, отряд повернул на зюйд, а с наступлением темноты перестроился по-ночному. Головным шел крейсер «Рюрик», а замыкал колонну «Новик». Около полуночи с флагмана заметили два дыма, которые вскоре начали быстро удаляться на зюйд. Как оказалось впоследствии, это был германский легкий крейсер «Аугсбург» под флагом контр-адмирала Беринга, сопровождаемый миноносцем. Встреча с русскими кораблями явилась полной неожиданностью для неприятеля, однако, пользуясь своей быстроходностью, он вскоре вышел за пределы эффективного огня наших крейсеров, так и не сделавших в этот раз ни единого залпа. Безрезультатной оказалась и атака «Новика», выпустившего четыре торпеды с дистанции не менее 40 кабельтовых.

     1 сентября приказом командующего Балтийского флота №148 Сивцов Иван был произведён в кочегары 2-й статьи. Это было хорошим подарком ко дню его рождения.
   Попробуем разобраться, что это за должность и как проходила у него служба. Кочегар - рабочий, обслуживающий топки паровых котлов корабля. Их на корабле было достаточно много, 28. Смены обычно длилась от 2-х до 5-и часов. Если каждый котёл обслуживало посменно 3 кочегара, то получается 84. Это почти 10 % от общей численности экипажа. На эту должность отбирали физически развитых, способных работать в тяжёлых условиях моряков. Кидать уголь в громадную раскаленную топку, когда рядом гудят и пышут жаром ещё десятки топок, не лёгкая работа. Особо тяжёлым является период начала топки котлов и поднятия пара до нужного давления. На это, по нормативу того времени, отводилось до 4-х с половиной часов. Всё это время кочегары работают без остановки. Возле паровых котлов, влажность не меньше, чем в тропических лесах, а температура намного выше. Вентиляция в кочегарке только принудительная, воздуходувки гонят воздух с палубы. Загружать топку углем – это совсем не то, что просто кидать уголь в кучу. Уголь должен распределяться равномерно по всей площади колосников, только тогда горение будет ровным, и топливо станет сгорать с наибольшей пользой. Этому Сивцова учили около года и только потом допустили к самостоятельной работе. Обучение возглавлял старший машинист - кондуктор. Он был непосредственным начальником над всеми кочегарами корабля, руководил их работой и обучением. В 1913 году, в начале освоения специальности Иван сфотографировался со своим начальником, на верхней палубе крейсера, возле башни 203 миллиметровых орудий. Слева на фото его друг и земляк Тимофей Дервоедов. Одну фотографию Тимофей послал жене – Екатерине Лукьяновне. Для того времени фотография была редкость, тем более с корабля. Конечно, Катя показала её своему маленькому сыну Константину, родителям, сестре Матрёне и соседям. Всем понравилась не только фотография, но и описание службы Дервоедова. В этом письме он написал и о дружбе с земляком Иваном. Сестре его жены – Матрёне, из этого письма особенно понравилось, что Сивцов холостой, у неё с первого взгляда появилась симпатия к нему. 
    А Иван Сивцов свою фотографию послал родителям. В письме написал о своей службе, что возможно, останется на сверхсрочную и постарается дослужиться до машиниста или кондуктора, как его начальник.
 
   Не секрет, кочегары на кораблях были наиболее необразованными и потому легко заменяемыми членами команды. Адские условия службы, сознание, что хуже уже не может быть, делали кочегаров большой сплоченной группой. Если на корабле поднимался мятеж, кочегары непременно были его участниками. Например, на «Потёмкине» кочегары были одной из основных революционных групп.
   Возникает вопрос, а почему Иван Прокопьевич пошёл на эту должность?  Ответ прост – он с детства хотел стать машинистом паровоза. Управлять железной громадиной была его мечтой. Деревенскому мальчишке хотелось посмотреть дальние страны, увидеть, что там за горизонтом. Постоянное стремление к новому – черта характера не только Ивана Прокопьевича, но и последующих его наследников С фамилией Сивцов. Он часами наблюдал за поездами, несущимися по железнодорожной колее, и представлял себя в роли машиниста паровоза. Поэтому с выбором специальности проблем не возникло. 

     Машинист. Котельный машинист - специалист по обслуживанию судовых паровых котлов. Это уже унтер-офицерская должность. Обычно в машинисты попадали квалифицированные рабочие имеющие опыт работы с котлами. Старший машинист еще назывался кондуктором. Он был непосредственным начальником над кочегарами корабля.
   Машинист ко времени достижения кондукторского звания был уже опытнейшим моряком. Его жизнь, в основном, проходила не с офицерами, а с «нижними чинами». Морскую честь унтеры хранили ничуть не хуже, чем их высокоблагородия, подчинёнными командовали по чести и уставу, а жизнь свою не отделяли от жизни всей трюмной команды. Таким и хотел стать Иван Прокопьевич к окончанию службы.
 
  Конец августа и начало сентября явились для Балтийского театра военных действий периодом относительного затишья, вызванного усилением активности британского флота и переброской части германских сил с Балтики в Северное море. Подобные обстоятельства давали русскому командованию реальный шанс перейти от пассивного ожидания генерального сражения к активным боевым действиям, носящим в целом оборонительный характер, но позволяющим нанести неприятелю наибольший урон.
Началом активного периода деятельности Балтийского флота явилась крейсерская операция у острова Борнхольм 14-16 сентября, возглавляемая лично адмиралом Эссе¬ном. В 8 часов броненосный крейсер «Рюрик» вы¬шел из Лапвика. Поход проходил в чрезвычайно сложных условиях. Но германские дозоры так и не были обнаружены и спустя двое суток, вечером «Рюрик» и «Паллада», вернулись в российские воды, бросив якоря у острова Эрэ.

  Охрана подступов к русской столице с моря продолжала оставаться одной из первоочередных задач и здесь, как прежде, вся тяжесть ее выполнения ложилась на крейсерские бригады. Осенние штормы, плавающие мины, однообразие повседневных дозоров и постоянное напряжение сильно изматывали экипажи кораблей, временами делая службу просто невыносимой. В конце сентября к прежним опасностям добавилась новая — подводные лодки.
 
  28 сентября торпедой с подводной лодки U-26 был взорван дозорный крейсер «Паллада», затонувший в течение двух минут со всем экипажем. Трагическая гибель корабля показала отсутствие эффективных средств противодействия подлодкам противника.
Однако замешательство, вызванное сентябрьской катастрофой, длилось недолго. Сознавая всю пагубность бездействия, штаб Балтийского флота уже в середине октября при¬ступил к практической реализации плана активных боевых действий у побережья противника, в основу которого легла идея широкомасштабных минных постановок на германских коммуникациях.
Первые операции подобного рода проводились 18, 23 и 25 октября эскадренными миноносцами и имели целью заграждение германских судоходных путей из Киля в порты Восточной Пруссии. По инициативе Эссена было сформировано новое оперативное соединение — отряд специального назначения, в состав которого вошли крейсера «Рюрик», «Олег», «Бога¬тырь» и минные заградители. Им удалось выполнить боевую операцию.
Тщательно спланированная и безупречно исполненная, эта минно-заградительная операция явилась, без сомнения, крупным успехом крейсерских сил Балтийского флота. Вслед за ними 7, 11 и 14 ноября минные постановки в неприятельских водах вновь осуществили эскадренные миноносцы, однако вскоре в активных действиях русских наступила оперативная пауза, обусловленная началом периода ясных лунных ночей, снижавших скрытность постановок. Вновь приступить к этой нелегкой и крайне опасной работе удалось лишь в самом конце ноября, когда погодные условия стали гораздо благоприятнее.

