Аванс

Тяжелые тучи ошметками мокрой ваты обложили истекающую бледной сукровицей раздутую желтую луну. Легкий морозный ветерок сочился сквозь щели в деревянной раме узких окон, острыми иголочками сквозняка щекоча вытянутые ноги человека в теплом домашнем халате, накинутом поверх белой рубашки и шерстяных брюк. Человек сидел в кресле, изредка поеживаясь и с нетерпением ожидая, когда уже начавший затухать камин, недавно подкормленный несколькими поленьями, разгорится вновь.

— Простите, Барон, что принимаю Вас в столь неофициальной обстановке, но Вы же знаете, как бывает… Мне неприятно это признавать, но я оказался совершенно не готов к Вашему визиту. Честно говоря, я просто не рассчитывал на Ваше посещение в столь поздний час... — Извинения были адресованы сидящему напротив мужчине неопределенного возраста с обильно напудренным лицом и выдающимся в смысле своих размеров и напыщенности филигранного вида парике. Барон, вопреки ожиданиям хозяина, войдя в комнату, сел поближе к окну, пояснив, что любит прохладу и вообще зимнее время года. У ног его сиротливо и слегка неуместно примостился дорожный саквояж, расставаться с которым гость отказался наотрез.

— Что Вы, что Вы, Граф, дело вовсе не в Вас, есть за мной такой грешок: встаю обычно очень поздно, собираюсь неторопливо, а в гости прихожу неожиданно. Так что это я должен перед Вами извиниться за свою чрезмерную эксцентричность.

— С другой стороны, Вы как раз к ужину.

— Да, действительно — Барон неопределенно повел аристократически тонкими плечами.

— Только не говорите, что Вы уже сыты! Сегодня у нас гусь, вы не представляете, как Марфа готовит гуся!

— Я поел. Так уж получилось. — виновато, почти не разжимая губ, улыбнулся Барон. Граф отметил про себя, что тот злоупотребляет помадой, так бы женщине краситься да пудриться, впрочем, кто их, европейцев поймет? — Но от ужина все равно не откажусь. Я люблю перекусить.

— Вот и прекрасно.

С кухни порывами, то накатывая и беспокоя желудок, то затихая и отступая на время, подобно морскому прибою — лишь для того, чтобы вернуться, доносились запахи жареного мяса, тушеных овощей и множества совершенно непонятно каких и в каких пропорциях смешанных приправ.

— Значит, Барон, вы пришли ко мне с предложением? Узнав об этом, я, право слово, решил, что надо мной подшутили.

— Нет, вам все передали верно. Я здесь чтобы пригласить Вас стать членом нашего общества. Вы известная научная величина: здесь в Империи. У нас Ваши труды менее знамениты, да и своих исследователей по вашей тематике вполне достаточно, однако подходы у них слишком, как бы это сказать… Бэконовские… Им не хватает философского взгляда на вещи, открытости мышления, знаете ли. 

— Я польщен, Барон, правда, польщен. Это честь для меня.

— Нет, Граф, это честь для нас. Знаете, после прочтения Вашей работы “Теоретический анализ и гностическая оценка католических методов борьбы с зомбификацией”, где Вы поразительно точно обосновали причины провала идеологического противостояния Папского престола со сторонниками концепции “новой вечной жизни”, я понял, что на Вас следует как минимум обратить внимание. Как там у Вас было… “Нельзя сначала бороться с ересью и заразой, а потом проводить эксперименты по воскрешению почивших от старости и обжорства кардиналов. Двойные стандарты делают из католиков пчел, сражающихся с медом, да еще и посредством жужжания. Где ваши жала, господа?!” Да, восхитительно, великолепно! Но основной причиной моего приезда стала Ваша последняя брошюра: “Православие и крестьянская община, как Святые щит и меч Империи”. Доказательство невозможности взрывного распространения эпидемии зомби в Вашей родной стране в связи с тотальной нищетой и территориальной отдаленностью различных групп населения друг от друга, поддерживаемое непосильными налогами, цензурой и религиозной пропагандой непротивления насилию государства над народом — потрясающе! И действительно, ну, обратятся где-нибудь крестьяне в ходячих мертвецов, чем им питаться? Они и при жизни-то мяса не видели, хлебом и водой перебивались, а тут, как встанут из гробов, кроме мяса ничего в горло не полезет, да где ж его найти-то? Тем паче, что до ближайших соседей по лесу пока доковыляешь, сто раз в болоте утонешь! А эта удивительная особенность зомбированного населения в вашей стране, которое при виде любого государственного чина тут же начинает бить челом. И, пока три раза в землю не стукнется, так ведь и не нападет.

