Обман - Джонатан Келлерман

Глава 1
У женщины были глаза загнанного зверя.
Бесцветные, слегка скошенные у наружных уголков, они смотрели в объектив невидимой камеры со смешанным выражением непокорности и поражения.
Она сидела неподвижно. Камера тоже не двигалась. Стена позади женщины была сине-коричневая, как старый, отцветающий синяк. Диван, на котором она сидела – серый. Она была красива, но страх её портил. Плечи подняты, мышцы на шее натянуты, как корабельные канаты. Чёрное платье без рукавов оттеняло нежную белизну рук. Слишком светлые для натуральной блондинки волосы бессильно падали на плечи.
Тянулись мгновения. Действия – ноль. При других обстоятельствах я бы, пожалуй, брякнул, что это, наверное, один из старых антифильмов Энди Уорхола: бесконечный статичный этюд с Эмпайр Стейт Билдинг или спящим человеком в главной роли.
Но когда лейтенант из отдела по расследованию убийств приносит тебе что-нибудь посмотреть, то ты смотришь и рта не открываешь.
Майло стоял рядом. Чёрные волосы взъерошены, плащ помят. Плащ был дешёвый, зелёный, заношеный до неузнаваемости. От плаща тянуло каким-то растительным духом – не слишком, впрочем, неприятным. Купленный на завтрак буррито так и лежал, нетронутый, у меня на столе – там, куда Майло плюхнул пакет.
Когда он заявляется ко мне, то обычно направляется прямым ходом к холодильнику, переливает в себя поллитра питья – что под руку попадётся – и нашаривает на полке что-нибудь повреднее, с высоким содержанием углеводов. На этот раз, явившись поутру, он проследовал прямо в кабинет, воткнул в щель проигрывателя компакт-диск и сделал приглашающий жест: «Прошу!»
Бланш – наша маленькая французская бульдожка – сидела подле меня с не характерным для неё серьёзным выражением. Сперва она попыталась улыбнуться, как обычно, но быстро усекла, что что-то не так, когда Майло не нагнулся погладить её.
Я почесал её за ухом. Она подняла на меня взгляд и опять уставилась на экран.
Губы женщины шевельнулись. Вот, сказал Майло.
Женщина заговорила.
- Меня зовут Элиза Фриман. Я преподаватель и репетитор в приготовительной школе «Виндзор» в Брентвуде.
Низкий, горловой голос. Пальцы сцеплены и бессильно лежат на коленях.
- Я делаю эту запись, чтобы документировать непрерывные издевательства, которым я подвергаюсь в приготовительной школе «Виндзор» в Брентвуде, которую я в дальнейшем именую просто «школа».
Глубокий вдох.
- В течение двух последних лет в школе я подвергаюсь постоянному, беспричинному, агрессивному и унизительному сексуальному приставанию со стороны трёх лиц. Их зовут…
Правая рука поднимается. Палец выпрямлен и направлен кверху.
- Энрико Хауэр. Х-А-У-Э-Р.
Выпрямляется второй палец.
- Джеймс Уинтерторн.
Медленно, по буквам. Третий палец.
- Пэт Скаггс.
Рука падает на колени.
- Вот уже два года Энрико Хауэр, Джеймс Уинтерторн и Пэт Скаггс превращают мою жизнь в ад своим жестоким, неспровоцированным и угрожающим сексуальным поведением. Я делаю эту запись, чтобы, если со мной что-нибудь случится, власти знали бы, кого искать. Я не знаю, что ещё я могу сделать – я чувствую себя в ловушке, я боюсь, и мне некуда идти. Я надеюсь, что эта запись никогда не увидит света – но если она пригодится, то я рада, что сделала её.
Женщина зажмурилась. Её губы продолжали беззвучно шевелиться. Она ссутулилась. Вдруг она выпрямилась. Желваки на щеках. Скорее непокорность, чем поражение во взгляде. Взгляд прямо в камеру.
- Спасибо за внимание.
Пустой, синий фон на экране.
- Вот и говори после этого о второразрядных сюжетах для фильмов-страшилок, – сказал Майло.
Я сказал:
- Но ты же пришёл с этим ко мне. Она убита?
- Вполне возможно. Заморожена.
- Что, у судмедэксперта работы невпроворот?
Хриплый, резкий смешок.
- Я в буквальном смысле. Сухой лёд. Замороженая углекислота. Она обнаружена у себя дома в ванне, наполненной сухим льдом.
Я попытался представить себе блондинку в виде замороженного трупа – картина, промелькнувшая перед моим мысленным взором, мне не понравилась – и опять вернулся в образ доброго доктора.
- Кто-то пытается сбить следствие с толку, лишая вас возможности определить время смерти? Или психопат с новым способом предъявить плоды трудов своих?
Он поморщился, словно каждое из этих предположений причиняло ему боль. Вынув диск из дисковода, он убрал его обратно в прозрачную пластмассовую коробочку. Никаких перчаток: дактилоскописты уже отработали диск. Единственные отпечатки – Элизы Фриман.
Я спросил:
- И что ты теперь намерен с этим делать?
Он покрутил головой.
- У тебя кофе есть? А хлеб для тостов найдётся?
 
Глава 2
Мы вышли из дома, держа в руках пластиковые стаканы с кофе и полдюжины тостов из ржаного хлеба, щедро намазанных маслом.
Когда Майло хочет подумать, позвонить, послать текстовое сообщение или поспать, он иногда просит меня сесть за руль. Нарушает полицейский порядок. Впрочем, кто не нарушает порядки? За мою работу водителем он платит натурой: в баре за выпивку расчитывается он.
Тосты явно были в центре его внимания, и я предложил поехать на моей «севиль». Он отрицательно покачал головой – крошки полетели во все стороны – и направился к своей служебной машине – «Шевроле-Малибу» цвета начищенной бронзы, без полицейских опознавательных знаков. Астматически закашлявшись, машина завелась. Свернув на север, на Беверли Глен, он крутил баранку левой рукой, одновременно запихивая в рот ломти хлеба правой.
Рация была выключена. Лежащий на заднем сиденье буррито наполнял салон изысканным ароматом тушёных бобов.
- В ответ на твой незаданный вопрос: несподручно за рулём. Вымажусь весь.
- Ну, вопрос про буррито был не первым из тех, что я собирался тебе задать. Куда едем?
- На место происшествия. Студио-Сити.
- Не в твоём районе – но дело на тебе?!
- По сводкам, вообще не убийство. Но дело на мне.
В чем разница между новичком и опытным психологом? Опытный психолог знает, когда лучше промолчать.
Я промолчал и отхлебнул кофе.
- Может, там есть микроволновка – разогреть буррито, – сказал Майло.
Пока Элиза Фриман была жива, она обитала в одноэтажном зелёном домишке, крытом рубероидом, на узенькой тенистой улочке к востоку от Лорел Кэньон и к северу от бульвара Вентура. Достаточно близко от магистрали, чтобы слышать шум моторов – но весь вид загораживали более высокие дома и толстые, давно вступившие в пору зрелости деревья.
Зелёный домишко сидел в конце длинной грунтовой дороги, рассечённой полосой бетона. У парадной двери припаркован серый седан – не малолитражка, но явно недостаточно большая машина, чтобы скрыть все морщины и родимые пятна домика, открывшиеся взгляду, как только мы подъехали поближе: облупившаяся краска, кое-где до голых досок – старых и местами покоробившихся. Домишко явственно клонился вправо, выдавая просевший фундамент.
Никаких следов жёлтой ленты, обычно огораживающей место преступления. Постового, охраняющего дом, тоже не видно.
- Когда её нашли? – спросил я.
- Вчера вечером. Сожитель. Говорит, что звонил ей три дня назад, говорил с ней – но после этого она на звонки не отвечала. Сорок восемь часов вполне укладываются в предварительное заключение патологоанатома о предположительном моменте наступления смерти. Скорее всего, ближе к началу этого срока – под утро. Сухой лёд, ты же знаешь, не тает – он испаряется, так что подсчитать скорость таяния по объёму жидкости, как с обычным льдом, не получается. В холодильнике сухой лёд испаряется со скоростью пять-десять фунтов в сутки – но при комнатной температуре процесс идёт быстрее.
- Пустые мешки из-под сухого льда нашли?
- То-то и оно: нет.
Значит, кто-то прибрал за собой.
- Место происшествия ещё не затоптали?
Майло нахмурился.
- Место происшествия я ещё не видел. В пять утра меня разбудил заместитель начальника, Вайнберг. Испортил сон – я как раз умудрился совершенно случайно крепко уснуть. Диск, ключ от дома и некое подобие уголовного дела привез мне на дом курьер десятью минутами позже.
- Очень интригующе – и вопиющее нарушение правил, – сказал я. – Похоже, приказ поступил с самого верха.
Озираясь по сторонам, Майло медленно ехал к дому. Слева – заросли. Справа – двухэтажная усадьба в колониальном стиле. Тоже обшита деревом, как и домишко Фриман, но то, что было видно, было выкрашено белой краской и украшено чёрными ставнями. От просторного соседнего участка полоску земли, на которой сидел домик Фриман, отделял трёхметровый каменный забор, обложенный поверху старым кирпичом. Кое-где кирпичную кладку закрывали заросли бугенвилеи, усиливая ощущение изолированности, защищенности обоих участков.
Не исключено, что одноэтажный домик начал свой век в качестве флигеля при большем здании – ещё в те времена, когда склоны Ущелья подставляли бока просторным, на несколько акров, участкам земли. Домик для гостей. Или для прислуги. А может, склад реквизита одного из актёров-ковбоев, которому захотелось устроиться поближе к съёмочным площадкам Бёрбанка, где частенько снимали сцены из жизни Дикого Запада.
Майло затормозил в паре дюймов от припаркованной «краун-вик». За рулём никого – но из-за дома появился мужчина в кремовом костюме.
На волосок выше Майло, с его шестью футами и тремя дюймами, он был широк, чёрен и в очках. Костюм был двубортный и скроен так, что почти скрывал наличие под ним служебного оружия.
Мужчина кивнул.
- Привет, Майло.
- Привет, Стэн.
- А это кто?
- Доктор Делавар.
- Твой психолог.
- Звучит так, словно я – его пациент.
- А что? Психотерапия нынче в моде, Майло. Начальству нравится, когда подчинённые занимаются самоанализом и погружением в себя.
- Я, похоже, не заметил этого циркуляра.
Мне подали руку. Рука была большая.
- Стэнли Крейтон, доктор.
Я пожал руку.
- Что тебя заставило спуститься с Олимпа, Стэн? – спросил Майло.
- Тоже мне Олимп, – хмыкнул Крейтон. – Прислали приглядеть.
- Новый пункт должностных обязанностей капитана полиции?
- Что прикажут, то я и делаю, – ответил Крейтон. Он повернулся ко мне. – Кстати, доктор: я очень ценю Ваше участие, но тут Вам быть не положено.
- Оставь, Стэн, ему можно. Взлёт разрешён.
Крейтон нахмурился. Утро было прохладное – но его затылок был словно мокрое чёрное дерево.
- А я, похоже, не получил этого циркуляра.
- Лежит, поди, под кучей приказов с мудрыми мыслями Его Расточительства.
Крейтон блеснул безупречными зубами.
- А что бы тебе не назвать его так в глаза? Доктор, покиньте территорию.
- Нет, Стэн. Ему не надо покидать территорию.
Улыбка Крейтона растаяла, уступив место на его лице холодному, угрожающему выражению.
- Ты хочешь сказать, что у тебя есть папская булла, разрешающая допустить его к данному конкретному месту происшествия?
- С чего бы я стал импровизировать по этому поводу, Стэн?
- Вот и я думаю: с чего бы, а? – сказал Крейтон. – Разве что с того, что поведение человека не всегда отличается рациональностью. Наверное, поэтому моя жена – врач, между прочим! – курит по полторы пачки в день…
- Звякни в Ватикан, Стэн. Проверь.
Крейтон пристально посмотрел на меня.
- Следует ли понимать, доктор, что лейтенант Стёрджис предупредил Вас о том, что дело тут исключительно деликатное?
- А то как же.
- Исключительно, – повторил он.
- Люблю исключения, – сказал я.
- Отчего, доктор?
- Они гораздо интереснее правил.
Крейтон попытался улыбнуться. То, что у него получилось в результате, было ему к лицу, как волкодаву бикини.
- Уважаю Вашу работу, доктор. Моя жена – невропатолог, она по работе постоянно общается с психологами. Но мне вот кажется, что лейтенант Стёрджис полагается на Вас не столько в расчете на Ваши профессиональные навыки, сколько в чисто личном плане. – Крейтон набрал в грудь побольше воздуху. – Ну, типа, хорошо ему в Вашей компании.
Прежде чем я успел ответить, он резко повернулся к Майло.
- Сколько времени тебе тут надо?
- Трудно сказать.
- А поточнее?
- Брось, Стэн, -
- Фотографии места происшествия ты уже видел. Тело давно увезли. Отпечатки пальцев и смывы – в лаборатории, а компьютер потерпевшей увели. Что ты тут собираешься увидеть?!
Про диск с фильмом – ни слова.
- Зачем вообще работать, если можно просто зайти на сайт detective.com? – сказал Майло.
- Бац-бац – и мимо! – сказал Крейтон. – Короче: ничего ты тут такого не узнаешь. Вот разве что если ты из этих, из парапсихологов – чтение мыслей на расстоянии, вибрации всякие…
- Ты на моём месте не зашёл бы взглянуть?
- Давай, загляни, чтобы у начальства претензий не было. Только поживее. Я тут с шести утра торчу – а разбудил меня Вайнберг в пять, со своими ценными указаниями. По утрам мне вообще не до развлечений – а сегодня моё колено мне просто жить не даёт. Так что сделаем так: я пойду прогуляюсь не спеша – а когда вернусь, чтоб духу вашего тут не было. Вот тогда я смогу отсюда смотаться и заняться тем, за что мне официально деньги платят.
Неодобрительный взгляд в мою сторону.
- Вы тут поаккуратнее, доктор.
Мы смотрели ему вслед. Он слегка прихрамывал.
- За кого он играл?
- За университет штата Невада. В большие игроки не выбился.
- И за что ему официально деньги платят?
- Раньше работал в отделе сексуальных преступлений. Теперь перекладывает бумажки и присутствует на совещаниях.
- И иногда играет охранника.
- Да. Забавно.
Мы пошли к зелёному домику. Я спросил:
- Если всё тут настолько шито-крыто, как тебе удалось получить у шефа разрешение взять меня с собой?
- Я тебе расскажу, когда получу это самое разрешение.
Крыльцо домика заскрипело под нашим весом. Болтавшаяся под навесом кормушка для птиц была пуста – ни корма, ни воды. Майло вытащил ключ с биркой, отпер дверь, и мы вошли в маленькую, тускло освещённую гостиную. тумбочке для телевизора – пусто.
Я спросил:
- Её видеоаппаратура в лаборатории?
Утвердительное движение головой.
- Где нашли диск?
- В стопке её любимых фильмов. По крайней мере, так записано в её деле.
- Крейтон про него ни словом не обмолвился.
- Я же сказал: его доставил курьер.
- Что за курьер?
- Мужчина. В костюме.
- С значком?
- Не без того.
Я спросил:
- Какие-нибудь объяснения?
- Записка в конверте сообщала, что диск найден в стопке фильмов, принадлежавших жертве.
- Найден – но в список вещественных доказательств не включён.
- Забавно, правда?
- Кто выезжал на первичный вызов?
- Два детектива из Северного Голливуда. Сказали, что им абсолютно нечего мне сообщить.
- Ты не собираешься объяснить мне, отчего завертелись шестерёнки?
- Не из-за неё, – сказал он. – Им на неё наплевать. В том-то и дело, Алекс.
- Значит, дело в подозреваемых. И в том, кто их работодатель.
- Я тебе этого не говорил. ОК?
- Неужели у этой школы такие связи?!
- А что ты думаешь? Если там учатся детки нужных людей… У тебя были пациенты из «Виндзор»?
- Было несколько.
- И что ты заметил? Есть что-то общее?
- Богатенькие и ухоженные детки. Чаще всего умные – но страдающие от стресса. Учёба, спорт, одноклассники – всё это, знаешь ли, налагает… Другими словами, ничем не отличаются от подростков из других приготовительных школ.
- Теперь будут отличаться. Из-за этого убийства.
- Из-за одного конкретного, отдельно взятого студента.
Молчание.
- А между тем скоро надо подавать документы в колледжи, – сказал я. – Попробую угадать. У шефа полиции есть чадо, и чадо метит в один из привилегированных университетов.
Майло откинул со лба упрямую прядь волос. Рассеянный боковой свет подчёркивал каждую оспинку на его лице, как на рекламном фото.
- Ты мне этого не говорил.
- Сын или дочь?
- Сын, – сказал он. – Единственный. Послушать его мамочку – тоже мне, Дева Мария! – так просто Альберт Эйнштейн.
- Ничего себе смешанная метафора.
- А чем плохо? Оба были хорошие еврейские мальчики.
- Заканчивает в этом году?
- С отличием. Собирается в Йейль.
Я сказал:
- В этом году будет трудно, как никогда. Абитуриентов будет – как собак нерезаных. Многих отличников ждёт разочарование. Ко мне вернулись два пациента, которых я вёл, когда они были детьми. Нуждаются в моральной поддержке, говорят, что на чашу весов кладётся всё, даже мелочи и пустяки. Если начнётся большой скандал – может проснуться бог отсева кандидатов.
Майло отвесил поклон.
- О Великий и Мудрый Свами, мудрость твоя пронзает зловоние!
Он пошёл по комнате, по кругу.
- Старина Стэнли ошибся. В том, почему я на тебя полагаюсь, нет ничего, связанного с твоими личностными качествами.
Ну, по этому поводу Крейтон, возможно, и ошибся – но уж насчёт того, что осмотр дома не даст нам ничего, он, похоже, был прав.
Квартирка уже начала приобретать нежилой, заброшенный вид. В небрежно и дёшево обставленной жилой комнате помещались книжная полка «сделай сам», битком набитая школьными учебниками, сборниками для подготовки к экзаменам на аттестат зрелости. Несколько фотоальбомов с красивыми снимками дальних, незнакомых мест. Джейн Остен, Афра Бен и Джордж Эллиот в бумажных переплётах.
Кухонька – слепок шестидесятых: мебель из фанеры и формайки. Вялые фрукты и овощи в мини-холодильнике начали покрываться плесенью. В морозилке лежала пара коробок замороженной пиццы. В шкафчике над кухонным столом было битком маленьких бутылочек с алкогольными напитками и несколько полновесных литровых бутылок. Дешёвый джин – но рядом водка «Серый Гусь». Никаких миксеров и шейкеров, даже для приличия.
Единственная спальня – пещера девять на девять футов – открывала взору односпальную кровать и тумбочку из IKEA.
Мрачный вид: взгляд из единственного окна упирался в стену ползучего плюща. До склона – рукой подать, но окно наглухо заперто и закрашено вместе со шпингалетами. Дешёвый вентилятор в углу делал вид, что занимается циркуляцией воздуха. Несмотря на его усилия, в воздухе витал лёгкий трупный запах.
Лёгкий потому, что сухой лёд замедлил неизбежное. Но мы все гниём, это только вопрос времени.
Я спросил:
- Личинки были?
- Немножко в носу и в ушах. Мухи, наверное, под дверью пробрались. Личинки, понятное дело, замёрзли напрочь.
Он обыскал комнату. В платяном шкафу обнаружился гардероб благоразумной женщины – угнетающе однообразный и утилитарный, вплоть до нижнего белья: белый хлопок, скромный покрой, ничего вызывающего.
С одной стороны кровать теснил небольшой, почти деревянный письменный стол. На столе ваза с засохшими цветами. Рядом – бледный прямоугольник: след пропавшего компьютера. На фотографии в белой деревянной рамке – Элиза Фриман и лысый рыжебородый мужчина примено её возраста на фоне длинного ряда игральных автоматов и ослепительно-яркой, кричащих цветов комнате. Оба в футболках и шортах, явно поддатые, ухмылка до ушей. У мужчины в поднятой руке – пачка банкнот. Одной рукой Элиза Фриман обнимает его за талию, другая рука поднята, пальцы растопырены в победном V.
По нижнему краю рамки – надпись красным курсивом: «Рино: Саль выиграл по-крупному!» Надпись разукрашена розовыми сердечками и зелёными маргаритками.
Продолжая рыться в ящиках и на полках, Майло сказал:
- Приятно вытянуть счастливый билет. Хотя бы иногда.
Последняя остановка: ванная. Готовый пластиковый модуль – кабинка, которая требует ремонта раньше, чем сантехники закончат её устанавливать.
Аптечку выпотрошили техники-криминалисты. Раковина грязная, но проку с того…
Майло продолжал пялиться на раковину. Если он и ощущал вибрации, то по нему это было не заметно.
Наконец он повернулся ко мне.
- Её сожителя зовут незатейливо – Сальваторе. Фамилия – Фиделла. Вошёл он, открыв дверь своим ключом. Её машина была на месте, никаких признаков взлома, никакого беспорядка. Нашёл он её в ванне, во льду, голую и синюю. Кто-то купил льда с запасом, в расчёте на испарение – килограммов десять, а может, и пятнадцать. Из-за отсутствия следов крови, первичное предположение было о передозировке. Хотя её не рвало, хотя Фиделла утверждает, что она не употребляла наркотики, и хотя пустых флаконов поблизости не найдено. Фиделла вызвал полицию. В деле есть запись, и я её прослушал три раза. Звучит он – в полном шоке. Но я его ещё не видел и ничего о нём не знаю, кроме того, что записано в Северном Голливуде. Что не выходит за рамки информации из его водительских прав, так что я пока воздержусь от умозаключений.
- Где он живёт?
- Неподалеку. Шерман Оукс.
- Спят вместе – а живут врозь?
- Иногда так оно лучше для обоих.
- Иногде это признак семейной драмы.
- У тебя ещё будет возможность с ним встретиться. Есть ещё идеи?
- На диске она не производит впечатления аффектации. Как раз наоборот: у неё есть все поводы для драматизации, а она совершенно неэмоциональна.
- Депрессия. Ты думаешь, самоубийство?
- Она была на льду или во льду?
- Частично погружена.
- Что означает сильнейшую боль от холода через несколько секунд. И ожоги кожи.
- Ожоги есть.
- В большинстве случаев самоубийцы стараются избежать боли, – сказал я. – Да и поза… эксгибиционистская. Совсем не похоже на женщину на диске.
- Возможно, она пыталась привлечь таким образом внимание к тем трём учителям.
- В таком случае, она оставила бы записку и положила бы диск на виду, а не в середине стопки. А то и отправила бы его по почте. И, кстати: а как ты объяснишь исчезновение пустых мешков из-под льда?
- Возможно, в мусоре. Выйдем отсюда – проверю.
Он снова взглянул на ванну. Сгорбился.
- Да, это убийство. Тебе это очевидно. И мне это ясно. И Его Высочеству тоже.
- Но ему бы очень хотелось, чтобы ты пришёл к другим выводам.
- На записке, доставленной вместе с диском, нет подписи, но я узнаю его почерк. Даже когда он пишет печатными буквами.
- А я думал, он порядочный человек.
- Всё относительно.
- Кто поблизости торгует сухим льдом?
- Попробуем узнать.
 
Глава 3
Два пластиковых мусорных контейнера за домом оказались пустыми. Майло позвонил в коммунальный отдел, выяснил, что мусор не вывозили три дня. Десять минут блуждания по телефонному лабиринту полицейской бюрократии вывели его на заведующего криминалистической лабораторией. Да, весь мусор и другие предметы с места происшествия доставлены в лабораторию. Когда начнут обрабатывать? Ни малейшего понятия: дело помечено как несрочное.
Когда Майло спросил, входят ли в «другие предметы» пустые пакеты из-под сухого льда и компьютер Элизы Фриман, его попросили подождать на линии. Полученный через несколько минут ответ заставил его поиграть желваками.
Он захлопнул мобильник и побрёл к своей машине без опознавательных знаков. «В настоящий момент доступ к данной информации отсутствует”.
Мы уселись в машину как раз тогда, когда вернулся капитан Стэн Крейтон: узел галстука ослаблен, полы пиджака развеваются, мобильник прижат к уху.
Когда мы отъехали, он всё ещё говорил. Говорил быстрее.
Трио магазинов, торгующих льдом, оказалось в пяти минутах от места происшествия. В ближайших двух никто не покупал замороженной углекислоты уже несколько недель. Этот товар идёт в основном летом, сказали оба продавца.
В пункте проката оборудования для пикников на углу Фултон и Сатикой в Ван-Нуйс нам повезло. Мускулистый, мордатый парень с тремя серьгами в правой брови и наколотой «колючая проволока» на бицепсе несколько секунд изучал визитку Майло, потом сказал:
- Ага, был тут, типа, один чувак. Купил льда навалом.
Он взглянул на карточку попристальней.
- Отдел убийств? Он типа чё, убийца?
- Когда это было?
- Я бы сказал, ну, в понедельник.
- В какое время дня?
- Я бы сказал, часов в семь.
- Утра или вечера?
- Вечера. Я закрываю в восемь.
- Сухой лёд – ходовой товар?
- Ну, берут на вечеринки, в дальние поездки. Не очень ходовой. В большинстве мест не продают кубики, только пласты. Я спросил того чувака, что ему надо – говорит, сухой лёд, тридцать фунтов. Акцент такой, испанский. Я ему кубики дал – они не очень идут, чего бы не избавиться.
В руке у Майло появилась записная книжка.
- Латиноамериканец?
- Ага.
- Возраст?
- Ну, не знаю. Лет тридцать, сорок. Напоминает этих, ну, которые ждут подённой работы возле магазина, торгующего красками.
Взмах рукой в западную сторону.
- Как он платил?
- Тремя десятками.
- Сколько льда можно купить на эти деньги?
- Тридцать фунтов кубиков. Они идут в специальных пакетах – малость замедляет испарение. Он же испаряется. Даже в пакетах и в холодильнике, десять процентов в сутки.
- У этого человека была сумка-холодильник?
- Не приметил. Он взял пакеты и вышел.
- Настроение?
- Не понял.
- Как он держался? Нервничал?
- Я бы сказал, он был малость сконфужен. И торопился.
- Сконфужен? В каком смысле?
- Ни хрена он не понимал в том, что покупает. Взял кубики, хотя большинство берут пластами. Мы даже подгоняем по размеру.
- Сколько пакетов получилось?
- Три по десять фунтов. Он чё, правда убил кого-то сухим льдом? Типа, заморозил насмерть? Или ожоги? С этой штукой надо осторожно: попадёт на кожу – обожжёт на всю катушку.
- А как ещё можно причинить человеку вред с помощью этой штуки?
- Что Вы имеете в виду?
- Кроме ожогов и обморожений, какой ещё вред от сухого льда?
- Ну, я им приладился муравьёв травить. Если они заводятся в закрытом помещении, кладёшь кусок углекислоты, они от холода дубеют – а дышать-то нечем. Вот они и дохнут. Углекислота же испаряется. Это ж от неё глобальное потепление!
- Растения дышат углекислым газом, – сказал Майло.
- Да? Ну, муравьи – не растения.
Смех.
_ У моей сестры в подвале завелись муравьи – так я принёс туда блок углекислоты, заклеил все щели, через пару дней дохлых муравьёв тьма тьмущая. Она потом пылесосом эту гадость вычищала. Так что этот тип сделал?
- Пока непонятно. Банкноты, которыми он платил, ещё здесь?
- Не-а. Вчера были инкассаторы, забрали всё из сейфа и из кассы.
- Вы бы не могли описать его поподробнее?
- Я же сказал: мексиканец. Лет тридцать-сорок. Небольшого роста.
- Растительность на лице?
- Типа, борода? Нет. Бритый.
- Почему Вы решили, что он подёнщик?
- На нём были светлые рабочие штаны, типа тех, что носят маляры.
Парень несколько раз кивнул головой – сам себе, словно удивляясь собственной проницательности. Серьги в брови звякнули.
- А рубашку не помните?
- Хммм… Дайте подумать. Футболка. Чуток великоватая. Белая. Надпись. Какой-то университет. И какой-то зверёк прикольный – вроде большой крысы с длинным языком.
- Великовата, – сказал Майло. – Из тех, что носят уличные шайки?
- Да не был он ни из какой шайки. Ни татуировок, ни гонора. Просто тип в штанах. Я подумал, ему углекислота для дела. Муравьёв морить, типа.
- Футболка университетская – а типаж не тот?
Парень засмеялся.
- Поденщик-то? Да он, поди, и аттестата зрелости в руках не держал.
Выходя из магазина, я сказал:
- Эмблема университета Ирвин – муравьед.
- А я-то уж было подумал, что вот, наконец, скунсы начали пользоваться популярностью…
Два квартала до магазина, торговавшего краской, мы прошли пешком. Немало магазинчиков по дороге оказались заколочены; многие другие – на грани. Пятеро работяг-подёнщиков неприкаянно сидели на бордюрном камне, как потерпевшие кораблекрушение.
Все пятеро были одеты в белые рабочие штаны, двое из них – в белые футболки. На одной футболке красовался логотип Диснейленда; вторая была забрызгана краской, но без картинок. Первый, заметив нас, сделал попытку уйти. Стоять, рявкнул Майло. Когда это не помогло, он перешёл на испанский: «Policia, no La Migra”. («Мы из полиции, а не из иммиграционной службы!»)
Он поговорил с каждым на своём полицейском испанском. Поговорил мягко, без нажима. Никто не признался, что покупал сухой лёд. Большинство заявило, что не знают, что это такое.
У одного из пятерых глаза бегали во все стороны, и его Майло попросил предъявить удостоверение личности первым. Около пятидесяти, высокий, худой, лысеет, обвислые усы. Протянул калифорнийское водительское удостоверение. Руки трясутся. В ответ на просьбу Майло предъявить что-то ещё, подтверждающее личность, пожал плечами. Майло протянул свою карточку:
- Амиго, ты поможешь мне – я помогу тебе.
Опущенные вниз глаза.
- Ты хочешь мне что-нибудь рассказать о парне, который носит футболку Ирвинского университета?
- Нет, босс.
Майло ткнул пальцем в карточку.
- Видишь? Лейтенант. Это значит «большой босс». Gran patron. Muy importante. (Большой начальник. Очень важный (исп)).
- Окей.
- Что окей?
- Ты большой начальник.
Непонимающий взгляд в ответ на фотографию Элизы Фриман. Остальные четверо – та же реакция. Майло дал свою карточку каждому: если они помогут ему, то это принесёт им удачу, сказал он. Пять непонимающих взглядов в ответ.
По пути к машине Майло ещё раз взглянул на данные нервного мексиканца.
- Гектор Руиз, живёт в Беверли-Хиллз, к северу от бульвара, там, где большие усадьбы. У того, кто подделал это удостоверение, явно есть чувство юмора.
- Может быть, он там работал за жильё.
- Ну разумеется. Он носил ливрею, и его звали Дживс. Ну, зачем подёнщику тридцать фунтов сухого льда? Количество, подозрительно близкое к предварительной оценке эксперта.
- Если только Муравьед выбирал футболку не просто так. Ему заплатили, чтобы он купил лёд, и он решил замутить воду.
- Или этот маленький и нервный мексиканец и есть убийца. – Смех. – Можно подумать, что я готов в это поверить…
Его мобильник начал исполнять «К Элизе» Бетховена. Чёрный юмор? Спрашивать бессмысленно.
Последовал двадцатисекундный разговор. Вся роль Майло состояла из нескольких реплик «Да, сэр». С каждой следующей репликой он всё сильнее ссутуливался.
Он убрал телефон в карман.
- Велено явиться. Магомет идёт к горе. Немедленно.
- Приятной беседы.
- Не мне велено. Нам велено.
- Меня тоже приглашают?
- Тебе приказывают.
 
Глава 4
Без пробок до офиса шефа полиции в Паркер-Центр можно не спеша доехать из Ван-Нуйс за двадцать минут. Ехать, однако, было велено в другую сторону, и мы больше часа ползли в пробке, нюхая чужой выхлоп. Тронулись. Остановились. Тронулись. Остановились…
Бистро «Дилижанс» притулилось поблизости от девятой лунки загородного клуба «Калабасас». Заведение явно претендовало на эксклюзивность, что не мешало посещать его каждому, кто мог наскрести на месячный абонемент.
По мере приближения к стоянке перед рестораном, безупречные газоны и наманикюренные, но плохо приспособленные к нашему климату австралийские перечные деревья уступили место гравию под колёсами, пыли и простецкому забору. Среди пригоршни припаркованных у входа машин оказался и синий «линкольн» модели «таун-кар», который Майло сразу же идентифицировал как личную тачку шефа. Ни телохранителя, ни второй машины – с группой прикрытия. Никого.
Бревенчатое, крытое черепицей строение. Меню у входа утверждало, что шеф – француз и что здешняя кухня – сочетание техасской, мексиканской и таиландской. Модерн и комфорт.
Бойкая официантка с причёской «конский хвост» провела нас к садовому столу из красного дерева, заткнутому в угол патио. Тут растительность была подходящая: старые калифорнийские дубы со скрученными столетиями ветров из Санта-Ана стволами. За одним из таких стволов, напоминавшим шкуру носорога, и устроился шеф – подальше от непрошенных взглядов.
Не переставая есть, он ткнул китайскими палочками в сторону двух толстых фолиантов. В меню модерново-комфортная кухня оказалась представлена гигантским порциями с занудными описаниями. Стоявшая перед шефом прямоугольная тарелка была шириной в полметра.
- А что Вы едите, сэр?
- Шестой номер.
Тридцать две острых меконгских креветки в соусе из спаржи, приправленном мелиссой и душицей, на подушке из козьего сыра с пережаренными чёрными бобами, обложенные по краям китайской стеной из свиной грудинки, копчёной по-домашнему.
Шеф сказал:
- Я же знаю, Стёрджис, Вы гурман.
- Благодарю Вас, Сэр.
Шеф надвинул козырёк бейсболки на брови. Вместо обычного чёрного костюма и пятисотдолларового галстука он надел джинсы и короткую коричневую кожаную куртку. Кепка и зеркальные очки закрывали изрядную часть его безжалостно изрытого оспинами, странного треугольного лица. Оставшаяся часть измученной плоти скрывалась под кустистыми седыми усами.
Он – один из немногих людей, рядом с которыми лицо Майло выглядит гладким.
Балансируя портативным компьютером, явилась другая официантка, тоже с «конским хвостом».
– Что вы будете сегодня, парни?
- Номер Шесть, – сказал Майло.
Я пробежал глазами меню и заказал гамбургер из лосятины с ветчиной из бизона.
- Следите за холестеролом, доктор Делавар? – спросил шеф.
- Люблю бизонье мясо.
- Тогда вас уже двое: Вы и Баффало Билл. И индейцы. У Вас ведь в роду индейцы, верно?
- В числе прочих.
- Дворняжка. Как и я.
Насколько мне было известно, он был чистокровный ирландец.
Он сказал:
- У меня тоже индейская кровь. Из племени сенека. Во всяком случае, так утверждала моя бабушка по отцовской линии. Впрочем, не уверен. Она крепко выпивала.
Он покрутил палочки в руке.
- Как и ваш отец.
Я не отреагировал.
Он снял солнечные очки. Его чёрные глазёнки обшарили моё лицо. Так дерматолог осматривает кожу пациента.
- Когда человек много пьёт, это отражается на ясности мышения.
- В некоторых семьях это – проблема, – сказал я.
Он повернулся к Майло.
- О чём ты думал, когда потащил его с собой к Фриман, не спросив разрешения, а потом ещё и повесил лапшу Крейтону? Ты что, решил, что он не проверит, меня не спросит?
- Я решил, что спросит, Сэр.
Палочки полетели на стол.
- Так что, это твой способ показать мне средний палец?
- Нет, Сэр. Это мой способ делать свою работу хорошо. Настолько хорошо, насколько позволяют обстоятельства.
- А без него ты уже свою работу делать не можешь? Это что – психологическая зависимость?
- Это предпочтения, основанные на опыте предыдущей работы, Сэр.
- Тебе для полноценного фукционирования мозгокрут в команде нужен?
- Если случай необычный, а у доктора Делавара есть время, то его присутствие очень способствует работе. Я решил, что Вы не будете возражать, так что я даже не предвидел никаких возражений.
- А Крейтон?
- А Крейтон – бюрократ.
Шеф поднял палочку, внушительно покрутил её в пальцах. Чёрные глаза уделили время и внимание – по очереди – то мне, то Майло.
- Понятно. Ты не предвидел никаких возражений. Ну-ну.
- Учитывая…
- Я понял. Это всё туфта. Удивительно, как доктор вообще терпит твои выходки.
В прошлом шеф дважды предлагал мне должности у себя. Титулы впечатляли, но я отказался.
- Я понимаю, какой прок от психолога, если случай необычный, Стёрджис, но я не предвижу никаких психосексуальных ужасов в этом деле.
- Тело, упакованное в сухой лёд, неоднозначность причины смерти и полное пренебрежение инструкциями делают это дело достаточно необычным.
- Доктор, Вы считаете, случай необычный?
- Не совсем обычный.
- Стёрджис объяснил Вам, почему так важно соблюдать конфиденциальность?
- Объяснил.
- И что именно он Вам сказал?
- Что Ваш сын учится в «Виндзор» и подал документы в Йейль.
- Что Вы думаете про Йейль?
- Высший класс.
- Прекрасная репутация, – сказал он. – Прямо как у этих умников из хедж-фондов и у кретинов из «Фэнни Мэй» – до тех пор, пока с них не спустили штаны. И что под ними оказалось? Пустота.
- Вам не нравится Йейль?
- Мне настолько наплевать, что я даже не могу сказать, нравится он мне или не нравится. Они все одинаковые: прислуживают избалованным богатым барчукам или тем, кто мечтает стать избалованными богатыми барчуками. Несколько лет назад гении из приёмной комиссий Йейля отказали тысячам умных, толковых американских ребят, но зачислили какого-то афганца, служившего до этого пресс-секретарём у талибов. Держу пари, что это парень не пошёл изучать высшую математику и не стал капитаном команды в дискуссионном клубе. Потом те же гении приняли студентку на факультет искусств. У неё была интересная творческая концепция: забеременеть, сделать аборт и заснять всё это на плёнку. После чего она стала повторять всё это снова и снова. А может, прикидывалась. Мы живём в безумном мире. Рембрандт в гробу вертится.
- Вне сомнения, – сказал я.
- Не имею ничего против Йейля – не больше, чем против любого другого из этих привилегированных курортов. Чего я не могу понять – так это почему наш Чарли хочет туда поступать. Моя жена училась в университете Колумбия, потом на юридическом в Пенн. А я получил эту дурацкую степень магистра в Гарварде – два года мотался в Бостон слушать, как эти напыщенные болваны несут чушь. Я сделал ошибку: поехал на вручение дипломов, да ещё захватил с собой мать и жену. Это было ещё до рождения Чарли. Они устраивают церемонию во дворе университета – неплохая идея для восемнадцатого века, когда это была маленькая духовная семинария для богатых олухов. Теперь места там хватает примерно для четверти приезжающих на церемонию. Места нумерованы, вас рассаживают так, чтобы впереди сидели богатые козлы, подарившие университету целые корпуса. Моя жена и мать стоят два часа на жаре, добираются, наконец, до своих мест – и в конечном итоге не видят ничего: эти бесцеремонные болваны перед ними решили встать и стоят всё время. Сзади них сидят несколько милейших негритянок из Бронкса: их племянница – первый человек в семье, получающий университетский диплом. А у них нет ни малейшего понятия о том, что происходит. Жена поворачивается к ним и говорит: вот они – гении, командовавшие вьетнамской войной. Доктор, они все такие: бездумные, непрактичные, самонадеянные.
- Высшая лига.
- Да любое элитное заведение. Они как семиклассники: ни один семиклассник не чувствует себя популярным, пока не добьётся, чтобы всех остальных за людей не считали.
Шеф огорчённо покачал головой.
- Да его бы в Колумбии, Пенн и Гарварде с распростёртыми объятьями приняли – там же ценят, когда сын идёт по стопам родителей! – а он зациклился на Йейле.
- У детей это бывает, – сказал я.
- Что? Глупость и упрямство?
- Стремление к самостоятельности.
- Психотрёп, – сказал он. – Да-да, моя жена так и говорит. Чарли, видите ли, считает, что ему будет непросто учиться там, где над ним всё время станет витать тень его отца, поэтому он ищет себя. Вот же глупость! Да я что, давлю его в чём-то? Да уж поверьте мне. Он вдвое умнее меня, да вдобавок умеет играть на скрипке, мать её…
Улыбка Майло была мимолётной – но шеф заметил.
- А ты и доволен! Я попал в ситуацию, когда я не могу дать тебе хорошего пинка, как я привык: от души и без промаха.
Мне:
- Я сказал Чарли, чтобы тот подавал в Гарвард – на предварительное рассмотрение. Это же ни к чему не обязывает – просто в случае чего будет запасной аэродром. Нет, заявляет он: это нечестно по отношению к ребятам, которые действительно хотят попасть в Гарвард. Знаете, сколько абитуриентов были приняты в прошлом году в большую тройку – Гарвард, Йейль и Принстон? Шесть процентов. А в этом году ситуация будет ещё хуже: абитуриентов прибавится. У Чарли средний балл – четыре с лишним, если посчитать все предметы, и психометрический тест он сдал на 1540 с первого захода. Можно подумать, что место на студенческой скамье у него в кармане, правда? Как же. Бабушкины сказки.
Я сказал:
- Мне кажется, что он сам по себе – сильный кандидат. То, что он Ваш сын – Ваш и Вашей жены – должно помочь ему.
- Почему?
- Вы люди известные.
Он ткнул себя пальцем в грудь.
- Если бы я был безмозглым актером и отцом сына-дебила – вот тогда я бы у них числился «известным». А так я – «карьерист с правыми политическим взглядами», и не надо мне рассказывать, что политика тут ни при чём. Да, Чарли умница – но я пока не тороплюсь бронировать билеты в Нью Хейвен. А тут эта история. Дурацкий диск. При этом она-таки умудряется оказаться убитой. Этим олухам только дай повод принять вместо моего сына какого-нибудь хамасника из сектора Газа, которого они смогут научить, как получше делать бомбы – и они этот шанс не упустят.
Я спросил:
- Значит, Вам не кажется, что это – самоубийство?
- Тело упаковано в лёд, но мешков рядом нет. Компьютер жертвы исчез. Она уже жаловалась, что ей угрожают. С какой стати я стану думать, что это самоуби... – о Госсссссподи…
Резкий смешок.
- Вы что, серьёзно думали, что я стану вам навязывать версию о самоубийстве?! Бросьте, я всё-таки учился в Гарварде.
Шеф опять принялся за еду. От попытки Майло задать вопрос он отмахнулся.
Пару глотков спустя Майло предпринял вторую попытку.
- Значит, я смогу вести это дело так, как считаю нужным?
- Вот теперь, – сказал шеф, – ты звучишь как параноик. Может, ты и впрямь не годишься для того, чтобы вести это дело. Всё-таки тут есть психологические обертоны…
- Даже у параноиков есть враги, – сказал Майло.
- А у дураков их всегда навалом.
Лицо шефа налилось кровью, но его тираду прервало прибытие заказанных нами блюд. Мой гамбургер оказался суховат, и я отодвинул его. Майло принялся пировать.
Очистив полтарелки, он перевёл дух и отложил вилку.
- Прошу прощения, Сэр, но мне по-прежнему неясно, чего Вы от меня ожидаете.
- Закрыть это чёртово дело – вот чего я от тебя ожидаю. Только тихо. Что это значит? Ладно, я тебе скажу. Никаких публичных заявлений без моего ведома. Не топорщить пёрышки, не болтать лишнего о том, что школа «Виндзор» – притон беззакония, не врываться туда, как штурмовик, и не запугивать администрацию, преподавателей, студентов, уборщиц, белок, бегающих по лужайкам, и птиц, залетающих в воздушное пространство школы!
- А что насчет тех троих, о которых говорит Фриман?
- Встреча с ними будет тебе обеспечена. Ты её сожителя – итальяшку этого – уже проверил?
- Всё, что я успел – это посетить место происшествия и прочитать дело, Сэр. Если это можно назвать делом.
- Того, что есть в деле, достаточно, чтобы ты мог начать работать. Начни с сожителя. Кто убивает женщин? Мужчины, с которыми те связываются. Вот если итальянец окажется чист как стёклышко – получишь доступ к учителям. И не приставай ко мне до тех пор. И никакой электронной почты по этому делу – ни мне, ни кому-либо другому. То же и с телефонными разговорами: не записывать. Уголовное дело – вот единственный документ, который ты будешь вести. И его тоже – строго в соответствии с правилами. Это значит, никаких размышлений в письменном виде. Или в устном – ни с кем, кроме меня. Понял?
- Да, Сэр.
- Более того: если тебе в данный момент не нужно это уголовное дело – скажем, сделать запись или проконсультироваться с кем-то, – держи его в ящике стола. В запертом. То же касается твоих текущих записей и переписки. Даже клочок бумаги типа «Не забыть» – и тот под замок. И никаких копий не снимать, пока я не проверю весь материал.
Шеф выудил из тарелки очередную креветку.
- А в остальном – всё как обычно.
- А что насчёт доктора Делавара?
- Ну, поскольку ты уже добился, что доктор – свершившийся факт, не вижу, отчего бы нам не воспользоваться его помощью. Не предвижу тут никаких проблем: доктор прекрасно знает, что психологам, которые не умеют держать язык за зубами, может крепко достаться от врачебной комиссии штата.
Чуть приподняв козырёк своей бейсболки, он подмигнул.
- Впрочем, не думаю, что дело дойдёт до этого, доктор.
 
