Цена идеи

«В человеческом мире нет ничего менее реального и более весомого, чем хорошая идея. Но результат ее материализации всегда непредсказуем. Она может как возвысить, так и похоронить»

Сапа считал, что он первым подсказал Хамовскому идею выдвигаться на пост мэра города. Он втайне гордился этим фактом и полагал, что тот ему пожизненно обязан. Мэр расплатился с помощниками по выборам должностями и доверил Сапе пост председателя Комитета общей политики. Он со всей стороны мыслил, что рассчитался.
От частичной должностной реанимации Сапа воодушевился: после низвержения с поста председателя Совета он слишком долго перебивался заработками в соседнем городе. Кроме того, Сапе нравилось быть тайным советником вождя, шептать на ухо и видеть, как фигурка мэра шевелится, словно марионетка. Для того чтобы управлять, совсем не обязательно быть первым, можно быть и десятым, но давать нужные первому идеи. В целом деятельность Сапы проходила незаметно для жителей маленького нефтяного города, как неприметная работа подсознания, исключая одно существенное деяние - изменение местного герба.
***
Когда возник паровоз, многие цивилизованные люди считали его изобретением дьявола и боялись. Когда появился калькулятор, то старые бухгалтеры не доверяли цифрам, возникавшим на его табло, а пересчитывали результат на счетах, перегоняя деревянные замусоленные шайбы, нанизанные на стальные штыри, с одной стороны прибора на другую… Все новое приживалось постепенно, возникали новые понятия, но бюрократия всегда поглядывала назад.
Сапа начитался литературы по традиционной геральдике – науке, ответственной за создание гербов, привлек знакомых специалистов из родной Самары, и в итоге его бурной деятельности из герба маленького, но очень нефтяного города исчезла нефтяная вышка, а появилась два золотых ключа, соприкасавшихся между собой на манер раздвинутых ножек. «Почему?» - спросит читатель.
Престижное назначение возбуждает вновь назначенного. Он спешит подтвердить правильность выбора. Им овладевают неукротимые доисторические желания поменять все и вся, происходящие от того времени, когда первая человекообразная обезьяна, получившая из лап вождя племени должность шамана, зажигала новый костер, на котором жарили невыгодных собратьев, но чтобы менять божка... Особенно эти желания овладевают людьми в период революций. А в ту пору, о которой идет повествование, и шла революция, меняли все подряд, словно стараясь забыть о прошлом: названия городов и улиц, названия праздников, памятники, название должностей и предприятий. Институты в одночасье стали академиями, начальники вместо голых окладов стали получать весомые контракты…
***
- Почему? – спрашивал Алик, не понимая, как из герба нефтяного города можно убрать нефтяную вышку.
- Такого символа в геральдике нет, - горделиво отвечал Сапа, – а вот ключи есть.
- Когда создавалась геральдика, не было нефти, - говорил Алик. – Меч, щит, ключ, крепость – элементы древности, средневековья. Символы времени и места изменились...
- Ты рассуждаешь, как дилетант, - сказал, немного нахмурившись, Сапа. – Я над этим много работал. Два золотых ключа к недрам символизируют доступ к нефти и газу. Сложены они так, что получается чум. Смотри, сколько эскизов…
Слово «дилетант» не ранило самолюбие Алика нисколько, поскольку было правдиво, но он понимал, что к прямому унижению всегда прибегают, когда нет доказательных аргументов. Можно было спорить. Однако в споре рождается не истина, а враги. Алик заметил, что бородка у Сапы затопорщилась, как шерсть у животного, готового кинуться в драку, а губы сложились в мстительную нехорошую улыбку.
- Может, вы и правы, - сказал он, чтобы прекратить полемику, больно ранящую Сапино самолюбие, и не рвать складывающиеся близкие отношения.
