Курсантские годы. В бассейне

Умение плавать входило в число обязательных навыков для всех курсантов военно-морских учебных заведений. Поэтому регулярные занятия в бассейне были частью нашей общефизической подготовки. Впервые мы увидели этот бассейн во время его капитального ремонта - весь заваленный битым кирпичом, щебнем и иным мусором, и приняли участие в его очистке. Через месяц он был уже введён в строй, и вскоре начались наши регулярные занятия.

Большинство из нас, естественно, уже умели плавать, или хотя бы держаться на воде, чтобы не утонуть в первые секунды после погружения. Некоторые же плавали просто здорово. Особенно поражал нас Славка Филипцев, который на воде, как и на беговой дорожке, давал любому из нас солидную фору.

Обучали нас не только умению держаться на воде, но и нырянию, а также прыжкам в воду. Все эти навыки, безусловно, должны были помочь нам в освоении нашей медицинской (морской!) специальности. Занятия начинались рано утром - часов в шесть или около этого. И наша сонная курсантская гвардия шествовала строем по безлюдным улицам тоже сонного города, чтобы испытать удовольствие побарахтаться в подогретой невской воде, сильно отдающей хлоркой и ещё какими-то (тоже не очень приятными) химикатами. Несмотря на эти незначительные издержки, плавание лично мне нравилось. Нравилось, как и вообще вся физкультура.

До этого я мог плавать только на боку (не считая детского "собачьего" варианта) и стремился скорее освоить сложную технику кроля и брасса. Преподаватель учил нас отдельно работе рук и ног, давая нам специальные упражнения у стенки бассейна, упражнения с плавательной доской и пр. Иногда он устраивал и соревнования. Помню одно из них, когда нам требовалось переплыть бассейн поперёк, работая кролем только одними ногами. Удивительно, но мне дважды удалось обогнать всех, в том числе и нашего чемпиона! Как уж это стало возможным, ума не приложу! При плавании кролем я мог двигаться со сносной скоростью не более двадцати-тридцати метров - только за счёт первоначального порыва, а затем молотил воду руками и ногами, находясь почти на одном месте. Конечности мои работали, вроде, и правильно, но вот координации целостного движения с продвижением вперёд абсолютно не было. В том же соревновательном упражнении мне, по-видимому, удалось использовать силу толчка - все свои резервные возможности. Я, конечно, был страшно горд успехом, когда преподаватель оба раза указывал на меня (правда, второй раз с некоторым сомнением), но понимал, что это - ничего не значащее достижение, по сравнению со всей моей неспособностью к водным дисциплинам.

В конце концов, все мы в большей или меньшей степени стали осваивать азы сложной плавательной науки, и подошли к финальному рубежу в виде зачетов, венчавших нашу плавательную программу.
Первым и, как оказалось, далеко не простым испытанием было ныряние. Необходимо было проплыть под водой 25 метров - то есть весь бассейн от стенки до стенки. Вроде бы, и не так уж много, если учесть прыжок с тумбочки, за счёт которого можно было просто проскользить под водой не менее пяти метров.

В своей попытке я последовал рекомендациям тренера и пытался использовать под водой "брассовый" вариант передвижения, загребая что есть силы руками и пытаясь движениями ног изобразить лягушку. В начале (после толчка), как мне показалось, я довольно быстро двигался в нужном направлении. Однако стоило мне включить в работу руки и ноги, как я сразу остановился и некоторое время изображал некое барахтающееся под водой существо, совершенно не способное к перемещению. Секунд через десять бесплодных усилий решил перейти на уже освоенный в детстве (и хорошо закреплённый) стиль - на боку. Поскольку же выбрасывать над головой руку в подводном состоянии оказалось совершенно невозможно, то руки у меня заработали уж совсем "мелким бесом", а в целом стиль подводного передвижения оказался каким-то "собачье-боковым". Но он всё же дал свои результаты, и я начал медленное перемещение вперёд (от ног к голове). Секунд через десять надсадных подводных усилий ощутил, что меня неудержимо выносит на поверхность. Пытаюсь уйти вглубь, но чувствую, что ноги и вся задняя часть болтаются в воздухе. Пришлось обозначить всплытие. Выплескиваюсь на поверхность, шумно дышу и вначале ничего не понимаю. Через несколько секунд различил сияющие физиономии своих товарищей, а также то, что нахожусь всего-то метрах в десяти от места старта, но, главное, - лицом в обратном направлении - к тумбочкам! Как это я умудрился за двадцать секунд подводных упражнений перекрутиться на месте?! Нет, больше никаких экспериментов! Буду переходить на освоенный "собачий" вариант - так всё-таки будет вернее… А ребята хихикают: "Компас с собой брать нужно... или уж по самому дну барахтаться, - так хоть полосы видеть будешь!.." Что-то о полосах я сразу-то и не подумал... Но до полос этих метров пять, не меньше глубины будет - попробуй до них добраться!..

