Купание коня

Страничка из моего дневника.

Головотяп 
 
На каникулах или в выходные дни, даже иногда после уроков деревенские дети с семи-восьми лет уже начинали работать. Мужчины в деревне почти все погибли, некоторые вернулись покалеченными и мы, дети, вместе со вдовами старались помочь разрушенной после войны стране... Так надо!

Каждому из нас закрепили по лошади, но в самом начале детям для практики запрягали невозмутимого, доброго и спокойного вороного мерина по кличке Головотяп. Это первый конь (как первый класс в школе), на котором дети учились работать...

Головотяпа нам запрягал хромой конюх Федосьевич, ветеран войны, - дедушка моей деревенской подружки Любки и учил ребятишек как это делать. На войне он потерял ногу и ходил на скрипучей, как у пирата, видавшей виды, деревянной ноге, что пугало нас, детей.

Запрягать лошадь в телегу или дровни я уже умела, только трудновато было затянуть сыромятную кожаную супонь на хомуте - не хватало силёнок, ведь мне всего лишь восемь лет...

Зимой на каникулах не до отдыха, мы работаем в колхозе с утра до вечера.
Деревенские бабы ломиками и топорами долбят застывший навоз в стойле, нагружают на дровни и эти куски мы вывозим в поле. Соревнуемся, кто быстрей сгрузит, кто больше сделает рейсов. Мне эта работа нравится...
   
Иногда у кого-нибудь случается авария: то лошадь не может идти по глубокому снегу, ложится на брюхо и не хочет вставать. Бьёшь её вожжами, громко орёшь, - не помогает, дёргается, а оглобли уже на спине, так вывернет, зараза! Приходится стаскивать рукавицы и выпрягать её из дровней.

Приложишь все силы, тянешь за хвост, лупишь вожжами, помучишься, но справиться  можно. Освобождённая от тяжёлых дровней, лошадь сама встаёт на ноги. Снова запрягаешь, еле как затянешь супонь и - вперёд...
Единственный коняга не боялся глубокого снега, пёр как танк – это Головотяп.

Бывает иногда и другая проблема: обрываются гужи, которыми крепят оглобли к полозьям. Папа заранее, на всякий случай, показал мне на карандаше как поступить, если порвался гуж...
Гуж – это кольцо из скрученных ивовых прутков или из толстой верёвки, в которое при определённых поворотах вставляется оглобля.   
   
Папа подсказал:

-- Если верёвки не оказалось, используй вожжи: на одном конце вожжей как можно крепче завяжи кольцо и сделай так, как я тебе показывал на карандаше...

-- Ты всё поняла?

-- Поняла, папа, - ответила я и повторила папин урок с помощью карандаша.

Вскоре папина наука мне пригодилась и я легко справилась с аварией. Однажды помогла девочке: стоит среди снежного поля одна одинёшенька и плачет, не знает что делать...



Вы там не балуйте!
 
Весна выдалась жаркая, сухая, что-то давно нет дождя и не ожидается. Недавно вспаханные и засеянные зерном поля высохли, «схватились» жёсткой коркой. Бригадир отправил меня и ещё двух мальчишек с одинаковой фамилией - оба Платовы: Володьку Витькина и Володьку Олёшкина боронить поле.

Рано утром, провожая меня, мама дала «тормозок»: бутылку молока и кусок ржаного хлеба, посыпанный сахаром, при этом сказала:

-- Вы там не балуйте!

Что она этим хотела сказать, я так и не поняла...
   
Весь день, почти без отдыха, мы боронили огромное поле. Получилось хорошо: мы сделали всё как надо. «Баловать» было некогда. Целый день на ногах кругами ходили по полю, ведя под уздцы лошадь, запряжённую в тяжёлую железную борону.

Устали не только мы, но и наши кони. Вдобавок сильно хотелось пить... От яркого весеннего солнца наши лица стали красные...
 
Ближе к вечеру работа закончена, теперь по домам!
Перво-наперво припала к ведру со студёной колодезной водой, отвела душеньку...  Увидев моё красное лицо, мама пожалела меня:

-- Устала? А лицо-то вишь как всё обгорело!

-- Вот оно как! - мама поставила передо мной чайную чашку с простоквашей...

-- Давай, намажь-ко щОки простокишей да садись поешь, отдохни немного и поди-ко в баню... робята уж те вымылись.

-- Да не выстуди, отец ещё не мывсе, ковды вот он явитче из лесу?   



Конь прекрасен во всём
               
Летом в сенокос мы работаем на колхозных клеверных полях вместе со взрослыми. На сей раз мы возим сухой клевер. Вместо повозки запрягались две тонкие гибкие с густыми ветвями берёзы. Бабы вилами кидают тяжёлый клевер на берёзы.
 
