Митя Глава 1, черновик

Сёма шёл вдоль штакетника, прислонив гибкий прут к его редким планкам. От этого на всю улицу раздавался дробный треск, причём каждая планка забора издавала свой собственный звук. Этот шум казался мальчику бравурной мелодией. Старушка, сидевшая у распахнутого окошка одного из домов, зашикала на Сёму:
- Чего шум поднимаешь, хулиган такой! Ты, чей это будешь?
 Окошко с бело-голубыми наличниками было, как ширмой закрыто низкорослой вишней, усыпанной поспевающими ягодами. От этого скрипучий голос старушки раздался в ушах Сёмы совершенно неожиданно. Мальчик вздрогнул и перешёл с вальяжной иноходи на торопливую рысь, но трещать палкой по штакетнику не перестал. Другую его руку оттягивала объёмистая авоська, в которой собрались вместе две буханки чёрного хлеба, две булки ситного, обливной бидончик с молоком и стеклянная банка со сметаной. Поверх лежал ещё кулёчек с карамелью, который по некоторым признакам уже открывался шустрыми руками. 
- Иди у своего дома шуми! – крикнула вслед ему старушка, она осерчала и перегнулась из окна в палисадник, чтобы лучше рассмотреть сорванца.
- Вот я тебя сейчас прутом отстегаю! – вконец разошлась старая.
Сёма прикинул расстояние между собой и бабкой в окошке и озорно огрызнулся:
А, ты догони, бабка! – да, сам же и испугался этой дерзости, отчего припустил к своему дому уже галопом.
В след Сёме раздавались визгливые звуки, но такие же дробные, как и треск его прута об забор.
Дома мать строго спросила Сёму:
- Всё купил? – пересчитала сдачу и, увидев, что все покупки на месте, смягчилась, погладила мальчика по белобрысой голове, распаковала кулёк и наградила его конфетой. - Иди гуляй, но не забудь, что вечером поливаем огород.
До захода солнца бала объявлена амнистия. Чем бы себя занять? Сёма вышел за ворота, огляделся по сторонам – нет ли той самой ругачей бабки, и увидел, как наискосок через улицу шли его старший брат Мишка и соседский Митя заглядывали через забор во двор к старику Копейкину.
В этот момент грянул выстрел. Ребята у забора даже присели. Сразу после этого прогремел другой выстрел. Тишина зависла всего лишь на минуту. И снова два выстрела подряд. Сёма увидел, что Мишка и Митя не убегают, поскорее пересёк улицу и присоединился к старшим ребятам.
- Миша, зачем стреляют?
- Это старик Копейкин приучает новую собаку к грохоту, – авторитетно сказал Мишка.
- Погляди, - подхватил Митя, - молодой кобель привязан к лавочке на коротком поводке, а старик рядом с ним из двустволки в землю лупит. 
К этому моменту охотник снова перезарядил своё старое ружьишко, встал рядом с собакой, повернул стволы наискосок к земле и взвёл курки. Молодой пёс задёргался на поводке, но охотник приласкал его, ободрил словом и … грянул выстрел. Кобель передёрнулся, но устоял на ногах.
- Гляди, устоял, - сказал Митя.
- Да, а первый раз на брюхо плюхнулся и под лавочку залез, - подхватил Мишка.
- И взвизгнул! - гордо сказал Сёма, - Я слышал!
Грохнул выстрел из второго ствола. Кобель присел на передние лапы, вывернул голову и посмотрел влажными, преданными глазами на своего хозяина. 
Копейкин извлёк гильзы и отнёс переломленное ружьё в дом.
Скоро он вышел и отвязал кобеля. Пёс радостно прыгал вокруг своего хозяина и лизал ему руки.
- Если заранее не обстрелять молодую собаку, то в лесу при первом же выстреле она может убежать и потеряться, – сказал охотник ребятам.
Старик знал, что пацаны наблюдают за ним, но делал вид, что ничего не замечает. Теперь он улыбнулся и хитро подмигнул ребятам.
- Всё! Больше пальбы не будет. Каждый выстрел денег стоит. – Охотник нагнулся и подобрал выпавшую стреляную гильзу. – А это снова в дело пущу, – добавил он в ответ на вожделенные взоры ребят и засунул в карман ватника пахнущий свеже стреляным порохом цилиндрик.
