Записки из-за бугра-1. Хроника одного преступления

Хроника одного преступления

“Прав ты или не прав – для нашего государства
это не имеет никакого значения”
(надпись на стене Бухенвальда)

Поздней осенью отцовская "девятка" умерла.
Купленная в 1988 году, будучи тогда розовой мечтой советского человека, машина прошла за десять лет славный боевой путь, превративший ее в заслуженного инвалида российских дорог первой группы. Стоя у открытого багажника и любуясь задними стойками, вылезшими из стаканов в салон, я исключил очередную реанимацию железного коня и приговорил его к безоговорочной утилизации.
Мои родители, простые рабочие, верой и правдой отбарабанившие на заводских конвейерах по сорок лет, несколько лет назад уехали жить в деревню, сбежав от демократии и рыночной экономики «лихих 90-х». "Девятка" была не только единственным способом сообщения с цивилизацией, но и средством перевозки грузов для затеянного мной строительства нового деревянного дома, взамен вросшей в землю столетней избушки, кособокость которой позволяла считать Пизанскую башню эталоном вертикальных линий.
Дня через три, разговаривая с Женькой по телефону, я поведал о постигшей нашу семью автомобильной беде, на что тот, помолчав, сказал: "Я знаю, что надо дяде Толе"…

... Январским вечером 1998 года мы с Женькой задержались после работы на его станции техобслуживания, встроенной в ряд аналогов вдоль бруклинской McDonaldAve., чтобы поставить последнюю жирную точку в подготовке нашего совместного сюрприза моим родителям. Подарком, был белый полутонный грузовичок Dodge Ram 50.
Этот пикап Женька выудил еще в ноябре где-то на аукционных задворках за 800 долларов. Приложенные к ней хитроумность и возможности собственного сервиса постепенно превратили «додж» в приличный автомобиль с капитально отремонтированным двигателем, безупречной автоматической трансмиссией, литыми дисками с новенькой резиной и работающим кондиционером. В салон мы инсталлировали кожаные сиденья с памятью и подогревами, снятыми с разбитой вдрызг AcuraLegend.
В довершение, для окончательного придания моему отцу сходства с Чаком Норрисом из Карамышево, мы решили поставить на крышу кабины четыре прожектора, чья ослепительная яркость позволяла надеяться на безошибочное ориентирование в глухой подмосковной темноте. Однако, допущенная ошибка в схеме подключения приводила к расплавлению предохранителя через минуту после включения фар.
Над этой электрической проблемой мы и бились промозглым нью-йоркским вечером, когда на станцию тихо вошел припухший, с мешками под глазами и лицом синюшного цвета, грязновато одетый человек, державший под мышкой новенький аэрбег от Nissan Maxima. Посетитель поведал путанную историю о сложном материальном положении и предложил купить у него деталь за 50 долларов, на что Женька сообщил, что выдранные из машины на соседней улице подушки безопасности его контора на комиссию и реализацию не принимает.
Не слушая дальнейшее невнятное бормотание местного БОМЖа, мы углубились в дальнейшие электротехнические изыскания.
Убедившись в нашей незаинтересованности в приобретении дорогой запчасти по сумасшедшему дисконту, «продавец» обратился с отработанной историей к механику Мише, задержавшемуся на станции из-за незаконченной замены головок блока вечно проблемного двигателя 3.8 литра Ford Taurus.

... Миша Мендель, двадцатилетний еврейский мальчик, вывезенный три года назад на ПМЖ родителями из провинциального Рыбинска, был весьма интересной личностью. Он быстро освоил английский, имел хорошую светлую голову и замечательные руки. На станции ему всегда поручалась сложная работа по ремонту моторов и трансмиссий. Вместе с тем, трудно было найти человека с такой ярко выраженной степенью пофигизма и разболтанности. Только мягкий женькин характер, да дефицит толковых механиков позволял Мише сохранять работу на станции, ибо положиться на его слово мог только до крайности наивный человек...

