Хейраниса выходит замуж
С начала зимы в Мазандаранских лесах не было такого количества снега. Мороз, продирающий до костей, и холодный, пронизывающий ветер были совершенно не характерны для этих мест. Дождь, начинавшийся днем, к вечеру резко превращался в снег, мороз крепчал, резал, словно нож; с веток деревьев свисали сосульки. Казалось, природа прочувствовала свадебное настроение в окрестностях и решила привнести свою лепту, развесив на деревья сверкающие ледяные серьги. Сильный ветер, бушевавший меж разлапистых елей, раскачивал обледеневшие ветки, звон ледяных серег напоминал звук музыкальных инструментов древнего мира, какую-то старинную мелодию. Природа словно пела колыбельную лесу; отяжелевшие ото льда ветки, съежившись, пригнулись к земле, словно уснувшие глубоким сном. Иногда из пугающих дебрей леса доносился вой зверя или жуткий хохот филина. Но все это отнюдь не нарушало гармонию красоты белого снега и мороза. Ближе к утру ветер, словно чабанский пес, гоняющий баранов, развел тучи на небе, уступив дорогу ярким лучам всходящего солнца. Снег, падавший всю ночь, от ярких утренних лучей солнца засверкал, словно рассыпанные разноцветные бусинки. А в некоторых местах снег, разметавшийся неугомонным ветром, блистал, словно тысячи звездочек. Казалось, будто солнце подрагивает, осыпая все кругом золотой светящееся пыльцой.
Тишину леса вдруг нарушил топот копыт, ржание лошадей и звон бубенцов движущегося каравана. Впереди ехали пятнадцать-двадцать слуг; деревянными лопатами они расчищали снег, стряхивали его с веток елей, открывая дорогу движущимся позади всадникам. Вместе со снегом с лап елей, звеня, падали серьги-сосульки. Теперь лес наполнился совершенно другими звуками. Каждый раз, когда войлочная обувь передовой группы соприкасалась с хрустящим снегом, а копыта лошадей оставляли на нем отпечатки, раздавался хруст, от которых спавший под сладкую колыбельную лес проснулся.
Всадники, следовавшие след в след по лесу, вышли на опушку и остановились. Белоснежная пелена впереди обжигала глаза, и всадники, козырьком приставив ладонь к лицу от слепящей белизны, пытались понять, чего ждет передовая группа. Вдалеке был виден большой город, словно завернувшийся в белоснежный шелковый платок. Чем ближе подъезжали всадники, тем отчетливее был виден город. Дым из печных труб стелился над домами, напоминая красивые узоры на шелковом платке. На открытом пространстве лошадям двигаться уже было легче, и следовавший позади всадник по имени Абдул, нарушив строй, пришпорил коня и поравнялся с возглавляющим конный отряд Фирдоуси. Теперь всадники ехали рядом.
- Ты смотри, Фирдоуси, сколько снега навалило, а мороз какой? – произнес Абдул, снимая однопалую рукавицу и стряхивая с бороды и усов иней.
- Да, ты прав, Абдул, – подтвердил его слова Фирдоуси. – Я вообще не могу припомнить такую суровую зиму. Но если есть что-то, что может согреть нам душу, то что нам снег, что нам мороз? – Фирдоуси самому понравилась поэтическая фраза; он улыбнулся. – Самое главное то, что мы едем вершить свое будущее. Да продлит Аллах года Гази Джахана! Да… только одному Аллаху известно, какой была бы наша судьба, если бы он своей изворотливостью не вошел в доверие шаха и не стал визирем.
- Ты абсолютно прав, ага , - поддержал Фирдоуси Абдул. – В этом царстве наша единственная опора – это Гази Джахан. Не будь его, никому в голову не пришло бы убедить шаха Тахмасиба выдать дочь правителя Мазандарана за принца. Мы достигли желаемого, первого этапа нашей цели. Далее, благодаря дочери шаха, достигнем и шахского трона, и, иншаллах, во дворце и визири, и прочие будут нашими людьми.
Фирдоуси тоже произнес «иншаллах» , потом похвалил собеседника:
- Если даже мы этого не увидим, увидит наш род. А ты хорошо придумал с этим колдуном, ага. И еще эту красивую служанку для дочери шаха… Я о Зиньят.
- А что ты думал, - хвастливо произнес Абдул. – Это очень сильный колдун. Он настолько силен, что заставляет пшеницу, ячмень, иголки двигаться по стенам. Издалека может управлять мозгами человека, подчинять его своей воле. Одним словом, брат, он умеет все. Но его надо держать под сильным контролем, чтобы, так сказать, не сошел с тропы.
Абдул обернулся в хвост каравана. На одной из повозок, съежившийся, весь в черном, сидел человек. Весь путь он общался с этим человеком. Потом Абдул посмотрел на друга и шепотом сказал:
- Но никто не должен знать об этом секрете. Если огузские беки проведают об этом, наши шкуры набьют соломой.
Фирдоуси слегка кивнул головой:
- Ты прав, ага! Но как спрятать такое большое шило в мешке? Во дворце у каждой стены есть уши. Разно или поздно это вылезет наружу. Что тогда? Если эти тюрки что-то заподозрят, они обязательно докопаются до сути.
Собеседник расстегнул последнюю пуговицу шубы, вздохнул полной грудью. Однако морозный воздух заставил его закашляться. Кое-как подавив кашель, он успокоился.
- А кто тебе сказал, что колдун будет жить во дворце, возле девушки? Но, если он окажется во дворце… Нет, это значит рано или поздно бросить его в объятья смерти.
Фирдоуси ничего не понял.
- А как все будет происходить. Как связь будем налаживать?
Абдул хихикнул:
- Я все давно продумал. В каком городе будут жить принц Мухаммед Мирза и наша Хейраниса, туда и отправится колдун творить свои дела. А связь будет налажена через служанку Зиньят. Понял?
У Фирдоуси от удивления расширились зрачки, кажется, он что-то начал понимать. Ничего не ответив, он просто согласно кивнул в ответ головой.
- Ты хорошо все придумал, ага! Значит, Зиньят будет своеобразным посредником, эдаким звеном между колдуном и Хейранисой.
- На самом деле мы все звенья одно цепи. Но не дай Аллах наступит день, когда эта цепь обернется вокруг нашей шеи. До конца жизни будем в петле…
Фирдоуси хорошо понял, что имел в виду Абдул. Чтобы все осталось в секрете, он не только брал на испуг, но еще и угрожал. Секрет был государственной важности и его не доверяли каждому. Если ему доверили, значит, верят. Поэтому Фирдоуси ответил собеседнику той же монетой.
- Не волнуйся, ага! Мы не позволим, чтобы цепь обернулась вокруг нашей шеи. Перед нами более важная задача.
Абдул снова тихонько хихикнул. В этот момент на белоснежной равнине показалось темное пятно. Приближаясь, оно увеличивалось, превратившись в группу всадников. Это были встречавшие гостей…
***
Шестнадцатилетняя Хейраниса ходила в своей комнате из угла в угол, не находя себе места. Взволнованная, она уже устала мерить большую комнату стремительными шагами, от которых развевались многочисленные складки широких одежд. Большая цветастая шаль, придающая юной девушке особую красоту, иногда сползая с головы, ниспадала на плечи; Хейраниса вновь нервно набрасывала ее на голову и все ходила, ходила… Казалось, в комнате, устланной коврами, летала красивая бабочка. Осторожно ступая ножкам по ковру, она словно пыталась взлететь.
Хейраниса была рассержена. Весь внутренний мир ее мечтаний, все думы были разрушены. Она, как и все ее сверстницы, мечтала стать счастливой женщиной, растить детей. Когда мать сообщила ей новость, она очень обрадовалась. Шах хотел Хейранису сделать женой своего сына! Как не радоваться в этом случае молоденькой девушке, мечтающей выйти замуж?! Но уже потом, когда она узнала от матери, что ее суженный полуслепой и болезненный, внутри все перевернулось: слепой и никудышный муж. Она ждала совсем не этого. Она всегда мечтала о том, что ее суженный будет статным, широкоплечим, с могучим здоровьем, ласковым, готовым выполнять все ее желания, и проживет она с ним под одной крышей долгие годы. Она всегда будет его ждать, иногда нетерпеливо поглядывая на дорогу, а услышав конский топот, сразу даст распоряжения слугам… Но теперь ей не суждено этого сделать. Полуслепой, немощный муж будет печься только о себе. Даже если он принц, все равно останется наедине со своими болячками. А это привет к тому, что невеста, вместо того, чтобы стать любимой женой, на самом деле окажется личной и самой близкой служанкой принца.
Думать обо всем этом Хейранисе было крайне тяжело. Вначале ей хотелось покончить с собой, дабы навсегда избавиться от мыслей, которые грызли ей душу. Но мать вовремя спохватилась, поняв, что вконец расстроенная дочь может наложить на себя руки. По этой причине она решила опередить события, приставив к Хейранисе служанку, которой приказала ни на минуту не оставлять дочь без присмотра. А вот напутствие отца немного успокоила Хейранису.
Внимательно слушая слова отца, правителя Мазандарана, сидевшего скрестив ноги у очага и не отрывающего взгляда от языков пламени, она пыталась понять, почему ее хотят выдать за принца. Девушка понимала, что на нее не только возлагается большая ответственность, но для этого ей выделяют помощников. Между слов отец иногда намекал ей, что «придет время, и ты будешь управлять этим могучим государством». Для этого нужно было готовиться. Старший сын шаха считался наследником престола, и она, значит, станет женой шаха. Но когда это произойдет, не знает никто. Но Хейраниса внутренне чувствовала, что это случится обязательно. Жизнь не вечна, даже если ты шах. Родившись однажды в один прекрасный день, можно и умереть. Независимо от того, ешь ты каждый день мед или ежедневно питаешься сыром и простоквашей. После разговора с отцом она еще точно не знала, какие шаги предпримет в дальнейшем, но чувствовала, что забота и внимание к ней усилились. Кроме этого, из персидских областей ей посылали дары, из других мест страны приходили поздравления, полные сундуки с подарками.
Хейраниса остановилась перед окном. Она с интересом смотрела на молодых людей, увлеченно игравших в снежки. Ей тоже хотелось вот такой беззаботной молодости. Но, к сожалению, это в ее судьбе не было прописано. Ее судьбу еще до рождения определили старые мудрые люди. Хейраниса подняла голову и посмотрела на затянутое тучами небо. Ее мечты словно испарились за тучами, ушли ввысь, стали недоступными.
Эта шестнадцатилетняя девочка хотя и не совсем понимала все то, что ей говорят, но в глубине ее души потихоньку зрел огонек надежды. Но отказаться от своих прошлых грез тоже не хотелось.
В ее душе шла борьба между грезами и действительностью. И по всему было видно, что действительность побеждает.
Хейраниса была обаятельной и красивой, но, говорят, что она выглядела еще лучше, когда оборачивалась назад. Тетки очень часто звали ее в спину, и когда Хейраниса оборачивалась, смеясь, любовались ею. Но сейчас, когда мать резко открыла створки дверей, а Хейраниса нутром почувствовала, что это она, девушка не повернулась. Незаметно промокнула платочком набежавшую слезу. Мать подошла сзади, обняла и поцеловала ее.
- Моя красавица-дочь не скучает?
Вместо ответа Хейраниса резко повернулась, обняла мать и разрыдалась. В этот миг откуда-то возникла служанка. Мать в этом дворце распознавала каждого не только по шагам, но и по дыханию. Поняла это она и сейчас и, не поворачиваясь и не выпуская дочь из объятий, сделала рукой знак: мол, ступай. После того как служанка исчезла за высокими створками двери, слезы потекли и по щекам матери.
- Матушка! – вскрикнула Хейраниса сквозь рыдания. Услышав ответ: «да, мое солнце», еще более растрогалась: - Матушка, даже если он принц, но я ведь не люблю этого тюрка!
Мать вытерла слезы тыльной стороной ладони, потом приложила палец к губам дочери.
- Молчи, девочка, молчи! Не гневи Аллаха! Подобными разговорами ты разрушишь наш дом. Ты ведь знаешь, что твой отец подневолен тюркскому шаху. Земля, деревья, даже камни здесь имеют уши. Если твои слова дойдут до шаха, он вырежет весь наш род. Из голов всех наших мужчин построит курган. Ты хочешь, чтобы исчез наш род?
Мать объясняла все очень понятно, растолковывала дочери все тонкости. Хейраниса внимательно слушала и больше не плакала. На сердце грустно, взгляд уставлен в одну точку, но, тем не менее, слезы высохли и она слушает.
-Ты что же, считаешь тюрков мямлями? У них даже мертвый могущественен. Против них нельзя воевать открыто, против них надо действовать хитростью, коварством, сладкой речью. Если тебе это удастся, ты будешь самой счастливой женщиной мира. Разве ты не хочешь, чтобы весь мир был у твоих ног? Тогда победи мужа-тюрка, отомсти ему.
Хейраниса, подумав, ответила:
- Хочу, но…
- Никаких «но», - прервала ее мать. – Шах приказал, он хочет, чтобы ты была женой его сына, а отец с этим согласился. Впрочем, шах мог бы засватать тебя и для себя. А что делать, как не соглашаться? Отец служит шаху. А шах – он и есть шах. Ты знаешь, как отец радовался этому браку? Во дворце многие этому завидуют. Это не шутка, стать сватом самого шаха. – Положив руку на спину дочери, мать погладила ее. – И потом, даже если бы мы отказали ему, тебя бы забрали силой, для них это проще простого. Нельзя идти против воли шаха. Это будет позор на весь наш род. Ты же у меня умница!.. Сама подумай, может, я не права? Повторяю, если мы откажем ему, шах может силой выдать тебя за старика и даже за своего шута. Что ты будешь делать тогда? И отца могут выгнать со службы. Подумай, моя умница. Какая тебе разница, какой мужчина тебе попадется? Подчиниться тюрку или подчинить его себе – тоже в радость.
Хейраниса, обезоруженная железными аргументами матери, понимала, что назад пути нет. Это был предел. Надежда, проснувшаяся с утренней зарей, растворилась под солнечными лучами. Но, вспомнив слова отца - «В будущем будет так, что этим огромным государством будешь управлять ты!» - в ее душе затеплилась новая надежда. Быть женой шаха! Это и есть самое большое счастье! Причем женой совсем немощного шаха. Разве ради такого счастья не развелись бы со своими мужьями ее тетки? Стать шахбану означало то, что ты способна заставить всех красивых мужчин преклонить перед тобой колени. Имела ли она право так пренебрежительно относиться к этому? Отказаться от этого было бы полным безумием.
В душе у нее потеплело. Однако эта новая надежда была отнюдь не такой чистой, как прежняя. В этой надежде рядом могло быть все – хитрость и коварство, предательство и позор, даже колдовство и магия. Кто это придумал, был абсолютно прав.
Время, отвернувшись от действительности, уносило Хейранису вдаль.
Ага Дервиш предупреждает Перихан ханум
1576 год, Газвин, Дворец Чехелсутун
Ага Дервиш сейчас уже не тот, каким был в самые лучшие времена Тахмасиб шаха. Теперь ему уже более девяноста, он окончательно обосновался в Ардебиле и уже не кочевал из области в область, не снабжал своего шаха различными точными сведениями. Он уже давно достиг суфийского ранга Шейхвенд. Теперь он узнавал обо всем раньше всех. Известия приходили к нему со всех концов ханства. Были среди них грустные, были и радостные. Но теперь он уже не служил напрямую шаху, а государству, народу, своей суфийской общине. И поэтому чувствовал на себе очень большую ответственность.
Последние известия из Шираза не только взволновали его, но и лишили сна. Жена принца Мухаммеда Мирзы Хейраниса активно включилась в борьбу за власть. Потому как за старшим сыном шаха было право наследства, Хейраниса, на первый взгляд, отстаивала это законное право. Это было их семейно дело. Но… почему она так торопится? Не стоит ли за этим нечто другое? По слухам, Хейраниса содержала даже колдуна. Не слишком ли велика для одной женщины такая предусмотрительность? А, может, жена принца в этой борьбе печется лишь о себе? Может, она намерена после Тахмасиб шаха управлять государством единолично? Все может быть. Во всяком случае, на это было похоже. В таком случае, это в будущем могло быть большой опасностью для государства Сефевидов. Помнится, когда Тахмасиб решил попросить руки дочери правителя для своего сына, Шейхвенд тайком от него провел свое расследование. Потом на основе известных только ему расчетов проделал кое-какие дела. Результат оказался далеко не радужным. Но шах с ним не советовался, не проявил интереса к последствиям этого брака. А Шейхвенд и не настаивал. Действия шахов просчитать невозможно, по-видимому, у них свои расчеты и планы. Кроме того, у него были улямы , астрологи. Вмешиваться в чьи-то дела не подобало. Этого не позволяли ни возраст, ни седая борода, а, тем более, был не тот момент. Но теперь… теперь было самое время. Жить в стране Сефевидов, подпитываться силой веры кызылбашей поклоняться пир;м и при этом оставаться равнодушным к его судьбе, судьбе правителя? Нет, он не имел на это права, это было не по-мужски и не соответствовало шариату.
Утвердившись в этих мыслях и собственной правоте, Ага Дервиш понял, что ни терпеливо ждать, ни оставаться равнодушным он не сможет. Служа этому шаху, он не раз глядел смерти в глаза и теперь он не мог оставить шаха во власти какой-то чужой, не тюркской женщины. Он должен был сказать свое слово, выполнить свой долг. Окончательный же результат зависел от решения шаха Тахмасиба.
…Когда старый Шейхвенд выезжал в паланкине из гробницы Шейха Сафи, дервиши и мюриды отправились в путь за ним. Солнечные лучи только-только начали разливаться по небу, как уже открылись ворота Газвина. Ага Дервиш приподнял полог паланкина и взглянул на небо. Было тихо, на небе ни облачка. Его губы, прячущиеся под белоснежными усами и бородой, разошлись в мягкой улыбке. Такое состояние природы у дервишей считалось благоприятным знаком. За воротами города его ждали еще большее число дервишей и мюридов. Лицо Ага Дервиша еще более просветлело.
Все, слегка склонив головы, приветствовали его.
- Слава шаху!
Шейхвенд, вытянув руку из-под полога, приветствовал их. А в душе с энтузиазмом тоже произнес «Слава шаху!».
В остроконечных шапках на головах, в хламидах из грубой ткани, с хурджунами из такой же материи через плечо, поток людей отправился вслед за Ага Дервишем…
Тахмасиб шах очень любил свою сестру Перихан. После таинственной смерти сестры он назвал ее именем свою дочь. Перихан для своего времени имела великолепное образование, писала очень хорошие стихи. Дочь шаха была единственной женщиной, кто присутствовал на собраниях государственного совета, активно участвовала в обсуждениях всех вопросов, доходчиво и последовательно излагала свои мысли. Умными и логичными ответами она могла большинство членов совета посадить на место.
Тахмасиб шах сильно пополнел и в то же время постарел. Из-за чрезмерной полноты он уже давно не садился на коня, в походы отправлялся на повозке. Когда два года назад заболел и слег, все решили, что он уже не встанет, и две противоборствующие группировки во дворце ввязались в борьбу за шахский престол. Одним из них был сын шаха от жены-грузинки – двадцатилетний Гейдар Мирза. Видя старость отца и его тяжелое состояние, Гейдар Мирза смог взять все дворцовые дела в свои руки и заиметь большое число сторонников. К нему во дворце примкнули внук Мунташа Султана Мурадхан Суфречи, Гусейн бек Юзбашы и старший стражи шаха Пири бек Гочулу, а также Ямирахурбашы Мухаммед бек, Султан Айчек. Они мечтали о том, чтобы Гейдар Мирза стал шахом.
Во главе второй противоборствующей группировки стояла любимая дочь шаха Перихан. Она хотела, чтобы шахом стал ее родной по отцу и матери брат Исмаил, который указом шаха был заточен в крепость Гехгехе. Его во дворце поддерживали представители родов авшаров, румов и туркманов Гусейнкулу Хулафа Румлу, Амираслан Султан Афшар, Гейдар Султан Чабук Туркман. Эти эмиры были против того, чтобы шахом стал представитель смешанного рода.
Прошло немного времени, шах выздоровел, противоборствующие стороны были вынуждены замолчать. Но это было временным явлением, и стороны прекрасно это понимали…
***
…Стояла прекрасная весенняя погода, лучи не очень жаркого солнца согревали землю, деревья оживали. В дворцовом же саду природа проснулась от зимней спячки словно раньше других. На деревьях распустились белые, розовые и красные цветы, все кругом дышало весенней красотой. От запаха цветущих деревьев кружилась голова. В высокой зеленой траве сапоги садовника оставляли следы. Трава, словно обиженная на людей, пригибалась до земли.
Посреди сада стояла беседка, выкрашенная в голубой цвет. Встреча Ага Дервиша и Перихан по инициативе Шейхвенда должна была произойти именно здесь.
Когда Перихан подошла к нему, старик все еще был во власти своих мыслей. Вспоминал былое, иногда тяжко вздыхая. Несмотря на то, что она была дочерью шаха, Перихан, тем не менее, взяла правую руку Ага Дервиша и поцеловала ее, потом поднесла к своему лбу. Кроме такого нежного и почтительного привествия, она, все так же стоя, чуть склонила голову. Вдруг Перихан показалось, что этот волевой, светлый человек пришел издалека, из древности. Ага Дервиш был очень уважаемым человеком в государстве и она это хорошо знала. Шейхвенд поднял голову, внимательно посмотрел на стоящую перед ним двадцативосьмилетнюю красивую девушку, и, вспомнив, кто она есть, почтительно, но в тоже время с беспокойством в голосе, произнес:
- Садись, дочка, садись!
Дочь шаха, ответив ему своей очаровательной улыбкой, молча присела на скамью напротив. Еще раз исподволь взглянув на старца, она многое для себя уточнила. В глубине светящихся глаз этого убеленного сединами старца она увидела волнение, смятение, любовь и верность.
- Как поживает твой отец шах? – с тонким намеком спросил Шейхвенд.
- Шах он и есть шах! – таким же тоном двусмысленно ответила Перихан. Потом глубоко вздохнула: - Мой отец шах устранился от всех дел. Все государственные дела поручил Гейдару Мирзе. А он считается только с коварными манерами и грубыми выражениями своей грузинки-матери. Не приведи Аллах, но если завтра с моим отцом что-то случится, судьбе государства будет не позавидовать. Этого я себе даже представить не могу. А самой большой трагедией будет то, если Гейдар Мирза станет шахом. Ты можешь себе это представить, Шейх?
Все это девушка говорила тихим голосом, грустно, но с большим волнением.
- То есть ты хочешь сказать, что наш шах выбрал себе наследником Гейдара Мирзу? – поглаживая бороду, спросил Шейвенд.
Перихан немного помедлила с ответом.
- Н-е-ет, пока не наследником. – Она замолчала, пытаясь получше сформулировать свою мысль. – У шаха официально такого завещания нет, но из-за того, что он все дела дивана поручил ему, можно придти к такому выводу.
Ага Дервиш поднял голову, внимательно посмотрел в глаза девушке и на мгновение ушел в раздумье. «То, что красива и умна, вне всяких сомнений. Но, кажется, и в ней достаточно злости и гнева. Ей хочется, чтобы все зависело от нее. От кого больше может пострадать правитель: от Хейранисы или от этой? И та, и эта – женщины. Эх, Сефевидский шах, ты зависим от женщин».
Дочь шаха словно читала его мысли. Ответ оказался верным.
- И еще… Говорят, что женщина не может стать шахом. Я тоже так думаю, но и наследник должен быть таким, чтобы устраивал всех и мог управлять государством.
Шейхвенд в душе произнес «молодец» и вновь погладил бороду:
- Мне известно, что ты на стороне Исмаила Мирзы. Это правда?
Перихан густо покраснела. Честно говоря, такого вопроса она не ожидала. Ардебильские шейхи на самом деле обо всем узнают первыми. Понимая, что отпираться бесполезно, уверенно ответила:
- Правда. Я хочу, чтобы именно Исмаил был наследником. Но это пока остается лишь моим желанием.
Ага Дервиш тихо улыбнулся.
- Твое желание сбудется, дочь моя, но ты должна знать, что тебя ожидают большие трудности.
Девушка, ничего не поняв из этой фразы, скривила губы. Потом, взглянув на абсолютно белую бороду старца, попыталась что-то понять.
- Нет, я ничего не поняла, Ага Дервиш… ой, Шейх! Мне грозит опасность из дворца?
- Нет, опасность из дворца ты сможешь перебороть, но с востока государства… - С трудом подняв голову, он огляделся. – Из Шираза…
Услышав слово «Шираз», девушка чуть успокоилась.
- Ага Дервиш, Мухаммед Мирза не может быть опасен для меня.
- Я ничего не сказал о Мухаммеде Мирзе. Берегись его жены, дочери правителя Мазандарана Хейранисы! По имеющимся у меня сведениям, она не скрывает своих претензий и злости. Понятно, что она хочет посредством Мухаммеда Мирзы управлять государством самостоятельно.
Шейхвенд встал. Это было знаком, что разговор окончен. После этого он должен был посетить шаха. Они будут беседовать, вспоминать былое.
– Что надо делать, ты прекрасно знаешь, - произнес он напоследок.
После этих слов красота Перихан вдруг поблекла, лицо ее потемнело. Ей даже в голову не могло придти, что Хейраниса таит в себе угрозу для нее. Но если об этом говорит Ага Дервиш, значит, это так на самом деле. Кроме всего прочего, он был близок к шаху и врать не стал бы.
Тысячи мыслей за одно мгновение пронеслись в ее голове, но, тем не менее, она встала вслед за Ага Дервишем, с поклоном поцеловала ему руку.
- Не оставляй меня без своих молитв и помощи, Ага Дервиш.
- Постараюсь, - прошептал тот.
Колдун
Равновесие создается согласием двух сил. Если равновесие между двумя силами не нарушается, тогда наступает покой. Движение – это результат превосходства той или другой силы. Если в движение приходит одна сторона, это вынуждает двигаться и противоположную сторону. Так во всем мире каждый заставляет двигаться другого. Жизнь – это дыхание, темнота же ограничивает свет. Пустоту заполняет реальность. Человечество между жизнью и смертью состоит из цикла беспрерывных рождений и смертей. Сильный и слабый, добро и зло – это ветви движения. Кто-то дает, а кто-то забирает. Таким образом, обеспечивается равновесие движения. Хейраниса же хотела нарушить это равновесие и взвалить всю тяжесть на себя.
…Зиньят, пройдя по узким улочкам и кривым переулкам, подошла к одной из дверей. Несмотря на темень, огляделась – вокруг никого. Тихо постучала; никто не ответил. Зиньят немного подождала, но стучать повторно не пришлось: двустворчатая дверь приоткрылась, тусклый свет слабо осветил гостью.
Зиньят быстро проскользнула внутрь. Человек в черном, с накидкой, прикрывающей лицо, и с лампой в руках, притворил вслед за ней дверь. Вернувшись в комнату, человек чуть подкрутил фитиль лампы и, не говоря ни слова, посмотрел на женщину. Оба были в накидках, прикрывающих лицо, но знали друг друга по глазам. Они хотя и встречались многие годы, но видеть лица друг друга открытыми желания не было. По-видимому, в этом и необходимости не было, оба служили одному и тому же человеку. Многие годы они были опорой своей хозяйке: оберегали ее, помогали ей.
Сперва Зиньят протянула небольшой листок бумаги. Колдун взял бумажку, развернул ее, поднес поближе к свету. На бумаге была лишь одна фраза, написанная косым почерком: «Лиши моего мужа мужского начала». Губы колдуна раскрылись в улыбке. «Ханум, кажется, хочет решительно перейти в наступление», - подумал он. Но развивать свою мысль далее не стал. Да и гостья не позволила этого сделать. Теперь в руках Зиньят были два холщовых мешочка.
- Этот мешочек прибыл из Газвина, - еле слышно произнесла она. – В нем сбритые волосы личного врача шаха Аба Насира. Ханум сказала, что вы знаете, что надо сделать. А это, – протянула она второй мешочек, – волосы Мухаммеда Мирзы. Ханум сказала, что и это понадобится.
Колдун слегка кивнул головой, что означало «да, знаю». Положил протянутые женщиной мешочки в карман хламиды, поднял голову и внимательно, в то же время восхищенно посмотрел ей в глаза. Из его глаз шел буквально селевой поток света, и женщину это сперва испугало, потом взбудоражило. С ней никогда такого нее происходило. Сердце сильно забилось и подкатило буквально к горлу. Потом это непривычное ощущение начало ей нравиться. Она была словно опутана какими-то чарами, взгляд колдуна ей нравился все больше и больше. А он уже полностью властвовал над нею. Если бы он произнес фразу: «разденься и пройди в мою комнату», она, не сопротивляясь, разделась бы тут же у дверей и отдалась ему прямо на полу.
Не отрывая взгляда от ее лица, колдун спроси:
- Ты в курсе, что написано на бумаге?
После этого вопроса и устремленного взгляда она готова была растаять как снег и разлиться под его ногами. Под таким колдовским взглядом она даже при всем желании не могла соврать. Из-под накидки послышался ее тихий и покорный голос:
- Откуда? Ни читать, ни писать не умею.
Произнеся это, она было хотела опустить взгляд в пол – дабы избавиться от сверлящих глаз колдуна, но не смогла этого сделать. В голове стоял гул, словно кто-то говорил ей: «не отводи глаз». Почему-то сегодня ей казалось, что таких глаз, как у колдуна, нет ни у кого. Глаза, похожие на глубокое ущелье…
Колдун же, словно получая удовольствие, не спешил выводить ее из состояния оцепенения.
- Ханум объяснила тебе на словах то, что написано в письме?
Как ни нравилась эта ситуация Зиньят, она, тем не менее, где-то ее и пугала. Раньше с ней такого никогда не происходило! Она приходила, получала задание, брала то, что ей передавали, и уходила. Теперь же колдун фактически превратил ее в пленницу. Ее ноги, ее тело словно одеревенели, живыми оставались только глаза. В комнате две пары глаз пристально смотрели друг на друга. Два глаза колдуна сверлили ее, взгляд проникал ей в мозг, выискивая там то, что ведомо только ему.
- Нет, она мне ничего не говорила, - с трудом ответила женщина.
Колдун понял, что она говорит правду. По-видимому, госпожа не доверила ей эту тайну. И все это колдовство было для того, чтобы убедиться в этом. И колдун вывел Зиньят из состояния оцепенения. Она не для этого была предназначена. Он опустил глаза, отпуская Зиньят. У той от облегчения задрожали колени и все тело. Колдун почувствовал это. Он вновь взглянул на женщину, но на этот раз стараясь успокоить ее. Получилось – дрожь в теле женщины мгновенно прекратилась.
- Передашь ханум, чтобы она потерпела три дня. На четвертый день может приступать к делу, - сказал колдун, отворяя створку. Это означало конец встречи. Зиньят, словно ожидая этого, бросилась к двери, выбежала на улицу и быстрыми шагами исчезла в темноте. Через некоторое время остановилась, перевела дух. Теперь кромешная тьма казалась ей благодатным светом. Платье прилипло к вспотевшему телу, он была мокрой как мышь…
Колдун же, прикрыв входную дверь, прошел в большую комнату. Вынул из кармана хламиды два мешочка, положил в сундук.
Через некоторое время он зажег свечи, находившиеся в проемах на стенах. В комнате стало светло. Вынул из сундука кинжал из чистой дамасской стали, положил его ровно на середину начерченного углем круга диаметром в три шага, повернулся к югу, закрыл глаза, начал говорить что-то, понятное лишь ему. Губы двигались, руки медленно поднимались. Когда они поднялись на уровень плеч, движение прекратилось. Теперь, не опуская рук, он протянул их вперед. Потер ладони. Чем больше он их тер, тем больше ощущал наплыв энергии. Стал тереть быстрее, потом резко отвел ладони в сторону. Теперь энергия каждой ладони притягивалась друг к другу. Он начал делать ладонями движения, похожие на те, когда человек скатывает что-то в шар. Колдун на самом деле скатывал энергию в шар, потом подвел его к голове и, спускаясь ниже, словно размазал по всему телу. Глубоко вздохнул, вышел из круга, бросил в кипящий на очаге котел траву из второго сундука. По комнате разнесся резкий запах. Колдун взял из того же сундука мешочек, насыпал в медный казан белую массу, похожую на пыль, и стал ее помешивать деревянной лопаточкой. Через некоторое время сел возле низкого столика, скрестив ноги, и поставил на него казан. Посмотрел в стоящее перед ним зеркало в инкрустированной серебром раме. В зеркале были видны лишь его глаза. Зажег две свечи слева и справа от зеркала. Снял крышку с казана, поджег траву, находящуюся в ней. Как только появились языки пламени, закрыл крышку. Когда он повторно открыл крышку, по комнате разнесся аромат.
Колдун опустил руки в глиняную массу, размешанную ранее, и начал из нее лепить фигурку человека. Работая руками, он в то же время что-то шептал, повторяя какие-то фразы. Наконец он закончил эту работу. Последней стадией было изготовление органа, обозначающего, что это мужчина. Сделав его, колдун усмехнулся. Потом поставил фигурку перед стеклянным шаром на столе, встал, вышел в другую комнату. Вымыл руки, вернулся к столу, сел, скрестив ноги. Взял в руки шар и уставился в него пристальным взглядом. По тому как расстояние между шаром и фигуркой было небольшое, его взгляд через шар пронзил фигурку человека. На сей раз он не шептал, а прежние слова сказал громко:
- О, мой хозяин, прими мое заклинание! Будь милосерден к рабу твоему, сделай мое заклинание явью. Ты можешь все, все в твоих руках.
В хрустальном шаре вдруг заискрились разные цвета. Этот знак был понятен колдуну. Он взял фигурку и встал, достал из сундука нитку, намотал ее на палец. Вошел в круг со стороны заходящего солнца. Размотал нитку, привязал ее к мужскому органу фигурки тройным узлом, потом трижды дунул. Взял в правую руку кинжал, лежавший в середине круга, и начал говорить.
- О, мой хозяин, прими мое заклинание! Расплавь, как свечу, мужской орган Мухаммеда Мирзы, сделай его мягким, как глина. Он заслужил это. Сделай мое заклинание явью!
Произнося это, колдун нарезал круги, крутил кинжалом рядом с мужским органом фигурки. Движения становились быстрее, вращения кинжала практически не было видно. Заклинание тоже читалось все быстрее и быстрее. Вдруг колдун резко остановился. Продолжая вращать кинжалом, он отрезал кусочек мужского органа, который упал его ногам.
- Спасибо тебе, мой хозяин, ты сделал мое заклинание явью.
Три дня и три ночи колдун повторял это ритуал…
Четвертый день
К вечеру начался сильный дождь. И хотя в Ширазе такие дожди были нечастыми, после них селевые потоки, словно огромные змеи, еще долго текли по кривым улочкам города. Потоки были настолько сильными, что, словно мать, обнимающая младенца, могли обнять и унести все на своем пути. Старшее поколение, прекрасно знавшее нрав таких дождей, быстро забирали с улиц птиц, скот и, конечно же, босоногих малышей, игравших в проулках.
Принц Мухаммед Мирза, стоя у окна, глядел на дождь и думал. Вообще в такую погоду ему хотелось принять лекарства, лечь в постель, заснуть крепким сном, потом поиграть с ласковой женой Хейранисой. Проснувшись, он выпивал чашку теплого молока, принимал пару ложек пасты, приготовленной из орехов, меда и эликсира молодости, потом, предавшись страстной любви, засыпал, положив голову на грудь Хейранисе.
По природе своей Мухаммед Мирза был человеком спокойным. Когда отец, Тахмасиб шах, отправлял его беглярбеком в Шираз, он вначале отказывался. Не было у него тяги, умения и желания к управлению и администрированию. Его жена Хейраниса вынудила его сделать это, убедив не перечить отцу. «Нужно ехать туда, куда отправляют. Пусть это место небольшое, но там самостоятельность, там ты правитель». Хейраниса говорила о большой пользе такого шага, и в случае, если он начинал соглашаться, позволяла не только положить голову ей на колени, но даже потрогать грудь. В эти мгновения даже если бы с нее сняли нательную сорочку, она ничего не почувствовала бы, так как мысли ее были только о том, чтобы стать правительницей. Женщина не сопротивлялась даже тогда, когда ее раздевали догола и укладывали в постель, говорила ему «мой шах», словно действительно вступала в брак с шахом. Он раньше не очень любил фарсов, гиляков , других не тюрков. Но Хейраниса заставила его переменить мнение о них. Ему нравилось, что она так умна, понятлива. В частности, в постели инициатива всегда была за ней. Он слышал, что в Китае специально готовят таких девушек. Но эта была из Мазандарана. Но спросить обо всем у него не хватало смелости. Это могло бы все испортить. Он остерегался, что Хейраниса больше не будет такой страстной и нежной. Видимо всему этому она научилась от своих теток. Вероятно, такое мастерство в постели у девушки, которая до него была девственницей, могло быть большим счастьем для мужчины. Хейраниса очень любила его. Он обратил внимание на то, что более всего она старалась, чтобы принц не вызвал гнева шаха.
Мухаммед Мирза очень любил музыку, и если бы не правление Ширазом, он все эти годы посвятил бы ей. На самом деле он и не занимался правлением, на это у него не хватало терпения. Всех придворных он подобрал, подчиняясь воле жены. Кого она ни называла, он не перечил, сразу назначал на должность. Все должностные лица дворца дела вели только с Хейранисой, отчитывались в первую очередь перед ней. А это не создавало ей неожиданных затруднений. Во время обсуждений тех или иных вопросов придворная знать при правителе специально высказывала очень глупые, ошибочные предложения, оставляя для Хейранисы правильные и умные решения. И, естественно, принятие им идеальных решений, умение в нужный момент дать точный ответ, повышали его авторитет в области. Вот такое управление она построила. Женщина делала все, чтобы повысить авторитет мужа! Правда, иногда он кривил губы: «И для чего ей все это надо?»
Что же касается Хейранисы… Ему не нравилось лишь одно ее качество: Хейраниса абсолютно не доверяла кызылбашам, под различными предлогами удаляла их из окружения.
Сын шаха не соглашался ни с чем, что могло бы обидеть Хейранису, даже если об этом скажет шах. Он так привык к ней, что не мог и шага без нее сделать. Да он и не хотел делать никаких шагов.
Теперь Мухаммеду Мирзе, слушавшему шум дождя словно музыку, разонравилась его громкость. Разве это не могло вывести из себя? Это напоминало бессмысленность существования муравья, пчелы, ласточки. В этот момент дверь приемной со скрипом отворилась и он резко обернулся. Но из-за слабого зрения не сразу понял, кто это. Когда женщина в большом платке, с широким, развевающимся при ходьбе подолом платья, остановилась десятке шагов от него, он догадался, что это его жена. А когда она подошла ближе, склонив голову, поздоровалась, затем откинула вуаль, еще раз убедился в этом и без причины засмеялся. Он почувствовал, что только что думал о ней. Фигура Хейранисы, ее красивое лицо за последние года стали еще краше и лучше… В отличие от прежних дней сегодня она выглядела кроткой и приветливой.
- О чем задумался, мой шах? – спросила она в той манере, которая ему так нравилась.
Каждый раз после такого обращения Мухаммед Мирза вздрагивал. Когда они оставались вдвоем, Хейраниса обращалась к нему «мой шах», а на его попытки возразить она говорила о великолепии шахства, предлагала ему быть готовым к этому. Конечно, это было бы прекрасно, однако если бы Тахмасиб шах узнал, что при его жизни так называют его сына, он возмутился бы, а, может, и наказал бы. Но для того чтобы Хейраниса не стала опять с упоением говорить об этом, Мухаммед Мирза не стал возражать, как и не мог признать, что минуту назад с восторгом слушал музыку дождя. Если бы он об этом сказал, Хейраниса обязательно захихикала и поиздевалась бы над ним. Он боялся, что об этом прознает дворцовая знать. Однажды, когда он собирался писать стихи, за этим занятием его застала Хейраниса. «Другие поэты желают стать шахом, ты же хочешь быть поэтом. Пепел тебе на голову», - сказала она. После этого она неделю не пускала его в свою спальню, посоветовав посетить комнаты прислуги. Оставаясь один, он, хотя и злился ее упрямству, издевательствам и претензиям, но в тот же миг язык словно пересыхал; встречаясь с ней, он даже с прислугой не мог говорить высокомерно. И врать особенно не умел, а сейчас всячески пытался увести взгляд.
- Ни о чем, - отводя взгляд, ответил он первое, что пришло ему на ум. – Я вот думаю, что к подарку, который наш шах отправил шаху Акберу, надо бы и нам что-нибудь приложить. Нечто такое, что было бы достойно нашего имени, но и чтобы оно не было лучше, чем подарок шаха.
Жена подошла к нему еще ближе. Еще шаг – и их губы соприкоснулись бы. Он почувствовал ее теплое дыхание, которое сразу разлилось по всему телу. Но… но ни страсти, ни вожделения не почувствовал. В таких случаях он протягивал руку и поглаживал ее груди. Потом происходило нечто неуправляемое, для погашения которого Хейраниса очень и очень старалась. Но теперь его тело было холодным, проснулась боль, и он съежился. Хейраниса приложила руку к его груди. Другую руку опустилась ниже и поглаживала интимное место Мухаммеда Мирзы.
- Не беспокойся, мой шах. Я на этот счет дала нужные указания. Подарок уже готов. Завтра гонец присоединится к каравану, который отправится в Агру. – Затем она отняла руку от его груди и уже обеими руками попыталась ухватиться за причинное место. При этом шепотом промолвила: - Сегодня ночью я приду к тебе. Я очень соскучилась. Только не усни!
Последняя фраза была сказана таким приказным тоном, что у Мухаммеда Мирзы не хватило духа сказать «Не приходи!». Он только кивнул в знак согласия, продолжая стоять съежившись.
Женщина, как и пришла, так же и удалилась – с развевающимся подолом широкого платья. После нее в комнате остался запах полевых цветов. Сын шаха вновь подошел к окну. Но в этот раз он уже не слышал шума дождя, не видел потоки, вытекающие из водосточной трубы, его не привлекали вспышки молний. Теперь он думал лишь о себе. Неужели стареет? Вчера ближе к вечеру он почувствовал резкую секундную боль в паху. Потом боль прошла и больше не повторялась. Но только что, когда Хейраниса подошла к нему, он не почувствовал ни вожделения, ни страсти. Такого никогда не было. Его могла возбудить не только чуть приоткрытая грудь Хейранисы, но и даже ее дыхание, страстный стон. Для усиления страсти Хейраниса приглашала его в самые различные уголки дворца для любовных утех. А он никогда не отказывался от этого. Напротив, это помогало ему забыть боль, немощь, поднимало настроение. После утех он, обессиленный, но довольный, засыпал. А еще лучше, если в этом состоянии потом купали в бане… А теперь… «Наверное, я о чем-то задумался», - попытался он себя успокоить.
Хейраниса же весь день ходила довольная. Кажется, колдуну что-то удалось… Иначе Мухаммед Мирза просто так ее не отпустил бы, не добившись своего. Она с аппетитом пообедала, потом поспала и только после этого отправилась в дворцовую баню. Баня была хорошо натоплена, полна пара. Прислуга ее купала, натирала благовониями ноги, руки, грудь. Одевалась она очень красиво, зачесывала волосы как принцесса, пудрилась, подводила глаза сурьмой. Стоя перед зеркалом, она не удержалась от того, чтобы не подмигнуть собственному отражению.
…Наступила ночь. Охрана, стоящая возле всех дверей темного коридора, почтительно склоняла головы, отступая на шаг назад.
Хейраниса вместе с Зиньят шли по одному из укромных мест дворца – коридору, ярко освещенному свечами. Она выглядела довольной и достаточно уверенной в себе. Вокруг разносился аромат цветов – благовония, которыми она надушилась. Когда они подошли к спальне сына шаха, Хейраниса полуобернулась к Зиньят:
- Жди меня не здесь, а перед дверью моей комнаты. Я скоро буду.
Зиньят, произнеся: «как скажете, ханум», повернула назад. Вдруг она вспомнила наказ колдуна о четвертом дне. А сегодня был именно четвертый день. А, значит, сегодня что-то должно было случиться.
Хейраниса постучалась и, тихо отворив дверь, вошла. Комната была ярко освещена. Сын шаха, словно что-то предчувствуя, сидел, съежившись, на краешке широкого ложа. Услышав стук и увидев распахнувшуюся дверь, он поднял голову. В это время сюда могла войти только его жена. Увидев Хейранису, идущую к нему кокетливой походкой, он воодушевился. По середине комнаты жена сняла головной платок, затем и легкую косынку. Черные, пышные волосы рассыпались по плечам, по комнате разнесся приятный аромат. Подойдя к мужу, который все еще глядел на нее застывшим взглядом, она остановилась перед ним. Схватив вдруг его голову, прижала к своему животу, шепотом произнеся:
- Я столько дней жду тебя, горю от желания, хочу быть твоей. Иди, возьми меня, ешь меня, дорогой… Ешь, грызи меня…
Мухаммед Мирза после этих вожделенных слов женщины съежился, засуетился, но страсти не почувствовал. Удивился, даже изумился этому. В таких случаях обычно его мышцы напрягались как сталь, возбуждение росло, сердце начинало биться учащенно. Теперь всего этого не было и он, безвольно обняв ее за талию, через тонкую материю стал целовать ее живот. Но теперь у этих поцелуев не было ни вкуса, ни аромата. Но от этих поцелуев Хейраниса якобы возбудилась. Отведя руки мужа, она с плутоватой улыбкой произнесла:
- Не спеши, мой шах, вся ночь еще впереди.
Тихо ступая, но в то же время желая показать всю свою красоту, она прошла к ложу, покачивая бедрами. Вслед за ней встал и Мухаммед Мирза. Подойдя к постели, Хейраниса аккуратно положила головной платок и косынку на комод. Потом сняла верхнюю одежду, чепкень из красного шелка и тоже разложила на комоде. На ней осталась только нижняя рубашка из тончайшего белого шелка. Теперь ее прекрасное тело было ясно видно в свете свечей, груди с вздувшимися от возбуждения сосками привлекали мужа. Приподняв краешек одеяла, она проскользнула под него:
- Что ты стоишь, как застывший памятник? Иди же, мой шах. Иди, возьми меня!
Мухаммед Мирза, представив после этих слов, а, впрочем, сознательно убедив себя, что все в порядке, быстро разделся и лег рядом с женой. Погладив ее мраморные ноги, он слегка почувствовал что-то, похожее на возбуждение. Но на этом все и кончилось. Не было внутреннего жара, мышцы оставались дряблыми. «Что же такое происходит со мной?», - с горечью спросил он себя.
Хейраниса с еще большим энтузиазмом играла свою роль. Сняв с себя нательную рубашку, она с силой потянула мужа на себя. Он целовал ее шею, губы, грудь, а она от этого якобы еще сильнее возбуждалась, стонала, билась под ним словно рыба, вытащенная из воды. Тонкое одеяло соскользнуло с них, обнажив тела. Теперь уже Хейранисе на самом деле хотелось интимной близости с мужем. В голове даже проскользнула мысль, что не напрасно ли она все это затеяла… Если бы она не заказала колдовство, то сейчас наслаждалась бы с мужем. В состоянии, в котором она была сейчас, Хейраниса могла затащить в постель и самого колдуна. Интересно, колдун действительно настолько уродлив? Она не догадалась спросить об этом у Зиньят. Но теперь уже было поздно. Однако у этой ночи была своя прелесть. Она, наконец, выполнила задание, которое получила в отцовском доме, частично добилась исполнения слова, данного самой себе, будучи еще девственницей. Любовь тюрка с таким ангелом, как она, недозволенна. Так думала Хейраниса. Лишить одного тюрка мужского начала превыше тысяч побед. Разве это не сладостно? Кроме этого, то, что она сделала, можно было считать победой не только лично ее, но и всей родни и даже народа. Она чувствовала, что обязана изгнать всех тюрков из дворца. Те, кто сподвиг ее на это, уже давно покинули этот бренный мир, но она и в одиночку могла достигнуть многого. Теперь он всем руководила единолично. И победит всех в одиночку.
Думая обо всем этом, она радостно улыбалась. Но надо было довести игру в постели до конца, убедиться мужа в том, что он уже не мужчина. Резким движением она перевернула мужа, усевшись на него, как всадник на лошадь. Теперь она постаралась продолжить любовную утеху с еще большим воодушевлением. Она уже чувствовала себя мужчиной и начала делать то, что должен был делать муж. В принципе, вне ложа она и так все делала вместо мужчины. Но быть мужчиной было не так легко, это не удавалось ей так, как хотелось бы. Она была уже настолько возбуждена, что забыла об игре, которую начала. Еще немного, и она высказала бы ему все, что думает о нем.
