Смотрины

Для того и существуют праздники, чтобы жизнь мёдом не казалась. Случайное знакомство Валеры Шмидта с милой девушкой со сковородкой в студенческом общежитии предвоенной Москвы получило довольно неожиданное продолжение. Молодые люди понравились друг другу и начали встречаться. Однажды Аня Коган, коренная москвичка, назначила встречу с ним в центре города, на Пушкинской. 
- В пять, у памятника Александру Сергеевичу! - сообщила ему по служебному телефону.
Девушка пришла почти вовремя. Она честно встала у памятника поэту в вестибюле метро и принялась ждать, справедливо рассуждая:
- Ну, опоздала на полчасика… Опаздывают лишь уверенные в себе женщины.
Основной силуэт её наряда можно вкратце характеризовать как высокий и стройный, с небольшим высоким бюстом, рукавчиками-фонариками и отложным воротничком, юбкой из тонкой ткани, плотно сидящей на крепких бёдрах и прямо стекающей ниже коленей.
- Для такого эффекта юбки кроится по косой, - вспомнила Коган разъяснения матери, - что позволяет подчеркнуть красоту тела, не обнажая его.
В этом сезоне были популярны всевозможные геометрические рисунки ткани - клетки и полоски, которые подчеркивали линии кроя по косой. Анечка со стороны выглядела как чистая ученическая тетрадь.
- «Будь зорким на посту!» - прочитала она надпись над головой, но Валеры не наблюдалось.
Часа через полтора поняла, что-то не так, молодой человек вроде приличный и опаздывать не любит. Она решила поинтересоваться у прохожей:
- А нет ли здесь другого памятника Пушкину?
На что тётушка ей сердобольно ответила:
- Конечно, есть, душенька, кроме бюста в метро, у которого вы стоите, есть ещё большой памятник во весь рост на улице!
Под печальным поэтом действительно маялся самоотверженный Шмидт. Родинка на его лице – знак лидерства и власти, посерела от переживаний.
- Пушкина в Москве стало слишком много! - извинилась она и вымолила прощение поцелуем в щёчку.
Трогательный роман продолжился. Походы зимой на каток и в театр, долгие проводы, споры о прозе Булгакова и поэзии Блока. Наконец семья Коган решает:
- Пора бы на мальчика и посмотреть...
В трехкомнатной квартире на Волхонке жило девять человек. Папа с небольшими выпуклыми губами, явное свидетельство успеха в жизни и утончённая мама. Она учили дочку самому главному:
- Брови должны быть обязательно в виде тоненькой-тоненькой ниточки, удивлённо приподнятой!
Ещё имелись бабушка с дедушкой, дядья, тёти и сама Анечка, всеобщая любимица, единственная дочь и внучка.
- Валера приехал покорять Москву из небольшого русского города... - предварительно описала жениха она. - Юноша он всесторонне одарённый и очень положительный.
Первичное знакомство с семьёй прошло успешно. Маме понравился симпатичный белобрысый парень, а папа спросил:
- Молодой человек, учитесь или работаете?
- Учусь в кировском зоотехническо-ветеринарном институте, - ответил Валера, - сейчас в академическом отпуске.
- Почему?
- Хотел бы перевестись в военное училище Москвы.
- Ну, с этим я помочь могу, - открыто намекнул он.
Мама носила закуски из кухни в столовую. Накануне она сделала самую модную причёску. Она была выполнена из волнистых волос, с косым пробором, когда длинные волосы свободно падают до плеч, а один локон закрывает глаз.
- А Вы можете? - робко уточнил жених.
- Я многое что могу…
Мама подтверждающее кивнула крашеной головой. Непременно светлая мода на блондинок с киноэкранов недавно и прочно вошла в жизнь: почти все знаменитые актрисы СССР были блондинками с голубыми глазами. Появилось крылатое выражение:
- «Ничто так не красит женщину, как перекись водорода».
Отец Анечки показал гостю квартиру и из его намёков тот понял, что богатство семьи шло от деда. Он до революции владел небольшой фабрикой и был очень удачливым человеком, потому что в чехарде последующих событий сумел сохранить не только жизнь всех членов семьи, но даже кое-какие остатки имущества, выраженные преимущественно в хрустале и фарфоре.
- Не бог весть что, - определил их ценность Шмидт, - но на фоне всеобщей бедности впечатляет.
Кроме посуды ему понравились две двухпудовые гири, стоящие на балконе.
- А мне никак не удаётся купить гири, - признался он хозяину, - хочется научиться жонглировать, как видел однажды в цирке.
- Найдёшь ещё, какие твои годы!   
Впрочем, за столом выяснилось, что настоящий глава семьи - не дедушка-фабрикант, а его жена Ирма Михайловна. Женщина старой закалки, в том возрасте, когда голова уже заметно трясётся, но спина по-прежнему пряма, язык остёр, а ум ясен.
- Старости боятся только женщины - мужчины не успевают испугаться... - заговорчески шепнула она Валере.
Сквозь аристократические манеры изредка прорывался местечковый акцент, который нисколько её не портит. Конечно, её слово последнее во всех серьёзных вопросах, и в первую очередь кто достоин руки её драгоценной внучки.
- Мужчины, конечно, все кобели, но кто-то из них, как пёс, с разными сучками, - бабушка любила разговаривать афоризмами, - а кто-то, как волк, либо один, либо с одной волчицей навсегда... 
