6. А что дальше?

И что, переменилась ли жизнь Капитонова после этой встречи, которой он добивался не один год? На несколько дней чуть-чуть переменилась. Далее возникло ощущение оборванности, недоделанности начатого. Столько времени достигать единственной встречи, ради единственной встречи придумывать такую авантюру со втягиванием в неё Ромы – абсурд. Где продолжение? Оно должно выглядеть для Любы случайным.

Сергей должен проезжать мимо того здания университета, ехать из какого-то другого места. Если проехать на метро дальше, то что там будет за особенное место? Там есть огромный рынок техники. Оттуда и должен возвращаться Сергей, подъезжая к нужному месту с другой стороны.

Со временем он так и сделал. Был тот же самый день недели, когда Люба должна выходить во столько же. Да и само посещение рынка техники тоже имело своё значение. Должен же современный человек, тем более молодой, хоть чуточку интересоваться техникой. А то, получается, серьёзно Капитонов от жизни-то отстаёт!

Походил он по двум этажам огромного здания, слыша из павильонов такие настойчивые зазывания, что разве только за руку его не хватали. «Вот она, Россия, – подумал парень, – соединение в одном месте западных технологий и восточного базарного зазывания». Зазывали его такие же парни, примерно такого же возраста, но обращаясь на «вы». Одного Сергей всё-таки уважил – зашёл к нему в павильон. Тот так быстро тараторил про различные диски с компьютерными играми, что Сергей только сказал в ответ:

– Да-да, спасибо.  Я пока подумаю, что брать. Я пока пришёл ознакомиться.

И, разумеется, Сергей непрестанно посматривал на свои наручные часы. Он всё рассчитал. Сколько сообразительности вдруг нашлось у этого обычно угрюмого здоровяка! Всё дело в возникшей у него цели. Этой целью была любовь, как с заглавной, так и со строчной буквы.

Вот – три часа дня, с окончания занятий у Любы прошло десять минут. Она должна появиться здесь, на переходе, где в прошлый раз он уже шёл с ней рядом.  Сергей отошёл в сторону от людского потока и всматривался в него. За спиной был метро-буфет.

Да! Вот и она в той же розовой шапочке. Значит, надо идти. Только… успеет ли он? Вот, он уже на эскалаторе, впереди, внизу та самая беличья мордочка, повёрнутая к подружке. Сход с эскалатора. Народ, народ… Не успевает Сергей, уже потерял Любу из вида. Он просто сел в поезд нужного Любе направления. Но когда садился, в нём уже что-то сжалось. Упущение что ли опять? Вся его жизнь – сплошное упущение?.. Стоял в вагоне одну станцию ни жив, ни мёртв.

Но вдруг, что-то всё-таки произошло. На следующей станции народу значительно убавилось. Настолько, что Сергей увидел Любу. Её подружка также вышла. Подойти?.. Этого не пришлось делать. Она… подошла сама.
– Здравствуйте! – обратилась она на «вы», как он в прошлый раз. Начался новый разговор на заранее заготовленные темы. Начал Сергей про рынок техники с его зазывалами, кончил – про постмодернизм. Люба пару раз снова посмеялась. Что интересно – взгляд у Любы был какой-то жалостливый. Но вот и станция «Комсомольская», где в прошлый раз вышел Сергей. Теперь же он заранее объявил, что едет дальше – в библиотеку. А вот Люба вдруг вышла.
 – Дальше едете? Хорошо! До свидания! – сказала она с таким же нежным, жалостливым взглядом. А Сергей вот не додумался выйти, сказав, что в библиотеку ему не срочно. Неожиданно она вышла, и он не успел сообразить. Такой взгляд он оценил, но возник и один неприятный момент. Для него как-то стала выглядеть хуже… её наружность. Волосики какие-то жиденькие, большая разница с ним в росте. И, наконец, на лице какие-то пятна, пигментация. Неужели для него так много значит наружность? Отчего? Видимо оттого, что хвалили его наружность. Может быть, и не так много хвалили, но в память въелось, потому что это была не похвала, а дразнилка, при его дефектах общения.

Направился он, действительно, в библиотеку. Но куда делось воодушевление?

Наступила очередная мрачная полоса. И Сергея ещё кое-кто добил. Этого человека, правда, в живых уже не было. Просто обернулся другой стороной его интерес к русской классической литературе. Попался на глаза один из томов Льва Толстого, который соседи вынесли в коридор, а мама подобрала, зная основные интересы Сергея. В этом томе, среди прочих, была повесть «Крейцерова соната». Сергей узнавал о ней раньше, о каких-то содержащихся в ней противных ему идеях. Попробовал он теперь прочитать непосредственно саму «Крейцерову сонату». Результат – просто ненависть к Толстому! Такую-то поддержку ему оказал этот так называемый великий писатель, в трудный и ответственный период личной жизни. Своим антисексуализмом Толстой явил вражду к молодости как таковой, опорочил далёкие цели Сергея. Что значит, что настоящая любовь – бесполая, какая-то духовная? Это значило для Сергея, что вся она – тоска, вздохи, слюни. Этот Позднышев жалел не о том, что убил жену, мать своих детей, а только лишь о том, что любил её как-то не так. И если бы эту мразь собеседник вышвырнул бы из вагона, тогда Сергей бы чуть побольше зауважал повесть. А так – он повести не дочитал, а книгу, и так рваную, разорвал до конца и выбросил в мусоропровод.

