Трудное счастье

День был нестерпимо жаркий. Солнце, воспользовалось полным отсутствием облаков, и вовсю включила свою жаровню, опрокинув её прямо над нашим дачным посёлком. Идти на речку не хотелось. Купаться, конечно, здорово, наслаждаясь прохладой быстро бегущей водной благодати, даже постоять по колено в воде, остывая и лениво наблюдая за суетливыми мальками, чудесно, но потом тащиться под палящими лучами домой и думать: «ну, какого чёрта, я выползла из под тенистой прохлады своего садика? Лучше бы просто окатила себя водой из шланга». Однако к вечеру огромная тяжелая туча подползла к разгулявшемуся светилу и, видимо из зависти показала, что и она что-то может. Кривые зигзаги молний летали к земле одна за другой, не давая темноте опуститься на замершие от страха сады и дачные домики. Гром грянул, оглушив всю округу. Это Громовержец  ударил своим посохом, показав притихшей природе, кто здесь главный, чья дань для неё важнее. Он обрушил потоки дождя, тут же затопил все ямки и овражки и пошёл в перепляс, пузырясь в лужах под ритмы ручейков и потоков.
     В такую непогодь мне всегда хочется забраться на диван, укутавшись в старенький шерстяной плед, включить стоящий рядом с изголовьем торшер и, наконец-то позабыв обо всех огородно-домашних делах, открыть книгу. Но только я устроилась на своём видавшем виды, скрипящем всеми пружинами диване, блаженно вытянула уставшую от борьбы с сорняками спину и открыла очередной детектив Устиновой, как потух свет.
- Чёрт, чёрт, чёрт! Ну, как всегда. Только гроза начинается, Горэнерго отрубает нам электричество то ли с целью экономии, то ли боясь, что наши старенькие, болтающиеся на ветру и искрящие провода могут наделать бед. Чтобы не являлось причиной, следствие малоприятное. Кряхтя и ругаясь, встаю, нашариваю спичечный коробок и зажигаю свечу. В этот момент в дверь забарабанили. Я аж подпрыгнула от неожиданности. «Почему сразу в дверь? Калитка разве не заперта? Видимо ветром раскрыло…». С бьющимся от страха сердцем иду открывать.
- Кто там?
- Люда, открой. Это Таня!
«Таня, Таня.… Какая Таня?» Я мысленно перебрала всех соседок на нашей дачной улице. «Была одна Таня. Скорее Татьяна Васильевна 75 лет от роду. Но это явно не она, голос молодой. Ладно, открываю».
Порывом ветра задуло свечу. Поэтому я не поняла, кто вошёл в сени и толчется у порога, мешая закрыть хлопнувшую от сильного порыва дверь.
- Да, проходите скорее!
Женщина прижалась к стене, пропуская меня.
- Не вижу ничего, хоть глаз коли!
Голос показался знакомым.
- Боже мой, Танька, это ты?
- Да я и говорю, что – я!
Опять нашариваю коробок, зажигаю свечку. У порога стоит моя подруга студенческих лет, соседка по общежитию, однокурсница Таня Найдёнова. Вода стекает с её волос, с одежды.
- Давай скидывай с себя всё. Я сейчас тебе халат принесу.
Таня разделась, и я только теперь обратила внимание на её большой живот.
- Вот рожать к тебе приехала. Примешь?
- Ну, о чём ты спрашиваешь? Конечно. Давай усаживайся к столу. Буду тебя кормить. А потом поболтаем.
- Люда, ты здесь одна? А где сынишка-то твой? Ещё в городе?
- Да нет. Я его к свекрови в Краснодарский край отправила. Целый месяц в море купаться будет.
- Значит, со свекровью ты поладила?
- Как только с мужем развелась, сына её – алкаша из нашей с Санькой жизни выкинула, так свекровь и внука признала и меня дочкой называет. К нам в гости приезжать стала и гостинцы с любой оказией шлёт. А теперь вот решила Саню на море вывезти. Свой отпуск на это тратит. А я непротив. Надеюсь, что море и солнышко ему на пользу пойдут. А то он всю зиму из одной простуды в другую кочевал. Ну, хватит обо мне. Ты о себе расскажи. Изменения, у тебя, видно, покруче, чем у меня.
