У склада

Турхан и Жасур стояли за платформой склада, в тени пандуса под металлической пожарной лестницей, где не было камер. И в перерыве вечерней смены покуривали плюхи, обсуждая последние мировые новости. Они так часто делали. Ты вроде и не пьяный — никто из начальства не заподозрит. Зато тупой трудодень на складе проходил заметно веселее. Коллектив тут хоть и братский, все свои работают, но всё ж руководство не оценит совсем уж вольностей. А этот мод-сорт гашиша совершенно не имел узнаваемого запаха травы, поэтому был непросекаем.

Раньше Турхан много пил. Хм. Раньше. Как будто целая вечность прошла. А это ведь не так давно было, буквально пару лет назад. Проклятая русская традиция, чёртов народ-алкаш, засасывает в своё болото слабости. Непременно надо много бухать по любому поводу. И он бухал. Почти каждый день по бутылке на пару с кем-нибудь. Тёмное было время, смутное во всех смыслах. Когда обнаруживаешь себя в незнакомых местах, после недельного запоя. С отвратительным блевотным вкусом во рту. Заляпанная, часто порванная одежда, обувь в грязи. Небритая заплывшая морда. Иногда синяки, сбитые кулаки — а они у него были будь здоров, большущие — опять дрался или просто колотил стену. Денег нет, разумеется, голяк. Обрушивается вал проблем, прежде всего с баблом связанных. И тут бы можно призадуматься: как ты дошёл да такой жизни, заняться хоть чем-то полезным. Но ведь люди пьют не для того чтобы задумываться. А скорее наоборот. Лучше немного поклянчить денег у знакомых, занять в пятидесятый раз, отправиться в следующий недельный алко-тур.

Хвала Всевышнему — такое в прошлом. С тех пор жизнь заметно наладилась. Завязал с пойлом. Занялся спортом, начал ходить в качалку. Освоил творчество, как и мечтал давным давно, ещё с тинэйджерства — собрал знакомых раздолбаев в творческий коллектив, нечто похожее на лейбл. Сделали студию в его квартире, записывали крутозаваренный хопчик с жёсткими текстами. На самом деле его звали Тимур, но то имя отдавало отвратительным козлиным амбре ссаных штанов прошлой жизни. Поэтому он взял себе псевдоним Турхан и очень скоро сжился с ним. Заинтересовался политикой — продвинулся в Партии Справедливости, в руководстве молодёжного крыла, Шабааб. Стал бригадиром в своём районе, часто зачитывал свои речитативы на митингах (1). А для многих новеньких, которые постоянно приходили в партию, он теперь вообще ориентир.

Вот так можно легко стереть своё прошлое. На вчерашнего подзаборного бродягу смотрят как на авторитета, на звезду, лол. Правда, особой монетизации подпольная слава не давала. Хотя, почему. Давала. Либеральных журналисточек из малоизвестных изданий. Которые иногда брали у него. Интервью. Ох. Вот это приключение было. Но, согласись, всё лучше, чем синячить и свинячить бомжом презираемым, валяться по подъездам голой жопой на ступеньках. Нужно лишь заставить себя. Поставить. На должное тебе место. Проявить волю. Пойти вверх, а не вниз. Вверх-то всегда труднее, но зато и ништяков больше. Вот и работу приемосдатчика ему подкинули год назад. Работка не ахти, но с потерянной молодостью, без образования — лучше ему не найти. Терпимо. И теперь есть деньжата на жизнь.

— Америкосы считай уже всю планету захватили, — резюмировал изучение новостной ленты чёрноволосый остроносый Жасур, с занятным почти женским лицом — может в кино сниматься, причём за оба пола сразу играть. — Это уже новая империя, покруче Британской.

— Не, брат. Америка — такая же захваченная корпорациями страна, — поправил идеологическую линию Турхан. Империализм — слишком старая форма оккупации. Так грубо уже никто не работает. Они хотят построить гипер-завод из мира. То есть в Штатах и Европе это что-то типа офисов будет, управление. Россия, бывший СССР, Ближний и Средний Восток — поставки топлива. Африка, Южная Америка — всякое сырьё. Китай, Индия — сборка, отвёрточное производство. Каждому цеху уже отведена роль. Всё население планеты, все люди. Ты прикинь. Миллиарды счастливых рабов! И мы в том числе.

— Мы — нет.

— Считаешь, мы — не рабы?

— Мы — несчастливые, брат, — пошутил Жасур и довольно засверкал чёрными глазами.