Разобравшись с проводкой, мы переместились с Женькой в кузов для замены лампочек в прожекторах, и в этот момент я вдруг услышал за спиной нарастающий топот бегущей толпы.
Я положил прожектор на крышу, повернулся и уперся правым глазом в черное 9-миллиметровое отверстие ствола австрийского "Глока".
Ощутив стремительное ускорение сердечного ритма, переходящего в надрывные судороги, я в ужасе увидел, что на станцию ворвалась до зубов вооруженная банда, численностью до взвода пехоты. Человек восемь накинулись на Менделя, распластав худое и длинное, как жердь, мишкино тело по подкапотному пространству Тауруса и понатыкав в него многочисленные и разнокалиберные ружья и револьверы. Остальные обступили плотным кольцом грузовик, мешая громкими возгласами своим коллегам, влезшим в кузов целиться в мои зрительные органы и стриженый затылок Женьки.
Призвав на помощь фантазию, воспитанную в суровых условиях российской жизни, я попытался детально оценить обстановку и понять причину происходящего. Первой моей версией стал налет местной бруклинской "братвы", но масштаб вооружения, сил и средств, брошенных на разборки со скромной авторемонтной конторой, зарождали большие сомнения в этой догадке.
Тем временем, державший меня "на мушке" громила, сделал шаг в сторону, что позволило, сквозь струящийся со лба прохладный пот внимательней рассмотреть нападавших. Среди них я обнаружил трех женщин, что даже в условиях местной эмансипации плохо увязывалось с моей теорией о рэкете и бесцеремонном вытряхивании долгов.
И тут из этой людской массы я внезапно выделил испанца, стоящего напротив и держащего на изготовке черный "реммингтон". Сначала я даже не понял, что меня смущает в его облике и, вдруг, откуда-то из-под сознания четко и ярко выплыло - он был в форме полицейского!
И сразу эта синяя, с железными бляхами форма стала выпирать с разных флангов толпы, не оставляя сомнения во встрече с местными сотрудниками правоохранительных органов. Тем временем, вооруженный "глоком" "налетчик" бесцеремонно схватил меня за шиворот рубашки и, произнося грязные ругательства, потащил из грузовика, где по всем правилам голливудских боевиков расположил в широкой "стойке ноги врозь", уперев руками в борт родного отцовского «доджа». Через несколько секунд ко мне присоединили Женьку, теплый бок которого несколько скрасил гнетущее одиночество. Отсутствие ствола перед глазами вернуло моим лихорадочным мыслям подобие стройности и позволило оценить обстановку более спокойно.
В первую очередь, меня беспокоил вопрос - какое же преступление мы могли совершить, чтобы на героический захват трех его исполнителей было брошено не менее тридцати полицейских в форме и штатском, представлявших, по моему мнению и в расчете на российские масштабы, весь личный состав местного околотка?!
Никто из нас не баловался наркотиками и не занимался их продажей. Начисто отпадали убийства, изнасилования, нанесение тяжких телесных повреждений, вымогательство, бандитизм, терроризм, кражи личного и государственного имущества, взяточничество, киднэппинг и незаконное хранение оружия. Когда мои потуги по восстановлению в памяти содержания уголовного кодекса забрели в фантастические для местных условий дебри об измене Родине и незаконных валютных операциях, я услышал скрипучий шепот Женьки:
- Мендель, сволочь...
- Что Мендель? - сдавленно прошептал я, с трудом представляя Мишу в злобном образе растлителя малолетних или серийного убийцы, скрывающегося свой звериный лик под маской скромного труженика автосервиса.
- Купил-таки аэрбег, козел!
Эта фраза навела меня на мысль, что под дулом пистолета Женька от страха подвинулся рассудком, что выразилось в той околесице, которую он сейчас нес, стоя оттопыренной задницей в сторону шеренги полицейских, хором поливавших нас “факами”, вместо принятого в кинематографе зачитывания прав.
Наконец, нас повернули лицом к работникам местных органов внутренних дел. Один из блюстителей порядка орал на Менделя, потрясая знакомым аэрбегом, а десяток копов рыскали по станции, спотыкаясь о разбросанные железяки и отчаянно матюгались.
