Я сама

    Однажды...
    Как много рассказов и прочих  повествований начинается с этого слова.
И этот мой – не исключение. Потому что это было однажды и было один раз.
   
    Обычным делом как-то летел я с работы на велосипеде, заныривая между припаркованных машин и облетая зависающих прохожих, смело шагающих на красный и не принимающих велосипед, как серьёзный вид транспорта.
    Ну да ладно. Здоровье – удел каждого лично. Тяжело же объяснить ногоходам, что хрустиками их назвали вовсе не ради забавного словца, а по результатам стыковки с двухколёсными, которая не являются ни мягкой, ни приятной. Физика-то здесь проста: например, мои девяносто килограммов, с велосипедом в тринадцать кило, да на скорости в четверть сотни километров – и руки-ноги нерадивым пешеходам при столкновении ломает только так. Я-то в шлеме и в экипировке… А они зевают и на расслабленных шарнирах ковыляются, наивно полагая, что у них семь жизней и с десяток аптечек моргает в углу экрана для восстановления здоровья!
    Только моё шестое чувство и спасало нерадивых от столкновений. Я успевал их объезжать и миновал неприятности, заранее предугадывая их необдуманные шаги.
   
    Погода стояла отличная. Велосипед шёл легко, накат идеальный: идёшь на скорости, и уже не хватает оборота педалей. Эх, ещё бы тройку передач…
   
    Я быстро подлетел к перекрёстку, где делаю поворот к дому, тормознул и остановился. Всё! Дорога с работы закончилась. Остался кусочек. Вроде и доехать секундное дело, да что-то ленивое во мне проснулось. Дай, думаю, пройдусь.
    Пути-то осталось метров триста: вдоль дома и по диагонали через молчаливый безымянный сквер. Да и погода – добрая, мягкая – зовёт не спешить с улицы в кубаторий железобетона.
   
    А здесь шумный перекрёсток. Машины, автобусы, троллейбусы. Прыгают через трамвайные пути, грохочут подвеской, вздыхают. Всё это жужжит, шевелится и дышит.
    Светофоры сменяют циклы. Люди  переходят, люди стоят, люди перебегают, создавая круговую волну вечного движения. И всё это живёт жизнью, обозначенной тремя цветами: стой, подумай, иди…
   
    Замечаю, на моей стороне стоит одинокая фигурка. Сгорбленная старушка. Опирается на трость, а в руке дрожит пустая сумка. Не пакет, не авоська, а сумка: чёрная в тёмно-зелёную клетку.
    Старушка опрятная, в белых кроссовках, сухонькая и прижатая жизнью к земле. Плотно скрюченная и очень медлительная. Поэтому она никак не успевала перейти дорогу. 
    Вроде, загорелся зелёный, люди пошли… А она пока сообразит, что можно выходить; пока начнёт движение… шаг сделает и отступает, понимая, что уже не успеет дойти до середины дороги, где трамвайная остановка… И от машин шарахается, как пугливая собачонка.
    И так один цикл, второй, третий. Стоит и не решается.

    Тут снова загорелся зелёный.
    Она, словно очнувшись, поспешила пойти. Быстро, как ей казалось, но очень медленно в настоящей реальности.    
    Она боязно переступила бордюр – словно перелезла через забор – и едва успела сделать несколько шагов, тут же заегозилась. И чуть не закружившись волчком, запаниковала и засеменила назад, к спасительному тротуару. Её напугал шипящий троллейбус, подъехавший к переходу и который остановился людей пропустить. А старушка уж и «добежать» успело обратно до тротуара.
    – Ну его нафиг, – буркнула она.
    Загорелся красный.
    «Надо помочь бабуле», – подумал я. Подошёл, встал рядышком.
    Здесь и народ собрался…

    Зелёный. Все побежали, а старушка опять застыла в нерешительности.
    – Барышня, – говорю ей, – Давайте-ка быстренько, пока зелёный…
    И подхватил её под руку. Бабуська только и успела снизу вверх на меня кинуть взгляд.
    – Да не успею я, милок…
    – Да бросьте, сейчас добежим. Где наши годы…
    Она встрепенулась. И давай шажочками мелко-мелко перебирать, поспешая… Я ее под ручку повёл, а другой рукой покатил рядом велосипед. 
    Моя ярко-жёлтая жилетка со светоотражателями прекрасно видна всем. Поэтому к концу половины дороги мы безопасно доходили уже под красный. Водители терпеливо ожидали, пропуская. А бабулька, довольная, хоть и кряхтя, но бодренько забралась на возвышение тротуара и тут же замерла, как вкопанная.
    – Не… Под трамвай я не полезу! – выдала она, остановившись перед рельсами.
   
