Я все еще люблю тебя! Глава Одиннадцатая

Глава Одиннадцатая. Охотник за приданым.


Человека более практичного и стремящегося из всего извлечь выгоду, чем Герман Сапранов, трудно было себе представить. Сызмальства росший с убеждением в том, что человек он исключительный, а следовательно, имеющий право на многое из того, что недоступно обычным людям, Герман Федорович следовал этому своему убеждению неукоснительно, свысока смотря на всех, кто находился хоть на одну ступень ниже социальной лестницы.
—  Помни, сынок, в этой жизни не может быть ничего, что было бы тебе недоступно, – не раз говорил Герману Федор Кузьмич. – Мы – Сапрановы, а это ко многому обязывает. Прежде всего, постоянно необходимо поддерживать статус нашей семьи. 
С тех пор слова отца стали главным жизненным кредо самого Германа. Не было такой жертвы, которую он не мог бы принести во имя блага своей семьи, и, прежде всего, во имя своего собственного блага. 
Смотреть на то, как её родной сын из нормального человека превращается в какого-то безумного робота, бездушную машину для извлечения прибыли из всего, чего можно, было невыносимо для Варвары Захаровны, но что-то противопоставить этому, как-то противостоять она не могла.   
— Все никак не могу понять, что ты от него хочешь, – неоднократно выговаривала мужу Варвара Захаровна.
— Я всего лишь хочу, чтобы Герман, в отличие от Ивана, стал настоящим мужиком, – отвечал Федор Кузьмич.
Отцовские уроки, конечно же, шли Герману впрок, и вскоре в нравственном отношении он стал точной копией Федора Кузьмича – циничным и расчетливым, вероломным и  властолюбивым, жестоким и алчным. На отцовском языке подобные принципы назывались умением жить, и Герман им неукоснительно следовал.
Интересы Федора Кузьмича были гораздо обширнее той сферы деятельности, которой он занимался. Кабинет партийного функционера, пусть и не самого низкого ранга, стал ему явно тесен, а душа жаждала новых свершений. 
    Настоящего союзника во всех сферах своей деятельности Федор Кузьмич нашел в лице своего сына – Германа. Молодой человек настолько стремительно постигал отцовские уроки, настолько точно, стараясь не упустить не единой детали, выполнять его поручения, что вскоре стал по праву именоваться – тень отца. 
Сфера деятельности Федора Кузьмича не всегда согласовывалась с законом, но подобные препятствия видным партийным функционером устранялись, во многом благодаря сыну.
— Сынок, не сожрешь ты – сожрут тебя! – часто говорил отец Герману. – В этих джунглях по-другому быть не может. Так что запомни одно правило: если хочешь быть львом, стань сначала волком.   
  Этому отцовскому правилу Герман принялся следовать неукоснительно, железной рукой удаляя все преграды на своем пути, и вскоре Федор Кузьмич получил в лице своего сына достойного последователя, готового на все, что бы ни попросил сделать его отец.
Деятельность отца и сына Сапрановых была достаточно затратной, требующей немалых денежных вливаний, которыми ни Герман, ни Федор Кузьмич зачастую не располагали.   
— Если ситуация и дальше не выправится, мы с тобой рискуем пойти по миру с протянутой рукой, – все чаще говорил отец сыну. – Герман, ты знаешь, как в организации  относятся к денежной недостаче.  Не сносить нам с  тобой обоим головы, если мы не выложим на бочку все до копейки.
Не относился Герман к тому типу людей, к которым деньги липнут сами собой. К тому же постоянная привычка жить на широкую ногу делала свое черное дело: все, что Германом получалось от родителей на необходимые материальные нужды, в два счета проматывалось им, уходя, как вода, сквозь пальцы.
— Слушай, долго так продолжаться не может, – сказал как-то Федор Кузьмич. – Ты что, до бесконечности собираешься у нас с матерью на шее сидеть? Лично мой потенциал не бесконечен. Всю жизнь тащить тебя на себе я не смогу. Так что пора бы тебе уже к самостоятельной жизни приспосабливаться.
— Что ты сейчас имеешь в виду?    
— Да, жениться тебе уже пора бы, сынок. Сам подумай: скоро тридцать лет исполнится, а как был шалопаем, так им и остаешься.
Вопрос женитьбы для Германа был не менее практичным, чем все остальные, и, как и все остальные, был сопряжен с получением максимальной прибыли.
— У тебя что, есть кто-то на примете для меня? – спросил Герман отца. 
— Да, она у тебя самого уже давно на примете, – ответил Федор Кузьмич. – Аркадия Римашевского знаешь? Ты ж с его дочки уже давно глаз не сводишь. Вот и неплохо было бы перевести все твои ухаживания, так сказать, в более практическую плоскость.
Речь шла о Полине Римашевской – дочери известного партийного  функционера, чье влияние простиралось далеко за пределы вверенной ему области. Аркадий Михайлович Римашевский слыл на всю округу не только человеком влиятельным, но и имевшим определенный вес в кругах, далеких от жизни рядовых советских обывателей. В силу этого семья Римашевских денег никогда не считала, а из желающих быть хоть каким-то образом к ней причастным можно было спокойно выстраивать очередь.    