- Конечно, прав, - воодушевленно откликнулся Сапа…
Смысл нового герба был разъяснен жителям маленького нефтяного города через газету и телевидение, и никто не воспротивился публично, как обычно. Русский народ все принимает, и  лишь смеется, снимая напряжение, над шутками юмористов, рассказывающих о жизни правду. Команда клуба веселых и находчивых из соседнего города отшутилась по гербовым ключам, назвав один - ключом от машины, другой – от квартиры, а весь герб мечтой жителей маленького нефтяного города. Алик не смеялся. Он прожил в этом городе достаточно времени, чтобы привязаться к нему и обижаться… Кроме того, Алик не любил и самих юмористов о жизни, считая, что они выгодны власти, поскольку своими остротами выпускают пар из кипящих котелков народа, которые в противном случае взорвались бы, а в результате этот народ живет, как жил. Нет ничего прискорбнее привычного, разрешенного высмеивания: оно уже не уничтожает власть, а лишь веселит.
В целом деятельность Сапы на должности председателя Комитета по общей политике была незаметна и безобидна: он то готовил сувенирную продукцию, то идейно боролся с наркоманией, но однажды подбросил Хамовскому мысль баллотироваться на должность мэра соседнего города, где народу жило в три раза больше.
- Прямая дорожка на кресло губернатора. Прямая! - убеждал Сапа. – Заявите о своих претензиях и не сомневайтесь. Если система не развивается – умирает. Идти на выборы или нет – решите позднее.
- Как говорится, «Ах, Моська, знать она сильна, коль лает на слона», - подхватил идею Хамовский. – Больше амбиции – выше рейтинг…
Мэр внял совету Сапы и на планерке заявил:
- Ребята, возможно, я пойду на выборы в соседнем городе. Но это не значит, что я вас брошу. Наши города родственны и близки…
Саботажный слух захлестнул маленький нефтяной город. После пересказов он принял законченную форму во мнении, что мэр досрочно уходит на повышение, а потому он обычная сволочь, как и многие руководители. Такой поворот не понравился Хамовскому.
Он сидел за рабочим т-образным столом в том месте, где обычно располагается ударение над буквой, и катался на вращающемся кресле с колесиками из стороны в сторону, мягко отталкиваясь от пола носками туфель и хватаясь руками за столешницу, когда требовалось остановиться. Лицо его было красно, как у начинающего зреть помидора, но без характерной зелени. На столе среди стопок бумаг, за символическим забором, составленным из двух больших прозрачных колдовских шаров синего и зеленого цвета, фотографии семьи, офисного набора с ручками, карандашами и прочей атрибутикой бумагомарак, фигурок животных, серебряных юбилейных рублей…стояла полупустая бутылка «Хванчкары», любимого вина Хамовского. Она была открыта и наполовину пуста. Рядом стоял стакан, красные подтеки на стекле которого выдавали его использование. Хамовский действительно иногда останавливал движение, наливал в стакан до краев красного ароматного вина, выпивал его жадными непрерывными глотками и продолжал кататься на кресле, как бегает беспокойный вратарь в воротах – от штанги к штанге. Мэр думал.
«…не такой и он умный, как кажется, интеллигент хренов, - размышлял Хамовский о Сапе. – Непростительная ошибка. Все ему дал, а он то ли дурак, то ли на мое место метит. Мне ж до перевыборов недолго осталось. Подставил…»
Хамовский затаил обиду на Сапу, находившегося на грани исполнения мечты о должности главного и безапелляционного наушника, и подпустил слух, что идею идти на выборы мэра ему первоначально высказал Лесник, редактор телевидения маленького нефтяного города.
Выбор героя для слуха был не случаен. По свому уму-разумению Лесник отличался приземленностью, по складу характера - воровскими наклонностями и плагиаторством. Кроме того, он являлся вдохновителем избирательной кампании противника Хамовского – Главы Бабия и после проигрыша своего благодетеля уехал в окружную столицу, где по блату получил чин председателя Комитета по средствам массовой информации.
***
Идея не книжка, на ней не записано имя автора. Благодарность и авторство на идею можно потерять вмиг, если не угодишь. Но столь изощренная передача авторства в руки личности неуважаемой сильно огорчила Сапу.
«Ниже Лесника опустил, - размышлял он. – Теперь я стал вроде плагиатора. Ох, не к добру, не к добру».
Сапа стал меньше улыбаться и больше рассуждать о черном будущем.