8 Ровесники века. Дела сердечные

Мы с Викой опаздывали в школу. Просто капец, как опаздывали. Я вчера засиделся за компом, сонная Леночка несколько раз грозилась убить – ей мешал стук клавиш. Потом мы не услышали будильник, разбудил только Викин крик: «Вы что?! Ещё дрыхнете! Я в школу не успею! У меня физ-ра первым уроком!»  Раздосадованные и помятые, мы выехали позже, чем обычно, и, конечно, попали в самое нутро утренней пробки. Стояли теперь в ней и радовались только тому, что у нас сиденья с подогревом – за бортом пурга, в снежной взвеси маячки светофоров. Так и живём – от маячка до маячка. От праздника до праздника. Откружился, отзвенел бубенцами, отгремел петардами Новый год, а вчера что? Вчера был день влюблённых. Иноземный праздник, который даже неловко отмечать, но при этом не покидает ощущение, что знакомые и даже незнакомые девушки от тебя чего-то ждут - скребёт затаившаяся мышь вины – опять не оправдал странные, неведомые надежды непонятно кого.
В школе поставили обклеенный сердечками ящик для валентинок. Толпы девчонок – от мала до велика – отправляли друг дружке открытки и страдали в предвкушении заветной бумажки от пацанов. Пацаны этим делом не увлекались. Разве что от безнадёги – а куда деваться – ведь если не отправить ей кусочек цветного картона в форме сердечка - до 23 февраля не будет разговаривать и списать не даст. «У нас мальчишки дурные, маленькие - жаловалась Вика на одноклассников-первоклашек. – Вообще не в теме. Боятся имя с ошибкой написать. Вот и жди тут зря, как старая дева». «Ну и зачем тебе знаки внимания от таких-то дурней?» - спрашивал я. Она вздыхала разочарованно: «Эх, папа, даже ты не понимаешь… Это ж внутренний статус». Поэтому в учительской я схватил тетрадный листок, написал на нём «Я люблю тебя, дочка. Папа», подглядел в телефоне схему оригами и сложил простое, но изящное сердечко. Кому не надо – не подсмотрит, не откроет, а адресат мой кудрявый развернёт и порадуется. Вывел снаружи имя и класс, сунул в карман и побежал по учебным делам, рядом с ящиком окажусь – закину.
Сегодня Вика не жаловалась. Сидела на заднем сиденье и улыбалась загадочно, как маленький Будда. Потом сказала:
- Спасибо, пап, за валентинку. Было приятно.
- Как там твой внутренний статус? Поднялся? – я её в зеркало видел. А она меня – нет.
- Угу. И внешний тоже. Меня сразу все зауважали, когда мне школьный почтальон твоё сердечко вручил. Я ж не сказала, что оно от тебя. Теперь думают, что у меня есть поклонник в старшем классе.
А мы всё никак не могли доехать до школы. И злая метель залепляла окна охапками колючих снежинок.
Первого и второго урока у меня не было.  Надеялся спокойно посидеть над бумажками – с меня требовали кучу планов урока, методических обоснований, отчётов – и вообще громадное количество казенных текстов. Хочешь – не хочешь, а Гугл в помощь – и вперед. Но на перемене в учительскую протиснулась Таня, пискнула: «Евгений Вячеславович!», ей тут же прилетело от наших сердитых тёток: «Почему без стука?! В учительскую нельзя!» И мне пришлось выйти с ней в коридор.
Мы стояли, как два камня в бурном потоке учеников.
- Майя пропала. Не пришла на первый урок, - сообщила Таня, наматывая на палец прядь волос.
- Так, может, просто проспала, бывает… - я, как никто другой, знал, что ой, бывает. Но Таня скорчила гримасу:
- Нет. Она приходила в школу, понимаете? Привела младшего брата. Я видела, что она стояла на крыльце. Поздоровалась с ней, когда заходила, она не пошла внутрь. Ждала.
