Шельмовство

«Невозможно смыть грязь, пребывая в ней по уши»

Налоговая полиция после отъезда Семеныча осталась, как говорится, без головы. По погонному кадровому раскладу Витя, начальник службы собственной безопасности налоговой полиции, должен был возглавить ее. Под воздействием возвышенных предчувствий, он не ходил, а почти летал по коридорам и насвистывал популярные мотивы. Он даже сблизился с Аликом на манер Вельможновой, начальницы налоговой инспекции, и недоумевал, как до этого не додумался сам Семеныч, ведь проще убрать врага, сделав его другом. Но и здесь не обошлось без казуса.
В газете маленького нефтяного города вышел полностью согласованный, то есть прочитанный и подправленный Витей, материал Алика «Три облегчающих мотива», в котором говорилось об уголовных делах, возбужденных налоговой полицией, но прекращенных по различным основаниям: амнистия, срок давности, изменение обстановки. Было напечатано:
«…По причине амнистии, объявленной к юбилею Великой победы, прекращено уголовное дело и в отношении предпринимателя без образования юридического лица (короче - БОЮЛ) гражданина К. Он, имея задолженность по подоходному налогу в размере почти 50 тысяч рублей, уклонялся от его уплаты. Ссылки на отсутствие денег неуместны. Расследованием установлено, что К. мог рассчитаться с этим долгом: он владел баром «Охотник», который продал за 90 тысяч в прошлом году, что подтверждалось расходными кассовыми ордерами. Таким образом, К. совершил преступление, но вину свою признал полностью и в содеянном раскаялся…
Это дело вел следователь налоговой полиции маленького нефтяного города лейтенант Голоскоков. Со всеми постановлениями о прекращении уголовного дела согласен прокурор города…»
Внешне совершенно безобидный материал имел последствия, думая о которых, поневоле согласишься с тем, что бог шельму все-таки метит, как шельма ни изворачивается.
***
Жить надо не для будущего, а для настоящего, и даже святые и творческие вещи использовать и создавать исключительно для хорошей жизни в настоящем, а не с надеждой на будущее, поскольку будущее у всех одно - смерть - а есть ли другое, никто не доказал. Верил в это Голоскоков, поэтому святому не поклонялся и стихов не писал. В этот момент налоговая полиция иссыхала без показателей работы, и вот Тыренко вызвал Голоскокова и сказал:
- Слышь, друг, мы приняли тебя на работу, помоги и ты нам. Возбуди хоть какое-нибудь дело, а мы наработаем потом по нему. Тебе ж не впервой.
- Слушаюсь! – бодро ответил Голоскоков и занялся  баром «Охотник», где в свое время задорно погуляли Братовняк с Муханом и двумя веселыми подругами. Подстрекла на это Голоскокова долгопамятная мстительность. Владелец «Охотника» в свое время выгнал его пьяного   после полуночи за пределы своего заведения, чем сильно обидел…
Дело по «Охотнику» вышло пустяковым, о нем быстро забыли как о рядовом не броском впечатлении дня. Оно пошло в копилку показателей работы налоговой полиции маленького нефтяного города, как падает мелкая монета в глиняную пустотелую свинью. Но после выхода статейки «Три облегчающих мотива» крайне рассерженный Голоскоков пришел к Вите и вызывающим озноб голосом, слегка похожим на скрежетание ножа по стеклу, спросил:
- На каком основании это в прессе?
- Как на каком? Дело по статистике прошло, все официально, - ответил Витя, не понимая беспокойства коллеги.
- Если этот мужик прочитает и обратится в суд, меня привлекут! – постепенно повышая голос, истерично запричитал Голоскоков. – Я не хочу под суд!
- За что привлекут?! – удивленно воскликнул Витя.
- Под его чистосердечным раскаянием не его подпись, - Голоскоков внезапно замолк, не договорив.
- Как так? – еще больше удивился Витя.
Голоскоков замялся и вышел, а Витя заинтересовался, нашел папку уголовного дела и внимательно его прочитал, вызвал хозяина кафе «Охотник», имеющего довольно сложную, с точки зрения русского языка, фамилию, оканчивавшуюся на «Оглы».
- Давай, рассказывай о своих делишках, - сказал Витя.
- Каких делишках? – непонимающе спросил Оглы.
- Сам знаешь. Вон сколько бумаги на тебя извели. Книжка получилась, - сказал Витя.
- Ты о чем, начальник? – спросил Оглы.
- Смотри, - сказал Витя, толкнул папку с документами, и та скользнула по гладкой поверхности стола в сторону Оглы.
- Что это? – спросил Оглы.
- Дело на тебя, - ответил Витя. – Только не говори, что не знаешь. Там кругом твои подписи.
Оглы раскрыл папку, быстро просмотрел документы и удивленно произнес:
- Липа все это, начальник.