Пятеро полицейских повели Женьку в офис, а со мной оставили трех человек во главе с толстенькой миловидной женщиной в форме.
- Это Ваша машина?
- Да.
- Что Вы здесь делаете? - спросила полицейская, как будто мой жалкий внешний вид и реквизиты станции давали основания предполагать, что мы на ночь глядя готовим военный переворот или устраиваем собрание секты "Аум сенрике".
- Ремонтирую свою машину.
- У вас есть документы?
- Да, - я кивнул на кабину грузовичка, где лежала моя куртка.
Один из полицейских достал куртку и вынул из кармана бумажник и мой "серпастый-молоткастый". Женщина полистал паспорт, переписала на клочок бумажки какие-то сведения и, протянув мне документы, произнесла:
- Все в порядке, можете продолжать...
- А в чем была моя вина? - поинтересовался я.
- No guilty, - вынесла решение дама и все окружавшие меня полицейские, как по команде повернулись и зашагали в сторону офиса, где шел допрос моего друга.
Я остолбенел.
"То есть как - не виновен?!" - хотелось закричать мне им вслед. - "Приставить пистолет ко лбу, распластать, как лягушонка на машине, ткнуть пару раз в бок дубинкой, потаскать за шиворот, обругать грязными словами, а потом поблагодарить за внимание?! Да у нас ОМОН не позволяет себя так вести!»
Пока я барахтался в своих мыслях, полицейские бойко заковали Менделя в наручники и, оставив его в спецовке, с грязными руками и лицом, поволокли на улицу. За ними потянулись остальные. Станция опустела.
Женька сидел в офисе на табуретке и курил.
- Что тебе сказали? – угрюмо спросил он.
- Признали, что это не я замочил Мартина Лютера Кинга... А за что повязали Михаила?
- Я же тебе сказал - за аэрбег. Он его все-таки купил, придурок.
- То есть как? Что же в приобретении аэрбега усматривается уголовно наказуемого в вашей беспредельно свободной стране?!
- Cкупка краденого. Этот биндюжник - засланный казачок с микрофоном...
- А что - на аэрбеге стоял штамп ОТК местной воровской шайки или  продавец сообщил Менделю, что он его выдрал из машины на Cony Island, застрелив хозяина?
- Но цена-то была маленькой...
- А если я завтра захочу продать принадлежащий мне Rolex за два доллара, меня тоже упрячут в застенки? Хорошо, допустим аэрбег ворованный, но тогда у меня есть законный вопрос - у кого его украли? Если пострадавшего нет, значит - он не ворованный, а если есть - значит воры - сами полицейские, перепродавшие краденое простаку Менделю!
- Чего ты меня пытаешь? Скорее всего, Менделя завтра отпустят.
- А за что забрали?!
- С полицией лучше не спорить...
- По уровню беспредела Ваши доблестные милиционеры дали нашим сто очков вперед... Но скажи мне - неужели, чтобы захомутать беднягу Михаила на такой туфтовой провокации и подставе надо было концентрировать на рубеже Ave.J беспрецедентный по численности и огневой мощи полицейский гарнизон? Осталось подключить батальон "морских котиков" и пару F-16 с ракетами «воздух-поверхность»! Неужели в Бруклине полиции больше нечего делать, кроме как ставить палки в отчетах о поимке мафиози Менделя?! Американцы же непревзойденные мастера по подсчету денег - сколько им стоила эта грандиозная операция?!
- Не знаю... Поехали домой. Завтра грузовик доделаем...
Мы вытащили на улицу мешки с мусором, умылись, погасили свет и вышли на McDonald Ave. Я пошел прогревать машину, а Женька принялся запирать замки. Внезапно, по совершенно пустой улице с включенными маяками и завывая сиреной промчался полицейский Crown Victoria.
- Поехали брать очередного Менделя за питье лимонада из горлышка, - пошутил я, когда Женька тяжело плюхнулся на правое сиденье и со всей силы вдавил акселератор в пол…

PS. Миша Мендель, задержанный нью-йоркской полицией в результате проведенной широкомасштабной операции по профилактике автомобильных краж, решением суда был признан виновным в скупке краденого и приговорен к общественно-полезному труду: сбору мусора в Центральном парке в течение трех месяцев по одному дню в неделю.