Кот

Звонко хлопнула крышка кормушки.
- На проверку! Быстро! - скомандовал из коридора контролёр.
Слышались шаги кованых сапог.
Зелёные, грязно-серые, оранжевые, коричневые одеяла зашевелились, стали приобретать формы человеческого тела - они морщились, ёжились, скомкано ложились на холодное железо трёхъярусных нар.
- Ну что копаетесь! Дубинала захотели! - подхлестнул узников окрик охранника, стоявшего у входа в камеру.

Из под одеял стали вылезать люди. Внешне неторопливо, они на холодном цементном полу втискивали свои ноги в ботинки, лениво растирали негнущимися пальцами помятые, ещё со следами тревожных снов, лица, томно потягивались, хрустели одеревеневшими за ночь суставами...
Но это излишнее пренебрежение к поспешности лишь подчёркивало их волнение и только боязнь оказаться первым - обратить на себя внимание других - сдерживало каждого из этих людей.
Спустившись с нар, они густым потоком вытекали из камеры.
Невольно толкаясь, расползались вдоль длинного с низким потолком мрачного коридора тюрьмы.
Словно на ощупь находили своё место в плотном сером строю и застывали, будто вкопанные...
- Четыре, восемь, двенадцать,- считал толстый, с опухшим лицом контролёр, помахивая резиновой дубинкой, небрежно висевшей на его натренированной кисти, бросая при этом на узников надменный взгляд равнодушных, ко всему привыкших, серых глаз.

- В камеру!-скомандовал контролёр и узники однообразной толпой стали торопливо вливаться в затхлую сырость камерного склепа.
Изредка лениво бросая взгляды друг на друга, они расползались по своим местам на нарах.

Гомон вызванный проверкой постепенно смолк и в камере вновь сгустилась удушливая тишина.

Дмитрий Павлович читал газету не в надежде найти что-то важное. Просто он убедил себя, что это тренировка для мозга. Как всякий образованный человек он думал, что чтение любое развивает мысленное желание жить. Может поэтому он читал ежедневную прессу, которую давали в камеру в видом глубокомысленным и потешным, ибо нельзя было выглядеть не потешным в рваном трико, в жёваной майке и с газетой. Но вряд ли думал об этом сам Дмитрий Павлович, уже научившийся так углубляться в свои мысли, что мир окружающий его касался только в моменты жизненно важные. Вот и сейчас он отложил газету только когда с коридора донеслось бряцанье мисок.

Кормушка с визгом распахнулась.
- Общак! - донёсся из коридора голос баландёра.

- Ты снизу-то помешивай-помешивай! - подсказывал юркий, длинноногий Боря, так и не почитавший ещё газету, но уже оказавшийся у двери.
- Помешивай! И со дна,-интеллигентно подсказывал баландёру и Дмитрий Павлович, уже тоже пришедший к кормушке.

Очередь шла бойко. В металлических чашках раздавали завтрак.
Разговоры смолкли. Был слышен только перезвон ложек о металлическую посуду.
Узники ели быстро, жадно, не поднимая глаз от чашек.

2

Серая каменная расцветка пола. Серость потрёпанных тощих матрасов на нарах. Всё это после прогулки особенно видно. Некоторые из узников после прогулки ещё пытались шутить, отгоняя заползающую, как змею подколодную, хандру. Но вот и они затихли - расползлись по своим местам.

Вот кто-то слез в верхнего яруса нар. Ругнулся, наступив на чьи-то ботинки. Сел на деревянную лавку, прикрученную к полу возле большого стола. Зашуршали квадратики ребристого домино. Словно по сигналу, к столу подсели ещё несколько человек.
- Так будет до очередной ругани..., - негромко сказал интеллигент.
За окном камеры, в полосках железных ресничек поверх решётки, зашумел дождик и его свежесть немного приободрила узников, как глоток воды путника в пустыне.

3

В камере быстро сгущались сумерки. Маленькая лампочка, едва освещающая верхний ярус нар, была не в состоянии рассеять полумрак второго и первого яруса.
Дмитрий Павлович и Боря разговаривали тихо, сидя на верхних нарах.
- Значит изменить ничего нельзя, - тихо сказал Боря.
- Нет. Людям здесь жизни нет. Может если только котам, - ухмыльнулся интеллигент - Помнишь песню о чёрном коте?
Пацан улыбнулся и сказал:
- Ну коту то в песне тоже не повезло...
- Это в песне, - задумчиво сказал Дмитрий Павлович и стал рассуждать о буддизме, о душе, о том, что тело полностью может исчезнуть и останется только душа, невидимая глазам людей.
Он очень увлечённо рассказывал об этом, что даже сам поверил. И уже представил, как беспрепятственно улизнул он из прогулочного дворика. И от этой фантазии даже полегчало на душе.
- А может и впрямь это есть! - мечтательно сказал Боря.
И они замолчали, оба прислушиваясь к звукам, доносившимся от окна камеры со стороны воли.

4

На верхних нарах у окна кто-то из узников спорил насчёт правил карточной игры. За решётчатым окном капал дождь - гость небесный.
- Отбой! - донёсся откуда-то из коридора голос охранника.

