Шхуна Колывань

               
               
                Хождение за три моря:
                Белое, Баренцово и Карское
                студента биофака МГУ
                Вострикова Игоря    


Этот дневник я вел летом 1963г на борту зверобойной шхуны «Колывань». Попал я туда случайно с подачи моего одногруппника по биофаку МГУ Жени Ефимцева, чей тесть Павел Николаевич Бабуров был капитаном шхуны. Женя пришел к нам в группу на втором курсе, демобилизовавшись из военного флота. Он был высокого роста (более 195 см), великолепно сложен, лицо волевое с квадратным подбородком – в общем, типичный моряк. К тому же страшно энергичный. Закончил в Севастополе ВВМУ, прослужил на эсминце года два, разочаровался и без проблем ушел из флота (шли большие сокращения армии). Он сдал вступительные экзамены и его зачислили на второй курс при условии досдачи за первый курс биологических дисциплин. Он был женат, имел двоих маленьких детей. Мы с ним подружились. Я тоже был великовозрастным студентом, отслужил в армии срочную службу, и был года на два моложе его.

Женя всегда где-то подрабатывал – семья-то большая. Поэтому, когда тесть-капитан предложил ему сплавать матросом  на шхуне, он с радостью согласился да еще уговорил капитана взять и меня на птичьих правах. Я колебался, поскольку часто по ночам страдал болями в желудке (подарок от Советской Армии). Университетская врачиха всячески напирала на черный хлеб, свежую капусту и т.п., чтобы «стимулировать» выделение кислоты в желудке. Я «стимулировал», но без толку. Решил рискнуть. Сразу скажу – в море все прошло: там не было ни черного хлеба, ни свежей капусты. В Москве все началось снова. Тогда я исключил эти «стимуляторы», и жизнь наладилась.
 
Женя быстро получил в деканате бумаги о том, что нам необходимо пройти практику на шхуне (с деканатом он дружил, он был очень контактным и обаятельным, а бумаги требовались для погранслужбы) и улетел в Архангельск.
Когда все было готово к отплытию, он вызвал меня. Из архангельского аэропорта в морской порт мы ехали на трамвае. Меня поразили трамвайные пути: рельсы одновременно описывали синусоиды в вертикальном направлении и горизонтальном. Рассказывали, что временами трамвай сходит с рельсов. Тогда пассажиры выходят и как-то ставят вагон на место.

С тех времен прошло ровно 54 года. Мне уже 80. Я только что закончил редактировать воспоминания моего отца (см. Яков Востриков "Наши корни", Проза ру), написанные им в 1985г  незадолго до смерти. Написаны хорошим языком, интересно. Но самое главное - факты. И тут я вспомнил про дневник. Жалко, если пропадет тетрадь с дневником, поэтому решил напечатать и разослать родственникам и друзьям. Они одобрили, что подвигнуло меня к данной публикации. Там изложены уникальные факты о нашем Севере, людях, море и тундре. Мне читать было интересно. Многое не вошло в дневник, но память что-то сохранила. Эти дополнения я буду вписывать в квадратных скобках.

15.06.63, вечер.    
Пошли вторые сутки, как мы вышли из Архангельска. Команда медленно трезвеет. Деньги уже у всех кончились. Днем последняя моторка забрала два мешка бутылок и привезла выпивку. Пьют все - от капитана до юнги.В море пить уже будет нечего, придется работать.

Вчера днем Ефимцев привел меня к шхуне. На берегу он поздоровался с несколькими пьяными, знакомил меня, жали руки, говорили слова. Потом забрались в шлюпку и кое-как доползли до шхуны. Там также какие-то поддавшие лица, дети, жены. Выпивали у капитана. Там было человек 8, преимущественно начальство. Капитан объяснил, что у моряков такой обычай - прощаться (набираться) перед выходом. Наконец, к вечеру снялись, взяли уголь для камбуза, высадили провожающих и пошли к морю.

По пути чуть не врезались в баржу: рулевой крутил штурвал, стараясь держать по курсу, но это ему плохо удавалось. [Меня поразили его белоснежные нитяные перчатки, которые полагались рыбакам как рабочая одежда. Сейчас они продаются в каждом хозяйственном магазине.]
 
Через 2-3 часа капитан приказал бросить якорь - трезветь. При выходе юнга на шхуну не явился. Капитан предложил мне заменить его. Поздно вечером мы с Ефимцевым мыли посуду, болела голова, хотелось спать. Потом нас подловил старпом, сказал, что должен нам объяснить технику безопасности, но сейчас он ничего не может соображать - все завтра. На том и порешили.
Спать легли в час ночи. Было светло, как в час дня. Солнца, правда, не было видно. Впечатление очень странное.

Утром в 6-40 разбудил боцман. Страшно хотелось спать. Он что-то говорил про чай. Наконец, понял: готовить чай входит в обязанности юнги. А я-то ведь юга, черт побери! Приготовил чай. [У всех моряков положено четырехразовое питание: чай, обед, чай, обед. К чаю дают,например, хлеб с маслом.]  В камбуз пришел старпом, разъяснил обязанности юнги: вся посуда твоя, чай, убирать каюты начальства, и гальюн для комсостава. В 7-30 начали пить чай. Выползали из кают люди мятые, вялые. Вскоре на шхуне появился юнга и приступил к своим обязанностям. Я был рад этому в глубине души.

[Раньше, рассказывали моряки, юнгами брали женщин. Но очень часто она «прописывалась» в каюте капитана или кого-нибудь из начальства. Ну, а если уж комсостав не польстился, то всегда есть матросы. Тогда на судне хроническая грязь и беспорядок. А на сберкнижке юнги счет растет. Естественно, женам моряков это не нравилось, и в конце концов вышел запрет.]

После завтрака поболтался на палубе, помог немножко ребятам, а после обеда завалился спать. Спал совершенно мертво с 12 до 19. В 22 должны были выходить, но что-то опять отложили. Да, тяжелый народ. На палубе грязь, в кубриках грязь, беспорядок. Может, в море уже будет по-настоящему?

Командование как-то стесняется нас, им неловко за этот бардак. Недавно приходил первый штурман, молодой коренастый парень с каким-то значком на пиджаке, немножко подвыпивший, и извинялся за эту сплошную пьянку. Мне было очень смешно. Уже 23 часа, а только слегка сумеречно, и то больше из-за облаков.

24.06.63, вечер.
Это была первая стоянка - в Чижовке, пригороде Архангельска, находящейся в самом устье С.Двины. Там же команда насобирала два мешка бутылок и последние деньги (отдал тогда же последние 4 руб. взаймы боцману), несколько человек село в катер и поехали в магазин. Взамен пустых бутылок привезли полные. Снова выпивка. Ребята все приставали - Игорь, дерни,Игорь, рванешь? Отказаться очень трудно и неудобно. Пришлось чуть помочить губы.

На следующий день все-таки снялись.[Моряки стараются выходить в море как можно раньше и плыть дальше – у них возрастает соответственно коэффициент зарплаты.] Идти на Диксон было еще рано, стояли льды. Поэтому свернули в Белое море на запад вдоль побережья. Проходили мимо Соловецких островов.
 
[Встретили огромный сейнер с уловом, застопорили машину, знакомые наших моряков набросали в катер трески, зубатки и еще что-то. Меня поразила треска – очень вкусная рыба, с магазинной не сравнить.]
 
Команда занялась потихоньку подготовкой снастей. Это крупные сети с ячейкой 40 на 40 см. В них должна попасть белуха, млекопитающее из дельфиновых до 2 т весом. Ее загоняют в загон - порядок - и там стреляют из винтовок.[Винтовки боевые, с затвором, а пули – разрывные. Стреляют из катеров, которые перемещаются в загон. Когда белуха выныривает, чтобы набрать воздух, ее стреляют в дыхало, по-другому убить невозможно. Убитую белуху надо быстро загарпунить, в противном случае она потонет, и поднять ее со дна не будет возможности. Загарпуненную белуху буксируют на шхуну, поднимают лебедкой и шкерят – снимают шкуру, жир, вырезают внутренности. Шкуру, жир и мясо засаливают, внутренности выбрасывают в море. Мясо идет в зверосовхозы, а шкура на кожзавод. Шкура очень толстая, поэтому ее приходится разрезать вдоль на  несколько слоев на специальных станках. Жир белухи используется в парфюмерии и фармакологии. Если промысел удачный, как говорят моряки, взяли полный груз, т.е. полный трюм, то берут только шкуру, а туши выбрасывают в море.]
 
Вторая стоянка была у так называемого Онежского берега. Доканчивали сетку, хотели попробовать. Но там уже были конкуренты - местные рыбаки. Они уже поставили порядок. Постояли, погода хорошая. Стояли несколько дней. Команда продала местному рыболовецкому колхозу на значительную сумму канат и др. вещи.

