Лучина

«Человек гораздо устойчивее, когда на коленях»

Любому вождю нужен летописец, любому чиновнику – покладистый и умелый журналист. Лучину в маленький нефтяной город пригласила Мерзлая, Хамовский наделил Лучину квартирой в элитном доме, где кроме него селился Тыренко, разная начальственная мелочь, и даже дама из отдела по распределению жилья и дело пошло…
Высок ростом, в меру обаятелен был Лучина, словоохотлив, имел пышную волосяную поросль над верхней губой, скрывавшую ноздри. Выгодно отличал Лучину изысканный, спрятанный в глубине души страх перед начальством, изредка пробивавшийся на поверхность тела в виде дрожащих кончиков пальцев и век, маслянистых глазок, всегда смотревших чуть наискось от собеседника, будто Лучина стремился разглядеть, кто стоит за его спиной. Мэру это нравилось. Он часто говаривал: «Человек без страха – лодка без весел».
Водилось за Лучиной еще одно неопределенное качество. Он сосал водку, как грудной младенец молоко. К этому начальство тоже относилось снисходительно, потому как само посасывало. Но был у Лучины один недостаток, не нравившийся высокому начальству маленького нефтяного города: он не чурался в пьяном виде появляться в публичных местах и тем самым бросать перегарную тень на красивейшее в городе здание - здание муниципалитета.
Маленький нефтяной город от Лучины получил готовый продукт в виде сносных статей о том, какие прекрасные люди работают чиновниками и как хороша городская администрация, но, поскольку тот не унимался в своих пьяных забавах, Хамовский задумался о ликвидации…
- Здравствуйте, можно? – спросил Алик, осторожно приоткрыв дверь в кабинет мэра.
- Что, спивается ваш друг? – сходу спросил Хамовский. - Водку пьет. Выгонять буду. Ты знаешь, что он водку пил?
- Я не интересуюсь. Честно, - обманул Алик, не желая доносить на человека, не сделавшего ему ничего плохого.
- Водку пьет. Буду выгонять, - повторил Хамовский. - Думай, если хочешь на его место… Просьба подумать и в понедельник-вторник мне сказать. Хорошо?
- Хорошо. А исходные данные этой должности? – спросил, проявляя внешнюю заинтересованность, Алик. Он был готов сказать «нет», потому что не желал подсиживать человека и ущербно для себя не стремился к карьерному росту, но не желал столь быстрым отказом навлечь на себя возможные неприятности.
- Нормальные исходные данные, - ответил Хамовский. - В деньгах ты выигрываешь. Думай, думай быстрее…
Причину поспешности мэра Алик знал: администрации нужен был незапятнанный славослов, а пьяного Лучину за рулем личного «Москвича» задержали сотрудники автоинспекции...
***
Лучина, как сильно напьется, любил поиграть в кегли. В родном Калининграде, будучи нетрезвым, он плелся в ближайший кегельбан и катал шары до одурения, но в маленьком нефтяном городе развлекательных заведений почти не было, если не считать нескольких питейных забегаловок и неуклюжего, похожего на упавшую водонапорную башню Дворца культуры. Лучина вышел от знакомых, с которыми он залил внутрь пол-литра только на дорожку, сел в «Москвич» и вдруг представил себя мыслящим шаром, что ему, творческому человеку, в угарном состоянии не сложно. Он восхищенно оглядывал свои округлые, гладкие формы глазами на ниточках, как у морского рачка, похлопывал, постукивал по твердой блестящей поверхности выступавшими по бокам руками, и слышал качественный костяной звук. Припаркованные машины стояли тесным рядком напротив подъездов дома, как кегли, и манили. Лучина медленно проехал мимо ряда, внимательно оценил расстановку кеглей-машин и газанул… «Будь я трезвый, - размышлял шар-Лучина после игры, - то, возможно, результат был бы куда лучше. А на пьяную голову сумел поразить всего ничего…» Из задумчивости его вывела сирена… От подъездов бежали жильцы, некоторые порывались ударить неудачливого Лучину по лицу, но присутствие милиции охладило их пыл, а потом над разозлившеюся толпой пронеслось: «Да это ж Лучина – мэров писака…»
***
Сразу после разговора с Хамовским Алик вернулся в редакцию газеты маленького нефтяного города. Был разгар работы: в квартире, которую занимала редакция, поселилась тишина и безлюдье, корреспонденты пребывали на заданиях. Один Лучина задумчиво сидел в кабинете и курил. Тлеющий табак на кончике сигареты вспыхивал, как черноморские светлячки в ночной тьме. Лучина энергично втягивал дым, полногрудо выстреливал его, а потом с наслаждением трогал языком и обминал губами сигаретный фильтр. Алик не стал таиться:
- Мэр предложил занять твое место, но мне не надо… Хочешь удержаться – сосредоточься… Журналистская солидарность… Решил предупредить… Он тобой недоволен… Очень недоволен… Не я, так другой…
С каждым новым словом огонь жизни покидал лицо Лучины все заметнее. Он бледнел, и Алик счел за должное умолкнуть.
