День и Ночь
Однажды после занятий, ожидая отца в пустом холле, Тая услышала робкие звуки скрипки, доносившиеся из третьего класса. Мелодия всё время обрывалась на одной и той же ноте, словно смычок спотыкался и не желал продолжать. Когда Тая заглянула в класс, юный скрипач опустил инструмент и горестно вздохнул. Тая кивнула ему — мол, не переживай, у тебя обязательно получится. Мальчик смущённо улыбнулся. Его карие глаза косили влево, словно искали скрипку на плече. «Неужели его глаза навсегда останутся такими? А мои? Я же не смогу рисовать!»
Утром Тая решила, что на скрипку больше не пойдёт. Она не знала, что скажет отцу, ведь она его очень любила и не хотела огорчать.
После уроков, бросив дома рюкзак, Тая взяла объёмную папку с рисунками и поехала в художественную школу. Директор был удивлён не столько поздним появлением маленькой девочки с большими дымчатыми глазами, сколько многообразием пейзажей и оттенков неба в работах семилетнего ребёнка. Светло-голубое и лавандово-синее, кобальтовое и почти ежевичное небо — более десятка непростых оттенков. Директор сам позвонил Таиному отцу сообщить, что её приняли во второй класс художественной школы.
После окончания школы Тая поступила в Суриковский институт. Она рисовала утром, днём и вечером. И хотя внешне была похожа на итальянку, на факультете живописи её называли Пчёлка Тая. Она рано вставала, заплетала густые волосы, брала этюдник и бежала в парк или на набережную писать рассвет. Картины Таи были живыми, они дарили настроение и излучали свет. Её глаза фиксировали любые оттенки лучше мегапиксельных камер, а рука легко переносила увиденное на холст. Её стиль стал узнаваем.
О её дипломной работе «Лето в Тоскане» заговорили в кругах коллекционеров. Освещённое солнцем поле подсолнухов на фоне полуразрушенной средневековой усадьбы притягивало взгляд. Хотелось склониться над золотисто-оранжевым подсолнечником, вдохнуть его терпкий аромат, затем отпрянуть, услышав мерное жужжание пчёл, и снова приблизиться, неожиданно уловив сладкие медовые нотки. На зрителя обрушивался зной итальянского лета, и приходило понимание, что та каменистая кладка на горе написана неспроста. Именно там, в усадьбе, под прохладными сводами можно было утолить жажду настоящим тосканским вином.
Получив диплом, Тая собиралась во Францию, чтобы написать серию картин «Осень в Нормандии». Она давно мечтала своими глазами увидеть пейзажи, впечатлившие её любимого Клода Моне: сад Живерни и пруд с кувшинками, отвесные скалы Этреты и Руанский собор. Она хотела написать картины в своём стиле, не подражая знаменитому художнику-импрессионисту.
В то утро, несмотря на проливной дождь, Тая восхищенно смотрела из окон такси. Яркими пятнами мелькали зонты, листья и инсталляции «Золотой осени». Водитель спешил, стараясь не упустить следующий выгодный заказ из Шереметьево. В Москве всегда все спешат. Такси, грузовики, маршрутки. И этот высокий парень на гироскутере — тёмная куртка с капюшоном, рюкзак, наушники — слушал Space Trip и спешил. Он не заметил, как переключился светофор, и выехал на проезжую часть. Тормозя, водитель такси резко вывернул руль влево. Покрышки с визгом цеплялись за мокрый асфальт, но машину всё же вынесло на встречку. Скрежет многотонного грузовика, громоподобный удар, крики, хаос, искорёженное заднее сиденье. Гироскутер развернулся к тротуару, блеснул, как оникс, и укатил подальше от проблем.
Очнулась Тая в темноте. Тошнило от запаха лекарств и хотелось пить. С головной болью и невыносимым гулом в ушах на неё обрушился мрак. Месяцы в больнице, операции, сочувствие друзей и однокурсников. Всё это добивало. Гипс сняли, слух и осязание вернулись. Страшный диагноз, словно ядерный взрыв. Жизнь — вспышка — необъятная тьма. Бессмысленные вопросы «за что?» и «для чего?». Неизвестность и отчаяние.
День стал ночью. Ночь становилась днём, лишь когда снились короткие сны. Тая просыпалась и видела темноту. Из всех написанных картин в мире мозг Таи воспринимал только чёрный квадрат. В больнице она подружилась с теми, кто прошёл разные стадии отчаяния. Потерявшие слух, зрение, руки и ноги, люди находили в себе силы жить, поддерживать других и даже рассказывать анекдоты. Тая пыталась осознать и принять то, что нельзя изменить. Она впервые поняла, для чего нужны аудиокниги – чтобы не сойти с ума, когда не можешь читать. С помощью новых друзей она училась шрифту Брайля, ходить с белой тростью и слушать окружающих.
Отец Таи не мог смириться. Он задействовал все свои связи и нашёл клинику в Германии и врача, который успешно делал подобные операции. Он продал часть бизнеса и отправился с дочерью в Мюнхен.
Тая досчитала до семи и увидела себя. Она стояла в саду Живерни в любимом голубом платье с чёрной повязкой на глазах. Рядом красовался новенький этюдник, кисти и набор французских акварельных красок. Девушка в голубом знала, что напротив тот самый пруд с кувшинками и деревянным мостиком. Пахло тиной, прелой листвой и древесиной, зазывно квакали лягушки. В саду разноголосо пели птицы и сердито стрекотали насекомые. Звук усиливался. Над головой девушки появился летающий дрон. Она продолжала рисовать с закрытыми глазами. Дрон недовольно ворча начал спуск. Когда он снизился на расстояние вытянутой руки, девушка отмахнулась, дрон рассыпался на тысячу надоедливых стрекоз. Они окружили художницу и своими шуршащими крылышками стали снимать повязку. Девушку охватила паника, шум не смолкал. Она пыталась отбиться от этого ужасного роя. В отчаянии она схватила этюдник, чтобы защититься как щитом, но стрекозы проникали повсюду. Бросив его и оставив свои краски, она побежала через сад. Пряный аромат многочисленных цветов кружил голову, её тошнило. Девушка споткнулась и упала. Кто-то кричал ей: «Вставай! Не сдавайся!»
Чудо не произошло. Ровно через год после аварии, Тая с отцом возвращались в Москву, где яркими пятнами мелькали зонты, деревья и инсталляции «Золотой осени», только они этого не видели. Тая держала поседевшего отца за руку и чувствовала, как он нервничает.
— Папочка, не переживай так. Я справлюсь. Мы вечно куда-то спешим. Мчимся и не замечаем, что людей с белой тростью, для которых день - всегда ночь, стало больше. Как и людей в инвалидных колясках, и тех, для кого наступила оглушающая тишина. Они не спешат, не жалуются. Они радуются своим маленьким победам, ежеминутным достижениям, каждому дню. Они учатся жить заново. Здесь и сейчас. И я смогу.
Тая заново училась жить. Жизнью вне времени и пространства. День оставался ночью, а ночь дарила свет. Ночью Тая становилась гениальной художницей. Она рисовала восход солнца над ромашковым полем, московские храмы в сирени и снегирей на заснеженных ветках.
Свидетельство о публикации №219011401205
Иногда мы сердцем видим больше, чем глазами.
Понравился рассказ)))
Юлия Полякова-Новикова 05.05.2024 12:59 Заявить о нарушении
Спасибо Вам огромное!
С пожеланием мира, счастья и любви!
Лана Сиена 06.05.2024 10:39 Заявить о нарушении