Русская

« Que le passe d’un homme est etroit et court, a cote du vaste present des peuples et de leur avenir immense !»
Chateaubriand «Memoires d’outre tombe » t. 1, ch.5


Глава первая СМЕРТЬ В ТАЛЛИНЕ: Первое января 2018 года

Утром Нового года вспомнился "Рождественский романс" Иосифа Бродского

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец.
И от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

И вдруг из Фэйсбука:

ЛЕНА УМЕРЛА

Подруга детства (Украина)

В голове не укладывается, что могло случиться?
Я пребываю в шоке, не укладывается в голове такое.
Последний раз общались 24 декабря прошлого года. Она была в настроении. На здоровье не жаловалась. А с 27 декабря на связь не выходила, и я подумала, что она уехала в Питер на Новый год. Она всегда восхищалась новогодним Питером. А первого января со мной связались её друзья и стали её разыскивать. Ни у кого в мыслях не было того, что случилось горе.
23 декабря Лена показывала мне ролики с концерта на празднике Моря, где она и её мама попали в кадр. Попытаюсь найти это последнее послание…
Три года назад у неё был гипертонический криз и ей назначили лекарства от давления и сердца. Она должна была их пить постоянно. Может, денег больше не было, чтобы купить очередную порцию? И это привело к трагедии?
Я не могу поверить, что её нет.

Троюродная сестра (Петербург)

Новый год 2018 года наша семья встречала в кругу большой и шумной компании родственников. Было очень весело, мы азартно отгадывали вопросы новогодней викторины – смех, выкрики… И потому я не слышала настойчивых звонков телефона, оставленного в сумке в прихожей. А звонил мой дядя, голос его был тревожен:
– Где Алёна, почему не отвечает на звонки по домашнему телефону и по Skype, есть ли у тебя номер мобильного телефона?
Веселье как рукой сняло, я задумалась. Действительно, Алёна всегда поздравляла нашу семью в самый Новый год. Она звонила всегда и всегда дозванивалась, где бы я ни была – дома, в гостях или за городом. Я сразу же стала звонить по двум номерам телефона: домашнему и мобильному. Гудок шёл, но трубку никто не поднимал. Тревожность всё нарастала, но была надежда, что Алёна, как и я, в гостях у друзей и просто не слышит звонка. Что друзья у Алёны есть, что они надёжные – я знала, но ни имён, и тем более номеров телефонов – нет. Выручил сайт «Одноклассники». Оказалось, таллинские друзья тоже разыскивали Алёну, но они думали, что она уехала в Питер.
До последнего момента не верилось, что случилось худшее. Сообщение «Лена найдена мёртвой в своей кровати» ввергло меня в шок. Как? Почему? Не может быть!
Почему 55-летняя женщина в самом расцвете сил вдруг скончалась у себя дома? Ведь не было никаких предпосылок для этого. Может, Алёна слишком близко принимала к сердцу чужие проблемы? Может, пыталась по мере возможности решить трудности близких ей людей? Неужели, действительно не выдержало сердце от переживаний, а в доме не было лекарства, которое могло бы помочь?
Общаясь по Skype, Алёна никогда не жаловалась на свои проблемы, всегда была доброжелательна и позитивна, внимательна ко всем деталям разговора. Я с Алёной общалась последний раз 26 декабря. Да, в последнее время она все чаще закрывала камеру, ссылаясь на то, что плохо выглядит. Да, в последнем разговоре жаловалась на головную боль. Но от этого не умирают! Видимо, жизнь наносила удар за ударом, постепенно лишая сил и желания жить.

Подруга семьи (Петербург)

Мы с Леной разговаривали 27 декабря. Я спросила её, купила ли она ёлку?
– Нет, из дома не выйти, идёт бесконечный дождь, – ответила она.
Я ей звонила 29-го, 31-го, телефон звонил, Лена не отвечала. Я подумала, что все линии заняты и в ту и в другую сторону, потому что и от неё перед Новым годом поздравления не получила.
А уже в январе, числа 1-го или 2-го, позвонила подруга Лены из Таллина, сообщила моему мужу о смерти. Вернувшись домой, я не поверила, решила, что он что-то напутал…

Мои гипотезы смерти:

– Её убили? Но, говорят, дверь квартиры оказалась закрытой изнутри…
– Самоубийство? Не верю…
– Тромб? Хотя на сердце не жаловалась, вот на голову – да…


Лучшая подруга Лены со школьной скамьи (Таллин)

29 и 30 декабря мы с Леной не созванивались (дом готовился ко дню рождения дочери, а у меня было напряжённое время на работе перед закрытием года).
Последнее время звонила всегда я, чтобы у Лены не было расходов, связанных с телефоном. 31-го вечером я позвонила, в промежутке между подготовкой к праздничному ужину и приходом гостей. Лена не ответила, и я с радостью подумала, – Лена пошла на Новый год к друзьям. Лена зачастую решалась в последний момент, после длительных уговоров.
Первого, в одиннадцать, я позвонила с мыслями пригласить Лену к себе, мы давно не виделись. Муж был на работе до вечера. Лена не ответила, и я подумала про себя, ну конечно, так рано – соня ещё спит. Но какое-то неприятное чувство закралось в душу…
Звонила ещё несколько раз, и тут уже началась тревога. Около трёх мне стали звонить другие люди и спрашивать о Лене. И мне стало действительно страшно. Я пошла к её дому в надежде всё выяснить на месте. Расспросить соседей. Посмотреть в окна. Мне повезло, калитка была открыта и в подъезд я тоже смогла зайти со входящими людьми. Стала звонить в дверь. Никто не отзывался…
Я позвонила в соседнюю квартиру, представилась и объяснила причину своего прихода.
Соседка вышла на балкон и попробовала заглянуть к Лене в окно. Занавески мешали разглядеть, что делается внутри. Я без промедления позвонила в полицию и попросила приехать на место, объясняя, что пропал человек, родственников нет, дверь заперта. Обещали приехать.
Трудно сказать, сколько прошло времени, мы перезванивались с полицией несколько раз, я просила приехать скорее, они задавали различные вопросы. Я связалась ещё с несколькими соседями – никто ничего не знал… Приехали двое полицейских и ещё раз все расспросили и осмотрели дверь. Может уехала?
–  Нет, – я уверена, я бы знала.
–  Может в гостях?
–  Нет, – уже всех обзвонили.
Я просила взломать дверь, но они не торопились. Попросили меня на следующий день прийти в полицейский участок и написать заявление. И тогда, потом…
Я смотрела им в глаза, и с трудом выговаривая слова, так как уже в этот момент была уверена, что случилась трагедия, сказала: «Вы берёте на себя такую ответственность за жизнь человека? А что, если сейчас она лежит ещё живая и ещё есть возможность её спасти? А завтра будет уже поздно?
– Нет, нам не хватает чего-то, чтобы вскрыть дверь.
Я зашла к соседке, оделась и спустилась на улицу злая и беспомощная. Я думала, когда муж придёт с работы, мы вернёмся и сломаем замок.
Но внизу все ещё стояли полицейские и попросив меня подождать, они вызвали спасателей.
Спасатели приехали быстро, приставили к дому длинную лестницу и заглянули в окно спальни.
Лена лежала на кровати...
Все пошли наверх, взломали замок…
Всё.
У меня началась истерика, я плакала и меня трясло...
Я помню, как позвонила дочке, чтобы она приехала за мной. Сама, как я чувствовала, не доберусь…
Потом я потеряла сознание и пришла в себя только в «скорой». Они уже зафиксировали Ленину смерть и задали мне вопрос.
– Лена не выпивала?
– Нет. Почему вы спрашиваете? – я была ошарашена.
Потом приехала дочь и отвезла меня домой...


Сестра отца (Париж)

Первое января 2018 – сильный грипп с высокой температурой. Около 12:00 – звонок. Получаю просьбу от неизвестной мне И. В. включить её в список моих друзей по ФБ. После долгих размышлений вспоминаю, что слышала такое имя от Алёны, поэтому соглашаюсь «принять её в друзья» и поздравляю с Новым годом. Затем начинаю задумываться: почему мне вдруг пишет эта женщина? Что-то здесь не так?! Начинаю искать послания-поздравления от Алёны. Не нахожу их.
В 16:16 пишу e-mail: «Алёнушка, Мы тебя потеряли. С самого Рождества ничего от тебя не получаем. То ли грипп тебя одолевает? Откликнись. Целую». Звоню ей по телефону. Нет ответа. Мобильного номера телефона не нахожу. Руки уже трясутся. Звоню брату в Питер…

Известие об обнаружении полицией тела племянницы причинило невыносимую боль. Сколько времени она страдала беспомощная, в одиночестве, при полном безразличии мира, готовящего новогодние торжества? Сколько времени её тело растлевало и смердело?
Вырвавшись из кошмарного видения, пытаюсь осмыслить фактическое известие о смерти. Последние недели Алёна жаловалась на сильные головные боли, на упадок сил, на несносный ветер, на высокое давление при резко меняющейся погоде. Уже давно она показывалась на экране компьютера не иначе как закутанная в плед и лёжа на диване. Но уныния не чувствовалось, никаких жалоб ни на что не произносилось, никаких просьб не поступало.
От приглашений в Париж или в Питер – отказывалась, хотя и с некоторой горечью в голосе. «Не сейчас», – говорила она. И когда я сердилась: «А когда? Ты знаешь, что будет тогда?..» – она умолкала. Уже давно нет денег, их нет вообще, не на что купить еду, лекарства, заплатить за квартиру. Если ехать в гости, значит везти подарки, без них нельзя появляться. Да, всё оплачено и обеспечено, но без подарков – нельзя. Пребывание в гостях – временное явление, а как вернуться после этого в пустой, холодный и голодный дом, где ждёт один пассив?
Следовательно, нужно умереть?..

Последние послания фейсбука не предвещали трагической развязки. За три дня до Нового года, Алёна послала всем своим друзьям ссылку на видео песенного праздника в Таллине, где на двадцать пятой минуте появляется она сама со своей мамой среди зрителей: счастливые и пленённые музыкой и действием на сцене. Кроме указания на клип, отправлен снимок школьной парты. За такими – и её, и моё поколение проводили не самые плохие годы своей жизни. В ближайшие дни к ней в Таллин из Питера должны были приехать друзья дядюшки, и она, отказывавшая всем желающим войти в её дом, в этот раз согласилась впустить этих неизвестных ей людей. Скорее всего, она даже ждала с ними встречи.

Из чего можно заключить: смерть была внезапная, не исключено, что насильственная. …Потенциальные зачинщики: или возмущённые товарищи-собственники жилья, или, и это уже полная конспирология, погромщики-русофобы, до того обезумевшие, что напали на чистокровную Эстонку…


Отступление – Геополитические кошмары
«А что, если это была репетиция «отравления Скрипалей?»»

Геополитика в 20-ые годы накалила обстановку в мире до отметки, близкой к возгоранию. Вслед за угрозами и санкциями одних стран по отношению к другим, без каких-либо понятных обывателю причин и какой-либо логики, последовали абсурдные провокации и шантажи, единственной целью которых было посеять хаос и ненависть, натравить одни группы людей и целые народы на другие, спровоцировать войны.
Войны идут на Ближнем и Дальнем Востоке, в Африке, в Европе. Беженцы погибают тысячами, пытаясь укрыться в «непростреливаемом» пространстве. Добравшиеся до относительно спокойной гавани не находят укрытия, еды, применения своих сил и знаний, не вписываются в новый для них жизненный пейзаж. В то же время разыгрываются дипломатические фарсы в «сытом» мире. Спортсменам запрещают участвовать в Олимпийских играх, ссылаясь на заявления некоторых личностей о вероятном допинге в государственном масштабе. Ложные обвинения обсуждаются неделями, расписываются на первых полосах газет стран спортивных соперников, претендующих на медали.
Многократно разыгрывается сцена с отравлением бывших разведчиком-шпионов (или олигархов) на чужих евро-территориях. Таких личностей якобы пугали на Родине расплатой в случае предательства, а значит псевдо отравление – это и есть «расплата». И наступает она, как ни странно, буквально в канун президентских выборов, международных спортивных событий или встреч в «верхах», и чтобы известие о злодеянии не затерялось в потоке второстепенных журнальных заметок. Главы крупнейших стран доносят до сведения своих народов о «зловещих личных приказах» правителей «стран-злодеев». Мир слепо верит и осуждает страну заказчика отравления или расплаты… После этого страну можно наказывать, бомбить, ломать…

Эстония разыгрывает из себя бедную, беззащитную красавицу-недотрогу, которую должно охранять всемогущее НАТО. Как показать этому НАТО, что грозный и страшный сосед претендует на неё? Провести отравление (покушение) русскоговорящей гражданки, вызвать возмущение в России, которая в след за этим призовёт к ответу государство-отравителя. Затем можно оповестить НАТО об угрозах нападения на «красавицу западного мира», и тут уж вся армада Запада наваливается со всех сторон на Россию уже не словесно, а с экономическими санкциями и огнём.