- Так может дробь выкопать? - спросил Мишка.
- Какую дробь? Её там и не было, одни пыжи. Среди людей только холостыми стрелять можно, - пояснил охотник.
Ребята слезли с забора. Представление удалось.
Старик Копейкин жил за счёт охоты. Его пенсия была слишком мала, чтобы сидеть дома. Ещё он содержал небольшой огород и кое-какую живность. И зимой, и летом старик пропадал в лесу, на полях, на речках и озёрах. По утрам ребята только просыпались и сладко потягивались в своих кроватках, а он уже возвращался домой с добычей. За плечами котомка и ружьё, да на сворке всегда одна или две собаки. Сам в ватнике, в заношенных портах, на ногах всегда сапоги, в кепке или ушанке, смотря по времени года.  У него жили прирученные дикие утки. Он их ловил малыми утятами, подрезал перо на крыльях и содержал во дворе. Часто эти птицы вперевалочку всей стаей шли на пожарный пруд поплавать и подкормиться. В сам пруд старик запускал карасей, которых приносил на радость детворе с дальних озёр. Шкурки со своей добычи охотник сдавал заготовителям. Всё это позволяло ему кое-как сводить концы с концами.
Ребята пересекли улицу и сели в тенёк на брёвна у Димкиного дома. Впечатления ещё бурлили в их воображении.
- Я, когда вырасту, тоже стану охотиться, - сказал Мишка.
- И я тоже буду, - тут же подхватил Сёма.
- А я нет, - отрезал Митя. – Я выучусь на ветеринара, буду лечить зверьё.
Ребята замолчали. Полуденный зной сам забрался в тень, чтобы немного охладиться на сквознячке. Пацанов охватила лень и одурь от жары. Стали гадать, чем бы заняться. Разговор тянулся вяло с большими перерывами. И тут Мишку в продолжение охотничьей темы осенило:
- Митяй, я слышал, что за железкой, за бором на лесной речке живут бобры. Айда туда!
- Далеко. В один день не обернуться.
- А мы на велосипедах, - предложил Мишка.
- Я на своём вчера восьмёрку посадил, не выйдет.
- Как так? – Мишка неподдельно удивился, так как Митя слыл искусным велосипедистом.
- С мостка в канаву свалился. Дед Василий в меня с огорода комом земли запустил, не любит он, когда у него под забором гоняют.
Посидели, помолчали. И тут Мишку осенило снова:
- Митяй, а мы на моём велосипеде поедем. Один педали крутит, другой на багажнике отдыхает. Меняться будем. Давай!
Митя подумал и согласился.
- Так может быть завтра с утра? - не унимался Мишка.
- Нет, сегодня вечером огород поливаем, завтра отоспаться бы.
Тут Сёма сообразил, что старшие ребята его с собой не берут, и стал проситься вместе с ними.
- А, я! Я тоже хочу бобров смотреть. Я с вами на своём велике поеду!
- Ты не сможешь – далеко и по бездорожью ехать. – Сказал Мишка. – Сил не хватит, да и велосипед у тебя детский.
- Смогу, смогу! - Сёма почти захныкал от обиды.
- Даже и не думай. - Мишка был твёрд как скала.
Сёма отвернулся и потихоньку утёр слезу.
И тут Митя предложил:
- Миша, давай возьмём Сёму. Мы его на раме повезём, а колёса побольше подкачаем. Всё равно на велосипеде и втроём до вечера успеем обернуться, ехать будет тяжелее, зато рулить легче.
Решать было Мишке: и велосипед, и брат были его. Придётся у мамы специально его отпрашивать. Мишка повернулся к Сёме:
- Запомни, в дороге слушаться нас с Митей во всём, не хныкать, и про усталость ничего не говорить!
- Урааа! – Завопил обрадованный Сёма, - Буду, буду слушаться.
- Ватник на раму сам приладишь, - Мишка договорил свои условия.
Сёма был счастлив. Старшие берут его с собой.
Тут Митя предложил:
- Пошли на сенобазу в пруду купаться.
- Так там же Граф поди на грядках возится, - засомневался Мишка.
