Новогодний

"В Новый Год оливье - это детский способ контроля над действительностью" - Яна посмотрела на тазики с салатом, которые нарезала сестра для всей семьи. "Нина, в Палестине сейчас стреляют, и даже в нашем городе многомиллионнике - люди, которым нечего есть и голодающие дети, а ты купила елку искусственную за 15 тысяч". Нина нарядила елку в снятом на новогодние праздники коттедже, собрала всю большую семью с призывом: "Отметить Новый Год, как в американских фильмах про Рождество". У Нины ломило спину, она упаковывала подарки, убирала, готовила. Нина измучилась продумывать и собирать вещи для короткого переезда, она отдельно собрала посуду, отдельно - украшения для стола, продукты, свечи, гирлянды. Муж участвовал своим скепсисом: твоя мама найдет причину к тебе прицепиться. Нина парировала: "Ну, не отставать же ей от твоей мамы".
Яна придерживалась стороны всеобщего мира, поэтому обсуждала войну: "Вы видели ролик про девочку-подростка, которая сама снимает репортажи о стрельбе и захватах? Арестовали ее дядю, она выложила свое видео в сеть, ей 11 лет. Нин, ты, конечно, можешь на текущую действительность закрывать глаза, но внутри-то себе не ври: тебя радует эта елка?".
- Елка - детям, или предлагаешь им снимать видео о захватах?

Вокруг елки бегали дети,  как и вокруг стола и стульев. Им пока не объяснили, что елка содержит в себе дополнительное волшебство. Стол, стулья и догонялки были достаточным основанием для полного счастья.
Нина спустилась в гараж на первом этаже еще раз пересчитать подарки, чтобы никого не пропустить.
Муж слонялся по гулкому чистому дому и думал: "Как хорошо, когда мебели нет, когда вещей нет, дышать легко, хочется лечь на пол и отжаться". За последние 10 лет он незаметно набрал 15 кг, стал ощущать сердце по утрам и колени - к ночи.
- Ты в состоянии мне помочь, Олег? Я ношусь третий день на метле. Можешь хотя бы коробки снизу принести и поставить под елку?
Олег посмотрел на стол, салфетки, вазочки, миски - бабье царство. Есть расхотелось. За последние 10 лет он каждый год хочет поехать на лыжах именно в новогоднюю ночь, но сидит и жрет, потом плохо спит, утром просыпается с больной головой, хотя не пьет, дальше - без сил сидит дома с Ниной и детьми, вываливается, словно обтертый чемодан, погулять на горку с сыном и дочкой и возвращается к злой Нине: "Уже пришли? Господи, я только пол успела вымыть, не топчите мне тут грязью".

Нина собирала всех, призывая к веселью: "Салатики на столе, курица запекается, сейчас свечи зажгу". Третья сестра, Оля, предложила испечь пирог, Нина отвергала других поваров и организаторов. Оля смотрела в окно, белые деревья светились в темноте собственным тусклым мерцанием, как светлячки летом. Оля научилась за общее детство не спорить с Ниной и мамой, как бы сохранять силы, но каждую секунду в этом съемном доме - закрывалась все больше. Казалось бы - уехать на природу, погулять по лесу, вырваться из города - в голову лезли фразы из туристических каталогов. Все придумано за нас.
- Если бы здесь не было тоталитарного режима Нины, если бы у меня была своя семья - Оля грустила, молча, одна, создавая иллюзию присутствия тела, она улетала душой так далеко как могла, как снег: он лежит здесь, но выпал высоко в облаках. Снег - он оттуда, и Оля - оттуда, но она сядет за стол и будет чокаться шампанским и есть курицу и убирать тарелки.
Нина руководила процессией: "сейчас привезут бабушку, внимание, встречаем с бенгальскими огнями". Бабушке 85, для нее 20-минутное путешествие на машине по кольцу, как перелет в Новую Зеландию из Петербурга. Страшно поскользнуться и упасть, не дай Бог, тазовую сломать или бедро - тогда она лежачий инвалид, а не сама себе хозяйка.  Катерина Ивановна могла бы отметить праздник одна, как всегда, но хотела видеть внуков, обещали что будет Дед Мороз, значит, детские глаза и маленькие чудеса: вопросы и реакции детей, которые нельзя предсказать.