И я кивнула в сторону её большого живота.
- Люда, давай я тебе завтра всё-всё расскажу, а то я так от тепла и еды разомлела, что веки не удержать – захлопываются.
Я постелила гостье на своей постели, а сама легла на диване. Сон не шёл. Воспоминания нахлынули с такой чёткостью, что все события многолетней давности поплыли в памяти, как  кадры документального кино.
     Я познакомилась с Таней при поступлении в мединститут. Как иногородний абитуриент я получила место в институтском общежитии. В комнате, в которую меня направила комендант, за столом, заваленом учебниками, сидела девушка. Она подняла голову, оторвалась от чтения и, приветливо кивнув, показала рукой на свободную кровать.
- Располагайся. Я – Таня. А тебя?
- Людмила.
- Люда, я сейчас за чайником сбегаю на кухню. Он там уже, наверно, закипел. Я как раз собиралась поужинать. Мы вместе чайку попьём и познакомимся.
Она поднялась, закинула руки за голову, длинно потянулась, хрустнув затекшими суставами и быстро вышла. Внешность ее, меня поразила какой-то нескладностью, как будто весь её облик сложили из черт, принадлежащих разным людям. Всё в ней было «очень». Очень худая, широкая в плечах, узкая в бёдрах. Длинные руки с крупными ладонями. Жидкие волосы какого-то неопределённо светлого цвета заплетены в две тоненькие косички, свисающие на торчащие лопатки. На таком же некрасивом лице выделялись крупные ярко-голубые глаза. Казалось, что они жили своей, отдельной от лица жизнью. В них отражались все эмоции, переживаемые Таней, искрились  смешинками. Казалось, что  весь окружающий мир доставляет ей радость и интерес.
           Пока я раскладывала свои вещи, Таня принесла чайник, убрала со стола книги, налила чай в стаканы. Потом вынула из тумбочки завёрнутую в газету булочку, разломила пополам и протянула мне.
- Извини, сахара нет. Со сладкой сдобой сойдёт.
Я вытащила из чемодана банку вишнёвого варенья, которую бабушка буквально силой заставила меня взять с собой. Таня аккуратно намазывала булку вареньем, откусывала по маленькому кусочку, чтобы растянуть удовольствие и при этом закрывала глаза. Казалось, что она сейчас мурлыкнет, как котёнок.
После чаепития мы засели за учебники – завтра первый экзамен.
      Вступительные экзамены позади. Мы обе студентки первого курса мединститута. Я поспешила домой, обрадовать родных своими успехами. А Таня устроилась на работу санитаркой в городскую больницу. Ехать ей было некуда, она воспитывалась в детском доме.
    
     Таня помнила своё детство лет с четырёх. Почему-то чаще всего ей вспоминалось байковое платьице ярко-жёлтое в мелкий красный цветочек. Оно было с кармашками, в которые можно было что-то положить. Она горько плакала, когда воспитательница её ругала, вытряхивая из карманов камешки и высыпая их в мусор. Ведь это были Танины сокровища, которые она выбирала из песка, тщательно мыла, а потом любовалась их разноцветием и гладкостью. Доставая из кармашка очередную находку, она сначала держала её в ладошке, согревая, а потом клала в рот, ощущая  языком гладкость камня. Ей нравилось закладывать его за щёку, перекатывать языком на другую сторону, слегка постукивая об зубы. Но воспитательница её не стала даже слушать.
- Что тебе игрушек мало что ли?
Игрушек действительно было много, которые всегда вечером убирали на полки, а утром можно было опять их брать для игры. Любимой игрушкой был пластмассовый розовый пупс. Она нянчила его, укладывала спать, наряжала его голое тельце в разные наряды, вырезанные из бумаги, разговаривала с ним, показывала картинки в книгах, где всегда добро побеждало  зло, где были короли и принцессы, мамы и папы, дедушки и бабушки.