К Роме Фокину, бывало, ещё подкатывала зависть, но таких приступов как на пути в Институт Философии и нахождения там до конца выступления профессора, уже не было. Роме помогло то, что Сергей, встретившись и познакомившись с этой девушкой, никак над ним не возвышался (не в смысле роста, конечно, а в смысле отношения). Как перед осуществлением этого замысла, так и после, Сергей ничего про Любу не говорил. Да и Рома пару недель не спрашивал, выжидал. Но однажды не удержался и спросил с эффектом неожиданности:

– Ну, давай, рассказывай, как у тебя дела?.. Как подружка?
Сергей от неожиданности крякнул.
– Да пока ещё так…
– В кино-то сводил хоть?
– Свожу, надеюсь…

Пока в этом разговоре настал перерыв, до момента выхода из университета.

– …Ноль – это всегда ноль. Взять ноль хоть чего – ноль яблок, ноль книг, ноль проституток… Вот, если есть уже что-то одно – яблоко, книга, проститутка – это совершенно разные вещи, – рассуждал Сергей на заданную товарищем тему.
– А скоро свадьба? – вновь наскочил на него Рома, ещё более неожиданно. Он хоть и улыбался, но с какой-то небольшой кривизной, натяжкой.
– Ой, да ты, Ром, уж слишком торопишь события.

Сергей, конечно, понял, что тогда, в Институте Философии Рому так скрючил смертный грех зависти, но не сосредотачивал на этом внимание.

С самой же Любой у Сергея всё не выдавалась встреча. Он уже смотрел в её филиале университета расписание не занятий, а экзаменов. И один раз почти встретился – уже летом, самое начало которого выдалось дождливым. Он стоял на станции за колонной и смотрел на то место, где Люба обычно садится в поезд. Так он пропустил несколько поездов. И это был обычный способ ожидания встречи. Вдруг Сергей увидел похожий объект и насторожился. Решил пока не высовываться из-за колонны, а Люба ли это – разглядеть в момент посадки. Далее, если это окажется она, в поезде или на следующей станции, где переход на кольцо, догнать её и заговорить. Темы он снова заготовил заранее.

Но далее произошло непредвиденное. Когда подошёл поезд, Сергей отчётливо увидел Любу… бегущую в те двери, напротив которых стоял он. Сначала он отстранился, чтобы Люба не увидела его выглядывающего из-за колонны. Спустя пару секунд, он сообразил, что надо бы войти за ней, но двери уже закрылись… И всё равно ведь, ему приятно было увидеть её хоть так, пробежавшей мимо. Ему осталось оценить её быстрый и лёгкий бег. Видимо, рассудил парень, те двери, в которые она садится обычно, оказались забиты народом, и она ринулась в эти.

Авантюра затянулась. Сергей ездил на ту станцию до самого конца летней сессии, нашёл на улице место, удобное для обзора входящих и выходящих из метро. Тёплый ливень помог ему, так можно и прикрыть лицо зонтом. Вдруг – что такое? – выходящая девушка как-то улыбнулась, глядя прямо на Сергея и идя к нему! Как?! Она сама идёт? Но такая мысль промелькнула только на секунду. Это оказалась не Люба. Кто-то походил на неё, но щёки были с ямочками, тогда как у Любы – пухленькие. Да и сама эта девушка, хоть и не резко, но убрала улыбку, подойдя к Сергею и поняв, что это не тот, кто ей нужен. Они обознались взаимно.

И вновь Сергей не терял надежд, в то лето, которое уже было третьим по счёту после того момента, как он решил выстраивать отношения с Любой.

Ещё, этим летом религиозность Сергея достигла следующей ступени – он начал ходить в храм. В результате, при всей ненависти к толстовской «Крейцеровой сонате», у него всё же возник вопрос: а не является ли всё это напряжённое выжидание встречи с Любой результатом действия каких-то низменных инстинктов? Ведь особенно она его впечатлила, представ сначала в декольте, а затем в мини-юбке. Так он посмотрел на своё желание с позиции евангельской заповеди, которую он про себя назвал «вырви глаз». (Он пока не читал Библию просто – только по заданию преподавателя этики, в библиотеке. И сразу же наткнулся на то, самое жуткое для него на тот момент место Евангелия. Это же место оттуда использовал Толстой, как эпиграф к своей «Сонате» и ещё одной повести). И всё же никакого саморазоблачения не вышло. Ведь сколько девушек в Москве ходят в мини-юбках? Тысячи! А ему нужна одна-единственная, которая к тому же, мини-юбки давно не носит. Сергей, конечно, не отрицал значения тех зрительных образов, но понял, что оценивает он всё в комплексе, как и свойственно любому здоровому физически и психически молодому человеку.