- Бабушка, проходи, проходи, садись давай, сниму обувь тебе - Нина по привычке суетилась, Катерина Ивановна не сопротивлялась, подставила ноги, хотя обувалась сама: "Этот акт заботы нужен самой Нине, пусть так, она хорошая девочка и мама".

Яна поцеловала старую щеку: "Ты знаешь сколько аварий сегодня в центре? Всем приспичило покупать подарки, врезаются по глупости и невнимательности, торопятся от кассы - на тот свет!". Катерина Ивановна смотрела на красивые Янины волосы, как у ее матери когда-то, такой же мягкой волной. "Янусик, сядь со мной, скажи мне, есть в мире место где нет войны?". Яна задумалась, откуда бабушка взяла, про Палестину-то она слышать не могла". Яна стала прокручивать в голове нарезку из стран и городов, да и вопрос, что считать войной: голод бедных и безумные траты богатых, войну полов, гендерное притеснение, противоречия детей и родителей, внутренние конфликты. Яна училась на психолога, она понимала что война есть всегда: "Бабушка, я тебе как психолог отвечу, а не как журналист горячих точек, война есть всегда, в любой момент, брата с братом, матери с дочерью, собаки с кошкой, молчу про национальности и политику". Катерина Ивановна засмеялась, Яна всегда была любимицей и красавицей: "А я тебе скажу как обычная баба, солнце ты мое ясное, вот тут, в сердце не должно быть войны, даже когда бомбят сверху". На словах о бомбежке глаза сами стали влажными, дети, дети, не дай Бог.
Нина набила холодильник и радовалась, как ребенок счастлив от полного кармана фантиков с коллекцией принцесс или машинок.
Катерина Ивановна глянула на изобилие на столе, вспомнила, никогда она не видела столько смертей за один день, как после эвакуации, когда они с матерью в вагоне для скота, чудом вырвавшись из блокадного Ленинграда, добрались на юг, вдвоем, конечно без вещей - котомкам места не было. На южном полустанке встречали деревенские жители с хуторов, распределяли кто к кому пойдет жить. Прямо к поезду привезли хлеб, капусту, раздавали всем. Люди набросились на еду и тут же падали мертвыми: после долгого голода организм умирал от еды. В Ленинграде смерть была незаметна, боролись за жизнь, грелись как могли и чем могли. Здесь же, на солнечном поле, смерть вновь прибывших, спасенных, была несусветной глупостью, она была страшна, ужасна, невыносима. Катерина Ивановна тогда, малышкой, забилась в лихорадке, мать отпаивала ее теплой водой, от всего остального - тошнило. Лихорадка помогла выйти из голода и медленно вернуться к обычной еде и жизни.

Подбежал четырехлетний Владик: "Бабуска, бабуска, бабуска, ты знаешь что Дед Мороз мне подарит? Знаешь? Монстра или динозавра - самое страшное животное на планете, рррр!" Яна, накладывая себе селедки под шубой, хотя за стол еще не садилась, не пропустила мимо: "Самое страшное животное на планете - это человек, пора бы знать".
Нина встретила взглядом Олега, которого давно не было на кухне: "Самое страшное животное на планете - это небритый папа увалень". Под громкий всеобщий смех Олег швырнул подарки под елку, Лего в запакованных в цветную бумагу коробках притворно опасно дзинькнуло - сломать его нельзя. Все затихли. Дети замерли. Первой заорала Нина: "Ты нормальный вообще!". Владик заплакал. Вошла мама: "С Новым Годом, почему меня никто не встречает? Я не могла в ворота попасть пол-часа, замерзла". Олег прошел в коридор, взял ключи от машины: "Я ходил за дровами к бане 20 минут назад, Вас там не было". Нина от бессилия орала: "Маме не хами, она окоченела вся, посмотри!"
Мама и ее новый муж всегда выглядели жертвами неурядиц: погоды, транспорта, политики, они приехали с пустыми руками, так как без машины, как герои, прорвавшиеся сквозь линию фронта празднующих в центре и требующие отдыха о заботы.