    Погода благоприятствовала — стояли хмурые, пасмурные дни, а ночами, по словам очевидца, не было видно даже «дыма из собственных труб». В конце ноября «Рюрик», стоявший на рейде Свеаборга, принял 120 заградительных мин и под флагом командира отряда контр-адмирала Кербера вышел на задание.
Учитывая, что на «Рюрик» были приняты мины «образца 1909 года» (гальваноударные), постановка которых в полной темноте была небезопасна, начальник отряда приказал крейсеру отделиться и, увеличив ход до 18 узлов, уйти вперед, с тем, чтобы к вечеру следующего дня достичь назначенного района. Оставшиеся крейсера, принявшие более безопасные в обращении ударно-механические мины «образца 1912 года», продолжали двигаться с прежней 16-узловой скоростью.
Около 17 часов 1 декабря «Рюрик» достиг назначенного района, где поставил заграждение из шести минных банок протяженностью до 5,5 миль.
Удачно осуществленные ноябрьские минные постановки у германского побережья ста¬ли серьезной помехой судоходству противника. Теперь неприятельским транспортам приходилось держаться районов с большими глубинами, что сильно удлиняло их маршрут, а кроме того, боязнь значительных потерь в тоннаже зачастую вынуждала судовладельцев вообще отказываться выводить суда в море.
Ободренное успехом русское командование решило осуществить еще одну заградительную операцию. Ее проведение наметили на конец декабря, чему во многом способствовало наступление периода новолуния и, как следствие, темных ночей.

    Днем 30 декабря два отряда покинули рейд и взяли курс на юг. К вечеру 31 декабря оперативное соединение достигло заданного района, где заградители приступили к постановке, а «Рюрик», «Макаров» и «Баян», прикрывавшие их — к «ночному крейсерству», оказавшемуся, впрочем, безрезультатным. 2 января 1915 года корабли без потерь возвратились на рейд. А 13 января на выставленных минах подорвался неприятельский крейсер «Аугсбург» и легкий крейсер «Газелле», повреждения которого были столь тяжелы, что его решено было не восстанавливать.
 
                Год 1915-й.

   В начале года Иван прощался с другом Дервоедовым, который выслужив установленный срок, уезжал на родину. При расставании они пообещали друг другу встретиться, по приезду Ивана домой. Но до этого было два долгих года. Обнявшись напоследок, пообещали писать письма. Потом было общее построение, зачитка приказа об увольнении и демобилизованные, под марш духового оркестра, покинули крейсер...

      В противоположность морскому театру военных действий обстановка на сухопутном фронте в начале года складывалась явно не в пользу русских. 25 января германские войска под командованием фельдмаршала Гинденбурга перешли в Восточной Пруссии в контрнаступление против соединений нашей X армии, с целью их окружения и уничтожения в районе Мазурских озёр. Для ослабления натиска противника на сухопутье, решено было «создать для него затруднения в подвозе войск и снаряжения через порты Данцигской бухты». С этой целью командованием Балтийского флота была предпринята очередная минно-заградительная операция, главная роль в которой вновь отводилась крейсерам 1-й бригады.

На этот раз в качестве заградителей вновь были избраны «Олег» и «Богатырь», прикрывать которые назначались «Адмирал Макаров» и «Рюрик» под общим командованием контр-адмирала Бахирева. Бригаде придавались эсминцы, а также «Новик» под командой флаг-капитана по оперативной части штаба флота капитана 1 ранга А.В. Колчака. Из соображений максимальной скрытности крейсерам и эсминцам предписывалось выходить в море раздельно, из разных пунктов, следуя затем к назначенной точке вблизи южной оконечности острова Готланд.
Около 4 часов 1 февраля с «Рюрика» заметили сквозь пургу маяк Хальмудден, рас¬положенный на северной оконечности острова Готланд. Его слабый свет был усмотрен и с головного «Адмирала Макарова», который после определения места лег на новый курс 190°. Такой курс, тем не менее, показался опасным командиру отряда, считавшего, что корабли находятся гораздо ближе к берегу, чем предполагалось. Это подтверждалось и расчетами штурмана «Рюрика» старшего лейтенанта Б.Страхова, поэтому Бахирев распорядился о повороте бригады еще на 30° влево.
Приказание еще только передавалось на корабли, когда в 4 часа 07 минут на «Рюрике», шедшем в кильватер «Адмиралу Макарову», почувствовали сотрясение корпуса, правда, настолько легкое, что его, по словам очевидцев, «можно было счесть за столкновение со льдом или сотрясение при падении крышки броневого люка». Почти одновременно снежная пелена рассеялась, открыв маяк, светивший на этот раз «с силой прожектора». Заметив это, крейсера, резко ломая строй, начали самостоятельно поворачивать влево, одновременно уменьшая ход до 12 узлов. Минут через пять, на «Рюрике» услышали второй, более сильный удар, а спустя 7 минут еще два, причем продолжительность последнего составляла около 10 секунд. Как выяснилось впоследствии, «Рюрик» перескочил через необозначенную на карте протяженную каменную банку, которую другие корабли бригады из-за меньшей осадки миновали благополучно.

