Мишкины университеты. Глава 9. Стройотряд

                Глава девятая. Стройотряд
           Учебный год подходил к концу, и хотя на календаре был май, за окошком стояло настоящее лето. Солнце пекло, как в июле, на городских улицах плавился асфальт, а к автоматам газированной воды выстраивались длинные очереди. Учиться не хотелось, хотелось окунуться в прохладную воду, а потом, ни о чём не думая поваляться на горячем песочке. Но суровая жизненная реальность диктовало совсем не то, что хотелось. Она заставляла ни свет, ни заря просыпаться, и втискиваясь в переполненный людьми автобус, ехать на учёбу, полдня сидеть в душной аудитории, а остаток суток проводить в тесной, похожей на пчелиную соту, комнате общежития.  Но деваться было некуда, оставалось только ждать и терпеть, тем более что ждать и терпеть было совсем недолго – неделю, другую походить на занятия, и сдать летнюю сессию, а дальше будет всё – купание, песочек и рыбалка.   
         Экзаменов Мишка не боялся и надеялся, что, как и в прошлом году, в следующем, он тоже будет получать стипендию. Специальные предметы, которые фактически во втором семестре вытеснили из программы общеобразовательные, ему нравились, и давались легко, потому что в основе их лежала физика, которую он любил.
      Взбежав по ступенькам парадного крыльца техникума, и привычно распахнув входную дверь, паренёк равнодушно скользнув взглядом по интерьеру вестибюля, хотел уже было направиться к лестнице на второй этаж, но его внимание привлекло написанное большими буквами объявление: «Учащимся второго курса, желающим на летних каникулах поработать в строительном отряде, обращаться в комитет комсомола». Перечитав объявление дважды, и осмыслив его, Мишка подумал: «А почему бы и нет? Нужно только узнать условия…». После занятий, они с Юркой, пошли в комитет ВЛКСМ.
       В комсомольском штабе пацаны застали лишь худенькую девушку, с задумчивым видом разгадывающую кроссворд в журнале «Огонёк». С неохотой оторвавшись от своего занятия, она поинтересовалась по какому поводу пришли ребята. Узнав, что они хотят летом поработать в стройотряде, комсомолка оживилась, глаза её засияли, и она стала с увлечением рассказывать, какие замечательные перспективы ожидают подростков, если они на каникулах вместо отдыха будут трудиться на строительстве коровников и свинарников.  Начав с того, что комсомол, это передовой отряд молодёжи и достойная смена Партии, а поэтому долг каждого комсомольца быть примером для других, и своим трудом приумножать богатства Родины, свою речь она закончила прозаически, сказав, что кроме всего прочего можно хорошо заработать.
       В отличие от своего друга, Мишка в комсомоле не состоял, поэтому большую часть речи девушки, он пропустил мимо ушей, но когда та в конце упомянула о заработках, попросил рассказать об этом поподробнее. Но к такому рассказу, комсомолка явно не была готова, и вместо того, чтобы в вкратце ознакомить ребят с условиями труда и быта, она, как заведённая повторяла: «Зарабатывают в стройотряде хорошо». Так ничего толком не узнав, пацаны, которым позарез нужны были деньги, переглянувшись сказали: «Что нам терять? Записывай!». И девушка, просияв глазами, с радостью зачислила их в бойцы строительного отряда.
     Но это всё было в конце мая, а в конце июня, Мишка и Юрка, успешно сдав экзаменационную сессию, стояли с вещами на площадке у входа в общежитие в ожидание автобусов, которые должны были увезти их на трудовой фронт. Кроме них здесь находилось ещё, наверное, человек пятьдесят иногородних студентов третьего курса, кто для заработка, кто для романтики, пожертвовавших своими законными летними каникулами.