Мухаммед Мирза был в абсолютно бессильном состоянии. Несмотря на то, что на нем извивалась, стонала, чуть ли не раздирала его на части прекрасная женщина, он был абсолютно никчемен. Он мял ей груди, ягодицы, но не получал от этого никакого удовольствия. Такого с ним никогда не случалось. Даже когда были острые боли в почках, печени, желудке, он умел себя сильно возбудить. Во время любовных утех с Хейранисой боль уходила. Что же происходило теперь, когда не было боли?!
Хейраниса готовилась нанести решающий удар. Муж был совсем бессилен. Его слабые попытки, невнятный шепот смешили ее, при этом доставляя ей удовольствие. Она застонала, но на этот раз сердито:
- Двигайся, ну! Что с тобой? Я уже извелась вся, а ты лежишь как холодный кусок льда. Х-м-м, да уж… - Потом, притворно призадумавшись, взглянула на него. – А может, ты меня уже не любишь?
- Что ты, радость моя, как можно?! – скороговоркой произнес он, но вялым голосом.
- Может, ты сегодня развлекался с наложницами?! Ну, признавайся скорей! Я знаю, что не напрасно их так много во дворце!
- Нет, нет, это невозможно. Ты прекрасно знаешь, что во дворце ни одна женщина не может свести меня с пути истинного. Наложницы только для офицеров и знати.
- Тогда… тогда откуда такая слабость? Отвечай же, скорее!
- Клянусь, я и сам ничего понять не могу. Такого никогда не было. Я… я…
Язык стал заплетаться, у Мухаммеда Мирзы пересохло в горле, сказать он уже ничего не мог. Хейраниса же, получая полное удовольствие от игры, спросила:
- А, может, ты уже не способен как мужчина?..
Словно небо с громом и молниями обрушилось на Мухаммеда Мирзу, эта фраза показалась ему сильной пощечиной.
- Что? Что ты сказала, дочь фарса? Как смеешь?..
Он говорил с трудом, он фактически не услышал самого себя. Ему хотелось, чтобы после этих слов разверзлась земля и он, провалившись, умер… Если бы в полутьме жена видела его расстроенное лицо, она убедилась бы, что это именно так и есть. Сын шаха был прекрасно осведомлен об уме, воле и энергичности своей жены. Если захочет, она разнесет всем по дворцу горькую весть, что ее муж не способен в постели ни на что. А это хуже смерти. Тюрки называют таких бессильными, очень плохо реагируют на такие вещи. А мужское бессилие было подобно смерти.
Теперь Хераниса видела в полутьме лицо мужа лучше, чем при свете. Она никогда не думала, что смятение, боль и безнадежность, написанные на его лице, могут доставлять ей такое наслаждение. Все эти годы она лишала себя такого необычного удовольствия. Она пришла в ярость оттого, что это наступило так поздно, что каждый раз, вставая из-под этого тюрка, она чувствовала себя грязной тряпкой. Вместо того чтобы быть женой фарса с красивым и чистым телом, ее судьбой стал это волосатый, неотесанный тюрок. И она рано или поздно должна была отомстить за свою судьбу. За то, что этот никчемный, слепой тюрок в свое время был первым мужчиной у шестнадцатилетней красавицы, он должен был ответить. Иначе это осталось бы несправедливостью.
- Ты никчемный, тупой… тупой! О, Аллах, как мне быть? Пепел мне на голову! И это моя судьба!..
Таким образом, недовольно ворча, Хейраниса встала с Мухаммеда Мирзы, но уже гордо и как победитель. Слезая с постели, краем глаза взглянула на мужа. Он лежал, съежившись. Словно стесняясь своего голого тела, он рукой подтянул одеяло и укрылся. Хейраниса, желая получить еще большее удовольствие, продолжала смотреть на него. Молча. Продолжала смотреть, даже медленно одеваясь. Тем самым она доставляла ему еще большую боль. Чтобы окончательно добиться своего, его надо было совершенно раздавить и унизить.
Мухаммед Мирза лежал, отвернувшись. Он не знал, что говорить, как объяснить свое сегодняшнее состояние. Жизнь для него кончилась. Он не знал, как ему после этого смотреть в глаза визирей, тысячников. Если они узнают об этом, не станет ли он для них посмешищем? Хейраниса была молодой и похотливой. Надо было закрыть ей рот. Для того чтобы эта весть разнеслась, достаточно, чтобы об этом узнала хотя бы одна женщина. Пока она не ушла, нужно ее уговорить.
Приняв такое решение, Мухаммед Мирза встал и стал одеваться. Видя, что Хейраниса собирается выйти, сказал:
- Ханум, задержись.
Как только она повернулась к нему, сын шаха опустился на колени, пополз к ней, обнял за ноги.
- Ханум… Хейраниса, я сделаю тебя шахиней… Мехди Ульей . Никто тебе в нашей области и так не перечит. И во дворце всеми делами управляешь ты. Но если ты кому-то откроешь этот секрет, я с тобой разведусь. Тогда ты потеряешь все: власть, богатство, уважение…
Хейраниса не ожидала подобного выпада, подобной угрозы со стороны мужа. Коса уже нашла на камень. В будущем ее ждали большие дела. Она хотела быть такой же властной и упрямой, какой и полагается быть настоящей Мехди Улье. С этим же тюрком надо было еще немного поиграть. Придав лицу великодушное выражение лица, она наклонилась, разжала руки мужа:
- Встань, встань, мой шах. – И, чтобы, якобы, сгладить ситуацию, нежно произнесла: - Ну что ты говоришь? Ты мой муж. Такое может быть в каждой семье. Рано или поздно это должно было случиться. Но это наш секрет, и он останется здесь. Никто не должен знать о нем. Жизнь моя, я всегда была готова пожертвовать своей молодостью ради тебя. Но… - Она сделала паузу, чтобы взвесить каждое слово. – Но есть одно условие.
Мухаммед Мирза, воодушевившись, встал с колен. Главным было то, что она могла дать ему слово.
- Я согласен с любым твоим условием.
Она кокетливо повела плечами, но голос оставался властным.
- Я теперь несчастная женщина. Я должна чем-то развеять свое горе. С этой минуты в моих делах не должно быть никаких препятствий. Никто не должен вмешиваться в мои решения. Это может прогневить меня. Я хочу быть абсолютно независимой. Как вне дворца, так и внутри все решения должны выполняться без твоего согласия и дозволения. Хорошо, мой шах? Договорились?
Сын шаха, хотя и ничего не понял из всего сказанного, но в знак согласия кивнул головой.
- Конечно, договорились. Завтра соберу всех и объявлю указ. Я это понял еще девятнадцать лет назад, при первой встрече. И мнения своего не изменил.
Это Хейранисе и было нужно. Все получилось даже лучше, чем она ожидала. Для будущих дел это признание сына шаха было важным. Сегодняшняя виртуозная игра и великолепная победа воодушевили ее, она получила от случившегося настоящее удовольствие. Внутри ее все словно осветилось от радости. Взяв мужа за подбородок, она внимательно взглянула на него. Вечно щурившийся из-за слабого зрения Мухаммед Мирза теперь словно не хотел ничего видеть. Хейраниса поднесла свои пухлые губки к его холодным губам, прикоснулась к ним, словно стараясь разделить с ним свою сегодняшнюю сокрушительную победу. Но… Теперь эти губы были совершенно бесчувственными. Пылко произнеся «договорились», она пошла к двери и исчезла в проеме. А Мухаммед Мирза, в нижнем белье, все еще стоял посреди комнаты, словно прикованный.
На следующий день колдун, получив увесистый мешочек с золотом, понял, что его колдовство оказалось удачным. Он возрадовался и не стал надолго задерживать Зиньят. Хотя и на этот раз не удержался по достоинству оценить ее красоту. Если служанка была такой красивой, то хозяйка ее должна быть еще лучше… Если он смог завлечь в свои сети эту, с легкостью сможет завлечь и ее госпожу. Как правило, красивые женщины никогда не имеют красивых подруг и не берут красивых прислужниц. Они предпочитают прислужниц умных или сильных. Теперь стоило удовлетворять потребности жены, у которой муж потерял мужскую силу. Своим секретом он загнал себя в ловушку. Колдун давно был наслышан о красоте жены сына шаха, но ни разу не видел ее даже издалека. Теперь в этом появилась необходимость. Он чувствовал, что она сделала мужа импотентом не из-за любви к другому. Здесь, кажется, были другие причины. Тогда почему его интересы, цель должны ограничиваться одним мешочком золота?
Она же всегда считалась красивой женщиной. А с красивых всегда можно взять нечто большее. У них, как правило, сильная душевная мощь. Всегда считалось целесообразным вытягивать из красивых и целомудренных их силу. После этого они слабели и заболевали. У этой ханум силу вытягивать не стоило. Потому что лечить ее потом заставили бы его.
Колдун и Абу Насир
Тахмасиб шах вдруг неожиданно заболел и опять слег. Два года назад такое уже случалось, и все уже думали, что он больше не встанет. Но все, к счастью, обошлось. Все придворные, как и тогда, разделились на два лагеря. Одна сторона поддерживала Гейдара Мирзу, другая сторона хотела видеть наследником и шахом Исмаила Мирзу, более девятнадцати лет содержавшегося в крепости Гехгехе. Перихан ханум возглавляла сторонников Исмаила Мирзы.
Но теперь противоборствующие стороны не теряли бдительности, ибо в тот раз после выздоровления шах упрекнул одних в неверности, других отдалил от дворца, отправив в удаленные области. Никто уже не хотел повторять ошибок, но и самоуспокаиваться тоже не желал никто. Когда известие о болезни шаха дошло до Газвина, мюриды не придали этому значения. Большинство населения Газвина родилось именно в период правления шаха Тахмасиба и даже успело состариться. За эти годы было столько известий о болезни шаха… Ведь не шутка – Тахмасиб шах правил страной больше пятидесяти трех лет! Многие всерьез считали, что шах никогда не умрет. Прошлый раз, когда правитель заболел, население, собравшись у дворца Чехелсутун, дневало и ночевало у его стен. Люди молились за своего шаха – потому что понимали: смерть шаха опасна для государства. Новому же шаху, чтобы всецело заявить о себе, нужно время. Глядишь, вдруг воевать начнет?.. Войны не любил никто. Население этих областей не желало трофеев, добытых у противника. Другое дело, если бы на страну напал Султан Сулейман. Тогда на джихад можно было подняться. Среди собравшихся на площади перед дворцом были и такие, кто желал вдоволь поесть на поминках старого шаха или же разжиться подарками нового. Однако, через несколько дней Тахмасиб шах, выздоровев, встал с постели. А народ, покинув площадь, пошел по своим делам.
Тахмасиб, будучи шахом, оставался простым человеком, как и многие другие обычные люди. Он прекрасно понимал, что рано или поздно его заберет к себе тот, кто его создал. Но очень не хотел умирать тогда, когда знать разделилась на два лагеря, произведя раскол в стране.
…Сегодня все было словно по-другому. Будто все изменилось, все цвета поблекли.
Солнце садилось; на город, а также на сад, который шах считал «райским», накатывалась темнота. Сердце у шаха, лежавшего на ложе, сжималось, чувствовал он себя неспокойно. Ему казалось, что он уже не оправится от болезни, что вместе с солнцем закатится и его жизнь, и он больше никогда не увидит восход.
Ближе к закату он выпил лекарство, которое предписал его врач Абу Насир; стало легче, боль чуть отступила, шах даже почувствовал себя бодрее. Хотел встать, но врач категорически запретил ему это. Лежа в постели, он опять стал думать о будущем. «Кого сделать наследником? Старший, Мухаммед слишком слаб, да и управляет им жена. Ты только посмотри на упрямство дочери фарса!.. Был бы энергичней, не отдал бы власть жене. В мусульманском и тюркском мире это считается большим грехом. В кого он пошел такой? Мямля, который не может справиться с женой, способен разве противостоять волкам и шакалам государства? Тогда кому передать власть? Исмаилу Мирзе? Нет! Уже девятнадцать лет, как он удален от государственных дел, при этом очень мстителен, злобен и жесток. Но и его надо уберечь. Если я умру, братья сотворят козни, воспользуются тем, что он в заключении, убьют его. Передать власть Гейдару Мирзе? Неплохой вариант. Несмотря на то, что ему всего двадцать лет, он способный, пользуется во дворце авторитетом. Но ему противостоит дочь Перихан. Говорит, что наследником должен быть сын, рожденный от тюркской женщины. В принципе, она права. Но ведь я, ради того чтобы объединить все народы государства, женился на женщинах других наций. То, что его мать не тюркского происхождения, отнюдь не трагедия. Главное то, что в его жилах течет кровь тюрка. Мне давно надо было удалить ее от государственных дел, не допустить участия в собраниях дивана. О, если бы Перихан была мужчиной!»
Он уже устал от этих дум, а конкретного решения все не было.
- Прикажите зажечь свечи и светильники, что-то стало темно, – дал задание стоящим у изголовья Гейдару Мирзе и Абу Насиру Тахмасиб шах.
Слуги бросились выполнять приказание; Гейдар Мирза, не двигаясь, смотрел на отца.
- Кызылбаши очень обеспокоены, мюриды читают молитвы. Для того чтобы навестить шаха, пришла вся знать, явились эмиры, женщины…
Тахмасиб шах сделал слабое движение рукой, лежащей поверх одеяла:
- Нет, не надо. Скажите, что все хорошо, пусть все уйдут. Иншаллах, встречусь с ними завтра. Ты и врач останетесь сегодня со мной. – И добавил, с трудом повернув голову в сторону Абу Насира: – А ты приготовь еще то самое лекарство. Эти боли в мгновение ока возвращаются. Не могу я уже…
Врач, приложив руку к груди, поклонился и вышел из комнаты.
Колдун вышел из большой комнаты и прошел в маленькую. Взял кувшин с водой для омовения, смочил одну руку, потом другую. Вода, лившаяся из кувшина, ударялась о стенки пустого тазика, издавая звук дождя. Вытерев руки, колдун вернулся в большую комнату, открыл стоящий в углу украшенный металлическими накладками сундук, вынул из него запечатанный редким веществом – сургучом – черного цвета кувшин с двумя ручками. Ядом, которым был наполнен кувшин, можно было бы умертвить целую армию. Тело колдуна покрылось мурашками, кувшин в руке задрожал. Быстро положив его обратно, колдун вынул из сундука красный шелковый кушак и повязал его на поясе вместо своего черного. Черный же, аккуратно сложив, убрал в сундук. Все это он сделал спокойно, без лишних движений. В его работе торопливость была противопоказана. Потом вынул из сундука чашу, украшенную надписями снаружи и изнутри, а также расписанную толстую свечу. Из маленького сундучка достал один из принесенных служанкой Зиньят мешочков, развязал его, вошел в очерченный углем круг посреди комнаты. Положив все это на середину круга, колдун принес из маленькой комнаты воды, налил ее в чашу, и установил в ней свечу. Зажегши свечу, вынул из мешочка клочок волос, положил в неглубокую медную миску и убрал за пределы круга все ненужное. Над свечой поставил металлический треножник с открытым верхом, долго потирал ладони, потом стал шептать.
- О, мой хозяин, помоги мне. Не обделяй меня поддержкой. Я никто и ничто без тебя. Помоги мне, мой хозяин!
Когда колдун закрыл глаза и поднес ладони к посуде, он почувствовал в руках дрожь. Это означало, что хозяин был с ним рядом. Через некоторое время он поможет ему. В этот момент волосы в миске поднялись вертикально, потом прилипли к его ладоням. Дно же неглубокой медной миски исчезло, от него остался лишь круг. Расстояние между ладонями и горящей свечой уменьшилось. От жара свечи волосы сморщивались, потом, испепелившись, падали в воду в чаше. Закончив эту работу, колдун опять подержал руки над свечой, потирая ладони. Потом убрал из круга треножник и посуду, удобно уселся, скрестив ноги, и продолжил работу. Теперь он потирал руки с еще большей силой. Держа их над водой около двух часов, колдун думал лишь о лекаре Абу Насире. И вот, наконец, произнес:
- Теперь ты должен слушаться только меня, Абу Насир. Где бы ты ни был, ты должен слушать только меня, выполнять только мои приказы. Теперь ты не свободен! Теперь я твой хозяин! Я твоя черная чуха , Абу Насир! Я могу тебя сделать счастливым и могущественным, Абу Насир!
Не отводя взгляда от свечи, колдун еще некоторое время сидел, не двигаясь. Он мысленно отправлял приказы лекарю шаха.
…Абу Насир, получив поручение шаха, вышел в коридор и направился в свою комнату. Он радовался тому, что настойка, приготовленная им, хотя и немного, но облегчила страдания шаха. Он был уверен, что после того, как шах выздоровеет, он обязательно наградит его. Так было и в прошлый раз. Но, когда он дошел до двери, почувствовал острую боль в голове. Ему казалось, что кто-то протыкает ему голову шилом. В глазах потемнело, лекарь застонал. С трудом отворив дверь, он буквально ввалился в комнату и еле доковылял до стола. Дрожащими руками налил в пиалу лекарство из одной из многочисленных склянок с наклейками и выпил. Глубоко вздохнул. Но прошло время, а боль только усилилась. Его это очень удивило. Потому что обычно от этой настойки боли у человека мгновенно прекращались. Теперь же этого не случилось. В голове вновь загудело, слышались какие-то звуки, иногда напоминающие человеческую речь. Вдруг в голове ясно послышался чей-то голос:
- Ты теперь в моем подчинении, Абу Насир! Я твой хозяин! Пока ты не выполнишь мои приказы, боли тебя не оставят, Абу Насир.
Вначале ему показалось, что от боли у него начались галлюцинации. Он читал, что при обострении болей такое случается. Иногда это бывает в легкой форме, но в некоторых случаях человек даже теряет рассудок. Но не мог же он в одно мгновение заболеть! Обычно такие заболевания носят душевный характер и возникают после продолжительной болезни. Как могло такое случиться со здоровым как сталь организмом?
Шум в голове не прекращался. Обхватив голову руками, Абу Насир застонал и упал. Боль усиливалась, голос в голове становился все явственнее:
- Если не будешь выполнять мои приказы, боль будет сильнее, Абу Насир.
Лекарь, всю жизнь честно зарабатывавший врачеванием, уже не мог сопротивляться нарастающей дикой боли. Он чувствовал, что другого выхода, как подчиниться этому неизвестному, у него нет. Только бы избавиться от боли! Он должен был ответить неизвестному.
- Я согласен, - застонал Абу Насир.
В ту же минуту боль в голове прекратилась. Ему даже показалось, что все, что было минуту назад, случилось не с ним. Теперь он очень хорошо слышал голос неизвестного владыки.
- Подсыпь в лекарство шаха слоновью дозу яда. Подсыпь… подсыпь… подсыпь яд… подсыпь… подсыпь…
Абу Насир уже абсолютно не владел собой, он был в полной власти голоса в голове, но каким-то отдаленным чувством в самом отдаленном уголке мозга понимал, что неизвестный толкает его на очень тяжкое преступление. Собравшись с силами, он попытался возразить:
- Н-е-е-т…
Этот еле хрипящий ответ он и сам не услышал, но недавние боли в голове начались с новой силой, в мозгу вновь невыносимо загудело. За свою жизнь он ломал ноги, руки, обжигал пальцы, но такой боли никогда не испытывал.
Боль усиливалась, Абу Насиру хотелось выть. Но он не мог даже крикнуть, будто кто-то силой загнал его голос вовнутрь. Теперь чувство было такое, что его мозг протыкают уже не одним, а целым десятком острых шил. Сил терпеть эту пытку больше не было.
- Хорошо, хватит, сделаю все, что ты скажешь!
Боль прекратилась. Некоторое время Абу Насир не мог двинуться. Будто кто-то сидел у него в голове и управлял им. Если бы он кому-нибудь сказал об этом, над лекарем сильно посмеялись бы. Вдруг подумав, что невыносимые боли могут повториться, он встал и быстро пошел в сторону комода. Протянув руку за склянкой, на мгновение застыл. И в этот же момент голос в голове вновь зазвучал. Открыв верхний ящик, Абу Насир немного покопался в многочисленных склянках, потом нашел небольшую бутылочку. На ней арабской вязью было написано «Яд». Абу Насир дрожащими руками взял бутылочку. Это яд был способен убить десятки слонов. Об этом страшном зелье во дворце знали всего лишь двое: он и шах Тахмасиб! Яд, приготовленный по поручению шаха для других, теперь нужно было использовать против него самого. Абу Насир прекрасно понимал, что ему будет за это, но он был под полным влиянием голоса в голове. Избавиться от него было невозможно. Голос в голове присутствовал постоянно, а боль притаилась где-то рядом. Никогда за всю свою жизнь Абу Насир не ощущал такой боли.
В другой части комода была склянка с лекарством для шаха, которое он приготовил ранее. Взяв склянку, лекарь посмотрел на нее долгим взглядом. Руки вновь задрожали. Он мог сию секунду уронить и разбить склянку. Он уже хотел положить ее на место, как боль в то же самое мгновение ворвалась в его голову и ушла. Не дожидаясь повтора, лекарь с ювелирной точностью насыпал в склянку с лекарством щепотку яда, взболтнул, перемешивая.
Вне склянки властвовал ангел жизни, внутри – смерти.
Абу Насир абсолютно не думал над тем, что ожидает его впоследствии… Он уже полностью подчинялся силе, вселившейся внутрь его тела. Он готов был делать все, что прикажет его таинственный хозяин. Не было уже и страха. Что могло быть страшнее той боли? Он налил перемешанную жидкость в пиалу, поставил ее на поднос, накрыл чистым полотенцем…
Над шахским дворцом сгустились черные тучи…
…Когда Абу Насир вошел в шахские покои, Тахмасиб шах дремал. Гейдар Мирза сидел, держа в руках подушку. На скрип двери шах открыл глаза, увидев в руках лекаря поднос, обернулся в сторону Гейдара Мирзы:
- Подложи мне под голову подушку.
Принц вскочил, помог шаху приподняться и выполнил просьбу. Сменивший позу Тахмсиб шах на некоторое время ощутил боль. Лицо сморщилось, он обвел глазами комнату. Увидев стоящего лекаря, взглядом попросил у него помощи.
Абу Насир поставил поднос на столик, снял с пиалы полотенце. Спокойно, даже с легкостью поднес пиалу к губам шаха:
- Пей, мой шах, это твое возрождение!
В другое время Тахмасиб шах потребовал бы объяснения этой фразе, но теперь он был не в таком состоянии, чтобы обращать внимание на слова Абу Насира, и с помощью лекаря выпил лекарство. В эту же минуту в душе Абу Насира наступило спокойствие, он почувствовал, что обрел свободу. Потом он испытал невыразимое счастье, словно его приравняли к отцу всех лекарей мира Абу Али ибн Сине. Это чувство будто возвысило его. Он вытер капельки лекарства, пролившегося на бороду шаха, потом, наклонившись к уху шаха, произнес:
- Это и мое возрождение, мой шах!
Сказал – и тут же осознал, какое преступление совершил. Он изменил человеку, которого безмерно любил и уважал. Ему стало плохо, ноги задрожали. Лучше бы он сам выпил это зелье!.. Что он сделал?
Упав на пол возле ложа шаха, он завыл:
- Прости меня, мой шах!
Состояние больного стало резко ухудшаться, лицо его то бледнело, то становилось багрово-красным, глаза выкатились из орбит. Вдруг взгляд его остановился на пиале, которую Абу Насир все еще держал в руке… Он понял, что лекарь подлил в лекарство яд. Шаху стало жутко. Он всю жизнь боялся смерти именно посредством отравления ядом – слишком много на его памяти было таких случаев. Поэтому шах научился остерегаться. И это ему помогало. Но сегодня, видимо, была не судьба, ангел смерти оказался у изголовья, а он упустил этот момент, не смог найти время, чтобы упорядочить государственные дела.
С трудом пересилив себя, шах привстал:
- Да накажет тебя Аллах, Абу Насир! Что ты наделал?! Мне нужно было еще чуть-чуть времени, чтобы все поставить на свои места. Теперь в стране начнется хаос, брат будет убивать брата. Ах, Абу Насир, будь ты проклят…
Последнюю фразу он произнес хриплым, угасающим шепотом. Голова шаха откинулась на подушку…
Падишах на день
После этой жуткой ночи для Гейдара Мирзы самое страшное было еще впереди. Сколько дней и ночей он не отходил от постели больного отца, ухаживал за ним!.. Теперь он смотрел то на неподвижное тело шаха, глаза которого так и остались открытыми, то переводил взгляд на распластавшегося возле ложа дворцового лекаря, не зная, что предпринять. Отец учил его многим премудростям для выхода из безвыходного положения, но вот этот случай не учел, забыл о нем. Он еще раз внимательно посмотрел в открытые глаза отца, на его крупное тело. Он не был похож на умершего. Может, он проверяет, испытывает его? Глаза – зеркало души. И они были словно живыми, глядели на Гейдара Мирзу. Тот, не выдержав этого пристального взгляда, ладонью прикрыл веки усопшего. Только сейчас он поверил, что отец умер. Теперь все зависело от его способностей и находчивости. Перед его глазами стоял трон. Разве не для него его оставил отец? Надо было, чтобы об этом узнали все. Схватив за руку Абу Насира, рывком поставил его на ноги:
- Я не расслышал, что сказал шах в последний момент?
Абу Насир все ждал, что на него обрушится карающий меч, правда, не знал, с чьей стороны последует удар. Но то, что спросил Гейдар Мирза, его буквально отрезвило, словно пробудив ото сна: «Значит, он ничего не понял!» Это первое, что пришло ему в голову. Но потом Абу Насир попытался разгадать истинный смысл вопроса принца. Единственным путем к спасению были слова, которые понравятся Гейдару Мирзе. Если он скажет то, что будет тому по душе, это либо оставит его голову на плечах, либо избавит от веревки. Сын, кажется, вообще не подозревал лекаря. А может, ему смерть отца была вообще на руку? Ведь у принца, стоявшего у изголовья умершего отца-шаха, могла быть лишь одна мечта…
Как только до Абу Насира это дошло, он грохнулся на колени и поцеловал край яркого, расшитого золотом халата принца.
- Поздравляю вас, мой шах!
Гейдар Мирза вздрогнул. Это был миг, которого он жаждал долгие годы. Разве не этих слов он ждал от лекаря? Еще недавняя тревога, волнение, обуревавшие принца, сменились надеждой стать шахом, которая из искорки постепенно разлилась по всему телу. В голове, словно молнии, пронеслись тысячи мыслей. «А кто, кроме меня, может быть шахом? Исмаил в крепости Гехгехе, Мухаммед в Герате, а я во дворце. Надо действовать! Иначе через некоторое время сторонники Исмаила, особенно моя сестра Перихан, воспрепятствуют этому. В первую очередь надо нейтрализовать ее. Во дворце очень много ее сторонников».
Гейдару Мирзе страшно не хотелось оставаться бездеятельным. Эти мысли подталкивали его. Если власть возьмет другой, в первую очередь уберут его, Гейдара Мирзу. Нет, этого допустить нельзя. Другие, так же, как и лекарь Абу Насир, должны преклонить перед ним колени.
Схватив за грудки Абу Насира, принц поднял его с колен.
- Забирай свои лекарства и уходи к себе комнату. Понадобишься, позову! Ты умный человек. Сегодня тебе может повезти!
Дворцовый лекарь ожидал совсем не этого. Все произошедшее казалось ему сном. Кажется, ему на самом деле повезло: отравил шаха, но об этом не знает даже его сын и не пытается разобраться, более того, он, кажется, даже готов благодарить за это.
Спешно собрав все свои лекарства на поднос, лекарь распахнул дверь и исчез в коридоре.
Принц подошел к гонгу, два раза ударил по нему. Дверь отворилась, показался стражник.
- Позовите мою мать! – властным тоном произнес Гейдар Мирза.
Он уже ощущал себя шахом, владельцем трона. Приосанился, как отец, придал себе величественный вид. Стражник, уходя, мельком взглянул на тело шаха, лежавшее на ложе.
Через некоторое время в покои шаха вошла мать. Гейдар Мирза попытался придать лицу хладнокровное выражение.
- Матушка, дай вам Аллах здоровья, шах отправился в праведный мир. Что нам делать теперь?
В самые трудные минуты шахине удавалось сохранять хладнокровие, и Гейдара Мирзу всегда восхищало это качество матери. Она и теперь была спокойна и равнодушна с виду. Даже услышав о смерти мужа, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Подойдя к ложу умершего, она внимательно посмотрела на посеревшее лицо Тахмасиб шаха. Попыталась вспомнить годы, прожитые с ним. Во дворце ее жизнь протекала прекрасно, без забот и горя. Но даже эти воспоминания не смогли выжать из ее глаз хотя бы слезинку. Была ли он с ним счастлива или нет, теперь не имело значения. Главным было то, что шах умер, а ее сын стоял в шаге от шахства. А значит, и она была в шаге от власти.
Большая печатка на пальце шаха блестела, завораживая взор. Она взяла уже похолодевшую руку шаха, погладила печатку. С трудом сняв ее с пальца шаха, прикрыла покрывалом лицо усопшего. С низкого столика взяла корону шаха и подошла к сыну, молча взиравшему на все действия матери.
- Что ты хочешь сделать, матушка? – осторожно и тихо спросил Гейдар Мирза.
Женщина, не говоря ни слова, подняла двумя руками корону.
- Наклони голову, прими это. Ты настоящий наследник. Отец долгие годы готовил тебя к этому дню. Ты достоин этого, сынок.
Гейдар Мирза невольно склонил голову, помогая матери надеть корону. Но с сомнениями, которые грызли душу, он должен был поделиться.
- А как же знать, народ, что они скажут? Разве не упрекнут, что есть старшие братья, а ты претендуешь на трон?
Он внимательно взглянул на мать. Какой бы спокойной она не выглядела, глаза ее горели ярким огнем. Первое, что увидел в этих глазах Гейдар Мирза – это жажда власти. И это его испугало. Он не смог бы уйти от ее влияния. Многие годы она именно так его воспитывала. Слово матери было законом, и теперь вся власть была бы в ее руках. Он такого шахства не желал.
Мать вынула из складок черного одеяния бумагу и протянула ему.
- Никто ничего не скажет. Возьми, это завещание шаха, твоего отца. Ты законный наследник и именно ты должен взойти на шахский ковер. Но не Исмаил!
Гейдар Мирза взял бумагу, поднес ее ближе к лампе, прочел на одном дыхании. Сперва обрадовался, но потом на лице появилась печать сомнения.
- Но здесь нет печати отца…
Мать подошла и вложила в его руку печатку, которую сняла с пальца мужа.
- Возьми, вот тебе и печать! Можешь приложить ее к той бумаге, которую желаешь утвердить. Ну, поторопись!
Сын шаха поднял печатку на уровень глаз, внимательно осмотрел ее, потом сжал в ладони, но волнение от матери скрыть не смог.
- Матушка, я боюсь мятежа, - сказал он, умоляюще глядя на мать.
- А почему должен быть мятеж, сынок? – постаралась успокоить сына мать. – Казна, арсенал в твоих руках. Ничего не стоит взять в руки сотников, стражу, охрану, уж очень охочих до золота, до драгоценных камней. Когда сторонники Исмаила дойдут до дворца, они поймут, что ты уже шах и им ничего не останется, как признать это. У трона, короны своя сила, сынок!
…Новый день сдернул одеяло черной ночи, защебетали птицы. Утренний азан с минаретов перекрывал все остальные звуки. Весенняя прохлада властвовала над всем Газвином. Но эта прохлада на рассвете могла быть и достаточно холодной. Улицы города, деревья, дома, люди, спешащие в мечети, были похожи друг на друга. Только судьбы людей не могли быть похожими…
В ту ночь принцесса Перихан ночевала в своей резиденции неподалеку от дворца шаха. Причиной этому были мысли: а что, если с шахом что-то случится? Не оказаться бы в заложниках у Гейдара Мирзы!.. Таким образом, она могла очень быстро собрать сторонников своего брата Исмаила. Она переживала поистине волнующие часы.
Еще не рассвело, как в дверь принцессы постучали. В открытое окно врывался свежий воздух вперемежку с ароматом цветов, и поэтому сон ее оказался сладок. Правда, тихий, но настойчивый стук отвлек ее от этого приятного занятия. Накинув на архалук халат, она подозрительно посмотрела в сторону двери. На всякий случай спросила:
- Кто там?
- Это я, ханум, - раздался за дверью тихий голос.
Она узнала его – это был голос ее служанки. Перихан подошла к двери, правда, очень удивившись столь раннему визиту. Чтобы не вставать с раннего утра на первый намаз, она каждый день совершала его позже. «О, Аллах, только бы все было к лучшему», - подумала она.
- Доброе утро, ханум. Ага Дервиш пришел, хочет видеть вас.
- Иду.
Услышав имя Ага Дервиша, у нее в голове пронеслась масса разноречивых мыслей. «Наверняка случилось что-то серьезное, иначе Ага Дервиш не стал бы беспокоить меня с раннего утра», - подумалось ей.
Перихан быстро переоделась, накрыла голову платком и прошла в гостевую комнату.
Ага Дервиш сидел на тебризском ковре и, облокотившись на подушки, дремал. Увидев Перихан, чуть привстал. Подойдя к нему, Перихан произнесла «Шах он и есть шах», потом, наклонившись, поцеловала правую руку Шейхвенда, приложила ее ко лбу, затем присела рядом. Шейхвенд, довольный такой любезностью со стороны принцессы, благодарно кивнул головой.
- Понимаю, ты думаешь: чего это я пришел с раннего утра? К добру ли? – произнес Ага Дервиш. – Не знаю даже, как сказать… До утра я не сомкнул глаз, и на сердце неспокойно. Оказалось, не без причины. Ночью ко мне пришел дервиш. Пришел и сразу ушел.
Сердце Перихан сильно забилось. Ей очень хотелось сказать то, что промелькнуло в голове, но она вместо этого произнесла:
- Аллах терпелив, Ага Дервиш, разве мы вправе изменить то, что он написал?
А в душе подумала: «Кажется, трон и корона достанутся Гейдару Мирзе».
Шейхвенд будто давно знал, о чем она думает.
- Сегодня ночью дворцовый лекарь вместо лекарства напоил правителя ядом. Правителя больше нет, он ушел в праведный мир, - сказал Ага Дервиш и тыльной стороной руки вытер набежавшую слезу. Перед его глазами стоял шестнадцатилетний Тахмасиб, которого пятьдесят два года назад он вылечил. «Боже мой, как быстро летит время! Как будто вчера все было…»
Перихан ждала этого, но все равно весть потрясла ее. Смерть отца и предательство самого преданного человека! Она могла ждать этого от кого угодно, но не от самого верного врача отца! Значит, этой ночью произошло что-то необычное.
Перихан подняла повлажневшие глаза, взглянула на Ага Дервиша:
- Что ты предлагаешь, Ага Дервиш?
- Надо уточнить все подробности происшедшего. – Ему не хотелось показывать ей свою слабость и растерянность от случившегося. – И еще…
Перихан поняла, что Ага Дервиш хочет сообщить ей какой-то секрет. Вся во внимании, она напряглась. Наконец Шейхвенд произнес:
- На среднем пальце усопшего есть вот такой перстень, - он поднял руку и показал ей перстень с голубым камнем. – Таких перстней очень мало. Обладатель этого перстня стоит на самой верхней ступени иерархии дервишей. Кто его покажет, для него открываются любые двери в государстве. Этот перстень мне подарила твоя покойная бабушка, когда я вылечил маленького Тахмасиба. Если известие верное, у тебя есть ключ от потайной двери, впрочем, никто тебя ни в чем не заподозрит. Возьмешь тот перстень и передашь его Исмаилу Мирзе. – Он замолчал, погладил бороду. – Мне тоже немного осталось, чувствую, что скоро увижусь с твоим отцом в раю. Но как я посмотрю ему в глаза, пока не решу этот вопрос?
Шейхвенд тяжело поднялся. Встала и Перихан. Ага Дервиш внимательно посмотрел на нее.
- Не забудь, дочка, у тебя один серьезный противник, и он в Ширазе. Более всего берегись его…
После ухода Ага Дервиша Перихан еще некоторое время не могла придти в себя. Она знала, что отец скоро умрет, но, тем не менее, не смогла спокойно воспринять это известие. Ей хотелось зарыдать в голос, но и это не получалось. С трудом взяв себя в руки, она направилась в сторону дворца.
Перихан вошла во дворец через потайной ход. Ей удалось незаметно дойти до покоев отца, но в приемной она столкнулась с Гейдаром Мирзой и его матерью. Увидев на голове корону шаха, девушка вздрогнула. Значит, Шейхвенд был прав. Она тут же поняла, что стала пленницей Гейдара Мирзы. Надо было что-то делать – иначе при подстрекательстве матери Гейдар Мирза мог запросто ее убить.
Гейдар Мирза, в богатом облачении стоявший посреди зала, увидев Перихан, обратился к ней:
- Наш отец переселился в праведный мир, сестра. Согласно этому завещанию, – показал он вынутую из-за кушака халата бумагу, – наследник я. Ты служила верой и правдой отцу, теперь надо, чтобы так же ты служила и мне.
В его действиях, мимике наряду с волнение явно ощущалась неприкрытая радость. При жизни отца сестра обращалась с ним достаточно резко, иногда просто сажала на место. Теперь все изменилось. Шаха уже не было. Она могла уйти отсюда живой только благодаря своему уму и логике. В эти минуты долго думать не было времени. Придав лицу кроткое выражение, Перихан, склонившись, поцеловала подол халата Гейдара Мирзы и, не поднимая головы, произнесла:
- Мой шах, если по несознательности я позволила себе какой-то предосудительный поступок, прошу простить эту недалекую, склонившую перед вами колени женщину. Дорогой брат, можешь быть уверен в том, что как я служила отцу, так же верно буду служить и тебе, приложу все силы, чтобы восстановить нашу прежнюю дружбу!
Но это Перихан показалось недостаточным. Направившись к книжной полке, она взяла первую попавшуюся книгу и вернулась к брату.
- Клянусь этой священной Книгой и всеми мудростями в ней, - сказала она и, стараясь глядеть ему прямо в глаза, положила правую руку на фолиант. – То, что я говорила, все правда и, если я нарушу клятву, пусть Книга меня проклянет! – Сказав это, дочь шаха отнесла книгу на место, встала рядом с братом, склонила голову перед матерью Гейдара, которая глядела на нее гневно, но в то же время изумленно.
- Вы тоже будьте свидетелем, что я первой поздравила нашего шаха с восхождением на престол, поцеловала его ноги и никто не смог опередить меня!
Новоиспеченный двадцатилетний шах подошел к своей сводной по отцу сестре и поцеловал ее в лоб.
- Я верю в твою искренность, сестра. Теперь нужно, чтобы ты убедила своего брата, принца Сулеймана и дядю Шамхала, чтобы они, как и ты, служили мне верой и правдой. Этот вопрос нельзя откладывать. Чем раньше это случится, тем больше будет пользы стране.
Эти слова были для Перихан знаком, что она может удалиться. Но, не поверив, что все так быстро кончилось, она с покорным видом вновь обратилась к брату:
- Конечно! Я тоже думаю так же, ваше величество! Если позволите, сейчас же пойду к брату Сулейману и дяде Шамхалу, все объясню им, затем приведу к вам. Если они выслушают меня, то обязательно будут вам покорны. А мой шах еще раз будет свидетелем правдивости моей клятвы.
Гейдар Мирза согласно кивнул головой:
- Ты права, дорогая сестра, иди. Надеюсь, что в скором времени увижу их здесь.
У Перихан заблестели глаза, она поняла, что страшная трагедия обошла ее стороной.
- Можете быть уверены в этом, мой шах, - сказала она.
Перихан спешно вернулась обратно через потайной ход, вышла из дворца и поспешила к своему дяде Шамхалу.
Падишах на день в окружении
Дурная весть распространяется очень быстро. Она летит быстрее ветра, быстрее птиц, стучится во все двери, превращая кого-то в своего пленника, а кого-то делая своим хозяином. Весть о смерти шаха быстрее молнии распространилась по дворцу. На беду Гейдара Мирзы в этот день гарем охраняли Вели бек Афшар, а также стражники из племен румов, афшаров, варсаков и каджар. Они все были сторонниками Исмаила Мирзы. Беседуя между собой, они считали правильным, что наследником должен быть именно Исмаил Мирза. Как только новость дошла до Вели бека, он приказал закрыть во дворце все входы-выходы. Пока извне не придет подмога, никого во дворец пускать было нельзя. В это время Гейдар шах, не зная, что делать, сидел в гареме с матерью и ждал Перихан, которая должна была вернуться с известием. Он знал, что Перихан способна успокоить сторонников Исмаила и подчинить их ему. Он так надеялся на Перихан, что даже не усмотрел в действиях Вели бека ничего предосудительного. Охрана была его обязанностью, и он выполнял ее. Пройдет немного времени и все образуется, все воспримут его в роли шаха. Он был уверен: Перихан умна и способна на многое. Если бы не она, отец официально передал бы престол именно ему. Но то, что шах никого из сыновей официально не объявил наследником, осложняло дело, более того, оно висело буквально на волоске. Вот когда все образуется, можно будет решить судьбу Перихан. Ее нужно было наказать за все ее грубое отношение к нему раньше. А пока пусть верно служит ему…
Прошло уже достаточно много времени, но сестры все еще не было. А мать требовала, чтобы он перешел к решительным действиям. Но он боялся предпринять что-либо, ибо боялся последствий. Перихан все равно что-то сделает и тогда все будет в порядке. Но спокойствие понемногу стало сменяться беспокойством. А время уже работало против него, ему надо было что-то сделать… Может, они не согласились с Перихан и уже убили ее?
Посоветовавшись с матерью, он вызвал к себе Вели бека.
Когда в покои вошел высокий, статный Вели бек, Гейдару Мирзе захотелось сразить его своим шахским величием, а потом властным тоном отдать приказания. На голове у того был тюрбан. Однако этот тюрбан отличался от тех, что носили религиозные деятели; Гейдар Мирза только теперь заметил разницу. Верхушка тюрбана была тонкой и высокой, а в скрученной как повязка передней части красовался большой сапфир в окружении двенадцати бриллиантов. Это наверняка говорило о почитании двенадцати имамов, указывало на шиитско-кызылбашское направление. Тело плотно облегал красного цвета архалук, его опоясывал кемер , с одной стороны которого висел украшенный драгоценными камнями кинжал, с другой – большая сабля. Голубого цвета шаровары были заправлены в сапоги из мягкой кожи, на низком каблуке и с широкими голенищами. Жесткая борода, усы с закрученными концами, глаза прищурены, брови густые. Как управлял отец такими страшными воинами?
Как не пытался Гейдар шах взять себя в руки, но повелительность в тоне ему не удалась. Ему показалось, что лучше будет, если вместо повеления он будет выглядеть горестным.
- Вели бек, наш великий шах покинул нас. Мы все остались сиротами. Государство осталось без отца. Но мы должны сделать так, чтобы его душа возрадовалась. Дабы в стране не было волнений, надо все сделать очень быстро. Нельзя оставлять страну без повелителя. Вот видишь, - показал он Вели беку бумагу, – это завещание. С печатью. Великий шах назначил меня наследником! Поэтому… Я хочу, чтобы первым, кто будет мне верно служить, был ты.
Вели бек на мгновение задумался, потом склонил колена, поцеловал край халата Гейдара, встал.
- Да будешь ты вечен, Гейдар шах, - сказал он, но тут же в его голове пронесся рой мыслей: «Чтобы ты сдох. Будто я не знаю, что завещание поддельное. Сами написали, сами же и печать поставили. Пока Фенгир тронется, а сторонники Исмаила Мирзы придут во дворец, надо терпеть этого мальчишку».
Гейдар Мирза, услышав слова начальника охраны, удовлетворенно кивнул.
- Смотри, Вели бек, хочу сделать тебе одно предложение.
- Я слушаю вас, мой шах, я готов выполнить все, что вы скажете.
Гейдар Мирза почувствовал, что огонь надежды в нем вновь разгорается.
- Если ты сейчас откроешь двери дворца и впустишь моих сторонников, знаешь, какое вознаграждение тебя ждет?
Вели бек, моргая, сделал вопросительное выражение лица.
- Какое, мой шах?
Гейдар Мирза сперва на этот вопрос ответил улыбкой.
- Я тебе поручу управление областью Керман. Заодно назначу тебя начальником стражи. – Гейдар Мирза внимательно посмотрел на начальника охраны, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова. – Хочешь, прямо сейчас издам указ? Пусть первый указ будет твоим.
- Что я могу сказать, мой шах, воля ваша, но надо и со стражниками поговорить.
Новоиспеченному шаху это не понравилось, более того – это его взволновало.
- Разве не ты начальник охраны, они же тебе подчиняются?
- Да, этот так, мой шах, но… Люди знают, что Тахмасиб шах покинул сей мир. Поэтому никто никого не слушает. Не знают, что делать. Дайте время, я пойду поговорю с ними, объясню им все… А если надо, можно и посулить чего-нибудь. Потом сообщу вам.
Гейдар шах совсем расстроился. Что значит – все знают? Почему никто никого не слушает? Что это значит? Но он не мог подать виду, что расстроен. Все зависело от того, как он себя поведет в эти минуты.
- Хорошо, иди поговори, объясни, что и ты, и они получат все блага. Все лучшее отдам вам. Обещаю! Вы же меня хорошо знаете.
Вели бек, поклонившись, вышел. Но отсутствовал он недолго. По возвращении на его лице была растерянность и безысходность.
- Дураки, бессовестные, они даже меня не послушались, не выполнили мой приказ, мой шах. Стражники никого не хотят слушать. Будто взбесились.
Гейдар шах словно окаменел, не зная, что ответить начальнику охраны. Потом во всем теле, в горле, в животе стало неприятно жарко. В глазах потемнело, сердце застучало. В одно мгновение его мечты стать шахом сменились желанием побыстрее бежать отсюда – дабы остаться в живых. Если эти презренные не выполняют его приказы, значит, не признают его шахом. Так жить не стоило. Чем ждать, что сейчас кто-то зайдет и занесет над ним саблю, лучше самому это сделать. Подумав об этом, Гейдар Мирза положил руку на свою саблю. Только хотел вынуть ее из ножен и вонзить себе в горло, как тут же послышался жуткий крик. Обернувшись, он увидел лежавшую на полу мать. Отбросив саблю, с криком: «матушка!», он бросился к ней…
Горестная весть разделила Газвин на две части. Люди больше говорили о том, кто будет наследником, нежели о смерти шаха. Напряженность между сторонниками Исмаила и Гейдара нарастала: даже небольшая вспышка могла привести к большой драке на кулаках. На улицах, в караван-сараях, площадях, берберханах , кебабных, в банях, короче, везде и всюду шли горячие споры. Каждый отстаивал позицию своего кандидата, пытался доказать его преимущество перед другим.
Знать, ханы, беки, сейиды, улямы, главы племен тоже разделились на два лагеря. Сторонники Исмаила – принц Ахмед, Амираслан бек Афшар, Мухаммед Мирза и другие – собрались в доме у Гусейнкулу Халифы Рума, сторонники Гейдар шаха – представители племени Устаджлы, стражники, Масим хан Сефеви, Сейидбек Камине, Аллахгулу хан Айджек оглу – в доме Устаджлы Гусейна.
Часть сторонников Гейдара – Гейдар Солтан Чабук Туркман, Мухаммедгулу Зульгадар Мохрдар, Мирза Али Солтан Каджар – сидели в своих домах. Их не очень волновал ход событий. Они, рассчитывая на свои силы, считали, что по первому сигналу поднимут восстание и посадят на трон Гейдара, уничтожив сторонников Исмаила. Кроме этого, они были уверены в том, что Исмаил Мирза находится в крепости Гехгехе под надежной охраной ближайшего соратника Гейдара и начальника крепости Халифы Ансара Гарадаглы.
Гусейнкулу бека более всего беспокоило то, что сторонники Гейдара могут ворваться в его дом. Этот умный и предприимчивый человек должен был выиграть время и изменить ситуацию. Но пока он не мог найти решение, как он это сделает. Не имея веских предложений, молчали и сторонники Исмаила. Гусейнкулу бек сидел, уставившись в одну точку, щелкая костяшками четок, его мозг работал четко, как часы. В этот момент подошел слуга, наклонился к его уху и прошептал:
- Ага, из дворца пришел стражник Вели бека Афшара.