- Спасибо. Спасибо, что сказал… - рассеянно поблагодарил Лучина, но при этом походил на вежливого боксера, получившего умопомрачительный удар в один глаз и смиренно приглашавшего своего соперника к другому удару…
В джентльменском поступке Алика порядочности было примерно наполовину. Алик рассчитывал, что Лучина, как приближенный к мэру человек, все ж был фигурой в маленьком нефтяном городе и мог помочь в будущем из благодарности. Во-вторых, он рассуждал так: «Ну оступился человек, все ж не дурак, будет знать, что над ним нависла угроза увольнения, может, исправится...» Расчеты роились глупые, потому как всякая кошка дождется своей мыши, и добровольной добычей стала как обычно услужливость, вежливость, учтивость…
***
Лучина, как только за ним захлопнулась пропитанная морилкой лакированная тяжелая дверь кабинета мэра, упал на колени, хотя был в отглаженном добротном костюме, и так, стоя на коленях, направился к градоначальнику. В глазах Лучины появилось страдательное выражение, какое бывает у огарков свечей, когда с них ручейком стекает плавящийся воск. Ручки энергично ходили вдоль тела, как поршни. Брюки мягко шуршали, касаясь пола, но их шорох заглушался быстрыми стуками коленей Лучины. Боль от ударов о паркет снимало воодушевление.
- Виноват, ей богу виноват, - на ходу тараторила Лучинина голова, проплывая над поверхностью административного стола, словно срезанная. – Больше никогда. Что-то нашло на меня…
- Ты что!? – удивился Хамовский, отстраняясь от приближавшегося Лучины. – Сдурел?! Имей самоуважение.
- Какое самоуважение!? – вскричал Лучина и примкнул губами к мэровым ботинкам.
Зазвучало чмокание.
- Только не увольняйте. Докажу. Что угодно, - Лучина поднял голову.
Его губы чернели, как руки кочегара.
«Да! После чистки туфли надо протирать. Обувная кожа ни хрена не впитывает. Этот урод все слизал. Как теперь не думать о себе в божественном смысле? Рука не поднимется его уволить. Оставлю. Страх работоспособность подгоняет», - подумал Хамовский и сказал:
- Вставай, Лучина, клади зад на стул, поговорим.
- Молю, не увольняйте, - всхлипывая, проговорил Лучина, потянулся черными губами к ладони мэра и остановился только тогда, когда эта ладонь стукнула его по лбу.
- Хватит шалить, садись, мать твою, а то действительно уволю…
Лучина сел напротив Хамовского, сердце его взволнованно отсчитывало по два-три удара в секунду, стремясь выскочить из груди, глаза слезливо поблескивали и неотрывно вглядывались в лицо мэру, как у впечатлительных женщин, смотрящих сердцеедную мелодраму, или как у фанатичных прихожан, вглядывающихся в лики святых.
«Только бы не знал всего остального, - молился мысленно Лучина. – Только бы не знал». И молиться было о чем, поскольку Лучина регулярно и непрофессионально поворовывал, получая деньги по откровенно липовым документам, где значились нужные для редакции покупки, которых никто и в глаза не видел. Собственно для этого он и приехал в маленький нефтяной городок на край света, чтобы подзаработать любыми способами, рассчитывая на дремучесть северных жителей. Но до этого, он полагал, не докопаются.
- Еще раз попадешься пьяным, уволю, - угрожающе произнес мэр. – В принципе, твоя работа меня удовлетворяет. Рассказывай, как дела…
Нужным многое прощается. Им всегда дается второй шанс. Даже когда их увольняют, они без работы не остаются. Так было с Лучиной, так было с Братовняком, так было и есть…