На фоне таких конспиративных картинок, в бессонные ночи, возникают миражи беспардонного заговора. Лена, никому неведомая русскоговорящая Эстонская женщина – жертва геополитических игр? Ведь столько непонятного в смерти перед Рождеством человека без гражданства, в доступе к телу которого отказано родственникам. Похороны проходят при закрытом гробе…


Глава вторая Алёнка – маленькая эстоночка

Предыстория

Люся и Володя встретились и поженились на Дальнем востоке, в городе на Амуре. Он – офицер флота – разминировал после войны бухты и проливы в Японском и Охотском морях. Она воспитывала детсадовских малышей. Ой, как ей хотелось иметь таких, своих, пухленьких и румяненьких, с которыми можно коротать время при длительных отсутствиях мужа.

Люся родилась в 1926 году в Благовещенске. До замужества она жила на Дальнем востоке. О её родителях ничего рассказать не можем, не имеем никаких сведений. По смутным воспоминаниям, она и её брат были детдомовскими детьми. Володина семья : отец родился в 1901 году в Санкт-Петербурге, его брат и сестра родились в Ленинграде. Сам Володя родился в Ярославле, но жил в Ленинграде с четырехлетнего возраста и считал себя ленинградцем.

В Ленинград дальневосточники Володя с Люсей приезжали в отпуск. В эти периоды, в двухкомнатной, полу-отдельной квартире на Владимирском, они ютились вместе с родителями, братом и младшей сестрёнкой.
 Собственных детей у них не было.

Потом Володю перевели служить в Эстонию, на остров Нарген, что расположен в десятке километров от Таллина.
С девятого века остров был заселён датчанами. Многие столетия население острова занималось лесозаготовками для постройки кораблей. В 1917 году тут была провозглашена независимая Советская Республика матросов и строителей, а потом остров, а за ним и Таллин захватили немецкие войска. С 1921 и до Второй мировой войны здесь проживала коммуна эстонских Шведов, а после неё, в советское время, расположилась военно-морская часть по хранению минного, противоминного и противолодочного оружия. Видимо, там и служил Володя по своей специальности минёра, в окружении русскоговорящих советских военных.

Отпуск семейная пара по-прежнему проводила в Ленинграде, а родичи, в свою очередь, любили летом приезжать на остров – лесистый, грибной и ягодный, с прекрасными балтийскими пляжами.

А детей всё не было.


Алёнка – маленькая эстоночка – появилась в семье неожиданно, в октябре 1962 года.

Когда она родилась, Володя и Люся жили в Таллине. Родившая Алёну женщина отказалась от своего материнства, и Люся с Володей с великой радостью удочерили малышку. Люся принесла её домой прямо из родильного дома. Вова был в море.

Для людей, находящихся вне узкого семейного круга, удочерение было большим секретом, и все его строго хранили. Брюнетке Люсе пришлось перекрасить волосы, чтобы походить на свою дочурку, среднестатистического прибалтийского ребёнка, и все её знали блондинкой практически до самой последней минуты жизни.

Володины родители были рады появлению внучки. У Люси родителей не было, они погибли во время войны.

Так вошла в семью Коноваловых Алёнушка, она же Елена Владиленовна, Лена, Алёна каждый называл её по-своему.

Глава третья Раннее детство Алёны

Рассказывает подруга детства:
Мы знакомы с Леной с самого нашего рождения. Жили в одной коммуналке на улице Пирита-тее, 12. Наши мамы работали. Мама Лены работала машинисткой сначала на «Балтийской мануфактуре», а потом на «Радио Эстонии». В детском саду мы были в одной группе. Наш детский сад был расположен в прекрасном парке Кадриорге, в десяти минутах ходьбы от дома и совсем рядом с Дворцом, построенным Петром Великим после того, как Эсландия перешла от Швеции к России. Мемориал «Русалка» находился ещё ближе к дому, и он служил прогулочной площадкой для повседневных игр малышей. Мы любили подниматься и спускаться по ступенькам памятника, часами бегали вокруг него.

Камни «Русалки» вопиют, наверное, теперь – тридцать лет спустя, Лена провалилась на экзамене по эстонскому языку – она не смогла сказать точное количество ступенек на её пьедестале. А за этим провалом последовали и другие трагические события в её жизни.

Воспоминания Риммы Фёдоровны (89 лет), Таллин

Познакомились мы с Леной и её родителями, когда поселились в Таллине в новом доме, построенном для служащих ВМФ в январе 69 года. Как и все семьи, мы были новосёлами. Детям разрешалось свободно гулять во дворе, тогда это не было опасно. Они знакомились, и играли дружно. Иногда, шумной ватагой забегали в квартиры узнать, как живут новые друзья и какие у них игрушки. Моя дочь подружилась с Леной. Они посещали друг дружку, рассматривали книги, играли. Девочек сближали общие интересы: любили кататься на коньках и бегали через дорогу к эстонской школе, где находился небольшой каток, конечно, в сопровождении взрослых. Девочек сближала и общая лестница с разницей расположения квартир в один этаж. Они любили, надев мои платья и вообразив себя принцессами, выбежать наряженными на минутку во двор.

Как началась их вечная дружба? Лена пришла на шестилетие рождения моей дочери с подарочком. Она была вежливой, воспитанной девочкой. И в дальнейшем к нам никогда не приходила с пустыми руками. Дарила от закладок, магнитиков, ленинградских конфет до более серьёзных вещей. Храню её последний подарок: три стеклянные под хрусталь салатницы. Мы отвечали взаимностью. В последнее время, Лена просила дарить только деньги.

Девочки захотели разговаривать по детскому телефону, и по их желанию был куплен и установлен такой прибор. Это была очередная детская игра. К сожалению, они быстро потеряли интерес к этому, легче было забежать к подружке и поболтать. Да и сам аппарат скоро вышел из строя.

Став постарше, подружки увлеклись велосипедами и ездили, как я думала, на допустимое расстояние. Как оказалось, в чём намного позже они мне признались, это было не так – поездки были дальними.
Летом, иногда, мы ездили вместе на пляж в Пирита и в Клоогаранд. Лена хорошо плавала и не боялась холодной воды.
Готовясь к поступлению в «английскую» школу, девочки вместе ходили на занятия к преподавательнице по английскому языку. Но на экзамене потребовалось только прочесть стихи.»


Глава четвёртая Школьные годы

Действительно, когда пришло время идти в школу, как и полагалось в семье Володи, Лену устроили в «английскую». Это была одна из трёх самых престижных школ Эстонской Республики. Занималась Лена и танцами в Доме культуры.

Римма Фёдоровна (Таллин)

Английская «школа находилась в другом районе города и добираться туда приходилось с пересадкой. С родителями Лены мы договорились провожать и встречать девочек поочерёдно. Чаще всего, ездили я или Владилен Павлович.
Девочки 7 лет учились вместе в одном классе. Там у каждой появились новые знакомые и подруги. Лена всегда легко сближалась с людьми и быстро заводила новых подружек».

Подруга Лены (Таллин)

Мы с Леночкой учились в одном классе «английской» школы. Очень хорошо помню её родителей, особенно маму. Она всегда участвовала в жизни нашего класса, помогала учителям «справляться» с нами. Было видно, что эта женщина полностью растворена в своей любимой дочке, между ними всегда были любовь и взаимопонимание.

Леночка была очень тихой и скромной девочкой. Тихонько сидела на первой парте: очки на носике, голова низко наклонена над партой – у Лены была сильная близорукость. Из-за этой близорукости учёба давалась ей много тяжелей, чем одноклассникам. Она долгое время читала медленно, буквально по слогам. Эта была удивительная девочка, никогда ни на что не жаловалась, не рассчитывала ни на какие поблажки.

Всегда была чистенькая, невероятно аккуратная. Помню, как она всегда тщательно натирала до блеска и прозрачности свои очки. Снимет, подует на стёклышки и трёт платочком. Потом посмотрит на свет и, если заметит какую-то точку на стекле, снова подышит на стекло и снова натирает.

Выдержки из писем Лены:

В 1975 году она с гордостью пишет о том, что её выбрали старостой класса, и она помогает учительнице (Светлане Моисеевне Куликовой).

В 1977 году на осенние каникулы Лена с родителями едет в Ленинград к дедушке и бабушке. Седьмого ноября она с дедушкой (старым большевиком) стоит на трибуне во время праздничного парада, в первом ряду, – гордо дополняет она, – ведь 27 октября 1977 «меня приняли в ряды ВЛКСМ», – пишет она.

В летние каникулы 1978 года Лена работает на предприятии на должности секретаря-машинистки директора. По окончании этой временной работы «зам-директора сам лично подарил ей цветы и вынес устную благодарность. За месяц я заработала 71 рубль – первая получка в жизни – чего хватило, после небольшой маминой добавки, купить папе в подарок японскую куртку».

Римма Фёдоровна (Таллин)

Обычная 31-ая школа, куда девочки перешли после окончания седьмого класса, была недалеко от дома. До неё можно было дойти пешком медленным шагом за 15 минут.

В этой школе Лена учится в литературном классе с тридцатью девочками и пятью мальчиками. Английский, после специальной восьмилетней школы, шёл хорошо. «В те времена дети обязаны были пройти во время учёбы в средней школе производственную практику. Подружки выбрали детский сад. Лена легко справлялась с детьми, была требовательна, и гордилась таким своим умением командовать». В одном из своих писем Лена говорила о желании в дальнейшем поступать в техникум для получения диплома дошкольного воспитателя.



Из писем отца:

Постепенно учёба уходит на второй план. С Алёной приходится потихоньку воевать. Весной, с увеличением светлого и тёплого времени, она считает, что соответственно должно увеличиваться и её время нахождения во дворе. Внушить, что сутки остаются в своих 24 часах, как и зимой, и что уроки тоже нужно делать, хотя светит солнце, оказывается не всегда легко. Она уже взрослая (13 лет), имеет свои понятия, да и подходить к ней со старой меркой тоже вроде нельзя, через год другой – уже девушка.

В 14 лет Лена признается, что искусство её не волнует, как она выражается: «не увлекает». Зато с радостью объявляет о долгожданной покупке родителями телевизора и даже сообщает его модель: Горизонт 107.

У Лены были серьёзные проблемы со здоровьем, очень серьёзные, и её освободили от экзаменов. В связи с этим родители решают, что в 10-ый класс она не пойдёт, а будет поступать в профессиональное заведение. В семье были раздумья, какое училище выбрать, почему-то остановились на медицинском…

Римма Фёдоровна (Таллин)

По окончанию 9-го класса Лена поступила в мед. училище, а окончив его, работала в лучшей – Морской больнице мед. сестрой, в хирургическом отделении. У неё появились новые верные и вечные друзья, с которыми она часто встречалась. С удовольствием рассказывала нам о приятном времени, проведённом вместе с ними.   

Летний период девочки проводили в поездках. Лена часто ездила в Питер к своим родственникам и замечательно проводила там время на даче.


