- «Не убивай»
(Исх. 20:13)
Ю. МАСУРЕНКОВ
ЦАРИ И АТАМАНЫ
ХРОНИКА
ОТНОШЕНИЙ ДОНА И МЕТРОПОЛИИ
В 1649–1709 гг.
С КОММЕНТАРИЯМИ
Оглавление
Главные действующие лица………………………………………………………........................6
Цари России в исследуемый период...…………………………………………………........6
Церковные деятели………………………………………………………………………..................7
Атаманы Войска Донского………………………………………………………………...............7
События и их периодизация…………………………………………………………………....................8
Никонианство и начало раскола,1649 г…………………………………………..........8
Разинщина и продолжение раскола,1666 г…………………………………………......10
Наступление никонианства и колонизации на Дон,1672 г………………………16
Начало московской оккупации Дона и утверждения
никонианства,1690 г………...................................... 32
Усиление сопротивления Дона московской экспансии,1700 г...…….41
Начало бунта, его явные и тайные пружины,1707 г..………………………………47
Вторая волна бунта - апофеоз восстания,1708 г..…………………………………69
Критический момент восстания,1708 г..…………………………………………….......86
Агония,1708 г..………………………………………………………………………...................93
Ежесуточный ход донских событий,1707 – 1709 гг.………………………………….97
Идеология смуты.............................................105
Уроки истории и нравственности……………………………………………………….................112
Казачество и государство..…………………………………………………………… .........112
Неизбежное и случайное..……………………………………………………………............125
Раскол: славянофильство и наступающее западничество..………………132
Казачье восстание..……………………………………………………………………..............141
«Герои» «злодеи»........................................145 ПётрI..............................145
Юрий Долгорукий……………………………………………48
Василий Долгорукий…..................149
Андрей Толстой…………………………………………………………………152
Фёдор Шидловский……………………………………………………………..154
Династия Фроловых…………………………………………………………….156
Лукьян Максимов……………………………………………………………….157
Кондратий Булавин……………………………………………………………..160
Семён Драный…………………………………………………………………..167
Никита Голый.…..………………………………………………………………168
Лука Хохлач……………………………………………………………………..168
Игнатий Некрасов………………………………………………………………168
Илья Зерщиков………………………………………………………………….169
Исторические личности………………………………………………………………182
Вместо эпилога……………………………………………………………………………...187
Зерщиковы – фоносемантический анализ………………………………………… 187
Потомки рода Зерщиковых…………………………………………………………...191
Арпачинско-Аксайские Зерщиковы………………………………………………….194
Арпачинская быль (Записки Е.А.Зерщиковой)……………………………………...196
Суть и следствия…..…………………………………………………………………………..208
Использованные источники…..……………………………………………………………...212
Введение
В предлагаемой книге речь пойдет о трагических событиях русской истории, о нравственном и социальном состоянии русского общества конца XVII – начала XVIII столетий и роли в этих событиях некоторых личностей. Непосредственным объектом исследования явилась донская смута 1707 – 1709 гг., основными личностями: считающийся вождем восстания К.А.Булавин, казачий атаман И.Г.Зерщиков и император Петр I.
Причиной внимания к этим событиям и личностям послужил прискорбный факт принципиально неверной трактовки и оценки их места и значения в российской истории. Причем эта ошибочная оценка содержится как в царской, так и в советской историографиях, исходящих, разумеется, из разных позиций.
Например, один из самых признанных исследователей русской истории С.М.Соловьев считает, что бунт произошел «вследствие умножения сходцев, голутьбы на донских притоках, при закрытии выхода Доном в море. Козачество усиливалось за счет гоударства, вытягивая из последнего служебные и производительные силы. Государство, усиленное при Петре личностью государя и нуждаясь в служебных и производительных силах для собственных целей, не могло позволить козачеству похищать у себя эти силы. Вопрос был поставлен ясно: государство требовало от козачества, чтоб оно не расширяло своих владений за его счет, не строило новых городков и не населяло их беглецами из государства; казачество не слушалось, и государство решилось разорить эти городки и вывести беглое их народонаселение на старые места жительства; тогда беглецы вооружились. Но если бы даже государство и не приняло наступательного движения, то нельзя думать, чтоб обошлось без козацкого восстания…» (Соловьев, История России…, 1962, книга VIII, стр.197). При этом историк не дает оценки личностям и мотивам их поведения, а лишь бесстрастно фиксирует факты или то, что он принимает за факты.
Представляется, что подобная оценка конфликта чревата изначально заложенным в нее пороком, состоящим в том, что казачеству предопределяется позиция причины, а не следствия: восстание, по Соловьеву, все равно было бы, если бы даже государство не предприняло наступательных действий против казаков. При этом возникает естественный, но безответный вопрос: против чего и зачем восстало бы казачество, если бы «государство не приняло против него наступательных движений»? Утверждение же С.М. Соловьёва о расширении казачеством своих владений за счёт государства вызывает только недоумение, так как всё было совсем наоборот – государство на юге и востоке в то время расширяло и сохраняло свои владения именно только или при существенном участии казачьего воинства.
Нельзя, конечно же, не признать некоторой справедливости в приведенных рассуждениях историка, но в них содержится лишь малая и не основная часть правды, сосредоточенная на одной только стороне проблемы, а именно на беглецах из России: да – бежали, да - строили городки, да - ослабляли своим исходом государство, да - усиливали казачество! Но разве восстание подняла только бежавшая и обретшая свободу голытьба? Ведь главным иницатором восстания было коренное казачество. Разве бегство голытьбы не было следствием государственного и частного произвола у них на родине? Разве материальное, социальное и духовное содержание государства и казачества как исторических субъектов не определяет уровень их взаимоотношений и в том числе и военных конфликтов? Разве чисто моральный и религиозный факторы не могут быть самостоятельной причиной войн?! Все эти проблемы были проигнорированы маститым историком.
Первый основательный донской историк В.Д.Сухоруков видит причину восстания в непримиримой политике государства относительно бегущих из России на Дон людей, а именно, как в их приёме, расселении и невыдаче казаками, так и в конфликте по поводу Бахмутских солеварен, где интересы казаков, по их мнению, были несправедливо ущемлены. Мотивы защитительного и религиозного характера, содержащиеся в воззваниях Булавина, рассматриваются как клеветнические. (Сухоруков, 2005, III, стр.47).
Эта последняя оценка, как мне видится, проистекала от невозможности иной трактовки в обстановке монархической нетерпимости к инакомыслию, так как власть и мнение помазанника Божьего непогрешимы.
Однако в начале XX столетия в канун революций ситуация в стране изменилась настолько, что другой донской историк, Е.П.Савельев, мог позволить себе уже некоторые идеологичесие вольности. В своей замечательной книге «Древняя история казачества» он, к примеру, пишет о московских утеснениях на Дону в конце ХVII – начале ХVIII веков такое: «Дон глухо заволновался. Это бесцеремонное обращение с донским казачеством, недальновидность и самонадеянность царя заставили задуматься и преданных ему старшин» (Савельев, 1915, стр.395).При этом он рассматривает и религиозный конфликт между Москвой и Доном, подчёркивая исконную религиозность казачества, противившегося насильно насаждаемой новой «еллинской» вере.
Дабы не ввязываться в обсуждение истинных причин донского бунта, совсем просто поступает другой выдающийся исследователь истории России - В.О. Ключевский. В своих многотомных трудах по русской истории он вообще умудрился не рассматривать такое исключительное событие как Булавинский бунт, и имя Булавина им даже не упоминается
(Ключевский, 1956-1958. Тома I – V; Ключевский, 1993).
Точно так же поступает историк середины XIX столетия, К.К.Абаза, не удосужившийся упомянуть ни одного имени взбунтовавшихся в начале XVIII века донцов, кроме Некрасова. И его трактовка этих событий совсем иная: «По царскому указу донцам довелось промышлять над раскольниками, которые, покинувши Русь, скопились в верховых городках по Хопру, Медведице, на Бузулуке и Донце. Раскольники оттуда бежали. Главный заводчик смуты, Некрасов, один вывел 600 семей и поселил их на Таманском полуострове, в 30 верстах от моря, где они уже нашли своих единоверцев, бежавших сюда ранее.» (Абаза, 1889, стр.42). Этих бежавших якобы от своих же собратьев раскольников историк представляет как «врагов ненавистных, злопамятных, пуще чем татары или турки», а казачий бунт как междоусобицу, непонятно чем обусловленную, то ли религиозным расколом, то ли скоплением беженцев на свободных землях верхнего Дона, но однозначно инициированную царским указом. В его оценке исследуемого события неправильно все: и главным заводчиком смуты не был Некрасов, и раскольники не были раскольниками (были просто староверами, а раскол учинили никониане), и не были они ненавистными врагами России, и вообще все было совсем не так, как это излагает К.Абаза.
Что касается историков советского периода, то им сложившиеся обстоятельства предоставили лишь единственную возможность судить о бунте только с позиции марксизма-ленинизма, то есть с классовых отношений. Знаменем или рефреном всех их оценок может служить следующее «крылатое» выражение В.Лебедева: « Крестьянские восстания на данной стадии развития производительных сил и без наличия и руководства пролетариата не могли кончиться удачей» (Лебедев.1935, стр. 67). Вот ведь беда какая: не было у Булавина пролетариата, непременно победил бы! И добавим «самое главное»: а был бы сам Булавин еще и коммунистом и руководствовался бы указаниями центрального комитета партии – быстро бы расправился с воинством Петра I-го.
В целом советские историки безапелляционно оценивали крестьянские восстания и в том числе булавинское (которое не было крестьянским) как «глубоко прогрессивные», не поясняя, в чём же состоял этот прогресс – не в кровавой же бессмысленности и неизбежности их поражения.
По принципу классовости оценивалась роль и моральный облик участников событий: представитель прогрессивного класса (пролетарий и с натяжкой бедный крестьянин) – очень хороший человек и талантливый руководитель, из реакционного класса (скажем, помещик, буржуй, князь, боярин, зажиточный казак и т.д.) – подлец, последний негодяй, бездарный руководитель, словом, очень плохой человек. Так Булавин у них непременно и однозначно – герой, талант, пламенный борец за народное счастье. Зерщиков – «матерый хищник», «двуличный лгун», «рабски покорный властям», «вор и собака», «осторожность и трусость этого старшины слишком хорошо известны» и т.д.
Сколь далеки от истины такие оценки исторических событий и их участников, полагаю, были непредвзятому читателю очевидны всегда. Но сегодня появилась, наконец, возможность оценить их публично, согласуясь только с собственной совестью, без оглядки на государственные и классовые интересы, и с достоверными фактическими данными, иллюстрирующими истинное поведение участников исторических событий.
Именно эти побуждающие мотивы и стремление к правде, подвинули меня к попытке пересмотреть события «донской смуты» конца XVII – начала XVIII столетий и изложить их с максимально возможным приближением к тому и к тем, что и кто были когда-то на нашей донской и российской земле. Ведь совершалось все это на моей земле в числе других и моими предками. Последнее обстоятельство, как известно, делает восприятие несправедливости особенно чувствительным и нетерпимым.
В качестве фактической основы донских событий использованы исторические документы из сборника «Булавинское восстание (1707 – 1708 гг.), М., 1935», а также незначительное число подобных первичных документов, содержащихся в некоторых других исторических исследованиях. В тексте основные из них выделены курсивом.Эти данные, являющиеся по существу единственной фактической основой исследования, выделены в тексте курсивом и снабжены ссылками. Работа содержит также и другие заимствования из предшествующих исследований. Так как широко известные исторические сведения, без которых в настоящей работе нельзя было обойтись, я не счёл возможным пересказывать по-своему, поэтому предоставил слово самим цитируемым авторам. Некоторые сведения, приводимые в исследованиях восстания и имеющие принципиальный характер, но не содержащие ссылок на первичные документы, проигнорированы как не подтвержденные фактами.
Проведенное исследование потребовало такого способа представления и изложения материала, который дает возможность читателю принять непосредственное участие в исследовании и тем самым самому убедиться в обоснованности сделанных в книге выводов. Для этого мне пришлось поместить в книгу большое количество первичного уже опубликованного ранее исторического материала. Эти документы обычно приводятся мной не в полном объеме, а в виде цитат, содержащих только те фактические данные, которые описывают реальные действия, обеспечивающие исторический ход событий. И именно эти факты являются предметом обсуждения, комментирования и источником выводов о внутренних, экономических, социальных, психологических, нравственных и т.д. мотивах поведения исторических личностей.
В целом представляемая работа является, таким образом, компиляцией, то есть собранием документов, с авторскими комментариями и умозаключениями – как и следует быть всякому историческому исследованию.
Такой способ представления материала продиктован также и тем обстоятельством, что опубликованные ранее исторические документы, во-первых, стали уже почти библиографической трудно доступной редкостью, во-вторых, смею утверждать, что они недостаточно внимательно прочитаны даже специалистами-историками, так как сплошь и рядом их высказывания противоречат этим документам. Доказательств тому множество.
Например, в «прелестных письмах» восставшие прямо называют одни причины восстания, историки же говорят о других. Булавин и некоторые его соратники излагают мотивы и программу предательства Родины и своего народа и в конце концов совершают его, а историки записывают их в народные герои. Подобные «герои» во время Великой Отечественной Войны (генерал Власов, атаман Краснов и др.) , слава Богу, не удостоились такого высокого почитания, и получили от государства и народа то, что получили. Далее, атаман Зерщиков борется с восставшими, а историки и писатели его зачисляют в не то что в союзники Булавина, а даже называют вдохновителем восстания, понося при этом самыми последними словами. Ниже все это и подобное будет показано, как я полагаю, с достаточной подробностью и доказательностью. И читатель сам сможет убедиться в этом.
Главные действующие лица
Нижеприведенный хронологический перечень событий в России во второй половине семнадцатого и начале восемнадцатого веков не ограничивается только Булавинским восстанием. Для понимания причин, условий протекания этого восстания и роли в нем отдельных личностей необходимо со всей возможной полнотой охватить весь комплекс сосуществующих в это время значимых исторических явлений и связей между ними. Я не ставил перед собой столь обширную и глубокую задачу – сегодня она не по силам одному исследователю. Но основное содержание таких аспектов как
1/ царская политика в отношении казачества,
2/церковный раскол и его отголоски на Дону,
3/разинщина,
4/общая картина государственной политики и, наконец,
5/состояние донского казачества
все-таки должно быть охарактеризовано хотя бы в общих чертах и проанализировано. Причем по возможности это должно быть сделано не каждое в отдельности, а в такой же временной последовательности и взаимосвязи, как это было в реальности.
Представляется, что только при таком рассмотрении исторических событий их смысл может быть расшифрован с наибольшим приближением к истине. Такой подход к проблеме в некоторой мере соответствует так называемому системному методу исследования, признанному в качестве наиболее эффективного..
Но сначала - представление главных действующих лиц исследованного периода, являющихся носителями властных функций в разных сферах человеческой деятельности. Не все из перечисленных ниже личностей при изложении последующих событий называются поимённо, но все они были непременными и основными участниками этих событий, предопределяя и направляя их ход в том направлении, которое и стало нашей историей..
Цари России в исследуемый период
Алексей Михайлович – (19.03.1629 – 29.01.1676) царствование 1645 -1676. «Тишайший», а между тем в его царствование были народные мятежи и войны: в 1648 (восстание в Москве), , 1650 (волнения в Новгороде и Пскове),1653 – 1655 (война с Польшей), 1656 -1658 (война со Швецией), в 1657 -1676 (соловецкое возмушение, перешедшее с 1667 г.в восстание).1662 («медный» бунт), в 1667-1671 годах (Разинский бунт, перешедший в крестьянскую войну в 1670 г.). И, наконец, почти в течение всего царствования, с 1652 г. до его кончины – церковный раскол, порожденный патриархом Никоном и самим царем, и сопровождавшийся тяжелыми всенародными конфликтами и даже бунтами.
Федор Алексеевич – (30.05.1661 – 27.04.1682) царствование 1676 – 1682.
Иван Алексеевич – (27.06.1666 – 29.01.1696) царствование 1682 - 1689, фактически не царствовал, реальная власть принадлежала царевне Софье (1682 – 1689).
Петр I Алексеевич – (30.05.1672 – 28.01.1725) царствование (1682, фактически с 1689 до 1725).
Церковные деятели
Иосиф, шестой патриарх, патриаршество 1642 – 1652.
Никон, в миру Никита Минич - (1605 – 1681), седьмой патриарх, патриаршество 1652 – 1666. Затеяв вместе с царем Алексеем Михайловичем кровавый разгул раскола, в1658 г. уехал из Москвы в Воскресенский монастырь, бросив патриаршество и, по слухам, продолжая сам следовать старым церковным обрядам.
Аввакум - (1620 – 1681), протопоп 1652 – 1666. В 1653 – 1664 гг ссылка в Сибирь.1664 г. был сослан в Мезень, в 1666 г. привезен в Москву, расстрижен и сослан в Пустозерск как упорствующий старовер и якобы раскольник. Сожжен вместе со сторонниками Лазарем, Федором и Епифанием в 1681 г.
Иоасаф II, восьмой патриарх, патриаршество 1667 – 1672, последователь Никона.
Питирим, девятый патриарх, патриаршество 1672 – 1673
Иоаким (Иван Совелов), десятый патриарх, патриаршество 1673 - 1690
Адриан, патриаршество 1690 -1700, одиннадцатый и последний досинодальный патриарх всея Руси.
Атаманы Войска Донского
Наум Васильев – атаманство 1649 - 1659, 1660, 1666. Сторонник московской ориентации.
Осип Петров – 1659,1662. Сторонник московской ориентации
Корнила Яковлев – 1660, 1962, 1664 -1680.Активный сторонник промосковской политики
Михаил Самаренин – 1666, 1669, 1671, 1678 . Активный сторонник промосковской политики.
Логгин Семенов -1671. Сторонник московской ориентации.
Фрол Минаев – 1680 - 1682, 1684 -1692, 1694 – 1700. Приверженец Москвы. Гонитель старообрядцев, хотя сам, по показаниям некоторых казаков-старообрядцев, «велел служить по старым книгам».
Самойла Лаврентьев – 1680, 1687. Противник Москвы и крайних мер, старообрядец. Сторонник казачьей автономии. Казнен в Москве.
Иван Семенов – 1683, 1687, 1688, 1690, 1694, 1697. Промосковская ориентация, но по показаниям казаков-старообрядцев тоже был сторонником старой веры и старых обрядов.
Илья Зерщиков – 1699, 1700, 1708. Последний свободно выборный атаман. Среди старообрядцев не упоминается, но с явными симпатиями к старообрядчеству, сторонник казачьей автономии, осуществлял ее мерами мягкого сопротивления московской экспансии. Успешно подавив бунт изнутри, был арестован и казнен Петром I.
Лукьян Максимов – 1700, 1703 – 1708. Сторонник Москвы, но сыграл двойственную роль в восстании. Казнен восставшими.
Аким (Яким) Филипьев – 1703 - 1705. Промосковская ориентация.
Кондратий Булавин – 1708. Противник Москвы, старообрядец(?) , сторонник казачьей независимости вплоть до отделения от России. Погиб при попытке погасить восстание заговорщиками.
Петр Емельянович Рамазанов - 1708 – 1715. Ставленник Петра I.Первый назначенный атаман.
События и их периодизация
Никонианство и начало раскола
1649
Земский собор, принявший в этом году «уложение», то есть свод законов о государственном строе и социальной структуре Московского государства, количественно представляли следующие социальные группы населения:
бояре и высшие государственные чиновники – 40 (12,7 %),
высшее духовенство – 14 (4,4 %),
дворяне – 153 (48,4 %),
торговые и посадские люди – 94 (29,7 %),
стрельцы - 15 (4,7 %),
всего – 316 (100%).
Комментарий. Такое представительство, по-видимому, достаточно объективно отражало и структуру, и содержание российского государства и, следовательно, интересы правящих классов. В первую очередь служилого дворянства – главной государственной опоры.
Увеличены размеры поместных земель, определены ранее отсутствующие условия наследования поместий, открыты возможности для слияния поместий с вотчинами и удовлетворены требования дворянства в отношении крепостных - полное право помещика на труд, имущество и личность крестьянина. Отмена «урочных лет», то есть времени на свободный переход крестьянина от одного помещика к другому и тем самым установлено право помещика на бессрочный сыск беглых крестьян. По существу крепостное право приняло черты обыкновенного рабства. Выход из него был только один – бегство в места, недостижимые для сыска, и прежде всего на самое привлекательное из них. то есть на Дон.
Посады, где жили ремесленники и торговцы, платящие налоги, были укрупнены за счет присоединения к ним «белых слобод», то есть торгово-ремесленнического населения, не обложенного царским тяглом, которое теперь должно было платить налоги государству. Этим самым посады приобрели характер крупной и в некоторой степени обособленной саморазвивающейся социальной структуры. Это способствовало быстрому расслоению посадских людей и появлению недовольной своим положением бедноты, эксплуатируемой не только государством, но и собственными богатеями. Как и для бедствующих крестьян, наилучшим исходом для униженной посадской бедноты осталось бегство и приобщение к вольному казачеству.
Таким образом, новое государственное законодательство повлекло за собой появление в обществе большого числа недовольных своим положением людей и к их оттоку в южные и юго-восточные неконтролируемые государством территории.
1649 – 1653
Посещение Москвы патриархами иерусалимским Паисием (1649), константинопольским Афанасием (1653) и назаретским митрополитом Гавриилом (1650), обратившими внимание московских патриархов Иосифа и Никона на отличие ряда церковных обрядов в России от принятых в восточной церкви и советовавшими привести их в соответствие с этой восточной традиционной обрядностью.
Ими, помимо якобы искаженной обрядности, отмечалось также неудовлетворительное состояние религиозной литературы, нуждающейся в существенном дополнении и исправлении. Российские государственные и церковные деятели задолго до этого и сами сетовали на плохое качество церковных книг из-за неквалифицированного их перевода и небрежной переписки, вследствие чего заботились об их исправлении. И эта работа началась еще в XVI веке. Но решительная кампания по приведению в порядок печатной продукции и церковной обрядности началась в середине следующего столетия, в частности и в связи с визитами восточных церковных деятелей.
Поэтому было принято решение об основательной ревизии церковного хозяйства и в частности «напечатать в Москве полную библию, предварительно исправив ее по греческому тексту.» (К.Плотников,1892, стр.34).
Однако некоторые представители русской православной церкви (протопопы Иоанн Неронов, Аввакум и другие) воспротивились этим реформаторским начинаниям, приняв их за покушение на чистоту и праведность их веры. В своей биографии Аввакум писал: «Мы же сошедшееся задумалися; видим, яко зима хощет бытии, сердце озябло и ноги задрожали, начали ужасаться вельми и всеплачевно рыдать о новой непоклонической ереси» (Плотников, 1892, стр.36). Это, по мнению К.Плотникова, проистекало от крайней скудости образования и от горделивого и преувеличенного мнения в духовенстве о значении Русской церкви и неповрежденности ее не только в учении, но и в обрядах (Плотников, 1892, стр.1).
И тем не менее началось активное исправление церковных книг по греческим книгам, специально для этого привезенным из афонских монастырей, насчитывающим от нескольких сот до тысячи лет.
1650
По благословению патриарха Никона в Черкасске была заложена соборная церковь:
«…казаки донские, в церковном отношении, ведались патриархом Московским, входя в состав его епархии» (Дружинин,1889, стр.54). Помимо этой обязанности, на патриархе лежала также обязанность назначать на Дон священников, что, впрочем, имел право делать и войсковой круг.
Комментарий. По существу, именно с этого времени или несколько позднее стало насаждаться на Дону никонианство, то есть насильственная замена укоренившейся веками религиозности на новую обрядность.
«Исследования профессоров церковной истории Н.Ф.Каптерева и Е.Е.Голубинского свидетельствовали о том, что старый русский обряд не был отступлением от греческого, а является древним обрядом Византийской Церкви, который был общеупотребительным в пору Крещения Руси. Взгляд на старый обряд как на ересь был навязан на Большом Московском Соборе 1666/1667 гг. греческими патриархами, которым удалось унизить Русскую Церковь, отменив решения Стоглавого и других Поместных Соборов.» (Священник Михаил Воробьев, 2008. http://rusk.ru/st.php?idar=26912).
Эти никонианские новации очень плохо приживались на Дону, ограничиваясь главным образом только ее столицей, Черкасском, и верхушкой (старшиной) казачества. Все остальное население Дона долгое время, сопротивляясь никонианству, оставалось верным старой религиозной обрядности, то есть старообрядческой. Лишь с конца XVII и до XIX веков включительно оно частично приняло форму Единоверия, то есть некого примирительного фактора единства двух противоборствующих церквей (Лысогорский, Единоверие на Дону, 1915).
1654 – 1658
Исправлению и утверждению церковно-богослужебных книг были посвящены и Соборы 1654 – 1658 гг под руководством Алексея Михайловича и Никона.
Разинщина и продолжение раскола
1666
1. Алексей Михайлович созывает Собор русских святителей для суда над расколоучителями.На него был призван в числе других сторонников старообрядчества протопоп Аввакум, который был расстрижен и предан анафеме, а также осуждены с различной строгостью и другие ревнители старой веры.
2. Любим Зерщик(ов?) - «станичный молодец» в составе зимовой станицы
под руководством атамана Михаила Самаренина в Москву. В списке стоит шестым из 25, где 20-м назван Фрол Разин, брат вскоре «прославившегося» Степана (Кр. Война под предв. С.Разина, т.I, М.,1954, стр. 69-70)..
Комментарий. Это первое известное мне достоверное упоминание Зерщиковых из донской казачьей среды в исторических документах. Как будет далее видно, их род в XVII веке был довольно широко распространен на Дону..
3. Занявшись анализом булавинского движения на Дону, нельзя проигнорировать события, незадолго предшествующего ему и тоже характеризующегося протестным характером в виде восстания против режима царской власти. Таковой была разинщина за 36 лет до булавинского восстания, то есть событие, еще хорошо памятное на Дону, и многие участники и свидетели которого были еще живы. Между тем эти два события при подобной направленности против царской власти, боярства и государственного режима были принципиально различными по месту и масштабу проявления, составу участников, идеологии и вытекающим из нее способам ведения борьбы.
Одним из предвестников разинщины в 1666 году явилось неординарное событие, осуществленное атаманом В.Р.Усом, который во главе нескольких сотен казаков отправился к Москве проситься на государеву службу, но получил от московских властей приказ немедленно возвращаться на Дон. Через год Ус стал одним из сподвижников Разина. Эта акция Уса была обусловлена нижеследующими обстоятельствами.
На Дону в это время сложилось крайне тяжелое положение из-за нехватки продуктов питания. Как известно, заниматься хлебопашеством на Дону запрещалось под угрозой смертной казни. Царского хлебного жалованья и «подножного корма» явно не хватало. А тут еще в эти годы на Дон нахлынуло множество беженцев и переселенцев как из России, так и из Малороссии. Заниматься обычным для донцов иноземным разбоем («добычей зипунов» в Крыму и Турции) для обмена и торговли награбленным уже почти не представлялось возможности, так как устье Дона было заперто турецкими крепостями. И как итог всего этого – голод, обрушившийся прежде всего на низшие слои населения, как на неимущих (голутвенных) казаков, так и в первую очередь на вновь прибывающее беглое население. В этой среде зрело недовольство и отчаяние.
Вот как описывает сложившуюся на Дону ситуацию В.Г.Дружинин: «Войны и тяжелое финансовое положение Московского государства при царе Алексее Михайловиче тяжким бременем легло на все слои общества, в особенности на крестьян: они бежали на Дон, искать свободной, хотя и более опасной жизни. Благодаря пришельцам, увеличивалось и число казаков, и вот, в отписках, идут к царю сетования на голод и отсутствие добычи, вследствие замкнутости морей, куда воспрещено было ходить царскими указами. Положение становилось неестественным: жалованье, хотя и значительно увеличенное, не могло обезпечить всех казаков; голытьба же, постоянно прибывавшая, не имела чем пропитываться. Слабые шайки гулебщиков подавлялись самими старыми казаками, понявшими всю выгоду зависимости от Москвы, благодаря которой они получали как части общего жалования, так и подачки в Москве, в случае участия в станицах. Пока не было вождя у голытьбы – она держалась спокойно» (Дружинин, 1889, стр.42-43).
Степан Разин, проявивший себя как военачальник и дипломат и при этом совершивший паломничество на богомолье в Соловецкий монастырь, вдруг превращается в организатора и вождя недовольных своим положением голутвенных казаков и прибывшей на Дон беглой бедноты.
1667
1.Большой Московский Собор в январе фактически осуществляет раскол церкви, сформулировав свои позиции относительно старообрядцев: «Они (эти позиции – Ю.М.) легли в основу дальнейших отношений к раскольникам как церковной, так и гражданской власти; они же определили и внутренний строй и порядок жизни раскольников. С этого времени раскольники, формально отлученные от православной церкви, составляют уже особое религиозное общество и живут совершенно отдельною, самостоятельной жизнью» (Плотников, 1892, стр.63).
Комментарий.Таким образом раскол был осуществлён господствующей реформированной Никоном церковью, но с поразительным лукавством раскольниками раз и навсегда были названы приверженцы прежней, отеческой веры, то есть староверы.
2. За неповиновение монахов Соловецкого монастыря в приобщении к церковной жизни по новоисправленным книгам и упорное следование прежнему порядку вещей «Царь своим указом (от 27 декабря) повелел отобрать у них богатые вотчины соловецкия в казну и запретил подвозить к монастырю из разных городов и селений хлебные запасы; а московский собор 1667 года… предал соловецких монахов анафеме» (Плотников, 1892, стр.74). И монахи решили сопротивляться власти с оружием в руках.
Московский Собор 1667 года имел тяжкие последствия для людей, склонных к старому укладу жизни, к верности отеческим традициям, особенно в религиозном веровании. Они не хотели и не могли принимать церковные нововведения как путь к истине, как исправление чьих-то ошибок. Для них это было надругательством над самым святым – верой в истинного Бога.
Но власть оказалась глухой и беспощадной к староверам: « еретики и раскольники, не токмо церковным наказанием имут наказатися, но и царьским сиречь градским законом и казнением» (Дружинин,1889, стр.3-4 ). Одним из исторически важных следствий этого стало массовое бегство из Московии старообрядцев на пустынные места Дона, особенно на его притоки Хопер и Медведицу.
3. Весной с ватагой голытьбы Степан Разин пошел с Дона на Волгу «гулять на синее море», чтобы добыть себе «казны, сколько надобно» - с этого началось бандитское кровавое предприятие донского казака, захватившее весь юго-восток России, исключая Дон.
Взбунтовавшийся Степан Разин со своими немногочисленными соратниками (кстати, среди них был некоторое время и будущий знаменитый донской атаман Фрол Минаев! ) на Дону попытался сначала отправиться «за зипунами» на Черное море, но Войсковой атаман Корнила Яковлев (крестный отец Степана!) не пустил бандитов, не внушавших ему доверия своим поведением. Тогда шайка отправилась вверх по Дону, грабя торговых людей и богатых казаков. Добравшись до донской луки в месте ее наибольшего сближения с волжской, возмутители казацкого «благонравия» переметнулись на Волгу и далее на Яик, ища поддержку у пестрой по национальному и социальному составу голытьбы (русские и инородцы, беглые стрельцы и крестьяне, городские жители из низов населения, волжские судовые рабочие, словом, так называемая «чернь», жаждавшая изменения своего положения, то есть, прежде всего – богатства и свободы от своей униженности).
Какие же «подвиги» совершил этот человек в ходе его кровавого бунта и так называемой крестьянской войны?
Выйдя на Волгу, он нападает прежде всего на струг с казенным хлебом, везомым в Астрахань для снабжения населения нижней Волги. Цитирую: « Ладья с государевым хлебом пошла ко дну, начальные люди лежали изрубленные, с почернелыми от огненной пытки телами, или качались на виселицах; старинный соловецкий богомолец (надо читать Степан Тимофеевич Разин! – Ю.М.) сам переломил руку у монаха патриаршеского…» ( Соловьев, 1961, книгаVI, стр. 290). Так проявилась его борьба с голодом и помощь бедствующему населению, о котором он в своих воззваниях так горячо пекся.
Захватив Яицкий городок на реке Яик, он так поступил с впустившими его в городок стрельцами и их головой Яцыным: « Яцын со своими стрельцами не сопротивлялся, но и не приставал явно к ворам. Это не понравилось атаману: вырыли глубокую яму, у ямы стоял стрелец Чикмаз и вершил своих товарищей, начиная с Яцына: сто семьдесят трупов попадало в яму. Зверь насытился…» (там же, стр.291). Остальных стрельцов, не присоединившихся к нему, Разин отпустил, но потом «снова рассвирепел и поплыл в погоню за ушедшими; казаки нагнали стрельцов и начали…их рубить и бросать в воду…» (там же стр. 291).
Астраханский воевода князь И.С.Прозоровский «отправил к Разину двоих посланцев с увещаниями принести свои вины: один посланный возвратился… другого ночью Разин убил и бросил в воду.(там же , стр. 291).
1668
«В конце лета 1668 года был послан отряд стрельцов …которому велено было держать монастырь в осаде и тем заставить монахов образумиться. Но соловецкие монахи при появлении отряда «заперлись в крепких монастырских стенах и решились защищаться с оружием в руках …Осада монастыря длилась 8 лет.» (Плотников, 1892, стр.74-75).
1668 – 1669
Персидский поход Разина был просто грабежом всего прибрежного населения Каспия, впрочем, активно и небезуспешно сопротивлявшегося пиратам. Методы борьбы с обеих сторон были коварны и кровавы. В конечном итоге после полного разорения каспийских прибрежных поселений Разину всё же пришлось бежать с Каспия, несмотря на чудовищное поражение прекрасно оснащенного персидского флота, осадившего Степановы струги. Захватив богатую добычу и плененных сына и дочь предводителя флота Магмеда Ханбека, Степан вернулся в Астрахань в августе 1669 года сказочно богатым и вальяжным победителем. Однако здесь его поджидало большое скопление царских войск, сражаться с которыми у бунтовщика не было сил. И он как мудрый дипломат решил просить прощения у государя. Тот его милостиво и простил, велев «заслужить свои вины» в Астрахани.
Астраханские воеводы перед уходом Разина на Дон попытались было заполучить от него хоть часть награбленного добра, но ничего у них не получилось. Разин лишь щедро одарил Волгу, выбросив в нее свою наложницу пленную персиянку со словами (цитирую) : «Возьми, Волга матушка! Много ты мне дала серебра и золота и всякого добра, наделила честью и славою, а я тебя еще ни чем не поблагодарил!» (Соловьев, 1961, стр. 297). В иной интерпретации это звучало так: «О, Волга славная! Ты доставила мне золото, серебро и разные драгоценности, ты меня взлелеяла и вскормила, ты начало моего счастья и славы, а я, неблагодарный, ничем еще не воздал тебе, прими же теперь достойную тебе жертву!» (Сухоруков, 2005, стр.91).
Октябрь. Вернувшийся на Дон из «персидского похода», С.Разин строит «со товарищи» городок Кагальник на донском острове выше устья Северного Донца. Здесь происходит раздача «трофеев», посулы казакам богатства и воли, приглашение их в свою ватагу (банду). Количество примкнувших к нему сторонников в ноябре достигает уже 2700 человек.
1670
Зимой Разин публично на войсковом круге обвиняет своего крестного отца Войскового атамана К.Яковлева в измене казацкому делу и даже пытается расправиться с ним. Но сторонники Войскового атамана скрутили Разина и выпроводили из Черкасска.
Апрель. На большом круге Разин объявляет о своем намерении «итти з Дону на Волгу, а с Волги на Русь, чтоб…из Московского государства вывесть изменников бояр и думных людей и в городах воевод и приказных людей» и дать свободу «чорным людем». При этом он со своими сторонниками убивает привезшего на Дон ежегодное государево жалование московского посла полковника Герасима Евдокимова, велев своим многочисленным сторонникам «осадить Герасима в воду», то есть утопить.
«Одиннадцатидневное нахождение Разина в Черкасске сопровождалось убийствами и разного рода неистовствами: он выгнал из Черкасска всех священников, богохульствовал, приказал на Дону не строить церквей и велел венчаться около вербы…умертвил многих старшин и тела их побросал в Дон, ограбил дома убитых и других старшин, которые хотели было остановить его неистовства…» ( Сухоруков, 2005, II, стр. 91).
Не получив ожидаемую поддержку от казачества, в конце апреля Разин отправляется со своим войском в свой последний поход на Волгу, где поднимает восстание и начинает войну против русского государства. В дальнейших бесчинствах Разина Фрол Минаев участия уже не принимал, образумившись и оставшись на Дону.
Взятие Астрахани сопровождалось следующими «подвигами» монстра:
«Разин сам распоряжался грабежом, разъезжал по городу верхом на лошади из одной улицы в другую и всех тех из граждан, кои только попадались навстречу, какого бы пола и возраста ни были, приказывал иного колоть, другого бросать в воду или, отрубив руки и ноги, оставлять в таком положении среди улицы….Разин..приказал …юного князя, имевшего от роду 16 только лет, повесить через городскую стену за ноги; после в то же время повешен был близ него и меньший 6-летний брат его. Казначей Алексеев должен был понести лютейшую смерть: его повесили на виселице за ребра: в таком положении они находились целые сутки. На другой день Разин приказал старшего Прозоровского бросить с раската…» (Сухоруков, 2005,II, стр. 97).
С.М.Соловьев останавливается на других подробностях этой расправы: «Суд и расправа были коротки: явился атаман и велел взвести воеводу на раскат и оттуда ринуть на землю. Других несчастных не удостоили такого почета: их секли мечами и бердышами перед соборною церковью, кровь текла ручьем мимо церкви до приказной палаты; трупы бросали без разбору в Троицком монастыре в братскую могилу; подле могилы стоял монах и считал: начел 441.» (Соловьев, 1961, книга VI, стр.304).
В течение следующих дней многих граждан «Разин приказывал бросать живых в воду, других вешать за ноги или отсекать руки и ноги.» (Сухоруков, 2005, II, стр.98).
А далее все Нижнее и Среднее Поволжье вспыхнуло, как огромный пожар, всё разгорающийся и губительный для начальствующих и привилегированных. Пали города Царицын, Саратов, Самара, Саранск, Тамбов, Пенза и др. Однако царские войска под руководством князей Ю.А. Долгорукого, Ю.Н. и Д.А. Борятинских и К.О. Щербатова довольно быстро разгромили воинские соединения бунтовщиков. Сам предводитель восставших в начале октября бросил свое воинство и убежал на Дон в свой Кагальницкий городок. Там он пытался найти новых сторонников в надежде на примирение с казачеством и спасение от московского возмездия за воровство, но безуспешно, и потому продолжал с еще пущей яростью неистовствовать и свирепствовать: « жег попадавшихся ему врагов в печи вместо дров» (Соловьев, 1961. книга VI, стр. 319).
.
1671
1.В феврале Разин попытался было проникнуть в Черкасск, но его туда не пустили. По версии В.Д.Сухорукова, Разин все же встретился со старшинами и своим крестным отцом Корнилой Яковлевым, которые, чтобы усыпить подозрительность Степана, приняли и проводили его с уважением. А 14 апреля Корнила Яковлев с казаками громят Кагальницкий городок, поголовно истребляют его защитников, а сдавшихся своего крестника Степана и его брата Фрола заковывают в цепи и отвозят в Москву на казнь.
«За это получили новую прибавку жалования: 500 четвертей хлеба и 100 ведер вина. Это было первое испытание результатов Московской политики. Стало очевидным, что зипуны уже перестали интересовать старых казаков, и они поступились своим исконным правом – не выдавать Москве никого, даже беглых, не говоря уже о казаках». (Дружинин, 1889, стр.43).
6 июня в Москве на Лобном месте Степан Разин, выданный царским властям донским казачеством, был четвертован.
2. Перед прибывшими в Черкасск 24 августа из Москвы послом Григорием Косаговым и дьяком Андреем Богдановым казаками после четырехдневного сопротивления принимается присяга в верности московскому царю. После нее казаки обязаны были и присягали царю «каждый раз при вступлении нового государя на престол» (Дружинин, 1889, стр.43).
Комментарий. В заключение краткого обзора разинщины уместно сделать некоторые выводы. Сначала о личности предводителя.
Несомненно, это было явление весьма неординарное, даже исключительное, обладавшее магией электризующего воздействия на массы. Явление, переполненное обуревавшим его чувством безграничной непогрешимости и уверенности в себе при безразличии, презрении или ненависти к другим. Но при этом недальновидное, если не сказать недостаточно умное, то есть интеллектуально недоразвитое. Его, Степана Разина, немотивированная жестокость, наряду с перечисленными качествами, определенно свидетельствуют о не норме, о патологии, как медицинском факте.
Будучи выходцем из зажиточного сословия домовитых казаков, он не мог опираться на личный опыт в своем отрицательном отношении к богатым и власть имущим. Опираясь на бедноту и объявляя войну власти, чем руководствовался он? Может быть, чувством справедливости? В какой-то мере это возможно. Но это чувство справедливости в нем могло иметь лишь абстрактный, лишенный истинного личного чувства характер, так как лично ему оно не было свойственно – сплошь и рядом его поступки были весьма далеки от справедливости. Значит, его бунтарская деятельность направлялась какими-то иными побуждениями.
Мне представляется, что эти побуждения были сродни тем же самым, которыми руководствуются обыкновенные воры и бандиты, только в случае с Разиным - соответственно масштабу личности – в сокрушающе гапертрофированных дозах. По своим психологическим особенностям и моральной неполноценности он был просто вор в грандиозном масштабе .Причем не только не чуждый общению с «зеленым змием», но даже безмерно злоупотребляющий этим общением и поощряющий его в своем воинстве:
«Необузданный разгул, которому предавался Разин со всем своим войском, несомненно, являлся ближайшей патологической причиной многих бесцельных злодейств, совершенных ими.» (Фирсов, Разиновщина, стр. 31).
Этот вывод вполне согласуется с идеологией и реальным содержанием всей деятельности вождя и его приспешников от первой организованной им банды до ослепленных масс в так называемой крестьянской войне. Столь исключительная его особенность послужила запалом для взрыва народного гнева, подготовленного всем ходом российской истории. Он произошёл в том самом месте, когда и где наш «герой» удосужился родиться и взрасти в обстановке, способствующей развитию указанных природных свойств личности. Ведь казачья среда в те времена потому и существовала, что жила в числе других источников существования и за счет воинских рейдов на окружающие территории. Отсюда и соответствующая захватническая мораль воина.
Именно потому основным руководящими мотивами разинщины было
во-первых, получить свободу действий, развязать себе руки, то есть, облекая это в «высокий» смысл – обрести волю;
во-вторых, употребить эту свободу на удовлетворение потребности обретения богатства, то есть грабить имущего, так как никаким иным способом разбогатеть им было невозможно – не работать же (!);
в–третьих, устроить жизнь по-казачьи, так как именно казачья жизнь, как всем им казалась, наилучшим образом удовлетворяет первые две потребности;
в–четвертых, религия, в какой бы форме она ни присутствовала (в ново- или старообрядческой или какой иной), всеми действиями повстанцев и их вождя определялась как нежелательный фактор новой жизни, сковывающий инициативу по первым двум потребностям.
Всеми этими мотивами разинское движение противоречило не только государственному устройству, реализуемому московской властью, но и угрожало существованию самой казацкой республике Дона, то есть самоорганизующейся и относительно устойчивой системе казачества. При, в общем, далеко не гуманном способе обеспечения части средств существования («добыча зипунов») устойчивость системы казачества обеспечивалась наличием других источников жизни: охота, рыбная ловля, снабжение от «царя батюшки» и продовольствием, и вином, и товаром, и расходными средствами ведения войны (порох, свинец). Но, разумеется, главным цементом общества были семейные и общественные традиции организованной структуры (неписанные законы и правила поведения) и, что особенно важно, вера в Бога и более или менее обязательное соблюдение моральных устоев.
Таким образом, действия и лозунги разинщины обещали и поощряли лишь разнузданные вольности вне всяких норм морали и нравственности. Эти лозунги в принципе не могли обеспечить создание сколько-нибудь устойчивого и жизнеспособного общества, и изначально были обречены на эфемерное, мгновенное в масштабе истории существование. Никакого прогрессивного элемента, никакой революционности они не содержали – просто дикий и бессмысленный бунт отчаянной и антигуманной толпы, состоящей из самых низов человеческого общества. Потому бунт и был, достигнув апогея, быстро подавлен как государственными, так и казачьими силами.
Но, как это ни прискорбно, в народной памяти разинщина оставила фальшивый романтический след в виде преданий и песенной культуры, обманывающей потомков «красочными подвигами народного героя», якобы стремившегося облагодетельствовать страждущий народ (одних за счет других!) счастьем свободы и богатства. В этой фальшивке содержится опасный соблазн вновь стать на греховный и пагубный путь радикальных преступлений против человечности.
Событие это получило столь же ложную оценку положительности и прогрессивности и от псевдонаучных потуг деятелей «научного коммунизма», и от некоторых деятелей культуры, заражённых вирусом псевдоромантического слабоумия.
Мне же представляется, что разинщина это не более чем величайшая народная трагедия, долженствующая стать скорбным уроком развязывания и взрыва диких страстей, порожденных бездуховностью, жадностью и недальновидностью как верхов, так и низов человеческого общества. Это было то, чего никогда не следовало бы делать людям.
Наступление никонианства и колонизации на Дон
1672
1. В Посольском приказе расспрашивают атамана Фрола Минаева о городках на Дону, их расстоянии друг от друга и от Воронежа.
Комментарий. Наученные горьким опытом разинщины, московские власти пытаются составить хоть какое-то представление о географии и народонаселении опекаемого ими и столь опасного Поля.
А что касается Фрола Минаева, то его прибытие в Москву в качестве атамана посольской станицы свидетельствует о высокой прозорливости Фрола, очень быстро и дальновидно переориентировавшегося совместно с верхушкой черкасских старшин с разинского воровства на верноподданную службу московским властям.
2. 30 мая - рождение в семье царя Алексея Михайловича Романова сына Петра.
3. Основание (с ведома Войска Донского) старцем Иовом Тимофеевым старообрядческой пустыни и часовни (впоследствие была преобразована в церковь) на реке Чир в 50 верстах от ее впадения в Дон.
1674
1. Московские власти 1 февраля расспрашивают бывшего Войскового атамана Корнила Яковлева и станичного атамана Ивана Семенова о городках на Дону и Хопре.
Комментарий. Как видно, московские власти всерьез занялись изучением донского казачества, о котором имели весьма скудные сведения.
1675
1. «10 июля… атаман Яков Данилов в расспросных речах заявил, что «в Черкаском, в Скородуме и Прибылом городках, кроме верховых городков, будет казаков с 3 000 и больше, а как из верховых городков казаки в Черкаской прибудут и всех казаков будет за 30 000 и больше» (Дружинин, 1889, стр.59-60).
Комментарий. Пополнение информации о донском казачестве продолжается, значит, проблема эта всерьез овладела московитами.
2. В феврале отряд тамбовского воеводы под началом боярского сына Василия Клокова учинил розыск беглых раскольников по реке Медведице. Раскольничий городок найден не был, но вернувшийся из розыска отряд захватил «4 женки и 12 девок, трех же взятых мужиков отбили у них по дороге Донские казаки» (Дружинин, 1889, стр.91).
Комментарий. Этот факт обращает на себя внимание тем, что в казаках оставался самым сильным мотивом поведения принцип «с Дона выдачи нет», перед которым и принадлежность к староверам выдаваемых, и действия против них московских властей не имели совершенно никаких преимуществ. Старообрядчество не было для казаков преступлением: вора Разина можно было отдать Москве, а старообрядцев – нет!
1676
1. 22 января - разгром московскими властями восставших старообрядцев в Соловецком монастыре.
2. 30 января - смерть царя Алексея Михайловича. На царство избирается его сын от первого брака Федор.
Комментарий. Длительная осада монастыря и героическая защита староверами своих прав возымели огромное нравственное воздействие на население России. Защитники воспринимались как мученики, царское воинство как насильники и мучители, а смерть Алексея Михайловича как справедливое возмездие за неправое дело.
3. Прибытие на Дон головы Московских стрельцов Федора Мещерякова для приведения к присяге казаков на верность царю Федору Алексеевичу. Ему было поручено также тайно составить подробную роспись всем казачьим городкам с поименным указанием лиц мужского пола не только в городках в целом, но и в куренях, «а рекам и городкам учинить чертеж».
Комментарий. Как выясняется из приводимых сведений, в Москве не было даже карты на Донскую область, и необходимость в ней стала для властей очевидной. Необходимы были также и более детальные сведения о числе и размещении на Дону лиц мужского пола, то есть казаков, способных носить оружие. За этим усматриваются далеко идущие планы московских властей относительно донского казачества и занимаемой им территории.
4. На Дону выше впадения Хопра в лесу старообрядческий поп Савелий с двумя чернецами построили маленькую пустынь. Чернецы, рассорившись с товарищем, ушли в Черкасск и выдали войсковому атаману Михаилу Самаренину попа Савелия за то, что он «за великого государя Бога не молил и им запрещал молить» (Дружинин, 1889, стр.79;)). По приказанию атамана попа привезли в Черкасск и сожгли.
Комментарий. Событие это стало первым знаком начавшегося расслоения казачества на промосковское меньшинство и огромное большинство, верное традиционным казачьим принципам духовной и светской, то есть гражданской жизни. В отличие от вышеописанного освобождения казаками захваченных московитами староверов оно иллюстрирует принципиально иную позицию по отношению к староверам черкасской власти и простых казаков. Старшина и атаманство в большинстве своем следовало указаниям Москвы. Для казачьей верхушки вопросы религии, то есть совести, перед политикой и материальными интересами были отнюдь не главными. Между тем у основной массы казачества соблюдение сложившихся правил поведения и веры оставались главными критериями правды и неправды, добра и зла.
Чернецы, предавшие Савелия, сделали это не по идейным соображениям, а по бытовой ссоре со своим товарищем и из мести ему (Дружинин, 1889, стр. 109; Соловьев,1962, VII, стр.241).
1678
На реке Цимле основывает пустынь поп Пафнутий, известный как активный сторонник старообрядчества.
1680
1. Смерть старца Иова в Чирской пустыни. Число иноков в ней достигало 20, а бельцов -30. Ее строителем стал инок Макарий. К этому времени пустынь разраслась и в 2 км от нее появилась женская обитель. Эта пустынь стала центром старообрядчества на Дону.
2. Известно о существовании двух старообрядческих пустыней на реке Белая Калитва с общим числом пустынников более 40.
1681
1. Сожжение протопопа Аввакума с приспешниками в Пустозерске.
2. Ноябрь. На состоявшемся соборе по настоянию царя «был впервые принят принцип отыскивания раскольников, и это вменялось в обязанность светским и духовным властям»
1682
1. 27 апреля - смерть царя Федора Алексеевича. Она вызвала резкое обострение борьбы за престол между партиями, сгруппировавшимися вокруг родственников первой и второй жен Алексея Михайловича, то есть Милославскими и Нарышкиными.
2. 15 – 17 мая произошло восстание стрельцов, ставших на сторону Милославских.
Среди стрельцов было много старообрядцев, и наиболее ревнительным из них был их начальник князь Хованский. Они обратились с челобитною к правительству с просьбой восстановить древнее благочестие. Эта акция сопровождалась учиненными ими беспорядками в Москве. Мятеж был подавлен, Хованский казнен вместе с сыном.
3. 26 мая - избрание царями Ивана и Петра, но за слабостью здоровья одного и малолетства другого 29 мая правительницей была провозглашена их сестра царевна Софья.
Комментарий. «Важно, что Петр I рос в ненависти к тем людям, которые совершили на глазах его, десятилетнего мальчика, переворот и убили его родственников в мае 1682 года. От матери, родных он впитал жгучую ненависть к стрельцам, Софье, которые лишили семью Нарышкиных влияния, привилегий, а его самого – реальной власти. Но в этой ненависти он пошел дальше. С годами он перенес ее с конкретных людей на весь мир старой Руси с ее традициями, обычаями, предрассудками. Молодой Петр боялся своего будущего. Оно, в принципе, ничего хорошего не сулило ему – неопытному «полуопальному» царю без армии, финансов, поддержки большинства бояр и дворян, а также церкви. Он фактически был в руках своих врагов. Поэтому ненависть, страх за свою жизнь и политическое будущее во многом повлияли на поведение Петра I, сказывались на его мыслях о Москве, Кремле, традиционной России, ее деятелях. Можно сказать, что именно ненависть Петра к России Софьи, Милославских, стрельцов, старой Москвы с ее тупичками, проулками и закоулками, где его мог поджидать наемный убийца, стала неосознанным (а порой и вполне осознанным) стимулом, причиной реформ, которые потрясли Россию» ( Анисимов, 1989,стр.327.)
«В своем, еще незрелом уме Петр путал бородатых стрельцов и церемониал кремлевских покоев, обычаи царского двора и его благолепие, то есть все, что как бы олицетворяло собой порядки, породившие и страшное 15 мая 1682 года и ненавистную Софию и ее "ближних бояр", со всеми сложным и многообразным укладом русской национальной жизни. Возненавидев стрельцов и бояр, он возненавидел и среду, их породившую, и обстановку, их окружавшую. Увидев язвы на теле Московского государства, обратив внимание на бесчисленные недостатки (положим не на такие уж бесчисленные. — Б. Б.) русской действительности, он начал отворачиваться от нее. Раздраженный Москвой, он повернулся лицом к иноземному Кокую, подчас слишком опрометчиво решая спор запада и Руси в пользу первого, слишком неразборчиво заимствуя у Запада на ряду с полезным, ненужное для Руси". (цитирую по http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IV., Борис Платонович Башилов).
1683
1. Приехал и построил себе пустынь с разрешения войска поп старообрядческого толка Феодосий в лесу у устья Старого Дона в одном дне пути от Романовского городка.
2. В июне явились в Чирскую пустынь трое староверов с фальшивым письмом от царя Ивана Алексеевича, адресованным войсковому атаману Ивану Семенову с призывом казаков в Москву на помощь царю в его борьбе с боярами. Письмо содержало «непристойные слова про св. патриарха и про властей о расколах и о новоисправленных книгах» (Дружинин, 1889, стр. 111). В пустыне этому посланию не поверили, и пришельцы отправились вниз по Дону по казачьим городкам.
В августе они появились в Черкасске, где письмо было обнародовано. Оно сильно взволновало казаков. Началось брожение с призывами идти на Москву.
Положение стабилизировалось после выяснения подлинных авторов подложного письма. Ими якобы оказались жившие в устье реки Медведицы беглый стрелец Костка и некий Куземка Косой. Посланцев, доставивших письмо на Дон, казаки не позволили выдавать Москве и наказывать, а относительно его авторов велели провести дознание.
Костка и Куземка впоследствии были пойманы, первый сознался, принял вину на себя и был отправлен в Москву, где и был казнен вместе с выявленными у него под пытками истинными авторами письма. Ими оказались «Москвитин, церковный раскольщик, Басманной слободы тяглец Васька Симонов с товарищем своим Савкою Яковлевым Грешным» (Дружинин, 1889, стр. 119).
Комментарий. Относительно этих событий в исторических документах содержатся толкования, противоречащие, по моему мнению, приведенным в этих же документах фактам.
Так, факты состоят в том, что 75 допрошенных казаков-староверов плюс все население Средней станицы (одна из станиц Черкасска, состоящего из пяти станиц внутри крепостного вала, с населением в каждой не менее10 -20 казаков), то есть около 100 человек единодушно утверждали, что «первое постановление круга служить по старым книгам состоялось при Иване Семенове, который, с войскового ведома, несколько лет назад, велел собрать все новые книги и, запечатав, поставить под церковь в Черкасске, где оне и сгорели во время пожара, осенью 1687 года» (Дружинин, 1889, стр.249). Это, так сказать, истина в первой инстанции. Относительно нее В.Г.Дружинин заключает: «Московские следователи хотя и поставили на первом плане вопрос о круге при Иване Семенове, но собранные из сказок сведения заставили их оставить этот вопрос совершенно в стороне, как выяснившийся в смысле показаний, данных обвинителями»(там же, стр.260). Что же это за показания, данные обвинителями?
Это показания казака не раскольника Фомы Голодного и протопопа Василия Иванова Шевалдина, которые говорили либо лишь о событиях 1687 года, либо подтверждали факт распоряжения Иваном Семеновым о выносе новых книг из церкви в 1683 году: «Иван де Семенов убояся их многого крику, те книги велел из церкви вынесть, и запечатал и атаманство сдал» (там же стр.256). Такое же подтверждение прозвучало и из уст раскаявшегося казака-старовера Ивана Сапожника: « Обратим внимание на то, что Ивашка Сапожник утверждал, как слух, что постановление о служении по старым книгам было при Иване Семенове». (там же, стр.257). А что касается Ивана Рабынина, то он говорил лишь о событиях 1687 года.
И вот в полном противоречии со всем этим В.Г.Дружинин делает вывод: «Таким образом, приходится признать показание раскольников об установлении при Иване Семенове службы на Дону по старым книгам ложным…В пользу этого решения вопроса говорят: 1) хронологическая неточность в показаниях раскольников о времени атаманства Ивана Семенова; 2) показания изветных писем…;3) самые показания казаков-не раскольников; 4) повинные речи двух раскольников, близко стоявших к делу мятежа, и 5) общий ход событий, достаточно хорошо известный по документам, не допускающий возможности пропуска в них известий о столь важном событии»(там же, стр.259)
Рассмотрим эту аргументацию по пунктам:
1) хронологическая неточность о времени атаманства Ивана Семенова может свидетельствовать только лишь о состоянии памяти у казаков на даты, но не о таком ярком событии, как запрет служить по новым книгам и возвращение к старой вере;
2) о показаниях изветных писем – см. далее за 1688 год;
3) и 4) показания казаков-не раскольников и повинные речи казаков-староверов либо подтверждают, либо не касаются факта возвращения к старой вере на круге при Иване Семенове в 1683 году – см. выше;
5) это настолько туманный и ничем не аргументируемый тезис, что реакция на него может быть только одна – не убедителен.
Наконец, у С.М.Соловьева находим: «о том, что делалось в самом Черкаске, шел спор в Москве между двумя монахами, Савватием и Гавриилом. Савватий доносил, что в Черкаске сначала служили по новоисправным служебникам, а когда Гавриил начал в соборной церкви служить, то выходил в круг к козакам и наговаривал, четвероконечный крест называл латинским; войско послушало, велели просвиры печатать по его воле осмиконечным крестом и велели служить по старому служебнику. Гавриил с пытки в расколе и ни в каком воровстве не винился, только говорил, что виноват, служил на Дону в соборной церкви по старому служебнику» (Соловьев,1962, VII, стр. 430) – это по обсуждаемому нами вопросу. Но и этот довод В.Г.Дружинин отрицает вслед за Московским правительством на основании того, что после пытки Гавриил признается лишь в своей личной вине и якобы отрицает участие в этом деле войска, то есть все дело трактуется как личное Гавриилово, а Савватиево утверждение – ложным.
Можно возразить такому заключению тем, что в признании Гавриила под пыткой не содержится никакого отрицания, и можно лишь восхищаться мучеником, не пошедшим на признательные показания против своих единоверцев. А монах Савватий уподобился десяткам жителей Черкасска, так же как и он прстодушно и правдиво поведовавших о былом.
Но еще более поражает чудовищный фарс государственного судопроизводства и его идеологического обоснования и поддержки со стороны науки, обслуживающей этот институт: беззастенчивое «доказательство» того, что, когда надо, белое можно изобразить черным, а черное – белым вопреки очевидным фактам. Прошедшие с этого эпизода столетия совсем не изменили государственный произвол в отношении к тем, кого оно посчитает своим врагом – все равно накажет и либо посадит, либо ликвидирует, а историческая наука все так же верно служит своему хозяину.
Смятение в Черкасске, обнаружившее противоречие между староверами и сторонниками церковных новаций, проявилось с такой явной и открытой силой, по-видимому, впервые. Оно показало, что верховодившее казаками черкасское казачество в лице старшин уже не в состоянии без сопротивления их противников проводить свою промосковскую политику. Вопреки их мнению и настоянию казаки, сами являющиеся либо староверами, либо сочувствующими им, проявили открытое заступничество за так называемых раскольников. Здесь явно проявилось слияние интересов казачьей вольницы с интересами староверия. И это приобрело всеобщий характер на Дону, в частности, и в том, что «многократные царския грамоты о раззорении раскольничьих пустынь оставались на Дону без исполнения» (Дружинин, 1889, стр. 117). То есть, по существу, почти весь Дон был старообрядческим, а индифферентная к религии часть населения старообрядчеству симпатизировала.
Самыми активными борцами против попыток сохранить старые религиозные традиции и противодействовать московской политике были некоторые старшины во главе с атаманом Фролом Минаевым и его приспешником Любимом Архиповым. Они всеми силами пытались погасить дух казачьего неповиновения и верности религиозным традициям, внушая московскому правительству представление об абсолютной верности всего Дона Москве. Между тем это было далеко не так.
Наиболее популярным, весьма уважаемым и выдающимся лидером старообрядчески настроенных казаков был Самойла Лаврентьевич Лаврентьев, неоднократно избиравшийся атаманом легких и зимовых станиц, участник многих походов казаков против татар и турок. Он не принял церковную реформу и оставался старообрядцем и активным сторонником и защитником казачьей автономии. Круг его ближайших сторонников состоял из таких известных донских старшин и казаков как Кирей Матвеев Чюрносов, Павел Чекунов, Пахом Сергеев, Фома Севастьянов, Лев Белгородец. Религиозными вождями этого движения были старообрядческие попы Досифей, Евтихий, Феодосий и Самойла.
1684
Приход на Донец попа Феодосия, построившего пустынь с часовней на устье Айдара в четырех верстах от Айдарской станицы.
1685
1.Софья издает жесткий указ против старообрядцев, который по существу запрещает старообрядчество, именуемое ею расколом: «12-ю статьями этого указа повелевается упорных раскольников, противящихся св. церкви и возлагающих на нее хулу, после троекратного допроса жечь в срубе; особенно немилосердно казнить тех, которые проповедуют самосожжение и перекрещивание;…кто тайно держится раскола, тех бить кнутом или ссылать в дальние города, укрывателей раскольников также бить кнутом…имущество наказываемых смертью или ссылкой раскольников…отбирать в казну. Закон этот имел громадные и печальные последствия.» (Плотников, 1892, стр.80 – 81).
2. В Чирской старообрядческой пустыни Макария сменил игумен Досифей, прославленный борец за чистоту старой веры, претерпевший гонения от никониан и скитания по старообрядческим приютам. В следующем 1686 году число иноков в пустыни достигло 80, а число бельцов – 40.
3. Пустынь попа Феодосия, что была построена у устья Старого Дона, разрослась, в ней было уже человек 15, они построили часовню и Феодосий служил в ней «утрени, вечерни и молебны по –старому, а также принимал на дух приезжавших к нему казаков» (Дружинин, 1889, стр. 81).
Комментарий. Как отмечает В.Г.Дружинин, фактически по всему Дону к этому времени уже существовали пустыни-монастыри старообрядческого толка, являвшиеся центрами и проводниками старой веры, поддерживающими и насаждавшими ее принципы и обряды среди казачества (Дружинин, 1889, стр. 67 –90).
«Отметив главные центры, в которых свили себе гнезда раскольники… укажем еще на старцев и попов, рассеянных по городкам и станицам, которые не имели своих пустынь, а жили среди казаков, или при станичных часовнях. Эти раскольники имели еще большее, нежели пустыни, значение в деле пропаганды…» (Дружинин, 1889, стр.82). Так например, с 1668 г. в Черкасске проповедывали старообрядчество попы Макарий и Иона, с 1680 г. в Сиротином и Голубом , а затем и в Черкасском - поп Прокофий, с 1683 г. в Усть-Медвединском городке поп Иван, а Черкасском- поп Гаврила, с 1684 г. в Глазуновом городке старец Тихон, а на реке Теляузик старцы Ларион, Боголеп и Зиновий, с 1686 г. на Маныче поп Самойла.
Разумеется, перечисленными примерами не исчерпывается число священнослужителей и старцев, принадлежавших к старообрядчеству и занимавшихся его поддержанием и проповедыванием. Их роль в сохранении традиционного верования нельзя недооценивать. При этом, однако, не следует забывать и о самих мирянах из числа репрессируемых в метрополии и подавшихся на Дон приверженцев старой веры: «едва ли не большее значение имело для развития и распространения раскола самое бегство раскольников из мирян, их колонизационное движение на окраины Московского государства: одним из таких убежищ был Дон со своими притоками, Хопром и Медведицей…» (Дружинин, 1889, стр.90).
Обстоятельства этого переселения и взаимоотношений с местным населением описаны В.Г.Дружининым, использовавшим обширные летописные материалы:
«Поселившись на Дону, с целью снискать себе безопасное убежище, раскольники-духовные вскоре увидели, что, кроме желанного покоя, они обрели себе и весьма удобную ниву для насаждения своего учения. «Делателей»православных почти не было среди казаков, дела же было достаточно.
Без сомнения, дело пропаганды началось с присутствия казаков при богослужении, совершаемом попами, с исполнения этими последними самых необходимых для христианина треб, за которыми обращались казаки к раскольничьим попам, так как других близко не было: приходилось ехать для этого в Черкаск, что, без сомнения, не могло не представлять некоторых затруднений; раскольничьи же попы, как мы видели, находились во многих местах по Дону, так что к ним естественнее всего было казакам и обращаться. Мы имеем некоторые сведения о том, что попы ездили по станицам для совершения треб…В своих пустынях и часовнях попы совершали богослужения, венчали браки казаков, крестили их детей и совершали для них другие требы…Таким образом, шло постепенное совращение в раскол казаков, на которых, без сомнения, должна была производить сильное впечатление строгая жизнь раскольников-отшельников…
Кроме устной проповеди, пускали они в ход рассказы о казнях раскольников на Москве, об осаде Соловецкого монастыря и «свои письменные книги»…
Наконец, число приверженцев старой веры, мало-по-малу возрастало уже не только благодаря пропаганде попов, но и через посредство самих казаков в их обыденной жизни. Собираясь в куренях, грамотные казаки читали неграмотным своим товарищам книги, получаемые ими от попов, передавали окружающим слышанные от раскольников толкования на прочитанные тексты и сообщали рассказы их про перемену веры на Москве, про отпадение царей и патриарха в латинство, последствием чего была замена церквей костелами. Авторитет грамотея имел свое значение: простяки верили товарищу-чтецу, увеличивая, таким образом, собой число раскольников…это была проповедь порицания Москвы, ея правительства и веры за нарушение преданий отцов. Эта проповедь, как нельзя более, удовлетворяла настроению противу-московской партии, терявшей такую прочную связь с Москвой, какой была связь религиозная…
Взглянув на карту Донской земли, мы заметим, что раскольники рассеяли свои жилища по всей этой области; они поддерживали при этом между собой постоянные сношения. Таким образом, они образовали как бы одну большую общину, члены которой были разсеяны по всем почти казачьим городкам» (Дружинин, 1889, стр.104 – 109).
В приведённой цитате видно, что объективная картина испокон существовавшего старообрядчества на Дону преподносится как новое явление, насаждаемое «раскольническими» попами вопреки якобы уже бывшему там до этого никонианству.Приём почти буквально совпадающий с народной формулой: «валить с больной головы на здоровую».
И еще крайне важная деталь проясняется из записей расспросных речей захваченных при последующем восстании донских старообрядцев против Москвы, почерпнутая из того же исследования: «…видите ль де, братцы, какая ныне на Москве новая вера, и книги новые; а церкви старые нарушены и учинены костелы, а учинили де то все св. патриарх да бояре, и за то де мочно стать и на них идти» (там же, стр.108) - прямой призыв к восстанию и борьбе за старую веру!
По существу почти все взрослое население Дона все еще исповедовало старую веру, ведь церковные нововведения были совсем недавними, и еще не коснулись в полной и репрессивной мере столь удаленного от Москвы региона, каким является Дон. Никонианство началось здесь с его столицы, с Черкасска, и с самой верхушки казачьего сословия, его атаманов и старшин, наиболее приближенных и заинтересованных в контакте с московской властью как в материальном, так и в социальном отношениях.
4. Москва проявляет большое беспокойство по поводу активизации Медведицких и Хоперских «раскольников», которые «производят разорение среди Тамбовских жителей, подговаривая к побегу их холопей, которые, обокрав своих господ, бегут на верховья названных рек, в раскольничьи казачьи городки, где, благодаря многолюдству, завелась торговля и хлебопашество. Не смотря на воспоследовавшее запрещение пропускать беглых и казаков через заставы на черте, согласно поставленной 28-го сентября 1685 г. резолюции на указе, содержавшем в себе вышеизложенные сведения, те и другие, продолжали проникать через черту» (Дружинин, 1889, стр. 123-124)..
1686
1. 1-го марта и 14-го июня были указ и царская грамота, предписывающие казакам «воров и раскольников, которые в тех местах живут и воруют…переимать и разогнать и пристанища и крепости их разорить и пожечь, чтобы впредь им пристать и собраться было негде… и пущих воров и раскольников и заводчиков, чернцов и мирских людей, которые приличны и пойманы будут, перековав, прислать к Москве» (Дружинин, 1889, стр.124).
Комментарий. Москва по-прежнему ошибочно полагает, что все казаки не причастны к старой вере и безусловно верны Москве, по указке которой будут немедленно и неукоснительно ловить и уничтожать своих единоверцев.
Кстати, это не столько догматическое убеждение, сколько идеологическая посылка упорно насаждалась практически всеми историками вплоть до настоящего времени. Даже такой основательный историк донского казачества как Е.П.Савельев отмечает, что «религиозное движение в Москве стрельцов-старообрядцев…на Дону приняло политический характер – освободиться от влияния Москвы…», и даже партия, выступающая за самобытность Дона и независимость его от Москвы «не разделяла казуистических взглядов приверженцев старины на православие» (Савельев, 2002, стр. 375 - 376). то есть не придерживалась старой веры.
Но истинное состояние дел на Дону все же явно и однозначно проглядывает в приводимых фактах и описаниях событий таких скрупулезных исследователей истории религии на Дону как В.Г.Дружинин (1889), К. Плотников (1892) и Н.В.Лысогорский (1915) при безусловной их приверженности к идеологии государственной церкви. Как это следует из приводимых выдержек и цитат из названных исследований, население Дона в середине и конце XVII и начале XVIII веков состояло в основном из приверженцов старой веры, за исключением верхушки черкасского казачества, среди которого некоторые старшины и атаманы быстро приняли обрядные нововведения православной веры.
2. Заблуждение московской власти относительно духовного состояния донского казачества поддержали своим поведением два рьяных и верноподданных Москве попа Ермолай и Иван из городков Бесергеневского и Мелеховского. Они сами решили искать и доставлять «раскольников» в Москву. Схватили старца Феодосия, привезли его в Москву и подробно ознакомили власти о делах на Дону. 11-го июля получили грамоту, предписывающую местным властям содействовать их промыслу. Получили награду и снова отправились на Дон за «раскольниками»+-. По пути туда Ермолай загулял и остался в Ольшанске. Иван с попутчиками и сторонниками поймали очередного старца, Иосифа, и забрали большое количество раскольничьих книг и разного рода документов. Но напавшие на них казаки освободили старца и забрали у них весь награбленный багаж. В Ольшанске к Ивану присоединился пропьянствовавший Ермолай, и явились они в Москву ни с чем.
3. Илья Григорьев(ич) – атаман легкой казачьей станицы, возвращающейся
из Москвы (сентябрь), встретил в Туле попов Ивана и Ермолая, противников
старого обряда, едущих в Москву без войсковой грамоты, и хотел, связав их, повезти на
Дон, но отпустил по предъявлении ими царской грамоты. ( Дружинин,1889, стр.126 - 127).
Комментарий. По-видимому, это первое в исторических документах упоминание будущего Войскового атамана и известного участника событий, связанных с казачьим восстанием 1707 – 1709 гг
Из этой скупой информации сделать какое-либо определенное заключение о вероисповедании Ильи Григорьевича Зерщикова не представляется возможным.
Но все же кажется странным, что он хотел поступить с попами столь строго: связать и повезти в Черкасск. Почему, на каком основании? Ведь находились они уже на российской территории и были приверженцами государственной религии!
Стал бы он так поступать с людьми одной с ним религии и при дружественном настрое к ним. Едва ли. Скорее всего атаману казачьей станицы было известно о миссии этих попов, с которой они возвращались с Дона, и это вызывало в нем враждебное к ним чувство, потому что он сам, по-видимому, был приверженцем старой веры или, по крайней мере, ей симпатизировал.
Но, поступив с ними так, как было сначала задумано, мог ли он надеяться на одобрение его действий в Черкасске, где Войсковым атаманом был в то время Фрол Минаев? Тоже едва ли! Хотя впрочем, мотив его поведения относительно московских попов (ехали без войсковой грамоты, то есть без разрешения атамана!) мог оправдать его действия в глазах Войскового атамана. Но мог и не оправдать.
И еще одна показательная черта характера Ильи Зерщикова обращает на себя внимание: он все же отпускает попов по предъявлении ими царской грамоты! Следовательно в нем хватило рассудительности не вызывать неудовольствия Москвы и промосковского Войскового атамана своими антимосковскими действиями. По крайней мере, по такому не слишком значительному событию, как задержание верноподданных Москве попов.
В общем, поведение И.Г.Зерщикова в отношении царских попов скорее указывает на его к ним негативное отношение. Однако, с его точки зрения, это не стоило того, чтобы открыто выражать своё неповиновением царскому указу. Словом, такая «игра явно не стоила свеч», поэтому лучше в нее не играть.Что это – осторожность или трусость? Скорее всего – рассудительность.
4. Савка Пахомов, «раскольник», будущий атаман кубанских казаков, был пойман
и бит в Черкасске (разумеется, по велению Войскового атамана Фрола!) и по принесении им повинной отпущен восвояси. (Дружинин,1889, стр.127) - не Бог весть, какое наказание сравнительно с московскими казнями и сожжениями!
5. Избрание в Черкасске Войсковым атаманом Самойлы Лаврентьева вместо отправленного в Москву за жалованием Фрола Минаева (декабрь?).
Комментарий. Это избрание означало явное усиление в Черкасске и вообще на Дону антимосковских и старообрядческих настроений возможно вследствие отъезда с Дона главных представителей промосковской партии, очень сильной и влиятельной верхушки казачества.
1687
1. Весной по приглашению Войскового атамана Самойлы Лаврентьева и по приговору старшин в Черкасске начал служить раскольничий поп Самойла по старым книгам. Подобную же службу проводил и раскольничий поп Прокофий в Рыковской станице (одна из станиц Черкасска).
2. Кирей Матвеев, очень уважаемый и знатный старшина-старообрядец по решению войскового круга отправляется к калмыцкому тайше Чагану заключить договор о совместном крымском походе. Это ему удалось, и, как свидетельствовали некоторые казаки, к договору был приложен тайный пункт, содержащий готовность тайши поддержать казаков-староверов в случае, если «опалится ваш царь на вас» (Дружинин, 1889, стр. 134). По пути Кирей Матвеев сговаривался о единодушном действии и со староверами-казаками.
3. Неудачный крымский поход (май – август) московского войска под командованием князя В.В.Голицына. Татары выжгли степь, и войско вынуждено было вернуться из-за испепеляющего зноя, жажды и бескормицы для лошадей. Однако казачье-калмыцкое соединение во главе с Фролом Минаевым и Иваном Семеновым и при участии Кирея Матвеева в начале похода (апрель – май) действовало очень успешно, разгромив татарский отряд численностью более 1000 человек. Казаки вернулись на Дон в августе.
Действия морского казачьего отряда под началом атамана Петра Калмыка и есаула Василия Кутейникова были менее удачными. Начав успешно свои действия, в конце похода казаки потерпели поражение, в котором их атаман был ранен, взят в плен и казнен в Азове.
4. В Черкасске собирается войсковой круг (16 мая или около того) при атаманстве Самойла Лаврентьева, где большинство казаков принимает решение о возвращении к старой вере и обрядности. В защиту никонианских новшеств активно выступили лишь два казака, Василий Инжиров и Фома Голодный, да протопоп Василий, за что были избиты. Впрочем это избиение казаки-староверы объясняют иными причинами, а именно, тем, что Василий Инжиров оскорбил казаков заявлением о том, что среди них нет ни одного «доброго человека», а Фома Гордеев «бранил Кирея раскольником» (Дружинин, 1889, стр.138).
Казаки «в Черкаском и в роскате де думали и приговаривали… чтоб впредь по всему Дону было смирно, и раскольщиков раскольщиками не называли и сверх старых книг ничего не прибавливать и не убавливать, и новых книг не держать, а если кто станет тому приговору противиться, или учнет говорить непристойныя слова и тех побивать до смерти» (показания Самойла Лаврентьева из Дружинин, 1889, стр. 136 и стр.289 – 290).
Комментируя суть этих событий, В.Г.Дружинин заявляет: «Теперь религиозная рознь с Москвой была достигнута: новое учение подготовляло почву для полного разрыва, проповедуя даже религиозную войну против Москвы …(здесь и далее выделено мной, Ю.М.) Отсюда становилось очевидным, что старшина и проповедники напоминали и внушали казакам о том, что существование на Дону древнего благочестия несовместимо с подданством Москве …» (там же , стр.146 – 147).
Комментарий. Обращает на себя внимание тот удивительный и неправомерный пассаж в высказывании В.Г.Дружинина, где он называет старую веру «новым учением» и здесь же, противореча себе – «древним благочестием». Высказанная им мысль о религиозной войне Дона с Москвой, по-видимому, была продиктована не столько фактическим состоянием дел на Дону, сколько желанием оправдать последующие московские жестокости по отношению к староверам-казакам, по моему мнению, совсем не адекватные казачьим прегрешениям.
Приведенная выше цитата заканчивается автором словами: «Так была утверждена на Дону старая вера», а ведь следовало бы сказать не утверждена, а отстояла свои позиции! Вот ведь как глубоко въелась в сознание историка госидеология, согласно которой будто и не было на Руси старой веры, исповедывавшейся народом веками, будто вся российская история и началась с введенной Никоном и Алексеем Михайловичем новой обрядности!
Это так похоже на события и действия большевиков после захвата ими власти в 1917 году, объявивших будто с этого события, то есть. с учиненного ими переворота государственной власти только и началась история нашего государства.
5. 7-го июля Войсковому атаману Самойле Лаврентьеву из Усть-Хопра привезли письмо, извещающее о сборе казаков верховых городков с «воровскими» намерениями под влиянием проповедей Кузьмы Косого. На вопрос о причине сбора Кузьма, якобы, ответил: «Московское царство от веры де отступило от Никона кровопроливца, а житья де нашего только пять лет; благочестия уж де нет; церквей и крещения и попов нет же; и я де не убоялся, пошлю грамоту к Москве и к войску, а я де уж в закрыте жить не стану» (Дружинин, 1889, стр.149).
В ответ на эти действия и слова Войсковой атаман велел привезти Кузьму в Черкасск для личного объяснения причин сбора. 24-го июля за ним были посланы люди. Вернулись они в середине августа без Кузьмы, он обещал прибыть позднее. И действительно прибыл во главе отряда в 600 казаков, якобы по тайному предписанию атамана Самойлы. Об этом предписании позднее на допросах сообщили несколько казаков и в том числе старшина Илья Григорьев (там же, стр.150).
Отряд остановился близ Черкасска. Начались переговоры. Некоторые черкасские жители испытывали по этому поводу тревогу и опасения: как бы не привело это к чему-то недоброму. Однако, по показаниям Ильи Григорьевича, Самойла успокаивал встревожившихся казаков словами: «хотя бы и в 20 тысяч человек было, а никого не тронут» (там же стр.151). Но некоторые черкассцы, не поверив заверениям атамана, стали бить кузьминцев (показания Ильи Григорьевича и других очевидцев).
Комментарий. Приведенные сведения чрезвычайно важны для определения позиции Ильи Зерщикова в возникшем конфликте. Совершенно очевидно, что она носит миротворческий характер. Он обращает внимание дознавателей на те факты, которые смягчают остроту конфликта и показывают казаков-староверов, как ему представляется, в истинном и благоприятном свете: атаман Лаврентьев вносит успокоение в среду встревоженных черкассцев, уверяя их в отсутствии у староверов-кузьминцев злых намерений, инициаторами потасовки выступают не староверы-кузьминцы, а местные казаки, обрушившиеся на староверов с побоями.
Однако наряду с этим и, как бы противореча этому, Илья Зерщиков на допросе подтверждает факт предписания атамана Лукьянова прибыть Кузьме в Черкасск с отрядом казаков. В связи с этим можно предположить, что он, то есть Илья Зерщиков, не считал это предписание атамана не только тайным, но и неправомерным, а скорее наоборот – правильным и необходимым для обеспечения правосудного решения войскового круга вопреки экстремистской позиции некоторой части черкасского казачества, проявившейся в нападении их на кузьминцев.
6. В разгар этого конфликта в августе из крымского похода внезапно возвращается отряд казаков под началом Фрола Минаева. Он тотчас принимает меры к восстановлению порядка, отвечающего своему пониманию, то есть решительному противодействию староверам и утверждению промосковской линии поведения. Собирается войсковой круг. На нем было предоставлено слово Кузьме Косому. В разгоревшейся борьбе между староверами и сторонниками московской ориентации победили вторые. Верх одержал Фрол Минаев, который приказал схватить и заковать в цепи Кузьму, чтобы отправить его в Москву.
Было постановлено возобновить служение по новым книгам, и всех казаков, в том числе и приверженцев старой веры силой, заставили присягать на верность великим государям. Отказавшихся пятерых убили. Были также разосланы письма по всем казачьим городкам с требованием, чтобы все казаки целовали крест и верно служили великим государям.
Атаману Самойле Лаврентьеву пришлось, «покиня атаманство ухорониться» (Дружинин, 1889, стр.152).
7. «Между 20 и 24 августа, избрав станицу, и станичным атаманом ея Ивана Семенова, двинулись с Кузьмою Косым к Москве» (там же, стр.153). В.Г. Дружинин отмечает, что в результате этого поражения «раскольничьей» партии проявились «намерения и замыслы этой партии: очевидно стало, что религиозные интересы были не единственными; самыя учения, которые они распространяли и теперь пытались ввести, имели, преимущественно, политический характер. В этом последнем обстоятельстве можно искать причину того, что пришлые Московские раскольники, кроме попа Самойлы, не принимали никакого участия во всем этом эпизоде» (там же, стр.153). А сам «политический характер этого эпизода» выяснился в ходе «допроса» Кузьмы Косого: «Долго отказывался он от прямых показаний: его пытали несколько раз, а он все утверждал, что мятежа он не затевал, и что собрание …было для рассуждения о вере…Но, наконец, он признался в мятежных намерениях утвердить свое учение на Дону … и затем идти далее утверждать его на Москву, побивая всех сопротивляющихся ему» (Дружинин,1889, стр. 153 – 154).
Комментарий. По-видимому, В.Г.Дружинин не знал, что пытками, особенно если они осуществляются не однократно, то можно получить любые показания испытуемого, в том числе и политические. Рано или поздно наступает это ожидаемое палачами «наконец», и жертва признает все, что палачам угодно. Так, по-видимому, произошло и с несчастным Кузьмой. Поэтому его признание под пытками все же не следовало бы использовать в качестве веского аргумента в пользу политического характера выступления староверов. Ведь оно в реальности дальше обсуждения вопросов веры действительно не пошло.
8. В конце октября была привезена в Черкасск царская грамота с требованием доставить в Москву попа Самойлу и атамана Самойлу Лаврентьева, якобы уличенных Москвой в мятежных намерениях, по результатам пытки Кузьмы Косого. Собравшийся войсковой круг по согласованию своих действий с верховыми городками, где старая вера была особенно сильна, ограничился арестом попа Самойлы и выдачей его по месту предыдущего пребывания попа в Маныцкий городок. В Москву сообщили, что ищут соучастников Кузьмы Косого.
Комментарий. Круг проходил очень бурно, соперничающие партии не могли выработать единую линию поведения. Староверы обратились к своим единомышленникам в верховых городках, те решительно потребовали не выдавать атамана Москве. В общем, круг продемонстрировал возросшую силу антимосковского настроя, неповиновения и независимости от государства. Старообрядческая партия настолько окрепла, что станичным атаманом избирается Кирей Матвеев, один из самых рьяных противников Москвы, решительный, смелый и самый последовательный проводник и проповедник старообрядческих канонов.
9. Ноябрь. Пожар в Черкасском: «…погорели мы всем войском без остатку и всем до конца разорились: церковь Божия, и колокола, и город, и раскаты и ваше государское жалованье, снаряд, пушки большие и полковые и свинец – все погорело…» (Сухоруков,2005,II, стр 141).
10. На другой день после пожара есаулы Илья Григорьев и Лукьян Максимов с 2000 конных казаков во главе с войсковым атаманом Фролом Минаевым и полковником станичным атаманом Киреем Матвеевым в сопровождении 3000 калмыков во главе с Чаган-тайшей вышли из Черкасска в поход на Азов, окончившийся однако неудачей. – (там же, стр.. 142.).
11. Отправка в конце ноября из Черкасска в Москву зимовой станицы, атаманом которой избирается Кирей Матвеев, утверждавший, что как бы ни заставляли его цари и патриарх монастыри разорять, он никогда этого делать не будет. Разве что только навещать их будет для поклонения, если же придется ему сходить в Москву атаманом, то он там такое учинит, что задрожит от него вся Москва и вместе с ордами и калмыками за веру стоять будет. Такие высказывания приписывали ему его недоброжелатели. И еще более крамольные речи якобы говорил он со слов раскаявшегося казака-раскольника Ивана Рабынина:
«И совершенно умышлял он, Кирюшка с Самошкой Лаврентьевым и с Пашкой Чекуновам, чтобы приговоря к себе и иные орды, возмутить всем государством и идти к Москве: и тот де их воровской умысел был, и всем казакам на Дону явен и знатен по их похвальным словам… А старую де веру они, раскольщики, твердили, и за нее стояли все для того ж, умышляя чем бы им не токмо что всем Доном, но и всем Московским государством замутить» (Дружинин,1889, стр.163).
Все это, однако, станет известно Москве позднее, а сейчас по прибытии в столицу Кирей Матвеев убедительно объяснил причины невыдачи донцами попа Самойлы и атамана Лаврентьева, поэтому «станица была одарена обычным жалованием. Но великие государи не удовольствовались показаниями атамана, и, не дожидаясь результатов посланной в начале ноября грамоты, указали послать новую…прислать им к Москве казака Самойла Лаврентьева и иных его советников, которых имена написаны в прежнем указе…» (там же, стр165).
12. В отсутствии Кирея Матвеева Фрол Минаев добивается отправки в Москву попа Самойла Ларионова. Неприсылка атамана Лаврентьева объясняется казаками его болезнью и непричастностью к расколу.
1688
1. 12-го января поп Самойла Ларионов доставляется в Москву. На допросах всю вину за службу по старым книгам он сваливал на казаков и атамана Самойлу Лаврентьева. 17-го января на Дон отправляется новая грамота с требованием высылки атамана Самойлы.
2. По получении очередной царской грамоты в Черкасске дело рассматривается на пяти кругах, Фрол Минаев в ходе неудачных попыток исполнить царский указ уговаривал казаков, грозил им и даже сдавал свое атаманство. Но все напрасно. Самойлу Лаврентьева казаки не сдали, а посланная по этому решению войсковая отписка сообщала, «что атаман Самойла, по исследованию войска, расколу не причастен и, притом, болен и потому не отправлен в Москву» (Дружинин, 1889, стр.170).
3. 2-го марта князю В.В.Голицыну переодетый в монашеское платье казак Василий передает три письма, представляющие собой «донос партии казаков-нераскольников, который предупредил собиравшееся …воровство как при Стеньке Разине» (там же, стр. 172). Они раскрыли Московскому правительству, как свидетельствует В.Г.Дружинин, истинное положение дел на Дону и «предупреждали, что на Дону все было подготовлено к возмущению, которое должно было начаться весной, по возвращении Кирея с зимовою станицею» (там же,стр.173).
На основании этих данных 5 марта Кирей и названные его сообщники были взяты под караул. Начались допросы, пытки и следствие.
Установлено, что авторами изветных писем были Фрол Минаев и есаул Афанасий Захарьев Зернщик с товарищами.
. 4. В Черкасске 7-11-го апреля состоялся круг, на котором была зачитана царская грамота по результатам изученных изветных писем и учиненных в Москве допросов о вине «раскольников» в подготовке мятежа. Круг шел трудно, но дело повернулось в пользу московской партии после того как войсковой атаман Фрол Минаев при содействии единомышленников прилюдно и с непомерной яростью убил казака, посмевшего ему перечить. Были приглашены на круг казаки ближайших городков, сторонники войскового атамана, и благодаря образовавшемуся большинству были захвачены вожди «раскольнической» партии и принято решение о «приводе всех казаков ко кресту и новой вере, под угрозой смертной казни» (Дружинин, 1889, стр.182)
И пошла весть: «на Дону, в Черкаском городке старых казаков побили… покиня сущую православную христианскую старую веру, приняли вновь веру, и которые на реке Дону за тое православную христианскую веру стоятели, казаки старые, Самошка с товарищи, и …тех старых казаков за то Донские казаки, хотя искоренить правую христианскую веру, отдали для казни к Москве» (там же, стр.183).
12 апреля из Черкасска в Москву выехала станица (атаман ее – один из Зерщиковых) с арестованными вождями старообрядческого движения , 5 мая она прибыла в Москву.
5. 18-го апреля из Черкасска вышел отряд численностью в 1000 казаков
под атаманством Осипа Михайлова при есауле Емельяне Иванове для приведения всех казаков ко кресту, новой вере и служении московским государям с полномочиями казнить всех, кто оставался верен старым обрядам. Эта весть мгновенно разошлась по всему Дону и повергла казаков в смятение. Началась кровавая расправа и бегство казаков с Дона.
6. К этому времени Чирская пустынь стала обширным старообрядческим гнездом. В нее по приглашению Досифея перебрался поп Евтихий, число сестер в обители достигло 100 (число мужчин по некоторым данным равнялось 150). Вокруг монастыря образовались пашни, обитатели пустыни построили мельницу. Но заслышав о новых порядках в Черкасском, старцы разбрелись по окрестным лесам.
7. Около 1700 казаков с женами и детьми обратились в бег, часть из них во главе с атаманом Иваном Зайцевым - в верховья Медведицы, где основали острог с часовней, приготовились защищать себя и свою веру. И необходимость в этом скоро последовала. Так началось военное противостояние между староверами и никонианами.