      — Аркаш, да, при умном раскладе мы свои семьи сможем обеспечить поколений на десять вперед, – не раз говорил Федор Кузьмич. – Ты сам посмотри: перспективы открываются просто атомные, если мы с тобой объединимся.
К предложению Федора Кузьмича Римашевский не мог отнестись, не поморщившись. Слишком много мутного и неприглядного стояло за этим человеком, а слухи о его «подвигах», подчас с очень кровавым шлейфом, распространялись далеко за пределами области.
С другой стороны, для Аркадия Михайловича, как для всякого делового человека, вопрос прибыли всегда стоял на  первом месте, а она, эта прибыль, обещала быть весьма немалой.
— Слушай, а как ты это себе представляешь? – спросил Римашевский Федора Кузьмича. – Ты, насколько мне известно, таких, как я, чураешься. Мол, не престало тебе с теневиками якшаться. А по-другому где мы с тобой пересечемся-то?
— Ой, Аркаш, да, пути Господни неисповедимы! Есть вещи, от которых зарекаться ни в коем случае нельзя. Ты – человек видный, со связями. Меня тоже, как сам видишь, не на помойки нашли. Так что сам Бог велел нам с тобой вместе держаться.         
То, что Аркадий Римашевский принадлежит числу так называемых цеховиков, беспокоило Федора Кузьмича лишь отчасти. Сам принадлежавший к людям, чьи действия далеко не всегда согласовывались с законом, Федор Сапранов уже давно научился получать от таких людей, как Аркадий Михайлович, максимум пользы.
— Что ты от меня хочешь? – спросил Римашевский
— Вот! – Федор Кузьмич многозначительно поднял указательный палец вверх. – Начинается у нас с тобой более предметный, деловой разговор…
Выдержав некоторую паузу, Сапранов продолжил:
— Аркаш, тебе ведь хорошо известно, какими возможностями я располагаю. Очень большие они – эти возможности, а в недалеком будущем станут, по сути, безграничными. Так что в наших же с тобой интересах объединиться, и чем скорее это произойдет, тем лучше будет для нас обоих.
— Только как ты себе это представляешь? – поинтересовался Римашевский. – Федор, ты ведь хорошо знаешь специфику моей деятельности. В тех кругах, в которых ты вращаешься, она, мягко говоря, не приветствуется. Тебе ведь не престало с теневиками якшаться?
— Эх, Аркадий, все течет – все меняется! Уверяю тебя: не пройдет и десяти лет, и такие, как ты, будут в фаворе. Это сейчас ты в глубокое подполье загнан, а настанут времена, и будешь ты одним из тех, кто будет  определять повестку дня. Ты что, думаешь, перестройку просто так, что ль, затеяли?
Несомненно, Федор Кузьмич знал, о чем говорил. Вхожий во многие властные кабинеты, о положении дел в стране он был осведомлен гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Оставалось совсем немного времени, когда в стране все будет поставлено с ног на голову, и Сапранов это очень хорошо понимал, а поэтому решил по максимуму половить рыбку в мутной воде.
— Как ты представляешь себе наше объединение? – спросил Римашевский. – Ты что, готов свой тепленький кабинетик променять на холодные подвалы совкового цеховика?
  — Ну! Зачем так радикально!?! Знаешь, Аркаш, существуют менее радикальные способы, чтоб нам с тобой объединиться.
  — Это какие, например?
  — У вас – товар. У нас – купец. Вот тебе и объединение. Причем, заметь, очень взаимовыгодное… 
Аркадий Михайлович понял, что речь идет о сватовстве, но к тому, чтобы породниться с всесильным партийным боссом, он готов не был. Причиной тому было то, что в качестве жениха выступал непременно Герман, а к нему Римашевский относился с глубоким призрением. В этом холеном хлыще, невесть что о себе возомнившем, Аркадия Михайловича раздражало буквально все: его напыщенность, чванливость, излишняя самоуверенность, явно завышенная о себе самооценка.
  — Слушай, а как тебе это видится? – спросил Римашевский Федора Кузьмича. -  Иван, насколько я знаю, у тебя уже окольцован, а Германа добровольно в  ЗАГС никакими пенками не затолкаешь. 
  — Об этом ты не беспокойся. Герман – мой сын, и будет он делать то, что я ему скажу. Ты лучше давай свою дочурку начинай обрабатывать. С большим гонором она у тебя, как я погляжу. Если в ближайшее время ты ей мозги на место не поставишь, у нас дело может и не выгореть. 
Вот тут и наступали главные трудности. Дочь Аркадия Михайловича Полина уже давно считала человеком вполне взрослым, а поэтому не нуждающейся ни в чьих советах. На свое будущее у неё также были вполне самостоятельные взгляды, и брак по расчету в них явно не вписывался. 
Настоящим шоком для родителей Полины стало известие о том, что их дочь влюблена. Причем, влюблена в человека, в традиционный круг общения её родителей никаким образом не входящего.
Николай Стрижов уже год трудился за рулем видавшего виды грузовика на одной из городских автобаз, и ему в голову не могло прийти, что именно он станет причиной классического конфликта отцов и детей.
Что на этот раз занесло Николая на дискотеку, устраиваемую каждые выходные, не знал даже он.
  — О, «Стриж» прилетел! – поприветствовал друга Мишка Акимов – завсегдатай подобных мероприятий.   
