Путь Аграфены 24

Глава 24. СУДЬБА

"О дорогой мой друг! Мошенница Судьба
Как искусный гончар взяла мой мозг
И, обратив его в ком глины,
Кинула его на колесо
Тревог и забот и силой
Ударов палки несчастий
Все гонит и гонит это колесо.
Мы не знаем, что она намерена сделать".
Бхартрихари

Ханг улыбался: между его бровями и буграми щек совсем не осталось просветов, а нижняя губа скрылась под гребнем неровных, желтых от табачного дыма зубов. На вытянутых руках Ханг держал аккуратно сложенный матросский набор: парусиновые штаны и куртку. Га была вежливой девочкой и, принимая сей дар, поклонилась так, как это было принято в ее городке: кивнула, чуть ссутулив плечи.
В ее городке… Где теперь этот город? Нет обратной дороги через серебряные ворота. Путь в одну сторону. Вернется ли она когда-нибудь к отцу-матери? Даже бабка Анастасия Егоровна стала теперь для девочки воспоминанием скорее грустно-приятным, а не грозным, как прежде.
- Примеряйся («плимеляся»), - попросил-предложил-потребовал мастер Ханг.
Сказать, что Га смутилась – ничего не сказать. Га растерянно оглянулась в поисках спасательного места для примерки, но где скрыться в кладовке камбуза (тут для Га был выделен сундук в качестве койки). Ханг стоял в дверях. Бежать было некуда.
Вовремя вспомнив, что она теперь тоже член команды «Морской ведьмы», а стало быть, тоже матрос, Га решительно отбросила всякий стыд. Она быстро сменила сапфировую свою рубаху на парусиновую - работы мастера Ханга. Ханг заулыбался еще шире, быстро закивал, всякий раз повторяя: «В самый раз, в самый раз», что звучало одним словом «сямылясь-сямылясь».
Совершенно осмелев, - тем более, что парусиновая рубаха вполне могла сойти за короткое платьице, - Га сменила алые шаровары на удобные бело-пепельные бриджи. Именно в таких штанах ходили все матросы на «Морской ведьме». Видимо, вся одежда была работы мастера Ханга.
Весьма скоро Га узнала, что каждый матрос на судне владел полезным в морском деле ремеслом.
Дениз занимался заточкой холодного оружия.
Ханг был мастером шитья.
Венс, как известно, был великолепным поваром.
Делмар отвечал за бочки и бочонки, что на флоте называют «мастер-купор».
Боцман Брукс был лучшим на судне (а по слухам и во всех семи морях) канониром.
Тенгиз ловко ставил шатры в своем олосе, поэтому на «Морской ведьме» овладел мастерством чинить паруса.
Дуги помогал боцману – отвечал за кладовые, учитывал запасы провианта, вел счет ромовым бочонкам и товарам для торговли.
Джафар и Камус были замечательными плотниками.
Понтий был конопатчиком, и его работа порою была для брига поважнее любой другой.
Сам же капитан Моисей владел искусством врачевания.
Итак, Ханг внимательно и долго изучал результаты своей работы и все шире расплывался в улыбке.
- Настоящий матрос! – наконец заключил он и покинул камбуз. «Настаяся матлоса» прозвучало из его уст, и Га так и не поняла: Ханг назвал ее «матросой», потому что она девочка, или виной всему был его своеобразный акент.
Утро уже давно вступило в свои права, и помощнице кока пора было приниматься за каждодневные дела. Выдраив камбуз, девочка потащила на палубу кастрюлю с овощами. Она брала небольшую кастрюлю и делала несколько ходок вверх-вниз по трапу.
Можно было чистить овощи здесь, на камбузе, но даже сам Венс любил больше времени проводить на свежем воздухе – там веселее. Га подозревала, что коку нравиться не столько наблюдать за бодрым трудом матросов, сколько слушать и подпевать хоровым шанти. Гордость какого поэта не дрогнет, когда хор горланит его песни?
Действительно, задорная песня-шанти уже звучала вовсю. «Морская ведьма» с честью перенесла ночной шторм. Предсказание птицедевы Гамаюн сбылось. Да иначе и быть не могло. Ветер дул попутный, бриг шел полным бакштагом (так называется галс, когда судно почти полностью уваливается под ветер), матросы уже поставили основные паруса и теперь занимались лиселями и кливерами. Работа кипела, шанти звенела:

Ну что ж, тогда отдать швартовы!
Поставить грот и кливера!
Смотрящий - на крюй-марс! И снова
В бом-брамсель стукнулись ветра.

И задорный хор подхватывал неизменное «Хэй-хой-хой-ла-ла!»

По шесть патронов в револьвере,
По два ножа за сапогом!
По сто мишеней на прицеле!
Пять румбов к ветру! Боцман - ром!