Затем мы наблюдали, как ныряют в паре наши бывшие суворовцы - Боб Догадин и А. Андреев. Оба плыли под водой классическим брассом, только у длинноногого и длиннорукого Боба это получалось куда быстрее. С борта бассейна отчетливо было видно, как он мощно отталкивается ногами, преодолевая с каждым гребком более двух метров. У его соперника получалось заметно медленнее. Секунд через двадцать наш командир отделения уже был на финишной черте. Андреева же пришлось ждать ещё как минимум столько же. Но он мужественно выдержал кислородное голодание и тоже достиг заветной цели.

Да, это был знаменательный заплыв! Больше таких в нашем взводе не получилось. Изо всех сил боролся с подводным пространством Петя Терехов, но всё же не сумел преодолеть его полностью. Гена Савельев (наш добрый "Савушка"), по-моему, не использовал всех имеющихся у него физических возможностей (по части длины конечностей) и показался на поверхности уж очень рано - где-то в первой трети бассейна. Все ждали очереди курсанта Баранчикова, который частенько приводил нас в восторг своими непредсказуемыми поступками.

Толик не любил ныряние с тумбочки. Она казалась ему очень уж высокой. Поэтому, свалившись с неё в первой попытке, он затем просто спустился в воду и нырнул почти без толчка. Секунд пять-шесть он находился под водой, а потом задняя часть его вдруг показалась на поверхности. Ноги усиленно работали то ли брассом, то ли дельфином, но общее движение походило скорее на баттерфляй, только тело почему-то изгибалось в горизонтальной плоскости. Направление же движения было почему-то к правой (ближней) боковой стенке бассейна. Упершись в неё где-то метрах в семи от старта, Баранчиков вынырнул уже целиком, судорожно цепляясь рукой за гладкую кафельную поверхность, и, не найдя опоры, вдруг погрузился вновь. Преподаватель, было, устремился к месту предполагаемого утопления, но до этого дело не дошло - жизнестойкий Толик снова всплыл, выпучив глаза, на поверхность и схватился за бордюр уже обеими руками, предотвратив тем самым трагический финал. И вскоре, с помощью преподавателя, наш юный друг вновь очутился на спасительной суше... В общем, для многих из нас зачётные попытки в этот раз закончились подобным образом. Вероятно, этого преподавателю показалось достаточным, так как предложений с его стороны на повторные испытания нам больше не поступало. Всё же лучше было сохранить нам жизнь и здоровье для героического будущего...

Ещё более показательными и запоминающимися были зачёты по прыжкам в воду. И если прыжки с трёхметрового трамплина для большинства и не составляли особого труда, то пятиметровая вышка доставила нам много волнений. Однако прыгать было надо, и мы прыгали.

Баранчиков, каким-то образом избежавший предварительных тренировочных испытаний, на этот раз был перед дилеммой - сделать попытку, или отказаться вообще от неё ради продления собственной жизни. И пока ждал своей очереди, с содроганием следил за мучениями своих товарищей, каждый раз сжимаясь при виде их там, вверху, на трамплинной доске. Надо сказать, что всем нам эта доска казалась уж очень длинной и чрезвычайно неустойчивой - вибрирующей и трясущейся при каждом шаге и готовой сбросить тебя в воду значительно раньше положенного срока.