Яна перед праздниками вколола ботокс в лоб и филлеры - в губы - после семейного сборища, Яна с неженатыми друзьями поедет, сначала, в зимнюю глушь гонять на снегоходах, ресницы покрасила в салоне, тушь не справится со снегом в лицо, потом - в город на выход с подругами. Катерина Ивановна вглядывалась в родную девочку, слегка ее не узнавая, что такое, память начала подводить или зрение: "Яночка, детка, у тебя нет аллергии? Лицо не отекло?" Яна улыбнулась одними глазами, все что выше глаз и ниже до шеи застыло под кожей качественным холодцом.

К прабабушке подбежала 3х летняя внучка Варя: "Мне не надо подарков, знаешь, бабуска, я попрошу Деда Мороза показать мне оленей". Нина метнулась к Ольге, как к самой творческой в их семье: "Оль, чего делать-то, может смотаться, купить в ОБИ светящихся оленей? Они по 3500 штука, вроде, а, вдруг, уже раскупили всех?".
- Бумага белая есть у вас? - спросила Катерина Ивановна, не отпуская внучку из рук.
- Бумаги? Нет. - Нина озиралась в чужом доме, зачем они здесь, пусто, ничего нет, детям нечем заняться, кот остался дома, она бы сегодня стирку поставила, когда бы все уснули, завтра уже бы чистое все было, а, салфетки же белые есть!
- Давайте ручку какую-нибудь.
Яна порылась в сумке: "Ручка, линер, карандаш, маркер".
Катерина Ивановна тихо развлекала Варю: "Нарисуем контур, так, сюда, рога, а сани у него есть?". Варя сопела, следила за бабушкиной пухлой рукой. - Сани летят за оленем. Теперь вырезаем аккуратно. Она достала из маленькой сумочки маникюрные ножницы. Дайте как вон тот стакан круглый. Бабушка послюнявила салфетку и обернула стакан, можно ленточкой или веревочкой завязать. Нина положила в стакан плоскую икеевскую свечку, зажгли, Варя залезла на бабушку, Яна выключила свет, свеча едва колыхалась, казалось, что олень сражается с ветром, летит сквозь снег, везет вереницу подарков год за годом, сначала детям, потом их детям и внукам, снова и снова. Из туалета в кухню вышла мама: "Почему так темно, я чуть не упала, споткнулась о порожек". Варя побежала за братом, он сражался с искусственной елкой, выдирал из нее пластмассовые палки на шарнирах, а елка, как гигантский человек-конструктор отдавала руки ноги, но все стояла.
- Послушайте, дети, елка стоит 15 тысяч рублей, не ломать! - Нина недосмотрев финала боя с елкой, открыла духовку проверить курицу.

Яна обратилась к Оле: "Вы знаете откуда эта традиция - ставить елку? Что означает символ дерева, знаете? Из нижнего мира в верхний растет дерево, объединяющее все и всех". Оля отвернулась: "Нин, а можно было на улице елку нарядить, вон, снег нападал бы на игрушки". Нина несла курицу: "Твое любимое слово "можно было", иди, наряжай, копайся замерзшими пальцами в снегу и иголках, ставь стремянку, подключай гирлянду - в пакет удлинитель надо замотать"
- Девочка, Яночка, а мы в каком? В каком мире тогда? - спросила Катерина Ивановна, она попыталась встать и пересесть на диван: "Ой, низко как, не встану потом".
- Мы в Срединном. Место заплутавших душ - Яна победно оглядела всех присутствующих.

