Нужны ли государству отличники?

               

                НУЖНЫ ЛИ ГОСУДАРСТВУ ОТЛИЧНИКИ?

     Я уже три года не работаю в школе. Пришлось уйти по состоянию здоровья. Отчёты высосали всю энергию, убили желание работать в системе, которая по старинке ещё называется системой ОБРАЗОВАНИЯ. В этой системе у меня осталось много знакомых. При встрече, как водится в учительской среде, разговор на любую тему всё равно переводится на школьные дела.
     Недавно, в июне, в дождливый прохладный день, случайно встретилась с давней знакомой – учительницей русского языка Валентиной Егоровной, работающей пенсионеркой. Она старше меня на четырнадцать лет, но всегда недовольна, если я обращаюсь к ней на «вы».
     Зашли с мокрыми зонтами в небольшое уютное кафе (оно находилось рядом), заказали по чашке горячего чая. Повеселело на душе после уличной промозглости. Вначале спрашивали друг друга о здоровье, семье, затем понемногу беседа приняла другой оборот: заговорили о больной теме для любого учителя русского языка – проверке тетрадей. Русоведы давно возмущаются: дети некрасиво пишут. И главное, у школьников нет желания совершенствовать почерк. Учеников, которые пишут каллиграфическим почерком, почти не стало. Даже среди отличников.
     - Об отличниках вообще не нужно говорить, – с надрывом заявила Валентина Егоровна, как обычно делает только педагог, выражая накопившуюся боль. – Нет настоящих отличников. Почти все – липовые.
     - «Липовые»? А как же отличные аттестаты зрелости? – обыденно спрашиваю я. – Ребята ЕГЭ сдают. В экзаменационных аудиториях такой контроль, что муха незамеченной не пролетит. Говорят, теперь телекамеры установлены, организаторы – звери…
     - В аудиториях не пролетит, – натужно хохотнула учительница, – зато в туалетах ни телекамер, ни организаторов.
     - Я на экзамене была лет пять назад. Тогда с мобильными телефонами боролись.
     - У-у, мать, ты уже устарела. В последние два года всё изменилось. Мобильную связь давно научились глушить. Сейчас у детей шпаргалки снова в ходу.
     - Ну, кто-то же контролирует выпускников, которые отпрашиваются во время экзамена в туалет?
     - Никто.
     - Почему?
     - Потому что роно получило по шапке от областного министерства за низкие результаты экзаменов, – уверенно назвала причину Валентина Егоровна. 
     - Дети не хотят брать знания? Ленятся? – спросила я о том, что всегда удручает учителя-предметника.
     - И такое встречается, сама знаешь, – подтвердила она. – Но чаще всего виноваты родители.   
     - Быть такого не может, чтобы родители вредили своим детям, – брякнула я, желая подзадорить знакомую.
     - Сомневаешься в моих словах? – пристально посмотрела на меня Валентина Егоровна. – У тебя разве всё гладко было?
     - По-всякому было, – засмеялась я, – как у всех.
     - А чего тогда в другой лагерь переметнулась? А-а, ты ж теперь вольный казак, в школе не работаешь, – знакомая тоже съязвила.
     - Сама понимаешь, – начинаю я извиняться перед бывшей коллегой, – не хотелось бы к кому-то относиться предвзято.
     - Без предвзятости – трудно. У всех – своя правда, – объяснила учительница то, что известно каждому взрослому человеку. – Я, конечно, могу говорить только о «правде» педагогов. Есть у меня внучка, уже девятиклассница. Дочка моей Насти. Живёт с родителями в другом городе. Думаю, что конфликтов с учителями не было. Дочь ни разу не жаловалась на «произвол» учителей. Может быть, и есть он, этот произвол со стороны школы. Может быть, есть произвол и в нашей школе. Я этого не знаю. Честно. – Пристально смотрю на знакомую: ни тени лукавства. – Наша администрация приватные вопросы решает тихо, в кабинете, а не на совещаниях. О себе могу сказать: никогда не позволяла ни давления на слабых учеников, ни восхваления любимчиков. Принципиально подхожу к оценке грамотности. Почерк тоже учитываю при выставлении оценки. За что и получаю каждый раз тумаки от школьной администрации.