Пришел Юрка Зуев, матрос, интересный малый. Писать не дает, кончаю.
[Зуев (Зуй, как все его называют) – один из двух абсолютно непьющих членов команды (второй - механик Малиновский). Имеет жену, детей. Раньше он пил по-черному. Но начало прихватывать сердце, и врачи предупредили: если не бросишь,  загнешься. Он бросил. Аналогично с Малиновским, но у него были проблемы с головой. На Диксоне так и случилось. Речь Зуева живая, с юмором. Про себя говорит: «Какое у меня образование? На двоих с братом искурили букварь, вот и все наше образование». Знает много разных баек. Вот одна из них. Его приятель-матрос написал высокому начальству заявление с просьбой предоставить квартиру, т.к. у него четверо детей, комната очень маленькая, и чтобы попрощаться с женой перед рейсом, он покупает конфеты-драже, высыпает их под кровать, а пока дети конфеты собирают, он прощается с женой.

В эти дни несколько человек съехали на берег ловить рыбу сетью. Лов был удачный. Но их прихватил рыбнадзор. Приехали разбираться с капитаном. Через пару часов все было улажено. Традиционным способом: капитан их хорошо напоил (летом на всем побережье  сухой закон). Причем напоил (и себя не забыл), как потом выяснилось, выпивкой, что привез я по просьбе Ефимцева, и дали капитану на сохранение. А было там хорошее вино, водка, коньяк. Но мы особо не огорчились – форс-мажор, дело святое.]

26.06.63, вечер.
Бросили якорь сев.восточнее о.Колгуева. Стоим во льдах. Дальше идти нет смысла, т.к. не пройдем через пролив - забит льдом. Интересно, что капитан будет делать дальше? Я ожидал увидеть льды другими - лед-леденц. А на самом деле это плоские плиты, под водой лед, а на поверхности прессованный плотный снег. Он довольно грязный, похож на наш московский. На первый взгляд кажется рыхлым и губчатым. Льды занимают ок. 80% поверхности моря. Каждая льдина площадью в среднем 1-10 кв.м.
Лед показался еще в первой половине дня, когда мы были между п-ом Каниным и о. Калгуевым. И видно было в бинокль на льдинах лежащего зверя - 6-10 голов.На носу шхуны собрались охотники с винтовками: Вялов, электрик и еще кто-то. Раздались выстрелы - мимо. Звери попрыгали в воду. Это оказалась нерпа. По охотничьему поверью нерпу нельзя брать первой в промысле, поэтому никто особенно не сожалел. Все разошлись.

Через 30 мин. показалась точка на льдине. Стрелять попробовал Ефимцев. Это был морской заяц(по-видимому, это местное название тюленя). Ранил. Второй раз не попал. Ушел. Но Ефимцев все-таки посрамил охотников-зверобоев.

По ночам наблюдается очень красивая картина: на горизонте возникает светлая узенькая полоска в секторе 130-150 град, яркая и четкая на севере и постепенно размытая на юго-западе.

01.07.63, день.
Стоим в Чёшской губе около п-ова Канин. До Новой Земли дойти не удалось - помешали льды. Начал дуть сев. ветер. 27.06. повернули обратно к Канину. По пути во льдах встречалась в основном нерпа, но немного. Всего убито 1 заяц и 2 нерпы. Роль Ефимцева в этих трофеях значительная. Он часами торчит на носу и караулит зверя. Все время старается и меня приобщить. Иногда поддаюсь, но торчать долго холодно. Дня два назад понял причину его незамерзаемости - свитер капитана. Такой же свитер дал мне Леха Вялов по доброте своей.Я тоже стал незамерзаем.

На настоящую стоянку пришли 28-го. Это залив на востоке п-ова. Встали в 0,5 мили от берега. Это уже тундра. Вдали видна гряда холмов. Хочется сходить туда. Весной (сейчас) много ручьев из тундры наносят песок, поэтому берег мелкий. 29-го утром несколько человек съездили на катере порыбачить. Звали меня, но я предпочел спать.

[Кажется, в этот раз наловили сетями много омуля и засолили в бочках. Через два дня его уже можно было есть. Омуль божественный, едят его обычно с белым хлебом со сливочным масло. Хлеб печет кок, ржаной муки на судне нет. Продукты перед рейсом закупают любые, а оплачивают после рейса в счет сданной продукции. Кроме того члены команды с помощью радиограммы могут покупать для своих семей также любые продукты или промтовары. Это у них называется заказать в «лавочке». Проблема, правда, в деньгах.]
 
Погода стояла отличная, солнце, слабый северный ветерок. После обеда стали с Ефимцевым чистить винтовки, готовиться на берег. У гарпунера оказался ящик подпорченных патронов. Мы его быстро убедили, что ими стрелять опасно и могут быть осечки. Перебрали ящик, почти все патроны оказались забракованы. Часа в 3 пришел катер, привез гагу (подстреленную) и птенца чайки для забавы. После чая отправилась вторая партия и мы с ними.
 
Сначала отвозили двоих гостей с поста метеослужбы. Они приехали купить некоторые продукты. Пароход (так по старинке моряки называют все суда, хотя все они работают на солярке) к ним еще не пришел, а жратва на исходе. Всего на посту 4 человека. Кое-что им продали.

Катер собирался на рыбалку за 15 км. Нам же не терпелось открыть огонь по дичи. Поэтому мы попросили высадить нас на берег. Метрах в 50 катер остановился. Ближе подойти было невозможно - мелко. Пришлось разуться и снять брюки. Вода холодная около 8 град., но идти можно. В конце пути слегка покалывало ноги, но это было даже приятно. Если окажешься за бортом, то долго не продержаться – холодно.

Пришли на высокую песчаную косу, оделись, и Ефимцев сразу открыл огонь по камню. Патронов жалеть нам было нечего - при необходимости мы бы могли  создать оборону Севера: у нас было 2-3 сотни патронов.

Пошли вверх по речке и очутились в натуральной тундре. Яркая зелень, то тут, то там разбросаны яркие цветы: желтые, белые, синие. Почва кочковатая, кочки большие, как на болоте. Земля сырая. Местность пересекают овраги, на дне которых растет карликовая береза - кустарник, вытянутый с севера на юг по направлению ветра. Яркое солнце, зелень, цветы, река, овраги - при беглом взгляде можно подумать, что ты где-нибудь на Средне-Русской возвышенности. А посмотришь повнимательнее и видишь, трава другая, приплюснутая, низкая, похожая скорее на мох, чем на траву (а может это и есть мох?). И солнце не такое жаркое. Еще особенность – очень низкие облака, при ветре быстро несущиеся в небе.

Занялись пристрелкой ружей. Патронов не жалели. Было мучительно целиться, т.к. комар понимал свою безнаказанность. Пошли дальше. По пути вели оживленную перестрелку с окрестными камнями, лужами, кочками. При стрельбе тебя охватывает какая-то дикая радость. Начинаешь верить в свое могущество: прицелился, бах и в луже фонтан. Очень хочется всадить пулю в живую мишень, но ее нет. Палили без устали, винтовки бьют хорошо.

Затем свернули к морю. По пути из зарослей вылетела здоровая птица, наверное, гага. Но попасть из винтовки влет трудно. Пришли к морю. Далеко-далеко стоит наша шхуна "Колывань". [«Колывань» - шхуна финской постройки. Длина метров 40, ширина – 10. Есть в рыболовном флоте еще и датские аналоги. Наши моряки считают финские шхуны более удачными по конструкции.  На случай аварии двигателя на шхуне имеются паруса. Даже как-то проводили учения по установке парусов. В летний период шхуны заняты добычей белухи, а зимой ходят под селедку в Атлантику. При сильном шторме тогда приходится заходить в норвежские фьорды, где часто встречаются с норвежскими коллегами. Если такая же шхуна как наша привозит полный груз, то команда может год не выходить в море – таков заработок у норвежцев.]

Устали, хочется жрать. Тащиться к рыбакам неохота, далеко. По уговору, если мы к ним не придем, то мы разведем костер на берегу и они нас по пути заберут. Так и сделали. Развели под берегом костер, запалив несколько бревен, валявшихся на берегу (их выкинул когда-то прибой).

Пошли погулять по берегу. Километрах в 2-х нашли тушу мертвого морского зайца. Его выкинуло волной, когда его убили. Съедена только голова, все остальное цело. Мы тут же предали его кремации, навалив целую кучу бревен. Когда растопился жир, пламя запылало очень ярко.

Было уже около 22-х часов. Подул ветер вдоль берега. Приготовились заночевать, если нас по каким-либо причинам не подберут. От ветра выстроили стенку из бревен. Стало меньше продувать. У меня было три куска хлеба, один съели раньше, другие два оставили до худших времен. Еще оставалось штук 15 патронов. Стреляли экономнее.

Наконец, в 23ч.30м. подошел катер. На радостях выпалили 3 последних патрона и съели хлеб. Дома пожрали, попарились в бане и легли почивать.