— А. Ну да. Россия для грустных, — Турхан всегда был сдержан, на правах главаря контролировал эмоции, лишь поджатыми губами и кивком дал понять, что оценил юмор. — Опять же в России работать никто не любит. Нам бы вкалывать вот на очередную корпорацию, торгующую импортными побрякушками и радоваться. Еда и стеклянные бусы в обмен на газ. А мы не хотим.

— Работать никто не любит. Негры в Африке любят работать? Вряд ли, брат. Бразильцы? Вьетнамцы? Идеальные трудяги существуют только в мозгах у барыг.

— Салам, пацаны, вот вы где! Я вас ищу, — внезапно объявился озабоченный толстый Рустемчик, по-рыбьи лупоглазый, с мерзкими редкими усиками и тощей порослью, знакомый мелкий делец с соседнего склада, держащий свою фирму с оригинальным названием ООО “Шевалье”. Почему шевалье — не мог объяснить. Что-то изящное.

— Асалам. Какими судьбами?

— Меня сейчас прессовать будут. Помнишь, фашисты, про которых я говорил? — запыхавшийся Рустем, почти не имевший акцента в обычной жизни, от волнения его снова приобрёл, слово “фашисты” получилось особенно смешным.

— Которые из младо-гадо-патриотов?

— Да-да, они. Вычислили меня. Говорят, дань плати с января этого года. Я пробовал мирно с ними решить — не хотят мирно. Приедут, всё разнесут, сломают, сожгут. У меня людей не хватит воевать.

— А охрана где?

— Охране наплевать, пойми, брат! Разбирайтесь сами, говорят мне, ещё ничего не произошло ведь!

— Мусоров вызови.

— Какие мусора?! Нельзя! У меня одни нелегальщики тут работают. Ну, свои ребята. Я работу всем даю.

— А я-то при чём?

— Выручай, брат! Я знаю, у вас друзья здесь много есть. Ты уважаемый человек. Рассчитаемся! Всё сделаю, деньгами помогу, документами, бумажками, клянусь валлах! Выручай!

Турхан неохотно начал обдумывать ситуацию, заставляя только что расслабленный плюшками разум раскручиваться оборотами вычислений.

— Сколько их будет?

— Не знаю, двадцать, тридцать сраных пидерасов.

— Не ругайся, — сквернословить в умме запрещалось, хоть и несильно.

— Прости. Микроавтобус приедет, мне сказали.

— Нормально так.

И Турхан опять задумался, сжал губы, прикидывая возможные варианты, вероятные потери и выигрыши. Жасур и Рустемчик покорно ждали итога, внимательно и трагически заглядывая в его широкое, всегда серьёзное лицо, очерченное снизу добротной бородкой.

— Ну хорошо. Будь что будет. Ходи обратно, собирай, сколько у тебя там есть людей. Подготовьте что-нибудь, вроде молотков, дубин. Не тупите, не ждите. Пощады у этих подонков просить не будем. Мы им самим наваляем сейчас, давно хотел это сделать. Я тоже соберу всех, кто ещё домой не уехал, будем скоро у тебя.

— Тысячу благодарностей, друг! Друг! Всё сделаю, всё будет, — активно жестикулируя руками, будто заклиная ситуацию на удачу, задом и бочком посеменил к себе неуклюжий Рустем.

Через пятнадцать минут они уже стояли перед пустырём, куда выходил небольшой склад Рустемчика. Лидеры впереди, остальные, Жасур и другие слишком молодые — внутри склада. Настоящие хулиганы в одежде магазина “Всё для стройки и огорода”.

Перед воротами прошёл один из полуофициальной банды “патриотов”. С опытом таких типов становится всё легче узнавать. По мельчайшим приметам враги и друзья различаются среди вроде бы одинаковых прохожих, а мирные жители становятся незаметным фоном, частью пейзажа. Узнаётся даже особое выражение глаз.

Вот вроде бы среднестатистический парень. Ничего особенного. Стандартно одет. Сама заурядность. Ан нет! Он на полсекунды посмотрел. Как простые не смотрят. Окинул. Прикинул. Прошёл. И за эти же полсекунды Турхан распознал его недобрый интерес, отличный от рассеянного взгляда обычного горожанина. Рядом стоял Жеко, образцовый русак по внешности. Как и большинство его народа, он был слабоверующим мистиком (“во что-то там наверху”) и аполитичным — результат кошмарного XX века, истребившего всех, кто верил и кто имел любые твёрдые убеждения. Но Жеко был правильным по духу, смелым, бесшабашным, с чутьём на такие штучки. И сразу согласился участвовать. Без проблем. Учитель, мудрейший человек, про таких верно говорит (2) — это потерявшийся единоверец, выглядит чужаком снаружи, зато родной внутри. Не знает кому молиться и молится Неведомому Богу. Нужно тянуть таких к себе. И Турхан тянул.