Другая часть беженцев во главе с атаманом Львом Манацким подалась на Куму, по дороге к ним пристало еще немало таких же изгоев.
Для основательных операций по наказанию старообрядцев и уничтожению старой ереси казаки-нераскольники (термин В.Г.Дружинина) стали ждать соответствующего распоряжения Москвы, и 3 июля оно было отправлено из Москвы на Дон.
8. На Болотной площади в Москве 10-го мая был казнен (обезглавлен) войсковой атаман Войска Донского Самойла Лаврентьевич Лаврентьев, старовер, активный борец против московского засилия, выданный Москве Фролом Минаевым. Вместе с ним были обезглавлены старшины Павел Чекунов и Лев Белгородец. На Красной площади казнили легендарного старшину Кирея Матвеева и попов Самойлу и Прокофия. Остальные получили «смягченные» наказания: Пахома Сергеева, Федора Боярченко, Ивана Рабынина, Меркушу Васильева и Петра Рыковского после битья кнутом сослали в Сибирь, у Якима Кузовченко и Ивана Сапожника отрезали языки и тоже сослали (Дружинин, 1889, стр. 187-188).
У казненных казаков-старообрядцев была изъята карта Дона.
9. Обращает на себя внимание, с какой щедростью московская власть одарила своих сторонников и казнителей упорствующих староверов.
К ежегодному жалованию войску последовала аналогичная по размерам прибавка с запрещением давать ее «раскольникам». «Наконец, зная хорошо, кому оно обязано успехом в данном случае, правительство наградило также своих приверженцев и всегдашних исполнителей указов, но тайно от остальных казаков, чтобы не дать повода подозревать их в корыстных побуждениях… Фрол Минаев – 100 рублей, Иван Семенов – 50 рублей (плюс еще 39 рублей и 40 соболей), Яну Греку – 30 рублей, «Афонке Захарьеву сыну Зернщику с товарищи, 16 человек, по 10 рублей» (там же, стр.188) и т.д.
10. В июле-августе медведицкие старообрядцы активизируются и сами нападают на казаков-нераскольников, осаждая городки Сиротин, Островский и даже взяв Евтерев городок, жестоко расправившись с его населением. Однако эти действия старообрядцев были локальными и носили исключительный характер. В основном старообрядцы были не воинами, «не бойцы за веру, а охранители ея и уберегатели от искушения со стороны никониан» (там же, стр. 192). Поэтому основной формой сохранения старой веры было бегство этих людей с Дона на Куму.
11. Побуждаемые московскими указами черкасские казаки 16-го августа посылают для расправы и усмирения медведицких «раскольников» отряд численностью в 200 человек во главе с атаманом Иваном Семеновым. Набрав по дороге туда дополнительные силы, он прибыл на Медведицу с отрядом около тысячи человек. Присоединились к нему по царскому указу и 200 калмыков. Но, похоже, никто из прибывших карателей не рвался исполнять царское веление. Атаман Семенов вернулся в Черкасск под благовидным предлогом «ради домашнего разорения», заменивший его атаман Владимир Дмитриев тоже не проявил рвения и был в свою очередь заменен прибывшим с подкреплением в 2 000 человек атаманом Василием Кутейниковым. Прибыл из Царицына и стрелецкий голова Прокофий Опрев с 410 стрельцами. Он-то со своим отрядом и оказался самым активным. Ему удалось ворваться на остров и основать рядом с «раскольничьим» городком свой городок.
Между тем у осажденных осталось не более 300 мужчин и 600 женщин с детьми. У них начался голод и холодное бедствие от недостатка дров. Осада длилась до весны следующего года с прибытием новых подкреплений стрельцов – более тысячи.
1689
1. 27 января – Женитьба царя Петра на Евдокии Федоровне Лопухиной.
2. По всей Донской земле продолжалась кампания поиска и расправы со староверами. Если они давали обещание не держаться больше старой веры, их прощали, упрямых привозили в Черкасск и сажали на цепь в ожидании царского указа об их дальнейшей участи.
Сопротивление осажденных в Медведицком городке было сломлено 4-го апреля и «раскольничий» городок был взят. Только трое «пущих заводчиков» были оставлены в живых. Каратели прошли по Медведице, разоряя все пристанища староверов.
Казалось, со староверами покончено, но на самом деле наказанные и якобы сломленные строверы только ждали удобного случая восстановить свои права на старые верования и обряды и старые казачьи обычаи своего жизнеустройства, независимого от Москвы.
По весне социальные катаклизмы на Дону были приостановлены из-за небывалого, почти катастрофического донского половодья.
3. В начале июня навалилось на Дон военное бедствие: поход на «раскольничий» Дон двухтысячного войска азовского бея. Начавшийся второй поход на Крым русского войска во главе с князем В.В.Голицыным вынудило бея вернуться в Крым для его защиты.
4. К этому же времени относится и продолжение конфликта между староверами и промосковски настроенными казаками. На Дон с Кумы прибыли бежавшие ранее с него от преследований казаки-староверы. Начались военные столкновения, перемежаемые мирными переговорами. Инициатором мирного решения конфликта выступил станичный атаман Петр Мурзенко, прибывший 14-го сентября в Москву с челобитной. Мурзенко считал необходимым «дать раскольникам полную амнистию и дозволить им свободное отправление старых обрядов» (Дружинин,1889, стр.206). Однако Москва отказала староверам в праве на веру по-старому, но давала амнистию за подобные прегрешения в прошлом.
5. В ночь на 8 августа началась борьба за престол между партиями Софьи и Петра. В сентябре она завершилась арестом и заточением Софьи в Новодевичий монастырь и казнью ее приспешников во главе с начальником Стрелецкого приказа Шакловитым. Власть перешла к Петру, но фактически принадлежала его родне по матери, Нарышкиным. А сам Петр занимался играми с Семеновским и Преображенским полками и освоением морской навигации на английском ботике на Яузе, Измайловском пруде и Переяславском озере.
Начало московской оккупации Дона и утверждения
никонианства
1690
1. 18 февраля - рождение в семье царя Петра царевича Алексея .
Комментарий. Рождение сына никак не остепенило молодого отца. Начиная, примерно, с этого времени Петр I, достигший 18-летнего возраста, стал часто наезжать в Кокуй. Вот картина того, что, вероятно, увидел Петр в этом местечке, находившемся неподалеку от Преображенского:
«Дружба со специалистами иностранцами привела Петра I в Немецкую слободу, которую называли Кокуй. В ней жили служившие русским царям иноземные офицеры, инженеры, купцы, предприниматели, одним словом – разный люд, приехавший в Россию в поисках денег, славы и чинов. Поселение иностранцев было на отшибе Москвы, подальше от ее православных святынь и горожан, крестившихся и плевавших вослед шедшему по улице «богопротивному» иноземцу в парике и трубкой в зубах. Но так уж определила судьба, что Кокуй оказался в нескольких минутах езды верхом от Преображенского, и Петр I стал туда все чаще наезжать. Произошло это не сразу: где то в конце 1680 х – начале 1690 х годов, когда пало правительство Софьи. Кокуй оказался для Петра местом необыкновенным и поучительным. В сущности, это был маленький провинциальный западный городок, выросший на русской земле. Высокая изгородь и купы деревьев скрывали от постороннего взгляда поселение, которое было разительно не похоже на традиционный русский город. Там были чистые улочки с уютными домами немецкой и голландской архитектуры, цветы и декоративные кусты и деревья, церкви с острыми шпилями, ветряные мельницы, таверны, где в клубах табачного дыма за кружкой доброго, сваренного по немецким рецептам пива сидели степенные бюргеры, купцы, офицеры. А еще в Кокуе, в домах богатых его обитателей, были заморские диковинки, редкие и красивые вещи, инструменты, книги, приборы. И вообще, здесь царили странные на взгляд русского человека обычаи, музыка, развлечения. Наконец, здесь свободно гуляли, смеялись и танцевали вместе с галантными мужчинами девушки и женщины, одетые в непривычные русскому глазу платья. Неведомый, заманчивый мир! И Петр со свойственной его натуре страстностью окунулся в него» (цитирую по http://rudocs.exdat.com/docs/index-76312.html?page=4#3449455, Евгений Викторович Анисимов).
Эта благостная картина создает неполное и, следовательно, неверное впечатление и от самого Кокуя, и от его влияния на Петра. Обратимся к «обратной стороне медали», чтобы понять содержание облика самого Петра, и смысл его дальнейших преобразований России по облику Кокуя. Для этого обратимся еще к одной цитате из работы Б.П.Башилова, который в свою очередь цитирует С.Платонова и И.Солоневича:
«Кокуй, немецкая слобода под Москвой, в которой стал дневать и ночевать Петр, "оказала на него большое влияние, — указывает С. Платонов, — он увлекся новыми для него формами и отношениями, отбросил этикет, которым была окружена личность Государя, щеголял "немецком" платье, танцевал "немецкие" танцы, шумно пировал в "немецких" домах. Он даже присутствовал на католическом богослужении в слободе, что, по древнерусским понятиям, было для него вовсе неприлично" (С.Платонов).
Петр вел в Кокуе образ жизни, с точки зрения московских традиций совершенно недостойный царя. Чинную жизнь в Московских дворцах Петр сменил на безобразничание в обществе сомнительных иностранцев в кабаках и веселых домах Кокуя. Поведение Петра в Кокуе и в Преображенском дворце, в который он переехал из ненавистного Кремля, ничем не напоминает нравственную, наполненную духовными интересами жизнь его отца.
В доме Лефорта, по словам современника Петра Куракина, «началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать».
Подобное поведение царя шло вразрез с представлениями москвичей о том, как должен вести себя православный царь. У москвичей был жив в памяти благородный образ отца его, его благочестие, его величавый истинно царский стиль жизни.
В народе, естественно, возникает недовольство поведением молодого царя. Да и как не возмущаться странным и неприличным поведением молодого царя. И. Солоневич метко сравнивает поведение Петра с поведением гимназиста, сжегшего свои книги и с наглым озорством показывающего всем взрослым кукиш: "Накося — выкусите" …
Немецкие кафтаны, пьянство с иностранцами, дикие выходки, все это москвичи расценивали как ребячью блажь. Надеялись, что когда юный царь женится — то он остепенится. Но и женитьба не положила конец недостойному поведению царя. Как мы увидим дальше, Петр заимствовал в Кокуе, а позже в Европе, главным образом ненужное для России, а то, что он заимствовал полезного, благодаря насильственным и жестоким мерам, он тоже превращал только во вредное для России и русского народа.
"Ненависть к Москве, — законно утверждает И. Солоневич в "Народной Монархии", — и ко всему тому, что связано с Москвой, которая проходит через всю "реформаторскую" деятельность. Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а Кокуй был его форпостом в варварской Москве. Нет Бога кроме Запада и Кокуй пророк Его. Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным эмоциональным содержанием: Москву не стоило улучшать — Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, с бородами, с банями, с Кремлем и с прочим."
Юность, проведенная среди иностранного сброда в Кокуе привела к тому, что в Петре Первом, по характеристике Ключевского "вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и общественных сдержек". (цитирую по http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IV., Борис Платонович Башилов).
2. Создание Петром I «Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего Собора» - отвратительной пародии на религиозную иерархию, имеющею целью высмеять и опозорить православное архиерейство и тем самым самое православие.
Этот « Собор» состоял из представителей московской знати: глава, он же «кесарь», «царь» или «царское величество» и т.д. - князь Ф.Ю Ромодановский, наиболее приближенный к Петру сановник; «патриарх» - М.Ф.Нарышкин и далее «митрополиты», «попы», «дьяконы» и прочие церковные иерархи, в том числе женского пола. Помимо их «должностных» обозначений, именовались они еще и крайне непристойными матерными прозвищами.
Заседания пародировали христианские праздники, и обязательно сопровождались беспробудным пьянством и обжорством. Непременными атрибутами этого действа были непристойные выходки, шутовство, грубые и примитивные забавы, переодевания, шествия с участием животных , оскорбления, блуд, сквернословие и т.д. Все это происходило при обязательном участии шутов, дураков и уродов и выливалось на улицы Москвы, поражая и оскорбляя христианское благочестие москвичей.
«Дикие оргии Всешутейшего собора нужны были Петру, чтобы преодолеть неуверенность и страх, снять стресс, выплеснуть необузданную разрушительную энергию. Но это не все. Царские неистовства — еще один способ порвать со стариной. Оказалось, что с ней легче прощаться, хохоча и кривляясь» (И.Андреев, Знание-сила, №2, 2002).
Созданное Петром учреждение разгульного мракобесия просуществовало 30 лет до самой его смерти.
3. Летом кумские староверы под предводительством атамана Льва Маныцкого в соединении с азовцами, черкесами и ногайцами в количестве около тысячи человек захватили городки Тор и Маяцкий на украинской стороне и вернулись на Куму с богатой добычей. В декабре они вошли в сношение с Крымским ханом, найдя в нем себе покровителя. Началась открытая вражда их с казаками Дона.
1691-1695
Годы непрерывных конфликтов и военных столкновений староверов, переселившихся на северное Предкавказье по рекам Терек, Кума и Кубань, с донскими казаками и войсками Москвы. Временные союзы их с местными обитателями: татарами, ногайцами, черкесами и другими народами. Окончательное пристанище они обрели на Кубани при покровительстве Крымского хана.
В 1695 году « схвачен был Левка Маныцкий, приехавший в Черкаск, под видом принесения повинной. Его казнили тут же, в Черкаске» (Дружинин,1889, стр. 212). Войсковым атаманом в то время продолжал быть рьяный искоренитель староверов Фрол Минаев. Дело староверов на Дону по внешним признакам закончилось, что В.Г.Дружинин резюмирует такими словами: «Так пал и второй грозный раскольничий центр, лишь немногими годами переживший раскольничье гнездо на Медведице» (там же, стр. 213).
Комментарий. Активное вторжение Московского государства в дела Дона, осуществлявшееся после разинщины и в связи с бегством на Дон притесняемых и гонимых в метрополии староверов, действительно имело своим следствием существенный подрыв старых религиозных воззрений и обрядности. Эта московская экспансия реализовывалась классическим методом «кнута и пряника», а именно кормлением, главным образом, казачьей элиты и казнями, главным образом, сопротивляющейся черни. Нельзя сказать, что это давалось Москве слишком большими усилиями.
Дело в том, что казачья среда в основной своей массе была не то чтобы не слишком религиозной, а скорее даже несколько индифферентной к вопросам веры, пока её не подвергали чрезмерному насилию. Это отмечает и сам исследователь религиозного состояния казачества в середине – конце XVII века В.Г.Дружинин: «Население Дона не обладало достаточно определенным познанием своей веры, и было слишком чуждо религиозных интересов, чтобы поддаться их исключительному обаянию» (там же, стр.215). Именно поэтому московским властям с помощью хорошо прикормленного ими старшинского сословия вкупе с казачьим населением столицы Дона, Черкасска, так сравнительно быстро и малокровно удалось осуществить захват власти и управление малорелигиозной массой казачества.
И все же это завоевание было не окончательным и не столь глубоким, чтобы его незавершенность не сказалась в близком будущем новыми кровавыми событиями.
Утверждение прибывающих из метрополии «раскольников» на Дону происходило потому, что они попадали в родственную им среду староверов. Отнесение их к раскольникам и противопоставление казакам неправомерно, потому что все они либо были, либо становились казаками, одинаково исповедующими старую веру. Именно поэтому, в целом оставаясь верным вере отцов. Дон оставался и потенциально враждебным московским религиозным преобразованиям. И лишь небольшая часть казачества в это время обращалась в сторонников новой веры или по безразличию, или из-за выгоды от московских подачек, или от страха перед грозным наказанием.
1695
1. Первый азовский поход Петра I. Было образовано два войска. Одно под началом Б.П.Шереметьева, состоящее из дворянской конницы, пошло для отвлечения внимания турок якобы на Крым, и действовало очень удачно. Им были захвачены турецкие городки в низовьях Днепра.
Второе войско состояло из формирований «нового строя» по западному образцу, полков Преображенского, Семеновского, Бутырского, Лефортова и московских стрельцов. Частью войск командовал Гордон, который двинулся из Тамбова прямо к Азову через Черкасск. Остальные соединения во главе с генералами А.Головиным и Лефортом при бомбардире Петре Алексееве отправились судами от Москвы по Москва-реке на Оку и далее Волгой до Царицына. Потом пеши до Дона и по нему снова судами. Отдохнув в Черкасске три дня, 29 июня войско приблизилось к Азову, где их ожидал прибывший туда ранее Гордон. Военные действия начались лишь 8 июля бомбардировкой Азова
Всё, однако, складывалось неудачно. Настоящая война это не детские забавы и игры, которыми до сего времени только и приходилось развлекаться «потешным войскам». Лишь казаки смогли обеспечить кое-какие успехи в этой войне, в частности, взятие каланчей по обе стороны Дона, перегородившие его натянутой цепью и мешавшие осаде крепости.
Тем не менее, два штурма крепости не удались, и 27 сентября войска сняли осаду и отступили. 22 ноября вернулись в Москву с торжеством, прикрывающим тяжкие потери, неудачу и позор первой царской войны.
Комментарий. Но недаром же Петра величают Великим! Не будь он им, не стал бы он немедленно готовиться к продолжению затеянного: собирать мастеров со всего света для постройки своего собственного морского флота, дабы запереть турок в Азове с моря и добиться таки необходимой ему вожделенной победы.
2. По свидетельству Е.П.Савельева: «…в бытность свою в Черкаске в 1695 г., царь отобрал у донских казаков грамоту Грозного царя о признании Дона самостоятельным государством, пожалованную донцам за подвиги при взятии Казани в 1552 г. Царь ласкал и награждал одного Фрола Минаева и близких ему старшин за рабскую преданность к нему. Словом, атаманы Корнила Яковлев и Фрол Минаев продали Дон Москве, продали все старые казачьи вольности. Донским войском стала управлять кучка преданных Москве старшин во главе с войсковым атаманом…Стала проявляться централизация власти, пребывавшей в Черкаске…верховцы…жили своей самостоятельной жизнью и на централизацию власти в Черкаске…смотрели подозрительно. На походы Петра…они отвечали скрытым ропотом…Ропот этот ещё усиливало сознание, что тысячи их братьев «по милости» Москвы скитались по Куме и Кубани, старые донские казаки, преданные казачьей идее, ставшие за вольные казачьи права и за свою старую казачью веру, в которой они родились, крестились и возросли…. вводить новые порядки…навязывать откуда-то со стороны, из Москвы, новое верование, приказывать молиться за неведомого им патриарха и московского царя, явление на Дону до того времени небывалое, приемы недальновидные, неумелые, чисто «московские». Казаки, всегда не любившие московские порядки, ханжество и лицемерие бояр, из казачьей гордости не схотели подчиниться приказам Москвы, и одни из них с болью в сердце ушли на Куму, а другие заняли выжидательное положение» (Савельев, 2002, стр. 392 - 393).
1696
1. 29-го января умер царь Иван Алексеевич. Петр становится единым царем всея Руси.
2. Начало года – активное строительство флота при непосредственном участии Петра в Воронеже. Были построены 2 корабля, 23 галеры и 4 судна, предназначенные для сожжения вражеского флота – брандеры.
3. В конце апреля – начале мая вся флотилия двинулась вниз по Дону к Азову. 9 мая царь с флотом прибыл в Черкасск и был встречен Фролом Минаевым. Походный атаман Леонтий Поздеев с 250 казаками, выйдя в море и потопив два турецких корабля, разведал местоположение и состав турецкого флота – он насчитывал 15 кораблей,13 больших галер и 13 полугалер. Русский флот 12 мая был переведен из Черкасска к Каланчам.
Состоялось морское сражение, где донские казаки проявили себя с наилучшей стороны, так как именно они составляли вооруженную силу русского флота, а основным способом действий были абордажные схватки. Турецкий флот был разгромлен, они потеряли до 200 убитыми, было захвачено 70 медных пушек, 300 бомб, 4000 гранат, 80 бочек пороха и другого оружия (Сухоруков, 2005, III, стр. 27 – 29).
4. Илья Зерщиков – наказной войсковой атаман 19 мая встретил в Черкасске боярина Алексея Семеновича Шеина с сухопутной русской армией, направляющейся на Азов. (Сухоруков, 2005, III, стр. 29).
5. После длительной осады и штурмов 19 июля турки сдали Азов при условии сохранения им жизни и беспрепятственного выхода из крепости с женами и детьми.
6. Осенью было принято решение о заселении Азова 3000 семей, 3000 стрельцов и солдат, 400 конников и строительстве военных кораблей к 1698 году. И тогда же было принято решение о прорытии канала для соединения Волги с Доном.
Комментарий. И первый азовский поход в 1695 г. и второй азовский поход Петра I в 1696 г. – начало еще более активного наступления государства на права и привилегии казачества. Это прежде всего их «право внешних сношений» и «право убежища беглым» - знаменитое «с Дона выдачи нет». Кроме того, взятие Москвой под свой контроль Азова означало для донских казаков потерю богатейших рыбных угодий и, главное, невозможность осуществлять набеги на Крым и Турцию. Рыба и материальные ценности, то есть пресловутые «зипуны» и «ясак». составляли одну из главных статей их экономического процветания и независимости. Ведь теперь Азов переходил во владение государственной власти –там обоснавались губернатор и стрелецкие полки. И выход из Дона на морские просторы заперт для казаков крепче, чем при турках.
.
1697
1. Монах Авраамий, решившись высказать царю всю правду и обличить его поведение, подает ему в конце предыдущего или в начале нынешнего года тетрадь с записями того, чем недоволен народ. По этому документу проводится расследование и допросы тех, кто говорил все это Авраамию. В дело вовлечено много людей, в том числе подьячие, стряпчие, крестьяне и даже боярин М.Б.Милославский.
Содержание претензий к царю таково: убежал из Кремля и Москвы, пренебрегает семейными обязанностями, тратит время на потехи, слишком много общается с иностранцами, не занимается государственными делами, допустил между царскими родственниками распри, не контролирует действия бояр: хороших наказывает, плохих поощряет, при розыске сам пытает и казнит и т.д.
Допрошенные наказаны: кто бит кнутом, кто сослан.
2. 27-го февраля Л.Б.Нарышкин прислал в Преображенское стрелецкого пятидесятника, который рассказал о своей беседе с Цыклером. Из этого рассказа явствовало, что на юге зреет заговор с целью убить царя..
Цыклер Иван Елисеевич, думный дворянин, стрелецкий полковник, принадлежал к оппозиционной партии, возглавлявшейся Милославскими и царевной Софьей. После событий 1682 года якобы переметнулся к Петру. Был назначен строителем крепости Таганрог. Воспринял это как ссылку.
Соковнин Алексей Прокофьевич, боярин, старообрядец, родной брат знаменитой боярыни Федоры Морозовой, крайне недовольный всей деятельностью Петра и его приспешников.
Пушкин Федор Матвеевич, стольник, зять Соковнина и сын боярина Пушкина Матвея Степановича, назначенного воеводой в Азов.
Все они не принадлежали к сторонникам новшеств Петра и всячески сопротивлялись им, а боярин Матвей Пушкин даже вызвал гнев царя и подвергся его опале.
В заговор вовлечены также и стрелецкие пятидесятники Василий Филиппов, Федор Рожин, казак Петр Лукьянов и ряд других лиц. По свидетельству схваченных и допрошенных с пристрастием заговорщиков они намеривались не только убить царя, но и учинить великое разорение Москвы, подняв на это стрельцов, донское казачество и крестьян.
3. Казнь в Москве, потрясшая своим изуверством современников: «Великий государь указал Соковнина, Цыклера, Пушкина, стрельцов Филиппова и Рожина, козака Лукьянова казнить смертию. И на Красной площади начали строить столб каменный. И марта в 4-й день тот столб каменный доделан, и на том столбу пять рожнов железных вделаны в камень. И того числа казнены в Преображенском ведомые воры и изменники, и в то время из могилы выкопан мертвый боярин Иван Мих. Милославский и привезен в Преображенское на свиньях и гроб его поставлен был у плах изменничьих, и как головы им секли, и кровь точила в гроб на него, Ивана Милославского. Головы изменничьи были воткнуты на рожны столба, который был построен на Красной площади» (Соловьев, 1962, VII, стр. 548 - 549).
4. 10-го марта «великое посольство» выехало из Москвы, началось путешествие Петра в Европу.
Комментарий. Год начался новыми злодействами Петра, который очень уж круто расправился не только со своими живыми недоброжелателями и заговорщиками, но даже и с казненным ранее Иваном Милославским. Тут изуверство Петра достигло своего крайнего извращения. Из-за казней пришлось отложить. намеченное на февраль посольство в Европу.
1698
1. Апрель – июнь. Возникновение Стрелецкого бунта приписывают царевне Софии, томящейся в Новодевичьем монастыре. Она якобы призывает их в Москву «стать табором под Девичьем монастырем и бить мне челом, чтоб я шла по-прежнему на державство». Призыв возымел действие, так как стрельцы, находящиеся у литовской границы после походов на Азов, были крайне недовольны своим положением, будучи оторванными от своего дома, семьи, мирной жизни. Да и перспектива, открывающаяся петровскими реформами стать солдатами вместо своего привилегированного стрелецкого положения, их не устраивала. И подались они к Москве. Но у Нового Иерусалима под натиском Преображенского и Семеновского полков под командованием боярина А.Шеина сдались и разоружились.
Комментарий. В основе всех этих внешних признаков-причин стрелецкого бунта лежало более глубинное и фундаментальное явление – неприятие национальным самосознанием народа сокрушающей это самосознание деятельности Петра. Об этом хорошо сказано Б.П.Башиловым: «Бунт стрельцов 1698 года …был естественный бунт против презирающего свой народ и национальные традиции, нечестивого отступника. И верхи и низы народа поняли, что Петр решил не продолжать усвоение отдельных сторон западной цивилизации, как это делали предшествующие ему цари, улучшить и еще более укрепить милое их уму и сердцу здание самобытной русской культуры и цивилизации, а что Петр решил разрушить все основы Московской Руси…В населении укрепилась мысль, что наступает конец мира, говорили о пришествии Антихриста…» (цитирую по http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IX., Б.П.Башилов).
2. Учиненное А.С. Шеиным следствие закончилось казнью 136 стрельцов, битьем кнутом 140 и ссылкой в разные города 2 тысяч бунтовщиков. Но никто не признался в том, что инициатором бунта была Софья. А может быть она и не была ею?
3. Петр, спешно вернувшийся из-за границы (25 августа), немедленно приступил к новым дознаниям, пыткам и казням, так как полагал, что именно Софья была причастна к этой смуте, но, главное, потому что его чувство мести не было удовлетворено.
Комментарий. Вот как об этом пишет С.М.Соловьев в «Публичных чтениях о Петре Великом», выдавая свои почти оправдательные мотивы поведения Петра за его собственные : «Он схватился с стрельцами врукопашную, с этими врагами, которые истерзали его родных, заставили расти в унижении, пренебрежении…с этими врагами, которые объявили, что не пустят его в Россию, убъют за то, что он уверовал в немцев, сложился с ними; которые стали поперек его делу, позорят это дело в глазах русских людей, клевещут на царя, выставляют его еретиком, немцем, а себя людьми, ставшими за православие, тогда как в сущности у них другие побуждения, столь ненавистные Петру: он зовет свой народ к тяжелому, необходимому труду и сам подает пример такого труда, а тут люди, которые хотят его убить, чтоб избавиться от трудных походов, возвратиться в Москву и жить спокойно… ум часто становится угодником страсти; он внушает гневному человеку, стремящемуся схватиться с врагом: действуй сильнее, истреби зло с корнем; вырежь, выжги, порази толпу ужасом, который бы отнял всякую способность к сопротивлению…не оставляй врага в тылу у себя. И вот страсть, гнев получают новую пищу, получают оправдание. И вот Петр поканчивает со стрельцами пыткой, виселицей и плахой» ( С.М.Соловьев,1984, стр.68 – 69)
Между тем то, что творил Петр по возвращении из-за границы не вписывается ни в какие цивилизационные рамки и нормы нравственности нормального человека. И об этом пространно пишет П. Башилов, аргументируя свои соображения цитатами из Платонова, Мельгунова и Соловьёва:
« Вернувшись из заграницы, Петр не заезжает к жене, не останавливается во дворце, а едет прямо в дорогой своему сердцу Кокуй. Не правда ли, несколько странный поступок для русского царя.
На следующий день, во время торжественного приема в Преображенском, он уже сам начал резать боярские бороды и укорачивать боярские кафтаны. И после этого насаждения "европейской культуры" Петр возобновил следствие о бунте стрельцов, хотя стрельцы были жестоко наказаны уже и перед его отправкой заграницу.
Главой Преображенского розыскного приказа был Федор Ромодановский. "Собою видом как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьян во все дни", - так характеризует один из современников этого палача. Своей невероятной жестокостью этот палач наводил ужас на всех.
"В Преображенском приказе начались ужасающие пытки стрельцов, сообщает
С. Платонов. - Перед окнами кельи насильно постриженной Софьи по приказу Петра было повешено несколько стрельцов. Всего же в Москве и в Преображенском было казнено далеко за тысячу человек". Ужасы, пережитые Москвой в осенние дни 1698 года историк
С. Соловьев характеризует как время "террора". К ужасу Москвичей они впервые увидели русского царя в роли жестокого палача.
"Петр сам рубил головы стрельцам, - пишет С. Платонов, - и заставлял то же делать своих приближенных и придворных".
«По свидетельству современников, в Преображенском селе ежедневно курилось до 30 костров с угольями для поджаривания стрельцов. Сам царь с видимым удовольствием присутствовал при этих истязаниях....17 сентября, в день именин царевны Софьи, в селе Преображенском, в 14 застенках начались пытки. Пытки отличались неслыханной жестокостью", - пишет Мельгунов в своей работе "Прошлое старообрядцев".
...30 сентября совершилась первая казнь в селе Преображенском. Петр Великий собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам.
30 сентября было повешено у Покровских ворот 196 человек. 11 октября было казнено 144 человека, 12 октября - 205, 13 октября - 141.
"Сто девяносто пять стрельцов было повешено у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи; трое из них, повешены подле самых окон, так что Софья могла легко достать до них рукой, держали в руках челобитные. Целых пять месяцев трупы не убирались с мест казни"...
17 октября Петр устроил в Преображенском новое издевательство над несчастными стрельцами.
"17 октября, — пишет историк Соловьев", - приближенные царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсек четыре головы; Голицын по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексашка (Меньшиков), хвалился, что обезглавил 20 человек".
Став сам к ужасу народа палачом, Петр хотел, чтобы палачами стали и придворные. "Каждый боярин, - сообщает Соловьев, - должен был отсечь голову одного стрельца: 27 октября для этой цели привезли сразу 330 стрельцов, которые и были казнены неумелыми руками бояр, Петр смотрел на зрелище, сидя в кресле, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками". Ходили слухи, что один из стрельцов, которого пытал Петр, плюнул ему в лицо, крикнув: "Вот тебе, собачий сын, антихрист!"
"Петр самолично присутствовал при допросах и пытках стрельцов, когда скрипела дыба и свистели батоги, когда хрустели кости, рвали жилы и шипело мясо, прижигаемое каленым железом" (В.Мавродин).
Многие из стрельцов были казнены по новому, по заморскому: их колесовали. Это была первая из "прогрессивных" реформ, примененная Петром по возвращении на родину.
Петр – Антихрист - "Зверь, вышедший из бездны", — решил народ. Писатель Галицкий за то, что он назвал Петра Антихристом, был копчен на медленном огне, над костром».
Перед началом этого кровавого разгула казней Петр 23 сентября ссылает жену Евдокию в монастырь (чтоб не видела его забавы?).
(Б.П.Башилов. http://www.rus-sky.com/history/library/petr#VI).
4. «Опившись кровью», Петр 23 октября едет в Воронеж, где наблюдает и участвует в строительстве 60-пушечного корабля. В это время в Москве поползли слухи о тайных сборищах недовольных. Посему в конце года Петр возвращается в Москву для продолжения розыска и казней.
Комментарий. Какое поразительное соединение в человеке столь противоположных и, казалось бы, взаимно исключающих друг друга начал, страстей или особенностей натуры: с одной стороны – великие по силе, благородству замыслов и цели побуждения и действия по устроению государства, с другой – чудовищно низменные, омерзительные и абсолютно безнравственные страсти и методы реализации планов. О первых свойствах личности Петра сказано так много, так хвалебно и с таким преувеличением, что повторять это в настоящем исследовании нет ни смысла, ни необходимости.
А вот что касается второй половины личности государя и его деяний, то об этом почти – ни слова или уж так второстепенно и мимоходом, настолько, что в официальном облике этого представителя российской истории сложилось, безусловно, положительное и исключительно восторженно-благообразное представление. Полагают, что для воспитания и утверждения патриотического начала в российском обществе и уважения со стороны иноземцев это правильно и необходимо. Но мне представляется, что это скорее вредно, чем полезно, потому что эта полуправда способствует распространению и внедрению в общественное сознание (что с успехом и реализуется) ложного сусального толкования исторических личностей и событий. А оно не может быть глубоким и надёжным. Медаль всегда двусторонняя, и чтобы знать её истинную ценность, следует заглянуть и на её обратную сторону. Парадная сторона всем изестна, повнимательнее посмотрим на скрытую: без этого мы не поймём всех осбенностей и причин исследуемых здесь событий.
5. Илья Григорьев – станичный атаман. В «Донских делах» от 7 декабря, приводятся «расспросные речи» атамана по поводу столкновений казаков с набегами на казачьи городки «закубанских народов», (Сухоруков, 2005, III, стр. 150).
Комментарий. В качестве станичного атамана Черкасска И.Г.Зерщиков предписывает необходимость под страхом смертной казни употреблять все меры предосторожности и готовности к отражению. неприятельских набегов на Дон. Здесь в облике атамана просматривается черта жёсткой предусмотрительности и организованности, направленной против беспечности и расхлябанности.
1699
1. В январе в Преображенском снова действуют 10 застенков со стрельцами, а в феврале совершаются сотни казней. «Стрельцы, бунтовавшие в Торопце и в Азове, были переказнены; все остальные московские и азовские стрельцы были распущены: их было запрещено принимать в солдаты, запрещено жить в Москве им и женам их» (Соловьев, 1962,VII, стр.579).
Как пишет С.М. Соловьев, «дело не было исключительно стрелецкое; борьба разгоралась все более и более и кровь вызывала на новую кровь…Усилилась борьба, раздражение с обеих сторон, усилились выражения неудовольствия на царя и его дела…» (там же, стр.579-582).
2. Илья Григорьевич Зерщиков впервые избирается Войсковым атаманом Донского Войска.
3.В апреле в Константинополь отправляется посольство для заключения мирного договора. По Азовскому морю до Керчи ее сопровождает «государев морской корабельный и галерный караван, состоящий из десяти кораблей, двух галер, яхты, двух галиотов, трех бригантин – новое явление в российской истории – русский морской флот. Командиром на корабле «Апостол Петр» был сам государь. Караван сопровождался четырьмя морскими стругами с атаманом Фролом Минаевым, любимым «Минаечем» Петра, с пятьюдесятью выборными казаками.
4. 20 декабря – Указ о введении нового летоисчисления и празднования новолетия 1 января вместо 1 сентября.
Усиление сопротивления Дона московской экспансии
1700
1. «Всем жителям Москвы 4-го января было приказано одеться в иноземное платье, На исполнение приказа было дано два дня. На седлах русского образца было запрещено ездить. Купцам за продажу русского платья был милостиво обещан кнут, конфискация имущества и каторга» (Б.П.Башилов. http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IX.).
Комментарий. Вышеприведенное распоряжение (если оно действительно было, во что почти невозможно поверить!) является проявлением дикого своеволия и самодурства, а также умственного помрачения и дегенеративности ее автора, а у исполнителей - беспробудного рабства и ничтожества. Бедная Россия, как низко ты пала от этого безмерного насилия!
2.. В указе от 24 мая 1700 года возглашается: «Пожаловал великий Государь Царь и великий князь Петр Алексеевич всеа великия и малыя и белыя России самодержец Зимовой станицы войскового атамана Лукияна Максимова сим ковшом в нынешнем 1700 году» (Донские казачьи атаманы,2006, стр.78).
3. 3 июля Россия заключает с Турцией договор о мире на 30 лет. Этим договором московским правительством наносится решительный удар по казачьей автономии, что следует из обсужденного с турками в 1699 г.текста договора:
« когда Азов… и др. крепости будут в русском владении, то своевольные люди обоих государств уймутся; эти крепости великий государь…держать изволяет… для унятия с обеих сторон своевольных людей …если во время мира казаки пойдут войною на турецкие и крымские места, то вольно их побивать как злодеев; а когда из походу возвратятся, то по царскому указу учинена им будет смертная казнь…» (Соловьев, 1962,VII, стр. 609).
Комментарий. Из этого следовала невозможность казакам своевольно, как это было всегда, «добыть зипуны», то есть «утрачивалась возможность выгоднейшей морской разбойничьей торговли и построенного на ней своеобразного ростовщичества» (Чаев и Бибикова,1935, стр.19). Более того, « казакам было предписано на всякие обиды от набегов татар не отвечать набегами, а приносить жалобу азовскому коменданту, который обязан был ходатайствовать у ачуевского паши о возвращении награбленного. Этот приказ поставил казаков в недоумение, не иметь права мстить за частые набеги и грабежи татар на южные их границы от Цимлянской и Камышинской станиц до Пятиизбянской и Паншинского городка, где стоял русский флот, бывший под Азовом, - это было сверх сил гордых донцов» (Савельев, 2002, стр.394). Кроме того казаки обязывались нести караульную службу в Азове, заселить и обслуживать почтовый тракт между Валуйками и Азовом, им не разрешалось ловить рыбу в тех местах Дона, которые принадлежали им издревле. Словом, с образованием азовского губернаторства начались великие утеснения донского казачества, с которыми оно никак не хотело примириться.
4. Встревоженный состоянием дел на Дону государь направляет 21 июля на Дон указ:
«От великого государя на Дон войсковому атаману Илье Григорьеву и всему Войску Донскому: указали мы вам сего настоящего лета верховых донских городков козаков, которые живут по Хопру и Медведице и по разным рекам, перевесть и поселить по двум дорогам к Азову…чтоб те оба пути впредь были населены и жилы, а буде вы атаманы и козаки нынешнего лета козаков не сведете и не поселите, и по нашему указу те хоперские и медведицкие козаки поселены будут в иных местах» ( Соловьев, Ист. России., VIII, М. 1962, С. 121-122).
Комментарий. Этим указом правительство пытается, с одной стороны, нанести удар по принимающему угрожающие масштабы бегству крестьян от помещиков центральных районов России на Дон, с другой – взять под контроль ненадежное казачество и обеспечить деятельность и охрану государственных дорог к Азову, с третьей – расчистить от казаков благодатные места верховьев Дона для помещичьей колонизации.
Однако эти благие государственные намерения не находят понимания у казаков, потому что после разорения старообрядческих городков по царскому указу 1688 г. по р. Медведице они вновь были заселены выходцами из низовых станиц, и теперь им снова приказывается переселиться в иные места.
5. 19 августа Россией объявлена война Швеции, началась Северная война.
6. Илья Григорьев, Войсковой атаман Войска Донского, в ответ на царский указ о переселении людей прислал войсковую челобитную от 18 октября, где сообщил, что переселение до весны следующего года. Такая позиция атамана отражает настроение старшины нижнего Дона, недовольного наступлением Российского государства на казачью вольницу и непосредственные интересы зажиточного казачества, лишающегося такими мерами и рабочей силы беглых, и воинов войска, и своих властных над ними полномочий. (Б.В., 1935.док. 1, стр.73): «И октября в 18 день в. г. атаманы и казаки войсковой атаман Илья Григорьев и все Войско Донское под отпискою прислали войсковую челобитную, что они по тому его в.г.указу верховых городков казаков, которые живут по Хопру и по Медведице и по Бузулуку и по иным речкам, по указным двум дорогам переходить и селиться велели тем , которые в те городки пришли з 203-го году , а которые пришли изстари до 203-
Комментарий. Глава донского казачества проявляет открытое неповиновение царскому указу, исполняя его лишь частично, а вернее, делая вид, что исполняет. Фактически это требование Московского правительства в полной мере так и не было исполнено (Чаев и Бибикова. 1935, стр.21). Могло ли оно оставить это обстоятельство без внимания? Нет, конечно, особенно с таким беспощадным ко всякому сопротивлению царем, как Петр I. Имя Зерщикова, вероятно, запомнившееся недоброжелательно ещё с прежних времён (см. выше), наверняка, теперь уже было взято на особую заметку.
7. Обостряется борьба между донскими и изюмскими казаками за право владения соляными промыслами и угодьями по речкам Бахмут, Жеребец и Красная, впадающими в Северный Донец. Каждая сторона считала себя правой, из-за чего происходили постоянные ссоры, сопровождаемые насилиями.
8. 19 ноября – поражение русских войск под Нарвой от шведов.
1701
1. При следующем Войсковом атамане, Л.М.Максимове, всегдашнем стороннике московских рекомендаций, было частично исполнено царское требование - около 1000 семей было переселено на указанную территорию для укрепления почтового тракта на Азов.
2. В августе на допросе в Преображенском приказе взятых на Дону казаков было зафиксировано нижеследующее.
Игнатка Пчелинец говорил про Петра: «Он не царь, антихрист; царица Наталья родила царевну девицу, а вместо той царевны своровали бояре, подменили иноземца, Францова сына Лефорта».
Назарка Смирной говорил: «Азову за государем не долго быть: донские казаки, взяв его,передадутся к турецкому султану по-прежнему».
Недовольные казаки говорили: «Теперь нам на Дону от государя тесно становится; как он будет на Дон, мы его приберем в руки и отдадим турецкому султану, а прибрать его в руки нам и малыми людьми свободно: ходит он по Дону в шлюпке с малыми людьми» (Соловьев.1962, VIII, стр. 122).
Комментарий. Вместо нежеланного Москве и почти опального атамана И.Г.Зерщикова в Черкасске на следующее атаманство избирается обласканный ею Лукьян Максимов. Это была несомненная победа промосковской партии в Черкасске. Не следует исключать в этом вопросе также позицию самого Ильи Григорьевича, который, как мне представляется, не очень стремился занять эту должность, хлопотную и обязывающую избранника непосредственно общаться с московской властью, расходуя много сил на «политес» или входя в неизбежный конфликт с нею. Полагаю, что в случае с Зерщиковым это было именно так – ведь он был противником московской власти, агрессивной по отношению к казачьей автономии и беспардонно враждебной по отношению к старообрядчеству. Тяжкое бремя бесполезного противоборства этой власти его явно не устраивало. И кривить душой, делая любезное лицо при отвратительной для него игре, было, похоже, тоже не в его правилах.
Между тем, многократно избираясь на другие атаманские должности и защищая интересы верховых казаков при попытках Москвы переселять их по своему усмотрению, он, несомненно, заслуживал и, вероятно, испытывал и любовь, и уважение от простого незнатного казачества, что предполагало возможность быть избранным вновь на главную атаманскую должность.
Подтверждением этого служит признание популярности И.Г.Зерщикова среди казачества даже со стороны его очернителей, употребляющих по отношению к этому человеку такие выражения: « виднейший представитель казачества», « пользовавшийся большой популярностью в Черкасске» (Чаев, в сб.Б.В., 1935, стр. 39) и «видный старшина» (Пронштей, Мининков, 1988, стр.57) и «знатный старшина» (там же, стр.86). Значит, не только постоянно выбирали на высокие должности, в том числе на самую высокую, но могли бы выбирать на нее еще и еще! И, скорее всего, не хотел этого он сам. Потому что не хотел быть при всевластии Москвы в её руках пособником и исполнителем её неправидных дел.
1702
1. Правительство запрещает казакам рыбную ловлю в низовьях Дона в связи с их
конфликтами с азовцами:
«…по реке Дону и до реки Донца, также и на море и по запольным речкам, нигде им, донским казакам, рыбы ловить не велено, а велено в тех местах рыбу ловить азовским жителям… а буде учнут (казаки) ловить, и им за то учинено будет наказанье».
Несмотря на неоднократные просьбы казаков, в которых обычным лейтмотивом было
то, «что за нынешним у великого государя с турским султаном мирным состоянием никаких иных добычей у них нет», - им все же отказывалось в праве на рыбную ловлю, и в наиболее выгодном для этой цели районе: «от Азова вверх по Дону до устьев Мертвого Донца на 10 верст, а вниз от города Азова до узморья на 4 версты, на 150 сажен» (Чаев и Бибикова.1935, стр. 19-20).
2. Войско Донское жалуется на изюмского полковника Ф.Шидловского, который
«прислал к ним на ту реку (Бахмут) полку своего казаков разных городов жителей, и те де казаки, пришед к ним… их бьют и грабят и ругают и всякое разорение им чинят и хвалятся смертным убийством…» (Чаев и Бибикова, 1935, стр.27-28).
1703
1. Грамота на Дон от 28 февраля в продолжение указа 1702 г, частично возвращающая прежние рыбные угодья казакам, но лучшие и самые богатые тони оставляющие за азовцами: «И в те воды им атаманам и казакам не вступатца и рыбы в них не ловить, чтоб меж ними и азовскими жителями в том ссор не было» (там же, стр.20).
2. Командировка на Дон М.Н.Кологривова и М.Ф.Пушкина с предписанием:
«…по Дону до Паншина, и по Хопру и по Медведице и по Бузулуку и по Северному Донцу и по Каменке и по Белой и Черной Калитвам и по Быстрой и по Березовой и по Яблоновой речкам, в казачьих старых и в новопоселенных городках, у атаманов и казаков, взять сказки: откуда те казаки пришли» и нет ли у них в городках беглых ратных людей, боярских холопов, крестьян и др. И далее, в наказе вышеназванным стольникам предлагалось «разобрать» население Дона следующим образом: участвовавших а Азовских походах оставить на месте, не участвовавших «сослать» на запольные речки между Валуйками и Рыбным; тех же, которые появились после1695 г., т. е. едва ли не большинство населения верховых городков, «с женами и детьми и со всеми их животы сослать в те городы, откуда они пришли, с наказанием всех до одного человека, …а десятого из тех новоприходцев выслать в Азов на каторгу» (Чаев и Бибикова.1935, стр.. 21).
Комментарий. Все эти и подобные меры и реляции правительства под разными предлогами фактически не выполнялись, и правительство снова и снова требовало их выполнения с угрозами атаманам и казакам каторгой и смертной казнью. Н.С. Чаев и К.М. Бибикова пишут об этом: «Для Войска Донского эти городки должны были играть роль опорных колонизационных пунктов в противовес наступающему помещичьему и монастырскому землевладению из метрополии…Войско Донское ( в лице его старшины, остальной массы «домовитых», а также «старожилых» верховых казаков, - основных,
заинтересованных в землевладении, групп) не было склонно к каким-либо активным
выступлениям против Московского правительства и предпочитало ему путь
делопроизводственной волокиты».( Чаев и Бибикова.1935,стр. 24)
На западной территории Войска Донского в районе Бахмута развертывается аналогичная борьба между Войском и правительством, только здесь интересы последнего отстаивает Изюмский слободской казачий полк под руководством полковника
Ф. Шидловского, сформированный, в основном, запорожскими казаками, лояльными Московскому правительству. Предметом спора являлись богатые земли по северному Донцу и его притокам и соляные промыслы на Бахмуте.
3. Полковник Ф.Шидловский жалуется на донских казаков:
«из тех вышепомянутых угодий с поселений их Изюмскому полку казаков выгоняют и чинят им многие обиды, и бьют и грабят, и сена косить не дают, и похваляются смертным убийством и разорением» (там же, стр.28).
1704
Командировка из Царицына «московских людей» А.Быкова и стольника И.Башмакова на Дон в казачьи городки Иловля, Качалин и Паншин с целью ознакомиться с местом и составить чертеж для постройки города и объявления окружающих лесов заповедными. Это была ничем не прикрытая и наглая попытка отторжения искони принадлежащих донскому казачеству земель. Она преследовала «две цели: более успешная борьба с беглыми и их укрывателями, и затруднение свободного выхода казаков, особенно «голытьбы», на Волгу» (Чаев и Бибикова, 1935, стр.26).
Атаманы и казаки указанных городков при поддержке Черкасска активно воспротивились этим намерениям, препятствуя расстановке столбов, не допуская обмеров и
устраивая порубки в «заповедном» лесу.
Комментарий. Вообще же по всей северной половине Донской области все усиливается «ползучая экспансия» Российского государства то в виде проникновения на эту территорию помещечье-монастырского землевладения, то непрерывными требованиями сыска и переселения живущих здесь казаков и беглых из России еще не укоренившихся крестьян, то командированием на Дон специальных лиц с предписанием составить списки старожилов и вновь прибывших людей, то созданием почтовых трактов и требованием по их обслуживанию и т.д. Естественно, что эта политика наталкивается на явное или скрытое сопротивление не только низов донского общества, «голытьбы», но и «домовитых» казаков.
Царь заменил знаменитую казачью войсковую печать с изображением оленя, пронзенного стрелой, на унизительную картинку, изображающую пьяного полуголого казака, сидящего верхом на бочке с ружьем в руках. Этим он ешё и нравственно унизил казачество, символически изобразив его пьяным ничтожеством, готовым защищать только бочку с вином и быть верным своей пагубной страсти до полного пропоя.
1705
1. К. Булавин разоряет в Бахмуте варницы казаков слободского Изюмского полка.
Комментарий. Это первое упоминание К.А. Булавина в исторических документах. Ссылка на назначение его атаманом Бахмута в 1700 г. по указанию И.Г.Зерщикова (Лебедев, 1967, стр.44) известными мне документами не подтверждается. По другим данным. Булавин становится атаманом Бахмута в 1705 г. при Войсковом атамане Акиме Филипьеве или Лукьяне Максимове (Донские атаманы, 2006, стр.7 и 81). Так или иначе, но появление имени Булавина на страницах истории обусловлено его решительными и радикальными действиями, свидетельствующими о способности совершать поступки с непредсказуемыми и тяжкими последствиями.
Такой конфликт с Изюмским полком и его начальником Ф.Шидловским сделал эту малороссийскую силу решительно и бесповоротно враждебной всем дальнейшим булавинским акциям, а бахмутские промыслы навсегда стали потерянными для Дона.
2. В июле в Астрахани начинается стрелецкий бунт. Убит астраханский воевода Т.Ржевский и около 300 астраханских жителей. Бунт угрожает перспективой разрастись до Царицына, Азова, Тамбова и далее. Войсковой атаман Аким Филипьев организует и отправляет отряды казаков в 2000 человек во главе с атаманом Максимом Фроловым и старшинами Василием Поздеевым и Ефремом Петровым. для подавления бунта
Комментарий. Для подавления стрелецкого бунта во главе большого отряда казаки отправляют самых активных и жаждущих подвигов (в глазах Москвы!) старшин, среди которых наиболее яркими фигурами были Фролов, Поздеев и Петров. Первый – сын знаменитого атамана Фрола Минаева, ярого московского последователя. Петров тоже принадлежал к московской партии и очень самозабвенно служил Москве. Поздеев (Познеев) – фигура мятущаяся, то пристающая к «москвичам», то к противной партии в зависимости от обстоятельств. Ясно, что главным мотивом его поведения было следование страсти «вызвездиться», что он и проделывал весьма успешно. Яркая фигура. О нем знаем, в частности, из донесений царю В.В.Долгорукого, что в феврале 1709 г. «атаман Василей Познеев з зимовою станицею, и того вора Голого…взял и повес с собою в Москву вместе. .. с другими такими ж ворами» (Б.В.1935, док.164, Доношение кн. В.В.Долгорукого, стр.361) – это Василий Большой, как его еще называли, вез плененных булавинцев в Москву на расправу. А вот в мае о нем же тот же Долгорукий пишет: «…которые городы по Донцу и по Айдару я спустошил, ныне в них есть жильцы, и казали ему указы за рукою Васьки Познеева, что он им велел тут жить и взятки с них брал мельницами и хлебом. Немалую государь напасть Васька Познеев своим воровством зделал» (Б.В.1935, док.165, Доношение кн. В.В.Долгорукого, стр.362). Будет в дальнейшем он и в партии Зерщикова активно бороться с булавинщиной, но вот оказывается, что в нем присутствовала и такая меркантильная черта, которая была свойственна многим старшинам московской партии.
Вообще же обращает на себя внимание довольно частое слияние в некоторых личностях таких особенностей как лёгкость отказа от вероисповедования, готовность пожертвовать традиционными принципами казачьего мироустройства и материальная алчность. Эта порочная триада была более популярна среди старшиского сословия. Читатель сам убедится а этом при ознакомлении с содержанием нижеследующих страниц настоящего исследования.
1706
1. В марте астраханский бунт был подавлен русским войском под руководством фельдмаршала Шереметьева с участием донских казаков, за что последние были щедро награждены государем.
2. К.А.Булавин, помимо учиненного разгрома бахмутских соляных варниц, захваченных изюмцами, «не допускает к описанию спорных земель дьяка Горчакова, прибывшего летом 1706 г. и, продержав его «за караулом», отправляет обратно в Воронеж» (Чаев и Бибикова, 1935, Б.В, стр. 28).
3. Сентябрь. Бахмутские соляные промыслы отписаны «на государя» и переданы в ведение Семеновской канцелярии (.там же, стр..28), и фактическим хозяином этого района и промыслов становится Ф.Шидловский.
4. Декабрь(?). В Черкасске принято решение (Войсковой атаман Л.М.Максимов) о снятии Булавина с должности бахмутского атамана и назначении на эту должность черкасского старшины Семена Кульбаки.
Комментарий. Случилось то, что следовало предвидеть и не допустить. Победа достается Ф.Шидловскому, и территория, занимаемая Изюмским полком, становится одним из опорных плацдармов наступления Москвы на Дон.
По результатам всего этого можно характеризовать действия Булавина в Бахмуте хоть и решительными и на какой-то короткой дистанции, быть может, даже справедливыми, но крайне недальновидными и глупыми.
Начало бунта, его явные и тайные пружины
1707
1. 3-го мая черкасские старшины: бывший Войсковой атаман Илья Григорьев и Тимофей Федоров посланы Войском на Северный Донец и другие реки для сыска и высылки новопришлых людей. Отписка донских казаков в Посольский приказ о принятых ими мерах по сыску и высылке «новопришлых из Слободской Украины на Дон людей»:
« И по тому твоему в. г. (указу) и по грамоте мы холопи твои Войском непрестанно от себя из Черкаскова посыльщиков с нашими войсковыми письмы для сыску и высылки новопришлых людей в прежние их места посылаем. И о таких русских новопришлых людех, чтоб нигде в наших холопей твоих по всем рекам в городках не принимали б, заказано накрепко под смертною казнью. А буде в котором городке за утойкою такие новопришлые люди сыщутца, и того городка атаману, а с ним лутчим людем, по нашему холопей твоих войсковому праву смертная казнь, а городок тот весь разорить и от юрта отказать. И в нынешнем де в. г. 1707-м году майя в 3 день выбрав мы холопи твои Войском из старшин бывшего войскового атамана Илью Григорьева, Тимофея Федорова, с нашим холопей твоих войсковым письмом, по Северскому Донцу и по запольным речкам и по новоуказным местам во все городки для сыску и высылки новопришлых людей посылали. И по розыску в тех городках они посыльщики наши новопришлых людей Белогородские черты села Старицына семей с 50 сыскали, и 30 семей переловя на Волуйку воеводе Ивану Иванову сыну Арнаутову отослали, именно с распискою отдали, 20 семей розбежались, и тех прикозали сыскав на Волуйку ж отвесть и отдать с роспискою, именно ж. А Харьковского и Изюмского полков жителей и жилецких людей у нас холопей твоих в городках не сыскалось и
нету…» .(Б.В.1935, док. 8, Отписка донских казаков…, стр.114-115).
Комментарий. Обращает на себя внимание очень важный факт, а именно, избрание для столь деликатной миссии, как сыск и выселение новопришлых беглецов, Ильи Григорьевича Зерщикова. Это второе его участие в подобной акции (первое состоялось в 1700 г., когда он был избран Войсковым атаманом), и оно произошло именно потому, что казаки были удовлетворены его действиями при первом решении им этой проблемы. Надо полагать, что были удовлетворены не только те, кто его уполномочил на это действо, но и те, кого оно непосредственно касалось, а именно, несчастные беженцы, с которыми он обошелся в меру своих возможностей справедливо: часть переселил, части дал возможность снова сбежать и схорониться.
Как и следовало ожидать, Зерщиков ее «полувыполнил». Если подобные действия Ильи Григорьевича вызывали у казачества положительную оценку, то у московской власти – резко отрицательную. Именно поэтому следует решительный указ Петра I, перепоручающий эту миссию своему воинству.
2. 6 июля. Письмо Петра I-го Ю.В. Долгорукому с поручением вернуть беглых с Дона:
«Господин Долгорукой.
Известно нам учинилось, что из русских порубежных и из ыных розных наших
городов, как с посадов, так и уездов, посацкие люди и мужики розных
помещиков и вотчинников, не хотя платить обыкновенных денежных податей и оставя прежние свои промыслы, бегут в розные донские городки, а паче ис тех городков, ис которых работные люди бывают по очереди на Воронеже и в ыных местех. И забрав они в зачет работы своей улишние наперед многие деньги убегаю и укрываютца на Дону з женами и з детьми в розных городках; а иные многие бегают починя воровство и забойство. Однако же тех беглецов донские казаки из городков не высылают и держат в домех своих (выделено мной – Ю.М.). И того ради указали мы ныне для сыску оных беглецов ехать из Азова на Дон вам без замедления. Которых беглецов надлежит тебе во всех казачьих городках переписав, за провожатыми и з женами их и з детьми выслать попрежнему в те ж городы и места, откуда кто пришел. А воров и забойцов, есть ли где найдутся, имая отсылать за караулом к Москве или в Азов. Так ж при том розыскать бы вам подлинно про налоги и обиды, которые починены преждебывшему… бригадиру Федору Шидловскому и полчанам ево…от казаков. И для чего те ж казаки…дьяку Алексею Горчакову описывать и досматривать спорных земель… не дали и держали ево за караулом…(выделено мной – Ю.М.)»( Б.В.1935, док. 7, стр.113).
Комментарий. Указ Петра I-го князю Юрию Долгорукому о сыске беглых в донских городках продиктован осознанием того факта, что сами казаки никогда не выполнят подобную задачу, очевидно вредную и враждебную их интересам.
«Самыми существенными для…казачества являлись устремления Москвы к закрытию для Войска Донского выходов на Азовское и Черное моря и, далее, к превращению территории Дона в район беспрепятственного продвижения южного землевладения. Последнее связывалось также и с решением проблемы о беглых, одинаково важной для
Московского правительства и с точки зрения огромного спроса крепостников на
рабочую силу, и с точки зрения уничтожения очагов концентрации беглых на Дону,
всегда могущих привести к восстаниям против феодально-крепостнического
государства…Если первая задача взятием Азова была уже почти решена, то решение
последующих становилось вопросом ближайшего времени, залогом чему и является
отмеченная выше энергичная политика Москвы, завершающаяся в 1707 г. вводом на
территорию Войска Донского отряда кн. Ю. Долгорукого, по характеру своих действий приближающегося к оккупационному. Факт ввода названного отряда имеет решающее значение как для «голытьбы», так и для «домовитого» и «старожилого» казачества. И та и другое должны были теперь принять решительные меры к активному воспрепятствованию агрессии Москвы, в первую же очередь действиям кн. Долгорукого и стоявшего за ним Азова. Ненависть к последнему, особенно в лице его губернатора Толстого, являлась одной из основных и непосредственных причин той консолидации сил донского казачества, которую мы наблюдаем на Дону перед Булавинским восстанием» (Чаев,1935, стр. 33-34).
Указ царя Петра Алексеевича, помимо внятных распоряжений относительно беглых крестьян, содержит еще одно поручение князю Ю.Долгорукому, а именно, провести расследование обстоятельств бахмутского конфликта, в котором однозначно определена виновная сторона – донские казаки. Ведь никто иной, кроме них не чинил обиды Шидловскому и его однополчанам и, не дав выполнить царское поручение дьяку Горчакову, не держал его под арестом! Совершенно ясно, что речь идет о мерах по восстановлению справедливости, а именно о наказании виновных. А главным виновным, то есть исполнителем всех этих прегрешений, был, как известно, Булавин. Вот и вырисовывается весьма мрачная перспектива для Кондратия Афанасьевича, избежать которой можно было либо бегством в недосегаемые для царского посланника места, либо устранением возможности исполнить это поручение путем ликвидация самого посланника. Жесткая дилемма встала тогда перед незадачливым бывшим атаманом Бахмута.
3. 2 сентября прибытие Ю.В. Долгорукого в Черкасск и предъявление атаману Лукьяну Максимову указа с предложением пополнить отряд Долгорукого казаками для сыска беглых. Максимов разрешает проводить сыск в других городках, но не в Черкасске:
«…И по тому твоему в. г. имянному указу и по грамоте, сего сентября в 2 день приехав я холоп твой на Дон в городок Черкаской и войсковому атаману Лукьяну Максимову и всемуВойску Донскому вышеписанной твой в. г. имянной указ сказывал, чтоб они Войском мне холопу твоему в вышеписанном Черкаском городку и в ыных городках беглых всяких чинов людей сыскивать велели. И они Войском в том городку в Черкаском всяких чинов людей сыскивать мне холопу твоему не дали, а для чего не дали, о том они Войском дали мне холопу твоему скаску за рукою и за войсковой печатью. И с той их скаски список к тебе в. г. послал я холоп твой под сею отпискою» (Б.В.1935, док. 9, Отписка кн. Ю.В.Догорукого….стр.116).
«…А в списке скаски войскового атамана Лукьяна Максимова и всего Войска Донского написано: о розыске, что в Черкаском у них чинить розыск о пришлых людях невозможно, потому что до сего времени в. г. указу такова не бывало, чтоб пришлых с Руси людей не принимать, и заказу о том не бывало».( там же, док. 11, Докладная выписка…, стр. 119).
«…В нынешнем 1707-м году сентября в первых числех по указу в. г. прислан на Дон в Черкаской городок полковник князь Юрья княж Володимеров сын Долгорукой, который объявил войсковому атаману Лукьяну Максимову и всему Войску Донскому в. г. имянной указ, что велено ему ехать вь их казачьи городки для сыску новопришлых из великороссийских городов в их казачьи городки с 203-го году всяких чинов людей. Да о том же прислана была и к Войску Донскому из военного походу ис Польши в. г. грамота. И войсковой атаман Лукьян Максимов и все Войско Донское выслушав в. г. указ и вычет грамоту в кругу, послали во все свои казачьи верховые городки и по запольным речкам на новопоселенные места свои войсковые письма, чтоб ис тех городков казаки до приезду ево полковникова и их донских старшин никто никуда не розъезжались. А как они приедут, и им бы быть во всем послушным». (Б.В.1935, док. 17, Допрос атамана Е.Петрова., стр.136).
Комментарий. В приведенных документах позиция Лукьяна Максимова освещена достаточно ясно и однозначно: не возражая против выселения новопришлых в верховых и иных городках, он совместно с Войском Донским настроен против проведения в Черкасске розыска пришлых из Руси людей. Насколько эта акция соответствовала внутреннему желанию самого Войскового атамана, впрочем, не ясно. Нельзя исключать и того, что эта позиция была всецело продиктована настроением всего Войска, то есть круга, которому атаман был вынужден подчиниться.
Всё это было обусловлено, по-видимому, тем обстоятельством, что почти в каждом доме и дворе Черкасска содержались беглые в качестве слуг, помощников по хозяйству и подсобных рабочих. Ведь население донской столицы состояло в основном из
«домовитых» казаков, и войсковые круги в основном формировались именно из них при наличии какого-то количества представителей от других донских городков (кстати, тоже являющихся, скорее всего, «домовитыми»!). Тонкости этого демократического ритуала в деталях нам не известны, но представляется, что «домовитые» едва ли позволяли «голытьбе» даже при ее большинстве осуществлять ее, «голытьбовую», а не свою, «домовитую» власть на Дону. Такова истинная природа всякой демократии в реальном своем действии. Иначе «демократический» мир выглядел бы сегодня совершенно иначе.
Итак, Войсковой атаман, известный по всем прежним своим действиям и отношениям с Москвой как, несомненно, человек промосковской ориентации, вместе с Войском не разрешает представителю Москвы осуществить в донской столице сыск беглых из России людей. Это акт мужества или дерзости, или безвыходной необходимости? И так ли уж сильна и жизненно необходима для исконного казачества эта самая промосковская ориентация, если она грозит лишит его экономического благополучия? До каких пределов может отступать от своих интересов вольный казак перед подавляющим и порабощающим натиском царской власти?
В ходе развертывающихся событий подобные вопросы нарастают и множатся. Ответы на них – в дальнейших событиях.
4. 2 - 6 сентября к отряду Ю. Долгорукого присоединяются черкасские казаки:
«И по твоему в. г. указу и по грамоте мы холопи твои Войском Донским выбрав от себя из Войска знатных старшин Абросима Савельева, Ехрема Петрова, Микиту Алексеева, Ивана Иванова, Григорья Матвеева с товарищи, и придав ему князю Юрью Володимеровичу тех старшин с войсковыми своими послушными письмами из Черкаскаго в верховыя казачьи городки отпустили» ( Б.В.,1935, док.16, Отписка донских казаков…,стр. 131).
5.. 3 сентября – 8 октября сыск новопришлых казаков по разным станицам Войска Донского отрядом Ю.Долгорукого и присоединенных к нему старшин:
«И ис Черкаского он полковник с ними старшинами пошел в верховые казачьи городки в том же сентябре месяце. А с ним полковником офицеров человек с 17, солдат 40 человек, подьячих 15 человек, конных казаков из Азова и ис Троецкого 40 человек, да в дорогу к нему полковнику прислано тех казаков 40 же человек. А с ними старшинами рядовых казаков конных и пеших никого не было, только работников их с ними было по 2 человека. И быв в донских 4-х городкех до Мелехова, и в Мелехове о тех новопришлых людех сыскивал он по указу, как надлежит ( 13 сентября – Ю. М.). А из Мелехова послал он полковник от себя в казачьи городки вверх по Дону, по Хопру, по Медведице и по Бузулуку для сыску таких новопришлых людей, бывших при нем офицеров 8 человек, да с ними 8 человек подьячих, да 12 человек солдат, да с ними ж донских выборных старшин 8 человек, да писарей 4-х человек. А сам шел вверх по Донцу, и быв в 8-ми городках до Митякина (конец сентября? – Ю. М.) потому ж о техновопришлых людех сыскивав. И которые по сыску явились, новопришлые, тех и приказал старым казакам вывозить на старые жилища и отдавать воеводам с росписками. А от Митякина послал он полковник от себя, для сыску таких людей по новоуказаным поселенным местам офицеров Афанасья да Якова Петровых детей Арсеньевых, а с ними солдат 4-х человек, да с ними ж донских старшин Увара Иванова да Андрея Иванова, да писаря Ивана Володимерова. А объездя новоуказаные места приказал им ехать от Митякина вверх по Донцу. А он полковник от Митякина ездил по запольным речкам по новопоселеным местам, которые селились собою, а не по указу. И как приехал на речку Деркул в станицу Герасимову Луку, и в том городке казаков никого не явилось, только сыскан 1 человек, который про жителей того городка роспрашиван. А в роспросе сказал, что они, услышав про такой сыск, ис того городка пошли на старые свои жилища, а иные розбежались врознь. И он полковник взяв того человека с собою пошел по той же речке в Обливенской городок и в той станице приказал атаману собрать козаков, а как собрались велел им вычесть в. г. указ и войсковое письмо и допрашивал атамана о новопришлых людях по указу. И атаман сказал, что таких людей у них нет, а пред тем де было таких людей человек с 20, и те услышав про такой сыск розбежались. И в том дал скаску за рукою. И потом ис той же станицы 1 казак ему полковнику известил, что атаман тое скаску сказал ложно и новопришлых людей утаил, а в тои де станице есть таких людей человек з 200, только де он атаман и казаки все того городка до приезду ево полковничья целовали честный крест и святое евангилие, в том, им новопришлыми не сказываться, а сказаться старыми, а старых де казаков в том городке только 6 человек да черкас 10 человек. А по тому извету тот атаман и казаки в том повинились, и он полковник за такую неправую скаску той станицы лутчих людей 3-х человек велел бить кнутом, а новопришлых людей велел переписать, кто откуда пришел, и велел им быть тут же до указу. Потом был он полковник в Беловоцкой да въ Явсужской станицах, и в тех станицах старых казаков не явилось, а явились все новопришлые казаки, и он их допрося, кто откуда пришел и какова чину, и переписав всех, велел быть по указу в тех же станицах. Из Явсужской станицы пришел на речку Айдар в Ново-Айдарскую станицу, и в той станице о новопришлых людях розыскивал же, а по розыску явилось старых казаков 12 человек, да черкас человек з 20, да новопришлых людей с полтораста человек, и тем приказал быть тут же до указу. Потом поехал вверх по Айдару в Шульгинский городок, и не доезжая того городка за версту встретил ево того городка атаман Фома Алексеев, и полковник ему говорил для чего он к нему полковнику вь Явсужной городок для выслушания государева указу с прочими атаманы не бывал. И он сказал, что не был за болезнию своею». (Б. В.1935, док. 17. Допрос атамана Е.Петрова., стр. 137-138).
6. Итак, воинский отряд князя Ю.В.Долгорукого в сопровождении группы черкасских старшин приступает к сыску беглых россиян из числа «новоприбывших». Первыми подвергаются проверке станицы нижнего Дона до устья Северного Донца и далее вверх по Донцу. Операция протекает довольно быстро, так как объем работ невелик: в большинстве своем «новоприбывшие» разбежались и попрятались или выдаются за «старожилых». 8 октября отряд прибывает в станицу Шульгинская.
И тут, как гром среди ясного неба, операция взрывается трагическим событием. О нем 10 октября оповещают азовского губернатора И.А.Толстого офицеры отряда Ю.В.Долгорукого Афанасий и Яков Арсеньевы, действовавшие по царскому указу и распоряжению князя в Теглинской станице:
«…в казачьей Шульгинской станице октября против 9-го числа, в ночи, напали воровские люди многим собранием, знатно де новопришлые, которые бежали из розных городков от розыску, на полковника князяЮрья Володимеровича Долгорукова, и к станичной избе приступают и из ружья в окны и во двери стреляют и кричат де, чтоб ево подполковника князя Юрья Володимеровича и черкаских старшин бить до смерти; и солдат де и казаков розбили врознь и многих солдат и казаков побили до смерти и переранили. И октября ж де в 10 день в Старо-Айдарскую станицу прибежали черкаские казаки старшины Ефрем Петров, Никита Соломата, и сказали, что в вышеписанной Шульгинской станице октября против 9-го числа, в ночи, наехав воровские люди многим собранием, знатное же дело что собрались новопришлые люди, которые бежали из розных городков от розыску, и полковника де князя Юрья Володимеровича Долгорукова, да с ним афицеров и иных чинов людей 10 человек побили до смерти, и тела де в волчью яму побросали, и обоз ево полковничей и у солдат и казаков ружье и коней и все что ни есть побрали. И они де от тех воров едва ушли. А те де воровские люди ис той Шульгинской станицы ушли тое ж ночи и перешли де Айдар реку в Шульгинской станицы. А признавают те черкаские старшины, что де те воры пошли к Крыму. А казаки розных станиц сбираютца за теми ворами в поход и хотят идти вскоре. А сию отписку послали мы октября в 10 день нынешняго 707-го году». (Б.В.1935, док. 13, Отписка офицеров А. и Я. Арсеньевых…, стр. 127-128).
Комментарий. По-видимому, это самый первый документ, зафиксировавший столь крупную и дерзкую воинскую акцию казаков против московских властных сил, ставшую началом казачьего восстания на Дону. Естественно, что это сначала воспринялось как частный случай проявления бандитского налёта группы «воровских людей», с которыми законопослушные граждане «розных станиц» намерены справиться сами. О том, что это за «воровские люди» московским властям пока ничего не известно.
7. 9 – 11 октября (?) после убийства Ю.Долгорукого К.Булавин рассылает письма в казачьи городки с требованием расправиться с посланными для сыска членами отряда
Долгорукого и присоединиться к восставшим: Это стало известно не ранее 19 октября из письма полковника И.Тевяшова:
«А в казачьи городки посылал тайным обычаем посыльного своего, который возвратясь оттуды…сказал: …казак Булавин с товарищи… послал от себя письма прелестные по Ойдару и в донецкие и в донские верхние городки и на Медведицу и на Хопер, и велел им посланных от него князь Юрья побить до смерти, а казаком велел итить к себе, и устращивает в письмах смертною казнью. И пошел он Булавин в донецкие городки. А по Ойдару по ево письму Закотенской станицы атаман Матвей Медведев собрал человек с 500 и хотел к нему Булавину итить да остановился, для того, что многие казаки от него отстают и бунтовать не хотят, и почели по Ойдару городки строить. А в
Черкаской он Булавин послал от себя 3-ю посылку, и против ево посылок по то число отповеди ему не было. А из донских городков к нему Булавину никто не бывал. И хочет он Булавин собрався итить в украинные городы, которые с ними погранично, для коней и для добычи, потому что при нем собралось много бурлаков, бесконны и безоружны и безодежны Де он же Булавин послал от себя по розным дорогам, чтоб поймать посланного с Воронежа дьяка Алексея Горчакова» (Б. В.1935, док. 15, Из отписки Острогожского полковника И. Тевяшова, стр. 129).
Комментарий. Итак, в следующем послании, принадлежащему Острогожскому полковнику Ивану Тевяшову и написанному несколькими днями позднее, уже содержится обширная информация о главаре бандитской шайки, о ее составе и о мотивах совершенного преступления. Атаман ее уже известный нам по недавним бахмутским событиям Кондратий Булавин. И что особенно интересно, этой акцией убийства князя Ю.В.Долгорукого он вовсе не собирается ограничиться. Дальнейшая его цель состоит в поднятии восстания в верховых городках по Хопру и Медведице с тем, чтобы идти в украинные городки для добычи лошадей, оружия и обмундирования. Но если бы только это! А то ведь еще и для поимки дьяка Алексея Горчакова, того самого, из-за которого он пострадал в бытность свою в Бахмуте и из-за которого сам царь Петр Алексеевич грозился ему наказанием.
Вот тут-то и проявляется одна из истинных причин всего этого кошмара с убийством Долгорукого и организацией восстания недовольных московской властью казаков и голытьбы, и вообще всякого сброда, осевшего на Дону. Это простая, довольно низкая и глубоко личная потребность отомстить обидчикам собственной персоны.
В следующем письме упоминается послание нынешнего бахмутского атамана Семена Кульбаки, назначенного на эту должность вместо Булавина. Оно подтверждает намерение последнего настоять на своем и таки разорить бахмутские угодья и солеварницы, захваченные Изюмским полком - опять свидетельство неуемной мстительности этого неординарного по силе в нём негативных чувств человека.
8. Бригадиру Шидловскому 14 октября пишет некто Иван Высочан:
« писал из Бахмута станичной тамошней атаман Семен Кулбака…А в письме ево Кулбакином написано, что де те бунтовщики Кандратей Булавин с товарыщи, которые убили его милость князя и при нем будучих, будто в тот час и их донскую старшину побили, и теперь де хотят итить войною для разорения Изюмского полку под городы, збираются многолюдством, и посылают де везде по юртовым станицам, чтоб для того под изюмские городы шли к нему бунтовщикам в совокупление со всякой станицы казаков по 2 з жеребья, а 3-й бы оставался в станице. И хотят де из Бахмута взять с собою всю голытьбу и в скором часе хотят итьти под городы Изюмского полку войною для разорения» (Б.В.1935, док. 14, стр.128)
9. В нижеследующем продолжении послания полковника И.Тевяшова, основанного на показаниях очевидцев, подробно излагаются планы восставших, методы агитации, взаимоотношения с казаками окружающих станиц: .
«…пришед к нему Ивану полку ево казак Володимер Мануйлов с товарыщем своим и сказали: были они на Бахмуте, для промыслу своево ехав оттуда через казачей городок Старой Боровской, и октября 12-го дня в том городке наехали на них донские казаки, которые забунтовали, а атаман у них Булавин, и при нем было казаков конных с 500 человек, да пеших столько ж. И того городка атаман со всей станицею встретили ево с хлебом и вином и с медом, и приняли ево в станичную избу. А при нем атамане Булавине были: один называетца полковником, прозвище Лоскут, сходец с Валуйки, про которого сказывают, что он был при Стеньке Разине лет с 7; другой называетца полковником же, староайдарского атамана сын, 3-й называетца коротояцкой подьячей. Да при них де было человек с 50, которых называли сотниками. А достальные были около станичной избы. И в то время боровской атаман со всею станицею говорил ему Булавину и всем ево старшинам, что заколыхали всем государством, что вам делать есть ли придут войска из Руси, тогда и сами пропадете и им пропасть же будет. И тот атаман Булавин сказал: не бойтесь де, для того что он то дело начал делать не просто, был он в Астрахани и в Запорожье и на Терках, и они астраханцы и запорожцы и торченя все ему присягу дали, что им быть к нему на вспоможение в товарищи, и вскоре они к ним будут. А ныне пойдут они по казачьим городкам в Новое Боровское, в Краснянск, на Сухарев, на Кабанье, на Меловой Брод, на Сватовы Лучки, на Бахмут. И идучи будут казаков к себе приворачивать. А есть ли которые с ними не пойдут, и они де их, назадь вернувшись, будут жечь, животы грабить. И как городки свои к себе склонят, пойдут Изюмским полком по городом и до Рыбного, и коньями и ружьем и платьем наполнятца и пойдут в Азов и на Таганьрог, и свободят ссылочных и каторжных, которые им будут верные товарищи, потому что у них есть заобычные. И на весну собрався пойдут на Воронеж и до Москвы, и идучи, которые не будут к ним уклонятца, и тех станут бить. А Лоскут де, которого называют полковником, говорил ему Булавину: чего де ты боишься, я де прямой Стенька, не как тот Стенька без ума своего голову потерял, а я де вож вам буду. И Боровский атаман со всею станицею склонились и передались к ним Булавину с товарищи и пошли за ним в Новой Боровской. И новоборовской атаман с казаками ему Булавину стретя склонились и передались и пошли за ним же. А передались ему Булавину их казачьи городки по Донцу: Трехизбенской, да Старое и Новое Боровское, да Новой Ойдар, Шульгин, Белянск и пошли за ним ж в тех городках жителей 291. А Закотной городок и Осинова Лука не здались, также и в Старой Ойдар и в Краснянск их воров не пустили. И сидит в Старом Ойдаре в осаде с казаками, в тех городех жителей 276, знатно посланной от князь Юрья Долгорукова. И он Булавин стоял двои сутки, хотел ис того городка взять того посланного и убить, и атаман и казаки к нему не склонились и в городок к себе ево не пустили и посланного не дали. А донских городков, которые по реке Дону, при нем Булавине нет ни одного человека. Да он ж Булавин в Старом Боровском в станичной избе говорил: жаль де, что ушел Соломата, он де в Черкаском забунтует, чтоб с ним Булавиным не похотели иттить, а есть ли бы де он был убит, то б де всем Войском к нему Булавину приклонились». (Б.В.1935, док. 15, Отписка полковника И. Тевяшова, С. 130 – 131).
Комментарий. Обращает на себя внимание лживость атамана восставших (дальние его поездки, договоры с союзниками), беспардонное бахвальство соратников, все эти речи о планах и перспективах, подобные пьяному бреду, словом, крайне низкий интеллектуальный и моральный уровень вождей восстания, как, например, «полковник» Лоскут и сам главарь.
Особо следует подчеркнуть факт отсутствия среди восставших представителей нижнего Дона и сожаление Булавина об ускользнувшем живым черкасском старшине Соломате, который якобы склонит черкасских казаков не присоединяться к нему.
Следовательно, в Черкасске были среди старшин люди, о которых Булавин знал, что они ему не друзья, что они твердо и определенно его враги.
А что касается планов, то они уже поражают своим размахом и гигантоманией – идти на Москву! Зародившись как мелкая месть непосредственным противникам и как попытка избежать наказания за нерасчетливое поведение в бахмутском атаманстве, шульгинская акция через несколько дней приобрела по желаемым перспективам общероссийский характер. Естественно возникает вопрос, когда и как примитивный психологический импульс мстительного, но, несомненно, одаренного человека обратился вдруг в прожекты государственного масштаба.
Можно предположить, что недалекого человека натолкнуло на это внезапно вспыхнувшее в широких народных массах сопереживание и готовность на соучастие в антиправительственных акциях. Массы (но далеко не все!) были хорошо подготовлены к этому и политико-экономическими действиями правительства, и его религиозными карательными мерами, и безнравственным содержанием насаждаемых перемен, и моральным обликом самого царя-антихриста. Тут даже не будучи старовером, станешь сторонником людей, отстаивающих свое право на верность отеческим традициям и нравственному образу жизни.
Похоже, что Булавин в ходе развивающихся событий по мере того, как менялось их содержание, менялся сам, превращаясь из мелкого мстителя в вождя народного восстания.
При такой оценке событий не следует, однако, впадать в идеологическую крайность, чего не удалось избежать почти всем аналитикам этой донской смуты. Ничего прогрессивного в этой смуте не было. Не было и абсолютно негативного. И народные массы не были единодушны, и вожди их не были идеальными революционерами или безнадежными злодеями. Все они были обыкновенными людьми, поставленными ходом событий в необыкновенные условия.
10. Выше были рассмотрены официальные документы о начале смуты, написанные официальными лицами и адресованные тоже официальным лицам. По-видимому, в них содержится минимум личного, хотя исключать этого нельзя. Описание и оценка событий производится в них как бы со стороны, так как эти лица не являются непосредственными участниками разыгравшейся трагедии. Все это дает нам право оценить содержание таких документов как наиболее близкое к правде изложение хода событий.
Ниже приводятся цитаты из «Отписки донских казаков в Посольский приказ об убийстве кн. Ю.В.Долгорукого и о мерах, принятых ими к преследованию булавинцев». Документ хоть и официальный, но написан представителями стороны, крайне заинтересованной в истолковании событий в самом выгодном для нее свете, так как сторона эта в лице своих представителей непосредственно участвовала в событии. Причем роль и характер этого участия объективно мог быть самым различным: от противодействия до участия в убийстве московского посланника. Именно поэтому предлагаемый документ должен быть прочитан и истолкован с особой тщательностью.
В отписке, написанной не ранее 24 октября и не позднее 4 ноября, когда она была доставлена в Москву, в частности говорится:
«И ехол он князь Юрья Володимеровичь и при нем будучие афицеры и вышепомянутыя наши холопей твоих старшины рекою Северским Донцом по казачьим нашим холопей твоих городкам, розыск чинили по твоему в. г. указу совершенно. И как приехоли на речку Айдар в Шульгинской городок, и в том городке заначевали октября против 9-го числа, ив той в. г. ночи умысля своими злыми умысла проклятый вор и богоотступник
Трехызбянского городка Кондрашка Булавин, прибрав к себе токих же воров и
изменников и богоотступников розных городков козаков Ново-Айдарского городка
Ивашку Лоскута да Филатку Микифорова, Гришку Банникова и иных многих гулящих
русских людей человек з 200 со излишним,и в той ночи тайно пришод воровски в том
городке разбоем розбили и ево князя Юрья Володимеровича и при нем будучих афицеров и
солдат до смерти побили, и наших холопей твоих с ним посланных старшин также
хотели до смерти побить и не застали, потому что в одних рубашках выскоча едва
ушли, и они воры за ними гоняли и за темностью ночи не нашли, понежа розно
розбежались. И в Старо-Айдарской городок Микита Алексеев, Ефрем Петров, Иван
Иванов, порознь и без седел, на подводных лошедях прибежали. И ис того Старо-
Айдарского городка к нам холопем твоим к Войску Донскому с ведомостью наскоро
прислали…И собрався я холоп твой войсковой атаман и знатными старшинами и з есаулы и всем Войском и с калмыки и тотары, и того ж числа из Черкаского за ними ворами пошли, чтоб их воров и богоотсупников до пущего их злаго намерения не допустить, и злой их совет нечестивый розорить. И как мы холопи твои пришли всем Войском с колмыки и с тотары в в Старо-Айдарский городок, и нам холопем твоим ведома того городка от казаков учинилось, что по убиении князя Юрья Володимировича и афицеров, они воры и богоотступники к тому Старо-Айдарскому городку пошли было из места своего доставать желая оных старшин и протчих афицеров… и до того их не допустили, потому что розных городков козаки собрався с вышеупомянутыми нашими старшинами, с Ефремом Петровым с товарищи, напротив к ним приезжали и отпор им учинили…А мы холопи твои…за ними гнали в погоню и не доезжае речки Боровой поймали 4-х человек… с подговорным и прелесным письмом к нам холопем твоим к Войску Донскому в Черкаской…И мы холопи твои то посланное с ними прелесное письмо приняли и прочитали и тому внимать не стали, но и паче горением сердец своих в большею скорость поступили и за ними борзея погнали. ». (Б.В.1935, док. 16, Отписка донских казаков., стр..131-132).
Далее в отписке подробно излагаются обстоятельства преследования бунтовщиков, осады их соединений в разных городках, разорения Войском предательских городков, казней предателей-воров и тайного бегства их атамана «богоотступника Кондрашки Буловина». Подробно излагаются обстоятельства, при которых известие о готовившемся покушении на Долгорукого, посланное шульгинским атаманом Фомой Алексеевым черкасским старшинам, последним не было доставлено, а сам атаман был обманут лживым заверением, что его письмо было отдано Абросиму Савельеву. Этим, похоже, казаки подчеркивали свое незнание о готовившемся покушении, которое мог подтвердить посылаемый в Москву «для подлинной опроски козак Панька», обманувший шульгинского атамана.
В этом документе обращает на себя внимание то, что, сообщив о письме Булавина к Войску Донскому, авторы Отписки ничего не говорят о его содержании, назвав, впрочем, это письмо «прелесным», то есть якобы к чему-то призывающим. Вместе с тем, как выяснится позднее, с этим письмом связано еще одно очень важное обстоятельство, которое всплывёт при допросе Ефрема Петрова и которое вскроет небезынтересную психологическую подоплеку взаимоотношений внутри черкасской старшины.
Отписка вместе с захваченными и закованными в цепи «ворами» 4 ноября была доставлена легкой станицей под началом станичного атамана Ефрема Петрова в Москву.
Комментарий. Небезынтересное и то, что в отписке речь идет о 12 колодниках, а в действительности их было доставлено 10. Как пояснялось, двое были оставлены в Черкасске «по рассмотрению войскового атамана». Среди доставленных, как и следовало ожидать, присутствовал Павел Павлович Новиков, тот самый Панька из Шульгинской станицы, который передал письмо атамана Фомы Алексеева о готовящемся покушении на князя не черкасским станичникам, а булавинцам и тем самым должен был подтвердить факт незнания и следовательно не участия казаков Черкасска в убийстве Долгорукого.
Можно предположить, что те, не доставленные двое, могли при допросах сказать не то, что было нужно Войсковому атаману. Для такого предположения, как показывают нижеследующие документы, имеется достаточно оснований.
Из этих документов наиболее важными являются показания казака Леонтия Корниловича Карташа, изложенные им в конце 1707 года солдатам азовской заставы. Казак этот был из пришлых, так как около 14 лет тому назад, будучи крестьянином села Можар «Переславского уезду Рязанского вотчины князя Василия Голицына», бежал и поселился в Нижне Кундрючьем городке. Шел он в Азов специально для того, чтобы рассказать о том, что знал об обстоятельствах подготовки убийства Ю.В.Долгорукого во время его пребывания в Черкасске. Князь был принят в казачьей станице настолько враждебно, что не исключалась даже возможность его убийства. Инициатором этого был, якобы, сам Войсковой атаман Лукьян Максимов.
11. «1709г. декабря 22. - Память из Разряда в Посольский приказ по поводу расспроса донского казака Л.Карташа об убийстве кн. Ю.В.Дологорукого и участия в нем атамана Л.Максимова.
…И как в их казачьи городки приезжал князь Юрья княж Володимеров сын Долгорукой, и в то время верхнего городка Кундрючья казаки Ефим…да Фомин сын Сорока, сказывали ему Леонтью: атаман Лукьян Максимов…казаку Болдырю давал лошедь, и велел в казачьих городках накликать вольницу убить князя Юрья Долгорукова. И на той лошади тот Болдырь приехав в Верхнем Кундрючье городке вольницу накликал. И в их Нижнем Кундрючье городке тот Болдырь был же и казаков накликал, и ево Леонтья для убийства ево князя Юрья тот Болдырь звал, и он Леонтий отказал и сказал, что у него нет лошеди, и к их воровству не пристал. Да ему ж Леонтью сказывали их же городка Кундрючья казаки Аноха Семерников, Прокофий Этерской, Микифор Ремез, будучи на мойдане, были де они казаки в Черкаском и приезжал де при них казаках в Черкаской князь Юрья Долгорукой, и в Черкаском де ево князь Юрья умышляли казаки убить и не убили, для того что их казаки есть на службе в. г. в Польше. Да он же атаман Лукьян Максимов посылал от себя письма в верховые донские и хоперские городки, чтоб евокнязь Юрья убить, где изъедут. И про то ему Леонтью сказывали их городка казаки Нестер Романов, Никифор Ремез. Да ему же Леонтью сказывал вышеписанной казак Аноха Семерников: атаман де Лукьян Максимов велел пришлым казаком от усмотрения князь Юрья Долгорукова из городков выходить и хорониться по лукам. И по тому ево велению многие казаки были в ухоронке. Да в том же Кундрючье городке казаки Авдей Меретин да вышеписанные Аноха Семерников, Прокофий Этерской, сказывали всей станице, как де за вором Кондрашкою Булавиным ходил атаман Лукьян Максимов и при них де тот Кондрашка съехался с ним Лукьяном, и он вор Кондрашка ему Лукьяну говорил, для чего де ты атаман за ним Кондрашкою в поход ходишь, ты де велел убить князя Юрья Долгорукова и посылал сам. И по отъезде ево князь Юрья из Черкаского он Кондрашка у него Лукьяна был. Да они ж вышеписанные казаки Аноха Семерников с товарыщи сказывали ему Леонтью, как они были в Черкаском и в Черкаском де казаки в кругу говорили, чтоб побить бояр и иноземцов. И в том кругу атаман Лукьян Максимов был же. Да в городке ж их Кундрючье к атаману Нестору Афонасьеву приезжали казаков 6 человек… и говорили ему Нестору, чтоб убить князь Юрья Долгорукова. А в собрании де их человек с 500. И о том он Нестор сказывал им на мойдане, и тем де казаком он убить не велел и из городка их отпустил и держал их воров у себя судки. Да ему ж Леонтию сказывали казаки…тот вор Кондрашка з 2000-ми человеки стоит меж рек Бузулука и Медведицы…А которые казаки ис Черкаского посланы для поимки того вора Булавина, и те посланные стоят на Дону в Пятиизбянском городке, для того что им вверх по Дону до хоперских городков от Монкотемировых калмык пройтити невозможно. ». (Б.В., 1935, док. 27, стр. 162-163).
