Подкидыш

«Если собственный ребенок не всегда любим, то какие чувства может вызывать подкидыш?»

Слух о возможном назначении Квашнякова гулял по редакции, как безутешный диагноз. В кабинетах и коридорах звучали испуганные речи, настоянные на боязни потерять работу. О последствиях таких назначений наслышаны были все, испытывать на себе не хотелось. Состоялось стихийное собрание. В качестве возможной кандидатуры редактора выдвинули Петровну, но потуги на местное самоуправление оказались тщетными…
Как невесту в старомодные времена отец вел под венец, так мэр города, солнечно улыбаясь, завел торжественного гражданина Квашнякова в редакцию к его будущим подчиненным. На Квашнякове вместо фаты висел серо-зеленый воробьиный костюм. Лицо Квашнякова напоминало серо-розовую морщинистую резиновую маску, казалось, сними ее и обнаружится шутовская физиономия. Встречать гостей вышли и печальные претенденты на должность редактора газеты, и рядовые сотрудники. Обстановка складывалась напряженная, как в закипающем чайнике, где за нарастающим гулом угадывается поспевающий кипяток.
- Вот человек, которого я хочу видеть во главе газеты. В свое время он мне хорошо помог. Он профессиональный журналист, как мечтала Мерзлая. Большой стаж. Пишет прозу и стихи. Достойный человек. Я понимаю, что у вас есть другие кандидаты. Давайте обсуждать.
Мэр сел на стул, но тяжесть его власти сжимала рты. Тишина грозила затянуться, и тут под влиянием бремени неофициального лидера заговорила Петровна:
- Наша газета интересна, ее содержание куда лучше той, в которой работал Квашняков. Я глубоко обеспокоена, поэтому против такого назначения. Кроме того, надо обеспечить сотрудникам редакции возможность должностного роста как стимул к развитию….
- А зачем нам лишний человек? – неожиданно выступил Лучина, не любивший делить водку на лишние рты. - После ухода Мерзлой газета по-прежнему выходит, качество материалов на прежнем уровне.
Алик понял, что пора и ему сказать слово как главному критику и аналитику:
- Через назначение редактора (по желанию только одного мэра) вводится цензор от администрации города, потому что главный редактор - это лицо, принимающее окончательные решения в отношении производства и выпуска средства массовой информации. Цензура по закону недопустима. Учредителями газеты в настоящее время являются ее коллектив и администрация города. Коллектив имеет право на слово, так может, решить вопрос голосованием?…
- Ну ты говно! - выразился мэр и тотчас поправился. – Как и я. Ты себе имя сделал за счет муниципалитета. Я вам деньги плачу, премии даю, а вы не хотите подчиниться! Да если я захочу, то у вас сразу сократится финансирование! По улицам пойдете с протянутыми руками! Будете песни на базаре петь и танцевать вокруг пустых шапок! Что мне стоит вас сократить как подразделение или создать новую газету, передать ей ваше оборудование?! Тогда вы как хотите, так и работайте! Ладно, давайте по-хорошему. Пусть слово скажет сам Квашняков.
Квашняков, пока его обсуждали, стоял и багровел, его резиновое лицо-маска недовольно пульсировало.
- Вы тут живете, как в детском саду! - заорал он. - Таких отношений нигде нет! Нашли теплое местечко! Но я умею людей ломать! Я поменяю всех, кто против или плохо работает! Поменяю независимо от должности и связей! И кое-кому мы кровь пустим!!!…
Квашняков уничтожающе посмотрел на Петровну, на всех, кто выступал против него. Сотрудники редакции после его выступления притихли и угрюмо уставились на носки соседских ботинок и туфель…
Хамовский с Квашняковым ушли. Алик быстро составил жалобу в городскую Думу, которую подписали все работники редакции, но, когда Квашняков на следующий день вышел на работу, большинство от своих подписей отказалось. Так похоронили свободу муниципального слова в маленьком нефтяном городе, хотя по большому счету в редакции газеты от свободы слова балдели всего пара журналистов, остальным работникам редакции до этой свободы не было никакого дела. Они просто исполняли то, что говорят, и получали зарплату, как на любом другом производстве. Позднее Алик видел подобные трагедии на всероссийских телеканалах и, несмотря на пространные дебаты по данным поводам, он всегда знал, что власть победит, потому что большинство желает не бороться за идеалы, а исполнять и получать. «Что за дерьмо сделали из российского народа за время советской власти, - размышлял он. – Не могут сплотиться, не желают бороться. Безмолвствуют и будут безмолвствовать. Этому народу хочется денег и зрелищ, но только с безопасных трибун...»
Не таков был наш герой, чтобы стать таким, как все. В надежде найти могущественного союзника в маленьком нефтяном городе Алик обратился к Матушке, самому уважаемому местному депутату, которая обещала всегда так сладко, что дел никто и не ждал. Матушка была врачом по специальности, лечила как могла, но умела убеждать умирающих больных так убедительно, что они умирали, испытывая необъяснимую любовь к ней. Лечебные навыки она перенесла и на депутатскую работу. Подробнее о Матушке мы расскажем позднее, сейчас же достаточно сказать, что Алик пришел к ней с надеждами. Он объяснял, что городская газета содержится не на деньги администрации города, потому что администрация их не зарабатывает, а на деньги налогоплательщиков и должна действовать в интересах налогоплательщиков, то есть всех жителей города, независимо от их политических и других воззрений. Матушка внимательно слушала, то согласно кивала, то возмущенно потряхивала головой, в итоге согласилась помочь и даже пообещала задать Хамовскому жару...
Прошел месяц, другой, третий…
«Вот тебе и главный народный защитник маленького нефтяного города. Боится, как все. Но как красиво обещала! - подумал Алик, поняв, что Матушка обманула, и помогать в столь серьезном вопросе не поторопится. – Буду работать, как обычно. Уволят. Найду новое место». Кстати, последнее обстоятельство в редакционном коллективе ему стали кидать чуть ли не как обвинение:
- Конечно, ты можешь возмущаться. Ты профессионал, хорошо пишешь. Тебя везде возьмут...
Алик слушал это и думал: «Даже унижаясь, люди жаждут сохранить достоинство. Они склонились перед хамством Квашнякова и квашениной Хамовского и, чтобы не выглядеть на моем фоне скверно, ищут во мне черноту, чтобы обвинить. Даже плюсы переводят минусы - для самооправдания. Как они могут себя уважать, если не чувствуют себя профессионалами? Такие люди вечно будут бояться сокращения и сделают все, чтобы остаться на работе. Скоро придется опасаться каждого в этом еще недавно добром и хорошем коллективе…» Холодные мысли недолги вблизи июня, по пути домой всепроникающие солнечные лучи зажгли в душе Алика искры:
на краю весны
Еще одно заманчивое лето
Открылось с края пропасти весны.
Опять снега в седую пыль одеты,
Нисходят до поверхности земли.
Привычное приходит повторенье
Той странности, что сердце вдаль влечет,
И прошлого - щадящее забвенье.
И синева опять зовет в полет.
И смело в пропасть прыгают поэты,
Сигают без оглядки пацаны,
Слагая те душевные куплеты,
Что воспевают страстный дух весны.
Отсюда с края пропасти шагают
В туманный, но безмерно дивный край
Художники, и в красках возникают
Желанные прилеты птичьих стай.
Весной, мой друг, опять уходим в пламя
Давно забытых в юности страстей
И тучи вьются, как большое знамя,
Сбирая войско любящих людей.
О светлое, великое виденье
Пред краем жаркой пропасти весны.
И я пойду навстречу провиденью,
Чтоб вспомнить то, что знают пацаны.