Декабристы - первые русские штрафники

     Сумрачным морозным  полднем 14 декабря 1825 года  жестокий картечный огонь единственной батареи «единорогов» поставил постыдную кровавую точку в споре наскоро провозглашенного  царём Николая I и вольнодумцев, желавших крупных перемен в крепостнической, фактически рабской, России. Диссидентов того лихого времени стали называть декабристами. Это были очень разные люди, среди которых состояли  и дворяне, и простолюдины, оказавшиеся в пекле антимонархического движения.Восстание с самого начала стало терпеть поражение, ставшее очевидным к закату зимнего короткого дня. Предупреждённый  предателями из дворян - заговорщиков - Дибичем и Ростовцевым, новоявленный император не стал искушать судьбу. По его повелению престарелых сенаторов из правительства заранее  привезли в Сенат, где они после недолгих споров поздней  ночью на 14 декабря признали законность его императорской власти и рано утром присягнули новому монарху.

     Рьяные сторонники убийства царя  Якубович и Каховский в последнюю минуту отказались от своих замыслов – Якубович передумал идти во дворец и уничтожать царскую семью ,а Каховский отказался вести мятежных матросов  Гвардейского экипажа на Зимний дворец. Растерявшийся капитан метался между царскими войсками и мятежными полками, пока не был арестован жандармами и отвезён на допрос. Каховский тут же нашёл себе другое дело – вступил в словесную перепалку с градоначальником Петербурга графом Милорадовичем, и, в ярости выстрелив, нанёс ему смертельную ран,а потом убил полковника Стюрлера,командира Финляндского полка.

     Мятежное утро уже катилось в полдень, а полки восставших прибывали медленно. Первыми привёл 800 лейб-гвардейцев Московского полка штабс-капитан Александр Бестужев. Восставшие построились в каре вокруг памятника Петру I и приготовились к бою. За ними к 11 часам подошли лейб-гренадеры и матросы Гвардейского экипажа – всего около 3000 тысяч человек. Время восставших быстро уходило
–избранный диктатором князь Трубецкой,узнав,что правительство присягнуло царю,передумал быть идти на площадь и решил отсидеться в Главном штабе,дежурным офицером которого он был, посчитав, что дело проиграно. Заговорщики долго не могли избрать нового руководителя – гордо исповедуя выборность, никто из офицеров не хотел брать на себя огромную ответственность.Короткий зимний день медленно клонился к закату. Голодные и полураздетые солдаты в одних мундирах уже два раза отбивали атаки царских конногвардейцев, стреляя поверх голов лошадей. Избранный наконец, к 4 часам дня, всего за час до разгрома  восстания, диктатором князь Оболенский, был уже бессилен что-либо сделать. В темноте наступающей ночи из рядов войск, стоявших на стороне императора начались перебежки к восставшим. Делегаты просили декабристов продержаться хотя бы до ночи.

     Вначале испугавшийся , император наконец, взял себя в руки, так как теперь,при заходе солнца,более всего не желал, чтобы «волнение сообщилось всякой черни».Для него оставалось последнее средство убедить стоявших на площади у Медного всадника.Орудия были готовы к стрельбе.Ужас объял императора. Нервно гарцующий рядом князь Васильчиков спросил тихо императора: "Что делать ,Ваше величество?"- Вы хотите, чтобы я пролил кровь моих подданных в первый день моего царствования? - вопросом ответил император.– Чтобы спасти вашу империю,Ваше величество – отчётливо произнёс  князь. Сидя верхом на лошади, и стуча зубами от холода и страха,Николай I приказал полковнику  Сухозанету расстрелять восставших картечью. Первые привезённые орудия оказались без зарядов и царь ещё больше занервничал – во всём теперь он видел заговор и мятежников вокруг. Через несколько минут в сгустившихся ледяных сумерках в сторону восставших уже глядели смертоносные жерла пушек. Император резко выдохнул из себя воздух  и,перекрестившись, отдал приказ стрелять.Команда раздалась, но выстрела не последовало. «Свои, ваше благородие»,- тихо ответил солдат-канонир. Поручик Бакунин,размахнувшись,резко ударил солдата в лицо, выхватил пальник из его  рук  и выстрелил сам.
 
