М. М. Кириллов Сырые дрова не горят

М.М.КИРИЛЛОВ

СЫРЫЕ ДРОВА НЕ ГОРЯТ
О жизни наших стариков

        Январь нынче стоит настоящий – снежный, солнечный и морозный. Все ждут тепла. Даже озябшие тополя за окном. Нужно, чтобы и в нашей жизни было больше тепла. Были бы, условно говоря, ближе друг к другу дрова, печи и печники – было бы в доме теплее. А если всё это и есть, но порознь, то даже и при большом богатстве замёрзнешь. Так ведь бывает и в личной жизни, и в жизни общественной.
         Да простит мне мой возможный читатель эти виртуальные образы и аллегории в оценке простых ситуаций. Все же знают, что, к примеру, принесённые с мороза, ещё в снегу, дрова в печке сразу не загорятся, а сырые дрова вообще не горят. Так и некоторые люди, даже родные, остаются и рядом как чужие. Чем не дрова с мороза?
         Сколько сегодня стариков в материально и морально в нетопленных квартирах живут! На кухнях у газовых плит греются. Виртуально выражаясь, «дрова»-то чаще всего у них есть. Прежде всего, это ведь их собственные дети. Они обычно живут где-то рядом, да многим из них недосуг позаботиться о своих стариках. По правде говоря, жизнь и у многих из них такова, что заставляет подчас на трёх работах спину гнуть, иначе нынче не проживёшь, и им не до стариков. Вот и остаются «печи» нетопленные, а старики брошенные. «Дров»-то нет. А озабоченные, государственные, прежние, советские, «печники» уж давно повымерли. От кого помощи ждать? Вот и остаются в помощь подчас только телефон, соседи, да аварийная служба. И то, если есть силы дверь открыть. Здесь уж не разбежишься, тем более, если уж своё давно отбегали.
        Так обстоит дело не только в семьях, а и во всём нашем нынешнем государстве. Россия это ведь как громадный дровяной склад, самый крупный в мире. Столько тепла в ней заложено от природы! «Печей» у нас тоже понастроили, начиная со сталинского Днепрогэса, а вот прежние государственные мастера-«печники» повывелись. А нынешним топливным властям это хлопотное дело невыгодно стало, да и не по плечу им. Нет, в Москве-то, особенно в коттеджах и дворцах, с теплом всё в порядке. Но ведь олигархи теплом с бедняками не делятся, и даже погреться в беду к себе не пустят. «Дрова и печи»-то всё ещё у нас вроде общие, но государство-то уже лет 30 как рыночное, в собственности у людей из племени «купи-продай». И граждане в этом государстве нынче социально (и даже классово) очень разные.
       Трудящиеся, на которых вся земля стоит, особенно заслуженные старики, на кухнях чаем греются в холода, а буржуи из домашних бассейнов всю зиму не вылезают. У них и январь как июль. Вот и получается, что при таких-то, казалось бы, с избытком, впрок заготовленных народом, «дровищах», общенародные «печи» стоят не топлены, как надо, и люди вынуждены действительно «по одёжке протягивать ножки». Мастера – «печники», которые прежде были из народа, вымерли, остались только хозяева печей - собственники. А чего вы хотите, капитализм он и есть капитализм – хоть в Техасе, хоть в Канаде, хоть у нас. «Печник» Ахметов в своей классовой сущности ничем не отличается от «печника» Дерибаски. Народ на Украине разве что ещё беднее, чем у нас. А «печники» богатеют и там и там.
        В личном плане, может быть, всё это несколько проще, но и здесь, в нашем обществе потребления, даже собственные дети, как сырые «дрова» в домашних «печках», не горят, как прежде, и своих же немощных стариков не греют. Здесь тепло другими калориями измеряется, моральными, но суть та же. Среди родных потомков, в частности, от безработицы и бескормицы, нарастают эгоизм и бессердечие, и большинство  стариков оказывается вынужденным при реально жалкой собственной пенсии лишь как-то выживать. Иной раз их, бывает, только на пятый день, находят остывшими на полу в опустевшей квартире, где когда-то с такой любовью их «дети-дрова» и заготавливались и даже жили подчас на их стариковскую пенсию.
       Тут, как-то незаметно, «ушла» старая заслуженная врач, жившая в нашем доме. Лет сорок отработала она в детской клинике, двух своих детей вырастила. К 80-ти годам одна осталась. Почти ослепла, по стеночке дома ходила в соседний «Магнит» за продуктами. Сын её спился, а если и приходил к ней, то только чтобы денег с очередной пенсии у неё попросить. Дочь со своей семьёй жила в получасе езды, но приезжала только раз в неделю. В очередной свой приезд она застала мать, уже лежащей на полу в инсультной коме. Через пару дней та скончалась в реанимации.
       Другой пожилой женщине продукты из магазина по очереди приносили соседки по подъезду. Сама она уже не могла передвигаться далеко и выходила на улицу, чтобы только посидеть на скамейке у подъезда среди людей. Умерла в одиночестве, без родных. А ведь где-то недалеко жили её дети.
       О такой смерти заброшенных людей в прошлом мы знали разве что по воспоминаниям о ленинградской блокаде, по рассказам Шолохова и по роману «Семья Головлёвых» Салтыкова-Щедрина. В наши дни такие случаи не редкость. Мы их часто просто не замечаем.
        Есть, конечно, и противоположные этому наблюдения. И их тоже немало. В беду такие, дружные, семьи напоминают встревоженный пчелиный рой, согревающий своим теплом родных, уже беспомощных, стариков. Им бы жить да жить в такой любви и заботе.
        Бесчеловечное буржуазное общество постепенно вытесняет былой социалистический коллективизм, братство и взаимность. Каждый становится сам за себя и только для себя. Прежде всего, это происходит среди нынешних преуспевающих хозяев и их отпрысков. Среди власть имущих «печников-лавочников» этот их жизненный принцип превращается в норму. Разобщение становится нередким уже и среди простых людей. Черствеет не только хлеб, черствеют и люди.
        «Дрова со склада» не вывозятся, сыреют, семейные и коллективные «печи» не топятся и никого не греют, а старики при этом какое-то время ещё пытаются выжить и, в конце концов, постепенно мрут.
         Конечно (и об этом какой-то мудрец когда-то уже писал), «в конце-то концов, каждый из нас остаётся один, причём особенно важно, кто этот один», но ещё важнее, чтобы отданное этим человеком людям в прошлом тепло, возвратилось к нему и согрело бы этого старого человека в его последний миг.
       Помните фронтовую песню: «Вьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола как слеза, и поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза». Наверное, это были и другие времена, и другие люди. А как Вы думаете?
Г.Саратов. Январь 2019 г.