Гусейнкулу бек, проговорив: «бисмиллах рахманир рахим» , встал, потом обернулся к сидящим.
- Ага, из дворца есть вести, чувствую, что к добру.
Спустившись во двор, он подошел к стражнику, стоящему в аллее, обрамленной кустами алых роз. Стражник, увидев его, склонил голову…
Когда Гусейнкулу бек вернулся обратно, ждавшие его нетерпеливо ерзали на местах. Он спокойно сел, скрестив ноги, вынул из-за кушака янтарные четки и, со стуком перебирая их, посмотрел на всех. Первым не выдержал Амираслан хан Афшар. Тому казалось, что это гробовое молчание поразит его словно мечом. Помассировав грудь рукой, он произнес:
- Мы же лопнем от нетерпения, Гусейнкулу бек! Говори уже, какие новости из дворца?
- Есть новости, есть, - не спеша, произнес тот. – Есть хорошие новости, но есть и плохие. Хорошая новость та, что Вели бек перекрыл все входы и выходы дворца. Никто не может ни войти, ни выйти. Перед дверьми устроены баррикады. – Он опять умолк, и в этот миг ему в голову пришла великолепная мысль. – Плоха же новость в том, что у нас есть время только до вечера. Вечером охрану дворца будут осуществлять сторонники Гейдара Мирзы из племен Устаджлы. Если не успеем до вечера, Гейдар Мирза станет настоящим шахом, а нас казнят. Время уже работает против нас.
По залу пронесся взволнованный гул, потом все вдруг замолкли. На этот раз тишину нарушил принц Ахмед:
- Что предложите, уважаемые? Разве не настал срок собрать наших людей и атаковать дворец?
- Пока нет, – не раздумывая, ответил на его вопрос Гусейнкулу бек. – Мы атакуем дворец только тогда, когда к нам присоединится народ. Когда перед этим домом будет торжествовать победа! А для этого Перихан ханум поручила нам применить хитроумный ход. Иншаллах, к обеду вы будете свидетелями этого хода.
Присутствующие на этот раз одобрительно покивали головами.
Гусейнкулу бек остановил свой взгляд на двух аксакалах, сидевших в зале, - Будаге Румлу и Шахгулу Солтане Зульгадаре.
- А пока нам надо выиграть время, чтобы противоположная сторона не перешла в наступление. Для этого мы должны отправить во дворец двух аксакалов якобы для переговоров и примирения.
- Хорошее предложение, пусть будет примирение… - сказал кто-то из сидящих.
Один из аксакалов, Будаг Румлу, заворочался на месте и, чтобы привлечь внимание присутствующих, кашлянул. Все обернулись к нему, он же, погладив бороду, не торопясь, заговорил:
- Мы не возражаем, но что сказать по поводу примирения, как их убедить?
Гусейнкулу бек прекрасно понимал, что это пустая затея. Они никогда не пойдут на примирение, но зато можно выиграть время.
- Вы пойдете в дом Гусейн бека. Скажете, что для предотвращения вражды и братоубийства вы предлагаете примирение. Потом скажете: давайте, мол, создадим союз. Сперва похороним нашего шаха, потом аксакалы сторон соберут Совет и обсудят личные качества кандидатур. – Помолчав немного, он добавил еще несколько слов: – В конце скажете, что в наших краях есть обычай: когда враждуют племена, аксакалы, собравшись, мирят их, делают друзьями.
Меджлис молчал. А это свидетельствовало о том, что его участники согласны с Гусейнкулу беком…
Сторонники Гейдар шаха с легкостью попались в хитроумную ловушку, расставленную Гусейнкулу беком…
Население Газвина последние месяцы и без того жило сплетнями и пересудами. Никто не знал, где правда, а где ложь, в спорах на базаре, на улицах каждый пытался доказать свою правоту. После смерти шаха перешептывание еще более усилилось. Город словно покрылся черным дымом. К обеду «дым» стал густеть. По предложению Перихан Гусейнкулу бек отправил за пределы города гонца, поручив ему не жалеть коня. К обеду же тот обязательно должен был вернуться. Кажется, их хитрость удалась.
Ближе к обеду взмыленный гонец въехал в город. Направляясь в сторону площади, он беспрерывно кричал:
- Наш шах едет, Исмаил едет! Исмаил Мирза в пути!
Народ повалил за ним. Гонец въехал на площадь, остановил коня, снял папаху, вытер пот со лба, потом посмотрел на заполнявшуюся площадь.
- Люди, вы хорошо поняли? Исмаил едет. Исмаил Мирза в пути! Шах наш е-д-е-е-т!
- Как это едет, слушай? Разве он не в крепости Гехгехе? Кто ж его отпустит оттуда? – спросил кто-то из толпы.
Гонца хорошо научили, как отвечать на такой вопрос.
- Что значит, как едет? – закричал он. – Разве вы забыли? Разве вы не знаете, что наш лучезарный покойный шах два дня назад отправил отряд стражников в крепость Гехгехе, приказав привезти Исмаила Мирзу? Он в скором времени въедет в город! Пока будем раскачиваться, будет поздно, помните об этом!
По толпе прошел громкий шепот. Все говорили одновременно, не слыша друг друга.
- Он говорит правду!
- Наш отважный Исмаил едет!
- Только он достоин стать шахом!
Вдруг один из подученных людей Гусейнкулу бека в толпе прокричал:
- Народ, а чего мы ждем? Идем к дому Гусейнкулу бека. Это самый надежный человек. Надо действовать!
Возражать было уже некому, и толпа, словно река, потекла в сторону дома Гусейнкулу бека. Стало ясно, что для сторонников Исмаила Мирзы эта авантюра Перихан прошла гладко.
Конец шаха на день
Население города пребывало в растерянности. Впрочем, немало имелось и тех, кто был уверен в своих убеждениях и планах. Пятьдесят три года не знавшие, что такое раскол, служившие только сыну Шаха Исмаила Хатаи, заложившему основу династии сефевидов, наследнику Тахмасиб шаху, кызылбаши были достойны своей веры. Многие еще помнили девятнадцатилетней давности героизм внука великого Шаха Исмаила, которого некоторые называли Диким Исмаилом, рассказывали друг другу легенды об Исмаиле Мирзе. Рассказывали, что он был таким же, как и его дед. Другая сторона, видя, что Исмаил Мирза реально у власти, вынуждены были проявлять к нему солидарность. Раз сам Тахмасиб шах удостоил его такими полномочиями, значит, настоящий наследник именно он, думали люди…
Теперь уже не только Газвин, но и все население империи терялось в догадках. Кто победит? Легендарный Исмаил Мирза, героизм которого у всех на устах, или Гейдар Мирза, в руках у которого реальная власть?
К вечеру обе стороны, наконец, перешли в наступление. Сперва сторонники Гейдар шаха, разозленные известием о приезде Исмаила Мирзы, пошли на главную улицу города. Однако Перихан и Гусейнкулу бек хорошо играли свою игру. Специальные люди, засланные в ряды сторонников Гейдара Мирзы, смогли добиться того, чтобы посеять среди них упаднические настроения. Как результат этого Гейдар Солтан, Чабук Туркман, племянник Тахмасиб шаха принц Ибрагим – сын Бахрама Мирзы, Аллахкулу Солтан Айджак оглу Устаджлы, отделившись от своих сторонников, переметнулись к людям Исмаила Мирзы. Когда же большая часть населения отделилась от тех, кто шел в сторону дворца, наступил полный разброд и растерянность. Но и это было не все. Когда они достигли домов Халифы Мохрдара и Гулу бека Афшара, стражники решили, что готовится нападение на казну, и поэтому, не дожидаясь приказа, открыли огонь из аркебуз, осыпали людей стрелами . А это вконец испугало уже ставшую малочисленной толпу. Были убитые и раненые. Крики, стоны, брань слышались на главной улице города.
Гусейнкулу бек, отведя своих людей с главной улицы, повел их в сторону казны. Однако выстрелы не прекращались, и Гусейнкулу бек громко закричал:
- Эй, вы! Вы кто такие и почему стреляете?
Один из сотников, получивший приказ стрелять в каждого, кто здесь появится, высунулся из амбразуры на крыше и ответил:
- Мы несем дежурство, получили приказ не подпускать никого к казне, открывать огонь. А чьи вы сторонники, с кем идете воевать? Куда направляются эти вооруженные люди?
Гусейнкулу бек понял, что сидящие на крыше не в курсе того, что происходит в городе, и для того, чтобы опередить события, застать Гейдар шаха в живых, решил применить хитрость.
- Мы ни за кого не воюем! – еще громче закричал он. – Я Гусейнкулу бек! Ты что, не знаешь? Мы идем во дворец сменить охрану. Если не хочешь быть наказанным, тотчас останови огонь. Иначе и ты, и твой тысячник будете держать ответ!
После того как сотник приказал своим стражникам на крыше прекратить огонь, он вновь обратился к идущим по улице:
- Поклянитесь, что вы идете сменить охрану.
В душе Гусейнкулу бека затеплилась надежда.
- Клянусь Аллахом, что мы идем во дворец за этим, – ответил он и, отведя взор от сотника, гордо стоявшего на крыше, оглянулся. – Это тоже стражники. Их знают все. Если не возражаешь, мы пройдем. Задержка обернется для тебя головной болью.
Ружья и стрелы были нацелены на тех, кто шел ко дворцу. Но последняя фраза сильно подействовала на сотника, даже испугала его. Кроме этого имя Гусейнкулу бека он слышал не раз, а здешние места были его вотчиной. Среди людей было немало беков, носивших имя Имама Гусейна, немало было и ханов. Все были известными людьми, полководцами, воинами… А вдруг этот самый сильный из них? Не будет ли накинута ему, простому сотнику, на шею петля за отказ?
Именно страх не позволил ему подумать, а тем более спросить о том, почему эти люди идут по этой улице. Но даже если бы и спросил, ответы Гусейнкулу бека были бы еще более жесткими. Не желая быть наказанным, сотник произнес: «Проходите…».
Через некоторое время передовые позиции перед дворцом были взяты. Когда сторонники Гейдара Мирзы под руководством Гусейн бека с криками «Шах Гейдар, шах Гейдар!» подошли ко дворцу, то увидели, что здесь из мешков с песком и землей построена баррикада в рост человека высотой. Ворота дворца были наглухо заперты, охраны не было видно. Сторонники Гейдар шаха в растерянности остановились. В годы правления Тахмасиб шаха никому даже в голову не могло придти, что дворец, в котором живет шах, можно атаковать. Это место для людей было неприкосновенным. Атаковать дворец означало осквернить самое святое. Но в нынешней ситуации сторонники Гейдара Мирзы и Гусейн бек, стоявшие у ворот, об этом думать не могли, так как пути назад не было. Если Гейдара Мирзу не объявят шахом, значит, ему отрубят голову, или же петля на какой-то виселице нетерпеливо будет ждать его шею. Так как другого пути не было, Гусейн бек крикнул:
- Вперед, на дворец! Разрушайте стену, ломайте ворота, Гейдар шах в опасности! Мы должны спасти нашего шаха!
Он выдернул из ножен меч и указал им на дворец. Сторонники Гейдар шаха сразу воодушевились. Сперва открыли огонь из аркебуз, потом под ударами сабель загрохотали щиты. С криками «За шаха Гейдара! За шаха Гейдара!» толпа бросилась вперед. Мешки с песком были сметены, ворота сорваны с петель…
Гусейнкулу бек Халифа умел оценивать обстановку, был умным и изворотливым человеком. Когда большая часть населения собралась у дверей его дома, по указанию Перихан ее дядя Шамхал бек дал ему ключи от потайного хода, который вел в сад дворца. После этого можно было смело переходить в наступление.
Когда сторонники Гейдара Мирзы разбирали препятствия перед воротами, люди Исмаила Мирзы через сад гарема уже пробрались во дворец. Перед основными воротами раздавались крики «Шах Гейдар, шах Гейдар!», с другой стороны другая группа уже доходила до святая святых дворца – гарема. При жизни Тахмасиб шаха любого, кто попытался бы напасть на самое священное место сефевидов-шиитов, ожидала жестокая казнь. Но теперь об этом уже никто не задумывался. Каждая сторона желала возвести на трон своего человека. Это был вопрос жизни и смерти. Обе стороны прекрасно понимали, что шахом станет тот, чье имя будет объявлено народу, противная же сторона будет уничтожена. Беспощадная болезнь и смерть не позволили Тахмасиб шаху решить этот важный вопрос. Теперь, когда его тело еще не было предано земле, он оставил своим сыновьям нечто большее, чем власть и богатство. Он оставил им в наследство страх, волнение и ужас смерти. Гейдар шах уже знал, что обе стороны вторглись во дворец, но известие, что его противники опережают его сторонников, ввергло его в ужас. Ему казалось, что ангел смерти уже летает над ним, пытаясь сесть на плечи. Мать тоже дрожала от страха. Но дочь черкеса все же смогла взять себя в руки и заставить сына пройти в гарем, куда кроме шаха никто не мог войти. Порядок, установленный мусульманами, в частности, Шахом Исмаилом, предполагал, что вход в гарем заказан практически всем. По причине того, что сам шах придерживался этого правила, со временем это стало делом чести каждого. Этого правила придерживались все кызылбаши. Согласно другому правилу, установленному Шахом Исмаилом, никто не имел права при женах и детях унизить, избить или убить мужчину. Даже тогда, когда Эмир Теймур со своей непобедимой армией пришел в Азербайджан, он приказал не нарушать каноны Ислама. Если даже в гареме прятался враг, вход туда был запрещен воину или чужому мужчине.
Гейдар шах тоже был воспитан в этом духе. Увидев, что его противник уже находятся в саду гарема, он принял решение остаться с матерью.
Двадцатилетний новоиспеченный шах от волнения и страха буквально пожелтел. С самого рождения опекаемый и воспитываемый отцом, Гейдар Мирза не мог ничего придумать для выхода из создавшегося положения, сочтя самым лучшим вариантом примоститься у колен матери. Ему даже в голову не могло придти, что после объявления себя шахом его ждет столько неприятностей. А что пережил его отец в свое время?
Другие жены и наложницы покойного шаха были здесь и пытались его успокоить.
- Шах, вам лучше остаться здесь.
- Гейдар бек, здесь самое безопасное место!
Но эти слова отнюдь не давали спокойствия, напротив, страх усиливался. И почему ему захотелось стать шахом? Не было бы этого, брат отправил бы его правителем в одну из областей, оставил в живых. Но теперь его ищут – для того чтобы убить. Вот сейчас один из стражников ворвется в гарем и, увидев Гейдара, обрадуется. А потом с радостной улыбкой либо проткнет саблей его живот, либо же полоснет по горлу.
Страх обуял Гейдара Мирзу.
Мать, глядя на сына, тоже сожалела о содеянном.
Сторонники Исмаила Мирзы рыскали по дворцу. В коридорах слышались крики, ругань. Были обысканы все комнаты, кроме гарема. Но туда никто из стражников не рисковал войти. Это было делом чести.
Сидевший рядом с матерью Гейдар Мирза дрожал, поглядывая то на дверь, то на мать.
- Сейчас они ворвутся сюда, матушка, зачем ты втянула меня в это? Отец мой еще не похоронен, а смотри, что творится вокруг…
Мать попытался еще раз успокоить его:
- Не посмеют! Еще никто не смел перешагнуть порог гарема шаха. Иншаллах, такого не будет и сейчас. Потерпи, и твои сторонники придут сюда. Вот тогда все подчинятся тебе.
Только она произнесла эту фразу, как, запыхавшись, прибежала служанка. На ее лице было написано неописуемое волнение.
- Ханум… - служанка хотела вздохнуть поглубже, это ей не удалось и она продолжила, заикаясь. – Ха… ха… ханум, о… о… они, эти гяуры, сейчас войдут в гарем.
Мать Гейдара Мирзы буквально подскочила на месте:
- Что ты сказала?!
Служанка совсем растерялась.
- О… о… они хотят сунуться в гарем.
У матери уже не оставалось времени ни на что, и она воскликнула:
- И этого дня мы дождались, Тахмасиб, благодаря тебе! – Но она не растерялась и вдруг, что-то задумав, бросилась в угол гарема, открыла один из сундуков, порылась в нем, достала черную накидку, бросила сыну.
- Быстрее, укройся этим, надо уйти отсюда, чтобы выиграть время.
Гейдар Мирза удивленно посмотрел на накидку и жалобно произнес:
- Матушка, я тюркский мужчина, сын шаха и сам шах. Мне не подобает этого!
Дочь черкеса взъярилась на сына:
- И с таким умом ты хочешь стать шахом?! Тебе… нам сначала надо остаться в живых, жить дальше! И поэтому если понадобится, наденешь и женское платье! Иначе тебя разрубят на мелкие кусочки. Поторопись, у нас нет времени…
Вооруженные кривыми саблями стражники все еще не решались войти в гарем. К тому времени все комнаты дворца, кроме гарема, были уже обысканы. Гейдара не было нигде. Но он явно был во дворце. Еще немного, и его сторонники уже достигли бы дворца, и тут ситуация могла бы измениться. Люди Гусейнкулу бека и Шамхал бека собрались у последнего места надежды – гарема. Но первым входить не хотел никто. Если Гейдара Мирзы не будет и здесь, значит, ушел. Но Гейдар Мирза был далеко не из тех, кто был способен исчезнуть в нужное время.
В этот момент Шамхал беку в голову пришла странная мысль и он быстро подозвал к себе начальника охраны гарема Вели бека:
- Вели бек, тебе нужно будет очень быстро, но аккуратно, пригласить всех женщин в сад гарема. Смотри, сделай это предельно учтиво, чтобы в городе не было разговоров по этому поводу. Ты понял?
Вели бек даже головы не поднял, чтобы взглянуть на Шамхал бека, который громко приказывал ему с пеной на губах. Он понимал, что если допустит малейшую ошибку, его тут же прямо здесь колесуют. Причиной этой ситуации он был сам. Если бы он не отправил известие людям Исмаила Мирзы, не закрыл все двери и ворота дворца, ситуация повернулась бы по-другому, Гейдара Мирзу официально объявили бы шахом. Значит, Гейдара Мирзу сверг он… будучи простым начальником охраны. Но куда же он делся от тела отца? Скорее всего, он в гареме. А вход туда посторонним мужчинам… Но время не ждало, приказ надо было выполнять.
- Будьте покойны, Шамхал бек, ни один волос не упадет ни с чьей головы. Права, мы никогда не делали этого, однако, если этого требует время, ничего не поделаешь.
Сказав это, Вели бек, неожиданно повернувшись в сторону комнат прислуги, крикнул:
- Хаджа Ахад!
Главный евнух гарема, толстый, абсолютно лысый слуга, словно ожидавший, что его позовут, мгновенно подскочил к Вели беку, поклонился присутствующим.
– Хаджа Ахад, все женщины, служанки, наложницы срочно должны выйти в сад гарема. Кто останется, будет убит!
Услышав это, Хаджа Ахад быстро вернулся обратно. Все ясно услышали, как он спокойным, но в то же время устрашающе властным голосом пригласил женщин в сад. Из гарема же донеслись только крики женщин. Где же мог быть Гейдар Мирза?
После указания Хаджи Ахада все женщины вынуждены были покинуть гарем. Многие так сильно торопились, что на ходу кутались в головные платки. Стоявший снаружи Абу бек Шамлы по одной провожал их в сад. Но, потому как смотреть на женщин было запрещено, он глядел только на ноги, видя только обувь. И тут он не поверил собственным глазам. У одной из женщин под длинным одеянием он заметил мужские сапоги. Он тут же понял, кто это может быть.
Абу бек Шамлы срочно доложил Гусейнкулу беку и Шамхал беку о том, что нашел того, кого они ищут.
Когда Гусейнкулу бек и Шамхал бек со стражниками вошли в сад гарема, Абу бек Шамлы взглядом показал им на «женщину». А когда Шамхал бек увидел на «ней» мужские сапоги, он сразу понял, кто скрывается под женской одеждой. Подойдя к закутанной в покрывало фигуре, он взялся за край платка и резко сдернул его. От изумления все застыли на местах. Под платком оказался съежившийся от страха молодой мужчина. Этот с ужасом глядевший на всех мужчина был Гейдар Мирза.
Шамхал бек, отбросив в сторону платок, закричал:
- Ты, подлый изменник, в женской одежде прячешься в гареме?! И при этом хочешь быть шахом? Женщина не может быть шахом Сефевидов! Вот такой, значит, ты мужчина?
У Гейдара Мирзы задрожали губы, со страху он и слова произнести не мог. В этот момент ему на помощь решила придти мать. Открыв лицо, она пошла на Шамхал бека:
- Это вы себя мужчинами считаете?! Кто вам дал право со стражниками врываться в гарем шаха? Мужчины, называется!.. Не боитесь гнева народа? А где честь, совесть? У вас что, нет матери, жены, сестры?
Шамхал бек понял, что если она продолжит говорить, стражники, устыдившись, уйдут. Поэтому он оттолкнул ее:
- Уйди, женщина, у тебя нет права вмешиваться в дела шахства. Ты женщина, иди занимайся женскими делами! Не ты ли довела до отчаяния Тахмасиб шаха? Теперь будешь виновной в казни собственного сына! Вспомни, как высокомерно ты вела себя во времена покойного шаха, вмешивалась во все дела. Хватит! Неплохой у тебя аппетит: была женой шаха, а теперь и матерью шаха хочешь стать? Народ и знать больше боялись тебя, нежели шаха. Боялись твоего упрямства и злости. Но твоя мечта так и останется в душе, тебе не суждено стать матерью шаха!
Шамхал бек выразительно посмотрел на стражника с саблей, стоявшего рядом. Это был знак. Ждать и вступать в разговоры времени не было. Шамхал бек еще раз оттолкнул женщину. Когда стражник поднял саблю, Гейдар шах взором, полным ужаса, посмотрел на мать. Он просил у нее последней помощи. Мать сделала шаг в его сторону, но не успела сделать второй. Сильный удар ногой в живот заставил Гейдара Мирзу согнуться пополам; сверкнула сабля, и окровавленная голова молодого человека упала на руки матери. Ей хотелось услышать последний шепот сына, но ее обуял ужас, и она упала, потеряв сознание. В этот момент группа вооруженных людей ворвалась в сад гарема. Стражник, который убил Гейдара Мирзу, подобрал окровавленную голову и бросил в толпу людей Гусейн бека.
- Возьмите вашего шаха!
Голова, разбрызгивая кровь, покатилась к ногам людей, словно мяч…
Легенда победила правду
Ряды сторонников Гейдара Мирзы, увидев отрубленную голову своего шаха, быстро поредели, многие разбежались. Гусейн бек и сотник опустили сабли и удалились из сада. Позже Гусейн бек и принц Мустафа вынуждены были бежать в Луристан.
В тот же вечер Перихан отправила большой отряд в крепость Гехгехе. После смерти Гейдара Мирзы знатные представители рода устаджлы перешли на сторону Исмаила Мирзы. Кто не захотел этого сделать, был казнен. Дворцового лекаря Абу Насира обвинили в отравлении шаха Тахмасиба. Все признаки подтверждали отравление. После того как врачи пришли к единому мнению, стражники начали искать Абу Насира. Его нашли в вытяжной трубе стенного очага. Извлеченный из столь ненадежного убежища Абу Насир бы изрублен на куски. В тот же день в честь Исмаила Мирзы в мечетях были прочитаны молитвы. На следующий день носилки с телом Тахмасиб шаха под руководством Перихан был вынесен из дворца. Улицы были заполонены войсками, стражниками, тысячниками, полками кызылбашей, людьми из дворца и простым народом. Все прощались с шахом, который правил страной пятьдесят три года… За время его правления страна не раз подвергалась нападениям со стороны Османского султаната, но оставалась непобежденной. Тахмасиб шах расширил границы государства, оставленного ему в наследство отцом; ни одна деревня не оказалась под пятой врага.
Народ желал похоронить Тахмасиб шаха в Газвине, а мавзолей превратить в святыню для поклонения. Но у династии Сефевидов были свои законы. Ага Дервиш объявил, что тело шаха будет перевезено в Ардебиль. Никто не возразил этому, согласившись с тем, что шах должен быть предан земле в своей святыне. Но в ту же ночь неожиданно скончался и Ага Дервиш, и его вместе с телом Тахмасиба шаха увезли в Ардебиль. Вслед каравану из города глядели тысячи глаз, полных слез.
Газвин за всю историю не знал такого количества слез.
Хейраниса приводит колдуна во дворец
Ночь покрыла город темным одеялом, Шираз в темноте стал почти не виден. Темные ночи всегда благоприятны для козней и интриг. Шейтан , словно не желая, чтобы его деяния видели посторонние, все совершает ночью. Правда, ему все равно, что днем, что ночью уводить с праведного пути тех, у кого повадки дьявола, заставляя их творить дела по-сатанински, в черном цвете.
После полуночи в сторону дворца в Ширазе шли двое в черных одеждах. Проходя мимо высокого забора, окружавшего дворец, один прошептал другому, что гарем находится именно тут. Подойдя к указанному месту, проводник сбавил шаг, потом настороженно огляделся. Кругом было тихо.
- Мы пришли, - сказал он. - Здесь есть потайная дверь. Будешь проходить, наклонись, проем не очень высокий.
Проводник снял с шеи ключ на веревочке. Делал он это, видимо, не первый раз, потом что ключ в темноте сразу вошел скважину замка, щелкнул, и дверь отворилась. Двое прошли в сад, и проводник тщательно запер за собой замок. Владелицей сада была принцесса Хейраниса. В этот день она поручила особо не освещать сад, не зажигать свечи и в помещении гарема. Только из одной комнаты виднелась слабая полоска света. Два человека в черном тихо прошли по коридору гарема и остановились у двери комнаты, где горел свет. Проводник снова прошептал:
- Мы пришли. Твои вещи принесли еще затемно.
Пришедшими были Зиньят и колдун. Зиньят посмотрела в угол, где лежал большой узел и стояли сундуки.
- Посмотри, все ли из твоих вещей на месте? Ничего по дороге не потерялось? – Говоря, Зиньят не смотрела на колдуна. Один раз она уже была наказана за это. И как бы в отместку за тот случай надменно произнесла:
- Теперь ты будешь в гареме на должности хаджи, звать тебя будут Хаджа Гасым… Хаджа Гасым!
Колдун под покрывалом, закрывавшим его лицо, усмехнулся, услышав, как его позвали новым именем. Затем оглядел большое помещение. Здесь имелось еще несколько небольших комнат. Самая крайняя, без окон, была пустой. От той, где он стоял, ее отделяли массивные двери. Он понял, что комната без окон и есть его рабочий кабинет. В большой комнате был постелен ковер, на нем лежали свернутые постельные принадлежности. Коврами была устлана и остальная часть; у стен стояли полки. На стенах, кроме светильников, ничего не было. Но этого хотел именно он сам. Еще тогда, когда Зиньят пришла к нему и сообщила, что ханум хочет забрать его к себе, он недолго думая сразу сказал, что и как ему понадобится во дворце. Но это должно быть сделано тихо, без помпезности.
Вспомнив все это, он опять усмехнулся. Но ответ его абсолютно не имел отношения к усмешке:
- Все на месте, ничего не пропало!
Когда он без особый усилий, с задором молодого юноши, стал перетаскивать сундуки в комнату без окон, Зиньят с трудом скрыла свое удивление, но в душе произнесла: «Вот тебе и старик!»
- Я ухожу, остальное тебе ханум сама объяснит.
Говоря это, Зиньят и в самом деле хотела уйти, но сцена, которую она видела минуту назад, словно пригвоздила ее к месту. Тем не менее, с трудом взяла себя в руки и так же надменно продолжила:
- Дверь всегда держи запертой. Если будет такой стук в дверь, – и Зиньят показала, как именно она будет стучать, – знай, что это либо ханум, либо я, тогда откроешь.
Когда служанка с надменным видом ушла, колдун снял покрывало с лица, посмотрел ей вслед и засмеялся. Пройдя во внутреннюю комнату, он разложил там все свои вещи как в старом доме. Все должно было быть под рукой, все должно быть разложено по порядку.
Закончив свои дела, он расстелил постель, натянул на себя одеяло, однако заснуть не мог. «Почему ханум перевезла меня сюда, какую цель она преследует? Двадцать лет он служил ей, но ни разу не видел ее лица. Никогда она сама не приходила, всегда отправляла служанку. Почему? Говорят, сейчас ей тридцать пять лет, но она по-прежнему очень красива, привлекательна, умна, хитра и жестока. Зачем ей все эти качества? Она же не будет шахом. Собственно, будущий шах и так был ее рабом». Вот такие мысли крутились в голове колдуна. Но ни на один вопрос он не мог найти ответ.
Когда он, завернувшись в свои широкие одежды, выходил на базар, в лавки, он очень много слышал о красоте, о развязности этой женщины и о том, что она страшна в своей жестокости. Тем не менее, в отношении этой женщины у него в душе стало появляться какое-то странное чувство симпатии. Если бы не было этого чувства, он наверняка давно ушел, перебрался бы в другую область. Один и тот же город, одни и те же люди – и одиночество! Свое богатство он нажил за счет этой женщины, умея колдовать. В лицо его практически никто не знал. Ушел бы тихо, незаметно, но в этой женщине было нечто, от чего он не мог уйти. На самом деле он нарушил неписанные законы колдовства, и это могло ослабить его силу.
Он не должен был любить, иначе колдовство обернулось бы против него. Дело в том, что любовь всегда подавляла над колдовство, мешала ему. Но, несмотря на все это, он хотел ее увидеть. Колдуну было уже шестьдесят пять, но он еще ни разу не был близок с женщиной. Его учитель предупреждал, что интимные отношения могут его ослабить, отдалить его от пространства нематериальной действительности, превратить его в обычного сельского жулика муллу. И учитель был прав в своих рекомендациях. Разгульная жизнь с красивыми женщинами в пространстве нематериальной действительности имела свою прелесть. Интересно, а какова прелесть разгульной жизни в этом мире?
Голова колдуна была забита тайными науками, а душа полна секретами политической и семейно-бытовой жизни. С десяти лет рядом с бабушкой он осваивал секреты колдовства. Бабушка больше была мужчиной, чем женщиной, и при ее жизни они были не разлей вода. У нее было много внуков, но всю свою науку он решила передать лишь ему. Когда ему было тридцать лет, бабушка умерла. Ей тогда уже было за восемьдесят. В принципе, она обладала такой магической силой, что могла и не умирать. А если умерла, значит, сделала это с какой-то целью. Он помнит это как сейчас. Ночью все легли спать, а утром, когда он отправился к бабушке, то увидел во дворе муллу из квартала и несколько родственников в подавленном настроении. Служанка сообщила, что утром бабушка не встала с постели. Ему захотелось посмотреть на нее. Увидев ее закоченевшее, словно сушеное мясо, тело, он понял, что она не только жила, но и умерла не как все. Она была уже далеко, получив пропуск в параллельные миры. Она страстно мечтала об этом, ведь в этом мире жизнь заканчивается смертью. Она верила, что будет в бессмертном мире. На одно мгновение он перенесся в пространство нематериальной действительности и увидел, что бабушка жива. Но она ему сказала, что уже не вернется, ибо ожидает перехода в другое пространство. Она поручила ему не устраивать поминок, гнать в шею квартального муллу, а ее тело положить в мавзолее в каменный короб. Колдун не мог раскрыть этот секрет, но с легкостью прогнал муллу со двора, добился, чтобы не устраивали поминок. Ночью, после похорон, он вскрыл могилу, положил тело в мешок, отнес в горы. Там в горе в одной из тайных пещер, где бабушка совершала свои ритуалы, была каменная могила. Старые кости, которые были в ней, были сожжены бабушкой во время ритуалов для вызова шейтана. Колдун уложил тело бабушки в эту каменную могилу. Наверняка, когда ей это не понравится, она вернется. Но проходили месяцы, годы, и каждый раз наведываясь туда, он видел ее тело, завернутое в саван. Через десять лет он перестал навещать бабушку. Это было трудно еще и потому, что она переселилась в другие миры. В среднем пространстве нематериальной действительности ее не было. Не было и возможности связаться с ее духом. Или ее душа специально этого не хотела, или же законы пространства, куда она получила пропуск, не позволяли этого. В конце концов, он и сам, умерев когда-нибудь, или будучи убит, окажется в том пространстве. Бабушка передала ему и этот секрет. Но, видимо, было много чего, что она утаила от него. Но разве после нее он мало открыл секретов? Он сам смог познакомиться с существом, который был его хозяином и который покровительствовал ему. Он не знал его имени, но был уверен, что это один из слуг шейтана. Когда он переходил в пространство нематериальной действительности, тотчас звал своего господина, и тот сразу появлялся. Выполнял все его просьбы. Единственный раз он хотел сделать доброе дело, но «господин» не смог выполнить просьбу и даже надолго с ним поссорился. Всего этого никто не мог понять, кроме бабушки. Вся его сущность была полна секретов. Наряду с научными секретами, немало было и бытовых. На кого он только не направлял свое колдовство!.. Большинство были женщины. Очень многие, будучи замужем, но предававшиеся любовным утехам с другими мужчинами, прошли через его двери. К этим он применял первые ступени колдовства. К мужчинам, желавшим за счет колдовства возвыситься в должности или удержаться на ней, понравиться правителю, скрыть что-то важное, прибрать к рукам чужую жену, применялась вторая ступень. А сколько мешочков с золотом он получил от ханов, беков за то, чтобы укоротить язык не только глупца мужа или очень бойкой жены, а даже целого села, племени, даже области! После его колдовства с арбой пшеницы на сорок дней люди одного поместья, купившие ее, стали необузданными, потерявшими совесть. А поработав над водой одного из колодцев, он сделал целое племя бессловесной, безмолвной, кроткой массой. Но если он мог справиться с водой из колодца, то сделать это с рекой или родником у него не получалось и по сей день. Но если бы кто-то дал большие деньги, возможно, он смог бы заколдовать и гору. Для его «господина» ничего невозможного не было. Стоило ему раскрыть какой-то самый тайный секрет, целая область могла превратиться в бурлящий котел. Очень много было тех, кто нуждался в нем, но не меньше было и желающих его смерти. Поэтому ему часто приходилось менять место жительства. Но после того как он стал служить принцессе, он перестал принимать заказы со стороны. Последнее время он направлял в ее сторону вспышки пыла, симпатии. Но, видимо, оттого, что он не мог ясно видеть ее лицо, из-за слишком сильной полноты чувств у него это плохо получалось.
В этой женщине было что-то такое, отчего он не мог выйти из-под ее власти. Может, и у нее был свой «господин»? Может быть…
В этом мире невидимого было больше, чем видимого…
Колдун никак не мог заснуть. Когда-то и он будет спать без употребления снадобий, оказавшись в объятьях обычной женщины…
В эту ночь и Хейраниса не могла заснуть. Когда Зиньят вернулась и сообщила, что колдун уже во дворце, она приказала служанке приготовить ей постель и, раздевшись, по привычке забралась под одеяло без одежды. В таких случаях во сне Хейранисе виделись забиравшиеся к ней в постель статные сильные мужчины, и она получала от этого неизъяснимое удовольствие, чего никогда не имела от Мухаммеда Мирзы. Ее во сне так гладили, ласкали, словно выжимали всю воду. Все была так явственно, что ей по утрам полностью приходилось менять постельное белье. Пару раз, проснувшись ночью, она обнаружила на бедрах и груди синяки. Когда-то и она должна была встретиться с сильными, волосатыми, уродливыми чудовищами-мужчинами. Белое, пахнущее цветами тело мужа не вызывало у нее никаких чувств. А прислуга, прибиравшая по утрам, повидимому в таких страстных ночах подозревала Мухаммеда Мирзу. Но только евнух-хаджа знал об этом, потому что именно он всегда готовил и приводил в спальню Мухаммеда Мирзу.
После той истории ночью с Мухаммедом Мирзой она больше не показывалась в спальне. Муж не звал, она, естественно, не ходила. Рано или поздно евнух об этом узнает и секрет раскроется. На самом же деле распространение этого известия всполошило бы лекарей, астрологов, ученых, и все ее труды пошли бы прахом. На этот раз ей не смог бы помочь даже никчемный муж. Ее могли обвинить в колдовстве и казнить, понимая, что мужа вылечить нельзя, забрали бы из Шираза в Газвин во дворец, а в Шираз отправили бы нового правителя. А это стало бы концом не только всех мечтаний и желаний, но и жизни. Мухаммед Мирза не мог и представить такой конец. Пока, в настоящее время, между ними было соглашение. Они часто виделись во дворце, вместе обедали, вдвоем обсуждали государственные дела. На самом же деле делами области управляла она, ограничиваясь лишь тем, что информировала о них мужа. Во дворце и во всех городах она посадила своих людей, а в гареме кроме нее, рабынь и служанок, никого не было. В роду отца, среди родственников, в своих областях не осталось, можно сказать, уже никого, кто оказался бы не у дел. Более того, у нее просто не хватало людей, чтобы занять ими все ключевые посты. Если бы так пошло и дальше, в ее родных местах не осталось бы даже хромых чабанов. Ее соплеменники, как и родня, были людьми доверенными – она назначила на высокие должности людей, совсем этого не достойных, и создала все условия, чтобы они наживались. А это заставляло их быть ей крайне верными. Если бы она не следовала заветам отца, то не смогла бы сделать и половину всего. Гарем – как важнейшая составляющая часть государственных дел – был в полном ее подчинении. Теперь для того, чтобы придти, наконец, к большой власти, у нее было два оружия: старший сын шаха Тахмасиба Мухаммед Мирза, считавшийся ее мужем, и колдун, которого она должна была использовать для расчистки тернистого пути к власти. Главы племен верно поступили, дав ей в качестве приданого колдуна. Живое, самое действенное, самое полезное приданое!
Последнее время, думая о колдуне, ей становилось жарко, она возбуждалась. Поговаривали, что он стар и уродлив. Она даже не помнила, как его зовут. В принципе, имя его не имело никакого значения. Его профессия точно определила имя: Колдун! Но стоило уже узнать, что он за человек, и увидеть его.
Хейраниса ханум, желая стать Мехди Ульей, пока не могла пройти мимо этих моментов. Ради дела она готова была продать душу шейтану и даже раздеться для него. Муж был всегда у нее на глазах, и она умело им управляла. А обладающий страшным оружием Колдун был вдалеке. На самом деле она не зависела от него. Но его надо было любым путем держать его рядом, сделать зависимым от нее. Какими бы способностями он ни обладал, он был человеком и мог когда-то сойти со своего пути. Если бы он был всегда рядом, можно было часто использовать его. По этой причине она стала действовать. Во время одного из совместных с мужем обедов она заявила о необходимости нового евнуха для гарема. Мухаммед Мирза к тому времени был уже совсем безволен, ему было все равно. Поэтому, пожав плечами, он пробормотал: «Решай сама». Ханум с этим делом очень торопилась. Она уже желала напрямую давать указания Колдуну. Ее торопили и известия гонцов из Газвина. Эти известия приходили каждый день. Там у противников бытовало мнение, что Мухаммед Мирза стал игрушкой в руках жены. Ни знать, ни народ не хотели его видеть шахом в Газвине. При живых и здоровых принцах никто не приехал бы в Шираз за немощным и убогим. Значит, нужно было распространить о Мухаммеде Мирзе слухи как об умном, мудром, жестком принце. Можно было бы при знати сыграть и в такую игру, как рассерженность мужа на жену, принятие решения в пику принцессы и даже пощечины при всех. Можно было бы присвоить нескольким кызылбашам звания, наградить их, отправиться в Хадж , посетить Хорасан и захоронение Имама Рзы, в месяц Мухаррам раздавать угощения и милостыню, в честь Новруз Байрама устроить празднества, оказать помощь населению, проводить работы по благоустройству города…
В Газвине важно было устроить разброд, организовать столкновения. Вот тогда и сработали бы и желания знати, и требования народа. От отца она слышала нечто подобное, ее учили этому.
В случае если Хейраниса сделала бы все это, у нее была бы уверенность, что к Муххамеду Мирзе приедут с просьбой занять престол. Самым лучшим средством для этого были, конечно, дервиши. Но ни она дервишей не любила, ни те ее не жаловали. Она более всего требовала защищать дворец от их возможных провокаций. А для того, чтобы защититься от джаду , у нее был Колдун.
Для того чтобы прибрать к рукам власть, надо было дать колдуну все, что он пожелает, даже собственную постель. Интересно, какой он в постели?..
Хейраниса долго думала, ворочалась и заснула только после третьих петухов.
Во сне она отдалась Колдуну. Те мгновения, которые она провела с ним, были такими же сладостными, как и в других ее ночных грезах. Колдун был в постели таким страстным, что, казалось, сломает ей кости. У нее болело все тело…
Хейраниса проснулась утром под раскаты грома. Все небо над городом так заволокло свинцовыми тучами, что стало темно. Хейраниса сладко зевнула, потянулась, встала с постели, подошла к окну и, чуть приоткрыв занавес, посмотрела на погоду.
Собирался дождь. Когда сверкнула молния, она, испугавшись, дернулась. Положив руку на грудь, глубоко вздохнула. Позвав Зиньят, приказала одеть ее.
Колдун, хорошенько помывшись в бане, вернулся в свою комнату. Закрыв дверь на щеколду, прошел во внутреннюю комнату и навел там порядок. В этот момент раздался условный стук. Он тут же понял, кто это может быть. Решил открыть и тут же отругать Зиньят за ранний визит, так как не совсем был готов к новым делам. Он даже не смог еще освоиться с новым местом. Надев на голову чалму и накинув сверху легкую ткань, чтобы скрыть лицо, он отпер дверь и тут же прирос к месту от удивления. Зиньят стояла в дверях вместе с очень красивой женщиной. Он даже представить себе не мог, что может быть на свете такая красивая женщина! На ней была богатая нарядная одежда, и он понял, что это ханум и есть. Он не мог поверить, что столько лет служил такой красавице. Сложив руки на груди, он почтительно поклонился. Нет, не ханум, а этой красоте. Ханум, не глядя бросив Зиньят: «Останься здесь», перешагнула порог, остановилась посреди комнаты и, упершись руками в бока, осмотрелась. А колдун все еще не мог придти в себя от изумления. Ее фигура была словно выточена из слоновой кости, и колдун успел подумать «О, Аллах, она гораздо более прекрасна, чем мне говорили».
Хейраниса подошла к нему и приказала:
- Подними голову. Сними покрывало с лица. Теперь ты хаджа. А он не должен ходить с закрытым лицом.
Колдун послушно поднял голову и открыл лицо. Когда же он взглянул ей в глаза, внутри его все затрепетало, а в горле пересохло. Она была красива, как те, которых он видел в пространстве нематериальной действительности.
Хейраниса тоже была заворожена внешностью стоявшего перед ним мужчины. В отличие от других у него не было усов и бороды. Зато были глаза, полные страсти. И он не соответствовал своему возрасту – вместо шестидесяти пяти ему можно было дать от силы пятьдесят. «В таком возрасте – и такой молодой, – подумалось ей. – Он знает, как беречь себя. Никогда бы не подумала, что он такой крепкий и привлекательный. Он готов буквально съесть меня глазами».
Всегда околдовавший всех остальных, колдун теперь сам оказался в западне, и ему отнюдь не хотелось оттуда выбираться. Он глядел на ханум и не мог насытиться зрелищем, не находя в себе силы отвести от нее многозначительный взгляд.
Хейраниса тоже не отводила взгляда, но в то же время посмеиваясь. Она чувствовала, как его трясет, как он волнуется. Она начинала получать удовольствие оттого, что заворожила такого сильного колдуна. Кажется, колдун в нее влюблен. Ей отнюдь не были чужды эти тонкие чувства, хотя она давно похоронила их в глубине души. Но это были чувства посильнее любви. Теперь надо было идти к стоящей впереди высшей цели, не останавливаясь и не уставая.
Наконец, Хейраниса отвела взгляд.
- Я впервые вижу твое лицо, хотя ты уже двадцать лет работаешь на меня. Двадцать лет ты выполнял все, что я требовала. Какое вознаграждение ты просишь за свою исправную службу?
Колдун опусти глаза, освободившись от чар и красоты этой женщины. Дрожь в теле прекратилась, но он молчал. Теперь, когда он уже пришел в себя, надо было выиграть время.
Женщина тоже почувствовала это. Для того чтобы держать в подчинении такого сильного колдуна, она должна была использовать свою красоту. Она начала получать удовольствие от своего превосходства. Протянув руку, она пальцем взялась за его подбородок, заставив поднять голову. Щетина, уже появившаяся после бритья, словно иглами пронзила ее руку, вызвав у нее очень интересное чувство. Колдун, снова увидев ее глаза, опять затрепетал. Волнение подступило к горлу, сердце забилось как птица в клетке. Хейраниса же сквозь пальцы почувствовала, как по ее телу разливается тепло, как ее охватывает страсть. Такого удовольствия она никогда не получала от Мухаммеда Мирзы. Эта страсть колдуна могла сжечь любую женщину. И без того, все колдовские ритуалы за многие годы полностью истощили его. А то, что он сделал ее мужа беспомощным, не оставляло места для каких-либо других деяний.
Он мог буквально в эту минуту прильнуть к ней, погладить все ее тело.
Колдун попытался упокоиться и отбросить от себя эти мысли.
- Так ты не сказал, чем вознаградить тебя! – Голос Хейранисы задрожал, но руку от его подбородка она не отвела. – Говори же, чего хочешь! Ты многое для меня сделал, я тоже должна сделать для тебя многое. Говори, не стесняйся! Я дам тебе все, что захочешь. Ты имеешь на это право. Даже если захочешь меня, это случится!
Неожиданно Хейраниса громко засмеялась.
У колдуна же словно отнялся язык. Он никогда не оказывался в такой ситуации, хотел что-нибудь сказать, но не мог. Страсть полностью овладела им. Ханум прекрасно понимала его состояние, и это доставляло ей удовольствие. Словно именно об этом она всегда мечтала. Ради такого, как этот, стоило раздеться и отдаться ему. Момент настал, и она не могла от него отказаться.
Хейраниса, словно поняв причину трепетания и волнения этого большого и немного угловатого мужчины, покачивая бедрами, пошла в сторону двери. Пот тонким одеянием ее тело двигалось, словно абсолютно обнаженное. Колдун, подумав, что она уже уходит, глубоко вздохнул. Почувствовал, что освободился от чар этой женщины. Бабушка научила ему многому, в том числе и как не поддаваться на чары женщин. До сего дня он много раз использовал эти знания и никогда не оказывался побежденным. Но сегодня он даже не вспомнил о наставлениях бабушки. Более того, он ошибся – женщина не уходила. Задвинув щеколду, она вернулась. Остановилась в шаге от него. Теперь он чувствовал ее горячее дыхание. Кто бы из них ни сделал шаг вперед, попал бы в объятья.
- Говорят, что евнухи-хаджи бывают равнодушны к любви. – Хейраниса плутовато хихикнула. – Это на самом деле так? Теперь поглядим…
Протянув руку, она коснулась его ноги, потом дотронулась до его мужского начала. От этого прикосновения колдун вздрогнул, словно от удара молнии. Но это еще больше возбудило женщину.
- Н-е-ет, все в порядке! Даже чуть больше. Слушай, да ты же настоящий мужчина! Ни одна женщина не устоит перед тобой! – Неожиданно, о чем-то подумав, Хейраниса нахмурила брови. – Ты спал и с Зиньят?
На эти слова колдун лишь отрицательно мотнул головой. Это очень понравилось Хейранисе, и она угрожающе произнесла:
- Тронешь ее, голову с плеч сниму!
Сказав это, она несколько раз обошла вокруг него, словно осматривая вновь приобретенный товар. Нет, такого мужчину упускать было нельзя! Может, в другое время она и не обратила бы на него внимания, но теперь она не могла обойти стороной этого самца. Что бы она с ним не сделала, секрет наружу не вылезет. Впрочем, а какие секреты он выдавал до сегодняшнего дня? Значит, настоящий мужчина.
Хейраниса уже не в состоянии была сдерживаться и начала стаскивать с себя верхнее платье. Раздеваясь, она краем глаза посматривала на колдуна. Вместо того чтобы наброситься на нее, этот большой, на вид неловкий мужчина стоял, словно пригвожденный к месту.
А колдун, глядя на раздевающуюся женщину, чувствовал нарастающую страсть. Это были одновременно и знакомые, и абсолютно новые чувства. Кажется, сегодня ему надо было сделать с живой женщиной то, чего он не делал никогда. А случится ли это так, как в другом мире, в котором женщины в его мечтах были более проворными и искусными?