Глава 5

Мы оставили шефа ломать голову, что заказать на десерт – пирог с фруктами или шоколадный кекс, приготовленный без муки.
Майло поставил коробку на нейтраль, нашел в блокноте номер мобильника Саля Фиделлы и позвонил.
- Очень хочет помочь, готов встретиться немедленно. Вперед, в Шерман-Оукс.
Он полистал атлас.
- Хм… Похоже, это в Ван-Нуйс. Возможно, старина Саль слегка претенциозен. Правда, было бы неплохо, если бы он оказался психопатом-дегенератом и патологическим лжецом?
Я сказал:
- Было бы ещё лучше, если бы у шефа был глупый сын.
Дом оказался одноэтажным, в испанском стиле, на Бурдет-Корт, чуть севернее бульвара Бёрбанк. Облупившаяся серая краска придавала ему шелудивый вид.
Корчневый, семидесятых годов «корвет» занимал всё пространство стоянки. Вокруг – разномастное сборище соседних домов: от новеньких, без единого пятнышка коттеджей с газонами типа «гордость хозяйки» перед ними до полных развалюх с забетонированным дворами, в которых громоздились трейлеры и старые, ржавые машины.
Дом Фиделлы укладывался примерно в середину шкалы: аккуратно подстриженный газон – но никаких ландшафтных изысков, если не считать заморённого банана в считанных дюймах от тротуара. Окно завешено чем-то, смахивающим на простыню. «Корвет» был в грязи, а бетон под ним – в трещинах.
- Он явно не стал тратить свой выигрыш на отделку дома, – сказал Майло.
Фиделла вышел на крыльцо с незажжёной сигарой, помахал нам издалека. Пять футов шесть дюймов, низкий центр тяжести, велюровый тренировочный костюм цвета виски и жёлтые шлёпанцы. Рыжая борода уступила место седой эспаньолке. В одном ухе что-то поблёскивало.
- Игро-ок, – протянул тихонько Майло. – Как ты думаешь, это бриллиант?
Фиделла смотрел на нас, но подойти к машине не спешил. Лизнул кончик сигары. Сложил руки на груди.
- Он похож на человека, убитого горем?
- То-то будет здорово, – сказал я.
- Что?
- Ну, если он и впрямь окажется психопатом-убийцей. Тогда ты это дело живо закроешь, Чарли поступит в Йейль и станет президентом Соединённых Штатов.
- Помечтай, помечтай.
Он вылез из машины.
Саль Фиделла подал руку Майло, потом мне.
- Привет. Поганая история.
У него были темно-синие глаза, пухлые пальцы и походка с наклоном назад. Казалось, что верхняя часть его тела пытается догнать нижнюю. Вкрадчивый бас диктора – с таким голосом хорошо продавать вещи, которые покупателю не слишком нужны.
Гостиная, куда мы вошли, сошла со страниц каталога «Всё для Холостяка»: чёрные кожаные диваны с встроенными подголовниками и подставками для стаканов, оттоманка в цвет, заваленная, за неимением кофейного столика, пепельницами, пачками сигарет, коробкой сигар и коллекцией пультов дистанционного управления. Бар отдавал явное предпочтение текиле и рому. Всяческие аудио- и видеоустройства загораживали б;льшую часть камина. Шестидесятидюймовый плоский телевизор над каминной полкой был настроен на спортивный канал и показывал запись матча Лейкерс-Селтикс из добрых старых времён, когда гиганты спорта ещё выходили на поле в спортивных трусах. Звук был выключен.
Смежная столовая особой меблировкой не отличалась. Через открытую дверь был виден пустой кухонный стол. Тряпка, закрывавшая окно, оказалась не простынёй: потрёпанная бежевая портьера свалилась с багета и держалась на липкой ленте и бельевых прищепках. Пахло в доме, как в баре после закрытия.
Фиделла спросил:
- Пива, ребята? Или чего покрепче?
- Нет, спасибо, – ответил Майло.
- Ну, а я выпью. Не возражаете?
- Бога ради.
Фиделла прошлёпал к бару, налил себе двойную порцию «Сильвер Патрон», выбрал ломтик лимона из миски с разными цитрусовыми, прицелился и брызнул соком в текилу.
Пока он вернулся и сел напротив нас, половины текилы в стакане уже не было.
- Не могу поверить, что Элизы больше нет. Безумие какое-то.
- Вам досталось. Найти её там, – сказал Майло.
- Как из фильма ужасов. – Фиделла затянулся сигарой, отхлебнул. – Я как увидел её – сразу понял: всё. Конец. Но я, наверное, подсознательно не хотел принимать это, и всё время повторял себе: всё будет в порядке! И только потом, позже, до меня начало доходить. – Пухлая рука рубанула воздух. – Это навсегда.
Фиделла поковырял пальцем в уголке глаза. Выудил что-то, внимательно осмотрел улов. Стряхнул.
- Похоже, она была не слишком осторожна. Другой бы стал параноиком.
- Почему?
- Подонки из её школы – она говорила, что на неё идёт охота.
- Какие подонки? – спросил Майло.
Фиделла покачал головой.
- В том-то и дело. Она имён не называла. Я попытался выудить это из неё – но она просто сменила тему.
- Всё, что она сказала – это что кто-то хочет её убить.
- Ага.
- Ни почему, ни как?
- Не-а.
- Когда произошёл этот разговор, мистер Фиделла?
- Ну, может, с месяц назад. Недели три. Честно говоря, парни, я решил, что она просто драматизирует. Была у неё такая манера. Особенно в определённые дни месяца – ну, вы понимаете, о чем я. Гормональные дела.
- У неё были перепады настроения?
- Сегодня она такая лапочка, вся светится, а назавтра вдруг словно чёрной тучей накрыло: вся зажатая, замкнутая. В такие дни она перестаёт отвечать на телефонные звонки. Я обычно просто приезжал к ней – думал, попытаюсь её… разогреть. Ну, вы понимаете. Но она не открывала, а если я входил, открыв дверь своим ключём, она начинала беситься. Хотя она сама мне его и дала. По правде сказать, это было первое, что пришло мне в голову, когда она не отвечала на звонки три дня подряд – ну, что она опять на нервах. Но я всё равно поехал к ней, потому что сейчас у неё не то время месяца. Ну, вы понимаете.
- А Вы, значит, держите в голове эти дела, – сказал Майло.
- Просто если живёшь с женщиной, то надо же учитывать её цикл.
- Так Вы знали, что у Элизы не ПМС, и решили поехать к ней.
- Потому что она не брала трубку.
- И открыли дверь своим ключом.
- Я кричу, «Элиза!» – она не отвечает. Может, думаю, заболела, в спальне, всякое такое. Я же волнуюсь, ну вот я и открыл. В гостиной нет, в спальне нет, я в ванную, дверь закрыта. Я опять её зову, она не отвечает. Тут у меня такое чувство странное появилось… Открываю дверь. – Фиделла поморщился.- Увидел её. Хотел вытащить, но она явно была мёртвая. Ну, синяя и не двигается. Я сообразил, что трогать её не следует. Для вас же старался.
- Сохранили место происшествия в неприкосновенности?
- Если бы я её подвинул и всё там нарушил – вы бы не обрадовались, верно? Она-то явно была… вы ж не думаете, что я бы ей не помог, если бы мог?
- Саль, Вы поступили правильно.
- Я так и намеревался.
- Значит, – сказал Майло, – где-то с месяц наза она сказала Вам, что за ней охотятся люди из школы. Она точно говорила во множественном числе?
- Чего?
- ОНИ за ней охотились. Не один человек, а несколько.
- Хммм… Ага. Пожалуй, что так. Да, точно «они», а не «он». Это ещё одна причина, почему я решил, что она драматизирует.
- Что Вы имеете в виду?
- Все против неё? Типа заговора?
- А Элиза интересовалась заговорами?
- Типа убийства Кеннеди и НЛО? Не-а. Но вы понимаете, что я имею в виду.
- Вы её всерьёз не восприняли.
- Я бы, может, и прислушался бы, если бы она что-то поконкретне рассказала, – сказал Фиделла. – Кроме того, по правде говоря, когда Элиза выпивала, на неё частенько накатывало.
- В каком смысле?
- Начинала себя жалеть.
- Из-за чего?
Фиделла уставился на ковёр. Покрутил свою сигару. Допил одним глотком текилу и поставил стакан.
- Честно говоря, парни, в основном из-за меня. Стоило Элизе поддать – и она начинала убеждать себя, что я её больше не люблю, что я собираюсь завести себе другую, помоложе. Всякое такое. А вообще-то она была отличная баба – с ней бывало зд;рово. Как подумаю, что с ней сделали – аж тошно. Вы должны его поймать.
Он потёр сжатую в кулак руку ладонью другой.
- Я знаю, что зря это говорю – но если вы эту сволочь поймаете, оставьте меня с ним наедине. Я в Коннектикуте в «Золотых Перчатках» участвовал. («Золотые Перчатки» – турнир боксёров-любителей /прим. перев./)
- Я что-то не припоминаю, чтобы на «Золотых Перчатках» было парное боксирование.
- Чего?
- ОНИ, Саль. Больше одного человека.
- А, ну да. Неважно. Дайте мне до них добраться.
Майло положил ногу на ногу. Расправил плечи и раскинул руки, положив их на спинку дивана.
- А где вы с Элизой познакомились?
- В баре.
- В каком?
- Не здесь. В Санта Барбара. Называется «Эй, на борту!» Я там был по работе. В Санта Барбара, а не в баре. Элиза была на каникулах. Она была одна, я был один, ну, разговорились – а там слово за слово… Вы понимаете.
- А чем Вы занимаетесь?
- Сейчас как раз ничем. А тогда был торговым представителем.
- Что Вы продавали?
- Музыкальные инструменты школам. Фирма ГОО – Герхард, Оборудование для Оркестров. Штаб-квартира в Акрон, штат Огайо. Я у них отвечал за западное побережье. Но тут как раз урезали госбюджет на уроки музыки, и мои контракты стали иссякать. В Санта Барбара дела некоторое время ещё шли неплохо – город-то богатый. Но потом даже они стали придерживать свои старые инструменты подольше. Я попытался переключиться на гитары и усилители – их покупают лучше, чем тубы и валторны. Но школы их не берут – да, кроме того, большие торговые сети в этом секторе сидят прочно: всё прихвачено. Попытался работать на Гитар-Центр на улице Сэм Эш – думал, что мой опыт будет для них важен. Но они берут парней лет двадцати – куча татуировок, вагон пирсинга, тонна железа в волосах.
Фиделла погладил свою лысину.
- А до этого я чем только не торговал – покрышками для крузовиков, участками под конторы, тренажёрами – да всем подряд.
- Значит, когда Вы познакомились с Элизой, Вы были в командировке, – сказал Майло. – Когда примерно это было?
- Пару лет назад, плюс-минус.
- Вы успели пожить вместе?
- Да вроде не резон было, – сказал Фиделла. – Я всё по работе мотался, а Элиза к своему жилью привязалась. А кроме того, она любила устраивать себе маленькие радости – как тогда, в Санта Барбара, где мы познакомились. Ну, вы понимаете? В спа понежиться – там иногда бывают скидки. Элиза умела находить скидки. Да мы и не очень ревнивы – ну, вы меня понимаете.
- У каждого была своя частная жизнь.
- Когда у нас обоих было подходящее настроение, нам было очень хорошо вместе.
- Как тогда, в Рино, – сказал Майло.
- А?
- У Элизы дома была фотография – вы вдвоём и вам явно хорошо вместе.
- А, эта… – сказал Фиделла. – Я тогда сорвал банк. Потрясный был денёк. Ну, такое нечасто случается.
- Со мной пока не случалось.
- Мне пару раз везло – но чтобы так, по-крупному? Мы с Элизо сели играть в очко – нас там просто съели живьём. Мы отправились в буфет, идём мимо игрального автомата. Ну, эти, по доллару. Я возьми да и кинь в него жетон, просто так. Тут как зазвенит! Лампочки замигали! Пять тысяч зелёных. Я их разделил с Элизой, сказал ей, что она – мой талисман.
- Вы оба игроки?
- Ну, любим сыграть. А что худого? Главное – не зарываться. Правда?
- А Элиза умела вовремя остановиться?
- Безусловно.
- В отличие от выпивки.
- Да, с водкой у неё были проблемы, – сказал Фиделла. – Иногда.
- Иногда?
- Ну, что я могу сказать? Пьяницей она не была. Но если выдавался свободный денёк, то бутылку Серого Гуся она могла уговорить запросто. Потихоньку так, знаете. И не заметишь, а вроде рядом всю дорогу сидел.
- Как часто с ней это бывало?
- Ну, запоев у неё не случалось, – сказал Фиделла. – Она сама решала, пить или не пить. Но если хотела выпить, то пила сколько хотела.
- Повторяю вопрос.
- Какой?
- Как часто она усиживала бутылку?
- Ну, не знаю… раза два-три в месяц. Может, и чаще – если без меня, то мне сказать трудно.
- Ритм она задавала сама.
- Тут ведь какая штука: свободное время у неё было. Ну, или настроение накатывало. Иной раз скажешь что-то невинное – она встаёт, уходит к себе в спальню, запирается там с бутылкой «серого гуся» или там джина. Я в таких случаях просто уходил: говорить с ней было без толку.
- Лечение молчанием, – сказал я.
- Молчаливее, чем… – Фиделла вдруг издал звук, похожий не то на смешок, не то на всхлип, и закрыл рот рукой.
- Что-то смешное, Саль? – спросил Майло.
- Да глупость чуть не сморозил. Хотел брякнуть, что Элиза умела молчать, как покойник.
Мы не ответили.
Фиделла поднял стакан, допил текилу.
- Парни, вы уверены, что ничего не хотите?
- Нет. Мы в порядке.
- А я вот точно нет. – Он встал, плеснул себе ещё «Патрона». – Мне кажется, я всё ещё до конца не поверил. Когда моя мать умерла, я всё ждал, что услышу её голос. Так продожалось несколько недель. Вчера ночью мне приснилась Элиза – входит в дом, словно вся эта история с сухим льдом была дурацкой шуткой. А зачем всё это было нужно? Лёд?
- Это-то мы и пытаемся выяснить, Саль.
- Я вам так скажу: странно это. Элиза даже в водку лёд не клала. Нет, вы не подумайте, что она крепко пила – масса случаев, когда она в ресторане выбирала красивый коктейль: Стингер там или Манхэттен – как все. Она умела, знаете, держать себя в руках.
- То-есть она сама решала, где и когда прикончить бутылку.
- «Где» всегда было у неё дома.
- А что насчёт «когда»?
- Когда она работала, то ей нужна была ясная голова. Кто станет держать учителя, который приходит в класс поддатый?!
- Что она преподавала?
- Английский. Она замещала других учителей в этой школе. Если штатный учитель не вышел – вызывали её. Прям как доктора.
- Она преподавала где-то в других местах?
- Не в ту пару лет, что я её знал. Она говорила, что ей сделали предложение, от которого она не смогла отказаться.
- Детали знаете?
- Вроде так: тридцать тысяч за то, что её всегда можно вызвать, и тридцать долларов в час за каждый час сверх десяти в неделю, отработанных фактически. Она зарабатывала приличные деньги. Да ещё давала частные уроки по вечерам. Ну, там она брала по восемьдесят, по девяносто в час – а то и больше, если чувствовала, что семья дико богатая.
- Сколько частных уроков она давала?
- Честно сказать, не знаю. Но без дела она не сидела – много раз случалось, что я звонил, чтобы позвать её в ресторан – и натыкался на автоответчик. Давление работало на неё.
- Давление?
- Давление на учеников. Она же натаскивала не только тупых – к ней и умные ученики ходили. Родители давили. Она говорила: приходит иногда ученик, у которого по английскому «пять с минусом» – так родители не отвяжутся, пока он от «минуса» не избавится.
- Мы говорим об учениках из «Видзор»?
- Ага, – сказал Фиделла. – Она и к вступительным экзаменам тоже готовила. Говорила, что все эти тесты – глупые и бессмысленные, но дай, мол, бог здоровья тому, кто их придумал. Мол, все эти богатые настолько не верят в себя, что им нужно, чтобы их дети были безупречны. Вот она и брала с них приличные деньги за то, с чем они вполне могли справиться и сами.
- Что она заканчивала?
- В каком смысле?
- Где она училась готовить к экзаменам?
- В колледже.
- Где именно?
- Где-то на востоке, не знаю. Элиза – она не очень любила распространяться о себе. – Он развёл руки. – Я такой человек: хочешь обо мне что-то узнать – спрашивай. Элиза – полная противоположность. «Давай не будем об этом, Саль”. Она так часто говорила. «Давай не будем об этом”. Но я к ней привязался – она была привлекательна, с ней бывало здорово.
Майло спросил:
- Когда у неё портилось настроение и она начинала заглядывать в бутылку… Доходило до скандалов?
- Что вы имеете в виду?
- Она становилась агрессивной?
- Элиза? Шутите, что ли? Я же сказал: она просто уходила к себе в спальню.
- А Вы уезжали.
- А какой смысл оставаться…
- Вам случалось крепко поспорить?
- А как можно спорить с человеком, который с тобой не разговаривает?
- Вас, должно быть, это сильно раздражало, Саль?
- Я достаточно быстро разобрался в ситуации.
- Как Вы думаете, что случилось с компьютером Элизы?
- А?
- Её компьютер пропал.
- Что Вы говорите.
- Неужели Вы не заметили?
- Я же искал Элизу, а не компьютер.
- А что это был за компьютер?
- Не знаю.
- Настольный или ноутбук?
- Ноутбук. Кажется, Делл.
- Когда Вы видели его последний раз?
Рот Фиделлы скривился.
- Убейте, не помню. Вы говорите, что убийца унёс его? Резонно, если это те гады из школы.
- Почему?
- Может, Элиза узнала что-то этакое про какую-нибудь богатую семейку, записала это в компьютере. Тогда всё логично, а?
- Всё возможно, Саль. – Майло распрямил ноги. – Я должен спросить: что Вы делали накануне того дня, когда нашли Элизу?
- Целый день?
- Всё, что вспомните.
Саль почесл свою бородку большим пальцем.
- Это Вы спрашиваете, потому что я её нашел?
- Стандартные вопросы – мы всегда их задаём, Саль.
- Ясно. Ладно, я не обижаюсь. – Но его синие глаза сузились, а мышцы бёдер напряглись так, что носки тапочек оторвались от ковра. – Я вам одно скажу: Саль Фиделла женшин любит. И ценит.
- Принято, – сказал Майло. – Но задать этот впрос мы всё равно обязаны.
- Где я был в тот день? – переспросил Фиделла. – А был я в фирме Стар – Игрушки и Новинки, улица Сан Педро. Район игрушек. Что я там делал? Пытался устроиться на работу – продавать дерьмо китайское. Они дали объявление на Крейгслист, что у них есть вакансия. Явился я к ним – полное фуфло. Они просто дали объявление, потому что так положено – «равные возможности», знаете? Они там все китайцы, все до одного. Некоторые даже по-английски вообще не говорят.
Казалось бы: мой английский для них находка, верно? Неверно.
- Они искали китайца.
- Вслух это сказано не было, но всё было ясно – они спросили меня, говорю ли я по-китайски. Они что, в объявлении не могли написать «обязан владеть китайским языком»?!
- Да, напрасные хлопоты, – сказал Майло. – Так в котором часу Вы туда приехали?
- Так, посмотрим… Интервью было назначено на одиннадцать. Я приехал пораньше, где-то без четверти. Они меня промариновали до двенадцати. Захожу, пять минут сижу и слушаю, как этот тип за столом говорит по-китайски по телефону. Потом встает, улыбается, провожает меня до двери и, как водится, «Вы нам не звоните, мы Вас сам позвоним».
- Значит, вышли Вы оттуда вскоре после двенадцати.
- Так получается.
- А что было утром? В котором часу Вы проснулись?
- Вы чего, шутите? – сказал Фиделла. – Бросьте, парни. Я же её любил.
- А спросить мы всё равно должны, Саль.
- Я вам скажу, что вы должны сделать. Вы должны поехать в это поганую школу и выяснить, кто там приставал к Элизе. Она эту работу ненавидела. Называла школу «рассадник глупости и напыщенности». Работала там только ради денег.
- Мы отправимся в школу, как только закончим говорить с Вами. Так когда Вы проснулись?
Фиделла медленно выдохнул.
- Часов в восемь, в половине девятого. В город мне до надо было к одиннадцати – что мне, будильник ставить? Что я делал до тех пор, пока не вышел из дому в половине одиннадцатого? Массу увлекательных вещей. Позавтракал. Посмотрел по ящику кино. «Украсть себе на жизнь», если вам надо знать. Там у одного семитрейлер угоняют – вот уж он их потом мочит… Потом принял душ, оделся, поехал в Стар Тойз, а там меня этот китаец продинамил.
- Что было после того, как Вы вышли из Стар Тойз?
- Отправился перекусить, – сказал Фиделла. – В «Филипп», на Аламеда. Французская забегаловка. Вспомнят ли они меня? Чёрта с два. Там было битком. У них всегда битком. Отстоял в очереди, съел свой сэндвич, выпил пиво и быстро свалил оттуда. Куда я потом пошёл? Так. Время было уже пол-второго, а то и два. Поехал обратно на Сан Педро, поискал, где бы ещё попытать счастья – лишь бы на вывеске не было китайского. Только по-английски. Позвонил ли я туда, вернувшись домой? Таки позвонил в полдюжины мест. Был ли прок? Ни черта. А, да, я ещё поездил малость по тому району, где оптовая торговля одеждой. Сроду не продавал до этого одежду – но тут ведь главное – как ты продаешь, а не что именно. Повезло ли мне там больше? Чёрта с два.
- Жаль, – сказал Майло. – Сочувствую.
- В каком смысле?
- Ну, времена трудные.
- Да ладно, – сказал Фиделла. – бывает. Хотите меня утешить? Найдите тех, что убил Элизу, и оставьте меня с ними наедине. На пять минут.
- Вы уверены, что её убили?
- Что?
- Официально причина смерти не установлена, Саль.
- Вы же сказали, что Вы из отдела убийств.
- Самоубийства мы тоже расследуем.
- Самоубийство? С какой стати Элиза покончила бы с собой?!
- У неё же были приступы депрессии, Саль. Иногда это сильнее человека.
- Такой депрессии у неё не было, – сказал Фиделла.
- Какой «такой»?
- Суицидальной. Она никогда не упоминала, что вот, хорошо бы всё это окончить.
Я сказал:
- Когда она запиралась в комнате и напивалась – откуда Вам знать, что она думала?
- Но она же всегда выходила. И настроение всегда выравнивалось.
- Сколько времени у неё обычно на это уходило?
- Ну… один день. Она звонила: Саль, давай выберемся куда-нибудь поужинать.
- Случалось, что это затягивалось больше чем на один день?
- Не знаю. Возможно, иногда пару дней. – Фиделла хрустнул суставами пальцев. – Элиза не была чокнутая. Если вы думаете, что это самоубийство, то вы явно идёте по неверному пути. Много раз я видел её вполне счастливой. С какой стати ей совершать самоубийство? С деньгами у неё было всё в порядке – она даже поговаривала о том, что хочет снять жильё побольше.
- Дом был её собственный?
- Нет, съёмный. Она хотела снять дом побольше. И кстати: в тот день, что я нашёл её – она не пила. В ванной бутылок не было. Да и с чего бы, вот вы ответьте, ей было лезть в лёд?!
Майло сказал:
- В данный момент, Саль, у нас есть вопросы. Ответов пока нет. Вернёмся к Вашему распорядку дня. После еды Вы ездили по городу, искали работу. Что потом?
- Потом, я уже говорил, поехал домой, сел на телефон, ничего не вызвонил. Хотите взглянуть на распечатку моих звонков?
- Если не возражаете.
Фиделла уставился на него.
- Вы серьёзно?
- Нам не до шуток, Саль.
- Прекрасно, посмотрите на отчёт телефонной компании. Мне скрывать нечего.
Майло дал ему подписать бланк.
Фиделла сказал:
- Просто невероятно. Хотите тратить время – пожалуйста, но я могу вам сказать, чт; вы обнаружите: я звонил в кучу мест в городе. Звонки короткие: никто мне ничего не предложил.
- Вы расстроились, – сказал я.
- Бывало и раньше. Что-нибудь подвернётся.
Майло спросил:
- В котором часу Вы закончили свои звонки?
- Должно быть, часов в пять, а то и в половине шестого. Вышел прогуляться по бульвару Ван-Нуйс. Есть там бар Арни Джозефа. Пропустил пару рюмок, закусил сушёными креветками и горошком с васаби, посмотрел телевизор. Вот там меня точно вспомнят: там меня знают. Только, пожалуйста, не говорите им ничего такого – ну, что я подозреваемый. Мне только не хватало, чтобы на меня там косо смотрели.
- Договорились, – сказал Майло.
Фиделла изучающе посмотрел на него.
- И что Вы им скажете?
- Что Вы свидетель. В котором часу Вы вышли от Арни Джозефа?
- Часов, наверное, в восемь, а то и в полдевятого. Что я делал? Поехал домой, сделал себе сэндвич – анчоусы, помидоры, моцарелла. Позвонил Элизе, которая по-прежнему не брала трубку. Посмотрел ещё телевизор, выпил пива, потом почистил зубы и прополоскал рот зубным эликсиром, чтоб не пахло сыром и анчоусами, на случай, если Элиза ответит. Она не отвечала, и я сказал себе, хватит, сама позвонит, как всегда. Потом я начал волноваться, потому что её молчание затянулось – так долго ещё никогда не бывало – и решил поехать к ней. Дело было около одиннадцати.
- Значит, большую часть вечера Вы были дома.
- Ну да. Учитывая то обстоятельство, что моя яхта неисправна, а виллу на Малибу Бич сняли в аренду Брэд и Анжелина… Да, я был дома. А куда мне было деваться?
Фиделла сгорбился, его грустные глаза погасли, словно вопрос приобрёл некую метафизическую подоплёку.
- Идти-то мне некуда, – сказал он.
Мы вышли, а он принялся наливать себе третью порцию текилы.
 
Глава 6
В квартале от дома Фиделлы Майло припарковался и позвонил узнать, что за ним числится по части штрафов и арестов. Всё было чисто – но полтора года назад Фиделлу оштрафовали за вождение в нетрезвом виде. Первое нарушение.
- Пора проверить, был ли он там, где утверждает. Только тебя сначала подброшу.
- Ты что, всерьёз рассматриваешь его как подозреваемого?
- Я рассматриваю его как человека, показания которого следует проверить.
- Поедем по Ван-Нуйс в сторону Глен?
- Да.
- Тогда мы будем ехать как раз мимо того бара.
«Добрые Времена» Арни Джозефа оказался чуть севернее Риверсайд. Заведение без особых изысков: табак, горькая – место для серьёзных любителей выпить. Древний старец за стойкой подтвердил факт визита Саля Фиделлы. Дополнительное подтверждение поступило от сушёных креветок (которые сильно смахивали на корм для рыбок) и от горошка с васаби, блюдца с которыми стояли на стойке. При упоминании имени Фиделлы сидевшие в баре ухмальнулись. «Счастливчик Саль», сказала женщина, неторопливо потягивавшая пиво.
- Счастливчик? В каком смысле? – спросил Майло.
- Он же сорвал крупный выигрыш в Рино. Он что, не рассказывал? Он всем рассказывает.
- Минутная слава, – сказал мужчина, сидевший рядом.
Женщина поставила пиво на стойку. Лет пятидесяти, полная, седая, в розовой униформе официантки, созданной рукой дизайнера-садиста.
- Так он свидетель чего?
- Преступления.
- Какая нибудь новая система, как быстро разбогатеть?
- А Саль что, по этой части?
- Саль много болтает.
- О чём?
- Ну, что вот он бы мог бы… Так чему он свидетель?
- Преступлению.
Она пожала плечами и отвернулась. Майло подошёл к ней.
- Могу я услышать что-то существенное?
- Не от меня.
Она уткнулась в кружку.
Другой мужчина сказал:
- Эх, вот если бы у Саля были деньги, он бы снял такой рекламный клип, он бы чего-нибудь продал бы на миллион. А спросишь его, чего именно – он говорит: да неважно.
- Потому что дело не в деньгах, а в голове на плечах, – сказал мужчина, прихлёбывавший из стакана что-то золотисто-янтарное.
- А у Саля, стало быть, головы на плечах нет? – спросил Майло.
- Ну, вот Вы скажите: выиграть десять штук в казино – и спустить их за один день?
Мужчина рядом с ним сказал:
- Просадил вчистую. Человеку с таким талантом место в государственном учреждении.
По бару покатилась волна смеха.
Майло ловко раскинул сидящим у стойки свои карточки – так крупье за игорным столом сдаёт карты. Несколько человек даже покосились взглянуть, что там написано.
- Кто-нибудь ещё хочет рассказать мне что-нибудь про Саля?
Мужчина рассмеялся.
- Мы любим Саля. Иногда он даже предлагает заплатить за всех.
Садясь в машину, Майло сказал:
- Нам он рассказывает про пять тысяч, им – про десять. Даже эти алкаши знают, что он неудачник. Элиза – женщина образованная, достаточно умная, чтобы преподавать в «Виндзор» и готовить к вступительным экзаменам. Почему она связалась с этим ничтожеством?
- Любовь зла, – сказал я.
- Нет, серьёзно, Алекс. Я пытаюсь понять жертву.
- Люди обычно выбирают партнёра, которого, по их мнению, они заслуживают.
- Элиза была о себе невыского мнения и поэтому целилась так низко?
- Я не утверждаю, что она делала это сознательно, но низкая самооценка обычно толкает людей вниз. Это фактор и при депрессии – и причина, и следствие. Фиделла утверждает, что Элиза замыкалась в себе, только когда пила – но кто знает? На диске с фильмом речь у неё внятная. Значит, либо она постепенно выработала достаточную устойчивость к алкоголю, либо не только алкоголь валил её с ног.
- Возможно, сексуальное преследование. Тоже бывает, – сказал он.
- При любых других обстоятельствах ты бы уже давно тряс этих учителей.
Он нахмурился, свернул на юг, на бульвар Вентура, потом на восток и вскоре выехал на Беверли Глен.
- Значит, люди выбирают то, что, по их мнению, они заслуживают, да? Интересно, а как в этом ключе можно рассматривать нас с Риком?
- Рик умён, красив и небеден. А ты – ну, если не считать всех тех глупостей, что болтают об ирландцах-полицейских, – то ты должен чувствовать себя в полном порядке.
- Только по нечётным средам, – сказал он. – О духовном мире Рика распространяться не будем.
Пикап Робин стоял возле дома. Я застал её за работой в студии за домом: она вырезала переднюю деку для мандолины. Еловая стружка мягким кремовым ковром лежала под её ногами. Бланш нашла себе местечко потеплее и зарылась в стружку.
Уютно. Как Элиза Фриман в своей постели из замороженной углекислоты.
В студии пахло, как в сосновом лесу после дождичка. Нахлынули воспоминания: осень в Миссури.
Я иду по парку за домом, в котором я вырос. Маленький, грустный домишко. Запутавшийся и запуганный подросток. Мать пряталась у себя в комнате, отец, полный алкогольных паров, бушевал на всю катушку, а я убегал из дому и мечтал заблудиться.
Я улыбнулся и поцеловал Робин. Она отложила стамеску, несколько раз согнула и разогнула пальцы.
- Ты очень вовремя: я как раз собиралась закругляться.
Дека мандолины была гладкая, с плавными изгибами и неуловимо выпуклым брюшком. Несомненно женский, женственный инструмент.
- Красиво.
Робин постучала по деке. Ель отозвалась звонким музыкальным тоном.
- Слышишь? Музыка уже там, в самом дереве. Моё дело – не испортить.
- Как в любой серьёзной работе.
Мы направились к дому. Возле прудика мы задержались покормить кои. Бланш держалась поблизости, улыбаясь своей странной, собачьей, но такой человеческой улыбкой.
За кофе я рассказал Робин про женщину во льду.
- Кто-то хвастается? Я, мол, такой хладнокровный убийца? – спросила она.
- Интересный взгляд на вещи.
- Целый день одна со своими инструментами… Начнёшь мыслить символами.
Я рассказал ей про шефа. Она сказала:
- Политики – это низшая форма жизни.
- Шеф – назначенец.
- Он вырабатывает власть. Это на две ступени ниже плесени.
- Моя подружка – анархистка.
- Если бы, – сказала она.
- Если бы только ты была анархисткой?
- Если бы реальность позволяла считать анархию разумным подходом.
Вечер я провёл за компьютером. В ответ на запрос «Виндзор» ничего интересного отыскать не удалось: так, обычный пиар.
Я переключился на виктимологию. На веб-странице одиннадцатилетней Элизы Фриман из Грейт Нек, штат Нью Йорк, я обнаружил рисунки пастелью и фото юного дарования, свидетельствующее об успехах ортодонтов. Девяностошестилетняя Элиза Фриман только что отметила свой день рождения в Пеппер Пайк, штат Огайо, и получила поздравительную открытку от Кавалеров Кливленда (баскетбольная команда /прим. пер./). Поиски Элизы Фриман, преподавательницы, усопшей, успехом не увенчались.
Когда в девять сорок позвонил Майло, я сказал:
- Она – человек-невидимка. В Сети – ничего. Фиделла не соврал: она никого не пускала в свою личную жизнь.
- Всё остальное, что рассказал нам Фиделла, тоже подтверждается, включая его звонки Элизе за четыре часа до её смерти. Разрешение на перлюстрацию его телефонных переговоров мне дали только на последнюю неделю. Готовлю ещё один запрос – на телефон Элизы. Посмотрим, как глубоко мне разрешат нырнуть в её телефонные разговоры. Так что пока Саль выпал из сферы нашего внимания.
- «Сидел дома, пил пиво и смотрел телевизор». Не слишком прочное алиби.
- Его Августейшее Высочество сказал то же самое. Я поинтересовался насчёт альтернативных подозреваемых. Ответ был не вполне цензурный. Через десять минут позвонила его секретарша. Нас примет президент школы «Виндзор» – человек по имени Эдгар Хельфготт.
- Видел его имя на сайте школы, – сказал я. – Родитель?
- Нет, в школе это – официальная должность с соответствующей зарплатой. Раньше Хельфготт работал директором. Потом под него придумали эту должность и повысили его. Теперь он сидит в Овальном Офисе. А нынешний директор – некто доктор Роллинс – выполняет обязанности его ассистента. Ей подчиняется заместитель директора, и так далее – структура заведения напоминает корпорацию из списка Fortune 500 (список крупнейших компаний мира /прим. пер./). Короче, Хельфготт соизволит принять нас завтра в 11 утра. Нипочём не угадаешь, где.
- В каком-нибудь поместье, которым школа позволяет ему пользоваться в качестве официальной резиденции?
- Даже лучше.
 
Глава 7
Эдгар Хельфготт спускался по трапу «Гольфстрима-5».
Спускавшийся позади него пилот – подтянутый, в форме, с квадратной челюстью – нёс два блестящих кожаных чемодана. Самолёт был белый и обтекаемый. Хельфготт – тоже: гладкий и холёный.
Он на мгновение задержался на трапе, вынул из ушей заглушки и убрал их в карман. Взглянул на серебристые облака над головой. Покрутил головой – наверное, шея затекла во время полёта.
В аэропорту Санта Моника – спокойное время. На бетонке полно частных реактивных самолётов, но никто не садится и никто не взлетает. После коротких переговоров с предъявлением удостоверения Майло нам позволили выйти на поле. Мы стояли шагах в пяти от заблаговременно заказанного для Хельфготта чёрного внедорожника VIP-класса. Пока «Гольфстрим» заходил на посадку, мы успели поболтать с шофёром.
Да, ему уже доводилось несколько раз возить мистера Хельфготта, но он ничего не может сказать о нём: тот почти не разговаривает, а в машине всегда читает книжку. В отличие от человека, которому принадлежит самолёт и машина и который платит шофёру жалованье.
- Мистер Уайдетт с тобой поговорит, как обычный человек. Расскажет, что у него на уме.
- А как зовут мистера Уайдетта?
- Майрон, – сказал шофёр. – Ну, не то чтобы я к нему обращался по имени…
Мило спросил:
- Интересно: чем это он занимается, что может позволить себе собственный самолёт?
- Фруктами.
- Фруктами?
- Персиками, абрикосами – что-то в этом роде. У него куча земли. Деталей не знаю.
- И часто он сдаёт самолёт в аренду?
- Не-а, в основном летает семья. Иногда мистер Хельфготт.
- И часто мистер Хельфготт летает?
Шофёр нахмурился.
- Я не записываю.
Он направился обратно к джипу.
Мы с Майло пошли следом.
- А откуда мистер Хельфготт прилетел сегодня?
Шофёр открыл свою дверцу.
- Мне куда скажут подать машину, туда я и приезжаю.
Он влез внутрь. Стекла поползли вверх.
Майло обернулся и взглянул на здание позади нас. Наземный центр «Diamond Aviation», гласила вывеска. Красивая, молодая консьержка в аквариуме терминала отреагировала на нас столь же снисходительно.
- Нам не разрешают разглашать информацию о полётах никому, кроме сотрудников службы национальной безопасности. Кофе хотите?
Ступив на последнюю ступеньку трапа, Хельфготт углядел на поле нас. На его лице не отразилось ни удивления, ни узнавания. Он выхватил чемоданы у пилота, докатил их до до джипа и уложил в багажник. Снова покрутив головой, он поддёрнул вниз манжеты и направился к нам. Его лицо не выражало ничего.
- Доброе утро, если не ошибаюсь. Эд Хельфготт.
Добрых шести футов росту и лет шестидесяти от роду, президент школы «Виндзор» был худощав и угловат, но довольно широк ниже ватерлинии. Восковой бледности кожа свидетельствовала о бессонных ночах за столом с книгами. Таким людям легко бриться. Длинные, рыжеватые с проседью волосы открывали высокий лоб и стекали вниз, разбиваясь, как волны, о воротник. Очки в роговой оправе придавали лицу слегка совиное выражение. Золотая часовая цепочка свисала из жилетного кармана клетчатого костюма, скроенного так, чтобы прибавить ширины в плечах. Рубашка из лимонно-жёлтого поплина и завязанный крупным узлом галстук-фуляр цвета охры. Желтый в коричневую крапинку платок небрежно заткнут в нагрудный карман пиджака, чуть не выпадая оттуда.
- Спасибо, что нашли время встретиться с нами, Сэр.
Хельфготт рассеянно посмотрел на визитку Майло.
- Не за что, лейтенант. Надеюсь, это ненадолго. – Неожиданная и нелепая улыбка. – Я что-то притомился.
- Долгое путешествие?
- Путешествия, – сказал Хельфготт. – В понедельник – конференция в Вашингтоне. Потом – Нью-Йорк: встречи с выпускниками. Сразу вслед за тем – в Лондон и обратно, с остановкой в Кембридже, штат Массачусеттс. В Лондоне было особенно непросто. Весь город в лесах; несмотря на финансовые трудности, темпы и масштабы строительства поражают – как, впрочем, и плотность транспортных потоков. Все места моих встреч находились достаточно далеко от моей гостиницы в Мэйфэар – пешком не добраться, так что пришлось проявить изобретательность.
- В Лондон – по делам школы? – спросил я.
Узкие губы Хельфготта поползли вверх. Улыбка получилась как ножом в тыкве прорезанная.
- Если Вы спрашиваете, был ли я там по личным делам – то как раз наоборот. Я встречался с равными по рангу в Оксфорде, Кембридже и Лондонской Школе Экономики.
Хм. Администратор школы встречается с коллегами в трёх крупнейших университетах.
Я сказал:
- Мостили дорожку для Ваших выпускников?
- В основном слушал, как они пытались привлечь наших выпускников. В эпоху возрастающей глобализации наши выпускники считаются первоклассной интеллектуальной собственностью. Если хотите, хозяевами своей судьбы, а не её рабами. Один из наших выпускников учился в Окфорде лет двадцать назад. Поселился в Шотландии. Сегодня он в списке номинантов на премию Букера.
- Поздравляю, – сказал Майло. – Звучит как супер-первоклассная собственость. Прямо как говядина «вагью».
Хельфготт прищурился.
- Сэр?
- «Вагью» – это…
- Я знаю, что это такое, лейтенант. Я не уверен, что понял, в чём суть Вашей аналогии.
- Это мясо избалованых коров, верно? В Японии их поят пивом, кормят отборными кормами и регулярно делают массаж. Всё это – чтобы мясо было нежное. А потом их грузят и отправляют навстречу судьбе.
Хельфготт снял очки, выдернул платочек из нагрудного кармана и энергично протёр стёкла. Взглянув на джип, он вытащил свои карманные часы. Я стоял достаточно близко, чтобы заметить: они остановились часов шесть назад. Это не помешало Хельфготту озабоченно поцокать языком.
- Я думал, что ещё не так поздно. Что скажете, если мы пройдём в салон, закончим там с Вашими важными вопросами – и отправимся по своим делам?
Зал ожидания «Diamond Aviation» – девятиметровой высоты стекла вместо стен –благоухал освежителем воздуха коричных тонов. Человек в белом тренировочном костюме старательно тёр сухой шваброй чёрный мраморный пол. На лиловых кожаных диванах вдоль стен – ни души. В стороне парочка скучающих пилотов уткнулась в экран компьютера. Один сказал что-то по поводу погоды в Роузвилле. Второй сказал: «Может, вылет задержится. Успеем сходить на разведку в тот суши-бар – помнишь?»
Всё та же кукла-консьержка обратилась к Хельфготту по имени, ставя перед ним – без всякой просьбы с его стороны – стакан содовой с ломтиком лимона.
- Насчёт кофе не передумали, парни?
- Нет, спасибо.
- Ещё что-нибудь, мистер Хельфготт?
- Пока ничего, Эми. Спасибо.
- В любое время, мистер Хельфготт.
Она удалилась походкой манекенщицы. Он отхлебнул, снова повернул голову: вправо-влево, вправо-влево…
- Болит, Сэр?
- Старые болячки, обостряющиеся с возрастом и слишком частыми полётами, лейтенант. Некоторое время я спасался йогой. Потом одно неловкое движение во время занятий с личным тренером – и растяжение как раз в том месте, где не надо.
Он посмотрел в окно и несколько секунд наблюдал, как автоцистерна заправляет топливом реактивный самолёт Майрона Уайдетта.
- Славная машина, мистер Хельфготт.
- Произведение искусства, лейтенант. Не стану притворяться: это неизмеримо лучше, чем коммерческая авиация. Но в конечном итоге, полёт есть полет. Стараешься правильно питаться, двигаться, пить достаточно жидкости. И тем не менее, часы вынужденной неподвижности берут своё. Как только мы тут с Вами закончим, я иду в бассейн, потом приму тёплую ванну – и прямиком спать.
- Хорошая идея, Сэр. Что Вам сказали о нашей встрече?
- Из офиса мистера Уайдетта позвонили прямо на борт и сообщили, что Элиза Фриман скончалась, бедняжка, и что полиция просила побеседовать со мной. Из этого я сделал вывод, что её смерть носила не совсем естественный характер.
Эмоций – как у куклы-чиа (кукла-овечка, на которой выращивают сальвию, изображающую шерсть /прим.пер/). Он продолжал любоваться «Гольфстримом»; потом взгляд его стал размытым. Он уже был где-то в другом месте – возможно, размышлял о своей ванне.
Майло сказал:
- Если под «не совсем естественный» Вы имеете в виду смерть не от старости, то Вы правы, Сэр.
- Ах, как это ужасно, – сказал Хельфготт. – Могу я узнать, когда и где это произошло, и при каких обстоятельствах?
- Несколько дней назад, у неё в доме, Сэр. Обстоятельства пока что неясны.
- Не уверен, что понял Вас, лейтенант.
- Причина смерти пока не установлена.
- Значит, явных признаков преступления нет.
Майло не ответил.
Хельфготт, наконец, оторвался от созерцания лайнера за окном.
- И Вы попросили о встрече со мной, потому что…
- Элиза Фрима работала в Вашей школе.
- Надеюсь, Вы не усматриваете связи между её кончиной и её работой.
- Она была довольна своей работой в «Виндзор»?
- А почему бы ей не быть довольной?
- Любая работа – стресс, Сэр.
Хельфготт поставил стакан с содовой, снял очки. Его водянистые карие глаза, и без того маленькие, казались ещё меньше под тяжелыми веками.
- Обычно я не занимаюсь кадровыми вопросами, но если бы возникла серьёзная проблема, я полагаю, что я бы был в курсе дела. Она, кстати, была весьма довольна контрактом, который мы её предложили. После звонка от мистера Уайдетта я немедленно связался с директором школы, миссис Роллинс, и она подтвердила это, равно как и тот факт, что мисс Фриман была довольна своей работой. А также то, что во время её работы никаких инцидентов отмечено не было.
- Складывается впечатление, что Вам в голову тоже закралась мысль, не связана ли её смерть с работой в школе.
Хельфготт снова водружзил очки на переносицу.
- Отнюдь, лейтенант. Я не блестящий мыслитель, и недостаток интеллекта я пытаюсь компенсировать педантичностью. Это урок, который я стараюсь преподать нашим менее одарённым ученикам, хотя среди наших студентов человек без талантов – редкая птица.
- На сайте школы написано, что Вы с отличием закончили Браун.
Хельфготт улыбнулся.
- Вы интересовались моей биографией?
- Я заглянул на сайт школы.
- Видите ли, лейтенант, это был другой Браун. Чем ещё я могу быть Вам полезен?
- Когда Вы предложили мисс Фриман этот контракт?
- Она была принята на работу с почасовой оплатой четыре года назад. Год спустя мы предложили ей постоянный оклад. Меня по-прежнему ставит в тупик Ваше выражение: причина смерти.
- Как раз сейчас, пока мы беседуем, ею занимается патологоанатом.
- Как грустно это звучит. Значит, это могло быть и заболевание? Скажем, разрыв аневризмы?
- На данный момент всё возможно, мистер Хельфготт.
- Тогда почему, позвольте поинтересоваться, я беседую с детективом из отдела по расследованию убийств?
- Мы расследуем любую необычную смерть.
Хельфготт затолкал платочек поглубже в нагрудный карман.
- Понятно. И когда можно ожидать более конкретного ответа на вопрос о причине смерти?
- Право, не могу сказать, мистер Хельфготт.
- Речь идёт о днях, неделях или каком-то необычайно долгом промежутке времени?
- Не могу дать ответа на этот вопрос, Сэр.
- Но, по крайней мере, как-то сузить…
Майло подался вперёд.
- Сэр, я читал на Вашем сайте, что дискуссионная команда Вашей школы – возможно, лучшая в стране: в прошлом году ваши ребята выиграли национальное первенство. Ничего удивительного: детки знаменитых адвокатов и всё такое. Но в данный момент будет лучше, если вопросы стану задавать я.
Наманикюрнные пальцы Хельфготта скользнули по кончику платка в нагрудном кармане.
- Mea culpa (Виноват [лат] /прим. пер/), лейтенант. Я вовсе не собирался нарушать ваш порядок проведения расследования. Я просто подумал о наших студентах и преподавателях. Сообщение о смерти Элизы будет для них ударом – особенно если причина смерти настолько… необычна. Ergo (Следовательно [лат] /прим. пер/), чем раньше мы сможет сообщить им точную информацию, тем скорее они сумеют преодолеть эту утрату.
Мимолётная улыбка.
- Должен отметить, что капитан нашей выдающейся дискуссионной команды – дочь нейрохирурга, а не адвоката.
- Совершенно справедливое замечание, Сэр. Значит, ни о каких события, связанных с работой мисс Фриман в «Виндзор», Вам неизвестно.
- Мы щедро ей платили, работа была нетяжёлая – не вижу причин, отчего ей не быть довольной своей работой у нас.
- Сколько она получала?
Пренебрежительный жест.
- Я этим непосредственно не занимаюсь, но в целом, наши зарплаты – одни из самых высоких в нашем секторе. Вы постоянно работаете в контакте с шефом полиции?
- Когда есть необходимость, мы встречаемся.
- Я спрашиваю, потому что, когда Майрон – мистер Уайдетт – попросил встретиться с вами безотлагательно в порядке любезности шефу полиции, я был удивлён.
- Отчего, Сэр?
- Мистер Уайдетт подчеркнул, что шеф полиции испытывает особую приязнь к школе и очень ценит то влияние, которое школа оказала на его сына Чарли. Чарли, если Вы не в курсе, в этом году заканчивает школу.
Майло никак не отреагировал.
Хельфготт сказал:
- До настоящего времени отец и мать Чарли ничем особо себя не проявили как члены родительского коллектива.
Ясно. В собраниях не участвовали, пожертвований не дела, задницу не лизали.
- Вы встречались с Чарли, лейтенант?
- Нет, Сэр.
- Мальчик не очень общителен – но умён.
Тоже ясно: «Нас трудно удивить, мы и не такое видали – так и передайте Вашему шефу, пусть не давит».
Майло вытащил свой блокнот.
- Значит, насколько Вам известно, мисс Фриман никогда не жаловалась на проблемы со студентами или преподавателями – с кем-либо в школе.
- Лейтенант, мне кажется, мы ходим кругами вокруг одного вопроса и не слишком продвигаемся. Вы хотите сказать, что Вам известно о жалобе… Нет, я, пожалуй, лучше сформулирую это в утвердительной форме. У меня складывается впечатление, что Вы сомневаетесь в истинности моего утверждения о том, что мисс Фриман была вполне довольна своей работой.
Сердитый блеск глаз за стёклами очков.
- Отнюдь, Сэр – прошу прощения, если в моих словах прозвучал подобный намёк. Как Вы уже сказали, Вам обычно не приходится заниматься кадровыми вопросами. Но, к несчатью, нам вот как раз приходится заниматься именно этим.
Хельфготт побледнел, насколько это позволяла его белая кожа.
- Позвольте. Что Вы хотите этим сказать?
- В нашем распоряжении – послание мисс Фриман, в котором она утверждает, что подвергалась сексуальным домогательствам со стороны коллег по школе.
Лицо Хельфготта пошло розовыми пятнами, губы задёргались.
- Бред какой-то.
Майло полистал свою записную книжку.
- Точнее говоря, трёх коллег. Их зовут Энрико Хауэр, Джеймс Уинтерторн и Пэт Скаггс. Эти лица ещё работают в «Виндзор»?
- Это выходит за рамки абсурда.
Хельфготт не повысил голоса, чтобы окружающие не услышали – но что-то в его позе и жестах заставило одного из пилотов обернуться к нам.
Майло сказал:
- Я уверен, Вы правы. Но в связи с кончиной мисс Фриман мы обязаны это проверить.
- Энрико, Джим – нет, этого не может быть.
- Так они ещё работают у Вас.
- Разумеется, они работают у нас – отчего бы и нет?!
Хельфготт встал, покачнулся, восстановил равновесие, ухватившись за подлокотник кресла.
- Прошу прощения, лейтенант. Я понимаю, у вас работа – но и у меня тоже. Ergo, я не могу продолжать этот разговор без надлежащей юридической поддержки. И не потому, что эти возмутительные обвинения – не что иное, как клевета.
Пауза – он явно давал нам понять, насколько серьёзны его намерения.
- Поскольку мои обязательства перед школой не позволяют мне подставлять школу грубым нападкам без предварительной… консультации.
- Организацию невозможно оклеветать, Сэр. Клевета может быть направлена только против частных лиц.
- Значит, Энрико, Джим и Пэт оклеветаны – и я этого не позволю.
Майло встал.
- Никто не утверждает, что эти обвинения – правда, мистер Хельфготт, но мои обязанности не позволяют мне игнорировать их. И я уверен, что все три указанных индивидуума по достоинству оценят возможность сохранить своё честное имя.
- Не понимаю, почему они должны вообще –
- Цель сегодняшней встречи, Сэр – оказать любезность Вам, Сэр, и школе. Я должен побеседовать с этими тремя преподавателями. Вместо того, чтобы нарушать мирное течение вашего учебного дня, я даю Вам возможность организовать встречи с ними вне школьной территории, в удобное время и в незаметном месте.
Сделав шаг вперёд, он вторгся в личное пространство Хельфготта. Рядом с ним Хельфготт казался человеком небольшого роста.
- Более того: ни при каких обстоятельствах оказанная Вам любезность не должна привести к тому, что Энрико, Джим и Пэт будут заранее подготовлены. Я имею в виду, что Вы не будете разглашать цель встречи.
Хельфготт отступил на пару шагов. Ноздри его раздувались, а под оправой очков начали собираться капельки влаги.
- Шеф полиции дал на это разрешение?
- Шеф полиции относится к своим обязанностям серьёзно.
- Как… интересно.
Внезапно Хельфготт протянул руку и похлопал Майло по плечу.
- Я уверен, что Вы прекрасный офицер и преданный своему делу человек, Сэр. Вы просто исполняете свой долг. Однако я должен исполнять свой. Я не могу брать на себя подобные обязательства, не посоветовавшись с профессионалами. Мы ещё увидимся.
Он направился к электрическим дверям, ведущим на лётное поле. Прежде чем он успел дойти до них, консьержка нажала кнопку, и двери распахнулись. Хельфготт прошествовал к джипу. Водитель выскочил и торопливо открыл пассажиру дверь.
- И кто сказал, что учитель – неблагодарная работа? – сказал Майло.
Когда мы миновали столик консьержки, та подняла глаза от глянцевого журнала. Улыбнулась. Протянула: бай, ребята.
В её глазах явственно читалось: вы нагадили на ковёр.
 
Глава 8
Пока мы ехали из Санта Моника в Западный Лос Анжелес, Майло позвонил в офис шефа, не пробился дальше первой секретарши, повесил трубку.
- Ну, как тебе Эль Президенте?
- Обожает свою работу и ни перед чем не остановится, чтобы не потерять её.
- За такие льготы, мне кажется, он и убить может, Алекс. – Майло побарабанил пальцами по рулевому колесу. – Жаль, что помпезность – не уголовное преступление.
- Твоя аналогия с говядиной, мне кажется, его особенно уела.
- Да… Мою школьную жизнь можно сравнить с гамбургерами из обойного мяса. Знаешь, что меня особенно достало, Алекс? Этот его снисходительный тон в сочетании с ложной скромностью: я, мол, просто бедный, тупой трудяга. Который как-то умудрился с отличием окончить Браун.
- Так это ж другой Браун. Он же сказал. Но определенная доля истины в том, что он говорил, могла быть, – сказал я. – Как сказал твой шеф, большинство университетов Высшей лиги начинали как духовные семинарии, но быстро стали прибежищем для отпрысков из богатых белых семей. Позднее, когда квоты выросли, они превратились в меритократии, но Хельфготт достаточно немолод. Возможно, он попал туда в тот период, когда умение учиться не было определяющим фактором.
- Ты же был вундеркиндом. Чего ты не пошел учиться в такой университет?
- Моя школа была для детей «синих воротничков», как и твоя. Школьные психологи ориентировали нас на ремесла, про колледж никто и не заикался. Я целился выше, потому что мне надо было вырваться из моей семьи. Когда я решил уехать из Миссури, я ушёл ночью, не попрощавшись, и уехал в старой таратайке, купленной тайком.
- В шестнадцать лет? Круто.
- Это был вопрос жизни и смерти, – сказал я. – Я никому не рассказывал: я поступил в университет обманом. У матери была старая приятельница, которая тоже когда-то сбежала – уехала в Окленд, стала учительницей. Она знала, с чем мне пришлось столкнуться в жизни, соврала, что она моя тётка и опекунша, сказала, что я много лет живу в Калифорнии. Без этого, я бы никогда не мог позволить себе учиться там – для студентов из других штатов установлена повышенная плата за учёбу. Я жил у неё две недели – подстригал ей газон, красил водосточные трубы… Потом я купил ей букет ромашек, оставил записку и опять удрал посреди ночи: уехал в Лос Анжелес. В следующий раз в Окленд я попал уже после того, как закончил докторантуру и поступил в постдокторат в Лэнгли Портер.
- Да, друг мой, ты подлый обманщик. Пора лишить тебя диплома.
- Не станешь же ты заниматься расследованием мелкого мошеничества. В этом отделе зарплаты ниже, – сказал я.
Спустя милю я добавил:
- Если посчитать все пожертвования, которые я сделал как выпускник после окончания – они вполне перекрывают разницу в оплате учёбы, которую я тогда зажилил.
Он рассмеялся.
- Во всём-то нам надо покаяться, да?
- Надо же с чего-то начинать.
Вернувшись к себе, Майло позвонил доктору Клэрис Джерниган в судебно-медицинскую экспертизу.
В прошлом году ему удалось раскрыть убийство одного из сотрудников Джерниган – Бобби Эскобара, хотя официально лавры за раскрытие преступления достались шерифу и его команде. Как-то раз, вначале, когда дело казалось безнадёжным, Джерниган легкомысленно пообщала Майло, что если тот раскроет дело, то она будет вскрывать «его трупы» вне очереди. Она оказалась человеком слова.
Майло переключил телефон на громкую связь, и чёткий голос Джерниган наполнил комнату.
- Только что зашила жертву, Майло. Какой ещё полубог Вам покровительствует в этом деле, кроме меня?
- Что Вы имеете в виду, доктор?
- Привозят тело Фриман. Очередь побоку, тело прямо на стол – и записка без подписи: вскрыть немедленно, о результатах никому. Бумага, между прочим, не та, на которой мне спускают приказы от моего начальства. Звоню своему боссу – его нет. Хотя я знаю, что он на месте. Помощник божится, что, когда труп привезли, записки при нём не было. Водитель говорит то же самое. Это значит, что записку подкинули уже у нас – да так, что мы при этом не заметили. Я подумала, может, это Вы? Да, конечно, я ему обещала – но зачем же так давить?! Ладно, думаю. Тут звонит мой личный мобильник – для детей держу – и меня предупреждают, что Элиза Фриман – случай конфиденциальный. Буквально это звучало так: «Это надо сделать тихо-тихо». Когда я спрашиваю, почему, трубку вешают.
- Кто звонил?
- Какая-то женщина – сказала, что звонит от Паркера. Это правда?
- Возможно.
- Майло, что происходит? Я поискала Фриман в Сети – не богатая, не знаменитая, ничем не отличившаяся.
- Это сложный вопрос, доктор.
- В смысле «заткнись и режь», – сказала Джерниган. – Ладно, я смирила гордыню, успокоилась, заткнулась, вскрыла Фриман молча, и вот что у меня для Вас имеется: алкоголь в крови втрое превышал предельно допустимую для управления машиной норму, плюс какое то производное опиума. Следов иньекций нет – наверное, нюхала. Какой именно метаболит – сразу сказать не могу, анализ покажет. Явные признаки передоза, судя по состоянию лёгких. У сравнительно здоровой молодой женщины.
- Сравнительно… По сравнению с чем?
- Первые признаки атеросклероза. Симптомы соединительнотканного перерождения печени – начало цирроза. Что означает, что к бутылке она пркладывалась частенько. Забитые бляшками артерии тоже могут бы следствием злоупотребления алкоголем – или у неё скверная наследственность. Или и то, и другое. Но в краткосрочном плане всё это не имело особого значения – у неё впереди были годы и годы жизни. Признаков насилия нет. Подъязычная кость не повреждена – значит, странгуляция исключается. Да и кровоизлияний в глаза нет. Она не была изнасилована. Ни разу не была беременна. Причина смерти – передозировка, как наступила смерть – непонятно.
- Это могла быть случайная передозировка?
- Или самоубийство. Или убийство. Следов рвоты на месте происшествия не обнаружено, равно как и других признаков припадка. А также пустых бутылок из-под спиртного и пустых упаковок от наркотиков. Ванна сухого льда – дело странное, никогда прежде видеть не доводилось. Я полагаю, это могла быть какая-то эротическая игра, которую она вела сама с собой, хотя мне трудно представить, как она могла терпеть такую боль.
- А могла она передозировать, загнать себя в ступор и сползти в ванну прямо перед тем, как потерять сознание?
- Я полагаю, теоретически это возможно. Говорят же, что некоторые наркоманы не чувствуют боли… Вы уже выяснили, откуда взялся лёд? Мешков от льда мои люди тоже не нашли.
- Доктор, я только что получил это дело.
- Учитывая её состояние, – сказала Джерниган, – я бы скорее предположила, что она не сползла, а упала в лёд – но тогда лёд разлетелся бы во все стороны. Возможно, была бы травма головы. Ничего этого не было. Сухой лёд не тает – он испаряется, так что луж не остается. И всё же… Слишком уж аккуратно она была уложена в ванну, а ожоги кожи говорят, что она провела там некоторое время, будучи живой. Нам обоим ясно, что это убийство, но мне не хватает улик, чтобы так и написать в протоколе.
- А как можно определить, была ли она жива, когда её запихали в лёд?
- Розовый цвет ожогов говорит о том, что она была жива – но в суде я бы ответила «Не знаю». А как это получилось, что дело в Вэли досталось Вам?
- Мой язык заперт в сундук молчания, доктор.
- Ясно, – сказала Джерниган. – Ну, ладно, удачи!
- Спасибо, доктор.
- Если Вы и впрямь хотите выразить мне свою признательность, – сказала Джерниган, – то продолжайте держать меня в неведении.
Майло позвонил в лабораторию. Ему немного поморочили голову, после чего он ввязался в спор с кем-то по имени Билл:
- Если я не получу информацию сейчас, то приеду сам и начну рыться. Приказ сверху.
- В каком смысле сверху?
- Сам догадайся.
- Мне за это не платят.
- Тогда увидимся через полчаса.
- Зря стараешься, Майло. У меня тоже конкретные инструкции.
- Мои инструкции получены пять минут тому назад, и они важнее твоих.
- От кого твои инструкции?
- С самого верха – выше не бывает.
- Вон оно что… У тебя прямая линия к Господу Богу.
- Да. И к Санта Клаусу тоже. Не веришь – вот тебе номер, звони. А теперь давай, рассказывай мне всё, что я хотел узнать. Были ли на месте преступления мешки от сухого льда, пустые бутылки из-под спиртного, наркотики или упаковки от них?
- Мешков не было, – сказал Билл, – дури тоже не найдено. Одна пустая бутылка из-под «Серого Гуся» в кухне. И вот тебе подарочек: все отпечатки в доме принадлежат жертве, да и те только на краю кровати. Что-то тут не так. Моё мнение? Кто-то хорошо протёр всю квартиру. Но мне по этому делу своё мнение высказывать не велено. А теперь сделай доброе дело, ладно?
- Какое?
- Не звони мне подольше.
 

Глава 9
На следующий день Майло позвонил около полудня.
- Ну что, готов? Проведём заседание Ассоциации Детективов и Учителей?
Мне потребовалась пара секунд на обработку информации.
- А что, есть такая?
- Теперь есть. Его Экзальтированность только что соблаговолил сообщить мне, что трое преподавателей школы «Виндзор» изволят побеседовать со мной в два пополудни, в четверть четвёртого и в половине пятого. Не в школе, боже упаси. Частный дом, адрес в Беверли Хиллз. Я сказал, что установленные таким образом интервалы не очень помогают ведению расследования. Мне было сказано: «Скажи спасибо, что тебе не дали по сорок пять минут на человека. Позови Делавара». Таким образом мне было дано понять, что тебе можно присутствовать.
- Они приедут со своими адвокатами?
- Не успел спросить. Вот этот дом.
Маккарти Драйв. Два квартала к югу от Уилшир.
Я сказал:
- Приятный район. Кто тут живёт?
- Узнаем, когда войдём.
Мы приехали на двадцать минут раньше времени. Дом был двухэтажный, в средиземноморском стиле. Распахнутые окна. Клумба перед домом полна отцветающих цветов. Газон – позавидовать можно. Возле ведущей к дому дорожки - кокетливо изгибающейся, вымощенной камнем – столбик с табличкой «Продаётся».
Передняя дверь оказалась не заперта. Мы вошли в высокое, с мраморным полом фойе. Тёплый свет лился справа, со стороны причудливо изогнутой лестницы. Женщина, сидящая на складном стуле в пустой гостиной, что-то читала. Насколько я мог видеть, весь дом был пуст.
Она отложила в сторону книгу. Пепельная блондинка, лет сорока пяти. Чёрный брючный костюм, белая шелковая блузка, взбитыми сливками выплёскивающая на лацканы жакета.
Книга оказалась биографией Линкольна, добрых четырёх дюймов толщиной. Она положила книгу на стул.
- Лейтенант, доктор, вы приехали чуть рановато.
- А Вы – ...
- Мэри-Джейн Роллинс.
Круглое, мягкое лицо без морщин. Бледные ресницы и светлые глаза – вероятно, решение стать блондинкой было продиктовано детскими воспоминаниями.
- Очень приятно, Директор Роллинс. Мистер Хельфготт записал меня в Ваш класс?
- Доктор Хельфготт, - сказала она, вставая. – У него степень доктора наук в области управления образовательными учреждениями. Да, он просил меня поспособствовать Вам.
- Степень доктора наук из университета Браун? – спросил Майло.
Роллинс подняла бровь.
- Из лос-анжелесского государственного университета.
- А что ж не из частного?
- В лос-анжелесском университете – прекрасный педагогический факультет, лейтенант.
- Вы часто посылаете туда своих выпускников?
- Если находим нужным. Если не возражаете, мне нужно кое-что почитать – мы приготовили комнату для ваших...
- Пока Вы ещё здесь, давайте немного побеседуем... Если я правильно понимаю, к Вам следует обращаться «доктор Роллинс»?
Кивок.
- Что Вы можете рассказать нам об Элизе Фриман?
- Ничего такого, чего уже не рассказал Вам доктор Хельфготт.
- Доктор Хельфготт сказал, что не занимается кадровыми вопросами и что нам следует спросить Вас.
- Я могу рассказать Вам о планах уроков, подготовленных Элизой – но это вряд ли что-то даст Вам.
- Ей было хорошо в школе?
- Разумеется.
- Разумеется?
- Почему ей должно было быть плохо? – Внезапная, диссонансом, улыбка. – Что же касается её личной жизни, то я по этому поводу информацией не располагаю.
- Вы не общаетесь с персоналом, да?
Роллинс потеребила кружева блузки.
- Моё знакомстов с Элизой было ограничено теми часами, когда она работала в школе. Она была старательным преподавателем, на неё всегда можно было положиться.
- Поэтому-то вы и предложили ей постоянный контракт, независимо от того, сколько часов она работала.
- Мы сочли, что таким образом лучше всего обеспечить ей ощущение финансовой стабильности. Преподавание, как Вы наверняка заметили – не слишком прибыльное занятие.
- Доктор Хельфготт сказал, что у вас платят лучше, чем в других местах.
- Безусловно. Но даже при этих условиях жизнь преподавателя, зарабатывающего на жизнь заместительством, непредсказуема. Многие ищут дополнительные источники дохода – именно так Элиза попала в поле нашего зрения. Она давала частные уроки нескольким нашим ученикам, у неё были прекрасные результаты.
- Она помогала им показать более высокие результаты на вступительных экзаменах.
- Она делала всё, что было необходимо.
- То-есть?
- Восполняла дефицит знаний, помогала молодым людям двигаться в правильном направлении. А теперь, если позволите...
- Кому принадлежит этот дом, доктор Роллинс?
Она облизала губы.
- Мне. Точнее, мне принадлежит половина дома.
- Развод?
Ещё одна внезапная улыбка.
- Ergo продажа дома.
Опять ergo. Интересно, подумал я, в школе преподают латынь?
- Сочувствую Вам, - сказал Майло.
- Не вижу повода для сочувствия. Это в интересах обеих сторон. Каждый из нас - мой бывший муж и я - продолжает жить своей жизнью. В буквальном и переносном смысле.
- Подыскали себе хорошую квартирку?
Мэри-Джейн Роллинс поджала губы.
- Мои жилищные условия имеют отношение к расследованию?
- Прошу прощения, доктор.
- Между прочим, я приобрела квартиру, которая гораздо лучше соответствует моим нынешним обстоятельствам, и оставила моего бывшего заниматься его собаками, его рыбками, его детьми и всей той отвратительной мебелью, что он принёс с собой из своего предыдущего брака. Если позволите, я хотела бы...
- Доктор, были ли у Элизы Фриман конфликты с кем-либо в школе?
- Не слышала. У неё определённо не было конфликтов с теми тремя лицами, которых Вы собираетесь допрашивать сегодня.
- Мы не допрашиваем, мадам – мы интервьюируем.
- Прошу прощения за неверный термин.
Майло спосил:
- А что насчёт недовольных клиентов? Родители или ученики, недовольные результатами?
Роллинс потянула блузку за кружева.
- Лейтенант, Вы что, всерьёз полагаете, что кто-то мог причинить Элизе вред, потому что его результаты на SAT-тесте оказались ниже, чем хотелось?
- Это невозможно.
- Более чем невозможно.
- Хммм... Чисто гипотетически, доктор Роллинс. Предположим, есть такой студент – амбициозный, достаточно умный, из династии выпускников, ну, скажем, Гарварда. Отец его, дед, куча прадедов учились в Гарварде, скажем, со времён... Джона Адамса. Ну, эдакое – как, бишь, это называется?
- Семейное наследие, - подсказала Роллинс.
- Точно. Серьёзное семейное наследие. Возможно, кто-то из этих предков был и не особо умным – в те времена заведения типа Гарварда были просто прибежищем для богатых белых юношей. К несчастью для нашего умного-но-не-гениального абитуриента, теперь для поступления надо быть супер-умным. Не глупее другого студента из той же школы. Проще говоря, гением с дипломом.
- Лейтенант, мы ежегодно посылаем в Гарвард гораздо больше двух выпускников...
- Безусловно, но принимают-то не всех? Даже из такой школы, как «Виндзор».
Молчание в ответ.
Майло сказал:
- Следовательно, кроме конкуренции на национальном уровне, среди ваших учеников существует и внутренняя конкуренция. Окей, предположим, что утром накануне SAT-теста этот наследник династии  - умница-но-не-гений – узнаёт, где раздобыть неприятные химикалии, а банка с кока-колой, из которой пьёт дипломированный гений, вдруг оказывается на пару минут без присмотра?
- Лейтенант, это абсурд.
- Да? Однако именно это произошло несколько лет назад в одной элитной школе на восточном побережье. Пострадавший не умер – но болел долго.
Рука Мэри-Джейн Роллинс взлетела к лицу и на мгновение закрыла бледные губы.
- Не знаю, где Вы слышите подобные вещи. Я определённо не слышала ничего подобного. В любом случае, ученик нашей школы никогда не опустился бы до подобной мерзости.
- Вы наверняка правы, доктор Роллинс – но я это к тому, что чем выше ставки в игре, тем отчаяннее может быть поведение игрока. Позвольте повторить вопрос: известно ли Вам о ком-либо – ученике или его родителях, – кто остался крайне недоволен Элизой Фриман? Недовольным настолько, чтобы пожаловаться Вам?
Заминка.
- Нет, лейтенант.
- Жаловался ли кто-нибудь доктору Хельфготту или кому-либо ещё из администрации?
- Никто.
Руки Мэри-Джейн Роллинс расслабились.
- Лейтенант, я понимаю, что когда Вам попадается трудное дело, Вам приходится теоретизировать, раскрепощая своё воображение. Могу сказать Вам одно: если Вы полагаете, что смерть Элизы как-то связана с нашими сотрудниками, то Вы заблуждаетесь. Одно из достоинств нашей школы – наше умение сочетать тщательную учебную подготовку с воспитанием твёрдых моральных устоев. Мы даже включили преподавание моральной дилеммы Ванлайта в учебную программу. Нашим студентам приходится оперировать сложными моральными категориями.
Я сказал:
- Ванлайт покончил с собой после того, как его обвинили в сексуальных домогательствах учеников.
Роллинс бросила на меня взгляд зоолога, изучающего новый вид.
- Как бы то ни было... Мне пора возвращаться к президенту Линкольну. В следующем семестре я буду вести мини-семинар по Линкольну для старшекурсников.
- Освобождение рабов, - сказал Майло. – Очень своевременно, доктор.
- Простите?