     За прошедший месяц пацаны выяснили, что в стройотряд поедут только те, кто успешно окончит второй курс. Вчерашних первокурсников туда не брали из-за возраста, а перешедшие на четвёртый курс в это время находились на производственной практике. Кроме того, Мишка узнал, что из его группы изъявили желание поработать на каникулах девять человек – Толик Калашник, две девчонки и четыре «производственника». Толик был его товарищ, и то, что они едут вместе, паренька радовало, потому что там, где появлялся Калашник со своей неразлучной гитарой, всегда было шумно и весело. Да и вообще, известно всем с детства, что «нам песня строить и жить помогает». На экране телевизора постоянно показывали, как бойцы студенческих строительных отрядов, перед отъездом на какую-нибудь сибирскую стройку, поют песни под гитару.  Телевизионные картинки такого плана для многих, в том числе и для Мишки создавали иллюзию романтики и желание вот так же, как те ребята в телевизоре, с лёгкостью и песней преодолевать все трудности. Благодаря этому стройотрядовское движение набрало в стране большой размах и находилось на пике своей популярности.
       Ещё до того, как выйти встречать автобусы Мишка, Юрка, Толик и каким-то непонятным образом примкнувший к ним Федя Вайс – белобрысый паренёк учившейся на отделение «Автоматика и телемеханика», решили отметить начало своей трудовой деятельности. Посетив соседний продуктовый магазин они, чтобы не ходить два раза, купили десять бутылок белого румынского вина. Рассовав бутылки по сумкам и авоськам, ребята вернулись в общежитие и не откладывая в долгий ящик приступили к делу. Вино было шипучим, и необычным на вкус – не очень сладким, и не кислым. Пацанам оно понравилось. Выпив в комнате две бутылки, они собрав свои вещи спустились вниз.
     Стоял замечательный летний день, солнце упрямо двигалось к зениту, а в головах у ребят, от выпитого вина, приятно шумело. И от этого, даже несмотря на то, что задерживались автобусы, настроение у них было превосходным. Побродив среди своих однокурсников, они узнали, что командиром отряда назначен «производственник» из Мишкиной группы – Николай Петренко, а работать они будут на строительстве коровника, в селе со смешным названием Великие Бабы. По поводу названия села, среди отъезжающих студентов, ходило множество скабрёзных шуток.  Послонявшись по площадке с полчаса, пацаны уже было хотели отойти за угол общежития и «приговорить» ещё бутылочку винца, но тут к зданию подъехали три автобуса, из одного вышли секретарь комитета ВЛКСМ и Мишкин одногруппник Петренко.
      Комсомольский вожак со ступеней автобуса обращаясь к отъезжающим на трудовой фронт ребятам, в первую очередь представил им командира отряда. А потом стал лозунгами призывать их к трудовым подвигам на благо Родины. Свою пламенную речь он закончил словами о необходимости оправдать высокое доверие, оказанное им партией, комсомолом и администрацией учебного заведения.
       Забравшись в автобус одним из первых, Мишка занял для своих друзей-собутыльником широкое заднее сиденье.  Несмотря на все открытые окна и люки, в салоне автобуса стояла невыносимая духота. Но эти мелкие неудобства не могли испортить настроение отъезжающих.  Впереди их ждала новая неизведанная жизнь и наверняка она будет прекрасной. Радостное возбуждение, охватившее ребят с самого утра, и подогретое выпитым вином не проходило, а становилось всё сильнее и сильнее. Хотелось петь, танцевать, делать окружающим что-то хорошее. Вспомнив, что приезд автобусов отвлёк их от желания «приговорить» бутылочку винца, они тут же решили наверстать упущенное.  Бутылки на четверых показалось мало, и ребята открыли две. Вино было таким же шипучим, но уже тёплым, и поэтому не очень приятным на вкус. Протолкнув во внутрь по стакану, пацаны запели украинскую песню «Ты ж меня пидманула…», их товарищи, сидящие в автобусе её подхватили.  Разухабистая песня вырвалась из окон автобуса на Московский проспект города Харькова, и редкие прохожие встречавшиеся на пути следования колонны стройотряда, провожали её удивлёнными взглядами.
      Дорога до села Великие Бабы оказалась не такой ровной, как в городе – асфальт закончился где-то на половину пути. И в связи с этим, время поездки, до конечного пункта заняло около трёх часов. Приговорив за дорогу, ещё одну бутылочку шипучего румынского вина, друзья приехали в место своей дислокации уже в хорошем подпитии.