Комментарий. Вышеприведенный совершенно неожиданный документ, в подлинности которого нет никаких сомнений, раскрывает такие подробности черкасских событий, что их суть приобретает уже просто трагическое содержание: промосковский атаман, будучи в должности Войскового атамана и снискавший своей службой царю его милость, готовит убийство высокопоставленного царского посланца! В это трудно поверить, поэтому возникает подозрение о ложности приводимых сведений. И все же хоть эти подозрения и остаются, но вес их сводится почти к нулю тем обстоятельством, что показания Леонтия Карташа были легко проверяемыми наличием очень многих свидетелей, имена которых он приводит. Кроме того, как будет показано ниже, в поведении Войскового атамана Лукьяна Максимова позднее будут проскальзывать такие повороты, которые скорее подтверждают его участие в заговоре против князя Ю.В.Долгорукого, чем опровергают.
Именно поэтому я вынужден принять версию о подготовке убийства Долгорукого самим атаманом Л.М.Максимовым как исторический факт и исходить из этого при интерпретации ряда последующих событий.
Более того, этот документ однозначно выявляет и принципиально важную деталь заговора, а именно, то, что на этом этапе был предопределен и исполнитель убийства – Кондратий Булавин, у которого, оказывается, с Войсковым атаманом в ходе заговора были самые тесные взаимоотношения: «за вором Кондрашкою Булавиным ходил атаман Лукьян Максимов и..тот Кондрашка съехался с ним Лукьяном…и он вор Кондрашка ему Лукьяну говорил… ты де велел убить князя… и посылал сам…и по отъезде…князь Юрья из Черкаского он Кондрашка у него Лукьяна был» (см. выше). И при всем этом – легко проверяемые многочисленные свидетели и участники событий! И далее – сами события развертываются именно по этому сценарию.
Бывший бахмутский атаман Кондратий Булавин действует не один, а с группой сотоварищей. Поскольку намерение убить князя исходило еще от Войскового атамана Лукьяна Максимова с его приспешниками, естественно предположить, что эти две группы являлись по существу единым коллективом заговорщиков, где роли каждой группы были предопределены предварительным сговором. И имя непосредственного исполнителя (со товарищи) называется на допросе представителем инициативной группы из сообщников Войскового атамана Лукьяна Максимова, а именно, Ефремом Петровым. То есть происходит то самое, что казалось естественным при анализе предшествующих событий (смотри выше!): в сопровождающую Долгорукого группу казачьих старшин назначены те, кто должен будет после совершения убийства выдать непосредственных убийц для отвода подозрений в заговоре от Войскового атамана.
Не вызывает никакого вопроса выбор Войсковым атаманом кандидатуры для роли убийцы князя Ю.В.Долгорукого: это должен быть человек, психологически подготовленный для этой акции, имеющий свой внутренний, очень сильный мотив избавиться от страшной угрозы, исходящей от посланника московского царя, командированного на Дон в частности и для того, чтобы наказать бахмутского «вора».
Словом, Лукьяну Максимовичу сама судьба преподнесла в лице Булавина инструмент расправы с осточертевшими московскими домогательствами на самостоятельность и благополучие казаков. И действительно, такую позицию можно понять: ведь бесконечное потакание московским притязаниям на казачью вольность, их образ жизни и на саму среду обитания только разжигает аппетит московской власти, которая, грабя по-крупному, старается задобрить их жалкими подачками. Надо, наконец, ответить им тоже по-крупному!
Но лучше чужими руками, руками дурачка, который с удовольствием захочет это сделать, и который заплатит за это, приняв ответный удар на себя.
Именно эта логика рассуждений должна была привести события к такому ходу, какой и произошел в действительности. До определенной поры. Посмотрим же, как было все на самом деле и с какого момента все пошло вопреки задумке Лукьяна Максимова.
Похоже, что это произошло довольно быстро. Как выше уже было отмечено, стихийно вспыхнувшее после убийства князя Долгорукого народное движение, поддержавшее и вдохновившее Булавина на продолжение антимосковской акции, быстро выдвигает его на роль народного вождя. И этой ролью он не намерен пренебрегать.
Но Лукьян Максимов был тоже отнюдь не прост. Булавин был нужен ему не для того, чтобы возглавить всеобщее восстание на Дону и тем самым стать народным героем на века – так далеко его планы ни относительно восстания, ни касательно «вора Кондрашки» не шли. Ему, по-видимому, было достаточно слегка одернуть московского царя в его притязаниях на донские вольности, показать Москве, что к Дону следует относиться уважительно. Для этого было достаточно убийства московского вельможи с его свитой, убийства, за которое отвечать должен был убийца со своей бандой, а не донская власть.
В реализацию этого плана и были втянуты приспешники Войскового атамана, его ближайшие друзья, соратники, единомышленники. Ильи Григорьевича Зерщикова среди них не было. При этом обращаю внимание читателей на то обстоятельство, что не было его и во всех обнаруженных исторических документах среди заговорщиков. Вообще он пока что не фигурирует в этом деле, несмотря на сотни названных людей, как-то причастных к этому событию и несмотря на свое видное и значительное положение в донском обществе. Он явно оставался пока что в стороне от этих брожений и нечистых побуждений.
Лукьян Максимов, подготовив убийство Ю.В.Догорукого, должен был позаботиться о том, чтобы при этом акте убийства были свидетели, способные истолковать его и засвидетельствовать как акцию, противную воле Войскового атамана и всего Войска Донского, то есть как злодеяние отщепенцев, являющихся врагами не только царя-батюшки, но и всего донского казачества. На эту миссию должны были быть назначены люди из круга, непосредственно принадлежащего Войсковому атаману, то есть его ближайшие соратники и подельники. И действительно, таковыми они и были, как покажут дальнейшие события.
Именно поэтому среди свиты, назначенной Войсковым атаманом в сопровождение Долгорукого, нет И.Г.Зерщикова . Может быть, на Войсковом круге кое-кто и хотел бы определить его в состав сопровождающих князя старшин, но сам бывший Войсковой атаман, не склонный к контактам с представителями московской власти, едва ли желал этого и потому должен был отказаться. Такова психологическая подоплека расклада персоналий в этом деле.
Таким образом становятся понятными и некоторые детали свидетельства допрошенного в Москве 4 ноября старшины Ефрема Петрова, бывшего среди старшин сопровождения князя и возглавившего легкую станицу, привезшую в Москву захваченных участников булавинского злодеяния.
Сам факт выступления донской власти против булавинской банды и примкнувших к ней казаков свидетельствует о непосредственной реализации намеченного ею плана изоляции булавинцев и представления их в глазах Москвы как отдельной банды «воров» и смутьянов, враждебных не только Москве, но и самому донскому укладу. Эта роль, по-видимому, и была возложена на Ефрема Петрова, который сразу же по совершении убийства стал выдавать себя ярым врагом булавинцев. Именно он первым организует сначала сопротивление восставшим, а затем и активные военные действия против них. Он отвозит захваченных бунтовщиков в Москву и надежно осуществляет задуманный заговорщиками замысел путем целенаправленной информации в направлении, нужном черкасской верхушке: «А какое того дела поведение было, и то писано…в войсковой отписке. А и сверх отписки о поведении того дела ему Ефрему доносить наказано подлинно, потому что он при полковнике князе Юрье Долгоруком в том сыску был же, и он Ефрем доносит» (Б.В. 1936, док.17, Допрос атамана Е.Петрова…, стр.136). В частности он излагает содержание письма, якобы присланного из Черкасска старшинам сопровождения князя с предупреждением о готовившемся покушении.
Такой поворот в отношениях между заговорщиками после осуществления задуманного плана вдруг по действиям одной из сторон, а именно черкасской власти, не мог восприниматься булавинцами иначе, как чудовищное предательство их Войсковым атаманом и его старшиной. И естественно, что первым и главным предателем в глазах Булавина стновится Ефрем Петров (помимо ранее названного Никиты Алексеевича Саломаты).
12. При допросе Ефрема Петрова он сказал:
«…полковник князь Юрья Долгорукой, едучи в тот сыск ис Черкаского, был в городке Гундоровском, и в тот городок писали к ним старшинам Обросиму Савельеву с товарищи из Войска Донского такие ведомости, что сказывали на Дону в Черкаском приезжие 2 человека с Хопра, Букановского городка казаки, что они едучи к Черкаскому наехали на речке Керчике человек в 20 с ружьем, и они хотели с ними разговорится, и те люди их к себе в близость не допустили, а сказали, чтоб они ехали от них прочь. И те 2 человека приехав в Мелеховской городок о тех людях сказали и объявляли, что они знатно недобрые люди. И в той же станице 1 человек казак сказал им, что те люди збираютца и хотят полковника Юрья Долгорукова да ево Ефрема Петрова убить, и чтоб они ехали бережно. А прислано то письмо ис Черкаского с казаком Панкратом Орленком. И они старшина то войсковое письмо ему полковнику объявили, и полковник то письмо чел и того казака спрашивал о том подлинно, и писал с тем же казаком к Войску Донскому, чтоб тех людей, которые сказывали, что ево полковника хотят убить, велели сыскать. И из Войска Донского посылан ясаул войсковой Василий Поздеев
для сыску тех людей в тое Мелеховскую станицу, и тех людей в той станице не сыскалось». ( Б. В.1935, док. 17, Допрос атамана Е.Петрова, стр. 143 - 144).
Комментарий. Если Петров говорит правду, то следует допустить, что в Черкасске и окрестностях, помимо подготовки убийства Ю.В.Долгорукого, совершались какие-то иные действия, направленные на его предотвращение, как минимум, в виде предупреждения Долгорукого о готовившемся на него покушении. Попытка сыска этих людей успехом не увенчалась, возможно, потому что она была поручена человеку из иной партии, чем подельники из окружения Войскового атамана – Василию Поздееву.
Последний, по-видимому, принадлежал или был близок кругу И.Г.Зерщикова. На этом основании можно предположить и то, что именно из этого круга и исходила инициатива предупреждения Долгорукого о готовившемся на него покушении. Но выдавать себя
его участники не были намерены, потому что, находясь в окружении заговорщиков, могли рассчитывать только на расправу. Поэтому Василий Поздеев и «не сыскал тех людей, которые говорили о том, что полковника хотят убить».
Однако, рассмотренная версия представляется крайне неадекватной, во-первых, из-за того, что противная заговорщикам сторона едва ли стала бы адресовать это письмо старшинам сопровождения князя - вероятным участникам заговора. Во-вторых, не стала бы она писать о намерениях заговорщиков убить одного из этих заговорщиков, а именно, Ефрема Петрова. В-третьих, представляется нелепым писать такое письмо от имени Войскового круга и, следовательно, самого Войскового атамана, проявляя заботу о сохранении жизни того, кого сам атаман приговорил к смерти. На основании всего этого приходится признать эту часть «исповеди» Петрова не то, чтобы неискренней, а просто ложной.
Она выглядит как часть задуманной авантюры заговорщиков для того, чтобы отвести подозрения от истинных участников заговора. И действительно, в ней «воры и злодей», замыслившие и готовившие покушение, безымянны: и 20 человек с ружьем, и 2 человека с Хопра, и 1 человек из Мелеховского городка, и вообще – все концы в воду!
Но эта ложь основана и на некой правде, состоящей в том, что какое-то письмо из Черкасска все-таки было, так как его доставил конкретный человек (Панкрат Орленок) и столь же конкретный человек (Василий Поздеев) ездил в Мелеховский городок искать несуществующих (?) свидетелей. И эти два человека могли в любой момент стать свидетелями, подтверждающими часть изложенной Петровым версии.
Но нет письма, нет Долгорукого и, следовательно, нет возможности проверить содержание письма, в котором, по словам Ефрема Петрова, жертвой заговора вместе с князем должен был стать и он.
Называя себя главным недругом Булавина, Ефрем Петров в своем допросном исповедании проговаривается о товарищеском отношении убийцы князя с другими старшинами, сопровождавшими его: «А Григорий Матвеев был в Шульгинском городке, а за болезнью своею никуды не бегал. И вор Булавин у него был и войсковые письма, которые у него были обрал, а ему ничего не учинил, а говорил что напрасно бегали товарищи его (выделено мной – Ю.М) Обросим Савельев и Иван Иванов…» (Б.В.1935, док. 17, Допрос атамана Петрова, стр.140).
Между тем, из более достоверного источника мы знаем, что гнев «воров и изменников и бунтовщиков» был направлен сначала вовсе не на Петрова, а на Никиту Саломату, которого они действительно считали своим противником и потому намеривались убить: «Да он же Булавин в Старом Боровском в станичной избе говорил: жаль де, что ушел Соломата, он де в Черкаском забунтует, чтоб с ним Булавиным не похотели иттить, а есть ли бы де он был убит, то б де всем Войском к нему Булавину приклонились» (Б.В.1935, док. 15, Из отписки Острогожского полковника И.Тевяшова…,стр131).
Таким ходом Ефрем как бы перехватывает инициативу у своих соратников (в частности, и у обычно называемого в документах первым Абросима Савельева) и выдвигает себя в глазах московской власти в главное действующее лицо борцов против Булавина. А отмечая вполне лояльное и даже товарищеское отношение последнего (на этом этапе развития событий!) к старшинам сопровождения, Петров тем самым выдает истинное положение дел накануне и в ходе убийства Долгорукого – общность Булавина со старшинами, то есть их принадлежность к одному кругу заговорщиков. Об этой их общности свидетельствует также уверенность Булавина в том, что после совершённого им убийства Ю.Долгорукого «всем Войском к нему Булавину приклонится» черкасское казачество во главе с Войсковым атаманом. Да, вот, мол, беда –сбежавший Саломата все замыслы может порушить! Об этой надежде Булавина, явно проистекающей из договорённости его с Лукьяном Максимовым, рассказывают полковнику Тевяшову его «тайные посыльные» казак Владимир Мануйлов с товарищем своим. Они всего на четвёртый день (12 октября) после убийства князя выяснили ситуацию в восставших районах и также намерения и высказывания самого Булавина.
На допросе Петров в подробных деталях излагает обстоятельства не только ночного убийства Долгорукого, но и перечисляет убийц и участников заговора, естественно, сваливая все на Булавина с сообщниками и по мере возможности уберегая от подозрений себя и своих соратников.
13. Описание Е.Петровым событий 8 и 9 октября: «И приехав в Шульгинский городок октября 8-го числа часа за три до вечера и стал он полковник в станичной избе, а с ним в той избе был князь Семен Несвицкой да поручик Иван Дурасов да подьячей, да людей его человек с 10. А офицеры маеор Матвей Булгаков, капитан Василей Арсеев, да другой капитан, а как имя не знает, и подьячих из Троецкого человек 6, стали на казачьих дворех. А конные казаки по дворам же и близ станичной избы огни росклав. А перед станичною избою стояли на карауле солдат с ружьем человек с 20. А они старшина Обросим Савельев с товарыщи стали на особом дворе у атамана Фомы Алексеева, все на 1-м дворе, от станичной избы саженях в 200-х. И в то ж время говорил атаман Фома Алексеев ему полковнику, доносили ль о некоторых делах старшины Обросим Савельев с товарыщи, которые при нем обретаются. И полковник ево спросил о каких делех, и Фома говорил: писал де он к тем донским старшинам к Обросиму Савельеву с товарищи, что збираетца близ того ж Ново-Айдарского городка… казак вор Кандрашка Булавин да из ж Ново-Айдарского городка Гришка Банников, а с ними розных городков человек с полтораста и больше, и хотят ево полковника убить. И полковник ему Фоме сказал, что он о том от старшины Обросима Савельева с товарыщи не слыхал. И потом он полковник призвав их старшину говорил, что писал к ним тот атаман Фома о зборе вора Булавина с товарыщи, и что хотят ево полковника убить, а они старшина о том ему ничего не объявили. И они старшина ему полковнику сказали, что такова письма от Фомы к ним не было и объявлять нечего, и спрашивали у Фомы с кем он то письмо к ним посылал, и чтоб того посыльщика он сыскал и поставил с ним пред полковником на очную ставку. И Фома Алексеев сказал, что то письмо посылал к ним с казаком Панькою Новиковым, который и ответ к нему принес, что он то письмо им старшине отдал и за то велели ему кланятца. А тот де Панька послан с подводами навстречу кь его полковничью обозу, который остался назади... И полковник спрашивал атамана Фому по каким ведомостям он о зборе того вора к старшине писал. И атаман сказал, что слышал он в том же городке от казака, которого тому недели з 2 пошол к тому вору Булавину. И тот казак сыскан и полковник сам ево роспрашивал. А в роспросе сказал: что сын ево пошол от него недели с 2 к тому вору Булавину, а после того, тому третий день, приходил к нему в ночи и сказывал, что вор Булавин збираетца в Ореховом
боераке, и хотят ево полковника да с ним из донских старшин Ефрема Петрова убить. И полковник отпустя того казака и взяв другова сына ево о том роспрашивал же. А в роспросе тот сын ево сказал тож. Потом он же полковник, по словам атамана Фомы Алексеева, роспрашивал того ж городка казака котельного дела мастера, который ездил в Трехизбянской городок для олова. И тот котельник сказал, что встретился с ним дорогою казак, которого он спросил, где он был. И тот казак ему сказал: собрал де было их Булавин ста с полтора, чтоб князя Долгорукого убить, только де напал на них страх и все разбежались. К тому ж и атаман Фома говорил, что слышал и он, что те воры розбежались. Да он же Фома сказывал, что есть в Ново-Айдарском городке казак Гришка Банников, о котором слышал он, что он многих казаков из розных городков для збору к тому вору подговаривал, и у того ж Гришки в том городке отец и 2 брата. А по розыску в бытность ево полковничью в Ново-Айдарском городке тот Гришка Банников написан в беглых. И полковник того ж дня, за час до ночи, послал в тот городок прапорщика, да с ним конных азовских казаков 3-х человек, и велел взяв ис того городка лутчих казаков 5-ти человек да того Гришки Банникова отца з детьми, для роспросу о том же. И в ту ночь (на полях приписано: в ночи к 9-му числу октября) заночевали в том Шульгинском городке, а посланной прапорщик того дня не возвратился. И в полночь учинился в том городке у станичной избы крик и оружейная стрельба, и они Ефрем с товарищи проснувся и взяв ружье побежали пеши к станичной избе, к полковнику князю Юрью Долгорукову. И с ними встретился сержант Карп, а чей по прозванию не ведает, да конных казаков 3 человека в крови, и спросили их кто идет и куды. И они сказали… что князя убили, а спрашивают ево Ефрема. А кто воры ево князя убили, того они им имянно не сказали. И они устрашась того пометались на подводничьи лошади верхами без седел и побежали в степь все врозь и друг друга не сведали, кто куды побежал, а ночь была темная. А на завтрее дневал он Ефрем в степи в буяраке, а ни в которой городок, боясь тех воров, не ездил…». ( Б. В.1935, док. 17, Допрос атамана Е. Петрова, С. 138-140).
Комментарий. В изложении этого эпизода многое вызывает сомнение из-за невозможности убедиться в его правдивости. Главными действующими лицами его являются полковник князь Юрий Владимирович Долгорукий, атаман Фома Алексеев, а из сопровождающих старшин, похоже, лишь Абросим Савельев да сам Ефрем Петров и казак Панька Новиков. Достоверно живыми после трагической ночи остались только черкасские старшины и этот незадачливый Панька. В последующих допросах участвовали Петров и Панька. Фома Алексеев нигде более в документах не фигурирует, как будто исчезает из круга живых свидетелей по той же причине, что и князь.
Показания Петрова надо чем-то проверить, так как они по определению не могут быть объективными. Остается один Панька. Но он может подтвердить только одно: какое-то письмо ему было поручено доставить старшинам и он его якобы не доставил. Этим заявлением, если оно даже было и неправдой, он спас себе жизнь от беспощадной руки черкасских старшин. И при предстоящем допросе в Москве, повторив его, тоже мог рассчитывать на прощение, как это произошло в казачьем кругу: «…их старшину очистил, что он им того…письма не явил и не отдал, …а возратясь сказал, неправдою, будто то письмо отдал он им старшинам. И в той лжи он Панька перед Войском винился, и ныне де он…привезен к Москве» (там же, стр.143). Из приведенной фразы не ясно, к чему конкретно относится ложь Паньки, то ли к тому что он письмо не отдавал старшинам, то ли к тому, что сказал, что отдал.
Словом, история с этим письмом и с вопросом об уведомлении старшин и Долгорукого о готовившемся на него покушении остается не проясненной, поэтому оснований для «очистки» старшин я не нахожу. Более того, о вероятности покушения и старшинам (готовившим его!), и, похоже, всему Дону, и князю было известно ещё при нахождении его в Гундоровском, и возможно много ранее (см. выше). Но ничего для его предотвращения старшина не предприняла. И снова – более того! Старшины в ночь убийства князя и его спутников разместились как можно подальше (около полукилометра) от его местонахождения, и бежали якобы в страхе и врассыпную почти «в чем мать родила» еще много-много дальше. Этому можно верить, а можно и не верить – доказательств нет.
14. 10 – 11 октября приезд в Старо-Айдарский городок Ефрема Петрова, начало
формирования сил сопротивления против взбунтовавшихся и их отступление к Черкасску:
«…а в другую ночь съехався на дороге с товарищем своим с Никитою Алексеевым приехали в Старо-Айдарской городок, в котором были посланные офицеры Афонасей да Яков Арсеньевы. И ис того городка он Ефрем и Никита с теми офицеры писали к войсковому атаману Лукьяну Максимову и ко всему Войску Донскому в Черкаской и вверх и вниз по Донцу, во все городки, объявляя о том побиении, и чтоб все собирались для сыску тех воров в Старо-Айдарской городок, а войсковой бы атаман с войском поспешал к тому ж городку. И послали те письма с скорыми нарочными посыльщики. А товарищи же их Обрасим Савельев, Иван Иванов разбежались в розные городки. А Григорий Матвеев был в Шульгинском городке, а за болезнью своею никуды не
бегал. И вор Булавин у него был и войсковые письма, которые у него были обрал, а ему ничего не учинил, а говорил что напрасно бегали товарищи ево Обросим Савельев и Иван Иванов, надобен де был ему Ефрем Петров. А потом собрався из Старо-Айдарского и иных верховых, всего из 4-х городков, казаки для походу на тех воров, и выбрали ево Ефрема атаманом, а Никиту Алексеева полковником, и учиня все крестное целование, чтоб друг друга не выдавать и в. г. не изменить. И в третий день по убиении (в рукописи на полях: 11 числа октября) полковничья выбрались за теми ворами в поход и пошли вверх по речке Айдару, в котором походе были с ними и те офицеры Арсеньевы. И отошед от Старо-Айдарского городка верст с 15 с теми ворами с Кондрашкою Булавиным с товарыщи встретились на степи, и видя что их воров больше их пристали у речки Айдара к лесу. И они воры стали к ним приезжать поблиску, и их казаки учали с ними переговаривать, для чего они воры такое убийство учинили и куда они идут. И те воры сказали, что идут в Старо-Айдарской городок, для того что есть там некоторые офицеры и Ефрем Петров там же, и чтоб их побить. И их казаки сказали, что в том городке в собрании казаков из 10-ти городков. А офицеры и он Ефрем побежали к Черкаской. И в тож время взяли у них воров языка Ивашкою зовут Пенкина из Ново-Айдарского городка, которой по распросу сказал, что будет их с 1000 человек, а повидимому знатно их было только с 400 человек, а с их сторону казаков было 190 человек. И видя их воров перед собою в большой силе пошли они назад в Старо-Айдарской городок, а те воры пошли в Трехизбянской городок. И в Старо-Айдарском
городке верховых городков казаки говорили им старшинам Ефрему с товарищи и офицером, которые с ними были, для чего де им в том городке жить, потому что тот вор Булавин, проведав о них, будет к тому городку приступать. И они по тем словам, и боясь того воровского приходу, наняли под офицеров и под себя лошадей и тайно в ночи побежали в Черкаской». (Б. В.1935., док. 17, Допрос атамана Е.Петрова., стр. 140).
Комментарий. Как видно, Петров таки добился атаманства над казаками, якобы собравшимися из 4-х городков «для походу на тех воров». В вышеприведенной части допроса Ефрема Петрова обращает на себя внимание слишком уж педалируемое им напоминание того сомнительного факта, что единственной целью булавинцев при встрече их с воинством Петрова, наряду с убийством долгоруковских офицеров, было также убийство и его самого, Ефрема. Свое личное с офицерами и казаками бегство Петров объясняет советом местных жителей и численным превосходством булавинцев. Данные о численности соперничающих сил в этом эпизоде вызывают сомнение, что наглядно видно по разительному несоответствию двух оценок численности булавинцев: 1000 и 400 человек.Поэтому не вызывает доверия и число казаков в ефремовском отряде – всего 190 человек при наличии большого числа командиров и их статуса: атаман при полковнике (хватило бы и есаула!), и офицерах-долгоруковцах.
В целом весь этот эпизод производит впечатление показных, надуманных обстоятельств, оправдывающих банальное бегство несостоятельного воинства, вовсе и не предназначавшегося «для походу на тех воров». Действия Ефрема Петрова по сути позорны, а по описанию якобы выявляют его незаурядность и значимость в борьбе с бунтовщиками: не просто бежал, а был «гвоздём программы», организовывал массы, избирался в атаманы, мудро руководил и даже содействовал спасению местного населения от бунтовщиков.
15. События 12 – 23 октября, по рассказу Е.Петрова:
«И не доезжая Черкаского верст за 5 (далеко убежали, однако! – Ю.М.) встретились с войсковым атаманом Лукьяном Максимовым, который идет с войском, с казаками и с калмыки и с татары, на тех воров…И поворотясь они Ефрем и Никита Алексеев (Саломата – Ю.М.) пошли с войсковым атаманом на тех воров, в котором походе выбраны были они Ефрем и Никита полковниками, и шли в тот поход денно и ночно…поймали 4-х человек, которые посланы от них воров…с письмом от того вора Булавина и велено подать в кругу, а особо ни которому их старшине подавать им не велено…И то прелестное письмо войсковой атаман объявил из первой старшины 3-м или 4-м человеком, а прочим никому то письмо не явлено… И часу в 3-м ночи учинилась у них воров в таборе стрельба и крик…и пришли к ним в войско от воров 3 человека и принесли в. г. вину свою …И они сказали, что… учинилась у них воров переговорка, чтоб им пущих воров завотчиков Булавина с товарыщи перехватакть и отдать Войску Донскому, для того, есть ли де будет день, то их всех побьют. И тот вор Булавин, услышав такую молву, говорил им, что он хочет искать иного крепкого места, где б им отсидетця, и говоря то от них тайно ушел. А потом осмотрелись они, что того вора Булавина в таборе их нет и все тою же ночью по лесам розбежались…И того ж часа послали войском тех воров сыскивать по лесам и по буяракам, и похватали по розным местам человек з 200. И ис тех поманных воров повесили за ноги и за шею, в розных местах по дубьям, 8 человек, а 130-ти человеком носы резали… И соверша тот поход войсковой атаман и все Войско Донское пошли в Черкасской, а его Ефрема с войсковою отпискою и с пойманными ворами отпустили к Москве» (там же, стр. 140 – 143).
Комментарий. Итак, получив от Войскового атамана указание на более подробное изложение обстоятельств булавинского дела, Ефрем Петров добросовестно его выполнил, довольно подробно изложив ход событий. Не вдаваясь в эти подробности, выделю следующий факт, по моему мнению, открывающий завесу над взаимоотношениями внутри черкасской верхушки. Речь идет о письме, доставленном четырьмя посланниками Булавина и адресованном Войсковому атаману Лукьяну Максимову и всему Войску Донскому.
Как мы помним, это письмо, согласно Отписке, было получено Войсковым атаманом, но его содержание никакого отражения в Отписке не получило. И можно было думать, что единственной реакцией на него со стороны атамана и Войска было еще более яростное преследование бунтовщиков (см. выше, док. 16).
Ефрем Петров либо в пылу откровений, либо вполне сознательно открывает московским властям и потомкам крайне важное обстоятельство, связанное с передачей и прочтением письма. Оказывается, это письмо велено было передать «в кругу», то есть прилюдно, и ни в коем случае никому из старшин! Это значит, что Булавин, столкнувшись с поведением Никиты Саломаты, Ефрема Петрова, Абросима Савельева и, вероятно, других старшин, уже никому из них не доверял, уверившись в их предательстве обговоренного и принятого к исполнению общего дела. У него, по-видимому, осталась последняя надежда на верность ему и делу самого Войскового атамана Лукьяна Максимова, который, как мы помним, и спровоцировал его на убийство Долгорукого. Оставалась безусловная вера у него и Войсковому кругу, так как о настроении казачьих масс он, несомненно, был хорошо осведомлен и, более того, постоянно поддерживался в своем мнении активностью населения многих казачьих городков.
Но расчет на поддержку со стороны Войскового атамана не оправдался. Как и предавшие его старшины, атаман обрушился на «вора» всей мощью своего войска. И письмо атаман не стал зачитывать войску, а только своим ближайшим приспешникам, с которыми и был подготовлен истинный план действий в отличии от урезанного варианта для простака «Кондрашки Булавина». В этом письме, похоже, содержалось то, что нельзя было обнародовать, прилюдно, вслух, на всеобщее знание, а именно, их тайную подлость, то есть сговор об убийстве князя.
Вот потому-то такая история с этим письмом и приключилась. Оно, по-видимому, содержало свидетельство тайного сговора между группой черкасских старшин и Войсковым атаманом, и обнародование его означало неминуемый конец для этой группы заговорщиков. Началась борьба не на жизнь, а насмерть между черкасской верхушкой во главе с Войсковым атаманом и восставшими во главе с их предводителем.
Подчеркну снова: в этой борьбе еще нет другой видной фигуры черкасской элиты – И.Г.Зерщикова. Он находится, несомненно, в оппозиции к Л.Максимову со товарищи, а отношение его к К. Булавину до этого момента в исторических документах не прояснены. В художественной литературе и бездоказательных исторических писаниях можно встретить немало разных выдумок на эту тему. Они, естественно, здесь не приводятся.
В приведённом отрывке из исторического документа содержится и ещё один весьма знаменательный факт: бегство командной верхушки восставших от своего войска, взбунтовавшегося против руководителей. Едва ли этот факт украшает «народного героя», его ближайших сторонников и само изменившее вождям войско – все они, предвидя близкое поражение, в обстановке охватившей их паники и трусости учинили постыдную склоку и врассыпную кинулись в бега.
Чтобы подвести итог Шульгинской трагедии, обратимся к еще одному документу, хоть и касающемуся последующих событий, но проливающему свет на эту историю из будущего. Речь идет о «Роспросе в Посольском приказе толмача К.Оттаганова..» от 9 июня 1708 г., в котором освещена эта тема со слов этого толмача, следующим образом:
«И пришед вор Булавин в Черкаской учинил круг…И в кругу сказал… полковника князя Юрья Долгорукова…он Болавин убил бутто с их совету, а после де тово они войсковой атаман Лукьян и старшина положили в том вину на него Булавина на одного и ходили на них войною и многих побили и в воду сажали и носы резали. И сказав ту вину ево войскового атамана и старшин пытал по своему обыкновению и велел отсечь головы…» (Б.В.1935, док.81, Распрос в Посольском приказе… стр. 260 - 261).
Комментарий. Разумеется, это заявление не может служить безусловным доказательством истинности сговора между Булавиным и Максимовым со старшинами. Но, прозвучав из уст самого убийцы Долгорукого (а в этом едва ли можно сомневаться!), оно, как это и представлено выше, полностью объясняет характер разборок между заговорщиками.
16. Как будет видно из нижеследующего документа, после поражения повстанцев где активно принялся вербовать сторонников для продолжения борьбы с московитами.
Нахождение Булавина в Запорожье представляет интерес для уяснения некоторых психологических черт его личности. Воспользуемся с этой целью исследованием Д.И Яворницького, опубликованного на основании обширных исторических документов в 1897 г.и переизданного в 1991г. Для сохранения авторского колорита ограничусь цитированием.
«Булавин сперва остановился в урочище Кленкове на речке Калмиусе; из Кленкова переехал в Сичь, объявился там кошевому атаману, показал «прелестные письма» к запорожскому войску от всего донского войска, объявил, будто войско донское отложилось от государя и стал приглашать запорожцев идти на Русь бить бояр, дворян, прибыльщиков и подъячих….После… Булавин оставил Чертомлыцкую Сичь и поднялся выше в крепость Кодак. Отсюда он снова стал действовать на запорожцев, подбивая их к бунту….запорожцы дали донскому атаману такой ответ, что они пойдут с ним на великороссийские города лишь тогда, когда он призовет к себе на помощь калмыков, черкес и татар Белогородской и Ногайской орд, а пока придут орды, позволили ему собирать к себе вольных людей…
После этого около Булавина собралось несколько сот запорожских гультяев (выделено мной – Ю.М.) с которыми он перешел с правого берега Днепра на левый и остановился на речке Вороной ниже Звонецкого порога, укрепился там окопом и оттуда разослал от себя призывные грамоты (воззвание как более полное цитируется: по другому источнику): «Атаманы молодцы, дородные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники. Хто похочет с военным походным атаманом Кондратьем Афонасьевичем Булавиным, хто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конех поездить, то приезжайте в терны вершины самарские. А са мною силы донских казаков 7000, запорожцов 6000. Белые орды 5000» (1708 – февраль, Б.В.1935, док. 235, «Прелестное письмо» К.Булавина…, стр. 450).
«Запорожцы сначала недоверчиво отнеслись к воззванию…Булавина и в половине месяца февраля 1708 года отправили большое посольство … в Москву к великому государю с просьбой о выдаче войску запорожскому жалования… Вместо ответа… царь велел послать в Кош грамоту с упреком козакам за то, что войско скрывает у себя бунтовщика донского козака Булавина и не хочет выдать его в руки правосудия.
На царскую грамоту запорожцы отвечали, что хотя бунтовщик Булавин и был на Кошу и хотя он явился туда с «корогвою» (знаменем, хоругвью – Ю.М.) и хотел обманом затянуть к себе товариство, но он оставался в Запорожьи недолго, потому что козаки отобрали у него «короговъ» и с бесчестием и поруганием отправили из Коша. Так как из запорожского войска никто к Булавину не захотел идти, то он ушел в ту сторону Дона, откуда пришел…Когда же тот Булавин был на Запорожьи, тогда войску не было об нем никакого извещения, какой за ним проступок и нужно ли ловить его» (Яворницький, 1991, т.3, стр.278 – 279).
Комментарий. Из этого текста следует, что большим успехом предприятие Булавина в Запорожье не пользовалось, вследствие чего он непрерывно рыскал по Запорожью в поисках удачи. Она реализовалась для него лишь в вербовке «гультяев». Собственно, на такой контингент он, судя по тексту его воззвания, только и рассчитывал. Но едва ли он рассчитывал на изгнание из Запорожья с позором. Впрочем, эта часть цитаты вполне возможно содержит и некое лукавство, с которым запорожцы отбивались от нападок царя, то есть никакого позора и никакого насильственного изгнания из Запорожья в действительности, может быть, и не было. Но ведь не было и сколько-нибудь значимой помощи!
Что касается личности Булавина, то из текста следует, что это был весьма энергичный, деятельный, общительный, наделенный лидерскими качествами, по-видимому, совсем беззастенчивый, способный к фантазиям человек, не гнушающийся, однако, в своих целях пользоваться безнравственными средствами, в частности, ложью. При этом ложь его наивна и легко опровергаема (отсутствие за ним великого воинства очень скоро должно было обнаружиться), что свидетельствует о его скромных умственных способностях. Человек, не способный предвидеть даже ближайшего будущего, «человек-однодневка», как бабочка или мотылек.: порх-порх – и его нет.
«Пропорхал» он в Запорожье всего-то месяца три-четыре и ничего существенного не «напорахал». Кстати, по свидетельству Д.И.Яворницького в том же исследовании, до появления Булавина в Запорожье он успел якобы побывать еще и в Самаре, где был принят высоким начальством, не предъявившим ему никаких обвинений и отпустившим его во все стороны.
Пробудившийся по весне Дон привлек его для новых «полетов» и свершений.
17. В качестве примера совершенно бездоказательной трактовки исторических событий, однако, существенно повлиявшей на формирование «учёного» мнения о сути происходивших событий и имидже его участников, приведу выдержку из одной такой работы:
«Тотчас после убийства Ю. Долгорукого – т.е. первого акта восстания – консолидация казачества или, выражаясь словами документов, «их общее согласие» нарушается изменой Л.Максимова и связанной с ним группы старшины, переходящих на сторону московской ориентации. Однако эта группа не является, по-видимому, многочисленной и не пользуется популярностью. Большинство старшины и «домовитого» казачества в это время все еще продолжает сочувствовать активному выступлению против Москвы. Так, известно, что Булавин после разгрома на р.Айдаре появляется в Черкасске переодетым в монашеское платье и присутствует на войсковом кругу. Это происходит с ведома б. атамана Ильи Зерщикова, пользовавшегося большой популярностью в Черкасске в качестве давнего оппозиционера Москвы. Несомненно, Булавин не мог бы этого сделать, если бы большинство черкасского казачества не сочувствовало начатому выступлению Вполне возможно, что только убедившись в доминирующих симпатиях к продолжению борьбы с Москвой со стороны большинства казачества и получив директивы от его виднейших представителей (И.Зерщиков, В.Поздеев и др.), Булавин отправляется в Запорожье и ведет там переговоры о совместном выступлении против Москвы» (Чаев, 1935, стр.39).
Комментарий. Вот такой пассаж! И эти неизвестно откуда взятые данные приводятся в сборнике исторических документов, напрочь отрицающих изложенное. Разберем приведенный материал по пунктам.
Во-первых, Л.Максимов со своей группой открыто никогда и не отходил от московской ориентации, поэтому возвращаться ему к ней не было никакой необходимости.
Во-вторых, эта группа безусловно продолжает пользоваться популярностью, потому что ее лидер вновь избирается на должность Войскового атамана большинством голосов.
В-третьих, большинство старшин и «домовитых» едва ли «продолжает сочувствовать» Булавину, так как к его акции не присоединился никто из черкасского казачества, а наказным атаманом в Черкасске после отъезда Войскового атамана с войском против булавинцев избирается бывший Войсковой атаман московской ориентации Аким Филипьев..
В-четвертых, Булавин после разгрома повстанцев отправился в Запорожье, и на прием в Черкасске на войсковом круге с наказным атаманом А. Филипьевым расчитывать не мог, даже переодевшись в монашеское платье (с какой это стати на круге оказался бы вдруг монах, в котором нетрудно было узнать хорошо известного всем человека?).
В-пятых, документальных исторических доказательств причастности И.Зерщикова к якобы имевшему место появлению Булавина в Черкасске и даче бывшим Войсковым атаманом директив последнему не приводится. По-видимому, их просто не существует.
В-шестых, бегство или миссия Булавина в не известно что сулящее Запорожье от столь якобы положительного настроя в его пользу в Черкасске (зачем при этом надо было устраивать спектакль с переодеванием и прикидываться монахом!?) выглядит в рассуждениях автора (Н.С.Чаева) просто нелепо, так как не проще ли было всем этим единомышленникам не искать счастья где-то далеко, а просто объединиться для совместной борьбы здесь, на месте. Нет, однако, побежал и долго-долго отсутствовал на взволновавшемся Дону.
В приведенной выдержке из этого исследования Н.С.Чаева (см. выше) безусловно верно только одно – авторитет и сила И.Г.Зерщикова и, по-видимому, не слишком многочисленных его сообщников. Верно и то, что он был настроен против московской экспансии на Дону, но, по-видимому, не настолько, чтобы возвести этот настрой до прямой военной оппозиции.он отмерял уровень своего противостояния злу в соответствии с реальным соотношением своих и противостоящих сил.
18. В конце октября - начале ноября на северной окраине Войска Донского (верховое казачество) взбунтовались Федосеевская, Алексеевская и Усть-Бузулукская станицы, против которых были посланы из Черкасска казаки во главе со старшинами Абросимом Савельевым, Никитой Алексеевым, Герасимом Лукьяновым и Матвеем Матвеевым (Мажаром).
19. 6 декабря были пойманы ближайший соратник К. Булавина и соучастник убийства Ю.Долгорукого Григорий Банников с товарищами. В декабре же были разгромлены бунтовщики северной окраины Войска Донского, верховые казаки: « 24 человека переимали и в воду посажали и многих в смерть побили». Среди пойманных «атаман Куська Акимов, пущий завотчик, назывался у них Булавин» (Б.В.1935, док.24, Отписка донских казаков…, стр.159).
20. 14 декабря – Грамота донским казакам из Посольского приказа:
«И мы в. г. наше царское величество вас атаманов и казаков, войскового атамана Лукьяна Максимова и все Войско Донское, за тое вашу многую в походе на вышеупомянутых воров службу и верность и усердное ко успокоению такого возмущения радение жалуем милостиво и премилостиво похваляем. И указали мы в. г. послать к вам атаманом и казаком нашего великого государя жалованья ис Приказу Адмиралтейских дел 10 000 руб., да калмыцкому Батыре Тайже, который был с вами в том же походе, 200 руб…. Да мы ж в. г. указали послать с Москвы, для сыску тех воров Кондрашки Булавина с товарищи, стольника нашего Степана Бахметьева с полками, которому велено, сшедшись с вами атаманы и казаки и согласясь, итти за теми ворами, где о них ведомость будет, и сыскивать их и промысел над ними чинить всякими способы обще, дабы тех воров конечно сыскать и разорить… И для сыску тех воров шел бы ты войскоыой атаман Лукьян Максимов с Войском Донским ис Черкаского сам воинским поведением описався и согласясь с вышепомянутым стольником нашим обще, и тех воров, где о них ведомость будет, сыскивали и промысел над ними чинили со всяким усердием и верностию, которая ваша також никогда забвенна не будет.» (Б.В.1935, док.18, Грамота из Посольского приказа…,стр. 144-145).
21. 26 декабря – Грамота донским казакам из Посольского приказа:
«…против тех воров и бунтовщиков и крестопреступников послать с Москвы…Бахметьева..с людьми и з городовыми дворяны…с 300 человеки. Да против тех же воров быть…полковнику… Тевяшову полку его с старшинами и с казаками. Да… полуполковнику Рыкману с пехотным полком… А с Черкаского вам войсковому атаману Лукьяну Максимову с Войском Донским велено итти самому воинским поведением…И чтоб вы войсковой атаман с Войском Донским шли для поимки тех же воров немедленно…»(Б.В.1935, док.21, стр.153-154).
Комментарий. Последние документы свидетельствуют о крайне серьезном отношении Москвы к произошедшему на Дону событию. Только в течение декабря на Дон отправляются по меньшей мере две депеши, нагнетающие воинский напор на взбунтовавшиеся донские городки. К концу года Москва планирует направить на Дон три воинских соединения и настойчиво требует от Войскового атамана участия в операции розыска и искоренения бунтовщиков всего Войска Донского.
Между тем сам прецедент был хоть и значительным, но не столь опасным для Российского государства. Общие потери в 1707 году составили по неполным данным, по-видимому. не более 100 – 150 человек. По данным расследования инцидента донским войском, булавинцами были убиты в Шульгинском всего 17 человек, да помимо того еще не менее десятка в других местах. По данным московских властей – 21 человек. «…полковника нашего князя Юрья Долгорукого и при нем будучих офицеров и иных чинов, 21-го человека побили до смерти…» (Б.В.1935, док.21, Грамота из Посольского приказа…, стр.153) .
Потери со стороны бунтовщиков много больше: десятки убитых, 8 повешенных, 130 лишившихся носов, 14 отправленных в Москву на расследование и возможно казненных.
Но похоже, что окончательно огонь не был потушен, не все булавинцы пойманы, как впрочем. и сам вождь восставших, хотя о прямых сколько-нибудь значительных выступлениях казаков против Москвы в конце 1707 года сведений не имеется.
Вторая волна бунта – апофеоз восстания
1708
1. 8 января отправка из Черкасска на р. Хопер «для искоренения воров и бунтовщиков» отряда казаков под началом старшин Тимофея Федорова и Матвея Матвеева. Месяц спустя старшины писали в Черкасск (текст их письма приводится в Отписке донских казаков, посланной в Москву от имени вновь избранного Войсковым атаманом Лукьяна Максимова и всего Войска Донского):
«…воров и отклатчиков под твою в. г. высокодержавную руку подклонили и на смирения де повинныя свои головы и вину свою они тебе в. г. принесли. И съезжались де из верховых городков козаки донския и хоперские, бузулуцкия и медведицкия, и целовали де крест и святое евангелия, чтоб служить всем им верно и безответно богу и тебе в. г. И учинили де у себя по всем рекам наш Войска Донского приговор: есть ли де после сего умирения в которой станице такие воры впредь явятца, и таких воров смертью казнить и в воду сажать…А про пущего вора и изменника Кондрашку Булавина, где он проклятый укрываяся живет, о том нам холопем твоим Войску неведома и нигде не явился» (Б.В.1935, док.26, стр.160-161).
Как обычно в таких случаях, Отписка отправляется (22 февраля) в Москву с легкой станицей и вновь пойманными «пущими бунтовщиками и забойцами».
Комментарий. Январь и февраль – месяцы относительного успокоения, зачистки беспокойных верховых станиц и поимки последних «завотчиков» и «смутянов». Массовое целование казаками креста и евангелия в знак верности царю. Казалось, все пошло на убыль.
Однако, это было обманчивое успокоение. Март буквально взрывается потоком сообщений, депеш, посланий, отписок, донесений и прочих письменных документов, информирующих о начале новой волны народного возмущения. Ниже - перечень и выдержки из некоторых из них.
2. «Выписка из дел Козловской воеводской избы о сборах булавинцев в Пристанском городке…танбовец Роман Белевитинов да…татарин Акмемет Дунаев…написали:…И как де будут они в хоперском Пристанском козачьем городке марта в 9-м числе, и в том де городке в заборе воровского атомана Буловина с 1000 человек козаков…И слышал он татарин, от них воров, что де собрався им итить в Черкаской отомана убить, за то что де он с азовскими бояры знаетца и вместе думает, и итить де им ворам под Озов, и нужно де им бояре…танбовский дьячок Иван Попов сказал: марта в 12-м числе… и в том де горотке …набольшой де их воровской отоман Буловин идет к ним с силою в близости, а с ним запорожских козаков с 17 000, да и с другой де стороны ожидают они воры к себе бутто караколпаков и иных людей, прозванием будто множество…явился козловский подъячий Игнатей Соколов и сказал сего марта 19-го числа…что де в то время в хоперском козачьем в Пристанском городке в зборе козаков с 20 да колмык тысячи з 2. А итить де им козакам и калмыком под Танбов и да под Козлов и под иные городы…им де ворам то и служба, что вывесть прибыльщиков да немцов и обидников» (Б.В.1935, док.28, стр. 165 - 167).
3. «Доношение Козловского воеводы кн. Г.Волконского…марта с 9-го числа в хоперском Пристанском городке воровские казаки, а именно воровской их атаман Кондрашка Буловин с ево единомышленники учинили бунт…» ( Б.В., док.32, стр.174).
4. Отписка Нижнеломовского воеводы И. Никитина: «…марта в 17 день приехов с Пристани с хоперского казачья городка воровские казаки Иванов сын Самойлов, а как зовут не знает, собрався с калмыки, татары да черкасы, называютца де запороцкими казаки, с великим собранием з знамены и с копьи и со многим огненным боем, деревню их…Большую Малую Грибановки да дворцовую деревню Карачан, монастырскую деревню Русскую Поляну, да …помещичью деревню Самодаровку, да подъячевскую деревню Катасонова, разорили без остатку, пожитки их все развезли и лошадей и скотину отогнали, и их всех бьют и мучат, и из дворов им всем сходить не велят… де корабельных лесов и устроения будар работным людем и работать не велели» (Б.В.1935, док.30, стр.171).
5. « Отписка Азовского губернатора И.А.Толстого: «…марта в 24 день писали к ним Войску Донскому в Черкасской с Хопра ис Правоторовской станицы посланные от их Войска казаки Остах Ларионов, Степан Андреев, да того городка атаман Никита Леонтьев…что де вор Булавин ныне на Хопре в Пристанской станице стоит собранием, а письма де он Кондрашка, прелестные от себя посылает по городкам под смертной казнью, а полковников и знаменщиков выбрал неволею, а хвалится де он Кондрашка идти конною и судовою силою на остров к ним войску в Черкаской…А выбрал де в полковники… Василия Строка,…Мартына Чекмарихина,.. .Ивана Шуваева, поставил по неволе, бив…И в том же кругу выбрав Лучку Хохлача с товарищ, человек со 100,послали под Танбов…» (Б.В.1935 , док. 29, стр. 168 - 169).
6. « 1708 г. марта 28 - Память из Разряда в Посольский приказ…Да в отписке из Азова губернатора Ивана Толстова написано: писали к нему ис Черкаского войсковой атаман и все Войско Донское, что на бунтовщиков, которые взбунтовали в Обливенской, в
Гарасимовой, в Беловоцкой станицах, послали они Войском войскового атамана Илью Григорьева с войском для искоренения их. Да в отписке острогожского полковника Ивана Тевяшова написано: товарищ Булавина Щербаков пойман на Бахмуте и в расспросе говорил, что он с ним Булавиным виделся на речке Лугани, а при нем товарищев ево из Запорожья 150 человек… И в.г.ц. и в. кн. Петр Алексеевич указал…Дмитрею Михайловичю (Голицыну – Ю.М.) о военном поиску и промыслу над бунтовщиком Булавиным…чинить по прежнему своему в. г. указу…воеводе князь Андрею Гагарину итить…и стоять в том месте, где по ево…рассмотренью доведетца…донскому атаману и всему Войску…чтоб они … о поимкеБулавина…чинили усердное свое радение… Григорию Волконскому от булавинцов иметь опасение… и да разорения не допускать…А для обороны тех городков от них бунтовщиков итить… Степану Бахметьеву… а в Острогожском быть, для осторожности ж, полковнику Ивану Тевяшову. А которые воры и бунтовщики будто пошли под Саратов, и от них иметь осторожность и проведывать про них боярину и воеводе енязю Петру Ивановичу Хованскому, а в Астрахани окольничему и воеводе Петру Матвеевичу Опраксину» (Б.В.1935, док. 31, стр. 172 -173)
Комментарий. Итак. в начале марта в Пристанском городке появляется К. Булавин. Похоже, что несколько ранее (днями – одной, двумя неделями?), как следует из показаний захваченного атамана Щербакова, он находился еще, примерно, на трети пути из Запорожья. С ним было 150 запорожских казаков. По мере его продвижения к Пристанской станице численность его сопровождения, похоже, возрастала. Однако, молва, несомненно, росла еще быстрее: называемая численность бунтовщиков (до 17 – 22 тысяч) является скорее плодом народной фантазии, чем истиной, подобно тому как очевидец насчитал всего 150 запорожцев при Булавине, а в Запорожье при нем было якобы «несколько сот гультяев» (см. выше).
Несмотря на то, что далеко не все охотно шли в войско восставших и что вождю восстания приходилось даже применять насилие (то есть тривиальное битье!) для утверждения на высокие войсковые должности избранных им кандидатов, было немало и охотников на это дело. Вспомним воззвание Булавина к «охотникам погулять, да сладко пить да поесть» и примеры поведения этих охотников при разорении и грабеже обычных крестьянских деревень. На лозунгах - призывы бить бояр, помещиков и прибыльщиков, а на деле вульгарный и дикий грабеж и насилие над всеми, кто под руку попал и прежде всего над простыми крестьянами. Такова обычная политика и практика народных вождей. Увы!
В перечне мартовских письменных материалов содержится и еще один очень знаковый документ. Это ссылка на отписку азовского губернатора Толстого, который цитирует письмо из Черкасска о посылке Войскового атамана Ильи Григорьевича Зерщикова во главе с приданным ему войском на искоренение восставших казаков станиц Обливской, Герасимовской и Беловодской.
Похоже, это первое упоминание имени И.Г.Зерщикова в исторических документах, связанных с Булавинскими событиями. И оно однозначно констатирует участие бывшего Войскового атамана на стороне промосковски настроенных казаков против восставших булавинцев. К сожалению, эта фраза, касающаяся посылки войска для подавления восставших, единственная, и не содержит почти никакой информации, кроме факта возмущения казаков и отправки войска для подавления возмутившихся. И все же попробуем проанализировать этот факт.
Местонахождение этих восставших (река Деркул) расположено в удалении от района основной концентрации активизировавшихся булавинцев (река Хопер, Пристанский городок). Оно максимально приближено, по существу, почти сливаясь с ним, к месту убийства Юрия Долгорукого и начавшегося вокруг этого события движения повстанцев.(река Айдар, Шульгинский городок) в октябре 1707 г. Об этом их первом восстании и его подавлении ранее было сказано:
«…и на Деркуле Герасимовой Луки 5 горотков, розорили. совсем выжгли, для того что тех горотков многия люди к тому воровству и к измене приставали и во всём приличны учинились. (Б.В.1935, док.16, Отписка донских казаков…, стр.134). И, как мы теперь видим, не на долго «учинились приличны» - в марте следующего года началось новое восстание. По-видимому, это было обусловлено, во-первых, общим подъемом на Дону антимосковских настроений и, во-вторых, особым озлоблением населения октябрьской карательной акцией, учиненной не московитами, а своими же казаками под водительством своего Войскового атамана Лукьяна Максимова.
Но теперь на подавление восстания посылается уже не он с Ефремом Петровым, а лицо совершенно иного склада и действий – не промосковского натроя, не враг и ненавистник староробрядцев, а человек, им симпатизирующий (если даже сам не принадлежащее к ним) и скорее готовый помочь страдальцам от московского насилия, чем их наказывать, то есть, Илья Зерщиков. Как и почему это могло произойти?!
Причина этого, как мне представляется, состоит в том, что Войсковой атаман Л.Максимов с группой старшин-заговорщиков все основные свои и всего Войска Донского силы направлял на главную (по крайней мере, на этом этапе) фигуру восстания – на К.Булавина. При замысле преступления у них были свои личные тайные отношения, которые после совершенного убийства Долгорукого и должны были разрешиться тоже лично ими для сохранения тайны заговора.
С этой целью примерно в это же время, когда И.Зерщиков был отправлен на подавление восставших на Деркуле, они, заговорщики, решали главную свою задачу. А именно, в Бурацкую станицу, что расположена рядом с Провоторовской и вблизи от Пристанского городка, где распологался Булавин, были посланы казаки-разведчики: «были посланные из войска казаки Остах Ларионов да Степан Андреев, которые посланы для проведывания про Кондрашку Булавина, чтоб его как мочно поймать…» (Б.В.1935, док.29, Отписка Азовского губернатора…. стр.169).
Таким образом, этим документом проясняется истинный характер взаимоотношений заговорщиков друг с другом: намерение свести личные счеты и этим похоронить суть произошедших событий. Но развертывающаяся драма преподносит новые осложнения. Засевший в Пристанском городке Булавин рассылает по всему Дону письма, в том числе и в Черкасск. В них содержится призыв всем съезжаться в Паншине для похода на Черкасск против сторонников московских порядков. История с посылкой этих и еще каких-то писем изложена в Отписке Азовского губернатора И.Толстого. Она интересна тем, что вскрывает отношения внутри группы заговорщиков, а именно, Войскового атамана Лукьяна Максимова и старшины Ефрема Петрова:
« А те де посланные ис Черкаского казаки того казака ( казак с письмами и документами от Булавина! – Ю.М.) с теми прелестного письма с списком и со всеми вышеписанными ведомостями прислали в Черкаской… И как де он Ефрем, про все от того казака осведомясь, пришел к войсковому атаману Лукьяну Максимову и про то письмо спрашивал, и он де атаман то письмо ему отдал посмотреть, и он де Ефрем то письио взяв, и велел тайно сыну своему с него списать список, и тот список привез в Троицкий. Да он же Ефрем, сказал, что при отпуске де ево в Троицкой был у них в Войску круг, и в том де кругу приговорили Войском: против тех воров ехать войсковому атаману, и казаков ис Черкаского и изо всех городков взять по половине; и пойдут де они в тот поход марта с 28 числа» (Б.В.1936, док. 29, Отписка Азовского губернатора…, стр.169 – 170).
Из письма явствует: заговорщики не доверяют друг другу, Максимов снова старается скрыть содержание писем, приходящих от Булавина даже от своего ближайшего подельника (подобное было продемонстрировано и выше), а подельник тайком от него копирует и отправляет письма московским властям в Троицк (Таганрог). В этом со всей очевидностью просматривается нечистоплотность и низость указанных «персон».
Неудачный опыт предшествующего октябрьского похода против повстанцев Деркула и подготовка основного Войска Донского к походу против Булавина объясняет, почему теперь против восставших на Деркуле был направлен Зерщиков: Черкасской власти было негоже возвращаться на устроенные ими пепелища и, с другой стороны, им было не до второстепенных казачьих возмущений. Для этой цели вполне подходил и «миротворец» Зерщиков – не усмирит силой, так уговорит словом. Но, похоже, что эта экспедиция произвела на Илью Григорьевича крайне отрицательное впечатление. Он воочию увидел плачевные результаты как восстания, так и его подавления. И неистовое поведение повстанцев окончательно убедило его в том, что дальнейшего распространения по Дону этого пожара допустить нельзя. По крайней мере, этому надо противиться всеми силами, иначе он принесет Дону неисчислимые напрасные и кровавые жертвы.
7. Конец марта – начало апреля. Войско Донское во главе с его атаманом Лукьяном Максимовым выходит из Черкасска вверх по Дону в поход против собирающихся у городка Паншин (излучина Дона у Волги) восставших булавинцев.
8.. Апрель. Наказной атаман войска донских казаков Илья Григорьев Зерщиков по возвращении из похода на Деркул прислал в Запорожскую Сечь письмо, в котором сообщал: «…кошевому атаману и всему войску Запорожскому…донские атаманы и козаки, наказной войсковой атаман Илья Григорьев и все Войско Донское, челом бьют. В нынешнем 708-м году в Филиппов пост (1707 г.. 15 ноября – 24 декабря – Ю.М.) приехал к вам в Сечю вор изменник донской казак Кондрашка Булавин с единомышленники своими и привез прелесные воровские письма и сказывал вам, будто мы Войском Донским от в. г. отложились и для того, будто, ево вора к вам прислали, чтобы вы Войском шли б к нам Войску Донскому на помочь. И тем ево словам прелесным и письмам вы Войском не поверили и из Сечи ево выслали вон…И ныне мы Войском Донским в своем войсковом кругу приговорили послать от себя к вам в Сечю свое войсковое письмо для подлинного уверения, что мы в. г. ц. и в. кн. Петру Алексеевичю… служили верно и за православную христианскую веру и за него в. г. готовы головы свои положить...И вам кошевому атаману и всему Войску впредь таким ворамъ и никаким возмутительным письмам и его Булавиным товарищем не верить. А буде такие воры явятца и их присылать къ нам Войску или в Троицкой на Таганрох, сковав за крепким караулом. А у сего нашего войскового письма Войска Донского прежняя печать приложена. А новоприсланная от в.г. Войска Донского печать ныне с войсковым нашим атаманом в вышеписанном походе». (Б.В.1935, док. 178, Отписка Войска Донского…, С.376-377).
Комментарий. Во-первых, весьма важно и показательно то, что в столь критический момент для донской столицы и всего Дона наказным атаманом избирается Зерщиков. Во-вторых, продиктованное им письмо полностью раскрывает отношение Ильи Григорьевича и к событиям смуты, и к их основному действующему лицу Кондратию Булавину..
9. «Грамота из Посольского приказа Войску Донскому…
От в.г.ц..и в.кн. Петра Алексеевича на Дон в нижние и верхние юрты автаманом и казаком, войсковому атаману Лукьяну Максимову и всему Войску Донскому, наше царского величества милостивое слово. Понеже нам в.г. нашему царскому величеству известно учинилось, что вор и изменник Кондрашко Булавин, которого вы Войско Донское, по верности своей служа нам в. г., было розбили, и многих воров и единомышленников его поймав к нам в.г. прислали, а иных сами казнили, ныне возобновив свое воровство, паки в силу приходит, и многие к нему такие ж воры и изменники з Дону и из иных мест пристают…того ради указали мы вам войсковому атаману и всему Войску Донскому… дабы вы…з знатным числом донского войска, собрався под управлением знатных и верных атаманов, шли против того вора Булавина и единомышленников его…» (Б.В.1935, док.34, стр. 180).
Комментарий. Это и подобные (см. выше) послания из Москвы, как и внутренний посыл злоумышленников, подталкивали черкасскую верхушку к активным действиям непосредственно против Булавина. Этим они решали сразу две проблемы: личную – сведение счетов со своим бывшим подельником, чтобы «упрятать концы в воду» по их заговору, и социальную – угодить Москве, уничтожив Булавина, и тем успокоив Дон.
Но, как это уже случалось не раз, в этом деле события повернулись в противоположную от замыслов заговорщиков сторону.
10. «Сказка станичника Кузьминой гати Г.Курепонового о присоединении «коренных казаков» Пристанского городка к булавинцам…
Григорий Курепонов…сказал: сего де апреля в 1 день…коренные все казаки пошли с Кондрашкою Буловиным с товарищи в Черкаской убить атамана Лукьяна Максимова, для того что он Лукьян взял з бояр 7000 руб.,за то что им с реки Хопра и с ыных их речек выдовать казаков за 15 лет. Да ему ж де Кондрашку с теми казаками итить в Азов и в Троицкой, что на Тоганрогу, вырубить начальных людей; а за что, про то не сказали…посланные от него Кондрашки воровские казаки отгонных лошадей ис Танбова и пограбленные котлы, приехав, под пристанским городком на степи розделили. А розделя те ж казаки поехали на Бетюк для разорения всяких же чинов жителей» (Б.В.1935, док.38, стр.189).
Комментарий. Отличный документ, проливающий свет на истинный характер действий бунтовщиков, заметно отличающийся от возвышенного содержания «прелестных писем». Вместо высоких лозунгов и призывов - обыкновенный грабеж «жителей всяких чинов» и намерение убить атамана Максимова якобы за присвоенные им деньги, предназначенные для выдачи казакам. Эта версия для народа была использована для прикрытия истинного мотива – мести Булавина своим подельщикам за их предательство якобы общего согласованного с ними плана действий после расправы над князем Ю.Долгоруким.
11. 9 апреля произошло столкновение на реке Лисковатке между донским войском под руководством Лукьяна Максимова и войском восставших под руководством Кондратия Булавина. Вот так описывает его казачий атаман Максимов в письме Степану Бахметьеву:
«апреля 9 числа собрався они со всех городков на речке Голубой, и ходили под Голубинский городок на вора и изменника Булавина з боем. И он де вор с ними замирался, завел в буяраг людей своих и напал на него атамана и на войско его боем, и будущие с ним атаманом донских городков казаки, …все ему атаману изменили и заодно с ним вором конницу и пехоту ево разбили, пушки и в.г. жалованья 8000 руб. отбили; и едва от них воров они отбилис. Северской Донец весь отложился и збирается с вором же…с Семеном Драным. Хопер и Бузулук и Медведица и по Дону, сверх до Курманьяр Нижнего на низ, все изменили ж с Кондрашкою Булавиным, хвалятся взять Черкаской и Троицкой; а его атамана и старшин побить до смерти…И Черкаской де остров, коса де, крепить будут, только им против воров сидеть в осаде за малолюдство будет с великою нуждою» (Б.В.1935, док. 41, Из доношения Воронежского воеводы…, стр.194 -195).
Это же событие описывает его участник полковник конной службы Азовского полка Николай Васильев:
«…сошлись с вором с Кондрашкою Булавиным апреля в 8 день выше Паншина на речке Лисковатке у Красной Дубровы. И того числа хотели с теми ворами учинить бой, и верховых городков казаки, которые были в том походе с войсковым атаманом, бою с ним вором учинить не приговоривали, а приговорили чтоб учинить с ними пресылку и розговор. И апреля в 9 день ис полку от него вора Булавина пришел к ним в войско казак и сказывал, что де прислал ево Кондрашка Булавин к Войску Донскому говорить, чтоб напрасного кровопролития и по реке городкам разорения не учинить, а между собою сыскать виноватых. И с тем де казаком войсковой атаман на розговор послал от себя к нему старшину Ефрема Петрова, и быв де он Ефрем у того вора пришел по прежнему к ним в войско и учинили де они войском круг. И в том де часе тот вор с единомышленники своими на них войскового атамана ударили жестоким напуском нечаянно, и которые верховых городков казаки были с ним войсковым атаманом в соединении и приговаривали чинить разговор, в то время изменили и пристали к тем же ворам. И в обозе у них войскового атамана4 пушки и пороховую казну и свинец и денежной казны 8 000 руб. взяли и пожитки их побрали и обоз разбили; и которые были люди с войсковым атаманом многих побили до смерти и переранили. И Лукьян де Максимов з достальными казаками поворотился к Черкаскому…А вор Булавин со многим собранием сухим путем и плавною идет к Черкаскому. А ис казачьих де донских городков многие казаки к нему вору пристают. И хочет де он вор, пришед в Черкаской, старшин всех побить, и хочет войною итти к Азову и к Троицкому, и побить воевод и начальных людей и немцев, и тюрьмы розпустить» (Б.В.1935, док.43, Доношение Азовского губернатора…, стр.199 - 200).
Комментарий. Сражения между восставшими и Донским Войском по существу не было. Похоже, был хорошо задуманный обеими сторонами план не вовлекать в сугубо личный конфликт всё донское воинство, а решить разногласия малыми силами. То есть только участниками бывшего заговора, Максимовым и Булавиным и их близким окружением. Об этом однозначно свидетельствуют выделенные мной строки в приводимых выше посланиях. Но, разумеется, каждая из сторон при внешним вполне миротворческом тоне рассчитывала только на свою безусловную победу в виде ликвидации противной стороны – кофликт между ними предполагал только такой исход.
Этого не удалось сделать никому, но настрой всего воинства и восставших, и предполагаемых карателей был не в пользу Войскового атамана и его свиты. Именно поэтому вся черкасская верхушка при начале активных действий противников в полном составе благополучно убежала домой. О числе погибших с той и другой стороны не сообщалось – их, по-видимому, не было. Это обстоятельство вызывает у Москвы подозрение: не является ли эта «кампания» разыгранной по сговору фикцией: «А на том бою из них черкаского войска много ли убили. Также и из воров есть ли убитые, того не означено; о том под сомнением, нет ли у него Лукьяна с ними ворами какой факции» - пишет князь Г.И. Волконский князю А.Д.Меньшикову (Б.В.1935, док.51,Доношение Козловского воеводы…, стр.222 – 223).
И действительно, лисковатское «сражение» вызывает двойственное чувство и неоднозначное толкование, поскольку отчеты о нем не вызывают никакой уверенности в полной подлинности информации об этом событии , а сами участники – в искренности. Ложь, измена, коварство – обычные способы их действий. Правда, новая в этом деле личность -полковник Васильев нам совсем не известен, поэтому причислить его к таким же деятелям, как герои этого события, мы не имеем права, и поэтому обязаны относиться к его изложению хода событий как к более или менее достоверному. Но не без тени сомнения. Словом, сговориться им не удалось.
В публикации Е.П. Подъяпольской «Восстание Булавина» приводятся показания Семена Кульбаки, проливающие свет на этот период времени в Черкасском. Привожу эти показания в своих комментариях, а не в перечне исторических документов, поскольку принадлежность их к таковым установить мне не удалось:
«Как Лукьян Максимов ис походу пришол в Черкаской, разбитой с войском на речке Перекопе, и по приходе ево атаманском в Черкаской на другой или на третий день читали в кругу присланное воровское от Булавина письмо, а в нем написано.
Батюшка Илья Григорьевич (выделено мной – Ю.М.) да Василей Большой Лаврентьевич Поздеев. За что они напускают на него, Булавина, атамана Лукьяна Максимова с войском и с калмыки, которые били на него, Булавина, с воровским его войском. И он де Булавин с ним Лукьяном попративились, и он Лукьян от него вора с войском… побежал в Черкаской. И что он Илья и Василей по ево Булавина прошению ево Лукьяна с старшинами – с Ефремом Петровым, с Обросимом Савельевым, С Микитою Саломатою, с Иваном Машлыченком – дали на поруки или, сковав, держать велели» (Подъяпольская, 1962, стр.39).
«Батюшка Илья Григорьевич» бы настолько авторитетен и при этом враждебен Лукьяну Максимову, что в шальной голове Булавина, возможно, и возникла идея о таком способе расправы с Максимовым, но он плохо знал Зерщикова, поэтому и обратился к нему с такой невозможной для Ильи Григорьевича просьбой – нарушив волю войскового круга, арестовать Войскового атамана ради беззакония кровавого восстания..
12. Согласно следующему посланию Волконского Меньшикову, в конце апреля ситуация на Дону складывалась следующим образом:
«И те де воры со многим собранием пошли в Черкаской и похваляютця пришод в Черкаской старшин всех побить, а ис Черкаского итить войною к Озову и к Троицкому и побить воевод и начальных людей, и немцов, и тюрьмы роспустить, а потом под украинные в. г. городы и до Москвы бояр и князей, и немцов, и по городам воевод и начальных людей, и прибыльщиков всех побить до смерти. И того ради отоман Лукьян Максимов и все Войско Донское готовятца в Черкаском к осаде….воровские казаки изо всех нижних городков съезжаютца и уже в собрании многое число и стоят на караулех на речке Таволжанке» (Б.В.1935, док.53, Доношение Козловского воеводы…, стр.226).
13. Что касается самого Черкасска, то о ситуации на этот момент в донской столице можно судить по письму атаманов пяти станиц городка (из десяти наличествующих!), адресованному К.Булавину:
«От… всех станиц Кандратью Афонасьевичу челобитные, и всему вашему войску походному челом бьем. Пожалуй о том у тебя милости просим, когда ты изволишь к Черкаскому приступить, и ты пожалуй на наши станицы не наступай. А хотя пойдешь мимо нашей станицы и мы по тебе будем бить пыжами из мелкова ружья. А ты також де вели своему войску на нас бить пыжами.И буде ты скоро управишься и ты скоро приступай к Черкаскому, потому что на наши станицы будут ис Черкаского мозжерами палить, и ты пожалуй нас не подай» (Б.В1935., док.54, Челобитная атаманов…, стр.227).
Об этой же ситуации в другом послании пишется несколько иначе:
« апреля в 25 день вор Булавин с единомышленники своими пришел к Черкаскому, и в близости того острова починил шанцы и окопы, и осадил тот остров, и в нем тамошнею старшину и знатнейших казаков…яко бы вор Булавин Рыковскую станицу к себе прельстил. А которые сидят в острове с теми чинит договор и кончая де хотят здатись» (Б.В.1935, док.61, Письмо Изюмского полковника…, стр. 234).
14. В эти последние апрельские дни (28-го числа) на севере Донщины в Чиглянском юрту у речки Курлак произошло первое крупное сражение между восставшими (атаман Лукьян Хохлач) и правительственными войсками (полковники Степан Бахметьев, Тевяшов и Рыкман), закончившееся полным поражением булавинцев:
«И они воры…пришли всем собранием с конницею и с пехотою…и учинился бой... И от них воров стрельба и напуски были превеликие…был бой часа с 3 непрестанно на обе стороны, при котором бою за помощью божиею оных воров збили и рубили верстах на 20-ти и больши, и многое число оных воров побили и поколотили, покамест было разве которые спаслись лесами и болотами. И на том бою взято оных воров 143 человека да 3 знамя;а ружье оных воров и лошади и верблюды разобрали на том бою ратные люди, для того что у многих на бою лошади были побиты…По ведомости от оных взятых, в собрании их было ис хоперских, из медведицких, из бузулуцких городков 1 500»
(Б.В.1935, док.56, Отписка С.Бахметьева…, стр.229).
Комментарий. Как следует из вышеприведенных документов (п.п. 12 , 13), положение в Черкасске стало критическим. Его жители не могли быть не осведомлены о том, что по существу весь Дон уже был охвачен восстанием, что к восставшим активно примыкают и казаки нижнего Дона и что у них практически нет шансов на успех в их осадном сидении. Даже известие о сокрушительном поражении восставших на речке Курлак, где один из самых знаменитых атаманов Л.Хохлач едва унес ноги живым, едва ли могло приободрить противников бунта.. Более того, в самом Черкасске, по меньшей мере, половина населения была подготовлена к сдаче без сопротивления, о чем вела переговоры с Булавиным. Еще более того! Разногласия внутри столицы были столь велики и непримиримы, что в ходе предстоящей осады города не исключалось и военное противостояние между враждующими сторонами.
Разумеется, всякий разумный человек в этих условиях должен был бы ради сохранения жизней и напрасного пролития крови выбрать из двух зол наименьшее, то есть сдаться бунтовщикам, даже если сам он не разделял их взглядов и поведения. Считая И.Г.Зерщикова именно таким человеком, невозможно представить для него какой-то иной выбор в сложившейся ситуации. Слава Богу, что именно его он и сделал, как это будет видно далее.
15. «Доношение Азовского губернатора И.А.Толстого царю Петру Алексеевичу…
«Премилостивейший государь.
Доношу тебе государю раб твой. Сего государь 708-го лета майя 8-го дня явились в Азове ис Черкаской азовские пушкари, которые посыланы были в Черкаской по прошению войскового атамана Лукьяна Максимова и старшин для управления пушак к осаде от вора Буловина. И те государь пушкари сказали, что де сего ж майя в 6-й день войскового атамана Лукьяна
Максимова и старшин Ефрема Петрова, Абросима Савельева,Никиту Саломату. Ивана Машлыченкова, вор Буловин казнил смертью, отсек головы при них пушкарях. И стоит ныне у Черкаского в обозе. А для управления войскового своего замыслу в Черкаской присылают от себя единомышленников своих Игнатия Некрасова, Семена Драного, которые чинят непрестанно круги и выбирают войскового атамана. А кого атаманом выбирут, и что от них впредь будет чинитца, и о том немедленно буду писать. Раб твой Иван Толстой» (Б.В.1935, док.60, стр.233).
Комментарий. И вот наступил момент, который можно истолковать как вершину драматических событий, завершившихся первым трагическим возмездием заговорщикам, затеявшим злодейское дело убийства князя Ю.В.Долгорукого, и тем выпустившим на донские просторы «джина восстания». Все заговорщики, осуществившие руками Булавина заговор и после чего предавшие его, казнены по его велению. Надо думать, что в его глазах это стало торжеством справедливости, но, разумеется, оглашенная вина его подельников будет совсем иной. Благо для него, что виноватыми их можно было считать по многим статьям, которых набиралось вполне достаточно, чтобы ему, победителю, без угрызений совести рубить им головы.
Несомненно, эту точку зрения разделяли многие казаки как непосредственно осуществившие казнь, так и принявшие в ней какое-то косвенное участие и одобрившие или согласившиеся с нею.
Это первое и скупое на детали послание не вскрывает всех обстоятельств произошедшей в Черкасске трагедии. Далее в течение нескольких месяцев оно неоднократно обсуждалось властями и свидетелями, обрастая подробностями, из которых, возможно, не все соответствуют истине. Попытаемся разобраться в этом путем сопоставления противоречивых данных и в соответствие с психологическим и нравственным обликом участников трагедии.
16. Двумя днями позднее (10 мая) тот же Иван Толстой пишет Федору Шидловскому еще короче, но с новыми сведениями, свидетельствующими о сдаче Черкасска и выдаче Войскового атамана и старшин Булавину:
«…на Дону черкаские и иных станиц казаки в. г. все изменили и здались вору Боловину и войскового атамана и старшин ему вору выдали» (Б.В.1935, док.64, Отписка Азовского губернатора…, , стр. 236).
17. «Письмо строителя Успенского монастыря Ионы полковнику И.И. Тевяшову…
Пришол он Кондрашка на Василев конными полками, а Доном пустил судовую силу и на приступ к острову. И Лукьян Максимовичъ с казаками, которые помня крестное целование и государева жалованья, стали чинить свой казачий промысел, как б их врагов на остров не пустить, стали бить ис пушек и из ружья стрелять. И на острове ево Кондрашкины единомышленники Лукьяна Максимовича, Ефрема Петровича, Обросима Савельевича, Микиту Алексеевича и иных казаков поймав и ему Кондрашки отдали. А на острове казаки виде такое злое дело и все здалися. Да он же Кондрашка Булавин реки Медведицы казака Семена Кобыльского да ис Паншина Савелья Чекунова в воду посадил за токое дело, что они ево Кондрашку учали называть изменником. И иным многим казаком головы рубил и в воду сажает, которые помня крестное целование и с ним в злой совет не пошли. А составляет он Кондрашка такой злой совет, что идти под украинные государевы городы. А иные де ево единомышленники говорят ему Кондрашки, что идти к Азову городу…» (Б.В.1935, док.65, стр.237).
Комментарий. Здесь все представляется вполне достоверным, так как совпадает с предшествующими сведениями. Новые подробности интересны и красочны: активная оборона Л.Максимова, расправа К.Булавина с неугодными и обличающими его казаками, изложение дальнейших планов.
18. Новые и очень важные подробности содержатся в следующих письмах И.Толстого царю.
От 15 мая: «Сего 708-го лета майя в 14-й день получена государь ведомость от Черкаского казака Андрея Шилкова, который ис Черкаского ушел в Азов. И в роспросе сказал, что де вор Булавин с воровским своим собранием в 8000-х ныне в Черкаском и выбран в войсковые атаманы на Лукьяново место Максимова. А в ясаулы де выбраны ис Черкаского Тимофей Соколов, который сослан был в Сибирь, да из Рыкова Степан Ананьин. И имеет тот вор намерение добывать Азов и Троецкой и итить на море…И тот де вор Булавин розделя воровское свое собрание на двое хочет итить с половиною к Северскому Донцу сам, а з другою половиною на Хопер посылает товарища своего Игнатья Некрасова, а в Черкаском де оставляет наказным атаманом Илью Зерщикова, а с ним казаков з десятка по 3 человека….А Василей де Большой и Василей Меньшой Поздеевы, Увар Иванов, Козьма Минаев, Ян Грек и иных знатных казаков человек з 20 у того вора сидят за караулом на чепях. И хочет де их и всех природных козаков побить до смерти и пожитки их разграбить (выделено мной – Ю.М.)…
II – В е д о м о с т ь… к а з а к а А н д р е я Ш и л к о в а…
Вор Кондрашка Булавин с единомышленники своими пришел к Черкаскому и стал на речке Василевой апреля в 27 день. И апреля в 28 день Черкаской осадил и Рыкова и Тютерева и Скородумова станицы ему вору здались. И в то число по том воре ис Черкаского стреляли ис пушек во евеь день и сидели от того вора в осаде сутки з двои. И майя в 1-й день на Черкаском острову Дурная и Прибылая станицы ему вору сдались же и ево воровских единомыщленников пустили в Черкаской и караулы поставили ево воровские. И в то число пришел в Черкаской товарищ ево Кондрашкин вор Игнашка Некрасов и взяв ис Черкаского атамана Лукьяна Максимова и старшин Обросима Савельева, Ефрема Петрова, Никиту Соломату, Ивана Машлыченка и отвезли к тому вору в Рыковскую станицу. И в той Рыковской станице тех старшин тот вор бил плетьми и пожитки их все побрал к себе (выделено мной – Ю.М.). И майя в 6-й день был круг в Черкаском и в том кругу он Кондрашка был сам, и в то число тех старшин привели в тот круг и ис того круга повели их на Черкаские бугры и на тех буграх по велению того вора тех старшин казнили смертью, отсекли головы. А у той казни был вор Игнашка Некрасов. А он вор Булавин в то время поехал к брату своему в Рыковскую станицу. И на другой день у того вора был круг и в том кругу ево единомышленник Игнашка Некрасов просился у него Кондрашки з голутьбою для добычи на море на морских струшках. И тот вор ему Игнашке сказал: атаман де Лукьян Максимов и Ефрем Петров в роспросе сказали ему, что де пожитки свои отвезли в Азов и в Троецкой. И о присылке тех пожитков он вор писал к губернатору…И есть ли де губернатор… тех пожитков к ним не пришлет и он вор с ним собрався поедет под Азов и под Троецкой и на море сам (выделено мной –Ю.М.). А войско свое пошлет водяным и сухим путем. И майя ж в 8-й день писали к нему вору товарыщи единомышленники ево с Хопра Лунька Хохлачь, а з донца Серешка Безпалой, а в тех письмах написано, что де на Хопер и по Донцу пришли в. г. ратные полки и городки разоряют и казаков рубят. И у того вора был круг и в кругу тот вор приговорил: в Черкаском оставить от десятка по 3 человека, а достальным всем итить в поход против полков в. г. на Хопер половине,а по Донцу другой половине, водяным и сухим путем; и по Донцу хотел итить сам, а на Хопер послать Игнашку Некрасова, а в Черкаском оставить куренного атамана Илью Зерщикова… И майя 11-го числа тот вор взял из церкви церковных денег 20.000 руб. и роздал войску своему жалованье … А черкаским казакам давать не хочет. А с ним вором первые в замыслех вышеписанный вор Игнашка Некрасов да Сенька Драной» (Б.В.1935, док.66, Доношение Азовского губернатора…, стр. 238 – 239).
Не ранее 18 мая: «…Ведомо ему губернатору они войском донским чинят, приезжал от Азова и Троецкого конной службы казаки также крещенные и некрещеные калмыки под Черкасским по многим местам по обе стороны Дона отгоняют конские и скотинные табуны и их казаков ружье, платье и рыбу и всякую бортень все пограбили и чтоб ему губернатору они войска отгонные лошадиные и скотинные табуны и пограбленное сыскав к ним прислать, а буде взятое к ним войску черкасскому прислано не будет и они тоже войском под Азов и под Троецк, выбрав казаков для отгону конных и скотных табунов за те обиды взамен пошлют. …ведомо им войску учинилось, которые были на рыбных ловлях, которые на взморье и по иным местам казаки взяты в Азов и Троецкое и чтоб им губернатору тех взятых казаков из Азова и с Троецкого отпустить в Черкасск без задержания. Посланных от них войска из Черкасска в Азов на время 18 дня из тюремного двора Ивана Пивоварова, Федора Щербака, Илью Старченка отпустить к ним войску в Черкасск немедленно вместе с рыбными ловцы. Ведомо ему губернатору чинят в расспросе ими казаков Лукьян Максимов отослал пожиток в Троецкое капитану Симакову три шубы собольи, 20 стаканов серебряных, 4 кружки серебряные, 4 ковша серебряных жалованных, 10 ложек серебряных, 4 чашки серебряных. В расспросе им Ефрем Петров сказал, что он положил пожитки свои в Азов у архимандрита 4 шубы одна соболья, другая рысья, 2 лисьих, 15 лисиц… Кафтан, пара соболей, шапка соболья с жемчугами и чтобы пожитки Лукьяна и Ефремовы прислать к ним в Черкасский без утайки…» (Лебедев,1934, № 6, стр.89. Правописание первичного документа несколько изменено Лебедевым –Ю.М.).
Комментарий. История существенно разрастается подробностями. Черкасск хоть и взят восставшими почти без боя, но на это все же ушло четыре дня, потому что в самом Черкасске жители долго и упорно решали свою судьбу из-за разного своего отношения к мятежу. Самыми упорными в сопротивлении были казаки Черкасска – элитная часть общества. Остальные станицы поочередно сдавались по мере их приближенности к столичной станице (Черкасску) – дальние сразу же, ближние последними. Кстати, в дальней, Рыковской, жил и родной брат главного бунтовщика, Булавина. У него сначала и поселился «Кондрашка», ставший, несмотря на столь уничижительное величание, поистине народным вождем.
Ближайшие приспешники Булавина – Игнатий Некрасов и Семен Драный. Некрасов арестовывает поверженного Войскового атамана и его сторонников – всю компанию подельников по заговору – и отвозит их к ими преданному и преследовавшемуся ими Булавину. Суд был недолгим и издевательским – выпороть и казнить, и у осужденных вождь народа не забывает отобрать все имущество. А проводил их в последний путь и присутствовал при ритуале все тот же Игнатий Некрасов.
Много позднее (30-го июля) князь В.В.Долгорукий, осуществлявший репрессии на Дону, этот эпизод с отправкой арестованных к Булавину описывает совсем иначе:
«Василий Познеев Большой поехал к вору Булавину и договорился с ним, что атамана Лукьяна и старшин отдать, а потом Илья Зерщиков тех старшин, посадя в лотку, и отвез к нему» (Б.В.1935, док.116, Доношение кн. В.В. Долгорукого…, стр.304). Это заявлено Долгоруким либо с чьих-то слов, либо по собственной инициативе, так как сам он не был свидетелем обсуждаемого эпизода. Между тем предыдущее изложение дела принадлежит непосредственному его свидетелю, а именно Андрею Шилкову (см. пункт 18, II). Поэтому вера – непосредственному свидетелю.
Вероятно, правдой в это версии В.Долгорукого может быть только то, что Зерщиков действительно мог быть в лодке вместе с арестованными, но его присутствие в ней вовсе не свидетельствует о том, что именно он посадил их в лодку и отвез к Булавину. Похоже, что этот пассаж Долгорукого был нужен ему для того, чтобы показать царю приверженность Зерщикова восставшим и его усердие в службе Булавину, чего в действительности никак не могло быть. У них была разная «весовая категория» (читай: общественное положение), для Булавина Зерщиков был ещё уважаемым «батюшкой» - и по возрасту , и по статусу. И ещё раз подчёркиваю: присутствие Зерщикова в лодке с арестованными это лишь свидетельство В.Долгорукого, противоречащее показаниям свидетеля А.Шилкова, то есть скорее всего попросту выдумка.
Между тем на освободившееся после убийства Лукьяна Максимова место Войскового атамана избирается К..Булавин, там же определились и его помошники-есаулы: Степан Ананьев и Тимофей Соколов. Их имена следует запомнить. Новый Войсковой атаман перебирается в свое новое место жительства – дом бывшего Войскового атамана. Жалованье своему воинству новый атаман выплачивает из средств, реквизированных у местной церкви, но своими щедротами обходит черкасских казаков, а наиболее выдающихся из них сажает в кутузку на цепь.
Неожиданно для нас объявилась на самом высоком уровне тема «пожитков» - вот тебе и высокая идеология борьбы с московской оккупацией, с московским насилием, с московской безнравстенностью. Даже свои «революционные» планы предводители восстания ставят в зависимость от возможности и перспективы обогатиться. Вожди, вожди, вы тоже небескорыстны, вам бы тоже побольше нахапать, сладко поесть и попить!
На должность куренного (и наказного!) атамана избирается И.Г.Зерщиков. Причём это избрание происходит ранее выборов Булавина в Войсковые атаманы. Это избрание состоялось, вероятно, потому, что он в то время наиболее аподходил в качестве противовеса войне и для миротворческой роли.
19. Новая власть на Дону сразу же проявила себя как вполне законное явление, и засвидетельствовала это соответствующими документами, отправленными верховной, то есть московской власти. Текст одного из таких документов сохранился и приведен в виде «Письма к царю» под № 5 в книге В.И.Лебедева «Булавинское восстание»:
«…Мая 2. Пришед мы в Черкасской увидели за атаманом и старшинами многие неправды: царского жалования в дуван не давали, новопришлых с Руси людей многое число принимали и о заимке юртов без нашего войскового ведома, письма многие давали, и за те письма многие взятки себе брали. По твоему указу не одних пришлых с Руси людей, многое число и старожилых казаков, которые пришли лет по 20 и больше и тех всех неволею в Русь послали и в воду, ради своих бездельных взяток сажали, по деревьям за ноги вешали, женщин и младенцев меж колод давили и всякое ругательство чинили, городки многие огнем выжигали. Князя Юрия Долгорукого убил не один Кондратий Булавин, но с ведома общего, потому, что князь чинил у розыску не против твоего указу. И от тебя великий государь никому не откладываемся, твоих украинских городов не разоряли и отнюдь не будем, желаем тебе служить попрежнему всем войском Донским и всеми реками преусердно. И чтоб твои полководцы к городкам нашим не ходили, а буде они насильно поступят и такое разорение ученят в том воля твоя; мы реку Дон и со всеми запольными реками тебе уступим и на иную реку пойдем…» (Лебедев, 1934, № 5, стр.88).
Другое подобное письмо было отправлено воеводе С.П.Бахметьеву (см. далее в разделе «Иделогия смуты»). Обращение к царю новоявленной донской власти приводится в виде пересказа в письме кн. В.В.Долгорукого «на Дон в Черкаской»:
«И сего ж майя 16-го числа з Битюка станичники Мартын Панфилов, Фетис Туляев явились на Воронеже и подали мне от вас войсковую отписку за войсковою печатью к царскому величеству, да другое письмо за войсковою ж печатью к стольнику Степану Бахметеву. А в войсковой вашей отписке к царскому величеству написано: пришли де вы к Черкаскому собрався изо всех городков и станиц для перемены и выбору иных старшин, атаманов Лукьяна Максимова и старшин Ефрема Петрова с товарищи. И пишете, что от них были к вам многие неправды и нестерпимые к вам обиды, и за то де вы их побили. А вместо де их по совету всем Войском инаго атамана и старшин выбрали, и по договору де для крепкого впредь постоянства и твердости в книги написали. И пишете вы к в. г. в отписке своей, что быть вам в верности ему в. г. и в том крест и святое евангелие целовали, что служить вам ему в.г. верно и непоклебимо и просите отпущения вин своих и ожидаете к себе от него в. г. премилосердного указу» ( Б.В.1935, док.69, стр.243).
