Рассказ межзвёздного Лжеца. Часть десятая

Глазел на мои мучения и ликующий Завистник, даже расплющивал о стекло язык – подсмотрел дразнилку у Задиристого – когда балкон с наблюдателями моего злосчастия вдруг расцвёл огненным цветком Окки; такой цветок распускает свои ослепительные лепестки один раз в жизни каждого, всего на один решающий миг, в молодом саду Опасных Желаний. И кто сорвёт Окки для ветреной возлюбленной, тот разделит с нею бессмертие; – так гласит странная легенда, которая единственной помнилась мне из времён часов на руке.

За ту легенду меня злобно и жестоко высмеял Сочинитель: бессмертие-де даётся великому таланту, а не из прихоти какой-то влюблённой в гениального алкоголика соплячки, конопатой к тому же. Ей только репу дёргать на деревенском огороде, а не «огненные цветки» рвать, да ещё в «молодом саду Опасных Желаний»! – ишь, выдумали чего.   

Сочинитель кричал, топал ногами, грубил мне и замахивался кулаком, но в конце концов соорудил здоровенную бочку, бормоча и ругаясь в пустоту. Пол-рубища он замешивал в ней некую «брагу» и однажды попытался отпить из бочки, под общий хохот. Озлился неудачей, плакал без слёз и опрокинул бочку в озеро, отравив всех мальков Мудрого.       

...Когда я очнулся от воспоминаний, мой Шар Наказаний уже подплыл к пустому балкону, шланг наматывался на лебёдку, а крутили её голые Усладительницы, вручную. Из своей клетки на них косил горящим глазом Задиристый; он высоко подбрасывал колени, держал мужественную осанку, напрягал бицепсы и складывал губы «трубочкой», как бы насвистывая что-то на лёгкой прогулке.
Лампы светились ярче некуда. 

Выбрался я из Шара Наказаний и понял всё. Видимо, через балкон прошла та самая струя плазмы, о которой предупреждала Бастет.  Её голова, совсем не повреждённая, валялась среди таких же голов, только что глазевших на моё наказание.
Не «струя плазмы», а гильотина. Но никакой крови: прижгло сосуды на шеях всех обезглавленных. 
Гудели вентиляторы, вытягивая пар и сажу от сгоревших тел, ревела сирена и мигало красным: опять до освобождения Устрашателя ровно сутки.

Ну что ты будешь делать...

Видимо, вместе с телами гуманистов сгорели пульты, управляющие клеткой Устрашателя. У Осириса, командора и у Бастет я видел такие штуковины.
Картина с головами гуманистов запечатлелась в памяти крепко. Когда-нибудь я украшу ею свою религию. Если религия сляпана только из наставлений и назиданий, то кто ж в неё поверит?!
Никто.
В добротной религии надо правильно дозировать кровь, секс и мудрость, взывающую к смирению.

– Милый, ты снова обязан спасти нас! – наперебой защебетали голые Усладительницы. – Это твой священный долг. Как брутального мужчины. Тебе нужна сабля. На.

И вручают мне саблю. Красовалась над саркофагом Завистника, рядом с огромными погонами десантника и фотографиями оплодотворённых героем самок: завистливые ничтожества любят вешать над своим лежбищем всякие героические фетиши.

– Идите ко мне, мои чаровницы!  – зычно трубил Задиристый из своей клетки. – Тут безопасно. Мы будем бежать тесной общиной, соприкасаясь упругими бёдрами. Оставьте этого неудачника Устрашателю. Ко мне, мои любушки! 

Брюнетка брезгливо повернула красный рычаг, выступающий из «перпетуум мобиле», и на Устрашателе удлинилась невидимая цепь – оказывается, он цепью был прикован к стене клетки! – расстояние до Задиристого сразу сократилось, тому пришлось поддать прыти и умолкнуть. Загорелись дополнительные лампы.   
– Это регулятор оборотов, – пояснила брюнетка, видя моё удивление.  – Не знал?

Честно говоря, не знал.

– У тебя сабля, – напомнила блондинка. – Действуй.
– Придётся, – осторожно согласился я.  И вспомнил о Горшках Правды.

До кладовки «101» я добрался в три прыжка. Может, в четыре; не считал. Но обратно точно в пятнадцать, зато с горшком в руках. И сразу – чирк саблей по остаткам шеи Бастет! Долой пригорелое! Бултых кровоточащую голову пантеры в Горшок Правды!

Выпрямиться не успел: передо мною уже стоят шатенка с новым Горшком Правды и блондинка с головою Анубиса:
– Не отвлекайся. Мы будем приносить волшебные плошки и дохлые головы.   

Сообразительные девки.   

