Символ лнирти

Граненых строчек босой алмазник,
взметя перины в чужих жилищах,
зажгу сегодня всемирный праздник
таких богатых и пестрых нищих.
(С) В. Маяковский

В Ленинградском Научно-исследовательском Радиотехническом Институте (ЛНИРТИ) работало множество полезных и не очень специалистов. Среди последних был я.
Я только начал осваивать профессию монтажника радиоэлектронной аппаратуры, но так как после армии хотелось припаяться больше не к микросхеме, а к какой-нибудь красотке, работал я спустя рукава.
Опоздание на работу (а начало смены в 07-00) очень каралось, так что я приходил после обеда, ссылаясь на молодецкие неотложные дела. Мастер был далёк от этих проблем, поэтому запросто отмахивался, а я прибывал в девичьих, накрахмаленных простынях до полудня.
Прям как чувствовал что пенсионный возраст через 30 лет так и так повысят, а юношеские силы иссякнут вне зависимости от государственных законов.

Наш мастер Платон Алексеевич был очень старомодным, хотя и далеко не старым человеком. Годов тридцати.
Если я приходил вовремя, то всегда видел его у входа в институт, у собственного ЗАЗа в позе "зю" ковыряющего чего-то в недрах двигателя. Галстук висел на плече, клетчатый, коричневый пиджак виднелся с приоткрытой двери, а стоптанные ботинки старательно обходили лужи, если таковые были.
Иногда он выглядывал из под капота и если видел своих, то его усички немедленно ползли вверх и двигались в приветствии.
Тоже самое я наблюдал и при уходе в 16:00, с той лишь разницей что усички шевелились в амплитуде прощания.
На него я совершенно не хотел быть похож и понимал что вряд ли долго проработаю в этом учреждении.

К слову сказать в ЛНИРТИ я пошёл, после армии, не из-за призвания, а из-за подъёмных, коими обещали осыпать аж в сумме 200 рублей.

Рабочий день в институте начинался примерно как в фильме "Служебный роман", продолжался как в фильме "Где находится нофелет?" и заканчивался как в фильме"Самая обаятельная и привлекательная".
Женская часть наводила косметический марафет и делилась вечерними новостями прямо в отделах (цехах), а мужская, окутав себя никотиновым дымом, ржала над какими нибудь шутками в туалете.
Через 45 минут все убирали свои реквизиты и рассаживались за свои места чтобы попить чаю. Самые занудные всё таки включали паяльники, раскладывали схемы и принимались доделывать недоделанное.
Как я помню, в мужском туалете оставался только один человек. Иосиф Авдеич прикуривал от докуренной папиросы следующую и ждал следующего перекура чтобы порадовать и порадоваться новым анекдотом или информационной сенсацией.
Всю плановую работу он делал в последнюю неделю. То есть, три недели он постоянно ошивался в туалете, а в четвёртую его вообще никто найти не мог, ибо над его столом стоял дым от канифоли, флюса и рассмотреть кто за этим дымом находится, не было никакой возможности.
Работу он сдавал вовремя, так что был на хорошем счету и курение его, ни кем, кроме тройки собственных зубов, не порицалось.

В основном в ЛНИРТИ работали люди за пятьдесят, начинавшие, как говорится с лампочек Ильича и доработавшие до современных ЭВМ.
Но в архиве работали две подружки двадцати восьми лет, к которым клеились всё мужское население института кроме Платона Алексеевича, Иосифа Авдеича и любителя креплёного вина Димы, о котором я рассказывал раньше, в другом рассказе.
Обе были очень модными, с привлекательными лицами и причёсками, от них не пахло припоем и клеем, от них пахло Poison и Climat.
Девицы принципиально никого в свой архив не впускали, открывали только окошечко и протягивали нужный документ только через него, резко закрывая при первых порывах мужчин протянуть что-то про сегодняшний вечер.
Я же был у них на ином счету. Видимо благодаря красивому джемперу.
Я даже пил чай с ними. Лучшие импортные вещи на продажу, сначала показывались мне и уж потом всему коллективу с заметно возросшей ценой. Видимо ценился и мой послеармейский возраст.
Кстати, они очень подняли мою самооценку. За что им и спасибо.

Из старшего поколения мне нравилась очень почтенная, по возрасту, женщина сидевшая в углу отдела. Она наносила чёрную краску на выгравированную надпись на приборе, стирала это мягкой тряпочкой и вместо тусклой надписи, образовывалась красивая чёрная.
Она была очень скромной, тихой, неразговорчивой и её можно было бы назвать старухой, если б не её яркие, карие глаза.
Чувствовалась какое то необыкновенное прошлое у неё, чувствовалась живая душа, но по каким то обстоятельствам посаженная в угол.
Про себя я её звал - Светлана Тома.
Она редко смеялась, редко вступала в общие разговоры, но однажды поразила меня точностью сказанного.

Наши две красотки, в очередной раз пришли с архива с каким-то товаром. Это были кожаные, мужские, австрийские перчатки.
Зарплата была уже всеми потрачена и все мужчины отказывались от очень привлекательного товара. Лишь только один встал и сказал "Я возьму, если подойдут по размеру".
Девицы протянули ему товар. Парень примерил. Сказал "Беру" вытащил коричневое портмоне, достал аккуратные купюры, вручил их девахам и был таков. Всё остальное мужское население тяжело вздохнуло, а "Светлана Тома" сказала:
– Молодец. У настоящего мужчины всегда должны быть личные, карманные деньги.
Отдел примолк. Даже я задумался.
И хоть у меня никогда в жизни не было лишних, карманных денег, слова этой женщины стали моим несбывшимся девизом.

Вскоре я уволился с ЛНИРТИ. "Подъёмными" меня не осыпали, поэтому я просто поехал к маме в деревню, где провёл прекрасное лето.

Наступил 1991 год. ЛНИРТИ стали сокращать. Сначала сократили стариков, потом молодых, а потом и вовсе закрыли институт. Кто куда пошёл я не в курсе и выдумывать не буду, но однажды выйдя на станции метро "Маяковская" я увидел Светлану Тому, в старом пальто, скрюченную, в драных, шерстяных рукавицах, стоящей у стенки и торгующей газетами "Интим", "Двое" и прочей дребеденью.
Я подошёл к ней и купил какую-то газету. Я ей ничего не сказал. Да и газету я наверно всё таки не купил.
Просто приближение к ней было каким-то символом для меня, объяснения которого нет.

10.01.2019
Ленинград - Санкт-Петербург