Капкан на взяточника

«Волки грызут волка, когда тот нарушает закон стаи, и никакой борьбы за справедливость»

В конце апреля топот тяжелых ботинок разорвал глухую предобеденную тишину в помещении налоговой полиции. Группа сотрудников службы собственной безопасности под предводительством Вити пробежала по коридору и ворвалась в служебный кабинет старшего лейтенанта Гриши. Испуганный Гриша замер и растерянно глядел на развертывающуюся перед ним суетливую картину тщательного обыска. Крупная артерия, заметно выпиравшая на его тонкой шее, подрагивала с частотой пульса бегуна на короткие дистанции. Рубашка омерзительно промокла от пота, будто он и впрямь бежал, она прилипла к телу и годилась только в стирку. Гриша лихорадочно искал ответ на вопрос «где ошибся?», вспоминая недавнее…
***
Неделю назад произошло необычное, а оттого подозрительное событие: Рыжий сам позвонил Грише и сообщил:
- Недостающие десять тысяч я собрал и готов передать.
- Хорошо, Рыжий, я как-нибудь зайду…
- Как-нибудь - не пойдет. Я не могу такие деньги носить при себе или хранить в гараже. Давай завтра...
- Хорошо, в районе двенадцати буду…
Гриша положил телефонную трубку и подумал: «Что с Рыжим приключилось? То у него денег не было и не спешил, а тут сам звонит и предлагает. Как бы батюшка Рыжий не подставил меня…»
В гараже Рыжего действительного готовилась ловушка: устанавливались телекамеры и звукозаписывающая аппаратура, а Семеныч, как режиссер уголовного театра, лично обучал Рыжего. Показывал, где надо остановиться для разговора, как повернуть собеседника, как передавать взятку.
- Ты, Рыжий, главное не тушуйся, не волнуйся - не на оперной сцене. Этот фильм не пойдет в кинотеатрах, а будет употребляться только для нашего просмотра, - учил он.
- Постараюсь, - говорил Рыжий, поглядывая на разноцветную денежную пачку, спешно подготовленную для    взятки…
На следующий день перед обедом Гриша не решился идти на встречу с Рыжим. Деньги для оплаты обучения на юридическом факультете университета требовались, но погореть на взятке не хотелось.
«Уволят и посадят в тюрьму, - догадывался он. - Это наверху хапают и при свободе. Нас, работников низшего и среднего звена, садят. Нарколога в поликлинике повязали всего за четыреста рублей, а ведь человек, донесший на него, сам ходил, просил справку, что не состоит на учете, предлагал деньги. Цена гада не устроила…»
После обеда в кабинете Гриши опять раздался телефонный звонок:
- Это я, Рыжий, - раздалось из трубки. – Ждал до обеда. Вы не пришли.
- Работа, - соврал Гриша. – Сегодня не получится. Я сообщу, когда встретимся.
- Надо быстрее закончить с этим, - настойчиво предложил Рыжий, повторяя текст вслед за суфлирующим рядом Ворованем. – Не хочу, чтобы при мне была крупная сумма. Сам зайду где-то через час.
- Хорошо, - автоматически согласился Гриша на легкое предложение …
Примерно через час, возвращаясь от Паши в свой кабинет, Гриша застал у приоткрытой двери переминающегося с ноги на ногу Рыжего, который немного волновался, ощущая в районе печени тяжесть скрытого диктофона.
- Заходи Рыжий, заходи, - пригласил он.
Рыжий вошел, Гриша - следом и закрыл дверь на защелку.
- Вот оставшиеся десять тысяч за то, чтобы вы прекратили дело в отношении меня, - четко и громко сказал Рыжий, как требовалось для записи.
- Прекратить полностью не получилось, сам знаешь, был бы расторопнее, - ответил Гриша.
- Теперь мы полностью в расчете? – четко и громко спросил Рыжий. – Вы говорили, что за закрытие дела я вам должен тридцать тысяч. Двадцать вы у меня взяли. Сейчас десять…
Гриша почувствовал, что разговор складывается опасный: Рыжий задавал вопросы, вынуждающие его подтверждать причастность к взятке. Конечно, это могла быть случайность, но сжимающая внутренности прохлада, нарастающее чувство тревоги и, наконец, профессиональное чутье подсказывали Грише, что здесь таится подвох, но деньги пересилили. Он машинально вытащил из кармана носовой платок, обернул им взятку, и вытянул ее из ладони Рыжего, а потом уж думал не столько о разговоре со взяткодателем, сколько о том, куда спрятать полученные деньги: «Их можно вернуть назад Рыжему. Но вдруг все это собственная профессиональная подозрительность и самое обычное паникерство. Деньги Рыжий отдавал немалые, может, поэтому и малость сошел с ума, треплет языком лишнее. Верну - потеряю нелишнюю сумму. Была не была».