  Последствия этого были самые тяжелые. Уже через 10 минут из-за сильного поступления воды на крейсере были выведены 1-я, 2-я и 3-я группы котлов и затоплено третье котельное отделение. Благодаря умелым действиям кочегарных унтер-офицеров из кот¬лов удалось своевременно стравить пар, однако сами котлы были затоплены с жаром, что вызвало резкое повышение температуры воды, проникшей в отсек. Ивану в полной темноте удалось благополучно добраться до верхней палубы. Хотя вода была очень горячей, но ожогов не получил, только синяки. Потом, как и положено, по боевому расчёту, боролся за живучесть корабля. Помимо котельного отделения вследствие повреждения наружной обшивки были залиты междудонные пространства на протяжении от 8-го до 222-го шпангоута, 10 верхних и 10 нижних угольных ям, а также ряд других помещений, причем местами обнаружились сильные деформации второго дна и переборок. Всего же корабль принял до 2700 т воды, создавших крен более 2°. Энергичными действиями экипажа и, в частности, трюмного механика лейтенанта С.К. Рашевского удалось вскоре откачать воду из верхних угольных ям, малой шкиперской, артиллерийского арсенала, рабочих помещений кормовых 8 дюймовых башен и поставить упоры, укрепив дно и переборки.
Когда окончательно стало ясно, что непосредственная угроза кораблю миновала и последний по расчетам имеет еще достаточный запас плавучести, контр-адмирал М.К. Бахирев доложил о случившемся командующему флотом, прося прислать в помощь ледоколы с мощными водоотливными средствами. Объявив сигналом строй (головным «Рюрик», за ним в кильватер «Адмирал Макаров», «Олег» и «Богатырь») начальник отряда в 6 часов 20 минут приказал дать ход, сначала 6 узлов, а к 7 часам утра увеличили его до 9, с тем, чтобы к рассвету отойти от Готланда как можно дальше.
Густой туман мешал продвижению бригады, заставив корабли к вечеру 1 февраля стать на якорь в надежде, что к утру удастся определить место. Ночь прошла спокойно, к 9 часам утра туман начал редеть, что позволило вновь сняться с якоря и взять курс на норд. Между тем погода вновь начала ухудшаться - туман становился все более плотным, местами начал встречаться сплошной лед.
Однако, несмотря на трудности, к вечеру 2 февраля кораблям удалось достичь Суропского прохода, и 3 февраля около 2-х часов ночи бригада встала на якорь на Ревельском рейде. С рассветом начался заключительный этап спасательной операции - ввод поврежденного «Рюрика» в гавань. Как показали замеры, осадка крейсера достигла 9,76 метра, в то время как наибольшая глубина гавани составляла 9,15-9,45 метра. В результате корабль, буксируемый кормой, остановился в воротах, во второй раз за последние трое суток коснувшись грунта, на этот раз, к счастью, песчаного. Снять его с мели удалось лишь через три часа непрерывной работы портовых буксиров и машин самого «Рюрика», после чего израненный крейсер наконец-то ошвартовался на своем штатном месте в гавани.

  Сразу же по прибытии корабля начались водолазные работы по осмотру его подводной части, причем для их проведения пришлось привлечь всех портовых водолазов и командировать соответствующих специалистов из Кронштадта. Обследования дали весьма неутешительные результаты — многочисленные повреждения наружной обшивки требовали продолжительного ремонта в доке, которого в Ревеле не было.
Специальная техническая комиссия под председательством начальника Кораблестроительного отдела ГУК генерал-майора Вешкурцова, собравшаяся на «Рюрике», при¬знала необходимым перевод крейсера в Кронштадт, для чего решено было провести работы по его облегчению. В общей сложности с корабля сняли около 1180 т различных грузов (в том числе 10 и 8 дюймовые орудийные стволы и броневые крыши), откачали более 800 т воды, что позволило уменьшить на 0,9 метра его осадку. Зимний пере¬ход в Кронштадт, в сложных ледовых условиях, потребовал и дополнительных подкреплений корпуса, для чего, по решению комиссии, поставили 35 аварийных подпорок в дополнение к 125, уже установленным на переходе в Ревель.

   К 16 февраля все работы были завершены и крейсер подготовили к походу, намеченному на 17 февраля. Для проводки «Рюрика» были назначены самые мощные ледоколы Балтийского флота - «Ермак», «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий» под общим командованием начальника 2-й бригады крейсеров контр-адмирала П.Н.Лескова. В помощь ему прикомандировали нескольких флагманских специалистов штаба флота, в том числе флагманского штурмана капитана 2 ранга Сакеллари.

  В 7 часов 17 февраля ледоколы подняли якоря и вышли на внешний рейд в ожидании «Рюрика», съемка с якоря которого была назначена на 7 часов 30 минут. Однако выход поврежденного корабля из-за неготовности портовых буксиров состоялся только в 9 часов. Спустя еще час крейсер занял свое место в кильватер «Ермаку» и весь от¬ряд по створу Екатеринентальских маяков вышел в море.
Впереди строем фронта двигались «Царь Михаил Федорович» и «Петр Великий», за ними флагманский «Ермак» и концевым «Рюрик». Относительно легкий лед позволил кораблям уже к полудню достичь Вульфского знака, но дальше ледовая обстановка стала по¬степенно ухудшаться и ледоколам приходилось каждые две-три мили возвращаться, что¬бы освободить крейсер. Постепенно усиливался и ветер, достигший 8 баллов, а от поднявшейся пурги видимость сократилась до 5 кабельтовых. В этих условиях придерживаться прежнего походного ордера было чрезвычайно трудно, поскольку ледоколы имели полный ход и все время уходили от крейсера, чья скорость не превышала 4 узлов. Продвижение вперед не прекратилось и с наступлением темноты, однако около полуночи войдя в особенно плотный лед, отряд остановился - личному составу требовался хотя бы короткий отдых.
В 6 часов 30 минут 18 февраля, освободив крейсер от напора льда, сжимавшего его у бортов, корабли двинулись далее. Пробиваться вперед было по-прежнему чрезвычайно затруднительно, и контр-адмирал Лесков решил изменить строй отряда. Теперь впереди уступом влево двигались «Царь Михаил Федорович» и «Ермак», а за ними в кильватер - «Петр Великий» и «Рюрик». При этом «Петру Великому», как наименее мощному, приходилось теперь лишь «прочищать след «Ермака» для более свободного маневрирования крейсера». Со временем на горизонте стали видны большие разводья и по ним удалось двигаться в течение шести часов, но затем ледовая обстановка вновь ухудшилась. В двух милях от маяка Южный Гогланд отряд остановился на ночевку. Утром корабли вновь двинулись вперед, но к часу дня удалось пройти всего 7 миль из-за «чрезвычайного сжатия льдов». Не рискуя даром расходовать драгоценный уголь и видя полную бесполезность работы ледоколов, командир отряда приказал остановиться в ожидании, когда стихнет ветер, дувший с силой 8 баллов уже третьи сутки.
Чтобы предохранить крейсер от напора ледяных масс, ледоколы встали у его бортов. В таком положении отряд оставался до 6 часов утра 20 февраля, когда ветер стал заметно ослабевать. Разведя пары, корабли вновь двинулись вперед и до 11 часов утра достаточно лег¬ко шли сквозь торосы, развивая временами до 6 узлов. Сжатие льдов совершенно прекрати¬лось и это позволяло ледоколам легко преодолевать их, оставляя за собой широкий и чистый канал, по которому «Рюрик» двигался без остановок.
К восходу солнца 21 февраля корабли достигли Толбухина маяка, а в начале двенадцатого, от¬ряд вошел на рейд Кронштадта. Вслед за этим ледоколы провели «Рюрик» в гавань, где в 2 часа дня крейсер самостоятельно ошвартовался у стенки Алексеевского дока. Почти сразу же на корабль прибыл генерал-майор Корпуса корабельных инженеров Шебалин, назначенный ответственным за проведение ремонта. Тщательно осмотрев крейсер, генерал с удовлетворением отметил в рапорте, что за время перехода «дополнительных повреждений корпуса не произошло и каких-либо препятствий с постановкой в док не имеется».
Ввод «Рюрика» в док начался в 10 часов 22 февраля при участии главного корабельного инженера порта полковника Барановского и дистанционного инженера под¬полковника Малецкого. К вечеру того же дня, несмотря на мороз -15°С и сильный норд-ост, корабль благополучно сел на киль¬блоки. При этом, как отмечали специалисты, «работа мастеровых и команды крейсера при установке распор на холоде, когда все заледенело и застывало, была достойна быть отмеченной».
   «Для выяснения степени повреждения броненосного крейсера «Рюрик» и возможности исправления означенного средствами порта, а также определения срока готовности означенного крейсера к выходу в море», приказом главного командира порта вице-адмирала Р.Н.Вирена, была назначена комиссия. Осмотрев повреждения корпуса, его котлы и механизмы «пришла к заключению, что работы по исправлению могут быть выполнены в срок около двух месяцев». Так, в местах пробоин следовало заменить около 100 листов обшивки, отремонтировать котлы и механизмы в районе третьего котельного отделения, бывшего затопленным в течение трех недель, поменять более 300 метров электрической проводки, провести еще целый ряд работ.
Наряду с ремонтом корпуса и механизмов было принято решение параллельно осуществить и работы по ремонту и модернизации артиллерии крейсера, в том числе по замене всех 10 и 8 дюймовых орудий, достигших полной степени износа, переборке регуляторов скорости Дженни, переборке и чистке частей поворотных и подъемных механизмов башен. Кроме того, предполагалась установка новой носовой дальномерной рубки, задание по изготовлению которой в марте 1915 года получил Ижорский завод, а также монтаж резервного комплекта приборов управления огнем главного калибра в кормовом центральном посту.
После постановки в док, работы начались незамедлительно и велись в две смены практически без перерыва. При ремонте из отсеков извлекли около 40 тонн камней, сорванных с подводной банки.  Благодаря усилиям экипажа крейсера, портовых рабочих, инженеров, работы были проведены успешно и завершены к концу апреля. И здесь Иван Прокопьевич был не из последних, трудился не за страх, а на совесть. Спустя еще две недели, 10 мая 1915 года крейсер вышел в Ревель для довооружения и к середине июня «Рюрик» окончательно вступил в строй.

