Обещалкина

«Добрые слова всегда весомее дел»

Матушка была одной из самых колоритных фигур нефтяного городка. Ее популярности мог позавидовать любой политик маленького нефтяного городка - и завидовали.
- Она берет тем, что играет роль доброй мамы для всех, такой простой, на первый взгляд, недалекой бабы, - говаривал Сапа Алику на одном из политических уроков. – Что от мамы требуется? Утешить, сказать доброе слово, обнадежить. От нее не обязательны конкретные действия. Их ждут от отца. От мужиков-политиков. Поэтому им с Матушкой сложно конкурировать на любых выборах. Она выступит на собрании с яркой обличительной речью, и народ готов ей ноги целовать, хотя дальше слов она не пойдет. А вот если мужик такое же скажет, так будь добр…
Грузная, мужеподобная Матушка, имевшая правильные приятные черты лица и проницательные глаза, взгляд которых мог быть и насмешливым, и внимательным, и осуждающим в зависимости от обстановки, как никто другой подходила под роль защитницы обиженных. Она рано поняла, что порой достаточно доброго слова и участия, чтобы заручиться любовью. Она врачевала в поликлинике маленького нефтяного города, интересовалась людьми, их проблемами, и люди тянулись к ней, как мотыльки к свету фонарей, думая, что это солнце, а солнце на Крайнем Севере, особенно зимой, - большая редкость. Но разве разум сердцу повелитель?
Критикуя местную нефтяную компанию «Сибирьнефтегаз», качавшую практически даром нефть из земель маленького нефтяного города для нужд отдаленных хозяев и вице-президентов, Матушка на публичном собрании, ехидно глядя в глаза председателю профкома или самому Генералу, могла ядовито сказать:
- Что и вашим, и нашим кое-чем машем?
Этих ее ядовитых словечек боялось начальство всех уровней, а аудитория наполнялась аплодисментами. Но самым большим достижением Матушки стала организация первой и единственной забастовки в маленьком нефтяном городе. Ее причиной стала мизерная заработная плата бюджетников маленького нефтяного города. Нефтяные деньги проходили мимо них. Врачи, медсестры, санитарки вышли на центральную улицу, которую быстроногие проходили из конца в конец за полчаса, и построились в колонну. Каждое отделение подготовило транспарант, один из них гласил: «Полсапога - наша зарплата!». И вот так, соблюдая четкий порядок, медработники вместе с недовольными пациентами двинулись к зданию городской администрации. Матушку выдвинули на ведение переговоров.
О чем толковала Матушка с правящей группировкой города и нефтяной компании, сказать сложно, но довольны остались все. Народ получил прибавку к зарплате, дающие не обеднели, а сама Матушка получила от Главы маленького нефтяного города Бабия автомобиль со знатной скидкой в цене, а также долгосрочную беспроцентную ссуду для оплаты оставшейся стоимости автомобиля. На таких же условиях получали автомобили начальники, близкие к начальству северяне, но чтобы народный лидер, специализировавшийся на критике руководства… Тут не иначе наложила отпечаток крепкая и на первый взгляд никак не объяснимая дружба Матушки с Харевой. Да, да. Матушка крепко дружила с этой поистине стервозной женщиной, относительно которой после известных нам событий ходили устойчивые слухи, что она головою больна.
***
- Бабки надо делать, Матя, бабки, а не безоглядно за народ бороться, - убеждала Матушку Харева, пребывая у нее в гостях. – Кроме денег, в мире нет ничего хорошего.
Неподалеку лежала седоватая овчарка и сыто поглядывала на безвкусно одетых женщин и устаревшую потертую мебель. Харева нервно почесывалась и поправляла слуховой аппарат, торчавший из уха как застаревшая безобразно крупная серная пробка. Матушка пребывала в спокойном расположении духа, улыбалась и смотрела на Хареву, как добрые хозяева смотрят на домашнюю крысу, играющую на полу с сухариками. На столе лежала строганина из муксуна, манившая светлыми разрезами деликатесного рыбьего мяса. Рядом белела кучка соли. Женщины обмакивали в соль сырую, еще не оттаявшую после морозилки рыбу, аппетитно кушали и вели неторопливую беседу.
- Кому денег не хочется?! - согласилась Матушка. – И я бы не отказалась, да никто не дает.
- Твоя пальма – защитница народа. Ты с нее кокосы стряхивай чаще, - убеждала Харева. – Народ тебя любит, народ тебе верит. Закрепляй этот стул, и власть рано или поздно…
- Знаю, Харя. Жару любому могу поддать. Меня такие люди слушают и уважают, что диву даюсь: и начальники нашей нефтяной компании, сам Генерал, чиновники московские, губернатор…, - похвалялась Матушка, а это она любила и умела. – Я только вопрос задаю, они бегают по моим поручениям, как тараканы за крошками хлеба, а мэр нашего города под стол от меня прячется.
- Уважаю тебя, можешь на меня положиться, но хочу тебя кое о чем попросить, - сказала Харева. – Достала меня милиция, избиратели и подчиненные. Смотри.
Харева протянула лист бумаги, на котором значилось следующее:
«Руководствуясь фактами терроризации, на основании жалоб сотрудников детского сада и в целях защиты коллектива, администрация и профсоюзный коллектив детского сада «Муксун», руководимого Харевой, обращаются к Вам с просьбой изолировать от общества Хареву, как социально опасную личность, и провести надлежащее принудительное обследование ее психического состояния. Просьба результаты обследования предоставить в наш коллектив за подписью главного врача для оглашения в коллективе, а также огласить текст письма в печати и по телевидению».