Лирическое отступление

«Рассказывает лучшая подруга Лены о поездках в школу»

«Наша школа, 26-ая, с углублённым изучением английского языка, располагалась в здании на тихой улочке рядом с зелёным сквером. Добираться нужно было долго – минут 45. Для маленьких девочек это было целое путешествие. Первые годы учёбы нас всегда провожали и встречали родители. Ехали мы на автобусе 36 маршрута. Мы называли его наш любименький тридцать шестой, потому что мы могли доехать на нем до центра, до вокзала, до школы, до кинотеатра "Космос", куда мы часто ездили смотреть новые фильмы.
В автобусе мы старались сесть на первое сидение с хорошим обзором. Но главное преимущество этого места заключалось в том, что оно стояло как бы отдельно, и было рассчитано на одного человека. Но мы помещались вдвоём и всю дорогу могли смеяться, обсуждать наши детские "проблемы", делиться секретами, что-то планировать. Иногда мы пели песни… очень тихо… кстати, за это мы выслушали однажды замечание от одной эстонской дамы… это вызвало у нас с Леной смущение. С нами тогда ехала Ленина мама и она постаралась нас успокоить. Ведь в этом возрасте мы чувствовали себя, как птички летом. Весёлые, свободные, счастливые, оберегаемые родителями. Мы так часто потом во взрослой жизни с благодарностью вспоминали наше действительно счастливое детство. Наши семьи были крепкие, дружные. Родители без каких-либо вредных привычек, всё своё время посвящали заботам о семье, детях. Это мы смогли понять и оценить, будучи уже взрослыми, когда розовые очки постепенно побледнели, потрескались, и мы узнали жизнь в её естественном виде.
А пока нас ничего не беспокоило, и мы радостно забегали после уроков в маленький магазинчик, покупали там пирожки с мясом по пять копеек или маленькую булочку "Карлсон" за четыре, и шли на остановку ждать автобус. И снова мы пускались в маленькое путешествие – Пярну манте: необычные дома времён буржуазной Эстонии, "Космос" с красивыми афишами, театр Эстония, дом офицеров, башни и шпили старого города, автобус объезжает старый город почти по всему периметру, вокзал и район старых деревянных домиков  – улица Техника, вот и старый паровоз во дворе железнодорожного техникума.
И, наконец, наша улица Ристику. Старые ивы и кусты сирени за заборами небольших домиков.
Наша остановка, маленький скверик и мы дома.»


Глава пятая Семья

Элен Александровна (Санкт-Петербург)

Что я знаю и помню о Леночке и её родителях?
Моя подруга с университетской скамьи позвала съездить в Таллин, наверное, дня на два. Остановились у таллинцев: Володи и Люси. Смутно помню тёмную квартиру (комнату, кухню), гостеприимную и разговорчивую Люсю. Маленькая девочка запомнилась так: тихая, беленькая, послушная.

Следующий кадр, лет через 12. Алёна уже школьница, сидит за своим письменным столом в новой квартире и так же послушно и старательно готовит уроки. Радуется гостье, как и все дети, чему-то новому. Я приехала и проискала весь день студенческую приятельницу, страшно замёрзла в ноябрьском Таллине и отогревалась в чистоте, уюте и тепле дома Коноваловых под нескончаемые рассказы мамы Люси, успевавшей помыть при этом пол в кухне и испечь яблочную шарлотку. Аромат стоял умопомрачительный.

Троюродная сестра (Санкт-Петербург)

О том, что у меня есть троюродная сестра Лена, я знала с самого детства. Мои родители уважительно называли дядю Володю, тётю Люсю и их дочь Алену «таллинцами». Таллинцы достаточно часто приезжали в Ленинград, отдыхали на даче под Зеленогорском, но лично встретиться с ними у меня не получалось. Однажды, мама принесла домой небольшой свёрток: «Это тебе в подарок от Алёны». Я не поверила своим глазам – это были украшения: красивые заколки для волос, браслет из крупных «золотых» звеньев, тонкие цепочки с кулончиками, колечко с зелёным камешком, брошь, зажим для волос в виде роскошного цветка. Такого богатства я никогда не видела, понимала, что это копилось годами, бережно складывалось в шкатулку. И вдруг, это стало моим в один миг. Мне, 12-летнему подростку, было понятно, что на такое способен только человек щедрой души. И я безоговорочно влюбилась в свою троюродную сестру Алёну.
Первый раз я поехала в гости в Таллин, будучи студенткой второго курса, вместе с подругой. Встретили нас тепло, по-родственному: в маленькой, но чистенькой и уютной двухкомнатной квартире нам предложили отдельную комнату. На крошечной кухоньке тётя Люся готовила вкуснейшие пироги. Дядя Володя, как и подобает мужчине, был сдержан, зато знал ответ на любой вопрос. Алёна провела нас по самым интересным местам Таллина, она любила этот город и много про него знала. Мне было очень легко с Алёной – естественно, без всяких натуг, как будто «сто лет знакомы» и встретились уже в сотый раз. Но самым ярким членом семьи был королевский пудель по имени Честер. С роскошной белоснежной шерстью он покорил нас своей игривостью, дружелюбием, верностью и большим чувством юмора. В этой семье Честер любил всех, и все любили Честера и друг друга. А нам повезло на несколько дней окунуться в атмосферу всеобщей любви.

Во второй раз я оказалась в Таллине, когда ещё существовал Советский Союз, во время путешествия на круизном лайнере по маршруту: Санкт-Петербург – Таллин – Рига – Санкт-Петербург. Это был мой первый отпуск, проведённый в качестве молодой жены, и единственный отпуск, проведённый без мужа. Конечно, меня расстраивало, что муж не может вместе со мной попробовать вкуснейшие завтраки и ужины, воспользоваться сервисом на теплоходе, налюбоваться шикарными закатами и рассветами. Что ж, так сложились обстоятельства, и я наслаждалась жизнью в одиночестве. Когда наш корабль вошёл в порт Таллина, я уже приняла решение, что не пойду вместе со всеми на обзорную экскурсию по городу, а побегу (именно побегу) в гости к своим. Дело в том, что буквально за два месяца до этого путешествия у меня состоялась свадьба. У нас достаточно много родни и друзей, и потому мы хотели провести так называемую молодёжную свадьбу, приглашая только «молодое поколение» родственников. Я пригласила на свадьбу Алёну, а тётю Люсю и дядю Володю нет. Предполагая, что сей факт был неприятен моей родне, я хотела лично объяснить свою позицию, извиниться и сгладить ситуацию угощением. Таллинцы встретили меня, как самого дорогого гостя, не подав даже виду, что обиделись. Я опять окунулась в атмосферу любви и гармонии. В этот раз я увозила из Таллина отросток цветка, «который плачет перед дождём». Теперь, с появлением Интернета, знаю, что это филодендрон. Он жив до сих пор (2018 г.), сильно разросся; когда цветок «плачет», я вспоминаю тётю Люсю, а теперь вот и Алёну.


Подруга семьи (Санкт-Петербург)

Мой муж работал на судах и плавал. Однажды я ехала в Таллин на встречу с ним, и знакомый врач дал мне адрес своего брата, c тем, чтобы мы провели одну, две ночи в его квартире. Это было примерно в 1972-73 году. С тех пор мы регулярно встречались с таллинцами Владимиром, Людой и Алёной. Дружили семьями. Иногда мы жили в Эстонии летом на даче, и они втроём приезжали к нам туда. С 1982 года мы общались ещё чаще. Муж приобрёл старые «Жигули», мы сдали оба с ним на права, и начали ездить в Таллин запросто. По-товарищески останавливались всегда в их квартире.

Маленькая Лена была хорошей девочкой, мама её водила всегда за ручку. Лена – это был ИХ ребёнок, и мама Люся всегда говорила о ней с большой любовью.

Со временем Алёна начала ездить к нам в Питер одна, и всегда была у нас как своя. Других таких подруг у меня не было. Она же намного моложе меня…

Лена могла сказать у себя дома: «Папка, я послезавтра хочу в Питер поехать. Сходи, купи билеты». И он всё делал, что она просила.
Был такой эпизод: мы были с Леной вдвоём у нас дома, звонит Люся из Таллина и говорит:
– Вы не спите? Поезжайте скорее, а то опоздаете на праздник песни в Пирита…
Мы сели в машину и поехали в Таллин.
Всё было просто и близко – до распада Союза.


Из письма Люси, примерно 1994 год

Мы отмечали день рождения Алёны три дня:
– в пятницу – у меня на работе. Пришлось много пирогов печь.
– в субботу – дома, с подругами детства и школьными друзьями.
– в воскресенье – наедине с гинекологом Айно, с которой Люся дружила уже 33 года (значит, познакомились они примерно за год до рождения Алёны).

Сестра Володи

В начале 90-х брат просит пригласить Лену во Францию.
– Уже все у тебя побывали и родичи, и подружки, только нас ты всё забываешь, – журил он меня.
Я, конечно, пригласила Алёну (Вовочка был «не выездной»).
В 1990 г Алёна отказывается ехать (она не была любительницей путешествий), и пишет: «загранпаспорт (это был ещё Советский паспорт) у меня на руках, он действителен пять лет. Побывать у вас я успею».

Из письма Люси, 1990 год

Лена получила паспорт на 5 лет. По приглашению она должна выехать до 16 мая, не позже. Пишут в газетах, что скоро можно будет ездить без приглашения. Деньги ($) подорожали в 10 раз. Мы хотели поменять 200 рублей на её расходы во Франции, теперь нужно иметь две тысячи рублей на эти же цели. Самолёт же остался пока по той же цене.

В 1991 году Алёна всё же прилетела в Париж и осталась довольной.
В декабре она пишет: «С каждым днём всё чаще вспоминаю Париж, Версаль и своё пребывание в этой сказке… Мои девчонки радуются вместе со мной».
Затем, в феврале 1992: «как вовремя я съездила к вам. Сейчас для меня это было бы несбыточной мечтой, так как билет до Парижа и обратно стоит около 48! тысяч».

Володя, в феврале 1992 года благодарит за приём Алёны во Франции «у неё не хватает слов, только восклицания, отдельные воспоминания о магазинчике с пончиками, о лавочках с сигаретами, Нотр-Дам, Эйфель, Гранд опера, Дворец инвалидов, Триумфальная арка… В общем, болезнь нашей бабушки – «а у нас в Париже…».

Глава шестая Какой видели Лену друзья?

Лена часто повторяла: «Друзья – это моя семья».

Об Алёне можно было сказать, как говорил Андре Жид о музе скульптора Майоля, «Она красива, она ничего (никого) не воплощает». В ней не было изломов, лицо спокойно и просто, плавная походка, части тела округлые и объёмные. Заботы о внешности сводились к подведению и подкрашиванию глаз, без этого Лена из дома просто не выходила, даже в ближайшую булочную. Большие очки подчёркивали открытость взгляда.

Казалось, что у неё спокойный характер, но может быть это была медлительность. Лену нужно было всё время подталкивать. Это делала мама, потом другие люди. А ей не очень хотелось двигаться, была некоторая инертность. Было у неё и упрямство, и избалованность. Один ведь ребёнок в семье, всё для неё. Лена всегда обращалась за всем к отцу «папка, папка…», а он в ответ всегда: «что, малыш…, хорошо, малыш...»

Лучшая подруга Лены со школьной скамьи (Таллин)

Лена очень трепетно относилась к своим друзьям. Она знала все привычки, все желания.
Она первая всегда поздравляла друзей с днём рождения. Если она выбирала на день рождения подарок, то на удивление подбирала то, что каждому нужно. Лена любила делиться позитивом. Она так вкусно, так интересно, часто и подробно рассказывала друзьям про Питер, что всем захотелось поехать туда, и они ездили, и полюбили Питер. Она с восторгом говорила:
 – Я заразила всех своих друзей Питером …

Когда я хоронила своего папу, – продолжает рассказывать подруга Лены, – на кладбище меня всю трясло от холода и от горя. Я стояла одна, наверное, мужчины были заняты. Лена подошла ко мне сзади и обхватила меня, согрела… Меня пронизало «такое» чувство искреннего сочувствия… и мне стало легче. Она могла тактично помочь, без лишних слов.