- Старшеклассники начинают видеть свет в конце тоннеля. Можно сказать, их собственная декларация эмансипации.
Прежде чем Роллинс успела ответить, в дверь позвонили.
 
Глава 10
Стоявший в дверях человек был молод и худощав. Лицо эльфа. Веснушки. Бегающие зелёные глаза. Волосы цвета грязной воды коротко подстрижены. В своей белой рубашке, синих брюках и коричневых ботинках он вполне мог бы сойти за старшеклассника.
Роллинс сказала:
- Спасибо за пунктуальность, Джим. Лейтенант, это мистер Джеймс Уинтерторн, ассистент отделения точных наук.
Уинтерторн опасливо пожал нам руки. Пальцы были вялые и потные.
- Хотел бы я знать, о чём всё это.
- Входите, Сэр, мы постараемся Вас просветить.
Роллинс провела нас мимо лестницы вглубь дома, в помещение, выходившее окном в маленький сад. Пустые книжные полки, камин, кабель, тянущийся к тому месту над камином, где раньше висел плоский телевизор.
Здесь проводила время семья в те годы, когда Роллинс была лучше приспособлена к той жизни, что принёс с собою её муж.
Два складных стула; напротив, метрах в полутора-двух – ещё один. Майло уменьшил это расстояние вдвое, показал Уинтерторну рукой на одинокий стул, повернулся к Роллинс.
- Приятного чтения, доктор. Только не в доме, пожалуйста.
- Я получила указания оставаться здесь, лейтенант Стёрджис.
- Вполне возможно. А теперь указания меняются.
- Лейтенант, не ставьте меня, пожалуйста, в неловкое положение...
- Боже упаси. Можете оставаться поблизости. Но не в доме. Мой совет – ступайте прогуляться. Погода хорошая, Родео Драйв неподалёку. Иначе покинуть этот дом придётся нам. Вместе с мистером Уинтерторном.
Уинтерторн наблюдал за этим обменом любезностями с всё возрастающей тревогой.
Роллинс сказала:
- Мне придётся доложить об этом.
Мйало сказал:
- Отличная мысль. Нет ничего лучше непредвзятого общения, когда дело касается попыток привить прочные моральные устои.
Роллинс повернулась. Вслед за звуком впечатанных в деревянный пол шагов последовал грохот захлопнувшейся входной двери.
Джеймс Уинтерторн сидел, сложив бледные, безволосые, с крупными венами руки на коленях.
- Спасибо, что пришли, Сэр, - сказал Майло.
- Особого выбора у меня не было. Доктор Хельфготт снял меня с урока химии – видимо, он считает, что это важно.
- Он объяснил, почему это важно?
- Я вообще-то говорил с его секретаршей. Она сказала, что Элиза Фриман скончалась и что полиции нужно поговорить с преподавателями. Не понимаю, почему.
- Какие взаимоотношения были у Вас с Элизой Фриман?
- Взаимоотношения? Мы, так сказать, были коллегами.
- Так сказать?
- Она замещала по английскому и истории. Я преподаю химию и физику.
- Гусь свинье не товарищ?
- Учителя, преподающие точные науки, обычно держатся вместе. Возможно, такой способ племенного существования заложен у нас в генах.
- Значит, на работе особо не общались, - сказал Майло. – А после работы?
- Не знаю, лейтенант.
- Вы недостаточно общительны?
- У меня есть подруга, мы собираемся съехаться в конце учебного года. Работа и общение с Эмили занимают всё моё время.
- Эмили тоже учительница?
- Изучает медицину в университете.
- В данное время каждый из вас живёт отдельно?
Уинтерторн покраснел.
- Мы оба живём с родителями. Не идеально – но, учитывая нынешнюю экономическую ситуацию, мы пытаемся скопить побольше, чтобы иметь шанс купить жильё.
- Где живут Ваши родители?
- В Энсино.
- К югу от бульвара или к северу?
- К югу, - ответил Уинтерторн.
- Недурно.
- Мой отец нейрохирург.
- Ага. Значит, и отец, и подруга – врачи, – сказал Майло.
- Мои брат и сестра тоже.
- А Вы, стало быть, бунтарь.
Уинтерторн улыбнулся.
- Что, не потянули на подготовительных курсах на медицинский факультет?
Улыбка увяла.
- Почему Вам так важно всё знать о моём образовании?
- Просто пытаюсь познакомится поближе, Джим. Сколько Вам лет?
- Двадцать девять.
- Давно преподаёте в «Виндзор»?
- Два года.
- А чем Вы занимались между колледжем и работой?
Уинтерторн нахмурился.
- Получил степень магистра и начал работать над докторатом.
- По…
- По физике.
- Вы продолжаете работу над докторатом?
- Раньше или позже допишу диссертацию.
- И где проходила вся эта учёба?
- Первая степень – в МИТ, вторая – в Мичиганском университете.
Майло присвистнул
- Вы преподаёте ещё что-то в «Виндзор»?
- Курсы углублённого изучения химии и физики и семинар по экологической биофизике для тех, кто сдал эти курсы - химию и физику – на «отлично».
- Объясняете им всю подноготную глобального потепления?
- Мы занимаемся несколько более сложными вопросами.
Майло придвинулся поближе. Испуганный взгляд Уинтерторна: что я такого сделал?
- На химии Вы работаете с сухим льдом?
Уинтерторн хихикнул.
- Что смешного, Джим?
- Когда я был в пятом классе, наш учитель по физике принёс в класс сухой лёд и стал показывать, как работает вулкан. Пытался доказать, что физику и химию можно преподавать занимательно. Нет, лейтенант, на углублённых курсах мы несколько выше этого. Там в основном вычисления – это практически университетский курс.
- Вулканов, значит, нет, - сказал Майло. – Жалко. Когда наш учитель показывал нам эти штуки, мне нравилось.
Уинтерторн посерьёзнел.
- Вы хотите сказать, что сухой лёд имеет отношение к Элизе? К тому, что произошло?
- Какое у Вас сложилось мнение об Элизе, Джим?
Уинтерторн вжался спиной в спинку стула, словно пытаясь заставить его двигаться назад.
- Я полагаю, она было добросовестная.
- Полагаете?
- Я уверен. Иногда я видел, что она остается позаниматься с учениками после уроков.
- Вы заметили это, потому что...
- Я тоже так поступаю.
- Ученики ценят такую самоотверженность?
- Я думаю, да.
- У Элизы были любимчики? Ученики, с которыми она оставалась заниматься чаще, чем с другими?
- Не знаю. Скажите, что всё-таки случилось? Я предполагаю, что в её смерти было что-то подозрительное – иначе с чего бы нам пришлось говорить с детективами из полиции?
Майло протянул ему свою карточку. Глаза молодого человека расширились.
- Её определённо убили?
- Определённо?
- Я хотел сказать... Эта мгновенность, - сказал Уинтерторн. – Когда что-то столь ужасное случается так близко… - Он был скорее увлечён, чем напуган происходящим – словно описывал сложную молекулу.
- Значит, - сказал Майло, - любимчиков не заметили.
- Не обращал внимания.
- А конфликты с кем-нибудь? Студенты, преподаватели, уборщики – она ни с кем не ссорилась?
- Ничего такого, - сказал Уинтерторн.
- А если у неё и были конфликты, Джим, Вы бы знали?
- Что Вы имеете в виду?
- Ну, Вы же из физико-математического племени…
- Такое разделение касается только общения, - сказал Уинтерторн. Он поёрзал на стуле, почесал переносицу. - «Виндзор» - школа маленькая. Если что-то случается, волны идут. Если бы у Элизы был серьёзный конфликт – что-то такое, что могло бы повлечь за собой... Я бы знал. Но я никогда ничего такого не слышал.
- Вы хотите сказать, что мельница слухов в школе есть и что она хорошо смазана.
- Ну, не совсем. Просто... важные вещи становятся достоянием гласности, так сказать.
- И что намолола ваша мельница про Элизу?
Уинтерторн прикусил губу.
- Мне неловко говорить о ней за её спиной. Особенно теперь.
- Именно теперь, Джим, нам придётся говорить за её спиной. Каковая в данный момент покоится на холодной стальной поверхности стола для вскрытий в зале судебно-медицинской экспертизы.
Уинтерторн содрогнулся.
- Господи, Вы не смягчаете ударов!
- Смягчение ударов мало способствует раскрытию преступлений..
- Убийство. Сюрреализм какой-то.
- Вернёмся к вопросу о сплетнях, Джим. Так что болтали длинные языки про Элизу?
- Мои показания будут занесены в официальные документы? В это ваше... дело?
- Нет, если Вы будете откровенны, Джим.
Гладко соврал.
Уинтерторн потер глаза.
- Не могу ручаться – но ходили слухи, что Элиза попивает. Я этого не видел, но некоторые говорили, что видели.
- Кто говорил?
- Другие учителя.
- Имена, пожалуйста.
- Я...
- Джим, это важно.
- Только не говорите, пожалуйста, что узнали это от меня.
- Договорились. Кто, Джим?
- Энрико Хауэр. Он преподаёт психологию и урбанистику. Он утверждал, что видел Элизу пьяной.
- В школе?
Отрицательное движение головой.
- В баре.
- В котором?
- Я не спросил. Он говорил, что она была крепко в подпитии.
- Мы говорим об изолированном эпизоде или о систематическом явлении?
- Он говорил, что от неё и на работе пахло.
- И как поступил мистер Хауэр с этой информацией?
- Никак, - сказал Уинтерторн. – Во всяком случае, насколько мне известно. Я и слушать этого не хотел. Я стараюсь быть выше чужих прорех.
- А где тут прореха?
- Ну, это такое выражение, лейтенант. Я не люблю лезть в чужие дела.
В голосе Уинтерторна послышался металл. На тоноких, бледных руках обрисовались мышцы. Маленького роста – но жилистый, плечи квадратные. Возможно, на самом деле он сильнее, чем выглядит.
Майло спросил:
- А как насчёт наркотиков?
- Ни разу не слышал, - сказал Уинтерторн. – Вы хотите сказать, что тут использовались наркотики в сочетании с сухим льдом? Как химик, я не могу представить, каким образом...
- Так Вы никогда не встречались с Элизой вне школы.
- Никогда.
- Значит, если кто-то другой станет утверждать, что вас видели вместе, то это будет ложью.
Глаза Уинтерторна забегали.
- Кто Вам такое сказал?
- Что Вы скажете, если я скажу, что это сказала сама Элиза?
- Скажу, что это утверждение смехотворно.
Майло вкратце пересказал ему содержание DVD.
Уинтерторн вцепился в края стула. Из глаз брызнули слёзы, губы уродливо скривились.
Майло сказал:
- Речь идет не только о светских развлечениях, Джим.
Вцепившись в волосы, Уинтерторн начал раскачиваться на стуле. Рот его беззвучно шевелился. Наконец, ему удалось выдавить из себя три слова. Сдавленным голосом он произнёс:
- Только… один… раз.
 
Глава 11
Джеймса Уинтерторна трясло.
Майло сказал:
- Расскажите нам про тот, единственный раз.
- Вы уже всё знаете – зачем вы играете со мной в кошки-мышки?!
- Что мы знаем, Джим?
- Это ваша стратегия, - сказал Уинтерторн. - Не задавать вопросов, если не знаешь ответа заранее. Адвокаты тоже так делают.
Горькая улыбка.
- Моя мать – юрист по гражданским искам.
- Ну, всё равно расскажите, Джим.
- Всего один раз! Мы оба работали допоздна, потом мы пошли на стоянку – там всё и произошло.
- В одной из машин?
- В её. Я проводил её до машины – ну, джентльмен и всё такое. – Сухой смешок. – Она поблагодарила меня и поцеловала. В щеку.
Уинтерторн скрестил руки на груди.
- Потом повернула голову. Вместо щеки получилось в губы, а потом... Ах, да какая разница... Всего один раз – ни один из нас об этом после не заговаривал. В любом случае, никакого принуждения к сексу не было – если она утверждает обратное, то она просто чокнутая.
Майло молчал.
- По сути дела, - продолжал Уинтерторн, - активной стороной была она. Она всё это затеяла. Да и секса-то, как такового, не было. Что-то я не так говорю. Вы ещё можете подумать, что было что-то извращенное. Я хочу сказать, что настоящего полового акта не было. Вы меня понимаете?
- Не вполне, Джим.
- Оральный секс, окей?
Уинтерторн вкочил, подошёл к окну и уставился на бегонии за окном.
- А потом всё кончилось и мы больше никогда не говорили об этом. И всё это не имеет никакого значения, потому что я не испытывал к Элизе никаких чувств, а уж она ко мне – точно никаких, я уверен.
Он повернулся к нам.
- Я был для неё ничем. Ноль. Она явственно дала мне это понять.
- Каким образом, Джим?
- Закончив, она вытерла рот рукой, рассмеялась и сказала: «Джимми, это всё пустяки, не придавай значения. У меня просто было такое настроение».
- Да, от такого отношения недолго и разозлиться.
- Разозлился я только на одного человека – на самого себя. Я всегда считал себя человеком верным – да так оно и было до этого случая. Совершенно непростительно было совершить такую глупость. Так и не понимаю, как это случилось – я определённо не волочился за нею. Как раз наоборот. Мне от неё ничего не надо было.
- Она застала Вас врасплох, Джим.
- Это уж точно – но я всё равно сам дурак. Возможно, прозвучит по-бабски – но весь этот эпизод оставил у меня такое ощущение, словно меня вываляли в грязи.
- Ощущение грязи может повлечь вспышку гнева.
- Я не убивал её, чёрт побери!
Удар кулаком по стене. Резкий поворот.
- Присядьте, Джим.
- Я предпочитаю стоять.
Майло сказал:
- Я назову период времени. Постарайтесь вспомнить, что Вы делали в это время.
Он обрисовал параметры того дня, когда произошло убийство.
Уинтерторн сказал:
- Я был с – нет, не у Эмили, слава богу. Я был у матери. Она неважно себя чувствовала, а отец уехал на конференцию, поэтому я поехал побыть с ней.
Он повернулся к нам лицом.
- Вы ведь не станете втягивать в это дело Эмили, верно?
- Надеюсь, что нет, Джим.
- Я прошу Вас. Я не имею никакого отношения к смерти Элизы.
- Хотя она и заставила Вас чувствовать себя дешёвкой.
- Изолированное событие, - сказал Уинтерторн. – Я перешагнул через это.
- Многие мужчины вспоминали бы о таком не без удовольствия.
- Я  - не «многие мужчины».
- Ну да, ну да.
- Это не значит, что я убийца.
Майло сказал:
- Давайте вернёмся на секунду к тому случаю. Вы утверждаете что Элиза была инициатором. Она говорит о непрекращающихся сексуальных домогательствах.
- Бред. Понятия не имею, почему она это сказала. Почему именно я, а не все остальные?
- А кто именно?
Уинтерторн отвёл глаза в сторону.
- Я не имел этого в виду.
- А что Вы имели в виду, Джим?
Уинтерторн ссутулился.
- Безумие какое-то. Доктор Хельфготт снимает меня с урока – так теперь меня допрашивают, как преступника.
- Это не допрос. Это интервью.
- Я чувствую себя как на допросе. Хуже того: я считаю, меня запугивают.  Прямо как в Гуантанамо.
- Какие отношения были у Вас с Элизой после того случая?
- Я избегал её.
- Она действовала Вам на нервы.
- Может быть, поэтому она и затеяла все эти нелепые обвинения. Она чувствовала себя отвергнутой.
- Она опять пыталась склонить Вас к интимной близости, а Вы её отвергли?
- Нет-нет, я просто старался не встречаться с нею взглядом, так что у неё просто не было такой возможности. Может быть, это её и раздражало. А какой у меня был выбор?
- А тот факт, что учителя точных наук не тусуются с учителями английского, несколько облегчил эту задачу, - сказал Майло. – Но время от времени Вы всё-таки с нею сталкивались?
- Что Вы имеете в виду?
- Ну, выяснения отношений в учительской, например.
Уинтерторн рассмеялся громким, деланным смехом. Похоже, он был рад любой другой эмоции – лишь бы не страх.
- В нашей школе не бывает выяснения отношений. Такое поведение считается неподобающим.
- Словечко из лексикона доктора Хельфготта? – спросил Майло.
- Вообще-то это одно из его самых любимых прилагательных.
- Неподобающим, - сказал Майло. – Наверное, к убийствам это тоже относится.
- Ну, что Вы. Это доктор Х. назвал бы «омерзительным».
- Хмм... Окей, Джим. Мне понадобится адрес и телефон Вашей матери.
Уинтерторн выкатил глаза.
- Вы шутите?
- Она – Ваше алиби, Джим.
- Мне нужно алиби?
- Джим, давайте посмотрим  на вещи объективно. Женщина обвиняет Вас в сексуальных домогательствах – и эта женщина убита.
- Я – единственный, кого она обвиняет?
- А что, должны быть и другие, Джим?
Молчание.
- Если Вам что-то известно, - сказал Майло, - сейчас самое время рассказать об этом.
Уинтерторн сел и опустил голову.
- Я, похоже, сейчас разворошу осиное гнездо.
- Куда деваться... Постарайтесь, чтобы эти осы не ужалили Вас, Джим.
Капали секунды. В саду прилетевший воробей уселся на камень. Рядом пролетела ворона, спугнув мелкую птаху.
Уинтерторн закрыл рот рукой. Тихонько охнул. Рука опустилась.
- Если Вы хотите двигаться в этом направлении, поинтересуйтесь Энрико. Энрико Хауэром. Я уверен, что они с Элизой встречались.
- Почему Вы так решили?
- Они не слишком это скрывали, лейтенант. Долгие взгляды, улыбки. Они частенько касались друг друга плечом, проходя мимо.
- Похоже, Вы за ними подглядывали, Джим.
- Нет-нет, в том-то и дело. Это было трудно не заметить.
- Что ещё Вы можете рассказать о мистере Хауэре?
- Он из Аргентины. Самоуверен. Преподаёт урбанистику и психологию.
- Между ним и Элизой что-то было.
- У меня такое впечатление.
- Проблема в том, Джим, что всё это напоминает шуры-муры по обоюдному, а не сексуальные домогательства.
- Но ведь то же самое можно сказать и обо мне! Это тоже было по обоюдному согласию – она же сама затеяла это, господи ты боже мой. И всего-то один раз! А вот Энрико...
Уинтерторн замолчал.
Майло сказал:
- Окей. Спасибо за помощь, Джим. Так какой номер телефона у Вашей матери?
- Что Вы собираетесь ей сказать?
- Что место Вашего пребывания является предметом рутинного расследования.
- Вот тут она точно сойдёт с ума, - сказал Уинтерторн. – Вы не могли бы сказать ей, что я не подозреваемый, что Вы просто проверяете информацию о других людях?
- Хмм... Если Вы всё рассказали честно, наверное, я могу это сделать.
- Всё как на духу, клянусь Вам. А Эмили Вы тоже не скажете?
- Тот же ответ, Джим.
- Спасибо Вам. От всей души.
Глаза Уинтерторна повлажнели. Майло протянул платок.
От платка мужчины обычно отказываются.
Уинтерторн отказываться не стал.
 
Глава 12
Энрико Хауэр мечтательно улыбнулся, словно пробуждаясь от приятного сна.
- Как странно.
Старший преподаватель социологических предметов школы «Виндзор» явился с опозданием на десять минут. Майло за это время успел позвонить матери Джеймса Уинтерторна и справиться о том, где был в указанное время уважаемый преподаватель точных наук. Марта Уинтерторн немножко поизображала из себя адвоката, но в конечном итоге сообщила, когда и где. Примерно час остался неприкрытым, да и вообще матери считаются не очень достоверным источником информации. Однако Майло повесил трубку и спросил:
- На данный момент, есть смысл продолжать пытаться расколоть этого придурка?
- Пока нет.
Второй звонок в дверь.
На пороге стоял человек лет тридцати пяти – сорока. Высокий, мускулистый, широкоплечий и привлекательный красотой франта, любящего пощеголять перед зеркалом: густые, чёрные, напомаженные волосы до плеч, тщательно выщипанные брови, наманикюренные ногти. Одет в свитер-водолазку по фигуре, чёрные брюки, чёрные с коричневым ботинки на «платформе». Тонкие золотые часы; массивный перстень. Усиливающийся по мере приближения аромат одеколона лимонных тонов.
Он окинул помещение взглядом.
- Очень мило. Когда мы можем внести залог?
Сочный баритон, еле заметный латиноамериканский акцент.
Не дождавшись улыбки ни от Майло, ни от меня, Хауэр сказал:
- Я шучу, потому что расстроен и сконфужен. Приглашение побеседовать с полицией – есть в этом что-то от Кафки.
Майло спросил:
- Что, неудачный день?
Мы проводили Хауэра в дом, усадили в кресло, в которм успел посидеть Джеймс Уинтерторн. Хауэр сразу же сунул руку между ягодицей и металлом.
- Уже тёплый. Это и есть электрический стул?
- Чувство юмора – это прекрасно, мистер Хауэр.
- Рико. В качестве защитного механизма оно причиняет меньше вреда.
- Что Вам сказали об этой встрече?
- Секретарша доктора Хельфготта сообщила мне, что Элиза Фриман умерла и что полиция хочет побеседовать с некоторыми преподавателями.
- Как хорошо Вы были знакомы с Элизой?
- Не слишком хорошо.
- Нам намекнули, что у Вас с Элизой был роман.
- Роман? Глупость какая.
- Не было?
- Я имею в виду глупое слово «роман». Можно подумать, мы рассылали письменные приглашения. Сексом мы занимались, сексом.
Хауэр встряхнул головой.
- Это из-за этого я здесь сижу? За секс?
- Секс с убитой женщиной.
Хауэр рассмеялся.
- Я не некрофил.
- Поправка, - сказал Майло. – С убитой впоследствие женщиной.
- Мне очень жаль. Но вот факты: сексом мы занимались просто так. Ради секса. Я думаю, вы как мужчины не усматриваете в этом ничего необычного. Женщина бы, вероятно, возразила. Смесь физического и эмоционального, всё такое. Но мы же другие, верно?
- Вы преподаёте психология, да?
- Обожаю психологию, - сказал Рико Хауэр. – Вот соберусь однажды с духом и напишу диссертацию.
- Какие ещё предметы Вы преподаёте?
- Социальную справедливость. Это двухсеместровый курс, охватывающий девятнадцатый и двадцатый века. А также курс углублённого изучения урбанистики и миникурс «Бедность и социальная адаптация» для отличников.
- Только для отличников?
Хауэр подмигнул.
- Вот вам награда за мотивацию: лишняя домашняя работа и куча писанины.
Майло сказал:
- Похоже, Вы крепко заняты.
- Человек, любящий свою работу, не бывает занят. Он бывает только увлечён работой.
- Это же относится и к сексу с Элизой?
- О да, лейтенант. Мы оба определённо были увлечены этим. Можно сказать, поглощены!
- И часто у вас случалось это взаимоувлечение?
- Мы старались, чтобы как можно чаще. Простите, лейтенант: меня опять уводит на вульгарный тон. Всё это очень действует на нервы.
- Ваш визит сюда?
- Визит сюда, чтобы обсуждать смерть Элизы. Я предполагаю, что эта смерть была неприятна и необычна, иначе с чего бы потребовался этот визит?
Майло потянул ему свою карточку.
Хауэр сказал:
- Надеюсь, она не мучилась. Элиза ненавидела страдание.
- Она Вам так и сказала?
- Именно так. «Не люблю боль, Рико».
- А в связи с чем была затронута эта тема, мистер Хауэр?
Хауэр скрестил длинные ноги. Белые носки – достаточно тонкие, чтобы подчёркивать загорелые лодыжки – контрастировали с чёрными брюками.
- Вы, вероятно, подозреваете парафилию – боль в сексуальном контексте. Однако нет, лейтенант – разговор был после секса. В этой ситуации Элиза делала то, что делают многие женщины: заводила разговор о себе.
Хауэр заговорщицки подмигнул. Майло и бровью не повёл. Хауэр повернулся ко мне, ища сочувствия. Я притворился клерком из отдела регистрации транспортных средств. Он сказал:
- Я это к чему? Элиза начала рассказывать о своём детстве – а детство у неё, как оказалось, было достаточно неприятное.
- В каком плане, мистер Хауэр?
- Отец, не проявлявший любовь к детям. Мне кажется, от этого Элиза выросла беззащитной и испытывала потребность в проявлениях любви к ней. Той ночью она сказала, что убежала из семьи, причинявшей ей страдания, и не хотела бы снова оказаться в подобной ситуации. Отсюда и «не люблю боль, Рико». По-моему, она просто боялась признаться самой себе в своих проблемах, пыталась убедить себя, что она сильная. С другой стороны, решение не повторять ошибок семьи – решение позитивное, так что я не стал с ней спорить.
Хауэр посерьёзнел.
- Она жаждала нежности. Я бы сказал, это было стержнем её сексуальности. Поэтому я так огорчён тем, что кто-то причинил ей зло. Её смерть была связана с насилием, с жестокостью?
- Подробности мы пока не разглашаем.
- Да, - сказал Хауэр, - понятно.
Майло спросил:
- Вы всегда были с нею нежны?
- Я люблю приносить женщине наслаждение, лейтенант. Чужое удовольствие усиливает моё собственное.
- Значит, если бы женщина хотела «жёсткого» секса, Вы бы пошли ей навстречу.
- В определённых пределах – да, но это не про Элизу. Напротив, она отвечала на лёгкое прикосновение сильнее, чем на грубое.
Майло полистал страницы в своей записной книжке. Хауэр смотрел в выходящее в сад окно и безмятежно улыбался.
- Работа в «Виндзор» Вам нравится?
- Пока да.
- Собираетесь уволиться?
- Ну, пока увольнение не намечается, - сказал Хауэр, - но засиживаться не люблю. Несколько лет назад я проехал на мотоцикле из Сан Диего до Центральной Америки. Вскоре после этого я сумел попасть в Мианмар – в Бирму – на грузовом судне. Туда американцам вообще-то ездить не советуют... Я там продержался две недели, и ничего. Я жил на острове Гибралтар – наблюдал за обезьянами. Изучал музыку фламенко для гитары в Андалусии – как историк, а не как музыкант.
- Так в один прекрасный день Вы можете просто отправиться в новое приключение.
- Жизнь и есть приключение.
Я спросил:
- Откуда Вы родом?
- Есть такое место, где там итальянцы говорят по-испански и думают, что они – немцы.
Улыбка.
- Из Аргентины. Но Америка мне больше по душе. Край безграничных возможностей.
- Например, возможности написать докторат по психологии.
- Или получить работу в научно-исследовательском институте. Или ещё лет десять учить умных, нервных детей.
Взмах рукой.
- Что жизнь подкинет.
- Какой аспект психологии Вы бы хотели изучать?
- Я бы хотел стать психотерапевтом-наставником.
- А я думал, докторат – это исследовательская работа, – сказал я. – По крайней мере, так утверждает мой кузен-психолог.
- Я бы исследовал, как психолог становится наставником. Кроме того, я бы изучал психотерапевтические валентности и их влияние на аффективный гештальт.
Чушь собачья. Я покивал, словно услышал глубокую мысль.
Рико Хауэр сказал:
- Ужасно, ужасно. Бедная Элиза.
Дотронулся до груди. Поморгал. Эмоций – как у устрицы.
Майло рассказал ему про диск.
Хауэр не шелохнулся. Тикали секунды. Целая минута безмолвной неподвижности.
Майло сказал:
- Это серьёзное обвинение. Никакой реакции?
- А какой реакции Вы ожидали? Что я начну всё отрицать? ОК, я всё отрицаю. Вы ждали шока и удивления? Прекрасно. Я поражён и потрясён. При условии, что верю Вам.
- Вы полагаете, мы говорим неправду?
- Я думаю, - сказал Хауэр, - что полиция пользуется обманом как приёмом, потому что суды рассматривают подобную тактику как легитимную. Я, кстати, касаюсь этого факта в своём курсе урбанистики, предлагая своим студентам рассмотреть его как серьёзную моральную дилемму.
- Тут никакой дилеммы нет, мистер Хауэр: Элиза действительно сделала такое заявление. Она даже не поленилась записать это на видеодиск.
- Бедная Элиза. Заниматься подобной дезинформацией. Впрочем, у неё, очевидно, тоже были свои моральные дилеммы.
- Например?
- Неверность.
- По отношению к кому?
- К кому-то бедолаге, который думал, что она к нему неравнодушна.
- Вы про её сожителя?
- Ну, он, возможно, и считал себя таковым. – Хауэр улыбнулся. – Элизе нравилось морочить ему голову. Меня она тоже использовала для своих игр.
- Как именно, мистер Хауэр?
- Она любила звонить ему, когда мы занимались сексом. – Глаза Хауэра заблестели. – Вот, кстати: может, он узнал об этом? Ревность – прекрасный мотив.
- У бедолаги есть имя?
- Саль. Элизе нравилось поболтать с ним, пока она извивалась подо мной. Иногда она закрывала микрофон рукой, чтобы он не слышал её стонов. Или держала фотографию, на которой она была снята вместе с ним, пока мы кувыркались, так сказать.
- Что за фотография?
- Ничего эротического, - сказал Хауэр, – они вдвоём в казино. Этот Саль выиграл – не знаю, сколько именно. Маленький, лысый... Я приписываю её враждебное отношение к нему её стремлению управлять, контролировать: её детство прошло в состоянии аффективной беспомощности.
- Это фото она держала у себя в гостиной, - сказал Майло. – Значит, кувыркались вы у неё дома?
- Разумеется. А где же ещё, лейтенант?
- У Вас?
Хауэр ухмыльнулся.
- Моя жена была бы против.
Майло не клюнул на эту наживку и опять стал задавать вопросы на ту же тему. Хауэр заскучал: ему явно хотелось новых ощущений.
В ответ на просьбу об алиби – зевок. Он был с женой. Жена преподаёт испанский в женской школе в Ханкок Парк.
- Можете поинтересоваться у неё, лейтенант.
- Вам, кажется, всё равно?
- Клаудия сделает вид, что возмущена – но у неё тоже есть свои развлечения.
- Открытый брак?
- Открытого брака не существует, - сказал Хауэр. – Скажем так: мы с Клаудией более отходчивы, чем другие. Мне, конечно, совершенно не хочется, чтобы Вы рассказывали её про сделанные Элизой обвинения, посколько они откровенно лживые, порочащие и оскорбляют моё достоинство.
- Порочащие, - сказал Майло. – В таком вот тоне. Как в суде.
- В Буэнос-Айресе я изучас юриспруденцию, лейтенант. Потом решил, что прожить всю жизнь, как бойцовый пёс – не по мне. – Пригладил волосы. – А Вас не раздражает, что приходится иметь дело с самыми худшими человеческими качествами?
- Я справляюсь, мистер Хауэр.
- Молодец. ОК, чем ещё я могу быть вам полезен?
Майло сделал рукой жест: давай, вали отсюда. Хауэр продолжал сидеть.
Майло встал и ткнул кулаком в спинку стула, на котором сидел Хауэр. Тот вздрогнул.
- Вон, Рико.
Мы проводили взглядом его жёлтый кабриолет «мазда-миата», набиравший скорость. Пэт Скаггс должен появиться минут через десять. Майло закурил сигару, и мы вышли на тротуар перед домом.
Сделав затяжку и выпустив пару колец дыма, он сказал:
- Да, Элиза была девушка бойкая.
- Уважаемые педагоги формируют молодые умы, - сказал я.
- Да... У Хауэра и Уинтерторна был эдакий тестостероновый таймшер – но Уинтерторн им не пользовался. Ну, кто у нас главный подозреваемый - тюфяк или жеребец? Давай, голосуй.
- Воздерживаюсь. Послушаем сперва, что нам расскажет мистер Скаггс.
- Кто бы мог подумать, что в учительской «Виндзор» - такой парник постельных шалунов?! Что ты теперь думаешь по поводу обвинений Элизы?
- Я уже ответил.
- Ну, расправь свои теоретические крылья!
- Оба раскололись: признались, что вступали с нею в половые сношения. Обоюдное согласие – любимый приём насильника: он выводит из игры ДНК. Вполне возможно, что, как только Хауэр и Уинтерторн получили приглашение посетить нас, они сговорились и решили прикрыться, рассказав правду – да только не всю правду. Но я, честное слово, не знаю.
Он чертыхнулся.
- В нормальной ситуации я бы сразу взял обоих за жабры – и некогда бы было им сговариваться. А что в личностном плане?
- Уинтерторн – мальчик впечатлительный. Хауэра, по-моему, ничем не проймёшь.
- Хладнокровный социопат?
- Претенциозность в нём определённо есть.
- Психолог-любитель.
- Да. Мелко пашет, - сказал я. – Когда-нибудь у него будет свой ток-шоу. Или он ударится в политику.
Он рассмеялся. Затянулся. Вытащил мобильник, набрал номер: Клаудия Хауэр. Разговор был короткий, вежливый и неопределённый.
- Миссис Рико подтверждает, что сеньор ловкач провёл с нею всю ночь. Проку от этого примерно столько же, сколько от Мамаши Уинтерторн и алиби её сыночка.
Я сказал:
- Конечно, у Хауэра есть свои недостатки. Но если то, что он нам рассказал про детство Элизы – правда, то это вполне укладывается в картину пьянства и неразборчивости в половых связях. И в то, что она выбрала Саля Фиделлу, а потом унижала его. Интересно было бы побеседовать с её родственниками. Кто-то же, в конечном счёте, явится за её телом.
- В нормальной ситуации, - сказал он, - я бы уже отправил Шона или Мо искать родственников.
Он стряхнул пепел.
- Шалунья... Звонить этому придурку, пока она катала на себе этого Эль-Гаучо – это та ещё выходка.
- Интересный выбор терминов, Малыш.
Он опустил сигару.
- Теперь ты мне предложишь тесты Роршаха?
- Остались в кабинете. Ладно, шутки побоку. Чутьё у тебя есть – возможно, ты и набрёл на что-то серьёзное.
- Элиза холодна с Салем – и он мстит ей сухим льдом.
- Она играет в свои игры, - сказал я, - он решает начать свою. Ключ от её дома у него был. Алиби у него – не лучше, чем у Уинтерторна с Хауэром.
- И то, что вначале казалось захватывающим детективом, обернётся обычной семейной драмой. Да, к Салю стоит приглядеться попристальнее – хотя и к нашим почтенным педагогам тоже. Оба при первой возможности отвести подозрение от себя и подставить кого-то другого. Уинтерторн – Хауэра; Хауэр навёл нас обратно на Саля.
- Вспоминается высказывание одного из моих профессоров, - сказал я, - когда я подумывал о преподавательской карьере. Он сказал так: способность кляузничать учитель впитывает с молоком матери, потому что ставки так низки.
- Мой научный руководитель когда-то сказал мне практически то же самое, - сказал Майло. – Доктор Картер, председатель учёного совета. И было это за пару дней до того, как он начал ко мне приставать.
Он взглянул на часы.
- Интересно, на кого станет катить бочку мистер Скаггс.
Как раз в том момент, когда Майло затушил окурок своей сигары, с севера, дымя выхлопом, подъехала маленькая белая машина и, замедлив ход, припарковалась напротив, через дорогу. Обшарпанная «ниссан-сентра» с пыльными окнами.
Женщина, которая вылезла из машины, оказалась молодой, высокой, круглолицей, крепко сбитой, с длинными, тёмными, волнистыми волосами. Очки в золотой оправе. Серый брючный костюм свободного покроя. Жёлтая блузка под жакетом – тоже. Большая коричневая кожаная сумка нещадно колотила свою владелицу по боку, пока та галопом пересекала улицу.
- Полиция?
- Да. А Вы кто?
- Пэт Скаггс. Мне сказали, что Вы хотите побеседовать со мною об Элизе.
Глава 13
Крепкое телосложение и широкие плечи Патрисии Энн Скаггс резко контрастировали с жалобным, тонким голосом маленькой девочки. Она часто моргала – видимо, тик - и её роскошные, цвета подсолнухов глаза в эти моменты становились похожи на два пулемёта, ведущие огонь очередями..
Десять секунд её присутствия в задней комнате – и безмятежность, оставшаяся после Энрико Хауэра, была полностью нейтрализована.
Майло спросил:
- Так Вы знаете, в чём дело.
- Марлен – секретарша доктора Х. – сказала мне, что Элиза умерла и что полиция беседует с её коллегами. Её убили?
- Возможно.
- Ах, это ужасно!
- Вы с ней дружили?
- Она мне нравилась, - сказала Пэт Скаггс. – Мы общались на работе, но я мало что знаю о её личной жизни.
Глаза снова моргнули – раз, другой.
Майло сказал:
- Друзья по работе.
- Когда я впервые увидела её, она сидела в углу учительской, одна-одинёшенька, и ела. Она замещала кого-то, и никто не знал, кто она. Я подошла, представилась. Я же понимаю: входить в коллектив – дело непростое.
- Педагогический коллектив в «Виндзор» - как клуб?
- Вовсе нет, что Вы, - сказала Пэт Скаггс. – Просто мы уже привыкли друг к другу.
- В «Виндзор» кадры почти не меняются?
- Наша школа – прекрасное место работы!
Пэт Скаггс слегка повысила голос, делая это заявление.
- Вы давно там преподаёте, Пэт?
- Пять лет. Устроилась туда сразу после окончания колледжа.
- Какой колледж?
- Веллсли.
- Прекрасное место.
Озорная улыбка.
- Сейчас Вы скажате, что там училась Хиллари.
Я сказал:
- Мадлен Олбрайт и Дайан Сойер тоже.
Она рассмеялась.
- И они тоже.
Майло спросил:
- Что Вы преподаёте в «Виндзор»?
- Углублённый курс истории, семинар по цивилизациям мира, бонус-курс по правам женщин после промышленной революции.
- Элиза давала уроки истории и английского, так что у вас были общие темы. Вам доводилось посылать к ней частных учеников?
- Пару раз. Мне кажется, они остались довольны.
- Не случалось слышать жалоб от недовольных родителей, что их чадо получило «пять с минусом» вместо ожидаемой «пятёрки»?
Пэт Скаггс отбросила волосы с вспотевшего лба.
- Вам тут, похоже, порассказали всякого – но в основном наша школа не такая.
- Нет погони за оценками?
- К тому времени, когда наши ребята доходят до углублённых курсов, естественный отбор уже заканчивается.
- И всё же, - сказал я, -  некоторым из них требуются частные уроки.
Она облизала губы.
- Некоторые люди – неисправимые перфекционисты.
- Некоторые также сильно расстраиваются, когда им не удаётся достичь желанного совершенства.
- Уж не хотите ли Вы сказать, что это сделал один из студентов, недовольный уроками Элизы?
Майло сказал:
- На данном этапы мы готовы выслушать любые предположения, Пэт.
- Ого, - сказала она. – Нет, честно говоря, мне трудно такое представить.
Её руки вздрогнули.
- Нет. Вряд ли.
- А где училась Элиза, Пэт?
- В университете Мэриленда.
- Она много рассказывала о своей студенческой жизни?
- Да нет, не очень.
- Не очень?
- Говорила, что предпочла бы учиться в маленьком колледже.
- Как Веллсли.
Кивок.
- Почему она этого не сделала?
- Деньги.
- Что она рассказывала о своей семье?
- Ничего, - сказала Скаггс.
- Вообще ничего?
- Она избегала разговоров о своей семье, лейтенант. Я могу только догадываться, почему: вероятно, её воспоминания не были приятными.
- Избегала... Как?
- У мнея было ощущение... сопротивления. Окей, вот вам пример. Как-то раз, накануне Дня Благодарения, я рассказывала, как я жду возможности повидаться с семьёй. Элиза сказала, «Да, приятно» - и в её голосе послышались тоскливые нотки. Я решила, что она очень скучает по своей семье и сказала что-то в этом ключе. Элиза очень выразительно покачала головой, потом улыбнулась и сменила тему – но я поняла, что коснулась больного места. С другой стороны, может быть, я просто преувеличиваю.
- О чём ещё вы с Элизой беседовали?
- О своём девичьем. О работе. У неё давно никого не было, она говорила, что пора бы завести кого-нибудь, но что она пока не готова.
- Когда она Вам это сказала?
- Я думаю, несколько месяцев тому назад. Месяца три?
Ощутимо позже, чем она начала встречаться с Фиделлой.
- И где вы вели эти девичьи разговоры? – спосил Майло.
Веки опять захлопали.
- Пару раз мы выбирались посидеть где-нибудь после работы. Выпивали немножко, чтобы расслабиться. Не в бар – в ресторан, где есть бар. Это из-за меня: я не люблю заведения, куда люди ходят только для того, чтобы напиться. Даже в Веллсли я не очень интересовалась барами. Бедная Элиза. Не могу поверить, что у кого-то поднялась на неё рука. Она мучилась?
- Мне кажется, она вам нравилась. Как личность.
- Да.
Он нахмурился. Покачал головой.
- Это несколько затрудняет, Пэт.
- Затрудняет что?
- То, что я должен Вам сообщить. Это может несколько поколебать вашу приязнь к Элизе.
- Не понимаю.
Подмышки жакета потемнели от пота, обильно и быстро просачивавшегося через толстую ткань.
Майло пододвинул стул поближе, подался вперёд. Нижняя губа Пэт задрожала..
- Пэт, - сказал он, - самое грустное заключается в том, что Вы, очевидно, питали к Элизе симпатию, но это чувство не было обоюдным.
- Я... что Вы хотите сказать?
Он обрисовал ей содержание DVD.
Патрисия Энн Скаггс вскрикнула и выбежала из комнаты.
Мы нагнали её в холле, возле пустой кухни. Она сидела, прислонясь к стене, и рыдала, закрыв лицо руками.
- Мне очень жаль, Пэт.
Майло положил ей руку на плечо.
- Это неправда! Это гадкая, гадкая, гадкая ложь!
Мы подождали, пока рыдания сменились всхлипываниями.
- Давайте присядем и выслушаем Вашу версию, Пэт.
Она отодвинулась. Её лицо покраснело. Белки глаз - тоже.
Красный, белый, синий. Цвета флага. Цвета страха.
- Давайте присядем, Пэт.
- У меня нет «моей версии»! Если она так сказала... Я не верю, что она это сказала. Как она могла такое сказать?!
- Вот это мы и пытаемся выяснить, Пэт.
- Она и про Джима с Рико наврала?
- Почему Вы об этом спрашиваете, Пэт?
- Они – единственные, кого вызвали говорить с Вами, кроме меня.
- Кто Вам сказал?
- Марлен.
- Пэт, Вы что-либо обсуждали с Уинтерторном и Хауэром по поводу этого дела? Или с кем-то ещё?
- Абсолютно ни с кем, - сказала она.
- Только не крутите насчёт этого, Пэт.
- Я не кручу. У меня не было времени ни с кем это обсуждать.
- Значит, пытались?
Молчание.
- Пэт?
- Когда Марлен сказала мне, я позвонила обоим. Никто не ответил.
- Когда?
- Час назад. Уверяю Вас: это не была попытка сговора. Мне просто было интересно, почему именно мы трое.
- Кто ещё из преподавателей школы был так же дружен с Элизой, как Вы?
- А я и сама тоже не очень с ней дружила.
- Повторяю воспрос, Пэт.
Она пожевала нижнюю губу. Покачала головой.
- По правде говоря, я ни разу не видела Элизу ни с Джимом, ни с Рико.
- Вы хорошо знакомы с Джимом и Рико?
- Нет-нет, и не надейтесь. Я не собираюсь обсуждать других. Сперва Вы затаскиваете меня сюда и обвиняете Бог весть в чём...
- Обвиняем не мы, Пэт. Обвиняет Элиза.
- А откуда мне знать, что это правда?
- А с чего бы мы тогда вообще разговаривали с Вами?
- А также с Джимом и Рико.
- Давайте пока сосредоточимся на Вас, Пэт.
- А не на чем сосредоточиваться. Я хочу уйти.
- Это Ваше право, - сказал Майло. – Но тогда нам придётся получить ордер и вызвать Вас повесткой в полицию.
Пэт Скаггс посмотрела на нас с изумлением.
- За что Вы меня так?
- Элиза оставила записанное на видео обвинение. Если бы мы не проверили его, Вы сказали бы, что мы сделали всё от нас зависевшее для раскрытия преступления?
Ответа не последовало.
- Какую оценку Вы бы поставили нам за такую халтуру, Пэт? «Тройку»? «Двойку»?
Пэт Скаггс стиснула зубы.
- Может, она так и сказала – а только не было этого. Я не имею никакого отношения к смерти Элизы.
- Вот поэтому мы и должны сесть и выслушать всё, что Вы можете рассказать по этому поводу.
- О господи, - сказала она. – Кафка отдыхает.
И эта про Кафку. Как и Хауэр. Интересно, что бы говорили эти эрудиты, если бы замученный туберкулёзом еврей не написал полдюжины рассказов.
- Я уверен, что так оно и есть, Пэт. Давайте вернёмся и всё разложим по полочкам.
- Да нечего раскладывать, - сказала она, но легкий толчок в спину помог ей начать двигаться в нужном направлении.
Усадив её обратно на стул, я просил:
- Так секс был по обоюдному согласию?
Тут наступила очередь Майло моргать.
Впрочем, Пэт Скаггс этого даже не заметила: она не сводила дикого взгляда выпученных, в красных прожилках глаз с меня. Как громом поражённая. Словно я её раздел догола.
В каком-то смысле, пожалуй, так оно и было.
Ещё один поток слёз – но на этот раз без попытки удрать. Она сидела на стуле, всхлипывая и бормоча что-то.
Майло спросил:
- Что Вы говорите, Пэт?
- Это случилось всего два раза.
Она выпрямилась.
- Вы теперь станете говорить, что всё это из-за Веллсли – так вот, вовсе нет. Надоели эти гарвардские шуточки. Да и не была я в Веллсли лесбиянкой, у меня парень был, я даже была помолвлена с ним!
- Пэт, Ваша половая жизнь интересует нас только в той степени, в которой она имеет отношение к Элизе Фриман.
- Два раза – сказала она. – Чёрт побери, всего два раза, окей? Довольны? И не вздумайте хоть слово сказать моей подруге!
Подруга оказалась преподавательницей арфы из Глендейл по имени Мишель Уошбёрн. Они с Пэт Скаггс жили вместе уже три месяца – снимали квартиру недалеко от Галереи. Два эпизода половых связей с Элизой Фриман произошли до этого, хотя Скаггс и Уошбёрн уже встречались с достаточно серьёзными намерениями. История, рассказанная Скаггс, напомнила рассказа Джеймса Уинтерторна. Выпивка, обед, потом секс по инициативе Фриман. Только вместо внезапного фелляцио в случае с Уинтерторном, здесь были вначале ласки и поцелуи, а потом Элиза полезла к Скаггс под юбку. Оба раза женщины отправились домой к Элизе. В обоих случаях Скаггс ушла, не оставшись ночевать: опасалась, что Мишель Уошбёрн догадается.
- Быстренько, раз-два – и домой, - сказал Майло.
- Звучит так, словно... Наверное, так оно и было. Дешёвка. Я, конечно, идиотка. До сих пор не понимаю, зачем я полезла. Ну, ладно – первый раз можно было бы списать на выпивку и безрассудство. Но второй? Глупость полнейшая – а теперь ещё с вами разговаривать по этому поводу. Господи, как это всё унизительно.
- Нам всякого доводится наслушаться, Пэт. Если это не имеет дело к убийствам, то нам до этого дела нет.
- Ну, я её точно не убивала. Я никогда – слышите, никогда! – не совершила по отношению к Элизе ничего даже близко похожего на насилие или принуждение.
Слёзы. Внезапная паника.
- Вы обязаны сообщить об этом в школу? Нет ведь, правда?!
- Конечно, нет.
- Я вас умоляю, не говорите им ничего. Я обожаю свою работу.
- Пэт, если всё, что Вы нам рассказали – правда, то никто ничего не узнает.
- Чистая правда, я вам клянусь! Пожалуйста!
- Ладно, окей. Можете идти.
- Что, всё?
Майло улыбнулся.
- Мы, конечно, могли бы немножко растянуть удовольствие, если Вы предпочитаете.
Пэт Скаггс сделала вдох. Встала. Выбежала из комнаты. Она казалась ниже ростом.

