Рыбка. Биография. Из ненаписанного...

Рыбка. Биография. Из ненаписанного...

В ушах звенело не переставая. Или в голове. В висках. В глазницах. В мозгу. От боли в дёснах до блуждающего пульса на тугой коже затылка. Сначала, казалось,  лопнут барабанные перепонки , а потом просто заложило. Но стучать от этого не перестало. Звуки боя просто переместились в сознание, сотрясая тело словно пытаясь выиграть соревнование с крупной нервной дрожью, не то от страха, не то от... Нет, наверное, только от страха.

Сознание вроде ясное, но всё вокруг видится словно под яркими вспышками стробоскопа, будто я моргаю реже, чем меняется обстановка и декорации вокруг.
Вспышки. Дым. Куски земли превратили потное лицо в отсыревшую прошлогоднюю картошку. А нелепая струйка крови из рассечённой  осколком камня брови напоминает школьную уборщицу тётю Глашу. Она тоже вела по грязной жиже тряпкой, оставляющей за собой красно-бордовый след от мастики, которой был  пропитан натёртый  дощатый пол в школьной раздевалке.
Да. Война рождает странные ассоциации. Я как будто увидел себя со стороны, от третьего лица. Отмашистым движением тыльной стороны ладони я утёр кровь и тут же поймал себя на мысли, что панический  колотун стал меньше, уступив место мелкой дрожи где-то глубоко в нервных окончаниях там, где они сплетаются с необъяснимым подсознательным.

Ноздри забила земля. Я присел ещё ниже и, опустив на колени автомат, пытался отдышаться широко открытым ртом. Тут мне мне по лицу градом ударило  несколько выброшенных гильз, а одна попала в рот. Не совсем поняв тогда, что это было,  я её выплюнул. Несколько стрелявших вокруг вдруг резко, как по команде, прекратили огонь  и начали ржать на весь окоп. Я наконец сообразил, что произошло и тоже засмеялся.
- Крой! - крикнул мне смещающийся по траншее вправо Гамлет.
Гамлет - это потому, что традиционное русское "была- не была", он произносил как "эх, быть-не быть". Я с криком новорождённого высунулся из окопа и даль длинную неприцельную очередь и снова нырнул в траншею.

В общей сложности мы плевались свинцом минут двадцать, а мне казалась, что прошла если не вечность, то сутки точно.
Зашипела рация, а через секунду мы, одновременно поднимая головы над бруствером, открыли шквальный огонь по позициям нацбатовцев, прикрывая возвращавшуюся ДРГ. В течении нескольких секунд  слево от меня в окоп нырнуло, прыгнуло, перекатилось несколько человек в "Горках" с винторезами.

- Иди сюда! - позвал меня Седой, командир диверсионно-разведывательной группы "Тень" Корпуса народной милиции Республики.
- Вот пакет. Дуешь к нам в тыл, пятый дом, синий. Увидишь, там ещё слева сарай так смешно разорвало - ромашкой. Короче найдёшь. Отдашь Рыбе. Сюда больше не возвращайся. Уходи сам к центру.
Сначала траншеями, потом выскочил на верх я понёсся бегом к спасительной стене ближайшего раздолбанного почти в хлам из РПГ  дома. От стены броском за кабину трупа сгоревшей шишиги, а от обожжённого остова в безопасную от обстрела зону. Правда шальные свистели и тут, поэтому бежать  приходилось нагнувшись вниз и на полусогнутых. Наверное, со стороны я напомнил съехавшего с катушек выжившего из ума бешеного жука.

Вот и синий дом. Точно - он. Вот слева взорванный сарай ромашкой. Стук в дверь:
- Рыба! Рыба! Да где ты там жабродышащий!
- Тут я не ори! - дверь резко распахнулась внутрь, а меня втянула в дом схватив  за отворот х/б цепкими пальцами крепкая женская рука. Жабродышащий оказался стройной мадам лет тридцати-пяти в тактическом костюме и с русыми волосами собранными резиной, реально напоминающими рыбий хвост.
- Пакет от Седого. Сказал отдать тебе и уходить в центр.
- Хорошо.  Но напрямки не иди - там снайпер засел, будешь как на ладони.
- А как?! Я тут был-то два раза и всё с машиной.
- Сто ты как маленький! - из  соседней комнаты вышла девочка лет шести, внешне практически копия говорившей со мной мадам. Та даже смутилась немного:
- Дочь моя...
- Дочь! - гордо подтвердила девочка
- А пакет для дяди Ломы?!
Рыба погладила ребёнка по голове и снова вернулась к разговору со мной:
- Идём к окну! Смотри - вот между теми домами дорога...
Она не успела договорить, лишь широко раскинула руки и упала навзничь. Во лбу алело тонкое входное отверстие от пули, а под затылком растекалась багровая лужа. Я невольно посмотрел не девочку, она стояла молча, а из глаз капали слёзы. Я метнулся к ней, хотел зарыть ей глаза, отвернуть от страшной картины. Но она фатально-холодно-обречённо, совсем по-взрослому, прервала меня:
- Пакет для дяди Ломы дай!
- Что?!
- Пакет. Его надо слочно отнести дяде Ломе!
Я опешил:
- Хорошо... А куда нести?!
- Нет. Тебе нельзя! У тетя допуска нет!
Наш диалог с шестилетним ребёнком в комнате с убитой у неё на глазах матерью напоминал фарс.
- Какого допуска?!
- Плостого! Никакого!
- А у тебя есть?! - я продолжал говорить с ней, подумал, что, наверное, это такая форма шока, защита от немыслимого стресса.
- Есть. Мама-лыба меня с собой блала. Значит есть. А чужим туда нельзя - секлетность!

Боже что-же делает с людьми война. С детьми делает. Как же она дойдёт. Да какой, к чёрту дойдёт, как она вообще куда-то пойдёт одна... И тут я понял, что это не шок и не игра для этой девочки. Это её жизнь. Жизнь ради чужих жизней. Она всё примет. Но как такое может быть?! Почему???!!!
- Потому что я лусская!
(Я кажется подумал вслух)
- И потому, что я - Лыбка!
- Ну что ж, Рыбка, пойдём. - я протянул ребенку руку.
- Тебе нельзя к дяде Ломе! Он секлетный!
- А я и не пойду, я просто провожу тебя.
- Тогда ладно. - детская ручонка доверчиво скользнула в мою ладонь, а вторая крепко прижимала к груди пакет. 

... Петербург. До нового 201_ года ещё три месяца и все эти три месяца, каждый день,  мне будет снится эта малышка, неосмысленной фразой от души и сердца, объяснившая феномен вечного превосходства моего Отечества на врагами-захватчиками:
" Потому, что я - лусская! И потому, что я Лыбка!"


Рецензии