Две подружки, стоявшие в стороне, были явно случайными гостьями на этом празднике жизни, забредшими сюда то ли из простого любопытства, то ли чисто случайно. Любознательно оглядываясь по сторонам, одна из них словно пыталась разглядеть в этой людской массе кого-то, кто был ей знаком.
  — Полинка, тебе не надоело торчать здесь, как неприкаянной? – спросила её подруга. – Смотри, как молодежь отрывается. Вот и ты покрасуйся! 
   — Да, Маш, у меня сейчас голова совершенно не тем забита. Сессия скоро, Любимов, наверняка, опять начнет зверствовать. Вот я и боюсь, как бы опять что-нибудь не налажать.
  — Ой! Вот тебе ли этого бояться!?! – махнула рукой Мария. – У твоего ж отца везде все схвачено! Он что, с этим старой занудой справиться не сможет? 
  — Маш, ну, не хочу я отца в свои проблемы впутывать. Он итак житья не дает со своим замужеством, а если я его о чем-нибудь просить стану, вообще весь мозг вынесет.
  — Хоть за кого он тебя сватает?
  —  Да, за Германа Сапранова – индюка этого напыщенного! Я уж не знаю, о чем там мой отец с его договорился, но с тех пор в нашем доме все разговоры только о том, как бы меня поскорее за сыночка Федора Кузьмича замуж выдать.         
  — Слушай, а мне кажется, неплохая партия – этот Герман. По крайней мере, у его отца денег – куры не клюют, а что еще нужно для счастливой жизни?
  —  Маш, нельзя же все измерять деньгами? Место для любви в жизни тоже должно быть.
  —  Любовь ей подавай! – небрежно бросила Мария. – Ты её что, на хлеб намазывать будешь? Скажешь тоже, Полинка! Сейчас время не то, чтоб о такой ерунде думать…
Пронзительный монолог Марии прервали трое изрядно подвыпивших молодых людей. Юноши подошли явно с полу пристойными намерениями, чего и не скрывали, а от этого на лицах Полины и Марии появился неподдельный испуг.
Неизвестно откуда появившийся молодой человек принялся доходчиво объяснять честной компании, что девушки знакомиться не настроены, и что для них будет лучше убраться восвояси.   
Молодчики, конечно же, знали себе цену, и ретироваться были не намерены, но меткий удар нежданного защитника ниже пояса одному из назойливых ухажеров все расставил по своим местам. Не ожидав такого мощного отпора, компания поспешно удалилась, посылая проклятия в адрес своего обидчика и обещания вскоре с ним разобраться.    
Во вкусе Марии, свысока на него смотревшей, молодой человек явно не был. Зато Полина с первого взгляда прониклась к нему большой симпатией, что выразилось в улыбке, мгновенно появившейся на её лице.   
  —  Не думала, что в наше время бывают такие смелые молодые люди, – произнесла Полина, смотря в глаза юноше.   
  —  Я не мог спокойно смотреть на то, как эти недоумки к вам пристают, – ответил молодой человек.         
То, что Полина испытывала, когда смотрела в глаза молодому человеку, трудно было описать словами. Какая-то незримая лавина тепла охватила девушку, в считанные секунды завладев всем её существом. Взгляд молодого человека был настолько искренним и добрым, что, казалось, перед его обаянием невозможно было устоять.
  — Вы здесь работаете?  - спросила Полина юношу.
  — Я зашел сюда к другу, а работаю на автобазе.
Внешность молодого человека, по мнению Полины, была далека от облика простого работяги. Во всей его стати, в каждой черточки лица чувствовалось присутствие чего-то аристократического, какого-то не от мира сего происхождения.
  — На простого шофера вы не похожи, – заметила Полина.
  — Тем не менее… после армии ничего более подходящего не нашлось, – сказал юноша. – Я ведь в Таджикистане два года из-за баранки тоже не вылезал. Ну, а когда домой вернулся, сам для себя выяснил, что, кроме как шоферить, ничего я больше не умею.      
Чем дольше говорил юноша, тем с большей симпатией к нему относилась Полина. Манера говорить, высокий рост, тонкие черты лица, характерный тембр голоса – все казалось девушке привлекательным в её новом знакомом. Могла ли Полина предположить, во что выльется эта симпатия, и какие последствия будет иметь? 
— Вы, наверное, работаете где-то здесь, недалеко? – спросил Николай.
Честно ответить на этот вопрос для Полины было затруднительно. Сказать правду, кем она является, означало – оттолкнуть от себя молодого человека, возможно, навсегда, а этого делать Полине никак не хотелось. Из этой ситуации напрашивался только один выход: говорить полуправду, что Полина и принялась делать, не сводя глаз со своего нового знакомого.
Могла ли эта встреча перерасти еще во что-то еще, кроме любви, сказать трудно. Во всяком случае, в ту ночь ни Николай, ни Полина уже не могли не думать друг о друге. Оба были настолько поглощены мыслями друг о друге, что ни о чем другом думать уже просто не могли. Любовь каждого из них посетила впервые, но как прекрасно, как непередаваемо нежно было это чувство!
Встречи Полины и Николая становились все чаще, а скрывать их становилось все труднее, и уже через короткое время вся округа гудела о романе дочери всесильного Аркадия Михайловича с простым работягой.         