  Опыт, накопленный в морских боях первого года войны, лег в основу оперативного плана на 1915 год. Однако смерть в результате скоротечной пневмонии адмирала Н.О. Эссена в мае этого года, в значительной степени ослабила наступательный порыв Балтийского флота, явившись одновременно началом его медленного, но неуклонного снижения. Но в первых числах лета «порыв к активности» был еще достаточно велик, чему свидетельство бой русских и германских крейсеров у острова Готланд, ставший одним из наиболее ярких эпизодов морской войны на Балтике.
Стремясь любыми способами повлиять на «общественное мнение Германии» и произвести «сильное моральное впечатление» на противника, русское командование в начале лета вынашивало идею обстрела с моря одного из пунктов неприятельского побережья, имеющего пусть даже небольшое, стратегическое значение. Выбор пал на Мемель - наиболее близкий германский порт, являющийся одним из пунктов морских коммуникаций противника. Согласно плану операции, разработанному офицерами оперативного отделения штаба И.И. Ренгартеном и А.А. Саковичем и одобренного новым командующим флотом вице-адмиралом В.А. Каниным, осуществить набег должна была 1-я бригада крейсеров в полном составе в сопровождении VI дивизиона эсминцев и «Новика», для прикрытия которых выделялись линкоры «Цесаревич» и «Слава».
      Первоначально в качестве объекта бомбардировки был избран Кольберг, являвшийся «подлинно нервным пунктом неприятельских коммуникаций, удар по которому стимулировал бы большой размах и смелость русского командования». Однако в ходе доклада плана операции вице-адмиралу Канину, последний, хотя и одобрил ее общий замы¬сел, но вместе с тем «в характерной для него манере подрезывать в корне малейший порыв к активности» приказал заменить Кольберг на более близкий к русским базам Мемель, а заодно и отменил участие в набеге крейсера «Рюрик». Штабные дебаты затянулись до глубокой ночи и, казалось, ничто не могло поколебать мнения командующего флотом. Как вспоминал потом Сакович «слепой случай склонил чашу весов в обратную сторону. Ренгартен, известный своей выдержкой, видя, что все рушится, потерял терпение и сказал какую-то резкую фразу на очередную унылую реплику командующего. Результат получился неожиданный. Понял ли в тот момент Канин то, что ему старались доказать в течение пяти часов подряд, или ему просто надоела длительная дискуссия, но он вдруг уступил в отношении «Рюрика», сказав при этом: «Ну, хорошо, раз Иван Иванович сердится, я дам вам «Рюрика». Объектом же операции он по-прежнему оставил Мемель, что значительно понижало цельность и значимость операции».

  В 2 часа ночи 18 июня 1915 года «Адмирал Макаров», «Баян», «Олег» и «Богатырь» снялись с якоря на рей¬де Пипшер и взяли курс на банку Винкова — условную точку рандеву с «Рюриком», вы¬шедшим из Ревеля. Последний, около 5 утра, присоединился к отряду.
Спустя час отряд вошел в полосу сильного тумана, что дало основание Бахиреву перенести обстрел Мемеля на вечер 18 июня. К вечеру туман сгустился еще более и после поворота к Мемелю концевые корабли разлучились с отрядом. В результате бесплодных поисков «Новик» вернулся в Моонзунд, а «Рюрик» продолжал следовать к цели самостоятельно.
Между тем метеоусловия продолжали оставаться крайне неблагоприятными, что вынуждало русские корабли, не имевшие обсервации с момента выхода, маневрировать между Мемелем и южной оконечностью острова Готланд, в буквальном смысле ожидая «у моря по¬годы». К утру 19 июня туман начал рассеиваться. С русской береговой радиостанции в Кильконде было передано сообщение о том, что по данным радиоразведки, примерно в 60 милях севернее нашего соединения находится отряд германских кораблей во главе с «Аугсбургом», идущий на зюйд.
Уничтожение неприятельских кораблей в открытом бою сулило гораздо большие перспективы, нежели обстрел Мемеля. Контр-адмирал М.К.Бахирев, не раздумывая, приказал своим крейсерам лечь на курс сближения с противником. Наведение русских сил осуществлял капитан 2 ранга И.И.Ренгартен, внимательно следивший за германским радиообменом и своевременно фиксировавший все изменения в обстановке.
Около 7 часов сигнальщики «Адмирала Макарова», шедшего головным, обнаружили впереди по курсу смутные силуэты «Аугсбурга», минного заградителя «Альбатрос» и нескольких эскадренных миноносцев, возвращавшихся с минной постановки в русских водах. Подавляющее превосходство нашего отряда в артиллерии — четыре 8 дюймовых и 24 шести дюймовых орудия на один борт против двенадцати 102-мм пушек немцев позволяло контр-адмиралу Бахиреву атаковать противника немедленно. Однако учитывая преимущество германских кораблей в скорости, русский флагман принял, пожалуй, наиболее верное в создавшейся ситуации решение — повернуть влево, приведя головной «Аугсбург» на курсовой угол 40° правого борта, давая возможность нашим крейсерам, идущим в кильватерном строю, максимально использовать всю свою огневую мощь.
В 7 часов 35 минут русская артиллерия с дистанции около 40 кабельтовых открыла огонь по противни¬ку. Встреча с отрядом Бахирева оказалась полной неожиданностью для германских кораблей, пытавшихся отвернуть вправо, одновременно увеличив ход до полного. Но оторваться от преследования удалось лишь «Аугсбургу», фактически бросившему остальные корабли своего отряда на произвол судьбы и вскоре скрывшемуся в тумане. В результате вся мощь русского огня обрушилась на «Альбатрос», который, яростно отстреливаясь, попытался найти спасение вблизи Готланда — в территориальных водах нейтральной Швеции. Итоги боя хорошо известны: спустя полтора часа после его начала сильно поврежденный, охваченный пламенем «Альбатрос» все же сумел достичь острова и выброситься на берег.