Через некоторое время передним стояла абсолютно нагая женщина, белоснежное тело которой было выточено словно из мрамора. Это был не сон и не пространство нематериальной действительности. Это была ханум, которой он служил двадцать лет! Все произошло так стремительно, что он не мог поверить в реальность случившегося. Он должен был предугадать такой исход событий. Но… Значит его наука была пока слаба перед напором одной красавицы. Таких чудес не бывает!.. Двадцать лет мечтать о том, чтобы один раз увидеть, ее и в первый же день встречи лицезреть голой!
Большие груди Хейранисы будто буравили ему глаза. Что это за капкан, в который он попал? Эта женщина, в миг опутавшая его, не использовав никаких ритуалов, была сильнее. И у нее был свой «господин»?
Хейраниса, абсолютно не стесняясь своей наготы, подошла к свернутой в углу комнаты постели и начала ее разворачивать. Хотела лечь, но обернулась, словно вдруг что-то вспомнив, и посмотрела на окаменевшего, словно скала, колдуна.
- Что ты стоишь, иди же, – и нежно и в то же время кокетливо поманила его рукой.
Такой неожиданный, даже невероятный поворот событий он и представить себе не мог. Наконец, колдун чуть пришел в себя, потом придав лицу плутоватое выражение лица, тихо произнес:
- Ханум, я никогда не делал этого. Даже не знаю, как это происходит. Извините меня, но я не евнух.
Хейраниса снова громко рассмеялась. Очень интересная ситуация получалась: шестидесятипятилетнего мальчика надо было отвлечь от мечтаний, сделать мужчиной! Нескончаемые его мечты, страстная ненасытность и сильные руки должны были доставить ей незабываемое удовольствие.
Колдун же все еще оставался в состоянии оцепенения. Ему казалось, что небеса разверзлись, и оттуда хлынул поток. Неизменной оставалась только страсть. Это подтверждали и его широкие шаровары, середина которых была подозрительно вздута. Ханум внимательно смотрела именно на этот выступ.
По-видимому, это был подарок шейтана за деяния колдуна.
Ханум смеялась, и от этого груди ее колыхались, в них отражались солнечные лучи, падающие из окна. Талия ее была тонка, ягодицы круглые, груди стояли торчком, губы пухлые, нос остренький, глаза хмельные… Ради такой красоты можно было бы вести войны за власть, потерять ее, даже склонить голову перед смертным приговором.
Хейраниса получала удовольствие оттого, что этот страстный самец стоял, словно вкопанный, получала удовольствие от его лепетаний. Еще немного посмеявшись, она приподняла край одеяла.
- Значит, ты еще неискушен в таких делах? – Она хлопнула ладонью по подушке. - Иди, иди, получай свою награду, шестидесятипятилетний мальчик, ты давно это заработал. Не считай это грехом, ибо этого от тебя требует женщина. А если не хочешь так, тогда иди и послужи еще раз своей ханум. От этого, ты, надеюсь, не откажешься!
Колдун с трудом постарался подавить волнение и сделал шаг к постели. Когда он подошел, ноги перестали его слушаться, и он упал коленями на постель. Хейраниса снова положила руку между ног мужчины, сладостно сжав губы. Тому же казалось, что он уже теряет разум. Ханум стала стаскивать с него одежду, отбрасывая ее в угол. Нижнее белье она просто разорвала. Пока колдун слушал ее страстный шепот – «какой же ты волосатый мужчина!» – Хейраниса буквально повалила его на постель. От ее страстных поцелуев ему стало жарко, и жар постепенно стал опускаться ниже. Она как кошка облизывала его тело, и постепенно его голова оказалась у ее ног. Последнее, что он услышал, это была ее фраза «Ты тоже делай, как я».
Все, что происходило потом, колдун после никак не мог вспомнить…
Он чувствовал себя таким счастливым, словно получил подарок шейтана. Никогда, никакая женщина в пространстве нематериальной действительности не могла ему доставить даже толику такого удовольствия, как сейчас…
…Под усталые, томные взгляды колдуна Хейраниса привела себя в порядок. От прежней страсти на ее лице не осталось ровным счетом ничего. Колдун, опершись на подушку, смотрел на нее, не веря, что еще некоторое время властвовал над такой красотой. Хейраниса подошла к двери, обернулась, подумала: «А все было очень хорошо». Потом ее губы раскрылись в улыбке. Однако улыбка тут же исчезла, на лице появилось повелительное выражение.
- Запомни, такие подарки будут не каждый день. Будешь получать их только за хорошую работу. Понял? Если тронешь Зиньят, а потом ляжешь в мою постель, кастрирую. Вместе с твоей новой должностью я даю тебе новое имя – Хаджа Гасым бек!
Колдун был не в себе. Те сладостные минуты, которые он провел с этой женщиной, стоявшей перед ним нагой, казались сном. Но ему доставляло удовольствие и серьезное выражение ее лица. Собравшись с мыслями, он произнес:
- Понял, ханум…
С минарета Шираз был виден, как на ладони. Узкие улицы, переулки, зеленые сады, дома с верандами, богатые лавки, шумные базары, жители с крупными глазами, женщины в закрытых одеждах, на мужчинах чалмы, папахи, воздух чистый, земля плодородная, вода чистая, люди верующие и набожные… Мухаммед Мирза стоял на небольшой площадке минарета, откуда муэдзин три раза в день произносил азан, и пытался разглядеть город, но это ему плохо удавалось. Теперь и глаза предали его. Различные части его тела постепенно умирали раньше него.
Правитель Шираза Мухаммед Мирза, устав ходить по комнатам дворца, по залу Совета, детской, пришел в мечеть. Ходить-то он ходил, но что видел толком? Перед глазами стояла сплошная паутина. Чтобы хоть что-то разглядеть, ему приходилось морщить лоб, отчего в голове начинались боли. Сын его – Аббас Мирза – был в Герате на попечении Алигулухана Шамиля. Мухаммеду Мирзе не суждено было видеть, как он воспитывается, и гордиться им. А то, что когда-то станет шахом… об этом он наверняка и не услышит. Как он мог стать шахом, если им не стал отец? Он устал даже молиться Аллаху. Он не пропускал ежедневные намазы, не забывал о них, пусть с задержкой, но исполнял. Будучи шиитом, он хорошо знал свою религию. Но в тоже время уже не считал себя религиозным мусульманином. В мечети, незаметно уйдя от стражников, он повернул к лестнице на минарет и исчез. Теперь внизу его наверняка ищут. То, что он нужен кому-то, это хорошо. Но нужен ли он своей жене как муж? Отцы и деды брали себе несколько жен и имели от них много детей. А он перестал быть мужчиной, даже чтобы удовлетворить одну единственную жену. Да и на других женщин нет никакого желания. В воскресенье, в бане, он потребовал себе голых танцовщиц, но это его абсолютно не возбудило, они были для него просто кусками мяса. Большую часть времени он проводил в библиотеке. Пользуясь увеличительным стеклом, читал книги, писал стихи. Но чем бы он ни занимался, это его не удовлетворяло. Он уже не мог писать любовные стихи. С ним не случилось никакой беды, он не болел неприличными болезнями. Так почему же он стал немощным как мужчина? В книгах писали, что даже семидесятилетние мужи могли делать детей, а он… Ведь он еще не стар. И он тоже один из детей Аллаха. О, Аллах! Ну почему он не помогает ему? Мало ему было болезней, а тут еще и это!.. Собственное бессилие мучило Мухаммеда Мирзу. И вылечиться он не мог. А это равносильно смерти! Может, действительно свести счеты с жизнью? Броситься с минарета? Это было бы выходом…
Однако самоубийство в Исламе считается большим грехом. Если он покончит с собой, семье не позволили бы захоронить тело грешника в усыпальнице прадеда Шейха Сафи в Ардебиле.
Внутренние состояния самого влиятельного человека в Ширазе и самого маленького по должности служителя полностью различались. Мухаммед Мирза вспомнил нового, страшноватого и уродливого Хаджи Гасыма, и посчитал себя счастливее его.
Хаджи Гасыма все чаще можно было видеть в коридорах гарема, столовой зале, в молельнях, саду, дворцовой площади, во дворе. Будучи хаджой, он не мог сидеть взаперти. Многие знали, что этот уродливый, молчаливый человек является специальным хаджой ханум, и никто не имел права с ним общаться. На общение с ним имела право только Зиньят. Кроме этого был распространен слух, что этот человек родственник отца ханум, правителя Мазандарана Мирабдуллы хана, и как верный ему человек был кастрирован врагами.
Этот слух посоветовала распространить ханум.
Из окна Хаджи Гасыма был виден сад гарема. Колдун часто глядел в окно, а когда ханум гуляла в саду, вообще не отходил от него. Он был так влюблен в нее, его мысли были заняты только ею – настолько, что иногда даже простейший ритуал он не мог точно выполнить до конца. Не напрасно бабушка наставляла его быть подальше от любви. С какой стороны эта любовь проникла в него в таком возрасте? Но ради того, чтобы еще раз оказаться на одном ложе с ханум, он готов был провести ритуал против самого шейтана и успешно завершить его. Но пока не было такого заказа, чтобы его желание исполнилось. Проходили дни, недели…
Однажды Хейраниса опять была в одном из дальних уголков сада, но напротив окна. Хаджа Гасым хотя и понимал, что там кроется какая-то тайна, но не мог понять, в чем ее суть.
Ханум сидела под навесом в саду, нежась под майскими лучами солнца. Но брови ее были нахмурены. Внимание ханум было приковано к известию, которое принес гонец из Газвина. Вести были отнюдь не радужные. Но она не подавала виду. Ее тесть, Тахмасиб шах, был отравлен, сын от жены-грузинки Гейдар Мирза стал шахом на один день, но потом под руководством Перихан ханум был убит, и, пока из крепости Гехгехе прибудет ее брат Исмаил Мирза, объявленный законным шахом, правителем фактически была она. Хейраниса, кусая губы, мучительно раздумывала. «Вот тебе и на, значит, таким большим государством в настоящее время управляет сестра мужа, дает указания, назначает на должности. Хм-м… интересно, предпримет ли она что-нибудь против меня? Как только закончит свои дела, обязательно что-то сделает. Она умная женщина. Теперь ее время и никто не будет ей противоречить».
Хейраниса встала и начала прохаживаться по аллее, по обе стороны которой цвели благоухающие цветы. За ней следовала только Зиньят. Сделав большой круг по цветнику, она вернулась к навесу. Взглянула на склонившего голову и ожидавшего ее распоряжений высокого гонца. Он ей совершенно не понравился. Наверняка в каждом населенном пункте у него была женщина. Но кто знает, что вытворяли эти женщины с молодыми неженатыми парнями, ожидая его очередного появления? Лицо, волосы гонца были в пыли. Скорее всего, он несколько дней без отдыха гнал коня. А это значит, что он доверенный человек. Ханум села на скамью. «С кем я могла бы столкнуть Перихан?, - вновь подумала она. Вдруг, словно обрадовавшись найденному решению, улыбнулась, вдохнула наполненный ароматом цветов воздух. - Конечно же, с самим Исмаилом! Уж если сейчас она является полноправным правителем, то никогда не захочет полностью отдать ему власть. А Исмаил человек необузданный и тоже не захочет поделиться властью с ней. Он даже с отцом не ладил. Для того чтобы внести раздор между двумя людьми с претензиями, причина всегда найдется».
Хейраниса сперва решила написать письмо своему соплеменнику визирю Мирзе Салману и поделиться с ним своими соображениями. Но потом, подумав, отказалась от этой мысли: «Письмо может попасть в чужие руки. В таком случае пострадает не только Мирза Салман, но и я. В подобной скользкой ситуации ошибиться нельзя».
- А ну-ка, подойди поближе, - приказала она гонцу. Гонец молча сделал шаг вперед. – То, что я тебе скажу, слово в слово передай Мирзе Салману. «В нашем государстве претензии женщины на шахство – большой позор. Разве не будут над нами смеяться и издеваться моголы, османы, шейбани, живущие вокруг нас? Разве в государстве нет мужчины, что женщина претендует на престол? Когда курица кукарекает, она знает, что ей будет за это», - Хейраниса задумалась, потом решила, что этого достаточно. – Ты все запомнил?
Как только это послание дойдет до Мирзы Салмана, он начнет по одному сжигать мосты противников для отступления. Мирза Салман был мастером таких дел.
Гонец мысленно несколько раз повторил сказанное Хейранисой, потом почтительно ответил:
- Конечно, я все запомнил, ханум.
- Тогда, не мешкая, возвращайся в столицу, в Газвин, – велела Хейраниса и, обернувшись к Зиньят, сказала: – Распорядись от моего имени, чтобы гонцу сменили коней. Пусть конюший выделит ему самых лучших. А казначею скажи, чтобы он выдал гонцу десять золотых. – Подумав о чем-то, добавила: – Да, кстати, позови ко мне Хаджу Гасыма. Причем срочно.
Колдун Хаджа Гасым хотя и видел все через окно, но ничего не слышал. Но интуитивно почувствовал, что его вызовут. Сердце сильно забилось. Он опять останется с ней с глазу на глаз! Он должен был приложить все усилия, чтобы вызвать ее страсть. Но нет, Зиньят может что-то заподозрить.
Когда Хаджа Гасым приблизился к навесу в саду, Хейраниса угрожающим тоном давала кому-то наставления:
- Смотри, обязательно скажи, что это приказ беглярбека. А невыполнение его приказа равносильно невыполнению приказа шаха. Наказание будет очень серьезным. Очень…
Колдун никогда вплотную не занимался политикой. Этот монолог женщины его удивил, но в то же время понравился. Хейранисе шло все. Если она занималась политикой, значит, и политика будет такой же красивой, как она. А помогать ей в этой политике было обязанностью колдуна. Только бы она поручила ему трудное задание!.. А наградой будет…
Властность, жесткость Хейранисы сильно повлияла во дворце на всех. Хаджа Гасым видя это, понимал, что выйти из-под этого влияния практически невозможно. В этом деле его заслуга была велика.
Колдун уже не одевался в черное, не показывался во дворце, словно темная тень. Ханум категорически запретила ему это. Он мог одеваться в черное только тогда, когда исполнял свои ритуалы. Теперь на его голове красовалась белая чалма, одет он был в зеленую рубашку, поверх которой был накинут халат из красного шелка. На ногах красовались богато расшитые, остроносые чарыки. Но эта одежда сильно стесняла его.
Ханум пальцем поманила его.
- Ты наверняка знаешь, что наш шах умер. Уже несколько дней в честь сумасшедшего брата моего мужа Исмаила Мирзы читаются молитвы, и он объявлен шахом. Это нам не нравится. Но и спокойно на это взирать нельзя, надо воспользоваться этой ситуацией и не дать ему укрепиться. Если это случится, он всех нас погубит.
Колдун, не поднимая головы, спросил:
- Что надо сделать, ханум?
Колдун не видел, как в глазах Хейранисы горит огонь мести. «Ты посмотри на них! - думала она. - Истинный наследник сидит здесь, а за этим сумасшедшим в Гехгехе отправляют воинов. Ну, ничего, вы еще увидите, что я вам устрою. Вам нужен Гейхгехе? Вы его получите!»
В соответствии со своими мыслями она резко ответила колдуну:
- Ты должен, отняв у этого сумасшедшего его благие намерения, сделать его извергом! Пусть будет жестоким, пусть будет кровопийцей, пусть враждует с принцами, пусть из каждого дома в государстве доносятся проклятия. Пусть он вместо государственных дел занимается чем угодно: курит тирьяк , путается с женщинами… Ты понял? Справишься?
Колдун, как и подобает слуге, немного подумал, потом тихо сказал:
- Это очень сложная задача. У вас есть вещи, которыми он часто пользуется?
Хейраниса не ожидала от него такого ответа.
- Ты о чем, какие вещи?! – зло спросила она, повысив голос. - Сумасшедший Исмаил девятнадцать лет сидит в тюрьме. Ты что, не знаешь этого? Никто не вспоминал о нем, только теперь тюрки… Мы думали, что он там сгниет, но этого не случилось. – Тут же чуть смягчила тон. - Если ты сможешь это сделать, тебя ждет дополнительный подарок. И не один.
Колдун, вконец не выдержав, поднял голову и посмотрел ей в лицо. Как и прошлый раз, будучи с ней с глазу на глаз, внутри стало разливаться тепло.
- За это… и без этого я для вас сделаю все, что смогу, ханум! – сказал он.
Хейраниса, услышав это, улыбнулась, стрельнув глазами, глянула вокруг и игривым тоном тихо произнесла:
- Я очень соскучилась по тебе, ночью от Зиньят можешь ждать известие о моих планах.
До полуночи колдун готовил все необходимое для ритуала. Он решил использовать для этой операции все свои знания и опыт. Задание было очень трудным, но для того, чтобы еще раз попасть в постель ханум, он должен сделать невозможное.
После полуночи он удалился в смежную комнату без окон.
Посредине углем был нарисован круг, вокруг горели свечи. На этот раз свечи были голубыми. Поэтому, когда он их зажег, комната словно озарилась голубым светом. Посреди круга стоял маленький столик на трех ножках, а на нем – три свечи. Колдун поджег сухой базилик и комната наполнилась ароматом. Войдя в круг, он сел, скрестив ноги, перед столиком. Некоторое время сидел без движения, глубоко вдыхая и чувствуя, как пахнувший базиликом воздух наполняет его легкие. Потом протянул руки вперед, и, не соединяя их, попытался сконцентрировать энергию. По мере наполнения энергией его руки начали расходиться.
- Эй, правитель огня, пламени, горячих вод на земле и на небе, услышь меня! – Колдун звал тихо, но от всей души, прилагая все усилия. – О, мой хозяин, помоги мне, не оставь меня, мой хозяин!
Он несколько раз истово повторил вызов, голос его окреп, тело задрожало.
Поняв этот знак, колдун улыбнулся:
- Спасибо тебе, мой хозяин, ты никогда не оставляешь меня. Мой хозяин, я твой слуга, позволь, чтобы душа Исмаила Мирзы была моим слугой, и я мог ему приказывать от твоего имени. Уже полночь, наверняка его душа отделилась от тела, позволь, я позову ее.
Легкий ветерок подул на пламя свечей, оно заколыхалось.
- Благодарю тебя, мой хозяин! Благодарю!
Колдун обнял маленький столик, скрестил пальцы и закрыл глаза. Его губы повторяли:
- Душа Исмаила Мирзы, я зову тебя, иди…
Прошло немного времени, и вдруг со стола послышался стук. Колдун открыл глаза.
- Ты пришла? – спросил он. – На все мои вопросы отвечай «да» или нет. «Да» - один стук, «нет» - два стука. Я начинаю… Ты душа Исмаила Мирзы?
Раздался один стук.
- Ты девятнадцать лет, шесть месяцев, восемнадцать дней пробыл в тюрьме крепости Гехгехе. Отец поступил с тобой несправедливо. Из родни никто ни разу тебя не навестил. Ты сидел в холодной, сырой камере, голодный, не видя солнечного света. У всех сыновья росли, играли с саблями, скакали на лошадях, развлекались, а ты мучился. У тебя даже нет сына, наследника. Ты не хотел бы после всего этого отомстить?
Стол молчал. Колдун еще раз повторил все сказанное и снова спросил:
- Разве ты не хочешь отомстить? Это твое право.
Раздался стук. Как только колдун услышал согласие души Исмаила Мирзы, взял стоявший вне круга запечатанный кувшин, поставил его на столик. С утра он зарезал красного петуха и наполнил кувшин его кровью, подмешав туда змеиный яд и растертый тирьяк. Открыл крышку кувшина, указал на его содержимое, приковав свое внимание на определенные точки перед ним.
- Если хочешь мстить, полезай в этот кувшин. Полезай, смешай душу с этой кровью, пусть она пропитается ею, полезай, полезай…. Это нужно тебе. Если ты этого не сделаешь, никто не будет тебя бояться, не подчинится тебе и уничтожит тебя. Ты их уничтожь! Разве не это твое спасение?
И снова со столика послышался один стук. Потом откуда-то сверху на поверхность упала капля крови. Колдун довольно улыбнулся, склонил голову.
- Теперь возвращайся в свое тело. Теперь ты можешь все, теперь никто не сможет сделать тебе плохое! Каждый должен получить ответ и наказание! Это твое право!
Колдун дрожащими руками закрыл крышку кувшина. Но у него не хватило сил вынести его за круг. Он потерял слишком много сил. Скорчившись прямо в круге, он забылся глубоким сном.
Безумный Исмаил захватывает крепость Гехгехе
Вот уже девятнадцать лет, шесть месяцев и восемнадцать дней он по приказу отца жил заключенным в крепости Гехгехе. Долгие годы неинтересные, скучные, одинокие дни сменяли друг друга. Ему казалось, что он уже никогда не выйдет из этой крепости, отец не помилует его до последнего вздоха, не простит его. Правда, он так и не мог понять, в чем была его вина, за что отец собственного сына заточил в крепость.
Договор, заключенный в Амасии в 1555 году между османами и кызылбашами был несправедливым. Исмаил Мирза не согласился с условиями этого договора. Багдад и его окрестности не должны были оставаться во власти османов. У них не было на это права. Им надо было ответить достойно и окончательно. Поэтому он хотел войны, рассылал письма бекам, которые были в его подчинения, с приказом готовиться к войне. Когда он представил отцу документы и доказательства, Тахмасиб шах испугался. Он знал, что из-за своей храбрости и бесстрашия Исмаил Мирза пользовался авторитетом среди народа. Если бы сын поднял бунт, народ безоговорочно поддержал бы его. А это означало, что народ, и так за эти годы перенесший многие невзгоды, разделился бы на два лагеря. И он вынужден был принять решение, такое тяжелое для отца. Он и так многое пережил из-за своих братьев Алгаса и Шамдана. Лучшим выходом из этой ситуации было изолировать Исмаила Мирзу, обезвредить его, сломить одиночеством, в пример другим выставить его виноватым перед шахом.
Так тогда думал Тахмасиб шах, так он и поступил. Крепость Гехгехе была возведена высоко в горах. Ее, окруженную неприступными скалами, невозможно было взять приступом, неожиданным нападением, потому что с внешней стороны к крепости невозможно было подступиться. Часть пути к ней была такой узкой, что там могли пройти плечом к плечу лишь двое. В этом месте всего несколько кызылбашей могли противостоять целый армии, и эти несколько человек способны были нанести ей большой урон.
Сбежать оттуда тоже было нереальным. Там содержались особо опасные преступники. В то же время там хранилась и специальная казна шаха.
Исмаил Мирза в крепости был обеспечен всем, даже мог потребовать в свою комнату несколько рабынь из города. Он мог свободно гулять по крепости. Но попытка выйти за пределы была равносильна смерти. Если бы он захотел сделать это, его могли бросить в одиночную камеру. Таков был приказ. Он был молод, способен завоевывать другие земли, но его отстранили от большой жизни. Это был рок судьбы. Ежедневные мысли об этом приводили к нервному срыву. Помимо всего его забыли все друзья, все родственники. А он был такой молодой! И в таком возрасте он не иметь права держать в руках саблю, не иметь права воевать, побеждать?! Почему? Потому что он решил идти против воли отца. Он хотел расширить страну, освободить завоеванные врагами земли, а сам остался без клочка земли. Это было несправедливо по отношению к нему. С кого он должен был спросить за это? С родного отца? Нет, он не мог поступить бесчестно! Если бы не отец, он давно сбежал бы из крепости, отомстил за все. Отец же его бесстрашие, храбрость почему-то связал с безумием, назвав его сумасшедшим.
Но он не сумасшедший! Отец ошибается, считая его таким. На самом же деле он прекрасно понимал, что отец специально представил его таким. Если бы его не считали сумасшедшим, то могли, объединившись, попытаться вызволить из заточения.
От безрадостной, бесцветной жизни в крепости он сильно уставал, порой действительно находясь на грани сумасшествия. Но он терпел. Черный и белый цвета довлели над ним. Особенно много было черного. И именно он был невыносим.
Исмаил Мирза часто разговаривал сам с собой, успокаивал себя, сам себе внушал надежду. Он верил только двум одному-двум доверенным охранникам, которые поставляли ему сведения из дворца. Но беседовать с ними ему не подобало. Он попал в крепость из-за своей веры, воли и убежденности. И хотя тело его мучилось, душа же была свободна, она приветствовала его волю. Когда два года назад отец неожиданно заболел, его имя стали упоминать как имя наследника. Ему пришло известие, что во дворце знать разделилась на два лагеря. Его сторонников возглавляла сестра Перихан, в другом лагере под руководством Гусейн бека были сторонники его брата Гейдара. Сторонником Гейдара был и начальник крепости Халифа Ансар Гарадаглы. Теперь он был на высоте. В связи с этими событиями он часто поддевал Исмаила Мирзу: «Твое время давно закончилось. Государством даже при жизни отца управляет Гейдар Мирза. Как ты можешь стать шахом, если власть, казна в его руках?».
Хоть это и сильно злило Исмаила Мирзу, он старался сдерживаться, не подавать виду. И без того его считали сумасшедшим. А если еще и доставлять удовольствие своим тюремщикам неразумными действиями, отец еще более убедился бы в правоте своего решения. Внутри себя Исмаил Мирза не признавал правоту слов начальника крепости, но когда в течение двух лет события стали меняться, в нем загорелась искорка надежды. В нем появилась вера, что он выйдет из этой крепости. Отец, выздоровев, для усиления его охраны отправил в крепость еще семь стражников. Но почему-то эти стражники не подчинялись начальнику крепости, а выполняли лишь его приказы, фактически исполняли роль его телохранителей.
Исмаил не мог понять, почему отец так поступил.
Был вечер. Исмаил Мирза по привычке стоял на крепостной стене и смотрел вдаль. На лице была глубокая печать задумчивости. Там, куда не достигала его рука, кипела полнокровная, шумная жизнь. А здесь даже живой человек жил в мертвой тишине. От мыслей его оторвало ржание лошади у ворот. Он внимательно посмотрел на всадника. Ему почему-то подумалось, что должно придти радостное известие. Через некоторое время к всаднику подошел один из его охранников, Балтачыоглу. Они о чем-то поговорили, потом всадник вскочил на лошадь и ускакал.
Исмаил Мирза стоял, не двигаясь, стараясь запомнить увиденное. О, Аллах! Может, это его последний день в заточении? Ведь не может быть такого, чтобы родной отец не простил сына, оставив его навечно гнить в этой крепости!.. Но и сомнения терзали. Наверняка из дворца поступил приказ о его казни, или же стражников отзывают назад. Это тоже было равносильно смерти.
Когда Балтачыоглу появился на крепостной стене, он обернулся в его сторону. Сердце забилось сильно и гулко. Никогда еще Исмаил Мирза так не волновался за все эти годы. Он вопросительно уставился на Балтачыоглу. От волнения его трясло. Еще немного, и он упал бы. Но все изменилось в один миг. Балтачыоглу, преклонив колено, поцеловал подол его халата.
- Мой шах, из дворца есть хорошие вести, - сказал он.
- Что ты сказал? – не поверив собственным ушам, воскликнул Исмаил Мирза.
Стражник, не поняв причину этого волнения, снова повторил сказанное:
- Мой шах, из дворца есть хорошие вести.
Фраза «мой шах» буквально обескуражила его. Балтачыоглу впервые обращался к опальному принцу таким образом.
- Хорошо, продолжай, - не скрывая радости, произнес Исмаил Мирза. – Какая новость? И вообще, встань!
Балтачыоглу встал, но голову не поднял.
- Да буду я твоей жертвой , мой шах, долгие годы мучений остались позади! В Газвине в вашу честь прочитаны молитвы! Вы объявлены шахом! А я первый ваш подданный, кто поцеловал подол вашего халата. Гонец сообщил, что за вами отправлен большой отряд.
Исмаил Мирза все еще не мог поверить в случившееся. А отец, а Гейдар Мирза? Балтачыоглу, словно прочитав его мысли, сказал:
- Ваш отец скончался, брат Гейдар Мирза убит.
И все равно он не мог поверить в смерть отца, брата, в то, что в его честь прочитаны молитвы. В голове роились совершенно другие мысли. «Это может быть искусная западня, устроенная в Чехелсутуне. Меня хотят обмануть? Крепость, болото и престол! В любом случае я должен быть осторожен. Сейчас Халифа Ансар на охоте. Если это известие действительно правда, он обязательно попытается меня убить. А если это неправда, и меня пытаются таким образом совершить побег и в результате убить, это им легко не удастся, потому что они не должны забывать, на кого поднимают руку. Нужно воспользоваться моментом и, хотя бы в одиночку, захватить крепость, и, в лучшем случае, если известие является правдой, до приезда за мной знати не пускать начальника в крепость. Но известие все же похоже на правду, Балтачыоглу не из тех, кто говорит неправду».
Исмаил Мирза снял с пальца дорогой перстень и протянул его Балтачыоглу.
- Возьми, это тебе. Пока это то, что есть при мне. Иншаллах, вернемся в Газвин, я тебя озолочу. С сегодняшнего дня пока назначаю тебя начальником моей охраны.
На Балтачыоглы словно села птица счастья. Он с трудом скрыл свою радость. Хорошо, что он пока так и не поднял голову. С этой минуты для него все изменилось. Взяв перстень, он аккуратно спрятал его в кушаке.
- Да будет всегда Аллах с вами, мой шах, до самой смерти я ваш слуга.
Исмаил Мирза, не мешкая, дал ему поручение:
- Пока Халифа Ансар на охоте, надо захватить крепость!
Стражник растерялся.
- Каким образом, мой шах? Нас всего семь человек, а охраны крепости больше двухсот человек.
Исмаил Мирза ухмыльнулся. Тюремная жизнь давно отучила его улыбаться.
- Это очень легко, Балтачыоглу. Если в мечетях в мою честь прочитаны молитвы, значит, я и здесь шах. Так?
- Конечно, это так, - быстро ответил Балтачыоглу.
- А, значит, и воины, которые находятся здесь, должны мне подчиняться. Ты сперва сообщи обо всем своим, потом собери на площади остальную охрану. Пусть там же поклянутся в верности мне. Ты все понял? Иди!
Тот, приложив правую руку к груди, улыбнулся:
- Хороший прием, мой шах, с вашего позволения я пойду.
Весть с быстротой молнии распространилась по всей крепости. Радующихся было больше, чем огорченных. Были, конечно, и перешептывания по углам. Нашлись и те, кто не поверил известию. Среди дежурных начальников смен были несколько человек, которые всегда измывались над Исмаилом. Не зная как быть, они стояли в растерянности.
Балтачыоглу и его стражники с честью справились с возложенной задачей. Через полчаса все воины собрались на площади. Когда Исмаил Мирза спустился на площадь, он услышал зычный голос Балтачыоглу:
- Воины, встречайте, наш новый шах, его величество Исмаил!
Балтачыоглу нравился собственный голос. Он словно создан был для этой должности, голос его гремел над площадью:
– Всем склонить колени!
Приказ был выполнен. Все, кто был на площади, включая нового начальника охраны, склонили колени и опустили головы.
- Да здравствует наш шах! – пронеслось над площадью. Эхо, отразившись о стены крепости, зазвенело в ушах нового шаха. Исмаилу Мирзе очень понравилось это. «Молодец, Балтачыоглу», - сказал он себе. Только теперь он поверил, что стал шахом. Но, пока не прибудет знать, надо быть очень осторожным.
- Встаньте, - вновь прозвучал зычный голос стражника, подавшего пример первым. Он подошел к Исмаилу, преклонил колено и поцеловал подол его халата. Вслед за ним все стражники и воины подходили, целовали подол халата, подчеркивая тем самым верность новому шаху.
Исмаил шах прошел по рядам воинов, склонивших головы. Следом за ним шли семь стражников. Остановившись по очереди перед начальниками смен, он приказал им:
- Отнять у этих оружие, связать им руки, надеть на головы мешки.
Эти люди в свое время откровенно издевались над ним, и поэтому их верность ему была сомнительна.
Стражники мгновенно исполнили приказ. Шах вернулся к воинам, стал перед ними. Если они хорошо подготовлены и верны, то могут в боях остановить даже армию.
- Воины, вы хорошо знаете, что в мечетях Газвина в мою честь прочитаны молитвы, с сегодняшнего дня я ваш шах. Без моего приказа ворота крепости не будут открыты, никто не войдет и не выйдет отсюда. Я освобождаю Халифу Ансара Гарадаглы от должности начальника крепости. Начальником моей охраны является Балтачыоглу. Всех, кто будет служить мне верой и правдой, в Газвине ждут большие награды и должности. Всем ясно?
Воины, набрав в грудь воздуха, хором ответили:
- Ясно!
- Прекрасно, тогда первое подразделение пусть возводит препятствия перед воротами, остальным распределиться по крепостным стенам. – Сказав это, Исмаил Мирза обернулся и посмотрел на пленных начальников смен: - Этих повесить, немедленно!
Известие, что в честь заключенного Исмаила Мирзы были прочитаны молитвы и что крепость находится в его руках, Халифа Ансар получил на охоте во время кутежа. В одно мгновение он почувствовал себя словно в центре ада. Вместе с сопровождавшими его воинами он вернулся к крепости. Однако, увидев возведенные препятствия у ворот и гордо стоявшего на крепостной стене Исмаила Мирзу, попросил его открыть ворота.
- Прости нас, мой шах. Мы в курсе того, что произошло в Газвине. Если позволите, мы тоже будем служить вам.
Однако Исмаил Мирза помнил, что в первую очередь нужна осторожность.
- Преклони перед воротами колени и стой там, пока я тебя прощу!
Халифа Ансар три дня и три ночи, пока из Газвина не прибыла знать, пробыл перед воротами. Когда ворота были открыты для прибывших, Исмаил шах вышел из крепости. Все склонили передним колени, затем облачили в одеяние шаха. Он тут же издал указ о казни Халифы Ансара и еще нескольких его подчиненных. Стражники сразу исполнили приказ. Затем новый шах отправился в Ардебиль, чтобы поклониться могилам шаха Тахмасиба и его предков. Ему не очень хотелось делать это, но он был вынужден. Надо было завоевывать уважение кызылбашей.
Когда он покинул крепость Гехгехе и был уже на равнине, он, натянув вдруг поводья, остановил коня. Обернувшись, посмотрел на крепость и неожиданно громко засмеялся. Сопровождавшая его свита тоже начала смеяться. Затем лицо Исмаила Мирзы – шаха Исмаила Второго – вдруг посерьезнело. Развернув коня, он резко натянул поводья. Конь, взвившись на дыбы, громко заржал.
Другая большая группа, отправленная Перихан, в которой были принц Ибрагим и визирь Мирза Салман, нагнала нового шаха возле полей Зенджана. Исмаил шах, воскликнув «брат мой!», обнял принца. Оба не смогли удержать слез. Ибрагим Мирза вручил Исмаилу переданный Перихан шахский перстень с голубым камнем. Шах был очень обрадован этим. Теперь он был не просто шахом, но и предводителем кызылбашей, одним из тех, кто стоял во главе суфиев.
Всю дорогу он не раз вспоминал отца, который заточил его навечно в крепость, о том, как тот умер, при этом с ненавистью плюясь. Как хорошо, что отца убили! Он должен был найти того, кто это сделал, и расчленить его.
За то, что он сделал это вместо него…
Исмаил шах Мирза возвращается в Газвин
После того, как он посетил могилы своих предков в Ардебиле и повернул в сторону Газвина, за ним уже шел большой поток людей, к которому присоединились дервиши и простой. Создавалось впечатление, будто его сопровождал весь народ. Люди переговаривались, радовались, везде слышался смех.
Поток людей, похожий на большую реку, остановился у ворот Газвина. Были разбиты белые шатры. Гусейнкулу Хулафа Румлу, выйдя из города в сопровождении великих эмиров, подошел приветствовать шаха. Когда делегация приблизилась к шатру шаха, их остановил Балтачыоглу.
- Стойте, через некоторое время шах сам встретится с вами. Ждите.
Время шло, волнение знати нарастало. «Может, шах вообще не хочет с нами встречаться, - думал Гусейкулу бек. – В этом случае мы попадем из огня в полымя. Эх, Тахмасиб шах, если бы ты перед смертью собрал нас и назвал имя наследника, всего этого не было бы».
Из шатра вышел Балтачыоглу и зычным голосом, который так нравился ему самому, произнес.
- Уважаемые, наш великий Исмаил шах!
Эмиры все как один склонили колена. Один из стражников, стоявших у входа в шатер, откинул полог. Весь в красных одеждах, Исмаил шах появился в проеме шатра. Первым, набравшись смелости, пополз в его сторону на коленях Гусейнкулу бек.
- Да буду я жертвой следов твоих ног, мой шах, - сказал он, поцеловал край шахского халата и, не поднимая головы, встал и отошел в сторону. Остальные последовали его примеру.
Исмаил шах поприветствовал всех, внимательно их оглядел и, словно ни о чем не зная, спросил:
- А где Перихан, я не вижу ее среди встречающих? Может, заболела?
Возвращаясь из Ардебиля, Мирза Салман уже успел сообщить ему о слухах. Якобы после того, как Тахмасиб шах умер, принцесса Перихан и Хулафа Румлу намеревались посадить на престол не его, а восемнадцатилетнего принца Махмуда Мирзу, рожденного от рабыни. Цель была простой: шахом будет абсолютно не смыслящий ничего принц, руководить же страной будет сестра. Но, испугавшись любви народа к Исмаилу Мирзе и возможных волнений, они переменили решение. Этими сплетнями Мирза Салман пытался приблизить себя к шаху и искусно выполнял поручение, полученное им из Шираза. А у Исмаила в голове уже зрела ненависть и желание мести.
Это чувство мести и жажда кровопролития зрели в нем еще в крепости. Причину этого он не знал, но и справиться с этим чувством не мог. Словно кто-то все время шептал ему на ухо: месть… кровь… наказание…
- Дворец к вашему возвращению готов, мой шах, - заговорил, наконец, Гусейнкулу бек. – Иначе все будут приходить сюда. Да и дела государственные нельзя оставлять.
Исмаил шаху не понравились его слова. Но он не подал виду. «Это вас нельзя оставлять без присмотра, но сперва вас надо разделить, иначе с вами не справишься», - подумал он
- А кто сказал, что я отсюда направлюсь прямо во дворец? – спросил он, пристально глядя на Гусейнкулу бека. – Я не буду оставаться в Чехелсутуне до коронации.
Это хотя и не понравилось Гусейнкулу беку, он постарался взять себя в руки. В приведении Исмаила на престол у него были большие заслуги. Если бы не он, Исмаила давно удавили бы в крепости. Вспомнив все это, он нашел смелость сказать:
- Шах, конечно же, должен жить во дворце, где же ему еще быть?
Шах прекрасно понимал причину этой смелости, но не стал озвучивать, ибо это вконец испортило бы Гусейнкулу бека.
- Если не возражаешь, я буду жить у тебя дома, - сказал он первое, что пришло ему в голову. Но это было правильное решение.
Гусейнкулу бек на мгновение застыл, совсем позабыв прежние колкие фразы шаха. Важно посмотрел на всех эмиров. А это означало: «Вот видите, шах выбрал меня, считается со мной, это награда за мои труды». Но сказал он совсем другое.
- Мой дом, моя душа принадлежат вам, мой шах. – Потом громко добавил, найдя взглядом стоявшего неподалеку племянника: - Гасан, быстро скачи домой, достойно подготовьте второй этаж для шаха. Шах будет жить у нас!
Этот приказной тон также не понравился шаху, но он, не подав виду, усмехнулся. Для многих решений время пока еще не наступило.
Гусейнкулу бек после этих слов шаха словно взлетел на коня власти. Он уже считал себя вторым человеком в государстве. Если шах будет жить в его доме, значит, это тоже будет дворцом. А хозяином дворца будет он. Он знал, что теперь у его дверей увеличится число просителей, подхалимов, тех, кто будет пытаться приблизиться к нему. Ему надо было с выгодой использовать эту ситуацию.
- Мой шах! – еще смелее произнес он. – Мы привели главу сторонников Гейдара Мирзы Гусейн бека. Мы его поймали, когда он и принц Мустафа пытались бежать в Луристан. Если позволите, мы приведем их сюда. – И, не дожидаясь ответа, приказал:
- Приведите предателя!
Двое стражников под руки притащили Гусейн бека, который от побоев не в состоянии был двигаться. По его виду было понятно, что его долго волокли по земле, привязав к хвосту лошади. Одежда была разорвана, руки, ноги, все тело было в ссадинах и в крови. Исмаил шах внимательно посмотрел на него, но не узнал. В его бытность во дворце такого человека не было. Более того, с того времени прошло более девятнадцати лет.
- Значит, ты не хотел, чтобы я стал шахом, и ради Гейдара пошел на смерть? – Глаза Исмаила буквально источали ненависть.
Гусейн бек потерял все: богатство, дом, родственников, но не честь.
- Да, не хотел, - гордо сказал он. – Если бы мы оказались более расторопными… - он с ненавистью посмотрел на Гусейнкулу бека, – теперь на моем месте был бы он.
Взбешенный Хулафа Румлу выхватив кинжал, хотел отрезать язык тому, кто его оскорбил, но его остановило присутствие шаха.
Шах внимательно посмотрел на Гусейн бека, больше похожего на нищего. Этот человек был храбр, не боялся смерти. Да и то, что он так смело поддел Гусейнкулу бека, шаху очень понравилось. Все ждали от него указа о казни Гусейн бека, но шах вдруг принял другое решение.
- Бросьте его в подземелье, пока пусть побудет там, потом посмотрим!
…Пожив несколько дней в доме Гусейнкулу бека, Исмаил шах понял многое, в том числе и то, что хозяин дома Хулафа Румлу очень опасный человек. Тот вел себя высокомерно, отдавал распоряжения от имени шаха. Главным же было то, что до его приезда он с Перихан управляли государством и продолжали делать это. Часть властных вельмож все так же крутилась вокруг него, другая часть – вокруг Перихан. И, кажется, они считали шаха игрушкой. Часто собирая Меджлис, спаивали его, окружали красивыми рабынями. Он же хотел взять власть в свои руки и управлять государством так, как ему этого хочется. Когда он, наконец, сменил место жительства, лицо Гусейнкулу бека почернело. За это период Исмаил шах подмечал всех, кто претендовал на трон и помогал сторонникам Гусейкулу бека, намереваясь разом покончить со всеми. И первым он хотел начать с Гусейнкулу бека. Но как? Только в столице число людей из племени Румлу достигало более десяти тысяч. Кроме этого, занимая должность хялифя ял-хулафят, он считался первым помощником шаха.
…Начался один из очередных увеселительных меджлисов. Исмаил шах, лежа на подушках, разложенных на ковре, смотрел на танец полуголых танцовщиц, но мысли его были далеко. В углу музыканты играли медленную музыку, танцовщицы кружились в танце. Его никогда не оставляла мечта иметь таких красивых девушек в крепости Гехгехе. Но тогда его не считали достойным для таких наложниц. Теперь же они не имели никакой ценности. Одной из танцовщиц казалось, что шах не может оторвать от нее взгляд, а, значит, она ему нравится. Поэтому она очень старалась и, посматривая на шаха, улыбалась.
Шах сидел, скрестив ноги, иногда брал мундштук кальяна, вдыхал дым тирьяка на углях, от которого слегка, но приятно кружилась голова.
Музыка прекратилась. Шах со словами «молодцы, молодцы» поаплодировал танцовщицам. Потом, обратившись к присутствующим, сказал:
- Кто меня любит, пусть одарит их.
Потом подозвал к себе танцовщицу, которая строила ему глазки, что-то прошептал ей на ухо и поискал взглядом стоявшего в дверях Балтачыоглу. Начальник стражников прекрасно знал свое дело и понял, что хотел сказать шах. Он проводил танцовщицу в покои шаха. Шах снова взял мундштук, затянулся и кольцами выпустил дым. Кольца некоторое время поднимались к потолку, потом рассеялись. Шах поднял руку:
- Все могут идти, кроме Гусейнкулу бека!
Присутствующие встали, поклонившись шаху, удалились. Хулафа решил, что шах хочет с ним поговорить на очень важную тему, и приободрился.
Исмаил шах, прищурившись, посмотрел на него. Гусейнкулу бек под этим взглядом почувствовал себя неуютно, даже растерялся.
- Гусейнкулу бек, хочу тебе дать должность, – сразу перешел к делу Исмаил шах. - Что ты скажешь?
У Гусейнкулу бека заныло внутри. Кажется, шах хочет от него избавиться. В горле пересохло, он дрожащей рукой взял пиалу, отпил глоток вина.
- О мой шах, да будете вы всегда щедрым благодетелем. О какой должности идет речь?
Перемены в настроении Гусейнкулу бека не ускользнули от Исмаила. Он слышал, что у этого человека большие заслуги в том, что он стал шахом. Но он в то же время он понимал, какую опасность представляет этот человек, если отвернется от шаха. Игры с таким были крайне опасны.
- Я очень доверяю тебе, Гусейнкулу бек! Теперь нам нужно рука об руку чистить страну от опасных бунтовщиков, защищать государство, восстановить его в том виде, в каком оно было при отце. И в этом деле верным помощником должен быть ты. – Шах взял в зубы мундштук, затянулся, выпустил дым. Молчание еще больше испугало Хулафу. - Хочу, чтобы ты подал в отставку с должности хялифя ял-хулафят и получил назначение на должность государственного советника. В этой сфере у нас очень много работы. Что ты скажешь?
Гусейнкулу бек не смог ответить сразу. Потеряв эту должность, он потерял бы самостоятельность, прервалась бы его связь с суфиями. И никто не мог гарантировать, что через несколько месяцев его не уберут и с этой должности. Он не мог согласиться с этим. Но и сказать шаху напрямую «нет», тоже негоже было.
- Спасибо за доверие, мой шах, - сказал он, выдержав паузу. - Я очень благодарен вам за то, что вы предлагаете мне такую должность. Но мне нужно посоветоваться с аксакалами.
Шах встал, вскочил и Хулафа. Не сказав ничего в ответ, Исмаил шах направился в свои покои. Его там ждала красавица танцовщица. Но прежде чем войти в покои, он тихо приказал стоявшему наготове и ожидавшему его приказов Балтачыоглу:
- Завтра с утра соберешь во дворец всех эмиров-румов, аксакалов. Всех, кроме Гусейнкулу бека.
…На следующий день, как и было приказано, все эмиры и аксакалы Румы были во дворце, и шах задал им единственный вопрос:
- Что ожидает суфия, который пропустил мимо ушей предложение его правителя?
Один из аксакалов дал ответ, который он ждал.
- Этот суфий достоин самого тяжелого наказания.
Исмаил шах рассмеялся. Один из ближайших союзников Перихан попал в западню.
Ближе к обеду Гусейнкулу бек хотел попасть на прием к шаху, но его не пустили за ворота. Все отвернулись от него. Фраза «суфий достоин наказания» уже гуляла по Газвину.
Все уже знали, что достойным наказания является Гусейнкулу бек. Но он, не обращая внимания, три дня и три ночи провел у ворот дворца. Наконец, на третий день из ворот показался Балтачыоглу, который подозвал его к себе.
- Радуйся, Гусейнкулу бек, шах помиловал тебя. – И показал ему бумагу, которую держал в руке. – Оказав тебе высокое доверие, он назначил тебя начальником стражников в Мешхеде. Поздравляю с новой должностью!
Гусейнкулу бек понял, что этот указ есть начало его конца. Но если бы он отказался и на этот раз, тогда точно получил бы приказ о казни. Отвергнутый племенем, он волей-неволей отправился в Мешхед. По приказу Исмаил шаха несколько стражников из племени Румлу настигли его в Дамганде, сильно избили, потом ослепили шилом. В ответ на большие заслуги Гусейнкулу бек получил такое наказание. Потом, когда кто-то называл Исмаил шаха безумным, он возражал и говорил, что безумный он. При этом дико хохотал. Никто не мог понять, над кем и почему он смеется.
Положение Перихан ханум усугубляется
Принцесса Перихан, заслуги которой в приходе Исмаила во власть были велики, считала, что брат не будет ограничивать ее участие в государственных делах, напротив – создаст для этого все условия. Ее плодотворная деятельность должна была служить укреплению правления брата. Но этого не случилось. Брат еще не встречался с ней, ни разу не пригласил ее к себе. Это мучило ее, рождало разнообразные догадки. Тонкая, поэтическая натура, искушенная в государственных делах, она хотела совершить нечто, дабы не конфликтовать с братом. Нет, число эмиров, беков, ханов, посещавших ее, не уменьшилось, но до нее доходили слухи, что брату это очень не нравится и он говорил об этом со своим окружением. Шах он, а эмиры и знать почему-то занимают очередь на прием к его сестре. Надо было найти какое-то общее решение. Идти на аудиенцию к брату Перихан тоже остерегалась. Он мог бы заставить ее ждать в приемной, а потом не принять. Она хорошо его знала, и могла ожидать от него всего. Это ее унизило бы, подорвало авторитет.