Утро настало паршивое, пасмурное, ветер, заморосил дождик. С Ефимцевым вышла размолвка. В нем начал просыпаться (вернее, проснулся-то давно, а просто начал быстро расти) диктаторский инстинкт. Пришлось огрызнуться.  Целый день не разговаривали, избегали друг друга.

Я занимался хозяйственными делами: штопал, вернее, клеил и гладил утюгом одежду. [В те времена продавался клей БФ-2, с помощью которого можно было к ткани приклеить заплату, а потом склеиваемое место прогладить утюгом.] На столь необычное дело приходили поглазеть по очереди члены команды. Даже капитан удостоил своим посещением, перенимал опыт.

Часов в 20 поехали на Чаячий остров. Его длина 20-30 метров. Гранит, в центре порос мхом. Там 7 гагачьих гнезд, много чаячьих птенцов. Чайки подняли крик, кружатся, орут. Убили одну гагу, но ее унесло в море. Сильный ветер, волна, пока ехали, подмочило. Холодно, сыро, ветер. 35 минут шли до острова, там часа полтора мерзли. Обратно совсем вымокли. Привезли только 5 птенцов гаги (будем откармливать) и несколько яиц - досиживать. Охота на гаг запрещена, их пух очень ценится, хороши из него свитер, шарф и т.д.

 Обратно пошли, ветер усилился, брызгает здорово. К 24 часа вернулись, баня, пар. А потом пили чай, потели, травили (т.е. разговаривали). [Зашел разговор о евреях. По общему мнению, народ, в общем, ничтожный, сидят в палатках, торгуют. Среди них нет ни одного великого человека. Все согласились, замолчали. Вдруг радист громко так заявляет: «Я знаю такого!». Все к нему повернулись. «Бонч-Бруевич!». Никто спорить не стал – против радиста не попрешь, человек ученый. «Еще есть один, - говорю я, - наш вождь и учитель Карл Маркс». Матросы вылупили глаза. Кто-то сказал, немец. «Да, родился в Германии, переехал в Англию, но по национальности – еврей». Не знаю, поверили ли. Разошлись в 4 утра.]

Встали с Ефимцевым к обеду, к 12 часам. Все не разговаривали. Днем уже начали разговаривать. Но чувствуется какой-то холодок. Чувствую себя неловко, потому что не могу уйти никуда. Надолго ли?

Сегодня я расписался, делать нечего, после обеда только подраил винтовку и все. Браться ни за что неохота. Читать тоже. Прочёл "Мартина Идена" и перебивать впечатление от книги не хочется.

08.07.63, день.
Стоим во льдах. Ефимцев спит после вахты. Так лень писать! Как-то среди штурманов зашел разговор о том, что все они разленились. И хоть и надоело плавать, но на землю никто не пойдет: во-первых, там оклад меньше, а, во-вторых, на море они филонят, а на берегу придется работать. Это правда, сам чувствую. [Как-то старпом признался, что в рейсе на сороковой день благодаря трезвости к нему возвращается память. И продемострировал, прочитав какие-то стихи.]

До Вайгача миль 20. Если лед чуть разметает, двигаемся медленно-медленно, За вахту Ефимцева прошли мили 2. Это слишком мало. Ждем южного ветра, чтобы отжал лед на север. А пока дует с северо-востока (NO).
Числа 2-го ходили с Ефимцевым в тундру к холмам. Отношения наладились псевдосами собой, без разговора на эту тему. Делаю вид, что ничего не случилось. Он, по-видимому, тоже. Осадок в душе есть и, видимо, надолго. На Алтай с ним идти нельзя, переругаемся. Пишу, чтобы запомнить.

Сразу после обеда катер высадил нас на берег. Раньше я предлагал пойти к холмам, тогда Ефимцев согласился сразу. Но на берегу начал гоняться за куропатками, чайками и т.д. Наконец, пошли по направлению знака на самой высокой сопке. Шли часа полтора. Местность очень кочковатая, во многих местах болотистая. По ручьям-болотцам растет карликовая ива высотой до плеч, идти некомфортно, больно. Дул сильный северный ветер, немного холодил. Стволы кустарника вытянуты в нашу сторону, что очень затрудняло движение.

На вершине нас встретил ветерок и чудесная панорама. Сзади блистало море. Шхуна выглядела призраком, мифом, до того неестественно она выглядела на фоне Вечного моря. Присутствие шхуны было таким нелепым, что первое впечатление заменялось новым, и ты смотришь на море как на лубок.  На всех остальных трех частях света виднелись невысокие скалы-сопки, тундра и масса живописных небольших озерок. И весь этот пейзаж величало яркое большое солнце.

Несколько фотографий зафиксировали наш приход. Отдыхать разместились за камнем. Здесь не было ветра и грело солнце. Пообедали хлебом с маслом и сахаром. Я остался дремать, а неугомонный Ефимцев пошел искать уток. Я был уверен, что он убьет только время. Каково же было мое удивление, когда я встретил его с 4-я утками! 3 из них были убиты в шею, 4-я – в корпус. Разрывная пуля разворотила ее напрочь. И тут мне тоже захотелось подстрелить что-нибудь.

Пошли потихоньку обратно. Недалеко от моря на озере убили еще 4-х уток: 2 Ефимцев (обе в шею) и 2 я. Причем я убил их обоих с одного выстрела, пробив первой шею, а второй разнес корпус. Ефимцев смеялся и называл меня бароном Мюнхгаузеном.

По карте гора, где мы были, называется Ясур, а на ней самой на геодезическом знаке вырезано «сопка Ненецкая». Высота ее 140 метров.
На обратном пути в скалах я заметил какой-то странный огромный камень высотой 3-4 метра. На его верхушке было похоже, что рос кустарник. Подошли близко. Это оказалась груда оленьих черепов с рогами. Их было огромное количество. Костей тела, ребер, конечностей почти не было видно (изредка только ребра и несколько позвонков). Нижние черепа покрылись мохом, верхние посерели, были какими-то губчатыми. И, наконец, на самом верху лежал череп с остатками шкуры. Рога были самые светлые. На некоторых рогах  виднелись цветные ниточки (шерстяные). Внутри этой груды было воткнуто несколько каких-то палок.

Я стоял пораженный. Я обеими ногами стоял в каменном веке! Спустился с камня и под ним увидел множество пустых бутылок, разбросанных там и сям, заложенных в щели между камнями. Причем, этикетки с бутылок были тщательно очищены. Я позвал Ефимцева. Он оказался менее впечатлительным и предложил пострелять в бутылку. Я отломал 1 рог от верхнего черепа, а Ефимцев взял серые рога.

На озере, где мы взяли последних 4-х уток, повстречали молодого ненца с ружьем и собакой. На корабле матросы рассказывали про них чудеса об их дикости и невежестве. [Услышал такую байку. Изголодавшиеся по женщинам матросы высадились на берег, разбрелись. Один встретил аборигена, одетого в меха, и погнался за ним, приняв за женщину. Тот бежит и кричит: «Сам пес, сам пес». Догнал, повалил, запустил руку под малицу… Вот и думай, кто дикий.]

 Поэтому было очень интересно познакомиться с этим парнишкой. Прежде всего, поразило знание русского языка. Он говорил абсолютно чисто, слегка окая. Речь правильная, что нельзя сказать о большинстве нашей команды, и совершенно без мата. Он окончил 8 классов в городке Шёйпа (на западном берегу Канина в 3-х днях езды на оленях). Здесь он приехал к родителям и развлекается охотой. Будет поступать в архангельскую мореходку. В общем, он произвел самое благоприятное впечатление. С ним мы провели часа 2-3 на берегу, пока разжигали костер и  ждали катер со шхуны (она стояла на якоре в 1-2 км от берега из-за мелководья).

Он рассказал, что в сопках есть еще камень, на котором лежат 2 медвежьих черепа. Туда приносят пищу, вино, табак душам умерших. Увидев наши рогатые трофеи, он спросил, что мы, вероятно, их взяли на священном камне. Мы стали расспрашивать его об этих обрядах, но он говорил с неохотой, явно стесняясь своих соплеменников. Словом, это был вполне современный, цивилизованный малый. Команда называет ненцев саможориками. Это, видимо, от самоедов, как их звали до революции. Мне объяснили, что так их зовут за то, что они едят сырое мясо, а не вовсе друг друга.

Счастливые, но довольные, мы в 12 ночи сели на катер. Почти весь следующий день я проспал. Мы все-таки здорово устали. На второй день капитан нас почему-то не пустил на берег, хотя мы и пришли с 8-ю утками (кстати, он две из них умял за наше здоровье и хвалил).

Числа 5-го мы снялись при солидном ветре NO 4-6 баллов. Начало покачивать. Когда же вышли из-за полуострова, болтать стало сильнее. Побыстрее улегся в койку, хотя еще было часов 8-9 вечера. Ночь не спал из-за качки, бегал травить раза два. Клял капитана, Ефимцева, поездку. Тешил себя различными грезами. Особую ненависть вызывал повар, который согласно распорядку заходил и предлагал еду.