Бабушка боялась за Яну, всегда, любила и боялась, она знала что Нина не пропадет, Нина уже в 16 лет отрастила себе широкую попу, встречалась с одноклассниками, ходила в походы. Яна - тонкая душа, мается, ни там ни там, заигралась в красивости, наряд, губы, фигура, съемки, фотографии себя в любом месте и положении.

Яна спросила бабушку: "Так вот вы как развлекались в детстве? Такие фонарики делали, когда интернета не было?".
Катерина Ивановна смотрела на детей, на свечку, снова на детей: "Я вчера в инстаграмме научилась, девица одна показывала мастер-класс такой, ты же мне установила. В моем детстве свеча не была уютом или развлечением, и детям бы ее не дали, можно деревянный дом спалить. Мы стреляли по крысам из рогатки. Налейте, мне чайку, пожалуйста, кто-нибудь".

Олег ехал в ближайший большой магазин, где еще работал спортивный отдел, за 15 минут до закрытия, он, растерзанный, влетел в отдел зимних видов спорта, где стояли лыжи и санки. Лыжи блестели красками и лаком, как леденцы. Ботинок к креплениям его размера не было, зато лыжи он выбрал самые лакомые, дорогие: желтый с черным. Тут же подумал: "Нинка скажет, что в цветах третьего Рейха, ну и пусть". Спор с Ниной не ослабевал ни на секунду. Последнюю неделю, по совету друга и коллеги, он слушал аудио-книгу американского коуча, о любви к себе - прежде всего, о том чтобы жить и делать, о том, что делать - это и есть жить! Только надо задавать себе правильные вопросы: "зачем, а не почему, кто если не я, кто я такой. Не "почему я уехал из дома", (потому что Нинка стерва), а "зачем" - чтобы проехаться на лыжах. Не надо откладывать свою жизнь на завтра. Новый Год - он сейчас. Есть только момент сейчас. И никакого другого нет".
 Олег вернулся, запарковался рядом с домом, переоделся в машине во все новое: лыжные штаны и куртку, ботинки, лыжи, перчатки и палки, шапочку. Выехал к Заливу и сразу нашел лыжню. У дома ветра не было, тишина и мягкость снега манили Олега на подвиги. На Заливе среди острых ледяных углов шла лыжня, сильный ветер поднимал колючий снег и бил в лицо: "Нет, до Кронштадта мне не дойти, поеду в Дубки что-ли, пробегу кружок". Олег пошел по берегу, где летом  среди сосен ветер намывает песчаные дюны, такие ценные в привычном низком горизонте Петербурга. Дюны в снегу образовали череду совсем маленьких горок. Олег, с непривычки и дерзости порыва ухода от Нины, неудачно съехал с горки - в ручей, лыжа попала под, ржавый от коричневой воды, лед, ботинок развернулся вправо, Олег всем телом - влево. Хруста и боли не было, но левая нога больше не держала Олега и не слушалась.
Через почти два часа от момента ухода, Олег постучал в дверь, его пустила на территорию консьерж, он не замерз, хромал, ключи от машины и дома, видимо, потерял при падении, значит за ними придется вернуться на Залив.
В дом вошел мокрый охающий Олег в новой одежде.
- Это что за явление народу здесь? - Нина с полотенцем вышла в центр кухни.
- Дед Мороооооз!!! - дети побежали с еловыми лапами, не узнав отца в новой одежде.
Яна помогла Олегу присесть на диван и разуться, шепотом спросила: "Чего случилось-то".
Олег скривился от боли, когда Яна стягивала ботинок.
Нина зачем-то в руки взяла еще одно полотенце, а другое - повесила на плечо, в таком костюме она напоминала кухарок или прачек на картинах фламандцев: "Да, дети, это Дед Мороз, он маме принес сломанную ногу вашего папы. Папа очень старался, чтобы всем сделать хороший Новый Год".
- Нин, мне больно, чего я старался, я упал, понимаешь, запнулся, забыл как ехать уже, 15 лет сижу салаты жру в Новый Год, чтоб тебе хорошо сделать!