Комментарий. Трудно представить себе, что пересказанный текст идентичен исходному, но он вполне подобен другим текстам посланий бунтовщиков к царю. Причина низвержения прежней власти на Дону и верноподданнические уверения в лояльности новой едва ли придуманы Долгоруким. Это, несомненно, дипломатический ход властной верхушки в Черкасске. Насколько он был искренним, достоверно судить невозможно. Но абсолютно исключать наличие у булавинцев такой надежды на примирение все же нельзя. Ведь полное завершение военных действий и замирение с Москвой, когда соперники уничтожены и власть прибрана к рукам было бы неплохим итогом бунта. Однако. такой вариант развития событий, хоть вероятно и лелеемый в глубине души, все же был практически невозможен. Этому препятствовала как бунтарская обстановка на Дону, вздыбившая почти все население, так и приведенная в действие военная машина мстительного и непрощающего Петра.
Мир, конечно, был уже невозможен. И этого не могли не понимать вожди восстания. Зачем же ими послано такое неискреннее письмо царю, на что они надеялись при этом? – Не понятно. И возникает дилемма: письмо это – результат мудрости или глупости. И еще поражает скорость, с которой это письмо было написано и доставлено по назначению (16 мая): новый атаман был избран 9-го, а до Воронежа отнюдь не близко – более 500 верст. Очень торопились. Дата на письме царю: 2 мая – вероятно ошибка, так как Черкасск был захвачен 1 мая, Войсковой круг состоялся 6 мая, выборы новой администрации закончились 9 мая, и лишь с этого момента, скорее всего, могла начаться её «дипломатическая» деятельность.
Подобное же послание было отправлено из Черкасска 16 мая Изюмскому бригадиру Ф.Шидловскому для пересылки его Киевскому губернатору кн. Д.М.Голицыну (Б.В.1935, док.73, стр.246 – 247).
И уж совсем замечательно, что параллельно и сразу же вслед за этими письмами в Черкасске творились дела, напрочь исключающие верноподданнические заверения, в них содержащиеся. Об этом можно судить по следующему письму, отправленному из Черкасска за первыми двумя и по тому же адресу. Однако автором этого второго письма был некто иной. Оно полностью опровергает лживые заверения официального послания. Впрочем, судите сами:
20. «Ведомость, полученная кн. В.В.Долгоруким 18-го мая из Черкасска…
Вор Кондрашка уведал, что де пришли в. г. полки на Хопер и…отпустил он вор ис Черкаского против полков…казаков з 2000 человек . А старшиною у них вор Игнатий Некрасов. Да он же вор отпустил из Черкаского ж против полков на Изюм полковником вора Семена Драного, а с ним 2-х тысячь не будет. А пошли те воры Некрасов и Драной ис Черкаского сего майя в 13-й день. А судовая сволочь подлинно пошли на Волгу…Да у него ж вора умышление, и будет посланные от него Некрасов и Драной полки государевы разобьют, и у него де вора намерение итить под Азов и под Троицкой в Русь по городам до Москвы. А буде ратные государевы полки тех ево единомышленников побьют, и у него вора с Некрасовым положено збиратца по Дону в Цымле, а собрався итить на Кубань…А доброго у него вора во уме отнюдь нет и пишет от себя в письмах все ложно. А Черкаской хочет весь разорить и казаков вырубить…А ис Черкаского с острова верховые казаки и бурлаки опасаясь в. г. полков бегут непрестанно» (Б. В,1935, док.70, стр.244 – 245).
Комментарий. Замечательный документ. Все написанное в середине мая частью уже произошло и с поразительной точностью произойдет в июне и июле . Разве что бегство на Кубань будет осуществлено одним Некрасовым «со товарищи». Люди, писавшие это, были настолько приближены к кругу Войскового атамана, что знали даже о его намерениях на будущее. Возможно, это были люди из окружения И.Г.Зерщикова, но едва ли сам Зерщиков был автором этого письма – слишком оно по своему содержанию, тональности и адресату походит просто на донос и не совпадает с обликом этого человека, какая-то мелочность и низость ощущается в этом письме.
Можно предположить, что И.Г.Зерщиков с целью прекратить кровавый и бессмысленный разгул восстания и репрессий на Дону выбрал для себя иной путь противодействия Булавину. Как человек осторожный и дальновидный он должен был избрать политику подготовки и выжидания момента, который гарантировал бы ему успех в задуманном мероприятии – свержении сумасбродного главы бунтовщиков и его приспешников. При этом, думается, он не сомневался, что они довольно скоро своими несуразными действиями дадут ему повод гарантированного восстановления стабильного режима на Дону.Подметные письма – явно не его способ действия.
21. В эти же майские дни активно функционирует и иная повстанческая дипломатия. Помимо писем с «прелестным» содержанием, призванных прельстить и призвать соседей к себе в союзники и соучастники, в некоторых из них излагаются далеко идущие планы, я бы сказал, клятвопреступнического и предательского толка.
Так в послании атамана С.Драного запорожскому кошевому К.Гордиенке предлагается союз: «… с вами умирати заедино, чтоб над нами Русь не владела» (Б.В.1935, док. 244, стр.460). А в послании атамана К.Булавина кубанским казакам пишется еще конкретнее:
«А есть ли царь наш не станет жаловать, как жаловал отцов наших дедов и прадедов, или станет нам на реке какое утеснения чинит, и мы Войском от него отложимся и будем милости просить у… турского царя, чтоб турский царь нас от себя не отринул… подлинное наше сие письмо пошлите к своему салтану в Царьград.
По сем писании войсковой атаман Кондратей Афонасьев и все Войско Донское у тебя турского салтана милости прося и челом бью. А нашему государю в мирном состоянии отнюдь не верь, потому что он многия земли и за мирным состоянием разорил и ныне разоряет. Также и на твое величество и на царство готовит корабли и каторги и иныя многия воинския суды и всякой воинской снаряд готовит. По сем писании мало пишем и наипаки челом бьем.
А сие письмо послано из Черкаского майя в 27 день 1708-го году» (Б.В., док.246, стр.464 – 465).
Комментарий. Что это сказано не ради «красного словца» или угрозы, покажет дальнейшее реальное осуществление такого плана ближайшим соратником Булавина Игнатием Некрасовым. Наверное, существует какая-то ипостась «морали», которая в состоянии оправдать подобное действие людей, предающих Родину. Этим так называемые вожди народного восстания продемонстрировали крайнюю степень своего падения и безмерно снизили и очернили содержание самого восстания.
22. Между тем повстанцы предпринимают и активные действия, о чем повествуют доношения руководителей и офицеров воинских подразделений Москвы и требования к Войску Донскому «учинить справедливость» над «грабительством» повстанцев:
«… товарищи вора Буловина донские ж казаки, прозванием Беспалой и Драной… стояли около Бахмута с такими же ворами и единомышленники человек в 800-х и больши, и бахмутских де жителей с ними ворами были много за одно ж…он вор (Булавин – Ю.М.) послал от себя из Черкаского с письмами за войсковой печатью к запорожцом 3-х человек, а знатно де что для прелести и призыву к своему воровству» (Б.В1935, док.77, Росспрос с Посольским приказе…, стр.252 – 253).
«Да он же вор Булавин послал от себя в Сечю с воровскими своими письмами возмущая запорожцов к своему воровству» (Б.В.1935, док.80, Доношение Азовского губернатора…, стр.259)
«…и в запорожцах является немалая шатость…видели у них на Запорожье русского человека в раде с письмом, и мним, что от него Булавина» (Б.В.1935, док.79, Доношение Г.И.Головкина…, стр.256).
«…пришли на Бахмут запорожцев 4000. А те де запорожцы идут с Серешкою Беспалым под Изюм. А из Ровенков Никито Голой, которой разорил Полтавское село, пошел под Волуйку, под Палатов, под Усерд, под Верхососенск, под Ольшанск» (Б.В.1935, док.68, Отписк П.Вердеревского…, стр. 242).
«И тые воры Безпалой, которые стояли по юртам, пришли в Янполь сего числа (21-го мая – Ю.М.). А Янполь от Мояк в 7-ми верстах» (Б.В.1935, док.72, Доношение бригадира Ф.В.Шидловского…, стр.246).
« А какое от Безпалого вашего полку моего под городами починилось грабительство, прикажите Войском розыскать и учинить справедливость» (там же, стр. 247).
«…сумской полковник Андрей Кандратьев с ними старшиною и полку своего с козаками для нынешнего донского походу пришед стояли обозом за Волуйкою в степи, в урочище у речки Уразовой. И сего де июня против 8-го числа в ночи…воры булавинцы многолюдством пришли…И с теми де ворами…был у них бой…И бились с ними покамест их сила была. И они де воры многолюдством своим…ворвались в обоз и полковника…застрелили до смерти и над ним ругались, у груди правую титьку взрезали…и иных старшин и урядников и рядовых казаков многих побили…А в том де сумском полку было старшин и казаков с 1200 человек. А…побито половина или меньши» (Б.В.1935, док.82, Скаска есаулов Сумского полка…, стр.262 – 263).
Комментарий. Вышеприведенный довольно пестрый перечень военных приготовлений и действий повстанцев против государственных войсковых подразделений свидетельствует о протестном воинственном настрое не только донского, но и запорожского казачества, которое продолжает привлекаться к донской смуте непосредственным вовлечением в ряды булавинцев. В связи с этим смута разгорается и на северо-западе Донской области у границы с Украиной.
По-видимому, из-за медлительности связи и локального характера конфликта московская власть (даже царь Петр!) проявляет пока что не только некоторую вялость действий, но и необычную для нее мягкость или даже «ласковость», как изволил заметить один из самых неласковых московских вельмож:
23. Доношение кн. В.В.Долгорукого царю Петру Алексеевичу от 25 мая 1708 г.
«Изволишь государь писать, которые казаки к воровству не пристали, а хотя которые и пристали да с повинною пришлют, чтобы мне с ними ласково поступать, и чтоб я им не мстил смерти брата своего, и чтоб им тем пущего чего не учинить. И я государь на сие доношу вашему величеству: приехав я на Воронеж, и которые казаки 143 человека взял на бою господин Бахметев и по розыску надлежали они смертной казни и хотел государь их я вершить, и майя 16-го числа получил я от всего донского войска отписку с покорением вин их, которую послал до вашего величества. И тем вышеписанным винным казакам смертной казни не учинил для такого случая до вашего государева указу. И мне государь какая то польза, что смерть брата своего мстить. Я государь желаю того, дай бог, чтобы они тебе в. г. вину свою принесли без великих кровей» (Б.В.1935, док.74, Доношение В.В.Долгорукого…, стр. 248).
Комментарий. Вот уж поистине – затишье перед грозой! Значит, булавинская дипломатия оказалась не столь уж наивной. Просьбы о прощении за совершенные злодеяния услышаны верховной властью, и она милостиво проявила снисходительность. Отдадим должное обеим сторонам за это краткое просветление. Хотя, как мы видели, уважения заслуживают больше царь и его слуги, чем взбунтовавшиеся, которые, несмотря на покаяние их вождя, продолжали творить непотребное: убийства, воровство, глумление.
24. В июне и сам Булавин переходит к враждебным дипломатическим акциям, чем обнаруживает свои истинные намерения. Это видно из послания губернатора Азова И.А.Толстого «командиру всех воинских соединений Украины» кн. В.В.Долгорукому:
« …июня в 8-й день вор Кандрашка Булавин прислал ко мне ис Черкаского в Азов отписку свою за войсковой печатью, в которой пишет з грозами, открыв явно свое воровское намерение, что хочет Азов и Троицкой добывать… И войско де уже в собрании у него есть, ..А меня и азовских и троецких афицеров хочет побить до смерти, и иные многие похвальные слова пишет с великими грозами ж. А что к милости вашей он вор пишет отписки и бутто приносит в. г. повинную, и тому государь верить не надобно, понеже то чинит под лукавством, чтоб вашу милость с полками одержать, а ему вору намерение свое воровское исполнить, понеже ожидает вскоре к себе помошников по посланным своим воровским письмам ис Сечи…» (Б.В.1935, док.83, стр. 264).
Об этом же и теперь уже о прямых военных действиях докладывает царю и пишет казакам в Черкасск В.В.Долгорукий:
«А что государь писали они отписки до вашего величества с покорением ,и то государь все воровством своим поступали обманом, и явно государь воровство свое оказали над сумским полковником, и сумские государь старшины сказываютъ, что зело их много конных и пеших…от него вора отправлены в розные места: на Донце атаманы Драной, другой Беспалой, третий Голой, четвертой брат ево Булавин. А полки все розные ж. Да на Хапре Некрасов да Лунька Хохлач, оба атамана. Первой у него в воровстве Игнашка Некрасов» (Б.В.1935, док.84, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр. 266 - 267).
«Сего июня против 8-го числа товарищи ваши Семен Драной да Безпалой да Микита Голой, собрався многолюдством, пришед за Волуйкою речки Уразовой воровски розбили сумского полку обоз и самого полковника и старшин и казаков многих, побили до смерти безвинно, а иных ранили и в полон взяли…И в том есть ваша явная неправда, когда вы у в. г. просите милосердия и винам своим отпущения, и вам было так делать не надобно. И есть ли б к вам от в. г. какой склонной милости по моему доношению не было, то уже бы его государские ратные люди со всех сторон давно на вас наступили и в городках ваших было бы не без разорения. Однако ж то все моим доношением по се время удержано и разорению никакова не учинено, покамест вы по обещанию своему ему в. г. будете в совершенной верности, тако ж как и претки ваши…И Семена Драного и Безпалого и Никиту Голого и иных своевольцов, которые без вашего войскового совету то чинили, взять и ко мне прислать. А как вы их ко мне пришлете, и то вам будет во оправдание и во всем очистка…» (Б.В.1935, док. 85, Грамота кн. В.В.Долгорукого…, стр. 267 – 268).
25. Примерно в это же время (конец мая – июнь?) от допрошенного торгового человека, бывшего на Дону, стало известно, что: «А из Черкаского де от Буловина присылаются грамоты непрестанно, чтоб отнюдь из городков козаки и своевольцы на Русь под города и на Волгу для разоренья и на войска государевы войною не ходили» (Б.В.1935, док.95, стр.278).
Комментарий. Несмотря на столь местами явные проявления бунтарских настроений и действий казаков московская власть и ее воинские соединения проявляют поразительное терпение и даже снисходительность к агрессивности повстанцев. Тут уже совершенно однозначно проступает попытка властей действительно уклониться от кровавых репрессий над бунтовщиками, предоставляя им возможность остыть в своей ярости и одуматься. И, похоже, что это не столько вдохновляет некоторых представителей восставших, сколько в целом приводит к ожидаемому результату, то есть к спаду бунтарских настроений. В этом смысле особенно показательны сведения (если они достоверны!) о запрещении Булавиным идти казакам на Русь и государевы войска.
Критический момент восстания
26. И действительно, как сообщает некий черкасский и иные информаторы, в Черкасске как будто бы готовятся к войне, но при этом обнаруживается явная нерешительность, опасение неудачи и еще более активная готовность бежать:
«Вор де Булавин ис Черкаского в верховые козачьи городки посылает письма непрестанно, чтоб изо всех городков казаки съезжались в Черкаской. И по тем де письмам ис тех городков казаки… едут з десятку по 6-ти человек. А намерение де у того вора итить к Азову войною…Да к нему ж де вору пришло в Черкаской запорожских козаков 60 человек. А июня… в 13-й день у того вора в Черкаском был круг, и в том де кругу он вор говорил воровскому своему собранию, чтоб они были готовы на приступ к Азову июня к 14-му числу. И в том де кругу воровского его собрания казаки говорили ему вору, чтоб под Азов не ходить, а дождаться б сверху казаков, для того что де в Черкаском их воров малолюдно, а отпустил бы их сено косить. И он де вор сено косить их отпустил» (Б.В.1935, док.87, Ведомость из Черкасска…, стр. 269 – 270).
«Майя в 19-й день донской казак Алексей Мартинов, посыльной в Черкаской, тайно сказал: слышал де он…что вор Булавин посылает на Кубань кубанских татар 2-х человек…да 2-х человек казаков с письмами. А знатно де с единомышленники своими и Рыковских станиц казаками хочет бежать на Кубань вскоре. А Рыковских де станиц казаки и лошади и телеги готовят» (Б.В.1935, док.88, Из ведомости…Азовского губернатора…, стр. 270).
В сообщении капитана Ивана Семенова от 16 июня приводятся еще более убедительные данные теперь уже о начале фактического распада булавинского воинства:
«А ис Черкаского де казаки от вора Булавина, не хотя с ним быть, из за караулу бегут и приходят в Азов на день человека по 2 и по 3 и больши. И говорят, что быть с ним вором не хотят, только де с ево сторону держатца Рыковские обе станицы. А паче же от того бегут, опасаютца они в Черкаском приходу ево князя Долгорукова. И о том де ево приходе и сам он Булавин имеет опасение… И хотя б де 1 полк государевых ратных людей пришел к Азову, то де конечно они казаки ево Булавина руками выдадут» (Б.В.1935, док.90, Скаска капитана И.Семенова…, стр.271).
Комментарий. Как видно из приведенных цитат различных сообщений, в Черкасске складывается противоречивая обстановка. С одной стороны, следуя распоряжениям Войскового атамана, из верховых городков якобы прибывают казаки для пополнения оставшегося в Черкасске войска. С другой – явное нежелание войны, стремление и необходимость вернуться к обычной своей жизни, и даже бегство от возможного кровопролития то ли при штурме Азова, то ли при приходе в Черкасск полков Долгорукого. Сам К.Булавин, похоже, тоже в смятении: рассылает бесчисленные письма с требованием собираться верховым казакам в Черкасске для взятия Азова, с просьбами о поддержке то кубанских раскольников-старообрядцев, то татар, то калмыков. И при этом отпускает своих черкасских казаков на сенокос, а сам готовится к бегству со своими единомышленниками и рыковскими казаками. В этой новой ситуации проявляет себя вождь восстания далеко не как вождь, а как растерявшийся, малодушный и нерешительный руководитель. Этого состояния Войскового атамана не могли не чувствовать его подчиненные и уж, тем более, затаившиеся противники.
Хорошо информированный перебежчиками и тайными информаторами губернатор Азова И.А.Толстой чувствует себя довольно уверенно, но все же просит начальство и командиров сконцентрированных на окраинах Войска Донского московских полков поспешить к Черкасску для прекращения смуты.
Но в течение всего июня Москва и ее воинство медлят, лишь неторопливо собираясь для решительных действий.
27. Как и следовало ожидать, не выдерживает такого затянувшегося режима царь. 28-го июня он отправляет В.В.Долгорукому указ:
«Господин маеор.
Письма ваши до меня дошли, ис которых я выразумел, что намерены оба полка, то есть Кропотов драгунский и пешей из Киева, у себя держать; на что ответствую, что пешему, ежели опасно пройтить в Азов, то удержите у себя, а конной, не мешкав, конечно отправьте на Таганрог. Также является из ваших писем некоторая медление, что нам не зело приятно. И когда деждетесь нашего баталиона и ингермонланского и Билсова полков, тогда тотчас подите к Черкаскому и, сослався з губернатором азовским, чини немедленной з божиею помощию промысел над теми ворами, и которые из них есть поиманы, тех вели перевешать по городам украинским. А когда будешь в Черкаском, тогда добрых обнадежь, и чтоб выбрали атамана доброго человека. И по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки також обнадежь, а по Донцу и протчим речкам лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу.
Из Нарвы в 28 день июня 1708.
Надлежит опустошить: По Хопру сверху Пристанной по Бузулук. По Донцу сверху по Луган. По Медведице по Усть-Медведицкой, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркулу все. По Калитвам и по другим запольным речкам все. По Илавле по Иливлинской. По Дону до Донецкого надлежит быть, как было» (Б.В.1935, док. 98, Указ царя…, стр281 – 282).
Комментарий. Следует, однако, заметить, что это был не первый царский указ, в котором В.В. Долгорукому отдается распоряжение начать решительные и активные действия против булавинцев. И несколько ранее Петр выражал свое неудовольствие по поводу медлительности князя, на что последний всякий раз находил какие-то оправдания (Б.В.1935, док. 96, 99,101, 104, стр. 278 – 288). Начавшаяся в конце июня - начале июля активизация правительственных войск привела их к существенному успеху.
28. «1708 г. июля 2 – Доношение А. Ушакова царю Петру Алексеевичу о поражении атамана-булавинца С.Драного…
Доношу вашему величеству…Июня ж 31-го числа он вор Драной с воровским своим собранием пришел…под местечко Тор… И того городка люди сели в осаде. А они воры их доставали с пушками, и под тем городком их многих побили. Того ж числа он Шидловский…пришол со мною к тому местечку… А было их под тем местечком 5000 и полторы тысячи запорожцов…А к тому числу пришел к нам и Кропотов с коволериею…И был бой до второго часу ночи. Милостию божиею и твоим государь счастьем их воров с того места збили, и даже до самого обозу били и кололи, и ево самого вора Драного убили….И на том бою их воров побили больше 1000-чи человек» (Б.В.1935, док.105, Доношение А.Ушакова…, стр.288 – 289).
Комментарий. Это было первое такое крупное сражение между соединенными правительственными войсками и мятежниками. Правительственными войсками командовали бригадир Ф.Шидловский, полковники А.Ушаков, Г.Кропотов, Е.Гульц , Мещерский, мятежниками - С.Драный и С. Беспалый.
Неторопливый командующий правительственными войсками князь В.В.Долгорукий к сражению не поспел, хотя сообщить Петру о своем поспешании все же успел: «Сего ж часа и минуты получил я письмо от брегодира Шидловского. Пишет, что вор Драной, собрався с войски, пришел к Тору и стал обозом, И я сего же часа и минуты пошел поход к Шидловскому в соединение» (Б.В.1935, док. 104, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр. 288).
Как вскоре стало известно, остатки разгромленного войска повстанцев разбежались кто куда: донцы по своим домам, запорожцы в Запорожье.
Поражение булавинцев и гибель видного атамана Семена Драного имело огромный резонанс на Дону, сея среди повстанцев дезорганизацию, панику и уныние.
29. И все таки, не взирая на неблагоприятную для повстанцев обстановку в Черкасске и спад бунтарского настроя в целом по всему Дону после поражения и гибели Драного , мысль, засевшая в голове главного бунтаря, не оставила его: 6-го июля мятежники начали штурм Азова. Описание этого и последующих событий содержится в многочисленных документах. Приведу некоторые из них.
Отписка Азовского губернатора И.А.Толстого:
«…конные службы от казаков, которые были в объезде…наехали де они за Каланчою воровских людей…и за ними гнали, и они де их навели на многолюдное воровское свое собрание…И сего ж де июля в 6-м числе…те воры ополчась воинским поведением…конницею и пехотою шли с великою нагластию к Азову…И с теми ворами…солдаты, сообщась с конницею, на тех воров наступили мужественно и учинили бой,на котором 3 часа стрельба была непрестанно с обеих сторон…И помощию всемогущего бога…на том бою тех воров побито многое число…А того их воровского собрания в приходе к Азову было числом 5000 человек. И ис того числа побито их воров 423, потонуло в Дону и в Коланче с 400 человек и больши, в полон взято 60 человек…Да сего ж июля 7-го числа писали в Троицкой к нам…донские казаки Илья Григорьев и все Войско Донское. А в отписке их написано: в нынешнем 708-м году июля в 7 день пересоветовав де они Войском Донским на острову у себя тайно, согласясь с рыковскими и с верховыми козаками, и собрався воинским поведением с ружьем и пришед х куреню вора и изменника проклятого Кондрашки Буловина, и чтоб его вора с ево единомышленники поймать. И он вор, видя свою погибель в курене заперся с своими советники. И они Войском в курень ис пушек и из ружья стреляли и всякими мерами многое число ево вора доставали. И он проклятый ис куреня 2-х их казаков убил до смерти. И видя он вор свою погибель ис пистоли убил себя сам до смерти, а советников ево проклятых всех переловили, и посажали на чепи до твоего в. г. указу, и поставили крепкие караулы. А тело его проклятого они Войском Донским для уверения посылают в Азов к нам холопем твоим. И июля в 8 день писал в Азов он же Илья с Войском Донским и прислали вора Булавина мертвое тело. А по осмотру у того вора голова прострелено знатно ис пистоли в левой висок, и от тела ево смердит. И мы холопи твои велели у того воровского тела отсечь голову, и тое ево воровскую голову велели лекарям до твоего в. г. указу хранить, а тело ево за ногу повешено у рек Коланчи и Дону, где у присланных ево воров был бой. Да по скаске донских казаков Кондратья Савельева с товарищи, которые то ево воровское тело привезли в Азов, что де того вора Булавина брат да сын, да пущие ево воровские завотчики Сеньки Драного сын, да атаман Ивашка Гайкин, Лунька Хохлачь, Мишка Голубятников, Кирюшка Курганов с товарищи, человек с 50, пойманы и сидят в Черкаском на чепях. И о присылке в Азов ис тех воров пущих завотчиков о Луньке Хохлаче и о воровском Кондрашкине сыне Буловина с товарищи послан твой в. г. указ в Черкаской к атаману Илье Зерщикову и ко всему Войску Донскому июля в 9 день. Велено тех воров прислать в Азов за добрым охранением…» (Б.В.1935, док.108, Отписка Азовского губернатора…, стр.293 -294).
Комментарий. Вот и совершилось очередное возмездие, по существу завершившее булавинскую авантюру вместе с жизнью ее вдохновителя и главного осуществителя – Кондратия Афанасьевича Булавина. Почему возмездие? Потому что, рассматривая это последнее событие вместе с гибелью прежней донской власти, нельзя не объединить их в одно целое дело. Оно вместе ими было задумано и поначалу вместе осуществлено, но в последствие развивалось вопреки замыслам заговорщиков и реализовалось как справедливое наказание обеих сторон бессмысленного и неправого заговора. Потому – и возмездие, что волею судьбы, обстоятельств или Божьей волею были наказаны задуманные и осуществленные злодеяния, сначала одно (наказание заговорщиков-предателей), затем другое (наказание убийцы и смутьяна)
И все-таки их жаль, потому что, творя свое черное дело, эти злодеи наверняка руководствовались не только низменными намерениями и порывами (они, безусловно, тоже были!), но еще и мечтали или надеялись на высокий благой результат – на независимое процветание Дона. Увы! Они не понимали исторического хода событий. Не умели отличить неизбежное от случайного, большое от малого и даже порой доброе от злого. Им было дано погрязнуть лишь в сиюминутном и в непосредственном. История выбрала их для другого – показать бессмысленность «лить воду против ветров истории».
Действительно, здесь все было заранее обречено на провал. Во-первых, убийство Ю.В.Долгорукого имело своим последствием немедленное наказание многих участников убийства. Избежать его было невозможно, и оно быстро воспоследовало.
Второе, более значительное последствие, тоже наступило почти мгновенно. Оно было связано с неумной и грубой политикой московской власти относительно казачьих вольностей и в религиозной сфере. Доведенный до взрывоопасного состояния донской народ немедленно взорвался от спички якобы возмездного и справедливого убийства злого карателя. Этим всплеском ловко воспользовался один из убийц, чтобы расправиться с предавшими его другими убийцами. Но этот уже несравненно более кровавый всплеск насилия тоже с очевидной неизбежностью должен был быть потушен царскими войсками. И не только ими. В самой донской среде имелись силы, понимающие бессмысленность восстания и неизбежность его погашения, и эти силы действовали вместе с царскими карателями. Справедливость восторжествовала? - Никакая это не справедливость - просто неизбежный ход истории. Как же он осуществлялся на последних этапах развития?
К.Булавин, по-видимому, впал в эйфорию от легко свалившихся на него побед, и начал «фонтанировать» прелестными письмами с радужными планами, доводящими его до уже совершенно абсолютного абсурда - отделения Дона от России и присоединения его к Турции при сохранении на Дону старых религиозных традиций. При этом новоявленный Войсковой атаман отпустил от себя своих ближайших приспешников с крупными воинскими соединениями на окраины владений Войска Донского. А царские войска концентрируются и надвигаются на столицу Дона с праздно засевшим в ней главой восставших. Черкасская знать между тем не дремлет и готовит путч. А Булавин, погрязнув еще и в разборках по изъятию имущества поверженных врагов, отпускает казаков на сенокос почти одновременно с неподготовленным походом на Азов своего малочисленного и деморализованного войска.
Остатки разбитого войска бегут в столицу и вместе с подготовившей путч старшиной расправляются с незадачливым и недалеким своим вождем. Все – как по нотам. Иного и быть не могло. Войсковым атаманом народ избирает Илью Григорьевича Зерщикова.
Далее в разных документах приводятся разные подробности (выделено мной – Ю.М.) произошедшего в Черкасске переворота.
30. Из допроса запорожского черкашенина Т.И.Верховира:
«И как де из Озова ратные люди вышли к ним на выласку, и они де запорожцы и донские казаки от Озова побежали к Черкаскому. И многие из них казаков в реке Дону потонули …И пришли де в Черкаской немногие люди и стали кричать гвалтом, что по посылке его вора Булавина под Озовом побито из них многое число и многие потанули в воде, а он де Булавин их не выручил и им изменил, и за то ево хотели убить до смерти. И Булавин де от них ушол и заперся в комнату. И донские де казаки учели комнатные двери рубить топорами, и он де Булавин зарезал сам себя ножем…» (Б.В.1935, док.112, стр.297).
31. Доношения князя В.В.Долгорукого:
I. «А я пошел к Черкаскому для лутчаго укрепления казаков. Вашему величеству извесно какие они шаткие люди, и нынешний атаман, какова он состояния. Как в Черкаском, так по всем городкам…все изменили сплошь…Как в Черкаском и во всех станицах первые люди все сплошь воровству причасны. …И в Черкаской Дранова сын прибежал с вестью, что отца ево под Тором убили, и для того у них лутчая надежда пропала. Василей Фролов, кой час услышал, что Дранова убили, то он и все при нем сказали: ежели в Черкаском то сведают о Драном, конечно де Булавина убьют, для тово что Булавин был дурак, все воровство и вся надежда была на Драного; власно так все казаки сказывают…надобно определение с ними зделать, чтоб и впредь им нельзя не токмо делать и мыслить, но и вольность у них убавить…А ежели етово вышеписанново у них ныне не зделать и впредь от них ждать худобы... Зело государь много работы к вашему величеству Василья Фролова. И ныне он со мною и о всех ворах доносит вашему величеству не маня, прямым сердцем…
С пути не дошед Бахмута. Июля 15-дня 708-го» (Б.В.1935, док.113, стр.298 -299, выделено мной – Ю.М.).
II. «…писал ко мне губернатор Толстой, что послал в Черкаской для взятия воров…, кои у них пойманы и сидят на чепях…И оне …тех удержали у себя. Я послал в Черкаской казака с письмом, чтоб оне тех воров ко мне в полк привезли, и оне против того ко мне писали…, тех воров ко мне весть через степь опасно…, чтоб не отбили…И сам атаман говорил тому казаку, что хотел сам ко мне выехать навстречу. А другие казаки…сказывают, что у них намеренье такое, что тех воров не отдавать. И бутто был у них круг и в кругу черкаские жители приговаривали отдать, а другие отговаривали, что не отдавать….Атаман Зернщиков прислал ко мне отписку. Пишет и просит меня слезно, чтобы мне по всем городкам послать с указами, чтобы они были надежны и безбоязненны, и чтобы не разбежались… От Миусу. Июля 22 дня» (там же, док.114, стр.300 -302).
III. «Сего июля 26-го числа пришел я к Черкаскому на Аксай и встретили меня атаман Илья Зернщиков и есаулы со всею старшиной и з знамены и увидели нас. А я полки поставил во фрунт. И оне далеко не доезжая меня слезли с лошадей все и пришли ко мне, положили знамена и сами легли на землю. Я велел им встать. Атаман начал просить милости у вашего величества о отпущении вин своих и стал говорить, как вор пришел на остров, и оне сидели в осаде от нево, и другие их же воры, кои с ними сидели из Рыковских станиц, склонились к вору и их выдали, и оправдаютца, что вор многих из них побил и домы их разорил, и видя от нево страх молчали и в том приносят вины свои. И я им на то ответствовал, которые верно служили вашему величеству и я обнадежил вашего величества милостью, чтоб воров, кои у них пойманы, так ж и коих они знают воров и бунтовщиков, отдали и привели бы ко мне. И июля в 27-м числе пришел я под Черкаской и стал обозом под самым Черкаским. И оне атаман со всею старшиною в обоз ко мне привели Булавина сына и брата, да Драново сына и других, всего 20 человек…Я им говорил, чтоб отдали воров, которые Рыковских станиц больши в воровстве. И оне мне сказали: Рыковской де станицы начало их в воровстве, а в убивстве вора, ежели бы не оне, то бы черкаским жителем одним етово было не зделать….И на сие государь их воровство доношу
вашему величеству, по здешним государь ведомостям и по роспросам воровским, которые приведены, как вор Булавин пришел, и прежде всех склонились к нему рыковцы, а потом и черкаские жители. Первое Василей Познеев Большой поехал к вору Булавину и договорился с ним, что атамана Лукьяна и старшин отдать, а потом Илья Зернщиков тех старшин, посадя в лотку, и отвез к нему. Не только рыковские, все сплошь черкаские в том воровстве ровны. И сам атаман Илья и есаул Соколов, будучи у меня, сказали, что они все етому делу виновны.И ежели де его дело разыскивать, то все кругом виновны; сами о себе сказали. А что государь ваше величество изволил ко мне писать, чтобы выбрать атамана человека доброго, и ручатца по них невозможно….И скажу им, что оставляю для охранения их, чтобы по отступлении моем от Черкаского бунту какова и возмущения не было, и им при полку надежнее. А жестоко государь поступить мне с ними было невозможно, для того что все сплошь ровны в воровстве, разве было за их воровство всех сплошь рубить. И того мне делать без указу вашего величества невозможно …
Ис Черкаского от 30 июля. …» (там же, док. 116, стр.303 -305).
IV «Доношу вашему величеству. Василий Познеев поехал с станицею от Войска до вашего величества с повинною. И с ним поехали есаул Степан Ананьев да 2 атамана, кои были посыланы под Азов от Булавина… и другие подобные им, такие ж. Однако ж государь хотя их вина есть перед вашим величеством, а потом есть их и служба к вашему величеству. Ежели б не оне вора Булавина искоренили, черкаским бы жителем за безсилием одним без их тово над вором учинить не мошно. Так же государь вышеписанные сами просили у меня, чтоб им ехать до вашего величества с повинною, ведаючи за собою сначала вину, а потом есть за вашим величеством их служба. И я их обнадежил вашего величества милостью. Василия Познеева есть в том деле трудов и радения к вашему величеству много.
От Черкаского из обозу. Августа дня 5-го….» (там же, док, 121, стр.309 – 310).
32. Доношение Азовского губернатора И.А.Толстого от Черкасска 5-го августа.
«А ныне государь послан к вашему величеству ис Черкаского с повинною от Войска… Василей Познеев просить милости у вашего величества об отпущении вин своих. С ним же государь Васильем поехали из Рыковской станицы Степан Ананьин, Карп Казанкин, которые были при Булавине; Степан - есаулом в Черкаском, а Карп посылан от Булавина в коннице атаманом под Азов. И как у Азова их побили и он Карп, приехав в Черкаской, зговорясь с Степаном Ананьиным и рыковцами, и согласясь с черкаскими старшинами с Ыльею Зерщиковым, с Васильем Познеевым, с Тимофеем Соколовым, с Ываном Юдушкиным и со всеми тумами и черкаскими казаками, вора Булавина хотели, поймав, отвесть к вашему величеству. И в той поимке оному вору какая случилась смерть, и о том писал я вашему величеству прежде сего. А оные государь Ананьин и Казанкин сначала весьма служили Булавину, а окончали добром они ж, о чем объявил я вашему величеству выше сего…Он, же Карп Казанкин и Луньку Хохлача поймал и убили…Сего государь числа вора Булавина голову и руки и ноги растыкали по кольям и поставили в Черкаском против того места, где у них бывает круг, в том же месте повешено с ним 8 человек воров, которые пойманы у Азова из воровского ево собрания; также государь и в Рыкове и во всех станицах у станишних изб повешено ис таких же пойманных воров у Азова, всего 40 человек. И при помощи божьей…маеор Долгорукой пойдет с полками…на Некрасова и на Павлова…с ним же государь пойдут донские казаки конницею и судовою. А с судовой пойдет атаманом Тимофей Соколов, которой вашему величеству служил верно во время Булавина воровства, и писал ко мне тайно ис Черкаского о всяких ведомостях с Ываном Юдушкиным…А атаман и все черкаские и рыковские жители и всех станиц казаки того желают, чтоб у них полк оставить. А Степан Ананьин и до приезду в Черкаской Карпа Казанкина того вора поймать умышлял с черкаскими казаками и тайно оного караулил, чтоб ис Черкаского не ушел» (Б.В.1935, док.120, стр.308 -309).
Комментарий. Согласно дополнительным материалам, обстоятельства крушения булавинской авантюры выглядят так. Потерпевшие поражение у Азова казаки вместе с возглавлявшим их Карпом Казанкиным, прибежав в Черкасск и сговорившись с бывшими в нем старшинами И.Г.Зерщиковым, Степаном Ананьевым, Василием Познеевым, Тимофеем Соколовым, Иваном Юдушкиным и другими (чуть ли ни со всеми казаками!), приняли меры по аресту К.А.Булавина. Произошло военное столкновение, в результате которого Булавин погиб. Обстоятельства его смерти не прояснены. Самоубийство ножом не подтвердилось.
По свидетельству некоторых казаков (в частности, Василия Фролова), Булавин был недалеким человеком («был дурак»), и вся надежда бунтовщиками возлагалась на С.Драного, якобы бывшего фактическим руководителем восстания («все воровство от него»). Вообще же, по мнению В.В.Долгорукого, все казаки и особенно старшины крайне ненадежны и готовы к смуте. Поэтому он предлагает царю убавить у них вольность настолько, чтобы они не могли не только делать, но и мыслить об этом. И все виноваты, в чем признались. Но всех подряд «рубить» он не может без указания царя (а по тону письма похоже, что следовало бы!).
33. Что эти соображения отражают истинное положение дел, сошлюсь (несколько опережая события) на письма князя В.В.Долгорукого царю
от 13 августа: «Сего числа получил я от вашего величества указ через Полибина… чтоб я взял с собой Илью Зернщикова и вез ево за караулом. Указ сей плучил я отошед от Черкаского…и взять ево нагла за караул по нвнешнему их состоянию не мочно, чтобы больше от них не умножилось воровства…И я той ради причине писал к нему Зернщикову вашего величества указом, чтобы он был со мною для лутчего способу, и в том бы показал вашему величеству службу и радения. И я чаю, что он будет. А как будет и я ево не озлобя возьму с собой и дам ему такую причину, что он не признает, и прошед по Дону возьму ево с собою. Полибин мне сказывал словом от вашего величества, чтоб мне с ними жестако поступать. И ядля того не так жестака поступаю, что невозможно. И так х которому гордку приду, бегут в леса, а иные к Некрасову…» (Б.В.1935, док.132, Доношение кн. В.В.Долгорукого…,стр.320);
от 10 сентября: «Зернщикова взял с собою…пущие воры все взяты со мною, а другие перевешены. И ныне они в великом страхе…Один вор, которово я взял, говорил Зерщикову, что все воровство и бунт от него» (там же, док.139, стр.328);
от 24 ноября: «…был в станице есаулом Зернщикова сын, я велел ему быть в Курску до указу» (там же, док158, стр.357).
Комментарий. В этих документах уже впрямую определен источник неприятия Зерщикова – сам царь Российского государства, требующий от своих сатрапов жестокого отношения к избранному на Войсковом круге Войсковому атаману Войска Донского. Однако, причина этой ненависти так и не проясняется. Но она, царская ненависть, простирается уже и на атаманского сына. Как далеко и с какой силой, мы не знаем и едва ли когда узнаем. Но можем предполагать, что и далеко, и надолго, и сильно, потому что эта фамилия исчезает из русской и казачьей истории до наших дней..
34. 30 сентября 1708 г. Отписку Войска Донского подписывает новый атаман – Петр Емельянович Рамазанов. И уже под его началом казаки донские в основной своей массе принимают участие в подавлении последних очагов восстания. А вернее, в поимке и казнях бывших его участников:
«В. г. ц. и в. кн. Петра Алексеевича его ж царского пресветлого величества лейб гаврдии маеору князю Василью Володимеровичю донские атаманы и казаки Петр Емельянов и все Войско Донское челом бьет…И по тому ево в. г. указу мы Войском Донским…судовою и конною вскоре посылаем, и для ж походу по всем рекам свои войсковые письма послали, чтоб на того вора итить воинским поведением, и чинить бы всякими мерами о поимке ево поиск…А буде где от вора Голого какое будет по городкам разорение или какое злое намерение, и тебе б князь Василей Володимерович по указу государеву чинить походному войску споможение…» (Б.В.1935, док.144, Отписка Войска Донского…, стр.334 – 335).
И от 29 октября 1708г.: «…донские атаманы и козаки Петр Емельянов и все Войско Донское челом бьет…что от нас войско конное и судовое пошло…на подмогу для поиску и поимки вора и изменника Никитки Голого сь единомышленники…» (там же., док.153, Отписка Войска Донского…, стр. 349).
35. А между тем еще 28 сентября 1708 г. у деревни Лесной состоялось крупное событие Северной войны – разгром русскими войсками шведского корпуса Левенгаупта. Силы противников были примерно равны: по 16 тысяч с той и другой стороны. Только пушек у русских было почти вдвое больше, чем у шведов: 30 против 17. С российской стороны боем руководил сам царь Петр. Потери шведов составили 8000, русских около 1200. Разгром был полный, в том числе был захвачен продовольственный обоз, приготовленный для всей шведской армии. «Левенгауптская битва» стала, по словам Петра, матерью Полтавской, так как научила русских побеждать шведов и по прошествии девяти месяцев привела к Полтавской победе.
На фоне этих событий Северной войны Донская смута была, конечно, крайне досадной и отвлекающей помехой в величайшем воинском напряжении всей страны. И крайне раздражающем фактором для неистового государя.
Агония
Дальнейшая история восстания донских казаков от убийства Булавина до полного завершения смуты - это цепь крупных поражений восставших с отдельными эпизодами их успехов на фоне чудовищных карательных акций – кровавая вакханалия палачей и полное разорение казачьих поселений. И теперь уже завершением этого процесса явился естественный исход в туретчину - предательство опозоривших и осквернивших Родину казаков-некрасовцев . Почему предательство? – Да потому, что в дальнейшем им пришлось «отрабатывать» свое присутствие среди иноверцев участием в войнах против России, убийством своих соотечественников и единоверцев. Как некоторым другим борцам за свободу в будущем, то есть в наше с вами время.
На этом трагичесом фоне убийство (или самоубийство – это совершенно неважно!) Булавина и смена власти в столице Дона по-существу эпизод малозначительный, потому что он почти никак не повлиял на судьбу восстания – оно продолжалось уже в виде агонии, причем дольше, чем в виде возгорания и апофеоза.
Ненависть и несогласие казачества с моралью, религией, политикой и действиями московской власти, вспыхнувшие вдруг в виде открытого военного неповиновения и даже противоборства, можно было искоренить, по мнению властей, только безмерной кровью и превращением «разбойного» гнезда в выжженную пустыню. Что с Доном и было проделано.
36. Доношение кн. В.В.Долгорукого царю Петру Алексеевичу от 10 сентября 1708г.:
«Вор и изменник Игнашка Некрасов писал прелесные письма в нижние и верхние городки по Дону…по всем станицам, чтоб к нему шли в соединение…И по тем ево письмам из 16-ти станиц собрались в Есаулов городок все, с 3000 человек…Тут же и из ыных городков были по нескольку человек. А сам он Игнашка Некрасов с Ывашкою Павловым да с Серешкою Беспалым да с Лоскутом и з другими такими же были в Голубых и хотели идти в Есаулов городок в соединение к тем же ворам сухим путем и плавной…Некрасов с товарищи…пришли к ним в помощь вскоре, конница ево лехкая и плавная сверху…А в том городке сидели самые пущие воры и завотчики Чекунов, Кобыльской, Беляев, да самые ж воры, которые бежали ис Черкаского. А на казаков, кои со мною были, надееться было не мочно…. Воровского их войска, кои были с ним с есауловскими с 5000, да со мною в судовой казаков ж больше 1000. А по их состоянию чаять больши бы они им в помочь, а не нам. А нашего войска со мною было меньше полуторы тысячи, да Шидловской с своею конницею (вашему величеству извесно каковы черкасы). И видя они воры, что им в том городе не отсидеться, того ж дни выслали ко мне с повинною. И настала ночь и на другой день целовали крест и святые евангелие, что им быть вашему величеству в верности, так ж как и в Черкаском. И я пущих воров и завотчиков взял с собой 10 человек, а атамана их походного да двух старцов роскольщиков четвертовали и поставили на колье, а других переказнили и перевешали круг того городка и поставили висилицы на плотах и, перевешав, пустили по Дону. Всего кажнено больше 200-т человек. И вор Игнашка Некрасов и товарыщи, уведав наш приход скорой в Есаулов, и что так отважно поступили, того часу, убоясь нас, переправились под Нижним Чиром за Дон, на Ногайскую сторону, и побежали наутек на Кубань в 2000-х человек, з женами и з детьми, оставя тягости и побросав свои пожитки…И после сего, что в Есаулове счастливо окончилося и воры
Некрасов, Павлов, Беспалой, Лоскут со всеми завотчики ушли, и повидимому надежно воровству окончание на Дону , все тово смотрели, что в Есаулове зделаетца, и для того что тот городок стал о средине воров со всех рек, и пущие воры тут были, каких в Черкаском не было. Только государь на Донце воры Голой да Тишка Белогородец с товарищи их..» (Б.В.1935, док.139, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр.326 – 328).
Комментарий. Надо отдать должное воинским талантам царских полководцев. Они не дали возможности соединиться повстанцам, сконцентрировавшимся в Есауловской станице, с казаками Некрасова. И следствием этого стало почти бескровное подавление основных сил восставших: есауловцы сдались без боя, некрасовцы бежали за пределы России. И все таки, имея ввиду кровь, проливаемую на полях сражений, эту акцию бескровной можно назвать лишь условно. Здесь же крови было предостаточно, но это кровь отмщения, кровь постыдная для победителя, обратившегося в палача: они казнили сдавшихся. Нельзя без содрогания от отвращения к мерзости морального облика «благородных» негодяев воспринимать их отчеты об их кровавой вакханалии над трупами добровольно сдавшихся бунтовщиков. Это какое-то запредельное глумление над всем истинно человеческим и божественным – просто какое-то дьявольское извращение, порожденное воспаленным даже уже не сознанием, а бессознанием.
Просто представить невозможно, сколь устрашающее впечатление на население Дона производили эти плоты с повешенными трупами и насаженными на колья частями человеческих тел.По-видимому, под этим впечатлением и принималось решение последних вождей восстания бросить свою страшную родину и бежать, бежать, куда глаза глядят от этого ужаса, спасая своих детей, жен и самих себя от такой участи.
Но самый последний вождь бунтарей, Голый, все еще пытался сражаться, все еще мстил властям за произвол, насилие, за поругание веры, за отнятые жизни близких. Но главный его успех был не столько воинским, сколько бандитским:
«…пришол…полковник Илья Бильс с полком на бударах (речные суда –Ю.М.)…А сами, он вор Голой, с единомышленники своими, поехал берегом за ним полковником вслед, и переняли ево в урочище на реке Дону…И ево полковника и офицеров взяв перевязали и посадили в реку Дон, а козну государеву в дву бочках, и порох и свинец и знамена и ружье, и ево полковничьи и офицерские пожитки и платья, все пограбили…А солдат де, которые с ним Бильсом были, собрали к себе в таборы и всех ограбили и поговаривают посадить в воду. А иные де козаки говорят, чтоб тех салдат пустить живых» (Б.В.1935, 145, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр.339).
Нельзя не обратить внимание на то, сколь разительно отличался иной способ действий и характер расправы повстанцев над карательным войском.
37. Доношение кн. В.В.Долгорукого царю…от 9 ноября 1708 г.:
«Сего ноября в 4 день пришел я под станицу Решетову, где был вор Голой с воровским своим собраньем в 4000-х, и выступил против меня с конницею и с пехотою. И я…пошел на них… их воров сорвали и в городок вбили и из городка выбили и до Дону рубили, трупом положено слишком с 3000 человек, а достальные в Дон метались и потонули зело их много, и на воде постреляли, а которые и переплыли небольшие, и те многие померли от великово морозу, а вор Голой ушел сам 3-й. Пойманные воры сказали в росспросе: кой час бой начался, покиня их побежал» (Б.В.1935, док.155, стр.351 – 352).
От 8 февраля 1709 г.:«…Голого поймали Митякинской станицы казаки…атаман Василей Познеев з зимовой станицею, и того вора Голого у них взял и повес с собой к Москве…непрестанно по Хопру пущих воров…выискивают и сажают в воду, и ездоки в Азов и из Азова ездят свободно и сказывают шатости никакой нет. Гораздо смирно, пришли в чювство» (Б.В.1035, док.164, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр.361).
Комментарий. Вот, собственно, и все – восстание подавлено, на Дону снова воцарился относительный покой.
Новый Войсковой атаман Петр Емельянов, ранее, похоже, ничем особо выдающимся себя не проявил – по крайней мере, историческими документами это не зафиксировано. Но в некоторых исторических очерках ему дается либо умеренно нейтральная, либо несколько неодобрительная характеристика. Ничем фактическим она по-существу не подкреплена, поэтому и не обсуждается. А вот факт избрания его на высшую казачью должность да еще сразу до конца дней его – явление единственное в донской истории. И совершиться оно могло только по воле единственного в российской истории «царя-уникума» - Петра I-го. Велел оробевшему казачьему собранию – и все тут!. Не посмели воспротивиться, потому что по окончании этого злополучного восстания-бунта окончилась и казачья самостоятельность. А царь этим своим противоестественным назначением поглумился над теперь уже мнимой вольностью казачьей и жестко указал им, кто теперь является истинным хозяином на Дону.
38. Весной 1709 г. Царь Петр Алексеевич Романов посещает Черкасск. По не очень определённым данным, здесь совершается расправа над некоторыми участниками восстания и последним свободно избранным Войсковым атаманом Ильёй Григорьевичем Зерщиковым – их казнь.
После «наведения порядка» в Черкасске 22 апреля Петр прибывает в Азов, проделывает ту же операцию, что и в Черкасске, то есть казнит преступников. Но, не удовлетворившись этим, 26 апреля в Троицкой крепости, расположенной в Таганроге, казнит протопопа за его якобы связь с предателем Мазепой, и 15 мая отправляется в Полтаву, где 27 июня его ждет величайшая победа русского оружия над Карлом XII.
Комментарий. Вот так человеческая сущность и история прихотливо смешивают
великое и ничтожное, героизм и низость, подвиг и мерзость.
Конечно, полтавское дело возвеличило Петра, как и некоторые подобные дела его, до уровня действительного величия, и прилепившееся к нему слово «Великий» для внешнего взгляда и употребления вполне уместно. Но нам-то, его соотечественникам, потомкам и наследникам петровского времени, в котором его деяниями были погублены несметные массы наших предшественников, каково нам это его величие! Ему, его героическому и созидательному величию, вполне соразмерно его же варварское, злодейское и дьявольское даже не величие, а скорее беспредел. Неужели государственные успехи должны были непременно обеспечиваться таким вселенским истязанием российских народов и искоренением его лучших представителей?! Ведь по разным оценкам население России в период активных петровских преобразований уменьшилось на 20 - 50 % (Милюков, 1909; Клочков, 1911).
Нет, конечно, эти жертвы не обязательны. В хоре восхвалений петровских преобразований нельзя забывать, кем в действительности был этот человек и что он нам принес. Наиболее полную и достоверную нравственно-психологическую характеристику дал ему Лев Николаевич Толстой, и её нам никогда не следует забывать:
«С Петра І начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской иcтории… Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует… Сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобием Евангелий — ящиком с водкой… Коронует ****ь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына… И не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему» (Толстой, 1936,Т.26, стр.567).
Весь этот букет своих «человеческих» качеств он заимствовал и привнес на русскую почву из милого ему запада. И до сих пор нам отрыгиваются его подарочки, густо смешанные с остальными западными новациями, которые никак нам не удается отделить от сопутствующего им маразма. Слишком уж высока расплата за успехи.
И не следует забывать, что великой Россия стала задолго до Петра, и была в состоянии продолжить свое величие и без его столь противоречивых преобразований. Поэтому не стоит преувеличивать значение петровских перемен в нашей истории, а достигнутые в это время государственные успехи следовало бы приписывать не величию этого чудовища, а гению русского народа.
Ежесуточный ход донских событий
в 1707 – 1709 гг.
Кратко рассмотрев течение исторических событий на Дону и в России в целом за сравнительно большой отрезок времени, остановимся на еще более кратких выборочных эпизодах, касающихся только и непосредственно донского казачества и совершившихся с небольшими паузами в течение примерно двух лет. Речь, разумеется, идет о так называемом Булавинском восстании. Вот детальный перечень этих исторически зарегистрированных эпизодов, местами запечатлевших почти ежесуточных ход событий:
1707
3 мая - Избрание Войсковым кругом И.Г.Зерщикова и
Т.Федорова для сыска по Северскому Донцу и высылки
новопришлых людей (фактически было сорвано).
6 июля - Указ и письмо Петра I князю Ю.Долгорукому о сыске
беглых в донских городках
2 сентября - Прибытие Ю.Долгорукого в Черкасск для сыска беглых.
4-5 сентября – Придание отряду Ю.Долгорукого группы черкасских
старшин, участвовавших в заговоре о его убийстве.
6 сентября – Сыск беглых в Маныче, обнаружен 1 человек.
7 сентября -Сыск в Багаеве, обнаружено 11 человек.
9 сентября - Сыск в Бессергеневе, обнаружено 2 человека.
13 сентября – Сыск в Мелехове. Обнаружено 20 человек.
сентябрь - Тайный съезд казаков в Ореховом Буераке, где
обсуждается вопрос о расправе с отрядом .Долгорукого.
Конец сентября-
начало октября-Отправка тайных писем Ю. Долгорукому от старшин,
настроенных против антиправительственного заговора, с
предупреждением о готовившемся на его жизнь
покушении, и попытка князя расследовать это
обстоятельство.
8 октября - Прибытие отряда Ю.Долгорукого и прикомандированной
к нему казачьей старшины в Шульгинский городок.
Ночь с 8 на
9октября – Убийство ЮДолгорукого и его приближенных в
Шульгинском городке и бегство сопровождавших князя казаков Е.Петрова и др. в Старо- Айдарский городок.
9-11 октября – Рассылка К.Булавиным писем с призывами
присоединиться к восстанию.
10 октября – Прибытие в Старо-Айдарский городок Е.Петрова с
товарищами и начало формирования отряда для
подавления восставших.
11 октября – Выход против восставших и в этот же день возвращение
назад отряда Е.Петрова в Старо-Айдарский городок и его
бегство с товарищами в Черкасск.
11 октября - В Черкасске формируется войско и во главе с атаманом
Л.Максимовым и выходит против восставших.
12 октября – Прибытие К.Булавина с восставшими казаками в
Боровской городок, к ним присоединяются казаки ряда
других городков.
17 октября - Встреча на реке Айдаре близ Закотенского городка
Войска Донского с восставшими, их разгром и расправа
над 230 повстанцами, захваченными в плен. Бегство
Булавина с группой близких приверженцев, бросивших
свое войско.
24 октября - Отправка в Москву станицы во главе с Е.Петровым с
отчетом о восстании и 10 захваченными колодниками
для дознания.
Конец октября -По неподтвержденной версии бахмутского атамана
начало ноября -Кульбаки Булавин тайно появляется в Черкасском.
Бунт в городках Федосеевском, Алексеевском и Усть-
Бузулукском на севере области Войска Донского.
Начало ноября- К.Булавин появляется на Хопре, Бузулуке и Медведице.
4 ноября - Допрос Е.Петрова в Посольском приказе о начавшейся
смуте.
Первая пол-на- Булавин появляется на Днепре в Кодаке.*/
ноября - Поимка ближайших соратников Булавина - Г.Банникова
6 декабря - с товарищами.
Декабрь - Действие и поражение восставших под руководством
Кузьмы Акимова у Провоторовского городка.
14 декабря - Благодарность Петра I атаману Л.Максимову за разгром
восставших.
26 декабря - Грамота донским казакам из Посольского приказа о
посылке на Дон правительственных войск.
27 декабря - Отправка подполковника Рыкмана в Воронеж для
формирования отряда с целью присоединения к казакам
для подавления остатков мятежа на Дону.
1708
8 января - Отправка из Черкасска отряда казаков на Хопер для
«искоренения воров и бунтовщиков».
. Февраль-
март - «Прелестное письмо» Булавина из Запорожья «атаманам
молодцам, охотникам, вольным людям, ворам и
разбойникам».
9 марта - В Пристанском городке на Хопре под руководством
К.Булавина формируется войско бунтовщиков.
Март - К.Булавин на одном из казачьих кругов в Пристанском
городке заявил о походе на Черкасск, Азов и на Москву.
«Если своего намерения не исполню, то этою саблей
отсеките мне голову».
Восставшие бесчинствуют по всему верхнему Дону и
южным уездам Московии.
Вторая
половина
марта - Из Черкасска на подавление восстания в станицах
Обливской, Герасимовской и Беловоцкой отправляется
войско под руководством походного атамана
И.Зерщикова.
22 марта - «Прелестное письмо» К.Булавина « в русские города
начальным добрым людям».
Конец марта - Выход восставшего казачьего войска под руководством
К.Булавина из Пристанского городка вниз по Дону к
Черкасску.
28 марта - Выход войскового атамана Л.Максимова с Войском
донским и азовским полком из Черкасска вверх по Дону
навстречу восставшим.
Начало апреля - Письмо из Черкасска от наказного атамана И.Зерщикова в
Запорожье с призывом запорожцам не верить Булавину, и
если только воры явятся к ним, арестовать их и прислать в
Черкасск или Таганрог.
6 апреля - Грамота из Посольского приказа Войску Донскому с
предписанием присоединиться к правительственным
войскам для борьбы с булавинцами.
6 апреля - Письмо К.Булавина полковнику правительственных войск
С.Бахметьеву с предложением присоединиться к
восставшим.
8 апреля - Отряд С.Драного без боя захватил Луганский городок.
9 апреля - Победа восставших под руководством К.Булавина над
объединенными силами Войска Донского (атаман
Л.Максимов) и азовским полком (полковник Н.Васильев).
Остатки не присоединившегося к Булавину черкасского
войска бегут в Черкасск.
12 апреля - Письмо К.Булавина И.Зерщикову в Черкасск с просьбой
арестовать Л.Максимова.
26 апреля - Подход отрядов восставших к Черкасску.
28 апреля - Прибытие из действующей армии в Москву
В.Долгорукого для формирования войска против
восставших булавинцев.
28 апреля - Разгром отряда булавинца Л.Хохлача на р.Битюг
правительственным войском под руководством ,
С.Бахметьева, И.Тевяшова и В.Рыкмана.
28 апреля - Три Рыковские, Скородумовская и Тютеревская станицы
Черкасска переходят на сторону восставших булавинцев .
1 мая - Захват К.Булавиным Черкасска без боя.
2 мая - Письмо К.Булавина царю ПетруI с жалобой на
Л. Максимова и уверением в верности, покорности и
службе царю.
4 мая - Письмо К.Булавина азовскому губернатору И.Толстому с
требованием имущества Л.Максимова и Е.Петрова.
5 мая - Письмо К.Булавина в Воронеж с требованием срочной
доставки государева жалования в Черкасск.
6 мая - Казнь в Черкасске Войскового атамана Л.Максимова и
старшин Е.Петрова, А.Савельева, И.Машлыченко,
Н.Саломаты и Н.Иванова.
6 – 12 мая - Выезд из Москвы и прибытие в Воронеж В.Долгорукого.
8 мая - Избрание Войсковым кругом И.Зерщикова куренным
(станичным) атаманом.
9 мая - Избрание Войсковым кругом К.Булавина Войсковым
атаманом и Войсковыми есаулами Т.Соколова и
С.Ананьина.
12 мая - Письмо К.Булавина киевскому губернатору и воеводе Д.
Голицыну с требованием освободить и отправить на Дон
его, Булавина, жену с сыном.
12 мая - Отписки К.Булавина царю Петру I с описанием причин
казни Максимова и его старшин, а также содержащие
подтверждение в верности и предупреждение, что казаки
будут противиться царским войскам, если они пойдут
на Дон войною для разорения.
13 мая - Распоряжение великого Войска Донского всему
казачьему населению «выступить против идущих на нас
для разорения наших казачьих городков московских
полков».*/
13 мая - Выход из Черкасска трех походных войск И.Некрасова,
С.Драного и Н.Голого против московских полков.
13-16 мая - Письмо К.Булавина в Запорожье к К.Гордиенко с
предложением идти вместе на Русь.
17 мая - Отписка К.Булавина И.Толстому, оправдывающая
убийство Максимова и содержащая уверения в верности
царю.
17 мая - Отписка К.Булавина в Запорожье кошевому К.Гордиенко
с просьбой о помощи и с предложением стоять вместе
против государевых полков.
26 мая - Отписка С.Драного запорожскому кошевому
К.Гордиенко: « ради с вами умирати заедино, чтоб над
нами Русь не владела…».
26 мая - И.Некрасов и Л.Хохлач осадили Саратов.
26 мая - Прибытие в Азов беглецов из Черкасска, доставивших от
заговорщиков во главе с И.Зерщиковым письмо,
содержащее информацию о намерении восставших
расправиться со старшинами и бежать на Кубань.
29 мая - Повстанцы Некрасов и Хохлач отступили от Саратова в
связи с приближением отряда калмыков на помощь
осажденным.
1июня - Неудавшаяся попытка покушения на К.Булавина.*/
Ночь с 1-го - Конские табуны восставших были отогнаны
на 2 июня из-под Черкасска в Азов отрядом заговорщиков во главе с
В.Фроловым.
6 июня - Вступление карательной армии В.Долгорукого в Валуйки.
7 июня - Отряд повстанцев во главе с И.Павловым взял г. Царицын,
воевода с оборонявшимися укрылись в «малой крепости».
Ночь на - Разгром восставшими под руководством Драного,
8 июня Беспалого и Голого (нападение на спящих!)
правительственного Сумского полка.
8 июня - Отправка К.Булавиным посланцев на Кубань с
предложением присоединиться к нему «Кубанской орде»
для штурма Азова.*/
9 -14 июня - Письма К.Булавина в верховые городки, «чтоб изо всех
городков казаки съезжались в Черкасск…*/
13 июня - Войсковой круг в Черкасске, где К.Булавин призывает
казаков быть готовыми к штурму Азова, а казаки просят
дождаться помощи от верховых казаков. */.
16 июня - В.Долгорукий в Боровском получает от Драного отписку с
сообщением о якобы роспуске походного войска
восставших.
28 июня - Приказ Петра I В.Долгорукому активизировать воинские
действия против восставших, разорить казачьи городки по
Донцу, плененных бунтовщиков перевешать,
соединившись с азовским губернатором немедленно
идти к Черкасску «чинить промысел над ворами», добрых
людей обнадежить, велеть избрать атаманом доброго
человека.
30 июня - Войско Драного, Беспалого и Голого осадило городок Тор
и подвергло его артиллерийскому обстрелу.
31 июня - На помощь Тору подходят полки Ушакова и Шидловского,
и Драный отступает.
1 июля - Разгром объединенного войска восставших и гибель
С.Драного.
3 июля - Поражение от правительственных войск под Бахмутом
запорожцев, шедших из Сечи на помощь булавинцам.
6 июля - Осада Азова повстанцами под руководством Л.Хохлача и
их разгром.
7 июля - Возвращение в Черкасск остатков разгромленных войск
повстанцев.
7 июля - Прибытие в Черкасск сына атамана С.Драного – М.Драного
с известием о поражении и гибели отца.
7 июля - Восстание черкасских заговорщиков во главе с
И.Зерщиковым против К.Булавина и гибель последнего.
7 июля - Избрание И.Зерщикова в Черкасске атаманом Войска
Донского .
7 июля - Письмо И.Зерщикова И.Толстому в Азов об
обстоятельствах смены власти в Черкасске и гибели
(самоубийстве) К.Булавина.
8 июля - Доставка тела К.Булавина в Азов с сопроводительным
письмом И.Зерщикова.
9 июля - Письмо И.Толстого в Черкасск с требованием доставить к
нему арестованных бунтовщиков.
9 июля - Рассылка И.Толстым писем царю и в другие инстанции о
гибели К.Булавина и установлении новой власти в
Черкасске.
14 июля - Письмо Петра I В.Долгорукому с указанием натравливать
калмыков на восставших казаков и действовать по
усмотрению.
17 июля - Взятие повстанцами во главе с атаманом И.Павловым
малой крепости в городе Царицын и казнь ими воеводы
Турченина и др.
19 июля - Круг в Царицыне, разногласия между Павловым и
Некрасовым. Уход Некрасова в городок Голубые (Павлов
отказался идти к Черкасску).
20 июля - Подход к Царицыну из Астрахани отряда
правительственных войск и разгром ими отряда Павлова,
освобождение Царицына от восставших.
22 июля - В.Долгорукий на р. Миюсе получает от И.Зерщикова
отписку о гибели К.Булавина, но в сообщении об этом
царю всячески подчеркивает свое неприятие нового
атамана.
23 июля - Встреча И.Толстого и В.Долгорукого на р. Тузлов в 50
верстах от Черкасска.
23 июля - Петр I дает указание В.Долгорукому по прибытии в
Черкасск взять И.Зерщикова «с собой за караулом».
26 июля - Разгром правительскими войсками отряда бунтовщиков
атамана Е.Ларионова под городком Ровенки.
26 июля - Прибытие войска В.Долгорукого на р.Аксай и встреча с
ним И.Зерщикова и черкасских старшин. Униженная
просьба простить донцов.
27 июля - Передача В.Долгорукому наиболее выдающихся
булавинцев - 26 человек.
28 июля - Торжественное крестоцелование казаков в Черкасске в
знак верноподданности царю.
июля(?) - Письмо И.Зерщикову от И.Некрасова с угрозами за
расправу над К.Булавиным
30 июля - Запрос В.Долгорукого в письме царю, как ему поступать с
восставшими и повинившимися.
3 и 4 августа – Казнь булавинцев на площади в Черкасске (по разным
данным от 40 до 200 человек).
4 августа - Встреча В.Долгорукого и И.Толстого для составления
планов дальнейших репрессий на Дону.
5 августа - Отправка из Черкасска в Москву «легкой станицы»
(атаман В.Поздеев) с плененными булавинцами и
покаянным письмом от И.Зерщикова. .
8 августа - Выступление В.Долгорукого вместе с отрядами казаков из
Черкасска против Некрасова и Павлова.
8 августа - Разорение казачьего Перекопского городка саратовцами,
калмыками и правительственными войсками за связи с
И.Некрасовым.
13 августа - В.Долгорукий сообщает царю, что взять И.Зерщикова «за
караулом» «не мочно», «чтобы больше от них не
умножилось воровства». Можно только хитростью,
заманив обещаниями. Жестокость проявлять тоже
нельзя – восстанут снова.
15 августа - Письмо Петра I В.Долгорукому, где он призывает
проявлять гибкость: кого казнить, кого миловать и
обнадеживать по обстоятельствам: «А буде какую
противность ныне вновь зделают, то и всех
под главу».
22 -23 августа – Осада и взятие Есауловского городка
правительственными войсками под руководством
В.Долгорукого и Ф.Шидловского. Казнь более 200
человек.
23 августа - Разгром войском воеводы князя П.Хованского
повстанцев под Паншиным.
23 августа - Узнав о разгроме булавинцев под Паншиным, остатки
войск восставших во главе с Некрасовым, Павловым,
Беспалым и Лоскутом с женами и детьми бежали на
Кубань.
29 августа - Выступление В.Долгорукого против соединений Н.Голого
и Т.Белгородца на Сев. Донец.
Конец августа- В.Долгорукий призывает к себе И.Зерщикова и
начало арестовывает его.
сентября (?)
4 сентября - Взятие В.Долгоруким городка Обливский.
8 сентября - Взятие В.Долгоруким городка Дегтярный.
14 сентября - Взятие В.Долгоруким городка Новый Айдар.
18 сентября - Прибытие Н.Голого в Донецкий городок.
27-28 сентября - Пленение повстанцами Н.Голого отряда полковника
И.Билса у Донецкого городка.
8 октября - Отправка из Острогожска в Москву для сыска 44
пленных булавинцев.
10 октября - Письмо из Черкасска в Азов нового войскового атамана
П.Емельянова о захвате Н.Голым хлебного каравана,
двигавшегося в Азов.
18 октября - Выход В.Долгорукого из Каратояка в Донецкий городок в
погоню за Н.Голым.
20 октября (?) - Разгром Н.Голым отряда атамана С.Извалова в
Мигулинской станице.
26 октября - Взятие В.Долгоруким Донецкого городка и пленение
атаманов Т.Щербака и Н.Колычева с 300 казаков.
28 октября - Возвращение в Черкасск отряда Д.Тимофеева,
посланного против Голого и узнавшего о разгроме
Извалова Голым.
4 ноября - Полный разгром В.Долгоруким повстанцев Н.Голого под
станицей Решетовской, Голому удалось бежать.
1709
2 февраля - Пленение Н.Голого казаками Митякинской станицы.
19 апреля (?) - Казнь Петром I в Черкасске И.Зерщикова.
*/ Сведения приводятся из (Подъяпольская, 1962).
Комментарий. Приведу некоторые количественные прикидки, вытекающие из этих хронологических данных.
Всего в более или менее активной фазе восстание продолжалось от 9 октября 1707г. по 4 ноября 1709г.. то есть 759 суток, из них с участием правительственных войск с 28 апреля 1708г. по 4 ноября 1709г., то есть 558 суток. Таким образом, гражданская война на Дону в чистом виде длилась 200 суток, и лишь включение в нее правительственных войск резко изменило ход событий. Начавшись как военный протест против религиозного, морального, гражданского и экономического произвола Российского государства, восстание на первых этапах натолкнулось на сопротивление тех частей казачества, которые либо принимали московскую политику (их было ничтожное меньшинство), либо вынужденно мирились с нею, либо были готовы лишь на скрытое и бескровное сопротивление (их было подавляющее большинство). В целом в казачьей среде на Дону было немало противников вооруженного сопротивления Москве. И концентрировались они главным образом на юге Донщины в противоположность мятежному северу, где преимущественно и обретались упорные староверы и где находились особо привлекательные для Московии земли как объект колонизации. И исход этой междоусобной борьбы предсказать было невозможно. Именно поэтому Московская власть резко отреагировала на внутридонские события, а именно на дерзкое убийство вельможного посланника на Дон князя Ю.В.Долгорукого.
Итак, в ходе восстания произошло примерно 26 существенных военных акций повстанцев. Из них 18 против правительственных войск: побед - 5, поражений -13; против своих казаков - 8: побед-4 и поражений - 4. Крупных военных действий правительственных войск при участии примкнувших к ним казаков-противников восстания -18, из них 13 побед над восставшими и 5 поражений от бунтовщиков.
Идеология смуты
Прокламации и обращения булавинцев
1. 1707 – конец года. Воззвание Булавина (приводится Савельевым, но без ссылки на источник и в переводе или редакции, существенно отличающей текст от оригинальных текстов того времени): «Всем старшинам и казакам за дом Пресвятые Богородицы , за истинную христианскую веру и за все великое Войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно. Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую… веру и от истинной отвращают. А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили, и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы вы все мне дали твердое слово и клятву». (Савельев, 2002, стр. 401 ).
Комментарий. Е.П.Савельев в своем исследовании истории казачества писал: «Тайные проповедники старообрядчества впервые появились на Дону в 1676 г , когда казаки случайно узнали, что…чернецы не молят Бога за царя и патриарха…старые донские политиканы, недовольные московскими порядками…поняли, что, покровительствуя расколу, они легко могут отделаться от влияния Москвы, а потому, не входя в детали религиозного учения старообрядчества, всячески старались залучить к себе побольше приверженцев и с их помощью отстоять старые казачьи права, наполовину уже отнятые Москвой, в особенности после подавления бунта Степана Разина… Этим настроением воспользовался атаман Кондратий Булавин, подняв Дон против самовластия Петра Великого и его вельмож. Приверженцы Булавина среди простых казаков проповедывали, что «Рим, поляки и Киев с товарищи, и Греки, и Москва отпали от истинной веры и исповедывают латинскую и новоэллинскую». Вот почему в письме Булавина, приведенном выше, и употреблено выражение: «вводят эллинскую веру и от истинной отвращают». (Савельев, 2002, стр.282)
Эту цитату следовало бы дополнить материалами о действительном распространении старообрядчества на Дону в рассматриваемое время, что, впрочем, и сделано выше.Но,чтобы стал более понятным и воспринялся как неизбежно взрывной характер этих старообрядческих лозунгов, полезно ещё раз обратиться к самому авторитетному свидетельству – исследованию В.Г.Дружинина «Раскол на Дону в конце XVII века», предпринятому им в 1889 году. Рассмотрим его основные положения и приведем несколько выдержек из этого труда. Но при этом необходимо обратить внимание читателей на использованную Дружининым терминологию: староверы у него именуются раскольниками, хотя, строго говоря, церковный раскол в государстве осуществило само государство в лице государя и высшего духовенства во главе с Никоном. Поэтому староверы, оставаясь верными вере отцов и дедов, были глубоко оскорблены обращением с ними, как с раскольниками – им ненавистно и оскорбительно это слово применительно к ним.
Имея это ввиду, следует и воспринимать дружининскую теминологию как выражение и утверждение господствующей государственной нормы, а не как отражение истинного авторства церковного раскола:
«Нельзя не убедиться, при беспристрастном изследовании возникновения и первых шагов развития раскола, что большую роль в этих событиях играли неудачныя мероприятия господствующей церковной и гражданской власти, по отношению к приверженцам старины. Положив в основу действий принцип гонения и преследования, предержащия власти достигли результатов как раз совершенно противуположных тем, к которым стремились. Благодаря строгим карательным мерам и отсутствию спокойного, вразумительного слова, защитники старины обратились в «гонимых христиан, Христа в себе носящих», а их гонители, «в работающих сатане». Гонимые возмнили себя «рабами и поклонниками Христовыми», в противуположение никонианам, слугам Антихриста, исповедующим пестрообразную прелесть его. Раскольники считали себя призванными к проповеди истинной веры в последние времена мира. Благодаря претерпленных мучениям, они явились в глазах народа «воинами Исусовыми, страдальцами Христовыми, проповедниками благочестия, поборниками православия» (Дружинин, 1889, стр. 67-68).
Первыми «раскольниками» (здесь и далее беру это определение в кавычки как общеупотребительное, но фактически не соответствующее действительному положению) на Дону были, вероятно, иноки Корнилий и Досифей, не оставившие, однако, никаких следов о первом своем здесь пребывании (там же, стр..69). А первым сеятелем «раскола» на Дону можно считать лишь Иова Тимофеева, осевшего на реке Чир около 1672 года. В 1677 году в основанной им пустыне было уже около 20 чернецов и более 30 бельцов (там же, стр.71). В 1685 году в этой пустыне появился игумен Досифей, ранее побывавший на Дону в качестве инока с Корнилием. При нем пустынь приобрела значительное влияние на Дону, количество иноков достигло 80, бельцов 40, в возникшей женской обители насчитывалось до 100 сестер (там же, стр, 78).
Пустыни во главе с беглыми попами и попы-одиночки появлялись в это время на Дону повсеместно: 1676 – на Дону выше впадения в него Хопра черный поп Савелий с соратниками; 1678 – на Цемле поп Пафнутий; 1680 – на Белой Калитве две пустыни и в Шиповских лесах в верховьях Белой Калитвы старец Авраамий; 1680 – в Сиротином и Голубом городках поп Прокофий;1683 – в Усть-Медведицком городке поп Иван; 1684 – на Донце поп Феодосий, на устье Медведицы старец Тихон, на реке Теляузике четыре старца; 1687 на Маныче поп Самойла (там же, стр. 79 – 86). Этот краткий перечень, разумеется, не отражает истинного масштаба проникновения на Дон священнослужителей-старообрядцев. Еще большую роль в распространении «раскола» играл процесс массового бегства из метрополии раскольников-мирян и поселение их на Дону и его притоках. Особенно велик был наплыв пришлых после собора 1681 года и после «раскольничьего» мятежа в Москве в июле 1682 года с последовавшим крайне жестоким подавлением его.
При этом следует иметь ввиду, что беглецы находили на Дону людей, приверженных старым религиозным воззрениям, фактически не затронутых никонианскими нововведениями, то есть, по существу, своих единомышленников. Процесс нагнетания Дона возмущенными и негодующими «раскольниками», воссоединения их со своими единоверцами-казаками и заражения их антимосковскими настроениями был настолько всеохватен, настолько значителен, что в 1687 – 1688 годах привел Дон к фактическому состоянию почти открытого массового бунта против Москвы. На какое-то время даже верховная власть на Дону перешла в руки откровенных противников никонианской реформы и насильственного насаждения религиозных новшеств московскими властями. Почти вся властная верхушка донского казачества в Черкасском и других районах Дона во главе с ее атаманом Самойлой Лаврентьевым была настроена продолжать жизнь по старым традициям и в старых религиозных формах. Казачья старшина в лице Кирея Матвеева, Павла Чекунова, Левки Маныцкого, Левки Белогородца, Ивана Сапожника, Федота Мороза, Ивана Рабынина, Петра Смиренного, Маркуши Васильева, Пахомки Сергеева, Федьки Боярченка и многих других не хотела слепо следовать новациям религиозной реформы, сопровождающимся к тому же утеснениями казачьей вольницы.
«…созвали круг. Войсковой атаман и старшины стали приговаривать, чтобы служить по старым книгам и за великих государей и патриарха Бога не молить…Сила была на стороне раскольников – можно было приговаривать в кругу по-своему, без всякой боязни. И приговорили казаки «всем войском», великим государям «служить по-прежнему и чтобы впредь, по всему Дону, было смирно, а раскольщиков раскольщиками не называли, и сверху старых книг ничего не прибавливать и не убавливать и новых книг не держать, а если кто станет тому приговору быти противен или учнет говорить непристойные слова и тех побивать до смерти. Так была утверждена на Дону старая вера» (Дружинин. 1889, стр. 136 – 138). Главным носителем и проповедником канонов старой веры в Черкасском стал поп Самойла, обладавший и соответствующими знаниями, и проповедническим даром. Казаки «называли его великим учителем и даже апостолом».
Другим, более радикальным проповедником «раскола», а вернее, старообрядчества, был Кузьма Косой, поселившийся на Медведице в 1673 году. Здесь, благодаря его бурной не только религиозной, но и хозяйственной деятельности, за 10 лет возникло 17 поселений, в каждом из которых находилось до 20 куреней с общим числом жителей до 2 тысяч. Дело дошло до призывов и даже сборов «идти очищать землю». Черкасская власть потребовала явиться Кузьме в столицу Дона для объяснений. Тот прибыл во главе отряда в 600 человек и так объяснил свою позицию: «нам де Христос велит землю очищать: мы не боимся царей ни всей вселенной; вся христианская вера отпала и в Московском государстве благочестия нет, ни церквей, ни попов, ни какого таинства нет же, от веры отступили, а житья нашего всемирного только пять лет» (там же, стр. 150). Такие крайние меры не были поддержаны казаками Черкасского, а вернувшийся из Крымского похода Фрол Минаев, бывший всегда последовательным сторонником Москвы и вновь ставший Войсковым атаманом, на казачьем круге велел схватить Кузьму и заковать его в цепи для отправки его в Москву. Так, собственно, и закончился, не начавшись, «раскольничий» мятеж на Дону.
Последовали длительные неустойчивые препирательства между сторонниками Москвы и старообрядцами, между московскими властями и колеблющейся властью на Дону, аресты, дознания под пытками арестованных и их казни в Москве. При этом на Дону между московскими приверженцами и староверами происходили даже военные столкновения, принявшие длительный и жестокий характер. Инициированы они были под сильным давлением Москвы репрессивными акциями московской партии, пытавшейся насильственными мерами привести к новой вере староверов. Особенно свирепствовал в этих акциях назначенный командовать карательными операциями атаман Осип Михайлов. Естественно, что караемые оказывали ожесточенное сопротивление карателям. Поэтому назвать эту междоусобную войну раскольничьим мятежом было неправильным (Дружинин,1889, стр. 172). Часть казаков-староверов под страхом смерти вынуждена была формально отказаться от своих верований, но многие староверы покинули Дон и переселились на Кубань и Терек.
«В истории раскола описанное движение имело следствием утверждение раскольников на Дону, Яике, Куме и Кубани, где они продолжают пребывать и до настоящего времени. Не смотря на строгость, с которой атаман Осип Михайлов приводил казаков ко кресту и вере, через полгода раскольники уже открыто выказывали свое отвращение к ней. Когда присланные на Дон священники, Илья и Исидор, ездили на святках 1688 г. по казачьим городкам славить Христа, то «с Паншина городка до самого Черкасского, во всех городках, как мужеск, так и женск пол, и робята, яко звери и окамененные сердцем, многие к животворящему кресту не подходили и благословения не принимали. А которых де понуждали, и те нахлобуча шапки, а женский пол, закрывся полотенцы, отбегали прочь». К ним продолжали прибывать и беглые из Московского государства; но держась спокойно, те и другие могли безопасно пребывать среди казаков» (Дружинин, 1889, стр. 217).
Я бы обратил внимание читателя на то, что В.Г.Дружинин пытается в этой последней фразе как бы противопоставить беглых россиян и не принявших новой веры казаков остальным казакам, что как бы свидетельствует о полной лояльности этих остальных казаков религиозным нововведениям. По-видимому, это не совсем верно: безопасность пребывания одних среди других обеспечивалась скорее внутренним родством тех и других, отсутствием существенных противоречий между ними, а не спокойным поведением беглецов и явных староверов. В глубине души подавляющая масса казачества, вероятно, оставалась приверженной старой вере. Иначе булавинские лозунги и призывы не всколыхнули бы почти весь Дон, а прозвучали бы, как «глас вопиющего в пустыне».
2. 1708 – февраль: «Атаманы молодцы, дородные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники. Хто похочет с военным походным атаманом Кондратьем Афонасьевичем Булавиным, хто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конех поездить, то приезжайте в терны вершины самарские. А са мною силы донских казаков 7000, запорожцов 6000, Белые орды 5000 (Б.В.1935, док. 235, «Прелестное письмо» К.Булавина…, стр. 450) ».
3. 1708 – март: «…мы всем Войском стали единодушно вкупе в том, что стоять нам со всяким родением за дом пресвятые богородицы, за истинную веру християнскую, за благочестивого царя нашего, и за свои души и головы, сын за отца и брат за брата, друг за друга стоять и умирать заодно. А вам бы всяким начальным людем добрым и всяким черным людем всем такоже с нами стоять вкупе заодно. За дом пресвятые богородицы, за истинную веру християнскую, за благочестивого нашего государя, царя и за все великое Войско Донское с нами стойте заодно…ради того, что они вводят нас и всех вас в елинскую веру, а от истинной веры християнской отворотили всякими своими знаменьями и чюдесы прелесными» (Б.В.1935, док. 236, «Прелестное письмо» атамана К.Булавина…, стр. 450- 451).
4. 1708 – 23-30 апреля: Разгром Хохлача (28 апреля) Бахметьевым, Тевяшовым и Рыкманом на р. Битюк у Чиглянского юрта. В послании Бахметьева о разгроме Хохлача приводится текст письма – воззвания булавинцев: «…в прелесном письме, которое он получил во время того ж походу написано: …собрались полки на Дон и на Хопер и на Бузулук и на Медведицу и хотят розорить казачьи городки и отвратить от истинные веры христианские и превращают в елинскую веру. И они в том стали крепко единодушно и з запорожскими казаками и з Белогородцкою ордою и с калмыки и с татары и з гребенскими и с терскими и с ыицкими казаками ж за одно за бога и за в. г. и за дом пресвятые богородицы и за крест животворящей и за истинную веру; также как и прежние казаки на реке живали. И хотят вывесть еллинскую веру, что много душ христианских погибает напрасно. И ему б Бахметеву стать с ними заодно за веру христианскую. А им нет дела ни до бояр, ни до торговых людей, ни до черни, ни до солдат, ни до драгун» (Б.В.1935, док. 56, Отписка С. Бахметьева…, стр. 230).
5. 1798 – 6 апреля – Письмо к Бахметьеву: «…им войску Донскому учинилось, что собрались полки на Дон, на Хопер, на Бузулук и на Медведицу и хотят разорять казачьи городки и отвратить от истинные веры христианские и превращать в еллинскую веру и они в том стали крепко и единодушно и с запорожскими казаками и с белгородской ордой и с калмыки и с татары и с гребенскими и терскими и яицкими казаками за одно за бога и за великого государя и за дом пресвятой богородицы и за крест животворящий и за истинную веру также как прежде казаки на реке живали и хотят ныне ввести в еллинскую веру, что много душ христиаских погибает напрасно и ему б Бахметьеву стать с нами за одно за веру христианскую, а им нет делни до бояр, ни до торговых людей, ни до солдат, ни до других только им нужны немцы прибыльщики и будет им стоять за немцев и они б на них не пеняли и неправедные судьи бояре, которые стоят за немцев и за неправедных судей таких людей сыскивать и они идут к ним не воровством, а описываются с ними, чтобы им не пролить напрасные крови хриситанской» (Лебедев, 1934, № 4, стр. 88).
6. 1708 – апрель - май: «…всем верстатца пополам и быть готовым конным и оружейным, и одной половине в поход, а другой быть на куренях…Ради того, что стоять им всем вкупе за дом пресвятые богородицы за истинную християнскую веру и за благочестивого государя и за все Войско Донское, для того что зло на них помышляют, жгут и казнят напрасно злые бояря и немцы и вводят в них еллинскую веру. А ведают они атаманы молотцы, как деды их и отцы положили и они породились, прежде сего старое поле крепко было и держалось. А ныне те злые супостаты старое поле все перевежи и ни во что почли, и чтоб им старое поле не потерять» (Б.В.1935, док. 238, «Прелестное письмо» К.Булавина…, стр. 452).
7. 1708 – 17 мая: «…в прошлом 1707 году совокупилися мы Войском Донским и иными реками постоять за дом пресвятые богородицы и за провославную християнскую веру и за святыя апостольския церкви. И о том у нас Войском Донским был сбор…чтоб в нашем Войску Донском…утвердить по прежнему, как казачья обыкновения у дедов и у отцов наших и у нас» (Б.В.1935, док. 243, Отписка атамана К.Булавина…, стр. 457).
8.1708 – 26 мая: «В нынешнем 1708-м году майя месяца в 26 день по указу великого Войска Донского…велено нам Войску выступить против идущих на нас для разорения наших казачьих городков московских полков…И мы…ожидаем к себе вашей общей казачей единобрацкой любви и споможения, чтоб наши казачьи реки были по прежнему, и нам бы быть казаками, как были искони казатьство и между нами казаками единомысленное братство…чтоб над нами Русь не владела и общая наша казачья слава в посмех не была» (Б. В.1935, док. 244, Отписка атамана С.Драного…, стр. 459-460).
9.1708 – 27 мая: «…прислали… к нам на реку полковника князя Юрья Долгорукова… для того, чтоб всю реку разорить. И стали была бороды и усы брить, также и веру християнскую переменить, и пустынников, которые живут в пустыни ради имени господни, и хотели была христианскую веру ввесть в елинскую веру…много русские люди бегут к нам на Дон, денно и нощно, з женами и з детьми от изгоны царя нашего и от неправедных судей, потому что они веру християнскую у нас отнимают… А есть ли царь наш не станет жаловать, как жаловал отцов наших дедов и прадедов или станет нам на реке какое утеснение чинить, и мы Войском от него отложимся и будем милости просить у вышнего творца нашего владыки, а также и у турского царя, чтоб турский царь нас от себя не отринул. И потому мы от своего государя отложимся, что нашу веру християнскую в московском царстве перевел, а у нас ныне отнимает бороды и усы, также и тайные уды у жон и у детей насильно бреют…» (Б.В.1935, док. 246, Отписка атамана К.Булавина…, стр. 461 – 464).
10. 1708 – не позднее июля: «А нам до черни дела нет. Нам дело до бояр и которые неправду делают. А вы голотьва и вся идите изо всех городов конные и пешие, нагие и босые, идите не опасайтеся: будут вам кони и ружье и платье и денежное жалованье. А мы стали за старую веру и за дом пресвятые богородицы и за вас за всю чернь, и чтоб нам не впасть в Ельнинскоую веру» (Б.В.1935, док. 248, «Прелестное письмо» атамана Н.Голого…, стр.466).
Комментарий. Таким образом, из десяти сохранившихся «Прелестных писем»
К. Булавина и его соратников только в двух нет упоминания религиозного мотива мятежа. Оба эти письма адресованы запорожцам, по-видимому. далеким от главной проблемы Дона. Одно из них (№ 2) направлено как падшим людям, весьма далеким от духовности, то есть ворам и разбойникам, так и таманам-молодцам, и разных чинов людям. Привлечь к восстанию такой контингент религиозным призывом и обращением к душе человеческой - предприятие безнадежное. То ли дело, обещание земных телесных благ весьма примитивного свойства, а именно, - вкусно поесть, сладко попить, погулять, красно походить, покуражиться и прочее! На эту приманку, что хорошо знал предприимчивый руководитель восстания, обязательно должны клюнуть «степные люмпены» и отчаявшиеся от безысходности неудачники.. Но, судя по единичности этого воззвания, их было не столь много, чтобы обеспечить своим участием успех восстанию.
Другое письмо (№ 8), не содержащее религиозного мотива, тоже адресовано запорожцам, и потому содержит только тот мотив, который, по мнению Драного, был им особенно близок – освобождение от Москвы.
Все остальные письма, рассчитанные на подавляющую массу донского населения, учитывали уже духовное состояние людей, и в этом их состоянии – самое важное, самое больное и волнующее их. Это старая вера в Бога и старые традиции казачества, не замутненные новыми религиозными преобразованиями. Причем в этой паре проблем (вера и традиции) главной и превалирующей была старая вера, унаследованная от отцов и дедов. Только апеллируя к этим духовным потребностям своего народа, вожди и вдохновители восстания могли рассчитывать на его поддержку. И они не ошиблись в своих ожиданиях.
Недаром же они сами были частью этого народа и сами испытывали те же духовные потребности и те же политические претензии. Ведь все вожди восстания были староверами или сочувствующими им.