К обеду следующего дня качка постепенно утихла. Весь день провалялся. Вошли во льды. Ефимцев в качку не хотел показывать, что и его она мутит. Но разве скроешь? Я это понял по его натянутым шуткам, произносимым фальшиво-бодрым голосом, по тому, как он беспокойно трепыхался в койке и намеренно медлительно сходил с нее, чтобы потравить в гальюне. И чего он скрывается?

Пока идем во льдах, убили еще трех зайцев. Я не участвую в охоте. Что-то после всех этих перипетий я больше слоняюсь или лежу. Уже больше недели, как совершенно не занимаюсь.

Некоторые слова, слышанные на зверобойной шхуне «Колывань»:
1. Баба с икрой – беременная.
2. Пивнуть, мазать, мазануть – выпить.
3. Гужбанить, гужба, гужбан – пьянка, гульба. Видимо, от «гужеваться».
4. Поднести (дернуть) стопаря – выпить. Видимо, от «стопки».
5. Дикарь – матрос.

13.07.63, 4-00 утра.
Сегодня прошли Югорский Шар, что между Войгачом и материком. Это 5 суток торчали во льдах или шли с черепашьей скоростью. Неожиданно подул ветерок с SO или O и расшевелил льды. Мы бодро зашагали по образовавшимся лужам.

11-го вечером стали у самого пролива (его начала). Дальше был лед, да и надо было забросить сеть за омулем. На ловлю идти было неохота, т.к. дня 2 назад находился с Ефимцевым по льдам за шкурами. Это было 10-го или 11-го в 3 часа утра. Ефимцев уговорил идти на охоту – он заметил 1 зайца.

Пошли. Разводья были значительные. Прыгали по льдинам, плавали на них, все темп, спешка, куда-то рвемся, иногда ползем к зверю на пузе. А зверь убегает. Короче, вернулись на шхуну в 7 утра. Спал до 4-х вечера. Порешили с Ефимцевым твердо – заниматься. Для этого я стою 0,5 вахты. Но толку мало, он не очень-то занимается. Видно, здорово устал или просто лень брать книгу. Я железно сижу и долбаю. По пути занимаюсь коллекцией когтей (думал сделать будущей жене дикарское ожерелье, да так и не пошло), освоил плетение сеток-авосек. Это предмет моей гордости. Постараюсь изучить все виды вязанья сетей. Вчера вечером с Ефимцевым сделали колоссальную настольную лампу из одной медной трубки. Оплету ее шпагатом. Она приятная на вид.

В конце Югорского встретили 2 шхуны – «Тюлень» и «Морена» - наших конкурентов. Они тоже архангельские. Здесь действуют законы джунглей: каждый гребет к себе, «секрет фирмы» и т.д. Немножко постояли вместе с «Мореной». «Тюлень», кажется, вернулся обратно ловить омуля, т.к. впереди лед баллов 5-6 (10 баллов – сплошной).

У «Морены» взяли кинокартину, посмотрели и пошли дальше. «Морена» впереди, она более маневрируемая, т.к. на 2-3 м Уже нашей шхуны. Крутил штурвал. Пока получается не очень здорово, слишком много расходую энергии.[На мостике несут вахту матрос и штурман. Штурман указывает направление, а матрос выполняет. В машинное отделение штурман отдает команды вахтенному механику о скорости движения («полный ход», «тихий» и т.п.) в переговорное устройство (это медная трубка с резиновым нагубником, которая соединяет мостик с машинным отделением). Одновременно дублирует ее посредством механического «телеграфа» с двумя стрелками, устанавливая стрелку на соответствующую команду.У механика такой же «телеграф», на котором он видит перемещение стрелки от штурмана и подтверждает принятую команду, устанавливая свою стрелку на принятую  команду. Штурман это видит на своем «телеграфе». Так они взаимодействуют. Я удивился допотопному способу общения в наш век радио и телефона. И услышал: НАДЕЖНОСТЬ.]
 
В 1-00 пролетел вертолет. Сделал над нами круг. Мы помахали ему (там было человека 4), приглашали спуститься к нам. Они ответили радостной жестикуляцией. Видимо, делали разведку ледовой обстановки для ледокола, который был на горизонте и шел противоположным нам курсом.

С Ефимцевым иногда (2 раза) мелкие стычки. Очень самолюбив и мало самокритичен. Лезет с советами к капитану и часто в луже. Но он не замечает, привык.

Некоторые слова, слышанные…:
1. Старая кожа – пожилой мужчина.
2. Кукурузник – крестьянин.

Спать не хочется, а надо ложиться. Уже несколько дней никак не могу заснуть часа 2-4.

15.07.63.
Вот уже на несколько часов больше месяца как мы в море. А ведь мы еще не начинали отлова белухи. Даже не дошли еще до места – о.Диксон. Остался минимум месяц и максимум два. Стоим в 1-1,5 мили от берега. Идти пока нельзя – туман. Впрочем, он уже рассеивается. Но кроме тумана еще и лед. Лед здесь тяжелый. Много полей, лед толстый, массивный.

[На шхуне машина застопорена, генератор выключен – мертвая тишина. Зашел 3-й штурман Леша, попросил помочь ему с математикой, решение уравнений с иксами и игреками. Пыхтим, потеем. Леша то и дело повторяет: «Йикс, йигрик» (так у него звучит). И вдруг где-то истошно: «А мы все ребята ух, … стоит на молодух!». И тишина. Леша засмущался.]
 
Весь день дул с берега ветер, что нам и на руку. Но мы потеряли часа 3, торчали, зажатые во льды. Цепляли кошкой льдины, разводили их баграми. «Морена» тоже села. Наконец, мы вышли и пошли дальше, «Морена» же осталась. Впрочем, мы ушли от нее недалеко, она стоит от нас в пределах видимости. Мы стоим милях в 20-30 от начала Байдарацкой губы. До Диксона миль 200. От ледовой обстановки зависит, когда мы придем на место.

Часа два назад приехали на моторке два ненца. По-русски говорят хорошо, окают. Один в малице, редкие усы, вытянутое худое лицо, волевое, довольно приятное. Глаза не очень узкие, черные, волосы тоже черные. Тип лица узбекский. Впечатление сильного мужественного человека. Второй широкоскулый, круглолицый, полноватый, лицо рябое голое, глаза узкие. Небольшого роста, фигура непропорциональная. Вид у него какой-то вороватый. Они вскарабкались на борт (по заранее сброшенному трапу), поздоровались и сразу отвернулись к морю, облокотившись о борт. Точно так же вели себя и русские колхозники с онежского берега. Странно очень.
 
Усатый попросил папиросу. Его угостили, а Сычев принес целую пачку и отдал. Усатый принял ее с царским равнодушием, даже не поблагодарив. Приехали менять рыбу(омуля) на табак, продукты. Нам рыба не нужна, а оленей еще не пригнали к берегу. Здесь живет только одна семья в избушке. Ловят рыбу, а зимой песца. Иногда бьют зверя. Через час, попив чаю, они уехали. Ненцев матросы насмешливо называют «сынами тундры». Им подарили заячью тушу без шкуры, все равно начала портиться.

А солнце стоит высоко, градусов 15над горизонтом. Оно не заходит круглые сутки. Когда солнце в самой нижней точке (часов в 24), и если есть небольшие облака и туман, как сегодня, то впечатление, что светят два солнца: одно над горизонтом, а другое уже село или восходит. Это происходит из-за сильной рефракции. Она может здорово искажать предметы на горизонте и очень часто бывает причиной миражей.

Ефимцев лежит и читает. Стоим, а на вахте можно лежать, если штурман забыл про тебя. Мы опять повздорили с ним еще вчера ночью. Не любит критики, просто не выносит. Утром обменялись в резкой форме мнениями. Он заявил, что на вахту теперь будет ходить один. Ну, черт с ним. Какая несамокритичность, всезнайство, апломб. Лезет с советами к штурманам, капитану, не дав труда себе подумать. И часто горит из-за этого. А мне стыдно за него и обидно. Он не замечает, видимо, что часто садится в лужу или сразу забывает это. Наверное, привык. Да, долго общаться с ним невозможно.

Сегодня читал радиотехнику, доделал настольную лампу, что начинали с Ефимцевым два дня назад, и начал шлифовать рога. Быстро летит время, уже месяц. Теперь бы, пожалуй, и в Москву. Пора спать.