- Как липа?
- Ничего я не подписывал. Не мои подписи.
- Все подписи не твои?
- Да, - ответил Оглы. – Впервые вижу эти бумаги. Зачем мне обманывать, начальник? Тебе ж мои слова проверить, раз плюнуть...
Кто сказал, что над людьми парят только светлые ангелы? Копоть тоже стремится вверх. Когда судьбы грешных людей решают такие же грешные, то о какой справедливости может идти речь? Это в стародавние времена, когда войны вершились мечами и копьями, право судить принадлежало царям, монархам, ставленникам бога на земле, у которых было все, а сейчас судят людей такие же нищие обормоты, но не будем всех под одну гребенку исключения случались. Честь и совесть были для Вити не последними понятиями, но он знал, какие нравы царят среди охранников права.
«Голоскоков привлек его к уголовной ответственности втихую, для отчета, - сообразил Витя. - В постановлении, актах, протоколе допроса подделал его подпись, платежки и отнес все прокурору. Прокурор, не вникая, прочитал, что предприниматель вину осознал, ущерб частично возместил, и дело прекратил, а Оглы даже не знал...»
К Оглы Вите интереса не было, но охотничий инстинкт начальника службы безопасности и высокий долг начальника налоговой полиции маленького нефтяного города, каковым Витя себя уже ощущал, требовали загнать жертву в угол, а жертвой пред ним выставился Голоскоков.
- Смотри-ка, что с тобой сделали. Ты вроде как преступник, - подначил Витя.
- Да-а-а. Ну вы даете, - только и ответил Оглы.
- Вы не поможете наказать паршивца, подставившего вас? – витиевато спросил Витя, но ошибся с постановкой вопроса, где сразу допустил отрицание.
- Ты по-простому скажи, что требуется? – спросил Оглы.
- Заявление написать, что незаконно привлекли к уголовной ответственности и подделали подписи, а дальше наше дело, - ответил Витя.
- Вы на что меня толкаете!? Чтобы на допросы таскали? Ничего писать не буду. Не хочу связываться, - испугался Оглы. – Сами разбирайтесь…
Уже прошел год, как Оглы бросил предпринимательство и продал бар «Охотник». Он радовался этому обстоятельству и зарекся связываться с официальным частным промыслом, поскольку устал бесплатно кормить всякого рода проверяющих, в числе которых хаживали и санитарные врачи, и пожарники, и милиционеры. Кушали они очень хорошо, причем до того хорошо, что съедали всю выгоду. Оглы нашел работу во французской фирме, которая, пожиная урожай на нефтяных плантациях России, платила своим работникам деньги куда большие, чем аналогичные российские конторы. Он уже забыл о кафе, как ненужном хламе, жил и радовался, а тут возврат…
- Нет, нет, и не просите, - твердо повторил Оглы…
Жалко отпускать в реку хорошую рыбку, даже если это охраняемая законом стерлядка или белуга. Иногда Витю злость брала на этот боязливый заезжий люд, и сейчас она сдавила ему внутренности и громко ворчала в голове: «Ты ж скоро начальником налоговой полиции станешь, а не можешь раскрутить какого-то хачика и снять с работы прохвоста. Может, действительно надо закрывать таких в камере и выбивать признание, может, действительно надо паяльниками всех, чтобы навести порядок в стране?…»
Витя проводил мечтательным взглядом спину Оглы, исчезнувшую за дверями, и тут его посетила идея: «Надо заручиться свидетельством о том, что Оглы не был на допросах у Голоскокова. В этом мне поможет его французская фирма. Уж они-то точно скажут, был ли он на работе в указанное время или нет».
Ответ был приятный. Оказалось, Оглы работал на нефтяных месторождениях средь таежных просторов Крайнего Севера в то время, когда по документам Голоскокова, он давал показания. Витя воодушевился, схватил папку с бумагами и к прокурору.
- У меня налицо факт служебного подлога, - сказал он, едва войдя в кабинет. – Надо что-то делать.
- Вы бы хоть поздоровались для начала, - напомнил Коптилкин.
- Извините, весь в работе, об элементарном забываю, - сознался Витя. – Здравствуйте!
Прокурор внимательно прочитал материалы и осторожно сказал:
- Если от предпринимателя поступит заявление, то я буду этим делом заниматься, если нет, то – нет.
Коптилкин был очень осторожный прокурор. Витя попытался его переубедить, но безрезультатно. Он вышел из кабинета прокурора потускневший, как погашенная свеча в тот момент, когда на ее фитиле гаснет последняя искра, скудный дымок восходит к потолку, словно душа к небесам, а у основания – кучкой темнеет застывший воск. Он выглядел бы еще скорбнее, если бы знал, что и чаяниям о посте начальника   налоговой полиции не суждено сбыться.