Лена любила делиться своими достижениями, радостями, своими позитивными эмоциональными переживаниями. События же, вызванные тяжёлыми, негативными переживаниями, и все, что связано с ними, она скрывала. Это – её отличительная черта. А ведь человеку очень сложно хранить в себе все накопившиеся негативные мысли и переживания. Насколько я знаю, все недовольства и обиды выливались в то, что она просто плакала. Она очень часто плакала дома, но так, чтобы никто об этом не знал.


Лене хотелось всегда, чтобы у её друзей всё было хорошо…

В нашем классе было два человека, освобождённых от сдачи экзаменов в 9 классе: Лена – по здоровью и ещё один мальчик – Игорь. Игорь был спортсмен. Учительница попросила Лену и Игоря подготовить билеты для экзамена по литературе, раз уж они были освобождены от экзаменов. Они выполнили задание, и получилось, что два билетика были напечатаны на немного другой бумаге и были чуть-жёлтенькими, под номерами 29 и 30 – как сейчас помню. Когда Лена прибежала домой, а она жила ближе к своему дому, чем Игорь к своему, она тут же позвонила мне и сообщила об этих билетиках и о их цвете. После неё мне позвонил Игорь и передал ту же информацию. Я очень смеялась.
На экзамене я таки получила билет номер 29, все хорошо рассказала и получила пятёрочку. Может быть, по другим билетам я бы тоже хорошо ответила, но кто теперь может знать?..

По отношению к деньгам Лена всегда была пунктуальна. Она всегда все просчитывала. В стоматологическом кабинете, где она работала, именно она вела расчёты с клиентами. Начальство доверяло ей все денежные проблемы.

Мы были очень маленькие, наверное, в 4-ом классе.  Один раз мы что-то купили, наверное, канцелярские товары. Когда мы ехали в автобусе, она подсчитывала оставшиеся денюжки, которые остались, до копеечки. Я удивилась:
– Неужели ты должна отчитаться до копеечки?
– Да, я всегда должна дать отчёт и сказать точно сколько я потратила, – ответила Лена.



 Вместе с тем, в душе Лена каким-то образом оставалась ребёнком. Мы часто с ней переключались на игровые отношения. У нас были свои особые вещи, которые были понятны только нам. Это были полу-игры, полу-шутки. Например, мы могли представить себе и разыграть сценку в Таллине, будто проходим по Троицкому мосту (тот, который в Питере) или играть, используя фразу «мы никогда не врём» …
Мы быстро-быстро включались в эти отношения, чтобы оторваться от действительности и просто поиграть. Лена любила в своей компании пошутить, просто расслабиться, освободиться от всех мыслей и забот в таком варианте.
Когда я жила в другом городе, мы переписывались. Мы придумывали разные варианты. Например, я однажды написала письмо, где строчки располагались по кругу. Она ответила мне письмом, где каждая буква стояла вертикально, в столбик сверху вниз. Другое письмо было написано только на полях… Мы любили друг друга повеселить.
Мы быстро включались в игру. Однажды, мой муж чинил Лене розетку в коридоре. Естественно, электричество было полностью отключено. Мы стояли с Леной рядом и держали фонарики, освещая тёмное помещение. Муж пошутил:
– Девочки, почему у нас так скучно, включите музыку? 
Мы с Леной переглянулись и сказали:
– Сейчас! Сейчас будет стерео, – и мы начали громко петь какую-то песню…
Лена была очень весёлая по натуре.
Первого апреля мы всегда друг друга разыгрывали… каждый год… но не последние годы. В последние годы всё было по-другому…

Лена обладала очень хорошим слухом и голосом. Очень любила петь и пела хорошо. В школе она участвовала в хоровом празднике.
Когда у меня был день рождения, юбилей 50 лет, мы проводили конкурс «угадай песню по первым трём нотам». Так вот, Лена всегда их отгадывала, иногда даже по одной ноте… Организатор конкурса сказал, что это просто невероятно, он никогда не встречал таких людей…
Вот какие у Лены были таланты!

Лена любила кошек. Котов и кошек своих друзей и знакомых она обязательно фотографировала, а некоторых даже дрессировала, и потом с радостью рассказывала о своих достижениях.

Подруга семьи (Санкт-Петербург)

Перед глазами до сих пор картина, как мы сидим в нашей квартире и Лена в проёме двери, как на сцене, показывает нам шоу с котами.
При этом, на кошек у неё была аллергия. Своего дрессированного любимца она постоянно тискала, приговаривая: «Мягенький, мягенький» и принимала таблетки от аллергии. Когда же кот заболел, и ветеринар прописал лекарства от астмы – гормональные уколы. Делала уколы коту профессиональная медсестра – Лена.

А что можно сказать о королевском пуделе Честере в их таллинском доме? Честера все очень любили, и нельзя сказать, кто в семье его любил больше. Это был просто равноправный член семьи, вернее, он всегда был на первом месте. Ревности, однако, между Леной и Тюней, как ласково звали Честера, никакой не было.

Лучшая подруга Лены (Таллин)

Лена очень любила проводить время в эстонских кафе. Она любила заходить в них и всё делать ритуально: выбрать само кафе, выбрать самое хорошее место в нём, всё внимательно изучить и осмотреть. Мы часто сидели и пили кофе, брали какие-то выпечки. Она и с другими приятелями любила посещать кафе и потом рассказать о том, как это было, во всех подробностях. Когда она занималась на курсах эстонского языка от биржи труда, она со своими приятелями после уроков заходили в кафе «Нарва», ближайшее от места их учёбы. Они сидели там и обсуждали свои «не эстонские» проблемы.

Когда мы гуляли на Штромке, там не было кафе, но мы всегда заходили в такое летнее, тихое местечко, где ей было особенно приятно спокойненько посидеть.


Весы – Ленин знак зодиака

Одна питерская подруга попыталась объяснить некоторые загадки характера Алёны в небесных символах Зодиака.
Лена родилась под созвездием Весы. Читаем и ретроспективно узнаем кое-что непонятое нами:
«В юности каждый рождённый под созвездием Весы мечтает найти своего принца. Взрослея, даже пройдя через периоды разочарований и переживаний, Весы не теряют своей надежды, продолжают искать свой идеал любви. Этот поиск определяет содержание их жизни».
При этом «Главное, что люди этого знака должны помнить, стремясь к воплощению мечты – им нужно быть настойчивыми и не принимать просто всё, что предлагает судьба, самим строить своё счастье.»

Своего принца Лена искала всю жизнь.

Лучшая подруга Лены (Таллин)

У Лены были детские влюблённости. Ей очень нравился певец Сергей Захаров, потом нравился один одноклассник Андрей К. Он занимался музыкой, хорошо знал английский, потому что увлекался рок-н-роллом и слушал много песен. Нравился Ален Делон, очень нравился актёр Вячеслав Тихонов.
Все, кто ей нравились, были благородными, красивыми и очень талантливыми. Одним словом: у Лены был хороший вкус на мужчин.
А вот каких-то романов в школьные годы не было. Я не знаю, не помню, – говорит лучшая подруга, – чтобы Лена с кем-нибудь встречалась, с какими-то мальчиками. Вот когда она окончила училище, проходила практику в больнице, а потом и работала медсестрой, тогда да… – это была морская больница. Там проходили лечение служащие моряки, а к ним Лена была всегда неравнодушна.



___________

Людмила (мама) переживала, что у Лены ничего не получается «серьёзного», но и не отпускала от себя. Пыталась познакомить её с кем-нибудь в Ленинграде, но всё было не то… Можно было не сомневаться – любой «суженый» не понравится маме и будет забракован…

Была настоящая любовь.
– Но ОН моложе меня на 3 года!
– Ну и что?
– Ну и то…

Иногда к Лене прилипали несчастные, больные и отверженные другими женщинами, и она их жалела, «допускала до тела», – как она выражалась.
Были женатые, возвращавшиеся, нахамив Лене, к своим жёнам, детям и внукам.
Самыми гадкими были связи с «красавчиками», начинавшиеся ярко, шикарно и празднично. Такого рода «возлюбленные» желали воспользоваться её местом жительства для переезда в Европу.


Настойчивости Лене явно не хватало.

Зубной врач (Таллин. Лена была его ассистентом)
Лена была как ребёнок, её нужно было взять за руку и куда-то отвести.

Лучшая подруга Лены со школьной скамьи (Таллин)

Друзья и знакомые, собравшиеся на похоронах Лены обсуждали: как так вышло, что она осталась без работы и без средств? Оказалось, что многие пытались убедить её пойти на биржу труда, на курсы переподготовки, и так далее. Её нужно было уговаривать. Она не была инициативна. Ей нужна была поддержка, помощь, толчок, она была нерешительна в вопросах, связанных с её собственными нуждами.

Когда Лена обращалась к друзьям за помощью? А ей она требовалась. Например, ей всегда нужен был совет и помощь с покупкой, она не могла сама выбрать что-либо для себя, может быть потому, что на это ей редко удавалось выкроить денег.

Мы ездили вместе по магазинам, выбирали обувь, одежду. Когда она делала ремонт, нужна была помощь по выбору обоев. Когда нужно было что-то пришить, подшить, она просила меня это сделать, потому что она не умела. К мужчинам она обращалась, когда нужно было что-нибудь починить, например, электропроводку. Мы вместе ходили и выбирали памятник на могилу родителей. Часто вместе занимались бюрократическими делами: когда нужно было объясниться с чиновниками.

Лена могла отказаться от многого, но не собиралась себя заставлять делать то, что ей не нравилось. Привыкла довольствоваться малым. Она, к примеру, не искала, как многие другие, возможности дополнительного заработка. И при этом, она умудрялась откладывать деньги на «черный день».
Друзья отмечали в Лене её способность повелевать. Не всегда они ценили в ней это качество. Сложно было разобраться, откуда оно возникло. Возможно, у Лены была проблема повышенной самооценки. Ей нравилось, когда её советы принимали как руководство к действию. И ещё, Лена искала подтверждения уважения со стороны знакомых и друзей. Например, она всегда знала, сколько человек поздравили её с праздником, это было важно для неё.

Глава седьмая О здоровье Лены и о материальных условиях жизни семьи до провозглашения независимости Эстонии


Подруга Лены (Таллин)

Помню – начался очередной учебный год, а Лены – нет в школе. Позже пришла её мама и рассказала, что летом Лена упала с велосипеда и получила сотрясение мозга. Из-за этого и без того слабое зрение стало ещё хуже. Добавились и головные боли. А когда Лена пришла наконец в класс, она снова всем улыбалась, села на своё место на первой парте, только наклоняться к тетрадкам стала ещё ниже. 

Из писем Лены

В 15 лет она пишет «Я целый месяц не писала и не читала. Очень часто болят глаза и тошнит от этого. Все у нас здоровы, и только я одна барахлю. Весь декабрь лежала в постели с температурой.»
На следующий год: «Наш класс (как и все девятые и десятые классы города) уехали на неделю в колхоз на картошку. Я и ещё 11 человек из класса больные, которым по какой-либо причине нельзя работать, остались дома».

В 1983 г. Лена попала в больницу с приступом. Ей тогда удалили желчный пузырь.

В начале 90-х Лена снова жалуется на глаза. Из очередного письма в Париж: «Последнее время меня очень часто стали беспокоить глаза. Врачи считают, что нужна операция. Написала письмо в главную клинику Ленинграда. Жду ответа».

После больницы Лена говорила: «Страшно, когда темнота перед глазами…»

Из письма Люси
«Ещё пережили с Алёной… есть Бог, который нас пожалел, могло всё плохо кончиться.»

В больнице Лене было тяжело работать по здоровью. Работа была посменная, она её изнуряла.