А как же И.Г.Зерщиков? Кем был он и кому он сочувствовал? Мне представляется, что ему было дано видеть неправоту одних и крайность мер борьбы против этой неправоты других. Разногласия были явны и очевидны, но не стоили столь жестоких и бесперспективных мер борьбы. Жестокость и кровь были еще большим злом, чем неправота одних (никониан) и упорство других (староверов). Отсюда и соответствующая линия поведения Зерщикова: попытки сгладить, смягчить, обезоружить противоборствующие стороны уговорами, мягкостью, податливостью до известных пределов, наконец, хитростью и даже силой, когда положение оказывается безвыходным.
Был ли он старовером? Об этом прямых исторических данных нет, хотя в некоторых публикациях он называется старовером (например, Чаев, 1935, стр.34). Если и был, то принадлежал к числу тех, кто жаждал и искал единения с обновленным государственным православием. Но несомненно он был против драконовских мер царского правительства, направленных на бескомпромиссное изгнание новых пришельцев на Дон с их поселений по рекам Хопру и Медведце. Именно поэтому он занял такую двойственную и уклончивую позицию в 1700, будучи Войсковым атаманом Всевеликого Войска Донского, и в 1707 году, в качестве простого старшины, назначенного Войском разобраться на месте при попытках правительства насильственно разрешить эту проблему. Решил, но не так, как было велено царским указом.
А что касается его позиции в споре представителей обновленного православия со староверами, то имеющиеся материалы свидетельствуют о его либо нейтральном отношении к этой проблеме (стоит ли из-за таких несущественных расхождений спорить и разрушать единство), либо о готовности скорее присоединиться к церкви, исповедующей обновленное православие, но при сохранении для желающих старой обрядности. В этом смысле и в этой позиции он (разумеется, не один!) был предтечей того движения, которое через десятилетия получило широкое распространение среди староверов и государственную поддержку под названием единоверия.
Нет, не был Илья Григорьевич Зерщиков сторонником раскола, он не хотел и не способствовал ему, будучи, конечно, верующим человеком, несомненно, в старых традициях, глубоко и по сути, но при этом не считая никонианские нововведения принципиальным отходом от православия.
Таким образом, чтобы там ни говорили историки о формальности повстанческих лозунгов Булавина и его соратников, факты однозначно свидетельствуют о том, что религиозный мотив был главным мотивом, поднявшим и объединившим донское казачество на борьбу против московского засилия, столь воинственно и бескомпромиссно искоренявшим старую отеческую веру. Лозунг «за старую христианскую веру против еллинской» был
самым универсальным, самым близким и понятным практически всему населению Дона. Он касался самого сокровенного и глубинного в человеческой душе, независимо от того, в каком теле она обреталась: казак или беглый крестьянин, богатый или бедный, знатный или изгой, глубоко верующий или не очень.
Этот лозунг и призыв непосредственно касался и других сторон жизни донского населения, так как именно с ним было теснейшим образом связано и все то, что приносило на Дон агрессивное правительство Москвы. Это 1/искоренение казачьих вольностей, 2/требование выдачи Москве беглых, 3/бесцеремонные попытки и насильственные акции ликвидации и переселения станиц, 4/лишение прав на рыболовство, 5/отторжение земельных угодий, 6/учреждение на исконно казачьих территориях административных подразделений московского подчинения в виде новых городов и крепостей, государственных дорог и даже губернаторства. Поистине бесчисленные узы и цепи связывали население Дона с приходом на его просторы московских властителей. А уж что касается нравственности и морали ее представителей во главе с самим православным царем, то это вообще воспринималось населением Дона как явление Антихриста.
. В этой войне религиозный мотив тесно сплетался с экономическими, социальными, нравственными, бытовыми и прочими мотивами в зависимости от того, какие социальные, национальные или идеологические группы населения в ней участвовали. В каждой из этих групп тот или иной мотив мог превалировать над другими и в том числе над религиозным, но общим, связующим и цементирующим всю массу восставших людей все-таки был мотив религиозный. Он был мощным вновь вспыхнувшим отголоском религиозного раскола тридцатилетней давности, порожденного разнузданной религиозной агрессией Москвы на Дону в 70-80-е годы XVII столетия.
И в этой связи, может быть, не стоит столь строго осуждать массовый исход с Дона на Кубань некрасовцев и иже с ними. Ведь они, как им казалось, сохранили веру, то есть душу человеческую от наступающей якобы бесовщины! Другое дело - их дальнейшая история. Сохранив свои души, они вместе с иноверцами стали губить своих бывших соотечественников и единоверцев. Не грех ли это? Не хуже ли это мнимого сбережения своей собственной души?
Парадокс ситуации состоял в том, что по своей религиозной сути противостояние двух христианских вер было основано на столь ничтожных различиях между ними, причем касающихся фактически только формальной стороны обрядности, что глубинный смысл этого противостояния остался (и остается) «за семью печатями». И тем не менее, раскол был кровав и трагичен. И нет ему оправдания ни в рамках новоявленного никонианства, ни в старообрядчестве. И там - грех и там – грех, но главная вина лежит, конечно, на реформаторах, породивших раскол и неистово искоренявших староверов.
Уроки истории и нравственности
Казачество и государство
Выше в числе второстепенных мотивов, участвующих в формировании протестного движения на Дону, помимо главного религиозного, был указан фактор противоречия между центром и окраиной. В конкретной ситуации для исследуемого явления это трансформируется в противоречия между донским казачеством и Российским государством в лице монархии.
Выдвижение этой темы в число обсуждаемых при анализе исторических российских событий не случайно и, по моему мнению, весьма актуально не столько для «руководства к действию», сколько для выявления и обоснования истинных пружин и механизмов, действовавших в качестве если не главных, то, несомненно, ведущих исторических процессов.
Наш великий писатель и моралист Лев Николаевич Толстой сказал об этом так: «Граница порадила казачество, а казаки создали Россию»! Сегодня эта фраза стала чуть ли ни паролем для истинных патриотов Родины. Не счел и я возможным пройти мимо напоминания всем и вся этого прекрасного девиза.
В качестве удачного, на мой взгляд, примера приведу цитату из интересной работы И.Б.Харламова, посвященной именно этой проблеме: « Граница породила казачество, а казаки создали Россию» … в этих словах граф сформулировал основу истории нашей страны.... И ведь действительно именно казаки создали Россию. Для этого достаточно только посмотреть на крайние точки на востоке нашей страны и вспомнить мыс Дежнёва или город Хабаровск. Названные так в честь их первооткрывателей или основателей. Да, Россия прирастала Сибирью. И именно казаки обеспечили её присоединение к России. Но это только самая зримая часть влияния казаков на историю своей страны. А есть другая тщательно скрываемая и замалчиваемая…
Так с самых первых шагов казачества в истории России место и роль казаков принижается или замалчивается. А то и привирается. В лучшем случае казаки только упоминаются как участники событий. А главный акцент делается на других, которым и приписывается основополагающая роль. Достаточно вспомнить события связанные с изгнанием поляков из Москвы в 1612 году. Когда второе ополчение уже практически проиграло битву и поляки вот-вот должны были соединиться, и тут историки, вслед за Карамзиным, взахлёб рассказывают про определившую победу русских атаку Минина в тыл польской армии во главе последнего резерва в составе нескольких сотен дворян. При этом просто вскользь упоминая о фланговой атаке нескольких тысяч казаков, форсировавших, в это же время, под огнём противника реку Москва и буквально смявших в своём порыве польскую армию»
Добавлю, что уже , по меньшей мере, с 1551 года фактическими хозяевами южной границы Российского государства были донские казаки. Свидетельством этому служит письмо турецкого султана Ногайскому князю Исмаил-мурзе: « Русского царя Ивана лета пришли, рука его над бусурманы высока, уж и мне от него обида великая, Поле все да и реки у меня поотымал, да и Дон у меня отнял, да и Азов город упуст у меня доспел, поотымал всю волю в Азове: казаки его с Азова оброк емлют и воды из Дону пить не дадут…» (Сухоруков, 2005, I, стр.19-20). В этой цитате султан всю вину, как всегда, приписывает царю, хотя виновниками всех турецких бед в Подонье были, несомненно, казаки, действовавшие по своей воле и необходимости.
В это же время происходит и присоединение к России Казанского ханства, обусловленное взятием Казани в 1552 году при участии донских казаков. Однако роль и численность казачьих соединений в этом событии историками не обсуждаются – как обычно лишь упоминаются их присутствие. Но ведь Казань была взята лишь после подрыва казаками ее крепостных стен.
Подобным же образом в описании «смутного времени» никак нельзя было обойтись без упоминание донских казаков, участвовавших почти в «составе всех противоборствующих сил той гражданской войны», но их роль в победе русской партии и становлении династии Романовых практически игнорируется. А между тем события развивались, по представлению И.Б.Харламова так: « …скромно умалчивается роль Первого Ополчения осаждавшего Москву с 1611 года. И где именно казаки, донские казаки играли ведущую роль. И хотя это предприятие постигла неудача, определённая расколом в руководстве ополчения, но именно казаки остались осаждать поляков в Московском Кремле и дождались подхода Второго Ополчения под руководством Минина и Пожарского. И в решающий момент сражения, придя на помощь второму Ополчению, определили победу России…
И тут историки лукавят, умалчивая об истинной причине противоречий Первого и Второго Ополчений. Так и Минин, и Пожарский предпочитали видеть на русском престоле иноземцев. Казаки же выступали за возведение на престол православного государя. И именно казаки возвели на престол Михаила Романова. Введя на улицы Москвы несколько тысяч казаков и предъявив Земскому Собору, который должен был утвердить на российском престоле нового царя, ультиматум, с требованием утвердить именно Михаила Романова. Подтвердив серьёзность своих намерений саблей поверх грамоты. За что потом в Польше первого Романова и называли "казацким царём»
И далее автор пишет: « И это не единичные примеры отношения историков к казакам и их роли в становлении той страны, которая известна всему миру как Россия. Лишь тогда, когда казаки были единственной силой, влияющей на исторические события, историки признавали ведущую роль казаков в исторических процессах. И чуть ли не единственным подобным примером является присоединение Сибири. Когда именно казаки, двигаясь на восток, достигли Северной Америки..Присоединение Сибири к России, объединение Украины с Россией, настолько тесно связано именно с казачеством, что все историки буквально вынуждены отметить роль казаков в этих процессах становления России. Преднамеренно упуская, что именно эти два исторических события и предопределили появление такой страны как Россия. Пришедшая на смену Московии, Московской Руси…
Можно спросить, а почему же столь значительная роль казаков в создании страны замалчивается, а то и откровенно фальсифицируется? Так ведь вопрос тут лежит в плоскости путей исторического развития России. В 17 веке у России было два возможных пути развития дворянский и казачий. Ведь именно эти силы стояли за этими направлениями возможного будущего России. Одна предопределяла кастовость, местничество, преобладание личностных интересов над интересами общества, и яростно продвигалась дворянством. Другая защищала свободу, равенство, военную демократию и обязательную ответственность перед обществом» (Харламов. 2012. http://budclub.ru/h/harlamow_i_b/protivostoynie.shtm).
Изложенное, как видим, является по существу развернутым тезисом классического изречения Льва Николаевича о казаках: тут и их место на границе становящегося государства, и роль в его становлении.
Между тем маститый историк С.М.Соловьев ограничивается в своей оценке лишь первой, «пограничной» половиной крылатой фразы Толстого:
«В XV-XVI вв. известия о казаках становятся все чаще и чаще в обеих половинах Руси. Одним из господствующих явлений древней русской жизни была колонизация - постепенное население пустынных пространств Восточной Европы и потом Северной Азии. Усевшаяся часть народонаселения, предавшаяся постоянному труду земледельческому, выделяет из себя людей, которых характер и разные другие обстоятельства ... заставляют выходить из общества и стремиться в новые, незанятые страны. Эти люди составляют самую отважную, самую воинственную часть народонаселения. В истории колонизации они имеют великое значение как проводники колонизации, пролагатели путей к новым селищам. Отвага поддерживается в нем жизнью в степи, где он предоставлен своим собственным силам, должен постоянно стоять настороже. Отсюда эти люди должны соединяться в братства, общины, для которых война служит главным занятием. Так границы государства населялись казаками.
Это были люди нетяглые и неписьменные, не имеющие собственной земли и кормившиеся работой на чужих землях. Многие из них не хотели жить на чужих землях и предпочитали вести воинственную, опасную, но более привольную, разгульную жизнь в степи на границах и за границами государства. Так как границы Руси были открыты со всех сторон, то существование казаков было естественно и необходимо. Казаки находились в большей или меньшей зависимости от государства, более или менее подчинялись его распоряжениям» (http://pstbionline.orthodoxy.ru/old/rus_hist/25_1.htm).
И далее: «Но если государство уже образовалось и…, ещё продолжается выделение подобных людей и образование из них военных обществ подле государства, то это сопоставление ведёт, разумеется, к важным отношениям. Прежде всего страна, народ, ослабляется выделением этих людей, особенно ослаблялась Россия, и без того бедная населением, рассыпавшимся на громадных пространствах; с другой стороны, выделением беспокойных сил условливалась беспрепятственная деятельность правительства, беспрепятственная централизация. Но если правительственная деятельность облегчалась внутри уходом богатырей на гулянье в степь, то образование из этих богатырей военных братств подле государства, разумеется, не могло не беспокоить последнее. Ушедши в степь для воли, казаки могли подчиняться государству только номинально, исполняли приказание государства только тогда, когда это им было выгодно; но при первом разладе их интересов с интересами государства казаки давали резко чувствовать, что они люди вольные.(http://vikent.ru/enc/3576/).
Этим, собственно, и ограничивалась роль казачества в российской истории, по С.М.Соловьеву. Для него они на втором этапе своего существования по существу, становились носителями антигосударственного начала, скорее мешавшего государству.
Мне представляется, что приведенные выше две крайние оценки роли казачества в истории становления России, соловьевская и толстовская, во всей своей полноте не отвечают истинному положению дел. Но одна из них верна лишь наполовину, а другая значитиельно ближе к истине.
С.М.Соловьев, безусловно, прав, отмечая великую роль казачества при формировании русских границ, но крайне несправедлив в оценке его как иждевенческой негативной части государственной системы. Вторая позиция, высказанная Л.Н.Толстым, представляется более справедливой, но слишком восторженной и в пылу своего восхищения казачеством забывающей о роли других начал в формировании русского государства, которые, конечно, отнюдь не меньше роли казаков.
А, по моему мнению, даже большей, так как государство наше складывалось при наличии ведущей силы единовластия, сначала великокняжеского, потом царского монархического. И это единовластие обеспечивало привлечение и объединение всех остальных общественных сил на службу становления и пространственной экспансии государства. Взаимодействие этих сил с казачеством в процессе образования и развития государства как империи – проблема особая и по существу пока еще подробно не исследованная.
Остановимся на некоторых ее аспектах в применении к рассмотренному мной отрезку донской и общерусской истории. Для этого нам придется кратко изложить историю сосуществования и поглощения казачества государством. Сложность и болезненность этого процесса состояла в принципиальной сущностной разнице этих двух систем: самоорганизующейся демократической у казаков и авторитарно деспотической у монархии. При этом та и другая системы в процессе сближения и взаимной адаптации претерпевали изменения тоже принципиально разные по характеру и масштабам. Казачество менялось принципиально, по существу, теряя почти все свои идинтификационные черты - демократизм и равенство, в то время как государство только лишь усиливало свои родообразующие признаки, а именно, монархический абсолютизм и имперскую структуру.
Конкуренция систем изначально и, см пределению была обречена на такой ход событий – слишком неравны были конкурирующие силы и по масштабам, и по заложенному в них механизму функционирования, по их коэффициенту полезного действия, то есть по их эффективности. С одной стороны – консолидация, подчинение единой воле и далеко идущим планам, с другой – отсутствие единства, разгул противоречий и эмоциональности, словом, налаженный и хорошо действующий механизм и непредсказуемая стихийность, а еще короче – автократия и демократия. И при всем при этом у одной системы – устойчивая экономическая иерархия, питающая ее жизненными силами и вооружением, у другой – вообще отсутствие сколько–нибудь внятной экономической базы, кроме подножного корма в виде охоты и рыбалки, да грабительства соседей в виде пресловутого принципа «добычи зипунов» - такова логика и реальность пограничной жизни.
Казачество обладало только одним преимуществом перед государством, которого не было у монархии – устойчивым народным менталитетом с выверенными веками и православием понятиями о справедливости, верности отеческим традициям и правилами бытового поведения.
Если проследить историю Дона с рубежа XV - XVI веков, то к этому времени здесь уже присутствовало довольно многочисленное население, представленное казаками.
«Около сего времени…, по летописям и другим историческим актам, встречаются разные казаки, а именно: в Крымской орде с 1474, в Волжской с 1492 и царстве Казанском с 1491, в царстве Астраханском с 1502, в Азове с 1499, в Аккермане или Белгороде 1515…» - пишет В.Д.Сухоруков и здесь же цитирует письмо царя Иоанна Васильевича: «…на Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки; а и наших окраин казаки, с ними смешавшись, ходят, и те люди, как вам тати, так и нам тати и разбойники». И далее – из письма князя Троекурова, бывшего послом в Путивле, к царю: «ныне, государь, казаков на Поле много и черкасцев, и киян, и твоих государевых вышли, государь, на Поле из всех окраин» (Сухоруков, 2005, I, стр.12).
Ясно, что в это время казаки были полностью свободными и независимыми – зависили только от своего умения прожить среди враждебного окружения. И основным способом этого выживания, кроме их смелости и воинственности, была способность к самоорганизации в подвижный и деятельный коллектив – Войско Донское.
И лишь с середины XVI века устанавливается связь между донскими казаками и русским царем. Она реализуется в виде выдачи царем жалования казакам за выполнение ими по просьбе царя тех или иных военных акций и за информацию о противниках («когда же нам послужите, и мы вас пожалуем своим жалованьем» - там же, грамота царя Ивана Васильевича Грозного от 17 августа 1571 г.).
Наиболее ярким событием подобного рода является участие донских казаков во взятии Казани в 1552 г., подробно описанное генералом Александром Ивановичем
Ригельманом, который, в частности, повествует: «…что по взятии Казани Иван Грозный велел одарить казаков казною и взятыми из покоренного города богатствами; «но Донцы ничего того не взяли, а просили, чтоб только пожалованы были рекою Доном до тех мест, как им надобно, что царь им и не отказал. Он им реку оную пожаловал и грамотою утвердить изволил, с крепким подтверждением и даже заклятием о ненарушимости ее «во веки веков»…Генерал Ригельман, проживший долгое время на Дону, относится к числу серьезных исследователей донской старины, а потому сообщение его о существовании означенной грамоты Ивана Грозного и списков с нее, имевшихся в его время по станицам, достойно глубокого внимания.
Есть предание, записанное еще в XVIII в. со слов старожилов и повторяемое до сего времени, что Петр I, в бытность свою в Черкасске в 1709 г., после окончания «Булавинского бунта», подлинную грамоту у войска отобрал под предлогом заменить ее новою; списки же с нее по станицам были уничтожены уже последующими администраторами в конце XVIII или начале XIX в.» (Савельев. 2002, стр.226 – 227).
В приведенной цитате прекрасно отражено изменение царского отношения к казакам за прошедшее полуторостолетие с 1552 по 1709 г.: Дон сначала пожалован казакам в вечное владение (кстати, эта просьба о пожаловании и само пожалование выглядят как с одной, так и с другой стороны, лишь тактичной формальностью, так как Дон вовсе не принадлежал царю, а был в полном владении самих казаков) , потом пожалование это отнято!
И как ни странно, резкий перелом в отношениях казачества с Московской Русью происходит после смутного времени 1611 – 1613 г. и по инициативе воцарившейся фактически по воле казаков династии Романовых. Это видно по попытке царя Михаила Федоровича добиться от казаков крестного целования в верности служить московским царям, на что казаки ответили следующей Отпиской от 30 марта 1632 г.:
«Крестного целования на Дону, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось; при бывших государех старые казаки им, государям, неизменно служивали не за крестным целованием; в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы-казаки выходили с Дону, и с Волги, и с Яика, и с Терека и атаман Сусар Федоров и многие атаманы-казаки ему государю под Казанью служили – не за крестным целованием… При Михаиле Черкашенине во Пскове сидели в осаде… не за крестным целованием. Донской атаман Ермак Тимофеевич покорил Сибирское царство…не за крестным целованием…» (Савельев, 2002, стр. 237).
Словом, отказали казаки царю в его притязаниях на сей священный акт доказательства верности ему. И эту их позицию Е.П.Савельев комментирует следующим образом: «Подобный взгляд на крестное целование свидетельствует о народе, искренне и глубоко верующем и не дерзающем применять этот «страшный и святой акт» к обыкновенному их житейскому делу – войне с неверными. Такого взгляда на этот «акт» мы не встречаем во всей истории Киевской и Московской Руси, где великие и удельные князья целуют крест с клятвой жить в мире и согласии и тотчас же нарушают ее. Так же делали и горожане. В смутное время бояре и народ присягали и Годунову, и Шуйскому, и всем Дмитриям, и Лжедмитриям, и польскому королевичу Владиславу, и австрийскому принцу Эрнесту, и всем изменили. Присяга для них была игра слов. Присягали тому, от кого можно было получить больше выгоды. Не так смотрели на этот «страшный акт» казаки, воспитанные в другой среде, в других понятиях и мировоззрениях на религию» (там же, стр.237 – 238).
Потребовал также царь Михаил Федорович от казаков «взять в смету, сколько их казаков на Дону будет», то есть учинить перепись населения, как сказали бы ныне, и прислать эти сведения в Москву. На это требование казаки ответили столь же категорично и с юмором: «…живучи на Дону и на степи по запольным рекам, в розни сами себя сметить не умеем, сколько нас есть, так как служим не с поместий и не с вотчин, а с травы да воды…наги, босы и голодны…за хлебом и за рыбою и за зверем и за травою на реку и на степь день и ночь ездим беспрестанно…как нас в разъезде много, то войско невелико, а какой час в разъезде мало, то нас что водных источниц, в иную пору мало, в иную много, а потому нам росписи сметной писать нельзя…» (там же, стр.303).
Эти примеры показывают, что претензии на использование казачества в своих интересах у царской власти исходили из представления о казаках как о подданных, обязанных исполнять волю хозяина. Однако казаки вовсе не чувствовали и не считали себя таковыми, так как служили царю добровольно, а не по обязанности и по принуждению, то есть оставались свободными и независимыми людьми.
Но уже через сорок лет, то есть через жизнь одного поколения, после ужаса разинщины ситуация изменилась кардинально. А пока в это сороколетие донское казачество продемонстрировало во всем блеске и великолепии свою самостоятельность и полную независимость от Московского царства в единоборстве с Турцией, проявив при этом изумительное воинское умение, храбрость и мужество. Речь идет о взятии казаками Азова в 1637 г.
К этому времени Азов превратился в хорошо укрепленную крепость, стоявшую в устье Дона – как кость в горле для донских казаков, закрывая им свободный выход в море, так необходимый им для постоянных рейдов за добычей в Азовское и Черное моря вплодь до Стамбула. Кроме того, владение турками Азовом не давало казакам покоя от сознания потерянной донской и русской святыни и желания вернуть себе свою древнюю столицу. Эти представления носили полулегендарный характер, связывая положение казачества с временами первого распространения христианства от Византии до Придонья в среде предков донского казачества – русичей Тмутараканского княжества и бродников.
«Турки видели и чувствовали это и прилагали все усилия укрепить Азов; для этого ими были приглашены лучшие мастера и инженеры католического запада. Стены города были обновлены, проведены валы, рвы, воздвигнуты башни, укреплен замок, устроены на берегу Дона бастионы, поставлено «200 больших, средних и малых орудий», заготовлено много тысяч снарядов, «пороховой казны», провианту и проч. Укрепив так Азов и поставив в нем 4-тысячный гарнизон из лучших войск с иностранными артиллеристами и инженерами, турки стали держать себя вызывающе и усилили набеги как на казачьи городки, так и на русские украины. Положение русских пленников в Турции, особенно казаков, стало невыносимым: их продавали в рабство, изнуряли тяжкими работами, приковывали на каторгах к веслам… и проч. Древние православные церкви в Азове были обращены в мечети, а иные разрушены. Уцелело только два храма, особенно чтимые казаками, построенные в первые века христианства (в V или VI вв.), это соборная церковь св. Иоанна Предтечи и святителя Николая, в которых, несмотря на их запустение, пленные христиане сходились иногда на молитву о своем спасении. Богослужение в них совершал греческий иеромонах» (Савельев, 2002, стр.306).
Весной 1637 года собравшийся со всего Дона войсковой круг принял решение «идти посечь бусурман, взять город и утвердить в нем православную веру». Все способное носить оружие донское население приняло в этом участие. К донцам присоединились запорожские казаки в количестве 4 – 5 тысяч. Всем казачьим воинством руководил войсковой атаман Михаил Татаринов. Начавшаяся в апреле осада продолжалась до 18 июня. Посколько у казаков не было тяжелой артиллерии, им пришлось воспользоваться проверенным ими методом при взятии Казани в 1552 г. – подкопом и взрывом крепостных стен. Азов был взят, турецкие войска разгромлены, и в город была перенесена столица Дона. Казаки стали фактическими хозяевами и Азовского, и Черного морей.
Известие о взятии казаками Азова было встречено царем с большим неудовольствием. К его возмущению примешивалось также негодование по поводу казни казаками турецкого посла Фомы Кантакузина, уличенного ими в тайных кознях против казаков. Это событие вызвало чуть ли ни панику у Турецкого султана, и все попытки вернуться в Азов силой были пресечены казаками
Владели Азовом они почти пять лет. Но силы их были, конечно, не равны враждебному окружению. Измотанные неравной борьбой казаки в конце 1641 г. предложили царю Михаилу Федоровичу Азов в дар и вечное владение. Москва отказалась от этого дара и рекомендовала казакам оставить Азов. В мае 1642 г. Войско Донское покинуло город.
Турки, вновь завладев Азовом, вместе с крымскими татарами жестоко мстили казакам за свое поражение, и сороковые – пятидесятые годы XVII столетия стали годами утеснения казаков, залечивания ими ран и восстановления понесенных потерь. Воцарившийся после смерти Михаила Федоровича его сын Алексей Михайлович в эти годы активно помогал казакам жалованием и людьми, и даже войском. Все это усиливало зависимось Дона от мужающей метрополии.
Разинские бесчинства, спровоцированное ими восстание голытьбы с примкнувшей к ним небольшой частью донских казаков и разгром государством этой смуты сильно подорвали казачий авторитет и дали возможность царской власти для существенного расширения претензий и для более настойчивых требований к казакам – проявление слабости немедленно наказывается силой. Пожалуй, самым возмутительным и угрожающим государству фактом этой смуты был лозунг восставших устроить жизнь в Московии по-казачьи, то есть без бояр, дворян и с выборной системой управления. Естественным следствием всего этого стало требование Москвы присяги от Войска Донского на верность русскому царю и утверждение этого акта отныне и вовеки.
По прибытии в Черкасск царской делегации, возглавляемой полковником Григорием Косаговым и дьяком Андреем Богдановым, 24 августа 1671 года собрался войсковой круг. На нем был зачитан указ о присяге, в котором в частности говорилось: «…чтобы старшинам и казакам все могущие возникнуть возмущения и тайные заговоры противу государя и отечества…укрощать, главных заговорщиков присылать в Москву, а их сторонников…казнить смертью; если же кто из них в нарушение этой присяги, изменяя государству и отечеству, начнет ссылаться с неприятелями своего отечества или с поляками, немцами или татарами, с таковыми предателями, не щадя жизни своей, сражаться, самим к таковым злоумышленникам не приставать и даже не помышлять о том; с калмыками дальнейших сношений не иметь, кроме увещаний служить с казаками вместе; скопом и заговорам ни на кого не приходить; никого не грабить и не убивать и во всех делах ни на кого ложно не показывать. На здравие государя и всей его царской фамилии не посягать и кроме его величества государя, царя и великого князя Алексея Михайловича и всея России самодержца, другого государя, польского, литовского, немецкого и из других земель царей и королей или принцов иноземных и российских на царство всероссийское никого не призывать и не желать, а ежели услышат или узнают на государя и всю его царскую фамилию скоп или заговор или другой какой умысел, возникший у россиян или у иноземцев, и с такими злоумышленниками, не щадя жизни своей, биться» (Савельев,2002, стр.351).
Приняв этот документ, казачество фактически должно было признать себя частью Российского государства, полностью подчиняющейся его законам и теряющей свою самостоятельность. Казачий круг, естественно, сразу же это понял и попытался, как и в 1632 г., уклониться от принятия присяги, но на этот раз куда более жесткой и обременительной. Однако внутреннего управления и устройства Войска присяга не касалась. Здесь еще власть не посягала на казаческие принципы самоуправления.
Четырехдневная борьба и сопротивление были сломлены большинством черкасских старшин, и круг подчинился этой кабале. Можно сказать – почти добровольно. Присяга была принята с целованием креста всеми присутствующими на круге и записями их в специальную книгу. Ритуал имел религиозную форму и тем самым как бы освящался священной христианской доктриной верности теперь уже не только русскому царю, но и самому Господу Богу – мощная сила, навсегда связавшая нерасторжимыми узами Российское царство и Донское казачество.
В 1672 – 1676 гг.Московская администрация проводит активную ознакомительную и разведовательную политику (частью тайно!) по выяснению внутренней структуры области Войска Донского: ее географии, численности и распределения населения по территории. Это осуществляется как непосредственными расспросами приезжающих в Москву казаков, так и соответствующими тайными поручениями своим посланникам и агентам, командируемым в Войско. Промосковски настроенные старшины охотно потворствуют этому, а рядовое казачество в основной своей массе явно или скрыто противодействуют.
Очередной мощный натиск на казачьи вольности был осуществлен Московским государством под знаменем борьбы со старообрядчеством. Дело в том, что практически все население Дона исповедовало прежние формы православия, заимствованного в свое время от Византии и просуществовавшего на Руси уже почти семь веков. Оно почти намертво вросло в народную душу, поэтому затеянная Никоном и Алексеем Михайловичем религиозная реформа не всеми была встречена с готовностью принять ее. Многие сопротивлялись. А Дона она, эта реформа, сначала почти и не коснулась из-за его все еще существенной самостоятельности и отдаленности от центра. Этим воспользовались бегущие из России приверженцы старой русской веры, для которых Дон оказался местом, желанным и безопасным от драконовских мер внедрения новой веры в метрополии. Здесь они находили то, что искали – благожелательный прием местным населением и свободу вероисповедания.
Такое положение дел Москву не устраивало, так как не только затрудняло и без того нелегкую колонизацию Дона, но делало ее почти невозможной из-за концентрации на Дону ярых противников не только новой веры, но и ее неистовых носителей – московских государевых людей с их враждебной нормальному народному самосознанию идеологией. И в следствие этого в следующее десятилетие (1676 – 1686 гг.) происходит очередной акт колонизации Дона под видом борьбы с якобы восставшими церковными раскольниками. В 1687 – 1688 гг.совершился полный разгром сопротивляющегося старообрядчества на Дону с приведением всего населения к внешней покорности и показному принятию никонианства.
Эта победа Москвы над Доном в своем религиозном выражении была формальной, но в колониальном отношении была несомненной и весьма успешной. Руководство Войском Донским в лице видных старшин и атаманов отныне становится почти только промосковским и исповедующим новое православие. Оно беспрекословно и с охотой осуществляет царскую политику борьбы с беглыми, и вообще Москва для них – Отечество, Кормилица, и образец для подражания. Казалось, что все установилось на свои места, наступила эпоха мира и благоденствия.
Но больно уж непристойно ведет себя эта Москва, особенно ее царь Петр. Пьянствует, бесчинствует, постыдно срамит даже новую церковь, собственноручно казнит налево и направо, не соблюдает подобающее русскому царю благочестие, затеивает войны, наряжает всех в срамные заморские наряды, бреет у православных бороды, окружает себя погаными немцами и заставляет русских людей подчинятся им. Конца нет бесчестию и гадостям, творимым Царем–Антихристом. Нет, не успокоилось все на православном Дону-Батюшке, не может он смириться со всем этим новшеством, и не может принять все это новое и нерусское, не может променять свои старые вольности и обычаи на все это безобразие! Дон затаился. И тут грянула новая война. Не отрицаемая казаками, скорее даже им нужная, так как направлена против ненавистных турок, засевших в Азове и препятствующих казакам в их владении морями, Азовским и Черным. Одно противно – надо вести ее вместе с царем Петром, с его отвратительными иностранцами и князьями-боярами. С этим приходится смириться, и казаки , как всегда, проявляют чудеса храбрости и воинского умения.
А что же взамен? Окончательное и командное внедрение москалей на Донщину. Азов становится российским городом с российским населением и войском. Две государственные дороги к нему идут через казачьи земли, и обслуживать их – казакам. Выход в море абсолютно и навсегда закрыт для казачьих морских походов. Рыбные угодья нижнего и среднего Дона отторгаются от казаков сначала полностью, а потом частично. Казаки лишаются права на внешние сношения и на совершение набегов и защиту от нападения иноверных. Предается забвению право на убежище беглых и старинное донское право: « с Дона выдачи нет». Словом, повязаны по рукам и ногам и фактически лишены материальной базы для существования. Это уже – слишком!
А Москва не унимается:
1703 г. – командировка на Дон эмиссаров для переписи населения Дона с целью выселения новоприбывших (после 1696 г.) и ссылки не участвовавших в Азовских походах;
1704 г. – командировка московских людей в казачьи городки для составления карты с целью изъятия лесов из общего пользования и обращения их в заповедные;
1704 г. – замена царем печати Войска Донского с изображением оленя, пронзенного стрелой, на печать с изображением пьяного казака, сидящего на бочке с вином – унизительная и мелочная акция царя, выразившая его презрение к донскому казачеству.
1706 г. – казачий спор с украинцами за Бахмутские солеварни и угодья решается Москвой в пользу украинцев.
Разумеется, резонанс на Дону в ответ на эти московские шаги был самым отрицательным. В него включились даже некоторые старшины и атаманы, ранее рьяно поддерживающие все московские действия. Дон лишь ждал случая ответить на «распоясавшуюся» метрополию. И этот случай вскоре представился.
Военная карательная экспедиция князя Юрия Владимировича Долгорукого летом 1707 года на Дон взвинтила напряжение до предела. Москвичи принялись искать и наказывать беглых из России и укрывающих их казаков по всему Дону и намеревались это сделать даже в его столице – Черкасске. Этого не мог допустить даже ярый в прошлом сторонник Москвы, а нынешний Войсковой атаман Лукьян Максимов. Возникает заговор, одним из главных действующих лиц его назначается Кондратий Афанасьевич Булавин как человек, лично заинтересованный, совершается убийство князя Долгорукого и его приближенных. Начинается восстание всего Дона против московского засилия и привносимого им неприемлемого донцами порядка. Единственным возбуждающим и объединяющим лозунгом восстания становится призыв бороться против насаждения новой еретической («еллинской») веры за старую веру и старые донские порядки.
Напомню, что события после убийства Ю.В.Долгорукого 9 октября 1707 г. разворачивались следующим образом:
1. 12 – 23 октября из Черкасска против Булавина и его сподвижников направляется собранное из 43 городков казачье войско, которое на реке Айдаре разбивает отряд .взбунтовавшихся казаков. Поймано около 200 бунтовщиков, 8 повешено, 130 отрезаны носы. Булавин бежит, бросив своих сообщников, в Запорожье.
2. В течение ноября 1707 – февраля 1708 гг.казаки-противники восстания разбивают мелкие соединения восставших из северных станиц Дона (рр. Хопер и Медведица), и плененных отправляют в Москву на расследование и наказание.
3. Март 1708 г. Черкасское войско под руководством атамана И.Г.Зерщикова направляется на реку Деркул для усмирения восставших в станицах Обливенской, Гарасимовой и Беловоцкой. Предприятие это, по-видимому, закончилось мирно, так как сведений о сражении и потерях в исторических документах не приводятся.
4. В марте - начале апреля 1708 г. вновь вспыхивает восстание на севере Донской области, в Пристанском городке, при участии вернувшегося из Запорожья И.А.Булавина с группой запорожских казаков. Восставшие с примыкающими к ним по пути новыми бунтовщиками двинулись вниз по Дону к Черкасскму. Навстречу им из Черкасска вышло Войско Донское во главе с Войсковым атаманом Л.Максимовым. 9-го апреля противоборствующие стороны всретились у Паншина на речке Лисковатке. Похоже, что сражение не состоялось, но каким-то образом весь обоз достался восставшим, а сторонники Войскового атамана вместе с ним и сопровождающей старшиной обратились в бегство в Черкасск.
5. 28 апреля 1708 г.на реке Битюк у речки Курлак произошло первое крупное сражение между царскими войсками под руководством полковников С.П. Бахметьева, И.И Тевяшова и подполковника В.Рыкмана и мятежниками под началом атамана Л.М.Хохлача Оно закончилось полным разгромом восставших. Было взято в плен 143 «вора».
6. 1-го мая 1708 произошла сдача Черкасска без боя булавинцам при очень сложных обстоятельствах противоборства в столице Дона между противниками и сторонниками восстания. 6-го мая – убийство Войскового атамана Л.Максимова и верных ему старшин. На войсковом круге атаманом Черкасска и наказным атаманом (в отсутствии Войскового) избирается И.Г.Зерщиков. 9-го мая Войсковым атаманом избирается К.А.Булавин.
7. 8-го июня восставшие под руководством С.Драного, С.Беспалого и Н.Голого на р.Уразовой за Валуйкой разгромили Сумской полк и убили полковника А. Кондратьева
8. 31 июня 1708 г. царские войска уничтожают войсковое соединение Драного, Беспалого и Голого под Тором. Гибель Драного.
9. 6-го июля 1708 г. восставшие терпят крупное поражение под Азовом, и 7-го июля в Черкасске в схватке булавинцев с их противниками гибнет К.А.Булавин. Войсковым атаманом избирается И.Г.Зерщиков, глава партии противников Булавина.
10. Начало сентября 1708 г.- сдача в плен царским войскам и покаяние крупного (около 3000 человек) соединения восставших казаков в городке Есаулове. Выявление зачинщиков и казнь около 200 человек. Бегство на Кубань из городка Голубого войска И.Некрасова в количестве около 2000 человек с семьями.
11. Сентябрь 1708 г. – разгром царского полка, руководимого И.Билсом, восставшими казаками Н.Голого на Дону у Казанской станицы.
12. 4 ноября 1708 г.- у станицы Решетовской В.В.Долгоруким полностью разгромлено войско атамана Н.Голого в составе 4000 человек, из которых 3000 уничтожено. Это было фактически полное завершение восстания.
13. В начале февраля 1709 г. в станице Митякинской пойман атаман Н.Голый и отправлен в Москву.
Главная особенность восстания, на которую никто ранее не обращал внимания, состоит в том, что от его начала (после убийства Долгорукого!) в октябре 1707 г. и почти до его середины в конце апреля 1708 г. оно осуществлялось как война гражданская, ведущаяся между казаками-сторонниками и казаками-противниками восстания. И лишь с конца апреля до ноября 1708 г. происходят столкновения между восставшими казаками и царскими войсками с примкнувшими к ним на последнем этапе казаками-противниками восстания. То есть на всем протяжении восстания внутри казачьего сообщества противоречия решались военным путем. Мне представляется, что это было спровоцировано, помимо ряда других обстоятельств, скандальным и безобразным фактом варварского убийства царского военачальника и его ближайшего окружения – благонамеренная и нравственная часть казачества не могла не воспринять это без чувства отвращения и негодования, а дальновидная и неглупая – без понимания того, что это убийство будет иметь ужасные последствия для всех казаков. Отсюда и стремление наказать своих экспансивных соплеменников со всей строгостью. Однако московская власть фактически не приняла этого во внимание, и сильно переборщила в своем стремлении наказать строптивых, а заодно и всех.
И в этой позиции усматривается некая доля юридической справедливости: ведь с 1671 г., когда казаками актом крестоцелования и росписи был принят закон о верности и служении русскому царю, все донское казачество, подпав под российскую юрисдикцию, стало его подданным и ответственным за все свои прегрешения. Вспомним пункты принятого 24 августа 1671 г. казаками царского установления: «старшинам и казакам все могущие возникнуть возмущения и тайные заговоры против государя и отечества…укрощать, главных заговорщиков присылать в Москву, а их сторонников…казнить смертью» - возникшие возмущения и заговоры не укротили, главных заговорщиков не прислали в Москву и не казнили. Вот и расхлебывайте свои вины!
И краткий итог восстания стал таковым. Число убитых повстанцев по оценкам победителей (Лебедев,1934, стр.99) равнялось около 28 тыс. человек. При численности населения Дона перед восстанием по явно заниженным оценкам в 28570 человек (Чаев и Бибикова, 1935, стр. 10 - 11) это составило 98% от общего числа жителей (это явное несоответствие истине) , и по более приемлемым данным (Гордеев, 1992, ч.3, стр.43), равным 60000, примерно, 47 % . Стерто с лица земли , наверное, не менее 80 казачьих поселений при их общей численности, равной 127 городкам (Чаев и Бибикова, стр. 10-11), что составляет 63 % от общего числа. И все это вершилось карательным войском численностью 33844 человека плюс казаки, участвовавшие в крательных операциях (Павленко, 1990, стр. 240).
Вожди восстания, кроме сбежавших на Кубань (Сергей Беспалый, Иван Лоскут, Игнатий Некрасов, Иван Павлов) либо пойманы и казнены (Никита Голый, Микула Колычев), либо убиты в бою (Семен Драный) или в междоусобной схватке с казаками (Кондратий Булавин, Лукьян Хохлач).
Такой трагический итог восстания был предопределен, в частности, не только мощью и жестокостью царских войск и их руководителей, но и тем обстоятельством, что к этому времени донское казачество было уже весьма неоднородно по имущественному и социальному положению его членов. Это неизбежный исторический ход всякого общественного явления и движения. Люди не равны изначально: сильные - слабые, умные – глупые, активные – пассивные, корыстные – бескорыстные, верующие – неверующие, добрые – злые, честные – бесчестные и так далее. Конца нет человеческим различиям. И именно они неуклонно дифференцируют всякое человеческое сообщество. В нем довольно быстро появляется так называемая элита. Причем ее принадлежность обязательно будет весьма различной в зависимости от сферы деятельности: экономическая (материальная), социальная, духовная, религиозная и т.д. Эти и другие разновидности элит обычно сочетаются таким образом, что, не противореча или мало соперничая друг с другом, структурируют общество в виде социальной пирамиды: элиты сверху, а чернь - внизу. В авторитарных общественных структурах это очевидно, в так называемых демократических деликатно завуалировано, но абсолютно неизбежно, что бы там ни говорили ярые сторонники демократии. Везде и всегда правят бал элиты, лишь в демократических обществах давая возможность черни выбирать во власть того, кого назначила элита. И вероятно, что это вполне справедливо, правда, только для тех сообществ, в которых движущей силой развития являются принципы не материального, а духовного характера на основе религиозной морали, наиболее полное и завершенное выражение получившей, как мне представляется, в ортодоксальном или правосланом христианстве.
Так произошло и с донской демократией. Все большим влиянием в казачестве стали обладать люди выдающиеся своими личными в первую очередь воинскими качествами: силой, храбростью, мыслью. Им же сопутствовал больший успех в военной добыче, вследствие чего они стали выделяться среди других и по материальному достатку. Общество укрупнялось, возникло соперничество, элита обогатилась и людьми не только с военным талантом и достатком, но и с талантами иного свойства – ум, хитрость, стяжательство, изворотливость и др. Никто из атаманов и старшин не хотел расстаться с привычным и почетным образом жизни и потому делал все для его продолжения не только лично себе, но и своим потомкам и друзьям-приятелям. И их интересы уже не были одинаковыми с интересами рядовых казаков, и появилась у них забота не только и порой не столько о донском казачестве в целом, сколько о себе и себе подобных. Такова примитивная схема возникновения и усиления элиты. Развиваясь по этой схеме, донское казачество на рубеже XVII- XVIII веков уже почти ничего общего не имело с донскими казаками начала XVI века. Оно было еще не готово, но хорошо подготовлено по внешним условиям и внутреннему состоянию к вхождению и адаптации к государственным структурам Российской монархии.
И донская элита тоже была отнюдь не однородна. Мы видели это по событиям, связанным с борьбой внутри черкасской старшины во время гонений на старообрядцев, очень резко это проявилось и в начавшемся восстании казаков против московского засилия.
Подводя итог рассмотренным взаимоотношениям донского казачества с Московской Русью с середины XVI до начала XVIII столетий, отметим наиболее существенные моменты.
1.Донские казаки в подавляющей массе были выходцами или потомками выходцев из Московской Руси, говорили с ней на одном языке, исповедовали одну религию и были этническими русскими, а следовательно принадлежали к единому народу с единым народным менталитетом. Поэтому Московская Русь всегда была для основной части донского казачества Родиной или прародиной. Но при этом казаки не ощущали и не признавали себя подчиненными московской государственной власти, будучи свободными от нее во всех своих гражданских проявлениях.
2. Московское государство в лице его монарха и присных воспринимали донских казаков как своих подданных, вассалов, временно отдалившихся от метрополии, порой злоупотребляющих своей незаконно обретенной вольностью, но полезных как сила, защищающая южные рубежи государства, и потому не отторгаемая, а всеми способами привлекаемая и используемая.
3. Отношения между казачеством и государством всегда строились из обоюдного признания того неоспоримого факта. что они по определению неравноправны и несравнимы по численности населения, по силе, по своему изначальному статусу ( центр и окраина единой системы), по моральным установлениям (как родители и блудные дети), по социальному принципу (монархия, оформленная законами как государство, и не имеющая самостоятельной государственности и писанных внутренних законов казачья вольница). Поэтому казачество, тем не менее, самоорганизованное в Войско Донское, никогда не могло даже породить в сознании дерзкие замыслы об агрессии против своей метрополии. В этом контексте попытка Разина сокрушить Московскую Русь для переделки ее по подобию казачьей вольницы должна быть определена как патологический поступок ненормального человека, изначально обречённого на неизбежное усмирение как взбесившегося выродка. Так и произошло при участии не только государства-метрополии, но и самого казачества.
4. Взятие у Турции Войском Донским Азова в 1637 г. и удержание его под своей властью в течение более четырех лет было звездным событием в Донской казачьей истории. Оно показало миру, соседям и самим казакам их великое воинское умение и силу, независимость и гордость их духа. Это была победа над очень сильным и лукавым врагом, врагом не только казачества, но и его прародины – России.
Продержав город в течение столь длительного срока в состоянии почти непрерывной войны и осады его турками, казаки вынуждены были покинуть его – ресурсы и силы Войска Донского иссякли. Но это было гордое и славное отступление: сначала, разгромив осаждающие полчища турок, казаки предложили несдавшийся город в подарок Московскому царю Михаилу Федоровичу, а по отказе того от столь щедрого подарка казаки покинули Азов, забрав с собой многочисленные трофеи.
О том, насколько мощной была вся эта военная операция казаков, можно судить по ходу взамоотношений и войн в этот период между Россией и Османской империей, в купе с которой действовало и Крымское ханство, бывшее вассалом империи турок.
Почти до конца XVI века особое беспокойство Московской Руси доставляло Крымское ханство, сначала совместно с Казанским, а с 1552 года после покорения последнего, самостоятельно. Наиболее значительные набеги крымских татар на Русь (часто вплоть до Москвы) происходили в 1517,1521, 1536, 1537, 1552, 1555, 1558, 1560, 1562, 1567, 1568, 1569, 1570, 1571, 1572 гг. Далее в связи с начавшимися конфликтами Крыма с Турцией происходит значительное снижение числа агрессивных акций крымских татар против Руси. А начиная с третьей четверти XVII в. они действуют уже преимущественно совместно с турками при русско-турецких войнах: 1676 -1681, 1686 – 1700, 1710 – 1713, 1735 -1739, 1768-1774. Эти войны велись и завершались с переменным успехом для сторон.
Так Азов, снова захваченный в 1696 г. со второй попытки (первая – в 1695 г.) казаками, но теперь уже при ведущем участии российской армии Петра I-го, в 1710 г. был возвращен Турции вместе с окружающей территорией и построенным Петром Таганрогом.
«Подписанный 12 июля мирный трактат с Турцией был, пожалуй, одним из самых тяжких мирных соглашений, на которые Россия была вынуждена идти в XVIII веке. Наиболее тяжелым условием трактата было возвращение Турции Приазовья. Теперь шли прахом все намерения Петра I освоить этот район, построить городпорт, проложить канал Волга—Дон, нужно было уничтожить флот и своей рукой закрыть то “южное окно”
(Войны России с Турцией и Швецией.http://protown.ru/information/hide/3671.html).
В войне 1735-1739 гг. Азов был отвоеван, но его снова пришлось отдать из-за общего неуспеха в войне. И лишь война 1768-1774 гг. положила конец турецкому владычеству в Крыму и в Азове – они навсегда вошли в состав России.
Подвиг Войска Донского в 1637-1642 гг., совершившего то, что с таким трудом, усилиями и многократными попытками удавалось делать таким государственным и военным гигантам как Османская империя и Российсое государство, выглядит действительно исключительно ярким воинским событием. И совершенно естественно, что в отличие от этих гигантов, Войско Донское было истощено и обескровлено настолько, что дальнйешее его сопротивление московской экспансии было существенно и непоправимо ослаблено.
5. Казачье восстание в 1707 – 1709 гг.было именно казачьим в отличие от других событий подобного рода – разинщины и пугачевщины. Первое лишь на начальном этапе было схоже с обычным казачьим рейдом «добыть зипуны», а далее выросло в восстание голытьбы Поволжья с минимальным участие в нем донских казаков. Войско Донское в этом восстании не участвовало и не одобряло его. Более того – способствовало его подавлению. Второе – пугачевщина – вообще никакого отношения к донским казакам не имело, если не считать разгрома казачьими соединениями некоторых отрядов повстанцев, проникших из того же Поволжья на Дон. Так что пороховой бочкой российских смут в XVII – XVIII вв. был не Дон, а Поволжье, на котором концентрировались разного рода работные и военные люди (торговцы, сопровождающие их караваны речники, солдаты, бурлаки и проч.), обездоленные и беглые элементы сельского и городского населения России, многочисленные инородцы и, конечно, не менее многочисленные шайки и банды разбойников и пиратствующих псевдоказаков.
Булавинщина – явление чисто казачье, представляющее собой первое и последнее военное выступление донских казаков против Москвы. Оно может показаться противоречащим тезисам 3 и 4, содержащим утверждение о невозможности войны казаков против своей метрополии и о сильном ослаблении казачества после их воинских подвигов в азовских событиях. Это противоречие может быть снято тем обстоятельством, что восстание это своей целью имело не сокрушение Московской государственности (хотя такие лозунги иногда и проскальзывали в призывах), а всего лишь освобождение от ее слишком враждебной и агрессивной экспансии на Дону. А помимо этого, следует помнить, что восстание было совершено не всем казачеством, а лишь его частью, преимущественно наиболее пострадавшей от московских акций и наиболее экстремистски настренной, ее молодой, не полностью еще оказачившейся частью. Оно потерпело поражение не только и не столько от действий царских войск, сколько от внутреннего распада и противоречий в казачьем сообществе.
Неизбежное и случайное
Географическое положение, специфика исторического развития и ментальность русского народа предопределили и специфические особенности его государственного становления в рассматриваемый период перехода от царства к империи. О том, как и с чем Россия пришла к этому периодуЛ.А.Тихомиров сказал так (цитирую в современном правописании):
«Россия, стертая с лица земли татарами, восстала в необычайной силе, почти чудесной, и не знавшей себе равной. Основами этого величия, основами спасения России, оказались православная вера и единоличная власть царя. Эти две силы Россия свято чтила, как свой палладиум, как источник своего бытия, как основу своего долга и даже какой-то своей мировой миссии. Россия тех времен, подводя себе итоги, сознала себя третьим Римом, наследницей миссии Рима и Византии…» (Тихомиров,1992, стр.282).
Смысл этой двуединой силы стоял в том, что она не была выборной, не была ответственной перед народной волей, а проистекала от воли Божьей, признаваемой и принимаемой над собой народом. Если народ исповедует православие, то он верит и понимает, что все устроение мира проистекает от Бога. И если земная власть получила благословение от Православной церкви на царство, то народ принимает и безусловно подчиняется этой власти. И это создает несокрушимое единство народа и власти над ним. То есть ту самую силу, которая так чудесно возродила Россию после татаро-монгольского ига.
А в чем же смысл той миссии, которую приписал себе русский народ? Похоже, что народ и сам не был в состоянии четко ответить на этот сакраментальный вопрос. Обратимся к Л.А.Тихомирову:
«Но в чем же эта миссия, в чем смысл существования страны, избравшей себе руководительство Божие за высший закон, и чудесно возвышенной из праха на необычайную, неожиданную высоту?» -Задает сам себе вопрос автор и отвечает: «В России было очевидно поразительное противоречие: она глубоко верила в свои основы, имея явное доказательство их спасительной силы. Она считала себя выше всех народов, третьим Римом, после которого уже не будет четвертого. И однако, малейшее наблюдение показывало русскому человеку полное несоответствие его наличной культурной силы с этим идеальным величием…Русские были крайне отсталы, но они не были неспособными, а готовность к самокритике и самоосуждению составляет даже черту Русского характера. И вот у нас является стремление к просвещению» (там же, стр.283 – 284).
Добавлю, и не только к просвещению. Народное и верховное самосознание отдает также себе отчет в необходимости усовешенствования всей государственной системы И эти стимулы, стремления и осознания претворяются в действие. И весь XVII век после Смутного времени свидетельствует об этом. При царе Михаиле Федоровиче Романове начинается устроение Московской Руси. Прежде всего надо было позаботиться о мире. Для этого уже в первые годы царствования заключаются мирные договоры сначала со Швецией, потом с Польшей, мир с которой был прерван военными событиями 1632 -1634 гг. Но главные усилия – на восстановление и развитие пришедшего в упадок хозяйства и укрепление централизации власти: наведение порядка в воеводствах, выборность старост. Для этого потребовалось также широкое внедрение в практику приглашений в Россию на службу иностранцев и не только в военной сфере, но и в гражданской: железоделательный завод в Туле, специалисты в других сферах, организация немецкой слободы «Кокуй» в Москве, приглашение крупного ученого Адама Олеария. Начинает издаваться первая русская газета «Вестовые письма».
Но просвещение путем простого копирования при недостатках предшествующего развития неизбежно приводит к отрицательным результатам. Они могут и несут разный характер от простого искажения копируемого до (при его чрезмерности) неприятия и отторжения народом. Точно так же дело обстоит и с попытками реорганизовать государственные структуры. Страна далека от покоя, она «вздрючена» переменами и народными волнениями, так как почти все происходит через «пень-колоду». Все эти факторы особенно наглядно проявились уже при царствовании Алексея Михайловича.
При этом «тишайшем» властителе была проведена уйма реорганизаций государственных структур и порядков. Одно его «Уложение» 1648-49 гг. с последующей серией дополнений составило фундаментальный свод или кодекс законодательных норм, существенно изменивших старые порядки в стране, вследствие которых основной опорой государственной власти стали средние классы – дворяне и посадские люди разных уровней и принадлежности. А основной экономической силой государства – закабаленное крестьянство. И эти преобразования не только улучшали государственную структуру, но порождали в народе и неудовольствия, и сопротивление.
Была проведена Воинская реформа по подобию западных стран (помимо стрельцов и дворянской конницы – специализированные полки: солдатские, драгунские, рейтарские, гусарский), Монетная реформа, создано множество новых приказов (министерств), введены новые и повышены некоторые старые пошлины, запрещены переходы крестьян и посадских людей на новые места и т.д.
Первым создателем русского флота следует считать Алексея Михайловича, так как именно при нем и по его инициативе началось строительство крупных судов на Волге для торговли с прикаспийскими странами. И им же в 1667г. был построен первый российский многопалубный парусник под названием «Орел», который, однако, в 1669 г. был сожжен бандой Разина.
В 1671 г. состоялось посещение царской семьей театрального представления. В Москве в это время уже функционировал балет, и исполнялась итальянская светская музыка. Но наиболее значимыми, исторически исключительными и для России судьбоносными стали следующие события, произошедшие при Алексее Михайловиче и, разумеется, не без его участия и влияния.. Это воссоединение в 1654 г. России и Украины, просуществовавшее более 300 лет и так преступно прерванное в 1991 г новой российской смутой. При нем же и его отце Михаиле Федоровиче произошло и окончательное закрепление и присоединение к России Нижнего Урала (Яицкие казаки), Сибири и Дальнего Востока с образованием новых городов: Красноярск – 1628, Якутск – 1632, Олекминск – 1635, Нижне-Колымск – 1644, Охотск – 1647, Симбирск – 1648, Чита – 1653, Нерчинск – 1658, Иркутск – 1661, Селенгинск – 1666 гг. и др.
Таким образом, за деяниями этих двух русских царей должно признать самую выдающуюся роль в формировании нашего Отечества – никто более из царствующих на Руси особ не достигал таких успехов, а Россия не возвышалась на большую высоту и величие, так как из сравнительно небольшого государства под названием Московская Русь, возникшего из отдельных княжеств после освобождения от ига, Родина наша приобрела очертания, почти соответствующие нынешним, если даже не большие – Украины-то и Казахстана уже нет с нами!
Но эти почти фантастические результаты государственного роста уже в царствование Алексея Михайловича (апогей успехов!) начинают сначала сопровождаться, а потом и замещаться кризисными явлениями. В самодержавии явно обнаруживаются подтачивающие его противоречия. Вот далеко не полный список событий, омрачивших правление «Тишайшего»:
1648 – Соляной бунт;
1650 – восстание в Новгороде, закончившееся, однако, без кровопролития;
1654 – начало церковного раскола;
1654-1667 - война с Польшей:
1660-1661 – крупные поражения русской армии в войне с Польшей;
1662 – Медный бунт;
1667 – закрепление раскола решениями Церковного Собора
1667-1671 – Разинщина;
1668-1676 – подавление бунта соловецких монахов-староверов.
Самым исторически значимым событием, по моему мнению, явился церковный раскол, в ходе которого в 1667 г. на Соборе был утвержден приоритет светской (то есть царской) власти над духовной (церковной). Это был важнейший документ, юридически обеспечивающий непререкаемое главенство в государстве одного лица – царя. Религия, ее духовность и ее моральные нормы утрачивали свое верховное значение, формирующее душу и нравственность народа и власти. Это для царя открывало путь к абсолютной власти, пользуясь которой он мог уже творить не только то, что заповедано Богом (и могло быть проконтролировано патриархом!), но все, что он захочет сам. По-существу, с этого момента в России начало осуществляться строительство империи во главе с императором – обладателем абсолютной власти. Достигнув своего апогея в царствование Алексея Михайловича, Российская государственность в этой же точке порождает и зерно своей погибели – отказ от приоритета духовности в государстве.
Всякая живая действующая система стремится к совершенству и могуществу для создания и обеспечения гарантии своего существования. Для этого ей необходимо располагать достаточным источником энергии, физическим и духовным ресурсом для построения элементов системы управления и функционирования и соответствующим жизненным пространством. В приложении к государству как системе эти элементы системы соответствуют: энергия - материальным ресурсам в виде природных объектов (земли, реки, леса, ископаемые и т.д.), физический и духовный ресурс – жизнедеятельные и талантливые люди, пространство – достаточная территория.
В XVII веке Россия вступила в такую фазу своего развития, когда все эти факторы и элементы с объективной и неизбежной необходимостью направляли ее дальнейшее существование в сторону формирования великого и мощного государства имперского типа. В этом и состоял объективный исторический ход развития нашего Отечества. Полагаю, что все остальное в виде конкретных природных явлений, частных проявлений социальных коллизий, личных особенностей и поступков отдельных личностей, в том числе ставших историческими, все это может быть случайным, хаотическим и порой даже противоречащим историческому ходу событий. Повернуть вспять или принципиально изменить историю становления государства все эти частные и случайные факторы уже не могут.
Явление казачества в российской истории относится к категории не случайных, а закономерных факторов ее развития. В качестве существенной социальной силы оно формируется (в основной своей массе) именно в период подготовки государства к его превращению из числа заштатных княжеств сначала в самодержавное царство, а затем из последнего в великую империю. И на разных стадиях этого сложного процесса казачеству отводится историей весьма разная роль от разведчика окружающих территорий, через активного колонизатора этих территорий до пограничного буфера – от полностью свободного элемента до части государственной машины. И при этом внутренняя структура, идеология и самооценка. казачества меняется в ходе исторического процесса, несколько похожего на притчу о блудном сыне: вышли из системы, покуралесили и вернулись, правда, не самостоятельно, как одумавшийся сын, а под действием грубой отеческой силы.
Естественная и непременная противоречивость формирования государства и его структурообразующих элементов обязательно приводит к непрерывному процессу появления в народе людей сильных, волевых и самодостаточных, не попавших однако по месту своего рождения в число относительно благополучных и привилегированных структур, в элиту, то есть принадлежащих к низшим классам общества. Одним из самых простых и массовых способов устранения этой несправедливости, по мнению таких индивидуумов, являлся выход из унижающей их достоинство и самооценку среды путем бегства в иные места, где они находили достойное для себя существование. Этим самым привлекательным местом «вожделенного рая» в XV! – XVII веках было Дикое Поле, находящееся за южными пределами Руси – в Донщине. Там люди жили по своим, установленными ими самими законам: в полной свободе и равенстве. И в руководители себе сами же выбирали тех, кто был способен и кто им нравился, причем – на короткое время, чтобы не зазнавался и чтобы был послушным избравшему его коллективу. Другая часть таких вольнолюбивых беглецов, объединившись в воинские соединения, отправлялась еще далее – на восток в дикие и малонаселенные места Сибири. Распространение на юг давалось тяжкой борьбой с Османской империей.
Так метрополия, то есть центр формирующегося государства, стихийно и автоматически создавала и преобразовывала свою специфическую периферию. И как всякое явление, этот процесс был противоречив. С одной стороны, он вызывал недовольство представителей эксплуатирующего класса метрополии, лишающегося рабочей силы. С другой, он был полезен и самому теряющему рабсилу классу, и метрополии в целом, так как обеспечивал государству возможность более эффективной защиты его от внешних врагов и перспективу собственной внешней экспансии. И на первых порах этого исторического процесса превалировал, несомненно, положительный фактор такого взаимодействия центра и окраины. Недаром же, несмотря на недовольство господствующих классов (боярство и дворянство) и внешних врагов, царская власть неизменно поощряла свою демократическую и независимую от нее казачью периферию. И на длительное время между центром и окраиной установились почти гармоничные отношения. Центр мирился с недостатками от потери своих выдающихся (он даже и не подозревал о том, что это действительно незаурядные его члены) соотечественников, не совал свой нос в их жизнь в их далекой окраине и благосклонно принимал от них как новые земли. Так и разборки с агрессивными соседями. А окраина тем временем жила трудной военной, но совершенно свободной, даже вольной жизнью и не без удовольствия принимала царские подачки, лишь в своем далеком воображении признавая ни к чему не обязывающее главенство и начальствование центра. Это был странный, но очень эффективный симбиоз центра и окраины, когда они были по существу юридически полностью независимы, но этнически и культурологически прочно связаны. Это был совсем уж социологически немыслимый симбиоз автократии и демократии. И, тем не менее, симбиоз этот был кровным и неразрывным.
Но все-таки главная сила и главные механизмы, определяющие и движущие развитие государства, находились в центре, а не на окраине, и от того, каков он, этот центр, зависило будущее и государства, и окраины, конечно, с помощью и сопротивлением последней. Ситуация требовала совершенствования государства, и мы видели, что этот процесс протекал крайне противоречиво: наряду с несомненным общественным прогрессом все более нарастали и внутренние несообразности от неумелой реализации принципа автократии в форме самодержавия. В ней случайный фактор, связанный с индивидуальными свойствами личности, осуществляющей этот принцип, то есть царской личности, становится столь значительным, что может даже превзойти объективный фактор необходимости тех или иных преобразований. Так личность Петра, совершенно ненормальная, даже дефективная и патологическая, сыграла трагическую роль в российской истории на самой ответственной стадии превращения самодержавного царства в империю.
Еще раз сошлюсь на уничижительную характеристику этого несчастья русской истории Л.Н.Толстым:
«С Петра I начинаются особенно близкие и понятные ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живыми в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует».
Начавшись при первых Романовых так гармонично и с минимумом помех личностного свойства, эта стадия развития государства уже при Алексее Михайловиче стала испытывать серьезные помехи в своем развитии. При Петре эти помехи обрели гипертрофированный и чуть ли ни системный характер, что, конечно, вылилось не в остановку империализации государства, а в крайне болезненные и уродливые проявления ее сопровождавшие. Это и искоренение огромных масс русского народа, и исковерканные формы его менталитета, и кретинизм копирования западных внешних признаков цивилизованности, и почти полный духовный отрыв дворянства от народа, и расправа с православной церковностью, и многое другое. Но главное мне видится в таком отстранении церкви от государства, которое в конце концов по существу подорвало основы религиозности сначала у монарха, а затем и у всего народа. С расколом и официальным признанием главенства в государстве светской власти, то есть с момента фактического ее превращения из монархически самодержавной в абсолютную имперскую начался и распад духовных основ самого государства. То великое единство православия и самодержавия, которое обусловило становление российской государственности, перестало существовать. И начался долгий и мучительный процесс сначала внутреннего духовного вырождения, а затем и внешнего физического. А в нашем контексте это проявилось в первом и единственном восстании донского казачества против метрополии – не хватило у царя ума и гибкости ввести казачество в государственные структуры мягко и безболезненно, что было неизбежной исторической необходимостью. Да и не было уже такой духовной основы: власть подобна антихристовой, казачество – в старой христианской вере.
Но в неуклонном ходе исторического процесса по развитию и совершенствованию государственной машины не могло далее казачество оставаться вне государственных структур метрополии и жить при своей демократической форме внутренного устройства. Оно непременно должно было быть встроенным в единую государственную систему царства-империи: «…деяния казаков от появления их на берегах Дона…до конца первого десятилетия XVIII века заключают… собственную историю Донского войска. С этого же времени донцы начинают постоянно ратовать в составе российских войск, и собственная история их кончилась» (Сухоруков, 2005, кн. III, стр.77,.).
В этом последнем процессе главным фактором противоречия между центром и окраиной стал социальный фактор – несоединимость абсолютизма имперской власти с автономией и демократией Всевеликого Войска Донского. Именно потому был так бессмысленно и беспричинно казнен последний свободно выбранный казачий атаман Илья Григорьевич Зерщиков, что олицетворял он в глазах царя ненавистное и неприемлемое своеволие народа, абсолютно недопустимое при абсолютной власти царя – императора.
Но так ли уж недопустимо сосуществование абсолютизма автократии и демократизма народа?. Мое глубокое убеждение - вполне допустимы! Но при известных и существенных ограничениях. Соотношения этих двух форм социального устройства должны подчиняться вертикальной иерархии: верховная власть – автократична, самая низкая – относительно демократична. Что, собственно, и было явлено впоследствие в структуре Всевеликого Войска Донского и в устройстве российского Земства. Для государств такого типа как Россия, то есть обширных территориально, многонациональных и многоконфессиональных, с пестрым этническим и историко-географическим разнообразием, словом, крайне больших и сложных структурно и содержательно, такая форма устройства является наиболее предпочтительной. Но при одном условии: возвращение православия в качестве определяющей и руководящей духовной ценности на свое место – в духовный мир народа-устроителя государства и его монарха.
Несоблюдение этого генерального условия и стало причиной падения и Войска Донского, и российского Земства, и самой Российской Империи. Как, впрочем, и всех остальных монархических и социалистических империй. Станет причиной падения и империй иного толка – так называемой экономической глоболизации, или «масонской закулисы», или еще какого-нибудь иного «демократического» изыска.
Всемирный кризис веры, сдача своих позиций всеми мировыми религиями (беснующиеся исламисты – еще более уродливая форма деградации веры, чем просто неверие) и торжество атеизма, триумфально шествующего по планете в обнимку с так называемой демократией, вовсе не внушают оптимизма в перспективах человечества. Более того – прямо порождают ассоциации с Апокалипсисом. И то, и другое (атеизм и псевдодемократия)– весьма недоброкачественные ценности, и даже более того – вовсе никакие они не ценности, а самые элементарные пороки, приверженность к которым обязательно приводит к беде. Потому что они не содержат установок, уберегающих нас от зла. И потому что в них вообще нет таких понятий как добро и зло. Взамен - так называемая свобода личности, освобождаемая почти от всех норм нравственности и морали .Разумеется, это мое мнение, и оно относится к системам, а не отдельным личностям.
Говорят: религии существуют тысячелетия, но совсем не уберегли народы от бедствий, следовательно они бесполезны. Так ведь бедствия и злодейства совершались не потому, что религии существовали и способствовали этому, а потому что народы не следовали религиозным установкам, что действовали не по настоянию религий, а вопреки им, потому что у совершающих зло не было в душе религиозного сознания, не было у них в сердце Бога. И что же мы видим теперь, когда человечество вовсе расстается и с теми слабыми зачатками веры, которые были в нем ранее? Частное зло, частные и локальные войны приобретают всемирный характер (когда там начнется Третья Мировая?), во всеобщее зло вовлекается вся планета. И даже она начинает страдать от всеобщего зла, отвечая на него катастрофами всепланетного масштаба.
А демократия? Увы, этот цветок недолговечен, он отцветает быстро. и на его месте из него возникает зловещий плод. И все потому, что мы все не равны изначально, истинная демократия недостижима и принимает черты призрачного правдоподобия.
Действие сил неравенства людей не мгновенны, они постепенно расслаивают любое изначально равно перемешанное общество. И если в этом ограниченном по объему обществе принята форма всеобщего общественного равенства, то поначалу она может реализоваться как действующий инструмент демократии: всеобщее, равное и тайное голосование, которым избираются органы управления обществом и принимаются правила, которыми руководствуются все его члены и избранная власть. Но в ходе реализации этих законов и развития общества неуклонно под действием сил физического, биологического, психического, нравственного и всех иных неравенств происходит непременное расслоение общества с образованием элит разного сорта и содержания. И заботясь о своем потомстве элиты как более приспособленные к условиям существования в данном обществе, начинают приспосабливать общество к теперь уже расслоенному коллективу для сохранения элитных условий для себя, своих потомков и своего дела. Ранее в истории человечества первобытные демократии всегда сменялись автократическими правлениями. И возрожденная и сохраненная по форме демократия в новейшее время непременно перестает быть ею по сути. Меняются и законы, и условия голосования таким образом, что элиты все более рафинируются, а низы все более оболваниваются. Умные элиты обеспечивают низам и все видимые нормы демократии, и сносную материальную жизнь – это обеспечивает им устойчивое и бесконечно пролонгированное элитное существование, а низам вечную «американскую мечту» разбогатеть и самому стать членом элиты. Разумеется, для поддержания этой мечты в вечном состоянии горения обязательно время от времени кое-кому либо случайно, либо действительно по заслугам удается ее осуществить в подтверждение незыблимости принципа «истинной демократии», от которой уж ничего по сути и не остается.
А что касается истинной демократии без кавычек, то и о ней ничего положительного сказать нельзя, потому что при ней все определяющее «большинство» всегда было, есть и будет далеко не лучшим элементом общества – хороших, умных, талантливых и совестливых всегда меньше, чем всех остальных. Так что, ориентируясь на мнение и голосование большинства, общество может избирать отнюдь не лучший путь своего развития и не самых лучших своих представителей, как и принимать или не достаточно продуманные, или дурацкие правила и законы. Ну а уж когда демократия побратается с атеизмом, тут все, как я полагаю, придет к окончательному развалу и завершению.
Донские события, изложенные выше, заняли место в системе развивающегося общественного процесса на стадии, переходной от стихийной народной демократии, через условную демократию расслаивающегося общества к насильственно внедренной автократии. В момент, когда царь отменил свободные выборы Войскового атамана они, эти выборы, были уже, хоть и свободными, но не совсем демократичными, потому что казачья среда была уже сильно расслоена. И ее элита, «домовитые» казаки и старшина, похоже, прочно держала в своих руках управление всем Войском Донским, все еще продолжая ориентироваться и на мнение казачьих низов. В разных ситуациях и в разные моменты между одними и другими соблюдался некий баланс интересов. С фактическим назначением московской администрацией Войскового атамана демократичность казачества сместилась в низы общества на уровень станиц и хуторов Этим было осуществлено введение Всевеликого Войска Донского в государственную структуру Московского царства. И это был закономерный исторически необходимый акт окончательного присоединения донских казаков к России.
Раскол: славянофильство и наступающее западничество
Начав изложение исторических событий в России и на Дону с церковного раскола и посвятив этому явлению многие последующие страницы, автор не вдавался в подробное обсуждение его религиозной и социальной сущности. Чтобы прояснить роль раскола в обстоятельствах донской смуты здесь, в результативной части исследования, это сделать, по-видимому, все таки необходимо.
Задача эта, однако, не из легких, так как вот уже на протяжении более чем трех с половиной столетий Русская Православная Церковь расколота на две несоединимые части, новообрядческую и старообрядческую, а глубинная сущность этого, как мне видится, не прояснена. При анализе этого явления обычно ограничиваются характеристикой чисто формальных различий обрядного характера. Перечислим некоторые из них. Так старые обряды были заменены на новые в следующих случаях: 1/ двухперстное крещение на трехперстное, 2/ слово «Исус» стало писаться «Иисус», 3/ хождение вокруг церкви по часовой стрелке, «посолонь», заменилось хождением против часовой стрелки, 4/ к восьмиконечному кресту прибавился и четырехконечный.
Митрополит РПСЦ Андриан 16 мая 2005 г отметил еще и следующие различия, отнесенные им не к чисто обрядным, а к более.существенным, духовным:
«Сегодня новообрядцы считают, что погружательное и обливательное крещения равноспасительны. Мы же полагаем, что они имеют разную природу, – говорит глава РПСЦ. – В погружательном крещении человек погребается для ветхой жизни в грехе и рождается для новой жизни во Христе. В обливательном лжекрещении, с нашей точки зрения, человек не погребается и не рождается…
…сегодня в храмах Московской Патриархии может причаститься практически любой, даже согрешающий смертными грехами человек. В Старообрядческой церкви правила, отлучающие грешников до их исправления, продолжают действовать…
в Русской православной старообрядческой церкви с древнейших времен сохраняется институт духовничества. Каждый христианин имеет духовного отца, который, зная характер и жизнь человека, руководствуясь евангельским учением, ведет его по спасительному пути. В "новообрядчестве" же устойчивый институт духовничества фактически отсутствует.
Если там будут восстанавливаться не только внешние признаки старообрядчества (каноническая иконопись, знаменное пение, уставное богослужение), но и древние правила Вселенских соборов, духовные традиции святых отцов, выборность священства, церковная соборность – в таком случае это движение можно только приветствовать" .
Как ни существенны обрядные и духовные различия этих двух вариантов христианского православного вероисповедания, все же представляется, что в своей глубинной сущности они едины. И к такому же выводу приходлят многие религиозные исследователи и в том числе С.Михайлов:
« В учении, в самой догме, нет никаких различий… обе эти группы верят в Троицу, почитают одних и тех же, причисленных к лику святых до раскола, праведников и поклоняются иконам».
И возникает вопрос: почему же с таким неистовством, озлоблением и кровавым бесчинством преследовались старообрядцы новообрядцами и поддерживающими их государственными структурами? Почему вообще государство вмешалось в это чисто церковное дело и почему оно приняло сторону никонианства?
По пути к установлению абсолютизма своей монархической власти царствующая династия стремилась узурпировать и духовную сферу своих подданных, делая церковь частью своего господства над народом. Это было трудно осуществить на базе старых религиозных традиций, ставших мощным средством единения и сплоченности народа и его некоторой самостоятельности и отстраненности от власти царской. Так после смерти патриарха Адриана в 1700 году патриархи больше не избирались до ликвидации монархии в 1917 году, когда вновь возобновился институт патриаршиства избранием главою РПЦ митрополита Тихона.
Модернизируя на западнический («еллинский») лад якобы неправильные традиционные религиозные обряды, государственная власть вместе с подчиненной ей верхушкой церковной иерархии демонстрировала свои непререкаемые властные функции и в этой духовной сфере. Через этот процесс, как и через другие реформы, непререкаемо реализовывалось шествие монархии к имперскому абсолютизму, исторически необходимому для роста и усиления государства. И разумеется, все это должно было осуществляться под лозунгами борьбы с дремучей косностью под знаменами прогресса и гуманизации общества, образцом которых служит просвещенный запад. Он , этот запад, настолько хорош, что царских жен русских кровей следует заменить на западных, скажем, немецких, и язык русский, и русскую одежду тоже необходимо заменить на иностранные, а дурацкие русские бороды и усы вообще сбрить, чтобы они не мешали прогрессу.
К чему все это привело, мы хорошо знаем: царская династия вообще перестала быть русской, русский язык остался только для крепостных крестьян и других низов общества, а православная русская церковь, лишившись патриархов и всенародного уважения и почитания, обратилась в инструмент государственной царской власти.
Так что не видеть и не понимать всего этого, значит в недоумении восклицать: неужто только из-за перечисленных различий ново- и староверов, решительно не достойных столь бурной реакции, в течение столетий происходит между ними столь греховная война? И не видно окончательного примирения. И не обсуждается проблема желанного объединения и возрождения Единой Русской Православной Церкви.
Разумеется, примириться с этим невозможно, потому что, примирившись и приняв это, мы должны будем принять и совсем уж невозможное: православие и вообще христианство – ложно, оно не достойно быть великой религией, потому что допускает великий грех раскола из-за ничтожных причин, несущественных причин. Повторяю, это немыслимо, это противоестественно, это невозможно.
Значит, есть ещё какие-то глубинные существенные причины, позволяющие не то чтобы мириться с таким великим грехом, как грех раскола, а принимать его именно как великий грех и всеми силами бороться за его искоренение. И покаяться за непомерные жестокости, совершенные во имя утверждения этого греха. И эта обязанность, я думаю, лежит, прежде всего, на новообрядной никонианской русской православной церкви. И на государстве, которое, впрочем, поплатилось уже за этот грех своим исчезновением – на русской монархии.
В этом направлении немало было сделано Русской православной церковью в последние годы. Об этом и о трудной истории взаимоотношений РПЦ и старообрядцев хорошо рассказал священник М.Воробьев в статье «Православие и современность» от 03.05.2008 г.:
«Взгляд на старый обряд как на ересь был навязан на Большом Московском Соборе 1666/ 1667 гг. греческими Патриархами, которым удалось унизить Русскую Церковь, отменив решения Стоглавого и других древних Поместных Соборов.
Поставившие себя вне Русской Православной Церкви старообрядцы были слишком многочисленны, чтобы их можно было не замечать. И хотя достоверной статистики в этой области не существует, можно уверенно сказать, что их число доходило до нескольких миллионов. Отношение Правительства к этим своим подданным менялось от полного непризнания при царе Феодоре Алексеевиче до полной снисходительности при Екатерине, Павле и Александре Благословенном. В эти достаточно спокойные десятилетия старообрядцы возвращались из-за границы, селились в Средней России, устраивали хозяйство, развивали промышленность и торговлю, исправно платили подати, оставаясь при этом самым консервативным и, следовательно, наиболее политически устойчивым сообществом…
К концу XVIII столетия стало очевидным, что обрядовые расхождения, послужившие причиной раскола, ничтожны по своей сути. Форма крестного знамения и порядок каждения храма не были преподаны Господом Иисусом Христом и не обсуждались на Вселенских Соборах. Они не раз изменялись в истории, и потому не имеют никакого значения для спасения верующего человека. Осознание именно этого очевидного факта привело наиболее дальновидных иерархов к мысли о возможности разрешить старообрядцам служить по старопечатным книгам и дониконовским обрядам в самой Греко-Российской Церкви, как это было до Никона, когда новгородцы поголовно крестились троеперстно, в то время как москвичи предпочитали старинное двоеперстие. Так на рубеже XVIII и XIX столетий появилось Единоверие…
К концу 19 века становилось все более ясным, что вопрос о неправильности древнерусского богослужебного обряда, ставший причиной раскола, является не более чем историческим недоразумением. Исследования профессоров церковной истории Н.Ф. Каптерева и Е.Е. Голубинского убеждали в том, что старый русский обряд не был отступлением от греческого, а является древним обрядом Византийской Церкви, который был общеупотребительным в пору Крещения Руси…
Окончательное примирение со старообрядцами произошло в праздник Пасхи 1905 г. В этот день 17 апреля 1905 г. был опубликован Высочайший манифест "Об укреплении начал веротерпимости.
Но это ставшее привычным существование старообрядцев рядом с Русской Православной Церковью не означает, что проблема разделения решена. Существующее соседство не объединенных совместной молитвой соотечественников, исповедующих одну и ту же православную веру, не может считаться нормальным и не вызывать нравственного беспокойства у того, кто знает, что Церковь по определению должна быть единой»…
В 1971 г. Поместный Собор РПЦ принимает очередное решение в развитие процесса сближения РПЦ и старообрядцев. В нем сказано:
«Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами, но свято исповедующих спасительную православную веру.
Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви свидетельствует, что спасительному значению обрядов не противоречит многообразие их внешнего выражения, которое всегда было присуще древней неразделимой Христианской Церкви и которое не являлось в ней камнем преткновения и источником разделения…
Да приведет Господь расстоящаяся паки воедино, и в любви друг ко другу да исповедуем и славим едиными устами и единым сердцем Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную».
Деяния Поместного Собора 1971 г. в отношении старого обряда подтвердил Поместный Собор РПЦ 1988 г. в специальном обращении к старообрядцам, в котором старообрядцы именуются "единокровными и единоверными братьями и сестрами, хотя и не находящимися в молитвенном общении с Московским Патриархатом".
4 июня 1999 г. Священный Синод Русской Православной Церкви принял следующее решение о старообрядчестве:
"... 2. На основании решений Поместных Соборов Русской Православной Церкви 1971-го и 1988 годов о снятии клятв на старые обряды призвать епархиальных архиереев и духовенство Русской Православной Церкви учитывать в практической деятельности на местах своего служения вышеупомянутое общецерковное решение.
3. Осудить имевшие место в истории насильственные методы преодоления раскола, явившиеся результатом вмешательства светских властей в дела Церкви.
4. Призвать издательства, выпускающие церковную литературу, применять критический подход к переизданию литературы, напечатанной в дореволюционное время, когда под влиянием светской власти старообрядчество критиковалось некорректными и неприемлемыми методами" (http://uikovcheg.narod.ru/0/nz/St/staroobr.html) .
Русская православная церковь заграницей в 2000 г принесла покаяние перед старообрядцами:
:«Мы глубоко сожалеем о тех жестокостях, которые были причинены приверженцам Старого Обряда, о тех преследованиях со стороны гражданских властей, которые вдохновлялись и некоторыми из наших предшественников в иерархии Русской Церкви… Простите, братья и сестры, наши прегрешения, причинённые вам ненавистью. Не считайте нас сообщниками в грехах наших предшественников, не возлагайте горечь на нас за невоздержные деяния их. Хотя мы потомки гонителей ваших, но неповинны в причинённых вам бедствиях. Простите обиды, чтобы и мы были свободны от упрёка, тяготеющего над ними. Мы кланяемся вам в ноги и препоручаем себя вашим молитвам. Простите оскорбивших вас безрассудным насилием, ибо нашими устами они раскаялись в содеянном вам и испрашивают прощения… В XX веке на Православную Российскую Церковь обрушились новые преследования, теперь уже от рук богоборного коммунистического режима… Мы со скорбью признаём, что великое гонение нашей Церкви в прошедшие десятилетия отчасти может быть и Божиим наказанием за преследование чад Старого Обряда нашими предшественниками. Итак, мы сознаём горькие последствия событий, разделивших нас и, тем самым, ослабивших духовную мощь Русской Церкви. Мы торжественно провозглашаем своё глубокое желание исцелить нанесённую Церкви рану…»
( http://gitie.ru/old_kistine/Statii/25_Statii.html )
Чтобы приблизиться к пониманию сущности раскола, кстати, осуществленного вовсе не староверами, а наоборот, никонианами и монархией, надо вспомнить, что староверы только защищались, только пытались сохранить свою идентичность, традиции и веру отцов. Конечно, и с их стороны были греховные крайности – пыл дискуссии обязательно приводит к ним. Но что стоили эти отдельные всплески нетерпимости и воинственного неповиновения сравнительно с могучим и беспощадным катком узаконенных репрессий с царской стороны и от представителей новой религии, главным содержанием которой было и остается кротость и всепрощение!
Так что же было такое в верованиях и образе жизни староверов, с чем так яростно боролся государственно-религиозный официоз и с чем никак не хотели и не могли расстаться староверы? Конечно, и с тем, что явилось внешней атрибутикой религиозных обрядов (двухперстие, «посолонь», Иисус и так далее), но главное в том, что староверы не приняли то, что входило в русскую жизнь вместе с этой религиозной обрядностью. А входило и именно через верхние слои общества, царский двор и государственные структуры (в том числе и военные) и слившееся с ними верховное духовенство, входило веяние иной, западной цивилизации буквально во все поры общественной и частной жизни.
Неправильно представляют некоторые, что это началось с Петра, «прорубившего окно в Европу». Много раньше, а с его батюшки уже приняло масштабы, вызывавшие неприятие и отторжение со стороны консервативных слоев русского общества . Европейские неудачники, не нашедшие себе достойного места на своей родине, хлынули в Россию и самовольно и по приглашению, являя удивленным аборигенам не только свои технические придумки, но и раскованный красочный и пестрый мир удобного, но порой непристойного быта. Одним это нравилось, другим нет. Не нравилось тем, кто был религиозен и верен своим родным обычаям и привычкам. Староверы и составляли часть этого крыла русского общества, причем наиболее религиозную, трудолюбивую и высоко нравственную.Именно по их обостренной и ранимой совести и истовой религиозности била раскрепощенность (:читай: разнузданность) и развращенность высших сфер общества и в том числе духовенства.
Давайте вспомним, что так называемые староверы (тогда они ведь не были староверами) были просто обычными русским людьми преимущественно из низов общества, для которых отцовско-дедовский образ жизни был основным, если не единственным мерилом праведности. А что это означало в быту, в повседневной жизни? Соблюдение нравственных норм и обычаев. Внешними признаками их являлись: 1/ не пить и не курить, 2/ не брить и не стричь усов и бороды, 3/ соблюдать личную гигиену, в том числе пользоваться только личной посудой, 4/ неустанное трудолюбие, 5/ безусловная честность в деловых отношениях, 6/ нравственная чистота и порядочность. Все это зиждилось на религиозных христианских правилах о праведной жизни, соблюдение которых было безусловным и неукоснительным. Это по существу и является катехизисом старой веры.
Теперь давайте сопоставим все это с европейскими новациями, привнесенными вместе с церковной реформой. Об этих новациях было немало сказано при описании Петровского взросления, его образа жизни и насаждения им европейской «культуры» на русскую почву. Могла ли такая культура (или отсутствие культуры в русских глазах!) быть безболезненно привитой к той части русского общества, которую мы отождествляем с традиционной староверческой? Разумеется, нет.
У тебя бесстыдно голое лицо, ты крестишься тремя перстами, ты пьянствуешь и окуриваешься дьявольским дымом, ты брехун и болтун, ты прелюбодей – значит ты исчадие ада и ты служишь бесу! Вот так и было встречено русскими людьми прививаемое им никонианство и западничество. С их стороны это было просто отстаивание своей русскости и своего православия. Полагаю, что это было первым проявлением на Руси того явления, которое в последствие в дворянско-интеллигентских кругах было названо славянофильством. Это было (и остается доныне!) проявлением национально – религиозного самосознания и самобытности русского народа. В сознании русского человека реформа церкви не отделялась от разрушения русского образа жизни и его менталитета, как сказали бы сегодня. А за отстаивание своей веры в Бога от дьявольских соблазнов (рая от ада!), а своего национального достоинства от инородной агрессии можно и голову положить!
Обратимся теперь к тому, как это все отразилось на Дону и в частности в той смуте, которая произошла здесь в конце XVII – начале XVIII столетия. Выше было показано, что смута эта началась, по меньшей мере, с 80-х годов XVII столетия московскими репрессиями против казаков-приверженцев старой веры и возведением церквей нового толка на Дону. С 1691 г.по 1700 г. в разных городках Дона их было построено в количестве девяти.
Вообще же следует подчеркнуть то несомненное обстоятельство, что казачество принадлежало к той категории русского населения, которое не было искушено в вопросах религии и не отличалось особой религиозностью. Здесь за прошедшие века выработался такой менталитет, который не очень соответствовал истинной христианской морали в силу того, что образ жизни казаков предполагал обязательное участие в добыче средств существования путем войны с южными и восточными соседями-иноверцами. Это был народ-воин, искушенный в насилии и захвате. Помимо этого религиозность в нем практически не поддерживалась почти полным отсутствием среди них духовенства и церковных учреждений. Так первая церковь (деревянная) в Черкасске была построена лишь в 1650 г.. Вскоре она, однако, сгорела. Построенную вслед за первой тоже деревянную постигла та же участь. И лишь в 1692 г. была воздвигнута каменная. В 1670 г. освещена церковь в Межигорской пустыне у Станицы Усть-Медведицкой. И, тем не менее, главный историк донского казачества В.Сухоруков, имея ввиду странность некоторых обрядов в среде донского казачества пишет: «не подумайте, чтобы эти странности…обрядов происходили от неуважения религии; нет, казаки всегда были набожны. Они имели два собственные монастыря: один -…в Борщеве, другой - …в Шацке…Донцы ничего не жалели к обогащению своих монастырей…серебро, золото, жемчуг, каменья, блистая в ризницах и церквах, свидетельствовали об усердной вере наших прадедов» (Сухоруков,2005,Ш, стр.88 – 89). Думаю, что казак В.Сухоруков несколько переборщил насчет «усердной веры» в оценке казачьей религиозности, но все же эта запись свидетельствует о том, что казаки безбожниками не были.
Основным способом сохранения и поддержания в них религиозности было, по-видимому, сохранение и передача родительских традиций по соблюдению христианской веры и обрядности, разумеется, в исконной форме и содержании.
И началось бегство на Дон гонимых и преследуемых в Московии приверженцев именно этой, единственно знакомой и родной казакам веры, ставшей вдруг почему-то старой. И. сами они вдруг стали староверами и, что уж совсем неприемлемо – раскольниками.
