Главка нового романа 05 - 14. 01. 2011 Омск

      «Мир зла приемлет из всех речей, либо славословие, либо молчание»
      Несмотря на федеральный розыск, в котором я находился, мне требовалась работа. Я соскучился по составлению текстов, редакционному коллективу, да и деньги бы не помешали, хотя у меня была достаточная сумма - около полумиллиона рублей, которые я получил как компенсацию за свое незаконное увольнение и как компенсацию за последующую преднамеренную ликвидацию телерадиокомпании, которую я возглавлял, администрацией города, которая уж не знала, как по иному избавиться от меня. Я долго раздумывал, кто мог бы меня прикрыть в ситуации противостояния с законом, где я мог бы работать без официального трудоустройства, или так, чтобы информация о моей работе не попала в интернет и далее к моим преследователям, и остановился на коммунистической газете города Омска под ярким названием «Красный путь»…
***
      К-ц, секретарь омского отделения коммунистической партии, оказался приятным в общении человеком. Он не вдавался вглубь обрисованной мною личной проблемы, а я, после прочтения книги «Россия в концлагере», понимал, что тот не будет мне помогать без личной заинтересованности, поэтому предложил:
      - Мог ли быть я чем-то полезным компартии?
      - Нам нужны оппозиционные к власти журналисты, - ответил К-ц. – У нас есть две газеты, конечно, вы сами понимаете, коли мы оппозиционная партия, то у нас больших денег нет.
      Ямало-Ненецкий автономный округ, из которого я выехал, претендовал на достаток, сравнимый с московским, поэтому оговорка К-ца прозвучала не случайно. Но сколько это «немного» или «скромно» по омским меркам, я не знал.
       - Как вы считаете, одиночка имеет шансы в борьбе с властью? – спросил я, чтобы что-то спросить.
      - Только принадлежность к системе дает человеку какие-то гарантии, - с чувством заметной гордости ответил К-ц. – К такой системе, как коммунистическая партия.
      - Условия работы? – спросил я.
      - Мы никого не неволим, - ответил К-ц. – У нас тоже есть планерки, есть задачи, но каждый выбирает свой путь, или приносит свою тему. Пройдите к Адаму О-вичу, главному редактору нашей газеты, он вам все объяснит…
      Я поблагодарил К-ца, вышел из приемной и задумался.
      В офисе коммунистической партии города Омска царила атмосфера казенщины и неприятных затхлых запахов. Что-то из далекого прошлого. Даже охранник на посту и тот был какой-то социалистический. Уж как им удалось выстроить эту атмосферу, можно было только догадываться.
      Допустим, секретарша К-ца. Милая девушка. Но одетая как-то старомодно в костюм, тщательно скрывающий все женские прелести и даже отдаленные на них намеки, она походила одновременно на многих деловых женщин, представленных советским кино.
      В тупичке коридора перед приемной К-ца на всю стену висел плакат, на котором великое множество людей теснились и теснились в рамках плаката, как на многих агитационных снимках советской эпохи, и держали эти люди в своих руках плакаты с требованиями: прекратить рост цен, прекратить воровство во власти и так далее. Что-то похожее на фото из книги «Россия в концлагере».
      Рядом с этим плакатом стоял стол, из-за которого выглядывали спинки трех стульев. Президиум. Не хватало только людей.
***
      Адам О-вич, редактор газеты «Красный путь», оказался человеком не менее приятным, чем секретарь омского отделения коммунистической партии. Немного полноватый, лет пятидесяти пяти, он производил впечатление вдумчивого, тактичного политика, и чем-то походил на пенсионного газетного журналиста Костикова из маленького нефтяного города Муравленко. Его интересовало более всего одно-единственное:
      - Вот зачем вам потребовалось идти к К-цу? – спрашивал он. – Не понимаю.
      - В моей ситуации я могу рассчитывать на помощь только оппозиционной партии, - ответил я, понимая, что недосказанное мною в разговоре с К-цом уголовное преследование и федеральный розыск лезут из моей ситуации заметно.
      От человека непонятного, какою бы малой эта непонятность ни казалась, лучше держаться подальше, от нее может быть большая проблема – это Адам О-вич, видимо, понимал отлично. 
      - Но нас тоже давят, - сказал он после короткого раздумья. – У нас тоже приказные материалы. Вам надо почитать нашу газету, и решить для себя насколько вы согласны с ее позицией.
      Адам О-вич уже с очевидным сомнением посмотрел на меня. В этом взгляде ощутимо горела фраза: «что-то ты не договариваешь, человек на вид молодой, заслуженный, способный претендовать на большую зарплату, что тебе коммунистическая партия…»
***
Сыр из «одуванчиков»
      Когда я приехал домой, мама рассказала, как она покупала сыр. Сыр был продан ей за 67 рублей. Мама рассчиталась, а потом отошла в сторону и в уме (для человека семидесятипятилетнего возраста нонсенс!) пересчитала стоимость покупки. Оказалось, что ее обсчитали. Она подошла к продавщице и недовольно бросила ей:
      «Вы обсчитали меня на этом сыре примерно на 15 рублей!»
      Продавщица, опытная и бывалая, знала, что торговый зал не оборудован средствами контроля покупок, а все пенсионеры - предсклерозные божьи одуванчики, потому заподозрила беспочвенный шантаж.
