О настоящей дружбе и ненастоящей любви...

     Ночью умер сомик. Он не был общительным, но они жили бок о бок девять лет... Хозяйка плакала:
- Прости меня, рыбка...

     Вычерпывая вмиг помутневшую воду из аквариума, она старалась не глядеть на то, что осталось от соседа. Саднило сердце, мешала дурнота. Вспомнилось, как пару недель тому назад рыбка перестала прятаться под ручкой утопленной для её утех чаши, а  подолгу сидела на виду. Как бы разглядывала. Напоследок.

     За долгие годы сомик перевидал многих. Карасей всех мастей, гупёшек и улиток. С особой теплотой сомик вспоминал цихлиду, рыбку-попугая с милой гримасой куклы на лице и сильным характером. И тосковал все двести девяносто семь дней после её ухода. Да-да. Сомик считал каждый день, проведённый в одиночестве.
     Он помнил, как долго не решался подойти познакомиться к новой рыбке. Её яркая внешность не располагала к бесцеремонности. Сомик издали восхищался манерами и статью красавицы. Считал себя ниже её и старался не попадаться на глаза днём. А ночью музицировал, в тоске, поскуливая в такт неслышному, единому для всех мотиву неразделённой любви. Но рыбка предложила сомику доказательства  более надёжных чувств. Однажды, в аквариум подселили на время шуструю троицу комет. Они шалили, хулиганили. Нарушая установившийся порядок, захватывали обжитые не ими норки и даже играли в улитками, хватая из за что придётся, перебрасывали друг другу. В конце концов, пережидая нашествие, те предпочли вскоре осесть в толще разноцветного грунта до лучших времён.
     Исчезновение улиток заставило обратить внимание на иных соседей по аквариуму. Рыбка попугай была кометам не по зубам. Одного взгляда на сияющее литьё её боков было достаточно, чтобы понять, - с нею лучше не ссориться. Посему сомик, хотя и оставался рыбьего роду-племени, но был безобиден и время от времени нуждался в глотке воздуха, который хватал, взмыв со дна к поверхности воды. В этом то и было его слабое место, которым кометы не преминули воспользоваться.
  Хозяйка стряхнула кивком слёзы, но улыбнулась, припоминая, как это было. Когда кометы в очередной раз не дали возможности сомику сделать вдох, она подбежала было к аквариуму, чтобы навести порядок в стае, но рыбка-попугай опередила её.  Лёгкими толчками отшвырнув всех троих к противоположной стене, загородила сомика и дала тому отдышаться. И до той поры, пока недобрых шалунов не переселили в пруд, оказывалась рядом каждый раз, как сому требовалось сделать вдох... А в довершении ко всему, кот, наблюдавший эту картину, оценил благородство дамы и стал часто усаживаться подле аквариума, «помолчать за жизнь» с рыбкой. Они сидели бок о бок, разделённые нетолстым стеклом, объединённые чувствами, схожими с человеческими, но непостижимыми ему.
     Это было так странно, так необычно... По-человечески? А всегда ли мы умеем так?! Что мы знаем о жизни, что понимаем в дружбе и любви, если простые искренние порывы так удивляют нас...

     Над серым лесом вОроны играли свои свадьбы. На коленях сидел кот. Он навязчиво вибрировал горлом, заглушая хозяйскую грусть. Весь его бок и ложбинка между ушей были, словно пыльный подорожник в росе. Хозяйка плакала.
А на подоконнике, в банке, наполненной мягкими кусочками древесины и дубовой коры, дожидался весны редкий жук, что намедни постучался в её дверь...