Без слов, телепатически, они сошлись во мнении, что враги совсем близко. Жеко повернулся назад и кивнул ещё одному славянского вида челу, Сергею, на отдалившегося проходимца. Серёга глубоко затянулся сигареткой, отбросил её почти целую на снег и с прогулочным видом пошёл за пареньком за воротами. Молодец, хорошо пошёл так, с ленцой, вроде как не при делах.

Вечереет. Или просто день короткий?

— Ща подождём, чё скажет об этом хмыре, — развязно сказал Жеко, одновременно доставая смартфон из кармана.

Телефон завибрировал через пару минут. Жеко поугугал в трубку и, усмехнувшись, поведал:

— Ну чего. Говорит, что хмырь отзвонился. Совсем скоро они будут здесь.

— Всем готовность номер один, — громко скомандовал Турхан во всеуслышание, немного не своим голосом, указывая рукавами. — Встаньте там, там и там.

Пацаны тревожно зашевелились, доставая какое насобирали оружие. Все ждали и жадно курили. Перепуганный раньше времени Рустем теребил в кармане дублёнки травматический пистолет мокрыми тёплыми, несмотря на сильный морозец, пальцами. И слушал гул собственного предынфарктного сердца, как из машинного отделения. Из раскрытого его рта валил пар от чрезмерно глубокого дыхания. Очень нервничал, бедолага.

Турхан заранее присмотрел себе замызганный ящик на углу, наполненный металлическим хламом. Пригодится. Рядом топтался от холода Жеко в слишком лёгких кроссовках для зимнего градуса.

— Жек, — сказал ему Турхан, тихо так, ласково, — обрати внимание на ту непрезентабельную коробочку, там море замечательнейших железяк. Если что… Ну ты…

— Знаешь, а Катюха мне всё-таки позвонила, хоть и посрались мы с ней тогда капитально. Я думал, не позвонит больше никогда, — вдруг ни с того, ни с сего начал грузить своими личными проблемами Жеко.

— Жек, ты чего, совсем долбанутый? Эти бандитские сволочи сейчас прыгнут неизвестно каким количеством, неизвестно с каким дерьмом, а нас и двадцати нет. Какая Катюха? Живым бы уйти.

— Да ладно тебе. Прикинь, сама позвонила, я же обещал, что первый ей звонить не буду.

Он ещё и локтём пихнулся. Пришлось изобразить интерес к проблеме:

— И чего она тебе сказала?

— Сказала… прости, типа… Давай снова дружить…

— Да ну нафиг, это не в её стиле, извиняться вообще перед кем-либо! Сдаётся мне, что врёшь ты опять. Поди, сам позвонил, не утерпел.

— Да я тебе говорю! — возмущался Жеко.

— А я тебе не верю!

— Да пошёл ты!

— Сам пошёл ты! Что ты меня впутываешь в свои интимные сношения?! Сходитесь-расходитесь уже в пятый раз!

— Просто мы с ней разные, но…. всё равно любим друг друга. Как плюс с минусом.

— Ага, плюс с минусом…, — хотел было сострить Турхан.

— Идууууут! — пронёсся вопль.

Это крикнул парень около шлагбаума. Алик. Он рванул назад. А за ним выскочила тёмная вражеская толпа. Они скользили на льду, пытаясь разбежаться. Один упал даже. Чёрные куртки быстро приближались, здоровые все, блин, в руках полиэтиленовые свёртки, что в них — понятно — упакованные нарезанные куски арматуры. Безо всяких криков и воплей. Жутко, если честно, смотрелось это. Лучше бы они кричали. Прямо легионеры какие-то, тевтонские рыцари, мать их. Арматура — с латинского значит “вооружение”.

Алик едва успел подбежать, как в его затылок что-то попало и он, заплетаясь, упал на четвереньки, совсем рядом с Турханом. Недолго думая, вместе с Жекой, они нахватали хлама из того самого ящика и начали швырять в набегающих. Куда попало. Кто-то пальнул из маленькой ракетницы по ним. Яркая красно-оранжевая ракета не успела пролететь и семи метров, попала в грудь самому первому, сбила его с истинного пути и срикошетила в сторону в снег. Все, кто был на складе, подняли вой и выбежали навстречу с дубьём и отчаянными проклятиями. Рустемчик выдернул из кармана дублёнки травмат и выстрелил все патроны подряд и, можно даже сказать, наугад, так как стрелял он неважно и руки его дрожали. После предварительной огневой и метательной подготовки, враждующие стороны схлестнулись в рукопашной схватке.