Дело пошло сноровисто. Я отрубаю саблей горелую плоть, блондинка подаёт головы, остальные мельтешат с горшками.
– Торопись, – предупредила брюнетка. – Не то оживут дураками. Мозг умирает быстро.
– Верь ей, – бросила на ходу рыжая. – У неё диплом медицинского. 
– Этого оживляем после всех, – хмуро велел я блондинке; та притащила голову Завистника. – Он дурак. Ему задержка не повредит. 

Усладительницы прыснули.
Справились быстро.

– Надо расставить наши творения изысканнее, – заявила блондинка, оценивая работу и недовольно надувая губки. – Волка и кошечку поместим в центр, потом кружочком темноволосых, потом лучиками светловолосых.  Получится отличная клумба. 
– Через одного! – заспорила шатенка. – И без «лучиков»!
– Нет-нет, давайте «ромбиком».
– Девочки, не ссорьтесь. Бросим жребий. 
– Никаких жребиев. Кто первый сказал, того и мнение.
– Поставить головы по кругу! – прикрикнул я. – Глазами в центр! Чтобы каждый видел каждого! Не то хрен поймут, чьё мнение.

Под этот гвалт очнулась голова Бастет. Не зря говорят, что у кошки девять жизней.
– Что тут было?  – хрипит голова пилота.  – Только не вспышка.
– Вспышка, – отвечаю голове Бастет, со скорбью в голосе. – Ваши тела испарились. Головы уцелели. Они в Горшках Правды. Через сутки вылезет Устрашатель; слышите сирену? Сожрёт меня и Усладительниц. Ваши головы останутся в горшках и полетят в вечность; правда, черепами. Предлагайте идеи.
– Например? – спрашивает голова Бастет как-то насмешливо.
– Например, как отключить Устрашателя, – отвечаю голове пилота. – Или как расставить вас элегантнее: клумбой с лучиками или «ромбиком»?  Чтобы  произвести впечатление на туземцев с позитронием. В следующей галактике.
– Молодец, – одобрила Бастет. – Три-семь-девять-ноль-четыре-один.

Бум! – сирена затихла, красное мигание погасло.

– Зря, Бастет, – очнулась голова командора. – Теперь он знает секретный акустический код блокировки Устрашателя.
– Что толку? – огрызнулась голова Бастет. – Через сутки будет новый.
– Надеюсь, вы не забыли все эти акустические коды? – обеспокоился я. – Наверняка их много, кодов. Может, проще их записать? Диктуйте.

Тут как тут блондинка с карандашиком и брюнетка с блокнотиком.
 
– Не дрейфь, Лжец, – успокоила Бастет. – Мои предки помнили каждый лист в своём лесу. Эта голова хранит миллионы цифр. Главное, ты кнопки не нажимай на Горшке Правды; ну, чтобы вызнать у моей головы коды. Тогда забудет все.   
– Ваши планы, командор? – спрашивает голова Осириса; тоже очнулась.  – Я нахожу положение безвыходным. Что делать?
– Погибнуть, сохранив честь! – отчеканила голова Анубиса.
– Какая прелесть! – восхитилась блондинка. – Говорящие кактусы-девственники.
 
Голова командора зарычала.

– Колючие! – захлопали в ладони Усладительницы.
– Погибайте, если не терпится, – прошипела командору голова Бастет. – А я не собираюсь.   
– И каковы ваши планы? – с надеждой осведомилась голова Осириса;
– Обрести тело, – отрезала голова Бастет. – Лжец сотворил душу машине, управится и с телами. Лжец! Ищем обитаемую планету. Заберёшь с неё подходящих аборигенов и пересадишь им наши головы.
– Я не хирург, – возразил я.
– Он за переборкой, – равнодушно сообщила голова Бастет. – Электронный и безошибочный. Машина. Но таких операций делать не умеет. Напишешь ему программу. Или окажешься в желудке у охотника за бессмысленной бессмертной жизнью. У санитара Вселенной.
–  Вашей Вселенной, –  уточнил я. – Мы из другой. И тут проездом.

– Девочки, собираемся! – обрадовались Усладительницы. – Мы проездом! Чур, я на верхней полке! 

– Цыц, вертихвостки! – зарычала голова командора. И осведомилась саркастически:
–  И как же попасть в твой мир, Лжец?

–  Не знаю, – пожал плечами я. – Может, через бессмертный желудок Устрашателя?

–  Я был прав, командор, – заявила голова Осириса. –  Этого Лжеца нельзя помещать в «перпетуум мобиле».

– Хватит болтать, – усмехнулась голова Бастет. – Неси меня к пульту управления, Лжец. Буду подсказывать, как управлять кораблём. Ты парень сообразительный, справишься. Учти: отрезанные головы долго не живут. Так что шевелись.

– А я похлопочу о медали, – добавила голова Осириса.