    Трамвай громко щёлкнул стрелкой и прогрохотал мимо нас, оставляя за собой шлейф стучащего и уносящегося вдаль железа.
    Дорога свободна.  Можно перейти до второй половины.
    Но нет, старушка терпеливо ждёт зелёный свет. Собралась на мизерном кусочке островка – сама небольшая и сумка в клетку – а мне пришлось развернуть велосипед вдоль дороги. Ну что поделать… ждём.
   
    Снова загорелся зелёный, и мы двинулись преодолевать полосу препятствий из скользких рельс, вздыбившихся кусков асфальта и чахлых лужиц между всем этим.
    Бабулька, что есть её скорости, перекатывалась через пути, побеждая одну рельсину за другой. Я то и дело её подхватывал, ощущая неловкие «завалы» и чувствовал всю хрупкость её старины.
   
    К третьему красному мы преодолели четыре линии рельс и встали у последней черты. Машины шуршали мимо. А старушка, держась под руку, посмотрела на меня снизу и с неожиданной нежностью сказала:
    – Я за хлебушком иду… – и покачала сумкой, словно показывая мне, какая она молодец.
    – Я вот выйду вечерком и за хлебушком иду. Мне девочки его тёпленький дадут.
    И вправду, рядом мини-пекарня есть. Хлеб, батоны, пирожные, пироги разные – обычный ассортимент. Сами пекут, сами продают: поэтому выпечка у них всегда свежая. Утром – с пылу с жару, а вечером распродавали остатки уже со скидкой. Так вот девушки продавщицы бабуле хлебушек и отдавали. Подогреют буханочку и на здоровье. А старушка пару раз в неделю осмеливалась преодолевать полосу препятствий перекрёстка. За три приёма, как теперь стало понятно.
    А вот, сколько при этом она зелёных пропускала, прежде чем решится успеть, только ей и известно.
   
    Старушка, словно хвастаясь, опять посмотрела на меня снизу и сказала:
    – Я сама за хлебушком хожу…
    И до того глубоко прозвучало её тонкое «за хлебушком» с едва уловимым акцентом на слове «сама», что у меня едва слёзы на глаза не навернулись… Еле-еле, тяжело и медленно, но в любую погоду она собиралась с силами, брала сумку и выходила на улицу, совершая маленькую победу –  сама ходила за хлебушком.
    А сколько трепета к обычной для нас буханке чёрного прозвучало в её восхищении! Видимо, такое тонкое благодарное уважение к хлебу только старушки из войны и могли пронести через всю свою жизнь.
   А она и дальше смотрит на меня, словно выпрашивая похвалы. Реально, как пятилетняя девчонка, что отважилась сама за хлебушком сходить и победить опасный, страааашный перекрёсток, пока мама отдыхает. И дома ей «спасибо» скажут, и по головке погладят: мол, какая ты у нас умница…
    Да только вот некому этой старушке «спасибо» сказать...
    А бабулька стоит, сумкой покачивает и ждёт. То-ли зелёного света, то-ли капельки внимания к её маленькой победе…
   
    Мы успешно прошли вторую часть дороги, и только на тротуаре я отпустил её. Бабулька расплылась в улыбке, глаза заблестели.
    – Ох, милок, спасибо тебе. Я так быстро давно не бегала…
    И в глазах её заиграл озорной блеск и благодарность за обычное внимание к ней.
    – Это Вам спасибо… – ответил я на её шутку, и пожелал здоровья, да вкусного свежего хлебушка… И покатил велосипед, топая в сторону дома.
    «Я сама»…
    Как просто найти в своей жизни десять минут свободного времени, чтобы кому-то помочь. Той же старушке помочь перейти дорогу за хлебушком, ради которого она готова хоть ползти по этому перекрёстку! Всего десять минут нашего времени – и другой человек счастлив.
    Удивительно! Добрые поступки так легко делать!

cyclofillydea 2018