- Вот найдёт меня мама, обрадуется, что я не пропала, заберёт меня к себе домой, а я попрошу воспитательницу, чтобы и тебя отпустили. И мы будем жить вместе долго-долго и умрем в один день.
Таня никогда не ссорилась с другими детьми из-за игрушек. Её удивительная доброта проявилась уже в раннем возрасте. Многих детей забирали в семью. У них появлялись долгожданные родители. Таня тоже ждала, очень ждала. Но на неё никто не обращал внимания. И это было так обидно и тяжело. Лет в шесть Таня услышала разговор взрослых:
- Вот ведь природа обидела девчонку. Такая добрая, умная, терпеливая, а лицо, будто топором из коряги вырублено. Ну, кто её возьмёт.
Вот тогда Таня поняла, что очень некрасива, поэтому полюбить её нельзя, и, видимо, из-за этого и мама к ней не идёт. И она стала сторониться встречи с взрослыми, да и от детей она забивалась куда ни будь в уголок со своей любимой игрушкой или с книгой.
      Училась Таня отлично, много читала, благо в школе была очень хорошая библиотека. В школе ребята дразнили её, обзывали уродиной, бабой Ягой. Таня не отвечала, не обращала внимания. С годами дразнить перестали. К ней обращались за помощью. И она ни кому не отказывала, помогала разобраться в трудном школьном материале, объясняла, как решить задачу или просто занималась с отстающими одноклассниками. Но близких друзей у неё не было. Дети её сторонились. Окончив восемь классов, Таня поступила в медучилище и перебралась из детдома в общежитие. Жила на стипендию, иногда подрабатывая сиделкой в палатах тяжелобольных.

     - Люда, Люда, проснись. Да, проснись же ты!
Я с трудом разлепила глаза. Мне казалось, что я только что их закрыла, а мне кто-то мешает заснуть.
-А? Что случилось?
- Люда, вызывай «Скорую». У меня воды отошли.
Я вскочила. В темноте опять нашарила спички, зажгла свечу. Свет так и не дали. Вызвала «неотложку» и собрала Тане всё необходимое для больничной жизни.
- Люда, в рюкзаке моём в боковом кармашке возьми кошелёк и купи, пожалуйста, пелёнки, распашонки на первое время и одеялко. Остальное я дома куплю.
     Пока мы доехали, пока оформили все документы, схватки уже были каждые пять минут. Через час мне дежурная медсестра сообщила, что родился мальчик.
- Богатырь! Четыре килограмма и рост пятьдесят два сантиметра. Вот вам и «старородящая»! Первые роды в тридцать два года. Поздравляю Вас!
Я передала Тане огромный букет цветов и побежала в «Детский Мир».
            Покупая одежду для малыша, я не смогла сдержать улыбку. Вспоминался первый день после роддома. Несмотря на своё медицинское образование и работу в детской больнице, я с таким трепетом и даже страхом первый раз пеленала своего сына, боясь неосторожным движением повредить его палочки-ручки, палочки-ножки. Много вещей покупать не  стала, думая, что Тане будет тяжело тащить полный рюкзак и ребёнка, тем более сразу после родов. 
       Таня пожила у меня неделю. Егорка наедался, молока у мамы было много, и спокойно спал в старой Сашиной коляске. Слава богу, что я её никому не отдала, как все другие его вещи, которые уже перестали быть необходимыми, а привезла на дачу. Как сердце чувствовало, что пригодится! А мы с Таней за это время наварили вишнёвого и смородинного варенья. Таня помогла мне снять весь ягодный урожай. У неё были очень ловкие и быстрые руки. За работой мы болтали, вспоминали свои студенческие годы. Причём помнились только хорошие, радостные и смешные эпизоды нашей студенческой жизни. Рассказывали друг другу то, что знали о судьбе своих однокурсников.
- Тань, вот скажи мне, почему ты никогда не участвовала во всех наших посиделках?  Многие девчонки пары себе здесь нашли. Парни приходили ведь не только из нашего института. Да  даже дело не в этом Просто хотелось праздника, песен под гитару, походов в лес, тихой мечты у затухающего костра.
