Путь Аграфены 25

Глава 25. ВЕРА

"Вера Гудибраса
Была подобна его разуму:
она была бессмысленна
и очень глубока".
Вольтер. «Философские письма»

Работы на площади шли с раннего утра, с того времени, когда луна уже уснула, а солнце еще не пробудилось. Зато пробудились десятки мужчин-горожан. Они и сами не смогли бы объяснить, как это произошло. Просто в один и тот же момент в десятках домов мужские голоса требовательно прокричали «Вина!», и жены послушно понесли утренние кувшины из погребов к постелям.
А потом мужчины, еще не успевшие впитать в себя спасительный утренний хмель, потянулись к площади. И ведь Пратеник даже не разводил дымов на сигнальной башне.
Да, вчера на вече Босоркун предупредил, что утром начнутся работы. Народное собрание согласилось с задней мыслью. Честно говоря, народное собрание приготовилось негласно сорвать все планы колдуна. Или затянуть донельзя их исполнение.
После того как Анастасия Егоровна замолчала и слово взял Босоркун, никто из собравшихся на площади и представить не мог, чем закончится все это действо.
Босоркун был одет в полотняную рубаху и полотняные же штаны широкого кроя. Ни дать ни взять – истый горожанин, какой-нибудь земледелец или каменотес. И что ж о нем такие слухи? И почему же песнопевцы такие сказы о нем сказывают? Ни тебе черного плаща, ни огненных вихрей. При взгляде на него никто не ослеп, не умер, от голоса его – никто не оглох.
Площадь аж засмотрелась. Женщины перешептываться стали, мужчины – глаз щурить: что за птица такая? Говорили, что аист, ан нет же – не аист! Человек. Да, прям, из наших. И говорит просто, без всяких там непонятностей. И держится просто, без гонора. Не то что Анастасия Егоровна, хоть и уважаемая, да больно-таки заносчивая. Вон сколько шуму из-за ее внучки. Весь городок на ноги подняла!
- Права Анастасия Егоровна, - негромко, но так, чтобы всем было слышно, сказал Босоркун. – Гарафена всем вам родня. И негоже отдавать родного человечка какой-то Ведьме. Знаете же, что Ведьма пришлая, не здесь родилась, не здесь бы ей и жить. Может, и увела она девочку в свои края. Нарассказывала ей сказок, смутила умишко. Кто знает, что ей надобно? Спасать нужно девочку, а то не приведи бог!
- Не приведи кто? – раздалось из толпы.
- Бог, - ровно и с готовностью ответил Босоркун. – Не человек, а сущность высшая. Может быть помощником, а может и наказать, коль провинился.
- Как наказать? – охнула какая-то женщина.
- Да хоть бы и молнией поразить, - просто ответил Босоркун. – Или реку разлить и наводнение устроить. Или пожар в лесу.
- Злой какой-то этот бог, - заключили из толпы.
- Нет, не злой, - покачал головой Босоркун. – Справедливый. Ты не дури, и он к тебе с душой: двух телят даст вместо одного, на рудную шахту наведет, виноградные ягоды размером с кулак сделает. Да и не бог – это я так сказал. Боги. Двое их – Белый и Черный.
- Плохой и хороший, что ли? – спросил голос детский.
- Нет-нет! – заторопился возразить Босоркун. – Оба они хорошие, и оба справедливые. Вот рудокоп из шахты черный вернулся – плохой он? Может и плохой, но не от того же, что в угольной пыли. То-то. А вон мельник муку смолол и весь белый стоит. Хороший? Может, и хороший, но не потому же, что от муки белый. Другими словами, повезло нам.
- Это в чем же? – засомневался кто-то.
- В том, что не сами Гарафену искать будем, - порадовал толпу Босоркун. – Сами бы никогда мы ее не нашли. Далеко Ведьма ее забросила. В края недостижимые, неведомые. А вот с помощниками – легко отыщем. И месяца не пройдет. С такими помощниками, как Белобог и Чернобог с любым делом можно справиться. И не только с поисками Гарафены. Охота, рыбная ловля, строительство домов, сбор урожая – да мало ли, что еще? – все спориться начнет. И расцветет наш город, как розовый куст летом.