23.07.63, 13-00.
Наконец-то двигаемся. Вот уже несколько часов идем полным ходом. Все повеселели – успеем придти к Диксону до начала хода белухи. Это раз. А, во-вторых, глядишь, и к середине августа вернемся в Архангельск.
Идем на север. Справа видна полоска земли, слева лед, лед, лед, сплошное ледяное поле. Лед отжало от берега ветром, который дул позавчера. Ветер был сильный, 4-5 баллов, но волны из-за льда не было. Ветер начался ночью часа в 2. Мы уже несколько дней стояли, не могли выбраться. Наконец, подуло, и море ожило. Лед пришел в движение, закружились гигантские ледяные хороводы. Внутри такого хоровода еще хоровод, но уже вертящийся в противоположную сторону. Или две соседние льдины вдруг начали двигаться в совершенно противоположные стороны. Движение льда сопровождалось при этом словно живыми шорохами и шуршаньем. И так целые поля, километры льда. И все это в быстром темпе, как будто сама природа перед чем-то большим и жутким начала плясать свой таинственный танец. Так образовалась узенькая полоска воды в 1-2 мили шириной. Начали потихоньку двигаться, т.к. из-за мелководья можно было сесть на камни или грунт.

Мы шли вдоль западного побережья п-ова Ямал 72 град. сев. широты. До о. Белый 1 град., т.е. 60 миль. За 2-2,5 вахты можно дойти до него. А там на восток и 24-25-го будем на Диксоне.

Дней 5-6 назад случилась большая неприятность во время бритья. Я вдруг выронил бритву, пытался ее ловить. Некоторое время она находилась в эфире, описывая параболы, все ветви которых были направлены вниз. Наконец, состоялось приземление, в результате которого от корпуса бритвы отделилась некоторая самостоятельная часть, а в материнской части образовалась солидная трещина.

Благо, у Сычова оказался клей БФ-2 (а скорее в этом-то вся трагедия). Я благополучно произвел воссоединение и отнес пластмассовый корпус на камбуз. Там обе половинки я положил на решетки над плитой. Это было во второй половине дня. А после ужина решил проведать свое творение. От плиты исходил жар недавно сгоревшего угля, а с решеток беспомощно свешивались обе половинки белого пластмассового корпуса механической бритвы «Спутник». Они чуть не капали. Чуть не закапал и я. Большим усилием воли удержал себя, чтобы не броситься за борт. Перед глазами встала собственная ощетинившаяся рожа: в бороде торчат пух, солома, хлебные крошки. Да, утрата была тяжелой. А вечером по совету моряков решил сделать новый корпус из дерева.

На следующий день начал работу. Нашел буковые дощечки, из них и начал. Дня 3-4 не вылезал из машинного отделения. Там были тиски и весь необходимый для работы инструмент. Правда, он был мало приспособлен к изготовлению корпусов для механических бритв, но и это было хорошо. Вчера вечером склеил дощечки. Они теперь сохнут на том же месте, где расплавилась пластмасса. Теперь могу изготовлять деревянные корпусы не только для бритв, но даже и для часов. Работал без отдыха, зарастал тоже. Вчера побрился. [Эта бритва до сих пор у меня хранится, ею можно пользоваться.]

С Ефимцевым внешне помирились, всё (или, вернее, почти всё) вернулось к прежднему. Но это только внешне. Разговора не было, все восстановилось как бы само собой. Но уж пусть дурак так думает. Нельзя два раза войти в одну и ту же воду. Стараюсь избегать разговоров, шуток и пр. Чувствует ли он? Да, Женя, Женя. Ты одинок, у тебя нет друзей. И пусть одиночество послужит наказанием за твой дурацкий характер. Отхожу от тебя, душой отхожу.

25.07.63, 4-00 утра.
Идем осторожно, можно сесть на мель. Но перед этим стояли сутки: туман, туман. Подходим к о.Белому, к 73 град. Белый обойдем с севера, т.к. в проливе не пройти из-за мелководья.

26.07.63, 22-30.
Огибаем с севера о.Белый (он севернее п-ова Ямал). Идем медленно, лед 9-10 баллов. Часто стоим, ждем, пока разнесет лед. Сегодняшний день богат событиями:

1)Палыч лазил в бочку. Под градом острот всей команды (кто, конечно, не спал; я, к сожалению, проспал), улюлюканье и сочувствие он долез по вантам до бочки. На полном серьезе он сказал, что мог бы, конечно, залезть и в бочку, но не хочет.

2)Налил на морду спящего кока воды в отместку за покушение водой же на меня. Кок подозревает Ефимцева. Это было около 4-х часов дня.[Как-то кок спросил у меня: «А о чем ты со своей девушкой разговариваешь?». Да, действительно, о чем? И пока я напрягал извилины, он предположил: «Наверное, ты ей говоришь: - Дорогая, а скажи-ка мне такую-то формулу».] 

3)Самое интересное. Сидели мы у себя в каюте, как вдруг два звонка - вызов стрелков. Думали, какой-либо зайчишка валяется на льдине. Потом еще звонки, целый трезвон. В коридоре забегали, засуетились. Кто-то крикнул «медведь».

Выскочил на палубу: медведица с медвежонком метрах в 50-70. Шхуна на малом ходу идет к ним. Побежал за фотоаппаратом. Медведица не только не побежала от корабля, но вообще его проигнорировала и даже подошла несколько ближе. На носу четверо охотников: Вялов, Пургин, Сычов и Ефимцев. До зверя метров 50. Не стреляют, боятся, уйдет. А подойти ближе не дает лед.

Тогда Ефимцев предложил сойти на лед. Все это встретили без энтузиазма – боялись. Тогда Ефимцев прыгнул и пошел один. Охотники на носу не хотели отдать добычу. Капитан успел крикнуть: «закон Арктики, кто увидел, того и добыча» (увидел-то зверя он). Загремели выстрелы, медведица забеспокоилась. Ефимцев рванулся вперед, остановился, вскинул винтовку. Целился долго. Медведица беспокойно ходит, потом поворачивает на Ефимцева. Выстрел, она дернулась, прошла пару шагов и повалилась. Пока Ефимцев подходил к ней, она несколько раз дернулась и затихла.

Малыш отбежал и попытался скрыться. Их обычно берут живьем, чтобы сдать на зообазу. Половина команды во главе со старпомом попрыгала на лед. И началась потеха. Я все время делал кадры. Ефимцев крикнул меня сфотографировать добычу. Пришлось прыгнуть на лед, хоть и не хотелось: на мне были сандалеты. Промок на первых же шагах, но махнул на все рукой – не каждый же день приходится снимать медведей. Пощелкал в нескольких видах.

А в это время команда гонялась за детенышем. Капитан с мостика  стыдил ловцов, что они, дескать, боятся собаки и никак не могут поймать. Да, на мостике все просто. Он отлично бегал и отлично плавал. Ловили его минут 40. Наконец, принесли его, связанного, на палубу, положили на спину, растянув за все четыре лапы. Так и пролежал, пока на корме сколачивали для него клетку. Сначала ревел, барахтался, но когда все ушли, успокоился. Размером он немного больше Пальмы (моей овчарки), но мощнее и шире. Зубы уже большие, больше собачьих, и на них попадаться мало радости.

Когда клетка была готова, его перенесли туда. Он бесновался, орал, но от мяса своей мамы не отказался. И вдруг Пургин кричит – «Медведь»! Мы уже шли по курсу. За кормой метрах в 100 все увидели крупного зверя. Видимо, это был папа. Мы прошли мимо него и не заметили. Он бродил по льду, барахтался на спине в снегу. Все его поведение говорило о том, что ему еще неизвестна трагедия. Все колебались, бить или не бить. Во-первых, это самец, и крупный, во-вторых, отец. Да и вообще все устали. Только теперь сообразили, что было бы, если бы папа оказался поблизости. Ведь никто, кроме Ефимцева, не взял винтовки. Да и у него оставался всего один патрон. Короче, единодушно решили подарить мишке жизнь. Да и шкура еще лезла, а мяса нам было достаточно. Мясо белого медведя жесткое, а жир сильно пахнет рыбой. Поэтому кок после удаления жира делал котлеты. Очень вкусно.

Но самое смешное оказалось тогда, когда мы с Ефимцевым обнаружили, что пленка в аппарате давно кончилась. Зарядили новую, пощелкали, что возможно. [Я предложил вырвать из пасти мамы клыки на память, по два на брата. Из одного я сделал потом брошь Свете, а второй не так давно подарил Ляле Беккер.]

Весь день ярко светит солнце, температура 0 градусов. Ветра нет, а нам нужен, очень нужен южный.

28.07.63, 2-00 ночи.
Идем полным ходом по чистой воде. По горизонту видны льды. Ямал с Белым остались позади на западе. До Диксона осталось миль 50. Если не залезем в лед, через две вахты будем на месте. Вечером было судовое собрание, где обсуждали промысел.

Коку вдруг загорелось списать все песни, поэтому я, как Ю.Цезарь, пишу и диктую. По прогнозам в двадцатых числах августа будем в Архангельске.

Добавление к охоте: Ефимцев выскочил на лед в одной теплой нательной китайской рубашке, без носок, в туфлях.

28.07.63, 23-50.
Сегодня утром пришли на Диксон. Порядок будем ставить в бухте Полынья, восточнее Диксона миль на 5-10, на большой земле.