       В селе студентов ждал лично председатель колхоза, он, как и секретарь комитета комсомола, сказал им несколько приветственных лозунгов, а затем проводил к месту временного проживания – огромному пустому складу, в котором зимой хранились семенное зерно. Там в ожидание постояльцев, как в солдатской казарме рядами стояли койки, покрытые синими шерстяными одеялами.
      День неумолимо двигался к вечеру, и четвёрка неразлучных друзей – Мишка, Юрка, Толик и Федя, обустроившись на новом месте, и выпив ещё по стакану вина, пошли знакомиться с селом. В их душах, разогретых алкоголем бушевал огонь желаний, им хотелось приключений, новых впечатлений, новых знакомств и вообще хотелось во всей красе показать себя этому захолустью. Донести свою культуру, значительность и неповторимость в забытый Богом медвежий угол. Ну и конечно хотелось познакомиться с девчонками. А что стеснятся – всё складывалось очень хорошо. Впереди их ждут трудовые подвиги, большие заработки, почёт и слава.  Замечательное настроение, поселившееся в них с самого утра не хотело покидать пацанов.
    Село оказалось не очень большим, но и не маленьким. Улицы в нём в отличие от Монастырки, были широкие, просторные. Посредине проходила проезжая часть, а по обочинам, которые были шире проезжей части в два-три раза, спокойно разгуливали куры и щипали травку гуси. Типичные украинские хатки-мазанки, крытые соломой и огороженные плетнями, вперемежку с добротными кирпичными домами располагались по обе стороны улицы. Вездесущие мальчишки, пугая кур и гусей носились на велосипедах. У многих домов на лавочках сидели старушки.
     Четыре бойца стройотряда, растянувшись цепью почти на всю ширину проезжей части, с гитарой наперевес, распевая во всю глотку дворовые песни и не обращая ни на кого внимание, двигались навстречу приключениям. Миновав окраинные улицы, и не удостоив их внимания, по причине отсутствия достопримечательностей, пацаны вышли в центр села. Центральная площадь в селе была заасфальтирована, на ней стояли два магазина, столовая, дом быта, правление колхоза, а перед ним памятник вождя с вытянутой рукой, которой он сжимал кепку. Чуть в стороне, ребята увидели здание, на фасаде которого большими буквами было написано «Дом культуры».  Распугав своим пением находящихся на центральной площади немногочисленный прохожих, пацана прямиком направились к культурному центру. Перед входом в него висела огромная афиша, что сегодня в двадцать часов будет демонстрироваться американский приключенческий фильм «Великолепная семёрка».
      Прекратив пение ребята, пьяненько пошатываясь из стороны в сторону, остановились у афиши. Ковбойский боевик «Великолепная семёрка» прошёл в Харькове ещё зимой, и пользовался у зрителей бешеной популярностью. Многие ходили на него по несколько раз, дважды смотрел его и Мишка, но потом он исчез с экранов города и про него позабыли. И надо же, здесь в глухой деревне Великие Бабы, была возможность посмотреть его ещё раз.  Первым опомнился Федя Вайс: «Пацаны, а ведь я не видел этот фильм. Хочу посмотреть!»  Толик Калашник всегда тихий и старающийся избегать конфликтов, заплетающимся языком вдруг поддержал Федю: «А кто нам может помешать? Сейчас, пойдём и пусть нам покажут это кино, деньги у нас есть. Кто нам может отказать?» И пацаны, одобрительно зашумев, пошатываясь из стороны в сторону, направились ко входу в здание.
