Порхающие крылья. Сказка. Март 2015

Порхающие крылья, в смятении загибаясь, режут болью... Хрупкой, воздушной, трепещущей бабочки, пойманной в стеклянный шар...

А ведь только недавно она порхала в летнем саду, раскачиваясь на рифлёных лепестках ромашки, удобно устраиваясь лапками меж прожилок цветка. И каждый раз находила все новую, несмотря на то, что майский жук говорил ей, негоже бабочкам летать так низко. Они должны кружить меж деревьев, не задерживаясь подолгу около земли. Но она так привыкла к ромашкам, простыми, понятными и милыми, всегда дружелюбными. К тому же, они только и делали, что говорили, как же бабочка хороша! "И зачем только ворчливый жук то и дело отвлекает меня от таких приятнейших разговоров", — думала бабочка. Хотя, наверное, она мало думала, больше порхала и делала это великолепно, завораживающе! Все полевые цветки замирали от восторга. А жук все бормотал и бормотал о своем, что все это, конечно, неплохо, но ведь она может и выше, и дальше с ее то крыльями! Полететь к высокой статной лиственнице или к мудрому дубу, ведь они куда интереснее, чем эти легкомысленные и однообразные ромашки. Порхает большекрылая виртуозно, пусть же летит! Причитая, старый жук почему-то очень всегда беспокоился за наивную, легкомысленную, но очень добрую бабочку.

А что же сама бабочка? А бабочка, задумываясь о высоких деревьях, всегда немного смущалась. Ей казалось, что она может им не понравиться. "Чем их удивить? — вопрошала она, — ведь я только и умею, что порхать, а они большие статные, и разговоры у них по делу." Но, отогнав эти мысли, она вновь устремлялась, делая виражи, скользила по солнечным лучам, переливаясь разными оттенками лазури. А снизу доносилось: "Посмотрите! Вон же та бабочка! Интересно, сколько ей еще так порхать?"

Утро было пасмурным, на поле мерцали капельки росы. В чинном полудреме замерли деревья. Небо, нахмурившись густыми серыми бровями в виде плотных облаков, осуждающе нависало над лесом.Откуда-то доносились поспешные шаги. Они становились все слышнее и уже казались совсем рядом. Бабочка успела лишь оглянуться и вот, она уже посреди непонятных запутанных нитей. В смятении трепеща, пытаясь взмахнуть своими мощными крыльями, она упиралась в какую-то мягкую сетку, которая все больше и больше ее окутывала. Сделав множество усиленных попыток вырваться наружу, бабочка, наконец, замерла, в ужасе опустив свои помутневшие очи и сложив крылья. Вдруг совсем близко она увидела своих ромашек. Они так же покачивались на солнышке и радовались рассеявшимся облакам. Затрепетав словно листик, терзаемый осенним ветром, наша Психея стала звать их на помощь так отчаянно и слезно, что на мгновение даже ромашки слегка растрогались, правда, они искренне не понимали, чего же именно от них хочет бабочка. У них не укладывалось в прожилках, как такая свободная и жизнерадостная бабочка может так жалобно стенать. Да и потом, чем же они смогут ей помочь? В конце концов, этот противный мальчишка со слюнявым ртом может и им навредить. Но одна из них пошла дальше всех в своей подлости, именно та, на которой и сидела бабочка в это злополучное утро. Завидев мальчугана, ромашка специально замерла и не стала раскачивать большекрылую, чтобы не спугнуть. Ведь, если бы только она предупредила Психею, та успела бы в миг упорхнуть от противного подростка. Но ромашка решила, что если она поможет мальчику схватить бедную бабочку, мальчик, в награду, ничего ей не сделает. А ведь более всех именно эта ромашка хвалила бабочку и восторгалась, как же та прекрасна...

Чумазый тринадцатилетний мальчуган, который только что, в часу десятом, сдал своего приятеля старшим ребятам, довольный своим поступком, через поле шел домой. На всякий случай, чтобы ему тоже не влетело, он ускорил свой шаг.  В это утро паренек был в особенно приподнятом настроении и располагал еще к какой-нибудь маленькой гадости для полного счастья... И тут, его внимание привлек завораживающий мерцающий свет. Он не понял, что это могло быть и решил подойти поближе. Изумившись красотой и грациозностью крыльев сонной бабочки, он решил, что не может уйти, не заполучив ее. Большие позолоченные крылья точно облитые янтарем с сиреневой окантовкой и пятнышками изумрудного цвета переливались на солнце искрящей лучистой струйкой. Усики лоснились черным лакированным блеском, а лапки были мягко покрыты деликатным пушком.