Еще не минули сорок дней после смерти отца, и она не снимала черный платок. Поэтому она не хотела ни с кем встречаться в приемной, пытаясь направить поток своих мыслей в одно русло. Обижаться на брата, который еще официально не вступил в шахство, тоже не могла. Для прихода его к власти она была буквально в объятьях ангела смерти, играла с ним в кошки-мышки, но не отступила ни на шаг. Он же, прибыв в Газвин и ни разу не навестив ее, не поблагодарив за все, не выказав уважения, подтвердил правильность решения отца по отношению к нему. Надежда на то, что дальше будет лучше, с каждым днем умирала.
Ей казалось, что в зале не хватает воздуха. Подойдя к окну, Перихан открыла створку и вздохнула полной грудью аромат цветов. В голове роились мысли. «Во всем виноват отец. Если бы он в свое время пресек мое участие в государственных делах, теперь у меня были бы дети и я была бы обычной матерью. Мне двадцать восемь лет, а я пока не замужем. Два года, как я обручена, но создать семью не тороплюсь. Почему? Почему семья меня не притягивает? Нет, так нельзя! Ни одно дело я не оставляла незавершенным. Надо поторопиться с замужеством. Мне нужно определиться с Исмаилом. Человек дочери фарсов Хейранисы, таджик Мирза Салман, скорее всего, днем и ночью шепчет гадости на ушко шаха. Надо было вместе с Гейдаром казнить и его. Кто меня упрекнул бы за это? Теперь я опять совершаю ошибку, устранилась, жду, когда брат навестит меня, поблагодарит за службу. Ага, жди!.. Если это случится, то это будет не тот сумасшедший Исмаил. Надо предпринимать что-то конкретное».
Отбросив мучившие ее мысли, Перихан закрыла окно и решила позвать служанку, но увидела, что та стоит в дверях, явно желая что-то сказать.
- Что случилось?
- Ханум, наш шах переселился поближе к вам.
Перихан сильно удивилась. Она же знала, что он живет в доме Гусейнкулу бека. Нужно было прояснить ситуацию.
- Когда и куда?
- Сегодня утром в дом Шахкулу Солтан Еган Устаджлы. Об этом знает весь город, но все говорят разное.
Перихан решила, что Исмаил шах переехал, чтобы быть поближе к ней. Это могло быть хорошим знаком. Отправив человека к брату, она попросила его принять ее. Через несколько часов получила ответ, которого не ожидала. «Принцесса Перихан может придти!»
То, что Исмаил шах заставил Перихан немного подождать в приемной, обеспокоило принцессу. Неужели она была права в своих предположениях? Хотя такой прием ее слегка и обидел, она не подавала виду. То, что творилось в приемной, поразило ее. Эмиры, знать, еще вчера пытавшиеся попасть к ней на прием, теперь усмехались сквозь бороды и отводили взгляды.
Брат был навеселе, с затуманенными глазами. Он даже не встал со своего места.
- А-а, ты пришла… Входи, любимая дочь моего отца, – произнес он, увидев сестру, ожидающую в дверях.
Перихан подошла к нему, поклонилась и поцеловала подол его халата.
- Добро пожаловать, мой шах! Если бы ты знал, что мы пережили, пока ты не вышел из тюрьмы и не дошел до шахского престола! Побывали на том свете и вернулись.
Исмаил шах словно не слышал ее слов.
- Иди, садись, любимая дочь шаха! Отец тебя вырастил, выпестовал, – не преминул он и сыронизировать, - приучил к государственным делам. А меня, – глубоко вздохнул шах, – заставил гнить в тюрьме девятнадцать лет, шесть месяцев и восемнадцать дней. И никто обо мне не вспомнил. Моя молодость прошла в четырех стенах. Когда я видел тебя в последний раз, тебе было шесть лет. А теперь, слава Аллаху, ты у всех на устах.
Принцесса села напротив брата и внимательно посмотрела на него. Это был не тот взбалмошный, всеми любимый Исмаил. Тюрьма сильно изменила его. Кажется, она ошиблась в своем выборе. От него веяло жестокостью и жаждой мести.
Шах же смотрел на сестру прищурившись, словно ждал момента, чтобы в очередной раз уколоть ее словами. Наконец, спросил:
- Почему замуж не выходишь, дочь шаха? Насколько я знаю, двоюродный брат уже два года из-за тебя тает как снег на равнине, кипит как вода в казане. – Ему понравились собственные слова, и он громко расхохотался. – Что мешает этому браку?
- Откуда мне знать, - пожала плечами Перихан. – Два года назад, когда меня обручили, отец сильно заболел. Мы решили, что уже конец. Дворцовая знать раскололась на два лагеря. Одни во главе со мной поддерживали тебя, другие – Гейдара Мирзу. События развивались так стремительно, что брак забылся, отошел на второй план.
То, что сестра выставила себя как его сторонника, очень не понравилось Исмаил шаху. Девушка отнюдь не хотела отказываться от своих претензий.
- Да, я знаю, - иронично произнес он. – Знаю даже то, что до меня ты поддерживала Махмуда Мирзу и Сулеймана Мирзу. – И добавил, не сумев сдержать злости: - Знаю и то, что ты претендовала даже на престол. Хм, может ли женщина быть шахом? Ты хотела сделать нас посмешищем перед всем миром?
Стрела была выпущена из лука, нужные слова сказаны. Перихан после этих слов побледнела, губы задрожали. Она поняла, в какой огород кидались эти камни.
- Клянусь Аллахом, клянусь Кораном, я старалась сделать шахом только тебя, брат! Все это хорошо знают. Два года я терпела все невзгоды, я вела борьбу за тебя, потому что тебя родила тюркская мать. Разве я не знаю, что женщина не может быть шахом, что это запрещено? Все, что вам говорили, это бессовестная ложь, попытка встрять между деятельной сестрой и исстрадавшимся братом. Я уверена, что эти никчемные люди никогда не смогут запутать моего мудрого брата.
Краски смущения на лице сестры обрадовали Исмаил шаха, но в душе он с ненавистью подумал: «Тебе и этого недостаточно, дочь шаха!». Правда, идти с ней на открытую конфронтацию тоже не стоило.
- Ладно, не будем больше об этом говорить. Предупреждаю тебя: если с этого дня ты будешь совать свой прекрасный носик в государственные дела, тебя постигнет участь Гусейнкулу бека. Ты женщина, вот и занимайся женскими делами. А сейчас ты свободна!
Это была открытая угроза. Перихан поняла, что для Исмаила больше не осталось ничего святого. Как был прав отец, когда изолировал сына ото всего! Гейдар Мирза был более достойным, чем этот. Этот же разговаривал с ней не как с человеком, на плечах которого взошел на трон, а как с простой рабыней.
Она встала и даже не поклонившись вышла, отправившись прямиком в свой дворец. Но даже там Перихан не нашла спокойствия. Человек, ради которого она пожертвовала всем, оскорбил ее. Чем теперь она могла убедить народ поднять бунт? То, что она была женщиной, мешало во всем. Кроме того, веру в Исмаила создала она сама. А он пока не совершил ничего плохого против народа. Он пока упорно рубил сук, на котором сидел.
Шли мрачные дни, Перихан пока не знала, что делать.
Наконец он разорил ее дом, а саму отправил в гарем. После этого она поняла, что все потеряно, и написала письмо брату, которого привела к власти.
«Прочтите это письмо, брат мой, когда ваша благословленная голова очистится от смутных дум и недружелюбия… Для начала скажу, что то, что вы делаете, Мирза, это против покойного шаха, достойного следовать примеру Пророка (мир ему) и имама Али, и дело это отнюдь не благое. Будучи в крепости Гехгехе, вы были обвинены в непреднамеренных проступках. Единственным человеком, просившим шаха Тахмасиба о вашем помиловании, была я… Вы говорили, что женщины не должны вмешиваться в государственные дела. Это пустые слова. Женщины никогда не претендовали на управление государством. Но если бы это было, то женщина, имея в руках нити правления, уничтожила бы принца еще в младенчестве, когда у него молоко на губах не обсохло, и спокойно взошла бы на трон. И никогда не боролась бы за то, чтобы освободить из крепости брата во имя его спасения. Да, верно говорят: когда делаешь добро, взамен получаешь зло! Вся моя жизнь прошла за чтением книг и изучением законов шариата. Я выполняю многие из этих законов… Потому что, в отличие от других принцесс, я никогда не уезжала дальше столицы моего отца, как некоторые, я не попала из грязи в князи, не бывала в городских банях, не ходила на охоту, не была наказанной… А остальные только ищут спокойной жизни и желают царствовать. И им бы лучше не трогать женщин. Пусть не предпринимают каких-либо попыток против законного шаха, это всегда плохо кончается. Но если они хотят покорить мир и быть свободными, то пусть творят добро, будут милосердными… Клянусь Аллахом, что казнями и убийствами государство долго не продержится! Но даже если и продержится, то деспотизма будет не меньше, чем у Фараона, Хамана и Шаддада… Помимо всего вы отдали приказ разрушить мир слабой женщины. Это сделать несложно, но ведь есть и иной мир. Если я вас сильно беспокою, поместите меня в гульхан (ссылка: в древние времена помещение, откуда отапливалась баня, то есть котельная). После кончины такого величественного отца гюльхан для меня – самое лучшее место, а гюльшан (ссылка - цветник) пусть станет уделом высокопоставленных и дорогих чад…
И еще хочу сказать, что вы запретили слабой женщине иметь служанок. То есть вы хотите сказать, что у достойной, чистой женщины, не имеющей служанок, не может быть славы и почета? Это отнюдь не так. Женщины без служанок тоже достойны почета. Есть у меня что-то или чего-то нет, никто не знает, ибо я не выхожу за пределы гарема. А Хазрат Сакина Султан заявляла, что ей необходимо иметь в услужении двести слуг. Ай, Аллах, неужели ей недостаточно сто невольников? А мне достаточно двух служанок! Я вся перед тобой, вот моя голова, вот мой саван, я готова умереть. Право за тобой, делай, что хочешь!»
Письмо хотя и рассердило Исмаил шаха, в душе не было никакого чувства сострадания. Он зло рассмеялся и отбросил письмо в сторону. Он не мог забыть девятнадцати лет, шести месяцев и восемнадцати дней тюрьмы. Все, кто эти годы жили в достатке и в беззаботности, были виновны, и их надо было наказать. Даже родную сестру!
Отправив сестру в гарем, он считал, что полностью обезвредил ее.
Его голова уже была забита другими делами.
Станок смерти заработал
Наконец, 22 августа 1556 года состоялась коронация Исмаила Мирзы – точно в соответствии с составленным им самим гороскопом. Во дворце Чехелсутун прошла торжественная церемония произнесения клятвы. Исмаил весь в золоте и драгоценных камнях взошел на престол. К трону нового шаха по очереди с богатыми подарками подходили принцы, улямы, сейиды, именитые эмиры, знать, послы других стран. Поцеловав его обувь, они отходили в сторону.
Но на этой церемонии не было его сестры Перихан, которая была фактически архитектором его власти, и Гусейнкулу бека, который тоже многое сделал для его восшествия на престол…
Белый конь с черной прядью в гриве бил копытом землю, пытаясь порвать уздечку, привязанную к дереву. Иногда он громко ржал, словно что-то желая сказать буланому коню, который спокойно помахивал хвостом.
Неподалеку, под деревом, листья которого уже стали желтеть, сидели Шамхал бек и его племянник, принц Сулейман. На душе у сына шаха было очень неспокойно, хотя он и не понимал, почему они здесь. Он знал, что его дядя любитель шумных сборищ. Даже в Газвине он переезжал с места на место в сопровождении тридцати-сорока слуг. Теперь же его дядя в эту холодную погоду сидит за пределами Газвина, и вокруг никого нет. Морозная погода принца не пугала. Ему не раз приходилось в такую погоду бывать на охоте. Холодно было лишь от сомнений в груди.
Оба сидели молча, каждый уйдя в себя. Дядя думал, с чего начать разговор, а племянника терзали сомнения. Наконец принц решил положить конец молчанию:
- Дядя, почему здесь? – Задав этот вопрос, он словно сбросил тяжелый груз с плеч. – После того как ты встретился с шахом, ты уже два дня молчишь, ни с кем не хочешь общаться. Скажи, наконец, что случилось?
Натянувший на самые глаза черкесскую папаху и не глядевший доселе на Сулеймана, Шамхал бек застонал. Чего только не таилось за этим стоном!.. Разлука, горе, смерть, словно вырвавшись наружу, навевали страх. Он поднял голову, но посмотреть в глаза племянника не смог. Глаза наполнились слезами, и он, не выдержав, разрыдался. От этих рыданий стоявшие неподалеку кони вздрогнули, начали бить копытами.
- Я даже не знаю, как сказать… На тебя столько всего свалилось! – не переставая рыдать, произнес он. – Не знаю, как быть. Плюешь вверх, там усы, вниз – там борода. – Вдруг он поднял к небу руки и закричал: - О, Всемогущий, за что мне такое наказание, в чем моя вина?
Принц от крика дяди вздрогнул. Он не ошибся в своих сомнениях. Однако постарался успокоиться сам и терпеливо успокоить пожилого человека:
- Возьми себя в руки, дядя. Лучше скажи, о чем вы говорили с шахом? Расскажи, облегчи душу.
Шамхал бек вытер рукавом слезы, стараясь успокоиться. Опустив голову, тоскливо произнес:
- Одними разговорами успокоиться невозможно, сынок! Это такое горе, что даже если ты заберешь его на тот свет, ни на один вопрос ангелов не сможешь ответить. Что мне тебе сказать, сынок? Позавчера шах пригласил меня к себе. Я пошел, мы поговорили о том, о сем, потом он меня спросил, чем я могу доказать ему свою верность? Я ответил, что если надо будет на вашем пути, ваше величество, отдать жизнь, я это сделаю.
Шамхал бек замолчал, в горле пересохло. Встал, подошел к коню с черной челкой. Из хурджуна, притороченного к седлу, вынул плотно закрытый кувшин, вернулся на место. Вынув пробку, несколькими глотками выпил половину содержимого, потом, вытерев усы и бороду, протянул кувшин племяннику.
– На, выпей, это помогает. Последнее время я делю свои беды с этой дрянью.
Доселе терпеливо взиравший на действия дяди, Сулейман Мирза возразил:
- Нет, не хочу! А что было потом?
- Он сказал, что еще он хочет проверить мою преданность. Я ему ответил, мол, ваше величество, я готов сложить голову там, где ступит ваша нога. Хлопнув в ладоши, он расхохотался. Он сказал, что сложить нужно другую голову, а не мою. В ответ я спросил, чья это должна быть голова, скажи, мол, я принесу ее. Шах немного помолчал, потом внимательно посмотрел мне в глаза и сказал, что это голова моего племянника Сулеймана Мирзы.
Племянник побледнел, во рту пересохло. Уставившись в одну точку, он с трудом смог выдавить из себя, заикаясь:
- По-почему? Ты по-почему не спросил причину, дядя?
- Спросил, - ответил Шамхал бек, пришедший в себя после того, как влил в горло остатки из кувшина. – Он сказал, что считает своего брата шипом в государственном цветнике и хочет очистить его от таких шипов. Потом добавил, что в свое время Устаджлы были против него, потом долго приходили, чтобы исправить ошибки. Для того чтобы доказать преданность шаху, он приказал Пир Мухаммед хану покровительствовать принцу Мустафе. – Сказав это, Шамхал бек махнул рукой. – Остальное ты знаешь лучше меня. Когда он прощался со мной, сказал, что ждет от меня преданности.
Молодому принцу было все ясно. Шах требовал от дяди его головы. Ничего страшнее этого быть не могло.
- И что же ты хочешь сделать, дядя? – спросил он, взяв себя в руки. – Наш шах одновременно является нашим духовным наставником. Если мой брат Исмаил издал такой указ, значит, это нужно для государства, для нашей веры. А ты должен выполнить его.
- О чем ты говоришь, мой мальчик? – возразил Шамхал бек, потом воровато оглянулся. Убедившись, что их никто не слышит, прошептал: - Он не духовный наставник, он сумасшедший! Тахмасиб шаху надо было его казнить. Но я же не сумасшедший! Если он такой духовный наставник, значит, он захочет и меня прирезать… Здесь нельзя поддаваться чувствам. Причина того, что мы уехали из города, именно в этом. Ты больше не возвращайся в Газвин. Я положил в хурджун денег, поезжай к османам. Некоторое время не показывайся здесь, посмотрим, что будет дальше.
- А что ты скажешь шаху?
Принц уставился взглядом, в глубине которого прятался страх, на мясистые губы дяди. То, что сейчас произнесут эти губы, должно было предрешить его будущую жизнь.
- Шаху скажу… - Шамхал бек почесал затылок. – Скажу, что ты, что-то почувствовав, сбежал. Как тебе это, племянник?
Сулейман Мирза встал. Выходом из положения была только смерть. Приближался конец его волнениям, сомнениям и тревогам. Теперь он не боялся и самого ангела смерти. Ему казалось, что этот ангел смерти ему ближе, роднее, чем родственники, братья и сестры. Подойдя к коню, он взял веревку, протянул дяде. Потом объявил о своем решении:
- Мое бегство ничего не решит, дядя. Где бы я ни был, он меня найдет и убьет. А значит… - Он замолчал, посмотрел на побагровевшего Шамхал бека. – И потом… Я сбегу, а беда настигнет тебя и твоих детей. Сумасшедший шах не простит вас, вырежет весь род. Нельзя из-за одного человека подвергать опасности весь род. Возьми веревку и выполни то, что тебе поручено, избавь и себя, и меня от проблем.
Шамхал бек резко выпрямился, сглотнув слюну, замотал головой:
- Нет, нет, я не могу это сделать. – Взглянул на небеса и закричал. – О, Аллах, ну куда ты смотришь, разве ты не видишь этот ужас?!
Молодой принц еще более повелительным голосом крикнул:
- Я сказал, возьми веревку! Все вы одного поля ягоды!
Бросив веревку дяде, он стал размахивать выхваченной из ножен саблей:
- Если ты этого не сделаешь, я тебе перережу горло! Или ты, или я. Ну, вставай!
Упрямство племянника дяде было хорошо известно. Если он принимал какое-то решение, убедить его в обратном не было никакой возможности. Рыдая, он поднялся, протянул руки к племяннику.
- Давай хотя бы попрощаемся…
Но Сулейман Мирза понял, что после этого прощания у дяди может не хватить решимости его убить. И он снова поднял саблю.
- Кто ты такой, чтобы я с тобой прощался?! – закричал он, чтобы разозлить дядю, и отвернулся.
Шамхал бек, продолжая рыдать, трясущимися руками взялся за концы веревки. Принц закрыл глаза, он уже ни о чем не думал. Сердце Шамхал бека обливалось кровью, но он накинул веревку на шею принца и затянул ее. Сулейман Мирза почувствовал, что задыхается; в глазах потемнело, колени подогнулись. А дядя, продолжая стягивать веревку, кричал в истерике что-то несвязное. Сулейман Мирза упал набок, ноги дернулись и замерли. Все еще стягивавший веревку Шамхал бек потерял сознание и упал на молодого принца…
Станок смерти заработал. Заработал, не щадя никого; число жертв росло. Позже шах Исмаил расправился и с тем, кого боялся больше всего – правителем Кандагара, двоюродным братом Султаном Гусейном Мирзой: после всего, что случилось, двоюродный брат прислал известие, что не признает его как шаха.
Через некоторое время из Кандагара пришло известие, что Султан Гусейн Мирза умер. Многие, не дожидаясь, пока их убьют, кончали жизнь самоубийством.
Станок смерти жаждал крови, эта же жажда крови застилала глаза шаха. По каждому пустяковому делу Исмаил подозревал принцев – и начались их убийства. Сперва были уничтожены сын Султана Гусейна Мирзы Мухаммед Гусейн Мирза, затем принц Махмуд и его годовалый сын Мухаммед Бекир, принцы Имамкулу и Ахмед Ибрагим Мирза. Потом убийства приняли более широкий масштаб и стали массовыми. Исмаил Мирза начал уничтожать двоюродных братьев и их родственников по мужской линии в областях. Не должно было остаться никого из родни, кто мог бы претендовать на шахство. В Систане был убит и Бадиазаман – жених Перихан. Живший в Гяндже Солтан Мирза был ослеплен. Не тронул Исмаил шах только сыновей Мухаммеда Мирзы. Он словно забыл об их существовании.
Хейраниса вновь нуждается в услугах колдуна
Известия из Газвина радовали Хейранису. Взошедший на престол шах Исмаил Второй, получивший прозвище Исмаил Безумный, уничтожил, можно сказать, половину своих родственников-мужчин: частично убив, частично ослепив. В сообщениях Мирзы Салмана говорилось, что ее основная соперница – Перихан – устранена от всех дел. Когда Хейраниса услышала об этом, в ее глазах загорелся огонек торжества. Это была почти победа. Она шла к ней шаг за шагом. Отстранение Перихан означало движение вперед.
Хейраниса была покорена силой Колдуна. Что она ему ни поручала, он все исполнял, не заставляя долго ждать. После каждого радостного известия она шла к нему в спальню и ублажала. Себя.
Мирза Салман во дворце тоже неплохо поработал. Его заслуга была в том, что он смог опустить Перихан в глазах Исмаила. Но останавливаться на достигнутом не стоило, нужно было постоянно действовать.
Однажды колдун напомнил Зиньят, что ему нужны голяшки молоденького бычка. Услышав, что ханум хочет погадать на костях, он сразу выполнил ее желание…
Хейраниса сидела в комнате одна. Несмотря на полночь, она все еще была одета. Спать не хотелось. Когда Салман Мирза сообщил о смерти последнего принца, ей стало интересно: чем все это кончится? Для того чтобы приблизить конец сумасшедшего шаха, нужны были еще кое-какие шаги. Слон, падая, может придавить и рядом стоящих. Она подошла к зеркалу, положила перед ним пичье перо, а на него головной платок. Взяв гребень, стала расчесывать длинные, до пят, волосы. Смазала лицо кремом, насурьмила ресницы, покрыла голову цветным платком. Встав, еще раз полюбовалась на себя в зеркало. Никто не мог сравниться с ней красотой! Если бы она была мужчиной, она тоже загляделась бы на такую женщину, пуская слюни. Открыв дверь, Хейраниса пошла в комнату колдуна. Ей уже не было необходимости посылать Зиньят заранее.
Колдун Хаджа Гасым не спал. Ранее он предпринял безуспешную попытку зазвать к себе Хейранису. Он околдовывал многих женщин, но, даже не притронувшись, отпускал. Но с Хейранисой все было не так: он не мог ни околдовать ее, ни отказаться от нее. Напротив, он дни напролет был под ее чарами. Каждый раз, случайно оказываясь рядом с ней, он узнавал об убийстве очередного принца. Будет ли в нем необходимость после того, как он уничтожит всю родню? Если нет, значит, он никогда больше не увидит ее в своей постели. Он не мог с нею сладить. Если бы он мог, то каждый день, где бы он ни был, занимался бы с ней любовью. Ее решительность, воля, чувственность делали ее сильнее его. А управлять сильными и умными людьми было очень сложно. Но в некоторых моментах и такие люди могли расслабляться. И если бы его ритуалы совпали с этим расслаблением, результат мог бы стать положительным. Он ведь ничего не потеряет, если сделает еще одну попытку?
Потом он занялся чисткой энергии комнаты и своего тела.
Закончив, решил посидеть и почитать одну из своих колдовских книг. Но, как он ни старался, голова отказывалась что-либо запоминать. Перед глазами все время стоял прекрасный образ ханум, ее красивое тело, колдун буквально слышал ее томный голос. Он очень скучал по ней. Как была права бабушка! Любовь перекрыла все его способности. Однажды ему в голову пришла невероятная мысль: с помощью колдовства еще более приблизить ее к себе, заставить ее сбежать с ним. Но у него не хватило сил – сила любви оказалась сильнее колдовства. Потом он уже радовался тому, что это не получилось. Куда они могли сбежать? Он на долгие годы был изолирован от внешнего мира. Смог бы он прожить в обычной среде безбедно и свободно? И потом, он не смог бы постоянно держать Хейранису под своими чарами – ее любовь к власти была сильнее всякого колдовства.
Когда в дверь раздался условный стук, колдун подумал, что это Зиньят. Она ему тоже постоянно напоминала о ханум. Никто не мог постучаться к нему, кроме Зиньят. Но, открыв дверь, он опешил, сердце учащенно забилось. Он не верил собственным глазам: перед ним стояла Хейраниса. В комнате словно прибавилось света. Но сегодня на ее лице не был и следов гнева, которые он видел ежедневно. У колдуна лишь хватило сил опустить глаза. Но и тут волей-неволей он прошелся взглядом по ее пухлым губам, белоснежному подбородку, полуголой груди с ложбинкой. Потом его взгляд скользнул по ее кругленькому животику и уткнулся в ее ноги.
Женщина не поздоровалась и, посмеиваясь, прошла в комнату. Покачивая подолом платья и кокетничая, как девочка, она спросила:
- Что ты замер на пороге? Запри дверь. Или ты не ждал меня сегодня?
Колдун запер дверь на задвижку и подошел к ней. Первый раз за все это время колдовство против нее сработало. Значит, он смог попасть на момент ее расслабленности.
- Если честно, очень ждал, - не поднимая головы, произнес он. – Но не думал, что вы придете.
- Ах ты, баловник! – Она тыльной стороной ладони погладила его по щеке. Тело колдуна аж затряслось от ее прикосновения. Женщина почувствовала это. Перестав смеяться, она продолжила: - Разве такое возможно? Ты хорошо выполняешь свою работу, значит, тебе положена награда. Должно быть так, как я говорю. Иди, получай награду!
Эти слова заворожили его. Страсть победила, все кругом исчезло. В этом мире был только он и женщина, которая раздевалась. Такая ее красота была просто чудом. Стоя прямо перед ней, он, уже не сдерживаясь, стал целовать ее клубничного цвета пухлые губы. Даже если бы сейчас над ним нависла смерть, он не отказался бы от этой женщины.
Неожиданно колдун сгреб Хейранису в охапку и понес к ложу…
Когда страсть достигла своего апогея, оба без сил упали на постель и, лежа на спине, смотрели в потолок, расписанный узорами. Левая рука колдуна покоилась на ее животе. Через некоторое время женщина заворочалась, повернулась на бок, подложила руку под голову и, погладив его по щеке, с интересом спросила:
- Где ты научился колдовству?
Колдун, не отрывая глаз от потолка, словно она была там, ответил:
- От бабушки, еврейского происхождения.
Ханум приподнялась от удивления:
- У тебя бабушка была еврейкой?
- Да, мой дедушка сперва взял ее наложницей, потом, когда она приняла мусульманство, женился на ней.
- Разве еврейка может стать мусульманкой? – рассмеялась она. – Значит, по отцу ты фарс, а по матери еврей. – Она опять легла, уставившись в потолок и, не ожидая ответа, продолжила: – Говорят, ты хорошо работаешь с костями.
- Кто может об этом сказать, кроме Зиньят? – хихикнул колдун.
- Да, это так. Ты весь такой страстный, но ведь ты не трогал Зиньят? – Увидев, что его лицо посерьезнело, она рассмеялась его простодушию. – Ты, кажется, влюбился в меня? Нет, любовник, ты на большее не рассчитывай, просто получай удовольствие. Если позволю, можешь иногда и Зиньят сделать счастливой. А, может, мне вас поженить? Ты не беспокойся, я тебя не оставлю.
Ее слова обеспокоили колдуна, даже чуть рассердили. Увидев его состояние, Хейраниса, отвернувшись, иронично улыбнулась.
- Нет, ханум, я кроме вас никого не могу полюбить, - произнес колдун.
- Знаю, - Хейраниса снова погладила его по щеке. – Я испытывала тебя. Я тоже кроме тебя никого не полюблю. – Вдруг, будто что-то вспомнив, добавила: - Кстати, ты мог бы пригласить меня на один из своих ритуалов? Давай погадаем на костях, посмотрим, какова судьба тех, кто в Газвине. Ты почти всех уничтожил, так почему же не интересуешься остальными? Надеюсь, ты мне не откажешь?
Колдун с улыбкой посмотрел на нее.
- Конечно, не откажу. Но эти дела требуют таинства, присутствие других снижает силу колдовства. У меня есть одно условие: придешь только тогда, когда я позову. Я проведу подготовительные работы, чистку, а ты увидишь готовую операцию.
Хейраниса постаралась изобразить на лице радость. Как молоденькая девчонка захлопала в ладоши и даже расцеловала его. После того как он ушел в другую комнату, лицо ее сразу стало серьезным, и она с отвращением огляделась. И вслед колдуну глянула краем глаза и с пренебрежением. Он уже терял для нее свою необычность. Все повторялось. Как и ее муж Мухаммед Мирза, колдун в постели быстро уставал, он не мог ее доводить до сладостного безумия. Помимо всего это старый идиот был влюблен в нее. Не хватало ей того, чтобы и он стал претендовать на власть! Если это случится, он легко уберет со своего пути Мухамеда Мирзу, станет ее мужем. И в качестве мужа в лучшем случае будет беглярбеком, правителем Шираза. Она уже один раз была женой правителя Шираза. Теперь ей надо было стать женой Сефевидского шаха. Управлять Азербайджаном, Мазандараном, Гиланом, Ираном, Афганистаном… Властвовать над крупными, уродливыми мужчинами, отдавать им приказы, а когда ей захочется, затаскивать их к себе в постель… Лучше быть любовницей еврея, нежели женой слепого, немощного тюрка. При отсутствии лучшего варианта можно ограничиться и этим колдуном. Но влюбиться в него?! А вдруг она попала бы под его колдовские чары и влюбилась? Надо предупредить Зиньят: если та почувствует, что это случилось, следует сразу убить колдуна.
Думая об этом, Хейраниса обвела взглядом комнату и тут услышала голос. Но даже не обернувшись, она поняла, что ее зовет Хаджа Гасым. И тут же изобразила на лице шаловливо-сладостное выражение.
Колдун пригласил ее в другую комнату. Но прежде он попросил своего «господина» разрешить ему провести этот ритуал. Он не хотел, чтобы ханум видела эту сцену. Она могла испугаться или же засмеяться. И то, и другое могло бы иметь нехорошие последствия. Он не хотел, чтобы это повредило Хейранисе.
Теперь у его души был еще один хозяин – Хейраниса.
Когда женщина прошла в комнату, она словно попала в волшебный мир. Колдовская аура комнаты сильно подействовала на нее. От волевой, привлекательной Хейранисы не осталось и следа.
Женщина поочередно смотрела на горящие красные свечи, нарисованный углем круг посреди комнаты, на колдуна, все порывалась что-то спросить, но не решалась. Это был мир не ее, а колдуна. Человек, который поднимал ее на высшую ступень власти.
Колдун взял в руку теплую ладонь Хейранисы, подвел ее к краю круга, велел ей вытянуть руки и закрыть глаза. Потом быстро стал тереть друг о друга свои ладони. Поднес ладони к рукам женщины, но не притронулся к ним. Хейраниса сперва почувствовала сильное тепло в ладонях, которое потом начало распространяться по всему телу. Щеки ее раскраснелись. Колдун краем глаза глядел, как ее тело трясется. Тело стало легким, груди подрагивали, губы причмокивали так, словно сосали материнскую грудь. Ей было очень приятно, не хотелось открывать глаза, и вообще она не желала выходить из этого состояния. Вдруг до ее ушей донесся приказ:
- Открой глаза!
Хейраниса со страхом подчинилась и посмотрела на стоящего перед ней колдуна. Когда их взгляды скрестились, по ее телу прошла мелкая дрожь. Только она опустила руки, жар в теле сменился холодным потом. Но, как он ни желала, никак не могла отвести взгляд от колдуна. Теперь перед ней был совершенно другой, страшный человек. Ей казалось, что кроме этого взгляда в комнате больше ничего нет, а ее тело, словно растворившись, утонуло в его глазах.
Наконец, он избавил ее от своих чар:
- Пройдите в круг, ханум, - сказал он, указав ей место. – Сядьте, скрестив ноги, но не переступайте через свечи.
Взяв ее за руку, он ввел ее в круг. После того как она села, он устроился напротив, взял приготовленный заранее бронзовый котел, поставил его перед собой и положил внутрь шесть голенных костей. Потом взял лежавший за пределами круга кинжал, подержал лезвие над огнем, посыпал на него соли, побрызгал водой и тихо, но чтобы слышала Хейраниса, произнес:
- Эй, кинжал, эй, кости, хочу, чтобы вы в чистом виде служили мне. Я помещаю в котел силу своего хозяина, чтобы с его помощью получить нужные сведения.
Повторив эту фразу шесть раз, колдун положил перед собой кинжал и вынутую из котла свечу. Осторожно поднял котел, потряс его, перемешав кости, и перевернул его вверх дном на кинжал. Когда он убрал котел, четыре кости оказались справа от кинжала, два слева. Некоторое время колдун смотрел на кости, потом провел ладонью над ними.
Хейранису трясло от страха, но она молча наблюдала всю процедуру. И, наконец, не выдержала:
- Ну, что говорят кости?
- В ближайшем будущем в вашей жизни будут большие изменения, ханум. Вы и ваш муж отправитесь в Газвин.
- Нас вызовет шах? – с нескрываемым страхом спросила она.
Колдун засмеялся и с уверенностью в голосе сказал:
- Нет, вы будете туда приглашены! Очень скоро этого шаха отравят. Но это произойдет не с нашей стороны.
Наклонившись, еще раз внимательно посмотрел на кости.
- Вашего шаха отравит одна женщина.
Хейраниса тут же подумала, что это может быть Перихан. Ее смелое письмо, написанное шаху, было у всех на устах. Но она не озвучила эту мысль, а выжидающе посмотрела на колдуна.
- Но эта женщина может быть помехой и для вашего мужа. Вам нужно принять меры.
Хейраниса с сожалением произнесла:
- Я знаю, это непутевая сестра моего мужа, Перихан. Сделай так, чтобы во всех делах против нас она была закрыта. Пусть она никогда ничего плохого о нас не говорит.
Взгляд колдуна, внимательно глядевшего на ее пухлые губы, скользнул вниз на полуобнаженную грудь. Он покачал головой.
- Это очень трудно, ханум! Она упрямая, волевая и очень умная.
Хейраниса на самом деле поняла, к чему он клонит. Еще шире обнажив груди, потом подперев их ладонями, она усмехнулась:
- Они говорят, что ты сможешь это сделать!
Колдун, увидев совсем обнажившиеся груди, так и остался сидеть с открытым ртом. Хейраниса своими действиями, своими смешками вновь возбудила его, и он независимо от себя наклонился к ее груди. Но та быстро застегнула ворот платья.
- Нет, сначала сделаешь работу, потом еще раз их увидишь!
Колдун, поняв ее хитрость, постарался улыбнуться. Он не ошибся в том, что она сильна и умна. Ради такой красивой, обаятельной, дьявольски умной женщины он готов был закрыть рот не только Перихан, но и всей дворцовой знати. Он так хорошо в свое время закрыл сумасшедшего Исмаила, что тот и не вспоминал о существовании еще одного брата в Ширазе и даже ничего о нем не слышал.
Колдун встал и вышел из круга. Вынул из своего сундука нечто, завернутое в черную ткань. Сложив кости в котел, он вместе с кинжалом вынес все за пределы круга и развернул черную ткань. Там оказался ключ, замок и черная нитка длиной с локоть. Что-то пробормотав сквозь сжатые губы, колдун два раза закрыл и открыл ключом замок. Хейрниса слышала лишь обрывки фраз: «Перихан… закрываю… рот… язык». Потом, шестью узлами завязав нитку на замок, что-то сказал. Завернув все обратно в черную ткань, обратился к Хейранисе:
- Возьмите, ханум. Ключ закопайте на старом кладбище, а замок во дворе, где живет эта женщина. Все будет так, как вы просили. Но если вы хотя бы один раз вставите ключ в замок, колдовство не сработает.
Она взяла узелок, встала – было уже слишком поздно. У порога остановилась с улыбкой:
- Как только я почувствую результат, буду у тебя. Но постарайся нашу любовь держать в секрете, как это делаю я. Иначе ты мне больше не будешь нужен.
Хейраниса ушла. А колдун все еще сидел внутри круга. Когда он смотрел кости, увидел еще кое-что. Но Хейранисе об этом не сказал. Потому что она потребовала бы сразу решить этот вопрос. Его мощь не была всесильной… не могла быть.
Не шейтан ли это был?
Шах пытается осуществить религиозные реформы
Глашатай ходил по улицам Газвина, бил в гонг и кричал:
- Слушайте и не говорите, что не слышали! Шах подписал указ: «Запрещается прилюдно проклинать Абу Бекра, Омара и Османа!» . Кто это сделает, будет наказан!
Как только глашатай со своим гонгом удалялся, люди собирались по трое-четверо и начинали перешептываться. Никто не ожидал такого, да и вопрос был очень серьезный. Обсуждения разгорались, превращаясь в жаркие споры. Все говорили, перебивая друг друга.
- Люди, такой идиотский указ – дело рук не нашего шаха! Все делает этот Мирза Медхум Шарифи! Шах же наш духовный наставник! Если он это сделает…
Кто-то оборвал говорившего:
- Ты хочешь сказать, что наш шах склоняется к суннизму?! Нет, шиизму…
Тут в разговор встрял еще один:
- Слушай, разве в тот день тебе не дали денег? Говорят, что кто за всю свою жизнь не проклял сторонников пророка, тому денег дают. Разве я не прав?..
- Нет, это не так…
- Слушай ты, постой…
- Да послушайте вы…
Но никто друг друга не слушал. Вдруг среди споривших раздался зычный голос дервиша в остроконечной папахе по имени Гамбар:
- А ну успокойтесь, говорите по одному. Давайте разберемся, поймем, что происходит. Государство же не управляется вашим умом!
Дервиш пользовался большим авторитетом у людей. Как только он начинал говорить, все замолкали. Кто-то принес пустой ящик и положил его у ног дервиша.
- Гамбар ага, встань на ящик, пусть все тебя видят и хорошо слышат.
Дервиш взобрался на ящик. Он увидел, что толпа вокруг него увеличивается. В глазах людей он прочитал беспокойство и большую веру.
- Люди, за этим что-то кроется. На днях по указанию главного муллы с дверей мечетей стерли надписи, прославляющие храбрость имамов. Это мы стерпели. Потом с одной стороны чеканящихся монет убрали надпись «Нет Бога кроме Аллаха, Мухаммед его пророк, Али имам Аллаха», на его месте появился бейт Шейха Аттара, на другой стороне имя нашего шаха. Сослались на то, что к нашим деньгам прикасаются и гяуры, а это противоречит нашим убеждениям. И это мы стерпели. Но таким образом мы совсем потеряем нашу веру! – Дервиш прекрасно знал, что в толпе полно шпионов шаха. И не успеет он сойти с ящика, как они, добавив к его словам еще в пять раз больше, донесут шаху. Но ради веры он готов был пожертвовать жизнью. – Люди, коса нашла на камень! Мы не можем отказаться от своей веры. Этот вопрос нужно серьезно исследовать!
- А в чем выход, Гамбар ага, скажи нам? – спросил кто-то из толпы.
- Он прав, что нам делать?
Дервиш поднял руку. Вновь наступила тишина. Было так тихо, что можно было услышать жужжание мухи.
- Сегодня пятница, будет читаться пятничная молитва. Я тоже пойду на пятничный намаз. А после окончания в открытую прокляну противников пророка Хазрета Али. Вот тогда и вскроется истинная цель указа. Я уверен, что наш шах о нем ничего не знает. Наш шах говорит одно, а его окружение делает совсем другое. Идем в Джума мечеть!
Когда шах Исмаил находился в крепости Гехгехе, что на горе Савалан между Ардебилем и Тебризом, он от безделья прочел несколько книг. Особое внимание он уделял религиозным и астрологическим книгам. Прочтя эти книги, он пришел к выводу, что в деле распространения Ислама до имама Али имелись заслуги еще у трех халифов. Если у них были заслуги, то почему их должны проклинать, подумал он. Исмаил много думал и об османах. Думал о том, почему так часто воюют с ними. В последней битве между османами и кызылбашами участвовал и он. Они называют шиитов гяурами, а шииты гяурами называли их. Почему? Вера одна, говорят на одном языке, но враждуют. Опять же почему? Вопросов было много, ответов слишком мало. Уже взойдя на престол, Исмаил решил еще раз вернуться к этому вопросу. Между османами и сефевидами необходимо было смягчение отношений. Между двумя государствами спор был только на основе веры. Тем более что после подписанного Амасийского договора кызылбаши должны были признать трех халифов, которые были до пророка Али.
Когда о событиях в городе шпионы донесли шаху, он отправил в Джума мечеть Мирзу Медхума в сопровождении стражников. Когда они вошли в мечеть, дервиш Гамбар заканчивал свое выступление. Он быстро оглядел присутствующих и увидел, что мечеть заполняется стражниками, но, не обращая на них внимания, громким голосом завершил свою мысль:
- От всей души приветствия пророку Хезрету Али и его достойной семье, а его врагам вечное проклятье!
В мечети раздались голоса «Аминь!». В этот момент Мирза Медхум в окружении стражников подошел к дервишу. Все замолкли в ожидании того, чем закончится приход Мирзы Медхума.
- Дервиш, что за безобразие ты творишь в мечети? Или ты не признаешь нашего достойного шаха, нашего духовного наставника? – закричал Мирза Медхум.
- Я никогда не отрекусь от того, что я делаю, и не собираюсь идти против достойного наставника, – спокойно, с достоинством ответил дервиш.
- Разве ты не слышал об указе шаха? – шея Медхуна от ярости побагровела. – Ты что, не знаешь, что грозит тому, кто не выполнит его?
- Знаю, и готов понести наказание, но от своего не отступлюсь. Правда на стороне Али. Аллах Акбар!
Мирза Медхун, за короткий срок приобретший при шахе авторитет по религиозным вопросам и даже имевший право наказывать, поднял руки и закричал:
- Люди, каково наказание того, кто не признает нашего духовного наставника?
- Смерть! – прокричали стражники.
В этот момент благочестивые жители, пришедшие в мечеть, опустили головы. Мирза Медхун краем глаза посмотрел на них. Перед этими можно было сделать все, что угодно…
- Тогда пусть получит наказание! Пусть это будет вам всем уроком!
Медхун резко повернулся и пошел к выходу. Один же из стражников для приведения в исполнение не озвученного до конца приказа выхватил из ножен саблю и неожиданно нанес удар по голове дервиша. Потом, как ни в чем не бывало, вытер окровавленную саблю о халат дервиша и пошел следом за Мирзой Медхуном.
В первое мгновение дервиш Гамбар, словно ничего не поняв, поднес руку к голове. Потом, посмотрев на окровавленную руку и только успев сказать «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его», завалился на бок…
Известие с быстротой молнии облетело город. Все были в страхе. Люди шаха прямо перед минбаром муллы в мечети убили дервиша, который встал на защиту Хезрета Али. Или об этом не знал шах, или же его люди посходили с ума. Знать, религиозные деятели, купцы, хаджи и кербелаи , уважаемые люди, возмущенные случившимся, стали собираться в саду Саадабад перед шахским дворцом. Но пока все происходило спонтанно, и никто не знал, что делать. Никто не рисковал брать на себя ответственность. Если шах, считавшийся духовным наставником, отказывался от руководства общины шиитов, тогда непонятна была судьба мюридов и было неясно, какие шаги они предпримут. Они не могли пойти против самих себя. И потом, этот сбор на площади шах мог расценить как бунт. Знать хотела понять, что думает по этому поводу сам шах. Наконец, было принято решение, что глава рода Текели Эрдоглу Халифа и глава рода Туркман Амир хан пойдут на прием к шаху и попросят ответа на интересующие их вопросы веры.
Один из присутствовавших на обсуждении этого решения спешно отправился к шаху, сообщив ему, что два рода – Текели и Туркман – намерены, объединившись, свергнуть шаха и посадить на престол сына его старшего брата Мухаммеда Мирзы – Гасана Мирзу. Известие разорвалось в ушах Исмаила словно порох, при этом он забыл наградить доносчика. А если не наградил, значит, должен был наказать. Это правило тоже было его изобретением. И в соответствии с ним, как только доносчик от крика шаха попятился назад, визирь Салман Мирза взглядом поискал начальника охраны Балтачыоглу. Подавать знак или приказывать не было необходимости. Стражники, ежедневно кого-то убивавшие – не разбираясь, виноват или нет, и руки которых по локоть были в крови, поймали доносчика за дверью, накинули на шею петлю и удавили. Потом один из них за ноги уволок бездыханное тело.
Яростные крики шаха Исмаила слышались во всем дворце. Как он по сей день мог забыть о брате Мухаммеде Мирзе и его детях? Почему ему не напомнили о них? Когда шах встал, пинком отбросив небольшой кувшин, пиалы, вазу с фруктами, Салман Мирза незаметно скользнул за одну из колонн.
Надо было срочно успокоить народ. Потом очередь дойдет и до него. Кто имел право обсуждать изданные шахские указы?
- Если гора не идет к Мухаммеду, Мухаммед пойдет к горе!
Приняв это решение, шах Исмаил Второй решительно пошел к двери. По мере того, как шах в окружении стражников шел в сторону сада, Балтачыоглу кричал:
- Шах идет, преклоняйте колени, шах идет, преклоняйте колени!
Если бы в эти минуты кто-то осмелился не выполнить данный приказ, шах лично отрубил бы ему голову. Все, кто были в саду, повернувшись к шаху, падали на колени. Выйдя на середину сада, Исмаил придержал шаг. Двое стражников, несшие переносной трон, поставили его рядом с ним. Исмаил оглядел народ и гневно спросил:
- Где эти Эмир хан и Эрдоглу Халифа?
Так как не было приказа «встать», никто не посмел даже головы поднять. И только двое выпрямились.
- Мы здесь, наш шах.
- Подойдите поближе! – так же гневно приказал шах.
У Эрдоглу Халифы задрожали ноги. Эмир хан тоже понял, что идет на верную смерть, однако постарался сохранить хладнокровие.
Когда они приблизились к трону, шах резко встал и положил руку на эфес сабли.
- Канальи! Вы, утверждая, что я принял суннитскую веру, думали, что опозорите меня среди кызылбашей? Вы хотите подорвать веру народа в меня?! Отвечайте, кто из вас выдумал это?
Эрдоглу был бледен как полотно, язык прилип к гортани. Он не в состоянии был что-то говорить. Более того, от страха он успел обмочиться. А Эмир хан понял, что если он сейчас не даст безукоризненный ответ, сразу услышит указ о казни.
- Это не совсем так, мой шах! Наша вера в вас незыблема, – смело и решительно начал Эмир хан. – Мы считаем, что если наш шах не проявил внимание к вопросам веры, это исходит из его загруженности государственными делами. Однако, Мирза Медхун Шарафи, не выяснив этот вопрос, оклеветал нашего шаха. Он открыто заявляет народу, что наш шах склоняется к принятию суннизма. Более того, Мирза Медхун даже ведет с улямами дискуссии о превосходстве этой веры. Если наш шах считает эти слухи неправдой, пусть накажет его. Здесь нет нашей вины, о мой шах!
Исмаил не ожидал такой смелости. На мгновение он растерялся, забыв о том, какое решение принял. Но и гнев остыл.
- Где Мирза Медхун? – закричал он.
Крик шаха разнесся по всему саду. Исмаил начал искать Медхуна среди тех, кто был в саду. Не было похоже на то, что Эмир хан говорит неправду. Один из стоящих в толпе – мужчина в белой чалме – осторожно выпрямился.
- Иди сюда, негодяй! Я все время провожу в молитвах за вас, а вы в это время ведете пропаганду против меня!
Стражники быстро подхватили Мирзу Медхуна и бросили его к ногам шаха.
- Негодяй! – обрушился на Медхуна шах. – Ты сомневаешься в моей вере кызылбаша? Я тебе разве такое указание давал? Я сказал, что кто-то может жить по суннитским законам. И таких преследовать нельзя, ибо обе веры исходят из священной книги – Корана. А ты мои же слова повернул против меня! Клянусь могилой моего деда шаха Исмаила: я такой же кызылбаш, как и он!
Мирза Медхун попытался было открыть рот, но шах не позволил ему что-то возразить:
- Убрать его отсюда, чтобы глаза мои его не видели! – приказал он Балтачыоглу, ткнув пальцем в валявшегося под его ногами Мирзу Медхуна. – А этого бросить в темницу! – Этот приказ касался уже Эрдоглу Халифы.