- Чем это ты их проняла, Харя? – пораженно спросила Матушка, не любившая, когда кто-либо удостаивался нападок власти более нее.
- Ты же знаешь, правду везде зажимают. Свободу давят. Сколько наших по всей России в желтый дом пересажали. Теперь до меня добрались, - ответила Харева. – Приписали мне какое-то избиение с порчей, унижение милиционера, нецензурную брань при детях в моем детском саду, предпринимательскую картошку в бассейне. Мозги, говорят, у меня не в порядке. Я тут против фенольных утеплителей выступала, все каблуки в Москве сбила по чиновникам хаживая, в лицо начальнику жилищно-коммунального хозяйства высказала все, что о нем думаю, а меня на психиатрическое обследование. Козлы! Заразы! Их бы бензопилой на кусочки! На хитрую жопу - хрен с винтом!
- Не ругайся, ты ж не на работе и не при детях, - попросила Матушка. – Выручать тебя надо. Мы, борцы за справедливость народную, должны держаться зад к заду, чтобы со спины никто. Будет тебе справка, а между нами, ты точно ни того…
Матушка покрутила блестящим от рыбьего жира пальцем у виска.
- Матя, ты же знаешь, что нормальней меня разве что бутылка «Столичной», - ответила Харева. – Не без проблем, конечно. Голоса меня мучают по ночам, тайны выведывают, но это все делишки комитета государственной безопасности. Датчик вживили. Ну я его когда-нибудь выковыряю…
Харева широко открыла рот, схватила нож, лежавший на столе, и направила его к зубам, темневшим старыми пломбами.
- Харя, положи! – вскрикнула Матушка.
- Ладно, бог с ним, с датчиком. Начни ковырять, так они в отместку еще прочнее приборчик вживят, а у меня и так проблем достаточно, - согласилась Харева. – Со справкой поможешь, Матя?…
Выписка из протокола заседания врачебно-консультативной комиссии появилась у Харевой через месяц: «На учете у психиатра и нарколога не состоит. Психическими заболеваниями не страдает». Подписались под выпиской психиатр Дрынова, иной раз шутившая с пациентами так, что те выходили и опасливо оглядывались, и Матушка.
***
Матушка позвонила Алику вечером, тон у нее был радостно-покровительственный:
- Поздравляю, поздравляю. Хорошо вы главного врача уели, что он удобно устроился: руководит всей поликлиникой маленького нефтяного города и личной аптечной сетью. Больной город ему выгоден.
- Мне тоже досталось на орехи, - пожаловался Алик.
- Уж как меня власть гоняла, так никого, - ревностно отобрала оппозиционное первенство Матушка. – Чего я только не наслушалась за свою депутатскую жизнь. На испуг брали. В машину сверток подбрасывали, вроде как бомбу.
- Скажу честно, я сильно сомневался, что меня выберут, а тут первое место. И главный врач позади и начальник Управления образования. Необычно, - сказал Алик. - Мы с детства заучили, что не место красит человека, а человек место. Но когда дело доходит до выбора, то почему-то большинство избирателей голосует за высокую должность, нежели за человека, известного своим трудом, своими взглядами. Я ожидал, что, как обычно, в депутаты пробьется начальник, то есть - главный врач.
- Меня благодарите, - застолбила белое историческое пятно Матушка. – Я всех своих знакомых агитировала за вас. У избирательного участка стояла и всех за вас. Спрашивают меня: «Вы за наших начальников?». Я говорю: «Нет. Ни в коем случае. Голосуйте только за Алика».
- Такие, как они, во власть идут не для того, чтобы работать на народ, а преследуя личные цели. Кому-то необходим статус юридической неприкосновенности, кому-то надо защитить себя от увольнения, кто-то идет, чтобы иметь возможность заглянуть в казну, - зафилософствовал Алик. - Во всех случаях избирателю надо иметь в виду, что затраты, вложенные кандидатом в выборы, должны чем-то компенсироваться: деньгами, славой, карьерным ростом, удовлетворением личных амбиций… Людям всегда надо оценивать не обещания, а личный интерес кандидата, насколько он может быть им полезен.
- Люди, ох, люди! Как плохо живут! Их даже сложно в чем-то винить, - произнесла Матушка. – Но давайте лучше встретимся и поговорим, а то телефоны сейчас ненадежны. Все прослушивается…
- Да бог с вами. Кому нужны наши разговоры? – удивился Алик. – Сапа помешался на слежке и прослушке. Вы, Матушка, туда же.
- Понимаю ваше недоверие, понимаю, - ответила Матушка. – Поработайте с мое. Кругом датчики. Даже в зубах. Что телефоны!? Мне один компетентный человек об этом сказал: Харева, заведующая детским садом. Вы ее знаете. Вам надо к нам присоединяться. Хороший у нас блок получится. Вы бы мне помогли статьями в избирательной кампании.
- Конечно, - без энтузиазма ответил Алик. – Мне нравится ваша народная позиция.
- Вот и давайте встретимся, поговорим, а по телефону хватит, - завершила разговор Матушка. – Запомните: полностью открытая политика или позиция не оставляет живительной тени, где может скрыться удача…