     - За принципиальность вообще, – уточняю, – или за оценку почерка?
     - Представь себе, за принципиальность вообще, – заволновалась Валентина Егоровна. – Нас бьют за низкие оценки на ОГЭ и ЕГЭ. Часто на экзамене комиссия при проверке творческих работ снижает оценку за грамотность, потому что не понимает почерка. Что написано: «о» или «а», «е» или «я»? Это принципиально в орфографии, особенно в правописании слов с безударной проверяемой гласной в корне. В ученическом сочинении слов на эту орфограмму встречается порой до шестидесяти процентов. Да что я тебе говорю! Ты сама на этом собаку съела. И вместо «четвёрки», которая выходит по баллам, девятиклассник за экзамен «три» получает. Бывает, что областная комиссия «три» ставит вместо «пятёрки». Но ведь это не только вина учителя.
     - А чья ещё?
     - И ты туда же? – снова вспылила моя знакомая. – Люди, никогда не работавшие в образовании, так и представляют: всё зависит от педагога. Если слабые знания у ребёнка – значит, виноват учитель. Но мы-то с тобой знаем, что учитель – человек подневольный. И раньше, в советской школе, и сейчас, при демократах. Всег-да, – чётко произнесла Валентина Егоровна. – Я сорок лет отработала рядовым учителем.
     - Я двадцать пять.
     - Ты вовремя ушла. Сейчас вообще невозможно стало преподавать, – поделилась учительница. – И дело не в детях. Дети всегда были непослушными, дерзкими. Такой возраст. Поэтому важно воспитание, в первую очередь в семье. Всё идёт из семьи. Если родители ведут себя по-хамски с учителем, то как ребёнок после услышанного и увиденного может относиться к педагогу с уважением. – Устало вздохнула: – Авторитет учителя быстро падает. Ученик, который недавно прислушивался к твоим рекомендациям, перестаёт воспринимать тебя как учителя.
     - Образования у некоторых родителей не хватает. Тут ничего не поделаешь, – утешила я знакомую. 
     - Хамят как раз те, у кого высшее образование, – погрустнела Валентина Егоровна. – Стали маленькими начальниками и считают, что им все должны.
     Я вспомнила, что и у меня иногда было непонимание с родителями «при должности».
     - Из-за чего весь сыр-бор? – спрашиваю.
     - Теперь все знают слово «прокуратура». Только пожалуется дома ребёнок требовательным, – выделяет она голосом это слово, – родителям, что ему «ни за что» снизили оценку, так они звонят Наталье Васильевне, директору школы, и вопят, что, если произвол учителя не прекратится, позвонят в прокуратуру. Теперь в школах, как везде, рейтинг. Снизят рейтинг – администрация премию потеряет. Кому же хочется деньги терять? Или вообще с должности снимут, если жалоб много.
     - Родители так переживают за четвертную и годовую оценки. Престиж семьи! – восклицаю я. – Ты же «советская». Неужели не помнишь, что так и в Советском Союзе было? Ребёнку из простой семьи ставили ту оценку, которую заработал, а сыночку или доченьке из блатной семьи ставили по требованию директора.
     - Да, справедливости никогда не было, – согласилась со мной Валентина Егоровна. И, словно одумавшись, что приняла другую позицию, тут же пошла в наступление: - В советское время такое иногда случалось, а сейчас – поголовно. Ладно, если родители звонят директору. Наталья Васильевна вызовёт, расспросит, чтобы понять, кто виноват. Она мудрая женщина. Так ведь некоторые индивидуумы прибегают в класс на перемене и устраивают инквизицию учителю. Никак не поймёшь, в чём дело, по какой причине крик, оскорбления, обвинения. Сплошные эмоции. Дети всё это слушают. Понимаешь? Дети слушают! О каком авторитете учителя может идти речь?! – Лицо коллеги покраснело. Было видно, что она сдерживается, чтобы не выплеснуть  негативные чувства.