 
Глава 14
Когда мы остались одни, Майло обошёл пустой дом. Я остался в задней комнате, любуясь садом и размышляя об услышанном сегодня.
В кухне шаги Майло задержались: первобытный инстинкт. Когда он вернулся, я сказал:
- По-моему, Фриман всё это выдумала.
Майло сказал:
- То-есть учителя – народ похотливый, но не чудовища?
- Если бы они преподавали сценическое искусство, я бы, наверное, засомневался. Но все трое были так искренне удивлены, услышав обвинения, что мне трудно представить себе, что они могли сговориться и втроём мучить бедную Элизу. Кроме того, Элиза записала этот DVD, но никак им не воспользовалась. Возможно, она замышляла вымогательство, да передумала?
- Соблазнять учителей с целью шантажа? Не очень глубокий карман.
- Не забывай: это учителя, работающие в самой богатой школе города, - сказал я. – Пойдут разговоры о широкомасштабных сексуальных домогательствах на рабочем месте... А помнишь, что сказала та официантка в баре? Уж не замешан ли в этом и Фиделла? Она охарактеризовала его как любителя быстро разбогатеть.
Он сделал круг по комнате. Остановился.
- Я ещё могу себе представить Уинтерторна и Скаггс в качестве объектов вымогательства. Но красавчику Рико глубоко наплевать, что подумает его жёнушка. Почему Элиза выбрала его в статисты для этого спектакля?
- Возможно, не знала о том, что его жена настолько толерантна. Она видит перед собой женатого человека, от которого доносятся отчётливые сексуальные сигналы.
- И решила воспользоваться этим тремя, чтобы добраться до очень глубоких карманов... тогда почему она передумала? Учитывая всё, что мы о ней узнали, я не думаю, что с ней вдруг случился внезапный приступ резкого повышения моральных устоев.
- Может, испугалась идти против такого заведения, как «Виндзор». Особенно когда ей дали постоянную работу.
- Возможно, Алекс, постоянная работа и была отстёжкой – чтобы не подавала на них в суд.
Я поразмыслил на эту тему.
- Сомнительно. Она бы постаралась добиться гораздо большего, чем просто постоянная работа. Другая возможная причина – Рико. В отличие от Пэт и Джима, он рассказывает о продолжительном  романе. Возможно, Элиза решила, что любовь лучше борьбы.
- Ей так пришёлся по душе сеньор жеребец, что она решила не втягивать его в это грязное дело?
- А если бы что-то пошло наперекосяк, у неё в запасе был диск.
- Благими намерениями... – сказал он. – Так сказать.
- Что выводит нас обратно на Фиделлу, - сказал я. – Если он участвовал в этой схеме, то ему было что терять. Он проигрывал дважды: во-первых, деньги, да приличные – это вам не джекпот в Рино! Во-вторых, она наставила ему рога с другим мужчиной. Мне всё не даёт покоя мысль о том, что у него был ключ от её дома. Что, если однажды вечером он заглянул к ней, обнаружил Элизу с Хауэром, но ушёл, не устраивая сцену?
- А потом он постепенно закипает, накапливает злость и, наконец, принимает как неизбежность тот факт, что Элиза отказалась от их плана.
- Он также знал, что у Элизы случаются запои. Кому было легче всего добавить ей в водку какой-то опиумный препарат? Потом он ждёт, пока она вырубится, укладывает её, беспомощную, в ванну и упаковывает, как крабовые ноги на рыбном рынке.
Он поморщился.
- А я-то ещё мечтал о креветках на ужин. Интересно, где бывает та официантка, когда не сидит за пивом у Арни Джозефа.
*
Ископаемый бармен поднял стакан и посмотрел на свет.
- Это Дорис. У неё смена с трёх до одиннадцати в «Толстяке».
- А где это?
- Два квартала на север. Если вы думаете, что у Дорис что-то было с этим Салем, то нет. Не было.
- А у кого было?
- А у какой-то блондинки.
Майло показал ему фото Элизы.
- Она самая.
- Она тут часто бывает?
- Была несколько раз. Закажет «серого гуся», раз – и нету. Иногда под солёное печенье, иногда без закуски.
- Стало быть, к льду относится отрицательно, - сказал Майло.
- Угу.
- И крепко набирается?
- Одну рюмку – и точка. Слава богу, что таких клиентов мало.
- Что ещё Вы знаете о ней?
- Ничего. Я разбираюсь в выпивке, а не в людях. – Пристальный, изучающий взгляд на Майло. – Вот Вы – пиво. – Мне: - Шотландский виски. Обычно купажированный. Иногда – односолодовый, если есть настроение сорить деньгами. Если ваши жёны рядом, то вы оба переходите на вино.
- Да Вы – оракул, - сказал Майло. - Ну-ка, послушаем про жён!
- Я этим делом занимаюсь уже пятьдесят три года. Ничего не меняется.
- А что Ваш хрустальный шар говорит Вам про Саля?
- Пиво, как и Вы. Вся разница в том, что Вам я налил бы, не требуя оплаты вперёд.
- Наливать Салю в долг – дело рискованное?
- Я вообще-то человек доверчивый, - сказал старик. – Но если кто-то пытается морочить мне голову... Одного раза хватает: дальше - деньги на бочку.
- Салю случалось испытывать финансовые трудности, когда подходил момент расчитаться?
Бармен положил своё полотенце, аккуратно сложил его.
- Что это за идиот – выпотрошить «однорукого бандита» и спустить все десять тысяч в тот же день?! Когда наступает время платить, у него всегда есть наготове очередная история. Разжалобить пытается. Так что теперь всё. Деньги вперёд.
- И как Саль на это реагирует? – спросил Майло.
- Что Вы имеете в виду?
- Ну, случается ему терять хладнокровие?
- У нас этого не делают.
- Чего не делают?
- Не делают лишних движений, когда я объясняю им, что гласит закон.
Он сунул руку под стойку. Рука появилась вновь, уже с зажатой в ней бейсбольной битой. Старик качнул битой пару раз, словно взвешивая. Чёрный «Луисвилль-слагер», краска стёрлась так, что из чёрной стала серой. Обмотанная вокруг рукоятки изолента тоже поистрепалась.
Майло спросил:
- Что, с Салем доходило и до этого?
- Не-а, но он знает, что она тут. Все знают. Меня ограбили двадцать восемь лет назад – пара мексикашек, дали мне рукояткой револьвера по голове. Череп треснул, как яичная скорлупа. С тех пор я поумнел.
- Биты хватает?
Старик моргнул. Взгляд водянистых глаз нырнул вниз, в какую-то точку под стойкой.
- Ну, если учесть, что нормальному человеку сегодня нипочём не получить разрешение на ношение огнестрельного оружия... Оружие теперь дают только богатым придуркам, которые знакомы с мэром.
- Это Вы точно подметили, - сказал Майло. – Саль не пытался соблазнить Вас предложениями поучаствовать в добывании лёгких денег?
- Ко мне с такими предложениями не суются.
- А к Вашим клиентам?
- Возможно.
- Возможно?
- Люди пьют, губами шлёпают. Саль начинает болтать ещё до того, как пропустит первый стакан пива. Но кто его слушает? Я не обращаю внимания на его трёп и думаю про своих внуков.
- Ничего не вижу, ничего не слышу...
- Плывёт мимо дерьмо – чего мне его трогать?
- Ну, запах-то всё равно слышен, - сказал Майло. – Чем всё-таки Саль занимается?
- В основном, ноет о том, что вот были же времена, когда у него водились денежки. Акции, облигации, недвижимость... Так я ему и поверил. Хотите что-нибудь выпить? Кока-колы? За счёт заведения.
- Нет, спасибо. Расскажите нам про блондинку.
- Да нечего особо рассказывать. Спокойная – но спокойствие не дружелюбное, а такое, знаете - нос кверху: типа, заведение наше классом не вышло. Выпьет своего «серого гуся» и н; ёрзать, Саля дёргать: пошли, мол. Тот за ней хвостом ходил.
Подняв полотенце ловкими пальцами, он встряхнул его.
- Вам нужна Дорис? Она сейчас как раз работает. Только не говорите, что это я сказал вам.
- Дорис не любит, когда суют нос в её жизнь?
Старик сунул биту обратно под стойку.
- Да насрать мне, кто что любит. В моём возрасте я могу себе позволить не усложнять жизнь.
«Толстяк» оказался стеклянным кубиком в стиле пятидесятых годов с задранным кверху козырьком крыши, будившим ассоциации с космическими полетами. К стеклу прилеплен яркий плакат: «Сегодня на завтрак...». Конец дня, но пахнет-таки завтраком. Перегородки между столиками, обтянутые синей синтетической кожей. Высокие стулья у стойки. Грязное, вытертое ковровое покрытие цвета морской волны. Война с грязью давно проиграна.
Заведение пустовало, если не считать двух бородатых дальнобойщиков, жравших яичницу с ветчиной у стойки, да молодой женщины – судя по виду, латиноамериканки, – обслуживавшей их с шутками и прибаутками. Та же розовая униформа, что мы видели на Дорис – но ей это платье шло.
- Садитесь вон там, ребята.
Дорис не видно.
Она вошла через заднюю дверь, нагруженная двухфутовой стопкой желтых бумажных салфеток.
Майло помахал ей рукой.
Проигнорировав его, она стала заправлять салфетками диспенсеры. На табличке с именем, приколотой к платью, значилось: Дорри.
- Привет, Дорри.
- Для вас – Дорис, - сказала она. – Что теперь?
- Ещё несколько вопросов про Саля.
- Я уже рассказала Вам всё, что знала.
Перейдя к соседнему столику, она углядела крошку, стряхнула её, протёрла стол сухой тряпкой. Придавив пружину диспенсера, затолкала внутрь салфетки, отпустила пружину – та встала на место с явственным щелчком. Повторила операцию у соседнего столика.
- Когда закончите. Ладно?
- Закончу я через пять часов.
- Народу-то вроде немного.
- Ну и нечего мне этим в глаза тыкать.
- Давайте мы поможем Вам укладывать салфетки, а Вы уделите нам несколько минут.
- Может, вы хотите, чтоб я с вами и чаевыми поделилась?
Дальнобойщики повернулись к нам. Майло пристально посмотрел им в глаза, и они отвернулись к своим тарелкам.
Дорис спросила:
- Как вы узнали, что я здесь? Адольф сказал?
- Кто это – Адольф?
- Мумия, что разливает выпивку у Арни.
- Всего несколько вопросов, - сказал Майло.
- Чёртов Адольф. Слушайте, вы не подумайте, что мы с Салем друзья.
- Вы упомянули схемы, как быстро разбогатеть. Какие?
- Вы мне тогда оставили свою карточку. Там написано, что Вы занимаетесь расследованием убийств, а не мошенничества. Саль что, убил свою подругу из-за денег?
- Вы о какой подруге?
- Блондика какая-то. Её, что ли, убили?
Майло вытащил фотографию Фриман.
- Она и есть, - сказала Дорис. – Он и впрямь её уделал? Господи, в жизни бы не подумала.
- В данный момент он не является подозреваемым.
Она хмыкнула.
- Ну да. А вы тут так – здоровье поправить.
- Убита женщина. Что странного в том, что мы присматриваемся к её сожителю, Дорис? Если у Вас есть информация об их отношениях, это нам помогло бы.
- Он приводил её к Арни, вот и всё.
- Часто?
- Иногда. Она никогда ни с кем не разговаривала – не могу сказать, что выпить с ней было приятно.
- Любительница выпить в тишине.
- Одну рюмку водки, да и ту иногда не допивала.
Она сердито зыркнула.
- Зато дорогую – «Серый гусь». Типа, я вам не чета. Я, мол, покруче вас буду.
- Снобизм, - сказал Майло.
Дорис отложила свои салфетки.
- Она и разговаривала по-особому: каждое слово выговаривала, каждую буковку, знаете. Типа, я в колледже училась, вот, а вы нет! Как будто в таком месте, как у Арни, кому-то есть до этого дело.
- А чего она тогда с Салем свзалась?
- А я почём знаю?! Другой парень, с которым я её видела, был гораздо приятнее. Слишком молод для неё – но какое моё дело?
- Расскажите про этого, второго, Дорис.
- А что, он её убил, не Саль?
- Мы не знаем, кто её убил. Поэтому-то мы и пришли.
Улыбка, как сыпь, расползлась по лицу Дорис. Зубы у неё были неровные.
- Вы про того, второго, даже и не знали!? Только чур – меня в это дело не замешивать. Я и видела-то его всего один раз.
- Где?
- Шёл он с нею по бульвару Ван-Нуйс. Останавливаются, не доходя до Арни – есть там старое конторское здание, вход – как альков. Они шасть туда, под навес, и н; целоваться взасос. Да он ей в сыновья годится!
- А как получилось, что Вы это всё видели?
- Шла позади них от своей автобусной остановки, как обычно.
- В котором часу?
- Часа в два-полтретьего. Люблю заглянуть к Арни, смочить горло перед тем, как идти сюда, в этот... приют гурмана. Я и заметила-то её только потому, что видала её с Салем. Ну, и одета она была тоже – будьте-нате. Красное платье в обтяжку, все прелести как на ладони. Я и говорю себе, э-э, так это ж та самая, охотница на серого гуся, но вот красавчик-то – точно не Саль.
- Что происходит потом, после того, как они нацеловались?
- Тут она шлёпает его по заднице – а задница у него, надо отметить, вполне, очень даже подходящая! – он уходит, она плетётся к Арни. Вскоре является Саль. Блондиночка-то разулыбалась – ну, любовь, и всё тут. Выпила она свою рюмку и давай тормошить его, что идти пора. Он ещё и пиво не допил, бедолага. Так, может, он разнюхал, что она ему рога наставляет, и озверел, а? Вы небось тоже так думаете, да?
Молододй официантке за стойкой:
- Слышь, Рози, я теперь заправский сыщик!
Рози спросила:
- Сколько они тебе платят, Дорри?
- Сколько лет было тому парню? – спросил Майло.
- Намного моложе неё. Ей сколько было – лет сорок? Сорок пять?
- Тридцать восемь.
- На вид было больше.
- А ему?
- Года двадцать два, двадцать три.
- Не моложе?
- А что, это, по-вашему, недостаточно молодой?
- А мог он быть старшеклассником?
- На мой взгляд, ему было за двадцать, - сказала она, - но кто знает. Одет он и впрямь был как школьник: рубашка такая, с воротничком на пуговках, брюки цвета хаки – и кроссовки. Чудик. В кармане – ручки в чехле. Это я запомнила, потому что подумала: ну точно чудик! Но на чудика он был не похож: больно уж симпатичный. Больше на сёрфингиста смахивал: волосы перекисью выбелены.
Ухмылка.
- И задница такая. Крепкая. Я думаю, он бы и получше неё себе нашёл – но у парня ведь одно на уме. Дай им то, чего им охота – и они твои.
- Давайте поговорим про Саля и его любовь к быстрому обогащению.
Дорис сказала:
- Да кто его слушал? Окей, одну его схему я запомнила – уж больно глупая. Сижу я, пиво своё перед работой потягиваю, заходит Саль. Усаживается на другом конце стойки, делает вид, что он и не хочет вовсе со мной поговорить. Допивает своё пиво, издаёт эдакий горестный вздох. Глазом моргнуть не успела – он уже сидит рядом. Поболтал для отвода глаз о том, о сём, потом и говорит: представляешь, Дорри, получил комиссионные за духовые инструменты – он торгует музыкальными инструментами; по крайней мере, так он говорит, хотя я его сроду не видела ни за каким другим занятием, кроме как сидеть да пить. Я ему говорю, поздравляю. А он и говорит, понимаешь, какая штука: чек-то отсроченный – раньше чем через неделю не видать мне этих денег как своих ушей. Обидно, говорит – ведь на куче денег сижу. Слушай, говорит, выручи, в накладе не останешься.
Майло сказал:
- Попробуем угадать. Вы вкладываете чек на свой счёт, он вытаскивает часть денег, платит Вам комиссионные. Если чек не пройдёт – штраф банку будете платить Вы.
- Да, похоже, Вы тоже – сыщик неплохой.
- О какой сумме шла речь, Дорис?
- Пару тысяч с лишком. Он сказал, что заплатит мне сотню за услугу. Ага, так я и бросилась его выручать. Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Почему он попытался надуть кого-то в таком месте, куда он часто ходит?
- А что бы Вам его не спросить? – ответила она. – Насколько мне известно, никто у Арни на его наживку не клюнул.
- Он что, регулярно пытается провернуть такие номера?
- Он всегда подбирается к кому-нибудь с таким выражением на лице, словно он узнал величайшую тайну на свете. А, вот, ещё одну вспомнила. Ему должны прислать кучу валторн и тробмонов – излишки производства – а ему не хватает сущей мелочи, чтобы отправить их в Индиану, где их переплавят на медь. Если я войду в долю, то прибыль пополам. А в другой раз он пытался всучить всем лотерейные билеты. Со скидкой. Это раздражает – но он быстро сдаётся, не давит, и никто на него не сердится всерьёз: что с убогого взять. Мне он всегда казался бесхребтным существом – вот почему я и удивилась, услышав, что вы думаете, что это он её убил.
- Дорис, мы не...
- Ну, неважно. Обычно он входит в форму, пропустив несколько стаканов,  - сказала она. – Шесть-семь стаканов пива – и у него прилив творческой активности. Вы и впрямь думаете, что он её убил?
Выйдя из «Толстяка», мы сели в машину.
- Неуклюжий шаромыжник, - сказал он. – Да, можно себе представить, как он раскатал губу: как же, вот сейчас они разведут «Виндзор» на круглую сумму.
- И как он разозлился, когда Элиза дала задний ход. Плюс сыграла свою роль ревность.
- Наша репетиторша и молодой парень? Да, она явно время зря не тратила. Кто его знает, сколько ещё транзитных пассажиров проехало через её постель.
Он усмехнулся.
- С тем же успехом она могла и биологию преподавать. Ты уже понял, куда я клоню со своими вопросами о возрасте.
- Старшеклассник, - сказал я. – Если Дорис помахнулась с его возрастом, то вполне возможно, что Элиза спала с школьником.
- Авторучки в кармане. Может, математический гений, которму нужны были уроки английского. Хорошо бы добраться до виндзорских выпускных альбомов, показать Дорис мордашки парней.
- Если в «Виндзоре» существуют альбомы выпускников.
- Почему бы и нет?
- Банальная бумага и чернила? Фи, какая низость. В «Виндзоре» для этого наверняка пользуются скрижалями.
Глава 15
Вернувшись в свой кабинет размером с платяной шкаф, Майло с разбегу плюхнулся животом в Интернет. Если в «Виндзоре» и были альбомы с фотографиями выпускников, то в Сети их найти не удалось, и ни одна из платных служб «Найди одноклассника» ничего про «Виндзор» не знала.
Не было в Интернете и язвительной критики – были только хвалебные песни школьному кампусу и высоким академическим стандартам.
Я сказал:
- Вот уж не знал, что рука полицейской протекции может быть такой длинной.
Его улыбка медленно сползла, превратившись в волчий оскал.
- Пора заняться телефонным разговорами Элизы. Найду звонок ученику – прямым ходом иду в школу. - Он потёр лицо. – То-то будет весело. Я им подарю наборчик «Сделай Сам» для операций на открытом сердце. В набор входит инструкция и ржавый консервный ключ.
Я поехал домой, разгрёб бумаги, выпил пару чашек черного кофе и занялся поиском в Сети по ключевым словам «школа виндзор». Начал с «Facebook» и «MySpace».
Полным-полно улыбающихся, привлекательных ребят. Обычные списки друзей, любимая музыка, цитаты из поэзии – от похабной до грустной, - несколько самопальных комиксов, там и сям – фото любимой кошки или собаки.
Пригоршня сообщений об Элизе Фриман, в стиле «ты слышал? мисс ф. умерла. странно”. - но не более того. Никаких мемориальных страниц, сбора денег на памятник. Ни полслова о сексуальной невоздержанности.
Вернувшись к коммерческим порталам для выпускников, я ввёл имя Элизы Фриман в поисковую строку Мерилэндского университета. Нет такой. Поиск по её имени + мерилэнд выудил пятилетней давности поиск выпускников колледжа «Blessed Heart», что на бульваре Гаррисон в Балтиморе. Колледж приглашал выпускников на празднование столетия университета.
О чём ещё она соврала?
Я нажал на ссылку «Встречи выпускников». Элиза Фриман нашлась в колонке «Где вы? Отзовитесь!». Там же оказалась и Сандра Фриман-Стюр, дата выпуска – на два года позже.
Я взглянул на часы: без двадцати пять пополудни. Рабочее время в Балтиморе уже кончилось, и я полез искать в справочник домашних телефонов. Фриманов там оказалось более пятисот.
Зато Стюр только один. Телефон был зарегистрирован на фирму: Стюр, «Варёный Краб», ул. Пратт.
Ответила женщина, попросила подождать на линии. Через минуту она вернулась и спросила, перекрикивая ресторанный шум:
- На какое время Вы хотите заказать столик?
- Я хотел поговорить с Сандрой.
- С кем?
- С Сандрой Стюр.
Секундная пауза.
- Подождите.
Тишина. Три минуты спустя трубку взял мужчина. Звона больше не слышно: наверное, трубку взяли в офисе.
- Говорит Фрэнк. Что надо?
Речь отрывистая. Голосовые связки дребезжат, словно их проволокли пару миль по щебёнке.
- Я ищу Сандру. Вы мистер Стюр?
- А то как же. Он самый!
- Прошу прощения?
- Опять адвокат. Господи, да отвяжитесь вы все от меня!
Я представился, упомянув свои связи с полицией Лос Анжелеса – возможно, в несколько преувеличенном ключе.
- Не надо мне лапшу вешать. Слышь, парень, запретить тебе звонить я не могу. Ты звони. Только вот соединять тебя со мной уже не станут – как всех тех, что уже звонили.
- Мы расследуем убийство, мистер Стюр. Жертву зовут Элиза Фриман. Если она не родственница Сандры...
- Элиза? Её убили? Шутите?
- Не шучу, мистер Стюр.
Тишина. Затем:
- Я давно не видел Элизу. С самой свадьбы.
- То-есть?
- Я женился на Сандре девять лет назад. Хотел бы я забыть эту дату. Сэнди и Элиза не очень дружили. Элиза показалась на свадьбе, упилась в стельку и ушла рано.
- Сандра – её сестра?
- Одна-единственная.
- Могу я с ней поговорить?
- Сколько влезет. Она где-то поблизости от Вас – в Калифорнии. А может, в Аризоне. Она любит места потеплее – почём мне знать, может, она уже во Флориде,. Да мне и знать-то неинтересно. Мы в разводе уже три года, она всё на меня бумажки подаёт, вытается ещё денег вытянуть. Ладно, неважно. Может, всё это туфта, и Вы – один из её адвокатов.
- Позвоните в полицию Лос Анжелеса, попросите к телефону лейтенанта Стёрджиса.
Я продиктовал ему номер мобильного телефона Майло.
- Ну, ещё одно имя – что с того?
- Моя фамилия Делавар. Лейтенант Стёрджис ведёт это дело. Поговорите с ним.
- О чём?
- Мы пытаемся отыскать семью Элизы. Кто-то же должен решить, что делать с телом.
- А... Ну, это не моя проблема.
- Вы не могли бы дать нам последний из известных Вам адресов и номеров Сандры?
Он выпалил всю нужную нам информацию так, словно делал это ежедневно. Улица Гуттьерес в Санта Барбара. Три года неприязни – но координаты своей бывшей он держит под рукой.
- Спасибо. - Я спросил: - Вы можете что-то рассказать нам про Элизу?
- Из того, что я про неё слышал, она похожа на свою сестру.
- В каком плане?
- Похотлива, считает себя интеллектуалом, врёт как уголовник. Моя семья уже шестьдесят лет держит один из лучших ресторанчиков в Балтиморе, где готовят крабов. Послушать Сэнди – так это грязная забегаловка, а я её эксплуатировал, заставляя время от времени помогать там.
- Похотлива? – сказал я.
- Я, может, по-современному говорить не умею,  - сказал Фрэнк Стюр. – Это такое старомодное выражение. В смысле, шлюха. Окей, Вы хотите узнать что-нибудь про Элизу? И про Сэнди? Так вот, их папаня успел к ним обеим... поприставать. Ну, вы меня поняли.
- Он их насиловал?
- Можно сказать и так.
- Сэнди рассказывала об этом?
- Только раз, когда была в скверном настроении. Хотела, чтобы я её утешал. После этого – ни слова, как и не было ничего. Я однажды коснулся этого вопроса, когда мы с Сэнди ходили к психологу: помириться пытались. Она примеривалась отхватить изрядный кусок нашего бизнеса, я крепко разозлился и выложил, что она морально неустойчива. Припомнил и про папашу. Тут она встаёт, обходит стол и хрясь мне по физиономии. На этом все наши попытки примирения и кончились. Она крепко пролетела: судье всё это не понравилось. Если найдёте её, не забудьте не передать привет.
- Что за человек был её отец?
- Он умер до того, как я познакомился с Сэнди, но я слышал, что он был ход;к. Это о нём люди по соседству говорили. А так-то он был очень респектабельный, в церковь всегда, как часы. Как же – он же был директором школы. Хотел бы я послушать, что он перед смертью на исповеди говорил. У порядочного отца двух дочек-шлюх не бывает.
- Сэнди была распущенная?
- Сэнди была шлюха. Трахалась с другими мужиками всё время, пока мы были женаты. Каждый вечер – в город. А я то, дурак, уши развешивал: в бридж она, видите ли, играть идёт. Клуб.у неё, понимаешь, садоводов-любителей. Кроссворды она ходит отгадывать.
- И Элиза тоже такая?
- Элиза как-то раз пыталась и меня отыметь. Сэнди в кухне была, Элиза подходит ко мне и хвать меня за – ну, Вы понимаете. Я глянул на неё так: ты что, с ума сошла? Она сделала вид, что ничего не было. Они обе мастера по этой части. Делать вид.
- А что за мать у них была?
- К тому времени, как мы встретились, её тоже не было в живых. Сэнди никогда о ней не рассказывала – словно её и не существовало.
- А в какой школе отец директорствовал?
- Какая-то негритянская государственная школа. Не знаю.
- Как его звали?
- Сайрус Фриман, - сказал он. – Доктор Сайрус Фриман – Сэнди вечно мне об этом напоминала: как низко она пала, выйдя замуж за парня, у которого всего-то и образования, что один год в университете Таусон. А она тем временем трахалась с половиной Балтиморы и тратила мои денежки так, словно она – член конгресса.
С. Фриман-Стюр в телефонном справочнике Санта Барбара числилась. Голос на автоответчике оказался тёплым, дружелюбным и, в отличие от шершавого, как напильник, голоса её бывшего, шёлковым:
«Привет! Говорит Сэнди. Я бы с удовольствием поговорила с Вами, но я как раз вышла либо решила позагорать немножко. Оставьте, пожалуйста, сообщение!»
Предложение было заманчивое, но я устоял.
Поиск на «сайрус фриман» дал всего один результат – маленький пасквиль в газете «Балтимор Сан». План переименовать аудиторию в средней школе «Чэнселор» в Балтиморе в честь бывшего директора отложен «ввиду организационных и бюджетных затруднений, включая стоимость замены вывесок и табличек».
Я сел на телефон. Майло снял трубку.
- Я тебе нашёл родственников, Малыш. – Я кратко изложил детали.
- Бывшие супруги – лучший источник информации. Спасибо, Алекс, выручил. Две лживых шлюхи, значит? Прямо клинический диагноз.
- Сэнди живёт в девяноста милях, но с тобой не связалась. Наиболее вероятно, она не знает, что Элизу убили. Вывод: сёстры были не слишком близки. Не исключено, что полезной информации от неё ты и не получишь. С другой стороны, она, возможно, захочет поделиться некоторыми интересными подробностями.
- Обожаю Санта Барбара. Дай мне её номер.
Когда он записал номер, я сказал:
- Конечно, то, что рассказывает Фрэнк Стюр, надо фильтровать: он на неё крепко зол. Но в одном он прав: между отцом-насильником и половой распущенностью есть связь.
Я рассказал ему о том, как в школе «Чэнселор» изменились планы.
- Расходы на таблички, - сказал он. – Да, это что-то новенькое. Ты думаешь, что-то выплыло из прошлого старины Сайруса? Средняя школа. Да-а.
- Дети из старой части города – самая лёгкая добыча. Особенно чёрные и особенно в те времена. Элиза говорила Фиделле, что отец был с нею груб, но никогда не говорила, что это было связано с сексом. Ретуширование прошлого – известный защитный механизм, и это могло войти в привычку на всю жизнь. Смотри: она, например, соврала о том, где она училась. Я проверил: «Blessed Heart» - маленький, респектабельный женский католический колледж с высокими стандартами, ничуть не уступающий университету Мерилэнда. Так что она вовсе не пыталась подправить свою биографию.
- Враньё просто так – ради вранья?
- Вполне возможно, - сказал я. – Но я подумал о другом: выясняется, что кампус «Blessed Heart» - в двух кварталах от средней школы «Чэнселор», так что она, возможно, росла в этом районе. А ещё там поблизости ипподром Пимлико – что, если она смолоду почувствовала интерес к азартным играм? И к игрокам...
- Фиделла, - сказал он. – Да. Если он размотал свой джекпот за один день, то у него, похоже, есть пристрастие к азартным играм. Может, и у неё тоже – вот почему один из них придумал этот план с вымогательством. А может, и вместе додумались. А потом она передумала. Сложная жизнь была у нашей жертвы. Многопрофильная специализация, можно сказать.
- Может быть, как раз наоборот. Она просто раскладывала всё по отсекам, по разным полочкам – пыталась сделать жизнь проще.
- Днём – уважаемый педагог, ночью – развратная девка. Кончила она тоже отсеком – нашла последнее пристанище на полке в холодильнике морга.
 
Глава 16

На следующее утро Майло приехал ко мне к девяти утра. Мы поехали в Санта Барбара на моей «севиль», потому что «два часа в дороге, дружище – я люблю кожаные сиденья и работающий кондиционер».
Я спросил:
- Как сестра отреагировала на новости?
- Чуть всплакнула, но быстро успокоилась. Голос чувственный. Как у Элизы на диске, минус депрессия.
Пока мы ехали вверх по Глен, он развернул сэндвич, который успел соорудить из всего, что нашлось в моём холодильнике: ржаной хлеб плюс вчерашний стейк плюс ветчина плюс цыпленок-гриль плюс жареный картофель. Запасы жидкости пополнялись из поллитровой бутылки диетического Доктор Пеппер, которую он прихватил из дома.
Пока я доехал до Мульхолланд, он уже жевал и звонил, пытаясь выяснить, почему его срочная заявка на отчет о телефонных разговорах Элизы Фриман до сих пор не выполнена. Его переводили от одного служащего к другому, потом повесили трубку. Со второй попытки удалось получить ответ, что имеют место технические затруднения.
Когда он позвонил в городскую прокуратуру и поинтересовался, как обстоят дела с его запросом о её банковских счетах, то получил ответ: «задержка с обработкой документации». Он попытался позвонить помощнику прокурора города, Джону Нгуену; тот попросил его подождать на линии.
Через минуту Майло повесил трубку, злобно ощерившись.
- Джон тоже не пробился через дымовую завесу.
- Всё замыкается на шефа и его контору.
- Склероз бюрократических артерий.
С притворным ужасом на лице он схватился за сердце, после чего опять нырнул в животные белки. Глотал он быстро, не тратя время на дыхание. Когда еда отвлекает от работы, тут уж не до вкусовых ощущений.
Я свернул на северный съезд на 405-ю дорогу возле Сепульведа, потом она слилась с 134-й Западной, мы объехали западные въезды в Вэли, и дорога опять поменяла номер, став 101-й. Промчавшись мимо бурых холмов и героических деревьев, давших имя Тысяче Дубов, я срезал мимо расширяющихся лощин и самолюбивых пиков Камарильо. Ещё несколько съездов на север – и пленэр уступил место бетону: один бежевый торговый центр за другим.
Прямая, как стрела, дорога через сельскохозяйственное изобилие Окснард и Вентура вела нас мимо Карпинтерии, где Тихий океан становится западным соседом. Плоская, синяя, с пенным прибоем вода наводила на мирные размышления. На поверхности, как поплавки, качались морчкие львы. Сёрфингисты ловили Большую Волну. Танкеры – такие огромные, что им, наверное, полагался свой почтовый индекс – медленно уползали за горизонт. В нескольких милях от Санта Барбара началась богатая, старая растительность Монтесито – воздух стал прохладнее и наполнился ароматами зелени. Вас тревожит глобальное потепление? Посадите дерево.
Санта Барбара заявила о своём появлении раскошной лагуной, окаймлявшей восточный край бульвара Кабрильо. С запада продолжался океан. Туристы на велосипедах и педикэбах заполонили обе обочины залитой солнцем магистрали. Сандра Фриман-Стюр жила в нескольких милях за Стернз Ворф в зелёном бунгало на тихой, тенистой улице. Три отдельных дома на участке в восемь акров. Её дом выходил на улицу.
Довольно похоже на дом, в котором жила её сестра – но никакой уединённости.
Она открыла дверь: босая, в руках кружка с кофе. Одета в отглаженную чёрную льняную блузку с воротником «мандарин» и масляно-жёлтые шорты. Обручи-серьги. Полдюжины  тонких золотых браслетов-колец. Ногти на ногах – алые, на руках – глянцево-розовые. Медовая блондинка, стрижка под пажа.
Она была на два года младше Элизы и фунтов на тридцать потяжелее. Фарфоровая кожа, ясные синие глаза. Умение пользоваться макияжем увеличивало разницу в возрасте: ей можно было дать от силы лет тридцать.
Майло представился, представил меня. Рукопожатие Сандры Стюр: сначала обычное, ни к чему не обязывающее, а потом – довесок, легкое давление кончиков её тёплых пальцев. Она пригласила нас в дом, прошла вперёд, играя бёдрами и издавая аромат «шанели». Безупречная, как песочные часы, фигура, несущая равномерный слой упругой плоти. Во времена Рубенса художники стояли бы к ней в очередь.
Майло сказал:
- Примите соболезнования по поводу Вашей утраты.
- Спасибо. Я постараюсь помочь вам, чем смогу.
Губы на секунду скривились – но никаких следов слёз на щеках, а сапфировые глаза сверкали.
- Хотите кофе? Я как раз собиралась подлить себе.
- Если не трудно.
- Совершенно не трудно.
Повернувшись вокруг собственной оси, как гимнастка, она направилась в яркую, открытую кухню. Коралловая бугенвилея за окном.
Аромат французских духов заполнял всё пространство маленького дома. До моря было неблизко, но оформление дома явственно вызывало ассоциации с морским прибоем: диваны закрыты белыми холщовыми чехлами, сосновые столы навощены до мягкого блеска, тут и там ловко пристроены то раковина, то обкатанный морем камень, то кусок пл;вника – не назойливо, а так, чтобы не загромождать и без того не слишком просторное жилище.
- Вот, держите.
Жемчужно-серая кружка, которую она принесла мне, была украшена золотым распятием и надписью золотыми буквами. Колледж «Blessed Heart». Первые Сто Лет.
Она устроилась на небольшом диванчике, подогнув ноги под себя.
- Как движение из Лос Анжелеса?
- Нормально, - ответил Майло. – Отличный кофе, спасибо.
- Французская кофеварка, а зёрна я люблю смолоть сама. – Мягкая, грустная улыбка. – Если не умеешь делать что-то как следует, лучше и не берись, правильно?
- Мы пытаемся расследовать убийство Вашей сестры как следует, мисс Стюр.
- Разумеется!
Улыбка – слишкам быстрая, слишком широкая. Волнуется, как на первом свидании.
Я повернул кружку так, чтобы Майло заметил. Он показал на кружку и сказал:
- Мы ведь Вас и нашли благодаря колледжу.
- Что Вы говорите...
- Они поместили в Интернете объявление для выпускников.
- А, эта дурацкая встреча выпускников, - сказала Сандра Стюр.
- Вы не пошли, да?
- Только неудачники живут прошлым, лейтенант. В колледже вам дали мой номер телефона?
- Нет. Телефоном нас снабдил Ваш бывший супруг.
- Добрый старый Фрэнк. Он наверняка наговорил Вам обо мне кучу приятных вещей.
- Мы не вдавались в личные подробности, мисс Стюр. А Элиза попала на ту встречу выпускников?
- Я склонна сомневаться в этом.
- Но наверняка Вы не знаете.
- Если таким образом Вы пытаетесь выяснить, насколько мы с сестрой были близки, то ответ будет такой: отнюдь. И всё же я очень подавлена случившимся. Её смерть была мучительной?
- Нет, - сказал Майло. – Как часто вам с сестрой случалось видеться?
- Редко, почти никогда, - сказала Сандра Стюр. - Даже после того, как два с половиной года назад я переехала в Калифорнию. И не сказать, что я не пыталась: первым делом я поехала в Лос Анжелес пообедать с Элизой. Обед был приятный, но теплого общения не получилось. Потом мы обе просили друг друга не пропадать, звонить почаще. Врали, конечно. Элиза даже не пригласила меня в гости: я ни разу не видела её дом.
Я сказал:
- То-есть Вы никогда не были близки с сестрой.
- Элиза меня всегда недолюбливала, а мне надоело стараться заслужить её одобрение. Но всё равно её смерть для меня – удар. Кто мог совершить такое? Есть идеи?
Майло покачал головой.
- Оттого-то мы и приехали к Вам.
- Ну, я, к сожалению, никаких откровений предложить вам не могу, лейтенант. Мы с сестрой – это больно, но это правда! – были чужими с самого рождения.
- Почему она Вас не любила? – спросил я.
Вместо ответа она сказала:
- Я всегда чувствовала это. Между нам словно стояла стена, физический барьер. Когда мы были подростками, эта неприязнь выросла в откровенную враждебность. Кончилось тем, что мы с трудом выносили друг друга. Когда я была маленькая, я росла, думая, что это я виновата: наверное, я что-то сделала не так, и она на меня сердится. Постепенно я поняла, что это просто оттого, что я – это я. – Пауза. – Любимое чадо. – Лёгкое трепетание ресниц. Тень неодобрения. – Что в нашей семье означало «ребёнок, которого игнорируют».
Я сказал:
- Родительское внимание у вас было не в радость.
Она махнула рукой.
- Я же сказала: воспоминания – это для неудачников.
- Ваши родители –
- У нас был один функционально полноценный родитель – отец. Мать была никто. Тень. Половая тряпка. Она была из бедной семьи, даже школу не окончила. Это позволило отцу внушить ей, что он оказал ей великую милость, соблаговолив обвенчаться с ней. Я всегда подозревала, что он женился на ней, потому что она забеременела Элизой.
- А  отец был из известной семьи?
- Не в смысле богатства – но они были очень образованные. Его отец был профессором-физиком в Хопкинс, его мать преподавала скрипку. Я уверен, что на мою мать вначале это оказало сильное впечатление. – Резкий, кинжальный смех. – Она умерла, когда мне было три, а Элизе пять, и я даже не уверена, что мои воспоминания о ней достаточно точны. Всё, что я помню, так или иначе вращается вокруг каторжной работы – я помню, как она стоит на коленях, отскребая что-то, словно служанка. В определённом смысле так оно и было: прислуги у нас в доме отродясь не было.
Я спросил:
- Проблемы начались после её смерти?
Уголки рта стали жёстче.
- К чему Вы клоните?
- Я про родительское внимание, которое не в радость.
Кружка в её руке вздрогнула. Она взяла её в обе руки и так держала, пока дрожь не прекратилась.
- Я много работала над собой, чтобы разложить всё по полочкам, так что теперь я уже в состоянии говорить об этом. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что случилось с Элизой.
- Всё, что помогает нам лучше понять Элизу, может оказаться полезным.
Она подёргала себя за прядь волос. Взяла в руки раковину каури, погладила её, положила на место.
- Он был чудовищем. Он причинил Элизе вред, и это не позволило нам стать сёстрами по-настоящему. Самое обидное – у нас с Элизой было так много общего. Нам нравилась одна и та же музыка, в школе мы любили одни и те же предметы, мы обе стали учителями. Хотя мне не приходится работать. Мы могли бы прекрасно дружить, если бы этот подонок не испортил нам жизнь.
Кружка с грохотом опустилась на столик возле дивана. Кофе выплеснулся, дерево глухо загудело. Она смотрела на пролитую жидкость.
- Он мучил её, а меня не трогал. Я уверена, что она винила меня. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой. Может быть, если бы она заговорила об этом, мы бы как-то во всём разобрались, я не знаю.
Майло спросил:
- Мучил физически или –
- Сексуально, - сказала Сандра Стюр. – Ничего другого – только сексуально. Эти поздние визиты в спальню Элизы – по ним часы можно было ставить. Ровно в одиннадцать двадцать вечера его тапочки начинали шаркать по паркету. Противный, скребущий звук – словно змея ползёт. Я и теперь иногда слышу этот звук.
- Вы спали в одной комнате?
Быстрое, резкое движение головой.
- У нас с Элизой были соседние спальни – но я слышала его шаги, слышала, как скрипит кровать – чувствовала, как она раскачивается: моя кровать стояла вплотную к той стене. Потом всё затихало, и я слышала, как всхлипывает Элиза. Я так боялась, что не смела носа высунуть из-под одеяла: а вдруг он и ко мне придёт и станет раскачивать кровать? Но он не пришёл ни разу. Какое облегчение я чувствовала... когда не думала о том, что всё это оттого, что Элиза – стройная и красивая, а я – толстуха неповоротливая.
Она поджала губы, встала и унесла свою кружку на кухню. Открыла холодильник, достала банку лимонада, откупорила и вернулась на диван.
- Было бы славно плеснуть сюда водки – но я бросила пить. Не подумайте, что у меня с этим были проблемы – ничего подобного, я всегда меру знала. Но с тех пор, как я переехала сюда, я решила вести здоровый образ жизни. Йога, медитация, прогулки по пляжу. Курить вот бросила. Поправилась, правда, на пятнадцать фунтов, но зато хотя бы могу опять дышать нормально.
Я спросил:
- Ваш отец был директором средней школы. Вы когда-нибудь замечали, что он пристаёт к ученицам?
- Я уверена, что приставал. Все эти девочки, что бегали вокруг – только руку протяни. Он был директором «Чэнселор» почти сорок лет. Неужели он упустил бы такую возможность?! Но... что посеешь, то и пожнёшь. Я уверена, что вы в курсе дела.
- С ним что-то случилось?
- Так вы не знаете, - сказала она. – Девять лет тому назад кто-то всадил ему пулю в голову.
Майло спросил:
- Кто?
- Дело осталось нераскрытым, - ответила она, улыбнувшись. – Полиция сказала – уличное ограбление, но я всё-таки думаю, что чей-то отец или брат с ним посчитался. А может, сама девочка подросла и решила разрядить свою обиду.
- Кто-то вроде Вашей сестры.
- Это сделала Элиза? Может быть. Я не слышала, чтобы кто-то видел её в Балтиморе, когда это произошло – но кто знает?
- Он ещё работал, когда это случилось?
- Первый год на пенсии. Его труп нашли на тротуаре в двух кварталах от его дома. Карманы брюк вывернуты, бумажника нет, лежал он ничком, в затылке пулевое отверстие. Ограбления в том районе действительно случались частенько – эта часть города израдно изменилась с тех пор, как он был маленьким. Он держался – но он был там последним белым. Не то чтобы это удерживало его от ежевечерних прогулок. Отказывался себе в этом признаться, я полагаю. Или добрая старая самоуверенность.
- Как отреагировала Элиза на его смерть?
- Мы с ней на эту тему не говорили. Тело мы кремировали. Хочется верить, что она была отчасти рада в душе – если, конечно, она умела прислушиваться к своим чувствам.
- Отчасти?
- Была, вероятно, и печаль. Даже я иногда её чувствую, как это ни странно. Он готовил мне завтрак пятнадцать лет. Причёсывал меня, пока мне не исполнилось одиннадцать. Все говорили, какой он замечательный, заботливый отец.
Майло сказал:
- Вы с Элизой ни словом не обмолвились о его убийстве.
- Ни разу. В своём завещании он просил похоронить его рядом с матерью. Я велела одному из уборщиков Фрэнка вытряхнуть пепел в воду, в залив Чесапик, позади ресторана – там, где мусорные баки. Подогреть Вам кофе?
Пока мы пили кофе, она извинилась, вышла, вернулась с пожелтевшей вырезкой из газеты в прозрачном пластиковом конверте.
Убит Бывший Директор.
Майло спросил:
- Можно нам снять копию?
- Вы считаете, это имеет отношение к убийству Элизы? Не вижу связи.
- Вы наверняка правы, мисс Стюр. Но два убийства в одной семье – надо посмотреть повнимательнее.
- Проклятие Фриманов? – спросила она. – Знаете, вчера вечером, когда Вы позвонили и сообщили мне, что случилось с Элизой, я и впрямь начала об этом думать. Наверное, наша семья проклята, следующая на очереди – я. Утром я проснулась, решила, что это глупое суеверие, впереди прекрасный день. Знаете, не надо даже снимать копию, заберите. Не знаю, зачем я её вообще хранила.
Я сказал:
- То, что Вы рассказали про отца, может помочь нам понять, почему Элиза иногда делала опасные вещи.
- Например?
- У неё случались запои.
Глаза Сандры Стюр широко открылись.
- Шутите. Вы уверены?
- Да.
- Ух ты, - сказала она. – А я-то всегда считала её образцом умеренности. С того момента, как ей исполнилось двадцать один, я только и слышала, что лекции о том, что мне нужно контролировать количество выпитого. Мы обе учились в «Blessed» - она на последнем курсе, я на втором. По вечеринкам мы таскались напропалую.
- В колледже вы часто виделись?
- Нет. Даже тогда не очень. Это маленький колледж – но мы исхитрялись избегать друг друга. Что она пила, когда пускалась в запой?
- Водку.
- Любопытно, - сказала Сандра Стюр. – И это у нас тоже общее. – Она отхлебнула лимонаду. – Я думаю, вряд ли это просто совпадение. Когда она читала мне нотации, то звучало это так: если уж ты собираешься нахрюкаться, Сэнди, по крайней мере пей водку. От тебя хоть вонять не будет – никто не узнает, что ты пила.
Я сказал:
- Вы избегали друг друга, но для нотаций время находилось?
- Именно. Лучшей годы моей жизни наступили, когда она окончила колледж. Наконец-то я могла быть самой собой. Какие ещё рискованные поступки она совершала?
Майло сказал:
- Патологоанатом нашёл у ней в крови опиат.
- Героин?
- Или что-то подобное.
Сандра Стюр положила руку на щёку, словно подпирая голову.
- Невероятно.
- Люди меняются, - сказал Майло.
- Перемены переменам рознь, - сказала она. –Всю жизнь я считала, что из нас двоих она умнее. Ну, что ещё сногсшибательного вы можете поведать мне о моей сестре?
Майло сказал:
- Вы жили возле Пимлико. Было похоже, что Элиза играла на бегах?
- Она увлекалась азартными играми? - спросила Сандра Стюр. – У меня такое ощущение, что я сегодня встретилась со своей сестрой впервые. Нет, я никогда не видела, чтобы она делала ставки – а уж я-то точно проводила время на Пимлико. Она была умная, парни. Колледж с отличием, ей предлагали стипендию в Хопкинс, чтобы училась и дальше – степень магистра по английскому. А я еле-еле сдала на учительскую лицензию. Ну, это оттого, что мои отношения с Фрэнком меня сильно отвлекали от учёбы. Так она ходила на бега?
- Нет, но она была в Рино и играла в блэкджек.
- Точно, наследственное. Он играл на ипподроме. Ничего серьёзного – он брал с собой долларов двадцать-тридцать, списывал проигрыш на «развлечение». В остальном он был отъявленный скупердяй. Элиза часто ездила в Рино?
Майло сказал:
- Нам известно про один раз. Она ездила со своим сожителем – человеком по имени Саль Фиделла.
- Мафиозо?
- Безработный коммивояжёр. Они с Элизой выиграли джекпот – пять тысяч долларов – и продули всё в тот же день.
- Яблочко от яблони... – сказала Сандра Стюр. Уголки рта грустно поникли. – Надеюсь, ко мне это не относится. Не вижу, как бы я могла...
Я спросил:
- Что ещё Вы можете рассказать нам про Элизу?
- Ей нравилось врать.
- Врать о чём?
- Да обо всём. Я думаю, это началось с него. Когда ей было лет двенадцать, она начала симулировать всякие болезни – вероятно, чтобы он не лез к ней в постель. То сунет палец в горло, рвота, в комнату не войти; то термометр положит в тёплую воду; или натрёт кожу жесткой тёркой для посуды – вроде как сыпь. Жаловалась на страшные колики. Ещё она врала про такие вещи, что неясно было, зачем ей это надо. Не притронется к завтраку – а отцу говорит, что было так вкусно. Или наоборот: прикончит всё до последней крошки, а потом говорит ему, что потеряла завтрак и просто умирает с голоду. Я думаю, она просто пыталась изменить ситуацию так, чтобы чувствовать: контроль в её руках. Иногда она любила сыграть с ним злую шутку. Прятала его тапочки, перекладывала его очки туда, где ему было трудно их отыскать. Однажды я выглянула из окна своей спальни посреди ночи – смотрю, а она выпускает воздух из колеса его машины.
- Сколько ей было тогда?
- Подросток. Может, лет пятнадцать.
- Вы сказали ей, что видели её?
- Ни в коем случае. Я так хотела ей понравиться!
- А кому-то ещё, кроме отца, она врала?
- Конечно, - сказала она. – Обманывала в школе, воровала старые контрольные и продавала их. Я узнала, потому что один парень, купивший у неё контрольную, разболтал об этом своему приятелю. Той ночью я обыскала стол Элизы, нашла в ящике пачку денег. Сколько там было, я не считала – но с виду было изрядно. Она ни разу не попалась: кончила школу с отличием и похвальной грамотой.
- А отец догадался, что она строит ему козни?
- Нет. В его глазах Элиза была неспособна на дурное. Она была его любимицей!
- Ей же хуже, - сказал я.
Сандра Стюр повернулась ко мне. Глаза у неё были мокрые от слёз.
- Хорошо, плохо, правильно, неправильно. Иногда всё так перемешивается... Вы уверены, что она не мучилась?
Дальнейшие расспросы ничего не дали, и мы уже готовились откланяться, когда в дверь дома негромко постучали.
Сандра Стюр сказала:
- Открыто, дорогой, заходи.
Вошедшему было на вид лет двадцать пять. Миловидный, азиатский тип лица, дорогая причёска «ёжик». Одет в белую шёлковую сорочку спортивного покроя с синими вертикальными полосами, тёмно-синие льняные брюки. На ногах - коричневые парусиновые туфли ручной работы, на руке – золотой «ролекс».
Она встала, взяла его за руку, легонько поцеловала в губы.
- Как ты вовремя! Мы как раз закругляемся.
Майло представился.
- Уилл Хан.
Сандра Стюр сказала:
- Доктор Уилл Хан. Старший клинический ординатор в клинике ревматологии, больница Коттедж.
Хан смущенно ковырнул пол носком ботинка.
- Да ладно, Сэнди...
- Уилл дежурил три дня подряд, наконец у него выходной. Вы не возражаете, если мы поедем?
Майло сказал:
- Спасибо Вам большое, мисс Стюр. Если что-то ещё придёт в голову, позвоните нам, пожалуйста.
- Конечно, - сказала она. Хану: Они полагают, что она не мучилась, детка.
Хан сказал:
- Это хорошо.
Закрывая за собой дверь, мы услышали, как она говорит:
- Я думаю, Трактир Сан Исидро, дорогой. Этот новый шеф у них – что-то невероятное.
 
Глава 17

Пробежав глазами вырезки об убийстве Сайруса Фримана, Майло засунул их обратно в пластиковую обложку.
- Ничего сверх того, что Сэнди нам уже рассказала.
Кинув вырезки на заднее сиденье, взглянул на часы.
- Четыре часа за рулём ради встречи с Сестрой, Которая Ничего Не Знает.
- И всё же она нам много рассказала, - сказал я.
- Что? Что Элиза, возможно, убила своего папашу? Не исключено, Алекс – но я недостаточно любопытен, чтобы копаться в этом.
- Я имею в виду рассказ о том, как Элиза с детства начала развивать свою способность лгать в качестве стратегии выживания. Симуляция болезни, чтобы избежать очередного изнасилования – приём не хуже других, но при этом всегда наносится сопутствующий ущерб. Сюда же укладываются  хроническая депрессия, пьянство, использование секса как способа контроля, а также то, что она связалась с таким жуликом, как Фиделла. То же самое относится к придуманному ею плану вымогательства, в котором главное место отводилось её сексуальности. Но в особенности меня интересует, что она приторговывала контрольными, когда училась в школе. Такого рода опыт мог очень ей пригодиться в таком месте, как «Виндзор».
Возле пляжа движение замедлилось. Потом мы долго стояли перед светофором. Ещё больше туристов, мольберты с уличным искусством. Несколько бродяг изображают ценителей, сидя на травке неподалёку.
Он сказал:
- Сначала она торгует контрольными, а потом приходит к выводу, что вымогательство – дело более выгодное.
- Зато вымогательство - работа вредная: выберешь неподходящую жертву – и...
- Прекрасно. Даже если забыть на минутку про секс с учеником, всё равно не пойти в эту проклятую школу не удастся.
Он закрыл глаза и откинулся назад, положив голову на подголовник.
- Лучший способ узнать, сколько лишних денег она загребала – это сунуть нос в её банковские счета.
Ещё несколько телефонных звонков – и вот он уже улыбается.
- Уже в пути, а её телефонные звонки у меня на столе. Смотри: Элиза изменяла Салю с молодым парнем, Сандра тоже ушла от мужа к молодому любовнику. Что это? Попытка символически дистанцироваться от отца?
- Вполне возможно, - сказал я. – Или им просто нравятся молодые мужики.
- И для этого мне нужен друг со степенью доктора наук?!
Обратно к нему в кабинет мы вернулись к половине четвёртого.
Слева от компьютера лежала рыхлая стопка бумаги. Он начал хватать сверху страницу за страницей, комкать и швырять в корзину: приказы, напоминания, циркуляры – весь тот поток бесполезной служебной корреспонденции, за которую платит налогоплательщик, но которую никто не читает
Под циркулярами оказались банковские отчёты Элизы Фриман за восемнадцать месяцев и список её телефонных звонков за шестьдесят дней.
Бегло взглянув на банковские бумаги, Майло воскликнул:
- Ух ты! Девяносто с лишним тысяч долларов на текущем счету. Большая часть этих денег попала туда в виде шестнадцати крупных кусков – по пять тысяч каждый, - вложенных с неравными промежутками на протяжение последних трёх лет.
- Ну, не сокровищница фараона – но для учителя, получающего тридцать в год, прилично, - сказал я. – Интересно, что можно купить в «Виндзор» за пять тысяч.
Он принялся за телефонные звонки, помечая их двумя маркерами. Жёлтый, розовый, розовый, розовый, жёлтый. В результате получилась весёлая зебра: тридцать две жёлтых полоски – номер Саля Фиделлы, код 818, семнадцать розовых – звонки кому-то в 626. Остальное интереса не представляло.
- Пасадена, - сказал он. Набрал номер; послушал, широко открыв глаза; повесил трубку.
- Калтек (Калифорнийский Технологический университет /прим. пер./), какая-то химико-технологическая лаборатория. «Никого из нас сейчас на месте нет – наверное, мы пошли кого-нибудь взрывать – но если Вы оставите сообщение, тра-ля-ля».
- Обычно я избегаю стереотипов, - сказал я, - но у молодого парня, которого видели с Элизой, из кармана торчали авторучке в чехле.
Он отыскал сайт Калтека, а там – отдел химических технологий. Всё, что удалось найти – биографии профессоров и преподавателей, но ещё несколько щелчков мышью – и на экране появился отчет о научно-исследовательской презентации, сделанной двумя месяцами раньше. Квинтет докторантов, подводящих итог своих исследовательских проектов. Фотографий нет.
Эллен Чой, Владимир Бобровский, Треймейн Франк, Митчелл Ямагучи, Арлен Арабян.
Он сказал:
- Мой многолетний опыт работы детективом подсказывает мне, что мисс Чой вряд ли решила сделать операцию по изменению пола, да и мистер Ямагучи тоже, скорее всего, не менял внешность, дабы стать похожим на англосакса. Так что давай подсократим список и посмотрим, чем можно поживиться на MySpace.
В считанные секунды он выволок на экран три страницы.
- Да, похоже, даже таким башковитым малым хочется своих пятнадцати наносекунд славы...
Арлену Арабяну было лет под сорок. Причёска «брилло» и окладистая, как у раввина, уже седеющая борода. Бритый наголо Владимир Бобровский выглядел как тяжелоатлет, коим он, если верить его странице, и являлся.
Треймейн Л. Франк был молод, худ, слегка анемичен и миловиден. Длинные, прямые каштановые волосы наискосок пересекали широкий, гладкий лоб.
- Значит, он красит волосы перекисью, чтобы не выделяться в «Каунти Лайн» (сеть шашлычных /прим. пер./).
Он порылся в Google, обнаружил имя молодого человека в прошлогоднем бюллетене новостей школы «Виндзор» и победно ткнул кулаком в воздух над головой.
После окончания Гарварда с отличием и за три года Трей поступил в докторантуру по химическим технологиям в Калтек и теперь мечтает поскорее вернуться в солнечную Южную Калифорнию. Но он признаёт, что ему будет очень не хватать студенческого братства в общежитии Кэбот Хаус, а также занятий по некоторым предметам – особенно лекций профессора Фельдхайма, который был для них сверкающим маяком эрудиции, логики и терпимости, несмотря на все попытки Трея убедить его в преимуществах прикладного подхода перед чистым познанием.
- Трудно не согласиться, - сказал Майло. – От чистого познания у меня запоры.
Он перешёл в базу данных полицейского управления, ввёл свой пароль, получил доступ к данным Трея Франка. Никакого уголовного прошлого, несколько парковок, одно превышение скорости пару лет назад. Двадцать два, пять футов одиннадцать, сто пятьдесят два фунта, светлые, голубые.
- То он красит волосы в тёмный цвет, то обесцвечивает их перекисью, - сказал Майло. – Любитель перемен.
- Взгляни на его адрес, - сказал я.
Южный конец Брентвуд. Номер дома и квартиры.
- Недорогой район, - сказал он, - но достаточно близко от «Виндзор». Возможно, Франк попал туда как бедный, но сильный ученик и получал стипендию. Элиза начала работать там четыре года назад, когда он был в последнем классе. Возможно, ей нравились очень молодые, и частные уроки постепенно переросли в нечто другое.
- Не похож он на студента, которому были нужны частные уроки.
- Не по физике и математике, Алекс. Но Элиза-то подтягивала по английкому. Придётся познакомиться с этим гением поближе и обработать его по всем правилам полицейского искусства.
Пользуясь своим личным мобильником, он набрал номер знакомого в телефонной компании и записал номер городского телефона,  зарегистрированный по адресу Франка.
Десять длинных гудков; ни ответа, ни автоответчика.
Майло сказал:
- Да какого чёрта. Брентвуд рядом. Как у тебя с бензином?
- Полбака, - сказал я. – Вполне хватит. Если не станем слишком увлекаться чистым познанием.
Дом, который был нам нужен, оказался неуклюжим двадцатиквартирным строением в двух кварталах к югу от Уилшир. Фасад – неухоженные балконы, ощетинившиеся спутниковыми тарелками на перилах.
Бронированная дверь. Никакого ответа на настойчивое нажатие кнопки звонка с надписью «Франк, Дж.».
Мы собирались уходить, когда дверь отворилась, выпуская женщину. Коротко стриженные седые волосы. На поводке – чёрно-пегий французский бульдог. Копия Спайка – предшественника нашей Бланш. Я невольно расплылся в улыбке. Женщина заметила, улыбнулась в ответ – спокойно, словно привыкла к подобного рода вниманию. Пёс тоже. Он остановился и принял позу чемпиона.
Майло спросил:
- Что, воспоминания нахлынули?
Женщина спросила:
- Прошу прощения?
- У моего друга был такой же – тоже чёрный.
- Они лучше всех, правда?
- Почти как люди, - сказал я. – Давно он у Вас?
- Три года. Как раз недавно кончил прибавлять в весе.
- Навскидку – фунтов двадцать шесть?
- Точно. Позвольте спросить: сколько Ваш прожил?
- Мы подобрали его, так что точно я не знаю. Я думаю, лет двенадцать-тринадцать.
- Тринадцать было бы здорово. Хотя я слышала, что некоторые могут прожить и дольше.
- Как его зовут?
- Херби.
- Привет, Херби.
Я нагнулся, почесал его широкую, шишковатую голову между ушей. Херби часто задышал, засопел, потом собрал остатки своего собачьего достоинства и снова принял гордую позу.
Майло спросил:
- Вы случайно не знаете молодого человека, который живёт в этом доме? Трей Франк?
В глазах женщины вспыхнул настороженный огонёк. Майло вытащил удостоверение.
- Полиция? Трей такой славный мальчик.
- Он не сделал ничего худого, мэм. Нам нужна информация.
- Трей стал свидетелем чего-то?
- Возможно.
- Да-а, - сказала. - Правда, он тут уже не живёт. Он учился в Гарварде – может, и сейчас там, откуда мне знать.
- А кто тут живёт?
- Его родители. Джун – медсестра, а Джозеф учёный. Держатся на расстоянии, но в целом приятные люди. Оба работают допоздна.
Херби громко выдохнул. Брыли его затрепетали. Он натянул поводок.
Женщина сказала:
- Боссу пора на прогулку. Пока!
Херби потащил её в сторону бульвара Уилшир. Судя по его беззаботной походке, жизнь была прекрасна.
Майло сказал:
- Час пик. Чем тащиться в Пасадену... есть идея. Давай тормознём по дороге, заскочим в офис. Потом ещё одна остановка – в Вэли. Чего гоняться за славным мальчиком, если он – не тот, кого видела Дорис?
Он вставил фото Трея Франка в пластиковую полоску на шесть фотографий, рядом с пятью похожими лицами – все мужчины, молодые, белые. Набор для опознания. Я с опаской тронулся в путь по Беверли Глен в сторону Ван-Нуйс. Жуткая пробка на Сансет никуда не делась: насколько хватало глаза, всё стояло. Когда мы доползли до улицы, ведущей к моему дому, Майло сказал:
- Езжай домой. Я заберу свою тачку и поеду один.
- Да ладно.
- Благодушное настроение?
- Любопытство.
Я позвонил Робин, чтобы не ждала к обеду: я еду в Калтек, могу задержаться.
- У тебя же уже этих степеней – куры не клюют.
- Я подумал, ещё одна не повредит. По химическим технологиям.
К «Толстяку» мы подрулили около шести. Половина стульев у стойки занята; то же и за столиками. Тот же запах горелого растительного масла.
Дорис была занята – обслуживала группу подростков-латиноамериканцев, выгружая с подноса на столик кучу всякой жареной снеди.
- Занята я, занята. Не сбивайте с ритма.
Мы отступили на шаг. Она закончила подавать и прошла мимо нас. Мы потянулись следом.
- Хватит, я уже рассказала вам всё, что знала.
- Две секунды: взглянуть на фотографию – и мы исчезаем.
- С третьей секунды – с вас чаевые.
Майло показал ей шестёрку фотографий. Палец с тупым ногтем уткнулся в лицо Трея Франка.
- Он. Довольны?
- Очень. Я даже оставлю чаевые.
Он полез в карман за бумажником.
- Не оскорбляйте меня, - сказала Дорис. Потом рассмеялась и легонько хлопнула его по плечу. – Это я просто так на вас наезжаю, ребята. Работа такая. Что, это парень – опасный преступник?
- Пока нет.
- Но может быть.
- Да нет, Дорис.
- Конспиратор, - сказала она. – Ладно. Раскроете это дело – приходите. Вы мне - подробности, я вам - обед. – Ещё один хлопок по плечу. – Но чаевые с вас.
 