Так уж получилось... Наверное, это была судьба, не иначе... Где-то неподалёку валялся мокрый сачок со сломанной деревянной ручкой. Недолго думая, коварный мальчик схватил орудие и попытался совершить манёвр, все присматриваясь, с какой бы стороны лучше подлезть. Его так манило и, в то же самое время, жутко раздражало спокойствие и грация ничего не подозревающей бабочки. В глазах подростка блеснул страшный  огонь, исходящий из самого сердца, злого и уродливого.

В общем, поймал он бедную бабочку и пошел через поле домой. Психея все еще надеялась, что может ее отпустят, и она вернётся к своим ромашкам, по которым уже так соскучилась, но бедняжка и представить не могла, что с ней собирался сделать этот коварный злодей...

Придя домой, паренек решил похвастаться трофеем перед своими друзьями. Он вывернул сачок, и бабочка тот час же выпорхнула. Она носилась по комнате как сумасшедшая, путаясь в занавесках и обламывая себе крылья. Завидев форточку, Психея захотела в нее вылететь, но от паники никак не могла попасть и ударялась о старую деревянную раму.  Мальчик, смекнув, быстро закрыл  форточку  и поднял запястье, указав бабочке, чтобы она села на его палец. Но это было невозможно! Бабочка не только не собиралась садиться, в смятении она вообще не могла понять, чего от нее хотят. Большекрылая, шарахаясь от наглого разбойника, забиралась под самый потолок в угол комнаты и порхала до изнеможения, лишь бы не опускаться вниз, к нему.

«Ах так! — сказал мальчик, — ну тогда я тебе сейчас поотрываю твои красивые крылья и буду смотреть, как ты мучаешься. Будешь знать, как меня не уважать!» Он взял стул, залез на него, схватил обезумевшую от горя бабочку, двумя пальцами зажал крылышки и только хотел учинить расправу, как вдруг ему пришла в голову мысль, что если он это сделает, хвастаться перед друзьями будет уже нечем.  Лучше уж так, он покажет свою добычу, а потом они вместе поиздеваются над ней, вот будет забава!

Он схватил с полки первую попавшуюся вещицу, это был круглый стеклянный шар, в нем когда-то были  цветные скрученные фантики и блестки. Поместив туда бабочку, мальчик соединил две половины и плотно закрыл шар, оставив его на подоконнике.
На секунду он оглянулся и увидел, что через стекло крылья казались еще больше, а их цвет насыщеннее. Подросток был невероятно доволен собой, целый день с его лица не сходила коварно победоносная улыбка, которая без того кривила уродливый рот с вечно влажными, слюнявыми губами.

Бабочка погрузилась в полное отчаяние, ее горю не было предела... В судорожных конвульсиях она беспрестанно махала крыльями, но от этого становилось только хуже,  больно ударяясь о стенки шара, бедняжка мучительно стонала, но никак не могла остановиться. Бывало, она задыхалась, солнце нагревало шар, а воздух внутри становился спертым и удушающим. От волнения Психея снова начинала судорожно махать крыльями, а шар по-прежнему был неподвижен. Крылья больно загибались, им чудом удавалось уцелеть. После бабочка успокаивалась, иногда пребывая в состоянии какого-то беспамятства где-то далеко в своих мыслях...

Со временем отчаяние сменилось точно ожесточением, ей уже и самой хотелось, чтобы разбойник поскорее вернулся и она, наконец, испустила дух... Смерившись с этой мыслью, Психея гордо и величаво ждала своего часа. Почти совсем перестав махать крыльями, в полупарализованном состоянии бедняжка почему-то вдруг вспомнила старого майского жука и подумала, что если бы сейчас ее чудом выпустили, то первым делом навестила бы его. И совсем не для того, чтобы перед ним покрасоваться, а просто после всего, тот жук был единственным, по кому она действительно скучала. Она бы просто обняла своего старинного друга и не стала бы даже ничего рассказывать, сидя возле, слушая низкий и хриплый голос. Что же до ромашек, о них бабочка, честно сказать, вообще не думала, она лишь знала, что если судьба ее помилует, к ним вряд ли вернется. А если увидит, то... А если увидит, то  грустно пошевелит усиками, улыбнется и полетит дальше к мудрым и большим деревьям. И пускай среди них она будет неприметная и никому не нужная, но она станет слушать и внимать умным речам, может, и сама чему-нибудь научится...