     - А что завуч? Помогает? Нет?
     - Помогает, – усмехнулась учительница. – Поставьте, говорит, «пять» и живите спокойно, у нас и так отличников мало. А как же, спрашиваю у неё, знания детей, я не буду за оценки на экзамене отвечать? Будете, говорит, с вас в первую очередь и спрошу. А тогда, отвечаю ей, оценка будет выставлена объективно.
     Я предложила один из вариантов решения проблемы:
     - Может, после уроков позаниматься, подтянуть до «пятёрки».
     - Ты думаешь, я не занималась? Бесплатно занималась. И много раз.
     - И что?
     - У кого-то способностей нет для «пятёрки», хоть я в нитку вытянись, толку – ноль. Кто-то, по словам родителей, занят в кружках и спортивных секциях. У других репетиторов много, нет времени на послеурочные занятия со мной. Но у всех одно требование: хотим «пять». Хотите, предлагаю им, заработайте. Смотрят на меня с ненавистью, как на врага народа.
     - Я не верю, что все родители «выбивают» оценки, – решительно высказала я протест.
     - Те родители, которые похитрее, не «выбивают». Приносят нашему начальству подарки или помогают в личных и школьных делах, – подмигнула пожилая учительница. – И тогда оценки их детей администрация готова отстаивать день и ночь.
     Мне это совсем не понравилось:
     - Ты сама видела, что они подарки носят?
     - Все видят. Разве у нас глаз нет? – вздохнула принципиальная коллега. – Видим, как родители заходят в нужный кабинет с полиэтиленовым пакетом, а назад выходят с пустыми руками. Не вызывать же прокуратуру!
     - Значит, такое положение дел всех устраивает.
     - Нет, не устраивает. Но и биться с системой бесполезно. Без работы оставят. И жаловаться некому, потому что в роно то же самое практикуется. Больше того, роно и требует отличников, хоть сиди и рисуй оценки. Для них главное – отчёт хороший сдать в министерство. Наша принципиальность никому не нужна. Дураками назовут.
     - Липовый отличник… – хмыкнула я. – На экзамене такой пузырь лопнет.
     - И лопается, – оживилась Валентина Егоровна, снова почувствовав во мне единомышленницу. –  Поэтому никто на экзамене и не проверяет выпускников, что они делают в туалете, когда отпрашиваются из аудитории. Негласный приказ роно. С высокой трибуны не говорят, только директорам на совещаниях. После оптимизации образования всё обострилось донельзя.
     - Оригинально.
     - Тоже, скажешь, учителя виноваты? – с ехидцей посмотрела на меня педагог.
     - Да я и не говорила, что учителя виноваты. Просто хотелось разобраться в этом вопросе. Неужели совсем нет настоящих отличников? Мне, значит, повезло. У меня были.
     - Есть и настоящие, но их в любой школе можно по пальцам пересчитать. Остальные – липа. Слышала, что отменили золотые и серебряные медали?
     - Слышала.
     - Именно по этой причине и отменили. Не медалисты, а поголовная липа.  Нужны государству такие «отличники»?! Они же и специалистами липовыми будут.
     У меня больше не было желания спорить.
     - И какой выход из этой ситуации? – обмякла я.
     - В идеале – вернуться к советской системе образования, хотя восстановить её уже вряд ли получится. Всю систему разрушили реформаторы убогие.
     - По-моему, это мы убогие: за себя постоять не можем, – сказала я. – Потому и вершат наши судьбы реформаторы разных мастей. Да и советская система не была идеальной. Время не стоит на месте, цивилизация зовёт вперёд. Надо идти вперёд, только на совесть всё делать. А совесть в нашем обществе – большой дефицит, – вздохнула я тяжело.
     - И так ещё долго будет. Народ у нас недружный. Каждый старается на чужом несчастье нажиться.
     Мне не хотелось ничего говорить. Мне хотелось выть: где были мы, рядовые учителя, когда уничтожали образование, когда гробили нашу страну?


     Светлана Грачёва
     Воскресенск
     17 июля 2016 года