Возмущение, негодование, неподчинение - расследование, суд, наказание, истребление. Но всех-то не истребишь! Таков итог первой религиозной смуты на Дону в конце XVII столетия. Ее обстоятельства и подробности блестяще описал в 1889 г. религиозный историк В.Г.Дружинин в книге «Раскол на Дону», в которой привёл исчерпывающие данные о широчайшем распространении и утверждении староверов на Дону, нсмотря на жестокое их преследование и попытки привести к новой вере (Дружинин, 1889). Дон затаился, не принимая или лишь частично принимая новую, никонианскую (еллинскую) и царскую веру до следующего случая. И он не заставил себя ждать, разразившись казачьим восстанием в 1707 – 1709 гг.
Показательно, что царская историография более не возвращается к проблеме раскола на Дону. Будто его и не было. Лишь в 1915 г.выходит в свет фундаментальная монография следующего религиозного историка Н.В. Лысогорского « Единоверие на Дону».
Напомню, что «единоверие» это попытка объединить расколовшуюся церковь, которая, однако, несмотря на некоторые успехи, не привела к желаемому, то есть к истинному воссоединению. Причина – объединение осуществлялось под диктат государственной правящей церкви и превратилось в формальное поглощение ею старообрядцев, пожелавших церковного единства. Эту позицию с наибольшей полнотой и лаконичностью сформулировал еще в XIX веке городской новочеркасский протоиерей Андрей Юганов: «…присоединение раскольников к православной церкви должно быть безусловное, а не на правах единоверия, которое…составляет уже некоторое отделение от истинной, господствующей в государстве церкви» (Лысогорский, 1889, стр. 298). По сути внутри РПЦ образовалось некое в известной мере самостоятельное подразделение со старыми обрядами, но иерархически подчиненное РПЦ. И выходит, что вместо раскола на две части мы получили раскол на три части, каждая из которых чувствует себя самостоятельной.
И все же, когда речь идет о единоверцах, то за ними видятся не никониане, а староверы. Так вот, имея все это ввиду, рассмотрим эту проблему по материалам Н.В.Лысогорского (всецело основанным на архивных консисторских документах) применительно к Дону второй половины XVIII – начала XIX столетий – так сказать, по следам смуты, получившей в литературе наименование Булавинской. Это необходимо сделать для уяснения вопроса о масштабах старообрядчества среди донских казаков. Выбранный мною источник является как нельзя более подходящим для этой цели, потому что его автор так определяет его предназначение: «…мы предлагаем… очерк донского единоверия за первую половину XVIII в., как начальную эпоху в движении донских старообрядцев к условному единению с церковью, и за XIX век по 1883 год» (Лысогорский, 1889, стр.6).
Вот некоторые цитаты из оглавления указанного труда: «Ходатайства донских старообрядцев о церкви и священниках в 1776 – 1777 г., в 1782 – 1785 г.. в 1793 – 1797 г.; их раскольничий характер ..Раскольничьи домогательства в 1798 – 1799 г…. Прошения о старом обряде нагавцев и камышевцев…Ходатайство черкасских старообрядцев в 1805 г….дело православных ревнителей старины Верхнее-Каргалинской станицы; дело старообрядцев Глазуновской станицы…Слабый рост донского единоверия в 1841 – 1867 г….раскольничья пропаганда среди единоверцев; житейские стеснения от раскольников…» (Лысогорский, 1889, стр.777- 778).
Показательным фактором широчайшего распространения единоверия и старообрядчества на Дону вплоть до середины XIX века является перечень донских станиц, где представители этого верования (по сути своей старообрядческого даже в единоверческом толке) присутствовали в количествах, потребовавших вмешательства и решения их проблем на высоком уровне иерархической церковной пирамиды вплоть до Синода и государственных структур на уровне наказного атамана.
Список насчитывает более сорока станиц (по алфавиту): Аксайская, Белая-Криница, Богоявленская, Быстрянская, Ведерниковская, Великокняжеская, Верхне-Каргальская, Верхнемихайловская, Верхне-Чирская, Глазуновская, Елизаветинская, Есауловская. Кагальницкая, Казанская, Камеская, Камышовская, Каргалинская, Кобылянская, Константиновская, Кривянская, Кумшацкая, Манычская, Мариинская, Нагавская, Нижне-Курмоярская, Нижне-Новочеркасская, Нижне-Чирская, Николаевская, Новочеркасская, Обливская, Островская, Потемкинская, Пятиизбянская, Романовская, Сальская, Скородумовская, Терновская, Траилинская, Тютеревская, Усть-Белокалитвенская, Цимлянская, Черкасская, Чернышевская.
Промимо этого, в цитируемой монографии упоминаются еще и десятки старообрядческих и единоверческих хуторов, . Эти данные позволяют утверждать, что единоверцы и старообрядцы жили после «булавинских» событий по всей территории Войска Донского. Об их количественном соотношении с православными новой веры можно приблизительно судить по следующим, к сожалению, крайне малочисленным данным, содержащимся в той же монографии.
Например, в Верхне-Чирской станице в 1873 г. православных насчитывалось 100 человек, а старообрядцев – 10 тысяч (Лысогорский, стр.327 – 328). В Усть-Белокалитвенской и ближайших хуторах в 1880 – 1883 гг. количество старообрядцев составляло 4844 человека (там же, стр.429), что составляло, по-видимому, не менее половины всего местного населения, так как оно в станице и прилегающих хуторах едва ли могло превышать 10 тыс (более крупных населенных пунктов на Дону в то время практически не было). В трех станицах, Верхнее-Каргальской, Романовской и Камышовской в целом , соотношение между православными, единоверцами и старообрядцами в 1866 - 1867 гг. было соответственно таким: 1858 – 2151 – 4680 (там же, стр.494). Если в процентах, то: 21, 4 – 24, 8 – 53,9%. Соотношение между православными никонианами и староверами (при объединении последних с единоверцами): 21, и 77,6 %%.
Таким образом, в приведенных примерах отмечено от четырехкратного до десятикратного преобладание староверов над новыми православными.
Трудно судить, насколько верно это отражает действительное положение дел во всей области Войска Донского в рассматриваемое время. Но приведенные количественные данные позволяют предположить, что даже после восстания донских казаков в 1707 -1709 гг. подавленного с неслыханной жестокостью, число староверов на Донской земле оставалось по крайней мере не меньше числа новых православных, а похоже, что даже значительно больше.
Подтверждением этого факта служит в частности и это сообщение православного священнослужителя из притча станицы Глазуновской, жалующегося на засилие станицы староверами: «Мы теперь в великой опасности, иногда случится в ночное время и по своим правоверным ходить для нужных исправления по домам треб, потому что раскольников великое количество, 314 дворов, а между ними и наши правоверные живут, а оные старообрядцы хвалятся, мы де теперь у себе указ имеем, что в наши дома попам не входить, а кто осмелися воитить, дубину на нем положим…» (там же, стр.141). Здесь существенным является не испуг попа от мнимой опасности, а его информация о количественном соотношении между староверами и никонианами, затесавшимися среди великого множества первых.
Следовательно, накануне восстания и в ходе него староверами было представлено почти все донское население. И тогда становится понятным и логически обоснованным содержание лозунгов и призывов вождей восставших, где ключевыми словами и фразами были: за истинную христианскую (старую) веру и против елинской веры, за старую жизнь и поле и против немцев и злых бояр. Эти призывы стали содержанием всех посланий, адресованных вождями восстания своим соотечественникам. При этом в посланиях часто фигурируют чисто старообрядческие претензии и обиды, в частности - бритье московскими насильниками бород и усов у казаков. Это уж просто один из самых могучих факторов агитации староверами своих единоверцев. Высказанный открыто и вовсеуслышание без стеснения перед правоверными никонианами, он тем самым свидетельствует о том, что аудитория у этого призыва будет практичски полностью своей, то есть старообрядческой.
Совершенно необоснованное игнорирование этих лозунгов и призывов историками, занимавшимися исследованием и описанием Булавинского восстания (смотри выше), привело их к принципиально неверным представлениям о причинах восстания и его идеологии. По их выводам, что только ни называлось причиной казачьего восстания, кроме религиозной. Апофеозом нелепости стала позиция советских историков, договорившихся до того, что восстание было даже не казачьим, а крестьянским, и было направлено против угнетения их, крестьян, угнетателями, то есть дворянами. И потому очень прогрессивным, хоть и обреченным на поражение из-за отсутствия руководства со стороны пролетариата, который к тому времени еще не появился. А прогрессивное потому, что расшатывало феодальный строй. Вот такие перлы.
Позиция историков, менее ангажированных или ангажированных лицами и силами менее одиозными, тоже не блистала глубиной анализа, а более или менее удовлетворяла потребность руководящих закзчиков в государстве. Вот некоторые примеры:
1. Казачество расширялось за счет государства и последнее пресекло это.
2. Спор между казаками и государством из-за беглых крестьян.
3. Спор из-за Бахмутских солеварен.
4. Восстание казаков против утеснения их государством.
5. Война между казаками и их злейшими врагами раскольниками.
Почти каждое из перечисленных утверждение в какой-то мере и какой-то своей частью присутствовало в том сложном и многостороннем процессе, в котором принимали участие огромные (по тем временам и местам!) массы людей разного пола, возраста, имущественного состояния, социального и семейного положения, групповой принадлежности, взглядов, верований и т.д. И процесс этот носил преимущественно военный характер с многочисленными жертвами, казнями, судами, расправами, грабежами, исходами, победами и поражениями. Но все же все эти причины, побуждения и мотивы восстания и по отдельности, и в совокупности совсем не соответствовали основной действующей силе восстания – борьбе против насильственного приобщения к чуждой вере за восстановление своей традиционной веры и своего традиционного образа жизни.
Это была война, прежде всего, религиозная. Единственная в России, первая и (надеюсь) последняя, настоящая война между староверами и никонианами в лице государства. Под этими внешними ликами противоборствующих сил и в их глубинной сущности просвечиваются и другие движущие силы процесса: борение между центром и окраиной бурно развивающейся имперской структуры государства , между консервативным народом и абсолютизирующейся и гримасничайся на западный манер властью, между русскостью, предтечей славянофильства, и наступающим западничеством, война двух разных ипостасей противоречивого исторического процесса, осложненного и завуалированного великим многообразием конкретных человеческих личностей и судеб.
И вполне естественно возникает вопрос: почему именно религия заняла в этом процессе главное, ведущее место? К счастью, ответ на этот вопрос прост и ясен: религия это то, что является общим для всех участвующих в процессе элементов. Она одинакова для всех, так как представляет собой веру в единого Бога и следование заветам этого Бога. Попытка внешних сил изменить что-либо в этой божественной религиозной структуре является покушением на фундаментальные мировозренческие и нравственные основы существования каждой личности, исповедующей эту веру. Повторяю, каждой личности, независимо от того, кем и чем она является в вещном мире – царем или изгоем, казаком или крестьянином, боярином или солдатом. Тебя отличают от других людей бесчисленные твои и их свойства, привязанности, положение в обществе, владение или невладение чем-то, возраст, пол, семейные узы, знатность, ум, и все, что угодно. Но, если ты принадлежишь с этими другими людьми к одной вере – вы все едины, вы все одно целое, так как эта вера объединяет всех, ее исповедующих.
Вот потому-то покушение на исконную русскую веру и всколыхнуло все пестрое донское общество, потому что оно было в этом месте и в это время многочисленным, хорошо вооруженным и готовым к активной борьбе за свою веру коллективом, то есть силой, не только единой по вере, но и вооруженной и объединенной, способной противостоять насилию центра. В отличие от российских староверов, в это время разобщенных и бегущих в разные стороны («врассыпную») от Москвы.
И тут снова возникает вопрос: а хорошо это или плохо? Но на этот вопрос ясного и однозначного ответа нет и, вероятно, быть не может. Разные люди в разных местах и в разное время ответят (и отвечают) на него по-разному. Потому и происходит то, что присходит – история.
Казачье восстание
На вопрос, что это было, ответ может быть только один - это было вооруженное казачье восстание, первое и единственное на Дону, против московской администрации, восстание вассала против суверена, колонии против метрополии, окраины против центра и т.д. Перечисление этих и подобных диалектических пар размывает четкость формулировки, но представляется мне необходимым, так как в этом восстании определенно присутствуют элементы указанных и не названных непримиримых или, по крайней мере, враждующих противоположностей. В мою задачу не входило досконально разобраться в этой проблеме: безусловным и самым важным в ней является одно – война между казаками и правительственными войсками.
Но сначала – о ходе самого восстания и его конкретных участниках и руководителях.
О всей верхушке восставших казаков можно уверенно сказать, что особыми полководческими талантами она не обладала. Вождям восстания досталась практически одна победа в военном сражении. Это был разгром Сумского полка, осуществленный объединенными силами казаков под руководством Драного, Голого и Беспалого. Движение Булавинской армады в сторону Черкасска и овладение им не сопровождалось военными сражениями. Победа Голого над полком Билса – это тоже не сражение, а хитрый обманный прием над простоватым военачальником. Остальные успехи – взятие плохо вооруженных городков на Волге – Царицына (Некрасов, Павлов), Камышенки (Хохлач). Поражений было много, они произошли под городками: Закотный (18 октября 1707 г., Булавин), Битюк и Курлак (16 и 28 апреля 1708 г., Хохлач), , Тор (30 июня, Драный), Азов (6 июля, Хохлач), Решетов (4 ноября, Голый) и др. И еще были сдачи в плен без боя на милость победителей в Есаулове (середина августа, атаманы Чекунов, Кобыльский, Беляев) и просто бегство даже не с поля боя, а с Дона от станицы Голубой на Кубань (середина августа, Некрасов, Павлов, Беспалый, Лоскут).
Из всех названных вождей и руководителей восстания один Семен Драный пал на поле боя. Кондратий Булавин и Лука Хохлач были убиты казаками, противниками восстания. Никита Голый схвачен и казнен. Сдавшиеся в плен менее значительные руководители Савелий Чекунов, Семен Кобыльский и Беляев казнены. Конечно, такая судьба каждого, по-видимому, нисколько не характеризует их нравственный облик, но, тем не менее, как-то перекликается с их военными успехами-неуспехами и поведением в критических ситуациях. Таковы были обстоятельства, ими самими созданные.
По-видимому, в войне казаков с царскими войсками к категории морали следует отнести и отношение победителей к побежденным. В этом отношении можно привести следующие примеры из сохранившихся исторических документов.
28 октября казаки станицы Алексеевской учинили над одним из отрядов князя Ю.В.Долгорукого следующее: «…в полуночное время … на двор взъехали и побрав капитана и войсковые старшины и писаря посадя в телеги, а порутчика да 2-у человек…казаков…которые присланы были от господина полковника князя Юрья Долгорукова с указом х капитану об розыске пришлых…повезли с двора тою ж ночью неведомо куды…А они де ( спасшиеся допрашиваемые писари – Ю.М.) с товарищи с солдаты, з 10-ю человеки, от того страха взяв ружья свои фузеи и шпаги и сумы розбежались» (Б.В.1935, док.19, Допрос ротных писарей…,стр.148).
Взбунтовавшиеся казаки Семикаракорской станицы учинили казнь офицеров одного из отрядов Ю.В.Долгорукого: «…капитана и порутчика и казака…побили до смерти. А…солдаты …держали недели с 3, и держав отпустили…» (Б.В.1935, док. 22, Допрос солдат… стр. 155).
Аналогичным образом поступили и казаки Федосеевской и Акишевской станицы с офицерами отрядов, посланных Ю.Долгоруким для розыска новопришлых (Б.В.1935, док.24, Отписка донских казаков…стр.158).
О булавинском войске при движении его к Черкасску: «…те припасы перерубили и пожгли и к себе побрали и надзирателей танбовцев, которым те леса беречь приказаны, сослали, а иных и с собой взяли» (Б.В.1935, док.53, Доношение Козловского воеводы…стр.226).
После разгрома Сумского полка Драным, Беспалым и Голым: над пленными учинили: «…они де воры собрав их в круг говорили им, которые похотят с ними ворами итить и тем де кони и ружье и платье отдано будет. А которые идти с ними не похотят, и тех де в воду посажают, а иных перевешают. И они де Трофим (раненый сотник Сумского полка – Ю.М.) с товарищи и все сумского полку казаки…единогласно сказали…они де с ними идти не хотят. И после де того того ж дни они воры их Трофима с товарищи и казаков всех от себя отпустили…» (Б.В.1935, док.82, Распрос в Посольском приказе…стр.262 – 263).
Поведение атамана Голого при его победе над полком Билса: «И ево полковника и офицеров взяв перевязали и посадили в реку Дон…А солдат де, которые с ним Бильсом были, собрали к себе в таборы и всех ограбили и поговаривают посадить в воду. А иные де козаки говорят, чтоб тех солдат пустить живых» (Б.В.1935, док.145., Доношение князя В.В.Долгорукого…стр339). И далее: «…все сказывают бутто вор Голой по станицам казаков и солдат роспустил» (Б.В.1935, док.148, Доношение князя В.В.Долгорукого… стр.343).
Обращает на себя внимание, сколь разным было отношение казачьих руководителей к плененным государевым людям. Офицерство, как правило, подлежало убиению либо отсечением головы, либо «сажанием в воду», то есть утоплением. А вот нижние чины.не вызывали у них такого гнева. Их обычно, разоружив и обобрав, отпускали.
Такой тест на гуманность абсолютно не выдерживают царские вельможи и полководцы. Вот некоторые примеры:
В.В.Долгорукий: «А которые государь воры взяты на бою 143 человека, в том числе старых казаков 23 человека, а достальные все розных городов сходцы, и я государь по дороге к Пристанскому велел поставить 20 виселиц и буду их вешать 17-го числа. А некоторых из них несколько человек четвертовать и по кольям ростыкать» (Б.В.1935, док.67, Доношение князя В.В.Долгорукого…стр.240). «И видя они воры, что им в том городе не отсидеться, того ж дни выслали ко мне с повинною. И …целовали крест и святое евангилие, что им быть вашему величеству в верности… И я пущих воров и завотчиков взял с собой 10 человек, а атамана их походного да двух старцов раскольщиков четвертовали и поставили на колье, а других переказнили и перевешали круг того городка и поставили висилицы на плотах и, перевешав ,пустили по Дону. Всего кажнено больше 200-т человек» (Б.В.1935, док.139, Доношение князя В.В.Долгорукого… стр.327).
Полковник Кропотов: «Сего месяца (августа – Ю.М.) 4 дня по указу в.к. леп гвардии господин маеор князь Долгорукой воров-изменников булавинцов 40 человек в Черкаском повесил. И вора Буловина голову и руки и ноги побили на колья» (Б.В.1935, док.124, стр.313).
Подполковник Рыкман: «…ездил я сам в воровские их жилища з драгуны и поймали в лесу таких же воров 8 человек…И ис тех воров …6 человек велел перевешать» (Б.В.1935, док.135, стр.323).
Князь П.А.Хованский: «…августа ж в 8 день пришли они…к воровскому козачьему Перекопскому городку…тот городок взяли и людей порубили и многих в полон побрали, так ж лошадей и скота побрали многое ж число. И тот Перекопской городок разорили и выжгли весь до основания…» (Б.В.1935, док.136, стр. 324).
Здесь сведений много больше и они много безобразнее и отвратительней: не только сплошное разорение и выжигание, не только убийства, но пытки и убийства по извращенности, чудовищности и беспредельности – на высшем европейском уровне. Поистине, человеческая жестокость и изобретательнсть не знали границ. А как могло быть иначе при таком царе-звере, царе-кровопийце, царе-палаче. Ближайшее окружение царя старалось походить на него, и он это очень поощрял и даже насильственно насаждал. Какая уж тут мораль, какая нравственность!
Здесь называются объекты и субъекты восстания, но отнюдь не все, так как оно носило еще и яркие черты войны внутренней, межказачьей, и в этом смысле гражданской в узком локальном смысле.. Ведь против восставших действовали не только правительственные войска, вместе с ними подавить бунт пытались (и не безуспешно!) соединения тоже казаков, но не согласных с восставшими и поддерживающих московитов. Если относительно состава и структуры государственных войск вопросов не возникает (все мобилизованные и призванные по законам государства), то с казачеством вопросов более, чем достаточно: был ли однородным состав противоборствующих сил в начавшейся гражданской войне, и если нет, то по каким признакам и условиям делилось казачество, каково количественное соотношение разных групп и объединений среди восставших и воевавших против них и т.д.
Среди восставших казаков, конечно, присутствовали и другие слои донского населения и сочувствовавшие им представители соседних народов и социальных групп. Это, прежде всего, так называемые «новопришлые», то есть сравнительно недавно появившиеся на Дону беглецы из метрополии: крестьяне и разного рода посадские люди. Они еще не стали казаками, но мечтали об этом, и возвращение в метрополию было для них «смерти подобно».Разумеется, это был самый многочисленный и активный контингент приставших к восстанию людей. Об их количестве судить трудно, но надо иметь ввиду. что у коренных казаков было свое представление о том, сколько лет надо прожить «новопришлому» на Дону, чтобы считаться казаком. Оно выражено в старинной казачьей формуле «с Дона выдачи нет» и содержит признание и утверждение, что всякий появившийся на Дону для постоянного проживания на нем является законным гражданином Дона. То есть казаком!? И да, и нет. Казачество считало, что в глазах московских властей он должен был принадлежать к числу казаков. И его участие в казачьих делах не требует разделения на пришлых и старожилов, ведь почти все они пришлые и были когда-то новопришлыми. Но у московской власти мнение было другое. Она к числу новопришлых, подлежащих возвращению в Московию, относило всех, проживших на Дону 8 и менее лет: «И которые казаки у них на Дону жили лет по 8-ми и тех высылают в Русь, бив батогами» (Б.В.1935, док.11 – Выписка из дел Посольского приказа, стр. 122). Таково состояние дел, примерно, на 1703 г. Это вызывало возмущение у казаков, считавших такой счет незаконным и потому не обязательным для исполнения, потому что тогда среди казаков было нормой считать проживших на Дону 8 лет безусловными казаками.
Так что для того, чтобы отнести восстание к казачьему бессмысленно искать подтверждения в безнадежных теперь уже количественных расчетах. Для этого достаточно решений казачьих кругов в Черкасске, которые происходили в ходе всего восстания и которые никогда не идинтифицировали его как какое-нибудь крестьянское, бурлацкое или запорожское, несмотря на то что все представители этих сословий в восстании присутствовали. И, конечно же, не более как незначительная вспомогательная сила.
Что касается количественного разделения казачества в ходе восстания на враждующих и даже воюющих друг с другом человек, то и в этом вопросе окончательной ясности получить не удается и, уверен, никогда не удастся. Факт остается фактом – разделение было, оно носило разномасштабный характер, поскольку успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Можно лишь предположить, что на разных этапах восстания количественное соотношение тех, кто «за» и тех, кто «против», менялось. С включением в ход восстания правительственных войск соотношение сил окончательно изменилось в пользу репрессивных соединений.
О социальной структуре казачества и в восставшей и в противоборствующей частях можно судить лишь, ориентируясь на общие соображения, как это делали предшествующие исследователи: восстала беднота, сопротивлялась старшина. В какой-то мере это, вероятно, действительно было так, но только именно «в какой-то мере». Ведь и восставших казаков организовывали и возглавляли атаманы преимущественно из старшин. В этой проблеме надо учитывать не только и не столько материальный и социальный статус восставших и их противников, но главным образом и мотивы идеологические, нравственные, религиозные и даже традиционно семейные. И в анализе этой стороны проблемы очень важными являются «прелесные письма» восставших и вообще вся письменная документация тех событий.
Выше уже были приведены все аргументы того, что идеологическим знаменем восстания была борьба за старую веру против никонианских религиозных новшеств, активно и с беспощадной жестокостью насаждавшихся московской властью. И в этом смысле война, ведомая восставшими, была религиозной и идеологической: между никонианами и староверами, между новым инородным и исконно русским, между западничеством и славянофильством. Религиозное противостояние Дона и Москвы было унаследовано еще с 70 -80-х годов XVII столетия, когда по указке из Москвы с безапилляционным упорством промосковская часть казачества искореняла на Дону все проявления старой веры. Полностью задушить ее тогда не удалось, и в подавляющей части казачества остались и отцовское верование, и ненависть к ее душителям. И теперь вожди и организаторы восстания воспользовались этим народным настроем, чтобы поднять массы на активное военное сопротивление царской власти.
К этому глобальному настрою, объединявшему почти все слои населения, примешивались и другие составляющие негативного отношения казачества к царю. Среди них в первую очередь – поругание Москвой старых донских обычаев и вольностей (невыдача беглых, свобода освоения новых земель, захват Москвой Азова и образование губернаторства, насильственные переселения казаков, запрет свободной рыбной ловли и самостоятельных «разборок» с соседями и др.). Далее – столичные безобразия в нравственном плане и, наконец, возмущения от насильственного включения казаков в московские воинские части для ведение чуждых и ненужных казакам войн. В общем, антимосковский негатив вырос в мощный клубок ненависти, спаянный самым всеобщим и святым – поруганной старой верой.Но эта ненависть была все же не настолько всеобъемлющей, чтобы казачество вовсе утеряло представление о своих корнях и лишилось святого уважения к ним.
Речь идет о восприятии казаками Московской Руси как изначальной. главной своей Отчизне, которую можно все таки приструнить за неподобающее поведение, но никак не предать и бросить. Эта позиция была сохранена подавляющим числом восставших, и лишь незначительная их часть «отважилась» на крайнюю меру – предательство Родины и потом даже непрерывные войны против нее и своих бывших соотечественников (так называемые некрасовцы и иже с ними). Впрочем, сам основной вождь восстания, Булавин, был готов совершить и это злодеяние, и совершил бы его, несомненно, если бы не обстоятельства, покончившие с ним и сделавшие из него не предателя Родины, а народного героя – «убили злодеи радетеля за народное счастье»! И первыми, подавшими знак всем, стали некрасовцы, готовившиеся к бегству в Турцию, которые пишут письмо в Черкасск со словами порицания казаков за убийство Булавина. От этого потом в русской и донской истории потекли за рубеж и воевали против Родины такие борцы за идеологию как казаки, примкнувшие к атаману Краснову в Гражданскую и Отечественную войны, и власовцы – в Отечественную.
«Герои и злодеи»
Изображенная выше картина казачьего восстания писалась в основном широкими мазками для показа событий в обобщенном виде. Между тем, история совершается не только массами, но и «героями» - личностями. Конечно, кое-какие характеристики отдельных личностей были даны и в вышеприведенном описании. Но мне представляется, что этого недостаточно для понимания истинных причин тех или иных исторических событий. Тем более, что в предшествующих исторических исследованиях этой донской смуты главные участники событий, как правило, охарактеризованы крайне недостаточно и неверно. Обычно авторы таких исследований исходили не из конкретных деяний личностей, а из тенденциозной оценки самих событий по схеме (уже упоминал об этом!): полезное событие – хороший его участник, поганое – плохой. При этом сами события оценивались с позиций господствующей государственной идеологии.
Ниже я попытаюсь показать истинное лицо некоторых участников и творцов донской и российской истории на рубеже XVII – XVIII веков, запечатленное только в их конкретных деяниях и только с позиции нравственных «общечеловеческих» и религиозных критериев. При этом, конечно, ради создания более целостного представления о выдающихся участниках донских событий пришлось повторить многое как из уже сказанного выше , так и содержащегося в литературных источниках.
Рассмотрение этого вопроса хотел было начать с Кондратия Афанасьевича Булавина как человека, имя которого было присвоено восстанию и который всеми безоговорочно действительно признается вождем этого восстания. Но сообразил, что и само восстание, и вообще весь некогда свободный Дон обратился к этому времени, то есть к концу XVII века в колонию, оказавшись под колпаком российской государственности, представленной ярко выраженной монархией. А конкретным носителем этой монархии оказался царь
Петр Алексеевич Романов.
Вот с него-то и следует начинать настоящую персоналию. Но о нем так много написано и сказано, что ничего нового добавить к его портрету не представляется возможным! И все же для полноты картины краткую выжимку из всем известного облика царя представить все же необходимо. Чтобы не повторять своими словами сказанного другими, дам слово самим аторам характеристик Петра. Начну с уже приведенного выше, но столь образного и истинного, что его повторение всегда уместно:
«С Петра І начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской иcтории… Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует… Сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобием Евангелий — ящиком с водкой… Коронует ****ь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына… И не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему» (Толстой,1936.Т. 26. стр. 568).
Или вот это (цитирую по «Мысли о России»: http://www.russia-talk.com,):
: «В природе Петра, богатой и страстной, события детства развили долю зла и жестокости. Воспитание не могло сдержать эти темные стороны характера, потому что воспитания у Петра не было» (.С.Платонов)
«Петр в жестокости превзошел даже Иоанна Грозного. Иоанн Грозный убил своего сына в припадке гнева, но Петр убил хладнокровно, вынуждая Церковь и государство осудить его за вины, частью выдуманные, частью изображенные искусственно, как самые вероломные» ( М.Зызыкин).
«Мстительность Петра не знала пределов…другая отличительная черта нравственной личности Петра, это его самодурство…и в глумлении над церковью, над прадедовскими традициями, над живыми людьми, ни в чем Петр не знает удержу…Петр охотно принимал участие в розыске, пытках, казнях» (О.Ключевский) .
Словом, это был несомненный нравственный урод, которому судьба назначила безнаказанно управлять целым народом и чинить над ним свое безрассудство, руководствуясь лишь своими дремучими инстинктами и извращенным сознанием, чуть ли ни главным содержанием которого было копирование с обезьяним пониманием и упорством всего западноевропейского.
Мог ли народ со своими вековыми традициями, нравственными устоями и христианским мировосприятием безропотно принять такого государя? Разве что только как антихриста!
Лучше других об этом сказал Б.П.Башилов:«Петр так презирал все национальные обычаи, так дерзко и нагло попирал все, чем века держалась Русь, так оскорблял национальное чувство народа, был таким слепым ревнителем чужих западных порядков, что вооружил своими действиями не только слепых, но и сознательных сторонников национальной старины и врагов скороспелой революции, устроенной Петром. Петр так не любил и так издевался над всем, чем народ жил столетия, что народные массы имели законное основание ненавидеть его и считать его насильником и даже Антихристом» (цитирую по http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IX).
Ну, что же еще к этому можно добавить!? Разве что напомнить и его полезные для России дела: «окно в Европу», переустройство госструктуры и армии, победа над шведами, окончательное присоединение к России донского казачества, создание морского флота, строительство Петербурга, издание газеты… и что там еще? Впрочем, все эти и другие так называемые Петровские завоевания и успехи на пути реформации России многие исследователи подвергают не столько сомнениям, сколько уничтожающей критике. Ниже приводятся цитаты (цитаты в цитате!) из сочинений ряда крупных ученых и писателей, извлеченных мною из работы Б.П.Башилова «Робеспьер на троне» (http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IX):
Л.Тихомиров: «Петр стремился организовать самоуправление на шведский лад и с полнейшим презрением к своему родному, не воспользовался общинным бытом, представлявшим все данные к самоуправлению. Исключительный бюрократизм разных видов и полное отстранение нации от всякого присутствия в государственных делах, делают из якобы "совершенных" петровских учреждений нечто в высшей степени регрессивное, стоящее по идее и вредным последствиям бесконечно ниже московских управительных учреждений».
В. Мавродин: «Механическое перенесение на русскую почву иноземных учреждений без учета русской действительности, приводило к тому, что неудовлетворенный деятельностью этих учреждений Петр их совершенствовал, вводил новые, нагромождал одну канцелярию на другую, удорожая и без того дорого стоивший государственный аппарат, создавал сложную бюрократическую машину, носился с разнообразными "прожектами».
В.Ключесвкий: «Созданные из другого склада понятия и нравов, новые учреждения не находили себе родной почвы в атмосфере произвола и насилия. Разбоями низ отвечал на произвол верха: это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там. Внушительным законодательным фасадом прикрывалось общее безнародье».
Д. Мережковский: «Отношение к Петру служит как бы водораздельною чертою двух великих течений русского исторического понимания за последние два века, хотя в действительности раньше Петра и глубже в истории начинается. борьба этих двух течений, столь поверхностно и несовершенно обозначаемых словами "западничество" и "славянофильство". Отрицание западниками самобытной идеи в русской культуре, желание видеть в ней только продолжение или даже подражание европейской, утверждение славянофилами этой самобытной идеи и противоположение русской культуры западной».
Н. Карамзин: «Петровский Парадиз основан в северном крае, среди зыбей болотных, в местах вынужденных на бесплодье и недостаток». А сам Б.Башилов продолжает фразу: «…построенный на тысячах русских трупов, стал только могилой национальной России. Петербургским генерал-губернатором был еврей Девьер — беглый юнга с португальского корабля….Очень символичным было и то, что Петропавловская крепость, которая по замыслу Петра должна была бы "грозить шведу", стала не крепостью, а тюрьмой. И первым заключённым этой тюрьмы был родной сын Петра, несчастный Царевич Алексей, принесенный Петром в жертву своим революционным замыслам».
Б.Башилов: «Война Петра I с Швецией была самой бездарной войной в русской истории. Петр совершенно не обладал талантом полководца. Если в Смутное время, не имея правительства, Русь выгнала поляков за 6 лет, то Петр I, имея огромное превосходство в силах, воевал с Швецией 21 год. Войны Петра — это образец его бездарности как полководца. О начале Северной войны историк Ключевский пишет следующее: "Редкая война даже Россию заставала так врасплох и была так плохо обдумана и подготовлена"…О конце Северной войны Ключевский делает следующий вывод: "Упадок платежных и нравственных сил народа едва ли окупился бы, если бы Петр завоевал не только Ингрию с Ливонией, но и всю Швецию и даже пять Швеции". Извлечь политические выгоды из победы над шведами под Полтавой Петр не сумел, война после Полтавы длилась еще 12 лет. Кончилась она по оценке Ключевского "тем, что Петру пришлось согласиться на мир с Карлом XII"…
Политический же итог войн Петра I следующий: война с турками кончилась поражением. Туркам пришлось отдать Азов, завоевания которого стоило таких колоссальных жертв, выдать туркам половину имевшегося на Азовском море флота, для построения которого были вырублены все воронежские леса и загублены во время дикой спешки с постройкой кораблей тысячи человеческих жизней…
А Ключевский заявляет, что после смерти Петра "немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, забирались во все доходные места в управлении. Вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа". Возникают вопросы: каким образом Курляндско-Брауншвейгский табор, смог собраться на берегах Невы вокруг русского престола? Раз это было так, то можно, не боясь ошибки, утверждать, что кровавая петровская революция кончилась ничем. Все реформы производились, по объяснению историков-западников, с целью спасти Россию от участи быть покоренной немцами. А на самом деле, сразу после смерти Петра, Россия стала добычей немцев, а русские верхи пошли в духовную кабалу к Западу. То есть, свершилось то, чего больше всего боялся Александр Невский. Русь попала в духовное рабство к Западу» (Б.П.Башилов - из http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IV).
Ко всему сказанному следует добавить, что, помимо петровских непосредственных деяний, принесших столько непоправимого зла России, следут помнить и о глубокой нравственной пагубе, исходившей от его абсолютно безнравственного дьявольского образа. Это ведь тоже привнесенное им и насильственно насаждаемое западное новшество. Оно пропитывало все его дела, даже те, которые по форме и содержанию могли казаться положительными. Оно исподволь отравляло общую нравственную атмосферу традиционной Руси и души ее насельников - неискушенных русских ( и не только русских!) людей. Его ядовитые метастазы проникли в первую очередь в высшие слои общества, и от них вглубь народных масс. Их последствия мы пытаемся преодолеть до сего времени, но, увы, пока безуспешно. Это беспредел наркотиков, педофилии и иных половых извращений, беспредел насилия, злобы, антигуманности, алчности и вседозволенности. Это отсутствие грани между добром и злом и повсеместое победное торжество зла.
Полагаю, что приведенного вполне достаточно, чтобы напомнить читателю о том, чем судьба наградила Россию в лице третьего царственного Романова - худшего и представить себе трудно! И вот в лице и деяниях этого царя-самодура, царя-параноика, царя-зверя, царя-антихриста Московская Русь овладевала Доном, не только выворачивая ему руки, но и рубя его головы, сажая на кол и пуская повешенным на плавучих виселицах по Дону. Не вмещается в сознании психология и нравственное содержание людей, видящих в этом выродке героя, якобы облагородившего и возвеличевшего Россию. Только помраченное уродливой идеологией сознание способно породить подобное извращение человеческих норм.
Юрий Владимирович Долгорукий
Состав отряда, во главе которого князь был направлен царём на Дон с инспекцией и для наведения порядка: 12 офицеров, 80 солдат, 20 денщиков, всего 112 человек.(Б.В., док.19, Допрос ротных писарей…, стр.146). Из Черкасска Ю.В.Долгорукий отправил по всему Дону, на Хопер, Бузулук и Медведицу офицеров и солдат при них общим числом 45 человек. У полковника осталось 67 человек. В Черкасске Долгорукому отказали в розыске, и он не стал настаивать, согласившись с атаманом. Но, когда им были получены сведения об очень малом числе сысканных в Бузулуке и Медведице пришлых людей, он потребовал провести там же новый розыск. Этим самым проявилось в нем и недоверие к казакам, возможно укрывающим у себя новопришлых, и настойчивость в достижении поставленной цели.
Но его поведение в связи с многочисленными предупреждениями о готовящимся на него покушении удивляет какой-то неадекватной реакцией. То ли он был настолько уверен в себе, в своих офицерах и солдатах и в несерьезности предупреждений; то ли не допускал мысли о действительной возможности покушения со стороны казаков; то ли положился на волю провидения; то ли впал в прострацию от одолевшего его страха. Но дальновидности, подозрительности, осторожности и интуитивного предчувствия он не проявил нисколько.
Очень странная и какая-то младенческая беспечность и обреченность сказалась во всем его поведении – черты натуры, абсолютно не свойственные военному человеку, да еще в таком высоком звании. И эта его беззащитность и обреченность при отсутствии документальных доказательств каких-то иных волевых, жестоких или хотя бы жестких поступков вызывают скорее чувство жалости и сочувствия к этому человеку, невольно сыгравшему печальную роль горючего материала в последующих трагических событиях на Дону.
Но вот в отписке К.Булавина запорожскому кошевому К.Гордеенке Ю.Долгорукий предстает в ином облике: «…полковник князь Юрья Долгорукой…наши старшины…с товарищи… чинили по нашим козачьим городкам не против ево в. г. указу, не так как повелено, и городки наши многия розорили и пожгли. А нашу братью казаков многих пытали и кнутом били и носы и губы резали напрасно, и жон и девиц брали на постели насильно и чинили над ними всякое ругательство, а детей наших младенцев по деревьям вешали за ноги» (Б.В., док.243, стр. 457 -458). В письме кубанским казакам, своим старообрядческим единоверцам, Булавин пишет несколько иное: «…прислали…к нам на реку полковника князя Юрья Долгорукова…чтоб …всю реку разорить. И стали была бороды и усы брить, также и веру христианскую переменить, и пустынников, которые живут в пустыне ради имени господни, и хотели была христианскую веру ввесть в елинскою веру…многие станицы огнем выжгли и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцов по деревьям вешали, также женска пола и девичья брали к себе для блудного помышления на постели, часовни все со светынею выжгли» (Б.В., док. 246, стр. 461).
Трудно оценить, что здесь правда, а что политический или приступный бытовой вымысел. Но все же создается впечатление, что зверства Долгорукого в этих документах если не навраны, то очень сильно преувеличены из естестенных для К.Булавина мотивов – попыток оправдать свое поведение убийцы. Не мог же он прямо и прилюдно рассказать о том, что убил князя из опасений за свою судьбу и жизнь. Ведь у Ю.Долгорукого было прямое поручение царя найти виновников бахмутских событий и наказать их. Поэтому приведенные выдержки из булавинских посланий в большей мере работают на характеристику самого Булавина, чем на Ю.Долгорукого.
Василий Владимирович Долгорукий.
В письме царю пишет: «..ваше величество опасаешься, чтобы я Булавину за ево ко мне дружбу понаровки какой не учинил; истинно государь доношу вашему величеству сколько возможно за ево к себе дружбу платить ему буду» (Б.В.1935, док.49, Доношение князя…. стр.218) – вот такой юмор позволял себе Василий Долгорукий относительно понаровки, то есть поблажки убийце своего брата. По грамоте из Посольского приказа Войску Донскому В.В.Долгорукий назначается над всеми войсками « быть высшим командиром…и вам быть ему во всем послушным» (Б.В.1935, док, 50, Грамота из Посольского приказа…. стр.219). Требует от захвативших власть и просящих «отпущения вин своих» булавинцев прислать к нему «для верности» знатных старшин и казаков – надо полагать, в заложники?
Вообще же назначение на высшую карательную должность брата убитого князя – убедительное свидетельство намерений Петра провести эту карательную операцию как можно более жёстко и беспощадно: ему самому было очень понятно и близко чувство злорадной мести. Он, безусловно, был убеждён в том, что и Василий Долгорукий вполне разделяет это чувство и поймёт истинную цель этого назначения. Поэтому письмо, в котором он на лукавый призыв царя поступать ласково с повинившимися бунтовщиками распинается в своём «мягкосердии», мне кажется, следует воспринимать лишь как лукавый придворный ритуал мнимой добродетели – все последующие события вполне подтверждают это.
«… И мне государь какая то польза, что смерть брата своего мстить. Я государь желаю того, дай бог, чтобы они тебе в. г. вину свою принесли без великих кровей» (Б.В.1935, док.74, Доношение князя…. стр.248).
Жалуется царевичу, питая к нему добрые чувства, на бездельников-царедворцев, отлынивающих от службы при великой нужде в людях в этом походе против восставших казаков (Б.В.,1935, док.76, Доношение князя…, стр.250 – 251).
Разуверяет царя в покорности казаков: «А что государь писали они отписки до вашего величества с покорением, и то государь все воровством своим поступали обманом, и явно государь воровство свое оказали над сумским полковником…» (Б.В.1035, док. 84, Доношение князя…, стр. 266). А на Дон пишет письмо с обвинениями казаков во лжи и для их оправдания требует прислать к нему «своевольцев» Семена Драного, Сергея Беспалого и Никиту Голого, виновников гибели Сумского полка и его полковника.
Хвалится перед царем: «По нынешнему государь воровскому замешению здешний край до моево приезда гараздо был в великой шатости, и есть ли б я к здешним городам не пришел, то б и от своих было великое бедство. А теперь, слава богу, вашего величества приходом ратных людей оные городы стали лутче. И против сего государь доношения моего требую от вашего величества указу» (Б.В.1935, док.91, Доношени князя…, стр.273). И 25 июня 1708-го года оправдывается о своем замедлении отсутствием подвод (там же, док.96, Доношение князя…, стр.280). 28 июня уверяет царя: «пойду завтрашнего числа» (там же, док.99. Доношение князя…, стр282), а 30-го пишет Ф.Шидловскому: «А я походом своим позадержался» (там же, док.101, Письмо князя…, стр.285).
2-го июля снова оправдывается перед царем о своем промедлении: «И затем государь по се число я не пошел, для того что собирался с провиантом и с подводами…Сего ж часа и минуты получил я письмо от брегодира Шидловского. Пишет, что вор Драной, собрався с войски, пришел к Тору и стал обозом. И я сего же часа и минуты пошел поход к Шидловскому в соединение» (там ж,. док. 104, Доношение князя.., стр. 287 – 288). Как и следовало ожидать, к баталии с Драным Долгорукий не успел, справились без него. 14-го он узнает о событиях у Азова и в Черкасске, и по сему поводу пишет царю: «А я …пошел с поспешением к Черкаскому…Прошу государь милости, посланного моего прикажи ко мне отправить неумедля с указом, что повелит ваше величество мне делать» (там же, док.111, Доношение князя…. стр.296).
Снова 15-го июля пишет царю не по делам своим, а по соображениям и сведениям от других: «Вашему величеству извесно какие они шаткие люди, и нынешний атаман, какова он состояния…все изменили сплошь. И ежели…ныне над ними чего указом вашего величества не будет учинено, то конечно и впредь от них тово ж ждать…И я государь доношу вашему величеству, конечно под такой случай надобно определение с ними зделать, чтоб и впредь им нельзя не токмо делать и мыслить, но и вольность у них убавить». И здесь же не забывает порадеть о своем приближенном доносчике-подхалиме, который: «Зело государь много работы к вашему величеству Василья Фролова. И ныне он со мною и о всех ворах доносит вашему величеству не маня, прямым сердцем» (там же, док113, Доношение князя…, стр.298 – 299).
В этом последнем признании содержится очень интересная и показательная информация. Долгорукий еще не видел и не общался с новоизбранным Войсковым атаманом И.Г.Зерщиковым, но он уже имеет о нем категорическое суждение – ненадежный, шаткий человек! Откуда оно у него? Чем и кем продиктована такая предвзятость? Похоже, что ответ содержится в этом же отрывке из письма – Василий Фролов. По крайней мере, это один из возможных источников «просвещения» Василия Долгорукого. И он, этот источник, был, несомненно, именно такого содержания: Зерщиков – враг, московский ненавистник, потворщик староверов и новопришлых. Почему именно эти черты личности Ильи Григорьевича «описывал и расцвечивал» Вася Фролов в глазах и ушах Долгорукого? Да потому что сам Вася был из другого круга, из семьи (сын) знаменитого Фрола Минаева, многократного Войскового атамана, гонителя староверов, преданного поклонника московской власти и любимца Петра I-го («Минаич»). Могли ли два семейства, Минаевых (а потом Фроловых) и Зерщиковых, живущих в одной станице, принадлежащих к враждующим сообществам старшин, быть дружественными? Едва ли, скорее наоборот: вражда кланов это и вражда семейств и отдельных их представителей. Так что Вася Фролов, будучи доносчиком, не мог не донести обожаемому царскому вельможе всю свою антипатию к главе враждебного клана, да еще избранного Войсковым атаманом. Потому в глазах командующего царскими войсками на Дону и плох, и враждебен, и ненадежен этот новый атаман, которого надо не только опасаться, а лучше убрать вовсе. И, кстати, передать, подсказать между делом все это самому его величеству. Пусть и он проникнется этими знаниями и опасениями.
Как известно (см. выше), при подходе В.В.Долгорукого к Таганрогу (Троицкому) он потребовал от И.Г.Зерщикова выдать ему всех «завотчиков и смутянов». Зерщиков этого не сделал, и Долгорукий пишет об этом царю: «…оне против того ко мне писали…что тех воров ко мне весть через степь опасно воровских людей, чтоб не отбили, а…отдадут их мне как я приду к Черкаскому…А другие казаки, которые с Васильем Фроловым в Азове были и зело вашему величеству верны, сказывают, что у них намеренье такое, что тех воров не отдавать…И я…говорил, чтоб в Черкаском не только воров и завотчиков, чтоб всех их мне отдали, чтоб впредь не отрыгнулось…Доношу вашему величеству, Василей Фролов так вашему величеству служит, что лутче того быть невозможно. Истинно государь удивительно, что из естово народу такой правдивой и верной человек. Так же и все, которые при нем, зело изрядные люди и работают вашему величеству как лутче быть невозможно…Губернатор Толстой ко мне писал, чтобы мне их милостью вашего величества наградить за их службу и родение. И мне государь дать им нечево, для того что денег со мною с Москвы ничего не отпущено» (там же, док.114, стр.300 - 302). В этом послании четко прописаны позиции как самого Долгорукого, так и нового Войскового атамана Зерщикова: первый всех бы их, не лижущих ему задницу казаков, ликвидировал, второй – всеми доступными уловками спас бы их от наказания и смерти или хотя бы оттянул это в надежде найти выход.
Встреча В.В.Долгорукого с И.Г.Зерщиковым произошла 26 июля близ Черкасска. Атаману пришлось пережить крайне унизительную процедуру поклонения и просьбы о прощении казаков. Все это с подробностями описывает Долгорукий в письме царю, подчеркивая, что атаман и старшины, его сопровождающие, сами признали свою вину в воровстве. И свое отношение к этому он выразил так: «А …чтобы выбрать атамана человека доброго, и ручаться по них невозможно. Самому о том вашему величеству известно и без нынешней причины, какова они состояния,.. А жестоко государь поступить мне с ними было невозможно, для того что все сплошь ровны в воровстве, разве было за их воровство всех сплошь рубить. И тово мне делать без вашего величества невозможно…» (там же, док.116, Доношение князя…, стр. 304). Здесь уже вполне определенно высказана мысль о том, как следует поступать с виновниками казачьего бунта – рубить их. А чтобы усугубить в глазах царя вину Зерщикова, он приводит версию (либо кем-то рассказанную ему, либо им самим придуманную) поведения Зерщикова при аресте бывшего Войскового атамана и старшин московской ориентации. Согласно этой версии, противоречащей свидетельству очевидца Андрея Шилкова (Б.В.1935, док.66, Доношение Азовского губернатора…. стр.238), Зерщиков якобы причастен к аресту и отправке старшин и атамана на расправу к Булавину. Это явная сознательная или неосознанная ложь князя. И все-таки его вранье достигает цели, потому что никто не хотел разбираться в таких психологических и показательских тонкостях, так как им была нужна любая версия, содержащая обвинение И.Г.Зерщикова в преступной враждебности к царским действиям.
Такая интрига В.В.Долгорукого приводит его к желанной цели: он получает от царя распоряжение арестовать И.Г.Зерщикова. Но это распоряжение застает его уже вне Черкасска, чем лишает его такой вожделенной возможности. И хитрый царедворец придумывает удачный ход: вежливо пригласить к себе Войскового атамана «…для лутчего способу, и в том бы показал вашему величеству службу и радение. И я чаю, что он будет. А как будет и я ево не озлобя возьму с собою и дам ему такую причину, что он не признает, и прошед по Дону возьму ево с собою…И я для того не так жестака поступаю, что невозможно…» (там же, док.132, Доношение6 князя…, стр.320).
И в событиях у станицы Есауловской князь В.В.Дологорукий наконец получает возможность проявить свои намерения и желания со всей полнотой. Расправа над правыми и неправыми состоялась с такой невиданной жестокостью, что, несомненно, потрясла весь Дон и надолго, если не навсегда, осталась в памяти потомков ( см. выше и Б.В.1935, док.139, Догошение князя…, стр. 327). Вот таким был один из «героев» подавления булавинского бунта. Его личность наиболее полно освещена историей, потому что ему досталось прожить долго, высоко и низко.
После рассмотренных нами событий он принял участие в Полтавской битве.. За заслуги на военном поприще В.В.Долгорукий получил чин генерал-поручика и удостоен ордена Святого Андрея Первозванного. Будучи сначала обласканным царем, в конце его царствования попал в опалу, поддержав царевича Алексея, был лишен орденов и сослан в Казань. Екатерина I вернула его из ссылки и возвратила ордена. При императрице Анне Иоанновне Долгорукий вновь был сослан, на этот раз в Соловецкий монастырь, откуда его вернула взошедшая на престол Елизавета Петровна. Она вернула князю все его награды и назначила президентом Военной коллегии. Скончался В.В.Долгорукий в звании фельдмаршала, Яркая судьба, но не дай Бог такого у власти.
Иван Андреевич Толстой.
Первые по началу восстания письма И.А.Толстого царю и начальникам окружающих земель чисто информативны. С апреля 1708 г. в них появляется тревога за судьбу Азова и Троицкого (Таганрога) и просьба о присылке в Азов «ратных людей». 10-го мая в письме Изюмскому полковнику Ф.В.Шидловскому И.Толстой сетует об их неприсылке и упрекает Ф.Шидловского в промедлении и настаивает на необходимости «поспешать» (Б.В.1935, док.64, стр.236 -237).
15-го мая отправляет царю подробнейшее письмо об избрании Булавина Войсковым атаманом и о деталях его деятельности в Черкасске. В нем, в частности, приводятся очень важные сведения о том, что арест и доставку прежнего руководства Войском Донским осуществил И.Некрасов, а не И.Зерщиков. В очередном письме (5 июня) царю он сообщает об отгоне конских табунов от Черкасска к Азову группой казаков, в числе которых был и Василий Фролов.
В следующем письме Толстой сообщает, что Булавин грозится (8-го числа) напасть на Азов, требует вернуть ему конские табуны и угнавших их казаков и что его покаянным письмам верить нельзя. Оппозиционные черкасские казаки 13-го июня информируют Толстого о плачевном состоянии дел у булавинцев в Черкасске. Толстой докладывает в Москву о готовности булавинцев бежать на Кубань, и о готовности оппозиционных казаков немедленно выдать Булавина по приходе к Черкасску хотя бы одного государева полка.
Иван Андреевич подробно описывает обстоятельства разгрома булавинцев под Азовом 6-го июля 1708 г., как ему доложил об этом его товарищ стольник воевода Степан Киреев. То есть – ни малейшей попытки приписать этот успех себе! Так же бесстрастно и без «симпатий-антипатий» описывает детали перемены власти и гибели Булавина в Черкасске со слов И.Г.Зерщикова – нового Войскового атамана.
Со слов В.В.Долгорукого, у Толстого с черкасскими казаками начались противоречия по поводу отказа черкассцев (читай – И.Г.Зерщикова!) прислать ему захваченных ими приспешников Булавина. Опять же со слов Долгорукого, Толстой якобы просит его наградить «за их службу и радение» Василия Фролова с товарищами. А сам И.А.Толстой свое отношение к происшедшим событиям описывает так: «И есть ли в Черкаском и в иных станицах донские казаки явятся противны, и при помощи божии будем над ними чинить промысел с общего согласия и оное воровство искоренять» (Б.В.1935, док. 115, стр. 303). То есть никакого негатива к вновь избранной донской власти Толстой не проявляет.
Вместе с В.В.Долгоруким И.А.Толстой прибыл к Черкасску 30 июля. Пишет об этом царю: «И согласясь з господином маеором Долгоруким стали у самого Черкаского, и донские государь казаки являются покорны, токмо под сомнением вашего величества гнева за вины свои. И мы их обнадежили вашего величества милостью» (там же, док.117, стр.306). Как просто и даже доброжелательно излагает Иван Андреевич покорность и покаяние тех, кто счел себя виноватым за булавинские злодеяния.
В эпистолярном наследии И.А.Толстого содержится весьма, любопытное описание обстоятельств участия в гибели Булавина некоторых казаков, поехавших в Москву с повинной: «поехали из Рыковской станицы Степан Ананьин, Карп Казанкин, которые были при Булавине; Степан – есаулом в Черкаском, а Карп посылан от Булавина в коннице атаманом под Азов. И как у Азова их побили и он Карп, приехав в Черкаской, зговорясь с Степаном Ананьеным и рыковцами, и согласясь с черкаскими старшинами с Ыльею Зерщиковым, с Васильем Познеевым, с Тимофеем Соколовым, с Ываном Юдушкиным и со всеми тумами и черкаскими казаками, вора Булавина хотели, поймав, отвесть к вашему величеству И в той поимке оному вору какая случилась смерть…А оные государь Ананьин и Казанкин сначала весьма служили Булавину, а окончали добром они ж…А есть ли бы государь Карп Казанкин не поспешил от Азова в Черкаской и, согласясь с Степаном Ананьевым и с рыковцы, на того вора Булавина черкаским казакам помочи не учинили, и черкаским бы казакам одним окончить того воровства и вора искоренить было невозможно, понеже их было малолюдно…А Степан Ананьин и до приезду в Черкаской Карпа Казанкина того вора поймать умышлял с черкаскими казаками и тайно оного караулил, чтоб ис Черкаского не ушел» (там же, док.120, стр.308 – 309).
В этом послании от 3-го августа четко просматривается желание автора выгородить перед царем особенно двух казаков за их участие и действия в заговоре против Булавина, Ананьина и Казанкина. И это несморя на их явную и тяжкую предшествующую вину: один даже непосредственно служил у Булавина есаулом, то есть конкретно выполнял все его воровские акции, другой командовал конницей при штурме Азова. С другой стороны, Зерщиков, самый главный черкасский старшина и наверняка главный заговорщик против Булавина, да еще бывший при нем куренным атаманом Черкасска, такой заботы о себе не удостаивается. Почему? Вижу здесь две возможные причины: первая – И.А.Толстой печется о виноватых для смягчения их участи, потому что он верит в их искреннее исправление, а у Зерщикова он вообще не находит никакой вины и потому он не нуждается в поддержке; вторая – виноватые ему просто симпатичны, а Зерщиков – неприятен и подозрителен.
Какая из версий предпочтительней? Полагаю, что первая, потому что И.А.Толстому, похоже, вообще свойственно было заботиться о тех людях, которые заслуживали этого своей ему службой и не возводить никакую напраслину на тех, кто зла не совершал. Так, например, он поступает и с другим есаулом Булавина – Тимофеем Соколовым: «…Тимофей Соколов… будучи в Черкаском при оном воре Булавине есаулом, служил вашему величеству радетельно, и чинил в Азов ко мне всякие ведомости про их воровские злые замыслы…Прошу милости, чтоб за ту ево верность наградить ево вашего величества милостью» (там же, док.162, стр.359 – 360). И во всех рассмотренных мною документах он нигде и никогда не сказал ни единого слова о каких-либо непорядочных или противоправных поступках И.Г.Зерщикова и других казаков.
Таким образом, личность этого царского вельможи во всей этой истории заслуживает скорее похвалы, чем осуждения: честен, сколько это было возможно (даже принимал сторону восставших стрельцов), порядочен, толковый руководитель. Не нажил себе высоких связей и богатства, так как после сдачи Азова туркам в 1711 г., лишившись работы, остался жить здесь же, на Дону, где и скончался в 1713 г.
Федор Владимирович Шидловский.
Этот представитель московского истеблишмента был весьма противоречивой личностью, и в соответствие со своей натурой, сыгравший противоречивую роль в донских событиях. Изначально он был Шиловым. Его отец Владимир Шилов – полковник московских стрельцов. Потом, появившись в украинных местах Малороссии, Федор Шилов стал Шидловским, по-видимому, соблазнившись аристократизмом и приписав себя к польскому шляхетству. (Б.В.1935, док.5, Память из Разряда…, стр.88 – 92). Став Изюмским полковником, а потом и возвысившись до бригадира, он очень рьяно включился в борьбу с донскими казаками за безраздельное владение верховьями Донца с бахмутскими солеварнями (там же, док.5, стр.92 – 106). В конце XVII столетия эти земли были яблоком раздора между донскими казаками и малороссами – каждая сторона считала именно себя их законным владельцем. С начала XVIII столетия московское правительство занимает сторону малороссов, и всячески поддерживает в них их притязание на спорные земли.
Булавинская акция в 1705 и 1706 гг. довела конфликт почти до военного столкновения, и сделала Булавина чуть ли ни личным врагом Шидловского. Поэтому непосредственное участие Федора Владимировича в подавлении Булавинского восстания как бы давала ему в руки карт-бланш для справедливого возмездия. Однако Изюмский полковник вовсе не спешил на поле брани, ссылаясь на ненадежность своих людей, на недостаток их и даже на полную их безоружность (там же, док.59, Из письма Киевского воеводы…, стр.232). Азовский губернатор в течение всего апреля посылает ему письма с просьбой поторопиться к Азову для отражения ожидаемого нападения на Азов булавинцев: «…конечно надобно к Азову и к Троецкому с полками поспешать» (там же, док.64, стр. 237), а Шидловский отсиживается в это время и позднее в ожидании подкрепления от полковника Бахметьева и пишет последнему якобы для поспешания, будучи и так в преизбытке полков: «И сего майя в 3 день з бригадою моею с харьковским, с ахтырским и с сумским полками и с чугуевскими донскими казаками и с калмыками я собрався стою Изюмского полку на черте под Маяками…Извольте с войском своим ко мне итить в совокупление с поспешением, чтоб за нескорым совокуплением нашим в учиненью сукурсу в походе нашем под Азов не учинилось медления, а ему б вору Булавину не было в ево намерении большаго разширения. И паки вашей милости объявляю, походом своим к комоникацыю к нам не изволите умедлить, чтоб он вор не пришел в больший комфус своево воровского войска и дабы чего не учинил Азову и Таганрогу» (там же, док. 61, стр.234). Это великолепный образец пустословия, затмевающего ничегонеделание, создающего видимость деятельного намерения, но прикрывающего сознательное уклонение от исполнения своего долга. Вот такой он Петровский выкормыш, «птенец гнезда Петрова».
Он таки дождался времени, когда ему уже не было необходимости идти к Азову. Но уклониться от сражения ему все же не удалось. Правда, он принял в нем участие не самостоятельно, а в числе других полководцев: Г.Кропотова и А.Ушакова. Это произошло 3 июля 1708 г.под городком Тором, когда соединенными силами государевых полков были разгромлены войска Драного и Беспалого, фактически сами вышедшие на государевы соединения.
Дальнейшее участие Ф.В.Шидловского в подавлении восстания на Дону состояло по поручению В.В.Долгорукого в истреблении восставших станиц, так как в военных операциях Федор Владимирович не очень преуспел, что было отмечено В.В.Долгоруким: «А нашего войска со мною было меньше полуторы тысячи, да Шидловской с своею конницею (вашему величеству извесно каковы черкасы)» (Б.В.1935, док.139, стр.327).
Но при этом «почетном деле экзекуции» Федор Владимирович не забывал радеть о дорогом его сердцу: «Ныне слышу, что азовский губернатор, ложно являя свою службу,…в ту речку Багмут интересуется, чтоб ему там заводить соляные заводы. Вашей княжой светлости подлинно есть извесно, что на той речке Багмуте соляные заводы заведены были полчанами моими, а донские казаки полчан моих разграбили и разорили и тою речкою Багмутом...завладели насильно…А в прошлом 707-м году послан…указ ко князю Юрью Володимеровичю Долгорукову…Велено ему…про грабеж… розыскать. И за смертным ево убивством от них донских казаков, по тому указу о тех речках и соляных заводах указу не учинено. А понеже на той речке Багмуте соляным заводам початок взят от полчан моих…и когда та донская либерия минется, ежели воля вашой княжой светлости будет, прикажите ко мне прислать указ… изнову те соляные заводы завесть. А ему губернатору…в чюжие труды, интересоваться не надлежит. Прошу вашу княжую светлость, прикажите государь…чтоб тем речкам быть во владенье по прежнему Изюмского полку… И он бы губернатор в те соляные заводы не интересовался…» (Б.В1935, док.131, стр.318 – 319). Дело в том, что эти соляные заводы приносили очень существенный доход от производства и продажи соли. И это дело шло у Шидловского весьма успешно. Недаром же при обсуждении проблемы будущего Бахмутских заводов князь Г.И.Волконский заметил: «А ежели оным заводам быть, то способнея других надлежит быть под присмотром господина брегадира Шидловского» (там же, док.147, стр.343).
Завершая обзор деятельности этой личности, сошлюсь на его характеристику, основанную на более обширных матералах. Она не только не противоречит изложенной выше информации, а наоборот, дополняя и углубляя её, прекрасно иллюстрирует моральный облик очередного «птенца гнезда Петрова»:
«Фёдор Шидловский на Слобожанщине владел 6 деревнями с подданными, имел в Харькове большое подворье с множеством построек, был хозяином кожевенных, винных, стекольного заводов, владел мельницами, тысячами голов скота, имел 5 имений на Курщине, где находились настоящие крепостные…Фёдора Шидловского погубила жадность. Он постоянно жаловался царю на свою «бедность» и царь присылал ему жалованные грамоты на земли, деревни и слободы. Когда на Слобожанщине незанятых земель не стало, Шидловский обратил своё внимание на Волынь. С согласия князя А. Меньшикова прихватил земли на польской стороне. Это вызвало возмущение поляков, жалоба их дошла до Петра I. Незаконные действия генерала могли привести к военному конфликту. По приказу царя генерала Шидловского 23 апреля 1711 г. арестовали … и отослали для суда в г. Яворь на Волыни. В письме к Апраксину царь писал - «понеже сей плут Шидловский зело богат, покажи верность и труд свой, чтоб деньги, пожитки его и заводы не пропали, но все чрез верных людей описать, и движимые возьми к себе в удобные хранилища, а недвижимые до разорения не допусти». (С.И.Татаринов, 2013).
За эти дела Ф,Шидловскому грозила смертная казнь, но царь его помиловал, а награбленное все же не вернул ему. Скончался очередной наш «герой» в 1719 г. отнюдь не в почете и не в наворованном богатстве, а приживалом у родственников.
Династия Фроловых
Достойны внимания нравственный облик и судьбы персонажей фамилии Фроловых, которые получили её от атамана Фрола Минаева. Первым стал называться этой фамилией не раз упомянутый выше Василий Фролов, который заслужил доносами и рекомендациями Долгорукого и Толстого симпатию Петра I. Он был сыном знаменитого на Дону , многократно избиравшегося Войсковым атаманом Фрола Минаева, человека яркой и значительной для донской истории судьбы. Начинал Минаев свою карьеру среди приспешников и близких соратников самого Степана Разина.
Л.М.Савёлов в своём описании семьи Фроловых цитирует упоминание этой фамилии в собрании Государственных грамот и договоров: «А с Царицыны Стенька пошел на Саратов, а на Дон отпустил от себя казаков Донских и Московских стрелцов с казною, которую награбил в Астрахани…а в атаманех с ним послал из Донских казаков Якушка Гаврилова да Фролка Минаева» (Савёлов. Донское дворянство, II,1914, стр.4 - 5). Этими сведениями, по-видимому, исчерпываются данные о разинском периоде минаевской истории. В 1673 г. он уже атаман в походе казаков на Азов, затем «он является в Москве к Патриарху Иоакиму, который благословил его и его товарищей образами (там же, стр.5). а в 1675 г. он походный атаман в составе отряда князя Черкасского на Крым. В 1976 г. имя Фрола Минаева находилось в секретном списке старшин, которым выдавалось содержание от Московского правительства (Дружинин,1889, стр.29). Содержание это он получал за своё истовое служение Москве в её гонениях на староверов. Имя его по этим прискорбным делам в дружининской книге упоминается более пятидесяти раз. Но и избирался Войсковым атаманом тоже не однажды – почти двадцать лет занимал эту главную казачью должность. И, конечно, апофеоз его деятельности приходится на царствование Петра – они буквально нашли друг друга и слились во взаимных симпатиях.
Фроловым, по-видимому, нельзя отказать в воинском умении и храбрости. Особенно яркий пример доблести был продемонстрирован внуком Василия Фёдором во время очередной войны с Турцией. Похоронен он в Киево-Печерской лавре со следующей надписью на могильной плите: «Славного донского войска старшина и походный полковник Федор Иванов Фролов в государственной службе под городом турецким Хотином на генеральной баталии августа 1-го дня от неприятеля во главу усечен; тщанием донских казаков глава его сыскана в неприятельском разбитом лагере, в шатре командующего сераскера и присовокуплена к телу, которое, по его желанию, здесь в святой лавре погребено сентября 18, 1739г.» (Савёлов,1914, стр.11).
За свои заслуги перед отечеством Фроловы были произведены в донское дворянство, но оставили о себе не слишком добрую память у своих земляков – донских казаков. Вот как пишет об этом Савёлов: «Занимаясь с донскими актами за последние 25 лет XVII века и первые 30 – 40 лет XVII в.. исследователь постоянно наталкивается на членов семьи Фроловых, избиравшихся в этот период, и почти беспрерывно, на все главные должности воинского уряда: начиная от войскового атамана и кончая атаманами зимовых или летних станиц, отправлявшихся ко Двору, - везде сидят сыновья и внуки знаменитого в летописях Дона атамана Фрола Минаева…» (Савёлов, 1914, стр.3). Умение общаться с нужными людьми было, похоже, свойственно всем Фроловым. И проявлялось оно не только в положительном смысле. «Самозабвенная» преданность начальству и доносительство отличала и знаменитого Минаича (Соловьев,VII, 1962, стр. 301, 302, 481), и его сына Василия (см. выше), который удосужился самых высоких похвал от Василия Долгорукого своей преданной службой в виде непрестанного сопровождения вельмож, доносов на земляков и тем самым добиваясь от высоких покровителей ходатайств перед государем . Этим способом своего карьерного обустройства он пользовался и в дальнейшем. Например, в 1717 г. для утверждения его Войсковым атаманом он «срочно обратился к Александру Меньшикову, прося того похлопотать перед государем об утверждении его на атаманском посту. «Алексашка», которому Василий Фролович прислал донского скакуна и в дальнейшем ежегодно одаривал царского фаворита конями, помог: 18 января 1718 года Петр I утвердил Василия Фролова в атаманском звании» (Донские казачьи атаманы, 2006, стр.86). А что касается доносов и поклёпов, то именно Василию Фролову принадлежит «честь» одного из первых и, вероятно, главного очернителя Ильи Григорьевича Зерщикова, в котором он видел противника, способного помешать его карьерным устремлениям.
Вообще же эта донская фамилия прославилась настолько долгим и тяжким для казаков правлением, что на Фроловых «в 1738 году жаловались старшины…и просили о назначении атаманом кого-либо помимо Фроловых…потому что от Фроловых теперь несносные обиды мы претерпеваем; ежеле же они получат себе вечное атаманство, то нам житье будет плохое»» (Савёлов, 1914, стр.8).
Лукьян Максимович Максимов.
Первое упоминание этого имени в исторических хрониках относится к ноябрю 1687 г. в связи с походом Войска Донского на Азов. В этом походе есаулами при атамане Фроле Минаеве и полковнике Кирее Матвееве были Илья Григорьев (Зерщиков) и Лукьян Максимов, по-видимому, еше сравнительно молодые люди. В 1692 г. Л.Максимов – атаман зимнего посольства в Москву. Следующий раз Лукьян Максимов всплывает в документах уже в качестве Войскового атамана в 1700 г., то есть всего через 13 лет после первого упоминания. И сразу же весьма щедро награждается Петром I; «Пожаловал великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всеа великия и малыя и белыя России самодержец Зимовой станицы войскового атамана Лукиана Максимова сим ковшом в нынешнем 1700 году маия в 24 день» (Донские казачьи атаманы, 2006, стр.78). Награда состояла из серебряных ковшей и наградной сабли. В цитированной книге отмечается и участие Л.Максимова в Петровских походах на Азов, в которых по существу приняло участие практически все воинское казачество Дона. Начиная с этого года и с этого события, Лукьян Максимович Максимов постоянно избирается в Войсковые атаманы: 1700, 1703, 1705, 1706, 1707, 1708 гг. Это было удобно и казакам, и Москве. Причина разъясняется в очередном царском документе поощрительно-наградного характера (цитирую с купюрами):
«Пожаловали донских атаманов и казаков, войскового атамана Лукьяна Максимова и все войско Донское, велели за многие их и верные службы, а особливо которую учинили в прошлом 1705 году в возмущение астраханское, на вечную им и детям их и сродником их славу, дать сию нашу....милостивую жалованную грамоту… для того …служили…
во всех крымских и азовских и иных многих воинских походах были до отпуска, и будучи в тех походах, чинили многие над неприятелем поиски; а которые из донских и иных запольных рек казаки, забыв страх Божий и к нам, великому государю, свое обещание и заповеди…церкви, и явились в расколе и иных противностях, и тех они по верной своей к нам…службе, казнили смертью и ни до какова злова намерения тех возмутителей не допустили, а иных, ради подлинного розыску, переловя, присылали к нам …за которую их воинскую службу…сверх обыкновенного годового денежного и хлебного жалованья… посылается…жалованья денег двадцать тысяч Рублев…
Да для предбудущих лет на память…пожаловали мы…войсковым атаманом…пернач серебряной с каменьем золочен, бунчук с яблоком, с доскою и с трубкою серебряною золоченую, знамя большое, писанное на камке золотом …атаманам и казакам шесть знамен камчатых, писанных золотом и серебром станичных…сию нашу…милостивую жалованную грамоту им, донским атаманам и казакам и всему войску Донскому, дать повелели, усмотря те их вышеписанные многие верные и усердно радетельные службы…» (Сухоруков, 2005,, стр.152 – 155).
Можно сказать, блистательная судьба и карьера! Царем обласкан, казаками избираем. Между тем, уже и во время этих царских щедрот Москвой совершаются такие распоряжения и действия, которые не только не могут нравиться каждому жителю Дона и в том числе Войсковому атаману, но и воспринимаются вовсе как просто невозможные для исполнения. Это и указы о запрете казакам ловить рыбу в Дону там, где они жили и ловили ее испокон, это и морока с переселением городков на правительственные дороги к Азову, это и бахмутские разборки с малороссами, в которых Москва неизменно поддерживает украинские претензии. И это, наконец, совсем уж неприемлемое: запрет в 1706 г. занимать пустующие земли, принимать на Дону беглых (а ведь все они изначально беглые!) и сыск их с карательными репрессиями в 1707 г. А ведь Дон потому и казачья вольница, что «с Дона выдачи нет». Выходит – конец Дону!? Даже столь обласканный Войсковой атаман не смог смириться с подобными притеснениями и бесчестием.
Л.Максимов посылает на Бахмут подходящего человека, Кондратия Булавина, и велит ему в 1705 г. разорить хохлацкие солеварни. Прибывшего на разборки этого криминального случая московского дьяка Горчакова Кондратий сначала арестовывает (по черкасскому велению) а потом «не солоно хлебавшим» отправляет домой. И этот конфликт становится уже не местным, а государственным.
И вот грянул 1707 год, а с ним на Дону появляется карательный отряд во главе с князем Ю.В.Долгоруким. Отряд не очень большой, но с большими полномочиями: сыскать беглых по всему Дону, отправить их назад в Россию, разобраться в бахмутском своевольстве и, разумеется, наказать виновных. Надо сказать, что такая строгая мера была принята Москвой после неоднократных попыток навести в этой сфере порядок путем присылки на Дон менее внушительных и категорических комиссий, а также поручений самим донцам осуществить волю Москвы. Подобные акции успеха не имели. Но Петр Алексеевич не был бы Петром I и к тому же Великим, если бы он ни довел это дело до конца.
Отряд Ю.В.Долгорукого прибыл В Черкасск 2-го сентября 1707 г. и захотел было осуществить царскую волю, начиная с Донской столицы. Но царский любимец Максимов с поддержкой Войскового круга сказал решительное «нет». И царский посланник не посмел противиться воле казаков. Более того, атмосфера в Черкасске была столь напряженной, что на кругах велись речи не только о неповиновении Долгорукому, но даже о его убийстве.
Нельзя сказать, когда и у кого первого возникла идея расправиться с князем и его отрядом и тем самым грубо и дерзко сорвать царский карательный план. Но совершенно очевидно, что ее реализацию готовил Войсковой атаман и ближайшее его старшинское окружение: Ефрем Петров, Абросим Савельев, Никита Саломата, Иван Машлыченков и др. А наиболее подходящей кандидатурой для осуществления замысла стал Кондратий Булавин, которого Лукьян Максимов вел еще, по меньшей мере, с 1705 г. Это засвидетельствовано многими участниками событий, имена которых сохранились в-++исторических документах: Л.Карташ, А.Семерников- Н.Романов, Н.Ремез, К.Оттаганов и др.
До этого момента Лукьяна Максимова можно воспринимать как в некотором роде народного героя: ведь как-никак, а действительно преданный Дону казак, храбрый воин, талантливый руководитель, многократно избиравшийся казаками, возвысившийся вдруг до мстителя за попранные народные права. Но далее…что за методы борьбы и мести ! Какой-то бесчестный заговор для подлого убийства и еще более бесчестное поведение по отношению к назначенному на это дело человеку, бесчестная двойная игра: предать восставший народ и по-прежнему служить царю – в общем предельно низкое нравственное падение, перечеркивающее все прежние заслуги. И как будто два совершенно разных человека по разные стороны антиправительственного заговора – таков оказался Лукьян Максимович Максимов.
И далее выясняется, что перерождение этого человека началось, по-вилимому, значительно раньше, что, быть может, он и вовсе не был таким, каким кажется по внешним проявлениям его «добулавинской» биографии. И действительно, по свидетельству казаков, бежавших из Черкасска во время взятия его Булавиным, последний на Войсковом круге говорил, имея ввиду Л.Максимова и Е.Петрова: «И в кругу сказал ему войсковому атаману и старшинам причину к вине ту, бутто в новопоселенные по Дону и по иным тамошним рекам городки новопришлых с Руси людей принимали они изо взятков…» (Б.В.1935, док.81, Распрос в Посольском приказе…, стр. 261).
В отписке К.Булавина донским атаманам и казакам дается объяснение того, почему было решено снять с должности Войскового атамана Л.Максимова и некоторых старшин: «…за ними атаманом и старшинами многие к нам неправды и разорение и всякие нестерпимые налоги: которая ево в. г. присылаетца к нам Войску годовое денежное и хлебное жалованье, так же и за астраханскую службу 20000 руб., так же и в нынешнем 1708-м году присланное ж ево в. г. с стольником Матвеем Колычевым 10000 руб., и того присланного ево в. г. денежного жалованья нам они старшины в дуван ничего не давали. Да они ж неправые старшины Лукьян Максимов с товарыщи… с Руси людей многое число принимали и о заимке юртов без нашего войскового ведома письма многие давали, и за те письма многие к себе взятки брали…И они неправые старшины Лукьян Максимов с товарыщи не одних прошлых с Руси людей, многое число и старожилых казаков…всех неволею в Русь выслали, и в воду ради своих взятков сажали, и по деревьям за ноги вешали, женска полу и девичья, так ж и младенцов меж колод давили, и всякое ругательство над нашими женами и детьми чинили ,и городки многие огнем выжгли а пожитки наши они старшины на себя отбирали» (Б.В.1935, док. 239. стр. 452 – 453).
Вот тебе и народный герой, вот тебе и защитник «интересов трудящихся» - обыкновенный и пошлый хапуга, взяточник, жулик и вор в современном понимании! И еще убийца своих же православных людей, чем-то не понравившихся царю. Есть все основания принимать эти слова К.А.Булавина на веру как вполне справедливые, так как результатом этой деятельности Л.Максимова и Е.Петрова столо весьма солидное (по тем местам и временам!) богатство. Еще раз сошлюсь на исторический документ: «…Лукьян Максимов отослал пожиток в Троецкое капитану Симакову три шубы собольи, 20 стаканов серебряных, 4 кружки серебряные, 4 ковша серебряных жалованных, 10 ложек серебряных, 4 чашки серебряных. В расспросе им Ефрем Петров сказал, что он положил пожитки свои в Азов у архимандрита 4 шубы одна соболья, другая рысья, 2 лисьих, 15 лисиц… Кафтан, пара соболей, шапка соболья с жемчугами и чтобы пожитки Лукьяна и Ефремовы прислать к ним в Черкасский без утайки немедленно…» (Лебедев,1934, № 6, стр.89).
Здесь речь идет о сваре, разыгравшейся между Черкасском и Азовом по поводу барахла, принадлежащего свергнутому и казненному атаману Л.Максимову и старшине Е.Петрову и требуемому К.Булавиным, тоже, как видим, не лишенному презренного меркантильного интереса. Этот проклятый интерес – одно из самых зловредных человеческих качеств, был и остается чуть ли ни основным движущим мотивом человеческой истории и в том числе ее «героических страниц». А подтверждением расправ Лукьяна Максимова над староверами и над теми, кто не угодил царю, может служить царская грамота, выдержки из которой приведены выше.
Таким образом, очевидно, сколь падким был на материальное обогащение Лукьян Максимов, как он старался приумножить его не только в виде воровства и взяток от своих подданных, но и даров от самого царя. Но заслужить их от царя означало ему понравиться, а понравиться такому царю, как Петр Алексеевич, можно было только путем лести, подхалимства и безусловного рьяного исполнения всяких его и в том числе сумасбродных и безнравственных желаний. Того, кто удостаивался чести быть обласканным Петром, можно смело и безоговорочно относить именно к этому кругу людей. Безусловно, безнравственных. Вот по всем этим фактическим данным и вытекающим из них соображениям Лукьяна Максимовича Максимова, хоть и многократного донского атамана, все же следует причислить к людям отрицательного толка, сыгравшего в истории Дона крайне негативную роль.
Кондратий Афанасьевич Булавин
В исторических документах это имя впервые появляется в связи с конфликтными событиями вокруг Бахмутских солеварен и угодий по речкам Бахмут, Жеребец и Красная, впадающими в Северский Донец. Права на них оспаривались малоросскими казаками Изюмского слободского полка и донскими казаками. В 1705 году в городке Бахмут на должности атамана был К.А.Булавин. Проблема времени назначения или избрания его на эту должность вызвала у историков большой интерес. Вопрос этот подробно рассмотрен О.Г. Усенко, согласно которому булавинское атаманство в Бахмуте относится к 1703 или к 1704 г. на том основании, что в эти годы среди жителей Бахмута появились казаки из Трехизбянской станицы. Мне представляется, что это предположение хоть и не исключает возможности такого факта, но вовсе не доказывает его. Во-первых, в источниках не называется имя Булавина среди трехизбянских жителей Бахмута , во-вторых, назначение его атаманом могло произойти в любое время независимо от наличия или отсутствия трехизбянцев в Бахмуте и в том числе самого Булавина.Подобное произошло по воле Л.Максимова со следующим атаманом Бахмута, а именно с черкасским старшиной Кульбакой, несмотря на отсутствие в Бахмуте черкасских казаков и даже его самого.
Словом, версия о занятии Булавиным атаманской должности в Бахмуте в 1705 г., как это посчитали многие историки, нисколько не поколеблена. Более того, она кажется предпочтительней других версий еще и по следующим обстоятельствам.
Имя К.А.Булавина, несомненно, было хорошо известно и до 1705 г не только в Черкасске, но по всему Дону, так как в донской столице постоянно проживал его родной брат Антип Афанасьевич, который был даже избираем атаманом одной из Рыковских станиц в Черкасске. Известно также, что близких родственников у Кондратия было довольно много (еще один брат Иван Афанасьевич, взрослый сын Никита и племянники, и все они были не последними людьми в казачестве (Пронштейн, Мининков.1988, стр.31 – 34). Среди видных казаков были и близкие идейные соратники Булавина (Голый, Драный, Некрасов, Хохлач и др), как покажут события, грянувшие в 1707 – 1708 гг., то есть через пару лет. А Бахмутская тяжба с Изюмцами стала для черкасских старшин к 1705 г. делом очень важным, так как здесь решался принципиальный спор о защите, как они считали, исконно казачьих земель. Поддержка Изюмцев со стороны Москвы при одновременно усиливающемся давлении государства на донское казачество обостряло проблему до предела. Черкассая власть, крайне заинтересованная в этих землях, искала способ удержать их за собой. Для этого ей нужен был человек, способный проводить активную политику сопротивления на месте. Здесь и всплыло имя К.А.Булавина как человека, способного противостоять натиску малоросских слободчан и царских посланников. Кто-то из высших лиц донской власти, Аким Филипьев или Лукьян Максимов, бывшими в 1705 г. Войсковыми атаманами, и отправил в Бахмут атаманом Кондратия Афанасьевича, как выяснится почти сразу же, полностью оправдавшего его выбор. Скорее всего, это был выбор именно Максимова, так как Филипьев в то время был по горло занят разборками с Астраханским восстанием, и именно с Максимовым впоследствие были столь «тесными» отношения у Булавина – сначала чуть ли ни дружественные (полная поддержка), а потом убийственно враждебные.
Кандратий Афанасьевич очень решительно пресекает поползновения изюмцев на Бахмутские солеварни, как, по-видимому, ему и было предписано Войсковым атаманом Максимовым, может быть, даже перехватив через край.
Впрочем, эту историю тщательно рассматривает О.Г.Усенко (Усенко, 2002, стр. 101; http://olegusenko1965.narod.ru/index/0-82) и приходит к выводу о том, что Булавин действовал «в соответствии с предписаниями войскового права», то есть нисколько не виновен в крайности осуществленных им мер: «Итак, в 1703 - 1706 гг. К. Булавин бунтарем не был и о восстании не помышлял. Следовательно, считать конфликт из-за бахмутских угодий репетицией движения 1707-1709 гг. – значит совершать грубейшую ошибку. В то же время ошибкой будет и утверждение, что между этими событиями – бахмутским конфликтом и нападением на сыскной отряд Ю.В.Долгорукого – нет никакой связи. Связующей нитью, по всей видимости, явилось возмущение К.Булавина действиями войсковой верхушки, которые угрожали ему лично…Войсковая администрация, пытаясь оправдаться перед царем, всю вину переложила на К.Булавина, который оказался, таким образом, козлом отпущения…Итак, с февраля 1707г..( дата прибытия С.Кульбаки в Бахмут на смену Булавина - -Ю.М.) К.Булавин имел все основания считать себя оскорбленным. В первую очередь его возмущение обращалось, как это логично предположить, на войскового атамана Лукьяна Максимова и верных тому войсковых старшин, которые всем заправляли «в Войске» (там же, стр.101-102).
Эти предположения о мотивах поведения Булавина в бахмутском и последующих событиях выглядят вполне естественными и допустимыми, и они совсем не облагораживают и не делают образ будущего вождя восстания более привлекательным, но добавляют ему еще некоторые весьма неблаговидные черты – злопамятность и мстительность, проистекающие от уязвленного самолюбия – сняли, видите ли, с вожделенной должности!
И еще. По мнению О.Г.Усенко, Булавин якобы не был старовером не потому, что таково его религиозное убеждение, а потому, что «открыто придерживаться «раскола» в это время на Дону было небезопасно» (там же, стр.104), то есть по существу наш герой объявляется еще и трусом! Это при том-то, что чуть ли ни большинство донского населения продолжало исповедовать старую веру и укрывать ее адептов из числа духовенства, несмотря на преследования и казни.
А что касается попыток Булавина построить в Бахмуте церковь, по поводу чего он обратился в Москве к церковным властям (т.е. к никонианам!) с просьбой о разрешении на это и о снабжении предполагаемой церкви необходимой утварью, то, по моему мнению, такая забота о своих прихожанах едва ли может быть доказательством того, что сам Булавин не мог оставаться тайным старовером.
Быстро разделавшись с изюмцами, К.А.Булавин этим не ограничился: в следующем году он арестовал российского дьяка, прибывшего описывать бахмутские земли, и отправил его обратно ни с чем. Вот как это описывает О.Г.Усенко:
«Арест дьяка А. Горчакова, приехавшего 3 июня 1706 г. на Бахмут по указу «адмиралтейца» Ф. Апраксина, чтобы сделать опись «разорений», учинённых донцами, и оставить отряд солдат, был произведён Булавиным в соответствии с предписаниями войскового права. Бахмутские казаки потребовали предъявить им царский указ, а когда узнали, что у дьяка его нет, заявили, «что они без ведома ис Черкаского на Бахмуте описывать и осматривать и ничего делать не дадут, и писали о том в Черкаское. И около постоялова двора поставили караул многолюдством с ружьем... А ево, Алексея, и с солдаты с постоялова двора не выпустили восмь дней и велели дожидатца против своего письма из Войска ведомости…11 июня в городок прибыли трое черкасских старшин с войсковой отпиской. Они публично одобрили действия К. Булавина и заявили дьяку, «что де им войсковой атаман Лукьян Максимов со всем Войском приказывали словесно, чтоб тех соляных заводов описывать и осматривать они не давали …из Черкасска на Северский Донец были посланы письма, чтобы казаки «выбивали» изюмцев из бахмутских угодий. Дело в том, что в Черкасске ждали «настоящего» царского указа (грамоту из Посольского приказа) …Когда такой указ на Дон пришёл (сентябрь 1706 г.), казаки ему подчинились – даже несмотря на то, что их ожидания не сбылись. В указе сообщалось, что все спорные земли переходят во владение изюмцев, «чинить обиды» которым строжайше запрещалось. Что интересно, донцы беспрекословно исполнили и повеление, содержавшееся в другой грамоте из Посольского приказа, – о том, что угодья и селитренные заводы, принадлежавшие некогда полковнику И. Перекрестову, отписываются на государя и переходят под управление Ф. Шидловского. Хотя селитренные заводы находились на землях Войска Донского, тем не менее изюмцы доступ к ним получили… В конце 1706 г. в Черкасске было принято решение снять Булавина с поста бахмутского атамана. Причиной этому стал уже упоминавшийся царский указ, полученный в сентябре того же года, из которого следовало, что государь очень недоволен разгромом солеварен, совершённым бахмутскими казаками в октябре 1705 и январе 1706 гг. Указом повелевалось вернуть изюмцам награбленное и провести «розыск» для определения и наказания виновных… Войсковая администрация, пытаясь оправдаться перед царём, всю вину переложила на К. Булавина, который оказался, таким образом, козлом отпущения… Итак, с февраля 1707 г. К. Булавин имел все основания считать себя оскорблённым. В первую очередь его возмущение обращалось, как это логично предположить, на войскового атамана Лукьяна Максимова и верных тому войсковых старшин, которые всем заправляли «в Войске» (Усенко, 2002, стр.101 – 102).
Вся фактическая сторона дела, как мне представляется, дает возможность и иной трактовки взаимоотношений между бахмутским атаманом и Войсковой администрацией, которая отреагировала на царские угрозы снятием с должности Булавина. С одной стороны, администрация как бы выполняла указание царя о его наказании, с другой – уводила Булавина от возможного более сурового царского наказания. У администрации были все основания предполагать, что царь не ограничится велением казакам разобраться с этим делом самим, а за этим непременно последуют его собственные репрессивные акции. И действительно, Войсковой атаман Л.Максимов просто увел от возмездия Булавина и дал ему возможность скрыться от вероятного наказания, чтобы в дальнейшем использовать его в новом подобном деле. Не мог же он вместо этого оставить его на должности, демонстрируя полное своё неповиновение царю. И Булавин не мог не понимать этого. Потому и кажется сомнительным его предполагаемое оскорбление и возмущение Войсковым атаманом. Если, конечно, он не был человеком слишком глупым или слишком уж прозорливым. Этому, впрочем, противоречат, как ниже будет показано, и дальнейшие отношения К.Булавина и Л.Максимова.
А что касается страха и злости Булавина от возможного и ожидаемого расследования со стороны московских властей, то это, похоже, вполне могло присутствовать в душе и сознании отстраненного бахмутского атамана. И этим его состоянием не мог не воспользоваться тот же Лукьян Максимов и его ближайшее старшинское окружение. Из приведенных выше материалов видно, что обстановка на Дону к 1707 г. уже вполне созрела для более активного сопротивления казаков московской экспансии. Это сопротивление, собственно, уже проявилось ранее при назначении Булавина на атаманскую должность в Бахмуте, который и продолжил его акциями, предпринятыми против изюмцев и дьяка Горчакова. Та, и другая акция по существу и были подготовлены и осуществлены Булавиным при подаче и содействии черкасской администрации, как это следует из вышеприведенного материала в цитате из работы О.Г.Усенко.