- Почему же она не пошла на занятия? И чего ждала? Холодно сегодня…
Таня замялась. Но ответила, отвернувшись:
- Она вас ждала. Вашу машину высматривала…
- Зачем? Первым уроком был английский. У Майи проблемы в новой группе? Она о них мне хотела рассказать? – разговаривать было неудобно, приходилось повышать голос в школьной какофонии. Деликатная тема крика не терпела. И мы спустились вниз, к раздевалкам.
- Нет, - мотнула головой Таня. – Майя была расстроена, потому что видела, как вы вчера валентинку в ящик опускали, понадеялась, вдруг ей, хотела вам тоже подарить. Но оказалось, что не ей. И она не решилась в ящик положить, хотела, наверно, сегодня сама отдать. Поэтому ждала. А вы не приехали к началу урока. Она ждала и плакала. Потом ушла.
Тема девичьих любовных страданий меня тронула мало, но надо было разобраться:
- Давай ей позвоним и убедимся, что всё хорошо.
- У неё телефон не отвечает…- в это время мобильник Тани пискнул. – о, от Майи сообщение…
Я обрадовался, что ничего страшного не произошло и можно будет вернуться к своим бумажкам. Но Таня глянула на экран и окаменела. Четыре слова: «Всех люблю. Всем пока». И фотка  - Майя, намотавшая шарф до глаз, кромка кирпичной стены на фоне неба. 
- Это высотка, где тётка её живёт, там общественные балконы в подъезде. Открытые. Она говорила как-то про них. И что лететь вниз не так уж и страшно… - прерывисто выдыхала Таня, пока мы бежали вон из школы, скорее, скорее. Лишь бы удалось правильно угадать дом. Танину куртку из раздевалки прихватить успели, а я за своей наверх не пошёл – на машине всё равно. 
- Пиши ей. Держи её на связи! – кричал я. – Напиши, что знаешь, кому я отправил валентинку, что узнала обо мне что-то очень важное и расскажешь при встрече. Пиши любую фигню, лишь бы она заинтересовалась, осталась в сети! Выигрывай время. Мы должны успеть!
Я  подруливал к дому, в руках и в ногах дрожь – до конца поверить не мог, но было страшно, что прямо сейчас эта глупая девчонка умрёт и столько всего не узнает… Только тонкая ниточка сотовой связи соединяла нас с ней, а её – с жизнью. Таня вытягивала её, берегла и боялась порвать. Подъезд я открыл кодом, есть такая фишка взлома домофонов. Ввалились в лифт и поехали на последний этаж. Хорошо, что высотки -  редкость для нашего небольшого города. Больше шансов, что Майя здесь, в знакомом ей доме.
- Будем спускаться вниз по лестнице, мимо каждого балкона, так найдем нужный этаж, - я успокаивал Таню или себя?
Когда лифт нас выплюнул, мы метнулись за угол, к  общему балкону. Майя сидела на перилах к нам спиной, свесив  ноги наружу, похоже было, что она что-то набирала в телефоне, на шум лифта и топот она оглянулась, сделала резкое движение – то ли спрыгнуть, то ли перелезть назад… Я метнулся мгновенно, со всей армейской сноровкой, схватил девочку и мы упали вместе на бетонный пол, заплёванный окурками. Прижал крепко. Обхватил понадежнее, Заглянул в опухшие от слёз глаза. Майя смотрела вверх, не сопротивлялась. Потом я сел, прислонившись спиной к ледяной стене, подтянул девочку так, чтобы она сидела, облокотившись на меня, и всё ещё не выпуская, заговорил:
- Ты думаешь, смерть – это романтика, слёзы близких, запоздалые раскаянья и вечная память, красивое тело в гробу, много цветов? Нет, девочка. Смерть – это обыденно и скучно. Это просто. И некрасиво. Пожалела бы дворника, который будет собирать твои мозги и лужу крови с асфальта, родственников и случайных прохожих, детей, которые увидят торчащие кости, мясное месиво, разбитый череп, сизые кишки… Они тебе точно спасибо не скажут и не запомнят тебя молодой и красивой – нет - они запомнят только кровавый фарш. Нужна тебе такая вечная память?
Майя сглотнула и потерлась щекой о своё плечо.