Еще во время преследования германского заградителя радисты «Адмирала Макарова» услышали в эфире позывные «Рюрика», показавшего свое место примерно в 20 милях к зюйд-осту. Ответной радиограммой Бахирева крейсеру надлежало «вступить в бой с противником в квадрате 400». Получив такой приказ командир «Рюрика» капитан 1 ранга А.М. Пышнов распорядился увеличить ход, до полного, и лечь на новый курс. Заданного рай¬она крейсер достиг через час – около 10 часов, однако ни своих, ни чужих кораблей обнаружить уже не удалось.
Убедившись, что с противником покончено, русская бригада, построившись в кильватер, повернула на норд, когда около 10 часов, справа по курсу, были обнаружены несколько дымов. Это были броненосный крейсер «Роон», легкий крейсер «Любек» и четыре эсминца — запоздавшая помощь, вызванная по радио «Аугсбургом». На этот раз превосходство русского отряда в артиллерии не было столь подавляющим — по количеству тяжелых орудий (четыре 210 мм. ствола в двух башнях) «Роон» не уступал «Баяну» и «Адмиралу Макарову», на которых к тому же ощущался недостаток в снарядах главного калибра.
В 10 часов 02 минуты, сблизившись с кораблями 1-й бригады, «Роон» с дистанции 72 кабельтовых первым открыл огонь, сосредоточив его на «Баяне», шедшем концевым. Слабее вооруженный и бронированный «Любек» вступил в перестрелку с «Олегом». Но умелое маневрирование и отличная выучка личного состава «Баяна» сыграли свою роль. За 20 минут боя, ведя огонь двухорудийными залпами, комендоры «Баяна» достигли двух попаданий в противника, сумевшего ответить им лишь одним.
Сознавая всю тяжесть сложившейся ситуации, контр-адмирал Бахирев вновь вызвал по радио «Рюрик», приказывая ему лечь на курс 40° от Эстергарна, а спустя, еще 10 минут - «вступить в бой в квадрате 408». На «Рюрике» радиограмму флагмана приняли в 10 часа 20 минут, и командир крейсера распорядился, немедленно повернуть к центру заданного квадрата. Через восемь минут справа по курсу показались дымы, а вскоре во мгле удалось различить силуэты трех кораблей, один из которых, трехтрубный, дал опознавательные. Им оказался легкий крейсер «Любек», командир которого принял встретившегося противни¬ка за «Новик» и потому смело продолжал сближение.
Ошибка разъяснилась спустя 15 минут, после чего «Любек» начал поспешный отход на зигзаге. Без пятнадцати одиннадцать «Рюрик» с дистанции 66 кабельтовых открыл огонь из 10 и 8 дюймовых орудий, а еще через несколько минут - из 120-мм, дававших, впрочем, почти исключительно недолеты. Вообще же стрельба русских комендоров не отличалась точностью, чего нельзя сказать о противнике. Один из первых ответных 105 мм залпов с «Любека» лег у самого борта русского крейсера, залив водой весь полубак и носовой мостик, временно выведя из строя дальномеры. Почти одновременно еще один снаряд пробил палубу полубака и разорвался в прачечной, а все¬го «Рюрик» получил от своего, намного более слабого противника, 10 попаданий, не нанесших, впрочем, особых повреждений.
В 10 часов 50 минут сигнальщикам «Рюрика» удалось опознать второй вражеский силуэт, державшийся впереди «Любека». Это был броненосный «Роон», отходящий на зюйд после поединка с «Баяном». Появление более сильного противника заставило русских артиллеристов сосредоточить на нем огонь всего главного калибра. Стрельба по «Роону» с дистанции 76-82 кабельтовых была более эффективной - «сна¬ряды, в основном перелетные, ложились на небольшом расстоянии от цели, то и дело заливая палубу германца», а спустя семь минут после переноса огня на «Рооне» ясно наблюдалось попадание в районе четвертой дымовой трубы, сопровождавшееся «столбом белого, с черным основанием дыма».

Но, несмотря на неплохую (в данных условиях) стрельбу, удача и на этот раз была явно не на стороне русских. Вскоре после начала артиллерийской дуэли на «Рюрике» времен¬но прекратила огонь носовая 10 дюймовая башня, у правого орудия которой вышла из строя система продувания канала ствола. Это привело к попаданию пороховых газов внутрь башни и отравлению личного состава во главе с командиром лейтенантом Г.А.Алексеевым, оставшимся, тем не менее, на боевом посту.

Спустя 27 минут после начала боя «Роон» повернул на зюйдвест и, отстреливаясь лишь из одного 210-мм орудия кормовой башни, начал поспешно отходить. Капитан 1 ран¬га Пышнов принял решение преследовать германские корабли, однако вскоре последовал доклад о перископе неизвестной подлодки, обнаруженном справа за траверзом. Уклоняясь от возможной атаки, «Рюрик» на время прекратил огонь, чем немедленно воспользовался противник, скрывшийся в пелене тумана. Безуспешная погоня за ним продолжалась почти до полудня, когда по радио было получен приказ контр-адмирала Бахирева о возвращении в базу и присоединении к отряду, после чего «Рюрик» по¬вернул на норд. На крейсере оказались ранеными девять матросов, один из которых матрос 1 статьи М. Шиянов умер от ран. Еще семь человек получили отравления пороховыми газами, однако спустя десять дней все они вернулись в строй.