За поселком проходила тупиковая железнодорожная ветка. Она извивалась по задворкам от сортировочного узла через металлобазы, потом делилась надвое, одним своим концом упиралась в обширные склады, а другим въезжала в сенобазу и оканчивалась тупиком у глубокого пруда. Пацаны с испокон века любили кататься на маневровых кукушках и тормозных платформах вагонов. От этого увлечения в посёлке жило несколько одноруких и одноногих парней. 
Старик Граф, суровый, унылый мужик, работал сторожем на сенобазе, имел там жильё в небольшой казённой хибаре и отличался скверным характером. Кто первым так его прозвал - никто не знал, прозвище это теперешним ребятам досталось в наследство от предыдущих поколений пацанов.
Граф держал корову и небольшой огород и, защищая его, гонял ребят с завидной энергией. Видать, было за что. Он имел привычку кидаться камнями, палками и большими комьями земли. Очень не любил, когда топтали траву – корова ела много, и каждый клок травы рядом с домом был ценен. На ближних колхозных полях косить не давали конные объездчики, и приходилось возить траву на тележке издалека, выкашивая по овражкам да вдоль придорожных лесопосадок. Какой хозяин позволит косить напротив своего дома – все держали живность, было такое время.
- Сейчас жара, духота. Старик Граф спит у себя в хибаре или где-нибудь в теньке на сене примостился. Да и его Цыган от жары прохлады ищет. – Митя казался вполне убедительным.
Цыганом звали кудлатого пса. Цветом он был чёрен, возрастом стар, как и сторож.
Пруд имел квадратную форму, большой, чистый, глубокий. Вода в нём всегда прохладная, видно на дне бил ключ, да и летом он не мелел. В пруду водились в большом количестве чёрные пиявки. На нём были мостки и один вечно дрейфующий плот, на котором было хорошо кататься сразу по нескольку человек и нырять с него в чёрную глубину.  Поэтому пруд манил к себе ребят.
Ещё ребята ныряли с завалинки старого сарая, внутри которого стоял пожарный насос, сарай нависал над прудом, стоя на деревянных сваях, вбитых в дно, и, казалось, вот-вот съедет в него и весь погрузится под воду – до того глубок был омут.
Ребята осторожно пролезли под колючей проволокой, там, где был обустроенный лаз, протёртый животами любителей водных процедур, и, пригибаясь, пробрались к пруду. Сторожа нигде не было видно. Вдалеке разгружались вагоны, и вся наличная рабочая сила скопилась там. Ребята скинули штаны и майки и ринулись в воду. Вода была такой студёной, что сводила мышцы, но потом, разогревшись, ребята бултыхались в ней без чувства холода. Ныряли и от сарая, и с плота, плавали наперегонки «по-честному» и, подыгрывая Сёме, выскакивали на берег и снова бросались в воду. Наконец их стал бить озноб, а губы посинели так, как будто они объелись черники. Мишка и Сёма выскочили на берег, а Митя разлёгся поперёк плота на середине пруда. Солнце всё ещё нещадно шпарило и его тепло после холодной воды разморило ребят. Те подставляли жарким лучам свои бока, животы, спины и уже, оставив разговоры, сладко жмурились и дремали.
Тут в воздухе просвистел камень и упал рядом с плотом. Пацаны вскочили как растревоженные суслики. К пруду быстро, согнувшись, какой-то невероятной походкой подкрадывался Граф. В воздухе повисли крепкие выражения терпеливого русского языка. Митя моментально соскочил в воду, но Граф был уже на берегу. Мишка и Сёма подхватили всю одежду и быстро добежали до лаза. Здесь Мишка велел Сёме одеться и с одеждой старших товарищей ждать их за колючей проволокой. Сделав круг, пригнувшись низко к траве, Мишка обогнул пруд и устроился на пригорке между прудом и огородом Графа. Граф его не видел – он был слишком занят поимкой Мити. Но тот из воды не вылезал, и ловко подныривал под плот, когда сторож в очередной раз метал в него камень. Старик бегал вокруг пруда и не давал Мите вылезти на берег, мальчик же плавал вокруг плота, укрывался за ним и уже изрядно посинел от холода. Наконец мальчишке надоело сидеть в обороне и он, нырнув, набрал грязи со дна и запустил ею в Графа. Старик не ожидал такого поворота событий и получил «за всё» липкой грязью прямо в грудь. После этого сторож совсем осатанел, и происходящее на пруду стало больше походить на бой между кораблём и береговой артиллерией. В какой-то момент Митя пропустил удар комом земли в плечо, и Мишка понял, что настало время для его выхода. Он подождал, пока Граф окажется на противоположном берегу, поднялся во весь рост и крикнул:
- Эй, старый валенок, смотри, я сейчас твой огород потравлю, - И демонстративно направился к графским грядкам.