Двое стражников поволокли Мирзу Медхуна, а двое других, подхватив под руки Эрдоглу Халифу, отвели того в темницу. Исмаил шах, увидев его мокрые шаровары, брезгливо плюнул ему вслед.
Шах добился своего – успокоил народ. Теперь надо было решить вопрос принца, которого прочили на его место. Он снова обратился к Эмир хану.
- Если я не достоин быть шахом кызылбашей, то согласно вашему договору и решению привезите из Тегерана Гасана Мирзу и объявите его шахом.
Эмир хан понял, что имел в виду шах.
- У нас такого и в мыслях не было, мой шах! Кто наш духовный наставник, тот и есть шах. – Протянув руку, он показал на все еще коленопреклоненных колена людей. – Если не верите, можете спросить у народа. Наша вера только в вас! На вашем пути мы готовы сложить головы!
Исмаил шах был так разозлен, что забыл о людях, находившихся в саду, и лишь после слов Эмир хана посмотрел на них. Людей в таком положении нельзя было долго держать. Шах махнул рукой в сторону Балтачыоглы, и тотчас зычный голос начальника охраны разнесся по саду. Люди, хоть все это время и стоявшие на коленях, прекрасно слышали весь разговор. Встав, они стали кричать:
- Да здравствует наш шах!
- Да здравствует наш духовный наставник!
Исмаил шах убедился, что смог рассеять сомнения народа. Для последующих волнений повода не было… но оставалась опасность в лице племянника. И он вновь обратился к Эмир хану:
- Если вы на самом деле не помышляете о том, что хотите привести на престол Гасана Мирзу, вы должны доказать это делом.
Эмир хан опять прекрасно понял, куда клонит шах. Приложив руку к груди, он склонил голову.
- Будет так, как вы пожелаете!
Шаху нечего было больше сказать; он добился своего. В сопровождении стражников он гордо прошагал в сторону дворца. Всякая попытка противостоять его власти должна была пресекаться на корню.
Через некоторое время люди, отправившиеся в Тегеран, смогли найти Гасана Мирзу и убить его.
Исмаил шах отравлен
Газвин, 1577 год, 24 ноября
Перихан часами не выходила из своей комнаты в гареме. Все ее взгляды, все движения источали ярость. Ненависть, отвращение к брату – Исмаил шаху – переливали через край. Если бы они столкнулись лицом к лицу, она, не сдержавшись, бросилась бы на него. Она и представить себе не могла, что родной брат может быть таким подлым и неблагодарным. Сначала он отстранил ее от всех государственных дел, потом издал указ о казни ее жениха. Почему? Потому что Перихан, его родная сестра, не побоялась, будучи женщиной, встать лицом к лицу со смертью, вытащить его из крепости и привести прямо на престол? В истории равноценную подлость в свое время совершил только Езид ибн Муавия. Если смерть своего жениха она как-то пережила (все равно у нее к этому человеку не было никаких чувств), то смириться с удалением ее от государственных дел, какими она занималась с юности, и смертью близких родственников и товарищей по борьбе она никак не могла. Известие, которое Перихан услышала от старшей рабыни, потрясло ее. Ее брат все дела в дворцовом совете поручил визирю Мирзе Салману, фарсу, нарушив тем самым баланс сил во дворце. Ей было известно и о недовольствах среди знати и эмиров. Из-за предательства и подхалимства представителей знати других национальностей, бездумной жестокости стражников, чрезмерной беспощадности Исмаила все молчали, не смея возражать. Потому что Исмаил, объявив кого-то врагом, вымещал свое зло не только на нем, но и на всем его роде и племени. Перихан – благодаря своему богатому опыту – знала, что если в стране царят беспорядок, анархия, тирания, если не работают законы, то все это отражается и на областях. В результате государство оказывается неуправляемым. А голова шаха Исмаила была забита пьянством, женщинами, кровопролитием, курением тирьяка. После долгих раздумий дочь шаха приняла решение: если не убрать шаха, все его страшные деяния буду повторяться все чаще и чаще, в результате государство и династия исчезнут!
…После обеда Перихан, взяв миску с медовым сиропом, подошла к окну и отпила глоток. Вкус ей очень понравился. Перихан посмотрела из окна в сад гарема. Погода неожиданно испортилась. Небо затянуло тучами, холодный воздух предвещал снег. Цветы пожухли, деревья стояли голые. «Природа, словно порочная женщина, раздеваясь догола, становится такой простой, - подумалось ей. – И женщина, и природа, и вообще красота любят оставаться неявными, полускрытыми». Вот уже сколько времени она не пишет стихов – политическая борьба, месть, ненависть, гнев отдаляли ее от поэзии. Это умел только ее дед – шах Исмаил Хатаи. А теперь созданное им огромное государство зависело от его сумасшедшего внука!
Стук в дверь раздался неожиданно – после обеда ее обычно никто не беспокоил. Стук ее очень удивил, но все же она дала разрешение войти. На пороге возникла старшая над всеми рабынями по имени Хавер. Хавер, которую в свое время Перихан буквально вытащила из грязи, холода, голода, нищеты и опасности разврата, теперь преданно служила ей. Еще во времена отца Перихан сама добилась, чтобы ее сделали старшей. И тогда, и сейчас Хавер была ее глазами и ушами в гареме. Перихан, не дожидаясь того, что скажет рабыня, опередила ее:
- Какие новости из дворца, Хавер?
Та замахала руками. Несмотря на то, что ей было всего тридцать пять, из-за полноты она выглядела старше.
- Какие могут быть новости, ханум, опять началось. Балтачыоглы приказал к вечеру подготовить пять рабынь, девушек-музыкантш, и отправить их в дом халвачы Гасана. Клянусь, я уже не старшая рабынь, а старшая проституток!
Перихан рассмеялась, потом вдруг, приложив палец к губам, прошептала «тс-с-с».
- Успокойся! Ты никогда при мне не говорила таких слов.
Ее и так прекрасное личико посветлело. Но в глаза все равно пылали яростью и местью. Хавер внимательно посмотрела в глаза своей госпожи и ужаснулась. Вспомнив недавний с ней разговор, слегка прикусила губу.
Дочь шаха была уверена в своей служанке. Такая пошла бы на смерть, но не изменила бы хозяйке. Несколько дней назад Перихан поделилась своими сокровенными мыслями с Хавер, которую она в свое время выбрала еще и за ум. Хавер выполняла поручения не как служанка, а как свои личные дела, решала все проблемы самостоятельно, без лишних вопросов. Перихан не раз ее проверяла и ни разу не ошиблась в выборе. То, что было сказано несколько дней назад, на этот раз Перихан озвучила более подробно.
- День мести настал, Хавер! – прошептала Перихан ей на ухо. – День мести! Его блудливость ему же вылезет боком! Человек, считающийся духовным наставником, собственным поведением должен быть примером для своих последователей! Но этот уже покинул Ислам и умрет как гяур! Ты подготовила девушек?
Хавер, кивнув головой, также шепотом ответила:
- Да, ханум, подготовила. Гульнар тоже среди них.
- Не выдаст? – На это раз голос Перихан донесся, словно из колодца, Хавер даже пришлось приблизить ухо к ее губам.
- Нет, ханум, ей можно доверять. Я несколько раз испытывала ее, давала ей неправильные поручения. Молчунья, слова лишнего не скажет. Впрочем, помимо этого, я раз пять ее выручала от позора, знаю ее секреты. Скажу – умри, умрет. И потом, я много чего ей пообещала.
- Пообещай еще, - Перихан чуть запнулась, потом добавила: - Скажи, что освобожу ее как рабыню, станет старшей, что захочет, то и получит.
Услышав слово «старшей» Хавяр отпрянула от ханум и удивленно посмотрела на нее. Перихан, прочитав в ее глазах немой вопрос, рассмеялась. Потом пальцем ткнула Хавер в грудь.
- Ты же, Хавер, будешь руководить гаремом! У меня вернее тебя никого больше нет.
Хавер глубоко вздохнула, лицо прояснилось. Руководить гаремом – значит иметь новые привилегии, она будет знать все секреты женщин, давать им поручения, заботиться о них.
Радость в глазах Хавер проявилась в ответе.
- Хорошо, ханум, пообещаю ей все, что надо. Она не откажет мне.
Дочь шаха, удовлетворенно кивнув головой, подошла к комоду, вынула из него небольшую шкатулку и достала оттуда что-то, завернутое в зеленую тряпочку. Когда она развернула ее, там оказалась белая горошина размером в фундук. Вновь завернув, передала Хавер.
- Отдай это девушке. Когда они начнут курить кальян, пусть положит в тирьяк. Это может отравить не только его, но и слона.
Хавер взяв тряпочку, спрятала ее под складками платья…
Несмотря на то, что стоял лишь полдень, во дворце был отдан приказ зажечь свечи и дровяные печки. Шаха бил озноб, его трясло. Но это не было связано с холодной погодой, это были последствия необузданного пьянства и курения тирьяка. Стоило ему часа четыре не пить вина и не курить, как состояние ухудшалось, все тело начинало ломать. Поэтому он пил, курил тирьяк каждый день, потом, ничего не соображая, ставил печати на бумаги, которые ему подсовывал визирь Мирза Салман. И снова продолжал развлекаться с красивыми женщинами.
На обед была подана хашлама из баранины, шашлык, различные блюда из рыбы и птицы. Дворцовый халвачы Гасан сидел у его ног, Мирза Салман – с правой стороны. Слуги часто меняли посуду, наполняли опустошенные кубки, но шах никак не мог насытиться, все ел и пил. Если кто-нибудь из подданных увидел его в таком состоянии, мгновенно донес бы до сведения высших религиозных деятелей, и это грозило бы шаху огромными неприятностями. Шах уже заметно опьянел, лицо раскраснелось. Подняв кубок с вином, он мутным взглядом оглядел своих сотрапезников, потом остановил взгляд на визире:
- Ты, Мирза, что-то мало пьешь. Или опять намерен напоить меня, потом подсунуть бумагу для печати? Или боишься, что главный мулла тебя застукает?
Исмаил шах громко расхохотался. Так хохотать он научился еще в крепости Гехгехе. Кубок в руке затрясся, вино пролилось на скатерть. Белая скатерть покрылась словно кровавыми пятнами. Увидев пятна, шах резко оборвал смех, тупо уставившись на скатерть. Ему вдруг показалось, что это его кровь. Сердце стукнуло где-то в горле. Шах взглядом поискал Балтачыоглу. Увидев того, стоящего у дверей, успокоился. Балтачыоглу Исмаил очень сильно доверял. А тот оберегал своего шаха, хорошо понимая, что бережет и себя.
- Давай, Мирза, подними кубок, все равно ни тебя, ни меня никто не видит. Пей! Я за этой скатертью и Мирзу Медхуна до полусмерти спаивал! Он пил, потом, прополоскав рот водой и пожевав пряности, шел читать проповеди в меджлисе. И никто ничего не понимал.
Исмаил шах вновь громко расхохотался.
- Если наш шах прикажет, и главный мулла будет пить вино, - угодливо произнес Мирза Салман. – Почему бы и нет? Кто он такой? Я думаю, вы это сделаете. Это лучший путь заткнуть ему рот.
- Хм, на самом деле, а почему бы и нет? – Исмаил шах на мгновение задумался. Но потом его взгляд остановился на Мирзе Салмане. – Хорошо, скажи мне, Мирза Салман, почему ты мне доселе ничего не говорил о моем брате Мухаммеде Мирзе в Ширазе и его детях? Разве они не злейшие враги государства? Отвечай! Нет, сперва выпей за здоровье шаха, потом ответь!
У визиря, вновь услышавшего о Мухаммеде Мирзе, от страха пересохло в горле. Для того чтобы выиграть время и заслужить милость, он взял кубок и осушил его. Вытерев рукавом вино, пролившееся на бороду и усы, поставил кубок на скатерть. От вина, выпитого залпом, у визиря захватило дух. Он схватил куриную ножку и стал ее обгладывать. Но шах этим не ограничился и подмигнул виночерпию, чтобы тот налил еще.
- Это еще не все, Мирза Салман! Вечером ты получишь такое удовольствие, что очень долго будешь вспоминать об этом. Я слышал, что ты затаскиваешь в постель вдов тех, кого я приказал казнить! - проговорил шах, продолжая хохотать.
Мирза Салман же от услышанного словно окаменел. Откуда шах узнал об этом? Ведь это было всего один раз. Впрочем, тогда вся семья казненного должна была быть уничтожена. И он, не сумев пересилить соблазн, заключил с женой казненного сига и овладел ею прямо в темнице, куда она была брошена.
Исмаил шах потягивая дым из кальяна, томным взглядом иронично глядел на Мирзу Салмана. Тирьяк был способен заглушить любую боль в теле. В тюрьме он всегда забивал боль тирьяком. И теперь, чувствуя странные боли в теле, он приказал положить в кальян побольше тирьяка. И это помогло, боль ушла куда-то вглубь, взамен по телу разливалось блаженство. Так можно было наслаждаться до утра, летать над райскими садами как пчелы, садиться на голых райских дев, потом опять летать…
Все уже решили, что шах заснул, как он неожиданно открыл глаза.
- Поднимите кубки, пьем за райских дев!
Внутренний озноб прекратился, но этого ему было недостаточно. Шаху хотелось напиться до потери разума. Долгие годы он мечтал об этом. Что может быть лучше вина и тирьяка, чтобы забыть внутреннюю ненависть, пережитые боль и унижения?
С трудом, покачиваясь, он встал. За ним поспешили встать и его сотрапезники.
- Все ли готово? Кальян, девушки, музыканты? – спросил он, растягивая слова и заикаясь от пьяной икоты.
Балтачыоглу опередил халвачы Гасана.
- Да, мой шах, все, что вы сказали, выполнено!
- Н-ну, если так… – все так же глотая гласные, пробормотал Исмаил шах. С трудом снял с головы корону, он бросил ее на скатерть. – Пе-п'реоденемся и… ик… идем…
Яд сделал свое дело, и тупая боль в желудке, которая мучила Исмаила, вновь вернулась. Она становилась все сильнее. От этой боли шах буквально протрезвел. Ему захотелось открыть глаза, но даже на этот у него не хватило сил. Он попытался разлепить губы, подвигать руками и ногами, но все было бесполезно. Работал только мозг. Видимо, тирьяк полностью взял над ним верх.
Он почувствовал, как его на руках несут в его покои. Он даже видел это, но у него не хватило сил рассердиться. Сейчас он отправится к настоящим райским девам! Он чувствовал даже, как его уложили в постель, но не понял своего состояния. В один момент почувствовал, что ему нужно срыгнуть то, что в желудке. Попытался сунуть пальцы в рот, но не смог сделать и этого. Он чувствовал, что ему приходит конец. Через некоторое время и голова могла перестать соображать. «О, Аллах, что я такого сделал, что ты ускорил мой конец?», - только и смог подумать шах. И в этот момент перед глазами вереницей прошли образы различных людей. Как только он узнал их, хотел взъяриться, но и на это не хватило сил. Это была его родня, которых он считал своими врагами. Среди них были дети и младенцы. Все они невинными глазами смотрели на него. И он в миг понял, что они невиновны. Эта правда проткнула его мозг словно иглой. Эта игла и была его последней мыслью. Под тяжелым грузом своих страшных деяний он не смог сделать даже последний вдох.
На следующий день Балтачыоглу и халвачы Гасан, прождав до обеда, забеспокоились. Стоя возле дверей, несколько раз позвали шаха, но, не получив ответа, вынуждены были открыть дверь и войти.
Исмаил Мирза, он же шах Исмаил Второй, он же Исмаил Безумный, лежал скрюченный, закоченевший, как сушеное мясо.
Известие о смерти Исмаил шаха мгновенно облетело весь Газвин. Все главы родов отдали приказ своим людям быть готовыми к военным действиям. Внезапная смерть шаха могла быть поводом для мести. Наряду с этими приказами главы родов и их близкие собрались на площадь перед дворцом. Представители родов Устаджлы и Шамлы стояли с одной стороны площади, Текели и Туркман – с другой. Между ними в качестве живой изгороди стояли авшары и румы, которые пока пытались сдерживать словесные перепалки.
Мирза Салман предпринимал все попытки, чтобы предотвратить столкновения в Газвине, уговаривая стороны. Но на него не обращали внимания. Многие не понимали, что остановить начавшиеся столкновения будет очень сложно. Неизвестно было и то, кому достанется власть. Так что любым путем надо было предотвратить стычки.
Увидев на площади Газвина считавшегося одним из самых уважаемых и мудрых людей – Халил хана Афшара, Мирза Салман обрадовался. Быстро подойдя к нему, почтительно отвел его в сторону.
- Халил хан, вы знаете, как мы вас уважаем, - угодливо взглянул ему в глаза Мирза Салман. – Даже покойный шах относился к вам с уважением. Если вы не вмешаетесь, в государстве наступит хаос. Чувство мести смоет умы людей. Тогда кому нужно будет это государство? Нас перебьют, а османские сунниты легко захватят наши земли. Надо что-то предпринимать, прошу вас. Никто, кроме вас, Халил хан, этого не сделает.
Халил хан мельком взглянул на козлиную бородку визиря. Мирза Салман ему не нравился, но он был прав. Противостояние затронет каждый дом, каждую семью. Никто от этого не выиграет. Ничего не обещая Мирзе Салману, Халил хан бросил: «Иди за мной!». И хотя визирю не понравилось это высокомерие и то, что его принизили, он вынужденно пошел за Халил ханом. Халил хан же вышел на середину площади и громко заговорил:
- Уважаемые беки, ханы, эмиры, успокойтесь! От ваших криков ничего не слышно.
Огромная толпа, услышав голос хана, затихла.
Подождав немного, Халил хан продолжил:
- Уважаемые, так нельзя решать вопросы! Вы что, хотите, чтобы из каждого двора вынесли по два-три покойника? Хотите, чтобы ваши дома, ваше имущество разграбили, а над женщинами и девушками надругались? Хотите, чтобы сунниты-османы воспользовались этим?
- Что ты предлагаешь, хан? – спросил один из стоявших рядом с ханом аксакалов, перебирая четки.
Халил хан определился, о чем будет говорить, еще беседуя с Мирзой Салманом.
- Когда уже нет слов, ума и благоразумия, в дело вступают мечи. А у нас есть и слова, и ум, и благоразумие. И нам есть о чем поговорить. Поэтому предлагаю, чтобы аксакалы, главы родов, эмиры и вся знать собрались во дворце. Сядем, обсудим все вопросы. Стыдно перед простым народом. Не возражаете?
С разных концов площади раздались одобрительные выкрики:
- Нет, не возражаем!
Халил хан Афшар остался доволен.
- Аллах вам в помощь! Значит, через некоторое время встречаемся во дворце. Оставим оружие дома и возьмем во дворец только ум. Наш ум острее любого меча. Давайте не позорить себя, как это делали некоторые представители нашего народа. – И добавил, тем самым дав понять, что разговор окончен: - Список тех, кто должен придти во дворец, составит Мирза Салман.
Халил хан снял с пояса саблю и передал его племяннику, стоявшему рядом.
Мухаммед Мирза стал шахом, Хейраниса – Мехди Ульей
Во дворце Чехелсутун произошел невиданный доселе случай. Несмотря на то, что шаха нет, в приемной невозможно было протолкнуться. Каждый понимал свою значимость и считал за честь быть здесь. Были и те, кто отеровенно кичился этим. Сегодня здесь писалась новая страница династии и страны.
Из дальнего окна зала за присутствующими пристально наблюдали два глаза. Это была принцесса Перихан.
Халил хан тоже наблюдал за сидевшими вдоль стены представителями знати, раздумывая, каким образом помирить враждующие рода. Хотя он и знал о решении, которое примет, в глубине души продолжал сомневаться. Избрать нового шаха – дело достаточно сложное. Кроме этого, поперек пути стояла Перихан. Ее авторитет среди знати перебивал даже популярность его самого. Стоило ей лишь поднять руку, как в стране вновь все перемешается. За короткий срок два правителя покинули этот мир не по своей воле. Никто из присутствующих в зале не мог пойти против авторитета дочери шаха, а без ее согласия этому собранию была бы грош цена. Халил хан хорошо понимал и то, что без переговоров со всеми сторонами, без примирения избрать нового шаха будет невозможно. И поэтому в первую очередь ему хотелось знать мнение Перихан.
- Каково твое мнение, Шамхал бек?
Шамхал Солтану не очень хотелось открывать то, что на душе:
- Клянусь Аллахом, не знаю, что и сказать… Кого захочет избрать шахом знать, тот и будет, но… - Он сглотнул слюну, помолчал. – Но надо бы посоветоваться и с дочерью шаха. Ты же знаешь, какой у нее авторитет.
- Правду говоришь, - поддержал его Халил хан Афшар. – Без нее мы не сможем ничего решить. Может, так поступим… - И внимательно посмотрел на дядю девушки. Под этим взглядом у Шамхала Солтана вздрогнуло все нутро, но он не подал виду. – Ты отправь к принцессе гонца. Пока мы будем здесь обсуждать, неплохо бы и ее мнение узнать. Пока гонец не вернется, я затяну объявление решения.
Шахмал Солтан в какой-то миг почувствовал себя на вершине власти.
- Для чего нужен гонец? Я сам пойду и сам узнаю ее мнение. Многие не поверят словам гонца, другое дело, если от ее имени буду говорить я. Разве это не будет более весомо? – И он вопросительно посмотрел на Халил хана.
Халил хан прекрасно понял, к чему тот клонит, однако не подал виду.
- Ты прав, Шамхал бек, я буду здесь вести собрание, а ты быстро иди к ней, но не опаздывай. После принятия решения уже будет поздно, мы перед ней опозоримся.
- Это твои проблемы, постарайся не опозориться. В свое время опозорились Гейдар Мирза и Безумный Исмаил.
Говоря это, Шамхал Солтан не скрывал своей иронии. В то же время краем глаза глядел на окно в противоположном конце зала, где за занавесью скрывалась Перихан. После того, как он ушел, Халил бек решил начать совет.
- Уважаемые, причину нашего собрания здесь вы знаете. Шах, наш духовный наставник, покинул сей мир. Теперь, чтобы государство не осталось без хозяина, нам нужно избрать нового шаха, но прежде… - Халил бек замолчал и многозначительно посмотрел сначала на старого вождя туркман Эмир хана, затем на молодого главу устаджлы Пири Мухаммеда. - Согласитесь, что в условиях вражды между родами выбрать шаха не представляется возможным. Потому что у каждого будет своя кандидатура. – Сказав это, Халил хан начал прохаживаться по залу. – В итоге пострадаем мы сами, погибнут наши дети, лучшие люди государства. Глаза наших матерей и невесток не просохнут от слез, дети останутся сиротами, имущество будет разграблено и достанется суннитам. Вам нужна такая жизнь? Не стыдно ли будет толкнуть народ на братскую резню нам, у которых есть Деде Горгуд, Шейх Низами, Шах Хатаи, Насими, Физули?
- Что ты предлагаешь, Халил хан? - спросил кто-то с места.
Халил хан обернулся на голос, но не успел заметить вопрошавшего. А это имело для него важное значение, потому что задавший такой вопрос представитель рода подтверждал этим свое согласие. С этим уже легче было говорить.
Халил хан прошелся по залу еще, потом остановился перед Пири Мухаммедом. Медленно, с расстановкой произнес:
- Есть мудрая пословица: «Злому – смерть, а доброму – воскресение». Если вы, - он показал на Эмир хана, - собираетесь враждовать, государство останется без правителя, будет разброд, смута, нас быстро одолеют настоящие враги. Предлагаю – ради спокойствия в стране! – прежде чем мы изберем шаха, вы помиритесь, в противном случае я отказываюсь от участия в этом собрании, не хочу присутствовать на бесполезном мероприятии.
- Он прав! – раздались голоса с мест. – В тяжелые для государства времена подобное недопустимо!
Халил хан все это время исподволь наблюдал за Пири Мухаммедом, ища способ помирить его с туркманами, и неожиданно обратился к нему:
- Пири хан, если не трудно, встань, пожалуйста!
В этой ситуации Пири хан никак не мог противоречить слову аксакала, иначе его авторитет был бы похоронен тут же. Несмотря на недовольное выражение лица, он встал.
- У твоего рода исключительные заслуги в возникновении этого государства. Еще во времена Шаха Исмаила для его прихода к власти ваш род понес немало потерь. Разве вы хотите, чтобы государство, построенное ценою крови ваших соплеменников, сегодня развалилось?
Вопрос, поставленный в лоб, сильно смутил молодого хана; он растерялся. Ради дел государственной важности каждый был готов пожертвовать всем, и Пири хан в этом смысле не был исключением.
- Как можно, Халил хан! Для блага государства Сефевидов мы готовы пожертвовать и богатством, и жизнью. Благодаря этому государству мы сегодня так сильны.
- Тогда… - Халил хан обернулся к вождю туркман Эмир хану. – Подойдите оба ко мне. Я думаю, что Пири Мухаммед как младший поцелует руку Эмир хана, а Эмир хан как аксакал поцелует Пири Мухаммеда в лоб. На этом ваши внутренние распри закончатся. Не так ли, любезные беки и ханы?
Никто из присутствующих не смог возразить против мудрого решения. Со всех сторон раздались выкрики «Это так, правильно!». Пири хан подошел к Эмир хану, склонил колено и поцеловал его руку, а тот поднял его, обнял и поцеловал в лоб. Таким образом было заключено мирное соглашение «отец-сын». В это время сидевшая у окна и из-за края занавеси наблюдавшая за происходящим Перихан удовлетворенно кивнула головой, потом обернулась к стоящему рядом Шамхал Солтану.
А в зале Халил хан тем временем продолжил обсуждение:
- Уважаемые! – громко воскликнул он. – Шах неожиданно покинул нас, но сейчас не время разбираться в подробностях, государство нельзя оставлять без правителя, иначе враги пойдут на нас. Изберем нового шаха, и пусть он займется разбирательством этого вопроса. Что вы посоветуете?
Со всех сторон раздались голоса:
- Верно!
- Мы хотим видеть нового духовного наставника!
Халил хан поднял руку, голоса смолкли.
- Уважаемые, мы для этого здесь и собрались. Сегодня мы изберем нашего шаха. Дело в том, что из нашей династии есть несколько представителей: Мухаммед Мирза, его одиннадцатилетний сын Гамза Мирза и другой, девятилетний сын Аббас Мирза…
Кто-то, осмелев, перебил его:
- Если на то пошло, у Исмаил шаха годовалый сын Шахшоджа. Почему бы не ему стать шахом?
- Я собирался и его назвать, но кто-то нетерпеливый перебил меня. – И он поискал глазами этого нетерпеливого. – Ну, что скажете?
Сзади послышался другой голос:
- Нет, я против того, чтобы малых детей объявлять шахами. Пока эти младенцы вырастут, их дядьки якобы будут их воспитывать, а над нами измываться.
Вождь рода туркман встал, прошел на середину зала.
- Да, это так! От какого рода будет избран шах, тот и начнет набирать своих людей, а это станет причиной недовольства других родов. Я думаю, что шахского престола достоин наследник Тахмасиб шаха, его старший сын Мухаммед Мирза. Большому кораблю большое плавание! Разве не так?
Зал загудел, все говорили разом. У Мирзы Салмана сияли глаза. Он был фарсом по крови и не мог влиять на выбор шаха беками Огуза. А, впрочем, многим присутствующим здесь Мухаммед Мирза был выгоден во всех отношениях. О его физической немощи и слабой воле в Газвине знали все. Управлять таким шахом было несложно. После Безумного Исмаила все нуждались в таком шахе.
Шум в зале сменился выкриками:
- Абсолютно правильно, он прав!
- Мы должны вернуть ему принадлежащее ему право!
- Да здравствует наш новый шах!
Никто уже не слушал друг друга, говорили разом все. Наконец, Халил хан поднял руку и громко потребовал:
- Уважаемые, успокойтесь, наконец! – Голоса потихоньку смолкли, наступила тишина. – Никто не возражает против того, чтобы Мухамеда Мирзу избрать шахом. Но, давайте послушаем, что скажет Перихан ханум? – Он повернулся, посмотрел на дверь. – Не зная ее мнения, этот вопрос сложно будет решить. Сейчас придет Шамхал Солтан. Она ведь тоже дочь шаха! Перихан ханум умеет бороться за справедливость, у нее наверняка больше заслуг перед государством, чем у нас.
После этой речи выступили аксакалы, беки, ханы. Если бы Перихан была мужчиной, то в результате их похвал она единогласно была бы избрана шахом.
Прошло немного времени, двери распахнулись, Шамхал Солтан с надменным видом прошествовал в зал. Все с большим интересом уставились на него.
Для того чтобы положить конец этой немой сцене, Халил хан заговорил:
- Ну, мы ждем тебя. Каково мнение ханум?
Шамхал Солтан прошел на середину, остановился, положив руку на эфес сабли.
- Перихан ханум выразила каждому из вас благодарность. Сказала, что не возражает против решения знати, эмиров, пусть даже Мухаммед Мирза, но… - Он многозначительно замолчал, обвел взглядом зал. – Но у ханум есть одно условие. А условие в том, что она тоже является наследницей отца, и поэтому все государственные дела будет вести сама. Пусть Мухаммед Мирза в качестве шаха сидит в Ширазе, а ханум будет управлять государственными делами отсюда. По состоянию здоровья Мухаммед Мирза не способен управлять. Какие у него за последние годы заслуги в укреплении государства? В качестве шаха попадет в историю, как духовный наставник будет руководить нашей верой, а дальше… дальше будем уповать на Всевышнего.
Все присутствующие, прекрасно зная, что Перихан умнее и способнее многих мужчин, что она разумный политик, особо возражать не стали. В нынешней династии Сефевидского государства не оставалось мужчин, способных управлять страной. Все выступавшие говорили отнюдь не о новом шахе Мухаммеде Мирзе, а хвалили Перихан, цитировали строки из ее стихов, рассказывали о ее гибких организаторских способностях во время свержения шаха Гейдара Мирзы, об известном смело написанном письме Безумному Исмаилу. Похвалы раздавались со всех сторон.
А она в это время стояла возле окна, наблюдала за всем этим и посмеивалась.
После того как все выступления завершились, Хахали хан Афшар провел открытое голосование. Абсолютное большинство голосов было отдано за Мухаммеда Мирзу, и он был избран шахом. Собравшиеся воздали благословения пророку Ислама Мухаммеду и имаму Али. Затем в честь нового правителя Мухаммеда Тахмасиб оглу Худабенде была прочитана шахская проповедь.
Собравшиеся чувствовали себя, словно сбросившими с плеч тяжеленный груз. Уже слышались и шутки. Один из присутствующих громко спросил: «Интересно знать, нам за все то, что мы сделали, сбавят или добавят налоги в казну?». И потом тот же голос ответил на собственный вопрос: «Мы его создали, мы и должны помогать первыми, платить столько налогов, сколько нужно!». Этот ответ вызвал у всех громкий смех.
Но уже на выходе из ворот дворца стали раздаваться крики «Аллах акбар!». Этот выкрик эхом прошел по улицам Газвина. Все жители кричали «Аллах акбар!», потом воздавали благословение. Жители Газвина очень сильно верили, что все будет хорошо.
Через некоторое время забили барабаны и гонги. Глашатаи, дабы сообщить народу важную новость, вышли из ворот дворца и разошлись по сторонам.
Перихан с надменным видом медленно спускалась по дворцовой лестнице, на ходу диктуя семенящему рядом с ней писарю новые указы.
- Немедленно освободить всех брошенных Исмаилом Безумным в темницы за политические взгляды и верность государству! Срочно создать совет аксакалов кызылбашей. Определить источники недостачи, количество долгов, пресечь расточительство в казне!
За ней шла довольная и сияющая от радости старшая над рабынями Хавер.
Через несколько дней Мирза Салман в сопровождении группы всадников выехал из ворот города. Он с радостной вестью спешил в Шираз, но сам выглядел отнюдь не радостным.
Один из бродяг, опершись на палку, сдвинув в раздумьях брови, пристально смотрел им вслед. Это был бывший начальник охраны, правая рука покойного Исмаила Мирзы Балтачыоглу. Он все еще стоял, глядя на удаляющихся всадников, как к нему подошли еще восемь бродяг, один из них, прикоснувшись к его руке, дал понять, что отсюда надо уходить. Балтачыоглу сразу прикрыл лицо накидкой, опустил голову и продолжил путь.
Мирза Салман прибыл в Шираз
Визирь шаха ехал по дороге Газвин – Саве – Гумм – Кашан – Исфахан. Он более всего хотел поговорить с Хейранисой, нежели с Мухаммедом Мирзой. Пока все указы и распоряжения шли от Перихан, поэтому в стране установилось двоевластие. Если это продолжится, то шахом в стране будет считаться Перихан, а Мухаммед Мирза будет игрушкой. В первые дни правления Исмаила Безумного была такая же ситуация. Но, Исмаил Мирза, вместо того, чтобы поручить ей какую-то одну сферу, пошел на открытую конфронтацию и вражду, и под конец, вполне вероятно, был устранен по поручению Перихан. Люди говорили, что труп шаха был почерневшим, следовательно, он скончался от отравления.
Мирза Салман взял с собой в дорогу десять воинов и слуг; провизия и подарки для быстроты передвижения были навьючены на лошадей. Он понимал, что время работает не в пользу Мехди Улья, то есть Хейранисы. Перед тем как выехать, он отправил в Шираз гонца.
Несмотря на то, что было очень холодно, у визиря по пути в Шираз в душе теплилась надежда. Он был уверен, что сможет убедить Хейранису срочно переехать в Газвин. Она уже являлась женой шаха, и важно было, чтобы она всегда пребывала рядом с ним, пусть даже повелевая им.
Путники, кутавшиеся в теплые накидки, в глубоко надвинутых папахах, ехали между голых горных вершин. Ливший с вечера дождь смешал снег с грязью, что не способствовало быстрому продвижению вперед.
Когда голые вершины сменились лесным покровом, визирь решил немного отдохнуть, согреться у костра. До Шираза оставалось совсем немного. Если они разведут костер, отдохнут, накормят лошадей, потом отправятся в путь, завтра будут в Ширазе. Темнело, черная масса леса уже была совсем близко, как вдруг он вздрогнул от сурового окрика «Стойте!!».
Визирь резко натянул поводья и стал вглядываться в темноту. Около тридцати всадников выехали им наперерез. В голове сразу промелькнула мысль: «Лишь бы они были разбойниками. С ними легче договориться. Только бы это не были люди Перихан. От этой женщины можно ожидать чего угодно. Говорит одно, сделать может совершенно неожиданное».
Визирь был мастером переговоров.
- Кто вы такие и что вы хотите?
- Этот вопрос мы должны задать вам, - глухо ответил все тот же голос.
Говоривший поднял руку и сразу тридцать стрел нацелились на путников.
Визирь приуныл. Ведь если их здесь убьют, дела, которые начаты многие годы назад, так и останутся незавершенными, более того – могут вообще рухнуть.
«Попробую представиться, может, от этого будет польза», - подумал он.
- Я визирь шаха Мирза Салман.
Сильный ветер в одно мгновение донес его слова до всадников. Как только они услышали имя Мирзы Салмана, луки были опущены, всадники спешились и, несмотря на грязь, преклонили колена. Визирь облегченно вздохнул, поняв, что опасность миновала. Тронув за повод, он подъехал к ним, остановился перед обладателем сурового голоса.
- Встаньте, кто вы такие? Почему преклонили колена, услышав мое имя?
Старший конного отряда встал. К удивлению визиря заговорил с ним на фарси.
- Нас отправила Мехди Улья. В этих местах полно разбойников. Теперь здесь творится полный хаос, дороги небезопасны.
Мирза Салман в душе поблагодарил Хейранису за столь высокую оценку его личности.
- Очень хорошо, тогда поехали. Холодный ветер и грязь совсем нас замучили. Доедем до леса, немного отдохнем, потом продолжим путь, - ответил он также на фарси.
В одной из комнат дворца в очаге потрескивали дрова, разливалось блаженное тепло. На скатерти была расставлена посуда с кишмишом, орехами, абрикосами, ягодами тута. В одной из мисок ярко алели крупные яблоки.
Они сидели на широких подушках друг против друга. Хейраниса видела Мирзу Салмана всего один раз, десять лет назад. В тот год, еще перед кончиной Гази Джахана во дворце, она отправила Мирзу Салмана туда, поручив ему после этого быть в контакте с ее сыном. Отец, каждый раз приезжая, очень много рассказывал про Гази Джахана. Это был человек, очень много сделавший для собственного народа. Во имя тайной борьбы этого народа он, порой, жертвовал своим достоинством. Поговаривали, что он, дабы угодить правителю, целовал задницу его коня, даже дочь отправил в спальню шаха.
Как только визирь прибыл в Шираз, его в первую очередь направили в баню – отмыться от дорожной грязи. Хейраниса терпеть не могла мужчин, от которых разило потом и лошадьми. Он только успел поужинать, как она призвала его к себе. Теперь, сидя перед жарким очагом, она желала услышать все о произошедших событиях от непосредственного их участника. Визирь же, нет-нет, но краем глаза иногда посматривал на ставшую еще красивее за последние десять лет Хейранису. Красная шаль на голове прекрасно оттеняла ее алые щеки.
Мирза Салман рассказал все с подробностями. Но более полно, со всеми деталями, говорил о Перихан ханум. И это более всего интересовало Мехди Улью. Она без устали задавала вопрос за вопросом; казалось, то, что она стала Мехди Ульей, придало ей новые силы. Время от времени Зиньят тихо входила в комнату и, подбросив дров в очаг, также тихо удалялась.
Наконец Хейраниса задала последний вопрос:
- Когда Мухаммеда Мирзу избирали шахом, что сказала Перихан?
Визирь заерзал на месте:
- Я передаю ее слова дословно, моя ханум. – Мирза Салман откашлялся. – «Я не возражаю против того, чтобы Мухаммед Мирза стал шахом, но государственными делами я буду заниматься сама, ему это не позволит слабое здоровье».
Хейраниса, услышав последнюю фразу, резко встала, сердито засопела. Она ходила по комнате, словно не находя себе места. Визирь, глядя на нее, тоже встал.
Походив взад-вперед еще немного, она резко остановилась против Мирзы Салмана, раздраженно смерив его взглядом.
- Как легко говорить о таких вещах! «Государственными делами я буду заниматься сама!». - Повысив голос, Хейраниса надменно приосанилась. – Чтоб ты сдохла! Значит, имя будет наше, а всем будешь ты?! А мы кем будем? Шах-игрушка и его состряпанная жена? Чтоб ты сдохла! Можно подумать, мы столько лет этого и ждали!
Мирза Салман, глядя на разъяренную женщину, радовался тому, что она злится на Перихан, которая была в Газвине, а не на него. Надо было еще больше ее раззадорить.
- А я о чем, ханум, Мехди Улья!.. Вы упускаете время, и оно работает не на вас. Еще чуть-чуть – и Перихан упрочит свои позиции. Однажды она была обманута. Вот тогда я действительно боюсь, что вы станете состряпанной женой шаха-игрушки.
Визирь остался очень доволен собой, потому что смело брошенная фраза сильно подействовала на Хейранису. Но когда он взглянул на нее, у него затряслись поджилки. В ее глазах были непомерные амбиции, ненависть, жажда власти – и наряду с этим женская страсть.
Хейраниса отвернулась, уставившись на потрескивающие дрова в очаге. «И власть, и страсть схожи с языками пламени. Не будет дров, погаснет, подкинешь – разгорится. Страсть к власти не должна угасать, иначе кому она нужна», - думала она.
Отвлекшись от мыслей, женщина повернулась к визирю:
- Что предлагаешь, агаи визирь?
Визирь понял, что стоящая перед ним женщина настроена решительно и, как это было в Ширазе, здесь тоже очень быстро хочет взять власть в свои руки. Назрел такой момент истории, что женщины династии в вопросах власти были более увлеченными, способными и решительными, нежели мужчины. И Хейранису к этому готовили годами, и Перихан словно рождена была для власти. Очень трудно будет кого-то обмануть, украсть что-то из казны или же назначить не тюрка на должность.
- Я предлагаю, чтобы наш шах и Мехди Улья срочно переехали в Газвин и взяли власть в свои руки. Труднее всего продержаться первые сорок дней. Если это не получится, вы не справитесь с Перихан. Отстранить от должностей всех, кого она назначила, будет очень сложно! Исмаил Безумный допустил именно эту ошибку и поплатился за нее. Если все должности займут тюрки, у нас будут проблемы. – Мирзу Салмана именно это и пугало, поэтому он нерешительно спросил: - А переедет ли так скоро в Газвин наш шах? Или и он сперва отправится в Ардебиль? В этом весь вопрос. Представляете, на сколько месяцев это растянется? Надо спешить!
Но Хейраниса уже приняла решение.
- Это не твоя забота, Мирза Салман! – чванливо и одновременно повелительно заявила она. – Как я решу, так шах и поступит. Это ваш шах. А его шахом являюсь я! Как скажу, так и будет! А твое дело продолжать свою деятельность в высшем Совете и не делить ее с Перихан.
Резкость Хейранисы совершенно не обескуражила Мирзу Салмана. Им нужна была именно такая решительная и непреклонная Мехди Улья. В противном случае они ничего не добьются. Именно этот исторический момент мог открыть для них блистательную дорогу на века. В лучшем случае можно было отнять власть у тюрок-огузов, в худшем – поделиться ею.
Приложив руку к груди, он почтительно склонил голову:
- Вы только прикажите нам, Мехди Улья! Мы давно готовы выполнять все ваши приказы!
«Вот так!», - утвердилась в своем решении Хейраниса.
- Агаи визирь, завтра начнется подготовка к переезду в Газвин. Ты же, - она посмотрела на все еще почтительно склоненного визиря, - собирайся, здесь тебе делать нечего, буквально завтра отправляйся в Газвин. Я дам тебе два задания.
- Приказывайте, Мехди Улья! – также, не поднимая головы, сказал Мирза Салман.
Такая покорность понравилась ей. Она уже начинала чувствовать силу большой власти, ее вкус. Это был прекрасный вкус! Он был даже лучше, намного лучше того наслаждения, которое она получала в постели от колдуна. «Старики бывают падкими. Интересно, каков в постели этот?», - подумала она, но тут же, отбросив эту мысль, сказала о другом.
- Первое. Как только прибываешь в Газвин, начинаешь вести серьезную работу с эмирами кызылбашей, знатными людьми, аксакалами. Распространи слух, что шах в скором времени прибудет в Газвин. Ты выедешь завтра, а я через два дня отправлю гонца. Наобещай им золотые горы, должности, соглашайся на все, что они пожелают. Скажи, что я ликвидирую все долги по налогам за последние годы, что больше налогов не будет. Но пока они пусть не проявляют преданность шаху, а пусть ведут себя так, будто восхищены Перихан. Но как только шах прибудет в Газвин, пусть поспешат выразить ему преданность. Кто это сделает, тот будет вознагражден. Но надо все этот делать так, чтобы Перихан ничего не заподозрила. Но даже если узнает, пусть это случится как можно позже. Говори им о великодушии шаха, что он чуть занемог, что он не жален до чужого добра, что покровительствует сиротам, набожен, рассказывай о его благотворительности, короче, распространяй слухи…
Мирза Салман был поражен логикой женщины. Он прекрасно понял суть того, что она затевает. Даже ему не под силу было такое придумать.
- Можете не беспокоиться, моя госпожа, лучше меня это никто не сделает! Я все устрою так, что все ваши наказы эмиры кызылбашей будут обсуждать без меня и принимать свои решения. В этом случае и Перихан ничего не заподозрит. Однажды знать, беки и ханы уже погорели на этом. Я знаю, как их настроить. Двоевластию народ не верит. Все хотят решительную и справедливую единоличную власть. А я смогу их убедить, что ее можете им дать только вы.
Хейраниса осталась довольна ответом визиря. Каким бы омерзительным и некрасивым не был этот мужчина, за его верность стоило его обласкать. Но на это у нее времени пока не было.
- Второе мое поручение будет более легким. Ты составишь список всех близких нам фарсов. Поручи им, чтобы они выдавали себя за тюрок. Их нужно не спеша размещать во дворце, сажать на различные должности. Наступил миг, когда надо избавляться от этих грубых, неотесанных, воинственных бабников-тюрок.
Мирза Салман улыбнулся: «Ханум намного умнее, способнее и изворотливее, чем я думал».
Хейраниса взглядом проводила до двери гостя, которого считала достойным. То, что он ни по виду, ни по фигуре не отвечал ее интересам, в данный момент было неважно. Теперь главным было время. Мирзу Салмана она будет видеть часто и в долгу не останется…
Мирза Салман взялся за ручку двери, попытался открыть, но у него ничего не получилось. Он растерялся, но не подал виду и не обернулся. Это было доказательством того, что он не тушуется ни в какой ситуации. Дверь же не открывалась потому, что Хейраниса приняла решение о дополнительной охране после того, как узнала об избрании шахом Мухаммеда Мирзу. Только после условленного стука вновь назначенная охрана отперла дверь. Среди охранников не было ни одного тюрка. И теперь, проследив взглядом за Мирзой Салманом, услышав его стук в дверь, она вспомнила о колдуне Хаджа Гасыме. Он сдержал свое слово. В получении такого результата его заслуга была бесспорной. И с его наградой затягивать нельзя.
Они лежали рядышком на широкой тахте, освещенной языками пламени из очага. Но это была не комната колдуна и не его постель. Оба любовника пребывали в одинаковой позе: одна ладонь под головой, другая приложена ко лбу. Так было удобно отдыхать после полученного удовольствия. Колдун опять был полностью в ее власти. Он все еще не мог забыть сладостные минуты, страсть этой женщины. Закрыв глаза, он все вспоминал, и в нем опять разгоралось влечение. Он хотя и понимал, что любовь сильнее колдовства, но не хотел с этим соглашаться. Каждый миг с Хейранисой доставлял ему великое счастье, он летал, словно птица. Но не видел ее рядом. Когда он убрал руку из-под головы, она непроизвольно упала на ее голый живот, от чего он слегка вздрогнул. Оба посмотрели друг на друга. Колдун вновь начал ее обнимать, осыпать жаркими поцелуями… Большое одеяло сползло вниз, открыв белоснежные бедра Хейранисы, которые словно излучали свет…
…Ханум сидела на краю тахты и одевалась.
- Ну что ж, награду ты получил вдвойне. Ты знаешь, наверное, что в скором времени мы отправляемся в Газвин.
О том, что Мухаммед Мирза избран шахом, он уже знал, но никак не мог увидеть ханум или подать ей знак о получении награды. А о том, что ханум собирается в Газвин, ему еще утром сообщила Зиньят, но поручения подготовиться к отъезду он не получил. Он решил, что ханум поедет в Газвин, подготовит для него все условия, и лишь затем вызовет. Потом он отказался от этой мысли, прошел в комнату для ритуалов и опять раскинул кости. То, что он увидел, ужаснуло его. Поэтому, услышав от ханум известие о ее поездке в Газвин, жалобно ответил:
- Да, знаю.
Услышав жалобные нотки в голосе колдуна, Хейраниса резко повернулась к нему.
- В чем дело, почему ты так отвечаешь? Я поеду, все подготовлю, потом вызову тебя. Пока ты останешься здесь, я дарю тебе этот дворец. Рядом с тобой будут служанки, рабыни. Все буду служить тебе. Можешь делать все, что хочешь.
- Мне никто не нужен, кроме тебя, - опять жалобно произнес он. – Не езжай в Газвин, оставайся. Умоляю, не езжай в Газвин!
Выражение лица Хейранисы изменилось, посуровело. Сдвинув брови, она спросила:
- Не поняла, что значит – не езжай в Газвин? Почему я не должна туда ехать?
Сначала колдуну очень не хотелось говорить правду; потом он решил, что сказав, сможет ее убедить. При общем согласии можно было бы избежать последствий.
- Вот уже многие годы я верно служу вам, ханум. За этот период вы за мной ничего лишнего не наблюдали. Я выполнял все, что вы мне говорили, и все сбывалось. А теперь говорю: не езжайте в Газвин, я вижу заранее, что вас ждет большое несчастье.
Колдуну хотелось поднять голову, посмотреть ей в глаза, околдовать ее. Но не мог этого сделать, ее глаза этому не поддавались.
То, что сказал колдун, не расстроило Хейранису, но ей все же захотелось понять смысл его слов.
- Что значит, меня ждет несчастье?
Колдун опустил голову.