С большим возом мы осторожно подъезжаем к центру скошенного клеверного поля, там, где ребята копнят стога... Дёрни за одну из берёз в сторону, и весь воз сухого сена остаётся на земле - вот преимущество берёзовых «дровней» - специально разгружать не надо.
 
За каждым подростком были закреплены лошади. В то жаркое лето у меня была рыжая кобыла по кличке Грозна. Нервная, боязливая, она не вытерпливала овод. Ни с того ни с сего она могла понестись, как угорелая, или вдруг резко остановится, подогнёт ноги и шлёпнется на бок... Приходится выпрягать её при помощи окриков и битья вожжами и заставлять подняться на ноги.

В пахах у Грозны струится кровь от многочисленных укусов крупных паутов - размером с пчелу... Я постоянно отгоняю надоедливых насекомых веткой, смазываю солидолом места скопления. Эти назойливые кровососущие успевают присесть на руки-ноги и нам, детям, и если мы провороним, они прокусывают кожу до крови (укус не очень болезненный, вполне терпимый и без зуда, как у комаров)... Мы привыкли к паутам и не боимся их вообще...   

Мне нравится Грозна своим независимым характером. Она не умеет отлынивать от работы как, например, безмятежный медлительный Головотяп.

У коней, как и у людей, свой неповторимый характер. Через мои руки в разное время прошли: невозмутимый карий Головотяп, спокойная светло-серая кобыла Искра,  маленькая лохматая, нетерпеливая Волна, безмятежная темно-серая Лесна, когда-то  непокорный в молодости, серый в яблоках красавец Казбек, рыжая с проседью широкозадая добродушная Лента, на которой ездить верхом одно удовольствие, движения у неё мягкие, плавные, не трясучие, как у других лошадей, за что я прозвала её "полотухой"...

(Полотуха – посудина в виде подноса, выдолбленная из широкой берёзовой доски для просеивания ржаной муки, замешивания густого теста и формирования хлебных караваев).
   
Я очень люблю лошадей. Это самое лучшее животное. Конь прекрасен во всём: своим характером, пониманием, физической красотой...
 


Купание коня

Я купала на реке своего коня, драила жёстким мочалом, на купание лошади уходит почти целый кусок хозяйственного мыла. Лошади всегда нравится купание, она даже помогает, копытом загребает воду себе под живот, стоит терпеливо, прикрыв глаза с длинными ресницами. Вот и готово. Чистая шерсть блестит на солнце.

Вывожу её на берег, а она внезапно ложится на песок и начинает кататься. Вот ведь, зараза! Придётся снова споласкивать в реке, сажусь верхом, направляю коня туда, где глубоко...

Теперь – порядок, и мы скачем галопом навстречу ветру. Непередаваемое чувство мчаться на коне, летишь, как на крыльях. Галоп - не то, что ехать трясучей рысцой. Галоп, это плавный полёт, и кажется, что я и конь - одно целое...
   
Закрепляя за нами лошадей, колхозный конюх сразу предупредил нас, детей, о маленькой неприятности, что может случиться с нами.
А мне мой папа сказал ещё намного раньше:

-- Если будешь долго ездить верхом на лошади без седла, можно натереть «ерша» на копчике.

-- Будет больно и не очень приятно, но это только поначалу, потом кожа огрубеет, и уже ничего не будешь чувствовать...

Так и случалось каждое лето у нас всех, работающих на лошадях. Ну и что ж!

За своими лошадьми мы ухаживаем, часто по вечерам приходим в конюшню с кусочками сахара, приносим хлеб. Конь тихонько ржёт, прядает ушами, толкает мои ладони мягкими нежными губами, пахнущими жёваной травкой, требует угощения...

Мы берём у конюха металлические щётки, чистим шерсть на спине и боках, расчёсываем гривы и хвосты.



Бедная Искра
 
В то лето я работала на светло-серой кобыле по кличке Искра. Искра удивительно спокойная лошадь, работать на ней – одно удовольствие. Я люблю её за послушный характер. Перед тем как запрячь, угощаю кусочком хлеба. Искра тянется к моим рукам, фыркает, просит ещё чего-нибудь вкусненького...

В кончике уха у неё есть маленькая дырочка, в которую я вставляю ромашку или василёк, расчёсываю гриву и заплетаю косички. Настоящая красавица!

У Искры маленький сынок - рыжий длинноногий жеребёночек с кудрявым коротким хвостиком. Видимо, он уже устал ходить за телегой туда-сюда и начал отставать.
Напоминаю Искре, чтобы она поторапливала его. Мне пришлось научиться «ржать» по–лошадиному и это у меня даже неплохо получалось...