   Смелые операции русского флота встревожили командование Флота Открытого моря, вынуждая его в очередной раз перебросить на Балтику крупные силы. Однако понеся потери в ходе августовской попытки прорыва в Рижский залив, германское морское командование отказалось от дальнейших активных действий, отозвав значительную часть кораблей в Вильгельмсхафен. Это обстоятельство давало русским реальный шанс перехватить инициативу и вновь перейти к активным операциям на коммуникациях противника.
  Следует отметить, что приказом командующего флотом №933 от 3 сентября 1915 года, часть моряков была награждена. Среди награждённых, есть Тимофей Дервоедов. В приказе сказано:
 «...За отлично усердную службу и труды понесённые по обстоятельствамъ военного времени награждёнъ серебряною медалью съ надписью – ЗА УСЕРДIЕ – на Станиславской ленте...»
 
     Нельзя думать, что на флоте всё складывалось в лучшую сторону. Нижние чины кораблей были враждебно настроены против войны, немцев, а иногда и офицерского состава кораблей. В стране было голодно и это сказывалось на снабжении флота. Об этом говорят архивные документы (РГАВМФ, ф. 407, од. 1, д. 8141,.л. 86.):

«...19 октября 1915 года команда линкора «Гангут» после угольной погрузки отказалась от ужина (состоявшего вопреки сложившимся традициям не из макарон, а из более простой и непритязательной ячневой каши). Несмотря на попытки офицеров удержать команду от беспорядков, она демонстративно вышла на верхнюю палубу, бурно выражая свое недовольство как предложенной пищей, так и «засильем немцев на флоте». Волнения вечером того же дня с большим трудом удалось погасить, а 21 октября на линкор при-была специальная следственная комиссия под председательством контр-адмирала А.К.Небольсина, приступившая к дознанию. После многочисленных допросов из экипажа линкора было арестовано 95 матросов, которых под конвоем десантного взвода «Рю¬рика» предполагалось 22 октября, по приказанию командующего флотом, отправить в Свеаборгскую крепость.
Однако около часа дня, когда «чины десантного взвода были выстроены на юте крейсера для расчета», большая группа «рюриковцев» самовольно явилась на ют и шкафут и, несмотря на приказание вахтенного начальника разойтись, «криками и угрозами заставили взвод покинуть палубу и сойти вниз». Бунтующую толпу не успокоил и вызванный наверх караул, начальник которого, артиллерийский унтер-офицер 1 статьи П.Куксов, не только не препятствовал происходящему, но и сам «фактически руководил беспорядками».
Тем не менее, благодаря энергичным мерам, предпринятым капитаном 1 ранга А.М.Пышновым, приказ комфлота, хотя и с опозданием, был выполнен. Но на этот раз в Свеаборг доставили целых 136 человек, присоединив к арестованным «линейщикам» 41 матроса с крейсера, перевезенных затем в Ревель. Приговор суда Морской крепости императора Петра Великого от 30 марта 1916 г. для «рюриковцев» был суровым - трех человек (среди них и П.Куксова) приговорили к расстрелу с «лишением всех прав состояния». Четверых приговорили к каторжным работам, сроком на 4 года, а девять человек были отданы на 3 года в дисциплинарный батальон. Туда же на 1 год с лишением воинских званий были направлены и нижние чины десантного взвода, виновные в том, что «испугались выкриков толпы и спустились с юта».
Однако указанный приговор был приведен в исполнение лишь частично: 10 апреля 1917 г. на основании всеобщей политической амнистии, объявленной Временным правительством, Временный военно-морской суд в Петрограде освободил участников волнений, объявив их «свободными от дальнейшего наказания со всеми оного последствиями».

  И опять Сивцову Ивану повезло, часть его друзей кочегаров арестовали, в связи с этим случаем, а он в это время был на смене, возле котла...

Первая осенняя постановка 1915 года с участием крейсеров 1-й бригады была осуществлена 29 октября к зюйду от острова Готланд. Для ее осуществления в качестве заградителей решено было привлечь «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян» и «Олег», прикрытие которых возлагалось на линкоры-дредноуты «Гангут» и «Петропавловск», VI дивизион эскадренных миноносцев, «Новик» и пять подводных лодок, заблаговременно развернутых на позициях. Общее руководство операцией возлагалось на командующего эскадрой контр-адмирала Кербера.
Сосредоточение всех надводных кораблей, участвующих в операции, началось 26 октября на рейде Пипшер (остров Эре). Спустя двое суток, 28 октября отряд в 15 часов 30 минут снялся с якоря и в кильватерной колонне двинулся по назначению. Впереди шли эсминцы, за ними «Адмирал Макаров», «Баян» и оба линкора. Замыкали строй «Рюрик» и «Олег» с держащимся на траверзе «Новиком».
С наступлением полной темноты корабли разделились, что позволило им незамеченными пройти линию германских дозоров и достичь района постановки вблизи банки Хоборг. В 9 часов утра 29 октября крейсера, по сигналу командующего эскадрой, перестроились для постановки двойным уступом. В правой колонне находились «Рюрик» и «Баян», а в левой - «Адмирал Макаров» и «Олег». Линкоры и «Новик» держались мористее.  К полудню крейсерами были выставлены 560 мин. К утру 30 корабли благополучно вернулись в базы, а 25 ноября на минах, выставленных русскими крейсерами, подорвался легкий крейсер «Данциг», надолго вышедший из строя.
Успешно осуществленная минная постановка придала уверенности русскому командованию, приступившему к подготовке новой операции, намеченной на двадцатые числа ноября. Целью ее должна была стать окончательная «закупорка» минами морских транс¬портных «артерий» в южной части Балтики, по которым осуществлялось снабжение германских армий, действовавших в Лифляндии.
С наступлением темноты, миновав опасный от подлодок район, Кербер отпустил эсминцы, оставив лишь «Новик», после чего эскадра перестроилась и развив 19 узлов, повернула к месту постановки. Как и в прошлый раз, переход эскадры не был замечен противником и к 9 часам утра 23 ноября корабли достигли заданного района, находящегося в пяти милях от заграждения, выставленного три недели назад. Спустя полчаса крейсера начали постановку, в то время как оба линкора и «Новик» спустились к зюйду, образовав линию завесы. Всего же на этот раз бригадой было выставлено 700 мин, образовавших две линии, которые совместно с «октябрьскими» минами преграждали район длиной более 30 миль.

  Обратный маршрут эскадры пролегал между шведским берегом и островом Готланд. Не обнаруженные никем, корабли с наступлением темноты достигли острова Фарэ и определившись по маяку, разделились - оба дредноута, «Богатырь» и «Новик» направились в Ревель, а крейсера - в Утэ.
Как и предыдущая, эта заградительная операция балтийских крейсеров была результативной — 1 января 1916 г. на «ноябрьских» минах подорвался германский легкий крейсер «Любек», более чем на три месяца вышедший из строя. Кроме того, заграждения, несмотря на факт их обнаружения, значительно «стеснили» судоходство противника и потребовали привлечения дополнительных сил для траления.
Однако тяжелая ледовая обстановка, сложившаяся в конце 1915 — начале 1916 года в устье Финского, Рижском и Ботническом заливах не позволила русским морякам развить наметившийся успех.