- Жизнь и так очень короткая. Оглянуться не успеешь – закончится. И прерывать её самой – смысла нет. Не получится ни красивых жестов, ни укора глупым близким, оставившим тебя без поддержки. Смерть не может заставить любить. Как раз те, в чьём сердце ты хочешь навсегда остаться забудут тебя раньше всех, от силы, подумают о тебе секунд пять и продолжат жить свою жизнь. А ты так и не узнаешь столько всего! Ты была на море? Нет. Там открытый горизонт, волны набегают на берег и на песке остаются мокрые следы… Солёная вода легко держит твое тело, покачивает, бережёт, убаюкивает. Когда в море садится солнце – это такое зрелище, которое обязательно нужно увидеть хотя бы раз в жизни… - заметив, что деревянная Майина спина чуть-чуть расслабилась, я продолжил:
- Мы все умрём. Это неизбежно. Это будет. Очень скоро. Обязательно. Ты успеешь. Ты всё успеешь. Просто давай договоримся – ты постараешься продержаться в живых неделю. А потом хорошенько подумаешь ещё раз…
Рядом переминалась с ноги на ногу замерзшая Таня.
- Тебя, Танька, и Андрей любит, и Виталя… Тебе не понять. А меня никто… - Майя с трудом разлепила губы, говорила медленно, смотрела стеклянными глазами в белое ватное небо.
- Глупая! Глупая! А сизые…сизые кишки на асфальте точно не полюбят!!! – Таня зарыдала, упала на колени и обняла Майю. Майя расплакалась тоже… Затряслась всем телом. У меня отнимались заледеневшие руки, разжимались и скользили по куртке Майи, я вцеплялся крепче и думал, что долго на морозе в рубашке не продержусь, спину, прижатую к кирпичной стене, уже не чувствовал.
Потом мы осторожно, как хрустального ангела, везли Майю домой. Я звонил её матери,  объяснял, почему ей придется отпроситься с работы. Звонил в школу, говорил, что приду только на четвёртый урок. Дома Майя покорно выпила успокоительное, испуганная мама уложила её  в постель.  Отпаивала нас с Таней чаем. Плакала, теребила кисточки на скатерти, рассказывала, какая Майя хорошая, послушная, спокойная…и ведь ничего же не предвещало…и ведь не отказывали ей ни в чём… как же так… На стене, прилепленные скотчем, висели детские рисунки – небо, солнышко, домики, деревья, радостные человечки с растопыренными пальцами – немудреное акварельное счастье. Цветы на подоконнике, чашки с именами: Майя, Матвей, Мария, Михаил – для гостей другие, тонкие, как лепестки роз; полосатые  коврики на полу, смешная рыжая собачка, которая так обрадовалась нашему приходу. А могла бы больше никогда не увидеть свою хозяйку….
Я говорил про школьного психолога и кризисные центры, про теорию привязанности, про то, что подросшим детям по-прежнему нужны родительское одобрение, поддержка, любовь, соглашался, что Майя замечательная. Мама извинялась и уходила посмотреть, как там дочка – спит ли, дышит ли…
Когда мы спускались по лестнице, внутри меня будто росла огромная дыра – ни эмоций, ни усталости, ни холода, ни злости, ни тревоги – всё переработалось в энергию и улетело к Майе, осталась только пустота. Таня тоже передвигала ноги, будто шарнирная кукла – и лицо соответствующее –  фарфоровое, куда только подевалась её живая мордашка. Девчонку тоже надо обязательно к психологам, а пока – похвалить:
- Тань, ты молодец, ты свою подругу спасла! Не растерялась, мне сообщила, про дом тётки вспомнила, так долго удерживала Майю на связи… Кстати, а чем ты её заинтересовала?
- Я ей написала, что вы гей… - Таня посмотрела на меня – остолбеневшего с квадратными глазами - и вдруг захохотала на весь подъезд. На грани истерики. И я опомнился и заржал тоже. Мы гоготали до слёз на крошечной лестничной площадке между этажами. И недовольные старушки со скрипом крутили ручки дверей, чтобы посмотреть, что за беззаконие творится. Мы смеялись и не могли остановиться…