Следующий более серьезный шаг должен был быть сделан черкасской администрацией в ответ на ожидаемый ход Петра. Он, этот ход, состоялся в виде карательной экспедиции князя Юрия Васильевича Долгорукого. Экспедиция выполняла указ царя по выявлению и наказанию на Дону беглецов из России и потворствующих им казаков, а также для расследования бахмутского дела и наказания виновных (надо читать – К.Булавина и поощрявшую его Черкасскую администрацию, то есть прежде всего Войскового атамана Л.Максимова). Цели и задачи экспедиции, разумеется, были доведены до Черкасской власти. И она хорошо к этому подготовилась.
Показания свидетелей (Л.Карташ, А.Семерников, Н.Романов, Н.Ремез и др.), признания самого Булавина казачьему кругу в Черкасске и последующий ход событий вскрывают суть этой подготовки: ликвидация карательной экспедиции во главе с ее начальником Ю.В. Долгоруким – первый этап. Обвинение и ликвидация исполнителя этой акции как главного и единственного виновного в ней и в бахмутском деле К.А.Булавина – второй и заключительный этап. Назначенный исполнитель, естественно, был посвящен только в дело первого этапа.
Должен возникнуть вопрос: почему именно Булавин был выбран для этой двухходовой операции? А потому, что он обладал для этого самыми подходящими качествами, что и проявилось сразу же в Бахмутском деле: решительный, храбрый до дерзости, если не харизматичный, то обладающий выраженными качествами лидера, но не слишком большого ума, не способный оценить даже близкую перспективу своих экстремальных действий. Это как раз то, что нужно и для более радикальных и опасных предприятий, задуманных Л.Максимовым и преданными ему старшинами.
Обстоятельства убийства князя Юрия Долгорукого изложены выше в приведенных цитатах из первичных исторических документов. Это было ночное внезапное нападение на спящих людей, которые, судя по беспечности, с которой они в своем малолюдстве совершали расследования и наказания виновных (кстати – среди бела дня, прилюдно и в форме суда!), не очень-то побеспокоились и о тщательности своей охраны. Их было немного, всего человек 40 – 50, а в том числе охранников 20 человек. Нападающих – побольше: человек 200. И руководили ими, помимо К.Булавина, будущие вожди и руководители восстания С.Драный, Н.Голый, Ф.Беспалый, И.Лоскут, Г.Банников. Они были преисполнены жаждой мести. Сопротивления им практически не было оказано, постреляли и порубили неспособных по своему физическому состоянию 17 (по другим данным – 21) человек. Потерь у нападавших, конечно, не было.
Как можно классифицировать с военной точки зрения эту акцию! Сражение? Битва? Схватка? Нет, конечно, это просто бандитский налет, гадкий по своей подлой сути. И его совершившие вовсе не какие-нибудь народные герои-мстители, а обыкновенные ночные убийцы. А главарь нападавшей шайки попросту бандит без чести и без совести. Таковым мы и должны признать нашего «народного героя» в этой очередной его акции. И героизировать его за это значит не понимать сути происходящего, напрочь забыв о человеческой морали. Но непредвзятый взгляд на это убийство не может не видеть его грязной и бесчестной сущности.Ведь убитые не были в состоянии войны с убийцами,они просто вели мирное судебное разбирательство и осуществляли приговоры, отнюдь не кровавые, а вполне соответствующие царским указам того времени: наказание – просто высылка. И за такие юридически безупречные и морально вполне адекватные поступкам беглецов действия – убийство.
А народ-то, вспыхнувший вслед за этим гневом и жаждой мести за свои пережитые страхи и страдания, не увидел этого. Наоборот, счел это справедливым актом мщения и сам схватился за орудия убийства, примыкая к шайке бандитов, приняв их за истинных борцов против поработителей и за народную свободу. Так по сути от подлого акта началось в чем-то справедливое народное восстание. Впрочем, удивляться этому не приходится – народ частенько совершает то, что ему не подобало бы. Выбирает во власть фашистов и в упоении рукоплещет им за все их злодеяния, совершает неадекватные бунты и революции, распевает песни о чудовищных поступках своих героев («и за борт ее бросает в набежавшую волну»), голосует за идолов, издевающихся над этим народом и еще много чего подобного. Даже приходит кощунственная мысль: а не будь у народа праведных вождей, смог ли бы он сделать что-либо путевое самостоятельно!
В общем, не надо уповать на народную мудрость и справедливость, как и бездумно верить в лапидарно сформулированную народом мысль о том, что «устами младенца глаголет истина» - кто и что только ни глаголит своими милыми устами!
Так вёл себя и народ, бурно и безоглядно поддержавший жуткое убийство царских посланников в ночь на 9 октября 1707 г. в казачьем городке Шульгинском. Но ведь не весь народ! Он тотчас разделился на поддержавших и осудивших. По-видимому, разными мотивами руководствовались и те, и другие. И эти мотивы для них были столь значительными, что уже 18 октября у городка Закотный случилось то, что должно было случиться – военное столкновение между противоборствующими сторонами, где победа досталась противникам восстания - казакам, руководимым Войсковым атаманом Лукьяном Максимовым. Это началась реализация второй части заговора, теперь уже направленной против убийц Долгорукого и одновременно являющихся зачинателями восстания. А в ночь перед самим сражением в лагере восставших, как писали потом победители, начался мятеж и «Кондрашка Булавин тайно от них из осады в лес ушел, также и иные ево советники един по единому тайно ж из осады в лес розбежались» (Б.В.1935, док. 16, Отписка донских казаков, стр.133).
Этот эпизод характеризует еще одну сторону личности Булавина, никак не соответствующую его литературному облику народного героя – некую смесь трусости с предательством. Вождь, поднявший народ на восстание, в ответственную минуту бросает своих соратников, чтобы спасти свою шкуру, иной оценки и не заслуживает. Так же поступают и все его ближайшие соратники, кроме Григория Банникова, который попадает в плен и в конце-концов на плаху.
А наш «герой» оказывается в далеком Запорожье, где всю зиму проводит сравнительно комфортную жизнь проповедника и прельстителя запорожских казаков, призывая их к борьбе против России и соблазняя сладкой жизнью и непременными успехами. При этом беспардонно врет о своем могуществе и поддержке со стороны не только донских казаков, но и чуть ли ни всех окружающих народов.
И в этом его качестве открывается в нем талант публичного деятеля, оратора, краснобая, безграничная его вера в собственное предназначение, страстное и последовательное служение избранному делу, способность пренебречь нравственными принципами ради дела и, увы, лживость натуры. Но все эти качества не привели их обладателя к успеху в Запорожье – там у казаков другой русской окраины были свои проблемы и они, эти казаки-запорожцы, не из тех, кого легко обмануть.
Соратники, оставшиеся на Дону, между тем делали начатое дело, и в марте Дон уже заволновался основательно. Там в Пристанском городке и объявился снова наш герой, Кондратий Афанасьевич Булавин. Вокруг него быстро сконцентрировалось и бывшее ближайшее окружение, и самостоятельно увлеченные и насильственно привлеченные казаки. Восставшее войско двинулось к Черкасску. В нем и в главных своих противниках, бывших своих соучастниках по антимосковскому заговору, атамане Лукьяне Максимове и его старшинах, прежде всего, и видел своих врагов признанный вождь восставших. Встретились с ними на речке Лисковатке на полпути к Черкасску.
Но вот ведь – парадокс! Сражения не произошло. Какая-то хитрость, какой-то тайный сговор, в результате чего воинство Максимова рассыпается, а сам он с его остатками бежит в Черкасск. И в этой акции проявляется еще одно качество вождя восстания: он умеет организовать дело так, что выигрывает его самой малой ценой. В обстановке всеобщей эйфории, с примкнувшими новыми сторонниками и с трофейным обозом противника все восставшее войско неуклонно движется к Черкасску. И в конце апреля достигает его.
Но как, однако, не хочется сражения и длительной осады! И снова проявляется талант бескровных (в открытом бою!) побед вождя. Его сторонники и родной брат в Черкасске фактически принуждают сопротивляющихся черкассцев к сдаче столицы. Что и происходит 1-го мая 1708 г. И от всего этого возникает подозрение: а может быть, эти бескровные успехи Булавина обусловлены и совершены вовсе не им, а его повсеместно возникающими сторонниками, и никакого такого таланта у него вовсе нет! Печальным подтверждением этой догадки является первая же булавинская кровавая акция после его появления в Черкасске – казнь Войскового атамана и старшин – его заклятых друзей-заговорщиков и врагов-предателей: «И мая в 6-й день был круг в Черкаском и в том кругу он Кондрашка был сам, и в то число тех старшин привели в тот круг и ис того круга повели их на Черкаские бугры и на тех буграх по велению того вора тех старшин казнили смертью, отсекли головы» (Б.В.1935, док.66, Доношенте азовского губернатора…, стр.238 – 239). А перед тем Булавин не преминул посчитаться со своими лютыми врагами еще и иным способом: «…тех старшин тот вор бил плетьми и пожитки их все побрал к себе» (там же, стр.238)
На казачьем кругу К.А.Булавин рассказывает всему обществу о своем заговоре с предателями об убийстве князя Долгорукого. И круг избирает его Войсковым атаманом на место казненного.
Что из всего этого следует? Это подтверждает присущую Булавину не просто мстительность, а мстительность беспощадную, жестокую и кровавую.И еще – он тщеславен, и ради занятия высшей казачьей должности готов терпеть чуть ли ни своим заместителем человека, который его не только не поддерживал, а был просто против него (письмо Зерщикова запарожцам), выступал даже с военной силой против восставших в марте 1708 г. и, проигнорировав, не поддержал его просьбу об аресте Максимова (письмо Булавина Зерщикову перед взятием Чекасска). Речь идет о назначении войсковым кругом И.Г.Зерщикова наказным атаманом при Войсковом – Булавина.
А что же дальше? А дальше как будто поломался стержень, обмякла фигура, утратилась цель. Двухмесячное пустопорожнее сидение в Черкасске и дерганное противоречивое правление – не правление, действие – бездействие, политес или полная несобранность. Сначала пишет письма царю, объясняет, каясь. Грозит азовскому губернатору. Параллельно – «прелестные» воззвания казакам и предательские послания кубанским староверам и турецкому султану. Отправляет почти все свое наличное войско и основных своих соратников навстречу войскам государевым, готовятся к штурму Азова так, что обрекает его на неудачу.
Объясняющие и по сути покаянные письма Петру были и проявлением хитрости и коварства, и надеждой на призрачное примирение. Такое рождала колеблющаяся и смятенная душа, усладившаяся и размягченная фимиамом полной власти над Доном, как ему казалось. Страх и ожидание неизбежного и зловещего для него будущего – письма кубанцам и турецкому султану о бегстве от русского царя и приеме беглецов под иноземное крыло. Отправка соратников с войском против государевых полков – призрачная надежда защититься от них и полное непонимание того, что расчленение военных сил своих это точная и неизбежная погибель. Отчаянный штурм Азова в обстановке распада сил и единства (он даже перед этим отпускает казаков на сенокос!) – просто безумная акция потерявшего разум и смысл жизни запутавшегося и ничего уже не соображающего человека. Все эти неблаговидные черты характера и ограниченность ума проявились в нем вдруг с сокрушающей силой.
Словом, все действия и бездействие – образец бездарности и растерянности. И в результате дело восстания и правления нового Войскового атамана в Черкасске полностью разваливается. Помогают этому развалу силы сопротивления бессмысленному, бездарному и вредному для судьбы казачества восстанию. Итог – гибель вождя-неудачника и фактический провал его дела. Как народный вождь, герой, как воплотитель народных мечтаний он не состоялся.
И каков же конец неудачника – убийство или самоубийство? На мой взгляд, скорее все-таки убийство. Во-первых, потому что живой Булавин в руках московских карателей – крайне нежелателен для его близких соратников и тайных перебежчиков в лагерь сопротивляющихся восстанию, которые, вероятно, и были при нем в момент его смерти. Это С.Ананьев, Т.Соколов и, быть может, ещё кто-то другой . Во-вторых, сам психологический облик Булавина, полностью проявившийся в ходе последнего акта трагедии и свидетельствуя о его неустойчивой, нестабильной нервной системе, обнаружил в нем способность к слабости и малодушию. При отмеченной ранее спонтанно возникающей трусости, сочетание ее с малодушием и слабостью представляло крайне ненадежную платформу для совершения акта самоубийства. Разумеется, это только предположение, не более. Но оно логично вписывается в трагический и противоречивый облик яркого и, несомненно, в чем-то талантливого человека, оставившего такой мощный след в донской и российской истории. Его, вероятнее всего, убили приближенные, находившиеся вместе с ним в осажденном доме, и преподнесли версию самоубийства для отвода от себя обвинений в том, что они из личных опасений за свои преступные деяния лишили Москву самого важного свидетеля разыгравшихся событий. И первым, кто принял от них эту версию, был организатор противобулавинского движения И.Г.Зерщиков. Его эта версия вполне устраивала, так как предполагала возможность уберечь от наказания его соратников, убивших Булавина и тем лишивших власть законного права суда и казни главного преступника – для Зерщикова жизнь казаков была важнее торжества власти.
И еще. Все «прелестные письма», кроме одного, адресованного запорожским казакам, написаны К.Булавиным староверам. Это основное и почти единственное население Дона. Он знал, кому адресовать свои послания и чем их соблазнить на восстание – борьбой за старую веру. Но сам-то он, сам, был старовером? Об этом история пока молчит. Похоже, ей нечего сказать – сама не знает. Мне думается, что никонианином он точно не был, иначе его посланиям народ не поверил бы. Ведь кто-кто, а народ и современник точно знал ответ на вопрос о том, какую веру исповедовал его вождь. И следовательно, ответ на интересующий нас вопрос может быть только один: конечно, Булавин был старовером. Но, вероятно, не истовым, а умеренным или даже не слишком-то и религиозным. Это была не его сфера, не его главный интерес. Но все же, быть может, осознанная под влиянием религии греховность самоубийства тоже препятствовала сделать ему шаг в этом направлении.
Староверами были и все его ближайшие сподвижники, без которых восстание и не состоялось бы. Это Никита Голый, Семен Драный, Игнатий Некрасов и Лука Хохлач. Если Кондратий Булавин сыграл в этом деле преимущественно роль сначала запала, а затем –знамени, то вся тяжесть непосредственной борьбы легла на плечи этих выдающихся донских атаманов. Именно они организовывали войсковые соединения и руководили их боевыми действиями против царского воинства.
Семен Драный
Наиболее успешным из них полководцем был Семен Драный. Ему также приписывается и роль главной пружины всего восстания, его мозгового центра в отличие от, по-видимому, не блещущего умом Булавина. Помните: слова Василия Фролова, сына знаменитого донского атамана Фрола Минаева и видного казачьего деятеля: «Булавин был дурак, все воровство и вся надежда была на Драного». По-видимому, Драный был одним из самых ярых ненавистников царского режима и его проводников на донскую землю, так как при начале событий даже прислал своего сына в банду Булавина для убийства Ю.Долгорукого. Он руководил повстанческим движением в верховьях Северского Донца, в районе Старо-Айдарского городка. Был активным проводником идей восстания в Черкасске, когда в казачьих кругах решались вопросы организации повстанческого движения и выборов его руководяшего состава. Возглавил войско, отправленное из Черкасска в верховья Северского Донца под Изюм. Вместе с атаманами Беспалым и Голым разгромил Сумской полк у речки Уразовой.
В сохранившемся послании Драного запорожским казакам религиозная тема не затрагивается, но делается упор на общие с Запорожьем интересы донского казачества и призыв к борьбе против, как он считал, их общего врага – России:
: «В нынешнем 1708-м году майя месяца в 26 день по указу великого Войска Донского…велено нам Войску выступить против идущих на нас для разорения наших казачьих городков московских полков…И мы…ожидаем к себе вашей общей казачей единобрацкой любви и споможения, чтоб наши казачьи реки были по прежнему, и нам бы быть казаками, как были искони казатьство и между нами казаками единомысленное братство…чтоб над нами Русь не владела и общая наша казачья слава в посмех не была». (Б.В.1935, док. 244, Отписка атамана С.Драного…, стр.459-460).
В начале июля - поражение от соединений В.Долгорукого и гибель Драного под Тором. Известие о гибели С.Драного произвело очень тяжкое впечатление на восставших и способствовало их поражению, так как с его гибелью надежда на победу сильно поубавилась.
Никита Голый
Этот атаман тоже проявил себя очень способным руководителем, сначала вместе с Драным поучаствовав в разгроме Сумского полка. Попытка Голого прорваться на соединение с Некрасовым не удалась. Путь ему перекрыл В.Долгорукий. После этого атаман действовал, собирая сторонников, на Северском Донце. В его воззваниях содержится специфический акцент, ему присущий – обращение только к черни (и против бояр!), в которой он видит единственную силу, способную бороться за старую веру:
«А нам до черни дела нет. Нам дело до бояр и которые неправду делают. А вы голотьва и вся идите изо всех городов конные и пешие, нагие и босые, идите не опасайтеся: будут вам кони и ружье и платье и денежное жалованье. А мы стали за старую веру и за дом пресвятые богородицы и за вас за всю чернь, и чтобы нам не впасть в ельнинскую веру». (Б.В.1935, док. 248, «Прелестное письмо» атамана Н.Голого, стр.466).
Уходя от преследования В.Долгорукого на восток, 27-го сентября на Дону у станицы Донецкой Голый полностью разбил полк полковника Билса, проявив смекалку и военную хитрость. Был захвачен большой обоз с провиантом, направлявшийся в Азов. Но 4-го ноября в сражении с В.Долгоруким войско Голого в составе 4000 человек было разгромлено и фактически полностью уничтожено. Сам Н.Голый бежал, и после трехмесячного скитания по донским степям был пойман 8 февраля 1709 г. в станице Митякинской. Осуждён и казнён.
Лука Хохлач
В марте 1708 г. Хохлач поднимает восстание на Хопре, рассылая «прелестные» письма по Медведице и Бузулуку с призывом собираться в Пристанском городке. Вот цитата из одного из них: «…собрались все вкупе с запорожскими казаками, с Белогороцкой ордою, с калмыки и с татары и з гребенскими и с терскими и с яицкими казаками истребить иноземцев и прибыльщиков» (Б.В.1935, док.237, Из «прелестного письма» булавинца Луньки Хохлача…, стр.451 – 452). По приезде Булавина в городок Хохлач во главе отряда в 100 человек отправляется в Тамбов « для отгону государевых драгунских лошадей» (Б.В.1935, док.29, Отписка губернатора И.А.Толстого…, стр. 169), что успешно и выполнил, сведя 3000 лошадей.
16-го апреля 1708 г. отряд Хохлача в составе 500 человек терпит поражение от подполковника Рыкмана на реке Битюк. 28-го апреля новое поражение отряда Хохлача (1500 человек) на речке Курлак от полковника Тевяшова. Остатки хохлачевого отряда соединяются с отрядом Некрасова, и соединённые силы повстанцев терпят поражение от калмыков. Потом Хохлач довольно успешно действовал на Волге, и даже взял Камышенку, а после неудачного боя под Саратовом ушел на Дон. В конце июня Хохлач объявляется в Черкасске, где 6-го июля участвует в штурме Азова.
Разгромленные под Азовом остатки повстанческих сил вернулись в Черкасск. Среди них оказался и Лука Хохлач. Якобы был арестован, по другим данным его убили казаки-заговорщики (?).
Игнатий Некрасов
Это, пожалуй, самая известная личность из соратников Булавина. Но прославился он не своими воинскими сражениями на стороне восставших донцов, а организацией коллективного бегства донских казаков-староверов из России под крыло турецкого султана и многовековым существованием в Туретчине землячества казаков –некрасовцев.
Имя его впервые появляется в исторических документах, относящихся к Булавинскому восстанию, в период взятия восставшими Черкасска. Здесь он вместе с С.Драным (после Булавина) является главной фигурой восставших.Упоминается он как человек, осуществивший арест Войскового атамана и старшин и доставку их в Рыковскую станицу к Булавину, где последним была устроена порка арестованных. Присутствовал Некрасов и на самой казни атамана Максимова и старшин в качестве главного.
На следующий день после казни Игнатий «просился у него Кондрашки з голутьбою для добычи на море на морских струшках» (Б.В.1935, док.66 Доношение Азовского губернатора…., стр.239). Из этого следует, что возможно далеко не последним мотивом для участия Некрасова в бунте была заинтересованность в материальном обогащении. Но ему было уготовано иное: 13-го мая выйти с войском на Хопер против царских полков (по другим данным – на Волгу)
В конце июня Некрасов вместе с Хохлачем терпят поражение у города Саратов от калмыков. По данным В.Долгорукого, Некрасов якобы участвует и в штурме Азова. Но это несомненная ошибка, так как уже в конце июля тот же Долгорукий сообщает царю о взятии Некрасовым Царицына. А в Доношении от 4-го августа он приводит уже, по-видимому, достоверные данные о нахождении И.Некрасова на Дону около Паншина и Голубого. Стремление его соединиться с Голым было пресечено войском В.Долгорукого. 5-го августа подтвердились сведения о взятии Некрасовым совместно с Иваном Павловым Царицына и прибытии первого в Паншин. Здесь он организовал сбор большого войска. К нему присоединяются другие отряды повстанцев во главе с атаманами Иваном Павловым, Сергеем Беспалым, Иваном Лоскутом (одним из убийц князя Ю.В.Долгорукова).
В середине августа после сдачи без боя крупного войскового соединения восставших,. дислоцированного в станице Есауловской, и видя невозможность объединения с ним, вся воинская некрасовская армада с семьями и домашним скарбом, переправившись через Дон, ушла на Кубань. И в последующие месяцы очень многие казаки вместе с семьями уходили вслед за И.Некрасовым на Кубань.
Дальнейшее участие войсковых соединений некрасовцев в сражениях с лонскими казаками, послужили основанием для представлений некоторых историков о противоборстве донцов со староверами в качестве причины чуть ли ни всехвозмущений и войн на Дону.
Илья Григорьевич Зерщиков
Личность этого участника рассмотренных событий донской истории почти единодушно характеризуется отрицательно в исторической и художественной литературе
Прикрепленные к нему историками и литераторами эпитеты, мягко говоря, очень негативны. Но исследовав донскую смуту 1707 – 1709 гг.с доступной мне глубиной, я не нашел решительно никакого подтверждения этому. Поразительно и то, что и те, кто хулят этого человека, тоже не приводят никаких доказательств его вины в чем-либо перед своим народом и историей. Он был казнен Петром I якобы за предательство им Булавина со словами: «Предавший единожды не заслуживает доверия! Он предаст и многажды!» (Донские Казачьи Атаманы, 2006, стр.75). Насколько это соответствовало действительности, Похоже, никому не известно, но казнь, тем не менее, совершилась. Справедливо ли это? – Постараемся разобраться.
Парадокс состоит в том, что Зерщиков не предавал Булавина, потому что был его противником, а не союзником, но всё равно упорно принимаемым не только Петровским воинством, но и историками в качестве союзника. По другим, столь же необоснованным данным, Зерщиков был оговорен Голым, за что якобы и был казнен. Но содержание оговора и доказательства его существования не обнаружены, то есть из-за отсутствия доказанной вины казнь была по существу произвольной. Что, впрочем, и свойственно привычкам и обыкновению царя-сумасброда, беспричинно убившего многих, даже своего сына.
Это краткая суть дела, и она пока что остается самой распространённой и молчаливо принятой исторической версией, но отнюдь не фактом. Но вернемся к анализу личности Ильи Григорьевича Зерщикова, безусловно, весьма интересной и значительной , как выяснилось в ходе настоящего исследования. Этот участник трагических донских событий заслуживает также особого внимания и из-за странной противоречивости его посмертной судьбы: почему, не совершав при жизни злодейских поступков, он представлен законченным злодеем в писаниях историков и литераторов.
Между тем он принадлежал к одному из старейших донских родов, прослеженных почти с середины XVII столетия и продолжающегося доныне. Первое упоминание фамилии Зерщиков было обнаружено мной в списке за 1666 год «станичных молодцов» в составе зимнего посольства донских казаков в Москву, где среди других упоминается и Любим Зерщик(ов?). Род Зерщиковых был довольно широко распространён на Дону, в доказательство чего я и привожу сведения о Любиме Зерщике. Он не был прямым предком Войскового атамана Ильи Григорьевича Зерщикова, котором упоминается в качестве главы легкой, то есть летней станицы в Москву за 1686 год. Занятие этой должности предполагало принадлежность к уважаемому кругу казаков в возрасте, примерно, 30 – 40 лет, и редко меньше для особо уважаемых или чем-то неординарно проявивших себя казаков.
Можно предположить, что возраст Ильи Григорьевича Зерщикова в год его избрания атаманом легкой станицы в Москву (1686г.) был равен примерно 35±5 лет. И едва ли меньше, так как величается он в это время полными именем и отчеством, что не свойственно для молодых людей из казачьего сословия. Исходя из этих прикидок, его год рождения должен был соответствовать 1651±5 году, а год рождения Любима Зерщика - 1645±4 году [1666 - (21±4)]., ведь в документе речь идет о « молодце», возраст которого едва ли превышал 25 и был не менее 17 лет. Следовательно, этих Зерщиковых по дате рождения разделяет сравнительно немного лет – не более 15 . Причем Любим мог быть как старше (на 15 лет), так и младше (на 3 года) Ильи. Возможно, их связывали братские родственные узы, но никак не прямое наследование, поскольку, помимо небольшой разнице в возрасте, Илья был Григорьевичем, а не Любимовичем.
В 1674 г. некий казак по имени Любим Грирогьев, то есть Любим Григорьевич по современному способу употребления отчества, присутствовал в Москве по торговым делам (Мат.По ист. рус.-груз. отнош., III, Тбилиси, 1979, стр.208), Предполагаю, что это, вероятно, был именно тот «молодец», который в1666 г. посетил Москву в великом донском посольстве, прибывшим за царским жалованием, и фамилия его была Зерщик. И был он, возможно, родным братом нашего Ильи Григорьевича Зерщикова, судьба которого является одним из объектов настоящего исследования.
В документах, касающихся истории Дона за 1676 год, находим кандидатуру на отцовство упомянутых братьев (?) Ильи и Любима Зерщик(овых). Этот человек должен иметь имя Григорий и принадлежать к старшинскому казачьему сословию, судя по положению в донском обществе его предполагаемых сыновей. И действительно среди знатных старшин Дона за этот год упоминается некий Григорий Петров(ич), который в следующем году возглавляет очередную зимовую станицу (посольство) в Москву (Дружинин, 1889, стр.29), а в 1679 г. он полковник.
А сам Илья Григорьев(ич), как выше уже упоминалось, появляется на страницах истории, отмеченных 1686 годом . В этом году он атаман легкой казачьей станицы, возвращающейся из Москвы (сентябрь). и встретивший попов Ивана и Ермолая (?), противников старого обряда, едущих после разборки со староверами из Черкасска в Москву без войсковой грамоты. Первым его побуждением было, связав их, повезти на Дон. Но по предъявлении ими царской грамоты Илья Григорьевич отпускает попов. Подробнее об этом смотри выше - 1686 год.
В конфликте, пылавшем тогда в России и на Дону между приверженцами исконной русской веры и сторонниками никонианских новаций, И.Г.Зерщиков проявил себя как человек не склонный к крайним мерам..
Во время этих религиозных конфликтов в Черкасске случается пожар, уничтоживший почти все строения и припасы донской столицы, но ранее намеченный поход на Азов все же состоялся на другой день после пожара. В нем приняли участие есаулы Илья Григорьев и Лукьян Максимов с 2000 конных казаков во главе с Войсковым атаманом Фролом Минаевым и полковником станичным атаманом Киреем Матвеевым. Их сопровождали 3000 калмыков во главе с Чаган-тайшой. Однако поход окончился неудачей. (Сухоруков, 2005, кн. III,стр.. 11, 141-142.).
Это первое (и пока единственное, известноет мне) историческое указание на участие И.Г.Зерщикова в военной операции, хотя совершенно очевидно, что донской казак, достигший офицерского звания есаул, не мог его получить без обязательного для каждого казака участия в военных действиях.
Вообще же казак это профессиональный воин, война его единственное занятие, а скотоводство, охота и рыбная ловля – побочные сферы воинской деятельности и развлечение. Лишь впоследствии казак становится еще и хлебопашцем, а кое-кто даже торговцем. Поэтому мы не можем считать и И.Г.Зерщикова не причастным к военному делу. И все же необходимо констатировать, что на военном поприще этот человек не проявился с такой же яркостью, как некоторые его сверстники, односумы и соотечественники. Не был он склонен и к религиозной деятельности. По-видимому, ближе его психологическому складу была организационная и политическая сферы. Несомненно, также и то, что это был человек отнюдь не пассивный, не бездеятельный, а яркий и вовсе не безликий, о чем свидетельствует его дальнейшее активное участие в исторических событиях Дона.
Упомянутое выше совместное присутствие в походе на Азов двух есаулов Ильи Григорьева и Лукьяна Максимова вовсе не свидетельствуепт об их дружеских отношениях. И хоть впоследствии оба они удостаивались чести быть избранными в качестве Войсковых атаманов, роль и судьба их в донских событиях существенно различна, что указывает на различие их психологических типов и скорее на враждебные, чем на дружеские взаимные отношения..
Что касается этого похода на Азов, то в нем особенно ярко проявилась одна принципиальная черта казачьей демократии: избирать в руководящие органы донской власти людей, стоящих на разных, и лучше – на противоположных позициях в вопросах веры и отношения к московской власти. Так в избранной для похода на Азов четверке военоначальников двое принадлежали к промосковской партии (Фрол Минаев и Лукьян Максимов, двое – к оппозиции (Кирей Матвеев и Илья Зерщиков). И надо сказать, что политический и общественный вес их в то время был приблизительно равен.
Конфронтация промосковских никониан с оппозиционными староверами закончилась весьма печально для последних благодаря подлой акции первых. В Москву были отосланы письма, оклеветавшие староверов и выдавшие их планы и действия. Последовали драконовские меры с казнями и повальными гонениями, завершившиеся разгромом и подавлением староверов. Установлено, что авторами изветных писем были Фрол Минаев и есаул Афанасий Захарьев Зернщик с товарищами. Этот новый персонаж в нашем повествовании, Афанасий Захарьевич Зернщик, возможно тождественен как Михаилу Захарову, (он же называется и Захарьевым (Дружинин,1889, стр. 165, 171), так и Назару Захарьеву, станичному атаману, привезшему раскольников в Москву 5 мая на суд и казнь (там же., стр. 159, 178, 180, 181), а также Анисиму Зерщику (Ерщику) , станичному атаману (зимовой станицы?) и войсковому есаулу, прибывшему в Москву в январе 1689 года.(тамже,стр.31,184,198).
Все они подобны друг другу по фамильному признаку (Зерщиковы), социальному положению и своей одинаково отрицательной роли в поведении и отношении к пострадавшим староверам, а также и по получению вознаграждений за это в виде пресловутых «серебренников». И все по последним двум признакам резко отличаются от Ильи Григорьевича Зерщикова, не проявившего никаких признаков отрицательного отношения к староверам. Все эти Зерщиковы (Зерщики или Зернщики), похоже, родственники последнему, но далеко не его единомышленники. Этот факт указывает на то, что идеологическая и религиозная позиция могла разделять на Дону людей, принадлежащих не только к одной социальной группе, но даже и к одной семье.
И далее нигде более в исторических документах имена перечисленных Зерщиковых-никониан мною не обнаружены. Исчезновение этой ветви рода Зерщиковых легче объясняется, если представить ее в виде одного человека, допустим, Афанасия Захарьевича Зерщика, но это представить трудно при столь многочисленном их и разноимённым представительстве, которое возможно образовалось от ошибок писарей или иных причин. Исчезновение этого множества конкретных однофамильных людей маловероятно еще и потому, что все они столь верно и рьяно служили московской власти. А если вся эта ветвь на самом деле состояла только из одного человека, то все объясняется довольно просто: он мог не иметь наследника-сына, вследствие чего фамилия этой ветви Зерщиковых исчезла в дальнейшей истории Дона.
Наследник-сын был у Ильи Григорьевича (Б.В., док.158, стр.357), и его отсутствие в последующих исторических документах легко объяснимо: он сын врага московской власти, путь к известности и процветанию был для него закрыт, как не было этого пути и у сыновей Разина и Булавина. А дети других войсковых атаманов и старшин, стали широко известными деятелями не только в истории Дона, но всей России а многие из них даже удостоились приобщения к дворянскому сословию, а некоторые и к графским титулам. Таковы ставшие дворянскими роды Денисовых, Ефремовых, Иловайских и др. (Савёлов, 1902).
После 1687 г. имя И.Г.Зерщикова исчезает из исторических списков на девять лет, и появляется снова в архивных документах в 1696 г. во время второго Петровского похода на Азов. В это время он предстает перед читателями наказным атаманом Войска Донского, и в этой должности встречает 19 мая в Черкасске боярина Алексея Семеновича Шеина с сухопутной русской армией, направляющейся на Азов. (Сухоруков, 2005 ,кн III, стр. 29). Доподлинно не известно, как проявил себя Илья Григорьевич в этой войне. Но все же можно думать, что если он в ней участвовал, то определенно не позорно, иначе его не выбрали бы на следующий год в станичные атаманы Черкасска. В качестве станичного атамана И.Г.Зерщиков должен был обеспечить принятие войсковых мер против неприятельских набегов на Дон, предписывающих под страхом смертной казни соблюдать предосторожность и готовность к их отражению. Здесь в облике атамана проявляется черта дальновидной предусмотрительности, собранности и организованности, отрицающей беспечность и расхлябанность. Не напрасно же он избирается казаками не только на воинскую и властную, но и на административно-хозяйственную должность станичного атамана. И, похоже, это последнее было ему ближе и интереснее деятельности в роли Войскового атамана.
Как видим, к этому времени Илья Григорьевич Зерщиков становится вторым после Войскового атамана Фрола Минаева человеком на Дону. Это, по–видимому, стало возможным только при условии непроявления им явных и вызывающих старообрядческих симпатий и следований старым обрядам, то есть при отсутствии в нем истовой и формальной религиозности.
В некоторых свидетельствах в связи с азовским походом Петра I указывается, что Зерщиков якобы «активно участвовал в осаде и взятии этого города» (Донские казачьи атаманы,2006, стр.73). В этом же источнике содержатся данные о Лукьяне Максимовиче Максимове, который тоже якобы «отличился не в одном сражении, в том числе и в осаде и взятии Азова войсками Петра I», то есть там же, где «активно участвовал» и Илья Григорьевич Зерщиков. Ситуация сильно напоминает события 1687 года, когда эти же два человека, в прошлом черкасские есаулы под началом атамана Флора Минаева, как и в этом случае спустя почти десять лет, рядом сражаются у стен Азова. На этот раз им, как впрочем, всему русскому воинству, повезло больше – пришла долгожданная победа. Как же она отразилась на судьбе бывших есаулов, а теперь уважаемых и почтенных старшин, удостоившихся атаманских должностей?
О Зерщикове в связи с этим история, не проронив ни слова, молчит. А вот Максимов выделен: «Его отличил Петр I, жалуя ковши серебряные и специальные наградные сабли» (там же, стр.78). Похоже, Лукьян Максимов, подобно своему непосредственному начальству, весьма преуспел в науке подхалимства и угодничества, чем и завоевал сердце падкого на лесть царя. А вот Илья Зерщиков был явно из другой породы, отчего и не попал в число любимцев царя. И, быть может, даже вызвал в нем антипатию отсутствием этих качеств
И все же в 1699 г.Илья Григорьевич Зерщиков впервые избирается Войсковым атаманом Донского Войска, то есть по нынешней терминологии - президентом Донской казачьей республики. И сразу же ему достается нелегкое атаманство: казаки-раскольники в районе Медведицы совершают воровские набеги на московских ратных людей с целью угона лошадей и замышляют, сколотив крупные воинские соединения, идти на Аграхань для воровства на Каспийском море и на Волге. По-видимому, он с этим успешно справляется. Причем справляется, надо полагать, тактично, то есть без крови, без свирепых наказаний и существенных обид, и потому в следующем 1700 г. его снова выбирают на эту должность (ДКА, 2006, стр.7 и 73).
«После ухода Фрола Минаева с посольством в Стамбул, войсковым атаманом был впервые (?) избран Илья Зернщиков, один из знаменитейших донских старшин, принадлежавший к числу самых активных раскольников, поддерживающих старообрябческое движение на Дону, вплоть до начала 18 века. Именно Зернщиков, впоследствии, вместе с атаманом Лукьяном Максимовым, способствовал избранию Кондрата Булавина атаманом Бахмутских солеварен, и активно поддерживал его во время восстания. Впрочем это не помешало ему предать Булавина, и организовать его убийство 7 июля 1708 г., когда восставшие потерпели поражение. Однако это не спасло Зернщикова, о действиях которого прекрасно знали в Москве. По приказу Петра 1, он был схвачен 19 августа 1709 г., и казнён в Черкаске на майдане, напротив строящегося кафедрального собора Воскресения Христова» (Г.Коваленко 1, Донской хронограф, http://www.proza.ru/2013/12/06/1432).
В этой цитате уточняется время избрания И.Зерщикова Войсковым атаманом. К сожалению, автор не ссылается на источник приведенной информации, поэтому полного доверия к ней нет. Это сомнение тем более правомерно, что не подтверждаются также и сведения о принадлежности Зерщикова «к числу самых активных раскольников» и его причастности к избранию К.Булавина бахмутским атаманом. И уж совсем противоречит историческим документам утверждение о захвате И.Зерщикова 19 августа 1709 г., так как на самом деле он был арестован В,Долгоруким в августе 1708 г (Б.В., док 139, стр.328).
В первое войсковое атаманство Зерщикова происходит весьма показательный случай: в царском указе возглашается: «Пожаловал великий Государь Царь и великий князь Петр Алексеевич всеа великия и малыя и белыя России самодержец Зимовой станицы войскового атамана Лукияна Максимова сим ковшом в нынешнем 1700 году» (ДКА, 2006,стр.78). И далее в указе перечисляются многочисленные достоинства Л.Максимова и воздается ему хвалаи слава (см. выше).
Царь, оказывается, хорошо помнил своих способных приверженцев, и не забывал поощрять их даже по истечении многих лет после верного их ему служения. Это награждение произошло в Москве по случаю прибытия Лукьяна Максимова во главе зимовой станицы за годовым казачьим жалованием, когда должность общевойскового атамана в Черкасске исполнял обойденный всякими наградами Илья Зерщиков. Настоящая история была бы удивительной и необъяснимой, если бы Зерщиков был, как и Максимов, промосковски и не старообрядчески настроенным казаком и если бы он хотел и добивался московской благодарности вместо того, чтобы отстаивать казачью автономию. Московская власть была ему несимпатична, как и он ей. Он лишь невольно выполнял некоторые предписания Москвы, благоразумно уступая силе.
В этом же 1700 г. 21 июля царь отправляет на Дон указ Войсковому атаману Илье Григорьеву о переселении казаков на азовскую дорогу. Илья Григорьевич Зерщиков фактически не выполняет этот указ, и в 1701 г.вместо И.Г.Зерщикова в Черкасске на следующее атаманство избирается Лукьян Максимов. Это была победа промосковской партии в Черкасске.
Между тем, настроение в это время на Дону становилось все более враждебным по отношению к Москве. И эта враждебность проистекала не только от агрессивной политики московского правительства, направленной на казацкие вольности («Азову за государем не долго быть», «от государя тесно становится»), но и от религиозной и нравственной политики царя («Он не царь, антихрист!»). Ведь московская власть при Петре I была непосредственным отражением его личностных психологических и духовных качеств, изображенных впоследствии историками с негодованием, отвращением или всепрощающим равнодушием.
В 1705 г. на исторической авансцене появляется пока еще мелкая, малозаметная,.но несомненно, дерзкая фигура К.А. Булавина. Версия о назначении его атаманом Бахмута в 1700 г. по указанию И.Г.Зерщикова (Лебедев, 1967, стр.44) известными мне документами не подтверждается.
Астраханское восстание, произошедшее в этом же году, похоже, никак не коснулось Ильи Григорьевича. Лишь один из старшин, вероятно, близкого к Зерщикову окружения, а именно Василий Познеев, сильно засветился в них. Поздеев (Познеев) – фигура мятущаяся в зависимости от обстоятельств, то пристающая к «москвичам», то к противной партии. Ясно, что главным мотивом его поведения было следование страсти «вызвездиться», что он и проделывал весьма успешно. Яркая фигура. О нем , в частности, сказано в донесении царю В.В.Долгоруким, что в феврале 1709 г. он повез того «вора» Голого в Москву на расправу (Б.В.1935, док.164, стр.361).. А вот в мае о нем же тот же Долгорукий пишет: «…которые городы по Донцу и по Айдару я спустошил, ныне в них есть жильцы, и казали ему указы за рукою Васьки Познеева, что он им велел тут жить и взятки с них брал мельницами и хлебом. Немалую государь напасть Васька Познеев своим воровством зделал» (Б.В.1935, док.165, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр.362). А в дальнейшем он примкнет к партии Зерщикова и будет активно бороться с булавинщиной, но вот оказывается, что в нем присутствовала и такая меркантильная черта, которая была присуща многим старшинам московской партии.
Все эти данные я привожу для того, чтобы показать, что эта компания беспринципных искателей правды или выгоды не была компанией Зерщикова, он не участвовал в их московских «играх» по подавлению астраханского бунта, лишь кое-кто из них мог присоединиться к нему позднее в его правом деле борьбы с бессмысленным восстанием у себя дома, на Дону. Круг его интересов лежал в другой сфере.
Так в 1707 г. 3-го мая черкасские старшины во главе с Ильей Григорьевичем отправляются на Северный Донец и другие реки для исполнения царского указа по сыску и высылке «новопришлых из Слободской Украины на Дон людей». Илья Григорьевич Зерщиков вторично участвует в подобной акции (первое участие состоялось в 1700 г., когда он был избран Войсковым атаманом), потому что казаки были удовлетворены его действиями при первом решении им аналогичной проблемы. Надо полагать, что были удовлетворены не только те, кто его уполномочил на это, но и те, кого проблема непосредственно касалась, а именно, несчастных беженцев, с которыми он обошелся в меру своих возможностей справедливо: часть переселил, части дал возможность снова сбежать и схорониться.
Эту акцию Ильи Григорьевича следует принять во внимание и запомнить, так как именно благодаря ей у населения Дона выработалось представление о нем как о защитнике, готовом при необходимости осуществить эту защиту реальными действиями. Принятие этого обстоятельства позволит в дальнейшем понять и оценить факт выбора именно И.Г.Зерщикова в качестве единственного защитника казаков в самые трагические минуты донской истории.
Посылка Зерщикова в «карательную» экспедицию в 1707 г.состоялась по решению Войскового круга в Черкасске при Войсковом атамане Л.М.Максимове. Как выше отмечалось, взаимоотношения между этими людьми были скорее отрицательными, чем положительными – оба эти человека принадлежали к разным идейно-политическим кругам и были, похоже, очень разными по своим нравственно-психологическим качествам. Поэтому в сложившихся обстоятельствах трудно оценить отношение Лукьяна Максимовича к выбору этой кандидатуры на сыскные дела. С одной стороны, как «домовитый» казак Лукьян мог желать мягких действий Ильи по отношению к беглым. Тогда он должен был способствовать назначению Зерщикова. С другой стороны, как промосковский деятель он должен был быть заинтересованным в рьяном исполнении московской воли и, следовательно, мог противиться избранию Зерщикова на карательную миссию, небезосновательно полагая, что последний плохо (по мнению Москвы) выполнит ее. Выбор Зерщикова все-таки был скорее выгоден Войсковому атаману, так как возможный провал миссии в глазах Москвы можно было легко списать на главу этой миссии. Впрочем, мы не можем оценить волевые и властные возможности Войскового атамана на казачьем круге при выборе исполнителей в состав «сыскной экспедиции». Быть может, они были весьма ограниченными волей самого круга.
Как и следовало ожидать, задачу экспедиции Зерщиков «полувыполнил». Если подобные действия Ильи Григорьевича вызывали у казачества положительную оценку, то у московской власти – резко отрицательную. Именно поэтому следует решительный указ Петра I, перепоручающий эту миссию своему воинству под руководством Юрия Долгорукого. И это очень не понравилось не только всему рядовому казачеству, но и черкасской старшине во главе с Войсковым атаманом Лукьяном Максимовичем Максимовым. Как выше уже было показано, ответом на столь воинственную московскую акцию стала организация заговора об убийстве командира московской карательной экспедиции подполковника (у казаков он величался полковником) князя Юрия Владимировича Долгорукого. Для реализации этого плана и были втянуты приспешники Войскового атамана.
Ильи Григорьевича Зерщикова среди них не было. Обращаю внимание читателей на то обстоятельство, что его имя не упоминается среди заговорщиков во всех обнаруженных исторических документах. Вообще он пока что не фигурирует в этом деле, несмотря на сотни названных людей, как-то причастных к этому событию и несмотря на свое видное и значительное положение в донском обществе. Он явно оставался пока что в стороне от этих брожений и побуждений. Хотя можно быть уверенным в том, что и Зерщикова не восхищала перспектива карательных акций Ю.В.Долгорукого на Дону.
Лукьян Максимов, подготовив убийство Ю.В.Долгорукого, должен был позаботиться о том, чтобы при этом были свидетели убийства, способные истолковать его и засвидетельствовать как акцию, противную воле Войскового атамана и всего Войска Донского. То есть злодеяние приписать отщепенцам, являющимся врагами не только царя-батюшки, но и всего донского казачества. На эту миссию должны были быть назначены люди из круга, непосредственно принадлежащего Войсковому атаману, то есть его ближайшие соратники и подельники. И действительно, таковыми они и были, как покажут дальнейшие события..
Подчеркну снова: в этой борьбе еще нет видной фигуры черкасской элиты – И.Г.Зерщикова. Он находится несомненно в оппозиции к Л.Максимову со товарищи, а отношение его к К. Булавину до этого момента в исторических документах не прояснены. В художественной литературе и бездоказательных исторических писаниях можно встретить немало разных выдумок на эту тему. Они, естественно, мною не рассматриваются.
Известно, что Ю.В.Долгорукий получал из Черкасска письма с предупреждением о готовившемся на него покушении. Князь, якобы, потребовал выяснить, откуда исходят эти сведения, и в Черкасске была сделана попытка найти людей, посылавших такие письма. Это было поручено В.Познееву, который не смог найти посыльщиков, так как, возможно, сам или кто-то из его соратников и написал это письмо.
По сложившейся ситуации в Черкасске и расстановке сил можно предполагать. что наибольшую заинтересованность в предотвращении убийства царского посланника мог проявить И.Г.Зерщиков и кто-то из его круга как люди, предвидившие и не желавшие тяжких кровавых последствий. Неудачное (а на самом деле очень даже удачное для Зерщикова и его сообщников) участие В.Познеева в поиске источника, предупреждающего об опасности Ю.Догорукого, подтверждает такое предположение. Ведь раскрытие этого источника для инициаторов предупреждения было чревато тяжелыми последствиями со стороны атаманской верхушки, организовавшей это убийство.
Так в следующем 1708 г. в перечне мартовских письменных материалов содержится и еще один очень знаковый документ. Это ссылка на отписку азовского губернатора Толстого, который цитирует письмо из Черкасска о посылке Войскового атамана Ильи Григорьевича Зерщикова во главе с приданным ему войском на искоренение восставших казаков станиц Обливской, Герасимовской и Беловодской (Б.В.1935 , док. 29, стр. 168 - 169). Мы, вероятно, никогда не узнам, чем закончился этот поход Зерщикова против своих же взбунтовавшихся единоверцев, но, похоже, что этот поход, нисколько не подорвал его авторитет среди казачества Ведь именно его они снова избирают по его возвращении из похода на самую высокую (после Войскового атамана ) должность наказного атамана. Это происходит в связи с уходом основого войска с Войсковым атаманом Максимовым из Черкасска.
Будучи в этой должности, И.Г.Зерщиков отправляет письмо в Запорожье с призывом не помогать булавинцам, а содействовать всеми силами их поимке и доставке в Таганрог (Б.В.1935, док. 178, Отписка Войска Донского…, С.376-377). Письмо это, странным образом выпадающее из внимания историков, цитируется мною выше в разделе, посвящённом событиям апреля 1708 г. А оно весьма показательно, так как полностью раскрывает отношение Ильи Григорьевича и к событиям смуты, и к их основному действующему лицу Кондратию Булавину. Письмо это категорически опровергает домыслы о якобы существовавших чуть ли ни дружеских или даже отеческих отношениях между «вором Кондрашкой» и уважаемым черкасским старшиной.
В этом может удивить скорее другое, а именно то, что наказной атаман, будучи недружественным по отношению к Войсковому, в своем письме запорожским казакам занял позицию, якобы полностью совпадающую с позицией Войскового атамана, то есть четко и однозначно промосковскую. Ведь до сих пор мы знали его как противника московских притязаний на донские вольности и на приверженность донцов к старой вере!
Но в этой ситуации следует вспомнить о мере его непротивления Москве. Оно у него (непротивление!) всегда было уравновешено разумом: сопротивляйся, но не доводи до крайности, не вызови бурю! Именно к такому психологическому типу, по моему мнению, и относился Илья Григорьевич.
Мог ли он одобрить общедонской кровавый бунт против Москвы, первой и главной Отчизны всех донских казаков? – Скорее всего нет, потому что это должно было противоречить нормальному отношению нормальных людей к своей праРодине..
И совсем не напрасно и не для красного словца в его письме запорожцам присутствует такая фраза: «и за православную христианскую веру…готовы головы свои положить». Она подчеркивает и утверждает позицию самого наказного атамана как человека, несомненно, религиозного, а весь текст письма свидетельствует об отрицательном отношении И. Г. Зерщикова к кровавым событиям октября 1707 года в Шульгинской станице Илья Григорьевич Зерщиков был, по-видимому, хоть и христианином на деле, но, разумеется. не святошей, а в той мере, которая определялась еще и принадлежностью его к казачьему сословию, то есть к воинству. Но, похоже, божественные заповеди он старался соблюдать всё-таки в большей мере, чем было принято в той среде, к которой принадлежал.
А вышеприведенный текст письма (см. выше 1708 г., пункт 8 и Б.В., док. 178, стр.376-377) с элементами «верноподданнического подхалимажа» может показаться современному читателю как несоответствующий изложенным здесь представлениям о моральном облике наказного атамана только в том случае, если он (читатель) не учтет принятого писцами того времени обязательного стиля изложения подобных писем.
И еще. Это письмо, неестественным образом игнорируемое как московскими властями в обсуждаемый период, так и всеми последующими историческими изысканиями и выводами, настолько ясно и однозначно объясняет поведение и проясняет морально-психологический облик И.Г.Зерщикова, что роль этой личности в донской и российской истории получает принципиально иное освещение.
Остановим внимание читателя еще на одном письме, на письме (в пересказе Семена Кульбаки при его допросе в Москве) якобы самого Булавина к Зерщикову в момент, когда булавинское войско стояло у порога Черкасска, а бежавший от восставших Войсковой атаман Лукьян Максимов сидел в осаде (письмо цитируется выше, по Подъяпольской,1962, стр.39, при описании осады Черкасска Булавиным). Это письмо раскрывает некоторые моменты взаимоотношений между отправителем и получателем и между всеми упоминаемыми лицами и в том числе Войсковым атаманом со старшинами. У Булавина – уважение к Зерщикову (Батюшка, Илья Григорьевич – вот откуда пошло превратное представление об отеческом отношении Зерщикова к Булавину у людей, незнакомых с обычным в народе обращении к уважаемым людям старшего возраста!) и надежда на арест им атамана Максимова и ему преданных старшин. Значит, Булавин знал о враждебности между Зерщиковым и Максимовым. Именно поэтому он и надеялся на выполнение своей просьбы арестовать Максимова. И эта была именно просьба молодого к уважаемому пожилому, но отнюдь не требование, которое могло быть лишь в том случае, если бы Зерщиков был в подчинении и сговоре с Булавиным о бунте. И из этого следует также, что Зерщиков не мог быть участником заговора Булавина с Максимовым об убийстве Ю.Долгорукого – этот союз был бы противоестественным и для Зерщикова, и для Максимова. Уважительное отношение Булавина к Зерщикову было основано, по-видимому, во-первых, на высочайшем автритете Зерщикова в казачьей среде и, во-вторых, на его знании о негативном отношении Ильи Григорьевича к московской политике на Дону. То есть он пользовался уважением даже среди булавинской братии.
Перед восставшими Черкасск был открыт их сторонниками. Происходит арест Войскового атамана Максимова и его ярых приспешников. В этой ситуации И.Г.Зерщиков. видимо, остаётся в роли стороннего наблюдателя. Его авторитет столь незыблем, что новые хозяева донской столицы не смеют покуситься на него без вреда для самих себя. Поэтому сведения в письме В.Долгорукого о причастности Зерщикова к булавинским карательным акциям являются не только бездоказательными, но представляются и несостоятельными по существу. Социальный статус Ильи Григорьевича был слишком высок, чтобы он мог быть унижен ролью перевозчика в лодке и стражника при арестованных старшинах. Такая информация В..В. Долгорукого царю выглядит крайне искусственной и неправдоподобной из-за полного незнания или сознательного искажения им реального расклада сил и идейно-психологической обстанвки в казачьей чсреде. А данные свидетеля Шилкова об этом событии прямо опровергают фальшивку Догорукого: арест и отправку арестованных осуществил не Зерщиков, а И.Некрасов.
Но самым поразительным может показаться неискущенному читателю факт избрания казаками И.Г.Зерщикова на должность куренного и готовность к избранию на должность наказного (!) атамана при победе восставших. Ведь до сих пор нигде в документах этот человек ни разу не был назван среди бунтовщиков или даже среди сочувствующих им. Почему его выбирают на эту высокую и ответственную должность, которую он, кстати, занимал уже ранее не раз и не два? И это происходит в то же время, когда его вероятные ближайшие соратники (Поздеевы и др.) арестованы и закованы в цепи! По-видимому, ответ на этот вопрос следует искать в той атмосфере противостояния и ненависти, которая сложилась на тот момент в Черкасске.
Было ли голосующее на общем круге казачество однородным по своему отношению к воссстанию? – Никак нет! Окончательно ли эйфория восстания затмила людские симпатии к старшинам с не запятнанным поведением в прошлом и настоящем ? – Скорее всего, нет! Мог ли и Булавин и его приспешники принадлежать к числу таких людей, которым было не чуждо желание достичь в своем тылу мира, согласия, покоя и порядка? – Вполне могли и, скорее всего, к этому и стремились. Была ли в Черкасске лучшая кандидатура на роль лидера такого варианта развития событий (по мнению победившей стороны), чем Илья Григорьевич Зерщиков? – Вероятно, нет! Была ли в Черкасске лучшая кандидатура на эту должность в глазах затаившихся противников восстания, чем Илья Григорьевич Зерщиков? – Наверное, нет! Потому его и выбрали по желанию и победителей, и побежденных.
Можно предположить, что Зерщиков сознательно выбрал для себя этот путь: войти в окружение Булавина с целью разрушить его затею и прекратить кровавый и бессмысленный разгул восстания и репрессий на Дону. Как человек основательный
и дальновидный он должен был выбрать политику подготовки и выжидания момента, которая гарантировала бы ему успех в задуманном мероприятии – свержении сумасбродного вождя. При этом, думается, он не сомневался, что бунтари довольно скоро своими несуразными действиями дадут ему повод гарантированного восстановления стабильного режима на Дону. И этот момент наступил почти без промедления, когда совершенно неподготовленное булавинское наступление на Азов было разгромлено. Разгневанные этой авантюрой приспешники Булавина бросились к нему с претензиями и обвинениями в своем поражении.
Обстоятельства гибели Булавина не ясны. Скорее всего это было его убийство его же сподвижниками, переметнувшимися к И.Г.Зерщикову, который не только принимает их, но и выгораживает перед властью тем, что подтверждает их версию о самоубийстве Булавина. Естественно, что казаки видят теперь в нем своего руководителя и спасителя. Слегка одумавшийся народ избирает (пока это еще в его власти!) себе нового правителя – Войскового атамана, понимая, что сейчас для него главное – уберечься от гнева царской власти. И более всего у него, у этого заблудшего народа, надежда на самого надежного, как ему кажется, человека из их среды – на Илью Григорьевича Зерщикова.
Однако возможности нового избранного атамана ограничивались пределами его родного Дона. Повлиять на пристрастно опекающую Дон Россию он был не в силах. И в этом таилась опасность провала его замыслов – уберечь казачество от насилия и мести московских карателей. Ради этого он готов на все, и идет не только на принятие вины на самого себя, хотя ни в чём, по существу, не был виноват, но и на самые унизительные акции покорности и просьбы о помиловании истинно виновных.
. На рекомендацию царя выбрать взамен убитого атамана нового из добрых и порядочных Долгорукий смотрит весьма скептически. Ясно, что выбором Зерщикова он недоволен, и ему не доверяют. Имя его старается вообще не упоминать в своих посланиях, и все успехи по свержению Булавина всецело приписывает другим старшинам.
Особенно милы московским властям Василий Фролов, Василий Познеев, Степан Ананьев, Карп Казанкин и Тимофей Соколов. И , вопреки своим многократным заявлениям о поголовной ненадежности всех казаков, забывая об этих своих заявлениях, непрестанно радеют о них, отмечая их правдивость, честность, полное их исправление и верную службу царю. Однако вся эта компания, несомненно, действовала совместно с Ильей Зерщиковым, и скорее всего даже под его руководством. Это однажды даже просочилось в послание И.А.Толстого, когда он перечислил черкасских антибулавинцев во главе с Зерщиковым (см. выше и - Б.В.. док. 120, стр.308). Да и по всем предшествующим материалам и по вытекающим из них социальным и психологическим данным именно И.Г.Зерщиков из влиятельных старшин был самым последовательным и непримиримым противником К.А.Булавина.
Об этом свидетельствуют письма-предупреждения о готовившемся Булавиным убийстве Долгорукого от антибулавинской группы черкасских старшин под руководством Зерщикова в октябре 1707 г., его поход против восставших на Деркуле булавинцев в марте 1708 г., его антибулавинское письмо запорожским казакам в апреле 1708 г., и, наконец, свержение Булавина в июле 1708 г.
Но, похоже, в обязанность царских корреспондентов по какой-то неизвестной нам причине вошла потребность или необходимость представить роль Зерщикова в этой истории в совершенно ином свете:
систематическое замалчивание роли Войскового атамана Зерщикова в прекращении смуты, не запятнавшего себя ни одним поступком в поддержку Булавина,
приписывание всех успехов антибулавинских акций только второстепенным старшинам, в том числе бывших активными булавинцами,
не располагая никакими фактическими данными, царские корреспонденты постоянно подчеркивают ненадежность вновь избранного Войскового атамана И.Г.Зерщикова,
неоднократно и обстоятельно описана унизительная процедура легших на землю ( Б.В., док.116 , стр.303 ) или павших в землю (Б.В., док157, стр.354) Войскового атамана и старшины для испрошения милости за свои вины (и старшины, и их атаман ничтожества!),
просьба Войскового атамана писать в казачьи городки указы с успокоением и ободрением их жителей отмечена как слезная (мол – жалкий и слабый человек!),
многократные упоминания о неприсылке в Азов и В.В.Долгорукому Войсковым атаманом Зерщиковым пойманных воров (непослушный и своевольный!),
лукавое утверждение Долгорукого, что якобы Зерщиков усадил поверженных врагов Булавина в лодку и отвез их к нему, тогда как посадил и отвез их к Булавину Игнатий Некрасов (Б.В.док.66, показания казака Андрея Шилкова, стр. 238 – 239).
Между тем, доносчикам царю искаженного в негативном направлении облика новоизбранного атамана И.Г.Зерщикова, не удалось скрыть мужественное признание перед властью своей вины именно Зерщиковым, к тому же берущему все прегрешения своих подопечных в Черкасске на себя – этого не спрятать, не утаить! Не утаить и того, что Зерщиков отказался выдать всех рыковцев как зачинщиков восстания и смуты, сославшись на то, что виноваты все, а рыковцы еще и помогли ликвидировать Булавина.
Всё это неприятие нового Войскового атамана проистекало, как я полагаю, по трем причинам.
Первая – это уже ранее сложившееся у ближайших московских властей негативное мнение о личности Ильи Григорьевича. У Толстого (если оно вообще у него было!) оно могло создаться от непосредственных контактов их друг с другом, так как Зерщиков почти постоянно избирался казаками на видные руководящие должности: станичный, наказной, Войсковой атаман. Это предполагало обязательное и частое общение его с губернатором рядом расположенного города Азов, тесно взаимодействующего с донской столицей. Полагаю, что личность Зерщикова не могла привлечь благосклонного внимания и отношения к себе со стороны власть предержащих, потому что он не был льстивым и обладал чувством собственного и коллективного (казачьего) достоинства, был самостоятельным в принятии решений и старался неуклонно доводить их до исполнения,. руководствуясь главным своим принципом - помочь, поддержать и спасти ближнего. Тем не менее, нигде И.А.Толстой ни разу не сказал ни единого слова, осуждающего И.Г.Зерщикова. Похоже, Иван Андреевич вообще не видел в его поведении никакой вины.
Соратники же зерщиковской команды антибулавинцев, будучи, безусловно, храбрыми и отчаянными молодцами, похоже, были способны и на подхалимаж, и на угодничество и на лесть. Потому именно они, а не их «босс», вышли на первое место в глазах высокого начальства.
Вторая причина неприятия Зерщикова проистекала из высоких московских властных кругов. Мы ведь помним историю возвышения есаула Лукьяна Максимова и теневое отношение (умолчание о нём) к есаулу Илье Зерщикову во времена их военной молодости и подобное же отношение к ним уже в качестве атаманов при азовских походах Петра. Помним мы и историю Войскового атамана Зерщикова, который фактически провалил московскую программу переселения российских беженцев на Дону с одного места (выбранного ими самими) на другое (навязанное властью) в 1700 и в 1707 гг.
Именно у Долгорукого негативное мнение о Зерщикове могло сложиться в первую очередь под влиянием отношения к нему самого Петра, от его ближайшего окружения и, в не последнюю очередь, от наущения и поклёпов Василия Фролова.
Третьей причиной неприятия московской властью избранного казаками Войскового атамана – резко отрицательное отношение этой власти вообще к казачьим вольным выборам. Тем более в такое неустойчивое время всеобщего враждебного настроя казаков к Москве. Ясно, что выберут не самого влюбленного в Москву человека. И потому, кого бы ни выбрали – все ненадежны, а тем более такой подозрительно уважаемый казаками, но явно не симпатичный и не близкий царю и присным человек. И апофеоз победы над восставшими в их логове не удовлетворил московитов. Тем более, что победа эта была не их, не московская, а их - казачья. Победа казаков, как московское поражение. Перехитрили, бестии. Но мы им еще покажем вольницу!
В ряде приводимых выше писем впрямую определен источник неприятия Зерщикова – сам царь Российского государства, требующий от своих сатрапов жестокого отношения к избранному на Войсковом круге Войсковому атаману . В этих вышеприведенных письмах особенно показательна запись от 13 августа 1708 г. В ней главнокомандующий всеми царскими войсковыми соединениями на Дону В.В.Долгорукий признается, что он не может открыто арестовать донского Войскового атамана, предвидя возможность заполучить в ответ на это новое казачье восстание. Это признание прямо указывает на величайший авторитет среди казачества самой должности Войскового атамана и лично занимающего эту должность Ильи Григорьевича, покуситься на который не позволено даже ближайшему царскому сатрапу. Именно поэтому лукавый царедворец вынужден прибегнуть к подлой и низкой хитрости, обманным путем заполучив атамана, не искушенного в таких грязных моральных извращениях царского двора.
А что касается утверждения «одного вора», обвинившего Зерщикова во всеобщей вине («всё воровство и бунт от него»), то оно столь не конкретно, что по сути является беспредметным и тем самым не содержит темы для обсуждения. Между тем, оно приводится как свидетельство вины Зерщикова.
С иным, но столь же неопределенным утверждением мы встречаемся и еще один раз в исторических документах, относящихся к еще более дальнему периоду карательной деятельности того же царского слуги князя В.В.Долгорукого, ставшего уже за свою рьяную палаческую службу не «маеором», а «полуполковником». Речь идет о его же письме тому же царю о том же Зерщикове:
От 1 мая 1709 г. «коротояцкой подъячей – великой вор…сказывал, что от Зернщикова письмо чел в кругу о убивстве брата моево» (Б.В.1935, док.165, Доношение кн. В.В.Долгорукого…, стр.362). Сообщение это сделано в контексте, предполагающем его обвинительный характер: мол, вот какой пакостник этот Зерщиков: писал письма «великому вору» для прочтения в воровском кругу и для убийства его, полуполковника, брата! – Но ведь в тексте письма названа только тема, а содержания нет. Мы же знаем, что в то время из Черкасска Ю.В.Долгорукому действительно писались письма о подготовке его убийств. Писались они для принятия мер предосторожности, и эти письма перехватывались бунтовщиками, а авторами писем были черкасские старшины, настроенные против этого убийства. И руководителем этой группы антибулавинцев не мог быть никто иной кроме И.Г.Зерщикова.
Таковы аргументы (других нет!) «вины» так настойчиво и последовательно преследуемого царскими присными последнего свободно выбранного донского Войскового атамана И.Г.Зерщикова.
А как же сложилась его дальнейшая судьба, где он, что с ним? Что предвидел, чему сопротивлялся по мере своих сил последний свободно избранный казачий атаман И.Г.Зерщиков, то и получилось. Случилось и то, что тоже, по-видимому, предвидел, чего, наверное, страшился и ожидал в своем заключении – его собственная смертная казнь.
Ее обстоятельства не нашли отражения в опубликованных исторических документах. Они по-видимому, были изъяты как компроментирующие не казненного, а казнителей! Вследствие этого место и обстоятельства казни получили разное освещение в писаниях историков: одни считают, что казнь атамана совершилась в Москве на Красной площади, другие – в Черкасске. К числу первых относятся В.А.Сухоруков (Историческое описание…,2005), А.А.Гордеев (История казаков…, 1992), Ю.Галушко (Казачьи Войска России, 1993); ко вторым – Е.П.Савельев (Древняя история казачества, 2002), В.И.Лебедев (Булавинское восстание, 1934), М.Астапенко (Донские казачьи атаманы,2006), В.И.Лесин (Силуэты русского бунта, 2007) и др.
Несмотря на отсутствие в публикациях подтверждения историческими документами, привожу описание черкасского варианта казни как психологически мотивированного всей предшествующей деятельностью и пристрастиями Петра: «Весной 1709 г. 19 апреля царь из Воронежа на судах прибыл в Черкаск. С ним были: кн.Юрий Шаховской, кн. Петр Голицын, Никита Зотов и Прокофий Ушаков. На Дону с трепетом ждали царского гнева. И действительно, Петр приказал «чинить новый розыск о сообщниках Булавина», отсекает головы войсковому атаману Илье Зерщикову, предавшему Булавина, и старшине Соколову, велит привести тело Булавина, «пятерить» его и на поставленных столбах с колесами возить по городу, а головы казненных воткнуть на колья и поставить на площади. Роль палача исполнял князь Голицын.
После казней царь собрал к себе всех старшин и знатных казаков, объявил им свое «милостивое слово» и «пожаловал им из них же в войсковые атаманы Петра Емельянова, сына Рамазанова, по смерть его» (Савельев, 2002, стр.412 – 413).
Повторяю, ситуация психологически мотивирована идеально, но с фактической стороны обнаруживается некая несообразность. Она состоит в том, что Петр Емельянов уже был Войсковым атаманом с сентября 1708 г., и «пожалование» его снова в 1709 г. на эту должность представляется излишней. Впрочем, оставляю это противоречие на совести автора, хотя, разумеется, он в этом тоже не нуждается, а апеллировать следует к совести и разуму царя, что, впрочем, и вовсе уж изначально бесполезно. По факту - беспредметно.
Как бы там ни было в деталях на самом деле, но факт пожизненного назначения на высшую казачью должность Петра Емельяновича Рамазанова и казни неповинного человека, каким определенно был Илья Григорьевич Зерщиков, историческая данность. И сотворена она Петром Алексеевичем Романовым, тоже ведь человеком, хоть и помазанным на царство, да вот только безобразно осквернившим свое высокое предназначение и этим своим делом тоже.
Исторические личности
Как ни пытается человечество деяниями и устами своих выдающихся и заурядных представителей воплотить в жизнь и изобразить в пропагандистском официозе принцип социального равенства людей все эти попытки негодны по определению, так как структурированное и иерархичное людское общество в принципе не может быть равным. Это очень многомерная структура, и разные составляющие его элементы призваны выполнять разные функции: простые и сложные, управленческие и исполнительские, основные и второстепенные и т. д. Поэтому положение и возможности отдельной личности в таком обществе изначально предопределено местом его нахождения в той или иной социальной структуре. И лишь биологические особенности личности способны преодолеть социальные барьеры и переместить ее почти в любую точку социальной машины общества на место почти любой ее детали: вверх, вниз, вправо и влево. Говорю «почти», потому что в некоторых обществах существуют законы, которые навсегда запрещают некоторые социальные перемещения в них отдельных личностей. Например, родившись в одной стране, в некоторой другой нельзя стать, допустим, президентом или, даже в собственной стране, не будучи принцем крови, нельзя стать государем и т. д.
Природа мудра и поэтому она все же предоставила людям возможность почти всегда преодолевать людские условности, даруя отдельным своим представителям исключительные способности. Именно через них она, эта мудрая природа, осуществляет преодоление коснеющих традиций и тем самым влияет на исторический ход развития общества. А личности, наделенные такими возможностями осуществлять историю, становятся историческими.
Но, похоже, что у природы хватает мудрости лишь на довольно примитивный способ развития, а именно, через так называемый принцип «проб и ошибок». Вероятный фактор божественного предначертания находится в области, недоступной научным методам анализа, поэтому мной не рассматривается! Исторический же ход развития человеческого общества протекает столь криволинейно и столь изобилует тупиками, что представляется как процесс самостоятельный, стихийный и не одухотворенный какой-то высшей силой. А исторические личности в зависимости от того, куда они завели ситуацию, зачисляются обществом либо в герои, либо в злодеи. И на этом пути, пути оценки исторической значимости тех или иных событий и роли в них тех или иных исторических личностей, у самого общества тоже не хватает ума и дальнозоркости, чтобы правильно «расставить все по местам». Похоже, что здесь, как и во всех деяниях людей, сказывается наше неумение правильно пользоваться дарованной нам свободой воли.
В эту оценку почти всегда вмешиваются корыстные мотивы оценщиков, будь то отдельно взятая личность или какая-нибудь социальная структура. А корысть состоит в отстаивании и защите интересов той или иной социальной структуры или даже всего общества того или иного государства в противоположность другой структуре или иному государству. Чтобы избежать этого прискорбного факта, мне представляется, что во всех подобных случаях при оценке исторических событий и личностей следовало бы исходить из одного критерия, содержащегося в морали и нравственности, основанных на «вечных ценностях». Наиболее полно и завершенно они сформулированы мировыми религиями и прежде всего и полнее всего, как мне представляется, в христианстве. Именно этим критерием я и намерен пользоваться при оценке рассмотренных в настоящем исследовании событий и личностей. И никакая так называемая «историческая необходимость», с моей точки зрения, не оправдывает нарушение этого принципа оценки событий и личностей с религиозной позиции. Во имя чего бы ни совершалось такое нарушение, его необходимо подвергнуть безусловному осуждению.
Между тем, и в исторической литературе, и в народной молве до сих пор присутствуют вопиющие искажения и поругание исторической правды. Они совершаются во имя ложных позиций, которые, помимо просто своей неправды, пропагандируя ее, продолжают играть роль факторов, растлевающих божественную нравственность и тем самым поощряющих народ на дальнейшее попрание истины. Чего стоит, например, повсеместное распевание разинских «подвигов» и пребывание его в народных героях не только в дремучих «народных» массах, но и в литературных и иных художественных произведениях известных и уважаемых писателей! А ведь это просто узколобый бандит безмерного масштаба, совершивший столько и таких кровавых преступлений, от числа и содержания которых сердце леденеет в груди. И воспевая его, мы тем самым принимаем и благословляем эти его злодеяния. Справедливо и правильно ли это? Подобным же образом действуют и историки применительно к оценке роли исторических личностей в судьбах простых людей.
Возвращаясь к рассмотренной нами истории, обратимся к главным ее действующим лицам – царям и атаманам. Это, прежде всего, как я думаю, Алексей Михайлович и Петр Алексеевич Романовы, с одной стороны, и Кондратий Афанасьевич Булавин и Илья Григорьевич Зерщиков, с другой.
Несмотря на крайне беспокойное время царствования Алексея Михайловича и его трагическую ошибку в провоцировании церковного раскола, присвоенное ему народом имя Тишайшего все же более или менее правомерно благодаря его высоким духовным качествам религиозного человека. Облик этого русского царя наиболее полно и ярко освещен историками С.Платоновым и Б.Башиловым (цитирую по: Башилов): «Достоинства царя Алексея с немалым восторгом описывали лица, вовсе от него независимые, - именно далекие от царя и Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович «такой государь, какого бы желали иметь все христианские народы, но не имеют» (Рейтенфельс). Другой ставил царя «на ряду с добрейшими и мудрейшими государями» (Коллинс). Третий отзывался, что «Царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями: и он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют перед ним» (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей « …Царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь…» (Мейерберг).
Он был одним из самых образованных людей московского общества того времени: следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской разбросаны во всех его произведениях… исходя из религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в Московском государстве, как власти богоустановленной и назначенной для того, чтобы «рассуждать людей вправду» и «беспомощным помогать»… Религиозным чувством он был проникнут весь… Его главным духовным интересом было спасение души…Религия для него была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной.
…Его религиозное сознание шло несомненно дальше обряда: он был философ-моралист; и его философское мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с высоты религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, …а звучала мягким, прочувствованным, любящим словом, сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям. Склонность к размышлению, вместе с добродушием и мягкостью природы, выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость чувств, поэтому и его мораль выказывалась иногда поразительно хорошо, тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь утешать…
На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее Михайловиче обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленного ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности царствования царя Алексея Михайловича…
Кроме внутренних вопросов назрел и внешний политический вопрос, исторически очень важный – вопрос о Малороссии. С ее присоединением начался процесс присоединения к Руси отпавших от нее областей, и присоединение Малороссии был первый шаг со стороны Москвы в деле ее исторической миссии, к тому же шаг удачный. До сих пор Литва и Польша играли в отношении Руси наступательную роль; с этих пор она переходит к Москве… Только признанием за Московским государством способности к исторической жизни и развитию можно объяснить общие причины этого явления. Это был здоровый организм, имевший свои истрические традиции и упорно преследовавший сотнями лет свои цели… (Платонов)
…На Западе при Алексее Михайловиче был разбит вековечный главный враг Московской Руси – Польша; на востоке передовые отряды русских мореходов уже оказались в Америке (Башилов). …Москва пропиливала окно в Европу, тщательно и мудро отметая все национально и принципиально неприемлемое, технически ненужное и морально опасное. Петр, с его эпилиптической нетерпимостью, рубанул это «окно» так, что расшатались все скрепы нации (П.Ковалевский)» .
Что касается главного греха Алексея Михайловича – его поддержки никонианских церковных реформ, то к его оправданию может служить тот факт, что кроме подавления восстания старообрядчески настроенных монахов Соловецкого монастыря, особых насильственных акций со стороны светской власти против старообрядцев при нем фактически не предпринималось. Здесь уместно вспомнить, что, как замечает Б.Башилов .
« …Алексей Михайлович видимо разделяет мысли несогласных с Никоном и терпевших от него подневольных постников и молитвенников. Нельзя силою заставить Богу веровать – это по всей видимости убеждение самого Алексея Михайловича».
(Башилов Б.Тишайший царь…
Кровавые преследования староверов в государственном масштабе начались уже после смерти «Тишайшего» при его приемниках. И самым ярким и запоминающимся из них стал сын его Петр Алексеевич, названный Первым и Великим. Но величие его наиболее всего проявилось в порочности его натуры. В этом история не знала более превосходивших его царственных предшественников и последователей. Об этой его особенности откровеннее всех сказал Лев Николаевич Толстой: «С Петра І начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории…» (см. выше в разделе «Герои и злодеи», Петр Алексеевич Романов)..
Лучше не скажешь! Этим, пожалуй, можно и ограничиться, учитывая вышеизложенные сведения об этой личности. Словом – образец исторической личности самого отрицательного свойства, несмотря на ряд успешных моментов в развитии государства Российского. В наших внутренних делах он оставил самое пагубное наследство: порочное престолонаследие, разделение народа на несовместимые классы, пример для повторения скоропалительных и кровавых реформаций (революций) и неискоренимое «чужебесие».
Как ни были различны эти две исторические фигуры, их руками осуществлялся исторический процесс развития нашего Отечества, неизбежный как предначертание – распространение, укрепление и обращение России в Великую Империю. И всякие внешние и внутренние попытки противостоять этому были обречены и потому бессмысленны. Особенно это касается внутренних противодействий, и в частности – сопротивления казачества его вовлечению в государственную систему. В этом ракурсе и необходимо оценивать деятельность других, многими рангами ниже, исторических личностей – донских атаманов. Они олицетворяют на рассмотренном этапе истории состояние и падение роли самостийного демократического фактора в развитии Российского государства.
В личности и действиях Кондратия Афанасьевича Булавина ярким и ложно истолкованным (героизация) фактором отразилась обреченность и бессмысленность грубого военного сопротивления неизбежному историческому процессу. Может быть, следовало бы сказать – сопротивления его жестоким и неразумным формам?! Может быть, но это мало меняет суть дела, так как нисколько не уменьшает число понесенных на этом пути напрасных и безвинных жертв. И нравственные, и интеллектуальные качества, и поведение этой исторической личности никак не выдвигают и не вытягивают ее на народно- героическую роль, ибо сыграл ее атаман Булавин скорее злодейски, чем героически – и глупо, и бездарно, и безнравственно. Тут решительно нечем восхищаться и нечему подражать. Это исторический негатив, бросить который в укор следует не только ее главному действующему лицу, но и царской власти.
Во всем облике Ильи Григорьевича Зерщикова и сыгранной им роли в этой исторической драме мне видится урок трагической несправедливости судьбы. Он тщетно попытался подправить движение исторического катка, мнущего человеческие судьбы, на путь, менее кровавый и более соответствующий христианскому миропониманию. Видя неизбежность и принимая необходимость вовлечения казачества в государственную монархическую систему, он верил и надеялся на то, что это можно осуществить без крутой ломки казачьего самоустройства и без крайних кровавых эксцессов. Из его религиозных представлений следовало, что это можно осуществить постепенно, примером и убеждением.
Трагический финал жизни последнего свободно выбранного казаками верховного руководителя являет собой символический пример завершения собственной истории донской казачьей республики – ее независимости, свободы и своеобразной самобытности. Отныне формирование высшей власти в республике переходило от народа к монарху. И этот переход был продемонстрирован со всей дикой жестокостью и вандализмом: казнью человека, невзирая на его личную невиновность и заслуги перед своим народом, а именно из-за этих его достоинств. Актом его казни было публично продемонстрирована необратимость исторического процесса и наступление новой эпохи господства над казачьим своеволием иной более высокой силы – царской власти. Это было торжество монархического абсолютизма над народной демократией (да простится мне эта тавтология!). И в этом смысле мы вправе рассматривать личность Ильи Григорьевича Зерщикова как символ жертвы, принесенной в знак неотвратимости исторического процесса. Именно он был наиболее подходящей фигурой для этого грязного, но, увы, по-видимому, необходимого царю дела.
Складывающийся абсолютизм монархической власти совершил вторую из самых значимых акций на своем пути к собственному финалу: первая – устранение самовластия церкви и ее поругание, то есть, по существу, отказ от религиозности, вторая – полное попрание народовластия. Далее на этом пути абсолютную монархию ждала долгая (двухсотлетняя) и неизбежная агония приближения к собственной гибели в беспределе безбожия и безгласия.
Жестокая несправедливость в оценке личности Зерщикова и его роли в донской смуте вполне сравнима с бессмысленной жестокостью его наказания. Но если наказание необратимо, то совершенно незаслуженные обвинения могут и должны быть с него сняты. Надеюсь, что выполненное мной исследование с этой задачей справилось, и теперь остается ждать, когда оно преодолеет и историческую инерцию ложного негатива вокруг личности И.Г.Зерщикова. Быть может, этому будет способствовать и начавшееся восстановление православной церкви, и возрождение в народном сознании христианской религиозности на смену ложным социальным заблуждениям и цинизму неверия. И пусть при этом никого не смущает сложность и противоречивость этого процесса.
Ведь как порой несправедливо делаются выводы о моральном облике верующих и атеистов на основании поведения каких-нибудь одного-двух их представителей. Бывает, встретился кому-то верующий негодяй, и встретивший начинает думать, что все они эти верующие такие. Или встретился ему высоконравственный атеист, и он полагает, что значит и религия здесь совсем не причем – можно быть нравственным и без нее. Да, конечно, можно встретить атеиста, верного «вечным моральным ценностям», но ведь этот неверующий порой даже и не подозревает, что ценности эти, ставши вечными, подарены ему именно религией! Ведь сам атеизм в принципе бездуховен, потому что зиждется на холодном и мертвом материализме. Ему, атеизму, неоткуда взять такие понятия как любовь, верность, милосердие, справедливость – это все от Бога, а не от атомов, молекул и материальных силовых полей. И именно потому общественное безбожие в конечном итоге приводит народы и социальные структуры к неизбежному финалу – растлению и распаду. А высоконравственный атеист, если в нем нравственность выше атеизма, по существу и является одухотворенным, то есть верующим, только по исковерканности своего сознания не понимающим этого. Это, конечно, грех, но не самый страшный, потому что самый страшный – это потеря нравственности, даже если ты верующий – худшего быть не может. Особенно в приложении не к отдельной личности, а к обществу в виде социальных систем и государств. И еще, конечно, к проповедуемой ими идеологии.
Религия и привнесенная ею в нас мораль это единственное, что очеловечивает животное, превращая его в Homo sapiens. Попытки и успешное избавление от религии и прописанных ею моральных законов возвращает человека в животное состояние. Как печально, что это осуществляется в ряде современных человеческих сообществ под видом борьбы за права человека, хотя на самом деле происходит обратное – утрата человеческих качеств и особенностей. Таких, например, как признание однополых браков, узаконивание педофилии в непрерывном снижении возраста половой вседозволенности и так называемой половой грамотности, отсутствие цензуры на публичное бесстыдство, сквернословие и насилие, стирание границ между добром и злом в идеологиях и в искусстве, признание искусством бессмысленные и оскорбительные для человеческой совести выходки и предметы и т.д.
Вместо эпилога
Как мы видели, в ходе настоящего исследования Донской Смуты постепенно из казачьей среды выдвигалась фигура человека, ранее в других исследованиях этих событий либо стоявшая в тени, либо, выходя из нее, попадавшая в искаженный свет необоснованной и напрасной хулы. Это знатный (чего никто не отрицал) казачий старшина и многократно избиравшийся на разные атаманские должности Илья Григорьевич Зерщиков. Он прожил сравнительно успешную жизнь, но закончил ее трагически по сумасбродной прихоти Петра Алексеевича Романова, ставшего не только для атамана Зерщикова, но и для несчастья всей России ее царем и императором. Эта пара антиподов и определила по существу содержание и идеологический смысл настоящей книги.
Царствование Романовых продолжалось сравнительно недолго. Последней на престоле Романовой была дочь Петра Алексеевича Елизавета. Далее престол перешел от Романовых к женской ветви, которая по новому мужскому началу именуется Голштейн-Готторпской, но по недоразумению или для соблюдения приличий по-прежнему именуется Романовой. На престол воссел Петр III Карлович, перекрещенный в Федоровича, c одной четвертью в нем романовского естества, сын герцога Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского и дочери Петра I-го Анны. В последующих российских царях немецкого происхождения этой романовской примеси оставалось все меньше и меньше, так как в жены они брали только немецких девиц. Так у последнего нашего императора Николая II-го романовской сути было уже одна стодвадцатьвосьмая часть. Но какие же это Романовы?! На них только романовская этикетка.
Род Зерщиковых в конце XVII столетия был очень распространенным и весьма заметным на Дону. После казни его главы, Ильи Григорьевича, он, несомненно, подвергся преследованию со стороны российских властей и едва ни заглох. Но в XX веке его представители вновь стали возникать из «небытия», правда, в сравнительно скромной и незначительной для исторических судеб России роли. Тем не менее, заметное участие этого рода в донской истории XVII и начале XVIII веков и, следовательно, в российской сделало для меня возможной попытку более подробно проследить за ним не только в исследованный период Смуты, но и в позднейшее время. Это и обусловило появление нижеследующих страниц.
Зерщиковы – фоносемантический анализ
Происхождение фамилии Зерщиковых вероятнее всего связано с деятельностью первых ее носителей.. Так в книге Л.Н.Щетинина “Русские имена” эта фамилия трактуется как антропонимическое отражение профессиональной принадлежности ее основателя. Цитирую: «Зерщиков (Старочеркасская), от зернильщик – рабочий, занятый зернением пороха» (Щетинин, 1978, стр.103). Вообще же, если в основе этой фамилии изначально лежало слово «зерно», то первичных смысловых вариантов могло быть достаточно много, так как у него самого было немало значений: жемчуг, икра, зернистая поверхность и др.
Как известно, слово «зернь», а именно оно могло быть изначально в основе фамилии, означало в русском языке XVII века игру в кости, а слово «зернщик» (зерщик) – тот, кто играет в кости (в зернь), азартный игрок. Словом, исходных значений могло быть много, но едва ли нам удастся когда-нибудь определить, какое именно из них когда-то стало таковым.
Каждое слово существует в двух своих ипостасях: звуковой и письменной. И первичной является именно звуковая, потому что рождалось слово в образе звука, и лишь потом приобрело и свое письменное начертание. Поэтому кажется вполне естественным, что в звуке, обозначающем слово, должно отражаться его смысловое содержание. И действительно, например, самое для человека важное, близкое, нежное и как бы изначально обволакивающее понятие почти у всех народов получило обозначение в слове «мама» - таком нежном, мягком, ласковым и притягательном по звучанию. А вот к предмету колючему цепляющемуся, режущему в виде пилы очень подошло слово «зазубрины». Примеры можно множить, и из них непременно сложится представление о непосредственной или опосредованной связи смысла слова и его звучания. И это его звучание непременно воздействует на человека в духе того понятия, которое оно выражает своим содержанием даже в том случае, когда содержание может быть незнакомо человеку. Конечно, далеко не всегда это так очевидно, как в приведенных примерах. В частности это относится и к фамилиям, смысл которых или не расшифрован, или потерян, или просто не известен даже его носителю.
«Так как сознание взрослого человека занято при аудиальном восприятии слов преимущественно первым смыслом, то второй – реакция на слово как на набор звуков проходит подсознательно и переживается человеком в виде определённого эмоционального фона. Этот самый второй смысл слова получил название фоносемантического значения Каждый звук человеческой речи обладает определённым подсознательным значением. Впервые эти значения с помощью опроса большой аудитории стал устанавливать американец Чарльз Осгуд. Для русского языка эти значения в своё время определил советский учёный, доктор филологических наук Журавлёв А.П. В результате его докторской диссертации было установлено фоносемантическое значение каждого звука русской речи. Он с помощью опроса многотысячной аудитории определил качественные характеристики каждого звука русской речи» (Журавлёв,1991 http://www.analizpisem.ru/programm1.html; http://www.psyline.ru/psycholi.htm;).
Авторы цитированного сайта в качестве примера этого анализа привели фоносемантическое значение фамилии «Зерщиков», повторённое затем в интернете другими: (http://www.psevdonim.ru/fam/pthobrjd.htm) . В качестве фоносемантической меры слова были использованы такие пары взаимоисключающих свойств его звучания как «сильный – слабый», «красивый – отталкивающий», «добрый – злой» и т.д. , оцениваемых числовыми коэффициентами. Альтернативные друг другу в этих парах понятия, конкурируя между собой при опросах, выявляют победителя в каждой паре, и рассмотрение итогового результата
определяет звуковую характеристику слова. Поскольку в конкурирующих парах обычно присутствуют положительные и отрицательные, приятные и неприятные, привлекательные и непривлекательные и т.д. свойства, исследуемое слово может получить соответственно положительную или отрицательную оценку.
В реальных условиях эта идеальная модель фоносемантического анализа испытывает многие и часто непреодолимые трудности из-за того, что не всегда избираемые для конкурирующих пар-характеристик признаки действительно отражают объективную оценку словарного звука – тут присутствует бездна неопределённости. Далее, результат опроса впрямую зависит от выбора опрашиваемых. Ведь оценка каждого индивидуума связана с его возрастом, уровнем образованности,, воспитанных в нём симпатий-антипатий, с его профессией, принадлежностью к той или иной социальной среде, врождёнными способностями, состоянием его нравственности, полом и половой ориентацией, настроением в момент опроса ит.д. и т.п. Несомненную проблему составляет также способ количественной
оценки выбранных характеристик в виде числовых коэффициентов, а именно, насколько они корректны и объективны.
сильный 2,35
весёлый 2,57
громкий 2,65
светлый 2,69
радостный 2,70
величественный 2,74
активный 2,74
яркий 2,75
храбрый 2,76
могучий 2,80
большой 2,83
простой 2,85
хороший 2,87
быстрый 2,87
длинный 2,90
подвижный 2,96
красивый 2,98
3,13 тяжёлый
угловатый 3,32
грубый 3,34
холодный 3,36
Злой 3,43
мужественный 3,43
страшны 3,49
шероховатый 3,69
А
3,0
Б
3,0 .
В целом всё это предопределяет скептическое отношение к указанному методу. Ясно, что его безоговорочное использование вызывает глубочайшее сомнение и едва ли оправдано. Но коль скоро процедура этого анализа была применена к фамилии «Зерщиков», принадлежащеё одному из главных героев настоящего исследования, проигнорировать это обстоятельство без собственной оценки её результатов, на мой взгляд, не следовало.