Ефимцев разбудил меня в 8-30. Хотели готовиться к установке порядка. Два катера начали буксировать льдины из бухты. Но подул ветер с моря, и работу пришлось прекратить. Катера снова подняли на борт, и чтобы не оторвало якорь дрейфующими льдинами, пришлось сняться с якоря и уйти дальше против ветра. Сейчас лежим в дрейфе.

Бухта очень живописна. Оба мыса состоят из темного острого камня. В нем образовались миниатюрные фьорды 3-5 метров длиной. Камни образуют громадные прямоугольники. Между мысами берег пологий, у самой воды намыта черная полоса несколько метров шириной. Впечатление такое, что здесь раньше был насыпан каменный уголь. На эту черную полоску море выбросило множество плавника. Вся бухта усеяна бревнами.

Когда таскали льдины из бухты, видел дохлую стрекозу на одной из льдин. Очень удивился. Я и не представлял, что в тундре могут быть стрекозы. А еще раньше за много миль от берега видел на снегу мух. Удивился еще больше.

02.08.63, 21-00.
Стоим против речки Зелендеева и избы промышленника, которая называется Зелендеево. Слово промышленник очень старинное, все время ассоциируется с понятием промышленность. А он промышляет, в основном песца. Хозяин Леша, лет 35, жена и дочь десятиклассница, учится в Диксоне. Он коренастый, широколицый, с короткой шеей. Мать и дочь очень похожи, черные, смуглые, глаза навыкате тоже темные. Приезжают второй раз в кино. Его почти не вижу. То его расспрашивают где-нибудь в каюте о промысле,то он что-нибудь расспрашивает. Живут с 1960г., раньше были на Чукотке в поисковой партии (золото). А сами родом из Омска. Это заметно очень и по речи: говорят они значительно чище, чем здешние моряки. Живут третий год и уже задолжали государству 3000руб (30000 по старому).Что-то и меня тянет на такую жизнь. Людей видят редко, поэтому были очень рады нашему появлению. Здесь каждый год (по крайней мере в прошлом) ловят шхуны белуху. Тогда они видят наиболее продолжительное время и в наиболее многочисленном количестве людей. Ненцев здесь почему-то нет.

Бухта неглубокая, река идет несколько сотен метров вдоль берега бухты, разлившись большим озером, а уж затем, сузившись, впадает в море, поворачивая налево. Берег между морем и рекой издали черный, покрытый углем, как в Полынье. Это какие-то темные сланцы. Здесь и стоит изба на этих сланцах. Склад, 12 собак, огромная поленница дров, масса плывуна по берегу.

[Рядом с избой стоит сруб из толстенных бревен в полтора обхвата. Положили их вдвоем с женой с помощью примитивного рычага-коромысла, похожего на «журавля» у колодцев. Старая изба холодная, сказал промышленник, поэтому решили строить новую.]
 
А дальше яркозелёная тундра и вдалеке, милях в 30, сопки. Промышленнику отводится определенный участок по морю, а вглубь – земли неограниченно. Здесь мы и будем ставить порядок. А пока вот уже несколько дней дрейфуем вдоль берега, ждем попутного ветра с берега, чтобы отжал лед. А ветра все нет.

Из Полыньи мы ушли в тот же или на следующий день: придут другие шхуны и встанут перед нами, т.е. восточнее нас у берега. И белуха пойдет к нам уже пуганная ими. Поэтому и решил капитан идти на восток сюда в Зелендеево, чтобы стоять первыми, ведь белуха идет с востока на запад.

08.08.63, 2-00 ночи.
Уж скоро две недели, как пришли на Диксон, а порядок еще не ставили. Да,природа к нам не благоволит. А уже домой охота. Перед этим провалялся почти двое суток – покачивало. На этот раз не травил. Ефимцев тоже лежал. Утром он смылся на берег, взял «Физику» и подался. Я остался долеживать. Соблюдаю обет – общих дел не выполняю, не хожу на берег. Сейчас море спокойно, но туман и на берег нанесло льда. Второй или третий раз разбавил чернила, писать отвратительно, следующий раз наберу химических.

09.08.63, 21-00.
Хвала Аллаху, Будде, Иисусу Христу, Яхве и поролчим идолам: сегодня поставили порядок. И сказал гарпунер: «Ловись рыбка большая и маленькая». И отвечала ему рыбка (белуха в 1,5т весом и вовсе не рыбка, а млекопитающее)…

Глянул в окно – солнце на самом горизонте, касается своим нижним краем. Замечено впервые. Впервые с нашего прихода сюда стоит чудесная погода, целый день солнце. Впервые же (точнее, второй раз, но очень недолго) сошел на берег, был у промышленника, говорили, интересно. А еще впервые жарили, а Ефимцев заготовлял, отбивные, и, наконец, совершенно впервые (по крайней мере в рейсе) не спал ночь, бессонница, а в 7-30 подняли ставить порядок. Лягу в 23-00, чтобы прийти в норму.

Сегодняшний день очень богат событиями. Впервые за приход в Диксон нормальная погода. До этого хмарь, туман, моросит или, в лучшем случае, просто пасмурно. На улице и не появлялся, долбил Камию («Движение протоплазмы») да дрых, а больше страдал отсутствием нормального сна.

18.08.63.
Настроение падает со страшной скоростью – надо уходить с Севера, да пока нет возможности. Ефимцев должен 27-го ехать в экспедицию, да и мне пора заниматься делом. Капитан что-то темнит, не хочет отвозить нас в Диксон. Завтра будем разговаривать с ним серьезно. Мы готовы даже идти пешком по тундре вдоль берега 120 км.

Произошло масса событий. Но самое главное – увидели промысел: загнали более 2-х десятков голов белухи по 1-1,5 т каждая. Но все по порядку.

10-го днем мы неожиданно снялись с якоря и пошли на Диксон за продуктами. Девять человек команды, в том числе и Ефимцев, остались на берегу возле порядка. Жили они у промышленника Леонида Власова. С ними было 3 катера для загона белухи в порядок. Во время перехода мужественно перенес качку (качало как в первый раз), простояв все 6 часов в рубке.
 
Диксон - небольшой порт с причалом на 3-4 корабля, сотня двухэтажных деревянных домов, каменистый берег без намека на древесную растительность. Два дня стояла чудесная солнечная погода, один день дул страшный ветер. С нами ехала жена промышленника. Она во многом помогла по части получения продуктов. Пришли мы уже вечером в субботу, поэтому пришлось ждать до понедельника.

В воскресенье все рыбные судовые запасы (засоленный ранее омуль) были распроданы командой местному населению и пропиты. На лето там сухой закон, поэтому пришлось пить румынский «Рислинг» или «Цимлянское». Не обошлось и без конфликта – чуть не случилась драка. А в результате сбежал второй механик Малиновский. Похоже, что он рехнулся. Это довольно частое явление в тралфлоте.

[Сам он родом из подмосковья, довольно крупного телосложения, характера хамоватого, задиристого. В отношении меня он временами ёрничал, переиначивая МГУ в ГУМ. Мне он был соответственно малосимпатичен. Поэтому, когда он обратился ко мне с просьбой дать ему на поход в Диксон туфли (свои некрасивые), я отказал. Матросы мне намекнули, что у них в таких случаях отказывать не принято. Может, и этот инцидент сыграл свою роль.]
 
Как-то пришли на судно двое архангельцев – братья Миллеры. Они в 150 км от Диксона в тундре промышляют зимой рыбу. Зарабатывают хорошо. Старший Вениамин, младший Аскольд, или Аська. Он произвел очень хорошее впечатление. Небольшого роста, лицо скуластое, открытое, простое. Пожалуй, это единственное лицо, в котором отсутствует хапужничество и тайные стремления. К сожалению, о старшем этого не скажешь. С ними рыбачит еще их отец, который когда-то многие годы промышлял на Новой Земле (до 1953г.).

Два года они рыбачат на озере, на лето едут в Архангельск, пропивают все и к зиме возвращаются сюда снова. В этом году они что-то задержались. [За зимним уловом к ним на озеро прилетает вертолет. Пилот был в шоке, когда они голыми руками доставали из сетей рыбу, которая тут же твердела. Температура была -50град! С Новой Земли их переселили в Архангельск. Кому-то из детей так понравилось ездить в трамвае, что он катался, пока не умер в трамвае от переохлаждения.

В чертах лица братьев явно прослеживается присутствие местной ненецкой крови. В книге Семушкина «Алитет уходит в горы» описана семья американца Миллера, за много лет оставившего многочисленное потомство. Не из этих ли Миллеров братья? Не из них ли и наш Газпром, в лице которого также просматривается северная примесь?]

Наконец, мы взяли продукты, по бутылке вина на каждого, прождали сутки Малиновского. Возвращаться он категорически отказался. И 14-го утром мы подняли якорь. Обратно шли дольше из-за встречного ветра и волны. Эти четыре дня в Диксоне нарушили весь распорядок. Каждый день приходилось выпивать, бродили по городу, озираясь, как иностранцы. Два месяца моря уже всем порядком надоели. А ведь промысел еще не начинали.