Таня немного помолчала, а потом сказала:
- Я же знала и знаю, что я очень некрасива. И всегда ловлю на себе в лучшем случае равнодушные взгляды, но в основном недоумённые, а зачастую и брезгливые. А быть фоном для других девчонок я не хочу. В таких ситуациях даже самоирония не помогает. Помнишь, нас на первом курсе послали в колхоз убирать картошку? Я там, в фельдшерском пункте помогала. У меня ведь уже было  среднее медицинское образование.  Так, когда уезжать собирались, мне санитарка сказала: «оставайся, девка, у нас. Деревенские мужики на красивые мордочки не падкие. Им лишь бы  работящая баба была. А уж когда самогоночку примут, так и вовсе любая сойдёт». Не обиделась я на неё, нет. Поняла, что она от души вроде как меня пожалела. За прямоту её поблагодарила. И ещё раз приняла свою судьбу. И поняла, что моё место среди людей, которым моя доброта, моя душа нужна, а не красота. Поэтому я врач.               

      Последняя сессия, потом практика в клинической больнице и - прощай юность. Пора в жизнь. А как она сложится, только время покажет. Татьяну вызвали в ректорат и предложили остаться на преподавательской работе и писать кандидатскую.
- Вы талантливы, Танечка. Вам надо в науку. С вашими знаниями и трудоспособностью вы многого добьётесь.
- Спасибо, спасибо, спасибо. Я хочу лечить людей.

- Тань, ты чего задумалась? Сидишь, уставилась в одну точку. Давай собирайся быстрее, а то опоздаем. Все дипломы расхватают и нам не достанется.
- Да так просто, замечталась.
- И о чём? О какой ни будь крупной клинике в столице?
- Нет. Хочу туда, где ждут врача и где у него будет простое, но своё, отдельное жильё. Хочу пусть маленькую квартирку с кухней, газовой плитой и ванной. А лучше деревенский домик в три окна и палисад с кустом белой сирени. Я возвращаюсь вечером с дежурства, и меня лаем встречает лохматый друг, с которым я иду гулять. А потом мы вместе ужинаем и смотрим телевизор, а на коленях мурлыкает рыжий кот. А утром меня опять ждут мои больные, и я отдаю им все свои знания, всю душу, чтобы они здоровые и счастливые уходили в свои такие же тёплые дома к детям, внукам, к своим любимым. Вот такие у меня мечты. Просто от общежитий я устала. Сначала детдом, потом училище, институт.
            И Таня уехала в небольшой районный городок, где очень ждали врача.

     - Станция «Слобода». Стоянка поезда три минуты.
 Объявила проводник. Таня стояла в тамбуре и ждала, когда она откроет ступени и протрёт поручни.
-Выходите.
Сердце гулко ударилось в грудную клетку, перехватив дыхание. Таня глубоко вздохнула и пошла по перрону в сторону вокзала. В зале ожидания стоял стойкий, неприятный запах смеси мазута, перегара, нечистой одежды и чего-то ещё. У буфетной стойки толпился народ. В основном мужики, покупающие разливное пиво. Кружек у буфетчицы не было, и счастливчиками оказывались те, у кого была своя посуда. В основном пол-литровые банки. На рядах фанерных кресел сидели и лежали люди, видимо ожидающие поезда. Около ног – чемоданы, в руках – авоськи с продуктами.
     Таня подошла к прилавку.
- Стакан чая, пожалуйста, и какой ни будь бутерброд.
Буфетчица внимательно на неё посмотрела.
- Возьми пирожок с повидлом. Свежие. Бери сразу два, не пожалеешь.
Таня поблагодарила, взяла свой заказ и отошла к высокому круглому столу, на котором стояли пустые грязные тарелки и кучи очисток от воблы. Она нашла более или менее чистый край, поставила свой стакан и тарелку с пирожками и оглянулась. Соседние столы были заняты.
Пирожки действительно были мягкими, а яблочного повидла в начинке было много. Оно выдавливалось при укусе по  краям, и Тане приходилось слизывать его, чтобы не капнуть на руки и на стол.
    
     Выйдя на привокзальную площадь, она расспросила, как ей добраться до городской больницы.