— А я о чем говорю! — Огонь все еще трещал и коптил, робко и хаотично пробуя отсыревшие чурбачки искристыми жадными язычками, но щеки Графа покраснели, глаза блеснули в полутьме, вдохновение подхватило его, понесло в прекрасный мир идей и титанических планов, он уже не чувствовал холода. — Человека нужно приучать подчиняться, пока он еще жив, тогда и будучи мертвым он сначала барщину заплатит, а уже потом горло грызть полезет! Страх и привычка — сильнее инстинктов.

— И мы, члены Общества всестороннего изучения явления зомбификации, полностью с Вами согласны. Именно поэтому я здесь, — Барон приосанился и слегка кашлянул, подчеркивая важность момента. Хриплый, каркающий и даже отчего-то булькающий звук эхом заметался под высоким потолком. — Мы, предлагаем Вам вступить в наше Общество в качестве полноправного члена. Не стану отрицать, мы хотим использовать Ваш пытливый ум для своих нужд, но и вы наконец-то найдете достойное применение своему опыту и знаниям. Вас ведь здесь не очень ценят, несмотря на известность…

— Да, Вы правы, ­— граф вздохнул. Блеск в его глазах несколько приугас. Где Марфа? Уже пора подавать ужин. — Меня считают, в некотором роде, ученым чудаком, ведь, как вы правильно заметили, эпидемия не особо беспокоит жителей моего Отечества.

— Именно это мы и хотели бы исправить! С Вашей, безусловно, помощью. Пора идти на Восток!

— Извините? — Графу показалось, что он ослышался.

Барон не обратил внимания на вопрос и продолжил, как ни в чем не бывало:

— Но, сначала, Вы должны сделать вступительный взнос, аванс, так сказать.

— Впервые об этом слышу. — Граф нахмурился, он потерял нить разговора, и это ему не нравилось. К тому же, он проголодался, а Марфа не торопилась накрывать на стол.

— Ваш народ послушен, но ваше дворянство слишком привыкло к отсутствию ограничений, праздности и разгульной жизни. Его трудно контролировать. У него, и у Вас, мой друг, вы уж не обессудьте, слишком горячее сердце и непослушная плоть.
 
Да о чем он, в конце концов?! Граф начинал закипать, похлеще котла с недоваренным супом. При мысли о еде живот заурчал, вынуждая своего хозяина громко, перекрикивая внезапно загудевший камин, позвать в темноту коридора:

— Марфа, чтоб тебя, шельма, куда ты подевалась?! Неси уже ужин, а то я сам тебя поджарю и съем!

— Простите, — Барон казался смущенным, как никогда с начала беседы, — но я уже…

— Что уже?!

— Уже съел.

— Что? Гуся? Недожаренного? — почему-то сам образ нескладного и сутулого Барона, в одиночку запихивающего в рот куски жирного мяса с кровью, вызвал у Графа рвотные позывы в, казалось бы, совершенно пустом желудке.

— Нет, что Вы! Я не люблю птицу. Вот свежие девичьи лодыжки… Не доводилось пробовать? Вам понравится, я уверен. А вот мозг не оцените, враки это все — про мозги. Ну, разве что, под сырным соусом...

Холод вернулся к Графу, ледяной липкой лапищей прошелся вверх по позвоночнику, сминая, дробя каждую косточку, каждое ребро, а затем ударил кулаком в затылок.

Неподвижные сухие глазки Барона, утопленные в болезненной синеве глазниц, придвинулись ближе.

— Собственно, об авансе… Тело придется отдать. Не стану лгать, что будет не больно, но для Вас уже готово другое. Менее… мускулистое. Более спокойное и послушное. Слегка грузное, тут уж ничего не поделаешь, но дворянского происхождения, в этом я могу Вас заверить. Что же касается Вашего нынешнего туловища... Скажите, предложение об ужине все еще в силе?

Собеседник Графа широко ухмыльнулся, впервые показав черные, частично выпавшие зубы, щербато торчавшие в окровавленном провале рта. Вокруг быстро распространилась сладковатая вонь прогнившей плоти вперемежку с острым металлическим запахом свежего мяса.

Из комнаты был только один выход. Не убежать, подумал Граф и обреченно спросил:

— Это ведь не пудра у Вас на лице? Сколько лет Вы уже?...

— Мертв? Честно говоря, не считал. А что касается лица... Бледность не порок, — философски заметил Барон и, деловито наклонившись к саквояжу, достал из него острую хирургическую пилу, — скоро Вы сами в этом убедитесь!

Размахнувшись, он неуловимо резким движением полоснул Графа по шее.