Глава 18

Я выехал на магистраль. Майло висел на телефоне.
Рабочее время в Калтеке давно кончилось, но он опять набрал химико-технологические отделение. Та же запись на автоответчике.
- Ну, точно кого-то взрывают.
Компьютер автоинспекции выдал нам адрес Треймейна Л. Франка – в двух кварталах от кампуса. Сорок пять минут спустя мы причалили к шестиквартирному домишке, украшенному двумя цветущими магнолиями, но в остальном достаточно грустному. Перед входом – покосившаяся подставка для велосипедов. Вокруг одной из дужек обмотан кусок цепи. Велосипедов не видно.
Внутри пахло, как в общаге. В холле тесно от велосипедов. Зелёные стены обдраны, в трещинах. Ковровое покрыти на последнем издыхании: кое-где протёрто до основы. Из-за фанерных дверей доносился хип-хоп.
Из комнаты Трея Франка не доносилось ничего. Майло постучал. Никакой реакции. Он засунул между дверью и косяком свою карточку, нацарапав несколько слов – просьбу позвонить при первой возможности.
- Давай перекусим в старом городе и вернёмся. Я знаю одно заведение – работают под английский паб. Рыба с чипсами и все прочее. Дротики метать любишь?
Спустя пять минут, когда я подъезжал к бульвару Колорадо, его мобильник исторг из себя фугу Баха.
- Мистер Франк? Спасибо, что позвонили. Я вот о чём: не могли бы мы побеседовать об Элизе Фриман... А Вы не слышали? Мне очень жаль, что приходится сообщать Вам это неприятное известие, но она умерла... Нет, не естественной... Мы пока не уверены... Это было бы очень кстати, мистер Франк... Хорошо. Трей... Нет, совсем недолго, Трей.
- Разворачиваемся. Доктор Тресковский подождёт. Он был в соседней квартире, мы просто разминулись. Звучит мило, при известии об Элизе отреагировал вполне адекватно. С другой стороны, он втихаря шастал к Элизе, когда она якобы жила с Фиделлой, и меняет цвет волос, как я – сорочки. Так что вполне возможно, что он замешан не только в постельных делах.
- Многогранная личность, - сказал я. – Зто очень помогает при поступлении в Гарвард.
- А то. Ещё как. Вон, посмотри на Его Безупречность.
Когда мы вернулись к дому Трея Франка, фуга заиграла вновь.
- Стёрджис... Доктор Джерниган, как дела? Нет, ещё не... Возможно... Да, конечно, что тут скажешь, выбирать не приходится... Быстро Вы управились – ну, я не в претензии... Нет, ещё нет, спасибо за новость... Да, буду держать поближе к жилетке.
Он повесил трубку, постучал нижними зубами о верхние.
- Неизвестный опиат иденцифицирован как оксикодон, вероятно, в жидкой форме – остатков таблеток в желудке Элизы не обнаружено, но Джерниган говорит, что утверждать это под присягой не станет. Для передозировки маловато – но взаимодействие со спиртным в кровотоке  могло существенно повысить риск остановки сердца.
- Кто-то плеснул ей на посошок, - сказал я. – Жидкость было гораздо легче добавить в алкоголь.
- Джерниган переспросила, не было ли на месте преступления пустых флаконов из-под оксикодона. Когда я сказал ей, что не было, она сказала, что это последняя капля. Она напишет в заключении, что это убийство.
- А что велено держать поближе к жилетке?
- То, что она звонила. Результаты лабораторных анализов пришли вчера, с инструкциями Сверху не передавать дальше без официального разрешения. Джерниган удивилась, что я не перезвонил ей, и решила позвонить сама.
- Хорошо иметь знакомства среди судмедэкспертов.
- Плохо, что это хорошо.
Трей Франк валялся на тахте в своей обшарпанной однокомнатной. Футляр от контактных линз и бутылочка глазных капель возле левой руки. Зенницы, в кои он только что капал капли сии, были большие, круглые, сине-зелёные с золотистыми крапинками и блестящие от влаги.
С грязной стены напротив кровати свисало единственное украшение комнаты: чёрный плакат с загибающимися углами. Одна строчка белых букв, окружённая виньетками неонового синего цвета.
DIGITAL CLOUD BOSTON
Мило ткнул пальцем:
- Это рок-группа?
- Художественная выставка, - ответил Трей. – Аллисон Бирнбаум, знакомая по колледжу.
- По Гарварду?
- Именно. – Франк покачал головой. – Всё ещё не могу поверить.
- Откуда Вы знаете Элизу?
- Я выполнял для неё кое-какую работы. Всё это совершенно ужасно.
- Когда вы последний раз общались?
- Мы говорили по телефону... пару недель тому назад.
Совпадает с распечаткой.
- Просто так, поболтать?
- Она звонила кое-что уточнить.
Речь Франка обладала странным свойством: в ней была какая-то задержка звука. Губы образовывали слова на миллисекунду раньше, чем раздавался звук.
- О чём?
- О работе.
Франк потёр глаз, почесал заросший светлой щетиной подбородок. На нём была мешковатая синяя футболка с эмблемой Йейль, серые тренировочные брюки и резиновые шлёпанцы. Волосы длиннее, чем на фотографии с водительского удостоверения – на пару дюймов ниже плеч, крашеные в медно-каштановый цвет, с выбеленными концами. Гладкие безволосые руки свисали, как плети, с узких, покатых плеч. До мяса обкусанные ногти. Всё убранство комнаты составляли ярко-зелёное бескаркасное кресло-мешок да покосившийся комод с зеркалом. На комоде – электроплитка, брызги еды вокруг, пустые и полные банки «пепси», пачка печенья, книги, тетрадки. В одном углу – куча грязного белья. На полу – компьютер и принтер.
Майло окинул взглядом кресло, заметил неясного происхождения пятно, решил постоять.
- Что за работу Вы делали для Элизы?
- Давал частные уроки, когда у неё было переполнено.
- Она платила Вам – или просто посылала к Вам учеников?
- Деловой чатью занималась Элиза. За каждый отработанный час я получал половину.
- Значит, у неё было полно уроков и излишки она сплавляла Вам.
- Ну, у неё бизнес сезонный, - сказал Франк. – Но в общем, да.
- А Вам самому Элиза когда-нибудь давала уроки? Когда Вы ещё учились в «Виндзор».
Франк моргнул.
- Нет.
В голосе – упрёк: как вы могли такое подумать?!
- Круглый отличник своими силами?
Он пожал плечами.
- Это же просто экзамен.
- В чём Вы специализируетесь? Какие предметы?
- Всё, что понадобится.
- Математика, физика – и английский тоже?
- Да.
- Элиза давала уроки только по английскому и истории.
- Она и по основам математики могла – но предпочитала не выходить за эти рамки.
- Значит, если алгебра, исчисление, углублённые курсы и всякое такое – то к Вам?
- Так и было, - сказал Франк. – Но я больше этим не занимаюсь.
- Слишком заняты?
- Я работаю ассистентом – денег хватает заплатить за учёбу, жильё и еду. – Взгляд вокруг. – Не люкс – но мне хватает.
- Это общежитие?
- Официально – нет, - сказал Франк. – Хозяин – выпускник нашего университета, даёт большую скидку с арендной платы. Так чт; именно случилось с Элизой?
- Всё, что мы можем сказать на данном этапе, Трей – она умерла. Расскажите, как вы познакомились.
- Какое это имеет значение?
- Это имеет значение, потому что я спрашиваю.
Франк в упор посмотрел на него.
- Извините. Я всё ещё пытаюсь осмыслить.
- Вы с Элизой были близки.
- Она помогала мне – посылала учеников...
- Когда это началось?
- Я учился в последнем классе в «Виндзор». Она узнала, что мне нужны деньги.
- И что Вы достаточно умны.
Он пожал плечами.
- Она так считала.
- Вам не было неудобно давать уроки одноклассникам?
- Я давал им то, что им было нужно. Чаще всего они были умные ребята.
- Зачем умным ребятам частные уроки?
В улыбке Франка явственно читалось: вам не понять.
Майло спросил:
- Умные – но не гении?
- В таком месте, как «Виндзор», подтянуться с 740 до 780 – это круто.
- И сколько платят за это умные ребята, Трей?
- Их родители платят стольник в час, штуку вперёд. Моя доля была пятьдесят процентов.
- Сколько учеников в неделю посылала Вам Элиза?
- В пик сезона я давал по пятнадцать часов в неделю. Всё равно не могу поверить, что её нет.
Трей взглянул на потолок. Побелка была в серых пятнах – словно великан прошел, задевая за потолок сальными волосами.
- Семьсот пятьдесят в неделю, - сказал Майло.
- Честно заработанных лейтенант.
- И у Вас больше нет на это времени.
- Мне надо заниматься своим исследованием, - сказал Франк, откидывая волосы со лба.
- Что Вы исследуете?
- Технологию катализа.
- Ах, да, - сказал Майло, - я как раз видел по ящику. Всё о катализе.
Франк не отреагировал на шутку.
Майло придвинулся на дюйм ближе.
- Красками увлекаетесь?
- Не понял.
- Волосы. Вы их красите?
Франк облизал губы.
- Каждый развлекается как может.
- Что дальше? Татуировка «Катализ»?
Неуверенная улыбка.
- Вряд ли, лейтенант.
- Вы были у Элизы единственным работником?
- Да.
- Когда Вы поступили в Гарвард, она не наняла никого на замену?
- Нет. Когда я возвращался на летние каникулы, я опять впрягался. Лучше, чем гамбургеры переворачивать.
- Человек с Вашими талантами? – сказал Майло. – Не могу себе представить Вас за этим занятием.
- И тем не менее, лейтенант, именно этим я и занимался два последних лета в школе. Макдональд, Бургер Кинг. Потом я получил повышение по службе: меня взяли помощником в Шуки Дели. Если Вам понадобится потоньше нарезать ростбиф – это ко мне.
- Что, для умных ребят нет летней практики?
- Есть. Сколько хочешь. Только без оплаты, - сказал Франк. – А в самых престижных местах – типа Оксбридж – ты ещё сам приплачивать должен. Мой отец преподаёт математику, а мать – медсестра. Отсюда – смешная шапочка и соло на фритюрнице.
- Да, удачно, что вы встретились, - сказал Майло. – Вы и Элиза.
- Да, нам обоим повезло.
- А чего это Вы носите йейльскую футболку?
Франк моргнул.
- А почему бы нет?
- Бесплатная реклама конкурента?
Парень улыбнулся. Улыбка была широкая и зубастая.
- Это из традиций Лиги Плюща. Выряжаться в майку собственного университета считается претенциозным.
- Так значит, если какой-то козёл подрежет меня, и на заднем стекле его «мерседеса» написано «Универсистет Шмумба», то можно предположить, что он в этой Шмумбе не учился?
- Если козёл, то, скорее всего, учился, - сказал Франк. – Значит, следует понимать, что вы понятия не имеете, кто убил Элизу
- А я и не говорил, что её убили.
- Вы же из отдела убийств.
- Иногда мы расследуем самоубийства.
- Вы думаете, это было самоубийство?
- А Вы считаете, это могло случиться?
- Что Вы имеете в виду?
- У Элизы были какие-то признаки депрессии?
- Нет.
- Прямо так, - сказал Майло, щёлкнув пальцами. – Без малейшего сомнения.
- Никогда не видел никакой депрессии. В клиническом смысле.
- То-есть?
- Были у неё перепады настроения, - сказал Франк. – Как у каждого. Но в основном, когда я её видел, она была в прекрасном настроении.
Он поковырял заусениц на пальце.
- Может, я и зря завожу об этом речь, но я считаю, что я у неё в долгу. Не то чтобы это имело значение. Но...
Снова попытка оторвать заусениц.
- Есть там такой парень, по имени Мартин Мендоса. Он в последнем классе, и Элиза его учила. Но попал он к ней необычно: его школа прислала.
- И?
- И были проблемы.
- Какие проблемы?
- Он плохо справлялся со своими эмоциями, - сказал Франк. – Ему там не нравилось – ни в «Виндзор», ни у Элизы на занятиях – и он не слишком старался скрывать это. Его приняли в предпоследний класс - выступать за бейсбольную команду школы: у себя в районной школе он был звездой. В начале сезона он получил травму и больше не мог играть – но школа-то уже подписала с ним контракт на целых два года.
- Контракт? – переспросил Майло. – Прямо как в Высшей лиге...
- В каком-то смысле так оно и было, лейтенант. Когда перспективный атлет из городской школы подходит «Виндзор», с ним заключается письменное соглашение. Если всё складывается – все остаются довольны. Если не складывается – скажем, у студента проблемы с успеваемостью (что довольно типично) – проблема решается сама собой. В дарвиновском смысле этого слова.
- Студент отсеивается, потому что не справляется с нагрузкой.
- Он попадает в среду, оказывающую на него давление, - сказал Франк. - Если ты не настроен на учёбу, то тебе придётся плохо.
- Подвернул ногу – вали обратно в в свою зачуханную районную школу.
- Метко сказано, лейтенант.
- Мартин Мендоса не вписался в схему?
- Судя по тому, что рассказывала Элиза, переход в «Виндзор» не был его решением: за него решили родители. Его отец работает официантом в кантри-клубе – там-то он и познакомился с выпускником, который его соблазнил «Виндзором». Но преодолеть исторический дефицит непросто.
- Какой исторический дефицит, Трей?
- Городская школа, - сказал Франк. – Он капитально отставал. Школа наняла Элизу, чтобы та его подтянула.
- Очень мило с их стороны: он же больше не мог играть.
- Пожалуй, что так.
- Вы не думаете, что это альтруизм.
- Я думаю, что к семнадцати годам подросток должен иметь возможность сам решать, как ему жить. Если этого не учитываешь – играешь с огнём. Мартин стал вести себя с Элизой довольно агрессивно. Ей это не понравилось.
- Агрессивно – физически?
- Словесно. Но её это встревожило настолько, что она поделилась со мной.
- Она просила у Вас защиты от Мендосы?
- Ну, нет, не настолько. Она просто хотела выговориться. Т;к я бы и не вспомнил про это. Но теперь, когда она... Должен вам сказать, мне неловко говорить о школе в таком ключе.
- То-есть Элиза боялась Мендосы.
- Скорее... Пожалуй, да, лейтенант. Она старалась выполнять свою работу – но он пропускал уроки, сбивал ей всё расписание, не делал домашних заданий, изо всех сил старался ни в чём не уступать. В конце концов Элиза сказала ему, что он тратит её время, школьные деньги – и сам себе вредит. Он нагрубил ей, начал кричать. Элиза говорит, что она отступила, была готова вызвать полицию. Но тут он выругался, выбежал – и больше она его не видела.
- Когда это произошло?
- Где-то с месяц назад. Когда похороны?
- Пока непонятно.
Майло вытащил свою записную книжку, открыл, пролистал.
- Арни Джозеф.
- Простите?
- Бар на бульваре Ван-Нуйс. Элиза там иногда выпивала – но Вы это знаете.
- Я не пью.
Он всё-таки оторвал этот заусениц. Пошла кровь, и он прижал это место пальцем. Снова взгляд на грязный потолок.
- Вы хотите сказать, что никогда не бывали у Арни Джозефа.
Франк облизал губы.
- Не бывал.
- Но Вы были неподалеку от бара Арни Джозефа – благодаря этому мы Вас и нашли, Трей. Вы провожали туда Элизу, потом поцеловали на прощанье. Судя по описанию очевидцев, поцелуй был горячий и страстный.
Трей Франк пробормотал:
- О господи...
Плюхнувшись на кровать, он лёг на спину, закрыл глаза. Частое дыхание.
- Вы больше ничего не хотите рассказать нам, Трей?
Франк пробормотал что-то.
- Я не разобрал, Трей.
- Мы этим занимались.
- Чем?
Франк приподнялся на локте, глядя мимо нас.
- Сексом. Нечасто. Время от времени. Ничего серьёзного, просто так.
- Просто так? - переспросил Майло.
- Для снятия напряжения.
Франк повернулся и встретился глазами с нами. Взгляд вызывающий, дерзкий.
- Мы имели дело с идиотами. Час за часом, и конца не видно. Это помогало нам забыть про них.

 
Глава 19

Трей Франк сел и расправил плечи. Признавшись, что у них с Элизой тоже было, он словно стал выше ростом.
Майло спросил:
- Когла вы с Элизой начали свою антистрессорную программу?
- Не волнуйтесь, мне к тому времени уже было восемнадцать.
- Я не волнуюсь, сынок. Я интересуюсь подробностями.
- Я по-прежнему не понимаю, какое это имеет отношение.
Майло сел на корточки. Его лицо оказалось вровень с лицом Франка. Франк торопливо отодвинулся.
- Когда мы расследуем чью-то насильственную смерть, Трей, то начинаем с того, что приглядываемся к людям, которые были близки к убитому, потому что по статистике большинство преступлений, повлёкших за собой насильственную смерть, совершаются людьми, которые были знакомы с жертвой. Когда мы проверили телефонные разговоры Элизы, Ваш номер выплыл как частый контакт. То, что Вы сказали правду – что не говорили с нею около двух недель – в Вашу пользу. Данные телефонной компании это подтверждают. Но это не означает, что нам неинтересно узнать о Вас побольше.
- Статистика, - сказал Франк, - это групповые измерения, пригодные для групп, не для индивидуумов.  Они не имеют никакого значения, когда дело касается отдельных лиц.
- Спасибо за урок математики, сынок, но в данный момент ты – «лицо, представляющее определённый интерес для следствия». Если хочешь, чтобы мы утратили к тебе интерес – лучше отвечай на вопросы.
- Я просто не усматриваю связи между моей половой жизнью и...
- Вот тебе теоретическая ситуация, Трей: предположим, что у вас с Элизой был бурный роман, но она решила тебя бросить. Обида и ревность – прекрасные мотивы.
- Это может быть неплохо теоретически – но определённо не работает эмпирически, - сказал Франк. – Мы с Элизой встречались изредка побаловаться в постели, никто никого не бросал. Если вы ищете ревность – обратите внимание на того неудачника, у которого к Элизе были серьёзные намерения: на Саля Фиделлу. Раз у вас есть её телефонные разговоры, вы наверняка обратили внимание на его номер.
- Вы знаете мистера Фиделлу.
- Нет. Я знаю о его существовании. Элиза говорила, что встречается с ним время от времени и что он ей начал надоедать.
- В каком смысле?
- Он хотел продолжать связь с нею, а ей было с ним скучно. Она считала его неудачником, он только и делал, что говорил с ней про свои идеи, как быстро разбогатеть.
- Например?
- Она не вдавалась в подробности, я не спрашивал. Эти темы мы не обсуждали.
- Не говорила ли Элиза: Фиделла уже испробовал одну из своих идей быстрого обогащения на практике?
Франк ухмыльнулся.
- Ну вот: вы его уже подозреваете.
- По-моему, ты пытаешься нас перехитрить, сынок.
- Она ни разу не упомянула ничего конкретного – просто говорила, что от него жару много, а свету мало.
- Не говорила ли она, что он вспыльчив?
- К сожалению, ни разу не обмолвилась.
- Почему «к сожалению»?
- Тогда вы бы занимались им, а мне не прихлось бы рассказывать про свою половую жизнь.
- Вы видели фото Элизы и Фиделлы у неё в гостиной?
- Да. И что?
- И у Вас не возникла мысль?
- Какая?
- Что он ей надоел, но его фотографию она не выкидывает?
Франк свёл колени вместе.
- Пожалуй, было в этом противоречие. Ну и что? У нас не было романтической связи.
- Очевидно, - сказал Майло. – Вашей фотографии у неё не было.
Молчание.
- А может, была, и Вы спрятали её после её смерти.
- Зря стараетесь. Я у неё дома не был несколько месяцев! Вы постоянно возвращаетесь к несущественным деталям...
Майло сказал:
- Конечно, могда быть и другая причина. Тоже теоретическая. К Элизе ходили ученики. А иногда и их родители. Афишировать связь с бывшим студентом – пусть и нероманическую, а развлекательно-оздоровительную – вряд ли это было бы на пользу её бизнесу.
- Я никогда не был её студентом.
- Вам было восемнадцать, когда вы познакомились.
- Да, я был совершеннолетним.
- Мы говорим не о том, были ли Вы совершеннолетним. Мы говорим о том, насколько это было
уместно.
Молчание.
Майло спросил:
- После того, как Вы начали работать у Элизы... как скоро ваши отношения переросли из рабочих в личные?
- Не помню.
- Странно. У такого человека – проблемы с памятью?
- С памятью у меня всё в порядке, - ответил Франк. – Я просто не удосужился записать точную дату, поскольку не мог предположить, что мне придётся объясняться с…
- Это произошло вскоре, или на это потребовалось некоторое время?
Франк покачал головой.
- Это унизительно.
- Смерть Элизы тоже.
Молодой человек опустил голову.
- Как скоро, Трей?
- Не через неделю. Несколько месяцев спустя. – Франк взглянул вверх. – Хотите смачные подробности? Извольте. Как-то вечером я пошёл к Элизе забрать свои деньги. Она была одета в майку и шорты. Белый верх – синий низ. До этого она всегда надевала платье до колен или брюки, гладко причёсывала волосы, не пользовалась косметикой. А в тот вечер – волосы распущены, губная помада, тени, духи... Она похвалила меня, сказала, что я молодец, пригласила присесть, предложила что-ниюудь выпить. Нет, не алкоголь – я не пью, никогда не пил. Она имела в виду что-нибудь прохладительное. Она и сама пила «пепси». Мы сидели на диване, болтали.
Его взляд сместился в сторону – и вернулся, затуманенный воспоминаниями.
- Это просто случилось.
- И продолжало случаться, - сказал Майло. – Четыре года подряд.
- Время от времени. Слышали такое выражение – «зов плоти»?
Майло улыбнулся.
- Да, сынок. Чья плоть звала чью?
- Она всегда звонила мне. Последний раз это было две недели назад – тот телефонный звонок, что вы видели – но на этот раз я не пошёл.
- Почему?
- Смена приоритетов. – Франк почесал уголок рта. – Наши отношения начали вызывать у мнея двойственные чувства. Во-первых, я узнал, что у Элизы есть проблемы с выпивкой. Ничего хронического – но она могла напиться. У моей матери тоже по этой части не всё гладко, и я знаю, как это отражается на человеке. Во-вторых, я предпочитаю встречаться с ровесницами. Не буду хвастаться – я не донжуан, но сейчас у меня есть кто-то, у нас серьёзные отношения. Она ничего не знает об Элизе, и я хотел бы, чтобы всё так и оставалось. Мне очень жаль, что Элизы не стало. Я ей очень многим обязан. Но я бы очень не хотел, чтобы моя личная жизнь стала достоянием гласности. Это было бы ужасно.
- Ваша девушка ничего не узнает. Если, конечно, она – не Ваше алиби...
Глаза Франка расширились.
- Мне нужно алиби?
- Я задам Вам – как бы это сказать... параметры. Время смерти Элизы.
Как только Майло назвал временные рамки, плечи Франка почти мгновенно расслабились. Он расплылся в улыбке, как мальчишка, обнаруживший полную комнату рождественских подарков.
- Всё это время меня даже не было в Лос Анжелесе. Я был в Пало Альто – встречался с профессором Милбанком по поводу моего исследования. Профессор Сет Милбанк из Станфорда. Он занимается исследованиями, которые, вполне возможно, могут как-то пересекаться с моими. Профессор Мун – мой научный консультант, профессор Норман Мун – решил, что было бы неплохо нам троим встретиться и обсудить возможные варианты развития событий. В гранте, который получил профессор Мун, есть статья на дорожные расходы, так что мы решили слетать. Пожалуйста, можете проверить мои билеты на самолёт и заказ номера в отеле. Я бы показал и счета из ресторана – мы обедали только в ресторане – но профессор Мун платил за всё своей кредитной карточкой.
Майло сказал:
- Билеты и отель – для начала неплохо, Трей.
Молодй человек слез с дивана, взял с пола свой лэптоп и, держа его, как мальчишка – металлофон, начал печатать.
Через несколько секунд он показал нам сайт со всем отчётом о поездке. Четыре дня в «Соджорнер Инн» в Пало Альто, полёты туда и обратно на «Саутвест».
- Удовлетворены? – спросил Франк.
- Четыре дня, - сказал Майло. – От души наговорились.
- Мы успели съездить в Беркли, встретиться с профессором Розеном.
Майло позвонил в отель, побеседовал с клерком, повесил трубку.
- Похоже, пока что Вы вне подозрений, Трей. Если только Вы не придумали, как одновременно находиться в двух местах
- Ещё нет. Ну, какие мои годы, - сказал Франк.
- Вы и над этим работаете?
- Подождите подольше, лейтенант – всё будет.
Мы вышли из дома, чуть не столкнувшись с студентом в каске, мчавшемся вверх по пешеходной дорожке на скейтборде.
- Поберегись!
Майло сказал:
- Лучше бы домашние работы по физике делал.
- Чего?
- Учись траекторию прокладывать. Ездишь, как ведьма на помеле.
Парнишка посмотрел нам вслед, дождался, пока Майло повернётся к нему спиной, показал нам вслед средний палец. В машине я спросил:
- Ну что, в паб? Ударим по рыбе с чипсами?
- Что-то с этим Франком не то – не пойму, что.
- У него крошечная задержка речи, - сказал я. – Речь, как у робота.
- Точно. Напоминает свидетеля в суде, которого натаскали. Четыре года отношений – он вполне мог накопить злобы. Жаль только, что у него такое прочное алиби.
- Насчёт зова плоти ты сомневаешься?
- Для Элизы оно, видимо, именно так и было. Но молодой парень и опытная женщина намного старше него? Готов биться об заклад: Франк был девственником, когда она его соблазнила, и был гораздо более привязан к ней эмоционально, чем говорит.
Дверь в дом Франка открылась. Вышел Франк – и пошёл прямо к нам.
- Это уже интересно, - сказал Майло и начал опускать стекло. Но Франк, глядя под ноги, даже не заметил нас второпях. Срезав наискосок через газон, он пошёл на юг. Мы подождали несколько минут и поехали следом.
Двумя кварталами южнее он вошёл в дом. Ничего общего с развалюхой Франка – испанская архитектура тридцатых годов, безупречно ухоженный, тщательно продуманная зелень вокруг. Справа дом окаймляла широкая веранда, заставленная кованного железа мебелью. В объявлениях агенств по продаже недвижимости такое место назвали бы очаровательным – и на это раз не солгали бы.
Нам не пришлось долго ждать: Франк появился снова, рука об руку с худенькой темноволосой девушкой в джинсах и футболке с надписью «Браун».
Майло сказал:
- Ясное дело. Училась в Колумбии.
Франк повернулся к девушке, легонько поцеловал её в губы. Добравшись до веранды, они оттащили скамейку в тень, устоились поуютнее, поцеловались ещё. Девушка положила голову на плечо Франкаю
Майло сказал:
- Теперь я чувствую себя неловко. Подглядывать нехорошо. Поехали в паб.
Паба там уже не было. Вместо него нас ждали там магазин, торгующий джинсами, и таиландская закусочная.
- Ладно, расширим географический горизонт, - сказал он. – Что тебе взять?
- Ничего, я не голоден.
- Только не думай, что из-за твоей гастрономической сдержанности я решу попоститься.
Я постоял у обочины, не выключая двигателя, а он нырнул в таиландское заведение. Скоро он вернулся с мешками взятой на вынос снеди.
- Я заказал на двоих – вдруг ты передумаешь. Поострее, двойные креветки, побольше всего, что пришло в голову.
Я двинулся на запад по 210-й. Вооружившись пластиковой вилкой, он принялся за еду.
Когда он решил передохнуть, я сказал:
- Ромашка продолжает крутиться.
Он вытер рот.
- В смысле?
- Ещё один полезный свидетель. Уинтерторн науськал тебя на Хауэра, Хауэр – на Фиделлу, теперь Франк сдал тебе двоих – Фиделлу и Мартина Мендосу.
Он поковырял в зубах зубцом вилки.
- Давай прислушаемся к честным гражданам, исполняющим свой долг. Возможно, два голоса в пользу Саля Фиделлы должны расположить его прямо по центру на моём радаре. Если он узнал, что Элиза лишала его и секса, и денег, то налицо повод для большой обиды. Тогда я опять оказываюсь там, откуда начал: занимаюсь так называемым сожителем.
Он поковырял лапшу, завернул большую часть таиландской пиши и убрал её в пакет.
- Невкусно? – спросил я.
- Ничего.
Мне показалось, что он задремал, но через пару миль он спросил, не открывая глаз:
- Что же касается молодого и горячего сеньора Мендосы, то он латиноамериканец – то-есть, вероятно, знает испанский. В том смысле, что он мог без труда договориться с мистером Муравьедом насчет покупки сухого льда.  С другой стороны, убийство – это слишком сильная рекация на принудительные частные уроки, и, если верить Франку, Мендоса перестал появляться у Элизы.
Я сказал:
- Перестал ходить на уроки.
Он открыл глаза.
- Ты думаешь, она и с ним тоже?
- Ещё один молодой мужчина.
- Ух ты... но если убийца так молод, был секс, что-то пошло не так -  я бы расчитывал увидеть беспорядок, избыточную жестокость. А тут всё наоборот, Алекс. Всё стерильно, всё по сценарию. Что-то не стыкуется.
- Не стыкуется. Если, конечно, Мартин – не один из тех, кто долго закипают.
Он позвонил в автоинспекцию, попросил дать сводку по Мартину Мендосе. Водителей с этим именем и фамилией навалом – но ни одного в подходящей возрастной группе. То же самое и в уголовных делах.
- У парня даже нет прав. Тото ему нравилось наблюдать, как богатые детки паркуются на студенческой стоянке. Ладно, поехали, пора его найти.
Я сказал:
- Его отец работает в каком-то кантри-клубе. Несколько сужает круг поисков.
- К чёрту. – Он оскалил зубы. – Дяде Майло в школу пора.
 
Глава 20

Отель «Бель Эр» расположился на двенадцати акрах самой дорогой земли на планете, по соседству с поместьями стоимостью в десятки миллионов. Вот уж воистину грязь на вес золота. Отсутствие тротуаров в Старом Бель Эр не способствует появлению праздношатающийся публики сомнительного пошиба. Той же цели – отвадить всякую рвань - служат высокие заборы и ворота, камеры наблюдения, сторожевые собаки и охранники.
Попробуйте сегодня затеять стройку отеля в Старом Бель Эр – и дружный рёв «НЕ У МЕНЯ НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ!!!!» пробьёт звуковой барьер. Но когда какой-то султан, купивший «Бель Эр» за несколько лет до того, собрался было превратить отель в свою частную идиллию, лавина соседского гнева заставила его убраться восвояси и с тех пор носа не показывать.
Да, время может разрушить – а может наложить благородную патину, и люди начинают любить то, к чему привыкли. Этим, сдаётся мне, и объясняется та гордость, которую питает Брентвуд к занимающему шестнадцать акров кампусу школы «Виндзор». Дело уж точно не в укоренившемся уважении к образованию как таковому: если бы кто-либо из депутатов городского совета только заикнулся бы о том, чтобы построить там обычную, районную школу – это был бы его последний проект на этом посту.
Школа занимает отдалённый уголок Брентвуда – тупичок в северном конце района. Никаких указателей, свидетельствующих о её существовании. Триста метров двусторонней, мощёной брусчаткой дороги упираются в сторожевую будку с шлагбаумом. За ним взору открывается кольцо с односторонним движением, ведущее к чугунным воротам в стиле барокко, через которые можно одним глазком взглянуть на изысканную жизнь за оградой.
Шестнадцати акров более чем достаточно, если верить школьному сайту в Сети, для дюжины зданий в колониальном стиле, олимпийских размеров бассейна, гимнастического зала с комнатой для йоги и полномерным баскетбольным кортом, футбольного поля по всем правилам и баскетбольной площадки – тоже в полном соответствии с требованиями федерации. Недавно, идя навстречу пожеланиям студентов, школа добавила поле для гольфа на девять лунок. Несмотря на всё это, когда погода и качество воздуха позволяют, на просторных лужайках, окруженных засухоустойчивой растительностью, достаточно места, чтобы провести семинар на свежем воздухе или просто по достоинству оценить девственную чистоту окружающей природы в минуту созерцания и размышления.
Уроки в «Виндзор» начинаются в половине девятого. К восьми мы с Майло уже стояли возле школы и наблюдади за тем, как въезжают и выезжают машины. Хвост был длинный, но культурный – никто не дёргался и не суетился. Машины ползли медленно, что позволяло нам не спеша рассмотреть сидящих внутри в поисках лица, соответствующего портрету Мартина Мендосы на странице MySpace.
Водителям и пассажирам проползающих мимо машин тоже хватало времени разглядеть нас – но Майло это почему-то не волновало.
К MySpace Мендоса оказался довольно равнодушен: скромное упоминание о победе в бейсбольном чемпионате, списка друзей нет, ни слова о перенесённой травме, поставившей крест на спортивной карьере. С немногочисленных фотографий на нас смотрел рослый, крепкий, темноглазый, коротко стриженый парень с широкими плечами, густыми бровями и пухлыми, чуть загнутыми книзу губами. Даже с кубком в руках Мартин Мендоса выглядел мрачным.
Пробежав глазами лист бумаги в третий раз, Майло сунул его в карман как раз в тот момент, когда в ворота вкатился огненно-красный «инфинити». Его место перед воротами занял «линкольн-навигатор». На пассажирском месте – девочка-подросток. Она опустила стекло, кокетливо улыбнулась. Майло улыбнулся в ответ. Женщина за рулём сказала, «Закрой окно, Лиза», нажала на газ и скрылась из виду.
Я сказал:
- Попробуем угадать. Ты подумал и решил начать новую фазу расследования. Она называется «К чёрту шефа».
Он покрутил языком за щекой.
- Чтобы я – да против шефа?! Боже упаси.
Следующая машина: белый «Ягуар». На пассажирском сиденье парнишка-латиноамериканец, но не Мендоса. Номера дипкорпуса. Шофёр в униформе.
Почти все студенты постарше приезжали сами. Ребят помладше привозили привлекательные, скуластые женщины либо озабоченные мужчины, не выпускавшие из рук, в нарушение закона, мобильных телефонов. Подросткам явно не нравилось торчать на пассажирском месте, и выражение лица у большинства было соответствующее. Одно из самых недовольных выражений украшало физиономию тощего рыжего подростка – по виду, скорее старшеклассника, - привалившегося к передней дверце бронзового «лексуса». Подбородок на костлявом кулаке, взгляд в никуда. Рыжеватая блондинка с пышной причёской за рулём.
Наткнувшись на нас взглядом, подросток вышел из спячки и изучающе уставился на нас. Смотрел до тех пор, пока «лексус» не скрылся из виду. Я сказал:
- Этот рыжий тебя, похоже, знает.
- Его я не знаю, зато знаю его мамашу.
- Миссис Шеф и хвалёный Чарли.
Он вздохнул.
Я сказал:
- По-моему, он что-то приуныл.
- А что ты хочешь – при таком папаше, как Он?
- Туш;.
- Может быть, его настроение улучшится, когда он попадёт в Нью Хейвен. Станет петь в хоре «Уиффенпуф».
- Откуда ты знаешь про такие подробности?
- Решил почитать про Лигу Плюща. Лишние знания из области культурной антропологии никому не мешают.
- И что ты вычитал?
- Что я бы туда в жизни не попал.
Подкатил тёмно-синий «бентли-континентал». Очаровательная чернокожая девочка, энергично жующая жвачку. Взгляд вперёд. За рулём – гигантских размеров отец в белом тренирочном костюме. Несколько сезонов назад он недурно играл за «Лейкерс».
- Да. Совершенно другой мир, - сказал Майло, потирая лицо. – Ну, Марти, давай, покажись!
Без двадцати девять мимо нас проехала последняя машина. Никаких признаков Мартина Мендосы.
Майло сказал: - Пошли. – и мы отправились дальше пешком. Брусчатка под ногами была гладкая, словно отполированная вручную, дюйм за дюймом. Монументальные китайские вязы окаймляли проезд, образуя тенистую аллею. Подойдя поближе, мы усышали юношеские голоса, доносившиеся из-за школьного фасада, но шорох листье под лёким ветерком был громче. Пройдя поворот, мы вышли к сторожке. Навстречу нам шли двое.
Женщина в чёрном брючном костюме торопливо приближалась к нам. В нескольких шагах позади двигался крупный мужчина в форме цвета хаки.
Директор Мэри-Джейн Роллинс сказала бесцветным голосом:
- А, это вы. На меня только что обрушилась лавина жалоб.
Охранник остановился позади неё, сложив руки на пряжке ремня. Лет шестидесяти с небольшим, тучный, краснощёкий, с острым взглядом синих глаз – взгляд полицейского, над которым пенсионный возраст не властен. На поясе – фонарик и рация; оружия нет. бронзовая табличка с именем: Валковиц.
Пользуясь тем, что у Роллинс на затылке глаз нет, он набрался храбрости и подмигнул нам.
Майло спросил:
- Жалоб по какому поводу, доктор?
- Двое мужчин прячутся у входа, - сказала Роллинс. – Естественно, родители встревожились.
- Мы? Прячемся? Такого о нас ещё не говорили, доктор.
- Не вижу в данной ситуации ничего смешного, лейтенант.
- Приносим свои извинения за причинённое неудобство, доктор. К счастью для всех заинтересованных лиц, мы тут по долгу службы. Охраняем, так сказать, и защищаем.
Валковиц ухмыльнулся.
Мэри-Джейн Роллинс сказала:
- Учитывая, в каком нервном, напряженном мире мы живём – в особенности сейчас, когда всё так обострилось из-за смерти мисс Фриман – меньше всего нам было нужно сегодня утром, чтобы вы нервировали наших учащихся. Они и так едва успокоились и примирились с потерей.
- Вы имеете в виду смерть мисс Фриман?
- Мы провели два общих собрания, а также психотерапевтических семинара для всех заинтересованных учащихся. Это был важный эмоциональный опыт.
Я спросил:
- И много народу пришло на семинар?
- Какая разница?
- Интересуюсь, много ли было заинтересованных учащихся.
- Зачем? Чтобы вы могли их допросить? Явка была массовая, наши учащиеся молодцы. Учитывая все обстоятельства. По крайней мере, всё было прекрасно, пока не были замечены двое мужчин, подглядывавших...
- «Подглядывать» означает «действовать скрытно», - сказал Майло. – Мы стояли совершенно открыто, и, на мой взгляд, никто из учащихся не выглядел встревоженным.
Мэри-Джейн Роллинс потрогала очки, висящие на цепочке.
- При всём уважении к остроте Вашего взгляда, лейтенант, Вы вызвали волнение и беспокойство. А теперь, если Вы больше ничего не...
- Вы даже не полюбопытствовали, почему мы приехали, доктор Роллинс.
- Я слишком занята для пустого любопытства.
Валковиц закатил глаза. Роллинс почувствовала, что сзади что-то происходит, и резко повернулась к нему. К тому моменту, как их взгляды встретились, охранник вернулся к стоической неподвижности. Но когда Роллинс снова повернулась к нам, в уголках его рта затаилось веселье.
Майло сказал:
- Нам надо поговорить с одним из ваших учащихся. Мы собирались встретить его раньше, чем он войдёт в школу. Чтобы свести беспокойство к минимуму.
- Учащийся? Кто?
- Мартин Мендоса.
Молчание.
- Он ваш учащийся, доктор?
- Почему Вы решили с ним поговорить?
- Мы не видели, как он вошёл. Он приехал очень рано?
Взгляд Роллинс переместился в сторону. От ворот донёсся шум мотора. Через несколько секунд появилась серая «краун-виктория», набрала скорость, рекзко, со скрипом тормозов остановилась возле нас. Вылез капитан Стэнли Крейтон. На смену кремовому прикиду, в котором он был на месте преступления, пришёл коричневый костюм.
- Доброе утро, доктор Роллинс. Дальше я сам займусь.
- Спасибо, капитан.
Она повернулась, чтобы уйти. Валковиц с места не двинулся. Подняв кустистую седую бровь, он смотрел на Крейтона.
Роллинс сказала:
- Возвращайтесь на свой пост, Херб.
- Да, мэм. – Крейтону: - Уже капитан? Поздравляю.
Крейтон недружелюбно глянул на него. Кивнул.
- Привет, Херб.
Роллинс спросила:
- Вы знакомы?
Валковиц ответил:
- Почитай, лет сто – правда, Стэн?
Прежде чем Крейтон успел ответить, Роллинс вклинилась между ними.
- Замечательно, офицер Валковиц. А теперь давайте отложим воспоминания о былых сражениях и вернёмся к нашим обязанностям.
- Так точно, мэм.
Валковиц демонстративно отдал честь и отправился вслед за поспешно удалявшейся Роллинс. дойдя до своей будки, он свернул туда и захлопнул за собой дверь. Я заметил, что хиодит он, слегка покачивая бёдрами – типичная полицейская походка, которая вырабатывается от ношения офицерской портупеи, обвешанной всем, что положено.
Майло сказал:
- Старые офицеры не умирают. Они просто сидят на заднице, делая вид, что они очень нужны.
Стэн Крейтон сказал:
- Он был одним из моих инструкторов в Центральном. Потом его перевели в Глендейл, и мы перестали...
Взгляд его стал жёстче.
- О чём ты думал, чёрт побери, когда припёрся сюда, не спросив разрешения?
- Оттачиваю навыки импровизации, Стэн.
- Кончай трепаться. Проблема-то серьёзная. Что тебе в голову взбрело?!
- Проблема? Для кого?
- Ты со мной в игры не играй, сказал Крейтон. – Ты чего задумал?
- Мне надо поговорить с учеником. Я решил, что логичнее всего найти ученика в школе.
- Какогг ученика
- Парнишку по имени Мартин Мендоса.
Майло кратко обрисовал ситуацию.
Крейтон спросил:
- Парень вспыльчив – и он уже подозреваемый?
- Я готов выслушать твои рекомендации, Стэн.
- Неважно. Просто дело в том, что даже для встречи с учеником школа не самое логичное место – тебе же ясно изложили правила. У ученика есть дом – вот там бы и начинал. А теперь вали отсюда.
- А я-то думал, что прогулка по кампусу пойдёт на пользу моему образованию.
- Тебе вправду жить надоело?
Майло улыбнулся.
- Я полагаю, ты это в переносном смысле, Стэн.
Зрачки крейтона сузились до размера булавочных головок. Правый глаз начал подёргиваться.
- Уходи. Сейчас же.
Вязы шелестели. Издалека донёсся девичий смех, и воздух словно стал слаще.
- Ты отказываешься выполнить приказ?
- Ищу лопату – пойду себе могилу копать.
Ноздри Крейтона раздувались.
У Майло на нижней челюсти заиграли желваки.
Я вспомнил, как мы с Робин ездили в Вайоминг. Стада бизонов. Тяжёлые, крупные самцы сходились лоб в лоб и стояли, пока один не отворачивался и не уходил, прихрамывая.
Крейтоно сказал:
- Повторного приглашения не будет.
Майло спросил:
- Можно, я сперва проверю, есть ли у меня в машине верёвка?
- Верёвка? Заче...
- Чтобы ты мог меня стреножить. Тогда я не смогу ходить. Заодно свяжешь мне руки за спиной. Да, кстати: возможно, в машине найдётся ветошь. Пригодится для кляпа, если, не дай бог, я решу побеседовать со свидетелем без спросу. Оставшейся тряпкой завяжешь мне глаза, чтобы я тыкался в стены, мать твою. А как закончишь, Стэнли, не забудь объяснить мне, как мне надо выполонять свою работу.
На шее Крейтоноа набухли вены. Стиснутые кулаки – каждый размером с кочан капусты. В венах – частый пульс. Громкое, шумное дыхание.
Внезапно он рассмеялся и, сделав над собой усилие, принял спокойную позу.
- Да, парень, работу свою ты, похоже, провалил.
- Провалить работу можно при одном условии: если она у тебя есть.
- Это ещё что значит?
- А как ты думаешь, Стэн – что это значит?
Крейтон осклабился.
- Как же, так ты и уйдёшь с работы.
- Уйду, Стэн, - сказал Майло, швыряя свой значок на землю. – Жизнь слишком коротка. Передай императору мои наилучшие. Если, конечно, батальон охраняющих его идиотов позволит тебе к нему приблизиться.
Повернувшись кругом, он ушёл. Я отправился следом, переводя дух.
Крейтон сказал:
- Так-так...
Ни я, ни Майло не проронили ни слова, пока он не отъехал от школы. Ехал он не спеша, мурлыкая под нос что-то воинственно-кельтское.
- Собирался ли я это сделать? Да, конечно. Или нет. Или может быть. Чёррррт. Буду ли я теперь жалеть об этом? Возможно. Ладно, попробуем разыскать Мартина Мендосу.
- Ну да. С работы ты ушёл – но работу ты продолжаешь делать.
- Просто как независимый гражданин.
- И как ты собираешься иметь с ним дело?
- Ка всегда – с моим обычным тактом.
- Я имею в виду, по какому праву?
- Хммм... – сказал он. – Как насчёт «власть народу»?