- В Газвине ангел смерти обнимет вас своими крыльями, ханум! Вас там ждет смерть, умоляю, оставайтесь, не уезжайте…
На этот раз Хейраниса, встревожившись, застыла.
- Откуда тебе это известно? Или ты и это видел?
Колдун кивнул головой в ответ.
- Да, и причем вместе с вами. Когда я в вашем присутствии гадал на костях, увидел вашу смерть. Это было ужасно. Но я не смог тогда вам этого сказать.
Руки и ноги Хейранисы ослабели, лицо стало мертвенно-бледным, она судорожно сглотнула слюну, не зная, что делать. То, что колдун говорит правду, она была уверена. Страх смерти и жажда власти оказались лицом к лицу. И то, и другое, раскрыв руки, манили ее к себе. Они оба сидели у нее внутри, в мозгу. С одной стороны были величие, превосходство над всеми, самоутверждение, страсть, с другой же – отказ от всего. Годами она вела борьбу за шахство, пожертвовала на этом пути многими близкими людьми, проявляла терпение. День и ночь она шаг за шагом шла к намеченной цели. И теперь отказаться от всего этого?! Когда Исмаил шах казнил ее сына Гасана Мирзу в Тегеране, она затаила злобу в себе, поклявшись, что отомстит обязательно. И что же, отказаться теперь от мести? Отойти назад? Это невозможно! Может, колдун ошибался, ведь и это не исключено. Может, он это говорит нарочно, думает, что в Газвине больше не попадет в ее постель. В большом дворце есть постоянная слежка, разговоры, сплетни. Может, у него в душе был страх, что его разоблачат и убьют? Людям нельзя доверять, может, Перихан переманила его на свою сторону? А она давно не поощряла его золотом. Но нет, этот глупец – безумно влюбленный воздыхатель, и никто не может его переманить. Скорее всего, он боится, что они разойдутся. Но рано или поздно это должно будет случиться. Она же не собиралась до самой смерти быть рядом с колдуном! После этого для укрепления власти ей нужно будет делить постель со всесильными эмирами.
Жажда мести и власти пересилили страх смерти.
Теперь она смотрела на колдуна не глазами любовницы, а как жена шаха, и поэтому, смерив его презрительным взглядом, отдала приказ, чтобы ее одели. Колдун, прежде чем постучать, чтобы его выпустили, обернулся и печально посмотрел на нее. На лице Хейранисы не дрогнул ни один мускул.
- Запомни, даже смерть не заставит меня свернуть с пути!
Колдун побежал по коридорам в сторону своей комнаты. Войдя к себе, запер дверь на щеколду. Потом, схватив голову руками, зарыдал.
Хейраниса в Газвине
Две женщины с большими амбициями противостояли друг другу. Уставившаяся в одну точку Хейраниса, сидевшая в тряском фаэтоне с блуждающей улыбкой на губах, и гордо восседающая перед громадным зеркалом Перихан, которой хозяйка гарема Хавер громадным гребнем расчесывала волосы.
Стук в дверь отвлек Перихан от раздумий; брови сдвинулись. Хавер благоразумно отошла в сторону, словно закончив работу. Перихан повернулась к двери и недовольно приказала войти. На пороге показался ее дядя Шамхал Солтан, который, откашлявшись, сказал:
- Ханум, Мухаммед Мирза с семьей едет в столицу.
Известие заставило Перихан резко встать. Она хотела понять, что это означает. Так не должно было быть, так они не договаривались. От злости она не смогла произнести ни слова. Дабы не подать виду, Перихан отвернулась, оставшись с глазу на глаз с собой в зеркале.
- Зачем едет сюда этот тупица? - спросила он одновременно себя в зеркале и Шамхал Солтана. – Для чего он едет в Газвин? Или для него Шираз слишком мал?
Шамхал Солтан не в состоянии был правильно и точно ответить на этот вопрос. Поэтому разумнее было с виноватым видом опустить голову и молчать. Увидев это, Хавер попросила разрешения выйти, но, так и не получив ответа, бочком выскользнула за дверь. Взъяренная Перихан ходила по комнате, стараясь понять, с чем связана такая торопливость брата. Мухаммед Мирза сначала должен был отправиться в Ардебиль, потом посетить усыпальницу Имама Рзы в Хорасане. А за это время можно было сделать многое, поменять кого-то на должностях, разместить во дворце нужных людей, убрать безликую знать, привлечь ее к ответственности и заслужить доверие народа. Потом, если ему так хочется, провести во дворце коронацию. Тогда как сейчас это было бы лишней растратой и не имело значения. За истекшие три примерно месяца он восстановила некоторые налоги, пресекла случаи хищений, осуществила некоторые реформы в армии. Еще три-пять месяцев – и она могла бы затянуть все ослабевшие узлы в стране. Шаху не обязательно вмешиваться в государственные дела. Во многих европейских странах это делается так. Король там сидит у себя во дворце и наслаждается жизнью.
Шамхал бек попытался успокоить ее:
- Мы ему все объясним, и он вернется в Шираз.
- Мухаммеду Мирзе ты сможешь объяснить, но получится ли у тебя это с его женой Хейранисой? Напротив, это она тебе кое-что объяснит.
- Может, немного потерпим? Впрочем, нет, потом будет поздно.
На улице выл вытер, закручивая снежинки в быстрый хоровод. Вой ветра отвлек Перихан от мыслей. Она подошла к окну. Глядя на пляшущие снежинки, она зябко поежилась, словно ей стало холодно, и сильнее закуталась в шаль. Повернулась к Шамхал Солтану:
- Я знаю, дядя, это все проделки Хейранисы. На такое вероломство способна лишь она. Надо было вовремя ее убрать. Мы ведь договорились, дядя: он остается в Ширазе как шах, а я в Газвине управляю страной. Все равно у Мухаммеда нет таких мозгов, чтобы быть главой государства. Больной, слепой… Его приезд сюда создаст двоевластие.
- Кажется, кому-то не по душе это соглашение. Опять кто-то пытается внести раздор в стране. И что нам делать? - вплеснув руками, спросил Шамхал бек.
Перихан ждала от дяди совета, а он обращается к ней с вопросом «что делать?». Это ее еще больше разозлило.
- Что делать… Что делать?! – Она опять стала ходить по комнате. Потом, вдруг словно что-то вспомнив, остановилась и уставилась в одну точку. – Постой, постой, если договор нарушен с их стороны, значит, мы свободны от своих обязательств.
У Перихан загорелись глаза. А Шамхал бек ничего не мог понять.
- Ради Аллаха, племянница, говори уже, что ты надумала.
Перихан была довольна идеей, которая пришла ей в голову. Она заулыбалась, потом вдруг посерьезнела.
- Дядя, я говорю, если они нарушили договор, значит, и мы его выполнять не будем.
- Как?
- Мы не пустим моего брата в Газвин. А эту сучку арестуем и отправим к отцу.
Шамхал бек задумчиво почесал затылок и, помолчав, произнес:
- Умная мысль. Но надо посоветоваться, выслушать мнение совета аксакалов.
- Конечно! Я и так хочу, чтобы решение было принято от их имени. А зачем мы создавали совет? Срочно собери их.
…Все присутствовавшие на меджлисе представляли свои рода.
Председатель совета озвучил предложение Перихан.
- Во имя стабильности в государстве шаха нельзя допустить в Газвин, наше соглашение должно выполняться обеими сторонами!
Аксакалы согласно закивали головами.
Было принято решение вывести войско за пределы города, там встретить шаха, все ему разъяснить и повернуть его обратно.
- На всякий случай ты проведи работу с главами родов. Что потребуют, пообещай, исполняй все капризы, - дала дяде последнее поручение Перихан.
Но Шамхал Солтан считал ниже своего достоинства пресмыкаться перед главами родов, давать им сладкие обещания.
Визирь же Мирза Салман за эти дни провел колоссальную работу. За короткий срок, день и ночь не слезая с лошади, он объездил всех глав родов, переговорил с ним, пообещав каждому конкретную должность, полномочия, сообщил, что их накопившиеся долги по налогам списаны шахом, а после обрадовал известием, что от налогов они освобождены еще на год. Более того, несмотря на то, что опустошает казну, одарил каждого солидным мешочком золота. И самое главное – смог убедить всех.
- Клянусь честью, - заверял он.
Как известно, любой поверит тому, кто клянется честью.
Войско возглавлял Шамхал Солтан. Городские ворота открылись, и пять тысяч всадников в одежде кызылбашей и красных чалмах на головах выехали из города. Среди всадников был и Мирза Салман. Когда войско отъехало на приличное расстояние от городских стен и остановилось, перекрыв дорогу, прибывший гонец сообщил, что Мухаммед шах приближается к городу. Все стали внимательно смотреть на дорогу. Вдали показалась сотня всадников, окружавших один паланкин, и в этот момент Мирза Салман громко сказал:
- Аксакалы, эмиры, беки, что мы собираемся делать, не пойму? Мы хотим выступить против своего шаха, духовного наставника? Этого не приемлет ни Аллах, ни мы, его слуги! Это стыд и безверие! Мухаммед шах любим Аллахом за то, что, сидя дома, он дождался, как на его голову опустилась птица счастья. Как можно так неуважительно выступать против такого человека!
Гордо восседавший на коне Халил хан Афшар подтвердил его слова:
- Он прав, такое не воспримут ни Всевышний, ни его слуги. Лично афшары никогда не были непокорными шаху… и теперь не намерены быть таковыми. К нам едет наш шах, наш духовный наставник, и я иду, чтобы приложиться губами к следам его ног. – Сказав это, он пришпорил коня.
Следом за ним потянулись беки афшаров и их воины. Представители других родов молча последовали за ними. От неожиданности Шамхал Солтан растерялся, не зная, что делать. Когда он пришел в себя и решил что-то предпринять, вокруг него были только несколько сотен воинов.
Он решил повернуть коня и спешно вернуться в город.
Случилось то, чего Перихан никак не ожидала.
Она, до вчерашнего дня издававшая приказы, распоряжения, указы, сегодня была обвинена в государственной измене. Когда Перихан оказалась с глазу на глаз со своим братом, новым шахом, она не поклонилась, не сказала «добро пожаловать», а только словно львица бросилась на Хейранису. Если бы ее с большим трудом не удержали, она разорвала бы Хейранису на куски. В этот миг Перихан была настолько сильна, что из разнимавших стражников четверо были серьезно ранены. Мухаммед Мирза не успел открыть рот, как Хейраниста приказала арестовать Перихан. Следующий ее приказ гласил, что все имущество Перихан конфискуется и дарится Халил хану Афшару. Поощрение глав других родов было решено осуществить после коронации.
Коронация состоялась 13 февраля 1578 года.
Шейх Ардебиля отправил шаху приветственное письмо и попросил его срочно освободить Перихан из тюрьмы. Его просьбу можно было расценивать как просьбу всех мюридов Ардебиля. Мухаммед шах не мог отказать этой просьбе и поэтому постарался объяснить Хейранисе пользу от освобождения Перихан.
- Дорогая, ты не должна сбрасывать со счетов наших шейхов. Ты плохо знаешь эту армию дервишей! Если им прикажут, в течение недели они ввергнут в хаос всю страну. Надо учитывать их требования. Кроме всего прочего Перихан – моя сестра. Люди нас не поймут. И тебе она ничего не сможет сделать. Ты уже сильна!
Глаза Мехди Ульи сузились, губы сжались, но шаху она не возразила.
- Мой шах, я прощаю ее ради тебя. Кроме того, пусть все видят, что они слабы перед твоей волей. Перихан больше не противник мне!
Мухаммед Мирза не видел, как улыбка Мехди Ульи стала мстительной… Он не мог этого видеть.
Семнадцатого февраля тридцатилетняя Перихан, якобы помилованная, ночью была освобождена и отправлена в дом, который уже принадлежал Халил хану. Перихан было достаточно остаться живой до утра – за это время она смогла бы поднять на ноги весь Газвин. Но в дому, куда ее отправили, уже ждали несколько крепких стражников. С большим трудом, но им удалось ее задушить.
А в это время Хейраниса сидела в соседней комнате и пила шербет. Мирза Салман вошел и сообщил, что ее задание выполнено. Мехди Улья подошла к телу поверженной соперницы и, поднеся свечу поближе, внимательно всмотрелась в лежащее тело. Убедившись, что та мертва, ей захотелось громко расхохотаться. Но мертвая Перихан с посиневшим лицом, растрепанными волосами, зрачками навыкате, открытым ртом с вывалившимся языком была страшна.
Мехди Улья, сжав челюсти, скрипнула зубами.
Учтя доверие шейхов Ардебиля, объявлять об убийстве Перихан не стали. Было распространено известие, что после того, как дочь шаха вышла из тюрьмы, она во время приема пищи отравилась и умерла во сне, не просыпаясь. В ее честь были устроены пышные поминки. Хейраниса, принявшая участие в поминках, не только накинула на себя маску печали, но даже выдавила слезу. Но мало кто поверил всему этому, а из Ардебиля участие в поминках никто не принял.
Через несколько дней Шамхал Солтана хитростью заманили в западню, вывези за город и перерезали ему горло. Все было сделано тайно.
Не был забыт и годовалый сын шаха Исмаила Второго. На днях он якобы вырвался из рук няни, упал и ударился головой о камень. За что няня была казнена.
С первых же дней царствования Мухаммеда Мирзы Хейраниса сконцентрировала все государственные дела в своих руках. Муж поднял ее должность до уполномоченного высшего Совета. Было определено, что печать Мехди Ульи ставится на оборотной стороне указов и грамот шаха, но над печатью визиря.
Первым деянием Хейранисы стало удаление из Газвина под видом назначения на должности известных глав родов кызылбашей. Эмир хан Туркман был назначен правителем Тебриза, а Пири Мухаммед хан Устаджлы – Ардебиля. Беглярбекство Чухурсед было отдано Мухаммед хану Тохмаг Устаджлы. Имамкулу Гаджар вновь стал правителем Карабаха, Араз хан Румлу – беглярбеком Ширвана. Правителем Кирмана стал Вели хан Афшар, Хамадана – Вели Солтан Текели, Кух Гилу – Халил хан Афшар, Кашана – Мухаммед хан Туркман, Газвина – Солтан Гусейн хан Шамлы, персидская область была отдана эмирам Зульгадара.
Хейраниса, распахнув двери казны, раздавая золото налево-направо, пыталась привлечь на свою сторону эмиров кызылбашей. Однажды визирь Мирза Салман за год, за два вперед выплатил эмирам крупные суммы. Ежедневно из ворот казначейства выезжали лошади, навьюченные сундуками с золотом. А это было хорошим поводом для членов Совета поправить свои финансовые дела. Без солидной взятки не обходилась ни одна сделка. Взятка делала самого надменного эмира кротким и трусоватым.
Во дворце же Мехди Улья не желала считаться со знатью кызылбашей. В управленческих делах участвовали либо персы, либо представители других народов, представлявших себя тюрками. Личный визирь Хейранисы Мир Гавамеддин Гусейн Ширази был правителем столицы, а Афсал Мунаджим при главном визире Мирзе Салмане занимал важный пост. Во дворце у него было полно слуг, а каждый при виде его склонял голову и преклонял колена. Только женщинам было запрещено преклонять колени. Хейраниса получала безмерное удовольствие, когда рослые, порой уродливые тысячники падали перед ней на колени. Она бы с удовольствием позволила им массировать свое тело, целовать его и даже купать, но этого не позволяла занятость руководством страной. В такие минуты она вспоминала колдуна. Но она уже не хотела видеть его рядом. Намного приятнее было все делать самой – свободно, как она того желает. А колдун, как она поняла, начал бы окутывать ее своими чарами. Однажды ночью служанка Гюлсум делала ей массаж; после трудного дня это было облегчением. Но, когда руки Гюльсум начали скользить по внутренней части ее бедер, она ощутила прилив страсти. Через некоторое время это чувство взяло верх. Оно было таким сильным, что она приказала Гюльсум ласкать и целовать ее, как это делают мужчины. После некоторого колебания Гюльсум все же не стала противиться. Хейраниса закрыла глаза и представила, что она в постели с колдуном. Через некоторое время Гюльсум доставила ей такое удовольствие, что Хейраниса оказалась в состоянии блаженного бессилия.
В последующие дни эта процедура повторялась не раз. И каждый раз она одаряла Гюльсум золотом. Но на самом деле Гюльсум тоже была по душе такая «любовь», и она исполняла свои обязанности с рвением.
События в стране развивались стремительно. В государстве уже не было былого уважения к должности и поведению, тюрки-огузы больше не доверяли друг другу. Чтобы не беспокоить больных и детей, в мечетях было запрещено громко призывать верующих к утреннему намазу. Потом женщинам было запрещено появляться в приемных чиновников в чадре и полностью закрытых одеждах. Для того чтобы определить, что это не вооруженный противник, лицо женщин должно было оставаться открытым.
Мухаммед Мирза в это время под псевдонимом Фахми писал стихи, проводил в дворцовой библиотеке поэтические меджлисы. Полуслепому шаху уже не помогала и тросточка. Однажды во время завтрака он в очередной раз пожаловался на состояние своего здоровья.
- Нет никого другого, кто бы любил Всевышнего так, как я. Не знаю, куда себя деть, не могу получить удовольствия от окружающего мира, самостоятельно, без помощи сделать шаг. Было бы хорошо, если бы ко всему прочему у меня отнялись ноги. Лучше бы я был простолюдином, а не шахом, ходил туда, куда хочу, падал бы, как ребенок… Ах, разве это жизнь?!
В расстроенных чувствах шах вплеснул руками, потом, пытаясь хоть что-нибудь увидеть, прищурился. Хейраниса, словно ждавшая этого момента, сделала знак Зиньят, стоявшей у двери. В комнату вошел молодой, высокий, рослый мужчина. Вместе с Зиньят подойдя к ним, учтиво поклонился. Хейраниса с нескрываемым интересом посмотрела на молодого человека, на мгновение представив себя в его объятьях.
- Мой шах, это ваши глаза, ноги, ваш поводырь, это ваше все! – сказала она. Но потом, усмехнувшись своим словам, вновь представила себя в его объятьях. – Я наняла для вас самого здорового и молодого слугу. Он будет держать вас под руку, водить куда захотите, будет делать все, что прикажете, все! Зовут его Мухаммедали!
Мехди Улья еще раз с улыбкой оглядела молодого человека с ног до головы, кончиком языка облизала губы, потом взглянула на шаха. Мухаммед шах же, повторяя про себя «Мухаммедали» и пытаясь разглядеть поводыря, еще раз сильно прищурился. Потом даже вынул из кармана увеличительное стекло и посмотрел на молодого человека.
У родника, под тенью деревьев сидели дервиши, опершись на посохи. На расстеленной скатерти лежали лаваш, бурдючный сыр, огурцы, лук. Один из них, проглотив кусок, задумчиво сказал:
- Если так пойдет, наша святыня Ардебиль опозорится. Каждый раз, когда я желаю семье нашего наместника здоровья, начинаю понимать, что там все далеко от благостного поведения. В этой женщине сидит шейтан.
-Я тоже в этом уверен, - сказал другой дервиш. - Смотрите, кого он содержит во дворце?! Наш шах сильно пострадает от этого. Что мы можем ответить духу нашего наставника Шейха Сафиаддина?
- Ты умалчиваешь о нашем шахе Исмаиле Первом. Его супруга Таджлы ханум, чтобы спасти шаха на поле Чалдыран, бросилась вперед и попала в плен, а теперь персидская невестка ставит под удар его внука.
- Наш шах Мухаммед не духовный наставник, а простой слуга Аллаха. Не стоит за его здоровье во время пятничных намазов читать молитвы. Наставник должен быть здоровым, чистым, честным и решительным.
- Да, это так! – подтвердили остальные.
В Ширазе одно из окон большого дворца вот уже долгое время было занавешено черной занавесью. Некогда принадлежавшее местному правителю здание теперь охранялось несколькими слугами. Сейчас оно на самом деле принадлежало колдуну Хадже Гасыму. Колдун с нетерпением ждал известий из Газвина, целыми днями осваивал новые ритуалы, секреты колдовства. Он был уверен, что ханум прикажет ему исполнять еще более сложные дела. Ему это было очень интересно. Вот уже долгое время он готовился от дворца по воздуху долететь до купола ближайшей мечети. Если бы он сумел это сделать, значит, когда-нибудь Хейраниса станет его женой. Для того чтобы достичь этого, он упорно готовил себя. Этой ночью он, наконец, попробует это сделать. Последнее время он резко уменьшил питание, иногда голодал неделями, просил помощи у «господина», находящегося в нематериальном пространстве.
Ночью, когда Шираз полностью погрузился в сон, он вышел на самый верхний балкон, взобрался на перила, приготовился. Сперва он полностью постарался забыть о своем существовании, отделил душу от тела, отведя ее на самую верхнюю точку лба. Он верил тому, что отсюда до купола мечети у него есть свой путь. И на этот «путь» устлано белое покрывало. Он увидел, почувствовал этот путь. Убедился, что он совершенно ничего не весит, и приказал своему телу идти по этому «пути». Через некоторое время он уже шагал по нему. Это был очень легкий путь, и он приближался к куполу. Еще несколько шагов – и он ступил на купол. Но он не хотел долго оставаться здесь, и поэтому тем же путем стал возвращаться. Путь над верхушками деревьев, цветов в саду возбуждал в нем неповторимые ощущения. Вдруг за перилами впереди он увидел Хейранису. Раскинув руки, она ждала его. Но в туже минуту мысли его рассеялись, белый путь пропал, и он провалился в пустоту.
Колдун упал на невысокое раскидистое дерево. Но ветви дерева его не удержали, и он с силой грохнулся о землю. Тело пронзила тупая боль.
Наутро слуги нашли его распростертым на земле в саду. У колдуна были сломаны рука и нога.
Османы начинают войну
Стамбул, дворец Топкапы
Султан Мурад Третий в 1574 году после смерти отца Салима Второго взошел на престол. Во времена Тахмасиб шаха и Исмаила Второго Мурад хан соблюдал условия договора, заключенного в 1555 году в Амасии. Потом он посчитал ситуацию изменившейся. По сведениям, поступавшим ему, в стране кызылбашей царили хаос и раздоры. Там каждый правитель области читал себя главным. В то же время по другим сведениям дервиши кызылбашей, перейдя на территории османов, проповедовали «дурной шиизм», враждебно относились к суннитам. Когда в 1577 году курды, подняв в Ване восстание, захватили Урмию и другие города, Стамбул помог им, но это не было нарушением амасийского договора. Теперь все изменилось. Государство кызылбашей было развалено, напоминая золотые монеты, рассыпанные по земле. Надо было только наклониться и подобрать их.
Султан Мурад вызвал к себе двух полководцев. Один из них был Мастафа Леле паша, собравший в Эрзруме стотысячную армию и ждавший приказа о наступлении, другой вновь назначенный на Восточный фронт Оздемироглу Осман паша.
Мурадхан слушал Мустафу Леле пашу, только что вернувшегося из Эрзрума.
- О мой султан, сейчас самый лучший момент вторгнуться в земли кызылбашей. После того, как скончался Исмаил Второй, государством управляли две женщины. Его сестра Перихан ханум три месяца очень умело это делала. Потом, после объявления Мухаммеда шахом, на него воздействовала жена, и они из Шираза переехали в Газвин. Здесь она объявила себя Мехди Ульей и стала главной в Совете. Потом он казнила сестру шаха Перихан. И теперь, как видим, государством управляет эта женщина.
Изложив все, паша замолк – у султана могли быть вопросы.
- А чем занимается шах? – спросил султан.
Паше хотелось рассмеяться, но он сдержался. Смеяться при султане было невежливо. Но он был уверен в том, что после его слов султан будет от души хохотать.
- Ничем, мой султан, говорят, что его уши настроены только на рот жены. Что она скажет, он тут же повторяет, а иногда подписывает указы, которые готовит жена, не глядя.
На этот раз Леле паша ошибся. После его слов султан не только не рассмеялся, но даже нахмурился. Султан встал, вслед за ним встали оба полководца. Заложив руки за спину, султан начал ходить по комнате. Потом остановился перед Леле пашой.
- Ты особо не обольщайся, сказать могут многое. Рассчитывай только на себя и делай собственные выводы. Не надейся на должностных лиц, ибо они сегодня есть, завтра их нет. – Султан помолчал. – По всей видимости, эта женщина очень амбициозна, претенциозна и властолюбива. Если она способна так вести себя перед мужчинами, значит, решительна и умна. Этого со счетов сбрасывать нельзя. Ошибки, которые совершает жена шаха, выгодны нам. Но на самом ли деле это ошибки, покажет время. Моя бабушка Хюррам хатун тоже была претенциозной, но мой дед Султан Сулейман все дела вершил сам и мог управлять бабушкой.
Секретарь, сидя в углу, записывал все, о чем шла речь.
- Женщина – это великая сила, и надо уметь управлять ею. При правильном управлении она становится вершителем, в противном случае – разрушителем. По имеющейся у меня информации жена шаха за несколько месяцев полностью разбазарила казну, увеличила число своих сторонников, сделала их сильнее. Но казну надо и наполнять. И поэтому теперь стали требовать долги, оставшиеся со времен Тахмасиб шаха. По этой причине в Ширване поднялось восстание. А есть ли недовольство еще где-нибудь? – На этот раз султан остановился перед Осман пашой. – Сможем мы вернуть наш прекрасный Азербайджан? Мой дед Султан Сулейман четыре раз водил туда войска. Все безрезультатно. А теперь, вы считаете, будет результат? Пока результатом стало то, что тамошний народ стал нашим врагом. Если шах кызылбашей стал игрушкой в руках жены, значит, у него серьезные проблемы с телом. Он инвалид или душевнобольной?
- Нет, мой султан… Но вы правы, он болезненный и полуслепой. К тому же поэт. Поэт, мулла, дервиш, слепой…
- Замолчи, паша, нельзя издеваться над убогим!
Упрек султана заставил их растеряться, они испуганно замолчали. Молчание нарушил начальник стражи, постаравшийся найти ответ, нужный султану.
- Мой султан, мы сможем вернуть Азербайджан и даже Грузию. Во времена вашего покойного деда там правил Тахмасиб шах, человек очень мудрый. Он всегда отступал перед войском Султана Сулеймана. Но, отступая, сжигал все и вся, потом неожиданно из-за угла устраивал сильные нападения, снова отступал… Наше войско постоянно было в напряжении, голодало. Но теперь Сефевидское государство почти развалилось, страна раздроблена, безвластна, там нет сильного правителя. У него даже прозвище интересное: Худабенде . Можно подумать, остальные не являются слугами Аллаха… Он настоящий дервиш! Так что ныне наша победа неоспорима. У нас не будет особых трудностей.
Султан согласился с его мнением, но внес свои дополнения:
- Еще несколько лет назад крымский хан, ныне покойный Довлет Гирей хан, написал мне письмо, в котором сообщал, что последний представитель Ширваншахов сын Бурхана Али Абубекр Мирза прибыл к нему в Крым. Я ему ответил, мол, определи Абубекру жалованье, выдай за него свою дочь, он нам в будущем понадобится. – Султан замолчал, о чем-то задумался, подошел к трону, сел. Сделав знак рукой, позволил полководцам тоже сесть. – Я хочу одновременно начать наступление со всех сторон. Если мы теперь окончательно не победим кызылбашей, не вернем эту страну нам как область… Если мы сейчас этого не сделаем, в скором времени у кызылбашей появится такой правитель, как Шах Исмаил Хатаи. Так было всегда. Никогда не старайтесь принижать достоинства тюрок-огузов, иначе сами принизитесь. Эти области, их люди всегда способны на что-то неожиданное. Их невозможно понять. Поэтому мы сегодня должны использовать эту возможность. Мне кажется, мы должны применить фактор неожиданности. В тот момент, когда у них казна пуста, собрать большое войско они не смогут. А, значит, и сопротивления особого не окажут. Что скажете?
- Ваши мысли прекрасны, мой султан, - сказал Осман паша. – Нам нечего добавить к сказанному. С вашего позволения, мы помолчим и выслушаем вас до конца.
Мурад хан оценил эту позицию как доверие, согласно кивнул головой, встал и начал прохаживаться по залу. Пройдя в дальний конец, где на большом ковре была расстелена карта Османской империи, он подозвал движением руки обоих полководцев, взял длинную указку и подвел ее к восточным границам.
- Леле паша, ты со своим войском входишь в крепость Карс. Как ты знаешь, согласно мирному договору, она разрушена и не принадлежит никому. Восстановив крепость, берешь направление на Чухурсед, - он указкой показал на город Реван. Потом повернулся к Осман паше, указал на Грузию. – Осман паша идет в Грузию, а оттуда направляется в Ширван. Одновременно я написал письмо крымскому хану Мухаммеду Гирею, чтобы он готовил поход в Азербайджан. А также отправил приказы в Дагестан кумыкскому и гайтагскому правителю Чилтаю Шамхалу, табасаранскому правителю Гази Салеху и аварскому правителю Лазу Бурханеддину держать войска наготове. Наступлением со всех сторон мы должны обескровить противника, ослабить его. Но не дай Аллах, если они придадут войне религиозную окраску! Если это случится, наше положение будет похуже, чем во времена Тахмасиб шаха. Если и на этот раз мы упустим эту шиитскую страну, никогда больше не сможем ее захватить. Поэтому мы в ответе перед халифатом. Помните!
Кызылбаши проигрывают Чылдырское сражение
Правитель области Чухурсед стоял на западной стене крепости Реван и глядел в сторону крепости Карс. Некоторое время назад Мухаммед хан Тохмаг Устаджлы сообщил, что Мустафа Леле паша вошел в крепость Карс и занялся восстановлением крепостных стен. Это говорило о том, что османы в скором времени пойдут на Грузию и Чухурсед. Хан срочно отправил письма в Газвин, правителю южной области Азербайджана, а также правителю Карабаха Имамкулу хану Гаджару с просьбой о помощи. Он был уверен, что в Газвине не успеют срочно собрать армию и отправить ее сюда. Особо рассчитывать на помощь правителя южной области Азербайджана Эмир хана Туркмана тоже не приходилось, ибо между ним и родами Устаджлы и Туркман отношения были откровенно прохладными. Они хотя и входили в состав одного государства, но были готовы в любую минуту уничтожить друг друга.
Несмотря на то, что август только начался, жара минувшего месяца уже особо не ощущалась. Солнце, обжигавшее в июле, уже не так сильно пекло и чувствовалось приближение осени.
Хана крепости Реван от мыслей отвлекло чье-то легкое покашливание. Обернувшись, он увидел сотника, который учтиво поклонился.
- О мой хан, прибыл правитель Карабаха Имамкулу хан. Он в крепости, но его войско расположилось поблизости.
Мухаммед хан ждал прибытия правителя Карабаха. Именно на него он больше всего рассчитывал. В мирные времена они часто встречались, устраивали скачки, ходили на охоту, обсуждали религиозные и государственные вопросы. Хан удовлетворенно кивнул головой.
- Очень хорошо. Дай указание, чтобы коней напоили и накормили, воинам отправьте еды, мяса, пусть несколько дней отдохнут… Да, ты велел привести в порядок гостевую комнату во дворце? – вспомнил он и уже не ожидая ответа приказал: - Пусть и еду приготовят, мы скоро будем.
Сотник, сказав: «будет исполнено», быстро сбежал по узким каменным ступенькам. В отличие от него хан стал спускаться медленно. На площади крепости его ждали приближенные. Вместе они направились встречать гостя…
…На скатерти, раскинутой на карабахском ковре, были разложены различные яства. Ковер был ярким, и, казалось, сами его узоры источали приятный запах. Правитель Чухурседа приготовил для гостя достойное угощение. Разговор был секретным, поэтому на угощение никто другой не был приглашен. Обоим ханам было не более сорока, сорока пяти лет, но в своих родах они пользовались непреклонным авторитетом. Их рода жили на территориях от Кандагара до Борчалы.
Когда распахнулись двери гостевой комнаты, оба хана вошли одновременно. Хозяин дома указал место, сам тоже сел, скрестив ноги и опершись на подушки. Как только подали еду, он взял в руки тендырный хлеб, разделил на две части и уважительно протянул кусок гостю:
- Хан, приятного аппетита, вы проделали долгий путь.
Гость взял хлеб, положил на него сыр, масло и с удовольствием откусил. Проглотив первый кусок, спросил:
- Ты читаешь, что румы готовятся к войне?
В это время распахнулась дверь и повар внес в комнату бронзовый поднос, на котором дымились ароматные куски мяса. Положив поднос, он на пожелание «чтобы руки твои никогда не уставали», почтительно произнес «приятного аппетита» и тихо вышел. Мухаммедхан положил солидный кусок мяса гостю, другой взял сам.
- Я не сказал бы, что готовятся, хан, – османы уже начали ее. Согласно амасийскому договору крепость Карс считалась ничейной, объектом, не представляющим военной ценности. Но теперь они уже в крепости и заняты восстановлением крепостных стен. А это говорит о том, что один пункт договора уже утратил силу. – Мухаммед хан отрезал кусок мяса, прожевал его, потом продолжил: - Разведка донесла, что они войдут и в Реван, и в Грузию. Спокойные дни, кажется, кончились, Имамкулу хан!
Гость проглотил кусок, отпил глоток воды из пиалы, вытер губы небольшим полотенцем.
- Что ты намерен делать, хан?
- Я думаю, мы должны пресечь их попытку войти в Грузию… Кстати, сколько у тебя воинов?
Гость на этот раз сам взял кусок мяса и положил в миску.
- Семь тысяч!
- Восемь тысяч у меня, итого пятнадцать тысяч. Моя разведка сообщает, что у Османов под предводительством Дервиш паши и Бахрам паши сорок тысяч воинов. Я думаю, если мы постараемся, сможем их победить!
Мухаммед хан вопросительно посмотрел на гостя. Взгляд Мухаммед хана абсолютно не смутил Имамкулу хана. Ему и так все было ясно.
- Когда начнем сражение и откуда?
Двери вновь распахнулись. На этот раз повар положил перед ними жареный на углях шашлык прямо на шампурах. Хан не стал торопиться с ответом, выждав, пока повар уйдет. Обжигая губы, он стал есть ароматное мясо. После того как затворилась дверь, он вытер губы и тихо произнес:
- Послезавтра. На северо-востоке от Карса есть озеро Чылдыр. Оно на дороге в Грузию. Нам нужно там встретить османов и ударить по ним. Одно время Султан Салим атаковал нашего шаха Исмаила Сефеви у озера Чылдыр, теперь мы должны отомстить за нашего шаха. Это мы должны сделать это сейчас, ибо после Грузии они нападут на нас.
Имамкулу хан согласно кивнул головой.
После обеда из-за холма показались янычары. Шесть тысяч всадников, как ни в чем не бывало, уверенно шествовали по полю под звуки бравурного марша Мехтар. На конях гордо восседали Дервиш паша и Бахрам паша. Каждый янычар был обучен противостоять пяти воинам. Такое количество воинов запросто могло выступить против тридцатитысячной армии.
Но если янычары на открытом пространстве были хорошо видны, воины кызылбашей прятались в близлежащих лесах. Для того чтобы противостоять сорокатысячной армии, нужно было использовать фактор неожиданности, совершать неожиданные набеги. Это был основной метод Мухаммед хана. Такими набегами можно было убедить османов, что они воюют против большой армии. Но в то же время его воины были не столь профессионально подготовленными, у противника были янычары. Хан, не учитывавший это, был уверен в победе.
Мухаммед хан уверенно вынул меч из ножен и громко закричал:
- Смерть врагу, вперед, герои! Отомстим за нашего шаха! Никого не щадить! Вперед!
Ударив пятками коня, хан резко натянул поводья, отчего скакун попятился, потом, заржав, рванул вперед. Кызылбаши с криками «Аллах! Имам Али!» поскакали за своим ханом.
Дервиш паша, козырьком приложив руку к глазам, посмотрел в сторону криков и увидел быстро приближающихся всадников. Но он был абсолютно спокоен, словно давно ждал этого. Повернув коня, посмотрел на янычаров:
- Готовьтесь к бою!
Янычары мгновенно перестроились в две шеренги. Дервиш паша, заехав за шеренги пятисот янычаров, приказал:
- Огонь!
Первый ряд янычаров, присев на одно колено, поднял ружья. Раздался залп. После выстрела первая шеренга тут же слаженно уступила место второй, заряжая ружья для повторного выстрела. Раздался еще один залп. Первые всадники кызылбашей, размахивающих саблями, были сражены выстрелами; ряды смешались. Поле наполнилось ржанием раненых лошадей, криками людей. Казалось, словно какая-то невидимая сила сбрасывала людей под копыта лошадей. Но кызылбашей этим остановить было невозможно. Задние ряды, несмотря ни на что, прямо через тела своих товарищей, трупы лошадей, рвались вперед.
Первыми шеренги янычаров достигли оба хана. Кони грудью, а всадники саблями прорывали себе путь вперед. Пешие воины, спешившие за всадниками, добивали всех оставшихся в живых. Через два часа на поле боя лежали две-три тысячи османских воинов. В этот момент со стороны османов зазвучали гонги, призывающие к отступлению. Всадники османов повернули коней назад. Кызылбаши, воодушевленные этой маленькой победой, хотели преследовать врага, чтобы истребить всех. Десять тысяч всадников кызылбашей, отделившись от Мухмамед хана, бросились в погоню за врагом. На крик хана: «Остановитесь, это может быть западня!», никто из всадников под предводительством Имамкулу хана и внимания не обратил. Когда всадники отдалились на четверть фарсаха от правителя Чухурседа, вдруг заговорили пушки Мустафы паши. Потом неожиданно буквально ниоткуда возникла семидесятитысячная армия, которая, обойдя по флангам, окружила кызылбашей. Когда Имамкулу хан понял это, было уже поздно. Предупреждение Мухаммед хана о западне, устроенной Мустафа пашой, не было принято во внимание.
Началось жестокое сражение. Попавшим в окружение ничего не оставалось, как сражаться. Звон сабель, звуки выстрелов, стоны раненых стояли на полем сражения. Мухаммед хан с болью в сердце смотрел на то, как тают ряды кызылбашей.
Помочь им он ничем не мог. Только с наступлением темноты около тысячи кызылбашей смогли вырваться из окружения.
После Чылдырского сражения путь османам в Грузию, на Гянджу и Ширван был открыт.
Крымский хан Гирей попадает в плен к кызылбашам
После победы Мустафа паши в Чылдырском сражении армия османов, не встречая сопротивления, брала город за городом. Вначале правитель Месхи Манучехр и его брат согласились без сопротивления перейти на сторону османов. Потом османы взяли Картли, Тифлис, Гори. После того, как была захвачена Грузия, правитель Шеки покинул область и отправился в Газвин.
В сентябре 1578 года османы перешли реку Алазань. Шестнадцатого сентября они вошли в Араш . Беглярбек Ширвана Араз хан Рум, поняв, что он не совладает с многотысячной армией османов, покинул Ширван и отвел свои силы на южный берег Куры. Помимо этого из Дагестана Абубекр Мирза с трехтысячной армией, состоящей из лезгин и ширванцев, вошел в Ширван. Османская армия после Араша без труда заняла Шемаху, Габалу, Баку, Махмудабад и Сальян.
Мустафа паша, разделив Ширван на две области, – Шемаху и Дербент, через месяц повернул обратно.
После этого Осман паша, перейдя Куру, напал на Гянджу и захватил город. И, как будто этого было недостаточно, крымский принц Адиль хан Гирей с двадцатитысячной армией, пройдя через Дербент, вошел в Ширван…
Верблюд, на котором был золоченый паланкин с Хейранисой, медленно шагал по дороге. Был сентябрь, и уже чувствовалась прохлада. Небольшой ветерок, раздувая занавески, то приоткрывал окошечко на дверце паланкина, и тогда в нем было видно надменное и довольное лицо Мехди Ульи, то вновь закрывал его. Иногда он сама отводила рукой занавеску, глядя на идущую впереди армию. Всю ее суть переполняла гордость, она была довольна собой. Некогда еще практически не известная в Газвине жена принца теперь управляла большим государством, стояла во главе пятидесятитысячного войска.
Жена шаха уже приближалась к тому, чтобы стать абсолютным правителем.
После падения Ширвана в Газвине поняли, что войны не избежать. На заседании Совета под руководством Мехди Ульи было принято решение, что объединенные войска Ирака, Персии, Германа совместно с местными войсками должны собраться на юге Азербайджана, а оттуда отправиться в Карабах. Хотя официально командование войсками было поручено принцу Хамзе Мирзе, общее руководство Хейраниса оставила за собой.
От мыслей Хейранису отвлекло ржание лошади. Отодвинув занавеску, она увидела Мирзу Салмана. Этого она уже давно влюбила в себя. Однако, в отличие от колдуна, Хейраниса не думала о том, чтобы ложиться с ним в постель. С Мирзой Салманом она ежедневно, иногда часами, обсуждала серьезные вопросы по управлению государством. Постель помешала бы обоим, влюбленность же подстегивала Мирзу Салмана служить ей еще более верно и совестливо. С легкостью понять колдуна и избавиться от его чар было невозможно, Мирза Салман же был намного проще и в дополнительном колдовстве не было необходимости. Теперь, глядя на него, Хейраниса пыталась понять, с чем он пришел. Лицо его было таким почерневшим, что она почувствовала: случилось что-то серьезное.
- В чем дело, Мирза Салман?
Он знал, что во дворце нельзя смотреть на нее, и поэтому, не поднимая головы, сказал:
- Трагедия, ханум! Араз хан Рум попал в плен и его казнили.
Для Хейранисы с самого начала до настоящего момента это было самое тяжелое известие. Еще пару таких известий – и эмиры кызылбашей восстанут против нее. Стоит им произнести фразу «Как может руководить армией женщина?», этого будет достаточно. От этой мысли ей стало трудно дышать.
- Как это случилось?
- Араз хан, не дожидаясь нас, взял в кольцо Шемаху, даже поговаривают, был в шаге от победы. И в этот момент подоспели крымские татары, которые окружили войско Араз хана. Хан имел возможность выйти из окружения, но, сочтя это за трусость, не сделал этого.
Жена шаха со злостью стукнула кулачком по окну паланкина.
- Чтоб тебе! Как же это могло случиться? Я отправляла ему письмо, чтобы он не трогался до нашего прихода. Как он посмел ослушаться моего приказа?
Мирза Салман всегда боялся моментов, когда ханум злилась. Понимал, что это может отразиться на ком-нибудь.
- Я предполагаю, о моя Мехди Улья, он сделал это, чтобы не пасть в ваших глазах, - немного подумав, ответил он. – Араз хан, не желая при встрече с вами стать предметом осуждения, решил в одиночку взять Шемаху. Видимо, боялся, что вы потребуете объяснений по поводу сдачи Ширвана, дескать, почему не вступил в бой?..
Хейраниса после логического объяснения несколько поостыла, заговорила более спокойным тоном.
- Ну, хорошо, что у тебя еще, Мирза Салман?
Изменившийся тон несколько успокоил визиря.
- Мехди Улья, если позволите, я выскажу свое мнение. Потом вы скажете о своем решении, и мы так и поступим.
Мирза Салман старался угодливо выполнить любой ее приказ. Не предпринимал ни одного шага, не посоветовавшись с ней.
- Говори! – повелительно приказала она.
- Я думаю, если, конечно, и ханум так считает, вы с принцем остались в главном штабе в Карабахе, а я… - он умолк. – Если вы позволите и доверяете мне, я форсирую Куру с войсками и сражусь с татарами.
Хейраниса ответила не сразу. Отправлять войско на сражение – дело очень трудное. Победа может возвысить полководца до небес, поражение же сбросить под ноги. И победу, и поражение в любом случае припишут ей. А теперь Мирза Салман был готов пожертвовать собой. В случае поражения ответственность ляжет на него, но если будет одержана победа, тот он сам припишет ее Хейранисе.
- Хорошо, Мирза Салман, будь по-твоему. Мне нужна одна лишь победа. Нужна для того, чтобы еще более повысить авторитет наших сторонников во дворце, чтобы еще больше увеличить их число. А тебе она нужна для того, чтобы тюрки поняли, что храбрость и военное мастерство полководца-фарса намного выше. К тебе, как ты знаешь, у меня очень большая симпатия. Если ты в этом сражении оправдаешь мое доверие, я тебе присвою звание «Этимадуд-довле» !
У визиря так сильно забилось сердце, что внутри все загорелось.
- О моя госпожа, на вашем пути я готов и голову сложить! Если вам нужна победа, я добуду ее для Мехди Ульи даже ценой своей жизни!
Влюбленный Мирза Салман, окрыленный словами Хейранисы, уже принял решение добыть победу любой ценой и, хлестнув коня, умчался.
Пятидесятитысячная армия кызылбашей окружила Шемаху. Но новый правитель Шемахи Осман паша сдаваться не собирался. Уже наступили холода. Кызылбаши, раскинувшие вокруг крепости шатры, в такую погоду долго не выдержали бы. В городе было достаточно зерна и других продуктов, кроме того, Адиль Гирею, грабившему лагеря румов на юге, было отправлено сообщение. Поэтому Осман паша был спокоен, уверен, что защитит крепость.
Мирза Салман же любым путем должен был выполнить приказ своей ханум…
Воющий снаружи ветер бил по стенам шатра, отчего тот, словно опьяненный вином человек, колыхался из стороны в сторону. Ветер бросался на шатер то с одной, то с другой стороны, отступал, потом вновь набрасывался, потом вдруг завывал, словно волк…
Мирза Салман вместе с эмирами Вели Халифа Шамли, Гулу бек Афшаром, Пири Мухаммед ханом Устаджлы и другими обсуждали слабые места крепости и пути ее взятия. В этот момент в шатер вошел Эмир Хамза хан. Вслед за ним ввели воина в татарском одеянии. Мирза Салман молча ждал, когда тот заговорит.
- Он хотел пробраться в город. Вел себя достаточно подозрительно. Вначале не хотел ни в чем сознаваться. Мы его обыскали, потом сняли с него архалук, отпороли подкладку, и вот… – Эмир Хамза хан из-под кушака вынул свернутую в трубочку бумагу. – Возьмите, вот это мы нашли у него. Это гонец, он вез письмо Осману паше.
Мирза Салман подошел, взял бумагу, стал читать. Лицо его начало хмуриться и потемнело.
- Если ты скажешь правду, – произнес он, подойдя к гонцу, – будешь пощажен, в противном случае голова полетит с плеч. Понял меня?
Гонец согласно кивнул.
- Скажи, сколько воинов у Адиль Гирея?
Пленный, опустив голову, глядел вниз, видя только сапоги с высокими голенищами стоявшего напротив.
- Около пяти тысяч лезгин и ширванцев… и семь тысяч татар.
- Ясно. – Мирза Салман посмотрел на Эмира Хамзу. – Этого передай нашим воинам, пусть пока стерегут, потом решим, что с ним делать, – сказал он и повернулся к эмирам. – Уважаемые, ситуация такова: Адиль Гирей с семью тысячами воинов спешит на север, на помощь к Осману паше. Что скажете?
Гулу хан Афшар сперва подергал, потом пригладил усы.
- Остаться между двух огней – значит повторить судьбу Араз хана Рума. Пока не поздно, надо что-то предпринимать, иначе…
- Я знаю, что надо делать, – оборвал его Мухаммед хан Туркман, и все повернулись к нему. – Гонец сказал, что у Адиль Гирея двенадцать тысяч воинов. Тогда чего мы ждем, уважаемые? Для того чтобы Осман Паша не напал на нас с тыла, оставляем половину пятидесятитысячной армии здесь, она продолжит осаду крепости. Вторую половину, дабы враг этого не заметил, ночью уводим навстречу татарам. Как вам мое предложение?
Мирза Салман подумал, что предложение Мухаммед хана разумно. По очереди обвел взглядом эмиров. По их лицам было видно, что предложение им по душе.
- Хорошо, так и поступим…
28 ноября 1578 года противники встретились у местечка Маллагасан на берегу реки Агсу. Перед сражением известный своей храбростью и героизмом сын Абдуллах хана Хамза Устаджлы обратился к воинам с речью:
- Кызылбаши, противник топчет наши земли! Грабит наши богатства, убивает наших храбрецов, забирает в плен наших матерей и дочерей. Настал час мести, кызылбаши! Кровь за кровь, смерть за смерть!
- Кровь за кровь, смерть за смерть! – закричали кызылбаши.
Хамза Устаджлы взметнул саблю:
- Да здравствуют Аллах, Мухаммед и Али! Убивайте этих сукиных детей!
Натянув поводья, он развернул коня в сторону татар. С криком «О, Али!» он пришпорил коня.