Естественно, в планы Германа подобные отношения никак не вписывались, и поэтому было решено приложить максимум усилий для их пресечения.
Все началось тихим летним вечером, когда возвращавшемуся с работы Николаю дорогу преградила компания крепких молодых людей. В одном из них без труда угадывался Герман, отличавшийся нарочитой надменностью и демонстративным бахвальством. В другом …  Николай узнал молодчика, стычка с которым произошла на дискотеке во время знакомства с Полиной.
— Если еще раз увижу тебя рядом с Полинкой, ты у меня всех зубов не досчитаешься! – категорично заявил Герман. – Не твоего она поля ягода! Вон, иди на проходной у себя на автобазе девок тискай!
Из робкого десятка Николай никогда не был, и к числу тех, кто уносит ноги, увидев опасность, явно не принадлежал. Именно поэтому эта встреча не могла не закончиться грандиозной дракой, переросшей в избиение Николая разбушевавшимися молодчиками.   
Больничная палата на три недели стала местом жительства юноши, а Полина – его постоянным посетителем. Эти недели, проведенные в больнице, стали для молодых людей самыми счастливыми. Полина, поглощенная счастьем, забывала обо всем на свете, а Николай все больше и больше упивался внезапно нахлынувшим на него чувством – любовью.
Естественно, у родителей Полины были свои представления о счастье их дочери, в которые молодой шофер никаким образом не вписывался. Масла в огонь подлил еще и Герман, рассказав Аркадию Михайловичу про своего соперника кучу небылиц. Выводы из этих рассказов были сделаны соответствующие, и отношения Полины с её избранником было решено пресечь на корню.
Мать Полины Регина Робертовна – женщина, привыкшая на все смотреть исключительно со своей точки зрения, и не привыкшая размениваться на какие-либо сантименты – заявилась в палату к Николаю и с порога продекламировала:
— Молодой человек, я запрещаю вам встречаться с моей дочерью.
Хотя если бы она только знала, какие это будет иметь для неё последствия, то, наверное, не решилась бы произнести ни единого слова.      
Грузовик с крытым брезентом кузовом совершил наезд на Регину Робертовну, когда та совершала традиционную утреннюю пробежку около городского парка. Неизвестно откуда появившаяся видавшая виды старушенция хорошо запомнила номера грузовика, на котором, как оказалось, трудился Николай. 
Гневу родителей Полины не было предела. Аркадий Михайлович поклялся жизнь положить, но отправить на нары незадачливого ухажера своей дочери до конца его дней. Суд был скор, а приговор – суров. Пришлось Николаю на десять лет отправиться в места не столь отдаленные без всякой надежды на скорое возвращение.
— Мне сделать так, чтоб этот твой женишок сидел до конца дней своих, пока не издохнет, вообще ничего не стоит, – заявил отец Полине. – Так что – все в твоих руках. Если не хочешь, чтоб этот твой ухажер на зоне сгинул, будешь все делать так, как я тебе скажу.
В том, что Аркадий Михайлович приведет все свои угрозы в исполнение, можно было не сомневаться. Полине не оставалось ничего, кроме как подчиниться воле отца и отправиться в ЗАГС под руку с Германом.
— Перебесится – мозги на место встанут, – успокаивал сам себя Римашевский. – В конце концов, свою часть договора я выполнил. Теперь пусть Сапрановы позаботятся о выполнении своей…
Свою часть обязательств ни Федор Кузьмич, ни, тем более, Герман выполнять не спешили. Доступ к несметным богатствам Римашевского был получен, а всякие там договоренности, обещания считались чем-то ну, очень второстепенным.   
Конечно, брак Полины и Германа не мог не закончиться тем, чем он закончился. Количество претензий Аркадия Михайловича к зятю зашкаливало, и долго терпеть сложившееся положение вещей Герман не мог.
Вдовствовать продолжительное время при живой жене Сапранову не пришлось. Замена Полине нашлась достаточно быстро. Вернее, она даже не нашлась, а сама нашла себя.
Ирина Львовна Френкель – дочь известного в области торгового босса – супругой Германа видела себя уже давно. На мнение родителей о том, что не престало девушки такого, как она, воспитания и происхождения связываться с плебеями, ей было, прямо скажем, наплевать, и никто с этим её упрямством ничего сделать не мог.
— У него – ребенок, – не раз говорила Ирине её мать – Роза Моисеевна. – Ты что, готова к тому, чтобы стать матерью для чужого дитя?
— Ну, а почему – нет? Ты же знаешь, Герман – это мужчина, нахождение рядом с которым оправдывает все, что угодно.
Одержимость Ирины Германом была ярко-выраженной, всепоглощающей, с которой ни Роза Моисеевна, ни, тем более, отец Ирины – Лев Соломонович абсолютно ничего не могли сделать.
На счастье или на несчастье Ирины суждено было её мечтам пересечься с интересами семейства Сапрановых.
Состояние Федора Кузьмича в силу постоянного желания Германа  жить на широкую ногу заметно поизносилось и требовало новых источников дохода.  Лев Соломонович как раз относился к таким источникам дохода, который отец и сын во чтобы то не стало решили заполучить в свое распоряжение.