За окном камеры густились сумерки.
Всё тише были голоса узников.
Засыпал Дмитрий Павлович. Посапывал во сне Боря. Засыпали и другие люди в камере.

Заканчивался ещё один день - ещё один день их жизни в тюрьме.

5

Снился Дмитрию Павловичу удивительный сон. Будто встаёт он с нар, отбрасывает тощее зелёное одеяло и начинает думать, что вот сейчас блаженство наконец-то соединит его с миром и исчезнет его тело, и воспарит его душа счастливая и свободная. Этот сон настолько был явственен, что казалось, что никакие силы, никакие запоры не могут его остановить - этот сон - превратившийся в явь. Этот чёрный кот, мяукнувший неожиданно на нарах. Этот храп спящих. Неужели это свершилось - эта чудесная сказка его воображения? Он оглянулся... Рядом спали люди. Чей-то храп. "Услышит народ, несдобровать этому человеку" - почему-то подумал про храп Дмитрий Павлович. Он снова оглядел место, где спал - одеяло, его одеяло было откинуто и его не было! Кот глядел на одеяло и старался не шуметь - у него было человеческое сознание! Кот глядел своими маслянистыми чёрными глазами на узников, задержался его взгляд на Борисе... Кот мягко спрыгнул с третьего яруса нар прямо на стол посредине камеры. И залез под нары.

Утренняя проверка была обычной.

- Тополёв! Где Тополёв! Где этот драный интеллигент! - орал корпусной, видя, что счёт не сходится и уже намётанным взглядом запомнив своего недруга, и уже приготовившим ему расплату.

Охрана ломанулась в камеру и стала шерстить её - переворачивались матрацы, заглядывали охранники под нижние нары, чертыхались - не было человека.

- Нет его!
- Нет!
- Нет... - эхом повторялись возгласы охранников.

Медсестра в своём отглаженном халате готовилась к обходу. Тут мимо кабинета пробежал жирный, помятый, чёрный кот, потом вернулся к кабинету и зашёл в него.
- Уж ты какой маленький! - заботливо сказала медсестра и погладила чёрного кота. - Откуда ты здесь? Кто тебя принёс в эту дыру?
Кот что-то промурлыкал в ответ, явно блаженствуя.
- Ласковый какой. Чем бы тебя накормить? - засуетилась медсестра и отдала бутерброд с колбасой, принесённый из дома чуть-чуть надкусанный. Кот ел не брезгуя, быстро и жадно.
- Голодный, - поняла медсестра и принялась в своей сумочке искать ещё какие-то припасы.
Шум из коридора заставил её отвлечься от этого милосердного занятия. Заскочил к ней в кабинет, c расширенными от волнения глазами, корпусной и заорал:
- Танька! Побег! Не открывай никому! Запри дверь!

А кот уже бежал из этого коридора на первый этаж тюрьмы, а оттуда по знакомому маршруту в прогулочный дворик и надо было ему залезть на стену его, чтобы спрыгнуть уже там - на воле. Но впереди была эта высокая стена, а за ней колючая проволока на стене, а там дальше, в запретной полосе, уже сигнализация и видимо ток! Так думал кот, по-человечески думал, что так просто ему не улизнуть. Вокруг бегали люди, не обращая на него никакого внимания. "Может пожить пока в медкабинете у этой Тани?" - подумал так кот и даже замурлыкал от удовольствия, вспоминая ласковые руки девушки.
Но воля! Она ведь рядом! Дмитрий Павлович проснулся.
- Проверка! - орал ему на ухо Боря. - Вставай быстрее!

- Кто последний выйдет! Тому дубинал по почкам! - орал корпусной и его краснощёкая физиономия и его мятый серый форменный костюм сразу же оживили интеллигента и он беззвучно засмеялся, истерично и дико, почти замяукал, как приснившийся ему чёрный кот.

6

- Давай-давай, костлявый! Жду тебя, не дождусь! - орал корпусной, прямо-таки изнывая от желания расправы.

Дмитрий Павлович в одних носках стоял на холодном полу и надо было выбегать из камеры, но боязнь удара - боязнь этой боли - заставили его стоять, как вкопанному и, вдруг, он почувствовал такое желание умереть! Такое это было сильное желание умереть! Чтобы избавиться от этой неволи! И он упал у нар.
Вызвали быстро медсестру и она совала ему к носу ватку с нашатырем, и Дмитрий Павлович чувствовал её тонкие пальцы, и понемногу приходил в себя, и не хотелось ему этого.

Потом чей-то девичий крик! И его уже нет. И только его дыхание осталось, как облачко над нарами. Это дышит его душа - свободная, умеющая летать и как облачко она выберется через решётки окна в камере и ей не страшны засовы, и стены...

7

Понемногу душа интеллигента возвращалась в его тело. Он улыбнулся.
- А жить-то охота? - зачем-то спросил врач, поправляя очки на худом, хорошо побритом лице.
- Да, - тихо ответил Дмитрий Павлович.
- Ну вот и живи! - сказал врач, и обращаясь к охранникам властно сказал: -Не трогайте его! У человека серьёзное заболевание сердца! Крякнет - вам лучше не будет...
Врач вдруг незаметно подмигнул приходящему в себя арестанту, а тому вдруг почудилось, что его глаза один в один как у чёрного кота из недавнего сна.