Пришел Сборщик налогов!

В дверь так громко стучали, что я понял – за мной пришли.
Так стучать мог только он, Сборщик налогов!
-Открывай, Судзукис!-орал он за дверью-пришло время платить по счетам.
-Меня нет дома-попугайным тембром отвечал я и зарылся головой под подушку
-Открывай, Судзукис!-орал за дверью сборщик-я знаю, ты дома. Тебя Регана Шварц видела. Открывай, злостный неплательщик.
Я заскрипел зубами. От всех я уходил, от слежки, от прослушки, от наемного убийцы и от ревнивых мужей. Но от Реганы Шварц еще никто не уходил.
Регана Шварц была платным координатором власти и на её совести было около четырехсот загубленных жизней.
Даже Гобсек Шароев, самый знаменитый неплательщик и скряга, пал жертвой Реганы Шварц. Сборщик Налогов нашел Гобсека в Диснейленде, где тот прикидывался механическим носорогом, и застрелил его
Когда Сборщик расстреливал Гобсека, Регана Шварц стояла рядом, руки её были простерты к небу и она кричала: «Так будет со всяким, кто покусится на финансовую целостность нашего Великого Государства».
Говорят, за Гобсека, Регану наградили латунным колечком, который давал ей право переходить на красный свет.
И если уж сама Регана Шварц добралась до меня, то мне кирдык, как говорил Уолт Уйтмен в своей знаменитой поэме «Листья травки».
Тут со двора раздалась автоматная очередь, а за ней истошный женский вопль. Так вопить умела только моя соседка Дали.
В дверь снова заколотили:
-Слышишь, Судзукис, это твоего соседа снизу, Карла Онашвили кончили. Не заплатишь, следующая пуля твоя.
Онашвили, милый-милый Онашвили, такой ласковый, добрый и нежный с детьми и лошадьми! Я вспомнил, как по вечерам мы с ним переругивались, кто будет мыть подъезд, как я воровал из его мопеда бензин и как со своего этажа пытался заглянуть в вырез его жены Дали, когда она вешала белье.
И я заплакал.
-Иду, иду!-сквозь слезы закричал я. Вылез из кровати, натянул халат, взял кошелек и подошел к двери.
-Вы к кому?-на всякий слушай спросил я, думая, а вдруг пронесет.
В ответ раздался такой грохот, что дверь чудом не раскололась.
-Открываю, открываю-испуганно вскрикнул я, повернул засов и распахнул дверь.
На пороге стоял худощавый прыщ, с воспаленными глазами, сальными, зализанными на шишковатом лбу волосьями и кривым ртом. Ростом он был метра полтора. На поясе, в деревянной кобуре, болтался огромный револьвер, который своей тяжестью склонял его на бок. В руке он держал квитанцию
-Судзукис?-громовым голосом спросил он. Я даже удивился, как из этого тщедушного тельца вырывается такая мощь.
-Судзукис-ответил я обреченно.
-Аскольд Могилович?-снова спросил прыщ.
Я кивнул головой.
-С вас взимается ежемесячный налог за жизнь!
Я судорожно вздохнул:
-И сколько на сей раз набежало?-спросил я
Прыщ посмотрел на квитанцию:
-Сто сорок рублей, семьдесят копеек.
Я медленно начал открывать кошелек. Ничего в жизни мне не давалось так тяжело, как расставание с деньгами. Каждая копейка, ушедшая из моих рук, уносила с собою часть моей жизни.
Я пару раз открыл кошелек, потом снова закрыл. Меня душила жаба. Сто сорок рублей семьдесят копеек…это же целых сто сорок рублей. И копеек семьдесят. Никак я не мог справиться с собою и с кошельком. Открыв-закрыв его в последний раз, я понял, что против природы я попереть не смогу.
Я спрятал кошелек в карман халата и глядя прыщу прямо в его свинячьи глазки, громко сказал:
-Нет, сволочи! Ничего вы от меня не получите. Можете кончать меня.
И меня вывели во двор и расстреляли у гаражей.