Ошибочное подозрение

«Если бы все безвинно загубленные души, обитающие в небесах, обрели телесную плотность, то свет бы померк»

Обе двери в кабинет Хамовского были плотно закрыты. Секретарша не пускала к нему никого. За т-образным столом между Хамовским, Лизадковым и Квашняковым шел энергичный разговор с нецензурными ругательствами и нелицеприятными эпитетами, которые мы не будем приводить.
- Алик не мог такое придумать! Не мог! У него мозгов не хватит. Это идея Сапы! Несомненно! - доказывал Лизадков.
- Придумать комбинацию с листовками и масштабно ее осуществить один человек не мог. Тут я с тобой согласен, - кивнул Хамовский. – Хотя Квашняков утверждает, что листовки написаны в стиле Алика. Так?!
- Да, да! Он стервец писал! Я его сразу раскусил, - заикаясь от волнения заговорил Квашняков. – Только, пожалуйста, избавьте меня от мужиков. Не дают работать. По объявлениям так и лезут. Посмотреть, видите ли, на голубого хотят. Цирк что ли?
- Ты бы, дурачок, попробовал, пока лезут, а то, может, не доведется, - подшутил Хамовский.
- Вы скажете?! Не надо такого, - отрезал Квашняков. – А этого Алика, суку, извести надо. Его работа! Задницей чую!
- Может, он их и написал, - согласился Лизадков. – Но вы смотрите, как все закручено! Сначала одна волна! Казалось, все! Но она была задумана лишь для того, чтобы Квашнякова прихлопнуть второй волной! Это политический ход! Алик в таких делах – дилетант.
- Значит, Сапа – вдохновитель этого мероприятия. Такой вывод напрашивается, - утвердительно сказал мэр.
- Да, и если мы принимаем эту версию, то все встает на свои места, - горячо воскликнул Лизадков. – Алик написал листовки, как говорит Квашняков. У Сапы при отделе есть водитель. На его машине они развезли листовки по местам. У Сапы достаточно друзей. Они все вместе разносили листовки по подъездам. А это уже заговор! Они что-то замышляют!
- Скорее всего, ты прав! – согласился Хамовский. – А какая цель? Сапа на такое дело не пошел бы просто так. Как думаешь, Квашняков?
- Мстят падлы! Одного не назначили, другого отодвинули! – крикнул Квашняков. – Давить, как бешеных клопов. А Алик! Вот урод! Из моей руки хлеб жрет и меня же. В редакции подо мной же работает! Отдайте его мне, мужички…
- Уймись! Ты что офонарел! Какие мы тебе мужички! Забудь про объявления, забудь! – рявкнул Хамовский. – Успокойся. Отдохни и наведи порядок в коллективе. Все в твоей власти. Лизадков, продолжай.
- Цель заговорщиков очевидна – захват власти, - ответил Лизадков. – На первом этапе они хотят заставить Квашнякова уйти с должности редактора. Алик стремится в городскую Думу. Но я думаю, что Сапу городская Дума не устроит. Цель, скорее всего, ваше место – кресло мэра. До перевыборов чуть больше года.
- Ты думаешь меня можно сместить? – обеспокоено спросил Хамовский.
- Сложно, но при соответствующем финансировании можно, - без мельчайшего признака сомнений ответил Лизадков.
- Борьба за мое кресло потребует много денег, - напомнил Хамовский. – Когда я избирался, все было проще. Народ хотел перемен, а на меня работала сильная команда.
- А вы не задумывались, что они могли заручиться поддержкой нефтяников, «СНГ», Генерала? – спросил Лизадков. – С чего они такие храбрые?
- Ты прав. Алик деньги любит и не стал бы даром работать. Сапа тоже, - согласился Хамовский. – Надо уделить бунту больше внимания, а Квашнякова поддержать и помочь! В администрации мозгов больше – массой задавим.
- Спасибо, - поблагодарил Квашняков. – Мои мозги не забывайте, плюсуйте.
- Квашняков хорошо себя показал, - согласился Лизадков. – За те месяцы, как он стал редактором, в газете стало меньше критики и пасквильных статей. Не то, что при Мерзлой. Он правильно понял задачу. Нам не надо людей тормошить. Чем спокойнее, тем лучше.
- Все! Занимайтесь этим делом, - завершил беседу Хамовский. – О том, что происходит, регулярно докладывать.
***
Москве не было дела до отдаленного маленького нефтяного города, хотя федеральные учреждения в нем имелись: прокуратура, суд, милиция… Москва собирала большие налоги с продажи нефти, а зарплаты в федеральных учреждениях нефтяного города, кормильца России, были до того невелики, что их начальники регулярно бегали в городскую администрацию за деньгами. Строго говоря, Хамовский не имел права финансировать федеральные учреждения, но какое ж это нарушение закона, когда и суд, и прокуратура согласны сотрудничать и сами просят? Хамовский давал деньги, но требовал уважения к своим маленьким просьбам что-то прикрыть, что-то возбудить.
