Жертва политических авантюр

 Отрывок из главы о хуторе Лебеди Калининского района (книга Н. Короленко "Земля родная, земля казачья". Краснодар. 2014.ООО "Печатный двор Кубани". С.476-479).
Пожалуй, самая известная личность двадцатого века, выросшая в хуторе Лебеди, в заселке Золотьки - местный казак Василий Федорович Рябоконь. До сих пор о нем ходит много легенд. Судьба не баловала его и оказалась глубоко трагичной помимо воли Василия. Родился он в 1890 году, по одним источникам – на хуторе, по другим – в станице Новониколаевской, но, когда был еще младенцем, родители переселились на хутор. Мальчик рос развитым. В период  отрочества у него прорезался красивый голос, благодаря чему парнишке довелось петь в войсковом певческом хоре в Екатеринодаре. Служил в Тифлисе. До 1914 года был урядником в конвое главнокомандующего Кавказской линией, наместника императора на Кавказе И. И. Воронцова-Дашкова. Потом молодого казака направили на учебу во Владикавказ, в суворовское училище.
Весной 1917 года, после Февральской революции, тифлисских юнкеров отправили в отпуска. Василий приехал на родину, где его радостно встретили родные и близкие. На этом и закончилась учеба молодого хуторянина. В стране начались непредсказуемые  политические потрясения. В отечественной армии царили разброд и шатания. Но казачьи войска показывали пример дисциплинированности, верности присяге. В Таманском отделе Кубанского казачьего войска заметили перспективного, несомненно, талантливого офицера и выдвинули его в Кубанскую войсковую Раду.  В верхушке Кубанского казачества тогда витали по-своему бунтарские идеи, но не имеющие под собой твердого фундамента, а значит – прожектерские фантазии о самостийности, создании отдельного  казачьего государства. Василий Рябоконь всем сердцем поверил в них. И как иначе, ведь во главе движения были председатель Рады  Рябовол и председатель Кубанского правительства Л. Л. Быч.  Они были сами уверены и убеждали всех, что единственным хозяином житницы России  - Кубани является Кубанское казачье войско. Это привело к расколу.
Долгое время с «Калининцем» сотрудничал краевед-любитель из Гривенской И.Ф Каракай. Были опубликованы некоторые его материалы, в том числе и о Рябоконе. Очень жаль, что после смерти энтузиаста, все его архивы потерялись. В краевых и центральных газетах не раз появлялись статьи об  одной из ярких, самобытных и трагических личностей Приазовья периода Гражданской войны, В. Ф. Рябоконе. Их авторы по-разному относятся к своему герою. Нередко — с нескрываемой неприязнью. В ином ключе повествования ныне москвича,  уроженеца станицы Старонижестеблиевской Краснодарского края Петра Ткаченко. С неподдельной болью и сопереживанием, истинной  бережностью относится он к истории своей малой родины. Чувствуется, что не один год по крупицам собирал он сведения о В. Ф. Рябоконе, человеке, который запутался в диких лабиринтах революционных событий.  Петр Ткаченко убежден, что  на его героя не вполне заслуженно современники нацепили оскорбительный ярлык жестокого бандита. Писатель подготовил к изданию книгу о не покорившемся, гордом казаке, имя которого достойно реабилитации.
 Недавно прочла эту книгу в  литературно-публицистическом альманахе
 «Соленая подкова» (выпуск второй, Москва 2007 г., издательство «Эслан») называется она - «Ненаписанная повесть». В книге хорошо показаны лучшие человеческие качества героя, его взаимоотношения с земляками, приведено  много интересных фактов, в том числе и не подтвержденных документами, основанных на  воспоминаниях хуторян, рассказах, превратившихся уже в настоящие легенды. Например, о том, что Рябоконя не расстреляли, и он уже после войны приезжал на родину, но  тайно.
 К Великой Октябрьской революции Василий на первых порах относился в общем-то положительно. Его, как наиболее яркую фигуру, выбрали в хуторской Совет (в 1918 году). Но направленность у этого Совета оказалась противоположной установкам новой власти. Оказалось, что казаки за нововведения, но чтобы Советы были без коммунистов. В начале 1919 года большевики начали беспощадный массовый террор против казаков, противящихся новой власти, принимавших участие в «белом» движении. А не принять в нем участие было практически невозможно, ведь придя в станицу или хутор, «белые» (как, впрочем, и «красные»), начинали с насильственной мобилизации мужчин.
Так произошло и с Василием. Через два месяца после того, как он стал членом хуторского Совета, на хутор пришли белые. Рябоконь попал во второй Уманский полк, был командирован в Кубанскую Раду. Когда ее ликвидировали, в начале июня 1920 года, приехал домой, прошел, как положено, регистрацию в Ревкоме. Никаких помыслов о борьбе с «красными» у него не было. Однако, через несколько дней его дом окружили гривенские милиционеры. Стало ясно, что пришли его арестовать. Первым и естественным желанием стало попытаться сбежать. Скрыться удалось, но без  бессмысленного кровопролития  не обошлось: представители новой власти зарубили отца Василия. Боясь ареста, пожилой человек спрятался в куче сухого кизяка, но шашка «красного» милиционера все равно настигла.