      Первый залп из четырёх пушек был дан по «черни», которая усеяла крышу Сената и соседних домов. Сначала восставшие отвечали редким ружейным огнем, но потом под градом пуль ряды дрогнули, заколебались - началось бегство, падали раненые и убитые. Картечь с расстояния в 200 шагов, практически в упор,  валила  людей  жестоко – они падали молча, без стонов и криков. Царские пушки раз за разом стреляли по толпе, бегущей вдоль Английской набережной и Галерной улице. Группы восставших солдат бросились на невский лед, чтобы перебраться на Васильевский остров.Один из братьев Бестужевых, поручик Михаил Бестужев и Евгений Оболенский,избранный диктатором, попытались было на льду Невы вновь построить восставших в боевой порядок и повести их  в наступление на Петропавловскую крепость. Но ядра разбивали  лед, многие солдаты и матросы тонули, избежав печальной участи последующей расправы.

    Спустились тяжёлые зимние сумерки. Сенатскую площадь покрыли трупы убитых и ещё стонавших раненых солдат. Полицмейстер Петербурга Шульгин, получивший от царя приказ очистить к утру улицы и площадь, распорядился сбросить убитых и раненых под лёд Невы, выдолбить огромные замёрзшие лужи крови и засыпать их места снегом.По мнению многих горожан, Петербург походил на город, завоеванный врагами. Один из них вспоминал, описывая город после подавления восстания: «..в 7 часов вечера я отправился домой, и вот необычайное в Санкт-Петербурге зрелище:  у всех выходов дворца стоят пикеты, у каждого пикета ходят два часовых, ружья в пирамидах, солдаты греются вокруг горящих костров, ночь, огни, дым, говор проходящих, оклики часовых, пушки, обращенные жерлами во все выходящие от дворца улицы, кордонные цепи, ряды копий казацких, отражение огней в обнаженных мечах кавалергардов и треск горящих дров, все это было наяву в моём городе».
    
    Северная столица словно застыла от ужаса пережитого. Всюду ходили патрули, а полиция следила, чтобы все ворота и двери были на запоре, и нигде не принимали мятежников.Пленённых восставших стерегли отряженные для облавы солдаты-семёновцы из полка нового набора, на которых декабристы вообще не рассчитывали, сгоняли несчастных на Сенатскую площадь, тут же строили в колонны и под усиленной охраной отправляли либо  во дворец, на допрос к императору или сразу  в Петропавловскую крепость. Николай I махнул рукой на монаршие приличия и сам начал допрашивать мятежных дворян. В его сознании никак не укладывался сам бунт аристократов – большую часть лидеров восстания составляли представители знати и дворян. Одним из первых вождей мятежа перед ним предстал князь
Трубецкой. Герой войны с Наполеоном, выходец из древнейшей и родовитой княжеской семьи. Николай  встал,  молча подошел к князю, остановился, разглядывая его внимательно, долго: рябоват, рыжеват, растрепанные жидкие бачки, оттопыренные уши, большой загнутый нос, толстые губы, по углам две болезненные морщинки.  "И это их диктатор? Нашли же они  кого выбрать..- подумал неприязненно император. Да он трясётся и совсем  ожидовел от страха", - снова презрение скользнуло по его лицу. Он подошел ближе и поднял указательный палец против его лба.

    - Что было в этой голове, когда вы с вашим именем, с вашей фамилией вошли в такое гадкое дело? Гвардии полковник князь Трубецкой, как вам не стыдно быть с этой сволочью, выходя из себя от ярости повысил голос  император.- У вас  милая жена! – продолжал царь.  Есть ли у вас дети?- Нет, Государь,- ответил спокойно Трубецкой. - Ваше счастье, что у вас нет детей; но ваша участь будет ужасная, ужасная…Император, ещё недавно переживший смертельный испуг от страха перед мятежниками, теперь дал волю своей власти. Но опасаясь недовольства знати ( ему сразу вспоминалась страшная картина убийства заговорщиками-аристократами отца, Павла I), он  побоялся  казнить многих выходцев из неё, но  решил всё-же прибегнуть к  смерти, однако  другим способом – отправив на каторгу или под пули  горцев на Кавказ.