И ром действительно лился рекой. Венс и Делмар – конечно же, с разрешения Моисея и по приказу Брукса! – вытащили на палубу два бочонка, и никто уже не следил за тем, сколько раз каждый из матросов наполнял свою флягу. Пережить такой шторм – это вам не шутка!
Моисей и Брукс стояли на мостике, каждый со своей подзорной трубой. Брукс держал штурвал, а шкипер изредка прикладывал трубу к глазу, а иногда перекрикивался со смотрящим. На марсе сегодня вахту нес Понтий. Возгласы были короткие: Моисей кричал «А?» или «Ну?», а Понтий с грот-мачты отвечал «Нет!»
Га сидела на бухте каната, чистила картофель, бросая очистки в шпигат. Шпигаты - это такие отверстия в фальшборте, через которые с палубы стекает лишняя вода. И картофельные очистки.
Девочка, щурясь, с удовольствием подставляла лицо утреннему солнцу. Лицо уже успело покрыться бронзовым загаром. Голова девочки была повязана банданой, как у заправского матроса. Га вообще чувствовала себя теперь маленьким морским волчонком. Ее форма была такая же, как у всех, разве что белее и чище – все-таки мастер Ханг принес форму всего несколько минут назад. Но в этой куртке и бриджах Га наконец ощутила некое духовное единение с командой. Эх, еще бы флягу для рома привязать к зеленой ленте, которую Га все-таки оставила себе как пояс и как… напоминание о прошлой жизни.
Венс тоже был тут: он с огромной удой искал рыбацкого счастья. И находил. Цепляя на крюк маленькую рыбешку, он забрасывал толстую лесу далеко в пенную струю, бегущую вдоль борта, и терпеливо ждал. Его терпение было вознаграждено уже двумя здоровенными рыбинами удивительной формы и расцветки. Га даже сомневалась, что таких сказочных созданий можно будет есть, но Венс был доволен – на свой улов он поглядывал и с рыбацкой, и с поварской гордостью.
- Нееет! – в очередной раз крикнул Понтий с марса в ответ на «А?» шкипера.
Га запрокинула голову, но не разглядела смотрящего – его скрывали радостно наполненные ветром марсели и брамсели. Га увидела только босые пятки матросов, скользящие вдоль рей по пертам.
- А кто это там кричит с мачты? – спросила Га у Венса.
- Понтий, - Венс как раз глушил очередной улов большим деревянным молотком – киянкой. Можно было бы,конечно, сразу отрубать рыбинам головы тесаком, но так велика была вероятность попортить палубу. – Понтий, - повторил Венс. – Занятный матрос.
- А чем он занятен? – заинтересовалась Га.
Венс решил отдохнуть от тяжелой рыбалки. Каждая рыбина весила, как кастрюля с картофелем. Не такая, маленькая, какую притаскивала на палубу Га, а большая кастрюля, в которую помещался почти весь мешок. А ведь рыба еще и сопротивлялась, боролась за жизнь, трепыхалась до последнего момента, пока Венс не переваливал ее через фальшборт. Да и потом билась о палубу, пока не получала киянкой по широкому лбу. Все это было жестоко, но Га привыкала к такой вынужденной жестокости: рыба шла в мателоты, буйабесы, уху, юшки или на сковороду, служила команде пищей и позволяла беречь такие ценные в морских переходах продукты.
Венс устал и присел передохнуть на кнехте. Га знала, что кнехт – это такая тумба, к которой крепят швартовые канаты. Или тросы. Как раз на бухте такого каната сейчас сидела Га. Так что у кока и его помощницы выдалась удобная возможность поболтать.
- Понтий когда-то служил копейщиком в одном далеком краю, - начал Венс. – Край был благодатным, щедрым на дары земли и солнца. Жители собирали по нескольку урожаев вина и оливок в год, а скотоводы выращивали таких коз и овец, которых по размеру можно было бы сравнить… да хотя бы с нашей «Морской ведьмой»!
- Так не бывает, - уверенно возразила Га.
- И вот именно потому, что край был таким богатым, - Венс не обратил внимания на замечание девочки, - было слишком много желающих этим краем завладеть. Именно для этого матери отдавали своих сыновей в мечники и копейщики. Чтобы сыновья могли защищать родные дома. Даже имена давали «говорящие». Понтию дали имя, которое означает «копье», вот он и стал копейщиком.
- Имя «Понтий» означает «копье»? – поняла девочка.
- Не только, - продолжил Венс. – Понтий был отличным воином. Командиры ценили его и посылали на самые трудные и опасные задания. Но однажды удача изменила Понтию: его отряд попал в засаду. Лучники перебили всех его товарищей, удалось уйти только ему одному по тайной горной тропе. Вернувшись в свою деревню, Понтий скрыл правду. Ему хотелось почестей и уважения. Он стал рассказывать всем, что в одиночку сражался с десятком врагов и одолел их. В доказательство он предъявлял трофей – боевой вымпел вражеского отряда, который выкрал ночью, возвращаясь в деревню.
- Врать так не хорошо! – посетовала Га.
- Врать и хвастать, - кивнул Венс. – Вранье и хвастовство называют понтами. Так Понтий-копейщик превратился в Понтия-вруна и хвастуна. И ему снова «не повезло», как не везет всем врунам и хвастунам. Выжили еще двое из его отряда. Они долго прятались в горах, потому что были изранены и не могли даже передвигаться. И вот правда выплыла наружу. За такие проступки в тех краях побивают камнями. Понтию снова пришлось бежать – теперь уже по мосту через реку. А ведь его имя можно перевести и как «мост». Так Понтий-врун стал Понтием-мостом. Вернее, Понтием, бежавшим по мосту.
- Как интересно! – восхитилась Га.
- Всеми презираемый, отовсюду изгнанный, бродил наш Понтий, пока в один дождливый день не оказался в морском порту, - продолжил Венс. – И вот тут он нашел свою судьбу. В тот день «Морская ведьма» стояла у причала именно в тех краях. Мой брат, Моисей, увидел несчастного, оборванного человека, который просил подаяний у пристани. «Как зовут тебя, бедолага?» - спросил его тогда Моисей. «Понтий», - ответил оборванец. «Значит, морской, - задумался тогда мой брат. – Наши имена схожи. Ну, что ж, добро пожаловать на борт «Морской ведьмы», Понтий». Так Понтий обрел свою судьбу.
- А чем же схожи имена капитана и матроса? – удивилась Га.
- Как же? – усмехнулся Венс. – «Моисей» означает «спасенный из воды». На одном очень древнем языке. Ну, все, барабулька, хватит болтать. Доставай своего Алексея, пора рыбу чистить.