Филипцев, Догадин, Сотников, как всегда, выполнили задание превосходно. Кто-то нырнул даже вниз головой. Толик Овчинников смело рванулся в бой и даже чуть не перевернулся в воздухе от излишних стараний и уверенности в своих силах, но благополучно приводнился и быстро вынырнул на поверхность. У других прыжки получились менее уверенно. Большинство двигалось к краю доски с явным напряжением, тщательно прощупывая каждый сантиметр её поверхности, опасаясь поскользнуться на мокром и гладком дереве. Многие прыгали почти без отскока, скорее "сваливались" вниз, поднимая тучи брызг, и выскакивали на поверхность с выпученными от впечатлений глазами, порой сразу и не ориентируясь, в какой стороне находится спасительная стенка.

Вот на доске Миша Трофимов. Он осторожно, будто крадучись, движется по доске; наконец, достигает края и смотрит вниз. Почему-то раскрыл рот, поднял вверх руки, будто сдаваясь перед непобедимой стихией и, полузакрыв глаза, устремился в пучину.
Саша Казаков достиг края более уверенно, некоторое время постоял на краю с твёрдокаменным выражением лица, какое он частенько принимал в момент великих испытаний, и тоже шагнул в неизвестность...

Петя Терехов направился на исходную позицию с внешним спокойствием. Однако по краске на его лице было видно, что он всё же волнуется. Начальная фаза движения прошла успешно. Петя сильно оттолкнулся (как и инструктировал преподаватель) и даже почти не двигал в полёте руками. Однако в завершающей стадии прыжка почему-то начал сгибать обе ноги впереди, стремясь достичь прямого угла (как в упражнении на перекладине - у него это здорово получалось!). Приводнение осуществилось довольно мощно - посредством соприкосновения с поверхностью всей задней частью  тела вместе с ногами. Столь же мощным оказался и фейерверк брызг, доставшийся наиболее любопытным наблюдателям. Всё это вызвало добрые комментарии сочувствующих. Отдал должное Петиному мужеству и преподаватель, правда, пожурил его за неосмотрительность. Петя, видимо, и сам это прочувствовал. Однако во второй попытке (уже с пятиметровой вышки) успел во время полёта загнуть ноги ещё сильнее - чуть не выше головы (такая акробатика, между прочим, уже практиковалась в те годы по разряду мастеров спорта). В отличие же от мастеров экстра класса, Петя решил не разгибаться в завершающей фазе полёта и продырявил водную гладь всей заостренной задней частью. Прыжок получился совершенно фантастическим, с рядом абсолютно новых элементов, ещё не встречавшихся в практике ведущих прыгунов мира. На это сразу обратил внимание наш преподаватель... Излишняя скромность не позволила тогда Пете разделить всеобщий восторг болельщиков. Сразу после триумфального исполнения он предпочел быстрее уединиться, потихоньку проверяя сохранность отдельных точек и частей тела, на которые легла основная нагрузка. Не захотел он также и давать интервью относительно своих чувств после установления столь выдающегося достижения. Да, наш тихий, добрый Петя никогда не выражал излишних эмоций, всегда оставаясь самим собой и не поддаваясь на провокационные вопросы своих более эмоциональных товарищей.

Я в своих попытках не хотел показаться перед всеми трусом и яростно устремился на край доски, несмотря на все её старания сбросить меня на середине дистанции. Достигнув края, я изо всех сил оттолкнулся от поверхности, покрытой резиновым ковриком, и стремительно полетел куда-то вверх, а не вперед-вверх, как учил нас наш плавательный педагог. Последнее я понял сразу, потому что вместо ожидаемой водной глади вдруг ощутил под ногами ту же прыгучую твердь, которая нещадно подбросила меня снова кверху и, по-видимому, ещё выше, чем прежде. В обратном полёте, я сумел каким-то чудом миновать трамплин и устремился всей уже совершенно не управляемой семидесятикилограммовой массой вниз, и даже не понял, как и чем произошло приводнение. Вероятно, всё было не менее эффектно, чем у Пети, ибо моё появление на поверхности сопровождалось ещё более бурным всеобщим восторгом весёлой курсантской братии, успевшей к этому моменту уже завершить эту небезопасную процедуру и прийти в себя после перенесённых испытаний.