- Активнее надо искать тех, кто листовки разбросал! – грубо урезонил он начальника милиции на планерке. А дальше по цепочке: от начальника – к замам, от замов – к исполнителям.
Алика, Сапу, а также всех возможных участников подпольной ячейки стали по очереди вызывать на допрос в серое капитальное здание, пропитанное горем, лицемерием, бездушием – всеми тяготами человечества. Алику оно казалось клеткой с хищными зверями, как в цирке. Человека запускают в клетку, и хищники его сожрут, если он покажется им доступным куском мяса, оставят в покое, если несъедобен или такой же…
- Вы еще не нашли того, кто распространил эту гадость? – спросил Алик у следователя сразу, как зашел в кабинет.
- Нет, - ответила следователь – приятная пухленькая женщина с добрыми глазами.
- Надо обязательно найти. Вылить столько грязи на редактора газеты! Это нехорошо, - продолжил Алик, прекрасно понимая, что за добрыми глазами любого милиционера таится одно стремление - любыми методами разоблачить подозреваемого, а подозреваемым был он сам.
- Листовки направим на стилистическую экспертизу, - сказала следователь Алику, внимательно изучая его реакцию.
- Правильно, но экспертиза не доказательство. Стиль можно подделать, - с сожалением произнес Алик. – Вы не могли бы показать листовку. Все говорят, говорят, а я и не читал.
Следователь положила на стол небольшой мятый листок бумаги. Алик сделал внимательное изучающее лицо.
- Такое мог написать кто угодно. Возможно, это выпад со стороны нефтяников. Они не в ладах с городской администрацией, вот и решили подрубить ключевую фигуру – редактора городской газеты, - предложил версию Алик.
- Нет. Квашняков уверен, что это кто-то из своих постарался, и мы склоняемся к тому же мнению, - ответила следователь. – У вас нет никаких предположений?
- Я знаю, Квашняков подозревает меня, - доверительно сказал Алик. – Но это полная чушь. Накануне выборов мне уголовный скандал не нужен.
- Скажу по секрету: дело может принять необычный поворот, - интригующе заговорила следователь. - Следствие выяснило, что Квашняков на старом месте работы уже занимался изготовлением якобы сторонних, компрометирующих объявлений на самого себя. Он тогда участвовал в выборах и хотел создать себе ореол жертвы, вызвать сочувствие избирателей. Квашняков имеет опыт аналогичных провокаций. Возможно, он хочет, используя старые наработки, закрепиться в кресле редактора…
«Вот так номер! – мысленно восхитился Алик неожиданной находке. – Это же идеальная защита – сам дурак, и все тут».
- Такого быть не может, - сказал он однако. – Квашняков – человек интеллигентный. Стихи пишет, прозу. Он не способен на подобное. Я не верю.
- Не хотите верить – не верьте. Но это факт, - сказала следователь…
По этому поводу Алик с Сапой выпили по чашке чая вприкуску с радостным смехом, но при следующей встрече веселья поубавилось. Читатель, пожалуй, будет удивлен, что уже второй раз подряд на столе у Сапы стоял чай, а не водка, к которой Сапа испытывал магнетическую склонность еще несколько лет назад. Виной превращения пьяницы в трезвенника явилось стремление достичь тонкой психической настройки, магического состояния, при котором предвидение будущего и даже его предопределение и влияние на него стали бы возможными - для исключения прогнозных ошибок, подобных тем, что случились в трагических для Сапы советах Хамовскому. Не смейтесь, рациональный Сапа верил во влияние потустороннего мира на реальный, верил в возможность его использования. Но вернемся к грустному чаепитию.
- У них есть свидетель твоих выходок, - сказал Сапа.
- Кто? – удивился Алик.
- Мужчина возвращался с ночного дежурства домой и видел тебя, - ответил Сапа.
- Что он мог видеть в полутьме? – скептически спросил Алик.
- Лицо он не разглядел, но очки на лице заметил, - ответил Сапа, тоже носивший очки, как и Алик. – Следователь сказала, что свидетель оценил возраст преступника примерно в сорок - пятьдесят лет.
- Это он хватил! - рассмеялся Алик. – Я думаю, может, публично признаться, что листовки – моя работа. Я не совершил ничего особенного. На войне - воевать, а не сопли жевать. Мне кажется, народ на меня в обиде не будет.
- Тебе нельзя открываться, - ответил Сапа. – Потеряешь всякие шансы на проход в Думу. Теперь я – главный подозреваемый.
- Вы!? – изумился Алик такой неожиданности. – Да вы к этому никакого отношения не имеете, а если бы я не сказал, то вы бы и не знали…
- Я, - грустно и спокойно ответил Сапа. – Хотя, конечно, доказать они ничего не могут…
Последняя фраза Сапы напомнила Алику последний разговор с Гришей в коридоре суда, но он промолчал.