Варя взяла новый лыжный ботинок в руки, разинула рот, как на приеме у зубного, и закричала во весь дух: "Папинаааа ногааа, отвалилаааась!".
Нина подхватила дочь на руки, усадила на колени: "Да это же ботинок новый, заинька, посмотри, родная, просто ботинок, в вот папа, ноги целы и сам весь хорош, смотри". Нина стала щупать Олега и улыбаться дочери, Варя заулыбалась матери и тоже маленькими пальчиками тыкала в папу. Олег замлел. Катерина Ивановна поднялась сама, подошла к ним: "Можно и я пощупаю, мне тоже захотелось". Яна схватила лыжные палки: "Я, пожалуй, тоже лыжи освою, только горные." Под всеобщий хохот она стала вилять попой и взмахивать руками по очереди, распевая: "то ли лыжи не едут, то ли я..."
Ольга отвернулась к окну: "Господи Боже, если бы у меня была своя семья, я бы никогда не пилила мужа, не пугала бы детей, если бы был муж, я бы его спросила: "что ты хочешь делать на Новый Год, дорогой, кататься? И я с тобой!" - вот как бы я сказала, и дети бы у меня с двух лет уже на лыжах стояли".

Варя и Владик перетягивали друг у друга лыжную палку с криками: "Отдам! Отдам! Отдам!", не умея выговорить "отдай".
Нина подбоченилась, глядя на Олега: "Правильно я понимаю, что Дед Мороз заплутал в снегах и к нам не приедет?".
Яна подмигнула бабушке: "Как всегда не правильно понимаешь" - и добавила шепотом: "Пашка приедет, я ему адрес смской скинула".
Пашка уже много лет -  Янин кавалер на Новый Год, она с кем только ни крутила романы, но в декабре каждый раз объявлялся Паша с серьезными намерениями, куда он исчезал к февралю - никто не знал. Яна привыкла к его душевному вниманию, заботе, он привозил ее портреты в рамках: Яна на коньках, Яна на скамейке ловит снег ртом, Яна тискает чужого щенка. Она искала для себя необыкновенной партии, как сказала бы бабушка. Пашка был слишком обычен.
Бабушка, понимаешь: "Он слишком обычен".
- Конечно понимаю, он слишком хорош, настолько, что мало кто понимает - Катерина Ивановна вспомнила мужа, если есть тот свет, то там ее встретит он, ее Лёлик, прямо у входа, подаст руку и они войдут вместе в новый светлый мир.
К ней обратилась ее единственная дочь, Люся: "Мама, помнишь, под каждый Новый Год вы с папой собирались разводиться, и так и не развелись никогда. А Яна под каждый Новый Год собирается замуж за Пашу, да так и .." Яна стукнула себя ладонями по коленям: "Мама, это сейчас к чему было вообще? Ты как скажешь, каждый раз, как в лужу напердишь, чесс слово!".

Катерина Ивановна медленно обходила вокруг наряженной елки: "С постоянством и честно пердеть в лужу - не так-то и просто".  Владик подскочил к прабабушке: "Не пердеть, а пукать! Не ругайся в Новый Год!". Варя крикнула: "Я умею пейдеть, я умею пейдеть".
Нина, наконец, рассмеялась: "Конечно, умеешь, ты - достойное продолжение нашего женского рода!".