Из писем Лены

1977 год. Письмо тётушке в Париж «Если сможешь, если тебе нетрудно, если это не дорого, вышли мне пожалуйста: стиральные резинки, фломастер (набор 15 штук), пакетики и большую пластинку ансамбля АВВА».

Обращает на себя внимание, с одной стороны, щепетильность пятнадцатилетней Лены при формулировании своих запросов (в доме деньгами не бросаются), с другой стороны, откровенное заявление о дефиците элементарных канцелярских товаров в Эстонии. В следующем письме находим подтверждение последнему: «вышли пожалуйста ещё резинок штук шесть. Они, оказывается, хорошо стирают напечатанное на машинке, и маме они нужны в её работе».


Из писем Люси

1975 г.  Люся – секретарь-машинистка. «Я снова перешла работать в дом радио. В декабре встретила редактора (журналиста), с которым прежде работала, и пожаловалась на низкие заработки в туристском бюро, где работаю теперь. Они меня взяли обратно. Здесь зарплата больше на 25 рублей».
В 90-ые горечь выступает ещё более пронзительно: «подарков послать не могу, в магазинах кроме пустых полок ничего нет.»  Без подарков в русских семьях в гости не ходят.

В 1978 году Лена пишет: «Живём мы сейчас хорошо: мама и папа работают, папе предложили перейти с должности рабочего на должность старшего инженера, и папа перешёл…»

Лирическое отступление
«В питерские белые ночи сердце заходится»


Все дети Коноваловы и дети друзей этой семьи любили дачу на Долгом, озёра, лес, приветливых соседей и приятелей, с этой ленинградской дачи деда и бабули. Алёне всегда казалось, что она любит всё это больше всех. Это неправда, но дело теперь не в том, чтобы искать кто больше, и кто меньше… она была счастлива на Долгом. Купалась в озёрах, плавала буквально часами, играла с подружками, знакомилась с интересовавшими её мальчиками. У двоюродного брата был картинг, у неё – велосипед, и носились они по посёлку сломя голову. Вот однажды она и упала на голову с велосипеда. Рассказов о происшествии было много и с каждым годом они обрастали всё более трагическими подробностями. Но Алёна продолжала любить Долгое и после падения.

В соседней даче жила семья Аркадия Райкина. Многие годы она была главной достопримечательностью посёлка. Сама «знаменитость» бывала на даче редко, а вот его дети и внуки каждое лето проводили там. Алёна по утрам, переходя тропинку к озеру для купания, пересекалась с сыном – Костей. Он улыбался ей, гримасничал, они перебрасывались короткими приветствиями, и у Алёны на целый день оставался приятный привкус прикосновения к человеческому таланту, было радостно на душе.

Семья Коноваловых в полном составе, как и все жители посёлка, помнят весёлые представления, которые устраивали в 70-ые годы на полянке в Долгом, начинающие актёры Райкины.


Подруга семьи Коноваловых

«В Ленинграде, в нашем доме, – Алёна всегда отдыхала душой. Она чувствовала себя как в родной семье». «Мне тоже было веселее с ней» – заключает она.
Весь год Алёна думала о том, как поедет в Ленинград, послушает карильон. Карильонные концерты регулярно проходят в Петропавловской крепости. Помню, мы вместе присутствовали на одном из них. Это был концерт к юбилею города. Из Швеции (или, может быть, это был Йо Хаазен из Бельгии, награждённый медалью в 2004 году к 300-летию Петербурга) приезжал артист-музыкант с двумя ассистентками. Слушали старинную музыку. Алёна даже фотографировалась с ассистентками».

Все друзья Лены знали её любимейшее занятие в осенние дни – шуршание ногами по красно-жёлтому лиственному ковру в Кадриорге, но ещё больше – в Павловске. Каждую осень в октябре нужно было пошуршать листьями!

А ежегодные праздники военно-морского флота в Питере! Сколько рассказов и пересказов об их особенностях в те или иные годы, о радости наблюдать с набережной за парадом кораблей или о прогулках по ночному городу после салюта на Петропавловке.


Глава восьмая Приёмная дочь

Подруга семьи Коноваловых (Санкт Петербург)

Случайно прочитанная запись (деда) об её удочерении стало потрясением для Лены. Она приехала к нам и плакала.
– Как я поеду к ним теперь (к папе и маме)?
– Так и поедешь. Они твои настоящие родители, любящие и вырастившие тебя…

Сестра Володи (Париж)

Прибыв во Францию, ко мне в гости, Алёна первым делом спросила, правда ли, что она приёмная дочь? А когда получила от меня правдивый ответ, попросила поклясться, что от меня родители не узнают о том, что она знает.

Троюродная сестра (Санкт Петербург)

Однажды, Алёна затронула очень личную для себя тему – тему её удочерения. К тому моменту я знала, как, впрочем, и все родственники, что Алёна была удочерена тётей Люсей и дядей Володей. Мне об этом рассказала моя бабушка после моей поездки в Таллин. Я не помню особенных эмоций, услышав эту новость – мир не перевернулся, Алёна осталась моей любимой сестрой. Сестра узнала, что она приёмный ребёнок случайно, когда перевозила семейный архив из Санкт-Петербурга в Таллин, от дедушки (после его смерти) сыну Владимиру. Ещё дядя Володя предупреждал Алёну: «Доча, не читай!». Но человеческое любопытство пересилило запрет, вечером делать было нечего, и сестра решила ознакомиться с записями. Среди прочего интересного шёл разговор о приёмном ребёнке. Сопоставив все факты, Алёна поняла, что речь идёт о ней. Это был шок, взрыв мозга! Хотелось кричать, с кем-нибудь поделиться. Но оставалось сомнение – точно ли это про неё? Именно это сомнение и сподвигло Алёну на поездку в Париж к тёте Ире, которая без утайки могла бы дать пояснения. Тётя подтвердила, что Алену удочерили сразу же после рождения, что вся родня в курсе и любит Алену, как родную. К тому времени, сестра уже осознала и приняла всю ситуацию. Но какая выдержка, какая сила воли, не выдать ничем свои переживания перед семьёй, продолжать жить как ни в чём не бывало. А я ещё с наивной глупостью задала вопрос: «Алёна, изменилось ли твоё отношение к родителям после этого?».
«Конечно! Я стала любить и уважать их ещё больше!» – последовал ответ.


Тревожно-лирическое отступление

«Первая поездка во Францию»

Рассказ сестры Володи
Я ожидала выхода Алёны в зал прилёта самолётов в Руасси (аэропорт Шарля Де Голя), как обычно, у расхлопывающихся дверей под номером 1. А встретила меня она, обняла со спины и сказала: «А вот и я». По каким-то обстоятельствам, не распознав указателей на выход или следуя за кем-то «вслепую» по коридорам, она вышла из дверей напротив, под номером 2, и не задумываясь направилась отыскивать меня в толпе снующих людей.
Мы поехали домой в Шавиль обычным для приезжающих ко мне гостей маршрутом: автобусом Эр Франса до площади Звезды (place de l’Etoile), пересадкой на электричку (RER) до Дефанс (D;fence) и поездом до Шавиля Правый берег (Chaville RD).
Автобус довёз нас до Триумфальной арки. Здесь – первый взгляд на Париж и первые потрясения от его величия. Заходим в кафе на углу улицы Тильзит и Мак-Маон. Первая парижская терраса и первые сведения о самом широком и шикарном проспекте Мира: о Елисейских полях, а также о здании напротив, на углу улицы Пресбург и Гранд Арме, где на третьем этаже, в квартире с большими окнами и длинным балконом, с видом искоса на Триумфальную арку, жили-поживали целых 10 лет её двоюродные братишки и тётушка. Удивив и ослепив Алёну, движемся дальше, в пригород. Тепло, хорошо… Прибыли домой. Выпили по бокалу вина за встречу… Вышли на балкон взглянуть на окрестные леса. На балконе – развесистая, нарядная, как красна-девица, фуксия. Тишина, простор… И вдруг – вопрос:

– Скажи, я приёмная дочь? – Некоторое замешательство… Что и как ответить?
– Даааа, почему ты сейчас спросила об этом?..
– Только ты могла мне ответить…
– И всё же?..

А далее рассказ о неприятных и тягостных письмах женщины, якобы родившей её, и о записи деда, случайно прочитанных в его дневнике, где говорилось о приезде на дачу «сына Вовы с женой и с приёмной дочкой…»

Так я узнала о том, что она знала, уже знала, но прилетела во Францию только для того, чтобы окончательно убедиться, а заодно и проверить, можно ли мне доверять. Она тут же взяла с меня слово, что я ничего не скажу об этом разговоре Володе и Люсе, они не должны были знать, что она знает…

Пребывание Алёны во Франции было недолгим. В Таллине её ждала работа, её ждали с рассказами родители и друзья. Мы успели посетить самые главные достопримечательности Парижа и Версаля. Но Алёну они мало интересовали. Одна она не осмеливалась передвигаться, хотя английский язык мог всегда выручить её в затруднительных положениях. Я каждый день работала, сын Алёшка был целыми днями в школе (во Франции день школьника длится с 8:30 до 16:30), в консерватории, в театральном кружке… Алёна проводила всё светлое время дня в плетёном кресле наедине с Фуксией на балконе. Курила, смотрела на прохожих и на машины, мечтала о чём-то, ей одной известном. Из дома она выходила только до ближайшего кафе-табак за сигаретами любимой марки: длинными, с фильтром, с мятным привкусом.

Вечера были у нас весёлые. После ужина с вином, в приподнятом настроении, мы отправлялись в Шавильский лес на прогулку и задорные игры. Очень любили мы с горки запускать бумажные самолётики. Соревновались, у кого они дальше и выше полетят. Алёна предложила усложнить траектории полётов, запускать самолётики из-под согнутой в коленке ноги, или из-за плеча. Смеху было много.


Глава девятая Переломные 90-ые годы

Элен Александровна (Санкт-Петербург)

Год 1990, декабрь. Идёт перестройка. Мы с мужем в Таллине. Конечно, сочувствуем Эстонцам. Спорим с Володей. Он рассказывает о собраниях Русских. Целый день проводим у моей университетской подруги в Горхолле, это название, Городской холл, нас очень забавляет, выпиваем не один кофейник настоящего кофе (кажется, его не было тогда в Таллине, везли из Ленинграда), внимаем эстонскому взгляду на происходящее и завидуем их грядущей свободе (Через полгода – август 1991-го – официальное провозглашение независимости Эстонии).

В это время, летом, родители не пустили Лену в дом отдыха по туристской путёвке. Она послушно согласилась, хотя обижалась и расстраивалась.


Из письма Люси 1991 г.

Предлагаем родителям как можно скорее приехать к нам в Таллин. Собираются закрыть границу с Россией. В Эстонии пока всё спокойно, должны давать гражданство. Получим ли мы?

Из письма Володи своей сестре в Париж, сентябрь 1991 г.

«(Будет или нет Эстония независимым государством…?)
Хотел бы поговорить с тобой о скрываемой истории нашей семьи, но придётся отложить. Возможно, с документами нашей республики будет легче, да и дешевле общаться с Францией. Сейчас над многим стоит большой вопрос…».

Из письма Люси, переданного в Париж подругой Лены

Мы живём неважно, потому что не известно, получим гражданство или нет. Лена пока работает. На днях будет сдавать экзамен по языку. Переживаем за неё. Нужно знать не только бытовой, но и медицинский термин. У них в больнице большое сокращение, увольняют тех, кто не владеет эстонским языком. Вова не работает, получает военную пенсию.

Из письма Люси, 1994 г.

Живём мы дружно, стараемся уважать друг друга, ведь и так жизнь тяжёлая. Каждый месяц всё дорожает, и продукты, и особенно квартплата. Половина Володиной пенсии идёт на оплату квартиры, а моей и целой – не хватило бы.

Из письма Володи

Из-за климата, время от времени Алёна и Люся заводят разговор о переезде куда-нибудь: в Москву (в Звенигороде живёт брат Люси) или на Волгу (в Ярославль на родину Володи), ну а я «по-стариковски» чувствую, что более сухой климат будет для меня тяжеловат – привык к морскому и прохладному.