 
Глава 21

В Лос Анжелесе кортов для гольфа - пруд пруди, но эсклюзивных клубов для по-настоящему богатых людей и дюжины не наберётся. Майло начал с Вестсайд, пользуясь своим вдруг ставшим недействительным званием, чтобы пробиться к кадровикам. Успех пришёл с третьей попытки: оказалось, что Эмилио Мендоса работает официантом в кантри-клубе «Горный Хребет».
Я знал это место. Несколько лет назад я был приглашён туда на обед в качестве гостя одного психиатрического антрепренёра, пытавшегося заманить меня в качестве директора в якобы некоммерческое заведение – детский дом для малолетних правонарушителей. Обед был что надо – но антрепренёр начал путаться в деталях, и я отказался, несмотря на прекрасный стейк. Вскоре после этого приют закрыли за финансовые злоупотребления.
Клуб расположился на прелестных холмах, на границе Пасифик Палисейдс и Малибу. К шестой лунке вид океана начинает отвлекать. Высокие членские взносы и жёсткий «входной контроль» ограничивают членство людьми определённого типа. В тот день единственными тёмными лицами были лица обслуживающего персонала. Я подумал: интересно, кто меня тогда обслуживал? Кто подавал мне, словно совершая жертвоприношение, тот гигантский, размером с тарелку стейк – не Эмилио Мендоса ли?
На телефонный звонок ответила женщина:
- Он работает. Оставьте телефон – он Вам перезвонит.
Майло сказал:
- Я бы предпочёл поговорить с ним сейчас.
- Позвольте спросить, по какому поводу?
- Это касается семьи, - ответил Майло.
- Семьи Эмилио?
- Да, мэм.
- Полиция... это ужасно. Случилось что-то страшное?
- Ужасные вещи происходят непрерывно, но с семьёй мистера Мендосы всё в порядке.
- Тогда зачем-
- Если это удобнее, я могу заехать к вам, пообщаться с ним лично. Может, заодно поиграю в гольф.
- Подождите минутку, я постараюсь отыскать его.
Через несколько минут в трубке послышался тихий мужской голос с лёгким акцентом:
- Это Эмилио.
Майло представился, на заостряя внимания на своём изменившемся статусе. Не упомянул он и о том, что работает в отделе по расследованию убийств.
- Извините за беспокойство, мистер Мендоса, но мне надо поговорить с Мартином.
- С Мартином? Почему, Сэр?
Прозвучало «Мартииин», с ударением на втором слоге.
- По поводу его репетитора – Элизы Фриман.
- А, про неё, - сказал Мендоса. – Она больше с ним не занимается.
- Она больше ни с кем не занимается, Сэр. Она скончалась.
- Не может быть! Господи, это ужасно. Полиция? Она пострадала от кого-то? Почему Вам надо поговорить с Мартином?
- Мы встречаемся с каждым из её учеников, мистер Мендоса. Пытаемся узнать про неё как можно больше.
Долгое молчание.
- Это единственная причина?
- Что Вы имеете в виду, Сэр?
- Вы не подозреваете Мартина в чём-либо?
- Нет, Сэр, мы просто хотели бы поговорить с ним. Вы можете присутствовать – Вы или Ваша супруга. Я с удовольствием приеду к Вам домой, чтобы не привлекать лишнего внимания.
- Мартин мало её знал. Он взял всего несколько уроков, и всё.
- Я знаю, Сэр, но у нас список, по которому мы должны работать. Порядок такой. Не волнуйтесь. Мартин болеет?
- Болеет?
- Он не был сегодня в школе.
- Вы ездили в школу?
Последнее слово Мендоса произнёс сиплым, надтреснутым голосом.
- Да.
- Вам сказали, что он болен?
- Нет, - сказал Майло, – просто что его нет в школе. Он дома?
Молчание.
- Сэр?
- Нет, - ответил Эмилио Мендоса. – Дома его нет.
- А где же он тогда?
Молчание.
Мистер Мендоса?
- Я не знаю.
- Мартин ушёл из дому?
- Мы с женой вернулись с работы – его нет. Он даже свой мобильник оставил дома. Он не взял ничего – всё на своих местах. Жене плохо, её рвёт.
- Когда он ушёл?
- Три дня назад, - ответил Мендоса.
Вскоре после убийства.
Майло спросил:
- Когда Вы видели его в последний раз, он был дома?
- Он был в постели – сказал, что болеет. Нам показалось, что он выглядит нормально – наверное, просто в школу ходить надоело. Мы устали спорить с ним - решили, пусть остаётся дома.
- Надоела школа вообще – или «Виндзор» в частности?
- Ему там не нравится. – Голос Эмилио Мендосы дрогнул. – Три дня. Моей жене очень плохо.
- В полицию звонили?
- Собирался. Сегодня. Я всё надеялся, может, вернётся. Когда Вы позвонили, я подумал – может, вы его нашли. Где-нибудь.
Майло сказал:
- Ребята часто убегают из дому на несколько дней. Это – обычное дело, мы это часто видим.
- Мартин и раньше исчезал, - сказал Мендоса. – Два раза он уезжал к сестре в Техас. В этот раз она говорит, что он не у неё.
- Вы думаете, она его покрывает?
- Они вообще-то дружат, но после того, как Гизела услыхала, что матери очень плохо, я не думаю. Вряд ли.
- Давайте встретимся, мистер Мендоса. Я думаю, мы что-то придумаем.
- А что вы можете сделать?
- Расскажите мне про Мартина – а я постараюсь помочь найти его. Если для этого придётся подать заявление о пропавшем без вести, я приложу усилия, чтобы Вашему заявлению уделили максимум внимания.
- Вы хотите говорить про мисс Фриман, - сказал Мендоса. – Вы ни в чём не подозреваете Мартина?
Майло кивнул и одними губами произнёс – так, чтобы я увидел: теперь подозреваю.
- Ни в коем случае, Сэр.
- Ну, не знаю, - сказал Мендоса.
- Короткий разговор, Сэр.
- Я сегодня работаю полный день – а потом, может быть, останусь и на вторую смену, если попросят.
- Когда освободитесь. В любое время, - сказал Майло.
- Ну, не знаю, - повторил Мендоса. – Ладно, хватит Анне мучиться от рвоты. Так или иначе, нам надо... Через час, хорошо?
- Отлично. Где, Сэр?
- Не в клубе: Вас не пустят. Встретимся на прибрежном шоссе в полумиле к северу от клуба. «Малибу Майк» – если Вы хотите есть, там прилично готовят.
- Там и увидимся, Сэр. Благодарю Вас.
- Я даже не знаю, чт; я смогу Вам рассказать.
«Малибу Майк» оказался киоском-развалюшкой на лепёшке раскалённого асфальта возле дороги. На ободранной крыше возвышался улыбающийся, чрезмерно зубастый силуэт акулы. Пластиковые столики косо стояли на неровном асфальте; над некоторыми – потрёпанные ветром полотняные зонтики, дававшие небольшую тень. Заросший ярко-зелёными стелющимися растениями холм позади заведения выглядел театральным занавесом.
Меню, написанное мелом на грфельной доске перед входом, предлагало посетителям отведать гамбуры, булочки с сосиской, такос с рыбой и какое-то таинственное блюдо под названием «капитанский буррито». Майло сказал:
- Мне не подадут: званием не вышел.
Званием? Вот звания-то у тебя теперь и нет, подумал я про себя. Вслух сказал:
- Закажи полпорции, назови «буррито лейтенанта».
- Давай заправимся поплотнее: мне сейчас придётся делать тяжёлую работу – врать напропалую.
Плотная молодая брюнетка работала за прилавком, лохматый парнишка-азиат – на гриле. Шум океана через дорогу был не в силах заглушить хип-хоп, истошно оравший из поселившегося в опасной близости от горелок динамика: какой-то гангста-миллионер хвастался тем, какой он бессовестный.
- Что будете, парни?
Я заказал булочку с сосиской и чили. Майло сказал:
- Два гамбургера с сыром, по полфунта каждый, и всё, что есть из добавок.
Девушка сказал:
- А у нас всего-то и есть, что лук да маринованные овощи. Могу добавить перец-чили – но это за дополнительную плату.
- Годится. А как этот «капитанский буррито» - ничего?
Девушка состроила гримасу.
- Некоторые заказывают, но мне не нравится. Весь вымажешься, половина прилипнет к бумаге – это же сыр – а потом застынет, и ни в жисть не отлепишь. Так с бумагой и жуешь. После еды все руки жирные, пахнут сыром и соусом – вот гадость!
- Да. Капитаны – они и такие бывают.
- А?
- Всё на публику – а внутри ничего существенного.
В молодых карих глазах – ни искорки понимания.
Майло спросил:
- Но гамбургеры – что надо?
- Мне нравится.
Майло прикончил первый полуфунтовый, развернул второй, но не притронулся к нему. Океан был спокоен. Майло – нет.
- Подростки, конечно, убегают. Возможно, Франк оказал мне услугу.
Он изучающе посмотрел на воду, встал.
- Я не стану поддаваться влиянию чужого мнения. Попробую-ка я это чёртов буррито. Возьму на вынос: Рик дежурит, можно есть руками и никто слова не скажет. Разогрею, и всё будет в порядке, как ты считаешь?
Он вернулся с жирной картонной коробкой, положил её в багажник. Качеству герметизации багажника в его служебной можно было доверять не больше, чем обещанию пьяницы больше не пить. Дорога домой будет ароматная, подумал я. Как раз в тот момент, когда он вернулся за столик, на стоянку въехал белый «юндай», из которого вышел небольшого роста мужчина. Круглое лицо, редеющие тёмные волосы зачёсаны прямо назад, бледная кожа, резкие черты лица.
- Лейтенант?
Майло помахал рукой.
Эмилио Мендоса, похоже, был слегка разочарован. Он приехал на десять минут раньше времени – наверное, собирался подготовиться, продумать, чт; говорить. Но мы опередили его – приехали на пятнадцать минут раньше.
Нейлоновая рубашка, отутюженные чёрные брюки, галстук-бабочка. Красного жилета, запомнившегося мне по тому обеду, не видно.
Майло сказал:
- Спасибо, что приехали, Сэр. Мы подождём, пока Вы закажете.
- Я не буду есть,  - сказал Эмилио Мендоса. – Даже если бы я хотел потратить эти деньги, что толку? Желудок не принимает. – Он похлопал себя по животу. – Я не могу задерживаться надолго, там у нас полно народу, время обеда, надо обучить пару новичков.
Майло сказал:
- Кстати, про обучение: как Мартин попал в «Виндзор»?
- Вы хотите узнать, как официант из Уругвая может позволить себе отправить сына в такое заведение? Не может. Мартин получил стипендию.
- Бейсбол?
Глаза Мендосы сузились.
- Вы уже успели поговорить с школой?
- Посмотрел страницу Мартина на MySpace. Там, кроме бейсбола, и нет ничего.
Мендоса с сомнением взглянул на него.
- Наверное, поэтому нас и называют детективами, мистер Мендоса. Так как же Мартин оказался именно в «Виндзор», а не в другой школе?
- Вы просто беседуете с учениками? Или Вы думаете, что Мартин что-то такое сделал?
- А Вас беспокоит, что Мартин мог что-то сделать?
- Нет, конечно. – Глаза Эмилио Мендосы заслезились. – Возьму-ка я, пожалуй, кофе.
После того, как он опять сел за столик, держа в руках картонный стаканчик, Майло спросил:
- У Мартина есть близкий друг? Кто-то, к кому он поехал бы, если у него плохо на душе?
- Только его сестра.
- Где она живёт в Техасе?
- В Сан Антонио. Она медсестра в больнице Бехар. Мартин звонил ей в тот день, когда убежал – после того, как мы с женой ушли на работу. Звонил просто так. Гизела встревожилась – это на него не похоже.
- Ваш сын неразговорчив?
- Он парень тихий.
- Какое у него было настроение во время разговора с Гизелой?
- Она говорит, что он был встревожен. Она не поняла, чем именно.
- Гизела – единственная сестра Мартина?
- Да. У нас всего двое детей. – Так, словно он жалеет об этом. – Гизела на семь лет старше, но они дружат.
Майло не стал его перебивать, давая ему спокойно пить кофе. Сам, воспользовавшись паузой, прикончил свой второй гамбургер.
- Я всё-таки хотел бы услышать, как Вы оказались связаны с «Виндзор».
- А, Вы об этом... Один хороший человек помог. Его дети и внуки учились в «Виндзор». Я как-то заговорил с ним о Мартине – вот, мол, мальчик смышлёный, толковый, я недоволен его образованием. Мы живём в Эль Монте, Мартин был доволен школой, в которую ходил, а я – нет. Конечно, ему там нравилось: всё было легко, и стараться не надо. А в колледже потом придётся конкурировать с ребятами, которые ходили в сильные школы. Этот человек – ну, член клуба – он богатый, но человек хороший, со всеми обращается по-человечески. Он и говорит: может быть, есть решение проблемы, Эмилио. Я спрашиваю: какое, Сэр? Он только улыбается. В следующий раз приходит, заказывает медальон из вырезки и мартини – и протягивает мне брошюру из «Виндзор».
Мендоса хмыкнул.
- Вот и мистеру Кентену я то же самое сказал – ха-ха. Потом извинился, конечно, за грубость, это я по глупости, говорю. Он говорит, не волнуйся, Эмилио. Я знаю, это для тебя неожиданность. Если ты о деньгах беспокоишься – может, мы и для этого тоже найдём решение.
Мендоса поставил стаканчик с кофе на стол.
- Я себя совсем дураком почувствовал. Тут он и говорит, ты, кажется, говорил, что у твоего мальчика подача сильная?
Мендоса пожал плечами.
- Не помню, чтобы я это говорил – до таких личных подробностей мы с членами клуба не доходим. Хотя, если попадаются приятные люди... Он всегда приходит один, я и подумал, что ему будет приятно, что кто-то уделяет ему особое внимание. Я говорю, понятное дело, Мартин на подаче – бог. Сильный. Видать, в материнскую родню пошёл. – Мендоса ущипнул себя за тощий бицепс. – Мой тесть – кузнец. Мышцы – в;! А брат жены, Тито, играл в баскетбол за «Мирамар» – это сильная команда в Уругвае, – пока не получил травму.
Поморщился.
- Мартин тоже руку повредил – может, это тоже наследственность со стороны жены...
- А что за травма у Мартина?
Мендоса показал на своё левое плечо.
- Плечевая мышца. Может, и заживёт, если не будет нагружать. Может, операция. Так или иначе, никакого бейсбола, и надолго.
Мендоса в сердцах стукнул по столу.
- Идеальная возможность, как бог послал. Им нужен питчер, Мартину нужно хорошее образование. У них в школе поговаривали, что к ним приходили профессиональные вербовщики – посмотреть на Мартина. Но мне никто ничего не сказал, так что я думаю, что всё это – так, слухи.
- И когда Мартин перевёлся в «Виндзор»?
- В прошлом году, в середине одиннадцатого класса.
- В середине года.
- Я боялся, что они там все – снобы, но сказать по правде, приняли его там... только что ковровую дорожку не расстилали. Ну, ему всё нипочём, никакого впечатления.
- Мартину не нравилось быть в центре внимания?
- Мартину не нравилось ничего. Ребята, учителя, учебные корпуса, даже деревья. Слишком много деревьев, пап – у меня от них все волосы в пыли. Я говорю, ты что, парень, рехнулся? Да там у вас как в раю. Ты что, променял бы это на Эль Монте? Да, говорит. Назад хочу. Я ему говорю, совсем с ума сошёл. Он мне спину показал: говорит, чт; мне нравится – то и нравится. Это моя жизнь.
Мендоса горестно покачал головой.
- Упрямый, весь в мать. Может, для бейсбола это и неплохо. По субботам он ходил на корт – так целый день и стоял там, подачу за подачей подавал. Как-то приходит домой – а рука вся чёрная: столько времени играл, что мышцы начали под кожей кровоточить. Вид жуткий – как болезнь какая. Жена в крик. Я звоню тренеру – мальчишке тогда было лет двенадцать-тринадцать – говорю, Вы бы поговорили с Мартином, не дело это – до крови мышцы нагружать. Он говорит, у Мартина талант. Может, перестарался малость, так это лучше, чем лениться. Глупый человек. Я повесил трубку, решил сам с Мартином поговорить. Мартин говорит: Сэнди Коуфакс тоже с чёрной рукой играл. Я спрашиваю, кто это - Сэнди Коуфакс? Мартин рассмеялся и ушел. Я потом посмотрел про этого Сэнди Коуфакса: это величайший питчер на свете, ну и ладно, ну и молодец – а я всё равно не желаю, чтобы мой сын с чёрной рукой ходил.
Снова взгляд на часы.
- Я и на игры к Мартину ходил. Он мне говорит: не позорь меня, не кричи, не подпрыгивай, как другие отцы. Сиди – и всё. Вот и всё, что я вам могу рассказать. Мне обратно на работу пора.
Я спросил:
- А как Мартин приспособился к учёбе в «Виндзор»? Там же гораздо труднее?
- Вы хотите спросить, чувствовал ли он себя дураком? – переспросил Мендоса. – Да. И всё время напоминал мне: это я виноват, это я его туда отправил, это из-за меня он чувствует себя глупым.
- Оценки пошли вниз?
- Ещё как. Это же настоящая школа. Кончились лёгкие пятёрки – так, четвёрка, если повезёт. Я ему говорю, четвёрка в «Виндзоре» больше ст;ит, чем пятёрка в обычной школе. Он встал и ушёл.
Мендоса бессильно вскинул руки.
- Тут-то в кадре и появилась Элиза Фриман.
- Это была их идея – школы. Дело так было: Мартин написал сочинение, работу за полугодие. Плохо написал – сочинение вышло сырое. Он может лучше. Я видел – у него были работы лучше той. Может, он и нарочно так сделал, а?
- Решил настоять на своём.
- Именно. Выставить себя на посмешище, чтобы его исключили. Я ему говорю, чем каверзничать, лучше бы учился – ты же умный парень, а теперь, без бейсбола, времени у тебя навалом. Он всё равно сдал ту работу. Получил двойку.
Сказал так, словно объявил диагноз: неизлечимое заболевание.
- До этого он сроду двоек не ловил – ни он, ни сестра его, я у себя в доме двоек не видел. Тут я... Ладно, что скрывать – я малость рассердился. Ну, повысил голос. Вот тогда Мартин и уехал в первый раз к сестре.
- Долго он отсутствовал?
- Все выходные. Гизела уговорила его вернуться домой, купила ему билет на самолёт. Я ей потом все деньги вернул, до последнего цента.
Я спросил:
- А во второй раз?
- Через неколько недель.
Поморгал.
- Из-за чего?
Вздох.
- Из-за неё. Мисс Фриман. Школа организовала ему частные уроки, всё оплачено. Для Мартина это было всё равно, что сказать ему: ты дурак. Упрямый, я же говорю. Для бейсбола это, может, и хорошо, а вообще в жизни – не очень.
Гнев подкрутил громкость в голосе. Мягкого, покровительственного отцовского тона как не бывало. Он придвинулся поближе.
- Ему все помогают, а он плюёт людям в лицо. Ну, не в прямом смысле. Вы понимаете, что я имею в виду.
Майло сказал:
- Парень с гонором.
- Да уж: гонору хоть отбавляй.
Мендоса взболтал кофе в стаканчике круговым движением, чуть не расплескав жидкость на белую рубашку. Пристально осмотрел планку, стряхнул пылинку.
- Повезло. У меня в шкафчике – всего одна чистая на смену осталась.
Ещё один взгляд на часы.
- Мне надо идти, меня ждут.
Я спросил:
- А сколько времени Мартин провёл в Техасе во второй раз?
- Столько же: три дня. На этот раз Гизела посадила его в автобус – я ей сказал: никаких самолётов. Хватит, полетали.
- Есть шанс, что он опять у Гизелы?
- Гизела никогда не врёт.
Майло спросил:
- Можно номер её телефона?
- Вы мне не верите.
- Верим, конечно, Сэр. Но – так, на всякий случай. Вдруг Мартин приедет.
- Вы думаете, может?
- Подростки всякое вытворяют.
- Это было бы хорошо. Жену хоть тошнить перестанет.
Майло записал номер под диктовку.
Я спросил:
- Вы уверены, что у Мартина нет друзей, у которых он мог бы отсидеться?
- В том-то и проблема: ему там ребята не нравятся. Снобы, слишком богатые, слишком белые. Послушать его, так там и негры с латиноамериканцами – тоже белые. Я ему говорю, сам ты сноб. Суди о людях по тому, что они умеют делать, а не по тому, какие у них родители. Смеётся: что, мол, ты понимаешь. Я ему говорю: ты атлет, красивый, умный, чем ты можешь им не понравиться? Тут он вообще вышел из себя, начал на меня орать.
- Отчего?
- От всего того, что я про него наговорил. Я атлет? Тут он показывает на своё больное плечо. Это атлет? Он тянет себя за щёку: это – красивый? Мартин темнокожий, не в меня – в мать пошёл. Её брата – баскетболиста – иногда принимают за бразильца. Я ему говорю, успокойся. Он не унимается: ты думаешь, с такой внешностью можно пробиться в таком месте, как «Виндзор»? Да я там – отщепенец сраный. Извините за выражение, но он так и сказал.
- Он, видимо, сильно расстроился.
- Руками машет – сейчас, думаю, повредит своё плечо. Вышел. Вернулся – в руках та работа, с двойкой. Порвал её и начал есть.
Мендоса покачал головой – казалось, он и сейчас не верит глазам своим.
– Жуёт бумагу, глотает. Тут уж я начал орать: что ты делаешь, дурак, заболеешь же! Он говорит: с тех пор, как ты меня в эту школу запихал, я только и делаю, что дерьмо ем. Для меня немножко бумаги – десерт! После этого он ушёл, и я его не видел до тех пор, пока с работы на следующий день не вернулся.
- И где он был?
- Он никогда не говорит, где бывает.
- Частные уроки он брать не хочет – но на урок он явился.
- Он хороший мальчик, - сказал Эмилио Мендоса.
- И что он про это рассказывал?
- Пустая трата времени и денег, говорит. Ей до него дела нет, ей бы только деньги получать. Она же ничего не делает – просто сидит рядом, пока он читает и пишет, а потом задаёт ему дополнительное домашнее задание, которое он ни за что делать не станет.
Горестный взгляд в небеса.
Я спросил:
- Было ещё что-то, что ему не нравилось в связи с этими уроками?
- Да нет.
Он взял стаканчик с кофе обеими руками, слегка сдавил. Появилась зазубрина.
- Так чт;, мистер Мендоса?
- Видите ли... Иногда Мартин думает неправильные вещи. Как-то раз он решил, что одна из подруг Гизелы им интересуется. Гизела сказала ему, что это не так. Они поссорились.
- Мартин думал про мисс Фриман что-то, по Вашему мнению, неправильное?
- Он сказал, что она его слишком часто трогает. Ничего сексуального: рука, плечо. Я ему говорю: ну и что? Она просто старается вести себя дружелюбно. Он говорит: пап, какого хрена она меня лапает? Что, без этого нельзя английский преподавать? Я говорю: что ты из мухи слона делаешь? Она же тебе помочь старается.
Я спросил:
- Мисс Фриман вела английский и историю. А как обстояли дела с математикой и естественно-научными предметами?
- По биологии у него дела шли лучше: свою четверку он получил. Он терпеть не может писать, говорит, что мисс Фриман это поняла и поэтому нарочно даёт ему лишние письменные задания. Я ему говорю: она пытается помочь тебе исправить то, что надо исправить.
- И он уходит.
- Вы уже поняли... – сказал Мендоса. – Он хороший мальчик, Вы не думайте, он ничего такого не сделал. Вся эта история с ней – с мисс Фриман – ерунда, он и был-то у неё раза три, ну, может, четыре. Мартин мальчик хороший, просто на него сразу столько свалилось... Может, я и зря его отправил в «Виндзор». Моя жена именно так и считает.
Секундное размышление.
- Но я так не думаю. Человеку нужны трудные задачи. Без этого придётся одевать галстук-бабочку и прислуживать богатым людям, которые смотрят на тебя так, словно ты – мебель. Мне надо идти. Не просите, пожалуйста, «ещё чуть-чуть, Эмилио». Мне пора.
Глава 22

Белый «юндай» Мендосы выкатился со стоянки и скрылся за поворотом.
Майло сказал:
- Начал он с того, что попытался всё отрицать – но в конце концов выложил всю информацию. На мой взгляд, произошло одно из двух: Элиза попыталась соблазнить Мартина, ему это не понравилось. Она разозлилась на него за то, что он её отверг; он на неё – за то, что она разозлилась на него; слово за слово, и покатилось. Либо он поддался на её чары – но она дала ему понять, что он «не тянет». Или она с ним поразвлекалась и отвергла.
- Есть и третья возможность: он не имел никакого отношения к убийству.
- Он сдёрнул, Алекс. Это его образ действия: когда начинает припекать – он сваливает.
- Ты же сам сказал: вспыльчивый подросток. Это плохо сочетается с тем объёмом планирования, которое было задействовано в этом убийстве, и из рассказа отца совершенно не следует, что Мартин умеет хорошо планировать. Как раз напротив: он импульсивен.
- Это правда – но я должен слушать жертву. Даже такую лгунью, как Элиза. Мартин чем-то напугал её. Напугал настолько, что она рассказала об этом Трею Франку. Пора найти этого парня.
Он отыскал в своём блокноте телефон Гизелы Мендоса.
- Мисс Мендоса? Лейтенант Стёрджис из полиции Лос Анжелеса. Ваши родители беспокоятся о Вашем брате, Мартине, и я пытаюсь его найти... Да, Ваш отец сказал мне, что его у Вас нет, но я хотел спросить, не появился ли Мартин уже после того, как Вы... Конечно, Вы позвонили бы своим родителям – и именно так Вам и следуте поступить, если... Но, если не затруднит, сообщите и мне тоже, пожалуйста, потому что как только я закрою дело Мартина, я смогу уделить внимание другим пропавшим подросткам... Да, к сожалению, много... Разумеется. Да, я знаю, что это очень тревожит, хотя Ваш отец сказал, что Мартин и раньше убегал и что он всегда быстро возвращается домой... Это очень хорошо с Вашей стороны, Ваши родители очень ценят, что Вы сумели убедить Мартина вернуться домой. Позвольте спросить что-то, Гизела. Когда Мартин приехал к Вам во второй раз... Ваш отец сказал, что у него был какой-то конфликт с преподавателем... с репетитором. Не говорил ли Мартин, в чём там было дело – с этим репетитором?.. Потому что, может быть, произошло что-то подобное – тогда нам будет легче найти его... Да? И всё? Окей, спасибо Вам. Да, можно Ваш адрес – мне тут надо вписать в ведомость?
Он повесил трубку.
- Милая девушка. Попрошу-ка я коллег из полиции Сан Антонио проехать мимо её дома пару раз.
- Что сказал ей Мартин про Элизу?
- Что, по его мнению, ей до него дела не было. Возможно, он имел в виду, что она порсто разряжалась на нём в сексуальном плане. Интересно, насколько свободно он говорит по-испански. надо было спросить его отца.
- Доктор Роллинс, наверное, знает.
- Так она мне и скажет.
Я вытащил свой телефон, позвонил в «Виндзор», попросил Роллинс, меня попросили подожать на линии.
Он сказал:
- Ты шутишь.
- Кто не рискует...
Спустя четыре минуты я получил ответ. Враждебно настроенной директрисе явно не терпелось от меня отделаться поскорее. Когда я поблагодарил её, она сказала:
- Обратите внимание: я опять оказала содействие следствию. Постарайтесь проявить ответную любезность: не вторгайтесь в нашу школу, хорошо?
Майло спросил:
- Придётся брать у тебя уроки любезности. Так что, как у него с испанским?
- Достаточно хорошо, чтобы получить освобобждение от уроков иностранного языка.
- Отлично. Кому, как не ему, подходит задача найти работягу-мексиканца для тяжёлой работы – лёд таскать? Почём знать: может, мистер Муравьед непосредственно участвовал и в убийстве.
- Мистер Муравьед купил сухой лёд в Ван-Нуйс. Водительских прав у Мартина нет – но он каким-то образом умудрился добраться из Эль Монте в Ван-Нуйс, а потом к Элизе в Студио-Сити?
- Тоже мне, проблема. Взял тачку у знакомого. Или угнал. Или кто-то его подвёз. Он называл себя отщепенцем – но это не значит, что он не мог стакнуться с другим отщепенцем. Как тебе такой сценарий: парочка обозлённых подростков придумывает коварный план с использованием сухого льда?
Его мобильник проснулся. Опять «К Элизе». Я сказал: «Я уже оценил шутку», но он не услышал: сконцентрировался на звонке.
- Добрый день, Сэр... Нет, я думаю, нет, Сэр... откровенно говоря, это не было намеренной провока... Да, Сэр. И тем не ме... Да, Сэр. Мне просто показалось... Стэн Крейтон малость перегнул палку... да, Сэр... Могу я что-то сказать? Строго говоря, если я уволен, то я, в общем-то, не обязан... да, Сэр... да, Сэр... да, Сэр, сейчас же, Сэр.
Захлопнув телефон, он потёр лицо.
Я спросил:
- Что, каникулы кончились?
- Очевидно, они и не начинались. Очевидно, решения о моей карьере принимаю не я. Очевидно, выполнение своих обязанностей «не имеет ничего общего с твоим паскудным эго или с твоим пижонством, Стёрджис». Велено явиться в кабинет. Немедленно. И на этот раз – особо указано: без тебя.
- Ах ты, жалость какая...
- Он сформулировал это так: «И даже не думай прихватить с собой своего высокообразованного гувернёра. Это говно будешь разгребать сам. И скажи спасибо, что я тебе твой значок кое-куда не засунул».
- Может, тебе прихватить с собой что-то – в виде мирных подношений?
- Например?
- Ну, закажи двойной буррито. Скажешь ему, что это называется «Буррито Шефа».
- Ох, старик, там и так вони будет...
В следующий раз я увидел его в восемь вечера.
Он стоял в дверях моего дома с букетом цветов в руках.
- Это для Робин, - сказал он. – Я же вторгаюсь.
Он прошёл мимо меня, остановился приласкать Бланш, проворчав, как всегда, что если бы собака была повыше, то у него не болела бы так спина – нагибайся тут... Бланш лизнула ему руку, прижалась к голени. Он сказал: «Ну, забавная ты, забавная. Где Робин?»
- Её нет. Обедает с старым другом из Сан-Луис.
Он вручил мне цветы.
- Поставь в воду – они её дождутся.
- Ну, как прошёл визит к шефу?
Он отправился в кухню, обыскал холодильник, ничего не вынул.
- Приезжаю. Ну, думаю, сейчас он меня садовыми ножницами выпотрошит. Ничего подобного: он – само добродушие. Галстук развязан, в зубах сигара, давай, Стёрджис, заходи. Прямо так, словно ничего не было. Просто хочет послушать, как продвигаются дела. И только когда я закончил, он опять стал самим собой. «Я же сказал, продвигаются! Чего ты мне хрень эту несёшь? Это все знают, тоже мне новости! Какого чёрта ты бросил заниматься её сожителем-итальянцем? Он же мошеник и неудачник! Отработай эту версию логически!» Что в переводе означает «оставь школу в покое».
- Он явно предпочитает видеть тебя на коротком поводке. Что он думает по поводу Мартина Мендосы?
- Не впечатлился. И от Трея Франка тоже. «Это всегда или любовники, или жулики. Этот итальянец подходим по обоим пунктам”.
Он снова открыл холодильник, вытащил буханку хлеба, сунул в рот ломоть хлеба без всякого сопровождения. Бланш смотрела на него с привычным восхищением.
- Ну, нетрудно догадаться, куда я сейчас направляюсь. Я к тебе заехал по двум причинам. Во-первых, я не знаю, на какой козе теперь подъехать к Фиделле. До сих пор он, так сказать, оказывал следствию полное содействие. Чего я вдруг опять к нему приехал? Я опасаюсь, что он занервничает и спрячется в свою раковину.
Я сказал:
- Если он жулик, то подозрительность у него в крови. Не думаю, что тебе удастся не разбудить в нём подозрения. Ты можешь попробовать сказать ему, что пока мы были в школе, нам попалось несколько учащихся, у которых были конфликты с Элизой, и что мы решили: если она кому-либо рассказала об этом, так уж это наверняка ему.
- Что наталкивает на интересное наблюдение: Элиза рассказала про Мартина Трею Франку – но если она и говорила что-либо Фиделле, то он нам ничего об этом не сказал. Значит, либо она была ближе к Франку – либо Фиделла держит свои карты под столом. И если это так, то он, возможно, подумывает ещё о каком-то вымогательстве.
- Вот и попробуй заворожить его, подсунув ему идею о возможной связи преступления с школой. Таким образом, ты подтверждаешь его первоначальную, и он начинает сувствовать себя не подозреваемым, а членом следственной бригады. Если он слегка расслабится, то ты можешь узнать что-нибудь интересное.
- Ну да, ну да. И подарки от Деда Мороза я тоже получу.
Открыв дверцу холодильника в третий раз, он достал второй ломоть хлеба; подумал; достал третий. Вытащил банку ежевичного варенья, накрытую поверх крышки клетчатой бумажной тканью.
- Домашнее, похоже. Вы что, своё варенье теперь варите?
- Друг Робин привёз.
Он намазал оба ломтя, сложил и начал шумно жевать.
- Я хочу посмотреть на реакцию Фиделлы на упоминание имени Франка. Если я замечу что-то подозрительное – значит, тут просто ревность. Жаль, что я не могу пока раскрывать свои карты. Впрочем, в азартные игры мне не везёт: в отличие от Саля, я ни разу не выиграл джекпот.
- Ну, если бы выиграл – ты бы вряд ли размотал эти деньги, как он.
- Ух ты! – Он постучал ногтем по вазе с цветами. – Принёс веник тычинок и пестиков – а взамен получил сеанс психотерапии!
Глава 23

Набухшее сырым туманом небо на кварталом, где жил Саль Фиделла, было кое-где залито лунным светом, но отчасти затянуто облаками. Дома, деревья и кусты, казалось, были нарисованы – а потом часть рисунка стёрли резинкой.
«Корвета» перед домом не оказалось. Тусклая лампочка лениво освещала входную дверь, но внутри, в доме, света не было.
Майло всё же вылез из машины, нажал на кнопку звонка. Молчание было ему ответом. Кто-то окликнул нас с другой стороны улицы. На лужайке перед ухоженным ранчо стоял человек и махал нам рукой. Крупный мужчина в футболке и шортах. Возле него послушно сидел большой, лохматый пёс. Пёс внимательно, изучающе следил за нашим приближением – тёмный, похожий на медведя, неподвижный, если не считать живых, умных глаз, блестящих сквозь туман.
Мужчине было лет тридцать с небольшим. Бычья шея. Короткая, как в армии, стрижка; щетина на подбородке. Фигура гориллы: широкие плечи, узкий таз.
- Вы же из полиции, да? Я тут вышел Руфуса прогулять и увидел вас. – Кивок в сторону дома Фиделлы. – Что он натворил?
Майло спросил:
- Почему Вы решили, что он что-то натворил?
- А что, нет?
- У Вас что-то конкретное, Сэр?
Мужчина перенёс вес тела на другую ногу. Пёс не шевельнулся.
- Сказать по правде, нам не нравится, что он тут живёт.
- Нам – это кому?
- Мне, жене и Барретам – они живут в двух домах от нас. У них тоже дети.
- Вы беспокоитесь о детях?
- Пока нет, - сказал мужчина. – Пока что он морочит голову нашим жёнам.
- В каком смысле?
- Пытается продать им вещи, которые им не нужны. Моей жене он пытался втюхать гитару для нашего старшего. Но Шон не играет на гитаре – он у нас больше спортом увлекается. Дара ему так и сказала. Он не отстаёт: дети, которые играют на музыкальных инструментах, говорит, растут более смышлёными, чем те, что не играют. У него, мол, есть хорошие гитары, и недорого, а мальчик может выбрать цвет по своему вкусу. Дара ему и говорит, спасибо, конечно, но нам не надо. Он идёт за ней прямо до нашей двери. В конце концов она говорит ему: мне это неинтересно. А он всё говорит, говорит... Дара мне потом рассказала. Я говорю: дай-ка я схожу к нему, разберусь. Она говорит, да ладно, не затевайся. Вот если ещё раз пристанет – тогда... А потом мы устроили шашлыки, пришли Дуг и Карен – ну, Барреты – и пока жёны болтали, выяснилось, что он такую же штуку выкинул и с Карен.
- Пытался продать ей гитару.
- Барабаны. Их старший играет на ударных – когда он репетирует, за милю слыхать. Как-то этот тип поймал Карен, когда она подъехала к дому, и говорит: не нравится мне звук у ударных вашего Райана. Она и говорит: прекрасный звук. Он говорит, ничего подобного – но он может ей достать ударные получше, и недорого. Карен говорит, спасибо, не надо, нас устраивает. Он начал давить – ну, как с Дарой. Карен – та пожёстче будет: она на него просто прикрикнула, отвали, мол.
- А он что?
- Отстал. Но он уже успел сунуть ногу в дверь, чтоб она закрыть не могла. Во придурок, а?
- Что-нибудь ещё, что нам следует знать о нём, мистер...
- Роланд Штаубах, - сказал мужчина. – Можно просто Ролли. У нас тут квартал семейный, а он живёт один, на работу не ходит. Откуда у него, спрашивается, этот «корвет»? И этот огроменный телевизор?
- Вы были у него в доме?
- Я? С какой стати?
- Вы же видели его телевизор.
- А его с улицы видать, а он иногда снимает эту простыню, что у него заместо штор. Я, скажем, иду с Руфусом – а он там, на весь белый свет видно. Сидит себе на диване в исподнем, пьёт да ящик свой смотрит. Я как увидел, что вы подъехали на своей штатской, я и говорю: ну вот, наконец хоть есть с кем поговорить.
- Вы знаете про машины без опознавательных знаков?
- Я работал в одном гараже, водил буксир. Ваше управление пользовалось нашими услугами. Ван Брюгген, на Сильверлейк – не слыхали? Иногда приходилось брать на буксир машину без опознавательных. Так чт; он сделал?
- Ничего, - сказал Майло.
- Ничего? Вы же к нему стучались.
- Он – потенциальный свидетель, мистер Штаубах.
- Свидетель чего?
- Ничего такого, что должно было бы волновать жителей квартала. Хотите рассказать мне что-то ещё про него?
- Какое-то у меня от него неприятное ощущение, - сказал Штаубах. – Он как только сядет в свой «корвет», как газанёт – Руфус сразу у переднего окна стоит, весь такой напряжённый. – Штаубах потрепал пса по загривку. – А кроме того, он на работу не ходит. У нас квартал рабочий. Я шофёр, в UPS работаю. По выходным ещё и подрабатываю – в Аквариуме Мака. Дара – помощница воспитателя в садике; ей за это учёбу в университете оплачивают. Дуг и Карен в газовой компании работают. Миллеры, что живут вон там, дальше, оба по медицинской части: дыхательная терапия. Все пашут как проклятые, кроме него.
- Давно он тут живёт? – спросил Майло.
- Он уже жил тут, когда мы сюда переехали, полтора года назад.
- Спасибо, мистер Штаубах. Мы ещё вернёмся, поговорим с ним.
- Можете поговорить с ним сейчас.
- Он дома?
- Я видел, как он подъехал на своём «корвете» около половины пятого, и с тех пор он никуда не выходил. Приехал он с шумом – газанал, как обычно, Руфус так к окну и кинулся. Потом, с час тому назад, кто-то завёл «корвет», но не газанул, как обычно. Руфус и ухом не повёл. Тут я решил пойти глянуть, что да как. Кто-то другой за рулём – парнишка какой-то.
- Парнишке на вид сколько лет было? – спросил Майло.
- Я его и видел-то всего пару секунд, но я его видел через открытое окно, и это точно был не Фиделла.
- Подросток?
- Может быть. Я не очень разглядел.
- Белый?
- Точно не чёрный, - сказал Штаубах.
- Цвет волос?
- Не могу Вам сказать.
- Возможно, латиноамериканец?
- Всё, что я могу сказать – достаточно светлокожий. Не негр. Если и негр – то очень светлокожий. Я подумал: может, сын Фиделлы. Типа, разведён, сына не видит – такое как-то укладывается в общую картину. Ну, типаж подходящий, знаете.
- Вы решили, что Фиделла дал ему машину покататься.
- Наверное, так. А Вы думаете, машину угнали?
- Паренёк вышел из дома Фиделлы?
- Вот этого я Вас сказать не могу. Вы думаете, он взломал замок зажигания?
- Вы уверены, что Фиделлы не было на пассажирском месте?
- Может, и был. Я видел только человека за рулём.
Майло окинул взглядом улицу.
- Света было достаточно?
Штаубах показал рукой.
- Он проехал прямо под фонарём, инспектор. Я бы не стал Вам рассказывать то, чего не видел.
- Во что он был одет?
- Я видел только голову, - сказал Штаубах. – Я же говорю: я выдумывать не стану.
- В округе были ещё угоны машин?
- Знаете, в прошлом году, у мистера Фельдмана – он человек пожилой, жена умерла, вон тот синий дом, где полно цветов. В прошлом году кто-то кто-то угнал «кадиллак» мистера Фельдмана посреди ночи, прямо со стоянки возле дома. Нашли её в восточном Лос Анжелесе: покрышек нет, мягкую крышу срезали. Вы поэтому, что ли, спросили насчёт латиноамериканца? Какая-то шайка из восточного Лос Анжелеса? А что – вполне возможно. Мог быть и латиноамериканцем.
- Вы видели, как это парень уехал час назад.
- А который час?
- Девять пятнадцать.
- Тогда час с четвертью. Что теперь, инспектор?
- Пойду к мистеру Фиделле - попробую ещё разок.
- Прекрасная мысль.
Майло сказал:
- По-моему, Руфусу не терпится прогуляться.
- Я уже его выгуляял, - сказал Штаубах.
- Тогда он заслужил право на отдых.
- В каком – а, понял. Конечно. Не буду Вам мешать. Но Вы потом скажите, что и как. Мы тут, в своём квартале, стараемся быть в курсе дела.
Вторая попытка у дверей Фиделлы увенчалась тем же результатом.
Он посмотрел в сторону дома Штаубаха. Аккуратные занавески шевельнулись: кто-то двигался за окном.
Я сказал:
- Прямо какой-то Год Предупредительного Гражданина.
- Наверное, Эль Ниньо влияет...
Мы направились к дому. Путь к стоянке был замощён асфальтом, старым и потрескавшимся. Неосвещённый двор – не то земля, не то трава, в темноте не разобрать. С трёх сторон высокая живая изгородь. Задняя дверь оказалась деревянной, с маленьким стеклянным оконцем. Гараж на одну машину заперт.
Света нет Майло вытащил маленький электрический фонарик, высоко поднял его – полицейская манера – и направил на ржавй фонарь над дверью.
- Патрон пустой, полно ржавчины. Саль явно давно не ухаживает за домом.
Стук в дверь. Тишина. Он повёл холодным лучом фонарика по сторонам. Земля, сорняки, хилое апельсиновое деревце. Живая изгородь была из фикусов, кое-где облетевший от какой-то своей болезни; позади – бетонная стена.
Майло повёл лучом фонарика в сторону, по заднему двору. Луч упёрся во что-то, лежащее возле изгороди. С виду похоже на свёрнутый в рулон ковёр. При ближайшем рассмотрении «что-то» оказалось продолговатым предметом, обёрнутым тканью – этакая толстая труба, явно плотно набитая изнутри.
Гигантская сосиска.
Размером с человека.
Майло инстинктивно придержал меня, осторожно двинулся вперёд. Осмотрелся. Остановился. Зажав фонарик под мышкой, натянул резиновые перчатки. Осветил полоску земли, отделявшую его от предмета. Присел на корточки.
- Отпечатки обуви. Напоминает кроссовки.
Обойдя отпечатки слева, он осмотрел землю в поисках других признаков вторжения посторонних. Потихоньку, дюйм за дюймом, приблизился к свёртку. Нагнувшись и держа фонарик в зубах, отогнул край простыни.
- Голова. Лысая, - объявил он. – Треснула, как яйцо. Крови полно.
Он выпрямился и, пятясь задом, отошёл назад.
 - Трогать тут теперь ничего нельзя, пока не приедет криминалист – но в порядке размышления: кто-нибудь хочет держать пари, что это – не Саль?
Я сказал:
- Маловероятно.
Спустя три часа тело Фиделлы увезли в морг. Кухня оказалась забрызгана кровью, включая довольно изрядное количество на потолке. В углу, прислонённый к стене, стоял бильярдный кий, заляпанный кровью и мозгами. Натоптанный кроссовками кровавый след тянулся через всю гостиную, заканчиваясь возле шкафа с постельным бельём. При ярком освещении тёмно-красные капли, испещрившие землю во дворе, стали хорошо заметны.
Несмотря на всю кровь, никаких следов борьбы. Майло высказал рабочую гипотезу: внезапное нападение вблизи кухонной раковины, после чего тело завёрнуто в одеяло и три простыни, взятые из шкафа с бельём, и брошено на заднем дворе. Ни криминалист, ни кто-либо другой спорить не стали.
Техники занимались поиском отпечатков пальцев. Ван-нуйсские полицейские в форме караулили жёлтую ленту, перегородившую вход. Седой и сутулый детектив из Ван-Нуйс по имени Уолли Фишель явился уже после того, как тело увезли – сонный и затюканный. Услышав факты из уст Майло, он сказал:
- Буду рад работать с Вами, лейтенант, но если Вы полагаете, что это – плод посаженного Вами дерева, то у меня никаких возражений нет.
- В смысле, всего хорошего, желаю удачи.
- Если Вам так больше нравится, - сказал Фишель.
- Я полагаю, что Вы руководствуетесь исключительно благородными намерениями.
Вид у Фишеля был такой, словно ему вкатили пощёчину.
- Я от работы не увиливаю. Я просто не хочу мешаться у Вас под ногами.
- Да ладно, какие проблемы...
- Как скажете, лейтенант. Я устал как собака, теоретически это моё свободное время. Планировал провести его с внучкой. Она живёт в Сан Матео, мы не так часто видимся.
- Так езжайте домой.
- Чего уж. Я уже здесь.
- Бросьте, - сказал Майло. – Это дело явно стыкуется с тем, над которым я работаю.
- Есть предположения, кто его укокошил?
- Вероятно, тот же человек, который убил мою потерпевшую.
Фишель ждал.
Майло сказал:
- Вот, собственно, и всё – дальше мы пока не продвинулись. Езжайте домой, возитесь с внучкой. Сколько ей?
- Пять.
- Прекрасный возраст.
- А то. Мы как раз начали смотреть «Дора-Следопыт», - сказал Фишель. – Это мультик такой. У Вас есть дети?
- Не-а.
- Хм, - сказал Фишель. – Ладно, спасибо, я поеду – «Дору» досматривать.
Мы немножко покрутились в доме – вдруг криминалисты нароют что-то интересное.
Следов взлома нет. В гостиной обнаружены тапочки Фиделлы и три пустых пивных бутылки с его отпечатками.
На бильярдном кие отпечатков не оказалось – похоже, вытерли. На заляпанном кровью кожаном чехле – тоже. Осмотр дома в поисках улик затянется до утра. Компьютера нет, но, судя по пустому месту на письменном столе в спальне и старому лазерному принтеру в шкафу, когда-то он тут был.
Мобильник Фиделлы лежал на кровати. Майло пролистал последние звонкию Ничего с утраю Он вернул телефон технику, с восхищением разглядывавшему орудие убийства.
- Взгляните-ка, лейтенант. Рукоять из слоновой кости, и, похоже, из натуральной. А вот это – вообще прелесть.
Он посмотрел на среднюю часть кия, где по палисандру бежали серебристые карточные масти.
- Эта вещица стоила немалых денег, лейтенант. В доме бильярдного стола нет. Он, наверное, брал кий с собой в бары и бильярдные.
- Или убийца принёс его с собой.
- Рискуя повредить такую вещь? – спросил техник.
- Зависит от того, что ему за это заплатили.
- За что?
- За то, что расколотил мистеру Фиделле черепушку.
- А. Да, наверное.
Мы вышли из дома.
Роланд Штаубах наблюдал за происходящим в компании Руфуса и светловолосой женщины – тоже в шортах и футболке. Соседи повылазали из домов и пристроились поглазеть.
Майло помахал рукой.
Штаубах оцепенело ответил тем же и отвернулся.
Майло тронул машину с места.
- И вдруг никто ничего не хочет знать.
На полдороге до Беверли Глен он сказал:
- Мартин Мендоса выглядит всё лучше и лучше. Дать Фиделле по башке, а потом угнать его машину – именно тот вид импульсивного поступка, который типичен для подростков вроде него.
- А мотив? – спросил я.
Сказать ему на это было нечего, что с его характером не вязалось. Он сгорбился за баранкой, включил полицейскую рацию и сделал вид, что его очень интересуют все случаю нарушения общественного порядка и превышения скорости. К тому времени, как он высадил меня возле моего дома, мы не сказали друг другу ни слова добрых десять минут.
- Спокойной, - сказал я.
- Угадай, кому я позвоню, как только ты выйдешь? – Он выругался себе под нос. – Вряд ли новости придутся ему по душе, учитывая, что он только что потерял своего любимого подозреваемого и что все ниточки опять ведут к школе. С чего всё-таки Мартин решил замочить Фиделлу?
- Не знаю.
- Эй, это моя реплика! – сказал он. – Не забудь сказать Робин, от кого цветочки. Я забыл надписать открытку.
Он уехал, пока я поднимался по ступеням крыльца к парадной двери. Через минуту после того, как я вошел и устроился возле Робин, в дверь постучали. Стук был знакомый.
В дверях, смущённый, как подросток на выпускном вечере, стоял Майло.
Робин, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в щёку.
- Спасибо за букет, милый. А что ты принёс мне теперь?
- Что-то тебе явно полагается: я опять непрошенно вторгаюсь.
- Заходи, пожалуйста!
- И рад бы, да босс вызывает. Немедленно. К сожалению, и Алекса тоже. Если ты его отпустишь, я тебе завтра пошлю три дюжины роз.
- Он стоит больше, чем всё это сено – но так и быть. Забирай.
Я спросил:
- Меня опять приглашают?
- Бери выше. Ты – почётный гость.
Глава 24

В час ночи шоссе уносилось под колёса гладкой чёрной лентой. Я спросил:
- В такой час шеф в конторе?
- Дома.
- Так Вы и на дом выезжаете, доктор?
- Теперь выезжаю.
Я сказал:
- Если кто-то в офисе заметит встречу в такой час, это вызовет подозрение, которое подтвердит его вмешательство. Значит, там, где он живёт, не заметит никто. Прошлый раз мы встречались в Калабасас.
Попробую угадать: у него ранчо в Вест-Вэли.
- Вот теперь ты знаешь, за что шеф так тебя любит, Шерлок.
Ранчо шефа в Агуре притулилось по соседству с фермами, где паслись табуны лошадей, с диким, невозделанным пастбищем, неподалеку от темно-коричневой массы гор Санта Моника.
Чтобы всё это разглядеть вблизи, нам пришлось полчаса добираться сюда от шоссе – улицы с табличками давно кончились, а мы всё ехали. Сначала нам попадались ужасно милые торговые центры, автомагазин, торгующий «Порше», и автозаправка, гда бензин стоил на десять процентов дороже, чем в городе. Теперь мы пробирались в каком-то тёмном, неочерченном пространстве.
Майло с трудом ориентировался в паутине дорожек и тропинок,до того узких, что едва хватало для одной машины. Несколько раз он свернул не туда, начал нервничать, включил свет в салоне и, не останавливаясь, начал разбираться в каракулях, которыми записал адрес шефа. К тому времени, как мы добрались до маленького деревянного знака, он вспотел и начал материться. На неструганной доске были выжжены буквы: РАНЧО «БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ».
Я сказал:
- Таскаться отсюда в «Виндзор» неблизко. Вот что значит родительская самоотверженность.
- Вот что значит материнская самоотверженность.
Мы миновали открытые ворота (воротами служила простая стальная рама с укосиной), и машина поползла дальше, с трудом преодолевая дорогу, где асфальт местами был стёрт до земли, а кое-где - грубо заляпан заплатками нового асфальта. Замученная подвеска жалобно выла при каждом очередном толчке.
Назвать ворота серьёзным препятствием было трудно. Я сказал:
- Человек помельче мог бы обеспокоиться возможностью появления непрошенных гостей.
- Крупных хищников подобные мелочи не беспокоят.
Стоянка на пол-акра – гладкая, как одеяло на заправленной солдатской койке – кончалась широким одноэтажным зданием с пологой крышей. Места навалом, но ни одной машины не видно. Похоже, семейство держит свои тачки в гараже – вон, четверо ворот в рядок.
Перед крыльцом – бетонная площадка без выкрутас. Кроме пары опасно наклонившихся могучих дубов, никакой зелени. Позади – ровная, пустая земля. Много земли. Дубы, вероятно, были последними уцелевшими представителями старинной рощи, которую пустили под топор, чтобы освободить место под берлогу шефа. Несколько дождливых лет – и они могут упасть, отомстив за себя.
Шеф ждал нас, покачиваясь на стуле, стоявшем на переднем краю стоянки, изящно освещённом слабым электрическим фонарём, напоминавшим газовый. Кончик сигары тлел оранжевым кошачьим глазом. Струйка дыма уходила в темноту.
Майло затормозил, опустил стекло.
- Сэр?
- Вон там.
Его большой палец боднул воздух, показывая куда-то влево. Янтарный уголёк покатился по асфальту, ярко вспыхнул и потух.
Мы припарковались, вышли из машины. Других стульев не было. Придётся стоять, как просители. Седая грива шефа отблёскивала металлом, когда кончик сигары отбрасывал на неё мимолётный свет. Всё остальное напоминало рисунок углем.
- Два убийства, доктор Делавар, - сказал он тихо. – Мой диагноз – «хреновые дела». А Ваш?
- Я тоже так считаю.
- Вот ведь гадёныш – этот итальяшка. Он так мне нравился в качестве кандидата в преступники. - Он поцокал языком. – Значит, теперь ловим парнишку-мексиканца, который уделал этого итальянца.
Прозвучало как международный заговор. Я с трудом подавил желание добавить «американским бильярдным кием».
Майло сказал:
- Как я уже говорил, некий молодой челоек был замечен, когда он выехал...
- Да говорил, говорил, давай дальше. В смысле Фриман, этих учителей мы практически исключили, так?
Майло ответил:
- Улик против них нет, но...
- Значит, двигаемся дальше.
Долгое молчание. Звук медленной, глубокой затяжки. Кончик сигары засветился в темноте маленькой оранжевой планетой. Кольца дыма плавали вокруг, как НЛО.
- Правда, двигаться-то тебе особо некуда, Стёрджис.
Я сказал:
- Трудно двигаться, когда ты застрял на нейтрали.
Оранжевый диск подпрыгнул.
- То-есть, доктор?
- То-есть это - не совсем обычное расследование.
Шеф кашлянул, прочищая горло.
- Вы что, социальный обозреватель, доктор?
- Просто обозреватель. Большего тут не требуется.
- Возможно, будет лучше, доктор, если мы все станем заниматься тем, что является нашей специальностью. Ваша, насколько известно – психопатология. В этом плане, мальчишка-мексиканец выглядит потенциально опасной личностью?
- Он выглядит раздражённым, - сказал я. – Его семья – из Уругвая.
- Да неважно, откуда он. Откуда бы он ни был, он скотина неблагодарная. Сеньор официант, сказал Вам, кто из бывших учеников устроил его крошку в «Виндзор»?
- Человек по имени Кентен.
- Эдвин Кентен? – переспросил он. Получив подтверждение, выругался. – Ещё того не легче.
- А кто он такой?
- Градостроитель, доктор. – Шеф горько усмехнулся. – Титан среди смертных. А занимается он тем, что заключает договор с муниципалитетом, потом покупает частные дома и пускает их под бульдозер – а на их месте строит дешёвое жильё и коробки-супермаркеты. А оплачивает всё налогоплательщик – во имя высшей добродетели.
Он рассмеялся низким, хриплым, не предвещающим ничего хорошего смехом.
- Эд Кентен был членом комиссии, которая рекомендовала нанять меня. Во время интервью у меня сложилось впечатление, что он поддерживает мою кандидатуру. Когда дело дошло до голосования, он проголосовал за кого-то другого: тёмный цвет кожи того кандидата был для него важнее, чем способность как следует делать эту поганую работу. – Ещё один злой смешок. – Вполне могу представить себе, как он ставит мальчишку-мексиканца в неловкую ситуацию только ради того, чтобы выглядеть благородно. Парень взбесился от этого, озверел, замочил Фриман, но этого ему показалось мало, злость кипит – тогда он вышибает мозги Фиделле.
Он хмыкнул.
- Эдди, похоже, придётся искать себе нового питомца. А тем временем он играет свои восемнадцать лунок в «Горном Хребте», а потом едет в своём лимузине в бухту Парадайз. Отец того паренька, поди, до сих пор подаёт ему коктейль из креветок.
Кончик сигары весело танцевал в воздухе.
Я спросил:
- Чем Кентон осложняет ситуацию?
- Как только парня повяжут, выплывет на свет тот факт, что Эдди – его ментор. Первым делом он решит, что это я нарочно пытаюсь его выставить в дурном свете. Так что уж потрудись, Стёрджис, собрать железные доказательства, прежде чем начнёшь гнать волну в этой выгребной яме.
В большом и приземистом доме зажёгся свет. Шеф бросил быстрый взгляд через плечо и вновь повернулся к нам.
- Окей, значит, сделаем так, Стёрджис: сосредоточься на угнанном «корвете». Если ты его найдёшь и там будут отпечатки пальцев того парнишки-мексиканца, или если ты найдёшь какие-либо вещественные доказательства того, что он был в доме Фиделлы, нам придётся разбираться с последствиями. Не найдёшь ни хрена в машине и в доме – оставь пацана в покое.
- И? – спросил Майло.
- И передохни. Иди на перегруппировку. Пока не найдёшь доказательства – всё заморозить. Шутку оценил? И не бойся, скучать не придётся. Я тут был на одном совещании, там про статистику говорили. Так эти циркачи утверждают, что в Западном Лос Анжелесе убийство случается каждые тридцать – пятьдесят дней, наиболее вероятно, при перестрелке между группировками. Так что иногда и тебе может перепасть что-то полегче.
Майло сказал:
- Мендоса никогда не имел контакта с системой, в базе данных его отпечатков нет.
- Славный, законопослушный малыш, - протянул шеф. – Как трогательно. Может, Эдди Кентен это почувствовал. С другой стороны, может, парнишка привлекателен.
Оранжевый диск нырнул вниз, в глубину темноты.
- Улавливаешь, Стёрджис?
- Кентон – гомосексуалист?
Смех.
- Он же женат, у него внуки! Нехорошо сплетничать. С другой стороны, если ты мне скажешь, что Мендоса – рослый, мускулистый жеребец, то я не стану ахать, изображая удивление.
- Сэр, посколько отпечатков Мендосы в системе нет, ...
- Какой смысл заниматься этим «если бы да кабы», если ты ещё и машину-то не нашёл?! Найди её, пусть техники по ней пройдутся. Кто знает, вдруг подфартит, и там окажутся отпечатки кого-то, кто уже есть в системе. Я как раз недавно видел статистику угонов по Ван-Нуйс. Позор. Давно пора этим заняться как следует. Так что вполне возможно, что итальянца укокошил какой-нибудь хулиган с Ист-Сайд, в полном соответствии с предположениями соседа, и мы все сможем пойти домой, попить пивка, потрахаться с тем, с кем мы обычно трахаемся.
- Это не закрывает дела Фриман, Сэр.
- Некоторым тайнам жизни, Стёрджис, суждено остаться неразгаданными.
Майло не ответил.
Я сказал:
- Удобно. Не считая одного: моральной дилеммы.
Голова шефа дернулась, он подался вперёд. Сигара плюнула миниатюрным фейерверком искр.
- Интересно, для кого это может оказаться моральной дилеммой, доктор.
- Для Чарли.
Его следующие слова прозвучали так, словно их прокручивали через забившуюся мясорубку.
- Вы не знаете Чарли.
- Я знаю подростков, а из того, что Вы рассказывали в прошлый раз, следует, что Чарли – парень вдумчивый. Убийство учителя разбудит любопытство в любом ученике. Серьёзный юноша с твёрдыми моральными устоями и прямой связью с системой охраны общественного порядка может пронести это любопытство дальше, на новый уровень. Не удивлюсь, если именно в связи с этим случаем он впервые проявил интерес к Вашей работе.
Кончик сигары внезапно клюнул темноту.
Я сказал:
- Если дело об убийстве Элизы Фриман надолго застрянет в бюрократическом чистилище, Чарли захочет узнать, почему. Вы дадите ему объяснение, и он, возможно, даже сделает вид, что принимает его. Или поведёт себя ассертивно, и Вы начнёте привирать. Так или иначе, он умён, и ничего, кроме правды, не удовлетворит его любопытство. Это тот вид любопытства, что може не покинуть его через много лет после того, как он окончит Йейль.
- Йейль... – сказал он. - Тоже мне, великое дело.
- Песнь победы пребудет в веках, - сказал я. – Песни о поражении забываются.
Оранжевая точка заколебалась. Рука тряслась. Он попытался унять дрожь. Не сумел. Бросил сигару, яростно затоптал. Угольки рассыпались, ярко вспыхнули и погасли.
Он сидел, сложив руки на коленях. Потом резко встал – как складной нож с пружиной. Повернулся и потрусил через двор, уменьшаясь в размерах. Вошёл в дом и бесшумно закрыл за собой дверь.
Свет погас.
Я сказал:
- Извини, старик.
- За что?
- Поссорил я тебя с шефом.
- Да хрен бы с ним, - сказал он. – После того, как я ушёл, а меня приволокли обратно на аркане, я вижу вещи под другим углом. – Оно посмотрел на дом. – Ни разу не видел, чтобы он отступил вот так.
- Может, разозлился так, что не мог говорить.
- А какая разница? Ты его достал, Алекс. Поверь мне, он теперь там – сидит и размышляет про своего младшего. И я, как и положено рядовому оппортунисту, не премину ухватить белую карту.
- Какую белую карту?
- Карт бланш, мон шер. И пока не поступит иного распоряжения, я буду делать что мне заблагорассудится – и с Фриман, и с Фиделлой.
- Он же уже очертил план, - сказал я. – Мендосу искать вполсилы, Фриман заморозить.
- Это было до того, как ты поковырялся у него в психике и он не дал тебе сдачи. Молчание, амиго – знак согласия. Когда лев не рычит, то и мелкие звери идут на водопой.