       Так декабристы стали первыми в России массовыми штрафниками. Стремясь приуменьшить размеры восстания и его значение, царь в переписке с братом Константином всячески занижал количество его участников.Однако документы раскрывают такую хитрость монарха. Около 120 декабристов-дворян заточили в крепость, разжаловали, перевели в действующую армию на Кавказ или отдали  под надзор полиции.  Солдат, участвовавших в восстании, наказывали более безжалостно – 178 человек  прогнали сквозь строй,фактически убив палками, 23 приговорили к наказанию плетью, из остальных – почти  4 тысяч, сформировали сводный гвардейский полк и отправили на Кавказ воевать с дикими горцами. И неизвестно, что было хуже – умереть мучительной смертью под палками царской «милости» или  лишиться головы под кинжалом горца, хотя вероятность погибнуть от вражеской пули в целом была невелика.Основную часть Сводного лейб-гвардии полка, отправленного царём на Кавказ «смывать военный позор кровью врагов Отечества» составили солдаты лейб-гвардии Московского полка и лейб-гренадеры. Император не смог простить им активность на площади, когда они первыми пришли к памятнику Петру I, да ещё осмелились оказать вооружённое сопротивление.

     Однако он предписал по-прежнему считать их гвардейцами, сохранив повышенное жалованье и предпочтение в чинах перед армией. Первый батальон состоял из рыжебородых рядовых и унтеров-московцев, а второй составили из лейб-гренадеров брюнетов. В остальные батальоны записали всех оставшихся в живых солдат и унтеров. Среди 37 офицеров Сводного полка оказалось лишь 8 декабристов,
причём  двое из них – поручики Цицианов и Штакельберг не горели большим желанием погибать на скалах Кавказа и добились отставки, используя связи в верхушке армии.Командовать штрафной «прелестью» император поручил полковнику Шипову-второму, злорадно напомнив ему этим о грехах декабристской молодости и необходимости доказать верность престолу оказанным  доверием. Среди прочих офицеров выделялась фигура штаб-капитана Майбороды, заслужившим штаб-офицерские эполеты предательством товарищей по восставшему Черниговскому полку. Царь исполнил обещание отблагодарить усердие предателя и, помня справедливую мысль «доносчику первый кнут», отправил свежеиспечённого офицера на Кавказ, подальше с глаз своих.

    Полк прибыл на Кавказ к концу лета 1826 года, когда вовсю шла очередная война с персами. Но воевать солдатам не представился случай, и лишь на следующий,1827 год, Сводный полк сопровождал  главнокомандующего Ивана Паскевича, совершив марш к религиозной столице Армении Эчмиадзину. При этом был потерян всего один брадобрей – был найден с отрезанной головой в кустах у окраины города. Хотя в целом население города встречало русских солдат вполне дружелюбно. В первой половине июня русские осадили Эривань (Ереван) и практически без сопротивления изгнали в горы трехтысячный отряд персов, используя бестолковое командование  их полководца Гасан-хана. Однако в войсках под городом от безводья вспыхнула эпидемия и Паскевич, не желая испытывать судьбу, ушёл со Сводным полком в Азербайджан, оставив у Эривани отряд Красовского.