— Ты что, Лева, думаешь, я про тебя ничего не знаю? – как-то спросил Федор Кузьмич отца Ирины. – Да, у меня на тебя чемоданов компромата столько, что с лихвой хватит и на «вышку», и на очень длительное заключение.  Так что не договариваться со мной тебе не с руки!
— Федор, что ты от меня хочешь?
— Вот! Это уже более предметный, содержательный разговор. Как говорится: у вас – товар, а у нас – купец…
Нехотя Лев Соломонович согласился на предложение Сапранова к вящей радости своей дочери. Хотя, если бы Ирина знала, чем обернется для неё этот брак, она была бы в сто раз более разборчива в своих желаниях.   
Никто в доме Сапрановых принимать новую жену Германа с распростертыми объятиями не собирался. Маленькая Лиза традиционно восприняла мачеху в штыки; Варвара Захаровна демонстрировала полное равнодушие к новой снохе; Федор Кузьмич, видимо, удовлетворенный проделанной работой, самоустранился от всего, что происходило в его доме; Герман не скрывал своего презрительного отношения к супруге, стараясь всякий раз напоминать ей об этом.   
— Ты – избалованная, самовлюбленная, ни на что не способная баба! – говорил он. – Если ты думаешь, что чем-то зацепила меня, то это – очень большое твое заблуждение. Вся твоя ценность заключается только в том, что принадлежит твоему отцу.
Одному Богу только известно, сколько усилий пришлось прикладывать Ирине, чтобы выслушивать все эти определения в свой адрес. Но надо было терпеть, и для этого были очень веские причины!
С одной стороны, Лев Соломонович находился уже в том возрасте, когда любые переживания, волнения вряд ли благотворным образом сказались бы на нем. С другой, какая-то неведомая сила, исходившая от Германа, все никак не отпускала Ирину. Причины этого она сама себе не могла объяснить, но факт оставался фактом:  Сапранов настолько прочно вошел в жизнь Ирины, овладел её сознанием, что вытравить его не представлялось никакой возможности.
Пятнадцать лет, пронесшиеся, как одно мгновение, так и принесли хоть сколько-нибудь умиротворения в отношениях Ирины и Германа.  Даже появление на свет дочери Эллы ни на йоту не внесло умиротворения между её родителями. Скандалы и взаимные разногласия с завидной стабильностью продолжались, и конца им не было видно. Иллюзии Ирины в отношении Германа таяли, как первый снег от солнечных лучей, и несчастная женщина принялась топить свое горе на дне бокалов с какими-нибудь горячительным напитком.
— Ира, чего ты добиваешься? – не раз спрашивал её Герман. – Если ты надеешься вот таким образом привлечь к себе внимание, то я бы посоветовал тебе выбрать какой-нибудь другой способ.
— Дорогой мой муженек, а из-за кого я бухаю? – заплетающимся языком задала встречный вопрос Ирина. – Ты ж меня в грош не ставишь. Вон, как домой не придешь, от тебя за версту чужими духами несет…
— Послушай… ты хотела выйти замуж, ты это и получила! Про любовь до гроба, про верность разговора, помнится мне, вообще было. Так что каждый из нас остается при своих интересах. 
— Ты бы хоть о дочери подумал! Ребенок скоро начнет забывать, как ты выглядишь. Ты, наверное, скоро и сам об Эллке забывать начнешь.
В этом вопросе Ирина, в принципе, не шла против истины. С первого дня рождения Эллы Герман ни в чем никаким образом не проявлял к ней отцовских чувств. Порой складывалось впечатление, что младшей дочери для него просто не существует.
Подобное отношение к младшей дочери не могло не возмущать Ирину, о чем она непрестанно напоминала супругу, получая в ответ лишь презрительные усмешке да обвинения в паникерстве.
— Ты – мать тоже не из лучших… – говорил Герман. – На себя-то посмотри! С утра до вечера только тем и занимаешься, что от бутылки оторваться не можешь.

Правда колола глаза, и Ирине на эти обвинения совершенно нечего было ответить. Разрушенные мечты, утраченные иллюзии заставляли Ирину вести себя так, как она себя вела, что служило поводом для постоянных упреков и придирок со стороны Германа.
— Не понимаю, как я вообще решился на такую глупость – жениться на тебе, – часто говорил он. – Эх, Ирка, если бы не деньги твоего отца…
Подобные определения со стороны Германа не могли сделать его брак с Ириной долговечным, и развод не заставил себя долго ждать. 
Наверное, даже в самом страшном сне Ирине не могло привидеться, что в один прекрасный день она будет обобрана до нитки. Условия расторжения брака были настолько жесткими, а адвокаты Германа настолько ушлыми, что у несчастной женщины не осталось совершенно никакого пространства для маневров. В результате, все то, чем владела Ирина в качестве даров её отца, перешло к Герману, не испытывавшему по этому поводу ни грамма сожаления.   
     — Согласись, это – достойная компенсация за те годы, что я провел рядом с тобой? – спросил он бывшую жену. – Жить вдвоем с тобой – это ведь задача не из легких. Тут и выдержка нужна, и терпение. Все это, Ир, у меня уже на исходе.
Отсутствие терпения и выдержки у Германа было отличным поводом, чтобы расквитаться с бывшей женой. Выразилось это в том, что при разводе Ирина осталась фактически без нечего, получив в качестве отступных от бывшего супруга лишь квартиру, элитную по своему местоположению, но явно запущенную по своему внутреннему содержанию.