     В небольшом фойе не было ни души, друзья оглядевшись вокруг, увидели две двери. Открыв одну из них, они обнаружили лестницу, идущую вверх. Подниматься по ней не хотелось, и Мишка крикнул в пустоту: «Эй, здесь есть кто живой?»  Вверху скрипнула дверная петля, и мужской голос спросил: «Шо вам треба?» «Кино хотим посмотреть!» – в ответ крикнул Толик Калашник. «Щас я вам покажу кино!»  – донеслось сверху, и послышались шаги спускающегося человека. Через несколько секунд перед глазами студентов предстал крепкий, что-то жующий мужик лет сорока, с красным как у Деда Мороза носом. Уставившись на пацанов, круглыми навыкат глазами, он спросил: «Вы шо не бачилы афишу? Кино будэ в двадцать годын». «А мы хотим, чтобы ты показал сейчас!» – выступив вперёд, сказал Федя. Красноносый, не ожидавший такой наглости, вначале потерял дар речи, но потом опомнившись ответил: «Вы шо не зрозумилы? В двадцать годын будэ кино!» «Мужик, ты что не понял? Мы хотим посмотреть кино, у нам есть деньги, мы тебе заплатим. А если хочешь даже споём», – проведя пальцем по струнам гитары, сказал Толик. Услышав это мужчина побагровел, его лицо стало таким же красным, как и нос, сдерживая себя из последних сил, он   выдавил: «Хлопцы, останний раз попереджую, и Христом-Богом прошу – не доводите до греха! Я здесь киномеханик, и я знаю, когда мне крутить кино». Мишка до этого стоявший молча, видя безуспешные попытки своих друзей, решил, что пришло его время вмешаться в разговор. Сплюнув по-блатному на пол, и отодвинув в сторону Калашника, он сказал: «Ты чё, в натуре, не догоняешь кто к тебе пришёл в гости?  Быстро запустил свою шарманку! Мы кино желаем смотреть!» Ему казалось, что такие слова должны запугать, заставить стоящего перед ним человека выполнить их требование. Но получилось наоборот, киномеханик, открыв дверь крикнул наверх: «Петро, спущайся, треба твоя помощь, хлопцы з города прийхалы… Пугають… Треба их приструнить...»   
      Федя Вайс стоящий впереди всех, услышав эти слова. не раздумывая ударил мужика в челюсть.  Тот не ожидавший такого развития событий, отшатнулся к двери, а потом опомнившись, заорав благим матом, и схватил Федю за грудки. Толик Калашник стоявший с гитарой в руках рядом с Вайсом, после некоторого замешательства, отступив на шаг, и размахнувшись, ударил киномеханика музыкальным инструментом по голове. Гитара жалобно всхлипнула, раздался треск, что треснуло, дека гитары, или череп мужика, было непонятно, но после удара тот упал на пол. Наступила звенящая тишина, только слышно было, как тяжело дыша, бежит по лестнице никому не известный Петро.
        Мгновенно оценив ситуацию, и понимая, что шансов выбраться из этой катавасии без потерь у них мало, Мишка выхватив из рук, стоящего столбом Калашника, гитарный гриф с болтающимися на нём струнами, сжав его обеими руками стал у двери. Когда дверь отворилась и из неё вывалился громадный краснощёкий Петро, он не задумываясь, что было сил ударил его грифом по голове. Пошатнувшись, краснощёкий упал на пол.
       Четыре пацана молча стояли над неподвижными телами, лежащих на заплёванном полу Дома культуры села Великие Бабы, двух взрослых мужиков, и не знали, что делать дальше. Ещё никто из них не представлял и даже не предвидел последствий случившегося, но где-то в душе каждого возникла и разрасталась тревога, хмель бродивший до того целый день каким-то непонятным образом стал исчезать, а вместо хорошего настроения, сопровождавшего их весь этот долгий день, появился горький осадок.
        Первым опомнился Юрка: «Пацаны, нужно рвать когти! Пока нас здесь не прихватили».  Быстренько собрав обломки гитары, ребята поспешно покинули Дом культуры. В расположение отряда они вернулись, когда последние лучи заходящего солнца багрово отсвечивали на небосводе. Утомлённые и подавленные событиями прошедшего дня, с тяжёлым чувством что случилось, что-то непоправимое, друзья допив оставшееся вино, провалились в тяжёлый тревожный сон.