14-го вечером увидели Зелендеево. Еще не успели бросить якорь, как услышали треск катеров. Нас заждались. Мои предсказания, что к нашему приезду берег будет завален ошкеренным зверем, не оправдались.

С Ефимцевым встретились довольно радостно. Наконец, через его толстую кожу дошло не совсем дружелюбное к нему отношение команды. И на берегу в отсутствии капитана ему это дали-таки почувствовать. Нет у него чутья в общении с людьми, подхода, такта или черт знает чего. Я же обо всем молчал, а потом дал зарок, вообще ничего подобного не говорить. На такие темы можно говорить с друзьями, а он лишился этого звания.

Было его немножко жалко, когда он изливал душу по поводу отношений своих с командой. Как же я смеялся в душе, когда он сказал, что понял, как иногда полезно ДУМАТЬ в одиночестве! Да, этого он, пожалуй, никогда не делал, и вряд ли будет делать в будущем. А он бы понял тогда еще больше. Я не откликнулся на его откровенность. Шабаш. Проверка забраковала его. В Москве он считался со мной, потому что я был нужен ему, своей головы не хватало. В море эта необходимость отпала, и его деспотизм проявился.

Но теперь прошлого не вернуть, хотя сейчас у нас отношения внешне почти такие же. Кроме того, нас объединяет общее желание – рвануть отсюда. А это, кажется, не так-то просто. До Диксона 65 миль пешком, это 5 дней пути. Морем же капитан что-то не телится. Даже не старается остановить попутных судов, хотя их уже прошло 3. Не нравится мне он что-то. Эгоист и маленький князек. Черт с ним.

[Промысел произвел угнетающее впечатление. Встреченное катерами стадо белухи было конвоировано к порядку, загнано и заперто. Стрелки поджидали вынырнувшего зверя и в упор стреляли. Гарпунер тут же всаживал в тело белухи гарпун на канате, и катер буксировал тушу к кораблю. Там лебедкой поднимали ее на борт и разделывали. Когда все было кончено, море стало красным.]

21.08.63.
Воистину, неисповедимы пути господни! Мы с Ефимцевым в Диксоне! Это удача. И на днях должны улететь задаром на военном транспорте. Командир экипажа уже дал согласие, но еще неясно, добросит ли нас до Москвы (он летит в Москву) или только до Воркуты. Но Воркута - это уже Большая земля и оттуда как-нибудь доберемся. А все началось так.

19-го произошел разговор с капитаном. Вопрос был поставлен ребром: нам НЕОБХОДИМО уехать (у Ефимцева горит экспедиция). До Диксона есть три варианта добраться:

1) Ждать прихода на зимовье Зелендеево сейнера - пароходика, который снабжает промышленников продовольствием и товарами, а у них забирает рыбу и мясо. Но он уже два дня назад вышел из Диксона и давно должен быть здесь, где он сбросит продукты и пойдет дальше на восток. Через несколько дней он вернется, и на обратном пути будет забирать детей с зимовий в школу. Когда это будет, одному богу известно. В Диксоне же не известно, будит ли сразу пароход в Архангельск, а если нет, то сколько нам ждать его. А время–то поджимает, у Ефимцева 27-го отъезд из Москвы.

2) Добросить нас до Диксона на шхуне. Это 6 часов полным ходом. Часть команды и катера оставить на случай, если пойдет белуха. Ее загонят, выловят, а когда подойдет шхуна, примут на борт. Так считает и команда.

3) Выйти из Зелендеево пешком, а дня через 4 – максимум 5 придем в порт.

Наше трио – капитан, я и Ефимцев – первый вариант единодушно отвергли. На второй вариант капитан категорически отказался: не может рисковать промыслом, да и в Архангельске пойдут разговоры, и топлива мало и т.д. и т.д. Видно было, что это слова, он просто не хочет. А почему, не понятно. Ефимцев попробовал уговаривать, он что-то полузаискивающе бормотал, потом смолк.

Против пешего похода капитан не возражал – пионеры даже ходят – даже обещал подбросить 10 км на катере. Скотина, мог бы 25, до ближайшей зимовки Убойная. Ушли от капитана, я с мыслью уйти пешком, у Ефимцева же над мыслями преобладали эмоции.

Я предложил идти немедленно. Ефимцев что-то злился, нервничал, сказал, что не хочет гробиться. Я пожал плечами. Через некоторое время он решился, и мы начали собираться. До этого команда все посмеивалась над нашим пешим походом. Когда же увидели, что это на самом деле, острить перестали.

Все нам сочувствовали, помогали. Несколько человек из команды пошли уговаривать капитана, чтобы довезти нас на катере до Убойной. После долгих уговоров капитан согласился. Противно. Наконец, около 6-и часов вечера «при огромном стечении народа» на палубе наш катер отвалил, дал прощальный круг, Вялов с мостика пустил ракету, и мы взяли курс вдоль берега.

По пути встретили шхуну «Кашкаранцы», она возвращалась с Диксона, и «Майну» Калининградской конторы (тоже за белухой). И, наконец, Убойная. Там три сейнера красноярской конторы, тоже промышляют белуху.

Мы рассчитывали попить на зимовье чаю и отправиться ночью в путь, пока не жарко. На Аварийной (тоже зимовье) переночевали бы, затем ночевка в Полынье, а уж следующая ночевка в Диксоне. Все это вдоль побережья. Но нас ждала удача.

Прямо перед нами в Убойную пришел диксоновский катер (настоящий катер). Он привез охотников и утром должен уйти. Мы быстро договорились, зашли в избу, познакомились с хозяевами. Пожилые, лет около 40, четверо детей-школьников. Люди гостеприимные, радушные. В соседней избе живет второй промышленник, молодой парень Миша. Вскоре проводили наш катер, пожали руки старпому, Сычеву и радисту. Наши ушли.
 
Сели за стол пять диксоновцев и нас двое. Отменный копченый омуль, вкуснейший борщ (а жрать-то здорово хотелось).

22.08.63.
Третьи сутки околачиваемся в гостинице. Ждем самолет, а деньги тихо-тихо тают. Грязнов выдал авансу 8руб да боцман вернул 4. Жрем свою тушенку с галетами. Погода сегодня отвратительная, дует ветрище. В нашей камере холодно. Ефимцев дрыхнет, я пишу. Часов 10 вечера по местному времени.

Итак, вкуснейший борщ. А перед этим я выложил на стол наш харч: грамм 300 масла, пачку галет, две пачки чаю, кружку конфет детям, пачку сахару. Хозяйка пробовала протестовать, но мои действия были решительны. Диксоновцы ели вяло, мы же еле сдерживали себя. Они по одному начали вставать, мы прочно держались на якоре. Вдруг один из них пришел и сказал, что они передумали ночевать, катер сейчас будет отходить. Мы зашевелили челюстями быстрее.

Хозяйка велела девочке достать несколько омулей. Было неудобно, пробовали отшутиться, что, дескать, брать неудобно, а оставлять жалко. Три великолепных копченых омуля у нас. Спасибо, добрая женщина, мы их довезем до Москвы во что бы то ни стало.

Снова шум двигателя. Мы чешем вдоль берега 10 миль в час. В кубрике в носовой части нас шестеро и один в рубке за штурвалом. Трое спят, трое изредка переговариваются. Часа через два я тоже прилег. Периодически кубрик заполняется диким дымом, глаза слезятся, в горле щекочет. Постепенно исчезают тела, кеды на моих ногах расплываются, неясно белеют. Потом постепенно светлеет. Оказывается, в машине пробило какую-то прокладку. В бухте на полном ходу зацепились за камни. Спящие повскакали, встревоженные. Но все обошлось.
 
И вот 20-го около 8 утра по местному времени мы на о. Диксон. Напротив, на материке порт и поселок, здесь же аэропорт и полярная станция. Сюда на остров у нас два официальных письма от капитана начальнику штаба Западного сектора Арктики Майнагашеву (или Майганашеву) и диспетчеру порта (или другая должность) Резину, корешу капитана. Сначала освободились от мешков в камере хранения и начали битву за возвращение блудных сынов.

Мы у начальника штаба. Это среднеазиат лет 40 с усами. Его положение обязывает никогда не улыбаться, наверное, даже в постели с женой. Выслушал нас, многозначительно помолчал и рек: «Деньги решают все». Мы мягко заметили, что еслибыони у нас были, мы бы не стали у него отнимать столь дорогое время. Выяснилось, что пароходы на запад будут только в сентябре, и тогда можно было бы что-нибудь устроить. А вообще, надо быть предусмотрительным и брать с собой денег. На пятом курсе надо быть уже предусмотрительным. Но нам нужна помощь, а не нравоучения. К сожалению, никто из нас не умеет печатать деньги. На этом и распрощались.