 
Глава 25

Задействовать карт бланш в два часа пополуночи – это значит объявить «корвет» Саля Фиделлы в розыск, что Майло и сделал, пока мы мчались на восток по сто первой дороге.
Майло сказал:
- Найду отпечатки пальцев, не значащиеся в картотеке – значит, тем более надо охотиться за Марти Мендосой всерьёз. Это значит поговорить с каждым учащимся и преподавателем, который знал его, а может, слетать в Сан Антонио: там я буду наслаждаться местной кухней и сам, лично, стану регулярно проезжать мимо дома его сестры.
- Я – сыщик! Слушайте все, как я рычу! Рррррррррррр!
- Тягловой скотине тоже не возбраняется издавать звуки...
Он позвонил через девять часов.
- А утро-то в разгаре, а?
В голосе какая-то лёгкость.
- Нашёл тачку?
- Нет, но кое с кем познакомился.
В полдень мы встретились в Калвер-Сити, в тюрьме на улице Дьюкейн, и женщина-охранник по имени Ширрон Бостик отвела нас к КПЗ. Притоптывая ногой, она перебирала ключи на связке. Майло спросил:
- Когда он прибыл?
- Вчера вечером, часов в десять. Повязали, когда договаривался с проституткой. Поначалу изображал «моя не понимай», но быстро запел по-другому, когда его сунули сюда, а не в очередь за штрафом, как в прошлый раз. В кармане у него нашлась Ваша карточка и липовой удостоверение личности. Так что, когда ему дали право на свой единственный звонок, то, кроме Вас, позвонить ему было некому.
- Я польщён.
- За ним что-то серьёзное, лейтенант?
- Зависит от того, что он может сказать.
- Похоже, серьёзное, - сказала Бостик. – Прошу.
В «обезьяннике», на привинченной к стене железной скамейке, сидел средних лет лысеющий мужчина. Обвислые усы. Пыльная кожа в жестоком свете камеры отдавала желтизной. Седая щетина на щеках. В глазах – поражение.
Бегающие глаза и беспокойные руки – совсем как тогда, когда он стоял среди других подённых рабочих возле торгующей льдом лавки в ожидании клиента. Тот самый, что предъявил фальшивое удостоверение личности с адресом в Беверли Хиллз. Офицер Бостик сказала:
- Он утверждает, что его зовут Гектор Руис. Впросчем, он также утверждает, что живёт среди кинозвёзд.
- Это моё имя, - сказал мужчина.
Майло сказал:
- Дальше я сам. Спасибо.
Бостик ушла.
- Мистер Руис, как дела в Беверли Хиллз?
Гектор Руис сказал, почти без акцента:
- Человек в футболке с муравьедом.
- Что насчёт него?
- Я его знаю.
Руис покрутил запястьями, потянул себя за уголок рта. Получилась гротескная полуулыбка.
Майло сказал:
- Я жду.
- Мне надо отсюда выбраться.
- Когда тебя будут арестовывать в следующий раз, постарайся, чтобы это произошло в Лос Анжелесе. Там мы это дело в минуту обтяпаем.
- Пожалуйста, - сказал Руис.
- Расскажи мне про Муравьеда.
- Пожалуйста, - повторил Руис. – Моя жена приезжает из Хуарес. Ей не надо знать.
- Тебя же арестовали за то же самое две недели назад, Гектор.
- Тогда был штраф, - сказал Руис. – В этот раз они меня заперли.
- Это называется «повторное нарушение».
- Пожалуйста. У меня нет денег на залог. Они меня не выпустят. А она приезжает, два дня.
- Строгая женщина?
Руис прижал ладонь к виску.
- Ой-ёй.
- Я из полиции Лос Анжелеса, Гектор. Я могу только поговорить с полицией Калвер-Сити.
- Зачем только говорить? Сделай! – сказал Руис. – Ты говорил, ты большой начальник.
- В Л.А.
- Они меня обманули. Она была из полиции. – Руис обрисовал жестами женские формы. – Ей дали короткие штанишки и сапоги! Она говорит, я тебе за тридцатку отсосу...
- В сапогах – оно всегда так... – сказал Майло.
- Она говорит, я тебе отсосу – а я ещё ничего ей не сказал.
- Тебя явно подставили, Гектор.
- Завтра я должен выйти отсюда.
- Миссис Руис приезжает только через два дня.
- Мне надо убирать квартиру.
- Прячешь улики, да?
- Мне надо выбраться отсюда.
- Как зовут Муравьеда и где я могу его найти?
- Вытащи меня – скажу, - сказал Руис.
Майло наклонился к нему.
- Так не бывает, Гектор. И не думай, что я тебе поверю, пока не проверю, что твоя информация стоит больше, чем твоё удостоверение личности.
Руис отвернулся.
- Что вам от него надо?
- Не твоё дело, Гектор. Хочешь, чтобы жена была довольна – он мне нужен под арестом.
Ответа не последовало.
- Ты понял, Гектор?
- Я понимаю по-английски.
- Да и говоришь неплохо.
Майло взглянул на наручные часы.
Гектор Руис спросил:
- Ты обещаешь мне помочь?
- Когда арестую Муравьеда.
- Окей, окей, окей, он живёт в моей квартире.
- Вы соседи?!
- Нет, в одном доме. Он номер пять, внизу. Я номер семь, наверху.
Майло подавил смешок.
- В Беверли Хиллз?
- Нет, нет, здесь, - сказал Руис. – Калвер-Сити. Бульвар Венис, рядом с автострадой.
Появилась записная книжка.
- Адрес?
Руис потянул себя за уголок рта. Продиктовал адрес.
- Теперь мне нужно его имя, Гектор.
- Жильберто, - сказал Руис. – Жильберто Чавес. Он говорит, что он маляр. В Хуарес он ничего не красил – только делал гипсовые перегородки, да и по гипсу он умеет плохо.
- Понятно. Маляр-самоучка, - сказал Майло.
- Не говори ему, что это я тебе сказал.
- Что ещё ты знаешь про мистера Чавеса?
- Курит много. – Руис изобразил, что держит сигарету двумя пальцами, поднёс руку ко рту, закатил глаза, втянул щёки, посмотрел обалделым взглядом.
- Травка, - сказал по-испански Майло.
- Всё время, - сказал Руис. – Ему травкой заплатили.
- Кто?
- Да девчонки какие-то.
- Какие девчонки?
- Они ему травкой заплатили за лёд, который он им купил. Он говорит, удачный день.
- Расскажи мне про этих девчонок, Гектор.
- Это что он говорил.
Майло ждал.
Руис сказал:
- Вытащи меня отсюда, пока Люпе не приехала.
- Если ты всё сделал как следует, Гектор, то я тоже не подведу. Расскажи про ребят.
- Это как он говорил. – Руис перекрестился. – Ребята, всё.
Майло направился к двери.
Гектор Руис сказал:
- Пожалуйста.
Звонок детективу из местной полиции по имени Джеральд Сантостефано снабдил нас полезной информацией: Руиса должны были выпустить часа через три – тюрьма перегружена.
- А чего вы его вообще заперли?
- Он хроник, лейтенант.
- Слаб на передок?
- Обожает их в сапожках. Млеет просто, - сказал Сантостефано. – Вы же знаете: их можно брать только во время... этого самого. Мы выставили одну из наших практиканток попривлекательнее в белых пластиковых сапожках до колен. Он спёкся на месте.
- Неплохой сюжет для реалити-шоу.
Сантостефано заржал.
Майло сказал:
- Слушай, ты можешь его попридержать немножко?
- Немножко – это сколько?
- До тех пор, пока я тебе не позвоню и не скажу, что его информация в порядке.
- Ну, - сказал Сантостефано, - у меня лично с этим никаких проблем нет, но это же на усмотрение тюрьмы. Кто там сейчас дежурный?
- Офицер Бостик.
- Ширрон? С ней можно договориться. Попробую уговорить её потерять его бумаги на несколько часов. Что-либо сверх этого обещать не могу.
Майло поблагодарил.
- Да ладно,  - сказал Сантостефано, - кто знает, может, однажды и мне от тебя чего понадобится.
- Только не проси консультации по части модной одежды.
Дом торчал на углу, пугая прохожих, на южной стороне бульвара Венис, прямо за Сепульведа - унылая двухэтажка из серого потрескавшегося туфа, отмеченного ржавыми полосами, как помойная кошка. Невысокий забор из проволочной сетки огораживал двор, покрытый слоем мелкой рыжей пыли. Банки, бутылки и мешки с мусором забились в угол. Отдельные недисциплинированные ошмётки мусора украшали пыль возле подъезда.
За те четверть часа, что мы провели, наблюдая окрестности, из дома вышли трое мужчин латиноамериканского вида, а в дом вошли трое других, третий – под ручку с толстой, крепкого сложения женщиной в микроплатье с цветочным рисунком.
Начинающий маляр Жильберто Чавес не был известен автоинспекции, не числился среди владельцев автотранспортных средств и вообще в какой-либо базе данных, что превращало наблюдение за домом в популярную детскую игру «Угадай, кто это».
Майло смотрел, как входит ещё один мужчина.
- Это мог быть любой из них.
Через несколько минут:
- Пошли, что ли...
Квартира номер пять оказалась на первом этаже, в глубине здания. На дверь была наискосок прилеплена полоска бумаги, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся наклейкой на бампер, рекламировавшей средневолновую радиостанцию на испанском языке.
Майло проверил, на месте ли «глок», и постучал три раза в дверь.
Дверь открылась, и из квартиры потянуло сладким растительным ароматом марихуаны.
Открывший нам человек удивлённо моргал. Он был невысок – пять футов четыре дюйма от силы, с густыми чёрными волосами, начисто закрывавшими лоб и почти смыкавшимися с кустистыми бровями. Глаза, блестевшие под этими бровями, были похожи на два прожаренных тефтеля, плававших в горячем розовом супе. Рот был полуоткрыт, демонострируя зубы, числом примерно вдвое меньшим, чем выросло у него к шести годам.
Чтоб не ломать кайф, он был одет в свободные, неряшливые светло-синие трикотажные шорты и футболку. Футболка была велика размера на три, белая, украшенная написанным золотыми буквами логотипом университета Ирвин и муравьедом того же цвета. Зверёк был изображён в профиль, обладал экстравагантным носом и сидел развалясь, в позе, наводившей на мысли о Роберте Краме.
Майло спроси:
- Жильберто Чавес?
Мужчина моргнул.
- Ээээ... Нет.
- Наоборот. Ээээ, да.
Чавес попытался закрыть дверь. Майло успел развернуть его круг;м, надеть на него наручники, обыскать и подтолкнуть, придавая начальное ускорение, в сторону обочины, и всё это - прежде, чем тот вторично попытался убедить нас в том, что он – не Чавес. Из кармана его штанов удалось извлечь мексиканское удостоверение личности, жестянку органической папиросной бумаги и мешочек отборной марихуаны.
- Я не Жильберто, - настаивал он.
- А на этом мексиканском водительском удостоверении – ну вылитый ты.
- Я не Жильберто.
- Слушай, кончай, а?
- Ладно.
Майло посмотрел на Жильберто так, как охотник - на добытую им мелкую дичь: сверху вниз и с удивлением.
- Что «ладно»?
- Я Жильберто.
- Как я рад, что мы достигли консенсуса.
- Не моя травка.
Мы подождали, пока в потоке машин наметилась брешь, чтобы пересечь улицу. Затолкали Чавеса в машину. Въевшийся в его одежду запах марихуаны тут же наполнил воздух в салоне, и Майло поспешил приоткрыть окно.
- Расскажи мне про сухой лёд, Жильберто.
- А?
- Девушки заплатили тебе, чтобы ты купил сухого льда.
- А?
- На прошлой неделе, в Вэли. Девушки дали тебе марихуаны после того, как ты купил им сухого льда.
Пустой, непонимающий взгляд.
Майло повторил по-испански:
- Сухой лёд. Очень холодный.
Перешёл на английский:
- Какие-то девушки попросили тебя...
- А, - сказал Чавес, осклабившись.
- Что смешного, Жильберто?
Чавес посерьёзнел.
- Это не про травку?
- Это про сухой лёд.
- Какая проблема?
- Никакой проблемы, просто расскажи мне про тех девушек.
- Девушки. Да. Красивые, - сказал Чавес. – Очень красивые.
- Сколько?
- Два.
- Сколько лет?
- Не знаю.
- Ну, примерно.
- А?
- Сколько лет?
- Восемнадцать?
- Зачем им был нужен сухой лёд?
- Я не знаю.
- Сколько травки они тебе дали?
Молчание.
Майло вытащил свою карточку и сунул её Чавесу под нос.
- Видишь, что тут написано? Отдел убийств. Наркотики меня не интересуют.
Судя по тупому взгляду Чавеса, он не уловил. Либо неграмотен, либо уровень ТГК* (*тетрагидроканнабинол – основное дейстсвующее вещество марихуаны) в системе зашкалил.
- Убийств, Жильберто. Ты знаешь, что это?
- Кого-то убили?
- Да, Жильберто.
- И что?
- И то. Лёд, который ты купил, использовали при убийстве.
Чавес открыл рот. Тревога мигом подкосила его кайф, его взгляд стал осмысленне и острее.
- Нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет!
- Да, да, да. Расскажи мне про тех двух девушек.
- Я ничего не сделал.
- Тогда тебе не о чем беспокоиться.
- Я ничего не сделал.
- Окей. Теперь расскажи мне про тех девушек.
- Я ничего не сделал.
Мы привезли Чавеса в участок в западном Л.А., где нашлась клаустрофобического вида одиночная камера: среди арестованных, находившихся в это время в КПЗ, не было ни одного психа, и камера пустовала. Повторные попытки Майло добиться от Чавеса толку увенчались неудачей: тот то приходил в себя, то опять погружался в свои грёзы.
Мы оставили его лежать на полу – он свернулся калачиком и захрапел – и отправились наверх, в кабинет Майло на втором этаже. Бегло просмотрев сообщения, он выкинул все до одного.
- Продукта в этом мешке хватит, чтобы задержать его за хранение и попытку сбыта. Может, тюремная баланда сделает его посговорчивее, и он согласится взглянуть на фотографии девушек.
- Думаешь, они фигурируют в полицейском альбоме?
- Я думаю совсем про другой альбом. Поехали.
На это раз мы прямиком отправились к проходной «Виндзор». Вышел Херб Валковиц: брюки отутюжены, на голове – залихватская старомодная фуражка с козырьком.
- Привет, ребята. Опять хотите втравить меня в неприятности?
- Постараемся, - ответил Майло. – Доктор Роллинс у себя?
- С восьми утра. – Валковиц возвёл очи к небу. Если только, конечно, она не перелезла через задний забор, не порвав свои модные брюки. Она влипла?
- Мне просто надо с ней побеседовать.
В голосе Валковица послышалось разочарование.
- Я бы хотел увидеть её в комнате для допросов, без её мобильника.
- Неприятная девушка, Херб?
- Можно сказать, что так оно и есть. – Он подмигнул. – А можно сказать, что она просто сучка фригидная. Но я этого не говорил.
- А её босс?
- Доктор Хельфготт? Нормальный человек, редко появляется. Повседневными делами заправляет Роллинс.
- А кого-нибудь из учителей Вы знаете?
- В лицо знаю, вот и всё, сказал Валковиц. – Ходят все туда-сюда, а я торчу в своей клетке, присматриваю. Человек-невидимка. Послушай моего совета: постарайся не дожить до пенсии.
- Я и так работаю в этом направлении, Херб.
Валковиц расхохотался.
- Значит, войти хотите? Ключ от ворот у меня есть. проблема в том, что мне велено сообщать в офис, прежде чем я кого-либо впускаю, и как только Роллинс узнает, что это вы, она наверняка начнёт вонять. В прошлый раз она мне велела вас на пушечный выстрел не подпускать.
- Позвони ей и скажи, что мы ведём себя беспардонно, а потом передай трубку мне.
- Точно, - сказал охранник. – Так-то оно лучше будет.
Через десять минут появилась Мэри-Джейн Роллинс, размахтвая на ходу синим пакетом для книг, украшенным школьным гербом. Чёрный брючный костюм в тонкую полоску и красные туфли без каблука выгодно оттеняли кислое выражение на лице.
- Вот. – Она сунула пакет Майло. – Вы вполне могли найти это на eBay.
- Я предпочитаю получать прямо от изготовителя, - сказал Майло. – Сколько с меня?
- Ах, оставьте. Не могу взять в толк, почему вам нужен это альбом, чтобы узнать Мартина. Вы же уже знаете, как он выглядит.
- Это называется «тщательная документация», доктор.
- Документация чего?
- Всего, что связано с делом.
- Так Мартин ещё... Мы его ещё не видели. Уже несколько дней.
Сухой, деловой тон – ни нотки огорчения в голосе.
Я спросил:
- Какой он, доктор Роллинс?
- В каком смысле?
- В личностном. Что он за подросток?
- Понятия не имею.
- Пока он был здесь, вы с ним особо не контактировали?
- Ничего выходящего за рамки обычного.
- Вы не уделили ему достаточного внимания, - сказал я, - несмотря на особые обстоятельства.
- Мы были прекрасно осведомлены о его особых обстоятельствах. Именно поэтому мы наняли ему реперитора. Очевидно, это не помогло.
Раздражение; ни следа ужаса.
- Значит, кроме дополнительных занятий, никакой другой помощи он не получал?
- Например?
- Беседы с психологом, консультации – возможно, с кем-то, кто хорошо его знал.
- Сэр, - сказала она, - у нас тут двести девяносто три ученика, тщательно отобранных за свой интеллект, черты характера и способность мыслить самостоятельно. Это означает, что необходимость нянчиться с ними сведена к минимуму.
- Не считая репетиторов.
- Это вопрос, который решают учащиеся, их семьи и их репетиторы. То, что мы платили за его уроки – это просто дополнительная услуга, которую мы решили оказать Мартину. Очевидно, это сработало не так, как мы хотели бы. На будущее: если вам что-то срочно нужно от нас, пользуйтесь телефоном. - Кривая усмешка. – Учитывая бюджетные трудности, мне кажется, Ваше руководство оценит Ваше стремление экономить горючее.
Майло сказал:
- Мы предпочитаем личный контакт.
- Всего хорошего, господа.
- Благодарю Вас за оказанное содействие, доктор.
- Я не оказываю содействие, - сказала Роллинс. – Я уступаю давлению.
Когда она скрылась за воротами, Херб Валковиц тихонько присвистнул сквозь зубы.
- Добро пожаловать в мой мир.
- А что, работать со Стэном Крейтоном было лучше?
- Я тебе скажу что-то про Стэна. Он был приличным парнем, пока не связался.
- Связался с чем?
- С начальниками, бюрократами и прочей публикой того же пошиба, - сказал Валковиц. Он поджал губы. – С такими, что посылают своих детей учиться в заведения вроде этого.
По пути к машине Майло запустил лапу в синий пакет и вытащил прошлогодний альбом – гордость школы.
Триста с лишним страниц с золотым обрезом в синем пергаментном переплёте. Портрет каждого ученика – крупно, в цвете, высогого качества. Я сказал:
- Недешёвое удовольствие.
- Для выставочных собачек – всё самое лучшее. – Он полистал страницы. – У некоторых из них даже счастливый взгляд.
Жильберто Чавес так и лежал, свернувшись, на полу своей камеры.
- Он что, так всё время и лежит? – спросил Майло у дежурного.
- В основном. Он описался разок, и мы заставили его убрать за собой. Доктор Делавар, почему жулики всегда спят как младенцы?
Я ответил:
- Минимум или отсутствие сознательности.
Майло сказал:
- Ну что, пустишь нас к Рип Ван Винклю этому?
Дежурный открыл камеру, старательно грохнув решёткой. Чавес заворочался, но не проснулся. Когда Майло окликнул его по имени, тот на мгновение открыл глаза и тут же зажмурился.
Майло потрогал его носком ботинка.
- Сядь. Быстро.
Чавес застонал, с трудом приподнялся на локтях, сел с театральной медлительностью. Майло взял его за плечо, поднял, волоком подвинул к краю скамейки. Открыв альбом там, где начинались фотографии младшего класса, он положил его Чавесу на колени.
- Давай, полистай-ка.
- Не-а.
- Что «не-а»?
- Я ничего не сделал.
- Я знаю. Но те две девушки, от которых ты получил травку, замешаны в нехороших делах. Если не хочешь, чтобы тебе пришили соучастие в убийстве, то покажи мне, где они тут.
- Я не...
- Покажи мне, кто они, Жильберто – и мы на этом закончили. Не станешь помогать следствию – не выйдешь отсюда.
- Я не...
- Заткнись на хрен, - тихо сказал Майло. - Начинай смотреть.
За следующие семьдесят минут Чавес успел посмотреть на каждое фото по три раза.
После каждого прохода он отрицательно качал копной курчавых волос.
Он попытался вернуть альбом Майло.
- Ещё раз, Жильберто.
- Я не вру, - взвыл Чавес. – Тут нет.
- Ты очки носишь, Жильберто?
- Никогда.
- Посмотри ещё разок. Да не торопись.
Четвёртый проход – тот же результат.
Чавес чуть не плакал.
- Я хочу ходить домой, но они не тут.
- Давай поговорим про них, Жильберто. Почему ты решил, что им было восемнадцать?
- Я не знаю. Они были не пятнадцать.
- Откуда ты знаешь?
- На машине.
- Какая машина?
- Чёрная «хонда».
Чавес вдруг начал выдавать подробности, которые раньше не вспомнил.
- У этой «хонды» были какие-нибудь особые приметы?
- Нет.
Майло перелистал альбом, открыл его там, где начинались фотографии старшего класса.
- Вот, этим – по восемнадцать. Посмотри ещё раз.
- Мистер, они не здесь. Это белые девушки.
- Девушки, которым был нужен лёд, не были белыми?
- Одна – белая, да. Другая - мексиканка.
- Она говорила с тобой по-испански?
- По-английски. Но мексиканка.
- Белая девушка и латиноамериканка, - сказал Майло.
- Ага.
- Я же тебя спрашивал, как они выглядели. Ты сказал, что не помнишь.
- Я не помнил.
- А теперь ты вспомнил, что одна была белая, а вторая – латиноамериканка.
Чавес потрогал висок, мечтательно улыбнулся.
- Я проснулся, понимаешь?
Майло забрал у него альбом, взял его за край, как дубинку, словно примериваясь дать ему поголове.
- Тогда давай, просыпайся как следует, Жильберто, и расскажи мне поточнее, как они выглядели.
- Хорошие.
- Красивые?
- Ага.
- Кто был за рулем?
- Мексиканка.
- Ты шёл, а они подъехали?
- Ага.
- Что потом?
- Та, что белая – она мне, эй, ты можешь нам помочь?
- Красивая девушка.
Чавес ухмыльнулся и показал руками огромную грудь.
- Большая девушка.
- Большие титьки, - сказал Чавес. – Я говорю, чего? Она выходит. - Чавес обозначил руками размер бёдер. – Хороша.
- А что насчёт мексиканки?
- Тощая, но красивое лицо.
- Стройная, - сказал Майло. – Значит, она тоже вышла из машины.
- Ага. Смеется.
- Что-то смешное происходило?
- Я подумал, шутка.
- Как их звали?
- Не говорили имён.
- Они не обращались друг другу по имени?
- Никогда, - сказал Чавес с удивительной твёрдостью. – Сначала сказали, деньги за помощь, потом мексиканка вышла из машины, а в руках – ну, ты знаешь.
- Что я знаю?
- Ты зна... окей, мешочек. Говорит, это лучше денег. Я говорю, что надо делать, они говорят, пойди купи что-то. Много смеха.
- Им было хорошо.
- Я думаю, вечеринка, лёд – значит вечеринка, нет? Я ничего плохого не сделал.
- Как они были одеты?
- Белая – сверху в чёрное, джинсы узкие. Опять показав руками пышные бёдра, он выдохнул. – Длинные волосы. – Изогнувшись, он показал рукой сзади ниже пояса.
- Какого цвета?
- Чёрные.
- А мексиканка?
- Тоже чёрные, но вот тут – светлые.
Он потрогал пальцами края своей пышной причёски.
- Пряди волос обесцвечены, - сказал Майло.
- Ага.
- У мексиканки тоже длинные волосы?
- Ага. Верх красный – майка. Джины тесные. – Он одобрительно присвистнул. – Туфли – босоножки, на каблуках. Белые, да, белые.
- Молодец, Жильберто. Что ещё?
- Я принёс лёд к «хонде», они дали мне мешочек.
- Тот, что я нашёл у тебя в кармане?
- Ага.
- Кто ещё был в «хонде»?
- Никто не был.
- Ты уверен.
- Я клал лёд на заднее сиденье, там никого нет.
- Где они были, пока ты покупал лёд?
- За квартал. Пришлось нести.
- И ты не удивился?
- Чего?
- Что они платят тебе, чтобы ты купил им что-то, что они могут купить сами. Что ждали в квартале оттуда.
- Нет, - ответил Чавес.
- Что «нет»?
- Я две недели не работал. Чего мне удивляться.
Мы вышли из участка и отправились вдоль по Батлер-Авеню. Майло сказал:
- Девушки. И не из «Виндзор». Господи, дайте мне таблетку «прозак».
Я сказал:
- Девушкам-подросткам нравится, когда они нравятся мальчикам-подросткам.
- Купили лёд для молодого жеребчика? То, что одна из них латиноамериканка, может означать, что она знала Мартина по его прежней жизни в Эль Монте. – Он улыбнулся. – Упаси меня бог заниматься расовым профилированием...
Он позвонил в лабораторию – узнать про Фиделлу. Слушал внимательно, посерьёзнел. Повесил трубку.
- Нашли отпечаток ладони – на водосточной трубе, что идёт вдоль угла гаража. Отпечатки кроссовок, вероятно, оставлены «Найк», распространённой модели, но слишком мелкие, чтобы представлять какую-то ценность в качестве вещественных доказательств. Вся обнаруженная кровь – Фиделлы; там, где крови нет, дом чист – явно вытерто, как и у Элизы. Это плюс кража компьютера говорит мне, что мы имеем дело с одним и тем же человеком. Система на отпечаток ладони ничего не выдала – но ладони начали каталогизировать слишком недавно, чтобы это имело какое-то значение. Будет подозреваемый – для опознания хватит.
Он позвонил по домашнему телефону Мартина Мендосы, трубку взяла мать. Он долго слушал, сочувственно кивая. Но, повесив трубку, сказал:
- Она говорит правильные слова – но в её тоне что-то не так, Алекс. Слишком... бесстрастный. Словно она читает по бумажке. И это после того, как её муж сказал, что её рвёт не переставая.
Я спросил:
- Недостаточно волнения в голосе, потому что она знает, что он в безопасности?
- Безопасность, - сказал он, - понятие относительное.
Поддёрнув брюки, он прорычал:
- Пора на охоту!

 
Глава 26

В полиции Сан Антонио согласились дважды в день проезжать мимо дома Гизелы Мендоса в ближайшие три дня. Начальник смены сказал:
- Если у вас серьёзный случай – ну, там, побег из тюрьмы – вызывайте вооружённую охрану.
Майло снова позвонил Гизеле, застал её на работе, в больнице Бехар.
- Слишком вежлива, чёрт её дери, и очень старается не сказать ничего лишнего. Пора раздобыть фотографии учащихся из школы Эль Монте – может, Жильберто там углядит наших предприимчивых девушек.
Никаких альбомов с фотографиями попахивающий академической ностальгией школьный сайт не предлагал – но ссылка на школьный интернет-магазин вела на страницу, где за десять долларов нам предлагали купить видеодиск школьной бейсбольной команды.
Майло попробовал сделать срочный заказ, но помощник администратора по имени Джейн Вирджилио скзала ему, оформить покупку надо через сайт и что ждать придётся дней десять.
- Даже полиции?
- А зачем полиции наш диск?
- Это в связи с бывшим учеником, мэм. Некто Мартин Мендоса.
- Мартин? Господи, с какой стати?
- Вы его знаете?
- Он был одной из наших звёзд – все говорили, что он далеко пойдёт. Потом эта частная школа увела его у нас из-под носа. У него проблемы?
- Он пропал. Если бы мы знали, с кем он дружил, это могло бы нам помочь разыскать его. Вы не в курсе, с кем он водился?
- Пропал? – переспросила Вирджилио. – Давно?
- Уже несколько дней.
- Родители, должно быть, с ума сходят.
- Да. Кто были его ближайшие друзья?
- Я, право, затрудняюсь назвать кого-либо.
- Что, вообще никого?
- По правде говоря, Мартин был не слишком общителен.
- Играл в команде – но был одиночкой?
- Я не... А, я понимаю, о чём Вы. Наверное, да. Мартин столько времени проводил на площадке, отрабатывая подачу, что у него вряд ли оставалось время общаться с друзьями.
- А девушка у него была?
- Понятия не имею. А что говорят его домашние?
- По их словам, у Мартина не было девушки.
- Тогда, наверное, так оно и было. Я больше знаю о нём, чем его.
- Звезда школьного спорта.
- Всё, что от него требовалось – это кинуть мяч быстро и точно, и игра наша. Вы говорите, что он пропал - вы допускаете возможность, что с ним что-то случилось?
- Я очень надеюсь, что нет, мэм, - сказал Майло. – Знаете что? Я, пожалуй, подъеду забрать этот диск прямо сейчас.
- Хм... ОК, я думаю, у нас на складе есть несколько штук. Если Вы так торопитесь, то дело, похоже, серьёзное. Бедные родители. Миссис Мендоса всегда приходила помогать на ярмарках и празднике пятого мая, а мистер Мендоса не отказывался обслуживать сотни гостей. Надо им позвонить.
- Неподходящее время, мэм. Они не отвечают на звонки.
- Ой.
- Вы можете мне что-нибудь ещё рассказать про Мартина?
- Хм... – сказала она. – Потрясающий парень, вот и всё.
Мы уже были в дверях, когда зазвонил телефон.
Полиция Сьерра Мадре: в овраге на северном краю этого милого городка рано утром обнаружен «корвет» Саля Фиделлы – брошенный и частично обгорелый.
Майло проверил по карте.
- Десять миль в северу от Эль Монте. Про Техас можно забыть: парень где-то недалеко от дома.
Школа была по дороге, и мы сперва заглянули туда. Чистая, ухоженная школа – но архитектура незатейливая, типичная для школьных зданий, да и поля для гольфа что-то не видно. Джейн Вирджилио на месте не оказалось, но её помощник вручил нам диск.
Мы снова сверились с дорожным атласом: дом семейства Мендоса был в пяти кварталах от нас, и мы отправились туда. Я подумал про Мартина: вот он встает пораньше, чтобы добраться в Брентвуд – и наградой за долгий путь ему служит разочарование.
Дом Эмилио и Анны Мендоса оказался маленьким, белым и лишённым особой индивидуальности. Все дочиста вымытые окна закрыты занавесками. На звонок Майло никто не отозвался.
Карманного размера задний дворик, спрятавшийся в тени похожей на зонтик кроны перечного дерева, был густо засажен бромелиями, папоротником и пальмами. К шпалере прислонён здоровенный мешок удобрений, свежеполитая трава блестит изумрудами. Стук в заднюю дверь. Тот же результат.
Майло приложил ухо к дверной панели.
- Ничего не слышу – но они, возможно, просто затаились.
Он позвонил на домашний телефон со своего мобильного. Никто не ответил.
Я предположил:
- Может быть, они упаковали чемоданы и отправились в Техас.
- После того, как избавились от машины? Дружная семья. А что, вполне возможно...
Впрочем, эта теория разбилась вдребезги после того, как мы позвонили в «Горный Хребет»: Эмилио Мендоса был на рабочем месте.
- Можно его к телефону?
- Сейчас посмотрим. – Через несколько секунд: - Извините, он занят.
Щелчок в трубке.
Проехав через Пасадену, мы оказались на северо-восточной оконечности Сьерра Мадре. Дома давно кончились, и  вокруг лениво перекатывались бурые холмы.
Никаких признаков присутствия полиции на подъезде к месту. Мы подъехали прямо к краю неглубокой лощины, до оврага явно не дотягивавшей. Возле чёрно-белой полицейской машины стояла женщина в форме. Женщина говорила по мобильному телефону. Лет сорока, тёмные волосы собраны в «конский хвост», на лице улыбка: разговор явно забавлял её.
Она лениво помахала нам рукой.
Ни полицейского ограждения, ни меток на месте, куда сползла машина – ничего, свидетельствующего о том, что здесь – место происшествия. Да и что охранять – «корвет» давно увезли.
Место происшествия оказалось десятиметровой впадиной, напоминающей по форме суповую миску. Края изъедены эрозией и покрыты, как бородой, змееподобными корнями и пеньками давно срубленных деревьев. На дне – ничего: просто плоское пустое пространство. Первые несколько футов южного склона помечены чёрными опалинами – там, видимо, и сползла вниз машина. До дна, впрочем, «корчет» не добрался.
Наиболее вероятным виновником показался большой клубок окаменевших корней ниже опалённого места. Брызги белого вокруг: кто-то пытался делать отливки отпечатков обуви.
Женщина в форме убрала мобильник в карман. На рукаве – две нашивки. Табличка с с именем: Е. Паппас.
- Лос Анжелес? Милости прошу. Я как раз собиралась сматываться.
Майло протянул ей свою карточку.
- Дебатов по поводу того, чья это территория, не предвидится?
- Мой шеф по части юрисдикции не придирчив, лейтенант. Машину отбуксировали в вашу автолабораторию.
- Довольны, что отделались?
- А то как же, - сказала она без тени сожаления. – Нас всего двадцать человек, я – единственный капрал, и за шесть лет службы я помню ровно одно убийство, да и то – семейно-бытовое дело, открыли и закрыли в тот же день. Вот поджоги – другое дело: в сухой сезон у нас тут пироманов хватает, пожарные наши без дела не сидят. Слава Богу, тут всё обошлось, деревья вокруг не занялись. Мы его даже в статистику не включили.
- Вы видели, как всё выглядело вначале?
- Первой приехала.
- А кто вызвал?
- А тут была группа школьников – вот их сопровождающий, один из родителей, и вызвал. Я не специались по поджогам, но работа была явно любительская. Пассажирское сиденье облили бензином, но окна оставили закрытыми, и огонь быстро задохнулся. Да и по части прятать улики ваш нарушитель тоже не мастак. Пытался столкнуть тачку вниз, на дно, но она зацепилась вон за те корни. Да если бы она и скатилась на дно, то всё равно осталась бы на виду. Если уж прятать что-то, так я могу показать такие балки в десяти минутах отсюда – такие заросшие, что там можно спрятать что угодно и навсегда.
- Что-нибудь путное с отливками?
- Нет, к сожалению. После того, как машину убрали, мы увидели отпечатки обуви – то-есть это мы думали, что это обувь. Оказалось, просто сучья оставили вдавления. Может, удастся найти отпечатки пальцев на машине? Из улик нашли только головной убор – его наверняка упаковали и снабдили ярлычком, позаботились о вас.
- Спасибо. А что за головной убор?
- Он был частично сгоревший – но я бы сказала, что это бейсбольная кепка. Там, где цвет сохранился, она синяя.
- Где её оставили?
- Мы нашли её на пассажирском сиденье – там, куда плеснули горючее. Уже из этого видно, насколько вялым было горение, если пламя не смогло прикончить даже тряпочную кепку.
- Сюда не слишком трудно добраться, - сказал Майло. – Тут бывает много народу?
- Вот Вы бы сюда поехали? – спросила Паппас. У нас тут, куда ни глянь, везде такая красота. Я считаю, что здесь – одно из самых некрасивых мест в округе. Единственная причина, по которой экскурсия сюда забрела – учитель хотел деток попугать, показать им, что такое эрозия.
Капрал Паппас уехала, а мы осмотрели место, но ничего интересного не обнаружили. Звонок начальнику автолаборатории. Тот подтвердил прибытие «корвета».
Багажник и перчаточник оказались пустыми, но номер шасси вывел на владельца – машина оказалась зарегистрирована на имя Сальваторе Фиделлы. Ущерб от огня был умеренным и оставил нетронутыми изрядную площадь пластика и металла, которые и были отработаны на предмет отпечатков, жидкостей и волокон. Такому же обращению была подвергнута и частично сгоревшая синяя бейсбольная кепка, которая тоже оказалась полностью лишена как отпечатков, так и ДНК. Несколько сгоревших волокон с металлическими вкраплениями наводили на мысль о медной или золотой нити – возможно, об эмблеме.
Майло позвонил детективу Шону Бинчи в участок и попросил найти в Интернете фотографию бейсбольной команды школы Эль Монте.
- Когда Вам это нужно, Лейт?
- Сейчас.
- Ясно. Так, посмотрим. Называется эта команда «Орлы»... Вот групповое фото – они выиграли у Темпл-Сити, все улыбаются.
- Какого цвета у них кепки, Шон?
- Тёмно-синего.
- Эмблема есть?
- Что-то вроде змеи... Нет, это буква S.
- Золотая?
- Точно, Лейт. Вам нужно что-нибудь ещё?
- Помолись за мир во всём мире, Шон.
- Я и так делаю это, Сэр. Каждое утро.
Мы поехали обратно в Лос Анжелес, остановившись на Колорадо купить кофе в пластмассовых стаканчиках. Пили мы его уже в машине, на ходу. Прямо к западу от нас была Пасадена, и это навело меня на кое-какие мысли. Но для обстоятельного разговора материала было маловато.
Майло сказал:
- Этот парень посылает девушек купить лёд, чтобы драматически заморозить Фриман. Потом для порядку мочит Фиделлу. Вопрос только, почему. Учитывая, что Элиза неразборчива в койке, а Фиделла – подонок, вполне может быть, что секс и обучение переплелись в этом деле особо мерзким образом.
Я спросил:
- Мартин был очень осторожен: он обставил убийство Элизы с хирургической точностью, дочится протёр дом Фиделлы посреди этой жуткой сцены. После этого он оставляет свою кепку в машине, а машину – на видном месте?
- Подростки, Алекс. Ты же сам всегда говоришь, что они непредсказуемы. А может, он достиг той точки: уровень адреналина упал, он устал убегать и готов к тому, чтобы его поймали. Мы можем это обсуждать до бесконечности, но пока что он – наиболее вероятный кандидат. Если в машине найдутся те же отпечатки, что и на гараже Фиделлы – я дам этому делу огласку.
Я сказал:
- В «Виндзоре» очень стараются проводить политику интеграции, но все их благородные усилия идут прахом. Родившиеся в поместьях плывут к своим университетам, Мартин Мендоса оказывается в тюрьме. Шеф – и Дарвин – будут очень довольны.
- Да, дело гадкое – но от этого не менее реальное.
Он допил кофе, пожевал свою потухшую сигару и прибавил газу. Миновав несколько выездов с магистрали, он сказал:
- Да, жизнь редко преподносит приятные сюрпризы. Мы оба это знаем.
На его рабочем столе не оказалось ни одного сообщения от Дарвина, но шеф оставил незнакомый номер.
Одмн гудок – и кабинет заполнил знакомый голос.
- Говори, Стёрджис.
Майло кратко обрисовал ситуацию.
- Этот дурачок оставил свою кепку в машине... Ну, если на него наберётся достаточно по итальянцу, то мы и Фриман на него повесим.
- Похоже на то, Сэр.
- Найди тех девчонок.
- Я достал диск с фотографиями всех учащихся школы Эль Монте, собираюсь показать их Чавесу.
- Сперва показал бы, а потом уж звонил.
- Виноват, Сэр.
- Получишь подтверждение на этих сучек – выходим в суд.
Засунув диск «Орлиной гордости» в компьютер, он вывел на экран страницы юных лиц, распечатал каждое фото, перечеркнул крест-накрест все фотографии мальчишек.
- Облегчим Жильберто работу.
Тем временем в камере Жильберто не спал. Он был взвинчен и жаловался на плохую еду.
Охранник сказал:
- Дурь у него в системе кончилась – вот он и дёргается.
Он отпер дверь.
Майло сказал:
- А вот тебе ещё картинки, Жильберто.
- Ты шутишь.
Чавес завёл руку назад и начал чесать спину. Чесался он яростно.
- У вас тут, по-моему, клопы.
- Нет, Жильберто, у нас тут чисто. Давай, начинай смотреть.
Чавес быстро перелистал страницы. Слишком быстро.
- Ты не гони.
- Увижу – узнаю.
Перевернув последнюю сраницу, он выругался.
- Ну что, нашёл?
- Нет, в том-то и дело, - сказал Чавес. – Нет их тут. Теперь ты меня не выпустишь!
- Взгляни ещё разок, Жильберто.
- Их тут нет! – заорал Чавес. Маленькие, грубые руки – руки работяги – сжались в кулаки. – Я хочу выйти отсюда!
- Ты полегче, Жильберто.
- Ты меня запер, я делаю, что ты хочешь, ты меня опять запер.
- Тебя травка заперла.
- Это не моя.
Майло бросил на него полный иронической жалости взгляд.
- Травка – сказал Жильберто, - это только штраф.
- Да. Но столько травки...
Глаза Чавеса заволоклись мутными слезами.
Майло сказал:
- Ты уж постарайся, помоги, и я тебе помогу.
- Ладно, ладно! Ты хочешь, чтобы я смотрел и сказал «да» - я говорю «да». – Палец утыкается в первую страницу. – Эта. Эта. И эта. Я дам тебе трёх, окей? Хочешь четыре, пять? Окей. Эта и –
- Успокойся, Жильберто.
- Матерь божья, их тут нет!
- Просмотри ещё раз, - сказал Майло. Но как-то не очень уверенно.

 
Глава 27

Ссутулясь, Майло вернулся в свой кабинет. Опять позвонил в лабораторию – узнать, что там с отпечатками пальцев на «корвете». Всё чисто: машина была вытерта.
- Ну да, конечно. Он так осторожен – но оставляет эту чёртову кепку прямо на виду. Может, она свалилась у него с головы, когда он поджигал этот чёртов бензин, он испугался и убежал. Решил, что всё и так сгорит к чёртовой матери.
Я промолчал.
- Э-э, нет, дружок, так не пойдёт.
Он позвонил в полицию Сан Антонио узнать про то, как прошло первое наблюдение за домом Гизелы Мендоса.
Были, проехали, признаков нештатной активности не отмечено.
- Сомневаешься – подкрепись.
В кафе «Могул» женщина в очках нагрузила его тарелку всем, что было выставлено в буфете, и добавила свежего омара из глиняной печи-тандура.
- Хоть кто-то меня любит, - пробормотал он, заталкивая за воротник салфетку.
Женщина просияла.
В тот момент, когда Майло как раз приканчивал третью миску рисового пудинга, в ресторан вошёл Шон Бинчи.
- Я бы не стал Вас отрывать по пустякам, Лейт, но за последние полчаса какой-то тип уже дважды звонил, спрашивал Вас. Сказал, это насчёт Мартина Мендосы. Я попытался позвонить Вам на мобильный, но он выключен.
Майло порылся в кармане, открыл телефон.
- Случайно выключил.
Искоса взглянул на меня.
- Или Фрейд был прав, и случайностей не бывает.
Я ответил:
- Фрейд ошибался по многим вопросам – но этот я оставляю на твоё усмотрение.
- Угу. – Он повернулся к Бинчи. – И что этот тип хотел сказать про Мендосу?
- Никаких подробностей. Просто сказал, что ему надо поговорить с Вами.
- А откуда он вообще узнал, что звонить надо мне?
- Ума не приложу, Лейт. – Бинчи вытащил блокнот. – Зовут Эдвин Кентен, вот его номер.
- Кентен лично позвонил?
- Да. А почему бы и нет?
- Мне рассказывали, что он умеет заставить других работать на себя.
Эдвин Кентен опроверг это утверждение, персонально ответив на звонок. Говорил он в нос. Тонкий голос с мягким музыкальным акцентом: не то низменности Флориды, не то южная Джорджия.
- Лейтенант Стёрджис, спасибо, что Вы так быстро перезвонили мне.
- Не за что, мистер Кентен. Кто Вас ко мне направил?
- Семья Марти Мендосы дала мне Ваш номер телефона, и именно про Марти я и хотел с Вами поговорить. Я знаю, что Вы очень заняты, Сэр, но если бы мы могли как-то встретиться, я был бы Вам очень признателен. Можно за чаем у меня в офисе. Я в Вествуде, на Уилшир, рядом с Брокстон.
- Когда Вам было бы удобно, мистер Кентен?
- На Ваше усмотрение, лейтенант.
- Я могу подъехать минут через двадцать.
- Я предупрежу распорядителя на моей автостоянке.
Юго-восточный угол перекрёстка улиц Уилшир и Глендон занимало изящное четырнадцатиэтажное офисное здание, отделанное известняком и кирпичом, с ручной работы лепниной поверху.
Притулившись боком к всей этой архитектуре, по соседству расположилась пятнадцатиэтажная штаб-квартира Эдвина Кентена – вызывающе-уродливый прямоугольник грязно-белого цвета с полосами окон безвкусного синего стёкла.
- Подарок, - сказал Майло, - и коробка, в которой он приехал.
Фирма КНТ занимала верхний этаж коробки, и добраться туда можно было на отпирающемся ключом лифте с надписью «Частный». Распорядитель на автостоянке телосложением смахивал на вышибалу и улыбался накладной улыбкой, тонкой, как слой грима. Позвонив наверх и получив «добро», он достал ключ, два раза повернул.
- Мистер К. вас ждёт. Всего доброго.
Мы вышли из лифта в блёклую, без окон, приёмную. Пол был покрыт ковром под плинтус, цвета щенячьей неожиданности. Матово-серая дверь без опознавательных знаков в противоположной стене. Вся обстановка состояла из четырёх беспорядочно расставленных складных стульев, кофейного столика со стоящей на нём банкой раскрошившегося печенья, несколькими пластиковыми бутылками беспородной минеральной воды и двумя стопками старых журналов, покосившимися, как Пизанская башня.
Пухлому коротышке, ожидавшему нас, на вид было лет шестьдесят пять – семьдесять. Лысина и мохнатые уши лесного гнома. Блёкло-голубая шёлковая рубашка пузырилась над розовыми льняными брюками и патентованными белыми ботинками. Рубашка была в тон любопытным глазам, брюки хорошо гармонировали с перстнем с бриллиантом на мизинце, а циферблат его часов размером превосходил некоторые мобильные телефоны.
Он осмотрел нас обоих, угадал верно.
- Лейтенант? Эдди Кентен.
- Очень приятно, Сэр. Это Алекс Делавар.
- Взаимно. Заходите, ребята.
Загорелое лицо Кентена напоминало почти ровный круг. Так же выглядели его торс и живот – словно кто-то небрежно поставил одно на другое три яблока. Когда он повернулся к двери, каждое яблоко повернулось с пугающей независимостью. Казалось, он вот-вот развалится, и я поймал себя на том, что уже напрягся, собираясь предотвратить несчастье. Вслед за ним мы отправились в поход по лабиринту незатейливых рабочих ячеек, где, вооружившись телефонами и компьютерами, тихо трудились человек двадцать. Кентен помахал рукой нескольким из них, улыбнулся всем и двинулся к своему офису, расположенному, как я и предполагал, в углу зала. Мы отправились следом, вдыхая имбирный аромат его лосьона после бритья, волнами накатывавшийся на нас.
Его личный офис оказался предсказуемо просторным, с синими стеклянными стенами, но вид на север и запад был закрыт более высокими зданиями. На востоке едва проглядывали вершины зданий на Уилшир. И только вид на юг был свободным и открытым: там, миля за милей, тянулись вереницы домов и невысоких магазинов, уступая вдали место взлётным полосам Ингльвуда. Над всем этим великолепем висела пелена смога, переливаясь цветами молочного шоколада.
Дешёвого вида письменный стол был завален бумагами везде, где не бы заставлен фотографиями в рамках. Некоторые фотографии были повёрнуты к посетителю: вот молодой, стройный Кентен с короткой армейской стрижкой и в парадном мундире женится на костлявой женщине почти на голову выше него, а вот калейдоскоп детей и внуков на различных стадиях развития. Обстановкой конференц-зала служили круглый складной банкетный столик и пластиковые стулья. Из угощения присутствовали электрический чайник, пакетики чая россыпью, и всё то же раскрошившееся печенье. Кентен спросил:
- Налью вам, ребята?
- Нет, спасибо, Сэр.
- Вы не возражаете, если я себя побалую?
Распечатав пакетик «Эрл Грей», Кентен налил, опустил пакетик в кипяток, ухватил печенье и начал шумно жевать, не обращая внимания на крошки, посыпавшиеся на рубашку. Подув на чай в чашке, он поджал губы.
- Приятно хлебнуть горяченького... Спасибо, что приехали.
- Чем мы можем быть полезны, мистер Кентен?
- Все зовут меня Эдди. Я сразу к делу. Супруги Мендоса обеспокоены тем, что Вы полагаете, будто Марти имеет какое-то отношение к смерти Элизы Фриман. Я хочу сказать Вам, что Марти не имеет к этому ровным счётом никакого отношения.
- И Вам это известно, потому что... ?
- Потому что я знаю Марти, лейтенант. Это же я привёл его в «Виндзор». - Кентен поставил чашку на стол. – Я-то думал, что оказываю ему услугу.
- Теперь Вы так не считаете?
- Хороша услуга, если за ним гоняется полиция!
Сказано с вызовом – но глаза блестят, а на лице – добрая родительская улыбка.
- Мы не гоняемся за ним, мистер Кентен. Мы хотели бы побеседовать с ним.
- Зачем?
- Мы пока не можен распространяться на эту тему.
- Что-то вроде Уловки-22? – спросил Кентен.
- Нет, Сэр. Просто ранняя стадия расследования.
- Расследования убийства. – Кентен покачал головой. – Вот уж не думал, что придётся беседовать с полицией по поводу убийства. Особенно насчёт Марти. Поверьте мне, лейтенант, он не имеет к убийству мисс Фриман ни малейшего касательства.
- Он сам Вам об этом сказал?
Кентен поставил чашку на стол.
- Нет. Я просто пытаюсь мыслить логически.
- Как близко Вы были знакомы с мисс Фриман?
- Мне было известно о ней, - сказал Кентен. – И о её репутации.
- Какую репутацию Вы имеете в виду, Сэр?
- Неподобающую в сексуальном плане.
- Это Марти сказал Вам?
Кентен взял в руку чашку.
- Она давала уроки многим учащимся, не только Марти.
- Вы слышали это от другого ученика из «Виндзор»?
- На данном этапе, - сказал Кентен, - я не хотел бы вдаваться в подробности. Ограничимся тем, что они не оказывают влияния на Ваше расследование.
- Об этом судить мне, мистер Кентен.
- Начнём с того, Лейтенант, что я не был обязан звонить Вам, так что не надо наказывать меня за проявленную гражданскую сознательность. Скажем так: мисс Фриман приобрела то, что у вас принято называть «пиджак» - я употребил правильный термин?
Майло ответил:
- «Пиджаком» у нас называют наличие криминального прошлого, подтвержденного документально.
- Ну, тогда скажем так: мисс Фриман приобрела... «свитер». Что-то похожее на пиджак. Кардиган, например.
Кентен хмыкнул. На наших лицах не отразилось ни тени улыбки.
- Простите меня, пожалуйста. Я не пытаюсь обратить её смерть в шутку. Ужасная вещь, ужасная. Люди не должны умирать насильственной смертью. Я только хочу сказать, что она позволяла себе ходить по кривой дорожке с некоторыми учащимися мужского пола, так вам, возможно, следует расширить круг поисков.
- С удовольствием, - сказал Майло. – Подкиньте мне несколько имён.
- Кто-то, с кем я знаком, – не Марти – рассказал мне что-то при условии полной конфиденциальности. Информация из третьих рук, так нет никакого смысла...
- Школьные сплетни? – спросил Майло.
- Извините, это всё, что я могу сказать.
- Ей нравились молодые мужчины – и за это она заслужила смерти?
- Простите?
- Вы сказали, что люди должны умирать естественной смертью. Звучит так, как будто она была приговорена к смерти.
Кентен почесал лысую макушку.
- Я думал, что подобные интерпретации остались на юридическом факультете, где я когда-то учился. Я говорил фигурально, лейтенант. Мне жаль мисс Фриман, и я сочувствую её семье. Я уверен, что они убиты горем. И я убеждён, что в конце концов вы это дело распутаете. Но хочу сказать Вам, что чем раньше Вы прекратите гоняться за Марти, тем скорее добьётесь успеха. Он отличный парень, я бы гордился таким сыном – а у меня шестеро своих, да девять внуков и ещё двое на подходе. Так что я, мне кажется, неплохо умею судить о личности подростка. Марти – парень безупречный. То же относится и к его семье – более честных и трудолюбивых людей Вы не найдёте. О Марти я узнал от Эмилио. Он работает в моём клубе, и мы подружились.
Богатые часто принимают услужливость за дружелюбие. Отрыв от реальности.
Майло спросил:
- Вы пригласили нас сюда только для того, чтобы ознакомить с характеристикой Марти?
- Простите меня, если я напрасно потратил Ваше время, - сказал Кентен. – Но это не та ситуация, когда знакомый знакомого просит меня написать их отпрыску рекомендательное письмо, чтобы того приняли в «Виндзор» или в Йейль. Характер этого парня я знаю до тонкостей.
- Вы учились в Йейле?
- Выпуск пятьдесят второго, закончил без особых отличий, поступил на юридический, бросил, пошёл в Корею. Вы же бывший военный, верно? Боевые или вспомогательные?
- Я был медиком.
- Так это боевые, - сказал Кентен. – А я служил во вспомогательных – учётчиком на одном из крупнейших военных складов в Сеуле. Всё, что надо знать о людях, я изучил там – после этого уже не надо учиться на менеджера.
- Рад, что Вам так повезло, Сэр.
- Вьетнам, - сказал Кентен, - был совсем другое дело. Мой старший сын служил там авиатехником, обслуживал вертолёты. И по сей день не желает об этом говорить. Так или иначе, вернёмся к Марти: отличный парень, трудолюбивый – если бы не тот проклятый случай, быть бы ему звездой спорта. Да и после этой травмы не следует терять надежды. Главное тут – беречь плечо, избегать ненужных нагрузок. То, что вы за ним гоняетесь, вряд ли способствует.
- Где сейчас Марти, мистер Кентен?
- Почему вы его преследуете?
- Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.
- С чего вы решили, что я знаю, где он?
- Вы же его наставник.
- Да. И был бы рад и сегодня давать ему наставления. К сожалению, мои попытки связаться с ним не увенчались успехом. Бедняга так напуган – кто знает, где он теперь?
Кентон отхлебнул чаю.
- Я удивлён, лейтенант.
- Чем?
- Тем, что Вы не выдали стандартного предупреждения насчёт сокрытия и пособничества.
- Вы что-то скрываете? Или покрываете преступника?
Кентен рассмеялся.
- Вряд ли. Я просто готов помочь Эмилио и Анне, вот и всё.
- И Марти тоже.
- Если попросит.
- Если он позвонит Вам, мистер Кентен, Вы должны сообщить мне.
- А Вы отправитесь прямиком к своему боссу.
- Прошу прощения? – сказал Майло.
- Не кокетничайте, лейтенант. Мы оба знаем, что сын вашего шефа учится в «Виндзор», и это увеличивает ставки. Понятно, что Марти – или кто-то вроде него – гораздо более подходящий подозреваемый, чем учащийся из района с «правильным» почтовым индексом.
- Если у Вас есть на примете другие учащиеся, к которым мне следует присмотреться поближе, мистер Кентен, дайте мне их имена.
- Знал бы – давно дал бы. Я знаю две вещи: Марти в этом деле не замешан, но ситуация, в которой находится шеф, повышает риск туннельного зрения.
- Шеф – как и все мы – заинтересован в том, чтобы арестовать истинного виновника обоих преступлений.
- Обоих?
- Вчера был убит сожитель мисс Фриман, а его машина была угнана со стоянки возле дома. За рулём видели молодого человека. Я только что вернулся оттуда, где была найдена частично обгорелая машина потерпевшего. Всё содержимое машины исчезло, но осталась бейсбольная кепка, которую, видимо, уронили, когда поджигали машину. Тёмно-синяя кепка с эмблемой, напоминающей золотую букву S.
Чашка в руке Кентена не дрогнула. Взгляд тоже.
- Это – Ваши вещественные доказательства? Бейсбольная кепка?
- Кепка бейсбольной команды Южного Эль Монте.
- Марти уже год как не играет за них.
- И тем не менее – предмет одежды необычный.
Кентен отвёл взгляд.
- Я уверен, что этому есть объяснение. Купить бейсбольную кепку может каждый.
- Не сомневаюсь, что Вы руководствовались самыми благородными соображениями, Сэр, но судя по тому, что я слышал, в городской школе Марти жилось веселее, чем в «Виндзор». У него была веская причина не расставаться с кепкой: оставил на память.
Молчание.
- Сэр, Вы когда-нибудь видели такую кепку у Марти дома?
- Я никогда не был у Марти дома.
- А он у вас?
- Вся семья бывала у мена на пикниках. У нас большой гриль, есть корт, есть выход на пляж, мои внуки зовут мой дом «Развлекальник». Марти играл с моими внуками. Это что-то говорит Вам о том, насколько я доверяю ему? У него нет склонности к насилию, лейтенант.
- Он бывал у Вас в такой кепке? Синяя с-
- Никогда, - отрезал Кентен. – Ни разу не видел ничего подобного.
- Мы зацепились за него не случайно, мистер Кентен. Элиза Фриман боялась его.
- Это просто смешно.
- Вот уж, воистину, слова наставника.
Взгляд синих глаз Кентена стал жёстким.
- Учитывая Ваши уникальные представления обо мне, могу понять Ваш скептицизм. Но запомните мои слова, лейтенант: Вы не распутаете это дело - эти дела – до тех пор, пока не снимете шоры и не прекратите преследовать Марти.
- Для Марти было бы лучше всего самому прийти к нам, чтобы мы могли его допросить.
Кентен поднялся и покатился к двери.
- Я сделал всё, что в моих силах, чтобы просветить Вас. Если я зря потратил Ваше время, то я очень сожалею.
Майло спросил:
- А что Вы имели в виду под моими «уникальными представлениями»?
- Ох, ну, бросьте, право, лейтенант.
- Я серьёзно.
Кентен пристально посмотрел на него.
- Хорошо, я Вам верю. Я имел в виду, что Вам следует подумать о том, какую роль в этом расследовании играет Ваш босс. В связи с тем, что в него оказался вовлечённым я.
- Каким образом, мистер Кентен?
- В своё время меня попросили участвовать в работе Комисси по Общественной Безопасности, которая занималась подбором нового шефа полиции. Я интервьюировал Вашего босса и нашёл, что он человек интересный и способный. Но у меня появились определённые сомнения относительно его суждений и темперамента. Вот Вам один пример его слабости в этих областях: в ходе интервью он попытался оказать на меня давление с тем, чтобы мы наняли именно его. Я, понятное дело, воспротивился – но, очевидно, недостаточно решительно, потому что он вышел с этой встречи, будучи уверен, что я его безусловно поддерживаю. Это совершенно не соответствовало истине – но часть вины определённо лежит на мне. Я не склонен к конфронтациям, и он, видимо, принял отсутствие возражений за знак согласия. Когда дело дошло до голосования – якобы тайного! – я проголосовал против. И с этих пор он убеждён, что я его обманул.
Кентен дёрнул себя за мочку уха.
- Только не говорите мне, лейтенант, что он не изложил Вам свою версию событий, как только узнал, что между Марти и мною есть связь.
- Лейтенанты и шефы полиции редко встречаются за чаем, Сэр.
- Возможно. Но данный шеф встречается с данным лейтенантом.
Кентен взялся за ручку двери. Повернул. Отпустил. Рука его упала, повиснув вдоль тела, словно силы его иссякли.
- Лейтенант Стёрджис, я хочу подкинуть Вам пищу для размышлений. Ваше имя всплыло во время того первого интервью.
Майло моргнул, но остался бесстрастным.
- Что Вы говорите?
- Представьте себе, - сказал Кентен. – Он упомянул Вас как пример своей терпимости. Я перефразирую, но его монолог звучал примерно так: «Знаете, Эд, у нас есть детектив по имени Стёрджис. Гомик из гомиков – но дело знает. Другого бы начало воротить от этого педика – но я держу своё личное отвращение при себе, пока он делает свою работу как следует. Дайте мне карликового шимпанзе-альбиноса с тремя глазами, который умеет раскрывать дела, Эд, и я гарантирую ему регулярное продвижение по службе».
Майло сказал:
- Такого пока не произошло – но человекообразных обезьян среди наших сотрудников немало.
- Лейтенант, «гомик из гомиков» - это дословно. Тогда меня озадачило, зачем он упомянул о гомосексуализме только для того, чтобы продемонстрировать свою толерантность. Спустя несколько лет, когда я узнал, чт; он говорит про меня, я понял. Он не только счиает меня человеком неискренним – он полагает, что я гомосексуалист. К сведению: я не гомосексуалист – но если бы я был гомосексуалистом, я не испытывал бы по этому поводу никакого дискомфорта. Знаете, почему он так думает обо мне?
- Почему, Сэр?
- Я жертвую значительные суммы на исследования СПИДа. Только университету - пять миллионов. Попробуйте угадать, почему, лейтенант.
- Вы решили, что это доброе дело, Сэр.
- Добрых дел на свете много, лейтенант. Я предпочёл СПИД, потому что майор Эндрю Джек Кентен, один из лучших пилотов истребительной авиации ВВС США - но, что важнее, мой младший брат, которого я вырастил после смерти наших родителей, - был одним из первых американцев, умерших от этой заразы. Ваш босс не потрудился выяснить это, потому что его взгляды не позволяют ему представить себе, что кто-то может совершать поступки, которые не продиктованы его личными, корыстными интересами.
Кентен опять повернул дверую ручку. Улыбнулся.
- По правде говоря, время от времени я ношу одежду пастельных тонов.
- Я вижу, Сэр.
- Ваш босс умеет эффективно управлять, и ему следует отдать должное: нынешнее снижение уровня преступности – его заслуга. Хотя мы оба понимаем, что на самом деле всю работу делают рядовые работники – такие, как Вы. Но каковы бы ни были его административные таланты, к этому делу он относится с предубеждением, потому что его сын, руководствуясь непонятными мне соображениями, хочет поступить в Йейль.
- Непонятными соображениями?
- Мне там было хорошо. Но дело не в том, где мы получаем своё образование, лейтенант, а в том, что мы потом делаем с этим образованием. Нам обоим ясно, что главная цель шефа – не привлекать внимания к школе до тех пор, пока не будут разосланы письма с результатами приёма.
- Марти Мендоса в качестве подозреваемого может привлечь внимание к школе.
- А может и не привлечь – если окажется, что он там уже не учится и не является примером того, как провалилась инициатива равных возможностей.
Лицо Кентена покраснело от гнева.
- Для людей, заправляющих школой, ребята вроде Марти – рабы. Наёмная прислуга. Вывихнул плечо - убирайся вон.
- Они же наняли Элизу Фриман давать ему частные уроки.
- Она знала, что это формальность. Оттого и халтурила.
- Марти говорил Вам, что она халтурила?
- Когда я позвонил ему, чтобы узнать, как идут дела, он сказал, что дела никуда не идут, потому что уроки она начинает с опозданием, заканчивает раньше времени, а во время урока отвечает на телефонные звонки. Марти было ясно, что ей на него наплевать.
- Были какие-либо сексуальные обертоны?
- Марти это отрицал – но он говорил, что некоторые звонки были от учащихся-мальчиков и что она была с ними весьма кокетлива.
- Марти отрицал это, когда Вы об этом спросили?
- Я спросил его, когда он рассказал мне про те звонки и её кокетливость, - сказал Кентен. – Я ещё подумал, не пытается ли он завуалировать факты, чтобы скрыть собственное смущение.
- «У моего друга есть проблема...»?
- Именно.
- В чём именно заключалось её кокетство?
- Мы не вдавались в подробности, лейтенант. Я позвонил Мэри-Джейн Роллинс, она сказала, что займётся этим вопросом, но так и не перезвонила, а вскоре Марти бросил ходить на уроки. Но я ни разу не слышал от него, что он на неё зол, лейтенант. Напротив – он попытался обратить всё в шутку. Честно говоря, мне кажется, он испытывал облегчение.
- Оттого, что с него сняли академическое давление.
- Он умный парень. Ему просто не хватает уверенности в себе во всём, что не касается бейсбола. Если позволяешь узким эгоистическим интересам другого человека оказывать на тебя влияние, то это служит не подспорьем, а помехой.
Кентен распахнул дверь, и в кабинет ворвался шум.
- Желаю удачи.
Распорядитель автостоянки с фигурой полузащитника вернул нам ключи. Улыбкой это не сопровождалось.
Тронувшись, Майло сказал:
- Да уж, тяжёлая рука.
- Когда оплачиваешь свои счета деньгами налогоплательщика, такое случается, - сказал я.
- Это упоминание про Йейль... Явный намёк: тронете меня – отыграюсь на Чарли. Он явно принимает всё это слишком близко к сердцу. Как ты думаешь – может, он не только наставник?
- Ещё одна экскурсия в грязные края?
- Он же носит пастельные тона.
Майло слегка улыбнулся.
- Если Кентен влез во что-то настолько грязное и опасное, зачем ему назначать эту встречу и привлекать внимание?
- Потому что он даже представить себе не может, что события могут развиваться не по его сценарию. Почём знать: может, Марти Мендома сейчас живёт себе припеваючи у Кентена в поместье. Его Снисходительность говорил что-то про Бухту Парадайз, но я проверил – это севернее, над Брод-Бич. Пять с лишним акров океанского берега, один въезд с магистрали. Совсем нетрудно припрятать там кого-то надолго.
Он снова позвонил Бинчи, приказал начать круглосуточное наблюдение за въездом в усадьбу, по очереди: Шон, потом Детектив Первого Ранга Мозес Рид, а потом – кого найдут. Лишь бы не совсем дурак.
Я спросил:
- А что с домом Мендосы?
- Это на мне. У старших по званию есть свои привилегии.
- Эль Монте выше классом, чем Малибу?
- Я надеюсь, что парень захочет заглянуть домой, повидать мамочку. Тут-то я его тёпленького и возьму. Посидит в КПЗ – всё выложит.
Слова настоящего охотника.
Глава 28