Гриша внешне спокойно проводил что-то объясняющего Рыжего до двери, но только тот вышел, мигом бросился к одежному шкафу и спрятал купюры в ботинке, прикрыв их сверху стелькой. Одеть – не оденешь, но скрытно. Осмотрел работу и остался доволен. Он отошел к столу, мысленно посмеиваясь над чрезмерной осторожностью, как дверь в кабинет распахнулась…
***
«Ошибка от жадности и недоверия интуиции, - осознал Гриша. – Всегда - от жадности и недоверия».
- Ищите лучше, деньги в кабинете точно. Он никуда не выходил, - подхлестывал подчиненных Витя, разгуливая средь выдвинутых ящиков, рассыпанных бумаг, открытых дверей одежного шкафа и лежащих на полу средь всякой мелочевки ботинок.
- Ты бы сознался, куда взятку положил, - благожелательно предложил он.
- Какую взятку? – оскорбленно вопросил Гриша, сохраняя завидное хладнокровие.
- Ту, что тебе Рыжий только что сунул, - нетерпеливо объяснил Витя.
- Не понимаю, о чем вы. Я вызывал Рыжего на допрос, - ответил Гриша, безотрывно наблюдая, как идут поиски.
- Ничего, Виктор Николаевич, - уныло подвел итог один из сотрудников.
- Ищите лучше, я сказал! – прикрикнул Витя и в сердцах со всего маха пнул один из ботинок, целя между ножек стола. Ботинок пролетел над столешницей и щелкнул о стену. У Гриши потемнело в глазах, он слегка покачнулся. Но ботинок оказался не тот.
- Ищите! Что встали и вытаращились? А ты сознавайся, где взятка, а то футбол не получается. Сборная о     паскудела, пенальти в пустые ворота забить не могут, - разнервничался Витя и сильнейшим ударом пнул второй ботинок… Банкноты взвились плотной тучкой, словно испуганная саранча.
- Го-о-о-л! - заорал Витя. - Вот они денюжки-то - салютом вознеслись, стоило пенделя дать. Нашлись милые! Твоя взяточка?
- В первый раз вижу, - ответил Гриша. – Что я дурак, взятку в ботинок пихать? Где вы такое видели? Взятки обычно в ящик стола прячут или в карман. Подкинул кто-то. Рыжий, наверное. Он без меня возле открытого кабинета ошивался…
Формально операция по изобличению взяточника провалилась. Видеосъемка из-за поспешности Семеныча, горевшего желанием расправиться с изменниками, не велась, а скрытая диктофонная запись у Рыжего из-за старости пленки получилась такого качества, что речи человеческого диалога напоминали мычание простуженных коров на фоне щебета птиц, треска насекомых и шума бушующего ветра. Кроме того, номера купюр готовившейся взятки переписали в спешке с ошибками. Любой юрист мог сказать:
- Нарушения господа, нарушения. Это не те деньги, которые милиция готовила к взятке. Некоторые номера не совпадают. На деньгах нет отпечатков пальцев агнца Григория. На него нет ничего, кроме слов Рыжего, который, змей, за хорошую профессиональную работу моего подзащитного затаил на него злобу и мстит. Мой подзащитный, однозначно, невиновен…
- Там пока единственное доказательство, - объяснялся Витя перед Ворованем, – прямые показания потерпевшего. Ну а это может любой на любого наговорить, что давал двадцать тысяч и потом еще десять. Надо работать...
- Мать, перемать…, - возмутился Семеныч. – Дармоеды. Уволю всех на хрен. Какие законы?! Гришу надо садить во что бы то ни стало.
Стало это недорого. Старший следователь прокуратуры, чем-то похожий на матрешку Поршнев, ближайший   помощник Коптилкина, умел продавливать нужные дела, также как и задавливать ненужные. Он в своем деле был все равно что Паганини. Он возвысил ноты показаний Рыжего за счет привлечения показаний его родственников и других свидетелей, организации очных ставок, которые, впрочем, ничего не доказывали, но создавали атмосферу напряженности вокруг Гриши, настолько плотную, что даже прокурор города Коптилкин заочно поздравил своего друга Ворованя с победой.