Я периодически «ржала», и моя Искра тут же вспоминала, что пора звать сыночка к себе, что и делала незамедлительно. Услышав тихое ласковое бархатное ржание, он быстро догоняет свою мамку...

Я останавливаю кобылу, жеребёнок тут же начинает тыкаться мордочкой ей в пах, находит соски и начинает сосать драгоценное, питательное сладкое кобылье молоко. Сцедив в ладошку, я попробовала на вкус...

Закрыв глаза с длинными белесыми ресницами, Искра стоит не шелохнувшись. После рождения «ребёнка», «фигура» у неё не была идеальна, немного провисал живот, но, это явление временное...

Искра продолжала дремать, а я поцеловала её в мягкий нежный нос между трепетными ноздрями, пахнувший жёваной травкой, она даже "ухом не повела" - не пошевелилась... Она тоже устала.

Года два назад Искру чуть было не съели волки. Летом коровы и кони пасутся в лесу. Были случаи, что какой-нибудь корове волк или медведь сдирал со спины кусок  шкуры. Так случилось однажды с колхозным быком. Бык с разодранным боком в горячке смог прибежать к себе на ферму, где его пришлось прирезать...
 
Видимо, то же самое случилось и с бедной Искрой. Она прискакала в деревню - вся в мыле, тяжело дыша. На ляжке левой ноги выхвачен огромный кусок мяса, кровь ещё продолжала стекать по ноге на копыто...

Искру хотели зарезать, чтоб не мучилась, но по какой-то причине оставили.
Сестра Дина рассказывала, что видела, как окровавленная рана пульсировала, а порванные мышцы дрожали.
 
Бедная Искра! Постепенно зияющая рана затянулась, осталась глубокая бугристая яма с неровными, твёрдыми на ощупь краями... Жеребёнок всё ещё сосал молоко, а я гладила ладошкой бугристые рубцы на зажившей давно ране.

Травма не мешала ей в дальнейшем работать, Искра безропотно трудилась так же, как и все остальные колхозные кони.



Лечу-у-у!

Кончилось детство и юность... Пролетели немалые годы. Я живу в жарком южном Казахстане - в городе Чимкент, что находится в ста двадцати километрах от Ташкента...

У нас есть дачный участок на восемь соток с молодыми плодоносящими деревьями: яблони, персики, черешни, вишни, виноград, вдобавок - заросли малины, крыжовника и ежевики, много клубники и прочего...

Мой муж с зятем кроют шифером крышу на домике, а я заливаю дорожку к туалету и бассейну квадратами из разноцветного цемента с добавлением строительной краски: красной, зелёной, оранжевой, голубой ...

Мы с мужем часто ночуем здесь, иногда с детьми: копаем, садим, поливаем, полем, выращиваем экологически чистые овощи, фрукты-ягоды. Наш шестилетний внук Ромка не выпускает из рук свою красную пластмассовую саблю, рубя всё на своём пути: клеверные шишки и дикие степные высокие кусты, цветущие жёлтыми цветами...

Напротив на пригорке пасётся скот: коровы, кони, бараны... За ними приглядывают молодые парни-узбеки: подъехали к нам, попросили напиться.

Я прошу их разрешить прокатиться на лошади. Они изумлённо смотрят на меня - на апайку и улыбаются. (Каз. яз.: апай - мать, бабушка).

-- Не переживайте! - говорю им.

-- После войны далеко не все мужчины вернулись домой живыми и вместе со вдовами на колхозных полях, работали и мы - дети, начиная с семи-восьми лет...

-- За каждым ребёнком была прикреплена лошадь. Так было необходимо!


Молодой конь без седла, запрыгнула на него с нашей дачной калитки... На моей голове широкополая соломенная шляпа, пластмассовая сабля в руке и...  ух, ты! Полетела по насыпной гравийной дороге, сланцы с ног свалились, а я лечу-у-у! Вперёд и только вперёд!

А сзади одобрительные возгласы и изумлённый голос внука:

-- Ну, баба, ты даёшь!


А я лечу-у-у!  Это было непередаваемое чувство!

А этот стишок сочинился на моей родине - Вологодчине, в моей северной деревне. Это второй опыт сесть на коня в моём-то среднем возрасте...

Разговорчивый и развесёлый, щупленький, редкозубый мужик-пастух разрешил прокатиться на старой, крайне ленивой кобыле с потёртым седлом... ещё и плоско подшутил надо мной.
 
             ***
Вспомнить детство, да сесть на коня
И промчаться по скошенной ниве,
Только конь этот, видно, ленивый -
Совершенно не слушал меня!