Глава десятая Смятения или Экзамены эстонского языка

Из письма Володи 1992 год

Пишу, не сходя с кровати, меня начало прихватывать с «моторчиком», и моя семья оказалась за границей …

Из письма Люси, переданного в Париж подругой Люси – журналисткой

В нашем доме на Ристику уже половина живёт Эстонцев. Военные уехали: кого перевели, кто сам уехал. А нам ехать некуда… Алёна считает, что это её родина, она здесь родилась и она никуда не поедет.

Письмо Володи (отца) 31 декабря 1992 года

Единственным светлым моментом в нашей жизни прошедшего года была поездка Алёны в Париж, а остальное имело какой-то налёт незавершённости и недоговорённости. События мало приглядные, если не говорить сильнее, цепляясь друг за друга, вызывали к жизни себе подобные.

Все «языковые» экзамены Алёна провалила. Имея таких родителей, экзаменаторы не могли поставить ей удовлетворительную оценку. В конечном итоге, у Лены начали случаться нервные и сердечные припадки при одном упоминании об экзаменах. Всякий раз после них то папа, то мама зарабатывали инфаркты. Лена перестала пытаться пройти тестирование на эстонскость.
И гордо заявила своим русским и эстонским друзьям:

Я – Русская!


Отступление о безысходности (Рассказ Володи)
«Даже собакам стало тошно существовать»

Заболел Тюня – геморрой. Слабые мышцы не сдержали напора внутренностей и разошлись. Под хвостом незаживающая кровоточащая ранка. Его это раздражает. Из квартиры выходит осторожно, принюхиваясь и прослушав все этажи. Стал задира, несмотря на природное благодушие. Появились и закадычные враги. С особым удовольствием начал он драться с Эрделем, породистым псом, фактически имеющим один профиль. Я удерживаю Тюню за поводок, не позволяя Эрделю вцепиться в тюнин загривок, в то время как его хозяин оттягивает разъярённого пса за хвост. (Судьба у Эрделя неприглядная – хозяевам стало его тяжело прокармливать – укол. Жаль, красивый пёс, хоть и враг, хоть и морда кирпичом, но жаль). Ещё одна драка. На этот раз с ротвейлером, пожелавшем проучить нас, как нежелательных персон у своего дома. Тюнька защищал меня, хотя у него и отнялись задние ноги, я защищал его настолько активно, что подбежавший с запозданием хозяин собаки с удивлением убедился, что ни я, ни мой пёс не покусаны и не разорваны. Людишки на остановке автобуса шарахнулись по сторонам, так и не разобравшись в свалке, кто кого съел. После этого Тюнька стал, как видимо, излучать какие-то флюиды, так что все маленькие собачонки стали обходить его далеко стороной, а возможно собачий телеграф сказал своё слово. Один из проживавших в нашем доме пёсиков предпочёл укрываться на руках хозяйки. За что Тюнька его возненавидел, посчитав его на положении кота. Кстати, с котами у него постоянный мир. Тюнька котов игнорирует и «за людей не считает» – коты, а их за десяток лет сменилось уже не одно поколение, как видно считают его «своим» и не убегают. Под облюбованным котами деревцем другой раз дремлет кот. Тюнька, как бы не замечая его, поднимает ногу. Окроплённый кот продолжает греться на солнышке, считая «чего в жизни не бывает» (c’est la vie, как говорят Французы).»


Глава одиннадцатая Любящая дочь

Из письма Люси

У меня была операция, удалили камень маленький, который стоял в протоке. Я её хорошо перенесла. Алёна была всё время рядом. Она увезла меня в операционную, и она же привезла меня в палату из реанимации.

Из письма Володи (после смерти жены)

О нашей жизни можно сказать так – не хуже, чем у других. Алёна работает, устаёт, спит 5-6 часов в сутки. Отсыпается в нерабочие дни… День заполнен житейскими заботами. С утра стараюсь не «возникать» на кухне и коридоре, пока не уйдёт на работу Алёна: «Ты мне мешаешь…»
Алёна ругается: мог бы погулять.
Алёна ест мало и не привередлива, но постоянно недовольна найденным мной рецептом борща, который я готовлю на неделю.
Алёна «чудит» и обижается, что я не хочу переходить на предлагаемое ей меню…
По вечерам – телевизор. В моём распоряжении время новостей. Алёна приватизировала время трансляции «мыльных опер» американо-мексиканского происхождения. Иногда играем в царскую игру «трик-трак» … Иногда встречаюсь со знакомыми и подружками Люси. Алёна подначивает: «не перепутай время свиданий, а то придут сразу две» …


Из письма Лены

Февраль 1992 г. У папы с сердцем сильные нелады. Неделю он пролежал в реанимации и две недели в кардиологии. Теперь он будет на больничном несколько недель дома.

Из письма Володи, декабрь 1992 г.

Алёна домой не ходила, ночами спала на соседней койке.

Подруга Лены (Таллин)

Одноклассники, окончившие «английскую» школу, регулярно встречаются в Таллине. Лена, узнав об очередной встрече, захотела присоединиться к нам. Она чудесно выглядела: весёлая, румянец на щеках, глаза искрятся радостью. Посидели мы немножко в кафе, поговорили. Она рассказала немного о своей жизни: как умерла мама, как слег папа. И – ни слова о том, как ей тяжело все переносить и ухаживать за лежачим папой. Такой я видела Лену в последний раз.


Последнее письмо Володи в Париж, декабрь 1995 г.

«Живём по-прежнему, медленно, со скрипом, входим в новую колею. Многие, ранее мною не затрагиваемые вопросы с Алёной обговорены и до некоторой степени введены в меридиан. (Видимо, речь идёт о «раскрытии тайны» об удочерении). Живём согласно и по обстоятельствам неплохо.
Я минимум раз в неделю езжу на Лийва (на могилу) к Люсе.
Подал заявление на получение «видов на жительство», а Алёне и «вида на работу» – всё должно решиться к августу 1996 года.
Алёна стала владельцем недвижимости. Документы, которые когда-то были поданы на приватизацию на моё имя, я переоформил. Теперь веду себя в семье паинькой, а то хозяйке может что-нибудь и не понравиться (шутка).»

Отступление трагически-юмористическое

«Рассказ Володи о последствиях неудач Алёны с эстонским языком и о её дочерней верности»

С осени и к середине зимы мне стало всё тяжелее ходить, особенно по утрам на работу. Стал пользоваться автобусом. Тяжело дышать. В конце февраля Алёна заставила меня пойти к врачу. Тот хмурился, выстукивал, прослушивал, использовал против меня целый ряд аппаратов и приказал собрать кучку анализов. И вот у меня «с переляку» (как говорят хохля из «ближнего зарубежья». Для питерцев это выражение, прочно укоренившееся у нас, возможно, звучит дико) через неделю случился инфаркт.
Утречком, часов в пять, стало не хватать воздуха. Появилась, вроде бы, изжога. Протерпел до семи. Алёна встала на работу, и мне надо было тоже вставать. Чувствую, что до работы не доберусь. Алёна сделала мне обезболивающий укол. Вызвали врача, сняли кардиограмму, определили – инфаркт. Я все это слышал, но мне было безразлично. Хотелось спать. Пришла скорая, с нарушением каких-то правил, отвезла в больницу к Алёне. Ранее смотревший меня врач фыркнул в усы, пробормотал нечто нецензурное губами. После чего начался процесс моего «обольничивания». Раздели меня и снова одели во что-то временное. Усадили на кресло, как китайского богдыхана, осторожненько по коридорчику подвезли и вкатили в шкатулочку лифта, вознесли на положенный этаж и доставили прямо к постельке, «Пожалуйте-с, Владилен Павлович, болейте-с на здоровье». Навалились на меня со всех сторон: кто бумагу пишет, кто градусник под мышку тычет… Подъезжают на тележке и начинают выкачивать кровь, и по капельке, и этак-вот, цепочкой, по пробиркам и стёклышкам. Чтобы мне не было обидно кровь терять, воткнули толстую иголку и по капельке начали вливать в меня водичку, убеждая, что тут и лекарство есть.
Хлопоты первого больничного дня закончились тем, что я начал воспринимать всё происходящее со мной со стороны. Алёнины подружки наладили почасовое игло-шприце укалывание. Через короткий срок моё «казённое место» стало мне казаться хвостом дикобраза, лишённого игл. Алёна сделала на нём йодистую решётку для облегчения моих страданий. Уколы продолжались и по ночам, почти в темноте. Я подозреваю, что мой зад начал светиться. Когда меня перевели из реанимации, терапевтические сёстры схватились за голову, не зная, в какое свободное место колоть. Я самоотверженно, идя им на встречу, заявил: «Колите в срелину».
Первый большой обход в реанимации стал местом презентации меня. Я возлежал, ко мне подходили, меня представляли как отца Алёны, как больного, как инфарктника и вообще, как новый экспонат. Мне же сообщили сведения, кто и как будет заниматься моей дальнейшей судьбой. Охарактеризовали и моих соседей. Прямо передо мной (то есть где-то в ногах) лежали «потрошёные», они ничего не понимали, они отходили от наркоза. «Отойти на тот свет» им мешали несколько сестёр, которые обрабатывали и меня. Справа, у окна, отделённая занавеской, лежала какая-то гинекологическая больная с тампонами, как я расслышал, дренажем и, как оказалось, с женским любопытством, ухитрившись приподняв занавес, показать свою мертвенно-фисташковую физиономию.
В терапии, занимая отдельную палату, я наблюдал за парой «скорпионов», парой таких же, как и я хрычей, правда, годами моложе меня. «Скорпионами» их прозвали, и не даром, сестры. Они изводили не только их, но и друг друга. Если одному не хватало воздуха, то второй приглашал «кореша» и, используя пламя спичек, они искали малейшие щёлки, затыкали их, говоря, что боятся сквозняков. Ко мне приставал, сплю ли я по ночам, и если сплю, то почему? Вот такие бывают соседи в больницах.
Как-то мой лечащий врач привёл небольшого ростика, одетую в спортивный костюм, девчушку, объявив, что она будет готовить меня к «ходьбе». Звали её Маша. Посмотрев на меня подозрительно, она потребовала, чтобы я под её наблюдением пошевелил пальцами рук и пальцы ног попробовал сжать «в кулак». Потом, снова внимательно посмотрев на меня, пообещала принести палку. Подумав немного над формой изложения, она сменила формулировку – палка нужна для физзарядки. Общий язык мы нашли чуть позже, когда она меня водила под руку по коридору, что было необходимо по плану лечения, так как у меня фактически подкашивались ноги. Я попросил её придать этой процедуре несколько интимный характер «перед вон теми старыми хрычами», имея в виду «скорпионов». Не желая меня огорчать, она изобразила «интимность», но явно дала понять, что я такой же «старый хрыч» как и они. Маша оказалась хорошей дивчиной.
Время шло. На улице запахло весной. Палата залита солнечным светом. Солнечный свет в нашей Балтии бывает очень дефицитной вещью. Я наслаждался светом и не подозревал, что в его сиянии приближается ускорение моего выхода из больницы. Так вот, в солнечном сиянии дня появляется в моей плате нечто очень голубое, с золотом пышных волос, плотной комплекции и достаточно высоко стоящее надо мной. Осмотревшись внимательно, существо, назвавшись старшей сестрой, только что закончившей работу в столице соседнего северного государства, объявила, что будет работать так, как работают там, а посему мне предстоит помывка в душе. Придя к такому выводу, она, засучив рукава своего голубого костюмчика, хлопнула себя по бёдрам и упёрла руки на поясе… Тут я почувствовал себя настолько несчастным, вспомнив сразу про хвост дикобраза, о том, что в паху у меня сплошной кровоподтёк, что я и ходить то не умею. Вспомнив ещё, что финские бани совместные, и представив себя в руках этого сверкающего в голубом существа, меня чуть снова не прихватило. Кое как я отвертелся от представляемой услуги. Пришедшая к вечеру жена загорелась идеей помывки, отвезла меня и прополоскала в душе.
Два дня спустя, с гнущимися ногами и одышкой, я был выписан, и поддерживаемый Алёной, на такси доставлен домой.