Следующее письмо к Резину. Стучимся. Он в кровати, дежурил. Читает письмо. Готов помочь, но нет пароходов. Видимо, мужик хороший. Давно уже должна придти «Индигирка», но она во льдах, барьер 2 км. Как только придет, все устроит. На рейсовый самолет бесполезно, сейчас очень строго. Есть военные самолеты, они летают до Воркуты. Оттуда можно поездом. Резин пообещал помочь со своей стороны.

Мы же решили обратиться к начальнику аэропорта.Начальник аэропорта Лазутин быстрый довольно молодой и подвижный мужчина небольшого роста. Выслушал нас с интересом, задал несколько вопросов. Готов помочь. Но на пассажирский посадить не может, очень строго. Грузовые почти не ходят. Можно на военный, он поговорит с командиром экипажа. Кстати, он идет на Москву и сможет довезти нас если не до столицы, то хотя бы до Воркуты. Но сначала ему еще нужно слетать до Челюскина, затем до каких-то островов (кажется, Западно-Сибирских) и снова вернуться в Диксон. На Челюскине пока нет погоды. Но наше настроение уже поднялось. Бог даст, скоро будем в белокаменной.

Вышли, на радостях решили поселиться в гостинице. Можно было бы на буксире «Экспортер» (там капитан друг нашего капитана и у нас было туда тоже письмо), но он стоял на рейде, а это значит, торчи там день и ночь, и можно прозевать самолет. Можно было поселиться еще у Миллеров, но тоже связь с островом ненадежная.
В гостинице нам снова повезло – нас поселили в двухкоечный номер. Не знаю, с целью изолировать или же дежурная уловила сквозь нашу сомнительнуювнешность высокий интеллект. На мне были кеды, лыжные брюки, свитер, резиновый рокан, выпрошенный у боцмана, и кепка. Все это дополняли ослепительно белые перчатки х/б. На Ефимцеве же резиновые сапоги, такой же рокан, бородка и рукавицы х/б же. Помылись в общественном умывальнике чьим-то мылом и бухнулись в свежие простыни.

Ночь мы все-таки не спали. Проснулись вечером. Пошли бродить. У клуба афиша: «Концерт МАИ». Студенческая агитбригада. Они уже начали выступление. Узнали их номер комнаты. Утром познакомились.

В 4 дня они должны были играть в волейбол с солдатами. Ефимцев тут же напросился. На площадке он вызвал всеобщий восторг своей комплекцией. Несколько его гасов были встречены диким воем. Словом, он пленил всю часть.

Вечером мы собрались на концерт братьев-студентов. Решили не переодеваться, чтобы не вызвать нежелательной реакции со стороны наших опекунов. Ведь нас встретили по одежке, а показать свой «ум» нет возможности. Провожать же тоже будут по одежке.

В клуб вошли беспрепятственно, билетов с нас почему-то не спросили. Когда пробирались через зал на сцену, публика весело загудела. Видимо, по поводу наших резиновых смокингов. Но мы это восприняли с равнодушием свергнутого короля. Разделись у артистов, взяли оттуда два стула-инвалида и разместились в проходе. Концерт ничего, встретили хорошо. Подобные вещи здесь редкость, раз в год.

После концерта вышли с ребятами. Они нас звали в столовую, но мы отказались – они уже кормили нас перед концертом. К тому же у них там намечался выпивон, а оппивать их ни к чему, им самим мало. Ночью собрались у нас. Проболтали часов до двух местного.

Ночью было холодно, но встать закрыть форточку лень. Закрыл Ефимцев. Утром (это уже сегодня) попробовал поднять меня, пришлось сказать резкости. Эх, все-таки диктат у него не отшибло. Встал в 4 дня (местного же).

За все оставшееся время не показали носа на улицу – там холодно. Мы ждем погоды. Теперь наше занятие – ждать. Как это противно, но Ефимцеву говорю, что нет нечего приятнее. Скоро уже вернутся МАИвцы, зайду к ним.

Слова, слышанные…:
    8) дед – старший механик.
    9) бич – опустившийся морской люмпенпролетарий; «собирает подоходный      налог» с корешей с пароходов. Встречает и провожает в рейс. Он же часто «конь» -бежит в магазин за водкой. Первый стакан – его. 
   10) ювелирная челюсть – вставные зубы.
   11) волосан, волосанка – оскорбление. Может, так называли стиляг? Призыв: «Чеши волосанов пока линяют!»
   12) «А волны выше нашего сельсовета. Всех укачало, а мне хоть бы что – лежу себе и блюю».
   13) мырка – нос.
   14) «пустить голубей» - вытряхнуть за борт при сдачи вахты использованную бумагу (обычно газеты) из гальюна.
   15) спустить тряпку, поднять тряпку – ежедневная обязанность вахтенного матроса на флоте по подъему и спуску флага. Но в море про эту процедуру часто забывали.

24.08.63.
А по местному же 25-е.
Ждем, ждем, наше занятие – ждать. Мы уже ждем профессионально: стараемся меньше двигаться, изредка едим, лениво говорим обо всем.

Вчера днем улетели МАИвцы. Улетели на Хаттонгу. Ребята ничего, хорошие, но профессионально ограниченные. Эта болезнь теперь далеко не редкая. Дали нам 20 руб., спасибо. Я по простоте душевной рассказал им о наших 12 руб., когда их заинтересовал наш банковский счет. Ничего, в Москве отдадим. Они полетят до Тикси и числа 15-го вернутся в Москву.

После их отъезда Ефимцев завел разговор «за жисть». Но я упорно не отвечал на откровенность. Он злится. Чем больше меня знает, тем меньше понимает меня. А мне это смешно. Он плохой собеседник – ничего не может дать тебе, только факты. А они уже известны все. Поэтому скучно с ним. Сегодня он рассказывал про детство, войну, родителей. Интересно, о чем завтра мы будем говорить?

Сегодня военные сделали последний рейс на Челюскин. Ефимцев был у них. Если будет погода, завтра они полетят на Наталью (один из островов). Тогда есть возможность улететь с ними 26-го. Дай-то бог.

Прочел повесть Аксенова «Марокканские апельсины». Ничего, понравилась.
Только что Ефимцев прочел в журнале «Новое время», что следующую поездку нам можно будет совершить в Сомали, т.к. туземцы настолько гостеприимны, что по всей стране можно путешествовать совершенно без денег – в каждой деревне тебя накормят и даже снабдят на дорогу. И, кстати, там настолько много молока, что коров часто доят просто на землю (из того же журнала).

24.08.2017.

[На этом дневник заканчивается. По-видимому, мы улетели 26-го. Это был самолет транспортной авиации, ЛИ-2 (?). Вместимостью около 20 человек. Откидные как у грузовика жесткие лавки по бокам. Всего было человек 8, все военные, кроме нас. Помню, играли в карты, столом служил чей-то чемодан. Временами подбрасывало, а однажды так, что все зависли вместе с чемоданом. До Москвы лету, насколько я помню, часов 12.

В Воркуту прилетели поздно ночью, было темно. Плоский пейзаж нарушал громадный конус террикона, с верхней части которого стекали языки разноцветного огня. Наверное, это горели остатки угля в пустой породе и газы. Наземное северное сияние в миниатюре.

Утром вылетели в Москву. Самолет прилетел в Быково. Дальше электричкой в Москву.


                Эпилог
Промысел закончился без нас уже и успешно. Взяли полный груз, а ошкеренные туши пришлось выбросить в море. Судно благополучно вернулось в Архангельск. Медвежонка сдали на зообазу. Малиновский пустился в судебные тяжбы, но безуспешно. Стало ясно, что у него поехала крыша. Капитану пришлось объясняться по поводу охоты на медведицу: ввиду отсутствия свежего мяса для команды. А шкура вылезла – не сезон. Пришлось выбросить.

Фотопленки пропали. Женя выложил их в шкаф в общежитии, и уехал в экспедицию. Комнату отдали другому студенту (Аракелову, с нашего курса), а он решил, что это никому не нужно и выбросил.

                Состав команды шхуны «Колывань»
1.Капитан – Бабуров Павел Николаевич.
2.Старпом -
3,4.Штурманы – Грязнов Николай Павлович, самый старый после капитана (2-й), Леша (3-й).
5.Боцман – Вялов Алексей.
6,7,8,9,10,11 – матросы, три вахты по два человека.
12,13 – гарпунер, рыбмастер.
14,15,16.Механики –старший, второй Малиновский, или «Малина», как его зовет команда, третий.
17,18,19.Мотористы. Один из них по прозвищу «Центроболт» - искаженное из какого-то фильма про революцию «Центробалт». Единственный обладатель по выражению моряков «хлебной книжки» (партбилета) среди нижних чинов.
20.Радист – прозвище «Марконя», от Маркони.
21.Электрик – Сычев.
22.Кок - Володя
23.Юнга – Иван по прозвищу «Хохол».]