Русская зима. О хандре и восхищении

                Хандра.

Пришла издали, а я за версту уже почувствовал твою жестокость. Я рад бы имя твоё изгладить из памяти, но оно накрепко впечаталось в сознание сердитыми вьюгами, белым безмолвием, свинцовым монолитом небосвода.
Зажиточные дядьки тебя мамой в песнях кличут, а русский бедняк долготерпит твоё присутствие от безысходности: как ребёнок в детдоме терпит избивающую его проводом воспитательницу; как кроткий крестьянин терпит беснующихся от обжорства господ; как политзаключённый в стране тирании терпит властолюбивого вертухая.
Ты зла ко мне: залезаешь сырыми сквозняками под одеяло, укладываешь меня спать одетым, простудами вытаскиваешь наружу хронические болезни, что дремлют, когда тебя нет. Я просто свыкся с тобой, живу как с нелюбящей мачехой, уйдешь сейчас - жалеть не стану.
Пусть пишешь узоры на окнах, что на холсте ваятель, только отчего порой по лицу стужей словно финским ножом способна полосонуть? Отчего разъярённая бьёшь пощёчины будто в мстительной ревности? Отчего нет ласки в объятиях твоих, хоть и красива порой как невеста в лучших шелках? Быть может, прячешь измену как ветренная женщина - как прячет предатель сталь клинка за пазухой. И поцелуи твои что Христу Иудины лобзания.
Мирюсь с тобой лишь надеждой, что дольше положенного срока не задержишься. Тоску прячу под подушкой, тихо ропщу себе под нос, прошу порой о снисхождении любовью, но ты так часто беспощадна. Всё лезвиями-ветрами кожу рассекаешь, пробуждение делаешь словно с похмелья, солнце прячешь тучами от взора.
Опять пришла хоронить бедолаг пьющих под сугробами, уродовать их окоченелые трупы синевой, а выживающим калечить психику депрессиями. Пусть сейчас сквозь призму боли смотрю, пусть просто устал - ты утомила. Ты не приходишь ко мне в лучших снах, от тебя бегут за кордон, прячутся на чужбине от ледяного покрова твоего.
Не буду радоваться подобно блаженной детворе, не ведающей твоего крутого характера. Думал, чистая ты, белизной подкупала - бледна как смерть! Одеялом тумана укроешь мой район и рассудок до весны, и не скрыться от стужи босоте под солнцем курорта, увы.
Опять заявилась тревогами: где бы выгодать угля побольше, возможно ли неволю эту пережить без сумасшествия, хвалит ли мне стойкости и морали вновь выстоять полугодовую каторгу?
Знаю тебя: в доме пар изо рта осядет конденсатом на потолке и плитке. Знаю, как норовишь перебить морозами отопление, если вдруг погаснет очаг, а усталость от твоего присутствия не даст подняться рукам на растопку печи. Помню как влезала в души родственников менингитом и туберкулёзом, так за что мне лелеять встречу с тобой?
Ты поведешь маршрутами смерти заплутавших, вьюгами закружишь им головы, изобьёшь морозами, и уложишь их тела под свежий наст без угрызений совести.
Местным же всё суёшь "горькую" под нос, забыться предлагаешь в запое, да только не вытащишь ведь из петли отчаявшегося мужика в белой горячке. Скорую помощь не вызовешь местному юродивому, обморозившему в припадке конечности.
Ледяным взглядом взираешь на мучения униженных - как же любить тебя, бессердечная?..

                Любовь.

...Я заблуждался, зима, ты великолепна. Не нужно мне теперь вина и печальных песен, я буду купаться в белой фате твоего венчального туалета. Буду кутаться в мягкие одежды и плавать в нежной неге твоих пейзажей, лишь выглянув в окно. Сдаюсь добровольно в плен одеял наваленного снега, взбитого как перины для любимого чада.
Клял тебя жестокой, но ты обернулась лицом и я обомлел: ланиты твои белоснежны, готов виться за тобой воздыхателем, лишь только позволь прикоснуться губами к чистой шее - верху архитектурного искусства - что словно вытесана из мрамора. Ухожена как молодая дева, подготовленная мужу: линии роскошных нарядов мягки, и ты покладиста под ласками избравшего тебя в жену.
Ты позвала меня из своей берлоги, где дремало сердце моё, и я, увидев ослепительное сияние твоих снегов, вновь влюблён был в жизнь. Теперь брожу полупьяный по улицам, где ты властвуешь - хмелишь не алкоголем, но убаюкивающей тишиной. Теперь желаю описать геометрию каждой снежинки, глядя на падающие под ноги крохотные бриллианты. Теперь чувствую любовь твою, и как ласково гладишь покоем словно рукою по щеке.
Я иду, наслаждаясь тихим поскрипыванием снега, который разлился повсюду мегатоннами молочного океана. Суета далеко, ведь я уплываю от неё на плоту рекой умиротворения, наблюдая плавные движения волн, что вмиг застывают, превращаясь тут же в барханы белых песков. Вот и время перестало существовать, привязанность к земному так легко упразднилась, и мы с тобой оказались наедине. "Кто я здесь, под густыми слоями атмосферы, на планете занесённой небесной пылью?" Среди завалов облаков, превратившихся в пепел, я вопрошаю: "Откуда берет начало всё это дивное вокруг?" Только и стоило выйти из монохрома обыденности, словно из стремглав несущейся к смерти колесницы, и - я стою под куполом светлого небосклона, задавая себе вековечные, самые важные вопросы земного бытия.
Ты увлекла в искристую реальность твоего владычества из серости будней, вывела мой рассудок из-под власти сплошь материальной повестки, начисто лишённой чего-либо идеалистического. Теперь водишь тропами благости, застив глаза лёгкой дымкой своего очарования.
Прости, что говорил худо о тебе - сетовал от сиюминутной обиды на непростую судьбу, от несчастья одиночества, но знай: ты безупречна в своей славе.
Оглянулся вокруг, а всюду белым-бело от снегопада, словно небеса решили сменить обитель и беспрерывно сыплют хлопья своего естества на планету до опустошения всех хранилищ тверди. Замело выше колен уже, пеленой нежных покрывал застелена земля, предуготовлена ко сну природа, и меня ты укачиваешь как младенца в яслях своей едва слышной колыбельной: этими шорохами и легкими дуновениями воздуха, мягким потрескиванием снега под подошвой и тишиной, что даже без звука - непременный атрибут мелодии, творимой тобой, зима.
Я ругал тебя в тоске, но сейчас говорю: "Благословенна природа, являющая разнообразие времён года, которые насыщают нас уникальными впечатлениями. Благословен Создатель, Который как художник пишет картины, что достойны восторга. И благословенна зима, запросто подарившая мне палитру чувств, которые едва могу запечатлеть в словах."