Турхан удачно ударил ближайшего визави ногой в корпус. Тот уронил короткую биту, Турхан быстренько поднял её и начал наотмашь колотить, не разбирая отдельных тел. Туммм. Сыпанули искры в глазах. Турхан почувствовал, как резануло острой болью, но сразу отпустило. Сильно прилетело. В голову. На которой хорошо что имеется вязаная шапка, смягчившая удар. Вокруг всё поплыло и стало темнее. Вечер стал ночью. Боль чувствовалась слабо, но совсем ничего не понималось вокруг. Турхан еле удержался на ногах и, главное, ожидал, что сейчас будет ещё один удар на добивание, а потом ещё. И он не сможет защититься.

Однако ничего не последовало. Потихоньку он воротился из нокдауна. Огляделся. А драка уже заканчивалась на самом деле. Всё рубилово продолжалось не более пяти минут. Эти уроды кричали друг другу и отходили обратно за шлагбаум. Их догоняли, пинали ногами, даже когда они не сопротивлялись уже, растеряв боевой дух от неожиданного яростного сопротивления. Немного погодя, запал сражения совсем угас и нападавшим даже позволили забрать своих раненых.

Горячая струйка вдруг пролилась из-под шапки на висок и щеку. Турхан провёл рукой по щеке. И даже в сумерках разглядел: ладонь густо-красная. Кровь греет пальцы. Сел на корточки. Стоять было совсем тяжко. Трясущимся руками попытался выдернуть сигаретку из пачки. Упершись руками в колени, согнувшись пополам, на него с любопытством смотрел Жеко. Взмыленный весь, отплёвываясь липкой слюной, но невредимый.

— Поранился? — Жеко умел так наивно и искренне спросить, прямо Иванушка-дурачок.

— Да, когда брился — порезался, — тускло ответил ему Турхан и тут же начал истошно хохотать.

И Жеко тоже начал. Не просто смеяться, а сотрясаться гоготом. И никак не остановиться. От смеха ещё сильнее плыло в глазах и подступала тошнота, так что и на корточках уже не удержаться. Оттого Турхан просто сел на землю, как на ковёр. Достал платок, пытаясь остановить кровь. Её было много. Вся одежда, похоже, будет перемазана. А ему смешно. Ничего не мог с собой поделать. А Жеко снял перчатки и от потных жарких рук повалил пар. Ей-ей, словно дым.

— Что ты делал этими руками? Охохохохо-хо-хо. Они у тебя дымятся!

— Бил врагов. Бил врагов, — дважды повторил Жеко, резко прекратив ржать, разу сделавшись таким серьёзным. — Ладно, дело сделано, я поехал.

— Куда это ты поедешь? — а Турхан ещё несерьёзен, улыбался и вытирал одежду.

— К Катюхе, куда.

— Забей! Мы только что уделали этих… негодяев! Никуда ты сейчас не поедешь. Пошли с нами в кафешку, посидим, пожрём вкусно, отметим это дело, Рустемчик нас угостит, — Турхан поискал глазами последнего.

— Неее, в другой раз, извини, — Жеко похлопал по плечу и уже отходил жать на прощание руки другим пацанам. Те тоже немного повозмущались его поведением. Больше других был недоволен Рустемчик, который, оказывается, трагически распластался на взбитом в кашу снегу со своим травматом, как павший офицер из фильмов. Но Жеко не внял просьбам и удалился.

— Ушёл…, — прокряхтел Рустем со снега, мучительно пытаясь оторвать голову от поверхности планеты.

— Да, ушёл, — вздохнул Турхан. — Плюс и минус, говорит, мы с ней.

Рустемчик тоже начал ржать с земли. Кряхтя и охая от боли, неспособный подняться, но безудержно весёлый от нервов. Как и все вокруг. Даже самые нелепые шутки теперь казались особенно смешными. Нет, ты посмотри. Га-га-га. Никуда они сегодня не пойдут, и так замечательно. К тому же выглядели они сейчас изрядно потрёпанными. Турхан не знал как сам выглядел, но остальные выглядели просто ужасно. Завтра соберутся. Точно. Завтра. Сегодня уже ничего не надо. Только перевязать голову и отойти немного. А завтра выходной как-никак. Надо будет музыкальный трек записать про это всё. Достойный день. Кажется, он даже знает какими строчками начать.

1 — http://www.proza.ru/2017/12/02/467
2 — http://www.proza.ru/2018/03/31/1034