 Вторую военную кампанию решено было закончить, а большинство кораблей сосредоточить в тыловых базах, где экипажи, пользуясь вынужденной паузой, длившейся до весны, приступили к ремонту порядком изношенной материальной части.
 
                Год 1916-й

 
Оперативная обстановка, складывающаяся к началу кампании 1916 года, как никогда раньше, позволяла Балтийскому флоту широко развернуть боевые действия.
 Скованное повышенной активностью британского Гранд-Флита, командование германским флотом не могло позволить себе роскоши проводить на Балтике даже крупных демонстраций, что в значительной степени развязывало руки штабу вице-адмирала Канина. В марте-апреле был разработан оперативный план будущей кампании, отличавшийся от планов прошлых лет. План предполагал проведение активных операций, причем теперь не исключалась возможность попыток уничтожения части германского флота «открытой силой». По-прежнему предполагались широкие действия на коммуникациях неприятеля, участие в которых должны были принимать как надводные корабли, так и подводные лодки.
Наиболее крупными операциями подобного рода в третьей военной кампании стали набеги легких сил Балтийского флота на германские конвои в Норчепингской бухте, осуществленные в июне 1916 года. В конце мая, английское посольство в Швеции сообщило русскому командованию о готовящейся в ближайшее время отправке из Стокгольма и Оклезунда в Германию более 80 000 тонн железной руды. Русская разведка смогла установить точную дату и маршрут перевозки, которую предполагалось осуществить на германских транспортах под прикрытием германских же миноносцев и вспомогательных крейсеров. Учитывая это, вице-адмирал В.А.Канин принял решение «произвести обследование района Лансорт — Готланд — северная оконечность острова Эланд, с целью уничтожения обычно находящихся в этом районе судов неприятеля.
Для выполнения этой задачи в очередной раз был сформирован отряд особого назначения в составе крейсеров «Рюрик», «Олег», «Богатырь», эскадренных миноносцев «Новик», «Победитель», «Орфей» (впоследствии заменен «Громом») и эсминцев VI дивизиона. Общее командование оперативным соединением возлагалось на нового начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала П.Л.Трухачева, а эсминцами - на начальника Минной дивизии контр-адмирала А.В.Колчака. Неизменным участникам практически всех походов к берегам неприятеля — «Баяну» и «Адмиралу Макарову» на этот раз отвели более чем скромную роль поддержки главных сил в случае, «не предусмотренном планом».

 Развертывание всех сил, задействованных в операции, началось 27 мая. В 2 часа 30 минут пополудни бригада крейсеров снялась с якоря на Ревельском рейде и вышла в море, держа курс на Лапвик, достичь которого из-за сильного тумана удалось лишь к 9 часам вечера.
Утром следующего дня крейсера вновь вышли в море и, достигнув Гангэ, разделились - «Адмирал Макаров» и «Баян» направились внутренним фарватером в Люм, где им предписывалось «оставаться в полной готовности к выходу», а остальные корабли во главе с «Рюриком» пошли по назначению. При подходе к рейду Бокула отряд встретил плотный туман, заставивший сначала встать на якорь, а затем «по причине полной невозможности дальнейшего продвижения» и вовсе отказаться от выполнения операции. Не смогли раз¬вернуться и «новики» под командованием контр-адмирала А.В.Колчака, которые из-за аварии «Орфея» вынуждены были возвратиться в Рогекюль. Днем 29 мая крейсера также вернулись в Люм, где после постановки на якорь была получена радиограмма командующего флотом о переносе операции на вторник 31 мая.

31 мая, около полудня, отряд особого назначения покинул Люм и, построившись в походный ордер, вышел к шведским берегом. Море было пустынным. За все время крейсерства сигнальщиками была усмотрена лишь небольшая парусная шведская шхуна, скрывшаяся в Стокгольмских шхерах.
Около 22 часов «Новик», «Победитель» и «Гром» отделились от отряда увеличив ход до 25 узлов. Спустя полтора часа с «Рюрика» были замечены отблески выстрелов, продолжавшиеся в течение 20 минут. Немного позже радистам крейсера удалось перехватить немецкую радиограмму, в которой сообщалось о появлении в районе Норчепинга русских кораблей.
Перед рассветом к крейсерам присоединились эсминцы контр-адмирала А.В.Колчака, который доложил о предположительном потоплении в Норчепингской бухте одного вспомогательного крейсера и двух миноносцев, после чего отряд в полном составе лег на курс к Утэ. Переход прошел довольно беспокойно - с крейсеров трижды обнаруживали перископы неизвестных субмарин, однако каждый раз отряду удавалось своевременно уклоняться и к вечеру все корабли благополучно встали на якорь в Лапвике.
Несмотря на довольно скромные результаты, набег отряда особого значения на коммуникации противника в Норчепингской бухте произвел определенное впечатление на командование Флота Открытого моря, которое на полмесяца прекратило перевозки стратегических материалов из Швеции.
По окончании операции и возвращении в Ревель, крейсерам был предоставлен непродолжительный отдых, после чего бригада перешла на Свеаборгский рейд, где приступила к плановой боевой подготовке. Почти одновременно на «Рюрике» начались работы по частичной модернизации артиллерии, проводившейся с учетом накопленного двухлетнего опыта войны на Балтике.
Возросшая опасность со стороны авиации заставила совершенствовать организацию противовоздушной обороны крейсера с использованием «противуаэропланных» орудий различных калибров, в то время буквально поштучно распределяемых по кораблям. Одно из них («2,5-дюймовое») предполагалось установить на полубаке «Рюрика», для чего под палубой были смонтированы подкрепления.
Помимо модернизации артиллерии на крейсере проводился и обычный ремонт систем и механизмов. Все работы удалось завершить к 1 июля, и ожидалось, что обновленный «Рюрик» сможет еще не раз участвовать в набеговых действиях на вражеские коммуникации.
Однако поход к Норчепингу стал последней активной операцией крейсера в кампанию 1916 года, оставшиеся месяцы которой были отмечены для его экипажа лишь учебными стрельбами и совместными бригадными плаваниями.
В конце октября бригада вновь вернулась в шхеры, где крейсера под командованием временно исполняющего обязанности начальника 1-й бригады крейсеров капитана 1 ран¬га Д.Н.Вердеревского усиленно занимались совместными эволюциями и учебными стрельбами. По возвращении в конце октября в Гельсингфорс «Рюрику», «Баяну» и «Ан¬дрею Первозванному» было приказано готовиться к переходу в Кронштадт для проведения очередного ремонта в доке.
В 3 часа 15 минут вечера 6 ноября отряд снялся с якоря на Свеаборгском рейде и в киль¬ватерном строю двинулся на ост с расчетом к полуночи обо¬гнуть южную оконечность острова Гогланд. Переход был обеспечен в навигационном отношении (зажжены все попутные маяки), а на фарватере, несмотря на его удаленность от передовых районов, осуществлено контрольное траление. Однако тральные работы практически не затронули самого опасного участка - узкости южнее острова, поскольку, по словам командира «Баяна» капитана 1 ранга С.Н.Тимирева, «...трудно было предположить, чтобы нем¬цы набросали там мин перед самым походом...».