 В некоторых источниках утверждается , что мать Рябоконя красные расстреляли после разгрома десанта Улагая (всего было расстреляно около 200 заложников. Красные в Приазовье часто применяли такую меру устрашения классовых врагов — расправлялись с мирными жителями). Такой факт был в 1920 году в Гривенской, но полного списка всех расстрелянных  не сохранилось.
Вот тогда-то казачьему офицеру ничего не оставалось, как уйти в плавни Приазовские, где он примкнул к таким  как он, изгоям. Когда в Приазовье прибыл десант генерала С. Г. Улагая, всех, кто скрывался в камышах, опять мобилизовали в «белую» армию. Накануне разгрома, видя его неизбежность, Улагай решил оставить отряд на Ачуевских рыбных промыслах. Командиром назначил хорунжего Кирия, а Рябоконя – его заместителем. Повстанцы налетали на станицы и хутора, громили Советы.  26 февраля 1921 года Кирий погиб, командиром стал Рябоконь. Он понимал, что надо искать новые формы борьбы, бессмысленной жестокостью ничего не добиться. В начале января 1922 года отряд "белобандитов",  был разгромлен.
Лишь десять особо отчаянных сумели уйти от погони. Семерых Рябоконь отпустил. Оставил при себе самых верных: земляка Пантелея Дудника (Дудку) и Ивана Ковалева из Астрахани. Несколько лет, как такового отряда у Рябоконя не было. Около десятка преданных соратников, когда надо было, объединялись в «летучую» группу, наносили неожиданный удар и вновь растворялись в плавнях. Кстати, уходили в плавни тогда многие казаки, опасаясь, что их расстреляют красные. С ними вместе нередко срывались с насиженного места и жены, дети. Это говорит о том, что положение казаков было действительно невыносимым.
Удивительно, что, находясь  фактически вне закона, Рябоконь не только хорошо знал, что происходит в округе, но и влиял на ход событий практически во всем Приазовье. На тот момент в регионе как такового повстанческого движения не было, остался лишь его символ – казачий офицер из дальнего хутора. Люди, которых новая власть так или иначе унизила или обобрала, инстинктивно уповали на Рябоконя, возведенного народной молвой в ранг героя, эдакого отечественного Робин Гуда грозных времен гражданской войны.
Не имея собственного отряда, Рябоконь продержался в плавнях целых пять лет. Его неожиданные вылазки и жестокие расправы, как утверждается в официальных источниках,  наводили ужас на всю округу. В то же время, большая часть населения воспринимала его действия, как естественные, направленные на восстановление справедливости. В чем-то такое убеждение было правильным. Ведь не Рябоконь перевернул с ног на голову весь жизненный уклад в южном крае и всей России, не он начал геноцид по отношению к  казачеству, не он разорял семейства крепких крестьян, выселял  их, отправлял в северные губернии, тюрьмы и на расстрел. Его действия стали лишь ответной реакцией на бесчинства новой власти, на ее террор.
В тоже время, объединиться с повстанческим   движением он не желал и отказал посланнику «белого» полковника. Ни «белым», ни «зеленым» назвать его никак нельзя. Рябоконь – сам по себе, не принадлежал ни к одной политической партии или движению. И многие зверства, которые ему приписывали «красные», были ложными, содеянными другими отрядами. Современники утверждали, что В. Ф. Рябоконь был глубоко верующим, справедливым человеком, идейным противником «красного» террора.
В 1925 году чекисты изловчились и напали на лагерь камышовых скитальцев-мстителей (помог предатель). Раненного в обе руки Рябоконя схватили. Скорый суд вынес решение о каре, «достойной бандита», – в середине октября 1925 года, по официальным данным  В. Ф. Рябоконя расстреляли в Екатеринодаре.
                Хата Рябоконя
Старожил Калининской, ветеран Великой Отечественной войны, бывший педагог В. П. Попков поделился со мной своими воспоминаниями. В пору его юности все в округе знали, где находилось одно из пристанищ Рябоконя: за Гречаной Балкой, метрах в 300 от Реданта, в плавнях. Там на долгие годы в плавнях сохранилась гатка (на вбитых в грунт крепких акациевых бревнах – кладка, а на ней – камышовый курень). Основная база Рябоконя была недалеко от хутора Красный Конь, что за Гривенской. Для  Рябоконя казаки построили там хату. Им  пришлось предварительно привезти и засыпать в плавнях много земли. Виталий Павлович вспоминал: "После войны я  охотился в округе Реданта и Красного Коня. У Красного Коня уже ничего не осталось, один островок, но его называли «хата Рябоконя». В плавнях, у Реданта   остались лишь столбы, а место это местные жители все равно звали "гаткой Рябоконя". Довелось мне побеседовать с племянником Рябоконя. Он утверждал, что дядька просто запутался. А был он настоящим казаком, лихим и справедливым. Если бы перешел на сторону советов, то непременно прославился бы, как  Чапаев.