Всадники с обеих сторон понеслись друг на друга. Через несколько секунд армии столкнулись. Все смешалось в жестоком сражении: звон сабель, звуки выстрелов, ржание лошадей, крики и проклятия обезумевших от крови воинов, стоны раненых… Пыль, поднятая тысячами копыт и человеческих ног, не давала возможности понять, где свои, а где чужие. Тары бились самоотверженно, отнюдь не собираясь отступать перед превосходящими силами противника. Им несколько раз удалось отразить атаки кызылбашей, но силы были явно неравными, резервные отряды кызылбашей вынуждали передние ряды идти вперед.
Поле боя было усеяно телами убитых, ранеными, кровь текла рекой, ее терпкий запах стоял в воздухе. Стоны раненых не мог заглушить даже звон сабель. Татары устали, а кызылбаши все усиливали наступление. Для того чтобы воодушевить своих воинов, в гущу сражения бросился сам Адиль Гирей хан. В какой-то момент он оказался лицом к лицу с кызылбаши по имени Баба Халифа. Этот оказался проворнее и стрелой смог сбить с коня Гирей хана. Двое кызылбашей, быстро спешившись, бросились к нему, намереваясь отрубить голову татарскому хану, но Баба Халифа крикнул:
- Постойте, его одежда отличается от одеяния других татар. Кажется, он их предводитель… – И тут же радостно воскликнул: - Да мы пленили Адиль Гирей хана!
Татары, увидев, что Гирей хан попал в плен, стали отступать, а потом разрозненными отрядами вообще ушли с поля сражения. Как только весть о победе дошла до Шемахи, кызылбаши сняли осаду и помчались в сторону реки Агсу. А Осман паша, уйдя из Шемахи, нашел убежище в крепости Дербент. Мирза Салман не стал его преследовать, дабы упрочить победу, а вместе с Гирей ханом направился в Карабах. Он обещал своей ханум одну победу, он ее добыл.
Ширван опустел, оставшись без хозяина.
Мехди Улья, услышав о победе, отправила сообщения в Газвин и другие области. Сама же в самую холодную пору, прихватив Гирей хана, направилась в Газвин.
Мехди Улья заключает соглашение с Адиль Гиреем
Когда Мирза Салман привез Адиль Гирея в Карабах, жена шаха не поверила глазам своим. Высокий, статный, красивый тридцатилетний принц ей сразу понравился. В голове промелькнула мысль: «А я, пожалуй, получила даже больше, чем ожидала». Будущий хан Крыма к тому же был самым близким человеком султана. «Его надо использовать», - сразу подумалось Хейранисе. Если война продолжится, кызылбаши могут и не завершить ее победой. И так уже среди огузских беков росло недовольство ею. Однако пока никто ничего сказать не мог: это под ее началом была достигнута победа! Но это была лишь одна победа, что будет завтра, не знал никто. А если султан отправит двухсоттысячную армию?
Мехди Улья чувствовала себя беспомощной, не знала, к кому обратиться за помощью. Она много думала о том, от кого она может получить удар, а кто сможет помочь.
Забыла жена шаха лишь только о колдуне Хадже Гасыме. Все, что было связано с Ширазом, было позабыто. Будто такого города и всего, что с ним связано, не было и в помине. Теперь она была на высшей ступени власти. Дальше пути не было, и для того, чтобы укрепить позиции, она шла на все.
После возвращения в Газвин Хейраниса стала еще более строптивой, надменной, на людей смотрела свысока, в разговорах всех обрывала, соглашалась далеко не со всяким. Для того чтобы получить должность, подарок, дворец, звание, приходили не к шаху, а к ней. Муж же вызывал в ней неприкрытое раздражение. Наказать его она никак не могла, но на людях могла ему сказать «Ты-то уж помолчи, поэт!» или «Ты не кызылбаш, а тахтабаш» . В таких случаях слуга Мухаммедали, опустив голову, тихонько посмеивался.
Жена шаха с помощью Мирзы Салмана буквально все прибрала к своим рукам. Он помог ей найти способ, как заставить замолчать кызылбашей. Сперва они сеяли раздор между огузскими родами, затем она выступала в роли судьи. Рядом с ней не осталось никого, кто мог сказать при ней что-то разумное, выполнить какое-то задание. Это мог сделать лишь Мирза Салман. Но даже его мудрость была ей не по душе. Было бы лучше, если бы кто-нибудь из ее сыновей был таким же умным. Но Султан Мирза был убит, а Хамза Мирза был таким же никчемным, как и отец. Единственная надежда была на Аббаса Мирзу, потому как еще двое сыновей были малы. Но по приказу еще Тахмасиб шаха Аббас Мирза был отправлен в Герат, и за последние годы они виделись всего два раза. Учитель Аббаса Мирзы вовсю расхваливал его ум и способности. Когда сыну было еще десять лет, он и внешне больше других походил на мать. Но даже мысли Аббаса Мирзы должны были быть схожи с ее мыслями.
Хейраниса сидела на большой шкуре, утопая в густой шерсти. Взгляд ее был устремлен на горящую свечу на небольшом столике. Личный визирь Мир Гивамуддин Гусейн Ширази и служанка Зиньят стояли в стороне, сложив руки на груди. Визирь, прищурившись, иногда посматривал на Зиньят. А Хейраниса все сидела, уставившись на язычок пламени.
- Я хочу, чтобы мой сын Аббас прибыл в Газвин!
Отвернувшись от свечи, она пристально посмотрела на визиря. По выражению его лица она могла определить ход его мыслей. – Ну что, Гусейн Ширази…
- О Мехди Улья, правитель Герата Аликулу хан считает, что узбеки не совершают набеги только из-за нахождения Аббаса Мирзы в этом городе. Если мы привезем его в Газвин, защитить Герат будет невозможно!
- Да плевать мне и на Аликулу, и на Герат! – зло вскрикнула Хейраниса. – Мы должны готовить для государства наследника. Разве не так? Сколько, по-твоему, проживет этот больной тюрок? Если мы не подготовим Аббаса Мирзу, он станет таким же, как и его отец!
- Вы правы, о Мехди Улья, будет лучше, если наследник будет похож на своих дядьев, нежели на кызылбашей. Но это можно сделать и без его приезда сюда. Прежде чем его учителя сделают из принца настоящего кызылбаши, он должен быть воспитан в духе его матери. А кто может это сделать лучше, чем Зиньят? Я предлагаю назначить Зиньят старшей его гарема и срочно отправить ее в Герат.
Ошеломленная Зиньят застыла, с ненавистью глядя на визиря.
- Неплохая мысль, более доверенного человека, чем Зиньят, у меня нет. Над этим следует подумать. На самом деле, кто может это сделать лучше Зиньят?
Хейраниса отвернулась к окну, уставившись в одну точку. За окном чернела ночь. В загадочном мире очень много тайных ночей, и за ними пряталось очень много секретов. У Хейранисы – Мехди Ульи – секретов было еще больше, и все они были связаны с темными ночами. Ей уже не доставляли удовольствие массажи Гюльсум. А слуга шаха Мухаммедали освобождался только после того, как шах засыпал. Его ласки были совсем другими, хотя Гюльсум иногда старалась лучше него. Но страх разоблачения не позволял ей вести себя с Мухаммедали так, как ей этого хотелось. Для интереса она однажды решила раздеться для Мирзы Салмана. Для того чтобы привлечь мужчину, у женщин достаточно методов. Но в последний момент она отказалась от этой мысли. Не каждого мужчину следует подпускать: те, кто живет надеждой, бывают более сильными. Мирза Салман не мог не быть ей верным. Потому что стоит ей чуть отвернуться от него, визиря тотчас уберут. Правильнее держать этого старика поближе к себе, постоянно подогревая его заинтересованность в ней. Среди своих интересов последний взор она остановила на крымском принце Адиль Гирее.
Зиньят, держа лампу в руке, шла впереди, за ней по коридору следовала Хейраниса. Охрана, стоявшая у некоторых дверей, завидев ее, склоняла голову и отходила назад. А у одной двери стояли двое стражников.
- Вы пройдите в другой коридор, - приказала им Мехди Улья и тихо постучала. За дверью не было ни звука, и она толкнула ее. Но прежде чем войти, приказала Зиньят остаться снаружи.
Эта была комната, отведенная для Адиль Гирея. Будущий хан содержался не как пленник, а жил как дорогой гость. Это Хейраниса сделала специально. Но мысли ее были направлены не на будущее, а рассчитаны на настоящее. Адиль Гирей и внешне, и поведением отличался от тех мужчин, с которыми она ежедневно общалась. Больше она такого уже не встретит. А то, что он жил во дворце, давало возможность спокойно встречаться с ним.
Комната была убрана красивыми коврами, на стенах висели светильники, в углу в очаге потрескивали дрова. В другой стороне комнаты стояла широкая тахта.
Адиль Гирей был так ошеломлен приходом Хейранисы, что буквально застыл посреди комнаты словно памятник. Он не мог поверить, что в эту ночь родится еще один секрет… Но он родился.
Ханум подошла к нему, постаравшись придать лицу умилительное выражение:
- Что ты застыл на одном месте? Разве ты не мужчина? Жена шаха сама пришла к тебе. Хотя бы поздоровайся.
Эти слова буквально встряхнули Адиль Гирея, он словно очнулся ото сна. Спешно поздоровавшись, он показал женщине одну из шкур, расстеленных возле очага.
- Прошу вас, садитесь, моя госпожа!
Хейраниса оглядела комнату, потом, покачивая подолом широкой юбки, грациозно прошла и села, указав все еще стоявшему Адиль Гирею на место напротив.
- Сядь и ты!
Адиль Гирей молча сел, глядя на женщину. Он все еще не мог придти в себя. В голове промелькнула мысль: «Как она красива! Просто бесподобна!». Он никогда еще не видел такую красоту и с первой же минуты был поражен ею. Ему казалось, что перед ним гурия, посланная из рая. Ее пухлые губки, большие глаза, томный взгляд, округлые щечки, маленький подбородок, высокая грудь с притягивающей ложбинкой очаровали его, заставив все нутро всколыхнуться.
Хейраниса вела себя так, словно не замечала, как принц буквально ест ее глазами, но получала от этого удовольствие. Наконец она взглянула на него, и их взгляды скрестились. Взгляд сидящего перед ней мужчины был таким пронзительным, что ей вдруг стало жарко, щеки заалели. Это ее взволновало, но все тут же прошло. Взяв себя в руки, Хейраниса с кокетством произнесла.
- Ты ведь знаешь, что с тобой здесь не обращаются как с пленником. Тебя принимают как дорогого гостя. Ты доволен, или есть претензии?
Принц покачал головой.
- Вашим благоволением, ханум!
- Но наши кызылбаши требовали твоей казни, хотели отомстить за смерть Араз хана. Я не согласилась с этим, приказала, чтобы тебя разместили во дворце. Здесь безопасно. Дворец охраняют только мои люди. Ты очень достойный для меня… мужчина.
Сказав это, Хейраниса вытянула левую ногу ближе к очагу, и оперлась для удобства на правую руку. При этом юбка чуть задралась, приоткрыв лодыжку. Посмотрев на эту оголившуюся ножку, Адиль Гирей хан судорожно сглотнул.
- Да будет Аллах вечно с вами, моя госпожа, - наконец смог промолвить он. – Вы очень благородны… и красивы. Право, не знаю, что бы я делал без вас. Наверняка моя голова давно лежала бы на плахе. Позвольте, я поцелую ваши руки…
Сказав это, он начал осыпать поцелуями протянутые к нему руки, потом, встав на колени, поцеловал ее лодыжку. Ханум не стала противиться этому, напротив, подтянув юбку повыше, обнажила белоснежные икры и бедра. Принц, целуя ее ноги, забирался все выше, страсть охватила все его тело. Хейраниса чувствовала его учащенное дыхание, свой жар, который поднимался все выше от ее ног… Поэтому она резко опустила юбки.
- Вы очень стойкий человек. Я думаю, мы с вами станем друзьями и соратниками. Сядьте поудобнее, чтобы мы могли спокойно поговорить… С сегодняшнего дня вы будете под моим покровительством. Я выполню все ваши желания!
Она посмотрела на него нежным взглядом и рассмеялась. Адиль Гирей сразу понял, что кроется под этой нежностью: Мехди Улья как женщина хотела быть с ним. Он очень давно не чувствовал женского тепла. От жара очага, волнения и страсти у него раскраснелись щеки. Женщина, увидев это, усмехнулась.
- Мне нужно, чтобы ты оказал мне одну услугу, - сказала она.
Адиль Гирей, у которого от страсти в голове был полный туман, выпалил:
- Я с большим удовольствием выполню все, что вы прикажете, ханум.
Хейраниса встала. Следом за ней встал и Адиль Гирей. Он подошла к нему так близко, что их дыхание касалось щек друг друга; губы тянулись навстречу.
- Ты станешь посредником между мной и султаном. Останови эту войну! Если он захочет, я отдам ему Ширван, Гюлистан, только останови ее. Это не пойдет на пользу ни ему, ни мне. Да и нас тобой, таких близких, сделает врагами.
Принц буквально сгорал от вожделения. Протянув руку, он обнял ее за талию, притянул к себе и дрожащим голосом сказал:
- Я готов, завтра же напишу письмо султану, моя ханум. Клянусь честью, что в скором времени остановлю эту войну.
Адиль Гирей уже был не в себе и как безумный стал ее целовать. А Хейраниса, закрыв глаза, полностью отдалась во власть принца. Принц сильными руками поднял ее и понес к тахте…
Началось
Июльская жара не позволяла газвинцам работать. С неба, казалось, скатывался жар, было трудно дышать. Одежду тех, кто волей случая оказался не в тени, можно было выжимать. Солнце стояло в зените неподвижно, словно приклеенное к небесному своду. Не было даже дуновения ветерка, листья на деревьях неподвижно застыли.
В саду у Пири Мухаммед хана Устаджлы собрались Горхмаз хан Устаджлы, Шахрух хан, Мохрдар Зульгадар и отстраненный от правления Кашана Мухаммед хан Туркман. Слуги поминутно вычерпывали из колодца воду и брызгали ее вокруг навеса с виноградником, чтобы создать хоть какую-то прохладу. С навеса свисали янтарные, но еще не совсем зрелые гроздья винограда. Один из слуг время от времени доставал опущенный в колодец бурдюк, наливал в кувшин прохладный айран, посыпал его сушеной мятой и подавал гостям, выслушивая при этом слова благодарности.
Пири хан, осушив очередную пиалу и вытерев полотенцем усы и бороду, обратился к сидящему напротив:
- Шахрух хан, разве при нас с тобой Мехди Улья не поклялась, что Хамза хан пощажен?
- Да, поклялась, - подтвердил его слова Мохрдар хан.
- А если поклялась, - обвел всех по очереди взглядом Пири хан, – тогда почему стражники тайно его убили?
Самый пожилой из всех – Горхмаз хан – с расстановкой заговорил:
- Выходит, эта женщина с нами больше не считается. А если так пойдет, то завтра или послезавтра нас постигнет судьба Хамзы хана; она заберет все наше богатство, все наше имущество.
Доселе молча слушавший Мухаммед хан, не выпускавший мундштук кальяна изо рта, подтвердил:
- Ты прав, Горхмаз хан, если так пойдет и дальше, эта персиянка уничтожит нас всех. – Он умолк, видя, что слуга разливает айран. – Поглядите, как она меня, Мухаммед хана Туркмана, являющегося одним из уважаемых эмиров государства, позорила при народе! На основании жалобы пары негодяев отстранила меня от правления Кашаном. Я не сомневаюсь, что и жалобы эти подстроены ею же. Я пошел к ней на прием, так меня и близко не подпустили. С каким лицом мне теперь появляться среди своих соплеменников, как отдавать им приказы, давать указания?
В этот момент раздался стук в ворота. Слуга, поймав на себе согласный взгляд хозяина, побежал к воротам и отпер калитку. Пришедшим оказался старший стражников Гулу бек Афшар. Поздоровавшись со всеми, он сел, скрестив ноги. Слуга тотчас подал ему пиалу с айраном. Поднеся пиалу к губам, Гулу бек Афшар произнес: «Благословение тебе, о Гусейн».
- Ну, уважаемые, - обвел всех взглядом Пири хан, – Гулу бек тоже в курсе дела. Он также очень недоволен Хейранисой. Эта женщина распахнула двери ненависти и враждебности в отношении огузских беков; иногда в открытую, а чаще втихаря ведет против нас подпольную войну. Я считаю, если Мехди Улья нарушила свою клятву, почему бы и нам не нарушить данную нами?
Горхмаз хан, щелкая костяшками янтарных четок, сказал:
- Пири хан прав. С сегодняшнего дня мы должны нарушить нашу клятву и объявить ей войну. Или мы должны оставаться при ней на побегушках?
В этот момент в разговор вступил Шахрух хан:
- Уважаемые, я чего-то недопонимаю, может, кто-то из вас мне объяснит… Как так получается, что при живом Мухаммед шахе власть в руках женщины, фарсов и мазандаранцев? Почему именитые эмиры отстранены от власти, лишены авторитета? Почему Мехди Улья всячески покровительствует фарсам и близким ей мазандаранцам, назначает их на должности, ставя их выше кызылбашей? Сколько это будет продолжаться? Это государство создавали наши деды и отцы! А теперь получается, что творцы государства уже не нужны? Нет, эту женщину надо остановить!
Слуга вновь разлил по пиалам айран и удалился. Тут в разговор вмешался Мухаммед хан.
- Если так пойдет, эта женщина перенесет столицу в Мазандаран. Вы, наверное, знаете, что часть казны уже находится там. Разве такое возможно?
Гулу бек Афшар иронично рассмеялся:
- Уважаемые, мало того, что она нас унизила, она еще намерена покуситься на нашу честь! Поговаривают, что она прямо во дворце содержит любовника. Буквально при всех вытворяет с Адиль Гиреем Бог знает что! И никто даже не упрекнет ее! Будто здесь для нее Шираз – что хочет, то и делает. – Бек зло стукнул по ладони кулаком. - Нет, здесь Газвин, вотчина кызылбашей!
- Уважаемые, успокойтесь, все понятно. Мы выслушали всех. Теперь давайте думать о наших последующих шагах. Обсудим это, - успокоил Мухаммед хан Гулу бека Афшара.
Горхмаз хан опять защелкал четками. А это говорило о том, что у него на этот счет есть особое мнение.
- Уважаемые, предлагаю сперва оправить к ней делегацию и высказать наши претензии. Примет, исправит свои ошибки, – очень хорошо. Мы поймем, что конфликт между нами исчерпан…
- А если не примет, что будем делать? – проявил нетерпение Пири хан.
- Тогда пойдем к шаху, выскажем ему все, потребуем его вмешательства.
Тут вновь не выдержал Гулу бек Афшар:
- Ай, можно подумать, она послушается нашего шаха! Эта женщина нашего шаха вот где держит! – вытянул он руку, сжатую в кулак. – Что ни скажет, Мухаммед хан тут же исполняет. Она его за человека не считает. Я старший стражников дворца, мне лучше об этом знать.
Горхмаз хан опять защелкал четками.
- Нет, так нельзя. Мухаммед Худабенде и шах кызылбашей, и духовный наставник. Если мы не пойдем к нему с жалобой, будем считаться его противниками.
Разговор продолжался долго. Наконец, эмиры отправили к Мехди Улье делегацию.
Делегация постаралась все разъяснить Мехди Улье и попросила от нее конкретных шагов, которые не позволят разрастись недовольству. Хейраниса в ответ на это сильно возмутилась, обвинила членов делегации в клевете, сыпала оскорблениями и в итоге пригрозила казнью.
- Вы посмотрите на них! Вы не кызылбаши, а ослиные головы! Убирайтесь отсюда!
Беки – во имя своего шаха и духовного наставника – проявили терпение и предприняли следующий шаг. У них не оставалось другого выхода, как отправиться к самому шаху, чтобы обсудить с ним судьбу Хейранисы.
Стражники вернулись из Ширвана злые. Отправленные туда для сбора налогов и рассчитывавшие получить хотя бы свое жалованье, они ничего не смогли собрать с обедневших жителей области. Гулу бек Афшар встретил их на площади у дворца.
Десятник со злостью высказал ему все:
- Разве так можно? Бессовестные, подлецы!.. Мы месяцами не получаем жалованье, а они тут как сыр в масле катаются! Они что, не знали, что Ширван разграблен, что людям есть нечего? Да буду я твоей жертвой, бек!.. отправляют, заведомо зная, что вернемся пустыми. Негодяи бесчестные!
Сотник подлил масла в огонь:
- Ты прав, десятник, они здесь наслаждаются жизнью. Вам не платят жалованье, а пленного татара, я имею в виду Адиль Гирея, содержат в меду. Мехди Улья сделала его своим любовником.
- Как, на самом деле она его содержит как любовника? – удивился десятник.
- Клянусь тобой, это так. Клянусь честью! – вскричал Гулу бек.
Десятник разразился семиэтажной бранью:
- Твою мать, б…ь. Но что нам теперь делать, Гулу бек? В какую дверь за помощью стучаться?
Сотник указал на фарса Миршаха Гази Исфагани, отвечавшего за выдачу жалованья.
- Идите к нему. Раз он заведует финансами, вы имеете право требовать у него.
Другой стражник подтвердил слова сотника:
- Он прав, идем к нему, потребуем… Не даст, - положил он руку на эфес сабли, - силой возьмем! Мы будем служить, а наши дети голодать? Где это видано? А где же прибыль такого государства?
Стражники, ворча и ругаясь, отправились к Миршаху Гази.
По дороге к ним присоединилось еще несколько групп. Охрана, стоявшая перед зданием, в котором размещалась финансовая служба, увидев разъяренную толпу, быстро ретировалась во двор, закрыв ворота. Прошло немного времени, ворота вновь распахнулись, показался Миршах Гази. Десятник слез с лошади и, приблизившись, сердито сказал:
- Миршах Гази, почему ты не даешь наше жалованье?
Миршаху Гази не понравилось, что к нему обратились по имени, и он грубо ответил:
- Какое жалованье? Я, что ли, заставляю вас работать? Я что, обязан вам выдавать деньги? Если бы каждый являлся сюда за деньгами, я бы здесь не сидел. Уходите, денег нет! Идите, идите… - сказав это, он толкнул десятника в грудь.
Это еще больше разъярило десятника, и он выхватил из ножен саблю. Миршах Гази хотел юркнуть за ворота, но не успел. Десятник эфесом сабли ударил его по голове. Миршах схватился за голову, меж пальцами показалась кровь. Десятник, ухватив его за грудки, прижал его к стене.
- Что значит – уходите, как это – нет денег? У тебя есть семья, а у нас нет, так, что ли? Твоя семья будет сыта, а наши должны голодать? А ну, возвращай наши деньги, иначе живым не уйдешь!
Миршах от полученного удара по голове потерял свое величие, съежился, даже ростом стал меньше. Вытерев подолом халата кровь, он начал скулить:
- Послушайте, ну в чем я виноват? Разве я ваш хозяин?
- Что здесь происходит?
В воротах показался принц Хамза Мирза. Десятник отпустил Миршаха, и тот, обессиленный, рухнул на землю, словно пустой мешок.
- Как что происходит, принц? Мы месяцами не получаем жалованье, в доме нет даже медной монетки. Дети голодают. Они что, должны питаться травой и сеном? Мы пришли, чтобы этот сын скряги выдал нам наши деньги. А он вместо этого стал нас оскорблять.
Закончив свою речь, десятник вложил саблю в ножны. Принц посмотрел на окровавленного Миршаха и спросил:
- Они правду говорят, Миршах Гази?
- Говорят-то правду, мой хозяин, но при чем здесь я? Мне что, выделили деньги, а я им не выдал? Оттого, что мне разбили голову, деньги не появятся. Вы знаете, что без указания Мехди Ульи я не могу выдать из казны ни копейки. Без официального приказа это невозможно. Кроме всего прочего казна пуста! – жалобно проговорил он.
Хамза Мирза был в хорошем настроении. Ему захотелось успокоить разъяренных стражников.
- Мне кажется, что из этой ситуации есть выход. Я даю вам слово, что поговорю с моей матерью, и мы по справедливости решим этот вопрос. Даю слово, что в течение дня вы получите жалованье.
- Ладно, раз сам принц дает нам слово, мы подождем еще день. Уходим, – приказал десятник своим людям.
На обратном пути им встретился Гулу бек и очень удивился их наивной доверчивости.
- Кто такой Хамза Мирза? Обкурившийся тирьяком прелюбодей! И вы поверили его словам и замолчали? Его мать каждый день с Адиль Гиреем позорит честь своего мужа, нашего духовного наставника, а вы поверили ее сыну?
Голая правда из уст Гулу бека вначале расстроила стражников, потом они, уже всерьез рассерженные, отправились во дворец. Стоявшие у дворца их соратники по оружию не стали задерживать толпу. На вопрос одного из тюрок-стражников «Где содержится Адиль Гирей?», кто-то из охраны показал на окна верхнего этажа. Толпа пошла по коридорам дворца, убивая выбегающую навстречу охрану, открывая поочередно двери комнат в поисках татарского принца. Но получилось так, что тот совершенно случайно сам вышел им навстречу. Стражники выхватили сабли, но Адиль Гирей успел выдернуть из ножен оружие у стоявшего рядом охранника. Завязался бой. Крымский принц самоотверженно защищался, но после бурной ночи с Мехди Ульей был утомлен и быстро устал. Стражники его ранили и он упал. Первый удар в лежащего пришелся в сердце. Потом ему отрезали голову, и со словами: «Честь правителя очищена!», стражники ушли из дворца.
Последний ритуал колдуна
Вот уже шестнадцать месяцев колдун не имел известий о Хейранисе. За все это время она не прислала ни одного письма, не передала ни одной весточки. А он все время с надеждой смотрел на дорогу. Правда, когда он сломал руку и ногу, сам не хотел, чтобы она приехала или вызвала его к себе. Как он мог обнять свою ханум в таком состоянии? Переломы срастались долго, также не скоро зажили и раны. Но душевная рана не заживала совсем. Последнее время он не входил в комнату для ритуалов. Целыми днями ел, пил, иногда читал книги. Он очень сильно любил Хейранису. Каждую ночь его душила страсть, он сох от тоски. Из-за сломанных конечностей он не мог перебраться и в пространство нематериальной действительности. Он не узнавал самого себя. Любовь заставила его забыть о многом. Он очень сожалел о том, что не выполнил напутствие бабушки. Каждую бессонную ночь он ждал условного стука в дверь. Вот сейчас он раздастся, он бросится отпирать засов и увидит в дверном проеме улыбающуюся Хейранису. Потом… Потом он обнимет ее и будет долго целовать. Иногда, закрыв глаза, он вспоминал часы, проведенные с первой и последней в его жизни женщиной, потом, сообразив, что этого нет и больше не будет, стонал, не мог сдержать слез.
Раньше он никогда не плакал, это чувство ему было не знакомо.
Думал он и над тем, что Хейраниса больше никогда не позовет его. Он был уверен, что потеряет ее в Газвине. Будь она рядом, он смог бы оттянуть то, что должно случиться, убедить, что власть не для нее, вернул бы ее назад. Но…
Любовь к человеческому существу ломала его колдовскую силу, он слабел. Как оказалось, самым большим колдовством в его жизни стала любовь к Хейранисе.
Колдун хотя и жил во дворце в окружении рабынь, ни на одну из них не заглядывался, не разговаривал с ними, не реагировал на их интимные намеки. Красивые рабыни, всегда бывшие в окружении мужчин, теперь скучали в этом безмолвии. Четыре из них обслуживали охрану, шесть – слуг дворца, поваров и прочих, остальные шесть – руководителей охраны правителя области. Но правители теперь были в другом городе, поэтому часть молодых рабынь забрали туда, другая часть разбрелась по своим домам. Оставшиеся же были из тех, кому негде было жить, и они все еще надеясь на лучшее. Одним из них можно было считать и колдуна.
На ночь колдун тщательно запирал дверь. Несколько раз ее дергали; раздавался беспорядочный стук. Он был уверен, что это какая-то из изнывающихот страсти рабынь. Но его душой владела лишь одна – Хейраниса. Остальных он не воспринимал как женщин. Все они были для него сбродом из мяса.
Когда ему хотелось услышать запах Хейранисы, он ходил по дворцу, по саду, останавливался там, где стояла она, полной грудью вдыхал воздух, который вдыхала она, желая хоть так чувствовать ее. Но, кажется, и ее запах исчез вместе с нею. Он останавливался возле навеса в саду, вспоминал беседы с нею, приказы, отдаваемые ею, оставался один на один с воспоминаниями о любовных утехах, свидетелем которых была эта комната. В этом дворце все напоминало о Хейранисе. Казалось будто здесь никогда не жил Мухаммед Мирза и сотня людей его окружения. Куда колдун ни смотрел, везде видел Хейранису. После того как он сломал руку и ногу, он пристрастился к вину. Иногда напивался так, что терял рассудок, представлял себе, что Хейраниса с ним, беседовал с ней. Кажется, эта страсть полностью лишала его рассудка, каждый день приближая его конец. Пил он для того, чтобы уменьшить боль тела и души, чтобы не думать о Хейранисе. Но все случалось наоборот: пьянел – и все больше начинал думать о ней. Так не могло долго продолжаться.
Однажды утром, проснувшись, колдун открыл глаза, уставился в потолок, с трудом пытаясь понять, где он находится. Накануне вечером он напился до потери сознания. Это означало, что пьянство отнимало у него память. Впоследствии это привело бы к сумасшествию. Наконец, вспомнил, где он. Он был во дворце. Потеря памяти на какое-то время так подействовала на него, что он принял решение прекратить пить вино. Свою бездеятельность он расценил как ожидание последнего дня, когда придет страшное известие о конце Хейранисы. Ему нельзя было сидеть без дела. Ведь чем только не приходилось ему заниматься ранее!..
Он встал, умылся, прошел на кухню и, не обращая ни на кого внимания, взял хлеб, сыр и сушеные ягоды тута. Мимоходом заявил, что три дня его не будет. Он не хотел, чтобы его искали.
Кушая на ходу, колдун прошел в свою комнату, тщательно запер дверь. Чтобы снять внутреннюю дрожь, поел сушеного тута и инжира, потом оглядел комнату. Месяцев шесть он не входил в помещение для ритуалов. Все было в пыли. Закатав рукава, колдун тщательно протер все вещи от пыли, разложил по порядку, а затем отправился в баню и хорошенько вымылся. Вернувшись в комнату для ритуалов, зажег свечи. Войдя в очерченный углем круг, сел, скрестив ноги, проговорил про себя специальное заклинание и закрыл глаза. Еще несколько раз проникновенно повторил заклинание. И… застыл в этой позе для медитаций на три дня. Только таким образом он смог изгнать из себя запах вина, вообще желание выпить его. Ровно через семьдесят два часа колдун открыл глаза. Теперь он был силен как прежде, вернул себе былое умение. Встав, взял кости и еще раз посмотрел судьбу Хейранисы.
Увиденное ввергло его в ужас.
Его любовь совершала измену за изменой. Он увидел даже то, что она была в половой близости с женщиной. Хейраниса спала с другими мужчинами, устраивала с ними оргии, а его забыла напрочь. Он не мог поверить, что его могут так оскорбить! Он не мог себе представить, что женщина может быть такой противной!
«Я шестнадцать месяцев тоскую по тебе. От страсти я высох, превратился в деревяшку. А ты ни разу обо мне не вспомнила, даже словечко не отправила, не справилась, жив я или умер. Более того, непрестанно изменяла. Какая же ты жестокая на самом деле! Любовь, оказывается, слепа! Я не должен был с самого начала допускать близости с тобой, не селиться во дворце. Я же выполнил все твои желания, женщина-дьяволица! А ты меня в моем-то возрасте свела с пути истинного, отняла разум. Ради тебя я нарушил все заповеди колдовства. А ты… Ты точно шейтан, а не женщина!», - эти мысли молнией пронеслись в его мозгу.
Тем не менее, он все-таки хотел хоть как-то оправдать Хейранису, но как ни пытался, простить ее не смог. Но он все равно любил ее! И это еще больше взъярило его. Был бы под рукой меч, он изрубил бы сам себя.
В расстроенных чувствах колдун встал, вышел в большую комнату и начал мерить ее шагами, пытаясь понять, почему Хейраниса абсолютно не считается с ним. Но в голове крутилась лишь одна мысль: его любовь предана! Чем больше он ходил, тем больше выходил из себя и не мог принять какого-либо решения. Нервы были натянуты до предела. Колдун кулаком изо всех сил стукнул себя по ладони, но и это его не успокоило. Нельзя было простить такое предательство! Он должен отомстить! Он должен ее остановить и… защитить: у него-то не было права изменить ей! Не выдержав, он громко вскрикнул: «Ведь это я заставил замолчать всех твоих противников! Я сделал твоего мужа немощным! Я тебя поднял по лестнице власти! Убрал всех, кто стоял на твоем пути, очистил тебе путь, женщина! Как можно все это забыть?! А ты, как последняя проститутка, изменяла мне! Измена!.. Я не могу допустить, чтобы ты и дальше изменяла! Я поднял тебя туда, но я же и сброшу тебя оттуда! Я тебя отправил в Газвин, но теперь пошлю оттуда в такое место, откуда ты не сможешь мне изменять. Ты пойдешь туда, где от меня не скроешься! В такое место, откуда обратной дороги нет! Там я постоянно буду рядом с тобой, я буду выполнять все твои желания, если даже ты о них мне и не скажешь! Ты не оставила мне выбора!»
Вооруженные охранники у ворот дворца испуганно прошли вперед, потом возвратились, с опаской глядя на темные, словно закрытые черными занавесями окна здания. Оттуда доносились ужасные крики. Но пожилые охранники, не понимая, что происходит, только удивленно поглядывали друг на друга.
- Абдул, что это за крики?
- Фирдоуси, такое впечатление, будто шакалы воют!
- Но ведь там никто не живет. Даже старик уехал в Газвин.
Встревоженные, ничего не понимающие охранники вернулись к воротам.
- Как жаль, что ханум, уезжая в Газвин, не забрала нас с собой. Помнишь, двадцать лет назад мы ее привезли в Шираз в качестве невесты?
- А кому нужны в Газвине мы, старики? Мне из Герата привезли хороший тирьяк, могу угостить. Это нас поддержит.
Колдун, наконец, принял решение. Он должен был отомстить женщине, которая его забыла, а вдобавок и изменила. Он снова прошел в комнату для ритуалов, поднял крышку сундука. Сперва взял небольшой, запечатанный сургучом кувшин. Каждый раз, когда он брал этот кувшин в руки, его трясло. Но теперь он был спокоен, засунул кувшин за кушак, потом положил в медную миску мешочек, оставшийся от Мухаммеда Мирзы. Вынул из другого сундука черные свечи, расставил их повсюду и зажег. Повторил заклинание, связанное с ритуалом в связи с историей Абу Насира. Два часа сидел неподвижно и вдруг что-то почувствовал.
- О мой хозяин, мой господин, прости меня, мы давно не виделись, - сказал он. – Помоги мне теперь, разреши отомстить! Это моя последняя просьба, прошу тебя, помоги! – Он почувствовал дрожь в руках и увидел трепет пламени свечей. - Спасибо, мой хозяин! Я знал, что ты не оставишь меня! Ты всегда был рядом со мной!
Потом он мысленно стал налаживать контакт с Мухаммед шахом…
…То, что не смогли сделать стражники, решили доделать эмиры. На следующий день, то есть 26 июля 1579 года три эмира – Гулу бек Афшар, Пири Мухаммед хан Устаджлы и Горхмаз хан Шамлы после обеда пришли во дворец шаха. Они специально выбрали именно то время, когда рядом с ним не было Мехди Ульи.
- Мой шах, к вам на прием просятся три эмира, - доложил дворецкий.
- Пусть идут на прием к Мехди Улье, - сказал он, отказавшись принять прибывших.
Но дворецкий был человеком, близким к эмирам.
- Мой шах, кызылбаши хотят встретиться именно с вами для мужского разговора. С Меххди Ульей стыдно вести такие разговоры.
- Ладно, дай мне возможность подготовиться, - сказал Мухаммед шах, услышав «кызылбаши» и не вникнув особо в смысл других слов, и поискал глазами своего помощника.
Мухаммедали, взяв шаха под руку, подвел к трону, помог сесть, поправил на нем одежду, корону и приказал впустить гостей.
Вошедшие очень почтительно поклонились и, подойдя поближе, представились. Мухаммед шах, хотя и не видел их лица, но был достаточно наслышан о них, и поэтому благожелательно улыбнулся.
- Прошу вас, уважаемые, я очень вас ценю, присаживайтесь.
Но эмиры, подойдя к шаху, по очереди поцеловали подол его халата и остались стоять. Как и было договорено заранее, первым начал Пири хан.
- Да будет наш шах жить вечно, пока существует наш мир! Причина нашего прихода в том, что нам небезразлична судьба вашего государства. Мы обязаны сообщить вам о приближающейся опасности.
Шах всем видом показал, что он весь внимание, и удивленно спросил:
- О какой опасности идет речь? Мне кажется, что в стране все нормально, люди живут хорошо, области прекрасно управляются, все в порядке с верой. Мехди Улья смогла остановить войну с османами. А вот ваши люди убили моего гостя. Что вы хотите теперь?
От этих слов лица эмиров посерьезнели. Пири хан заговорил жестче:
- Мой шах, Адиль Гирей хана убили не наши люди, а взъяренные стражники, которым дорога честь. Об основной причине этого происшествия мы бы предпочли умолчать. По этим и многим другим причинам ожидается восстание всех родов кызылбашей.
Шах после этих слов сильно испугался. Он прекрасно понимал, что означает восстание кызылбашей.
- Можно узнать, почему кызылбаши хотят поднять восстание, в чем причина? Может, пригласим и Мехди Улью, пусть и она послушает, потом вместе примем решение.
На этот раз поближе к шаху с поклоном подошел Горхмаз хан. Но теперь у него в руках четок не было: перебирать при шахе четки было бы неэтично. Но по привычке хан двигал пальцами, словно перебирая четки. Хан в открытую возразил шаху:
- Мехди Улью сюда приглашать не надо, потому что все жалобы связаны именно с ней.
У шаха задрожали губы.
- Что же она такого сделала? – с опаской спросил он и, как бы ища поддержку, посмотрел на помощника Мухаамедали.
- О наш шах, вы лучше спросите, чего она не сделала!.. Мы, эмиры кызылбашей, решительно заявляем вам, что вы не должны нам препятствовать отстранению вашей жены от государственных дел. Потому что ваша жена все свои решения принимает, не считаясь с мнением глав родов кызылбашей, старается управлять государством вопреки их воле. Она постоянно их оскорбляет, унижает их достоинство, позорит их перед соплеменниками. Когда наши люди ей все высказали, она сочла их врагами, стала угрожать. Ваша ханум удаляет из дворца кызылбашей, деды которых создавали это государство, взамен сажает на должности своих родственников из Мазандарана. В этой ситуации чаша нашего терпения переполнилась. Кызылбаши, у которых есть шах и духовный наставник, больше не желают, чтобы государством управляла женщина. О наш шах! Если ваша жена не будет отстранена от управления государством, страна понесет большие потери. Все соседние государства пойдут на нас.
Шах не ожидал такой решительности от эмиров. А Мухаммедали был разъярен. Шах страшно боялся единственного: жена распространит слух, что он не дееспособен как мужчина. Если это не случилось, значит, остального бояться не стоит. Сообразно своему характеру, шах мягко, но с интересом, произнес:
- Хорошо, я вас выслушал, теперь знаю о ее прегрешениях. И что мне теперь делать?
- Вы должны подписать указ о ее казни, - жестко озвучил требование Пири хан.
Шах от этих слов вздрогнул, стал растерянно искать глазами помощника Мухаммедали. Тот подошел, взял руку шаха в свою и с ненавистью посмотрел на эмиров. В этот момент Пири хан протянул шаху сложенный вдвое лист бумаги:
- А это наше письменное требование.
Мухаммедали взял бумагу, мельком просмотрел ее.
- Ты читай! - приказал ему Мухаммед шах
- «Слабая, но с большими личностными претензиями женщина не должна управлять государством, – послушно начал читать Мухаммедали. - От этого должны отказаться и ее приближенные, которые постоянно конфликтуют с государственными мужами. Мы хотим сказать, что ее нахождение у власти представляет большую опасность для племен кызылбашей».
Шах с трудом заставил себя с улыбкой произнести: «Что вы говорите, это очень жесткое требование», как тут же в одной точке мозга взорвалась дикая боль. От боли он схватился за голову двумя руками…
Именно в этот момент колдун начал свой ритуал. Он сидел во внутренней комнате, в черном круге, губы произносили жесткие фразы:
- Слушай меня, Мухаммед шах. Пока ты не выполнишь то, что я скажу, боль будет продолжаться. И так будет до тех пор, пока ты совсем не потеряешь силы. Слушай приказ и выполни его! Издай указ о казни Хейранисы… издай… издай…
От дикой боли у шаха перекосилось лицо. В мозгу словно молотком стучала одна фраза: «Издай указ о казни жены!»
Когда он схватился за голову, эмиры подумали, что ему стало плохо от разговора. Но когда он поднял голову и посмотрел на них, они поняли, что ему очень больно.
Наконец, боль чуть отпустила, и шах буквально застонал:
- Если эмиры считают, что политическая деятельность Мехди Ульи не приемлема, я прикажу, чтобы она больше не вмешивалась в государственные дела. Если же она им мешает, то Хейраниса… то Мехди Улья отправится в Кум, где будет жить с сыном. Я могу свою жену отправить и на родину, в Мазандаран. Если и это вас не устраивает, то я отрекусь от престола и с сыновьями вернусь в Шираз. Пусть кызылбаши выберут шахом того, кого пожелают, - обиженно произнес шах. - Но на убийство своей жены согласиться не могу, - добавил он.
- Мой шах, пока она жива, тебе от этого пользы не будет, уже поздно! Кроме этого, твоя жена намерена на твое место привести твоего сына Аббаса Мирзу! У них уже была тайная встреча. Мальчика совсем испортили, ему засорили все мозги. Она свою служанку отправила в Герат под видом того, чтобы присмотреть за мальчиком, а на самом же деле – чтобы полностью изменить его мировоззрение.
- Вы говорите неправду, - сделал слабую попытку возразить шах. – Ни один из моих пятерых сыновей не предаст меня. Аббас еще слишком мал, чтобы знать, что такое козни, политика… Вы даже не позволили, чтобы мои дети жили со мной! Вот уже сколько времени Аббас в Герате! Вы врете своему шаху! Я не верю, что Мехди Улья предпочтет стать матерью шаха, будучи женой шаха.
Только шах замолк, как дикая боль опять пронзила мозг. Она была сильнее, чем до этого. Он буквально скрючился на троне и застонал. Помощник Мухаммедали в растерянности стоял, не зная, что предпринять. Он вообще не понимал, что происходит с шахом. А в мозгу шаха беспрестанно стучала одна и та же фраза: «Издай указ… издай указ…». Он не мог найти себе места. Наконец встал, схватившись за голову руками, и попытался выйти из комнаты. Мухаммедали быстро подскочил к нему и, вновь подведя к трону, усадил.
Эмиры же опять подумали, что шах ведет себя таким образом от нежелания принять решение, поэтому решили нанести последний, решающий удар. На этот раз заговорил Гулу бек Афшар.
- Мой шах, это дело не только одних эмиров. Здесь стоит вопрос чести шаха. Вы должны смыть с себя этот позор. Вы знаете, почему стражники отрезали голову Адиль Гирею? – Шах не ответил, он только стонал. - Потому что… ну, об этом весь Газвин знает… потому что ваша жена содержала его при себе в качестве любовника. – Он перевел дух и, вынув из-за пазухи другой лист бумаги, протянул его шаху. – Пока нашего шаха не обозвали бесчестным, приложите сюда свою печать! Для кызылбашей важнее всего чистое имя! Пока в стране все не перемешалось, отдайте жену в лапы смерти. Этого требует честь шаха!
Шах из-за нестерпимых болей не совсем понимал, о чем толкует Гулу бек. Вынув увеличительно стекло, он посмотрел через него на стоящих перед ним беков. Один из них что-то протягивал ему. Что это было, шах тоже не понял. Он практически ничего не слышал. В голове что-то гудело, кто-то, словно забравшись в мозг, разговаривал с ним, требовал. «Если хочешь, чтобы боли прекратились, подпиши указ, подпиши… Он тебя опозорила… подпиши!» Еще немного – и шах от боли потерял бы сознание. Сотник подошел к нему, развернул бумагу, взял шаха за большой палец руки:
- О наш шах, поставьте сюда печать, - и не дожидаясь ответа, силой повернул его руку и приложил печатку к бумаге. – Вот так… этот вопрос решен.
Как только печать оказалась на бумаге, боли тут же прекратились. В этот момент Мухаммедали с ненавистью в голосе закричал:
- По какому праву вы это сделали? Вы не имеете на это права!
Эмиры, хотя и не были вооружены, но пошли на него, сверкая глазами от злости. Мухамедали отошел назад и остановился недалеко от окна с разноцветными стеклами. Когда же эмиры сделали еще один шаг к нему, он со страху бросился к окну. От сильного удара стекла разбились, и Мухаммедали вывалился наружу. Гулу бек подошел и посмотрел вниз. Внизу на брусчатке валялось тело помощника шаха. Дворецкий и несколько стражников подошли к телу, посмотрели вверх и покачали головами.
Мухаммед шах, все еще ничего не понимавший, сидел, съежившись на троне.
- Я хочу немного отдохнуть, - тихо сказал он.
Эмиры поняли, что тянуть в этом деле нельзя: ситуация могла измениться в любую минуту.
- Беки, мы поручаем это великое счастливое дело Садраддин хану Сефеви, Али беку Зульгадару из рода Шейхвенда и родственнику шаха Имамгулу беку Мосуллу. Медлить нельзя! Здесь вопрос чести, обмывать будут близкие семьи.
Когда исполнители вошли в гарем, все женщины с криками разбежались кто куда. Входить мужчинам в гарем было запрещено. Но коли уж вошли, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее. Хейраниса была здесь, и, не двигаясь с места, сердито закричала:
- Что вам надо, кто вам позволил войти в гарем?!
Садраддин хан показал ей указ шаха.
- Пришел твой конец, Мехди Улья. Наш шах за все твои прегрешения подписал указ о твоей казни, а нас отравил в качестве ангелов смерти.
Жена шаха не поверила своим ушам. Этого не могло быть!
- Что вы сказали, никчемные красношапочники?! Сейчас мы это проверим!..
Она попыталась встать. Но тут подоспел Имамкулу хан, который, толкнув ее в грудь, усадил на место.
- Мы тебя казним и как проститутку!
Али бек зашел ей за спину и накинул веревку на шею. Хейраниса закричала, бросилась вперед, но в тот же миг удавка сдавила ей горло, глаза закатились, она стала захлебываться от нехватки воздуха, сердце забилось в отчаянии… В последний миг она вспомнила колдуна, его последнюю фразу «Не езжай в Газвин, ты там найдешь смерть!» Вся ее жизнь в последний миг прошла перед глазами. Она задергалась и затихла. Последним ее словом было: «колдун».
Колдун в это время лежал в очерченном кругу на спине. Он знал, что выполнил свое последнее дело. Хейраниса, его любимая, уже не жила на этом свете. Он вынул из кушака маленький кувшинчик. И на этот раз его рука не дрогнула, тело не затряслось. Зубами разломав сургуч, он вытащил пробку. Быстрым движением опрокинув кувшин, выпил содержимое. В последний момент тихо промолвил: «Я иду к тебе, Хейраниса».
После этих слов колдун дернулся, широко открыл рот – и вдруг затих, руки безвольно упали…
Мухаммед шах после казни Мехди Ульи правил еще восемь лет. В 1587 году он вынужден был отречься от престола. Государство, как и его шах, было больным и немощным. На его место был избран семнадцатилетний Аббас Мирза. Бывший шах некоторое время жил в Газвине, потом его поместили в крепость Аламут, и в 1596 году он скончался в изгнании. Шах Аббас перенес столицу из Газвина в Исфахан. Там было легче продолжать политику Мехди Ульи, отомстить за нее. Для этого ему никакой колдун не был нужен, дух матери буквально вселился в него.
А где был дух Мехди Ульи, там мог быть и дух колдуна. Кызылбаши не смогли победить шаха Аббаса, потому что он сам был сыном кызылбаши.
Февраль-ноябрь 2012 года
Баку-Хызы-Баку
Жена шаха и колдун
© Copyright: Юнус Огуз, 2019
Свидетельство о публикации №219010900708
Свидетельство о публикации №219010900708
Рецензии