Глава двенадцатая Жизнь Лены как фотография, которую рассматривают внимательно, постепенно убирая излишние, побочные детали, оставляя в перспективе светлое изображение, … только в её случае светлое всё сужалось и сужалось…  – Лучшая подруга Лены со школьной скамьи (Таллин)


Троюродная сестра (Санкт-Петербург)

Алёна приезжала в Санкт-Петербург и после провозглашения независимости Эстонии, приходила в гости к моим родителям, а также бывала и у меня в гостях. Встречи проходили в задушевной обстановке; мы подолгу засиживались, ведя сокровенные разговоры.
В последние годы она отказывалась приезжать в гости. Мы догадывались, почему – сами такие, из одного теста выпечены – без подарков появляться нельзя. Со временем на их покупку денег не стало, а смастерить что-либо и преподнести самоделку Алёна не умела.

Лучшая подруга Лены со школьной скамьи (Таллин)

Лена – верная подруга. Она ни разу, за долгие годы дружбы не подвела, не предала, не обидела. А ведь много бывает приятелей и подруг, которые не проходят проверку временем. У каждого бывают разочарования, потери, предательства. И у Лены были… и не раз.

Лена очень обиделась на подругу своей мамы – журналистку – после того, как та посоветовала поместить папу в дом престарелых. Для Лены папа был настолько важен и любим, что сама мысль была для неё невыносима. Когда же эта журналистка высказала предположение о якобы материальной заинтересованности Лены в уходе за парализованным отцом, инвалидом второй степени, она просто перестала с ней общаться.

Лена несколько лет работала медсестрой в зубоврачебном кабинете. Открыла его женщина-врач, недавно переехавшая в Эстонию. Они быстро сдружились, Лена стала первой эстонской подружкой этого врача и первое время помогала ей советом. Но через пару лет, подружка (коллега и начальница) обжилась и с улучшением материального положения стала смотреть на Лену сверху вниз. Лена с обидой рассказывала, как однажды она пришла на работу в свой выходной день лишь для того, чтобы поздравить врача с днём рождения. Пришла, как это было положено в её семье, с подарком. «Недавняя подружка» вышла в приёмную и при пациентах, принимая подарок, пренебрежительно сказала: «Что, разбогатела?..»

Сестра Володи (Париж)

Наложить запрет на подарки от обедневших в двухтысячные годы родственников не удавалось. В свой последний приезд в Петербург, на празднование 80 годовщины своего дяди, безработная, как выяснилось теперь, живущая без гроша за душой, Алёна привезла таллинские гостинцы и янтарную брошь, по-видимому, задолжав денег у друзей.

При этом, всю свою взрослую жизнь, Алёна никогда ничего не просила и никогда не жаловалась на материальное неблагополучие.


Безработица

Лена теряла работу трижды.
Первый раз, из Портовой больницы Лена была уволена из-за незнания профессиональной лексики на эстонском языке, соответствовавшей её категории занятости.

Второй раз Лена потеряла работу в аптеке. Она никому не рассказала о том, что случилось. Можно предположить – произошёл конфликт с владельцем.

Врач, с которым работала Лена в зубном кабинете, говорила, что Лена не считалась с ней. Разногласия, якобы касались отпуска, графика работы и т. д.
Лена сама рассказала, как при какой-то очередной проблеме она «взорвалась и высказала все, что было на душе». После этого совместная работа была невозможна.

Было ли увольнение связано с экономической ситуацией зубного кабинета? Сначала, после ухода с работы Лены, врач работала без ассистента, и это, конечно, было экономически выгодно. Но потом пациентов стало побольше и была нанята ассистентка, работавшая с двумя врачами одновременно.
Как получилось в точности это третье и последнее увольнение – сказать невозможно. Подруги не хотели мучить Лену вопросами, зная, как тяжело ей переносить всякие расспросы о работе, вернее о её отсутствии.

Факт – после этого никаких источников дохода у Лены не осталось.


Лена – апатрид
 
Финансово и морально жизнь становилась тяжелее и тяжелее после того, как Лена теряла работу.
Примерно лет пять спустя, после смерти папы (около 2003 г.), Лена приехала из Таллина на автобусе в Питер уже по «нансеновскому» паспорту негражданина Эстонии. Подруга встречала её на машине, но запоздала. Когда машина подъезжала к вокзалу, она увидела, как Лена перешла через дорогу со своим чемоданчиком и встала у деревца, совершенно потерянная.
– Ты что? Поедем домой…
Лена улыбнулась, и видно было, что у неё отлегло от сердца…

Семья подруги немного помогала Лене в плане денег. По договорённости Лена оплачивала дорогу на автобусе, а всё остальное питерцы брали на себя. Потом друзья-питерцы стали пенсионерами и всё… чем могли они ей помочь?.. «В 90-ые годы было тяжело жить по обе стороны границы. Сами мы больше в Таллин не ездили», – рассказывает подруга семьи Коноваловых.


Троюродная сестра (Санкт-Петербург)

Плотные отношения между мной и Алёной, прерванные после распада Советского Союза, возобновились, когда мы с мужем стали ездить в Эстонию консультировать по вопросам реставрации и реконструкции Замка Фалль в Кейла-Йоа.
Мы встречались почти в каждый наш приезд в Таллин. Помню, как мы сидели в кафе ТЦ «Кристина» и отмечали 50-летие Алёны.
К себе домой сестра не приглашала, меня эта странность не беспокоила, мы хорошо проводили время и вне её дома. А уж когда друзья Алёны установили на её компьютер Skype, то наше общение стало регулярным. Я очень благодарна сестре за психологическую и информационную поддержку в уходе за моей тяжелобольной мамой. Я настолько привыкла к этому общению, что во время сборов на похороны Алёны у меня в голове все время возникала настойчивая мысль позвонить сестре и посоветоваться, как лучше сделать.

В день прощания с Алёной Таллин в одночасье превратился в чужой и безжизненный. Видимо, должно пройти время, чтобы вернуться в город, полюбившийся благодаря Алёне, но уже существующий без Алёны.

Непредусмотрительность или своенравие

В определенный момент жизни, примерно за пять лет до её смерти, Лену разыскали по Интернету двоюродные сестры её отца Володи. Они жили в Ярославле, и были племянницами его рано умершей матери. Жили сестры вместе, стали старенькими и больными. Узнав, что Лена – безработная медсестра и одинокая, решили переманить её в Ярославль, обещая завещать ей свою квартиру.
Лене очень хотелось побывать на родине папы, но покидать родную Эстонию надолго она не собиралась.
После многочисленных переговоров по телефону поездка в Ярославль состоялась. Одна из сестёр к этому моменту, правда, уже умерла.
Лена предложила подруге поехать вместе с ней, и та с удовольствием согласилась. Сразу было решено остановиться в гостинице, чтобы не зависеть от тётушки.
«Если вспомнить саму поездку, то мы провели время замечательно, было интересно посмотреть на российскую жизнь, полюбоваться на природу – Волга, огромные российские просторы, все впечатлило и запомнилось», – рассказывает подруга.

Лена на «квартиру в наследство» смотрела трезво, взвешивая свои возможности и оберегая свой покой. Тёткина квартира требовала от Лены зависимости, тётя хотела благодарности, например, материальной.
И ещё, тётя не оказалась дамой «приятной во всех отношениях». Она встретила Лену буквально следующими словами: «Ну что, явилась?». Была надменна. В разговоре об отце Лены проскользнуло что-то, не слишком уважительное. Тётя ругала Лену как девчонку, за то, что она мало времени уделяет ей… кончилось тем, что Лена не хотела больше и слышать об этой тётушке. Подруга пыталась её успокоить, советовала не принимать решение сгоряча. Переступив через свои чувства, Лена ещё пару раз заходила к тётке, пока срок пребывания в Ярославле не истёк. Но решение было принято сразу: Лена отказалась от условий, выставленных этой тётушкой, преградив этим себе «дорогу в Россию». И потом, каждый раз при разговоре с тёткой по телефону, Лена просила оставить квартиру тому, кто согласится реально оказывать помощь ей, живя рядом.

Во-первых, Лена не терпела, что бы с ней так бестактно обращались, и во-вторых, она не любила напрягаться, если только это не касалось родных ей людей. Она как-то организовывала свою жизнь без лишних напряжений. Впрочем, после смерти мамы, а потом и отца, она ни за кого больше не была в ответе.

 
Отступление о перипетиях в общении с соседями

«Товарищество собственников жилья»

В этом параграфе изложен рассказ Алёны о её мытарствах в качестве председателя «товарищества» в Таллине. Аналогичные истории взаимоотношений с соседями – собственниками жилья описаны социологами многих стран, например, французскими.

Все жители дома постепенно стали собственниками своих квартир, и всем захотелось как можно скорее превратить дом во дворец, а двор – в сад. Собрались во дворе, вытащили столы и стулья, перезнакомились и, по указанию «нового правительства Эстонской Республики», оформили «Товарищество собственников жилья». С радости выпили и закусили. Потом, согласно инструкции, выбрали Совет товарищества из 5 человек и председателя этого Совета. Председателем стала Алёна.
Хозяйской рукой, на собрании Совета Алёна сделала ряд предложений по благоустройству, по порядку проведения работ и по набору подрядчиков для их осуществления. Её речь была убедительной и поэтому намётки плана казались реалистичными и воодушевили Совет, а затем общее собрание собственников подписалось под распечатанной программой действий. Среди прочего предусматривалось произвести капитальный ремонт фасада здания, и не откладывая в долгий ящик, начали делать отчисления в «копилку» на эти нужды. Решили также облагородить подъезды и лестницы. Работы оплатили и реализовали в течение года: покраска дверей, ковровая дорожка и другие, более мелкие нововведения. Жить стало гораздо веселее. Почти все благодарили Алёну за инициативность.
Серьёзнейшие разногласия между соседями выявились, когда пришло время ремонтировать фасад. То ли Алёна допустила оплошность, то ли строительная компания взяла на себя смелость значительно усовершенствовать проект, а именно переоборудовала балконы, устроила на каждом из них по цветнику, и превысила, естественно, запланированную стоимость ремонта. Покрывать излишние расходы члены товарищества наотрез отказались – у людей к тому времени не было средств на такие красоты. Доходы семей в Эстонии, и в данном доме, сократились, а цены на товары – взлетели, – государство не субсидировало, как прежде, жилищно-коммунальные работы. Алёна и сама попала под бич неуплаты, запуталась в своих оправданиях, но гордо не извинялась – не в её характере признавать свои оплошности. Её лишили председательского поста, её ругали, грозили расплатой, не хотели с ней общаться. Не все жильцы и не все в одинаковой степени ополчились, но рана была нанесена глубокая.
Десяток лет спустя, когда Алёна оказалась без работы и без пособий, не имея сил и здоровья для преодоления нищенского положения какими-либо решительными действиями, именно невозможность покрыть задолженности за коммунальные услуги, привела её к трагическому концу. Соседи не пришли ней на помощь.


Историческое отступление

«Бронзовая ночь в Таллине»

Русские семьи зачастую плохо знают обычаи и культуру Эстонии, не разделяют менталитет населения страны. И на жизненном пути Лены существовал непреодолимый водораздел между Русскими и Эстонцами. Особенно это проявилось после рокового события – «Бронзовой ночи в Таллине».

