Фальшивка

«Подражание и подделка – вот будущее настоящих ценностей»

«Профессия журналиста в принципе не сложна, публична, артистична, удовлетворяет тщеславие, - размышлял Алик по пути к Сапе. - Ее можно сделать спокойной и доходной. Этим она многих привлекает: чем махать лопатой на морозе, лучше за те же деньги сидеть в тепле. Ясно, что у многих журналистов есть дети, семьи. Ценность материального благополучия очевидна, тем более здесь, куда все приехали зарабатывать деньги. В самом стремлении больше заработать нет ничего плохого. Лишь бы это стремление не уничтожало понятия чести, достоинства, совести…
Власти выгодно, чтобы журналистика стала приятной их слуху и глазу. Сколько стоит молчание или направленное блеяние прессы? Подчас недорого. Люди раболепствуют за ту же зарплату. Продажность заключается не в количестве принятых денег. История человечества знает случай, когда за несколько монет был предан самый известный и уважаемый человек на Земле. Суть продажности заключается в сохранении хороших отношений с господином и стремлении услужить…»
Показался серый, но почему-то светлый и притягательный Сапин подъезд с нависшим сверху козырьком-плитой и покореженными входными дверями. Довольно обычный подъезд крупнопанельного дома маленького нефтяного города. Алик поднялся на первую ступеньку, представлявшую всю ту же железобетонную плиту, перескочил через прут, торчащий из тела плиты, словно змея, собиравшаяся ужалить, и забежал внутрь подъезда, где во тьме первого этажа осторожно нащупал ногами ступени ведущие вверх. Глазок Сапиной двери пронзался дневным светом, идущим изнутри. Это означало, что внутренняя дверь открыта, и кто-то дома есть.
Открыл Сапа. Он изрядно потолстел и обрюзг с того времени, как Алик встретился с ним в первый раз, но бородка по-прежнему топорщилась, а в глазах сияла покровительственная мудрость.
- Смотрите, что я нашел в почтовом ящике, - сказал Алик, протягивая Сапе листок бумаги.
- Что это? - спросил Сапа.
- Моя «Дробинка», только фальшивая, - ответил Алик. – Одну полоску выпустили. Отсканировали оформление газеты, убрали мои статьи и внесли свою.
- Смотри-ка, тут Матушку распекают, начальника пожарной охраны, - комментировал Сапа по мере того, как читал. – В принципе все правильно, но возникает ощущение, что писал все это шизофреник.
- Уважают, раз новые способы борьбы со мной изыскивают, - горделиво продолжил Алик.
- Ты не на шутку разозлил начальство, - согласился Сапа. – У тебя все вокруг враги, нет ни одного союзника.
- Так я ж по делу. Одни воруют, другие покрывают, третьим все равно…
- Пойми, принцип власти такой - деньги! – рассердился Сапа. - Иначе не имеет смысла. Если бы обладание властью не давало возможности красть и использовать все законные способы для наращивания своих доходов, а давало бы возможность только честно работать на народ, то в стране установилось бы безвластие. Кому такая власть нужна? Сегодня мало что значат понятия «патриотизм» и «страдание за отечество, за правду». Ради чего принимать на себя обязательства, если народ в наибольшей своей массе подозрительный, падкий на бесплатное, боязливый за свой кусок хлеба, молчаливый, всепрощающий сильного и продажный. Работать на этих людей призваны такие же человечки, жаждущие богатства наличного, а не духовного, жаждущие обеспечить своих детей, а лучше и внуков. Мысли-то и сверху, и снизу одни и те же. Возможности разные. А ты подрубаешь основы. Как ты будешь формировать свою команду, когда пойдешь на выборы мэра?
- Я не раз вам говорил: не нужна мне эта должность, - обиженно ответил Алик.
- А тогда зачем ты его критикуешь, зачем ты раскачиваешь кресло? – укорил Сапа.
- Чтобы он исправился, стал лучше работать. Я же говорил. Если Хамовский не исправится, то на выборах к власти придет другой человек, справедливее...