Яна выпорхнула тонкой колибри звонить на крыльцо и почти сразу вернулась в дом оплеванным воробьем: "Он не приедет, он женился". Яна разинула рот и заплакала совершенно как Варя. Катерина Ивановна всегда поражалась одной удивительной особенности разных семей: сестры-матери не похожие между собой, все родство и схожесть, будто, отдают племянницам. Так, Яна и Варя, - словно близнецы, разбросанные в промежутке 30 лет. У Катерины Ивановны было две сестры, поэтому она мечтала об одном ребенке, получилась - Люся, которая любила своих теток больше матери и родила троих девочек, не мечтая ни об одной из них. Катерина Ивановна наблюдала за Ниной, Ольгой и Яной, сравнивая свою счастливость с их. Яна, вот кто на меня похож.

Люся-мама хотела пожаловаться, как тяжело они добирались, что она сто раз просила не готовить, обколотую гормонами, курицу, а просила "чистой" индейки, что она в толпе своих детей и мужей всю жизнь одинока, и, в итоге, уткнулась взглядом в Олю: "Ты как бабушка, не хочешь отвечать и молчишь, будто не слышишь, будто не к тебе обращаются".

В дверь постучали. Дети побежали с, уже ободранными, пластиковыми палками: "Дед Морооз!!!". Вошел Паша. Все засуетились. Яна припудривала лицо в раскатах грома. Катерина Ивановна слышала глухую речь в коридоре: "Ян, я решил по-новому попробовать, иначе ты не понимаешь, успокойся, я не женат, пока. Ты мне, помнишь, коуча американского советовала слушать? Он говорит: есть поведение и есть отклик. Меняйте свое поведение и изменится отклик, как-то так. Я сегодня останусь. И завтра останусь. Я вообще остаюсь".

Пока дети досматривали Пашины пакеты, Нина решилась. Она попятилась до лестницы в гараж, накинула на себя сатиновую красную шубу. Шуба тянулась по полу, костюм она купила на рост Олега. Подпоясала. Поняла, что подарки не поднять, взяла только часть детских коробок, которые еще не унес под елку муж. Выскочила на мороз в тапках, хорошо, шуба прикрывает ноги, поправила жидкую белую бороду и красную шапку. Вошла, эх, посох забыла сделать.
Дети молчали ошарашенные, Нина любила жизнь в этот момент и себя как никогда прежде.
Варя начала знакомство первая: "Дед Моёз, я себя хорошо вела".
- А что в руках у тебя, девочка? Кто тут что сломал? - Нина старалась говорить басом и не смеяться от счастья.
- Откуда ты знаешь? Мама сломала папе ногу и положила вот сюда! - Варя указала на брошенные в угол толстые лыжные штаны, заткнутые по краю в белым ботинок.
Нина вспомнила ссоры родителей, двух отчимов, ноющую мать, бесконечные разбирательства, почему-то нарастающие именно к Новому Году. В сияющем двух-этажном бежевом доме с дубовой лестницей мигала теплым светом елка, напряженные и нарядные сидели и стояли ее родные, муж Олег лежал на диване с ногой на подушке, Влад и Варя закидывали вопросами потерянного Деда Мороза. Она пожелает себе мира в сердце, мира в семье, она не будет как мама. Она точно, как мама. Она сама - горячая точка. Она не знает как это - мир в семье. Но в детстве она вырезала картинку из журнала Бурда с огромной украшенной елкой, горой подарков под ней, камином и красным сапожком с гирляндой - над камином.

Люся хлопала деду морозу и визжала: "Давайте на следующий Новый Год все нарядимся в одинаковые пижамы с оленями и сфотографируемся!".

Катерина Ивановна обняла дочь: "Мы и сейчас сфотографируемся, оленей у нас достаточно, Люсенька".

У каждой сестры висит дома фотография с того Нового Года. Они каждый год 31го созваниваются, встречаются со взрослыми детьми, вспоминают деда мороза Нину, предложение Паши, как мама хлопала в ладоши, а бабушка вырезала оленя из салфетки. Как они были счастливы всю жизнь. Как они были глупы иногда. Как летит время. Как бесконечно горит та свеча.