Межнациональные розни в Эстонии начали накаляться задолго до этой ночи. Уже в конце восьмидесятых годов происходила латентная, так называемая «поющая революция», а именно, регулярно организовывались сходы людей со своими патриотическими песнями, осуждавшими присоединение Прибалтийских стран к Советским республикам в 1940 году. Параллельно с этим, каждый год 9 мая, в Эстонии, как и в большинстве стран Европы, праздновался день победы над фашистской Германией. В Таллине, в этот день люди приходили к памятнику воину-освободителю города от немецко-фашистских захватчиков, установленному центре города. Это были в основном русские люди. Приходили они семьями, с детьми, молодые и ветераны войны. Они шли возложить цветы у подножья монумента. Там же устраивался настоящий народный праздник: играли на гармошке, пели, танцевали. Было трогательно и сердечно, до слёз.

Лена со своими родителями обычно были среди гуляющих и радовались со всеми.

В девяностые годы, после провозглашения независимости Эстонии, националистские настроения переросли в ненависть ко всему советскому. Майские празднования с демонстрациями и чествованиями оставшихся в живых ветеранов бесили Эстонцев. Статую солдата-освободителя оскверняли, обливали краской, вечный огонь перед ней – тушили, шли разговоры о необходимости разрушить монумент. В символическую защиту «Бронзового солдата» был организован комитет – «Ночной дозор».

У памятника дежурили добровольцы, среди них была и Лена.

В апреле 2006 года взаимная неприязнь и озлобленность переросли в открытый конфликт. Памятник обнесли забором.

Лена решила съездить и сфотографировать его перед уничтожением или перенесением. Она приехала и поднялась на террасу ближнего к памятнику здания. Оттуда было видно всё, что происходит на площади. Рядом находился фотограф Эстонец, который всех и каждого участника в отдельности фотографировал для, как выяснилось позже, полиции. Вскоре полицейские кордоны перестали пускать людей на площадь. Привезли водомёт. Протестующих стали вытеснять. Лена оказалась между спецназовцами и толпой Русских, которых толкали и в конечном итоге загнали на одну из улиц. В ответ – там начались погромы. Над головой кружили вертолёты, водомёт сметал людей, творилось что-то невероятное. Лена оказалась в толпе оттесняемых. Ей стало плохо, и она потеряла сознание. Вызвали скорую помощь, и она вывезла её из страшной заварушки. Люди вокруг думали, что она была ранена. Возмущение толпы действиями полиции приумножилось.


Лена очень и очень переживала после произошедших столкновений. Приятели Эстонцы – убедительно попросили её не упоминать в разговорах о случившемся в эту «Бронзовую ночь», настолько психологически сложно было всем в Таллине приходить в себя после пережитого на площади, и после враждебных взглядов сослуживцев друг на друга в последующие за этим дни.


Отступление «Вероятный диалог»

В больнице, где работала медсестрой Лена, после «Бронзовой ночи»:

Коллега показывает Лене статью в газете о «предателях Эстонии» с именами участников митинга у «Бронзового солдата».
– Почему ты мне это показываешь?
Боже, начинается, думает коллега:
– Потому что я хотела показать написанное черным по белому, ты должна перестать заниматься вещами, не касающимися тебя. Готовится охота на ведьм… медсёстры не занимаются политикой…
– Занимайся своими делами! Если я занимаюсь политикой, как ты говоришь, я просто выставлю тебя отсюда, немедленно!
– Медсестра не должна заниматься политикой… Пойми, ты роешь себе могилу!
– Ты хочешь сказать, что я занимаюсь политикой, которая тебе не по вкусу, грязная фашистка!
– Коммунистка, предательница Родины! – кричит в ответ коллега…

На улице Лене стыдно смотреть на прохожих: они все, конечно, поверили написанному в газете о «врагах народа».

А нам трудно удержать слезы жалости по отношению к Лене, родившейся и выросшей в Эстонии и вынужденной защищаться от Неё, заявляя:
 
Я – Русская!

Пишутся анонимные письма. Происходит это так: Некто – носитель ненависти – садится в кафе, открывает форточку, чтобы не задохнуться от ярости, и пишет анонимку. Техника такова: начинается обычно с 2-3 фраз восхваления, а потом следуют «помои»:
– международная проститутка
– когда мы наконец избавимся от таких грязных тварей без знаний и без совести …
В таких записках обращает на себя внимание бессильная ярость, которая может дорасти до сумасшествия.

Депрессия

Подруга детства (Украина)

Однажды, при очередной «скайповой» связи с Леной, она мне сказала, что купила последнюю пачку сигарет…, – дальше денег на них у неё не будет…

Лучшая подруга Лены (Таллин)

Однажды я увидела объявление в газете, где призывали русскоговорящих людей, давно потерявших работу, записаться в группу психологической поддержки. Там предлагали помочь советом. Кроме того, на собрания группы приглашались работодатели от разных ведомств.
Фирма, организующая занятия, получила европейские деньги на эти мероприятия, поэтому все было бесплатно для русскоговорящих участников. Занятия проходили два раза в неделю. Предполагалось «приучить» людей, давно не работавших, к определённому режиму жизни, к возможным столкновениям с сослуживцами.

Лена была категорически против такого мероприятия.

Я сама её записала, пыталась уговорить пойти хоть один раз. Нет и нет. Я позвонила организатору стажа и попросила поддержки в привлечении Лены. После их переговоров по телефону, казалось, что Лена согласилась. Но она всё равно не пошла на занятия.
Когда я её спрашивала:
– Почему?
– Ты не можешь меня понять, – отвечала она.
Это было депрессивное состояние… Очень жаль, очень жаль…

Лена могла получить инвалидность по зрению. Это мог быть стабильный источник дохода, можно было получать маленькую, но всё же сумму денег…  Друзья уговаривали заняться оформлением инвалидности…
И опять она говорила:
– Нет.
– Почему?
– Ты не можешь меня понять, – отвечала она своей лучшей подруге.

 Я не могла и сейчас не могу понять: тут вопрос уже стоял о выживании…

Троюродная сестра (Санкт-Петербург), июль 2018

Корю себя, что не разглядела за внешней бравадой признаков проблем, нездоровья и апатии, что не предложила реальную помощь. Конечно, я интересовалась здоровьем Алёны, звала в гости в Санкт-Петербург, заманивая походом в БДТ на её любимых Олега Басилашвили и Алису Фрейндлих, дарила подарочки. Но это было издевательством на фоне её полного безденежья, о котором я не догадывалась. Каким образом Алёна выживала, я не знаю.
Но она умела держать лицо!


Отступление «Последняя встреча в Питере»

Сестра Володи

В феврале 2016 года оставшиеся в живых друзья брата Володи решили собраться вместе на его 80-летие. Для празднования был снят большой дом в Павловске, в непосредственной близости от Дворца. Все очень надеялись насладиться природой, снежными пейзажами, лыжными и пешими прогулками. Алёну было очень тяжело уговорить приехать на торжество из Таллина. Отговаривалась она и состоянием здоровья, и занятостью, и невозможностью пропустить свидания на бирже труда. Наконец, сдалась и приехала, но уже после самого торжества. Погода, к сожалению, не задалась: сырость, слякоть, лужи, в парк было не войти – все дороги и аллеи превратились в каток, покрытый толстым слоем воды.
Алёна приехала ночным автобусом на Балтийский вокзал, сама перебралась на Витебский и доехала до Павловска. Договорённость была, что кто-нибудь встретит её на вокзале. В темень мы с братом – старички – остерегались выходить из дома. Но делать нечего, поплелись по глубоким лужам и скользким дорогам. Встретили запоздалую гостью, но возвращаться были вынуждены на такси – Алёна отказалась пройти к дому по столь пересечённой местности.

Вспомнились слова из письма мамы Люси, 1991 года:

«Нашу Лену все любят и привечают. Везде её встречают и провожают на машине. Например, недавно в Таллине Вадим Петрович – учёный онколог-радиолог, с которым мы дружим 30 лет, ездил за ней на вокзал.»

В большом доме, с десятком комнат с отдельными удобствами практически в каждой из них, Алёну не удовлетворила та, которую отвели ей. Пришлось двоюродному брату из-за такой причуды предоставить свою комнату, которая была с балконом, чтобы она могла покурить.
По утрам Алёна привыкла пить кофе со сливками. Кофе был в доме, как и множество всяких продуктов, фруктов и других яств, оставшихся от шикарного праздничного стола, доставленного из питерского ресторана, но не было сливок. Пришлось, нам – дядюшке и тётушке, поддерживая друг-дружку, чтобы не свалиться на скользких дорогах, «поплыть» до ближайшего магазина за сливками.

Спрашивается, почему мы её «ублажали»? Почему Алёна в нашем узком семейном кругу, куда мы с большим трудом собрались из разных концов Европы, откровенно капризничала?
Не знаю. Не могу ответить себе на этот вопрос. И ведь мы даже не раздосадовались. Более того, дядюшка, похоже, за несколько дней, проведённых вместе в Павловске, наконец узнал и полюбил свою Эстонскую племянницу. А ей – Русской Коноваловой из Таллина – вероятно, жизненно необходимы были доказательства нашей семейной любви.

В Пушкинском парке Алёна сделала несколько пронзительных чёрно-белых снимков садово-паркового ансамбля. В изяществе неповторимых заснеженных пейзажей в стиле русского классицизма таится щемящее чувство единства тоски и безысходности.


Парижское отступление «Моя Эйфелева куколка»

Вторая поездка Алёны в Париж была связана с её 50-летием. Был месяц октябрь.

Сестра Володи (Париж)

Жила я в это время на улице Фаворитов в самом Париже, и избежать прогулок по городу Алёна не могла. Полюбился ей Османовский Париж 19-го века, названный так по имени префекта барона Haussmann, по велению которого город был в значительной степени перестроен. Были проложены широкие бульвары и улицы, площади с расходящимися проспектами, разбиты сады и парки, построены церкви, Оперный театр Гарнье, появились Булонский и Венсенский леса. Частные здания вдоль бульваров с этой эпохи украшены балконами с ажурными чугунными решётками. Вот такие балконы и приковали взгляд Алёны. Она могла часами рассматривать разнообразные изысканные орнаменты, прогуливаясь по тротуарам, засаженным платанами. Ещё ей хотелось проверить моё утверждение о том, что никто на балконы не выходит, что они являются лишь украшением домов со стороны улиц и интерьеров самих квартир изнутри. Кажется, она сумела насчитать несколько случаев, когда на балконах оказывались люди.

День её юбилея был дождливый и холодный. По намеченному плану мы всё же поехали кататься на прогулочном катере по Сене и поужинали затем в традиционном, для торжественных случаев в нашей семье, ресторане Ля Куполь, на бульваре Монпарнас. В этот день Алёна сделала несколько замечательных фотографий Парижа. Думаю, её друзья видели их, а значит и видели Париж Лениными глазами.

Ещё с первого посещения Франции Алёна мечтала, именно мечтала, подняться на Эйфелеву башню. Я всячески отговаривала от этого избитого миллионами туристов преклонения перед «Куколкой», как башню называла Алёна, во всяком случае, я наотрез отказалась сопровождать её при этом восхождении (вернее, трёхступенчатом взлёте на лифте). Накануне своего возвращения домой, в Таллин, Алёна уговорила меня проводить её до подножья башни и постоять с ней в очереди за билетами. Вечер был холодный, ветреный, дождливый. Было так зябко, что я не выдержала и оставила её одну в длиннющей очереди, подробно объяснив, как добраться до дома после экскурсии. В догонку, племянница мне сказала: «Я без тебя пропаду, так и знай…».

Я ждала возвращения Алёны часа через два. Она не пришла. Подождала ещё час, опять её нет. Мой мобильник действовал только на территории Франции и связаться с Алёной по телефону не удавалось – звонить на её мобильник было необходимо через Россию или через Эстонию. Время тянулось, в голову лезли всякие тревожные мысли. Пришла одна и практическая мыслишка: написать электронное послание племяннику в Питер, попросить его позвонить оттуда на Эйфелеву башню Алёне и узнать «жива ли она…». А башня то в полукилометре от дома … Сработало. Созвонились. Восторженная Алёна успела к тому времени обойти все закоулочки на двух уровнях своей «Куколки» и ей предстояло ещё добраться до самой вершины…

Это было Алёнино пятидесятилетие…