       Персидский принц Аббас-Мирза, опасаясь полного разгрома, без единого выстрела сдал Нахичевань, и попытался остановить русских у Джаван-Булака, но под его стенами  был позорно разбит, понадеявшись на свою кавалерию. Русские гвардейцы сначала вплавь переправились через бурную горную реку, а затем во встречном бою опрокинули вражеских конников в решительной атаке.  Через день перепуганный гарнизон Аббас-Абада сложил оружие, и Паскевич вернулся обратно брать  осаждённую Эривань.Умилённый отчаянной военной службой солдат-штрафников, Паскевич написал брату царя, великому князю Михаилу Павловичу: «Всех более достоин удивления гвардейский полк. Порядок и ревность неимоверны. Я счастлив, что могу его ставить образцом для прочих войск здешнего корпуса: всегда первый на походе, в работе, в сражении и менее других изнурен усталостью. В траншеях одни перед другими, каждый к своему делу. И под знойным поясом почти незаметно, что они пришельцы из климата полярного». Самое интересное  здесь в том, что  такие ладные строки сочинял не сам Паскевич, неспособный к письму, а его секретарь Александр Грибоедов, будущий русский писатель и драматург, симпатизировавший декабристам.

       Героизм первых русских штрафников проявился в очередной раз при захвате Эривани 1 октября 1827 года. В русские окопы из города спустились горожане и персы-дезертиры, со страхом рассказавшие о борьбе за власть в городе. Воспользовавшись этими  беспорядками, 1-й батальон полка бросился в город, в короткой и отчаянной схватке овладел двумя крепостными башнями со всеми запасами пороха, предотвратив его взрыв. Две другие роты в это же время ворвались в Эривань через заваленные камнями Южные ворота и пленили насмерть перепуганного Гасан-хана, укрывавшегося в мечети.После боя гвардейцы решили отвести душу, вспомнив святые для освободителей слова, которым захваченный город отдавался на три дня. И уже к концу первых суток  возмущению командира полка Шипова 2-го не было предела – солдаты мародёрствовали нешуточно. Пришлось издавать приказ: «Нижние чины шатаются по крепости и таскают у горожан мешки и разные вещи. Всем господам офицерам объявляю, чтобы они строжайшим образом приказали денщикам своим не брать и не покупать никаких вещей, а господам ротным командирам - осмотреть ранцы нижних чинов, и у коих найдутся какие-либо вещи, с тех строго взыскивать».

     На этом боевые подвиги гвардейцев закончились. Очередная персидская война завершилась и полк довели до штатной нормы другими солдатами-декабристами, бывшими семёновцами, и георгиевскими кавалерами с Кавказа. 11 декабря 1828 года лейб-гвардии Сводный полк победно вступил в Санкт-Петербург, доставив полученную у персов контрибуцию, и бесчисленные трофеи. Торжественно осмотрев ряды гвардейцев, император умилился и повелел расформировать подразделение. Чтобы ничего не напоминало о его часах страха и позора 14 декабря 1825 года.Офицеров и солдат отблагодарили за службу деньгами и специально учреждённой медалью в память персидской войны 1826-1828 гг. «Московцы» и лейб-гренадеры вернулись в свои полки и батальоны дослуживать тяжкий 25- летний срок солдатчины. Их бывший командир Шипов 2-й был назначен командиром лейб-гренадерского полка и солдат старался не обижать. Предатель декабристов, капитан Майборода, вернулся на Кавказ, дослужился до полковничьего чина и даже некоторое время был командиром Апшеронского полка. Но грязный след измены товарищам по святому делу преследовал его везде.
 
     Скорее всего, это и стало главной причиной его самоубийства 1 января 1844 года, когда он проходил службу в Темир-Хан-Шуре…
А те, кого он предал: бывшие декабристы - поручики Кушелев  и Лелякин отличились во время Крымской войны 1853-1856 годов,и  подпоручик Кудашев и тот же Лелякин - честью и храбростью дослужились до генеральских званий.Сводный полк штрафников-декабристов за время боёв за войну 1826-1828 гг потерял 319 человек  лишь ранеными  и больными. Гвардейцы в целом потеряли в два раза меньше, чем другие подразделения. Привыкшие к жестоким лишениям на петербургских парадах, гвардейцы лучше переносили тяготы местного климата, чем кавказские «ветераны». Да и отношение командира Шипова 2- го  к солдатам того стоило – полковник помнил суворовскую науку - беречь солдата для победы…