      Следующим утром, Мишка проснулся от того, что кто-то пытаясь разбудить, трясёт его за плечо.  С трудом разлепив глаза, он увидел стоящего над ним милиционера. Вначале ему подумалось, что это сон, закрыв глаза он снова попытался уснуть. Но уснуть ему не давали, кто-то безостановочно тряс его, и строгим голосом требовал вставать. Вставать не хотелось – голова раскалывалась от боли, а во рту было сухо и противно, вспомнить о том, где он находится, и что было вчера не получалось. Через смеженные ресницы, паренёк, увидел ряд коек, стоящих в сером без окон помещение, и человека в милицейской форме, безуспешно пытающегося его разбудить. За спиной блюстителя порядка стоял его однокурсник Николай Петренко, и ещё какой-то смутно знакомый ему мужчина с исцарапанным лицом и синяком под глазом. Понимая, что это не сон, и случилось, что-то из ряда вон выходящее, Мишка открыл глаза. Постепенно в его ещё замутнённом алкоголем сознание, начала восстанавливаться картина вчерашнего дня. Он вспомнил, что в составе стройотряда приехал в село Великие Бабы, и что их расквартировали в этом складе, что он, Юрка, Калашник и Федя Вайс, выпив, отправились погулять по селу, дальше паренёк ничего не помнил, в памяти образовался огромный чёрный провал.  А милиционер пытаясь поднять, всё тряс его и приговаривал: «Вставай, хлопчик, вставай. Сумел нашкодить, умей и ответ держать». Приподнявшись на кровати, Мишка оглядевшись, увидел в пролётах между койками бойцов стройотряда, а в сторонке от них отдельной группой, словно прокажённые, стояли Юрка, Толик и Федя. Лица у пацанов были помятые и опухшие, и как показалось Мишке виноватые. Спрашивать почему здесь милиционер и что он нашкодил пареньку не хотелось, и он выбравшись из-под одеяла стал молча одеваться. Когда он натянул на себя брюки и рубашку, блюститель порядка, терпеливо ожидавший его, отведя глаза в сторону сказал: «Свитер возьми тёплый, в камере холодно – замёрзнешь».  После таких его слов Мишку бросило в жар. «Какая камера, причём здесь камера? Что же он мог натворить такого, что милиционер говорит о тюремной камере», – лихорадочно думал он. Взглянув ещё раз на человека с поцарапанным лицом, он вдруг узнал в нём киномеханика, который не хотел вчера им показывать кино, и всё сразу встало на свои места. «Вот и заработали деньжат. Всё хана нам – срок дадут», – с горечью подумал Мишка. Взяв свитер и пачку папирос «Север», он подошёл и стал рядом со своими друзьями-собутыльниками.
       От села до райцентра участковый вёз ребят в «Газике» председателя колхоза. Вид у всех пацанов был понурый, чувствовалось что они очень переживают и сожалеют о случившемся. Ехали молча, разговоры милиционер пресекал, не давая возможности договориться о том, как вести себя на следствие, и от этого на душе было ещё тягостней. В райотделе милиции, он сдал ребят дежурному по отделению, и тот оформив их, как задержанных за хулиганские действия, отправил под конвоем сержанта в КПЗ (камеру предварительного заключения).  КПЗ была пристроена к райотделу и соединялась с ним узким коридорчиком, перегороженным закрытой на замок решётчатой дверью.  С обратной стороны двери находился пост охранника, а дальше камеры для содержания арестантов. 
       Пока толстомордый, похожий на бабу охранник, по одному разводил пацанов по камерам, остальные находились под присмотром сержанта. Смотря, как за его друзьями по очереди закрываются тюремные двери, Мишка думал: «Ну вот и всё, кончилось всё и учёба, и планы на жизнь. Мама узнает – не переживёт… Как глупо всё случилось…» Наконец очередь дошла до него, ехидно улыбаясь безволосым бабьим лицом, толстомордый, ощупав его с ног до головы сказал: «Ну пойдём, кудрявенький, я тебя в клеточку закрою».  Подведя к нужной двери, он велел пареньку повернуться лицом к стене, побренчав ключами, открыл камеру и велел заходить. Массивная дверь за спиной Мишки сразу же захлопнулась, и с лязгом закрылся засов.
      Если на улице был яркий летний день и свежий ветерок, то в камере стоял полумрак и спёртый воздух. Когда глаза паренька привыкли к темноте, он с удивлением обнаружил, что в помещение кроме него никого нет. Никогда не бывавший в тюрьме, он забыв о своих неприятностях стал с интересом осматриваться вокруг. Хотя, что тут было осматривать, половину помещения занимал сбитый из досок деревянный настил, это, как догадался Мишка – нары. Доски на них были отполированы до зеркального блеска, телами периодически меняющихся постояльцев. На противоположной от двери стене он увидел забранное решёткой из стальных прутьев небольшое оконце. Свет через него почти не проникал, потому что снаружи окно было зашито дощатым козырьком. В потолке, посреди камеры, тускло горела закрытая решётчатым колпаком электрическая лампочка. В углу справа от двери стоял оцинкованный бак с ручками и крышкой. Стены тюремного помещения были покрыты штукатуркой называемой в народе «шубой». Но даже несмотря на это, арестанты умудрились исчеркать их надписями.