- Да если чемодан руку не оттянет, пешком, можешь дойти, а то вон на том автобусе - две остановки.
     Больница состояла из трёх корпусов вместе с поликлиникой и станцией скорой помощи. В администрации её тепло встретили. Главврач, немолодой мужчина, приказал одной из санитарок отвести доктора в её квартиру, а потом:
- Милости просим к нашему шалашу. Отметим приезд, новоселье и о работе поговорим. Рады, рады вашему приезду. Надеюсь, сработаемся.
     Мария Семёновна, так представилась санитарка, улыбчивая и словоохотливая подвела Таню к бревенчатому двух подъездному дому в два этажа, стоящему в дальнем углу больничного сада. Деревья в саду были хоть и старыми, но к удивлению Тани, обильно увешенными ещё зелёными яблоками и грушами. Отяжелевшие от слив ветки сгибались почти до земли.
- Это ещё дореволюционный сад. Его ещё при царе, видно, сажали. Пояснила Мария Семёновна. Таня засмеялась.
- А доктора здесь из покон века селились. В доме ещё печки изразцами облепленные до сих пор стоят. Их, правда уже никто не топит, потому что обогрев теперь от больничной котельной провели.
     Широкая лестница скрипела и охала под каждым Таниным шагом, а перила кренились назад, как бы пугаясь человеческих рук. А комната была чудесная. Два больших окна выходили в сад. Печь, в чуть потрескавшихся от времени бело-голубых изразцах, упиралась в высокий потолок. Около неё стоит этажерка с кипой старых газет на нижней полке. У дальней стены – кровать, на которой лежит старенький больничный матрас, покрытый тоже больничным серым одеялом. Посреди комнаты – круглый стол, вокруг которого стоят четыре стула. А над ним – шелковый, с кистями по краю, абажур. На широком подоконнике – настольная лампа с большим стеклянным зелёным колпаком и засохший цветок в старой кастрюле, обернутой цветной гофрированной бумагой.
- Ну, вот я и дома. Здравствуй, дом. Мы обязательно подружимся с тобой. У нас будет уютно и тепло.
Таня открыла двухстворчатый шкаф, поставила туда свой чемодан и поспешила в больницу.
    
     Врачей в отделении, где начала работать Таня, катастрофически не хватало, поэтому приходилось дежурить сутками, уходя домой только на несколько часов, поспать, чтобы не упасть от усталости. Но Таня не роптала. Она любила свою работу, радовалась даже малейшим улучшениям в здоровье своих пациентов. А уж когда она говорила «вы больше не нуждаетесь в помощи врача. Вы здоровы. Можно идти домой», то это был для неё праздник. Больные стремились попасть именно в палату, которую курировала Таня. В коллективе Татьяна Ивановна была уважаемым и очень компетентным специалистом. Часто коллеги обращались к ней за советом.
     В один из зимних холодных дней Таня возвращалась с дежурства и услышала слабый писк под крыльцом своего дома. Наклонившись, она увидела совсем крошечного ещё слепого котёнка, который тыкался мордочкой в холодный живот умершей, видимо не сумевшей разродиться кошки. Таня взяла малыша, завернула в шерстяной шарф и принесла домой. Дома устроила ему местечко в коробке из под обуви, приткнув её к самой батарее и начала кормить из пипетки. Малыш выжил, окреп, подрос, а к весне вообще превратился в пушистого красавца по имени Фунтик.

      Уже перед самым отъездом, помогая Тане собраться, я спросила её:
- Так ты замужем?
- Нет.
- А кто же отец ребёнка? Объясни, что случилось? Почему ты сбежала из своей «Слободы»?
Таня села на табурет около кухонного стола, залпом выпила уже остывший чай, и, надолго задумавшись, продолжала держать стакан в опущенных на колени руках.