     — Герман, разве я заслужила такого к себе отношения? – сокрушенно спрашивала Ирина бывшего мужа.
     — Ирочка, учитывая, сколько крови ты мне попортила, заслуживаешь ты, конечно, много большего, – не моргнув глазом, ответил Герман. - Скажи спасибо, что вообще на улице, под каким-нибудь забором не оказалась.
     На то, чтобы обижаться на бывшего мужа, ненавидеть его у Ирины просто не осталось никаких сил. Все, что оставалось несчастной  женщине, - это прозябать в отведенной ей квартире да проклинать себя за свои неосторожные желания.
Нелюбовь Германа к его бывшей супруге в полной мере распространилась и на его младшую дочь. Что такое отцовская ласка, отцовское внимание Элле было неведомо с самого раннего детства. Герман вообще считал её чем-то лишним, производной от какой-то роковой, сделанной им ошибке.
            
С раннего детства Элла росла, словно сорная трава в поле, предоставленная сама себе. Именно поэтому её детские годы ни в коем случае нельзя было назвать завидными. Её родители больше были заняты личными ссорами и выяснениями отношений, чем воспитанием собственной дочери. Свою нелюбовь к Элле Герман не скрывал, и всякий раз старался это подчеркнуть. Ирина больше была занята проблемами сугубо личными, а до родной дочери ей, как казалось, не было никакого дела.
     — Все, что необходимо для нормального существования, я ей уже дал, – не раз говорил Герман Федорович. – Теперь надо как-то самой научиться обращаться с жизнью. С ложечки её кормить никто не собирается. 
Школа жизни для Эллы, как ей казалось, была слишком жесткой, даже жестокой. Расставания своих родителей она даже не заметила, будто это было чем-то, что должно было обязательно произойти. Потом, как положено в её случае, был престижнейший ВУЗ, стажировка в одной заграничной фирме, наконец, работа в одном из подразделений отцовского концерна. Все это заставляло Эллу очень быстро взрослеть, но от этого взросления  очень многим, кто её знал, становилось не по себе.
     — Ты на свою младшую дочь давно внимание обращал? – спрашивала Германа Варвара Захаровна. – Она же у тебя совсем от рук отбилась. Вон, одни деньги да тряпки на уме! Ты не боишься, что в старости она тебе стакана воды не подаст?
     — Мам, давай со своими детьми я как-нибудь сам разберусь! Ладно!?! – ответил Герман. – Между прочим, Эллке я дал все, что ей необходимо: вон, из Гарварда своего не вылезала, денег у неё – хоть ложкой ешь, от шмоток разных шкафы ломятся! Мама, что еще ей надо!?!
     — Слушай, а ты думаешь: все вот это достаточно для того, чтобы быть нормальным, достойным человеком?
В этом случае слова Варвары Захаровны были настоящим гласом вопиющего в пустыне. Внимать увещеваниям родной матери Герман просто не считал нужным, а поэтому этот разговор не мог не закончится ничем.
Изображать одинокого, обиженного собственной женой,  мужчину Сапранову долго не пришлось. Замена второй жене нашлась достаточно быстро, и так же, как и в случае с Ириной, сулила Герману немалые выгоды. 
Виновником, пусть и косвенным, этой связи Германа стал его брат Иван. От природы человек весьма неглупый, Иван сызмальства привык всего добиваться сам, не прибегая к родительской помощи. Причиной тому были события сколь печальные, столько и роковые для самого Ивана.
     — Я ж, дурень, для тебя тогда старался! – неоднократно говорил Герман брату. – Еще не хватало, чтоб мой брат породнился с плебеями.
     — Герман, а давай, кто плебей, а кто – нет, я как-нибудь сам решу? Ладно? – ответил Иван. – Я любил эту девушку, а вы с отцом испортили жизнь и ей, и мне.
     — Спасибо бы лучше сказал! Вот интересно, где бы ты сейчас был, если б мы с отцом тогда тебя не остановили?
 Дальнейший спор между братьями принимал совершенно бессмысленный характер, и каждый из них ни в чем не собирался уступать другому.   
Время пролетело настолько стремительно, что, казалось, его течение никак невозможно было заметить. Давно ушедший в иной мир Федор Кузьмич завещал свое состояние двум сыновьям в равных пропорциях. Это состояние оказалось настолько большим, что на перечисление всего, что в него входило, ушло несколько минут. Каждый из братьев в накладе не остался, но отношение к отцовскому наследству и у Ивана, и у Германа было принципиально разным.
К свалившемуся на него состоянию, которое было весьма немалым, Герман отнесся, как к чему-то обыденному, не связывающему его никакими обязательствами. Огромные деньги были для него лишь дополнительным поводом, чтобы жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Иван, напротив, вопреки устоявшемуся о себе мнению, к последней воле отца отнесся довольно-таки прагматично, и уже через короткое время полученные им капиталы были весьма приумножены.
Невесть откуда появившаяся в Иване предпринимательская жилка сослужила ему хорошую службу. Семейное благосостояние возросло многократно, и оставаться в стороне от этих процессов Герман не мог по определению.