В 9 часов 15 минут при проходе маяка Южный Гогланд на «Андрее Первозванном» был поднят сигнал «Курс 83°», после чего линкор начал поворот влево. Исполняя приказание флагмана, на «Рюрике» также положили лево руля, когда корабль потряс сильный взрыв.
Как оказалось впоследствии, крейсер подорвался на мине, выставленной германским подводным заградителем. Взрыв произошел возле форштевня, причем сотрясение корпуса было таково, что путевой компас, установленный на мостике, был выброшен из нактоуза на палубу, а столб воды, поднявшийся с обоих бортов, залил верхний ходовой мостик. Немедленно на крейсере были остановлены машины, а затем, чтобы остановить, продолжавший катиться влево корабль, дан средний ход назад, в результате чего «Рюрик» развернуло на курс 340°, нацелив форштевнем на маяк Южный Гогланд.
В течение короткого времени были затоплены 10 помещений на протяжении от 8 до 30 шпангоута, в том числе обе шкиперские, тросовая, парусная, а также дифферентная цистерна. Другие переборки остались целыми, поэтому полученные повреждения, несмотря на принятые 490 тонн воды и небольшой дифферент на нос, не представляли особой опасности для крейсера. Сразу же после взрыва на «Рюрике» была пробита водяная тревога и пущены водоотливные турбины, которые, правда, вскоре остановили — пробоина оказалась слишком велика.
Немедленно было проведено тщательное обследование повреждений и состояния уцелевших водонепроницаемых дверей и переборок, которые в целом также не внушали опасений. Аварийным работам, проводимым под общим командованием старшего офицера капитана 2 ранга Белецкого, сильно мешала загазованность помещений, против которой были бессильны даже противогазы. Положение улучшилось лишь после установки переносных вентиля¬торов, однако в итоге отравления различной тяжести получили более 130 человек из состава трюмно-пожарного дивизиона. Большинство отравленных, после оказания медицинской помощи, вновь добровольно возвращались к своим постам, причем многие неоднократно. Так, трюмного механика старшего лейтенанта С.К. Рашевского, энергично руководившего борьбой за живучесть, трижды выносили наверх без сознания. Кочегар Сивцов Иван от взрыва пострадал незначительно, получил несколько синяков и временное оцепенение. Хлынувшая холодная вода привела в чувство и он как мог, начал бороться с её поступлением. Сказались неоднократные тренировки, не забыл, как действовать в таких условиях, но минут через десять в голове помутилось, очнулся только на верхней палубе. Сослуживцы обнаружили его лежащим в загазованном помещении и вынесли на свежий воздух. Это то, что ему требовалось. Благодаря самоотверженной работе экипажа все необходимые мероприятия по обеспечению живучести были окончены в 36 минут, после чего была констатирована «полная безопасность для крейсера». Около 21 часа «Рюрик» дал ход...

  К утра 7 ноября отряд достиг остров Лавенсаари, где решено было встать на якорь в ожидании высланных из Кронштадта буксиров и детального осмотра подкреплений корпуса. Стоянка длилась более четырех часов, после чего отряд в сопровождении двух подошедших тральщиков VIII дивизиона вновь двинулся на ост. Около 10 часов утра к ним присоединился минный заградитель «Константин», а после полудня — ледоколы «Петр Великий», «Силач» и «Могу¬чий» с двумя портовыми буксирами. Однако, помощь столь внушительного эскорта не по-требовалась — израненный «Рюрик» самостоятельно достиг Большого кронштадтского рейда, а на следующее утро ошвартовался возле Алексеевского дока.
Как и почти два года назад, после ввода крейсера в док на его борту 10 ноября собралась специальная комиссия под председательством начальника кораблестроительного от¬дела ГУК генерал-лейтенанта П.Ф. Вешкурцова, осмотревшая повреждения и вынесшая заключение о полученном ущербе. Она предложила работы по исправлению начать немедленно и капитально, после удаления поврежденных частей корпуса. Наметили, выполнить работы в течение двух месяцев сто¬янки в доке, а в дальнейшем — во время зимнего ремонтного периода на плаву.
   Прошедший год оказался для экипажа крейсера очень напряжённым. Об этом говорит и то, что в течении 1916 года на крейсере отмечено наградами, кроме офицеров, 75 нижних чинов, в том числе сверхсрочный боцман Т.М.Селифонов, служивший на «Рюрике» с 1907 года. Среди награждённых, Сивцова не оказалось. Это лучше, чем быть награждённым посмертно. Ивану повезло и в этот раз. Взрыв был настолько мощным, что привёл к гофрировке [так в документе] листов поперечных переборок в котельных отделениях на 100, 118 и 130 шпангоутах, а котельные фундаменты получили прогиб до 25 миллиметров.
   Работ, по восстановлению было много. Часть кочегаров корабля находились в лазарете, после полученных травм.  Экипаж посменно, круглосуточно работал не жалея сил. Сивцов Иван, как трудолюбивый и смышленый был привлечён к ремонту силовой установки крейсера. Работал на совесть, вникая в особенности ремонта, и его начальник пообещал, что будет ходатайствовать о назначении его на должность машиниста.
Работы велись ускоренными темпами, и к 31 декабря 1916 года удалось полностью восстановить наружную обшивку, которую ещё и прочеканили. Силовую установку восстановили тоже.

                Год 1917-й.

     1 января 1917 приказом начальника I бригады крейсеров Балтийского флота контр –адмиралом Пилкин В. К. №1 был издан приказ: «... согласно представления своих начальников, за усердие к службе, знание дела, хорошее поведение и по экзамену произвести в звание машиниста 2-й статьи, кочегара 1-й статьи Сивцова И.П....».
    Конечно, Иван был рад, но мысли у него были о другом. Через несколько дней демобилизация. Прощай служба, прощай крейсер и море. Жаль расставаться с экипажем и друзьями, с которыми пять лет делил тяготы, невзгоды этой нелёгкой службы, но впереди свидание с родными, отцом, матерью, братьями. Мысленно он уже встречался с Дервоедовым Тимофеем и сестрой его жены Матрёной, которая ему понравилась...

Произошло всё, о чём он мечтал. Был прощание с крейсером и боевыми друзьями. Потом встреча с родными и близкими. Поездка к Тимофею и встреча, затянувшаяся на несколько дней. Воспоминания о службе и общих друзьях. А потом, сватовство к Матрёне и свадьба. Медовый месяц с молодой женой, пролетевший как один день и начало гражданской жизни...

   Через несколько лет с крейсера сняли вооружение, а корпус порезали на металл. Умирают не только люди, но и корабли...