- Толя, привет, - кричал в трубку прокурор. – Твой злодей одной ногой в тюрьме. Осталось только направить к нему хорошего адвоката и ликвидировать взятку из числа доказательств, чтобы все разговоры об отсутствии на ней отпечатков пальцев стихли сами собой, и почитай все. Ты же говоришь, что он точно брал взятку…
- Точнее некуда. Взяточник матерый, - в этот момент Семеныч глянул в зеркало и на мгновенье увидел волка. – Да они тут кругом. Хоть охотников приглашай. Так давай, Серега, действуй. Мочи…
***
В камерном холоде Гриша думал только о том, как освободиться.
- Мне бы выйти отсюда, - просил он адвоката. – Сессия на носу, пропускать нельзя, иначе отчислят.
- Гриша, пойми, - уговаривал Кошмарин. – Не раскаешься, света не увидишь. Предлагаю признать десять тысяч, найденные в ботинке, и я добьюсь, чтобы тебя выпустили под подписку о невыезде. А на суде твое признание потянет не больше, чем на условный срок.
- Это единственный выход?
- Да. Воровань настроен серьезно. Склонись перед ним, повинись, он тоже человек. У тебя жена, маленькая дочка…
- Хорошо. Единственно напишу ходатайство, чтобы сняли отпечатки со взятки, а то Поршнев не чешется, - сказал Гриша, зная, что взятки его пальцы не касались.
- Конечно, напиши, - сказал, внутренне посмеиваясь, Кошмарин, поскольку знал, что следователь еще два дня назад исключил взятку из числа вещественных доказательств и вернул…
Гришу выпустили из камеры после частичного признания. На выходе вечно безэмоциональный, как рыба, Поршнев вручил Грише бумагу с текстом:
«Ваше ходатайство не подлежит удовлетворению, в связи с тем, что раньше таких заявлений не было, а теперь взятку вернули…»
Гриша читал текст и не верил. «И это еще до суда!!! – запаниковал он. – Избавились от главного вещественного доказательства, понимая, что отсутствие отпечатков пальцев на взятке - свидетельство в мою пользу. Вину за то, что их не сняли, теперь свалят на меня, на мою заинтересованность, что я специально промедлил… Адвокат – сука. Надо срочно менять показания: опять все отрицать. Временную слабость объясню тем, что за признание обещано смягчить меру пресечения. Это – правда. Бояться нечего. У них ничего реального. Но Семеныч – мерзавец. Вот мерзавец. Как гайки закрутил! Надо его под зад…»
***
В самой обычной стандартной двухкомнатной квартире харьковского проекта, дверь в которую располагалась на лестничной площадке направо, имевшей вместительный коридор, большую кухню и общую площадь пятьдесят два квадратных метра, не считая балкона-лоджии, тайно сошлись   отверженные: Кабановский-старший и Гриша. Над первым нависла угроза увольнения, разжалования и даже лишения пенсионного обеспечения. Второй ждал увольнения, суда и возможно - приговора. Оба сидели на темном старом диване, разговор легко намазывался на хлеб общности интересов.
- Пока Воровань у власти, нам не жить, - говорил более мудрый Кабановский-старший. – Он загрызет за свои шкурные интересы.
- А мне непонятно, что он до нас-то докопался? Можно подумать – мы худшие, - возмущался Гриша. – Взятка!? Да там все взяточники и воры.
- Мы, Гриша, не в его команде, - растолковывал Кабановский-старший. – Мы ему нужны, как ослы в упряжке, чтобы тянуть воз, раскрывать преступления. Мы ему   нужны, чтобы прокручивать наши зарплаты. Его надо кончать…
- Оформим ему бег с барьерами. Пусть скачет, пока не сдохнет. Компромата у нас много. Сольем в газету. Там опубликуют, - предложил Гриша. – Роботу отдадим. Он часто пишет на скандальные темы, его читают. Кажется, Алик зовут.
- Ты думаешь, он возьмется? – спросил Кабановский-старший. – Газета и власть едины. Неизвестно, как компромат аукнется. Я бы не стал. Лучше Семеныча в подъезде подкараулить и по мозгам…
- Оставь уголовщину. Ты что ослеп? Я почти сижу, а Робот любит скандалы, - ответил Гриша. – Возьмется и даже рад будет. Ведь это же популярность, карьера. Тем более что с Ворованем он уже воевал.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Кабановский-старший. – Давай выберем бумаги, которые отдадим.
Он залез в тумбочку и вытащил оттуда толстенную кипу документов…