Не известно, какое число каких опрошенных было привлечено для фоносемантической оценки слова «Зерщиков», кроме того вызывают сомнения и выводы авторов цитируемой работы: ими для звуковой характеристики слова «Зерщиков» в выводах использовано только 2 определения из 50. Это «сильный» и «шероховатый», остальные 48 – «в корзину» как незначимые, недостоверные (таблица А). Тем не менее, я рискнул воспользоваться результатами этого исследования для собственного их анализа. Он представлен на приводимом ниже рисунке в виде графика рапределения коэффициентов, полученных цитируемыми авторами для всех исследуемых признаков (Рис. Б).
В таблице и на графике видно, что осью симметрии, по закону которой распределяются коэффициенты в каждой паре признаков, является коэффициент, равный 3,0. Это середина интервала, внутри которого, по мнению авторов, находятся все якобы недостоверные значения признаков. Он располагается по обе стороны от оси симметрии, риблизительно, на равных от неё расстояниях, и границы интервала соответствуют значениям коэффициентов, равным 2,35 и 3,69 (отстоят от оси на 0,65 и 0,69). Исходя из этого, можно предположить, что на этой оси никакая из каждой пары анализируемых признаков не преобладает - их поровну. Чем дальше от оси влево или вправо, тем более соответственно левого или правого признака в анализируем объекте.
Оказалось, что все коэффициенты более или менее значимы. И все величины коэффициентов, превышающие 3, следует считать как отвечающие преимущественно
второму, то есть негативному признаку, а все величины, меньшие, чем коэффициент 3 как относящиеся преимущественно к первому. То есть к позитивному. Это соображение основывается на том неоспоримом факте, что распределение всей совокупности коэффициентов в двухмерном пространстве (абсцисса –коэффициенты, ордината – количество признаков) оказалось не случайным, при котором можно было ожидать нормальное распределение, а вполне устойчиво и даже закономерно тенденциозным.
Во-первых, слева от оси симметрии располагается вдвое больше признаков, чем справа и все они с преобладанием положительного качества Во-вторых, в малом количестве правых признаков преобладает отрицательное свойство (кроме одного!). В-третьих, обе совокупности по разные стороны оси симметрии разделены разрывом, практически совпадающим с этой осью, что подтверждает значимость всех признаков в каждой совокупности, поскольку они способны образовывать самостоятельные и независимые группы.
Следовательно, можно считать достоверным факт выявления в звучании этой фамилии преобладающей роли положительных признаков слева от оси симметрии. И среди них в порядке убывания их доли в соответствующих парах в направлении к оси следующие: сильный, веселый, громкий, светлый, радостный, величественный, активный, яркий, храбрый, могучий, большой, простой, хороший, быстрый, длинный, подвижный, красивый.
В правой части графика находится меньшая доля признаков. Все они являются вторыми, то есть, кроме одного. отрицательными, и среди них тоже в порядке уменьшения расстояния до оси находятся: шероховатый, страшный, мужественный, злой, холодный, грубый, угловатый, тяжёлый. Попавший в эту группу признак «мужественный» следует рассматривать как недоразумение, так как в выбранную для него альтернативную пару совершенно неправильно помещено «женственный» в качестве положительного - это вовсе не противоположности, а свойства разных полов, и это свойство получает знак плюс или минус в зависимости от того, на ком оно проверяется. Для мужчины оно, несомненно, является положительным свойством. .
Итак,если бы фоносемантическое значение фамилии «Зерщиков» действительно отражало черты характера носящей эту фамилию личности, то это вполне соответствовало бы образу казака-воина, атамана-руководителя, способного выстоять в борьбе и стать победителем и лидером. Небольшое число именно таких отрицательных признаков в нём необходимо для возлействия ими на врагов – иначе, какой же он воин! Именно таким и представляется образ Войскового атамана Всевеликого Войска Донского Ильи Григорьевича Зерщикова.
Такова совершенно неожиданная поддержка результатов выполненной работы, полученная со стороны абсолютно независимых от автора этого исследования и, казалось бы, далёких от реальности абстрактных данных. Метод фоносемантики крайне несовершенен, но, как и со словами «мама» или «зазубрины», срабатал и применительно к носимой нашим героем фамилии..
Естественно возникает вопрос, а как же род человеческий, родоначальник которого получил сначала это прозвище, а потом и его потомки, носившие такую фамилию, как мужчины этого рода - менялись ли под воздействием своего названия, соответствовали они его звуковым особенностям? Давайте попытаемся это понять.
Потомки рода Зерщиковых
Благодаря возможностям Интернета и некоторым другим обстоятельствам мне удалось получить представление о том, как распространена фамилия «Зерщиков» в настоящее время. При этом анализе я ограничивался лишь территорией Дона, Северного Кавказа и Уральского казачества.
Вот небольшая выборка (30 представителей) из полученного мною списка (220) Зерщиковых, ограниченного представителями взрослого поколения мужского (28) и женского (2) пола. Большое число молодых и взрослых людей из-за отсутствия каких либо исходных о них данных, кроме фамилии (за одним исключением), и женщин как возможных носительниц фамилии мужа мною опущено.
Уральские казаки
1. Зерщиков Степан Иванов, казак, 51 год. - Ревизская сказка Уральского войска Гурьева городка 1834 года.
2.Зерщиков Григорий Степанович, 10 лет. - Ревизская сказка Уральского войска Гурьева городка 1834 года, сын означенного Степана.
Терские казаки
1.Зерщиков Артемий Антонович, (г.р.1869). ст. Бороздинской, сын казака, урядник Кизлярского полка,
2.Зерщиков Поликарп Филатович. (г.р.1869), ст. Бороздинской. Урядник Кизлярского полка.
3. Зерщиков Михей Петрович, Станицы Мекенской (?), Грозненской обл., в 1909 г. есаул казачьей бригады
4. Зерщиков Иван Иосифович, (1915 – 1945 гг), станица Бороздинская, Грозненская обл., рядовой, погиб в Латвии.
5. Зерщиков Семен Алексеевич. (1922 -1944? гг), станица Бороздинская, Грозненская обл., солдат, пропал без вести в Латвии.
6. Зерщиков Константин Федорович,(1887-1951 гг) Станицы Бороздинской Терской обл. Из дворян, сын офицера. Ярославский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище 1907, Офицерская гимнастическо-фехтовальная школа. Сотник Собственного Его Императорского Величества конвоя. В Добровольческой армии и в Кубанском гвардейском дивизионе вооружённых сил Южной России, 1919.04.16 разжалован в рядовые, затем восстановлен в чине. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Был на о. Лемнос, командир Кубанского гвардейского дивизиона, начальник Кубанской офицерской школы. 1922 исполняющий должность генерала для поручений при Главнокомандующем, осенью 1925 в составе дивизиона лейб-гвардии Кубанской и Терской сотен в Югославии. Полковник. (1924-1937 гг) командир дивизиона. Служил в Русском Корпусе. Умер в Зеебахе (Австрия).
Донские казаки
1. Зерщиков Илья (г.р.1810±15 -?), м. р. х. Арпачин
2. Зерщиков Григорий Ильич (г.р.1835±15), м.р. х. Арпачин
3. Зерщиков Николай Ильич (г.р.1840), м.р. х. Арпачин
4. Зерщиков Михаил Николаевич (?), м.р. х. Арпачин
5. Зерщиков Петр Михайлович (?), м. р. х. Арпачин, погиб на ВОВ.
6. Зерщиков Корней Петрович, (1924-1990 гг). Полный кавалер Ордена Славы и Ордена Боевого Красного Знамени. Родился и вырос в старинном казачьем хуторе Арпачине, что неподалеку от станиц Старочеркасской и Багаевской. Ему исполнилось семнадцать, когда он проводил отца на фронт и остался в семье за старшего. На его плечи легла ответственность за тринадцатилетнюю сестру Наталью, маленьких братьев Ивана и Анатолия. Вместе с матерью и сестрой Корней от зари до зари трудился в колхозе. Позднее работал на Новочеркасском заводе. Участвовал в Параде Победы в Москве на Красной площади в 1985 и 1990 годах.
7. Зерщиков Михаил Ильич (1845 – 1918? гг), м.р.х. Арпачин
8. Зерщиков Стратон Михайлович (1875 – 1954 гг), м.р. х. Арпачин
9. Зерщиков Леонид (Феофан) Стратонович (годы жизни – первая половина XX века), м. р. х. Арпачин. Адвокат в Ростове на Дону.
10. Зерщиков Василий Стратонович, (1910 ? – 1941 гг), м.р. х. Арпачин, Ростовская обл., мл. лейтенант. Убит немецким снайпером в ВОВ.
11. Зерщиков Александр Михайлович (1874 – 1920 гг),м.р. х. Арпачин. Фельдшер
12. Зерщикова Елизавета Александровна (1904 – 1984 гг), м.р. х. Арпачин. Медсестра
13. Зерщикова Елена Александровна (1906 – 1979 гг), м.р. х. Арпачин. Бухгалтер
14. Зерщиков Леонид Александрович, (1911 – 1941? гг). м.р. х. Арпачин, Ростовская обл., ст. сержант, пом. ком. взвод, Пропал без вести в ВОВ в 1941 г.
15 . Зерщиков Феодор Лазаревич,(1896 – 1942? гг). м.р.г. Новочеркасск. Место призыва Новочеркасский ГВК, Ростовская обл., г. Новочеркасск. Последнее место службы 9 Арм. Красноармеец. Пропал без вести 10.07.1942 гг.
16. Зерщиков Фёдор, (1898 – 1921),младший урядник, ст. Распопинская, Донской технический полк, умер на острове Лемнос.
17. Зерщиков Георгий Петрович, (1902-1971 гг), ст. Распопинская Усть-Медведицкого окр. Обл. Войска Донского, преп. истории.
18. Зерщиков Михаил Потапович, (1907 – 1941 гг). м.р. Сталинградская область, Россия. Красноармеец, рядовой. Погиб в августе 1941 г.
19. Зерщиков Андрей Иванович, (г.р.1909)..Дата и место призыва 05.05.1942 г. Пролетарский РВК, Ростовская обл., г. Ростов-на-Дону, Пролетарский р-н. Красноармеец. Пропал без вести 03.1945 г.
20. Зерщиков Василий Андреевич, (1914 – 1984 гг) Полный кавалер Ордена Славы и Ордена Отечественной войны 1 степени. Родился в казачьем хуторе Орешкин Клетского р-на Волгоградской обл Был учителем. В Красной Армии с 1942 г. Гвардии старший сержант.
Командир расчета 122-мм гаубицы 2.02.1944 г. у с.Каменки Софиевского р-на Днепропетровской обл. уничтожил 3 пулеметные точки и свыше 10 солдат. 22.02.1944г. в бою за г.Кривой Рог прямой наводкой поразил 2 пулеметные точки и до 10 пехотинцев противника. 23.8.1944г. в бою в районе населенного пункта Дезгинже севернее г.Комрат (Молдавия) Зерщиков артиллерийским огнем накрыл группу вражеских солдат. 26.8.1944г. отражая атаку прорвавшегося противника, прямой наводкой истребил более 10 автоматчиков. 1.12.1944г. близ г.Кёваго-Тёттеш (8 км. западнее г.Печ, Венгрия) прямой наводкой подавил 3 пулемета и уничтожил до 10 пехотинцев. 4.12.1944г. у населенного пункта Харофа (3 км. севернее г.Сигетвар, Венгрия) подавил 2 пулемета. После войны демобилизован. Жил в г.Суровикино Волгоградской обл.
21. Зерщиков Юрий Стефанович, (г. р. 1947 г.), м.р. Ростов на Дону. Первый заместитель Председателя Законодательного Собрания Ростовской области, руководитель федеральной налоговой службы Ростовской области, генерал-лейтенант, кандидат наук, орденоносец..
22.Зерщиков Михаил Николаевич, (р. в 1965 г.). Южная генерирующая компания – ТГК-8, заместитель по производству и технической политике, "Краснодарэнергоремонт", председатель Совета директоров.
Сокращения в перечне Зерщиковых: м. – место, г. – год, в. – время, р. – рождения. х. – хутор.
Вообще на указанной выше территории обнаружено более 200 представителей этой фамилии Наша выборка представлена лишь 30-ю. Все они казаки, и среди них донские составляют более половины (22), а во всей более чем двухсотенной выборке донцов еще больше. Вторая по количеству группа относится к гребенским или терским казакам. Думаю, что такая концентрация Зерщиковых среди казаков Терека объясняется их миграцией с Дона вслед за начавшимися негативными преследованиями после казни донского атамана Ильи Зерщикова – от московских властей досталось не только атаману, но и его родственникам. И, как известно, Кубань и Терек были главным местом бегства донских казаков от российских домогательств в XVII- XVIII веках.
Несмотря на количественную скромность представленной выборки, она все же дает возможность оценить социальный состав и, вероятно, психологический тип казаков, носящих фамилию Зерщиков и рожденных в новейшее время, примерно, от конца XVIII до середины XX столетия.
В подавляющем большинстве это воины (89%), частью погибшие или пропавшие без вести на Великой Отечественной Войне (не менее 29%). Их воинское звание – преимущественно нижние чины. Офицеры и генералы составляют не более 14 %. В общем-то, это не мало. Один генерал и он же – кандидат наук. Но что, на мой взгляд, особенно показательно, так это то, что из десяти участников Великой Отечественной Войны двое – полные кавалеры Ордена Славы, то есть 20% оказались людьми исключительного геройства и военного таланта. Это, несомненно, уникальная особенность воинов Зерщиковых. Всего в СССР было 2672 полных кавалера этого ордена при более чем 15 миллионах (из них около 12 млн. погибли и оказались в плену!) участвовавших в войне советских солдат. Если соразмерить это число с общим количеством участвовавших в ВОВ солдат, то получится, что в общей массе таких героев было не более 0,02 %. А если отнести число полных кавалеров Ордена Славы к числу солдат, оставшихся после войны в живых, то процент героев возрастет до, примерно, 0,08. Из этого следует, что среди донских казаков с фамилией Зерщиков героев было на несколько порядков больше, чем среди остальных российских солдат! Если даже наших двух героев соотнести не с представленной здесь выборкой, а со всеми 200 обнаруженными носителями фамилии Зерщиков, то все равно процент героев среди них (1 %) будет более чем на порядок превосходить таковой для всех воинов советской армии, участвовавшей в ВОВ. Вот такие они оказались эти Зерщиковы!
Причем один из этих героев (как впрочем, и все 14 первых в списке представителей донских казаков) , а именно, Корней Петрович Зерщиков с большой долей вероятности (по месту рождения и именам предков) являлся прямым потомком атамана Ильи Григорьевича Зерщикова.,
Наличие в нашей выборке генерала, полковника, адвоката и администратора высокого уровня также свидетельствует о талантливости носителей этой фамилии. Таким образом, можно с уверенностью констатировать тот факт, что эти люди вполне соответствуют фоносемантическому значению носимой ими фамилии.
Арпачинско-аксайские Зерщиковы
Когда книга уже была, по-существу, написана и даже опубликована отдельными частями в Интернете, Провидению вдруг стало угодно познакомить меня ещё с одной замечательной ветвью Зерщиковых, произрастающих из того же корня в Арпачинско-Аксайской земле Всевеликого Войска Донского. Место рождения и неистово-восторженная верность своей фамилии и своему роду-племени не оставляют никакого сомнения в том, что эти Зерщиковы определённо являются потомками знаменитого донского атамана Ильи Григорьевича Зерщикова.
Посудите сами: их женщины, выходя замуж, не хотят расставаться со своей девичьей фамилией и в первом, и во втором поколении. Начинателем и вдохновителем этого поразительного процесса стала Светлана Зерщикова, передав и своей сестре, и дочерям свою любовь и почитание предков. Я решил не растворять представленный ею новый для меня список в общем списке Зерщиковых , а изложить его и сопутствующую ему информацию в самостоятельном разделе, как это и произошло в действительности при воссоздании истории донских событий трехсотлетней давности и роли в них атамана И.Г.Зерщикова, то есть как бы вдогонку и вполне отдельно. За основу взята так неожиданно и спонтанно возникшая переписка со Светланой Николаевной Зерщиковой.
Следуя избранному принципу цитирования, передаю ей слово:
«Здравствуйте, Юрий Петрович! Я очень рада нашему знакомству. Ещё в школьные годы я узнала о загадочном атамане Илье Зерщикове и с тех пор он незримо присутствует в жизни нашей семьи.
К счастью, среди потомков казаков такие люди встречаются, Слава Богу! Они могут быть простыми и безграмотными даже, но с таким нравственным законом в душе, что понимаешь, в чём же была истинная сила и величие казачества! Не пьяный казак на бочке, пропивший свою амуницию, а сильный духом и верой добрый и справедливый воин, сражающийся за свои принципы и оберегающий эти устои. Уверена, только таким и мог быть Илья Зерщиков. Другого бы не избрали в такое страшное время. Он мог быть обязательно и миротворцем, и дипломатом, что скорее всего, его отличало. И жизнь он в итоге положил «за други своя», а нет выше подвига…
Такая яркая, благородная, талантливая, незаурядная личность как И.Г.Зерщиков не могла не вызвать и зависти, и злобы у его противников. Мне было обидно, что он был оклеветан и жестоко убит…
В Вашем списке Зерщиковых есть наши родственники. Отец Корнея Петровича, полного кавалера Ордена Славы– Зерщиков Пётр Лазаревич приходится двоюродным братом моего прадеда Зерщикова Маркея Митрофановича (1878 – 1961гг), отчества которого я, к сожалению, не знаю.. Его брат и сёстра, Данила и Мария, жили по соседству. Моему папе 80 лет, он хорошо помнит своего деда и много рассказывал о нём, о своём детстве в Арпачине и Маныче…
Наш род очень многочисленный и всех перечислить сложно. Вот некоторые данные о моих родственниках:
Зерщиков Митрофан (г.р.1850?).
Зерщиков Маркей Митрофанович (1878 -1961). М.р.х. Арпачин. 8лет служил в Молдавии
на границе с Румынией в артиллерии. Батареец.
Зерщиков Данила Митрофанович (г.р.1880?0, м.р.х. Арпачин
Зерщикова Мария Митрофановна (г.р. 1885?), м.р.х. Арпачин
Зерщиков Василий Маркеевич (1916 – 1970гг), м.р.х. Арпачин. Комбайнёр. В 1950г. семья переехала в г.Аксай.
Зерщикова Александра Маркеевна (г.р. 1909), м.р.х. Арпачин
Зерщикова Наталья Маркеевна (г.р.1912), м.р.х. Арпачин
Зерщикова Мария Маркеевна (г.р.1922), м.р.х. Арпачин, переехала в г. Новочеркасск
Зерщиков Николай Васильевич (г.р.1937), м.р.х. Арпачин. В 1966г.принимал участие в военных действиях в Венгрии. Приравнен к участнику ВОВ. С 1962 по 1872 гг работал на заводе АКД (Аксайкардандеталь), прошёл путь от токаря до главного механика завода. В 1978 – 2009 гг. возглавлял Донской филиал «Подводэнергосервиз» г.Москва.
Зерщиков Александр Васильевич (1943 – 1988гг), м.р.х.Арпачин. Водитель, слесарь-ремонтник.
Зерщикова Вера Васильевна (г.р.1950), м.р.г. Аксай. Бухгалтер
Зерщикова Светлана Николаевна (г.р. 1960, м.р.г. Аксай. Завуч и преподаватель Детской Школы Искусств в г.Аксай
Бейеман-Зерщикова Ольга Николаевна (г.р.1974), м.р.г. Аксай. Переводчик английского и голландского языков, Живёт в Голландии.
Зерщикова-Маус Екатерина Александровна (г.р.1980), м.р.г. Аксай. Фотограф. Живёт в Германии
Зерщикова-Швец Александра Александровна (г.р.1988), м.р.г.Братск. переводчик английского и испанского языков. Живёт в Испании.
Зерщиков Владимир Александрович (г.р.1966), м.р.г.Аксай. Играл в футбол за «Трудовые резервы», в 1983г Чемпион СССР и России. Водолаз. Дефектоскопист.
Зерщикова Татьяна Александровна (г.р.1970), м.р.г. Аксай. Бухгалтер.
Зерщикова Екатерина Влалдимировна (г.р.1989), м.р.г. Аксай. Экономист.
Зерщикова Елена Владимировна (г.р.1992). Работник банка.
Для моих внуков, двое из которых, Филипп и Дария, живут в Берлине, другие, внучка Мила в Испании, племянники, Анастасия и Никита, в Голландии – Ваша книга безценный дар! Они ещё больше будут знать и почитать свои корни, историю. Муж моей сестры Ольги Вилфред – голландец, так проникся любовью и к казакам, и к истории нашей, что после свадьбы взял себе официально фамилию Бейеман-Зерщиков. Это записано в его голландском паспорте. Детям их, к сожалению, не разрешили взять двойные фамилии до совершеннолетия. Видимо, после выхода Вашей книги они тоже захотят себе эту потрясающе сильную и красивую фамилию. Моя дочь Екатерина, которая живёт в Берлине, носит фамилию Зерщикова-Маус. Немцы уверены, что это немецкая фамилия, так как у них высшая степень восторга выражается фразой «Зерщик!!!»
Я тоже не смогла расстаться с моей девичьей фамилией».
Комментарий. Светлана Николаевна является профессиональным художником.
Окончила художественное училище им. Грекова в г. Ростове-на-Дону. Училась в Академии Художеств им. Репина, г. Санкт-Петербург. Достигла немало успехов в своей творческой деятельности. Так, например, состоялось три её персональные выставки: в г.Братск,Россия (1988 г.). в галерее «De Heuvelrug», Фенeндал, в Нидерландах (1996 г.) и в г. Изернхаген, Германия (2001 г.). Помимо того она участвовала также в двенадцати художественных выставках только в течение 1996 – 2006 гг.в разных городах России, Германии и Голландии. Словом, имя Светланы Николаевны Зерщиковой известно не только профессионалам-художникам, но и публики России и Европы.
Темы её творчества разнообразны. Это не только станковая живопись, в которой особый интерес представляют романтические, гражданские и религиозные сюжеты. Она работала и работает в разных областях искусства: в «Театре Кукол как художник–декоратор и художник по костюмам, занималась стенной росписью, гобеленом, преподовала в детской художественной студии» (цитата из Интернета – Ю.М.), ей не чужда и книжная графика.
В отличии от мужчин-лидеров и воинов-мужчин (казаки – воинское сословие!), С.Н.Зерщикова вместе с другими женщинами этой фамилии наследует и талантливо представляет гуманитарное и иные направления деятельности рода Зерщиковых. Это и экономика (бухгалтеры Елена Александровна, Вера Васильевна и Татьяна Александровна, экономист Екатерина Владимировна, работник банка Елена Владимировна), и языки (переводчики Ольга Николаевна и Александра Александровна), и фотография (Екатерина Александровна), и изумительно образное описание прошлого казачьего быта.
В завершение хочу и представить вниманию читателей эту миниатюру из жизни казачьего хутора Арпачин, расположенного вблизи от бывшей столицы Всевеликого Войска Донского Черкасска, ставшего впоследствии Старочеркасском. Написана она казачкой Елизаветой Александровной Зерщиковой, и относится к ее детству, то есть к началу XX века. Записки представляют исторический и этнографический интерес, так как касаются жизни, по-видимому, прямых потомков печально знаменитого донского атамана Ильи Григорьевича Зерщикова и тем самым являются как бы документальным эпилогом к настоящему исследованию. Одного из его потомков звали очень похоже: Григорий Ильич Зерщиков – видно в его роду имена Илья и.Григорий были когда-то знаковыми и частыми.
Арпачинская быль
(Записки Елизаветы Александровны Зерщиковой)
Отец мой, потомственный казак, родился в большой семье - четыре сестры и два брата, все занимались сельским хозяйством. Будучи на военной службе, отец закончил фельдшерскую школу, в то время это было большое достижение. Как-то застольные друзья спросили у отца, как он попал в эту школу.
- Во время подал офицеру шинель, – ответил отец, посмеиваясь. Был он шутник, обладал красноречием, его всегда слушали с удовольствием. Характер имел мягкий, в хуторе отца любили и очень уважали. Когда мы уже жили в Старочеркасске, отец часто ездил к своим старикам в Арпачин и обычно брал меня с собой. Лошадь и коляска были больничные, к дуге подвязан колокольчик, едем по степи, а я прижмусь при этом к отцовскому плечу, и наслаждаемся окружающей природой. Цветы, травы, солнце, река – так бы и ехать без конца.
Родители отца нашего, Михаил Ильич и Дарья Андреевна были из многодетных семей, у них тоже было немало детей: отец наш был одним из семерых. Занимались они сельским хозяйством. Были они казаки, да и вся наша родня – казаки, и жили мы в казачьем хуторе Арпачин. У деда, Михаила Ильича, была лошадка, корова, куры, огород за флигельком – вот и всё. Жили они рядышком с нами, дворы наши соединялись калиткой. Если у материной родни мы были частые гости, то у отцовой мы дневали и ночевали.
Дед Михаил Ильич был очень сварливый, всё-то он ворчал да ругался, то бабку, то нас гонял. Был он небольшого роста, худой, с серой бородой. Сына своего, Сашу, нашего отца, очень уважал и гордился им. Часто я видела, как они с отцом, сидя на порожке их флигелька, о чём-то сердечно и подолгу беседовали, Это примиряло меня с дедом. Тогда он казался милым и родным, нужно сказать, что общество отца как-то делало его иным. А вообще-то он был сварлив и вечно чем-то недоволен. Раньше, ещё до нас, дед, говорят, был очень религиозен, и они с бабкой молились ежевечерне, стоя рядышком на коленях перед иконами. Потом дед взялся за чтение Библии, прочел её от корки до корки и, дочитав последний лист, захлопнул книгу и сказал кратко:
- Бога нет!
С тех пор он не стал ни молиться, ни ходить в церковь, страшно ворчал на бабку, когда она, став на колени перед божницей, начинала шептать молитвы и класть поклоны.
- Старая дура! – восклицал он со своей постели, когда ему уже невмоготу было её слушать. Но бабушку мало тревожила его воркотня, она продолжала молиться, а уж как начнет перечислять имена детей, внуков и вообще всех родственников сначала “во здравие”, а потом “за упокой”, всех Иванов, Катерин, столько имён, что диву даёшься, только приходится удивляться, как она всех помнит?!
- Господи, услышь меня! – восклицала она.
- Услышит, услышит! – доносилось со стороны деда.
Дед наш тоже лечил своих хуторян от “лихоманки”, когда ещё был религиозным. Он писал какие-то записочки и хранил их за божницей, перед которой постоянно горела лампадка. Удивительно то, что многие из его пациентов при помощи его наговоров выздоравливали.
- Ты что это, отец, устраиваешь мне конкуренцию, - смеясь, говорил ему наш отец. Дед, также посмеиваясь, отвечает:
- Я-то ведь вылечил, а как ты вылечишь, видно будет.
В общем, когда дед наш умер, поп не хотел его отпевать и хоронить. Чем кончилось, не помню, но всё же деда похоронили на кладбище.
Баба Даша никогда на нас не кричала, но и никогда не ласкала. Всегда улыбалась своим беззубым ртом, и всё старалась нас накормить. Всё она нас пичкала то кислым молоком с каймаком, то тыквой, то какими-то кнышами с творогом. Хлебосольная она была чрезвычайно. Придёт если к ней человек - не выпустит, не покормив. Иногда дед не вытерпит и гаркнет:
- Чиво привязалась к человеку, как арепей. – Она будто и не слышит.
Дед наш, Михаил Ильич, несмотря на свой сварливый характер, жил жизнью и интересами своих детей. Дочерям нужно было дать приданое, сыновья, которых было трое, в молодости, ещё, не будучи женатыми, помогали родителям вести хозяйство. Мужчины получали земельные наделы, девочки ничего не получали, только свои рабочие руки они давали в семью, а брали приданое. Семья состояла из девяти человек, из них пять женщин и четыре мужчины. Конечно, было трудновато к старости, когда все дети были пристроены. Родители жили довольно бедно. Собственно, небольшое хозяйство у них было. Флигелек, лошадь, корова, при доме большой огород, дедов земельный надел где-то в степи. Бабуля была хорошая хозяйка, в подвале у неё на зиму были разные соленья, в кадушке “доходили” укрытые тряпьем зимние груши, которые у нас так и засыхали на деревьях, потому что летом их в рот не возьмешь – кислые голыши. Зато бабулины такие же груши поздней осенью вынимались из подвала темные, мягкие сладкие, как инжир.
Печь зимой топилась соломой, протопят, пока готовит бабуля (бавшка, как у нас все говорили) и в хате тепло, хорошо. Бабка ещё напечет кныши, приговаривая: “пока поспеют у бабы кныши, так не станет у деда души”. Хатёнка состояла из одной комнаты, разделенной печкой на две. В первой, где спал дед, стоял “поставчик” (шкаф для посуды), некрашеный выскобленный до белизны стол и две скамейки. Под столом – творило в подвал. Дальше – дедов топчан, сбитая им самим большая скамья, вроде кровати. Его ложе покрыто кожухами, очевидно, от своих коров, за многие годы собранными, и подушка в ситцевой наволочке. Вот и всё.
На чистой половине, у бабушки, более нарядно. Кровати-то и у неё не было, но её топчан имел громадную перину и множество подушек. Покрыт он был хорошеньким ситчиком. (Зато на дедовых кожухах в его отсутствие валяться можно было сколько угодно!). В простенке между двух окон – столик, покрытый белой скатертью, над ним висело зеркало с отбитым углом, в углу комнаты – божница с несколькими иконами и лампадка, которая горела по ночам. За божницей стояла бутылочка с «Боговым» маслом. Этим маслом бабка мазала нам головы, «чтобы лучше росли волосы», чем приводила нашу мать в расстройство. Здесь же стоял угольник, т.е. столик треугольный и, наконец, сундук!
Что это был за сундук! Краса и гордость всей горницы, окованный медными полосами в клетку. А в сундуке – два отдела, маленький привлекал больше всего наше внимание: чего только там не было! Разные яркие обрезки, ленточки, нитки, пуговицы, а весь сундук оббит был внутри ярко голубым ситчиком с цветочками. Ситчик был так пригож – глаз не оторвешь. Бабка, посмеиваясь хитренько (она нас видела насквозь), доставала из кармана ключ, открывала сундук, раздавался мелодичный звук, и мы из-за её спины издавали вопли восторга. В большом отделе всё их богатство: юбки, кофточки, которые надевались в большие праздники, когда она ходила в церковь, дедов мундир, там же и шашка. Бабка давала нам вдоволь налюбоваться, затем с таким же звоном замыкала сундук. И ключ снова в карман. Сеанс закончен, со вздохом мы расходились. Теперь в наше время и телевизор не вызывает такого интереса!
Когда мы были ещё совсем маленькими, жила у наших стариков бабушка старенькая, мать бабушки Даши. Ей было больше ста лет. Она уже не ходила и не говорила, только сидела на бабы Дашиной постели и улыбалась бессмысленной улыбкой. Но однажды по случаю какого-то события или праздника собралась у них за столом вся родня. Появилась бутылочка, чокнулись, вдруг раздался голос с постели. Все обернули головы.
- Деточки, дайте же и мне горилки, – проговорила старенькая бабка, всё так же улыбаясь детской улыбкой. Все засмеялись. Не помню, дали ей попробовать горилки или нет. Наверное, дали. Мы, дети, вертелись здесь же вокруг стола, и нам было очень весело.
А вообще-то мы жили на трёх дворах, даже на четырёх: наших два, дедов и дяди Строти. Проснёшься летним утром, птички щебечут, где-то мычит телёнок, детские голоса и смех. Торопясь, напялишь на себя платьишко, не попадая от нетерпения в петли, а в душе всё поёт и ликует. Таким милым, таким сияющим встречает тебя день, так призывно звучат голоса подружек, что сердце трепещет от восторга. Это чувство пробуждения летним днём описать невозможно, а потом ведь оно бывает только в раннем детстве, когда человек ещё не знает, что есть и изнанка жизни.
Самая лучшая пора детства прошла в Арпачине. В те годы это был очень весёленький казачий хуторок, где люди жили земледелием, рыбной ловлей, охотой. Дед наш Михаил Ильич Зерщиков занимался только сельским хозяйством да лечил хуторян от “лихоманки”. На нас он постоянно ворчал, на бабушку тоже. Но её это мало беспокоило. Каждое утро, собрав нас, впрочем, собирать нас и не нужно было, так как мы почти всегда были здесь, около неё, она сажала нас за стол, который стоял у них у порога под грушевым деревом. Столик был низенький, как бы специально для детей. Такие столики были во многих дворах, за ними ели, придя с полевых работ. А бабушка ставила на него миски с кислым молоком, положив в каждую миску по паре ложек каймака, клала по ломтю хлеба и, улыбаясь беззубым ртом, начинала нас кормить, строго следя за тем, чтобы все “кусали хлеб”. Мы должны были это делать даже тогда, когда она кормила нас арбузом или дыней, что уж совсем было нежелательно и непонятно – причем здесь хлеб, когда на столе такой сладкий арбуз или дыня! Но бабушка не давала нам спуску, а дед все ворчал:
- Да что ты их всё чинишь, да чинишь, будто они голодные, будто у них нет родителей!
Здесь же во дворе у столика на грядках рос зеленый лук, укроп, в огороде огурцы, а под окнами два тутовых дерева, на этих деревьях мы и выросли, целый день клевали тютину. В общем, и мы, и наши двоюродные братья и сестры, дети дяди Строти росли на дворе наших бабушки и дедушки. Вот собирается дед ехать в поле за сеном или ещё по какому делу, запрягает лошадь, мы тут как тут, зорко следим за ним. Вот он выкатил дроги, подвел лошадь, надевает сбрую, вставляет дугу, а сердце замирает: возьмет или не возьмет покататься! Дед будто нас и не видит, вот настелил сена в бричку, покрыл его дерюжкой. Молчит. Не возьмет! Взял вожжи в руки, сел в телегу, бросил не глядя:
- Садитесь. - В восторге лезем к нему и замираем от счастья – поехали! А ехать то всего за хутор, а там дед нас ссаживает, и мы бежим домой, а он едет дальше. Но удовольствие получено сполна.
Очень оживленное было время, когда народ возвращался с полей. С пением шли молодые женщины, каждая держала на плече тяпку или лопату, многие ехали на подводах. В каждом дворе загоралась печь, пахло кизячным дымом (кизяк или кизек – сухая коровья лепешка), коровы мычат, возвращаясь из стада, мы, дети, бежим встречать каждый свою скотину. Женщины носятся от печей к столам, громко переговариваясь, готовясь вечерять (ужинать). Дети вертелись около пришедших родителей, радуясь их приходу. Садятся за стол, на женщинах надеты белые длинные рубахи с короткими рукавами и с глубоким разрезом на груди. В этот разрез видно всё. Но никто этим не смущается. Поверх надеты длинные юбки в сборку, вот и всё убранство. Такие рубахи носят не только молодые женщины, которым в них хорошо кормить ребёнка, но и старухи. Такая же рубаха и на нашей бабушке Даше. В этом наряде я её только и помню.
В другом дворе поднимался детский рев, это родительница расправлялась с нашкодившими за день детьми. Особенно часто производились такие расправы во дворе дяди Строти. Тетя Маша, его жена, была проворна на руку – работать приходилось почти всегда ей одной, дядя без конца отзывался на службу. Казаки несли воинские обязанности по много лет, и вот она, бедняжка, билась, как рыба об лед, так как детей у них было пять человек, все мал-мала меньше. Самая старшая Наталья на год старше меня, т.е. было ей лет 8-9, остальные – мелюзга. В отсутствие тетки мы все были на дяди Стротином дворе, там нам было вольготней без взрослых, уж что там творилось после наших игр, не трудно понять.
Дядя Стротя к тому же был с ленцой, когда он бывал дома, не очень торопился работать. Двор у них был большой, пустынный, сиротливо стояла ржавая косилка, на сидении которой мы так любили сидеть, изображая работу. В конце двора маленькая кухонька. Около неё развалившийся заброшенный колодец, где водились лягушки. После дождя они выползали, и мы их били. Ещё был большой пустой амбар, к амбару подвешены качели, Старый большой дом стоял, глядя окнами на улицу. Дом был унаследован от отца. Дядя собирался его перестроить, разобрал, да так и не собрался. Тогда он построил маленькую хибарку в одну комнату, крышу сделал, а потолок так и не удосужился.
Детей у дяди Строти было пятеро: Наталья, Феофан (или Лёнька, как он сам себя переименовал, будучи взрослым и живя в Ростове), Александра, Анна, Василий.
Жили они в хибарке все семь человек, жили в нищете, пока не перебрались в Ростов уже при Советской власти. Интересно, что первая их ростовская квартира тоже была в одну комнату и без потолка, вернее, потолок то был, но штукатурка вся обвалилась, и он был оклеен бумагой. Вскоре дядя поступил работать в пекарню и устроил туда же сына, и они зажили вполне сносно. Затем сын поступил в институт, закончив который, стал работать следователем. Старшие девочки повыходили замуж, тетка Маша выхлопотала квартиру из четырех комнат, все жили вместе. Жизнь их круто изменилась к лучшему. Дедушка Михаил Ильич к тому времени умер, бабушка Даша долго жила одна в Арпачине, а когда совсем состарилась, дядя Стротя взял ее к себе. Бабушка умерла в 30-х годах. Феофан умер в 80-х годах от рака легких. Василий убит снайпером в 42 году. Он был офицер, переходил с бойцами реку, шел впереди. Тетя Маша умерла от склероза в 95 лет. Дядя Стротя умер в 54 году от рака печени
Мы, внуки, человек 5 – 6, часто спали у дедов Зерщиковых. Набросав на пол нам кожухов и пару подушек, бабка Даша укрывала нас каким-либо тряпьем, но как же сладко нам спалось там! Нашептавшись сказок, нахихикавшись, навозившись вдоволь, мы засыпали мертвым сном. Одно удовольствие было спать у наших дедов. Вместе со мной и Лёлей там ночевали дяди Стротины дети – Наталья, Анна и Феофан или Хевка, как мы его называли, а наш братик Лёнчик был ещё маленьким, от мамочки – ни на шаг.
Были у деда Миши два брата. Один жил на нашей улице против дяди Строти. Это был Николай Ильич. Второй жил на окраине – Григорий Ильич. Так как Зерщиковых в хуторе было очень много, то их различали по кличкам или по имени-отчеству: «Михайлоильичовы», «Николайильчовы», «Григорийильичовы». Мы были «Хвершаловы», так как отец наш был фельдшер. Прабабушка Таня (бабушка моей мамы) зналась под кличкой «бабка Рабиха». Кто-то, кажется дядя Федя, мамин брат, причащаясь, на вопрос священника, как звать, ответил: раб Божий – так и пошло с тех пор: «Бабка Рабиха», «Федька раб».
Братья деда Михаила Ильича такие же сварливые, но гораздо похуже нашего. Дед наш против своих братьев был ангел. Он хотя и был ворчун, но человек он по существу был добрый и уважаемый хуторянами. Хороший отец и хороший любящий дед. Чего нельзя было сказать о его двух братьях Николае Ильиче и Григории Ильиче.
Николай Ильич выгнал из дома своего сына, и он жил одно время у нас. Супруги «Николайильичовы» были похожи, во всяком случае, характерами, друг на друга. Его жена, Дуня, очевидно, была больна. Я не помню ее в движении. Она постоянно сидела у окна и ругалась. Боялись мы ее страшно. Ни тебе побродить по лужам после дождя, ни тебе подойти к разваленному колодцу, ни покричать, ни похохотать. Весь двор дяди Строти был перед её глазами, и все наши затеи пресекались её громкими угрозами: - «Вот я расскажу матери”. Это была очень злобная старуха. Дед Николай был ей подстать. Что же касается её детей, Михаила, Федора и Елизаветы, то все они были не в мать и не в отца. Дядя Миша, очень милый спокойный и улыбчивый, был в свое время на японской войне, поэтому и назывался “Японец”. Мама часто пела песенку, бывшую тогда в моде:
Прощай Японская война,
Прощай японочка моя,
Я уезжаю в дальний путь,
Тоска сжимает мою грудь.
Жена мне пишет, что больна,
А мать-старушка чуть жива.
Я уезжаю, не забудь,
Тоска сжимает мою грудь.
Григорий Ильич, напившись, разгонял всю свою семью по всему хутору. А семья у него была большая, три дочери и четыре сына. Бывало среди ночи приезжает кто-либо из ребят за нашим отцом. Отец, часто вместе с матерью, садятся в коляску и катят к дяде приводить его в чувство. Отца нашего он очень уважал и слушал его беспрекословно. Отец наводил порядок. Они с матерью ехали домой.
Жили «Григорийильичёвы» богато, была у них лавка, сад и за хутором ещё усадьба. Сад был большой, чудесные фрукты, во дворе большой цветник. Мы, дети, ходили к «Григорийильичовым» редко, но уж если придём, получим все удовольствия. Больше всего нас, конечно, прельщал сад. Ходили в него обычно с моей сестрой Лёлей. Придём и сразу попадаем под вопросы: как папа, как мама, что у вас нового? Расспрашивает обычно жена нашего двоюродного деда Григория Ильича. Женщина тихая, красивая. Затем она произносит давно ожидаемую фразу:
- Дети, идите в сад. – В сопровождении девочек, иногда кого–нибудь из младших ребят (старшие на работе) идём в сад, а затем нас ведут на усадьбу, что находится за хутором. Зачем мы туда ходили, не знаю. Это был большой участок, огороженный высокими тополями. Посредине участка стоял большой одноэтажный дом с заколоченными ставнями и ласточкиными гнёздами под крышей. В нём никто не жил. На участке росли помидоры, перец, баклажаны. Всё это мало нас интересовало. Верхушки тополей всегда шумели. И этот шум, и заколоченные ставни, и сновавшие ласточки вызывали чувство тревоги и грусти, хотелось поскорее уйти.
Дети «Григорийильичовы» были все кудрявые черноглазые. Девочки очень красивые. Особенно старшая Евгения и младшая Катя – до того очаровательное существо, что я до сих пор помню её лучистый взгляд и улыбку. Как-то перед уходом она срезала нам цветы для букета. Протянув мне букет и сказав что-то ласковое, она заулыбалась. Девочка-подросток. Одетая в нарядное белое платье, до чего же она была хороша! Чёрные кудрявые волосы. Длинные глаза в длинных пушистых ресницах, и этот взгляд, ласковый, искристый, и сияющая улыбка! Я, девчонка, моложе её года на два-три просто счастливой себя почувствовала. Так на всю жизнь я и запомнила её такой лучезарной. Будто сфотографировала.
Вскоре после женитьбы отец стал строить новый дом рядом с дедушкиным, а старый сломал и во дворе его построил сарай для скота и сарай для сена. Жили мы в этом большом по тем временам новом доме. Четыре комнаты, маленькая прихожая, откуда топилась печь, обогревавшая весь дом. Большой коридор во всю длину дома, в конце коридора кухня. Входа в дом – два. Парадный, через который ходили пациенты и гости, выходил в палисадник. Здесь мать всегда высаживала цветы на клумбах, а вдоль забора отец насадил кусты сирени. В заборе была калитка на улицу. «Чёрный» ход через кухню вёл на крыльцо, расположенное с противоположной стороны дома. Здесь летом стоял стол, за которым мы ели. Двор был покрыт мелкой зелёной травкой, как ковром. На нём выделялись только доски, которые вели в ещё одну кухню, расположенную во дворе. Мать её всегда красила охрой. В другом конце двора – нужник, очень любимое нами, детьми, убежище. Мать содержала его в такой чистоте! Детское сиденье было такое удобное, что часто оспаривалось нами, кто должен его занять. Здесь можно было посидеть, помечтать, погрызть что-либо. Просто замечательно хорошо там было, и никаких запахов!
С этого двора калитка вела в другой двор, большой пустой. Стояли там только два сарая, один для скота, другой для сена и соломы. Этот двор был в полном нашем распоряжении. Росло здесь около сарая большое грушевое дерево. Груши были, как кирпичи.
Двор зарос лебедой, и здесь мы часто играли, так как было здесь большое раздолье для нас, жеребенка и телят. Жеребенок был просто красавчик. Выйдет из сарая на таких тоненьких ножках, уставит на нас дурашливые глаза, взбрыкнет, взвизгнет и понесется, задрав хвост, в конец двора. Наверное, у него так же ликовало сердечко, как у меня в раннем возрасте при пробуждении! Добежав до закрытых ворот, минуту постоит, как бы раздумывая, а затем таким же аллюром возвращается обратно. Набегавшись, отдается в наши объятия, кося глазом в наши руки – нет ли там чего вкусненького. Баловали мы его страшно! Да еще телочка была, отец её назвал на французский лад – Марго. Но нам это показалось несозвучным, мы называли её на свой лад – Марга. Она так и ходила за нами следом. Если не закроем калитку, она идет за нами в новый двор, а там мамины цветники. А то пойдет вместе с нами к бабушке-прабабушке Тане. Так и путешествовала, пока не выросла, и мы не потеряли к ней интерес.
Когда наступала ранняя весна и снег начинал таять, мы бродили с Лёлей вдоль забора в старом дворе. Здесь снег был более рыхлый, из него просвечивала зеленая травка, это нас так изумляло и трогало! Подолгу сидели на корточках, разрывая снег, чтобы травка скорее обогрелась солнышком. Сверху она была зеленая, а ближе к корню совсем бледная.
Целый день занят у нас. То мы на тютине, то в огороде, где росла большая груша и куковала кукушка
- Кукушка, кукушка, сколько лет мне осталось жить? - кричит кто-либо, но кукушка обычно при нашем появлении, прокуковав пару раз, улетала, вернее, просто исчезала, и мы никогда её не видели. Как это ей удавалось исчезнуть незаметно, нам это было не понятно. Почему, не знаю, но кукование вызывает в моей душе сладкую грусть. Ни пение скворцов, которых в нашем дворе было множество, отец всегда мастерил скворечники, ни пение ласточек, которые гнездились под крышей сараев, не вызывает никаких эмоций. Но звук кукушки, где бы я его не слышала, будто сжимает мягкой рукой сердце, и оно начинает сладко ныть. Перед глазами встает огород, грушевое дерево, нет, не передать это чувство. Лёля чувствовала то же самое, мы часто с ней уже взрослые, уже старые в её саду вспоминали кукушку.
Ещё была у нас летняя кухня в жилом дворе. В кухне был устроен закром, где хранились зерно и в малом отделении мука. Закром занимал половину кухни, стенки его не плотно прилегали к стенам кухни, а под кухней жили мыши. Лежа животом на зерне и припав глазами к щели, можно было наблюдать за жизнью мышей. Это было ещё интересней, чем птичья жизнь. Мыши всё время суетились, сновали из одного конца кухни, где была в закроме мука, в другой. Всё время они находились как бы в работе: торопливо бежали, встречаясь, становились на задние лапки, будто разговаривали, затем каждая бежала в своем направлении, появлялись другие, бежали, встречались, останавливались, посоветовавшись, снова бежали. Мыши были белые!
- Мама, а у нас в кухне белые мыши, - говорила я матери.
- Что ты выдумываешь! - отвечала она.
Мышей я наблюдала подолгу, лежа в закроме на животе, где меня никто не мог видеть. Иногда мать искала, звала меня, возмущалась: да где же она есть! Но я молчала, не отзываясь. Я часто вспоминала тех мышей, а догадаться не могла, что мыши-то были не белые, а вполне обыкновенные. Это они таскали на себе в свои норки муку и потому в сумеречном свете казались мне белыми. Они работали, запасались на зиму кормом, работали торопливо, встречаясь, уделяли секунды “на разговоры”.
А как интересны были поиски яиц после того, как какая-либо из кур, снесшись где-либо в сарае или под домом, громко объявляла о том всему свету, Найдешь и бежишь, торжествуя, к матери, ведь это было не просто яйцо, оно казалось необыкновенным – я его нашла! Я нашла!
Ближе к вечеру играли “в кремушки”. Пять штук одинаковых отполированных рекой небольших голышей, сидя на крыльце у бабушки или у дяди Строти, в старом доме, поочередно подбрасывались с ладони, а ловить их нужно было наружной стороной ладони. Это было не очень просто, редко кому удавалось подхватить и удержать все пять камешков. Мне это никогда не удавалось. Всем на зависть это почти всегда проделывала соседская девочка Шурка Баландина. - все пять ложились у неё на руку, как яички в гнездышко!
В кремушки играли только девочки, а мальчики играли “в айданчики”. Это свиные косточки, похожие на скамеечки. Умельцы ещё как-то заливали отверстия в них свинцом. Мальчики, каждый, имели свои айданчики, которые обычно носили в кармане штанишек.
Вечером, когда спадала жара, начинались игры в “кулючки” – один (кулючник) становился лицом к стенке и начинал считать:
Эни, дуни, рес,
Финтер, баба, жес,
Эни, дуни, рада,
Финтер, баба, жаба,
Жаба прыгала, скакала
И в болото не попала,
Раз, два, три, четыре, пять,
Я иду искать!
Остальные в это время должны попрятаться. Считавший боялся далеко отходить, потому что кто-либо близко спрятавшийся мог, побежав, застукаться, т.е. подбежав к стенке, где велся счет, несколько раз стукнуть по ней. Другие играющие сидят, затаившись, попробуй их отыскать, когда опасно отходить от стенки. Когда кулючник находил кого-либо, они бежали наперегонки к стенке – кто первый её коснется. Отставший становился кулючником. Игра эта была самая любимая, играли, пока не валились с ног - визг, крик, хохот.
И ещё играли иначе, тихо, с пением. Две шеренги становились друг против друга. Одна стена, наступая, пела: “А мы просо сеяли, сеяли”, и отступала. Другая, в свою очередь, наступая, пела: “А мы просо вытолчем, вытолчем, вытолчем”. “А мы дадим сто рублей, сто рублей, сто рублей”, снова, наступая, пела первая. А вторая снова, наступая, пела: “Нам не надо сто рублей, сто рублей, сто рублей”. Затем сулили и коня вороного, и сада зеленого, и т.д., пока дело не доходило до “красной девицы”. На красную девицу соглашались, пели: “Давайте нам красную девицу”. Выбирали красную девицу, и просо начинала сеять уже другая сторона.
Или садились в кружок, кто-либо, сложив руки ладонями, ходил по кругу, изображая, что в них зажато золото. Ходил и пел: ”Уж я золото хороню, хороню, чисто серебро перехораниваю!” Круг сидел, молча, сжав также руки ладонями. Тот, что носит золото, в каждую ладошку, будто что-то кладет, обойдя круг, он восклицал: ”Амур, я вас зову!” Все с напряжением смотрели, кто же тот “Амур”, которому положили в ладошки “золото” (обычно это была какая-либо деревяшка). Шмыгая носом и подтягивая штаны, выходил “Амур” и начинал “хоронить золото”. Игра продолжалась. Откуда заимствованы эти игры? Наверное, от матерей.
Или ещё. Кто-либо из играющих начинает скороговоркой:
Вам барыня прислала туалет-туалет (зеркало)
В туалете сто рублей, сто рублей,
Что хотите, то купите,
Чёрного и белого не берите,
«Да» и «нет» не говорите.
Вы поедите на бал?
Много мы знали таких игр, и занимались ими с удовольствием. Всё нам казалось страшно интересно.
Вечером мать часто сидела на крылечке с сёстрами отца, дружбу с которыми она сохранила до конца дней. Доберёшься до матери, упадёшь к ней головой на колени и слушаешь и их тихие разговоры, и стрекот кузнечиков, который обычно вечером слышался со всех сторон. И до чего хорошо, до чего отрадно! Тело отдыхает, а душа всё радуется. Так и уснёшь. Часто мы, я и моя сестра Лёля, на материнских коленях засыпали, одна с одной стороны, другая с другой.
Игры наши черпались и из окружающей природы. Жучков, паучков, разную живность, найденную уже в бездыханном состоянии, мы никогда не оставляли просто валяться на земле или висеть на ветке. Тщательно обложив внутренность спичечной коробки, мы укладывали в неё пострадавшего, украсив его цветочками. А если таковых ещё не было, просто травкой. Мы рыли могилку и, закрыв коробку и опустив её туда, мы засыпали её землёй, сооружая небольшой холмик, и с чувством исполненного долга возвращались к другим играм.
Другим нашим развлечением были свадьбы и похороны. Так как мы жили в центре хутора (недалеко от церкви), то все эти церемонии происходили на наших глазах. Проносили ли из церкви гроб, мы были тут как тут, проезжала ли свадьба, бежали в церковь и с любопытством наблюдали за происходящим. Всё казалось необыкновенно интересным. Невеста в длинном белом платье и фате до пола, лицо белое до синевы, а шея, загоревшая до черноты. На полевых работах девушки мазали лицо «жировкой» и, укутав его платком, оставляя одни глаза, работали так весь день. Несмотря на сильно загоревшую шею, все невесты казались неземной красоты.
Носовым платком держа «золотую» корону над головой жениха и невесты, шафера водили их по кругу. Впереди шествовал священник с пением. Затем жених и невеста менялись обручальными кольцами и целовались. Невеста не поднимала глаз. Закончив церемонию, все выходили, приглашённые садились на дрожки, жених с невестой садились отдельно и ехали впереди. За ними свахи, головы их были украшены разноцветными лентами. В руках шаферов были графинчики с водкой. Все орали, хохотали, пели. Чудо, как интересно! Только невеста сидела неподвижно без улыбки. Так полагалось.
Но вот когда несли из невестиного дома подушки и перины, перекидывая их с руки в руку, будто стряхивая с них пыль, и пронзительно при этом пели: «А подушечки-перины для невесты Катерины», эта церемония мне уже не нравилась. Я смотрела и думала: никогда не выйду замуж, а уж если выйду, никогда не позволю, чтобы несли по хутору мои подушки. Чтобы пьяные бабы орали дурацкие песни, а мужики, вертясь вокруг них, на ходу наливали водку и угощали свах, которые и так уже были пьяные и шли пританцовывая?!
Похороны сопровождались такими страшными причитаниями, что свет меркнул в глазах, и мы поскорее возвращались домой.
Игрушек у нас никаких не было, хотя магазинов в нашем хуторе было много, но игрушки ни в одном не водились. Когда однажды я заболела, и бедный отец, сидя возле меня, не знал, чем развлечь больного ребёнка, я потребовала:
- Дай игрушку.
- Доченька, где же я её возьму?!
Тут дядя Володя Баландин, отцов приятель, а мой в последствие репетитор, от которого я пряталась под фундамент дома, когда он приходил со мной позаниматься, пришёл на помощь. В коробках с ружейными гильзами иногда были вложены «премии» или сюрпризы – какая-нибудь маленькая игрушка. Они открыли все коробки в его магазине, и, наконец, в одной нашли миниатюрную свинку. Но что это была за свинка! Ножки, хвостик, пятачок – всё так изящно выточено. Радости моей не было предела.
Когда мы все жили в Арпачине, наша семья была вполне обеспечена. Отец выписывал книги, для нас тоже выписывал журналы детские, которые мы ждали с нетерпением. По вечерам собирались гости: приходили учителя, друзья отца с жёнами, его двоюродный брат Миша (Японец) со своей сестрой Лизой. Мать ставила самовар, накрывала на стол, пили чай с вареньем и домашним печеньем. Попив чая, насмеявшись и наговорившись, принимались читать. Кто-либо читал вслух, остальные внимательно слушали, прерывая иногда чтение восклицанием.
Особенно эмоционально вела себя наша тетя Лиза, двоюродная сестра отца. Хромая старая дева была исключительно жизнерадостным человеком. Больше всего читали Некрасова. Особенно тетю Лизу трогали “Русские женщины”. Тут она не могла удержаться от восклицаний, она не могла спокойно сидеть. Читали также Толстого, Лескова. В общем, отец завёл у себя «литературные вечера».
Так вот, на наши «литературные вечера» народу собиралось немало, в столовой стоял у нас длинный стол, иногда было тесно за столом. Приходила одна пара, которую я очень любила. Фамилия их была Генераловы, он красивый выхоленный мужчина, слегка полноватый, она некрасивая. Садилась она за стол всегда на одно и то же место около самовара, голова всегда повязана лентой, сядет, посматривает на себя в самовар, усмехается, гримасничает, зная, что я, как паж, всегда стою за ее спиной и наблюдаю за ней. Говорила она очень медленно, слегка шепелявя или, вернее, не всегда понятно. Язык у нее был слегка парализован после тифа, но как она говорила! Какая она была остроумная! Все смотрели ей в рот, пока она говорила, а затем разражались хохотом. Все ждали, когда же Марфуша, так звали ее, заговорит, заранее улыбаясь. Я же её просто обожала. Эта чертова Марфуша со своей нелепой лентой на голове была просто очаровательна, когда говорила. Он работал приказчиком у богатых купцов Бронских, детей у них не было.
А праздники! Пасха! Ждем с нетерпением, мать печёт, жарит, запахи невероятные, потому что перед праздником мы не ели “скоромного”. Мать говорила: “от людей нехорошо”. Родители наши, хотя религиозностью не отличались, попов называли «иезуитами», постов, конечно, не придерживались, но праздники отмечали с удовольствием. Если это было Рождество, разговлялись очень рано, мы сидели за столом сонные, отец шел с фонарем задать корм скотине, мать накрывала на стол, бабушка Таня всегда приходила к нам разговляться, кушали молча, на столе всё, что душе угодно: окорок своего изделия, жареный поросенок, жареный гусь, холодец, копчёная колбаса, голландский сыр с большими дырочками, в которые мы с Лёлей, когда никого не было, пытались засунуть мизинец, маслины. Вина – Цимлянское, Сантуринское. Приходил визитёр (так называли родители гостя), стоя выпивал рюмку вина, чем-либо закусив и поговорив с матерью, уходил. Пока мать его провожала, мы с Лёлей торопливо допивали из рюмки вино. Если приходили двое, мы сливали в одну рюмку и по очереди пили. Было страшно интересно.
К праздничному столу нам не положено было прикасаться, стол был только для “визитёров”. Отца обычно дома не было, он также обходил друзей в качестве визитёра. Ходили обычно только мужчины, женщины принимали гостей.
На Пасху пеклись колоссальные куличи. Что это были за куличи! Таких теперь не увидишь. Пока подходило тесто, нам нельзя было бегать, особенно запрещалось хлопать дверью. Поставит мать на стол самый лучший кулич, залитый сверху застывшим сахаром, обсыпанный красивой крошкой, а на самой верхушке или сахарная роза или белый барашек. Загляденье!
Послала однажды мать отца в церковь святить это чудо, ушел он еще затемно, утром нет отца, в обед нет отца, разговляться ведь нужно только освященной пасхой! Идёт мать к бабушке Тане занимать освященной пасхи, а потом идёт отыскивать отца. А он, встретив друзей, отправился к Генераловым, и засели они играть в преферанс. Мать рассказывала, смеясь, что пришла, ставни закрыты, на дворе белый день, а они при лампе режутся в карты. Забыли, что куличи остались на свечение. А Марфуша спит. Долго после смеялись, вспоминая, как они освящали пасхи.
А как под Рождество пахло бельё, принесенное матерью с мороза в дом! И кипящий холодец, и жареный поросенок – всё это был праздник. Престольный праздник справлялся иначе. Здесь как закон на первом месте – баклажанная икра, фаршированный перец – всё это в большом количестве. Ну, и горячие закуски. Гостей собиралось очень много. Выпивок на этот праздник не помню. Было шумно, весело, и обязательно в этот день шёл дождь.
На Пасху, Рождество и Новый год нас, детей, посылали ко всем родственникам (а было очень много тёток и дядек) ходить с поздравлениями. Не пойти нельзя было. Такой был неписанный закон, иначе кровная обида. Собиралось нас человек шесть-семь, мы с сестрой и дяди Стротины дети всегда вместе. Нарядит нас мать, достав из сундука свои «приданые» шёлковые платки, один серый, другой кремовый, и отправляет с напутствием обойти всех тёток и дядей. Так не хотелось идти, но нужно, никуда не денешься! Придёшь в первый дом. Несмело станешь у притолоки, а кто побойчее говорит:
- Здравствуйте, с праздником вас, с Рождеством Христовым! Разговевши? – Затем как обычно отвечаешь на вопросы: «как папа», «как мама»? Получаешь по горстке конфет или орехов и идёшь дальше в следующий дом. Начало сделано. Теперь уже не страшно! В следующем доме уже хором повторяем ритуал и ждём, что же дадут здесь. На улице уже щебечем, хвалимся друг перед другом полученными сластями и спешим в очередной дом. Расхрабрившись, в следующем доме затягиваем хором: «Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия миру свет разума! Небо с звездою чахуся! И тебе кланяемся с высоты востока! Господи, слава Тебе!».
Возвращались домой с лёгким сердцем, очень довольные собой, своими тётками и подарками. Став старой, нашла в книге протоиерея Серафима Слободского «Закон Божий» правильный текст этой молитвы или тропаря, который мы в детстве так безбожно коверкали: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума: в нем бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланятися Солнцу правды и Тебе ведети с высоты востока: Господи, слава Тебе!»
Но лучше всего была ярмарка! Обычно за хутором на полянке стояли карусели! Цирк! Выходил клоун по лестничке на крышу и кричал: «Покупайте билеты, покупайте билеты, не опаздывайте!» - Его штаны! Его колпак, его нарумяненные щеки! Диво! Начинал перечислять все чудеса, которые будут показаны. Невозможно было спокойно стоять.
А разные палатки, чего только в них не было! Шелка, шали, игрушки! А столики с халвой, из которой пялились орехи! А лимонад! Графин с розовой водой и плавающим лимоном! Но самое вожделенное это мороженое! Берёт продавец формочку и начинает священнодействовать: кладет на дно тонкую лепешку-вафлю, затем начинает накладывать мороженое, всё время выравнивая лопаточкой, то вдруг наложил целую гору (стоим, ликуем!), вдруг он той же лопаточкой начинает выравнивать, оглаживать, гора уменьшается, снова положил, снова выравнивает. Стоим, глаз не отводим, замираем! Наконец, резким взмахом подталкивает снизу формочку, вся масса поднимается кверху, сверху кладёт ещё вафлю и, наконец, она у тебя в руках. Стоим и лижем осторожно и поглядываем друг на друга. Каждый хочет продлить удовольствие!
Бродим, пока иссякнут данные родителями деньги. Ждём этого праздника целый год. Накануне дед обычно говорил:
- Ну, дети, скоро приедет Туна! Туна! Бах! Бах! – так называл он ярмарочную музыку!
Родители матери, Власовы Михаил Алексеевич и бабушка Фаня, в девичестве Некрасова, и наша прабабушка Таня, мать дедушки Михаила Алексеевича, жили через улицу. Бабушку Фаню я плохо помню, она умерла рано. Любимый ее зять, наш отец, не смог вылечить её от воспаления лёгких. Прабабушка Таня или бабка Таня, “Рабиха”, как звали её в хуторе, имела небольшую лавочку, где было всё. Был у неё большой двор. Правую сторону двора занимал дом её сына, отца нашей мамы, левую сторону занимал флигелёк её внука Фёдора, маминого брата. В центре двора стояла её лавка, небольшая лавчонка, вдоль фасада, которой тянулось длинное крыльцо. Слева к лавке притулилась «дегтярня», где стоял керосин для продажи, но, наверное, и дёготь, раз называлась она дегтярной. Справа также притулилась маленькая комнатушка в два окна, одно на улицу, другое во двор. Здесь и жила сама бабка. Из комнаты под потолком было маленькое окошечко в лавку. В это окошечко я часто наблюдала за покупателями и бабушкой, забравшись к бабушке на кровать и подложив ещё большую подушку. Лавка никогда не отапливалась, и у покупателей и у самой бабушки клубами валил пар изо рта. Казалось, они курят и выпускают дым. Это и было центром моего внимания. Налюбовавшись, я слезала с подушки, раскладывала на ней семечки, большие были коровки, маленькие телятки. Телятки сосали своих мам – я играла. Игрушек у нас никаких не было
Вся наша семья была крепко привязана друг к другу. Родители нас нежно любили, работать никогда не заставляли, только иногда мы с Лёлей мыли пол. Посмотришь и ахнешь: как много мыть!
- А ты, доченька, не смотри, что так много. Глаза страшатся, а руки делают да делают. Смотришь, уже всё и сделали.
Кроме этого раза два-три приходилось отогнать корову в стадо. Это было очевидно в том случае, когда мать сама не успевала. Это было такое ответственное задание, которое выполнялось безропотно. Нужно было гнать корову через хутор, а там, если стадо ещё не ушло, отогнать за хутор в поле. - Дальше она сама найдет дорогу, - говорила мать. Страшно – а вдруг не получится. Стада обычно в хуторе уже не было, поэтому мать и посылала нас, проспав, сама уже не могла идти – было у неё много других дел. Идёшь по улице, подгоняешь слегка хворостинкой и на ходу спишь. Вдруг попадаешь ногой в холодную лепёшку от прошедшей раньше коровы. Сквозь пальцы «чвиркнет» холодная жижа – как неприятно! Ещё и мучаешься, что не найдёшь это «чертово» стадо, или его уже далеко угнал пастух, и боишься опозориться.
Мать в молодости часто пела. И когда она пела, всегда поглядывала на нас, будто или стеснялась, что она поет, или пыталась понять, какое впечатление производит ее пение. Поглядывала и улыбалась. Отец же когда пел, он нас не замечал, он пел для себя, особенно любил он песню "Выхожу один я на дорогу, сквозь туман кремнистый путь блестит”. Пел он с грустью в голосе, когда же доходил до того места, где говорилось о смерти, он совсем грустнел: «…но не тем холодным сном могилы я б желал на веки так уснуть, чтоб всю ночь, весь день мой сон лелея, про любовь мне райский голос пел, надо мной чтоб вечно зеленея, темный дуб склонялся и шумел».
Бедный, бедный мой отец, похоронен он в Старочеркасске, и мы даже не знаем его могилы, её нет. Ни камня, ни креста. Приблизительно я помню то место, где должна быть могила. Мы с Лёлей когда приезжаем на кладбище, походим по тому месту, потопчемся, погрустим и уезжаем опять на долгие годы. Место его захоронения годами почему-то не трогалось, будто в Старочеркасске за эти 50-60 лет никто не умирал.
Отец принимал больных у себя в комнате, которая называлась приёмная. Мать ему помогала готовить порошки (он был и аптекарь), мыла ежедневно после приема больных полы. Проходили больные через дверь с улицы, которая называлась парадная. Мы ходили через дверь, которая выходила во двор. Однажды вечером собрались гости. Мужчины в зале играли в преферанс, женщины находились в столовой. Наверное, им стало скучно без мужчин, пошептавшись, решили пошутить над отцом. Шура Козлова, самая молодая, самая веселая, которая никогда не могла усидеть на месте, вырядилась в какой-то жакет и юбку, которые мать достала из комода и которую мы на ней никогда не видели. Была у меня шляпка зеленая, покрытая, казалось, травкой, я её вообще никогда не надевала из-за её очень нарядного вида. Мать там же в комоде отыскала кусок черной вуали. Шура в шляпке и под вуалью была невообразимо шикарная. Выпустили ее через кухню во двор, с парадного она постучала, мужчины переглянулись: кто бы это мог быть в такое позднее время? Мы, дети, плясали от нетерпения, что будет дальше. Отец торопливо пошел открывать дверь. Спрашивает:
- Кто? – С улицы доносится незнакомый голос:
- Фельдшер Зерщиков здесь живет? – Голоса никто не узнал, так она его изменила. Отец открывает дверь, ведёт её в квартиру. Она входит и здоровается. Все мужчины, вытянув шеи, заглядывают в приёмную. Не узнал даже родной муж! Женщины корчатся от смеха, выглядывая из спальни. Отец как-то растерян, она не выдерживает, фыркает.
- Да ведь это Шурка! – говорит кто-то из мужчин. Общий хохот, мы выскакиваем и просто пляшем от восторга. Для нас, детей, такие вечера были просто праздник.
Но зато, когда наши родители уходили в гости, и к нам приходила баба Даша, было очень скучно. Придя к нам, бабушка обходила все комнаты, заглядывала под кровати, под столы, открывала в буфете нижнюю дверцу: - Не спрятался ли вор, - говорила она, шла с лампой в коридор и кухню: не притаился ли кто? На нас нападал страх, мы с Лёлей залезали под стол (он был необыкновенно длинный), брали журнал “Нива”, журнал был большой, подшит за весь год из месячных выпусков, тяжелый, в переплете, но сколько там было всего! Смотрели картинки, листали, листали, пока газа не начинали слипаться. Тогда мы шли спать, забыв о бабушкиных опасениях. Бабушка с Лёнькой давно уже спали.
1914-й год. Я стою во дворе у дяди Строти. Во дворе и в доме пусто. Жаркий день. Вижу, скачет казак на лошади, в руке у него какой-то флаг. Он кричит:
- Война! Война!
Скачет он по направлению к церкви. Тут же раздается колокольный звон. Набат. Он такой непривычный, непохожий на обычный церковный, что становится страшно. Вскоре люди собираются на церковной площади. Бросив работу в поле, они бегут испуганно на площадь. Так встретил наш хутор весть о войне с Германией.
Соседи наши решили забаррикадироваться от войны: навесили на ставни железные болты, на двери тоже, даже на колодец, который был у них во дворе. Приправили крышку и повесили громадный замок. Было страшно и немного завидно – у нас в доме ничего подобного не предпринималось. Окна стояли распахнутыми, глядели, казалось мне, беззащитно. Впрочем, кроме этих Белоусовых, с дочерью которых я училась в школе, никто тоже ничего не предпринимал В этом доме когда-то по воскресеньям играл граммофон, лились чудесные звуки, от которых хотелось прыгать и петь, а иногда , наоборот, грустить и всем всё прощать.
В первый раз я услышала граммофон, когда была еще мала. Я с опаской заглядывала в трубу, в тумбочку, на которой он стоял, и где лежали пластинки. Граммофон был у нас большой редкостью, и жители хутора прохаживались вдоль окон, у девушек в руках были носовые платочки с семечками, они слушали, грызли семечки, угощали ими ребят. Было очень весело, а теперь дом стоял, как крепость и оттуда никаких звуков. Впрочем, только это и изменилось в жизни хутора, всё осталось по-старому, так же люди по утрам с мотыгами и лопатами шли в поле, лишь несколько казаков, получив повестки, уехали. Казак должен был иметь лошадь, сбрую, брюки с лампасами и фуражку. Провожали их всем хутором. Репела гармошка, пьяные выкрики, пение и бабьи слёзы. Казачки шли рядом с лошадью мужа, припав к его стремени, сам он гордо восседал в седле. Ушли, и всё стало на своё место. Война была ещё далеко
Суть и следствия
Исследованный эпизод в многовековой истории России едва ли относится к категории судьбоносных, но, тем не менее, содержит такие аспекты ее развития и становления, которые, как я полагаю, значимы не только для понимания ее прошлого – они актуальны и сегодня, и останутся таковыми в ее будущем. Их, по меньшей мере, пять:
1. Славянофильство и западничество
2. Роль религии и церкви в государстве
3 Автократия и демократия в развитии обществ
4. Преодоление противоречий между центром и окраиной
5. Казачество
Достаточно подробно они освещены выше, рассмотрим их применительно к современности.
1. Славянофильство и западничество. Отсутствие ксенофобии в менталитете русского человека способствовало и поощряло в нем принятие инородцев в состав своего отечества без всякого стремления переделать их на свой лад, лишить их собственной идентичности. Именно поэтому Россия стала многонациональной страной, позволяющей не только уживаться, но и жить в дружественной атмосфере людям разных языков, вероисповеданий, обычаев, обрядов и специфических национальных черт – по большому счету, но не без некоторых частных случаев разногласия.
Эта интернациональная черта русского народа, осуществляемая без меры, способна породить опасную крайность – потерю инстинкта самосохранения собственной идентичности, что порою происходило и происходит. Славянофильство как общее наименование разных форм защиты своей самобытности стало естественной реакцией на опасность растворения и исчезновения русскости в русских людях, потери ими не только своего лица, но и своей самобытности. Между тем именно самобытность русского народа и создала на огромной территории планеты тот удивительный феномен особой цивилизации, духовный и физический мир который существует уже более тысячелетия и который носит имя Россия. Когда говорится «русский», имеется в виду не этническая принадлежность человека (он не только великоросс, но и малоросс, и белорус, и чуваш, и татарин, и еврей, и любой иной представитель какой угодно национальности), а именно его духовная сущность, связывающая его с Россией любовью и самоидентификацией.
Становление и развитие Русского Мира (как вообще всех земных государств и цивилизаций) осуществляется в обстановке не только непринятия иными человеческими сообществами, но и в попытках воспрепятствовать этому всеми видами агрессии как извне, так и изнутри.
Борьба между славянофильством и западничеством на русской почве является одной из вечных форм противостояния агрессии и самосохранения. Наиболее ярко и обостренно сегодня оно реализуется в конфликте между Россией и Западом в Киевской Руси, самоназвавшейся Украиной, то есть по-русски - окраиной. И это название ни у кого не вызвало неприятия или сопротивления, потому что было естественной констатацией исторически и судьбоносно сложившегося факта: быть малой окраинной частью большого Русского Мира. Эта часть его территории непосредственно соседствовала с Западным миром, представляя для него извечно соблазнительный объект для поглощения. И в течение столетий Запад никак не хочет примириться с историческим фактом принадлежности Киевской Руси к Русскому миру, находя себе сторонников и внутри этого мира в виде духовных отщепенцев, а в нынешнее время и среди жирующих воров-олигархов, и фашиствующих националистов . Это противостояние между славянофильством и западничеством уже вышло за рамки идеологических разногласий и споров и приняло опасные формы физического насилия.
При оценке перспектив этого конфликта следует иметь в виду тот неоспоримый факт, что Русский Мир здесь лишь восстанавливает то, что ему принадлежало всегда, а западный – стремится захватить чужое. Поэтому правда на нашей стороне, она – с нами и в нас. Исход борьбы очевиден и безусловен.
2. Религия и государство. Духовная сущность русского народа и русская государственность складывались при и под одухотворяющим воздействии на него христианства в его первичной форме – православии. Принятие главенства над собой и над всем сущим Бога явилось основополагающим фактором в поведении русского народа, в формировании им своих нравственных принципов и качеств, в создании своей государственности и отношении к инородцам. Можно с уверенностью утверждать, что основные черты русского характера были созданы под воздействием принятых им религиозных постулатов. Именно поэтому Русский Мир был создан как мир прощения и принятия ближнего своего таким, каков он есть, то есть как мир интернациональности. И созданное им государство было наиболее гармонично до тех пор, пока первенство религиозности и следования христианским заветам было неоспоримо. Монархический абсолютизм попрал этот принцип. Первым стал не Бог, а монарх, и это не могло не вызвать деградацию российской государственности и «девальвацию» веры.
Но государственный удар по вере был нанесен еще раньше. Он выразился в никонианских нововведениях (народное сознание соединило его с западнической духовной агрессией) и преследовании приверженцев старой отцовской православной веры со стороны государства. Церковный разлад, переросший в кровавые гонения, не мог не подорвать в народе веры не только в церковь, проявившей свою несостоятельность, но и в самого Бога, допустившего это! Раскол и попрание светской властью власти Божеской предопределили деградацию народной религиозности, что, в конце концов, привело к катастрофе – массовому безбожию и революциям. Апофеозом атеистического мракобесия стал большевистский переворот и кровавое искоренение веры и церковности в СССР. Знаменательно, что победа России в Великой Отечественной Войне произошла при решительном изменении отношения власти к церкви: прекращение репрессий, избрание патриараха, создание Совета по делам Русской Православной Церкви и возвращение церкви к нормальной просветительской и проповеднической деятельности. Впоследствие эти Сталинские акции были похоронены Хрущёвым, и в стране вновь начались преследования и искоренение церковности и веры. И это не могло не сказаться на судьбе самого атеистического Русского государства – в 1991 году его не стало.
Сегодня всё решительно изменилось, но религиозный раскол реализовался в существование двух Русских Православных церквей, и это состояние крайне негативно сказывается на возрождении духовности в России. Церкви своей неспособностью устранить противоречия между собой и нежеланием объединиться порождают скепсис, недоверие в народе не только к себе, но и к самой вере.
Лишь объединенная и тем самым возрожденная Русская Православная Церковь, по моему мнению, способна вернуть определяющее значение и главенствующее положение православия в Русском Мире – превосходство его духовного авторитета над властью мирских структур. Без этого не может быть никакой уверенности в его устойчивости, стабильности и процветающем будущем как в духовной, так и в государственной сферах. Без Бога в сердце человек не только способен совершать любые низости, но непременно будет это делать снова и снова. Конечно, не каждый, но даже одного злодея достаточно для совершения зла во вселенском масштабе. А повсеместное безбожие и безраздельное главенство светской власти – прямой путь к самоуничтожению цивилизации.
3. Автократия и демократия. Отдавая себе отчет в том, что демократия как устойчивая и длительная форма организации общества в принципе невозможна из-за обязательного формирования элит, подчиняющих себе массы, не следует отрицать ее вовсе. В бесструктурном обществе, на низких уровнях уже структурированного общества и в отдельные не продолжительные моменты его существования на всех уровнях она, демократия, может быть весьма эффективным способом реализации каких-то общественных акций.
Блистательным примером демократии в действии сегодня может служить исторический акт самоопределения Крыма путем всенародного референдума 16 марта 2014 года. Он показал уникальное всенародное единство и сокрушающую силу истинной демократии, посрамившей несостоятельность лживой псевдодемократии современного Запада. Ясная, однозначная и обличающая демократия разноплеменных народов Крыма не может быть принята и одобрена Западом именно потому, что те государственные структуры у самого себя, которые он, этот самый Запад, величает демократическими, на самом деле таковыми вовсе не являются. Они лишь ширмы, прикрывающие произвол правящих элит, оболванивающих искаженной пропагандой свои развращённые атеизмом и вседозволенностью мнимой демократии народы.
Проявлением истинной демократии является и активная положительная реакция на Крымский референдум народов России, в подавляющей своей массе поддержавших стремление крымчан вернуться в семью российских народов, в свой Русский Мир, потому что на Украине им грозила не только потеря этого мира, но потеря своей идентичности и просто физическое уничтожение. И эта всероссийская народная воля предопределила решение Президента России об удовлетворении просьбы Крыма о его возвращении в состав России, что также явилось актом действенной демократии. Но, повторяю, демократия – лишь эпизодический инструмент вовлечения народных масс в высокие властные функции, проявляющиеся в периоды революций (не дай Бог!) и в референдумах (увы, очень редких!). Во все остальные времена господствуют разного рода автократические и элитарные формы правления, обычно гримирующиеся под демократические. И этот обман народных масс особенно характерен для новейшего периода человеческой истории, украшенного лозунгом «борьбы за права человека». Какие только злодеяния ни совершаются под этим знаменем: Югославия (1991 - 2008 гг.), Косово (1999 - 2008 гг.), Ирак (2003 г.), Ливия (2011 г.), Сирия (2011 - наст. время) и т.д. И вот ведь что удивительно – циники продолжают лгать и совершать зло, обманутые продолжают им верить.
Подобный случай, осуществляемый с конца 2013 года и на Украине, является для нас совершенно неприемлемым, так как силы реакции под видом демократии совершили там охлократически-фашистский переворот с целью окончательно отторгнуть от нас и нашего общего Русского Мира наших братьев по крови, языку, вере, культуре и совместной истории.
4. Центр и окраина. Часть Русского Мира, объявившая сама себя окраиной (читай: Украиной), не может не отдавать себе отчет в том, что тем самым она провозгласила себя периферией единого Русского Мира, центр которого находится вне неё. И это вполне справедливо, так как после киевского периода Руси наступил московский период, продолжающийся доныне. Это историческая данность, и изменить ее можно лишь разрушив Русский Мир. Но центр этого мира, каковым является современная Россия, не может согласиться с таким исходом исторически предопределенного хода своего развития.
Исследованный эпизод русской истории, именуемый Булавинским восстанием, показывает, каким образом происходит разрешение коллизии, возникающей между центром и окраиной. Разумеется, мирный способ предпочтительней военного, но при далеко зашедшем конфликте военный не исключен, хотя крайне нежелателен. Все зависит от мудрости воли, мужества и решимости народа. Тогда, в петровско-булавинские времена, восторжествовала недальновидность атаманов, великая и справедливая обида казачества на поругание Московской властью их отцовской веры и неприятие грубой и бестактной экспансии жестокого царя-самодура. Сил умиротворения противоречий между центром и окраиной было недостаточно, и грянула кровавая бойня.
Сегодня по жестокой иронии судьбы сама Украина оказалась в положении, в котором находится весь Русский Мир, а именно, от неё откололись её окраины, и не только Крымская республика, но также и республики Донбасса: Донецкая и Луганская. Принципиальное отличие состоит в том, что этот последний откол от окраины совершён не во имя разрушения Русского Мира, как это произошло с отколом самой Украиной от России, а во имя его воссоединения с Россией, как это произошло с Крымом. И откол этих территорий от Украины кровав, беспощаден и необратим, потому что закончиться он может только полным воссоединением Русского Мира.
В настоящее время ситуация кардинально отличается от прежней, когда донская казачья окраина вела бессмысленную войну с центром. Зрелость народа по обе стороны конфликта, мудрость руководителей как центра Русского Мира, так и отколовшихся от Украины республик, искусственность и вздорность исходного конфликта – избыточной увлеченности некоторой части населения Украины непременной «самостийностью». Казалось бы, наличествуют все предпосылки для мирного решения надуманных противоречий. Однако дело усугубляется вмешательством иноземных сил, жаждущих разрушить Русский Мир, причем силы эти немалы, и консолидированы пропагандой и русофобией. Но еще хуже оттого, что на Украине при этом изначально несущественном противоречии бурно возрождается и фактически становится основной разрушительной силой бандеровщина со всеми ее фашистскими признаками: «бей жидов и москалей», очищай Украину от инородцев, возрождай «чистую» украинскую нацию и «мову» и т.д. И этот прискорбный фактор вероятность мирного исхода ставит под сомнение, потому что переговоры с этими отморозками невозможны.
Однако пример Крыма все же не даёт угаснуть надежде на то, что здравомыслящие украинцы, то есть малороссы - этнические русские и остальные русскоговорящие на Украине люди смогут противопоставить бандеровскому мракобесию свою сплоченность и силу.
5. Казачество. Так или иначе, но при решении возникшей проблемы не следует забывать и пренебрегать историческим опытом казачества, которое в новых условиях может сослужить великую службу охраны и сбережения пограничных областей Русского Мира. В генах казаков сохранилась память об их военном предназначении, но политика центра относительно казачества неопределенна, размыта и безвольна. Между тем, современный окружающий Россию мир не дает оснований для беспечности и благодушия. В этих условиях, как мне представляется и как следует из исторического опыта, было бы полезно позаботиться реальными действиями о возрождении почти искорененных условий существования и традиций этого славного российского сословия. Такое отношение к казачеству было бы встречено им с большим энтузиазмом и воодушевлением. Оно, несомненно, готово вернуться к своим вековым обязанностям перед Отечеством. И эта его готовность еще может пригодиться России и Русскому Миру, ведь как тут ни вспомнить слова Л.Н.Толстого: «Граница породила казачество, а казаки создали Россию»! Продолжив эту мысль, можно добавить: создав Россию в границах величайшего государства мира, казаки помогут и сберечь свое создание, то есть Россию и весь Русский Мир.
Использованные источники
Абаза К.К. Донцы. «Досуг и дело», С.-Петербург,1889, 132 с.
Александр Ригельман. История или повествование о донских казаках. 1846, 167 с.
Андреев И., Знание-сила, №2, 2002
Андриан Митрополит РПСЦ,16 мая 2005, (http://www.portal- credo.ru/site/index.
Анисимов Е.В. Время Петровских реформ. 1989. Л.: Лениздат.496 с.)
Башилов Борис Платонович.( Робеспьер на троне. http://www.rus-sky.com/history/library/petr#IV, V, VI, IX )
Башилов Борис. Тишайший царь и его время.
Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI–XVIII вв. М., 1986.192 с.
Буганов В.И. Булавин. М., №Молодая гвардия» , 1988. 320 с.
Булавинское восстание 1707 - 1708. Изд. Политкаторжан, М.,1935, Документы, С. 78-527.
Войны России с Турцией и Швецией. Федеральный портал Protown.ru (http://protown.ru/information/hide/3671.htm)
Воробьев М.Православие и современность. 03.05.2008.
Галушко Ю.А. Казачьи войска России. М., «Русский мир»,1993. 236 с.
Гордеев А.А. История казаков. Часть2. Со времени царствования Петра Великого до начала Великой Войны 1914 года. М.: «Страстной бульвар», 1992. 352 с.
Донакие казачьи атаманы. (1550 – 2006) Ростов н/Д; «Терра Принт». 2006. 224 с.
Дружинин В.Г. Раскол на Дону в конце ХVII века. С-Пб. 1889.338 с.
Коваленко 1 Г. Донской хронограф 1689 – 1700 г. http://www.proza.ru/2013/12/06/1432
Ключевский В.О. Сочинения. Курс Русской истории. М.: Гос. Изд. Политической литературы,1956-1958. Тома I – V.
Ключевский В.О. О русской истории,М.: «Просвещение»,1993, 576 с.
Краснов Н. И. Исторические очерки Дона: Усмирение Петром Великим Булавинского бунта // Русская речь. 1882. № 3. 120 с.
Крестьянская Война под предводительством Степана Разина, т.I, М.,1954, 322 с.
Крючков М.В. Население России при Петре Великом по переписям того времени. Т1. СПб. 1911. 435 с.
Журавлев А.П. Звук и смысл: М.: Просвещение, 1991. 160 с. (http://www.analizpisem.ru/programm1.html; http://www.psyline.ru/psycholi.htm)
Лебедев В. И. Булавинское восстание. М.; Л., 1934. 31 с.
Лебедев В.И. Крестьянское движение в метрополии в годы Булавинского восстания.С.60 - 70//В книге «Булавинское восстание 1707 – 1708». Изд. Политкаторжан, М., 1935, 528 с.
Лебедев В.И. Народное движение под предводительством К.Булавина, М.:1967. 67 с.
Лесин В.И. Силуэты русского бунта. М.: ЗАО Центрполиграф. 2007. 334 с.
Лысогорский Н.В. Единоверие на Дону. Сергиев Посад.1915. 800 с.
Материалы по истории русско – грузинских отношений, III, «Мецниереба».Тбилиси, 1979, 208 c.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. С-Петербург, 1909. 186 с.
Мининков Н. А. К. А. Булавин. Из истории формирования личности народного вождя. Известия СКНЦ ВШ, 1987,№ 3,С. 62 – 69.
Мысли о России. (http://www.russia-talk.com/).
Павленко Н.И. Петр Великий. М., 1990, 248 c.
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. Часть II. М. 1994. 336 с.
Плотников К. История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., Тип. Дома Призрения, 1892. Вып. 1. 88 с.; Вып. 2. (Тип. А.Катанского, 1891). 48 с. Вып. 3. (1892). 92 с.
Подъяпольская Е. П. Восстание Булавина. М., 1962. 82 c.
Подъяпольская Е. П. Новые материалы о восстании на Дону и в центральной России в 1707-1709 гг. «Материалы по истории СССР», вып. V, М., 1957, стр. 505-509.
Подъяпольская Е. П. Новое о восстании К. Булавина. Исторический архив, 1960, № 6.. С. 119–124.
Покаяние перед старообрядцами архиерейского собора РПЦЗ. 2000. ( http://gitie.ru/old_kistine/Statii/25_Statii.html )
Пронштейн А.П., Мининков Н.А. Кондратий Афанасьевич Булавин М.: Просвещение, 1988. 143 с.
Решение Поместного Собора РПЦ. 1971. (http://uikovcheg.narod.ru/0/nz/St/staroobr.html).
Савёлов Л.М. Донские дворянские роды. Изд. Типо-литография Товарищества И.Н.Кушнарев и Ко. М. 1902, 173 с.
Савёлов Л.М. «Донское дворянство». II, Изд. Т-во «Печатня С.П. Яковлева». М., 1914, 15 с.
Савельев Е. П. Крестьянский вопрос на Дону в связи с казачьим: Историко-статистический очерк. Новочеркасск, 1917. 74 с.
Савельев Е.П. Древняя история казачества «Вече», М. 2002. 464 с.
Сватиков С.Г. Россия и Дон. Изд.:Типография Лингва, Вена. 1924. 600 с.;
Священник Михаил Воробьев, Старообрядчество и Русская Православная церковь: От конфронтации к диалогу, 2008. http://rusk.ru/st.php?idar=26912
Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. М., 1962. Кн. 8. 674 с. ;
Соловьёв С.М. Публичные чтения о Петре Великом. Наука, М., 1984. 232 с.
Соловьёв С.М. О возникновении казачества. (http://pstbionline.orthodoxy.ru/old/rus_hist/25_1.htm)
Сухоруков В.Д. Историческое описание земли Войска Донского, ., Ростов на Дону, «Терра» 2005. Кн.I – 224 c., Кн.II – 246 с., Кн. III – Общежитие. 168 с
Татаринов С.И.2012. (http://rudocs.exdat.com/docs/index-2395.html)
Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. Российский Имперский Союз-Орден А/О «Комплект», С-Пб-г, 1992. 680 с.
Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений, М.: 1936,Т.25, 568 с.
Усенко О. Г. Бунтари и заговорщики. Было ли восстание Кондратия Булавина
крестьянской войной? // Родина. 1992. № 5. С. 68–69.
Усенко О.Г. К уточнению биографии К.А.Булавина.// Россия в XVIII столетии. М.: Языки
славянской культуры, 2002. Вып. 1. С. 97–108.
Фирсов Н.Н. Разиновщина. Изд.т-ва М.О.Вольф. П-д/М.1883. 51 с..
Харламов И.Б. Граница породила казачество, а казаки создалиРоссию. «самиздат», 2012. http://budclub.ru/h/harlamow_i_b/protivostoynie.shtml
Чаев Н.Н. Булавинское восстание (1707 - 1708 гг.).// В книге «Булавинское восстание 1707 -1708». Изд. Политкаторжан. М. 1935, С.33 -59.
Чаев Н.С. и Бибикова К.М. Взаимоотношения Москвы и Дона накануне Булавинского восстания//В книге «Булавинское восстание 1707 – 1708». Изд. Политкаторжан. М., 1935. С. 5 – 32
Щетинин Л.М. Русские имена. (Очерки по донской антропонимии). Изд. Рост. Ун-та. 1978. 254 с.
Яворницький Д.И. История запорожских казаков. Наук. Думка, Киев, 1990, Т.1, 592 с.; Т.2, 560 с.; 1991. Т.3, 560 с.
Цари и атаманы
© Copyright: Юрий Масуренков, 2019
Свидетельство о публикации №219011302037
Свидетельство о публикации №219011302037
Рецензии