 Весьма оригинальным был один из прыжков курсанта Г., который в безудержном порыве взбежал по лестнице, не останавливаясь (для доклада преподавателю), пронёсся по доске и продолжил забег и дальше, уже в воздухе, за пределами злополучного трамплина, размахивая руками и ногами, будто рекордсмен по прыжкам в длину во время установления мирового рекорда. Действия же на вышке сержанта Г., наоборот, были похожи на пантомимику ставшего уже известным артиста Вицына в минуты серьёзной опасности. И нечаянные тонкие звуки, изданные им в момент отрыва от постамента, ещё более дополнили комизм ситуации.

Когда же дошла очередь до Баранчикова, тот был уже полностью деморализован ожиданием и видом испытаний, выпавших на долю большинства его предшественников. От всей его обычной бодрости не осталось и следа, и он отправился на вышку, как на эшафот, сумев сказать нам напоследок: "Прощайте, мальчики!" Ободряемый нами и преподавателем, он медленно вполз наверх, встал перед доской, смерив взглядом расстояние до её края, сиплым голосом доложил о готовности к прыжку и, получив ободряющее "добро", медленно и крайне осторожно двинулся дальше. Движения его к финишной черте были весьма оригинальны. Он почему-то пробирался по доске строевым шагом, медленно и высоко подымая выпрямленные ноги и осторожно и так же медленно опуская их на доску. При этом двигались одновременно правая нога и правая рука, затем их сменяли левые конечности - как это всегда получалось у него на строевых занятиях. Своеобразие движений заставляло его разворачиваться при каждом шаге то влево, то вправо, и создавалось впечатление, будто он всякий раз пытается заглянуть вниз (то слева, то справа от доски), как бы всё время оценивая расстояние до водной поверхности.

По мере приближения к краю движения его становились всё медленнее и нерешительнее. В шаге от края он окончательно остановился, попытался ещё раз взглянуть вперёд - вниз, но край доски мешал ему увидеть желаемое. Преподаватель, увидев его нерешительность, скомандовал: "Прыгай!" Толик изобразил на лице мученическую гримасу, весь согнулся, чтобы случайно не упасть, приложил руку к сердцу, как бы умоляя всех сжалиться над собой, и вдруг стал пятиться обратно. - "Куда! - кричит ему преподаватель. - Назад, Баранчиков!" Но тот находился уже у стойки вышки и вцепился в неё обеими руками. Он был настолько потрясён испытанием, что все последующие уговоры и приказы преподавателя, по-видимому, вообще не доходили до его сознания. Хватка же его была настолько мёртвой, что друзьям из нашего отделения стоило больших трудов, отодрать его от спасительной балки. Сила потрясения бедняги была такова, что даже приём тёплого душа не облегчил его состояния, и Толя даже забыл надеть плавательное снаряжение при переходе в раздевалку... К счастью, подобные случаи не оставляли глубокого следа на Толиной психике. Он быстро приходил в себя и был готов к новым испытаниям, выкидывая по своей рассеянности и непосредственности всё новые и новые фокусы.

Четырёхсотметровка была последним и на самом деле весьма серьёзным испытанием для большинства из нас. Мыслимо ли дело, проплыть почти полкилометра! Пусть в бассейне, пусть в присутствии целой спасательной команды в лице преподавателя и медработника. Но ведь самому в данном случае пользоваться спасательными средствами в виде досок, ограждений дорожек и стен бассейна категорически запрещалось! И сколько каждый из нас может проплыть, не знал пока никто. Так что выходили мы на старт, не ведая, на каком участке трассы начнутся для нас спасательные мероприятия.
Уверенность была только у наших пловцов-спортсменов, хорошо знавших свои возможности. Но сдаваться заранее не хотел никто, и каждый горел желанием достичь заветного рубежа, преодолев шестнадцать 25-метровых дорожек.

Сколько жаждущих победы мучеников запускалось тогда на каждую дорожку, совершенно не помню, но всё водное пространство бассейна просто кипело и вспенивалось бесчисленными брызгами, порождавшимися яростно стучащими по воде ногами и руками. Молотили без разбора по чему попало - по пробковым ограждениям дорожек, по головам и ногам плывущих рядом соседей, врезались в неистовом порыве в борт бассейна, судорожно вдыхали в лёгкие воздух, захлебывались и плыли, плыли, плыли...

