Платье

«Тебе нужно самой захотеть, выбрать вещь и решить! — сказал я, глядя на медленно проползающую мимо мокрую улицу. — Есть вещи, которые нужно делать самой».
Мы ехали в сгорбленном от старости трамвае, гремевшем каждой деталью своего ветхого тела. На стыках он кивал головой, как живой. Дрожа, вагон зашёл на поворот, отскрипел, остановился и прогромыхал цепями, выпустив нас на затихший после грозы бульвар.

«Тебе сделают отличное платье, но ты должна обязательно выбрать эскиз и материал сама».

Мы вошли в небольшое кирпичное здание, где с давних времён работало недорогое ателье. В небольшом зале, полностью заставленном манекенами, коробками, чертёжной бумагой и жёсткими на вид пуфами, суетились люди. Женщина за стойкой приветливо помахала нам рукой, но моя спутница растерялась и не могла сдвинуться с места. Я подтолкнул её. «Смелее, — негромко сказал я. — Смотри, какие чудные образцы!»

Мне показалось, что её глаза горели желанием что-нибудь выбрать, нужно было помочь сделать первый шаг. Иногда бывает трудно сделать первый шаг даже в таком пустяковом деле. «Ты никогда не сможешь одеваться красиво, так, как нравится тебе, пока будешь слушать меня или своих родителей, — сказал я, а она осторожно, один за одним начала осматривать образцы. Но прошло всего десять минут, и она уже весело общалась с женщиной за стойкой. Я же, скучая, разглядывал эскизы на стенах, проезжающие за окном машины и других посетительниц. Очень скоро я в конец заскучал. «Ладно, ты тут выбирай и выбери то, что подходит. Я же не специалист по моде, тебе не нужно моё мнение, не надо на меня ориентироваться. Пойду-ка я пройдусь. Ты как закончишь — позвони мне, я вернусь и заберу тебя», — это предложил я, а она согласилась, но мне показалось, что с грустью.

Я сидел в кафе напротив ателье с бокалом пива и смотрел в окно. Ко мне попросилась подсесть молодая женщина с унылым взглядом. Я машинально согласился. Через какое-то время без спроса она начала странный монолог о людях, которых мы не видим, не слышим, но вроде как чувствуем. Она рассказала, что её муж сейчас на вахте на Сахалине, и всё, что у неё есть — это голос в телефонной трубке, да и то раз или два в неделю. «Вот смотрите, его нет рядом, но я как бы знаю, что он на Сахалине, что он вернётся. Говорю по телефону с ним, но между разговорами — между разговорами его всё равно что нет», — женщина рассуждала уверенно, но мне показалось, что она слегка пьяна.

«Вот мой дед — он пропал без вести, давным-давно. И бабушка до самой смерти верила, вела себя так, будто он жив и просто куда-то уехал. Как в другой город. Раньше ведь не было сотовых, нельзя было так позвонить. Но сейчас он уж точно умер. Когда он умер? Может, он всё это время был жив, а может, погиб сорок лет назад? По крайней мере, все-то мы как-то так привыкли, что он жив, сначала боялись бабушку расстроить, а потом и сами привыкли. Но ведь все знают, что "пропал без вести" всё равно что мёртв». Женщина замолчала и посмотрела на часы. Заказала чашку кофе у пробегавшей мимо официантки. «Ну, вы-то всегда можете позвонить мужу», — заметил я. Женщина посмотрела на меня испуганно: «А вдруг он не ответит?»

Дальше мы сидели молча.

Я вспомнил историю о человеке, у которого умерла жена. В течение пятнадцати лет семейной жизни каждый день ровно в час дня, в начале обеденного перерыва, он набирал домашний номер и слышал голос жены, если, конечно, линия не была занята — такое случалось редко, но случалось. Когда жена умерла, человек нашёл выход: перед уходом на работу он снимал телефонную трубку и клал на стол. Он не хуже других знал, что жена мертва. Но каждый рабочий день ровно в час дня он набирал домашний номер и слушал короткие гудки.