- Что за детский лепет ты несешь? - спросил Сапа. – Иногда тебя послушаешь и разочаруешься. Я еще раз повторю: я был во главе этого города и точно знаю, что пока с кресла не грохнешься – ничего не поймешь. Кто исправится? Он давно продал душу дьяволу. Я точно знаю, что у него есть человек, колдующий для него. Даже цвет здания администрации не случаен – это цвет магического пламени, в котором сгорает все противное ему. У него продумана даже такая, плевая на первый взгляд мелочь, в которую не каждый верит…
- Да бросьте вы, - изумился Алик. – Быть такого не может.
- Что бросать?! – рассердился Сапа. – Не понимаешь – не суди. Я сам немного посвящен, и есть в маленьком нефтяном городе другие люди, посвященные в магию. Многие думают о тебе, мысленно за тебя и тем самым помогают, а ты - «бросьте»!
- Ладно, извините, - сказал Алик, чтобы прекратить неприятный ему разговор. – Я только хотел сказать, что критика заставляет человека изменяться, исправляться…
- Он исправится?! – еще более осерчал Сапа. - Он долго учился интригам и умению влиять на людей, он много читал, перенимал у приближенных нужные ему качества. Он увольняет и преследует людей, которые за тебя. Хотя постой: в том, что он изменится, ты прав, но в другом смысле. Он учтет все, что ты говоришь, и усилит свою систему с твоей помощью, если ты не переломишь ему хребет и не станешь мэром. Пока ты его кусаешь и, как собака, лаешь, толку не будет. Надо власть забирать, надо не бить, а убивать.
Алик невольно опустил глаза. Кроме Сапы из-за Алика с работы слетела и директор музея маленького нефтяного города. Она распространяла «Дробинку» и, воодушевленная, по глупости раздала газету водителям чиновников городской администрации, а те незамедлительно побежали к своим начальникам и все рассказали.
- Ты его критикуешь, но не для себя, - продолжал Сапа. - Расчищаешь поляну для чужой политической игры, а вдруг к власти придет худший человек. С другой стороны, все равно, кто придет к власти. Мне, да и тебе нужен белый лист, чтобы начать работать заново. Давай вернемся к этому разговору после выборов в округ. Если тебя выберут…
- На это можно и не надеяться, - уверенно ответил Алик…
Чай к концу разговора остался нетронутым и остыл, теплота покидала и отношения политических сообщников. Алик похрустел сухариками и испарился. Сапа задумался. Вытанцовывалось, что он стал жертвой обстоятельств и неправильного расчета. Ему казалось, что все люди изначально желают карьерного роста. Он не мог помыслить, что Алику не нужна власть, что ему нужно только бороться с несправедливостью вначале в лице Семеныча, а потом и всеми остальными. Способности без желания что машина без бензина.
«Дурдом, - размышлял он. – Долг?! Детский сад. Моральный инвалид. Если бы я знал заранее... Но Петровна?! Как просила! Женщины?! От них только зло. Постоянно лезут в дела, в которых ничего не понимают».
Вечером того же дня у Сапы с Петровной прогремела серьезная размолвка с последующим обоюдным молчанием в течение недели. Это они прекрасно умели: ходили по двухкомнатной квартире и совершенно не замечали друг друга, если не принимать во внимание то, что они не сталкивались и не дрались в узких проходах, а терпеливо пропускали…
***
Сапа гнал Алика на выборы, как хозяин упрямого барана – в сарай. «Если система не развивается, она умирает», - эти слова Сапы застряли у Алика где-то в голове и гнали на свершения, но вера Сапы в колдовство и уверенность, что Хамовский обращается к магии, ошеломили Алика и требовали усомниться в уме политического Учителя. Это было невероятно, чтобы такой рациональномыслящий человек, как Хамовский, мэр маленького нефтяного города, увлекался оккультизмом. Натура у Алика была тонко чувствующая, психика не крепкая. Его сны, о чем мы уже говорили, часто становились продолжением разговоров с Сапой...