То ли ревность к брату, то ли банальный азарт заставили Германа стать вполне респектабельным деловым человеком. Чем только не приходилось заниматься братьям. Было время, когда оба просто не вылезали с биржи, пытаясь продать все на свете и купить все, что можно. Наконец, Иван нашел ту сферу, вложения в которую оказались наиболее прибыльными.
Небольшой продуктовый магазин, расположенный на задворках одного из спальных районов, считался одним из многих, и ничем из числа подобных заведений не выделялся. Богатством ассортимента этот магазин не отличался, а поэтому окрестные жители заходили в него, скорее, из повседневной необходимости, чем из желания  сделать какие-то покупки.
Все изменилось, когда это предприятие перешло в руки братьев Сапрановых. Содержимое прилавков стало намного разнообразнее, а цены – в разы умереннее. Вскоре это предприятие торговли у окрестных жителей стало одним из излюбленных, а для Ивана и Германа этот магазин превратился в источник постоянной и стабильной прибыли.
У любого бизнеса, особенно на начальном этапе, есть свои подводные камни. У дела братьев Сапрановых таких камней было более чем достаточно, и в первую очередь, это относилось к поставкам товара. Поставки часто срывались, покупатели часто были недовольны, а это, в свою очередь, влекло за собой отток клиентуры из магазина. 
Именно тогда и появился на горизонте Сергей Черкасов. Родом с Кубани, этот человек за короткое время сумел создать империю, не знавшую себе равных во всем благодатном крае. Чего только нельзя было найти в закромах у Черкасовых! От свежайших солений до только что разлитого по бутылкам молодого вина – все имелось в распоряжении у Сергея.
— Слушай, а этот казачок – просто Клондайк для нас, – говорил Герман Ивану. – Мы на одних его поставках сможем существовать долгие годы.
В силу особенностей характера Ивана найти общий язык с Сергеем Черкасовым ему не составило большого труда. Вскоре отдельные договоренности переросли в планомерное сотрудничество, а благосостояние обоих семейств стало многократно умножаться.               
       — Держись меня, и очень скоро мы с тобой достигнем недосягаемых высот, – говорил Сергей Ивану.
Отношения Ивана с главой семейства Черкасовых действительно складывались самым наилучшем образом, чего никак нельзя было сказать о Германе. 
То ли зависть родилась намного раньше его, то ли не давали покоя чужие победы, но Герман спал и видел, как стать единоличным хозяином всего семейного бизнеса.
— Этот Сергей, как я погляжу, слишком много на себя берет, – все чаще говорил Герман брату. – Ты хоть сам понимаешь, что в один прекрасный день мы можем остаться без ничего?
— Именно потому что Серега – наш партнер, я этого не опасаюсь, – отвечал Иван.
Герман оставался при своем мнении, и переубедить его не представлялось возможным.
Благосостояние обеих семей росло, как на дрожжах, а продуктовый магазин Сапрановых преобразовался в торговую сеть, не знавшую себе равных в стране.
В том, что все успехи в бизнесе принадлежат именно ему, Герман нисколько не сомневался. Именно это мнение позволяло ему смотреть на Сергея Черкасова свысока, не всерьез воспринимая все его идеи и начинания.
— Не умеешь ты себе друзей  выбирать, – не раз говорил Герман брату. – Твой Черкасов – напыщенный, невесть что о себе возомнивший индюк!
— Герман, а позволь мне…
— Ну, что, опять ссоритесь? – реплику Ивана прервала вошедшая в комнату Варвара Захаровна. – Слушайте, вам не надоело пилить-то друг друга? Я уже забыла, когда вы вдвоем нормально, без ссор, разговаривали.
— За это, мама, ты спасибо своему любимому Ванечки скажи. Он же у нас – всему голова. Только когда все деньги отцовские растранжирит, тогда не жалуйся.
Чем успешнее становились дела у Сапрановых, тем сильнее были разногласия между братьями. Главный локомотив роста семейства Сапрановых – Сергей Черкасов был постоянным объектом зависти Германа.
— Вот почему одним – все, а другим – ничего, – все чаще сокрушался Герман. – С какой стати на этих Черкасовых деньги рекой льются!?! Этот Сергей – выскочка обыкновенная – без году неделя в бизнесе, а уже возомнил о себе невесть что! Наш отец дни и ночи вкалывал, чтобы лишнюю копейку заработать, а на этих Черкасовых деньги будто с неба сыплются…
Все слова Германа действительности соответствовали лишь отчасти. Да, в вопросах видения бизнеса он действительно был докой. Да, состояние, оставленное отцом, за короткое время увеличилось в разы. Но вот масштабы сделанного явно противоречили чаяньям Германа. Состояние Сергея было на несколько порядков больше, и именно это обстоятельство не давало покоя Герману.
— Никогда не понимал: тебе зачем все это нужно? – часто спрашивал Сергея Герман. – Ты все свое семейство обеспечил на многие поколения вперед! Еще немного, и ты все свои деньги ложкой есть сможешь.   
— Герман, а дело здесь не в деньгах, – возразил Сергей. – Просто ты не представляешь, какой это кайф – чувствовать свою значимость. Ты ведь со своим братом без меня – ноль без палочки. Сам подумай: где бы вы сейчас с Ванькой были, если б не я?
Эти-то слова своего партнера обиднее всего было слышать Герману. Внешне сохраняя благодушие, внутри себя он затаил большую обиду, со временем которая просто не могла не выплеснуться наружу.