Сама же Люба после второй встречи с Сергеем никак не могла не рассказать о нём своей маме. Людмила Николаевна поначалу насторожилась, какая-то радость проблёскивала лишь изредка.
– А он никак не пошлит?
– Да нет, мам, что ты! Такой интеллигентный. Только уж очень большой…
– Вот это меня и настораживает. Но главное, вдруг он пошлит, тогда постарайся пресечь! Скажи: «Не используйте, пожалуйста, таких выражений», – и построже скажи!

Мама с дочкой попили чаю. Продолжила разговор Люба:
– Только вот к чему это дальше приведёт, если он будет?..
– Послушай, дочь, тебе просто нужно ответить себе на простой вопрос: он-то тебе нравится?
– Нравился бы… Но вот только он какого-то не моего типа. Для своего типа – всем хорош, но этот тип – не мой. Огромный, ещё раз скажу, под два метра, кажется, ростом. И красавчик уж слишком. Во мне-то что такое он нашёл? Я-то маленькая и…
– Хочешь сказать «невзрачная»?
– Ну… Не совсем, мам… – усмехнулась Люба. – По крайней мере, не такая, какая ему была бы по идее нужна.
– А вывод какой?
– Вывод? Я один раз испытала жалость, но не более. И дружить, слушать его могу, но опять же – не более. Значит, буду, по возможности, его избегать. Не удастся, пусть говорит, но знает меру. Может, поймёт… а может… Нет, мам, сомневаюсь, что какое-то чувство возникнет, если сразу не возникло! Странно так, будто выслеживает меня.
– Вот! Выслеживает! Это-то больше всего опасение внушает. Значит, естественными такие отношения уже не назовёшь!
– Значит, по возможности – избегаю его. Не удастся – позволю говорить до своего выхода из поезда.
– А если дальше, за тобой выйдет?
– Буду спрашивать, что ему надо… в смысле, куда и зачем он вышел.

И Людмиле Николаевне осталось задать типичный материнский вопрос:
– Ты, Любаш, хорошо всё обдумала по поводу этого Сергея?
– Да, мам, хорошо! Выработала программу действий.
Люба усмехнулась, а с ней и мама.

Очередная встреча произошла в сентябре, когда Люба про Сергея уже чуток подзабыла. Переходя на кольцевую, она подходила к эскалатору и вдруг почувствовала сзади взгляд. Да, это был он – победно, торжественно улыбающийся. Девушка слегка испугалась. Она не знала его конечных намерений – может, они сами по себе и неплохие, но применительно к ней – уж слишком большие, как и сам Сергей. А вот, чего Люба не могла даже отдалённо предполагать – что Сергей перед приездом прочитал дома утренний канон православных молитв, разве только с некоторыми сокращениями. И, увидев Любу, он мысленно перекрестился.
На эскалаторе оба стояли, только не рядом. При сходе, Сергей догнал её.

– Здравствуйте, Люба!

Люба очень деловито повернулась.
– Здравствуйте!

Сергей не расслышал окончания, ему показалось, она сказала «здравствуй», – перешла на «ты». И он перешёл, но временно.
– Видишь, после долгого перерыва опять вышла встреча?
Девушка улыбнулась, но первого слова тоже не расслышала и, в результте, общение в поезде продолжилась снова на «вы». Сергей говорил о преподавателях, прошедшем жарком лете, о склонности к мечтам, о парках Москвы. – обо всём, что у поэтов и влюблённых называется «милой чушью». Люба снова посмеялась от души и даже задержала на парне весёлый, удивлённый взгляд во время паузы в его речи. Но по прибытии поезда на ту же «Комсомольскую», объявила:
– Знаете, очень приятно было вас снова увидеть, но это моя станция, и я выхожу, до свидания! – и отошла уже решительно, не оборачиваясь.
Хоть и не решился парень выйти следом, но все равно ему она подарила праздник, так на него посмотрев. Он был бы рад уже тому, что она его, как это называется у девушек, не «отшила». Иногда это «отшивание» становится таким же женским искусством, как вышивание. К нему этого не применилось, а теперь ещё и более того – такой взгляд…

А далее Люба вспомнила про способ, которым хотела избегать Сергея. Станция метро возле университета имела особенность: боковые платформы и рельсы посередине. Так вот, сообразительная девушка садилась на противоположную платформу и смотрела туда, куда садилась раньше. Если видела там за колонной Сергея – садилась на прибывший поезд и проезжала станцию в другую сторону. Затем пересаживалась обратно и университетскую станцию проезжала спокойно, так как в поезд Сергей не смотрел.

Парень же проявлял упорство в высшей степени. Смотрел и на улице, и где-то в глубине дворов, откуда был виден выход из двери университета, то заветное крыльцо, и даже заглядывал в окна сзади, когда, согласно расписанию, занятия были на первом этаже. Стоял он и под снегопадом, где раньше под проливным дождём. Он, словно шпион, неотступно выслеживал промелькнувшее счастье.