Удивительное дело, несмотря на свои необычно большие и красивые крылья, а главное, умение покрасоваться, бабочка была прескромной особой, даже несколько не уверенной в себе. Ей все время казалось, что кто-то был гораздо лучше, умнее и крылья у других куда размашистее. Поэтому-то ей было так неловко перед могучими и высокими деревьями. И себя она приравнивала к пустым ромашкам, не стоящим, на самом деле, и одной чешуйки на ее крылышке...

Солнце уже садилось. Комната залилась приятным янтарным светом угасающих лучей. Что-то вдруг растормошило бабочку, которая мысленно была где-то далеко, далеко. Психея оглянулась и сразу вспомнила, что по-прежнему сидит в стеклянном шаре. Но привычная боль постепенно сменилась очень странным и неизведанным прежде чувством. Медленно, но верно ее обволакивало созерцательное спокойствие и зарождалась внутренняя тихая сила. И как бы странно это не звучало, но нечто похожее на радость прокрадывалось в трепетную, но смелую душу. Все это происходило очень-очень плавно, но с каждой секундой усиливалось и становилось очевидной данностью.

Психея многое переосмыслила, посмотрев по-новому на эту жизнь. Теперь вечерами она воздавала хвалу Тому, кто создал все, что есть вокруг, совсем не страшась никогда более не стать частью удивительного и прекрасного мира, ведь главное она уже поняла.

Так прошло еще какое-то время, мальчик куда-то затерялся. То ли уехал в город, то ли еще чего, но в комнате той подросток больше не появился. А бабочка по-прежнему была в стеклянном шаре на подоконнике и никто, никто не мог ей помочь...

Ох, и много всего передумала бабочка за это время, и чем больше она думала, тем больше понимала, что оказалась тут не случайно. Что в этой, на первый взгляд, бессмыслице был большой и очень важный смысл всей ее жизни. Что она больше никогда не будет прежней и, если удастся чудом выбраться, в корне поменяет всю жизнь, будет тянуться только к настоящему, доброму и  вечному...

Бабочка теперь берегла свои крылья, сама не зная для чего, но большекрылой не хотелось уже порхать и суетиться. Она чинно восседала и почти не шевелилась, научившись лавировать, держа равновесие.

И вот, однажды на рассвете, когда туманная дымка рассеялась меж стволов массивных деревьев, бабочка все так же сидела в своем стеклянном шаре в полудрёмных мыслях,  едва покачиваясь, изредка вздрагивая крылышками. Звонкий треск разбудил ее. Внезапно Психея почувствовала легкий озноб и откуда-то ворвавшиеся потоки свежего воздуха. Оглянувшись, она увидела и не поверила своим глазам. Шар! Стеклянный шар раскололся на две части. Ночью сильный ураганный ветер распахнул настежь окно, рама толкнула шар, упав наземь, он раскололся посередине. Расправив мощные крылья, бабочка резким рывком вырвалась наружу, вылетев в окно...

Старый потертый дуб ворчал, что уже несколько дней нет дождя. Ветки его иссохли, а листья скрутились в трубочки. Липа ему поддакивала из уважения, хотя, на самом деле, дождь не так уж сильно ее заботил. Собеседнице просто было приятно внимание самого старого и почитаемого в окрестностях дерева, и посему всякий раз она с особым усердием поддерживала разговор.

"Нет, ну правда, вот живешь, живешь, а радостей все меньше, ей Богу! — продолжал дуб, — единственное что, есть надежда в такие солнечные дни встретить прекрасные Божьи создания, которые иногда тут пролетают". "Это Вы о ком?" — полюбопытствовала липа, тут же решив, что стоило выказать меньше интереса, а то уж как-то слишком получилось. "Как о ком? — продолжал дуб, — Вы разве ее не встречали? Все толкуют, я лично до сплетен не охотник, а просто по-древесному, так сказать, восхищаюсь каждый раз, как вижу это прелестнейшее дитя!"

— По-моему, я поняла, — хитро ответила липа, — Вы про эту бабочку с фантастическими крыльями, я права?

— Не знаю, как крылья, — отвечал дуб, — хотя они, конечно, хороши, но главное, что это чудный и чистый бриллиант, который так и радует меня при каждой нашей встрече, а все норовят про нее разных историй напридумывать!

-Вот, вот! — не без досады продолжала липа, — даже глупые ромашки, я слышала, дружбу с ней себе приписывают. А одна, говорят, вообще громче всех кричит, что мол знает бабочку давно и помогла ей больше всех!