- Всё своё детство я мечтала сказать кому-то «мама». Я шептала «мама, мамочка, найди меня. Я здесь. Мне плохо без тебя». Шептала так, чтобы никто не услышал и не засмеялся. Я бы не пережила насмешки. Слишком больно и горько было сознавать, что мне не дано даже, плача от какой-то своей детской обиды, протянуть руки и сказать «мама», вложив в это слово сердце, душу, надеясь на ответную ласку и понимание. С годами я стала мечтать о том, что какому-то малышу я сама стану мамой, услышу его первое слово, обращённое ко мне, и буду откликаться на это прекрасное слово. Я дам ребёнку то, о чём мечтала сама – любовь. Но до этого надо было дожить. В «Слободе» мне очень повезло. Я попала в прекрасный коллектив. Обрела профессиональные навыки и стала уважаемым человеком. Полюбила первый в своей жизни дом, в котором прожила три года. А когда его решили снести из за ветхости, а на его месте возвести новый корпус, я получила однокомнатную квартиру в новостройке.  Мне уже тридцать лет.
     И вот тогда я задумалась о ребёнке. Замуж мне выйти не светит с моей внешностью, это я понимаю. И я начала присматриваться к мужчинам, от кого я бы хотела забеременеть. Но среди своих коллег я не хотела, много будет разговоров и неприятности. Среди пациентов никак нужного человека найти не получалось. То пьющий не в меру, то дурак дураком, то здоровьем слаб, то такой же некрасивый, как я. Однажды меня попросили проконсультировать немолодую женщину, которая, как оказалось, живёт в соседнем доме. У неё был парок сердца и ещё куча сопутствующих заболеваний. Жила она одна, похоронив недавно мужа. Сын военный. Служит где-то на Дальнем востоке. Я приходила к Наталье Петровне сразу после дежурства, мерила давление, делала уколы. Покупая продукты себе, я и ей брала хлеб, молоко, а то и что-то посущественнее. С продуктами тогда у нас было туго. За всем – очереди. Ей выстаивать часами за куском мяса или курицей сил не было. А у меня связи. Среди моих пациентов много было торговых работников. Иногда приду к ней, а она лежит, плачет, мужа вспоминает. Поставлю чайник. Её чаем напою, сама посижу, отдохну, поболтаем, посмеёмся. Вижу, что ей полегче, тогда ухожу. Дома меня мой Фунтик ждёт, скучает.
     В один из весенних дней, возвращаясь с работы, тащу полную сумку картошки. Мне одна из санитарок принесла. У неё огород большой и своя картошка очень хорошая. Я иду и мечтаю, что сейчас приду, пожарю целую сковороду с луком, всё съем и завалюсь спать. Завтра выходной, никуда спешить не надо. Отосплюсь за всю неделю. Она у меня тяжёлая выдалась. Два дежурства подряд. Коллега заболела, пришлось заменить. Подхожу к подъезду, вижу на лавочке молодой, симпатичный мужчина сидит. В руках свёрток большой держит. Меня увидел, вскочил, сумку у меня взял:
- Разрешите, Татьяна Ивановна, вам помочь? Я вас дожидаюсь. Меня Наталья Петровна к вам послала.
- Что-то случилось? Ей плохо?
- Нет. Всё хорошо. Я - её сын Павел. Вот в отпуск приехал. Я вам очень благодарен за помощь маме.
     Зашли мы с ним в квартиру. Он у порога топчется. Свёрток мне протягивает.
- Это вам.
Разворачивает свёрток, а там рыбина копчёная и бутылка коньяка.
- Да что же вы не проходите? Снимайте свой плащ, проходите. Вы не торопитесь? Тогда сейчас ужинать будем. Составите мне компанию? Как раз рыба ваша кстати.
- С удовольствием.
   Засиделись мы с ним. Коньячок весь выпили. Рыбку с удовольствием с картошечкой съели. Сидим, беседуем. Ещё чай решили попить. А время уже к полуночи. Собрался он уходить. Я достала из шкафа в прихожей его плащ, подаю ему, а он меня обхватил и в губы поцелуем впился. Ну а я по мужской ласке затосковалась и, конечно, на поцелуй ответила. В общем, всю ночь мы с ним друг друга ласкали. Ушёл он от меня уже утром. Две ночи мы с ним провели,  и он уехал. А я забеременела. Вот Егорка и получился. Я последние месяцы, как в декрет ушла, живот ещё небольшой был, у бабульки в деревне домик сняла, чтобы не особенно светиться своей беременностью. А когда срок родов подходить стал, решила к тебе приехать, а не у себя в больнице рожать, чтобы от любопытных глаз подальше.