      «Тут нет контрольных весов! - вскричала она. - Как вы можете знать, что я вас обвесила?»
      Действительно, предположить пенсионера, считающего в уме, сложнее, чем говорящую макаку, но откуда она могла знать, что мама почти каждое утро начинала с развивающего мозг кроссворда, продолжала просмотром новостей, а заканчивала политическим или художественным спором.
      Она помнила даже то, что среди бардов не один Владимир Высоцкий обладал талантом, что песня со словами: «а потом начинаем спускаться, каждый шаг осмотрительно взвесив. В пятьдесят это также как в двадцать, ну а в семьдесят также как в десять» - написана совсем не им, а неким Юрием Кукиным.
      Она могла еще много о чем поспорить и выиграть. Поэтому, можно было простить продавщицу за легкомыслие.
      Мама выслушала ее и ответила в стиле, каким привыкла бороться с разного рода нарушителями ее спокойствия: с ленивыми слесарями, шумными соседями, непослушными детьми, случайными говорунами по домофону...
      «Послушайте, зачем мне ваши весы, если вес сыра написан на упаковке? – утвердительно спросила она. - Надо просто умножить вес сыра на цену. Смотрите. Сыра двести тридцать грамм, цена его такая-то. Сто грамм сыра стоит столько-то. Двести грамм стоят столько-то и плюс еще столько-то. Максимум цена этого сыра 52 рубля. Отдавайте сейчас же мои 15 рублей!»
      Продавщица оцепенела, будто увидела инопланетян. В голове, похоже, образовалась пустота. Она силилась понять, что ей говорит пенсионерка, которой место было в каком-нибудь приюте для людей, теряющих все подряд.
      «Если вы немедленно не вернете мне 15 рублей, я пойду на вас жаловаться!» - прикрикнула на нее мама.
      Продавщица в полубессознательном состоянии протянула маме 15 рублей, мама забрала деньги и пошла к выходу, обдумывая на ходу ситуацию, и внезапно ей пришла в голову еще одна мысль, которую надо было высказать провинившейся продавщице. Однако, когда мама вернулась назад к прилавку, продавщицы уже не было. Мама внимательно осмотрела всю торговую площадь за прилавком и заметила плечо продавщицы, выступающее из-за коробок, составленных в стопки. Она сидела, притаившись, лишь бы избежать стычки с пенсионеркой. Это мама заметила, но промолчала и удовлетворенно удалилась, тут же забыв невысказанную фразу, на место которой пришла известная: «боится, значит, уважает».
***
      Кстати, маму в предыдущих книгах я назвал Тамарой Леонтьевной, пенсионеркой со стажем. Я смешно и иронично описал в рассказах многих людей из своего окружения, некоторые из которых мне отплатили, как говорится: «по полной программе». Тот же глава маленького города Муравленко, превратившись из Б-вского в Хамовского в компании с руководителем своей пресс-службы, который из П-дина в моей книге обратился в Бредятина, «подарил» мне спустя четыре года после выхода книги и множество незаконных безосновательных преследований, некоторые из которых стали и законными и основательными, даже безо всяких оснований.
***
Сон-поучение о несостоявшейся мести 18.01.2011
      Задрин, заместитель директора телерадиокомпании по технической части, который взбаламутил коллектив на противостояние, и Бредятин, пресс-служка главы маленького нефтяного города, который попросту мстил за какую-то мелочь, попались Алику, бывшему директору телерадиокомпании, но в первую очередь журналисту, случайно. Бредятин сильно потерял в росте и стал похож на кота Бегемота из сериала «Мастер и Маргарита». Толстый карлик, которого можно было узнать только по бороде. Задрин ростом не упал, но похудел. Зеленая пляжная рубашка и шорты болтались на нем, не давая точно оценить истинные масштабы похудения.
      Алик выхватил нож, тупой неуклюжий нож, чтобы поквитаться со своими обидчиками, но едва взяв его, понял, что не сможет убить. Это поняли и его враги. Хуже нет ситуации, когда взяв в руки оружие и приравняв себя к человеку, против которого можно беспрепятственно оружие применять, понимаешь, что не можешь убивать. Тогда, по сути, остаешься безоружным.
      Требовалось сделать нечто устрашающее, и Алик запустил ножом в ближайшее окно. Стекло разбилось. На звук прибежал хозяин, которому Алик не хотел доставлять неприятности. Алик вынужденно извинялся. Воспользовавшись этим, Задрин исчез, а Бредятин остался, но уже ничего не боялся.
***
      О том, чтобы поквитаться с обидчиками, я еще не мечтал. Мои обидчики в безопасности схоронились далеко за мощью уничтожающей меня системы. Я сейчас походил на дичь, которая мечется в лесу, увертываясь от пуль охотников, которых жены отправили на охоту, потому что их вынудили дети. Так вот мои обидчики – это, образно говоря, те самые бабы и дети, которые инициировали охоту. Дичи до этих баб, детей, да и до охотников дела нет, ее задача – выжить, а все остальное - потом.

Фотография сделана в Омске, ее сюжет относительно похож на первую часть сюжета вышеопубликованной главы.