Родной дочери Сергея Татьяне суждено было стать настоящим троянским конем для собственного отца. С ранней юности считавшая, что на все имеет право иметь свое мнение, Татьяна решила: не может стать её спутником жизни ни один молодой человек одинакового с ней возраста. Слишком мягкотелым и ни на что хорошее не способным казался ей каждый из них. Другое дело – Герман. Этот человек прямо-таки излучал надежность, уверенность, мужественность – словом, все те качества, которые больше всего ценятся молоденькими девушками.
То, что Герману суждено будет попасть в поле зрения Татьяны, не предполагал даже он. Что привлекло молоденькую девушку в этом уже изрядно помятом жизнью мужчине, для всех осталось загадкой, но уже спустя несколько дней после знакомства Татьяны с главным партнером своего отца все разговоры в доме были только о нем.
— Дочка, пойми, Герман – женатый человек, – говорил Татьяне Сергей. – Надеяться в его отношении тебе особо не на что. Так что оставила бы ты его в покое. Честное слово, и тебе, и нам с матерью спокойнее будет.
— Папа, а давай своей жизнью я буду как-нибудь сама распоряжаться, – возражала Таня. – В конце концов, мне уже не десять лет, и с тем, кто мне нравится, я в состоянии разобраться.
Ответ дочери Сергея был максимально исчерпывающий, не предполагающий каких-либо возражений.
Роман Татьяны и Германа с его стороны носил чисто прагматический характер, и долгого продолжения не предусматривал. Брак с Ириной трещал по швам, а Таня с точки зрения выгоды идеально подходила на роль новой супруги. Правда, на очень короткое время…
— Герман, ты долго собираешься девчонке голову морочить? – спрашивал брата Иван. – Она ведь рассчитывает на серьезные отношения с твоей стороны, а у тебя, как я погляжу, одни приключения на уме.
— Эти приключения, брат, в разы увеличат наше семейное благосостояние. Ты не представляешь, какие возможности перед нами скоро откроются. Благодаря этой девочки, скоро вся империя Черкасовых окажется в наших руках.
То ли звезды неправильно сошлись, то ли внушения, сделанные Сергеем дочери, возымели свое действие, но система, тщательно продуманная Германом, в один прекрасный день дала сбой.
Из одной заграничной поездки Татьяна вернулась под руку с молодым человеком, произведшим весьма благостное впечатление на её родителей. За свои неполные тридцать лет Кирилл Барковский  успел стать преуспевающим адвокатом, перед которым открывались двери самых высоких кабинетов. В силу этого на недостаток материального обеспечения молодой человек также пожаловаться не мог. В общем, потенциальный зять вполне устраивал потенциальных родственников, и предстоящая свадьба уже была не за горами.
— Наконец-то, этот кошмар закончится, – говорила Сергею его супруга. – Если бы ты только знал, как я рада, что Танька порвала отношения с этим своим великовозрастным любовником. Не понимаю, почему ты до сих пор с этими москвичами возишься. Сережа, вот попомни мое слово: не доведут они тебя до добра. Еще горя хлебнешь с ними…
На отношения Сергея с его московскими партнерами Наталья вообще смотрела скептически. Слишком много у неё было причин, чтобы не доверять никому из них. Иван казался ей максимально несамостоятельным, ни на что серьезное неспособным человеком, а Герман производил впечатление хищника, которого, в первую очередь, беспокоит собственная выгода.         
Убеждаться в правоте воззрений своей супруги Сергею приходилось неоднократно. Особенно это четко проявилось в день свадьбы Татьяны, когда друг семьи Черкасовых Игнатьев вывалил перед Сергеем ворох компромата на Германа.
— Теперь ты понимаешь, что нельзя с этими людьми никаких дел иметь? – спрашивал друга Андрей Степанович. – Иван уже давно сам себе не принадлежит. Всеми делами в концерне его брат заправляет. Ну, а сам Герман… - Игнатьев тяжело вздохнул. – Ты сам видишь, на что способен этот человек. 
Сам Герман, узнав о предстоящем замужестве Татьяны, отнюдь не намерен был сдаваться. Как заправский шулер, он всегда держал в рукавах пару-тройку козырных тузов, которых готов был вынуть при первом же удобном случае.
— Не могу я потерять такой жирный кусок! – в запале говорил он начальнику своей охраны Шабанову. – Не для того я дни и ночи вкалываю, чтобы неизвестно кто плодами моих трудов пользовался. Похоже, Черкасов на попятную идти не собирается, а поэтому проблему с ним придется решать радикально.
Радикально проблема была решена в день свадьбы Татьяны, когда она вышла из-под венца под руку своим избранником.   
Невесть откуда появившиеся вооруженные люди, казалось, навсегда вычеркнули каждого Черкасова из аналов бытия, не оставив шансов на выживание ни одному из них.
Какие последствия будет иметь для него это массовое убийство, Герман даже не представлял, а поэтому правильность принятого решения ни разу не ставилось им под сомнение.
Наконец, наступила очередь Лены. Для всех оставалось загадкой, почему именно её престарелый олигарх выбрал себе в жены, но Герман, конечно же, знал ответ на этот вопрос, который был настолько пространен и настолько страшен, что вряд ли была возможность ответить на него в двух словах.