-Павел не знает?
-Нет, конечно, зачем? Это моё решение. Мой сынуля. И никого обременять я не собираюсь.
- А ка же его мать Наталья Петровна ничего  не заметила?
- А Паша её с собой увёз. Так им обоим спокойнее.

     Я проводила Таню с Егоркой. Ещё пару раз с ней созванивалась, интересовалась, как её жизнь, как здоровье малыша. Таня немногословно говорила, что всё хорошо, что Егорка крепкий, здоровенький, уже зубастый, уже пошёл и сказал МАМА. Потом жизнь закрутила. Я влюбилась, вторично вышла замуж, родила дочку. О Татьяне вспоминала всё реже.
     Прошло несколько лет. Я уже заведовала отделением городской больницы, когда меня пригласили выступить на краевой конференции врачей. Всех приезжих из разных городов разместили в одной небольшой гостинице. В двухместный номер, куда я должна была вселиться, уже кто-то въехал. Я почему-то расстроилась. Устала с дороги, хотелось лечь отдохнуть, надеялась, что я буду одна из первых, так как основной заезд намечен на завтра. Войдя в номер, я увидела женщину, сидящую за столом с книгой в руках. Она подняла голову, и я не поверила своим глазам – Таня! Она изменилась. Короткая мальчишеская стрижка, неяркий макияж, строгий брючный костюм. Элегантная, интересная женщина.
- Таня, это ты? Вот это сюрприз!
- Я это, я! Здравствуй, Люда. Располагайся. Сейчас согреем водички, у меня с собой кипятильник. Попьём чайку, как когда-то в общежитии.
     Я забыла о своей усталости. Мы всматривались друг в друга, замечали перемены, говорили, говорили о работе, и о доме, и о детях.
- Таня, как твой Егорка? Он уже, наверное, школьник?
Она засмеялась.
- У меня трое детей. Егорка, Ваня и Людмила. Людочке всего три года. Сейчас я их оставила с бабушкой, но всё равно волнуюсь, как там она со всеми справляется. У неё сердце иногда барахлит.
Понимаешь, Люда, я очень счастливая. Я обрела семью, любимых людей. А случилось это, когда я вернулась домой. На работе мне подарили коляску, одна из коллег отдала детскую кроватку. И Егорка начал познавать мир. Никто меня не пытал, кто отец ребёнка. Слух о том, что у меня ночевал офицер, в нашем маленьком городке  распространился ещё тогда, когда это произошло. Зря я пыталась скрыть свою беременность. Это совсем не было тайной. Егорке было три месяца, когда мне пришлось выйти на работу. Денег не было. Соседка за небольшую, чисто символическую плату оставалась с сыном. А вскоре вернулась Наталья Петровна. Она, ничего не говоря взяла на себя все заботы о ребёнке. Однажды, придя с работы, я увидела Павла, который катил коляску с Егором мне на встречу. Подойдя, он обнял меня.
- Дурочка, почему же ты мне ничего не сказала. Мне написала мать. Только я не сразу смог вырваться, был на учениях. Танюша, ты для меня идеал женщины. Я долго не женился, искал такую, как ты. Я очень прошу тебя стать моей женой. Если ты не против, то завтра же пойдём в ЗАГС. Да и сыну надо дать отчество, а не прочерк в свидетельстве о рождении. Свадьба была очень весёлая. У Паши оказались очень хорошие друзья. Наталья Петровна обожает внуков. А я зову её МАМОЙ. Паша вышел в отставку, работает инженером на крупном машиностроительном заводе в Подмосковье. Мы получили трехкомнатную квартиру. Я защитила кандидатскую по теме нашей конференции и завтра выступаю.
     Мы расстались с Таней через три дня, пожелали друг другу счастья и успехов в работе. Больше я её не видела, а от коллег узнала, что Татьяна Ивановна Найдёнова стала профессором и преподаёт в мединституте.