Старик метнулся вокруг пруда к огороду, Митя вылез на берег, а Мишка другим краем пруда кинулся к лазу, где ребята и встретились. Погони не было. Злой старик запыхался и остался проверять свои посадки, до подростков дела ему уже не было.
Через минуту, одевшись, ребята покидали поле боя пыльной тропинкой, ведущей к посёлку. Митя потирал ушибленное плечо, но ощущал себя победителем. 
Понять озабоченность сторожа было можно. Часто накупавшись, мальчишки забирались на кипы сена греться, да и с глаз подальше. А какой пацан к десяти-двенадцати годам своей жизни не курил?
Ближе к вечеру на пустыре за керосинкой собралась большая компания подростков. Мишки и Сёмы там не было, а Митя был в гуще событий.
Во время войны город и окружающие его посёлки и деревни были недолго в зоне оккупации. Позже, когда город отбили у немцев, ещё два года вражеские самолёты утюжили его вдоль и поперёк. Особенно доставалось тем, кто жил ближе к железнодорожному узлу. Те немецкие самолёты, которые из-за хорошей работы наших зенитчиков не могли прорваться к станции, сбрасывали свой груз на жильё или просто на поля и удирали прочь. В то ужасное время, оставшиеся целыми дома, почти в шахматном порядке соседствовали с воронками от бомб разных калибров. Плотность бомбёжек была такова, что воронки налезали одна на другую. Иногда внутри одной воронки от большой бомбы, уничтожившей чей-то дом и забравшей чьи-то жизни, находилось ещё несколько малых воронок. После войны люди снова отстраивались, засыпали землёй ямы, противотанковые рвы и окопы, обзаводились хозяйством, огородами. Но и до сих пор, перекапывая свои огороды, люди часто находят стреляные гильзы и патроны, крупные осколки, целые гранаты и мины, неразорвавшиеся снаряды. Часто это добро выбрасывается просто за забор на мусорные кучи, где постепенно снова уходит в землю.
Немцы собирались оборонять город, но отступили быстро, так же, как и красная армия, несколькими месяцами ранее. Поэтому оказалось брошенным большое количество боеприпасов, аккуратно разложенных на огневых позициях. Сами орудия оккупанты забрали с собой. В одном дворе, видимо, был развёрнут миномётный расчёт. Целый штабель мин в ящиках стоял около глубокого колодца с питьевой водой. Когда вернулись хозяева, то никто не взялся чистить этот колодец. Так он и зарос со временем. В других местах пришлось работать сапёрам, чтобы убирать неразорвавшиеся бомбы, свои и вражеские.
На этот раз кто-то у себя в подвале нашёл зажигательную бомбу – «зажигалку», она, видно, давно была кем-то припрятана, да и забыта там со сменой поколений.  Родились и выросли дети, нашли её и решили устроить фейерверк. Собралась целая компания подростков. Развели костёр. Кто-то сказал, что «капсюль» уже вывернут, вот её раскурочили, разрубили пополам и сунули одну часть в огонь, а сами расселись поодаль смотреть представление. Эта половинка сгорела ярким голубым огнём. Бросили оставшееся. Двое ребят подсели поближе, а Митя забежал домой попить воды, и в этот момент грохнуло. В окно было видно взметнувшееся пламя и головешки от костра. Кто-то крикнул - убило. Митя выскочил из дома. Слава богу, все были целы. Крутили, крутили, а взрыватель так и не вывернули.  Вот его и разорвало в костре. Ребятам обожгло лица, руки, прожгло одежду. Одному осколком срезало каблук. На следующий день куски несгоревшего термита находили почти за сто метров от кострища. Вышли взрослые и кому-то накостыляли, кого-то загнали домой, обожжённых стали лечить, но дальше этого не пошло. И то хорошо, что керосинка не сгорела.