Анастасия Егоровна стояла в сторонке и слушала речь Босоркуна то ли с любопытством, то ли с улыбкой. Вот только грустной была ли эта улыбка, насмешливой или радостной, никто из горожан понять не смог. Хотя за почтенной матроной тысячи глаз наблюдали. А сама матрона наблюдала за говорившим. И не ускользнуло от ее внимания это патетическое «расцветет НАШ город». С каких это пор городок стал для Босоркуна «нашим»?
Но народное собрание это приобщение Босоркуна к делам городским оценило одобрительным шумом. Наш! И город наш, и Босоркун – тоже наш! И вещи правильные говорит, и за судьбу Гарафены радеет.
- Вот и договорились! – подвел итог Босоркун.
- Договорились! Договорились! – зашумела толпа.
– И Гарафену отыщем, - пообещал в который раз оратор, - и богов за помощь отблагодарим.
- Как отблагодарим? – запоздало спохватился кто-то в толпе.
- Такая мелочь, что и беспокоиться не стоит! – заверил колдун. – Два портретика нарисуем – Белобога и Чернобога. В дереве портреты. Два столбика. Один поставим вот тут, справа от ворот, а другой – вот там, слева.
- Зачем? – загудела толпа, как гудела много-много лет назад, когда Босоркун то же самое предложил. – Без столбов жили и дальше проживем!
Босоркун выхватил взглядом из толпы самого говорливого мужика и ткнул в него пальцем:
- Ты! Вот ты! Скажи, добрый человек, тебе девочку совсем не жаль? Смерти ей желаешь? Или еще чего хуже?
- Да что может быть хуже смерти? – оробел мужик, а толпа выжидающе попритихла.
Босоркун чуть склонил голову набок, и, видимо, перед глазами несчастного мужика прошли картины всего, что может быть хуже смерти. Ноги его безвольно подогнулись, он отчаянно замотал головой.
- Нет! Нельзя в беде Гарафену… Никак нельзя!
- Так что ж, два столбика на площади за спасение маленькой девочки, дочери нашего города, - велика цена? – укоризненно спросил Босоркун.
Почти все в толпе замотали головами вслед за перепуганным мужиком. Этот мужик на полусогнутых ногах, с дрожащими руками, с глазами, полными ужаса, сейчас и был всей толпой. Он один – выразителем общего настроения.
- Вот и договорились, - удовлетворенно повторил Босоркун. – Завтра утром жду на площади плотников, столяров, землекопов и резчиков по дереву. Богов благодарить будем.
И кивнуло вече, затаив мысли тихие, ленивые, безразличные. А первые лучи солнца уже осветили площадь, полную трудолюбивых и старательных мужчин, занятых каждый своим делом. И ведь никто не приказывал, не направлял, не советовал.
По одну сторону от башенных ворот глубоко вкопали обтесанный ствол белого ясеня. Редкое дерево, в глубине леса растет. Всего несколько таких стволов было в городских складах.
По другую сторону вкопали совсем уж диво-дивное: эбеновое дерево со стволом иссиня-черным. Такого в городе и не видывали, да вот – оказалось меж обычных бревен, будто всегда тут и лежало.
Резчики по дереву приступили к работе. Рисунки сам Босоркун предложил: лучезарный лик Белобога тесали на стволе белого ясеня; хмурый лик Чернобога – на тугом стволе эбенового древа.
- Ну, что, доволен? – тихо спросила Анастасия Егоровна.
Она тоже стояла тут, у ворот сигнальной башни, и наблюдала за происходящим так, словно заботливая бабушка присматривает за внуком, что перекупался в холодной воде, а теперь лежит в постели, укутанный, хрипит да кашляет.
- Нет еще, - так же тихо ответил Босоркун. – Я свои обещания держу. Будем Гарафену возвращать. Предупреди своих охотников, а я призову клефтов. Пусть готовят корабль к плаванью.
- А догонят? – засомневалась Анастасия Егоровна.
- Догонят, - без сомнений ответил Босоркун. – «Горный ветер» - самый быстрый фрегат на всех семи морях.