      Осмотрев камеру, паренёк улёгся на нары, и сразу грустные мысли роем замелькали в его голове. В первую очередь ему вспомнились пацаны отбывавшие наказания в колонии рядом с Монастыркой. Он представил, что тоже в скором будущем будет ходить, как и они в синей арестантской робе, и от этого на душе стало так тоскливо, что захотелось заплакать. Так размышляя о своей дальнейшей судьбе, Мишка заснул.
    Проснулся он от того, что охранник открыв в двери люк, называемый «кормушкой», кому-то сказал: «В этой хате один, студент. Сегодня привезли из Великих Баб - морду киномеханику набили».  «Кормушка» закрылась и паренёк, услышал удаляющиеся шаги охранников. «Смена, наверное, меняется», – подумал он, – «Значит уже вечер». Чтобы хоть как-то отогнать от себя грустные мысли, он стал читать нацарапанные на стенах надписи. Но это помогало слабо, в голове то и дело возникали вопросы: «Что будет?» и «Что говорить на допросах?». На первый вопрос ответа не было, вернее он был, но произносить даже мысленно его не хотелось. На второй же вопрос ответ пришёл сам собой, нужно говорить, что ничего не помню, а там будет видно.
      Вскорости за окном наступила ночь, и Мишка уснул. Спал он тревожно, и проснулся с первыми лучами солнца. Тело, не привыкшее спать на досках, ныло и болело, хотелось есть, пить и курить. И хотя он не пробыл в тюрьме и суток, ему казалось, что он находится здесь вечность. Через какое-то время, открылась «кормушка», как и вчера вечером незнакомый голос сказал: «В этой камере один, студент. Вчера привезли из Великих Баб - киномеханика избили».  Кормушка закрылась, и охранники ушли.
    На допрос, Мишку вызвали только во второй половине дня. Вчерашний сержант привёл его на второй этаж, и оставил в кабинете наедине с сидящим за столом капитаном. Достав чистый бланк протокола допроса, и предупредив об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, следователь начал задавать пареньку вопросы, на которые тот чистосердечно отвечал. Он рассказал ему всё до того момента, как он с друзьями пошёл погулять по селу, на вопрос: «Что было дальше?», паренёк отвечал: «Не помню». И сколько не бился капитан, так и этак пытаясь добиться от Мишки показаний, ответ был один: «Не помню, если вспомню расскажу».
    Наконец устав от бессмысленного разговора, следователь заполнив протокол допроса, дал подписать его пареньку. Тот не читая, написал: «С моих слов записано верно», – и поставил свою подпись. Милиционер пряча протокол в папку сказал: «Повезло тебе парень, в твоих действиях нет состава уголовного преступления, они попадают под административное наказание – штраф или пятнадцать суток. Скажи спасибо потерпевшему, это он показал, что его избивали два светловолосых парня, а два кудрявых стояли в стороне. Вот и получается, что вас с другом нужно отпускать. Ты свободен, студент. Иди, и больше не попадай в глупые истории, если не хочешь сломать себе жизнь». Следователь встав из-за стола подошёл к двери, и сказал сержанту: «Веди второго кудрявого».
    Мишка, ошалевший от услышанного, не веря своему счастью, поднялся со стула и на ватных ногах вышел из кабинета. Мысли его путались и от этого кругом шла голова. Боясь, что следователь может изменить своё решение, он не дыша на цыпочках прошёл мимо окна дежурного по отделению, и боясь спугнуть удачу осторожно открыв дверь, вышел во двор. «Боже мой! Как же хорошо на свободе!» – вздохнув полной грудью свежий воздух, и посмотрев в синее июльское небо, подумал он. Жизнь продолжалась!