Формальным поводом для Валериного визита стало незначительное, человек на двадцать, семейное торжество. Гостиная полна родственников. За стол пока не садятся, но на него уже выставлены все дедушкины богатства:
фарфоровый сервиз знаменитого кузнецовского завода, бокалы и рюмки прямо с царского стола.
- В начале 20-х годов была распродажа дворцового имущества, - небрежно пояснил дедушка.
Салаты в салатницах, селёдка в селёдочницах, суп в огромной фарфоровой супнице.
- Можно снимать кино из буржуйской жизни… - подумал придавленный богатством гость.
Ирма Михайловна ведёт с Валерой светскую беседу, эффективности которой позавидовал бы любой следователь на Лубянке.
- Мужчина, который не находит времени для своих детей, не имеет права называться настоящим мужчиной! - категорично заявила она и продолжила допрос.
Через пятнадцать минут бабушка знала всех его родственников и всю биографию, начиная с двойки в первом классе. Поскольку двойка - самое страшное прегрешение, Шмидт чувствует, что экзамен он выдерживает так же блестяще, как и все предыдущие. Напоследок бабушка спросила:
- Валера, неужели вы только учитесь и сидите на собраниях?.. Скучно
ведь, надо как-то и отдохнуть, поразвлечься.
- Конечно, Ирма Михайловна! - бодро ответил прилежный студент. - Я ещё спортом занимаюсь.
- Да?.. И каким же?
- У меня второй разряд по волейболу и лыжам, первый - по шахматам и
спортивной гимнастике.
- Гимнастика? Это где на голове надо стоять?.. Я бы скорее умерла, чем
встала на голову.
- Ну что вы, Ирма Михайловна, это же так просто!
Он встаёт легко, почти без разбега и демонстрирует стойку на руках на краю стола. Тренированное тело вытягивается в струнку, элемент выполнен безукоризненно, гости ахают, Анечка замирает от восторга.
- Десять баллов ровно, Валерий Шмидт, Советский Союз! - успел произнести гимнаст.
В верхней точке траектории он неловко задевает ногой висящую над столом тяжёлую хрустальную люстру. Люстра мстительно обрушивается на праздничный стол, вдребезги колотя хрупкий кузнецовский фарфор и звонкий царский хрусталь. 
- Одним движением он довершил то, чего не смогли сделать революция, бандитские налёты и «нэп»… - опешил носатый дед.
Трехминутная мхатовская пауза. Тихой струйкой сыплются на паркетный пол обиженные осколки. Апрельской капелью туда же капает горячий рыбный суп. Мама держится за голову, папа за сердце.
- О боже! - Анечка выбирает между упасть в обморок и немедленно бежать от позора в Арктику.
Прочие родственники застыли в разнообразных позах, но все ждут реакции одного человека - Ирмы Михайловны. Бабушка не подвела. Она не высказала потенциальному родственнику ни одного слова упрёка, а обернулась к мужу и произнесла треснувшим голосом:
- Сёма, и где была моя голова?.. Ну почему я не спросила про шахматы?
После шумных смотрин от дедушкиных богатств остались только несколько золотых десяток, которые вечером были перепрятаны совсем уж на чёрный день.
- Наверное, я пойду… - промямлил Валера, отряхивая с брюк малосольную селёдку под шубой.
- Подожди, - остановил его закаменевший Коган.
Его нижняя губа, выступающая над верхней – верный знак эгоистичности и капризности стала ещё больше.
- Началось! - с тоской подумал Шмидт.
- Чтобы закончить незабываемый вечер на хорошей ноте, - продолжил мрачный отец Ани, - я хочу сделать тебе щедрый подарок!
- Какой?
- Дарю тебе гири.
Причём он наотрез отказался дарить одну, пришлось забирать обе. Опыта по перемещению гирь на длинное расстояние у парня не было. 
- Такси вызвать? - провокационно спросил Коган.
- Донесу и так… - ответил Валера и торопливо потащил их вниз.
Это был кошмарный ужас. Просто постоять с гирями в руках это одно.
- А нести их минут десять до трамвая совсем другое! - понял он через сто метров.
Когда немец пришёл на ближайшую остановку, руки, казалось, вытянулись до колен и скоро порвутся. Радовало, что трамвай быстро довёз его до нужной остановки, но до общежития оставалось километра два.
- Дотащу! - напрасно пыжился Шмидт.
Пройдя триста метров с передышками, он утомился, и решил отдохнуть. Отойдя от гирь в целях разведки окрестностей для нахождения попутки, он заметил незнакомого молодого человека, подозрительно присматривающегося к гирям. Он воровато оглянулся, взял их и быстро пошёл. Валера заинтересовался, но встревать не стал.
- Не убежит, - злорадно усмехнулся он, - это вам не кошелёк…
Метров через четыреста молодой человек поставил неподъёмную добычу на землю, плюнул и удалился, видимо поняв тщетность попытки грабежа. Общежитие Гнесинки было недалеко, поэтому мимо ходило много молодёжи. Гири ещё два раза за полчаса попадались на глаза жадным молодым людям, которые честно пытались унести их в общагу.
- Хорошо, что по пути! - радовался неудачливый жених.
Всё это время он легко шёл за самодвижущими гирями на близком расстоянии, пока последний человек окончательно не устал.
- Спасибо, что помог донести, а то такая тяжесть, сам понимаешь, - Шмидт уверенно взял у молодого человека неудобные гири.
До его временного дома оставалось всего пятьдесят метров...