Мне хоть и очень хотелось не отстать от лидеров с самого начала, но я отлично знал, что подобное стремление ни к чему хорошему не приведёт, поэтому решил всю дистанцию плыть в медленном темпе. Поплыв вначале, как и все, кролем, я быстро утомился и перешёл на ещё менее освоенный брасс, а через две или три дорожки, вконец измотавшись "движением на месте", вернулся к своему верному стилю "на боку". И сразу всё пошло, как в детстве, когда я переплывал таким образом Сеху, а позднее и достаточно широкую Тезу. Вскоре вошёл в ритм, и сразу стало намного легче. Через три-четыре дорожки на пути стали попадаться неожиданные препятствия в виде барахтающихся тел, конвульсивные движения которых отчётливо свидетельствовали о преодолеваемых ими испытаниях. Обгон их требовал от меня дополнительных усилий, поскольку никто из впереди плывущих не хотел уступать "дорожку", сразу прибавляя темп и норовя утопить тебя поднимаемой волной, или даже съездить тебе по правому уху, которое, как всегда, периодически выныривало у меня во время гребка правой рукой. К счастью, дополнительной прыти у большинства хватало ненадолго, и они вскоре почти останавливались, израсходовав свои последние резервы и пытаясь хоть чуточку отдышаться у стенки бассейна, либо уцепиться снизу (чтобы не заметил преподаватель) за ограничительную пробковую линию. То и дело слышались указания преподавателя: "Курсант Савельев! Так и оторвать поплавки можно!.." "Курсант М.! Не глотайте, не глотайте воду! Остальным ещё доплыть требуется!... Баранчиков! Отпустите, наконец, чужую ногу, - утопите своего товарища!.."

Я проплыл уже половину дистанции. Тяжело, но ещё в силах. Плыву честно, ни разу не отдыхал у стенки (у меня крайняя левая дорожка). Перегнал уже пятерых... А вот и меня обходят. Это, конечно, "морской конь" - Славка Филипцев. Плывёт кролем - технично, легко и, главное, без рывков. Только небольшой бурунчик виден сзади - смотреть любо на такую технику. Попробовал за ним угнаться, прибавив темп. Продержался метров двадцать, но сразу устал неимоверно. Этот рывок чуть не погубил меня, - еле очухался. Нет, этого мне не дано! Надо держаться только своего темпа. Минуты через две меня вновь догоняют. Это Боря Догадин. Плывёт брассом, но как быстро! И тоже совсем без усилий. Обгоняет меня. Не успел увернуться, отступить в сторону, и его правая нога долбанула мне в бок - во, силища! С таким толчком, конечно, целый километр проплыть можно! Снова хотелось последовать за лидером, но благоразумие преодолело стремление...

Осталась последняя сотня метров - ещё четыре дорожки, целых четыре! С каждым гребком всё глубже ухожу в воду, дыхание рваное, воздуха чертовски не хватает - не захлебнуться бы! Тогда не доплыву совсем. Гребущая рука (правая) выбрасывается вперёд уже с огромным трудом. Пробую "отдохнуть" брассом, с полминуты пыхчу "на месте". Сзади вновь догоняют. Опять Славка! Уже на целых сто метров обошёл. Нет, собрал все силы и продержался две дорожки (конечно, не за Славкой), но на последней всё же сдал окончательно. Лишь бы Боря второй раз не обогнал - совсем позор будет... А заветная финишная стенка всё ближе. Вот уже совсем рядом. Дотрагиваюсь до неё рукой и тону на мелководье. Ноги не в силах вытолкнуть меня из бассейна, руки не в состоянии подтянуть тело вверх. Будто весь я отяжелел на добрую сотню килограммов. Но всё, уже конец!.. Преподаватель хвалит, - значит, справился. В целом, был в первой десятке во взводе. Это уже неплохо...

В общем же, занятия на первых двух курсах хорошо подготовили меня к будущему - уже к более серьёзным (хотя и внеплановым) тренировкам на пятом и шестом курсах. Именно тогда мне удалось всё же освоить сложную технику плавания и кролем, и брассом, и, хотя высоких скоростей я никогда не показывал, но держаться на воде мог уже длительное время, а порой преодолевал вплавь и километровые дистанции - уже в полное своё удовольствие...

Из книги В.Бердышева "Курсанские будни", Иваново, 2009 г.