Наутро мы встретились в пустой комнате для «интервью». Майло и Мо Рид не спали всю ночь. Молодой детектив выглядел вымотанным. Майло глядел бодро – так не поддаётся усталости медведь, преследующий добычу.
- Я начну, Мозес, потому что у меня рассказ короткий: мать Мартина явилась вскоре после восьми вечера. В руках – одна сумка с продуктами.
Я спросил:
- Что, не похоже, что готовит на всю семью?
- Ну, поди знай. Может, та сумка была набита печеньем для Марти. В 10:20 приехал мистер М. – в форме официанта, в руках сумка, в сумке, судя по виду – лоточки с едой из ресторана. Никакой дальнейшей активности до семи утра, когда он появился в чистой униформе и уехал. Ну, думаю, держу пари, что он едет на работу. Остаюсь понаблюдать за женой. В 7:42 она едет в детский сад, где толпа детворы встречает её, как самую-пресамую лучшую бабушку на всём белом свете. Я звоню в клуб - Мистер на работе.
- Трудолюбивые люди, честно делающие свою работу, - сказал Рид. – Может, попросите распечатку их телефонных разговоров?
- Я бы попросил, но Джон Нгуен считает, что оснований у меня маловато - а он вряд ли изменит свою точку зрения. Ну, а как твой день на пляже, парень? Что-то загара не вижу.
- А я рыжий, Лейт. Обгораю, но не загораю. Единственное свободное место для парковки нашлось на противоположной стороне автомагистрали, метрах в десяти от въезда. Всё, что было оттуда видно – это стена живой изгороди да большие ворота. Я принял вахту у Шона, после того, как тот проводил Кентена из офиса в «Горный Хребет», а потом домой. К тому времени было около шести. У Шона есть фотографии, как Кентен входит: тот из себя инкогнито не изображает. Катается в кабриолете «бентли-континентал» пастельно-голубого цвета – у него даже колпаки на колёсах и те в тон. Была бы это моя тачка – я бы выбрал чёрную. Ну, в крайнем случае, тёмно-серую.
- Демонстрирует уверенность в себе, а?
- Там, между прочим, пятьсот шестьдесят лошадок, Лейт. Так или иначе: верх опущен, пассажиров нет, а в багажнике у этой модели не спрячешься.
- Да, мышцы под капотом там явно есть, - сказал Майло, - и тем не менее он раскрашивает её, как карусельную лошадку. Что это говорит нам о нём, Мозес?
Рид поёрзал, взгляд метнулся в сторону.
- Любит находиться в центре внимания?
- Похоже, что так.
Когда Рид вышел, я спросил:
- Карусельная лошадка? Ты что, расчитывал, что Рид скажет, что Кентен – гомосексуалист?
- Но ты же видел его глаза. Он же подумал именно об этом, правда? Да, старина Эдди – интересный тип. То ли он сам себе боится признаться – то ли и правда неравнодушен к пастельным тонам. Я тут позвонил двоим-троим знакомым: так называемому «гомо-сообществу» нечего сказать про него, кроме того, что они очень ценят деньги, пожертвованные им на СПИД.
- Так называемому сообществу?
- А что, по-твоему, мы – пастельно-голубой монолит?
Следующий звонок раздался через тридцать часов, когда я как раз сидел дома и заканчивал несколько отчётов для суда.
- Проку от наблюдения за поместьем Кентена и домом Мендосы – как от подкомиссии конгресса. От патрулирования возле дома Гизелы – столько же. Но минут двадцать назад я стал счастливым обладателем первой настоящей информации по Элизе. Звонок анонимный, номер не определяется, телефонистка, записавшая сообщение, говорит, что голос вроде мужской, но не уверена. С тем же успехом может оказаться, что она неправильно записала, но – вот содержание: «Насчёт убитой учительницы - подумайте про третье мая, восьмое октября, пятое ноября».
Я сказал:
- Чтобы день прошёл быстрее, нет ничего лучше нумерологии.
- Я уже порыскал по сайтам, занимающимся историей. Ничего.
Я переписал себе даты.
- Информация о Фриман не публиковалась, так что это кто-то из школы. И не напоминай мне, пожалуйста, что это может быть розыгрыш старшеклассников.
Я спросил:
- А ты не находишь интересным тот факт, что позвонили через два дня после того, как ты встретился с Кентеном?
- Пастельный Эдди пытается сбить меня с курса? Да, я подумал об этом, и в таком случае он замешан в этом деле гораздо глубже, чем мы думали. Один из моих пинкертонов было возликовал, когда к воротам Кентена подъехал паренёк тех же лет, что и Марти, в БМВ с откидным верхом. Велико же было его разочарование, когда оказалось, что машина зарегистрирована на имя Гаррета Кентена, девятнадцати лет, адрес на Транкас Бич, вероятно, внук. И тут я задумался. Для Кентена было бы довольно рискованно спать с Марти в таком месте, где в любой момент могут появиться его юные потомки. Извращение какое-то. С другой стороны, Гаррет уехал через несколько минут – верх на БМВ опущен, на заднем сиденье доска для сёрфинга.
- Приезжал к дедушке забрать своё барахло, - сказал я.
- Мы, конечно, последим за обоими местами, а через пару дней, возможно, попытаемся побеседовать ещё разок с супругами Мендоса. Есть ещё и довольно интересная находка у криминалистов, занимавшихся поджогом: даже если принять во внимание неопытность исполнителя, бейсбольная кепка, обнаруженная вблизи участка наибольшей концентрации бензина, должна была сгореть дотла – а она только слегка обгорела. Они говорят, что горело довольно вяло. Если уж использовался бензин, то почему не плеснули как следует, а только побрызгали слегка? Добавь к этому то, что машину оставили на довольно видном месте – и всё это начинает наводить на размышления.
- Машину оставили там, где её было легче найти – вместе с кепкой? Марти Мендосу подставили?
- Мистер Эдди К. такой сценарий, безусловно, пришёлся бы очень по душе. Но факты от этого не меняются: Элиза боялась этого парня, у него были психологические проблемы – и он сбежал. Мне нужны те две девки – но Чавеса уже выставили из тюрьмы.
- Чавес живёт ради травки, - сказал я. – Наверное, он и сейчас садит косяка в той же самой квартире. Так что арестовать его можно всегда – было бы желание.
- Такая вера в человеческую добродетель – и от кого? От знатока душ человеческих...
- Комментариев не будет, - ответил я.
- Ты только что прокомментировал.
Мадам Интернет, конечно, соблазнительница – но она в основном дразнится. Вместо того, чтобы рыскать в Интернете, я решил действовать по старинке.
Я пялился на даты из анонимного телефонного звонка, пока не заболела голова. Организм настоятельно требовал кофе.
3 мая
8 октября
5 ноября
Я выпил полторы кружки кофе, отнёс листок с датами к Робин в студию, объяснил ей, что делается.
Она отложила в сторону стамеску, посмотрела на даты.
- Извини, дружок.
Бланш вздохнула.
Я вернулся за стол и подумал, что всё может кончиться именно розыгрышем и что я борюсь с случайными числами.
Ладно. Попробуем порассуждать. Должна быть какая-то система.
Не обращая внимания на даты, я смотрел на текст.
Учительница. Что-то связанное с работой Элизы Фриман.
Выпускные экзамены в «Виндзор»? Чей-то безумный гнев из-за плохой оценки?
Нет. Она замещала. Учителя-почасовики не проводят экзамены.
Но она же подрабатывала, готовя к другому виду экзаменов.
Две даты осенью, одна в конце весны. Я зашел на сайт отдела экзаменов министерства образования. Восьмое октября оказалось в числе дат проведения теста на проверку академических способностей, но третье мая и пятое ноября – нет.
Те, кто забывают историю, обречены на её повторение.
Я хряснул по клавиатуре, как шимпанзе по игрушке.
Обе даты оказались из прошлогоднегоо календаря.
В голове зазвучал голос моей учительницы из второго класса.
Ты такой прилежный мальчик, Алекс.

 
Глава 29

Майло ослабил галстук, допил пятую чашку кофе и продолжил рассматривать принесённую мною распечатку. Наконец спросил:
- Что, Элиза умудрилась не улучшить результаты экзаменов одного и того же ученика три раза подряд? Или три ученика вступили в кружок «Мы Ненавидим Мисс Фриман» и сговорились замочить её:
- Или наоборот. Никакой неудачи не было, - сказал я. - Она умудрилась улучшить тезультаты экзаменов – но сделала это несколько нетрадиционным способом.
- Каким, например?
- Освободив своего клиента от необходимост сдавать экзамен.
- Послала за него сдавать подставное лицо? Как ты до этого додумался?
- Потому что такое дело стоит того, чтобы его скрывать. Я поискал скандалы, в которых фигурируют подставные лица, сдававшие экзамены за других, нашёл немало. А это только те, кого поймали. Экзаменационные службы обязаны проверять образцы почерка, а на входе проверяют удостоверения личности. Но когда идёт толпа абитуриентов, а подставной достаточно похож на владельца удостоверения, можно и проскочить. Кстати, иногда экзамены проводятся прямо в «Виндзор», но даты не совпадают.
- В «Виндзор» этот номер точно не прошёл бы. Так-так-так…
- Афёра с экзаменами также вписывается в гибкие моральные рамки Элизы и, возможно, проясняет мотивы. Если предположить, что диск с фильмом о сексуальных домогательствах – фальшивка, которой так и не воспользовались, то ей – вероятно, как и Фиделле – понятие вымогательства было не чуждо. Если телефонный звонок не розыгрыш, то это позволяет также сузить профиль подозреваемого: богатый ученик, от которого ждут поступления в престижный колледж и который не сумел как следует подтянуться на частных уроках. Вот почему её компьютер – и Фиделлы тоже – унесли. Там были данные о её учениках.
- Богатый ученик, за которым стоит жирный банковский счёт родителей, - сказал он. – Мистер и Мисси Глубокий Карман платят за частные уроки, потом добавляют ещё – гораздо более серьёзную сумму – за то, что кто-то идёт сдавать тест за их отпрыска, потому что всё делается во имя одного: отпрыск долен во что бы то ни стало поступить в Гарвард, а самому ему этого не потянуть. Двойник сдаёт тест, отпрыск покупает алый джемпер, все довольны. И тут Элиза разводит их на солидную доплату. Но если это только один ученик – откуда три даты?
- Возможно, первая – это общий тест, - предположил я, - а две других – тесты по отдельным предметам.
- «Академия Подставных Наук оказывает полный комплекс услуг!»
- Если речь идёт о вымогательстве в особо крупных, то становится понятным, почему они решили не использовать сценарий с якобы изнасилованием Элизы. Всё становится гораздо легче, а Элиза при этом сохраняет работу.
Он встал, потянулся, сел.
- Если ставки такие высокие, как об этом узнал тот, кто позвонил нам? И почему всё так зашифровано?
- Может, какой-то прилежный ученик наткнулся на подозрительно высокую оценку другого ученика и возмутился. Устроить шум ему не позволяет опасность остракизма со стороны других учеников: сделаешь такое – и сам себя приговоришь к мукам адовым в школе. Кроме того, скандальное разоблачение бросит тень на всю школу – да и на тебя самого.
- «Я не стукач, я просто намекнул полиции. Не разберутся – сами виноваты». Интересно, что бы сказали по этому поводу на этих семинарах по этике, которыми так гордится школа.
Он рассмеялся. Потом опять стал серьёзным.
- Возможно, наводку подкинул Марти Мендоса. Он-то уж точно был бы недоволен, глядя, как какой-то богатый баловень платит за высокую оценку.
- Возможно, - сказал я. – Хотя я думаю, что Марти мог бы сыграть и в открытую. И вот ещё что: механика шантажа выглядит правдоподобной – но мотивы убийства могли быть и другими. Не защита от вымогательства, а устранение конкурента. Потому что путь от дома Фиделлы до Сьерра Мадре лежит через Пасадену. И там живёт кто-то идеально подходящий для роли «сдавателя за других».
Он посмотрел на меня.
- Трей Франк.
- Гениально. Выпускник «Виндзор», выглядит достаточно молодо, чтобы сойти за учащегося, регулярно меняет цвет волос.
- Не ради пижонства, а для маскировки. Делает всю грязную работу, рискует. Ему надоело, что Элиза и Фиделла прикарманивают львиную долю.
- И на Марти тебя вывел он. Он сказал нам, что Элиза боялась Марти. Если это был отвлекающий маневр – то он, безусловно, сработал.
- Да, дела...
Он вскочил и быстрым шагом отправился в переднюю. Вернулся возбуждённый и покрасневший.
- Меня не покидает ощущение, что меня водят за нос. Вся эта история с Марти уводит нас в сторону от отношений Франка с Элизой. Ты же с самого начала говорил, что от убийства Элизы за версту несёт расчётом и мозгами. Франк – инженер-химик, утверждает, что не имел дела с сухим льдом с детства. Ну и что?! Ничто не придаёт убийству большей элегантности, чем легкая ностальгическая нотка, правда?
- Если преступник – Франк, то становится понятно и то, почему Фиделле вышибли мозги. Франк должен был прикончить их обоих. Возможно, он явился к Фиделле обсудить дела: как будет идти бизнес теперь, когда Элизы больше нет. Оружия он не принёс, потому что уже бывал тут и знал, что у Фиделлы есть бильярдный кий. Конечно, есть закавыка с этим алиби – но он был на севере четыре дня: у него было достаточно свободного времени, чтобы прилететь, замочить Элизу и вернуться. Он с ней спал; вполне возможно, у него был ключ от её дома. И его появление её не встревожило бы: она спокойно пила в его присутствии.
- И тут в действие вступает оксикодон. Так что же эти девицы?
- Две девчонки, готовые сделать всё, что угодно, для интересного взрослого мужчины. Вполне возможно, что они тоже учатся в Калтех, только на младших курсах. Они, что тоже возможно, могли подумать, что участвуют в невинной проделке. Там эи вещи практикуются достаточно широко: разберут, например, машину, а потом собреут её в комнате в общежитии. Или найдут способ вломиться в компьютер, управляющий табло на местном стадионе, и поменяют счёт во вреям матча.
Он сказал:
- Молодым человеком, уехавшим на «корвете», вполне мог быть Франк. И кто лучше инженера-химика может организовать поджог, который НЕ сожжёт машину дотла?
- После того, как покупает бейсбольную кепку с эмблемой Южного Эль Монте и оставляет её в машине, чтобы подставить нашего любимца - беднягу Марти Мендосу
- Злой человек, - сказал он. – Если в этом телефонном звонке что-то есть... Ладно, начнём решать головоломку. Посмотрим, получится ли при этом портрет мистера Франка.
Он позвонил в Южный Эль Монте, попросил к телефону Джейн Вирджилио.
- Добрый день. Это опять лейтенант Стёрджис... Нет, пока нет, но не могли бы Вы проверить, кто покупал бейсбольную купку с эмюлемой «Орлов» за последние два месяца? Не из игроков команды... Да, я знаю, что это через Интернет – но у Вас же наверняка есть доступ к... Да, конечно, с удовольствием. Подожду.
Три минуты он нетерпеливо постукивал носком ботинка по полу – потом его рука резко взлетела вверх, запуская в космос ракету: большой палец.
- Спасибо Вам огромное, мисс Вирджилио. Обязательно передам семье, что Вы помогали.
Ухмыльнувшись, он ввёл пароль своего компьютера.
- Если не считать игроков, потерявших свою купку, да иногда выпускников, кепка «Орлов Эль Монте»– товар неходовой. За последние шестьдесят дней продана всего одна. Причём – ты слышишь, амиго? – двадцатого октября.
- Спустя двенадцать дней после экзаменов. Франк сам её купил?
- Я считаю, что я заслужил такое везенье – но, по крайней мере, имя мне дали: Брианна Блевинс, адрес в Северном Голливуде. Что не так уж и далеко от того места, где покупали лёд. Если окажется, что она – пышная белая девушка, то её ожидает немало неприятных минут. Да здравствует Фейсбук!
Брианне Блевинс было девятнадцать лет. Круглое лицо с рассеянной улыбкой. Блестящие чёрные волосы ниже талии и тело резиновой куклы. Фото в бикини с надписью «Более – Не Менее!»
Не студентка в Калтех; кончила школу в Северном Голливуде и «ищет своё место в мире».
Лёгкая добыча даже для человека с IQ вполовину от Франка. Интересно, подумал я, где и как они познакомились.
Если она и дорожила знакомством с гением из Калтеха, она никак не рекламировала этот факт. Ни фото Франка, ни упоминания о нём. Зато была куча фотографий красивой, стройной девушки с выбеленными кончиками волос и склонностью к чрезмерному использованию теней для век.
Лучшая подруга Брианны на веки вечные, мы неразлучны, наши сердца бьются в унисон.
Сельма Арредондо.
Майло сказал:
- Вот она, «тощая». Да, социальные сети – штука полезная.
Не было ничего про Франка и на странице Арредондо.
Он потянулся за телефонным справчником. Ни та, ни другая в списках не значились.
- Может, они пока живут при родителях. Ну-ка, сколько людей по фамилии Блевинс живут в Северном Голливуде?! Повезло. Только один: Харви П.
Никого. На автоответчике – стандартное приветствие.
Он не оставил сообщения, поискал Арредондо в Вэли, нашел нескольких, дозвонился почти до всех. Никто из них не знал Сельму.
База данных автоинспекции подкинула водительские удостоверения обеих девушек, полученные три года назад. Свежие юные лица. Брианна уже успела несколько раз нарушить правила на грузовичке «форд», зарегистрированном на имя Харви Блевинса.
Мурлыкая под нос песенку, Майло отыскал тачку Сельмы: чёрную «хонду» пяти лет от роду.
- Смотри-ка! Чавес ненароком правду сказал! Чтобы восстановить мою веру в человеческую натуру, этого, конечно, недостаточно – но всё-таки один маленький шаг в этом направлении сделан.
Адрес Арредондо совпал с адресом одного из телефонов, который не отвечал. Майло позвонил снова. Автоответчика не было.
- Вот поэтому я и не играю в азартные игры, друг мой.
- Саль выиграл джекпот – и посмотри, чем всё это кончилось, - сказал я.
- Давай-ка навестим Франка ещё разок. Не хочу его нервировать, так что скажем ему, что нашли новые вещественные доказательства, подтверждающие, что тут замешан Марти Мендоса. Ну, например, «корвет». Не мог бы он ещё раз побеседовать с нами по поводу этого парня.
- Я бы не стал упоминать убийство Фиделлы. С какой стати тебе говорить с ним об этом?
- Да , действительно. Да и Брианну с Сельмой упоминать не следует. Если Франк с ними связан, нечего их загодя оповещать. Есть другие предложения?
- Просто будь самим собой, мастер перевоплощения.
Он покрутил кончик воображаемой бородки. Ещё раз пронзил воздух кулаком и хлопнул в ладоши.
- Трей, мальчик мой, я, может, и дурак, но я всё-таки прищемлю тебе задницу, Эйнштейн химический!
Глава 30

Звонок в дверь квартиры Трея Франка. Никто не открыл. Коридор обшарпанного здания отозвался гулким эхом.
- Наверное, в лаборатории, - предположил Майло. – Смешивает свои настойки, или как там у них это называется.
До Калтеха мы доехали за три минуты. Секретарша в приёмной химико-технологического отделения внимательно взглянула на карточку Майло.
- Лейтенант? Одну минуту.
Она исчезла во внутреннем помещении. Последовал разговор по телефону – в голосе звучала тревога. Через несколько минут из главной двери отделения вышел человек лет пятидесяти, худой и седобородый.
- Джентльмены? Норм Мун. Я научный руководитель Трея Франка.
Майло протянул руку.
- Очень приятно, профессор.
Мун отмахнулся от чинов, отвечая на рукопожатие.
- Вы нашли Трея? Только не говорите мне, что с ним что-то случилось.
- А он что, пропал? – спросил Майло.
Мун дёрнул себя за бороду, выдернул волос.
- Так вы не в курсе. А я-то было подумал... Тогда, я полагаю, вас опять интересует репетитор. Ну, та женщина, у которой он работал.
- Элиза Фриман, профессор. Трей рассказывал Вам об этом?
- Несколько дней назад, в лаборатории, я заметил, что он чем-то озабочен, и спросил, что случилось. Он сказал, что с ним произошёл странный случай: его допрашивала полиция.
- Мы называем это «интервью».
Мун улыбнулся.
- Как бы то ни было, Трей испытывал ощущения, как на допросе. Словно вы подощреваете его в чём-то – только оттого, что он был знаком с этой женщиной.
- Побеседовать с знакомыми потерпевшего – процедура достаточно рутинная.
- Ну да, логично, - сказал Мун. – Тем не менее, я думаю, что большинство людей не испытывает от подобных процедур никакого удовольствия.
- И давно Трей пропал?
- Он не приходит в лабораторию уже два дня, и нам не удалось связаться с ним. Одно из достоинств Трей – надёжность. Мы готовим важную статью, поэтому его участие особенно важно.
- Возможно, - предположил я, - сказалось давление.
- Какое давление?
- Статья плюс его обычные обязанности.
- Хм, - сказал Мун. – Нет, не думаю. Трей никогда не отличался повышенной нервозностью.
- Хладнокровен под огнём. Но наше интервью вывело его из равновесия.
- Он был не столько встревожен, сколько огорчен - тем, что кто-то мог подумать, что он способен на такую жестокость.
- Он описывал убийство как жестокое?
Мун облизал губы.
- Не думаю, что мы затрагивали такие детали – честно говоря, такие вещи меня не интересуют. Я полагаю, он имел в виду убийство как таковое. Разве это не жестокость по сути – отнять жизнь?
- Когда Вы и Трей были в Станфорде, вы находились рядом большую часть времени?
- Звучит так, как будто Вы пытаетесь подтвердить алиби.
Я улыбнулся.
Мун сказал:
- Вопреки сложившимся представлениям об учёных, мы работаем тяжело. Это была рабочая поездка, и работали мы, в общем-то, с утра до вечера.
Майло спросил:
- То-есть вечерами Трей оставался сам по себе?
- Я его научный руководитель, а не няня. Понятия не имею, что он делал по ночам. Попробуйте поинтересоваться у Джульет Харшбергер. У них с Треем имеет место некий роман.
- А Вы у неё не спрашивали?
- Я стараюсь не вмешиваться в личную жизнь моих студентов – но я как раз обдумывал, не сделать ли мне это.
- Где можно найти мисс Харшбергер?
- Скорее всего, здесь.
- На этом отделении?
- Здесь – в смысле в кампусе. Она изучает биологию.
- Спасибо, профессор. Есть что-нибудь ещё, что нам, на Ваш взгляд, следует знать про Трея?
Мун ответил:
- Мне явно по душе его присутствие в лаборатории. Он умен и умеет хорошо мыслить с дальним прицелом. В нашей области часто нужны годы, а иногда и десятилетия, чтобы решить проблему. Многие студенты – даже самые толковые – сникают, когда от работы долго нет отдачи. Перегорают.
- Трей же, напротив...
- Способен держать в поле зрения суть проблемы, равно как и цель исследования.
Мун погладил бороду.
- Надеюсь, Вы не думаете, что он имеет отношение к убийству?
- Рутинные вопросы, - ответил Майло. – Кроме того, с умными людьми интересно поговорить.
Когда он отошёл на расстояние, не позволявшее ему слышать, о чём мы говорим, я сказал:
- Да, умение тщательно планировать – это явное преимущество.
- Я подумал о том же самом.
В приёмной биологического отделения двое студентов изучали доску объявлений. Так смотрят на храм.
К листу пробки, покрывавшему доску, были пришпилены объявления о продаже, поздравление профессору, информация о летней практике за границей и вырезка про последние достижения в области компьютерной симуляции нейронной проводимости у дрозофилы.
Майло поинтересовался у секретарши, где найти Джульет Харшбергер.
- Её сегодня нет.
- Не подскажете, где её можно найти?
- К сожалению, нет.
- Попробуйте поискать её у неё дома, - сказал один из студентов, не отрывая взгляд от доски объявлений. Высокий, смуглый, сутулый, он хихикнул. – Шансы на успех подобного предприятия весь ма высоки: она проводит дома гораздо больше времени, чем здесь. Завела бы себе там и лабораторию – вообще не надо было бы тут появляться.
Его спутник – небритый, в очках, плотного телосложения – поднял бровь.
Секретарша нахмурилась.
- Брайан, тебе что-то нужно?
Лохматый ответил:
- Нет, Надин, япросто воспользовался редким свободным моментом – решил поискать, где бы интересно провести июль за чужой счёт.
Нам:
- В моей квартире на пять комнат меньше, чем в шестикомнатной. Ощущение, что стены давят.
Секретарша повернулась к нам:
- Что-нибудь ещё?
Майло сказал:
- Адрес Джульет Харшбергер, пожалуйста.
- Извините, не положено.
Брайан загоготал и выпалил название улицы и трёхзначный номер.
Хорошо, конечно – и секретаршу уел – но совершенно лишнее. Эта та девушка, что обнималась с Франком на веранде.
Надин воскликнула:
- Брайан!
Брайан зажал себе ладонью рот.
- Упс. Глупый я, глупый. А всё оттого, что я по ночам работаю, в отличие от некоторый. У меня от этого префронтальные доли мозга слиплись.
- Герой ты у нас, - сказал его приятель.
Секретарша сказала:
- Это было совершенно неуместно.
Брайан ответил:
- Так же, как учиться в университете, плывя по течению в комфорте своей шестикомнатной квартиры и не имея никаких серьёзных обязанностей, кроме явки на семинары, когда все остальные пашут, работая ассистентами исследователей и преподавателей и делая другую чёрную работу, от которой мозги пухнут!
Надин вспыхнула.
- Брайан, я бы попросила...
Он с топотом вышел, бормоча себе под нос:
- Ну да, ну да. Проверки реальностью не выдерживаете. Тоже мне, неожиданность.
Его друг взглянул на нас, пожал плечами и отправился следом.
Майло сказал задумчиво:
- Молодой человек явно не в духе.
Надин сказала:
- Он только что завалил устный экзамен.
Когда, прибавив шагу, мы догнали Брайана, он сидел под дубом и курил сигарету. Второго парня видно не было.
Брайан втянул полные лёгкие никотина.
- А, опять жандармения...
- Спасибо за информацию, Брайан, - сказал Майло.
- Вам повезло. Я дурак.
- Она богатая девушка, да?
- Её папаша – Харшбергер Петролеум. Славная техасская девушка.
- Своими силами пробиваться – ума не хватает?
Брайан потрогал языком зубы.
- Вам как ответить – честно или язвительно?
- Лучше честно.
- Сперва скажите мне, с чего вдруг ею интересуется полиция.
- Это насчёт её дружка.
- А, месье Куафюр?
- Извините?
- Ну, ухажёр её, химик этот. Меняет цвет волос каждый месяц. Наверное, изучает краски для волос. – Сухой смешок. – Что он сделал?
- Он – потенциальный свидетель.
- Свидетель чего?
- Брайан, - сказал Майло, показывая зубы, - я бы предпочёл задавать вопросы, а не отвечать на них. Что, Джульет недостаточно умная?
- Умная, умная, не в том дело. Доктор Чанг – мой научный руководитель – никогда не берёт больше одного студента в год, да и то не всегда. В этом году он взял двоих.
- Тебя и Джульет.
- После того, как она подала документы с опозданием на несколько месяцев. Я получаю стипендию. Ей стипендия не нужна. Причинно-следственная цепочка прослеживается?
- И теперь тебе приходится тащить её.
- Не то чтобы у меня из-за неё прибавилось работы: Чанг и так нас гоняет, как рабов. Но она, видимо, освобождена от всего, чем приходится заниматься остальным. Я уже говорил, что реальность и так регулярно причиняет немало болезненных ощущений, но если бы у неё была хоть чуточка такта, она бы попыталась тянуть сама хоть часть своей нагрузки.
- Шестикомнатная колыбелька, - сказал Майло. – Недурно.
- Лично я не был удостоен приглашения – но на Чанга квартира произвела весьма глубокое впечатление.
При дневном освещении дом в испанском стиле был ещё прелестнее: деревья безупречно подстрижены, кусты сверкают, клумбы – радость цветовода. Из дома, рука об руку, вышла пожилая пара – оба седовласые, безупречно одетые. Они не остановились поздороваться с худенькой девушкой на веранде.
На ней была всё та же универсистетская футболка, в которой она была, когда сидела рядом с Треем Франком, положив голову на его плечо. Скамейка под нею прочно стояла на земле – но она раскачивалась взад-вперёд, глядя вдаль.
Как жена китобоя, ожидающая, пока шторм изрыгнёт тело её мужа.
Она заметила наше появление, но продожала раскачиваться.
Увидев карточку Майло, она разрыдалась.
Квартира Джульет Харшбергер оказалась отделана в стиле деко-модерн и благоухала ароматизированными свечами. Подписанные фото Картье-Брессона на стене соседствовали с неподписанной картиной в кубистском стиле.  Длинношерстная белая кошка, до того неподвижная, что когда она всё-так моргала, то казалось, что внутри у неё батарейка, сидела на диване и игнорировала происходящее. Её хозяйка сидела на краешек обитого кремовым бархатом стула, отделанного чёрным деревом, и продолжала плакать. Майло протянул ей один бумажный носовой платок, другой. С третей попытки ему, наконец, удалось унять этот источник горьких слёз.
- Мисс Харшбергер...
- Я знала, что этим кончится. Трей был так напуган. А теперь вы скажете мне, что произошло что-то жуткое и необратимое, и я никогда не смогу изгладить этот ужасный момент из своего сознания.
- Мы пришли вовсе не для того, чтобы сообщить Вам что-то дурное. Мы просто хотели узнать, где Трей.
 Огромные бледно-зелёные глаза Джульет Харшбергер, казалось, сейчас вылезут из орбит. В ней было полтора метра росту, от силы сотня фунтов весу. Нежное лицо феи усыпано светлыми веснушками; копна светлых, тщательно уложенных волос. Маленьким, острым грудкам не удалось как следует заполнить её белый кашмировый свитер. Мальчишечьи бёдра потерпели аналогичную неудачу с отглаженными, явно от модельера, джинсами.
Щуплая молодая женщина может легко сойти за старшеклассницу. Интересно, подумал я, не выходит ли её связь с Франком за рамки романтической. Не участвовала ли и она в сдаче тестов за других?
Она спросила:
- Вы и правда не знаете, где он?! Я тоже не знаю – и ужасно волнуюсь. Исчезать совсем не в его стиле.
Майло спросил:
- А чем он был так напуган?
- Не знаю, - ответила она. Ответила слишком быстро.
Мы ждали.
Джульет Харшбергер сказала:
- Не знаю.
Майло спросил:
- А где Вы получили первую учёную степень?
Она опешила, но пробормотала:
- В Браун.
Хм... Да, полностью тому правилу доверять нельзя.
- Оттуда – сразу сюда, в Калтех?
- Нет, через год.
- Работали в лаборатории?
- Путешествовала. А что?
- Обожаю путешествовать,  - сказал Майло. – Куда Вы ездили?
- Европа, Юго-Восточная Азия. – Короткая задержка. – Африка.
- Кругосветное путешествие?
Молчание.
- Звучит заманчиво.
- Мне это было нужно, - сказала она. – Перед зубрёжкой.
- Вторая учёная степень – дело нелёгкое.
- Вторая учёная степень в таком месте – это... – Её глаза опять набухли слезами. – Тут все гении. Кроме меня.
Майло сказал:
- Я уверен, что Браун Вы закончили с отличием.
Джульет Харшбергер заскрипела зубами.
- В Брауне я слыла умницей. А в Калтехе я числюсь неодушевлённым предметом.
Взгляд в сторону.
- Трей – гений. Он – моя единственная надежда.
- А теперь он испуган. И исчез.
Она заплакала. он протянул ей очередной платок.
- Джульет, что происходит?
- Можно просто Джули.
- Расскажите мне про Трея, Джули.
Он покачала головой.
- Я не могу.
- А если он в опасности, Джули?
- Не говорите так, пожалуйста!
- Трей наверняка рассказывал Вам об убийстве.
Джули Харшбергер протянула руку к кошке. Кошка отодвинулась в сторонку и продолжала делать вид, что спит.
- Омарина, ты такая ленивая!
- Что рассказывал Вам Трей об убийстве, Джули?
- Что Вы приходили к нему домой допрашивать его.
- Когда Вы в последний раз видели его?
- Вот тогда, - ответила она. – Как только вы уехали, он пришёл сюда. На следующий день он не звонил – но иногда он допоздна работает в лаборатории. И только вчера вечером я заглянула туда – его не было на месте, а мы договаривались выйти поужинать вместе. Я собиралась отвезти его в Парксайд Гриль – мой любимый ресторан. И с тех пор он не вернулся, не появлялся в лаборатории, а его мобильный не отвечает.
- А чем он был так напуган, Джули?
- Я... Я не могу.
- Джули, мы знаем про афёру со сдачей тестов.
У неё отвалилась челюсть.
Майло сказал:
- Да, поступок дурной. Но Вы вот о чём подумайте: Трей был настолько испуган, что решил выйти из игры. Так что если Вы будете темнить и тормозить нашу работу, это может повредить его здоровью. Когда он рассказал Вам об этом, Джули?
- Несколько месяцев тому назад, - сказала она. – Это его тревожило. Она убедила его продолжать.
- Элиза Фриман.
- Он сказал, что она на всё пойдёт, лишь бы срубить бабки.
- Она наняла Трея, потому что он мог сойти за старшеклассника.
- И потому, что он сам заканчивал эту школу.
- «Виндзор»?
Кивок.
- Это было важно, потому что...
- Все студенты, за которых он сдавал, были оттуда.
- Элиза Фриман Решила ограничиться учащимися «Виндзор»?
- Она сказала Трею, что так проще. И потом, у неё было полно учеников оттуда.
- Сказывалось давление – выделиться, показать себя?
Она скорчила презрительную гримасу.
- В Хьюстоне я училась в такой школе – до тех пор, пока не почувствовала, что больше терпеть не могу, и потребовала, чтобы меня перевели в обычную городскую школу.
- Трудная обстановка.
- Жестокая, безразличная, эгоистическая. Элиза и какой-то тип, с которым она связалась, наживались на этом.
- Тот ещё тип.
- Трей сказал, что он полное ничтожество: поздороваешься с ним за руку – не забудь потом сразу пересчитать пальцы на руке.
Я спросил:
- Сколько раз Трей сдавал тесты за учащихся из «Виндзор»?
- Откуда я знаю? Не хочу об этом говорить.
- А Трей говорил об этом спокойно?
- Да нет, не очень, - сказала она. – Мы говорили о том, каким непрочным и иллюзорным стал мир, и он привёл это в качестве примера.
- Примера чего?
- Чего-то глупого и бессмысленного. Этот тест – насмешка, есть всякие приёмы, достаточно быть внимательным – сам можешь догадаться.
- Да. Если ты умный, как Трей.
- Мои родители с девятого класса заставляли меня заниматься с частными преподавателями, и толку от них не было никакого. Я поняла, что готовиться надо именно к тесту, получила 790 по биологии, 740 по химии и 1490 на стандартном академическом тесте. Тогда эта оченка исчислялась из 1600.
- Впечатляет.
- Вы так полагаете? – Она невесело усмехнулась. – Мой брат отказался заниматься с репетиторами, получил 1520.
Я сказал:
- А Трей выбивал 1600.
- Конечно.
- Сколько Элиза платила ему?
- Не зна... Да ладно, скажу, она каждый раз платила ему пять тысяч. Себе она забирала больше, хотя всю работу делал он.
- Насколько больше?
- Она ему так и не сказала, и он решил, что много... Я надеюсь, что с ним всё в порядке.
Схватив в охапку кошку, она стала гладить её так яростно, что та замяукала от возмущения.
- Омарина, ты такая тёплая... Если вы найдёте его, пообещайте мне помочь ему.
Майло сказал:
- Конечно.
- Тогда я скажу вам. Он не её боялся. Он прячется от каких-то парней.
- От парней, за которых он сдавал тесты?
- Он уверен, что они убили её, чтобы замести следы.
- Почему?
- Он только сказал, что они – страшные люди.
- Как их зовут, Джули?
- Он не сказал! И очень жаль: я бы вам всё рассказала! Я его умоляла: пойдём в полицию, у отца есть знакомства, я уверена, что они смогут тебе помочь! Он ответил: чем меньше ты знаешь, Джули, тем лучше.
Кошка спрыгнула с её колен, свернулась калачиком в дальнем углу и снова притворилась спящей.
Майло спросил:
- Ну, хоть какие-то подробности он упоминал, Джули?
- Богатые ребята, - сказала она так, словно богатство – это болезнь. – Тоже мне, неожиданность.
Я поинтересовался:
- Есть такое место, куда Трей ходит, если ему нужно подумать?
- Сюда. Мы сидим, обнявшись, слушаем музыку, расслабляемся оба.
- Не упоминал ли он, часом, имя Мартин Мендоса?
- Нет. Кто это?
- Трей сказал нам о нём, когда мы с ним говорили.
- Это имя ни разу не упоминалось. Он вообще не называл имён – наверное, хотел защитить меня.
Её маленькая рука легла на впалый живот.
- Мне плохо. Я никогда не смогу сосредоточиться на своих исследованиях.
- А какая тема?
- Ещё не знаю. Я пока в поиске.
 
Глава 31

Мы решили сделать ещё один заход в квартиру Трей Франка, нашли квартиру управляющего на верхнем этаже. Управляющий этой развалюхой - сорокалетний студент-физик по имени Марио Скузетти – не тал упираться, когда мы попросили его отпереть квартиру Франка.
- Жилец – так себе? – спросил я.
- Бывают и лучше, - ответил Скузетти. – В особенности в плане своевременной оплаты.
Он постоял снаружи, возле двери, пока Майло осматривал квартиру. Майло вошёл в ванную, закрыл дверь, вышел через несколько секунд.
- Там его нет – и ничего интересного тоже, спасибо.
Скузетти сказал:
- Найдёте его – скажите, пусть гонит деньги за прошлый месяц.
В машине Майло достал из кармана продолговатый предмет, завёрнутый в туалетную бумагу.
- Он оставил расчёску, зубную пасту и зубную щётку. Несколько импульсивно для человека, который умеет так хорошо планировать.
- Он, видимо, не подумал об анализе ДНК, - сказал я. – Тебя не волнует то, что ты произвёл обыск, не имея ордера?
- Какой обыск? Я приехал потому, что беспокоился о безопасности бедного мальчика, наслушавшись рассказов крошки Джули. А кроме того, все участники этой афёры с сдачей тестов что-то повадились умирать насильственной смертью. Я увидел эти предметы – они лежали на виду – и решил, что они могут помочь нам найти мистера Франка. Всё исключительно в интересах его личной безопасности.
Он завёл двигатель.
- И то сказать, ДНК – это было бы здорово. Но мне пока что всего-то и надо, что приличный отпечаток, чтобы сравнить с ладошкой на гараже Фиделлы. Франк умен и аморален. И ты слышал, что сказал Мун: по вечерам Франк был предоставлен самому себе. У него было предостаточно времени, чтобы прилететь, уделать Элизу и улететь. Он знал, что мы выйдем на него через его телефонные разговоры, и он готовится: науськивает меня на Марти Мендосу. Это даёт ему запас времени размозжить голову Салю, после чего он уезжает в машине Саля, оставляет её на виду, а кепку, которая приведёт к Марти, на сиденье. А Джули только что подкинула нам мотив для этой мясорубки: Франку надоело делать всю работу и быть младшим партнёром в схеме. Отсюда желание устранить посредника. Всё совпадает, включая его исчезновение: он оставляет личные вещи – но не платит за квартиру, потому что уже понял, что придётся смываться.
Я сказал:
- Заказ кепки вскоре после октябрьского теста вписывается в гипотезу о предумышленном. Но поскольку я твой друг, я должен отметить, что есть тут одна проблема: если мотив Франка – продолжать доить недорослей, он должен быть поблизости.
- Значит, он залёг, придумывает убедительное прикрытие, вернётся к началу следующей серии тестов. Либо он начал дёргаться, почувствовав, что мы подбираемся к нему слишком близко. С его способностями он всегда может найти другую школу.
- Что наводит меня на мысль о другой проблеме: если даже Франк психопат, умные психопаты избегают насилия. Не потому, что испытывают к насилию отвращение, а потому, что это – неэффективная стратегия. Навыки Франка портативны. Зачем убивать двух человек, чтобы устранить их в качестве деловых партнёров, если он мог просто открыть лавочку в другом месте?
- Да, ты настоящий друг. Предложи альтернативу.
- Два старшеклассника со склонностью к убийствам заметают следы.
- Зная о Франке то, что мы уже знаем, почему бы не предположить, что всё это – просто очередной отвлекающий маневр?
- Потому что это подходит по характеру к обоим убийствам: Элизу убили расчётливо и подло. Этакий спектакль: ха-ха, посмотрите на меня! Она ведь не могла оказать сопротивления. Саль же, напротив, оказался задачкой посложнее – двоим легче было его одолеть и воспользоваться найдённым на месте орудием, чтобы убить его.
- А почему два старшеклассника со склонностью к убийствам не могли принести оружие, Алекс? И чем сценарий с убийством людей, организовавших сдачу экзаменов по заказу, лучше? Если бы Элиза и Саль – и Франк – предали бы это дело огласке, то тем самым подставили бы под огонь прежде всего себя самих!
- Прекрасный мотив, если мы имеем дело с двумя состоятельными молодыми людьми, с тревогой ожидающими Судьбоносного Письма, и тут Элиза Фриман сообщает им, что хочет ещё денег, иначе их будущее полетит ко всем чертям.
- Та же проблема, Алекс: если это дело выплывет на свет, то она накажет прежде всего себя.
- Судя по тому, что она собиралась воспользоваться тем диском с байкой об изнасиловании, она была готова променять унижение и огласку на шанс сорвать приличный куш. В обоих случаях, они с Салем решили, что жертва предпочтёт уладить дело без лишнего шума. Как и любой опытный жулик, они выбирали момент, когда жертва была наиболее уязвима. И ещё одно: подростки, за которых Франк сдавал тесты, не случайно пришли к Элизе. Скорее всего, она уже давала им частные уроки, но результаты были недостаточно высокими, и они начали паниковать. И вот когда они дошли до кондиции, Элиза и говорит: «Вы знаете, у меня есть решение». Это важно: если они бывали у Элизы дома, то могли знать её недостатки – тяге к спиртному и слабость на передок, когда дело касалось молодых мужчин.
- Выпить с училкой, подсыпать ей оксикодона в водку, а потом упаковать её в лёд. Очаровательно.
- Как знать – возможно, Фиделла всё это вычислил, но не сумел побороть свою жадность и попытался надавить на них ещё разок. На его беду, он недооценил своих жертв.
- А Трей Франк наводил нас на Мартина потому, что...
- Потому что в его интересах держать нас подальше от махинаций с тестами.
- И тут честная Джули портит ему всю игру. Ладно, я буду иметь всё это в виду, но пока что я нутром чую, что Франк вполне мог быть за рулём «корвета» Фиделлы. И должен тебе напомнить, что Бдительный Сосед был уверен: в машине был только один человек, а не твой смертоносный дуэт.
- У богатых подростков бывают и свои машины, - сказал я.
Он снова завернул пожитки Франка в бумагу.
- Если отпечатки совпадут – это уже не теория. То же самое и про сочную информацию от нашей сочной Брианны Блевинс, которую я намерен найти даже ценой беспрецедентного недосыпа. Вперёд, Дживс, в Северный Голливуд!
- Позволь, ты же за рулём, а не я.
- Ну, это я так, фигурально, - ответил он.- Последствия общения с всей этой высокообразованной публикой.
 
Глава 32

Резиденция Блевинс оказалась одноэтажным ранчо, спрятавшиемся в тупичке к северу от бульвара Чендлер. Крыша была оклеена слоем мелкой гальки. Микрорайон пересекала железная дорога, навязанная недовольным жителям транспортным управлением в очередной тщетной попытке разгрузить автодороги.
Дом выглядел ухоженным, как и соседние, но отсутствие деревьев вдоль проезжей части придавало улице какой-то неуверенный вид. На стоянке у дома красовался вылизанный до блеска «бьюик». Перед венецианским окном торчали два саговых пальмы.
Дверь открыл мужчина в белой рубашке с серым галстуком, «пайлотом» в одной руке и стилусом в другой. Видневшаяся в комнате, за его спиной, мебель радовала глаз разными оттенками зелёного цвета. Из кухни уютно пахло беконом. Он ткнул стилусом в «пайлот» и озадаченно уставился на дисплей. Ближе к пятидесяти, с иссиня-чёрной щетиной – вряд ли ему удаётся когда-либо выглядеть выбритым как следует – и ёжиком тёмных, с проседью волос. На лице – недоумение, словно на его усталые плечи обрушился новый груз непонятных забот. Удостоверение Майло отняло у него всего секунду.
- Полиция? Что, опять взлом? С тех пор, как тут проложили железную дорогу, у нас то и дело неприятности – чего мы и опасались. Хотя серьёзнах проблем нет. Пока нет.
- Вы мистер Блевинс?
- Харви. В чём дело?
- Мы хотели бы поговорить с Брианной.
- Та-ак. Теперь что?
- У Вас уже были проблемы с Брианной?
- Может быть, когда-нибудь она образумится, выйдет замуж, сделает мне внука, я тогда я пойму, наконец, зачем мне вообще было надо быть её отцом. - Блевинс рассмеялся, словно пытаясь избавиться от звеневшей в его голосе горечи. – Да, у м еня уже были с нею проблемы. Какого чёрта она теперь натворила?
Майло сказал:
- Мы ищем Брианну в качестве свидетельницы, а не подозреваемой, мистер Блевинс, так что если бы Вы могли подсказать нам, где она, то...
- Я не знаю, где она. В этом-то отчасти и заключается проблема. В мать пошла – вот она, наследственность! Заходите, мне нужно взять мой лэптоп.
Мы присели на жёсткий зелёный диван. Блевинс запихивал под мышку свой «пайлот».
- Извините за беспорядок в доме.
Порядок в доме был – как в казарме морских пехотинцев перед проверкой. Невзирая на запах бекона, кухня была безупречно убрана, а посудомоечная машина деловито жужжала.
- По-моему, всё в порядке, - сказал Майло.
- Вот Брианна так всегда и говорит, - сказал Блевинс. - По-моему, всё в порядке, па, не нравится – убирай сам.
- С её матерью Вы в разводе?
- Уже десять лет, но Глориетты давно нет на свете. Восемь лет назад – выпила и села за руль. К счастью, больше никто не пострадал.
Я спросил:
- Когда Вы сказали «вся в мать», Вы имели в виду, что у Брианны проблемы с выпивкой?
- Пока нет, - ответил Блевинс. – Нельзя сказать, что она трезвенница – но пока знает меру, как и я. Из-за того, что у моей бывшей жены были с этим проблемы, я на эту тему немало прочитал. Это связано с биохимией мозга. Лотерея: как повезёт.
- Так её проблемы...
- Проблема в том, что она потаскуха, - сказал Блевинс. – Я понимаю, что отцу негоже так говорить о своей дочери, но факты – штука упрямая. Да и в этом мне трудно её винить – это тоже в мозгу. Глориетта была шлюха – я даже не представлял себе, до какой степени, пока все эти идиоты не явились на её похороны и не начали мне исповедоваться в грехах. Класс, а?
Он подвигал нижней челюстью из стороны в сторону.
- Нельзя сказать, что я сильно расстроился по этому поводу: мы были в разводе уже два года. Но я дал себе слово, что буду воспитывать Бри правильно. Церковь, скауты, всё такое. Некоторое время это работало: ей нравилось ходить в воскресную школу и слушать все эти сказки, которыми её там пичкали. Потом в старших классах она связалась с дурной компанией, и началось. Двойки, тройки. Я начал таскать её по психотерапевтам – те сказали, что у неё проблема с самооценкой. Она прошла тестирование – никаких проблем с обучаемостью типа дислексии. Просто она из тех, кто больше, чем на тройку, не вытягивает. Наверное, она просто сдалась.
- Начала водиться с прогульщиками.
- С лодырями, с потаскухами, с шпаной из мексиканских районов – всякое такое.
- Сельма Арредондо тоже была в их числе?
Кустистые брови Харви Блевинса подпрыгнули.
- Вы и её тоже знаете? Это из-за неё у Бри неприятности?
Майло ответил:
- Нам назвали её как подругу Брианны.
- Да уж, подруга та ещё, - сказал Блевинс. – Приходит сюда полураздетая, всё торчит и подпрыгивает. Даже Бри и то так не оденется. Но чего ожидать, если они танцуют за деньги?
- Где они танцуют?
Харви Блевинс обмяк.
- Не нравится мне говорить об этом – но все психотерапевты сказали мне, что надо быть реалистом, дистанцироваться, дать ей возможность самой отвечать за себя и свои поступки.
Он не двинулся с места.
Майло повторил вопрос.
- А Вы думали, где? Не в балете, понятное дело. Вокруг столба, окей? – Он сморщился. – Вы бы не стали задавать столько вопросов, если бы она не влипла в какую-то историю. Что происходит?
- Пока что ничего, - ответил Майло.
Блевинс посмотрел на него скептически.
- Это правда, мистер Блевинс, и я уверен, что всё прояснится, когда мы побеседуем с Бри. Где они с Сельмой танцуют?
- Не знаю и знать не желаю. Начали этим заниматься, как только им стукнуло восемнадцать. Я пытался уговорить Бри поступить в колледж. Она сказала, что она никогда не сможет зарабатывать столько, сколько зарабатывает, занимаясь... этим. В наши дни всё крутится вокруг денег, правда?
Блевинс глянул на свой «пайлот».
- Скоро на работу.
- А где Вы работаете, Сэр?
- Реф-Гем Моторс, в Вестчестер. Мы делаем узлы для машин и лодок, изготовляемых по спецзаказу. Я с бумажного конца, помощник контролёра. А дома я в такой час потому, что из-за экономического кризиса нас попросили добровольно урезать часы, и я теперь делаю тридцать в неделю. Зато они дали мне гибкий рабочий день. Бри стало труднее: я теперь больше бываю дома. Она любит бывать дома, когда меня нет.
- Значит, она живёт здесь.
- Когда хочет. Остальное время? Понятия не имею.
- Когда Вы видели её в последний раз?
- Пожалуй, дня два тому назад. Нет, три. Явилась в восемь утра – я как раз уходил на работу. Надо же, какое совпадение. Здрасьте – до свиданья. Приходит-то она в основном поесть да тряпки поменять.
- Где она работает?
- Вы это называете «работать»? – спросил Блевинс. – Всё, что она мне сказала – «в клубах для джентльменов». Ага. Можно подумать, что настоящий джентльмен туда пойдёт.
- Сельма была с нею?
- Сельма её подвезла, но в дом не зашла – наверное, потому что я был дома. Сельта знает, как я к ней отношусь.
- Бри не водит?
- У неё была машина, но её забрали за неуплату. – Натянутая улыбка. – Похоже, джентльмены не платят по счетам.
- Вы не знаете, случаем, где живёт Сельма?
- Не знаю и не намерен узнавать.
- У Бри есть ещё друзья?
- С такой работой, как у неё, друзей не бывает. У неё есть похотливые зеваки. Ох, простите. Я хотел сказать «постоянные клиенты». Ей это было важно: она всё пыталась произвести на меня впечатление тем, что у неё есть постоянные клиенты. Я ещё подумал: прекрасно, у какого-то извращенца есть достаточно денег, чтобы тратить их на тебя. Но я помалкиваю: какой смысл?
- Она что-то рассказывала Вам о своих постоянных клиентах?
- Богатые. Они всегда богатые, правда? С частными самолётами и платиновыми кредитными карточками. Я хотел спросить: ты что, нашла старую кассету «Красотка» с Джулией Робертс?
- Богатые; что ещё?
Блевинс начал загибать пальцы.
- Богатый, красивый, молодой, умный – учится в Стэнфорде. Чушь, по-моему. Стэнфорд на севере. С какой стати умный человек – да любой человек – станет регулярно летать сюда смотреть танцы у столба? Можно подумать, что в Пало Альто своих столбов нет...
- То-есть мы имем дело с неким конкретным парнем.
- С двумя парнями из Стэнфорда – один её, другой – Сельмы. Наверное, решила помечтать – так уж мечтать на всю катушку.
- Что ещё она о них рассказывала?
- Это действительно имеет значение? – спросил Блевинс.
- На данном этапе трудно сказать, Сэр. Мы собираем как можно больше информации, потом просеиваем.
- Звучит не слишком эффективно.
- Иногда это – единственный способ, мистер Блевинс. Так что ещё рассказывала Вам Бри?
- Два богатых парня приходят посмотреть, как она с Сельмой танцуют. Через некоторое время она с Сельмой летит с ними на какой-то лыжный курорт – Аспен, что ли? Не помню. И не как-нибудь, а на личном реактивном самолёте. Это несколько месяцев назад: лето, жара, а она пытается вытянуть из меня деньги на покупку лыжного костюма. Улавливаете? Она даже фантазировать толком не может.
Майло переспросил:
- Два парня, один самолет?
- Может, один – хозяин, а второй просто летает с ним за компанию? А может, они партнёры. Может, и мы с Вами заведём на двоих самолёт? Вам какие нравятся? Я вот «бьюики» люблю... Так. Парни, мне и правда пора на работу.
Мы проводили его до машины. Майло спросил:
- Брианна не называла имя этого парня из её фантазии?
- Я рад, что вы поняли. Фантазии всё это. Когда её мать умерла, она начала хотеть стать принцессой. Я ей тогда сказал: смотри, что случилось с Дианой.
- Значит, имён не было.
- На самом деле имя было. Что-то на букву Т. Тревор? Тёрнер? Тристан! Точно, Тристан. Таких и имён-то не бывает. Только в тех грошовых книжонках, что читала её мать.
- Не Треймейн? Или Трей?
Блевинс подумал.
- Не-а. Тристан. Ну, как в опере – Тристан и Изабелла.
- А как звали друга этого Тристана?
- Если она и говорила мне, как его зовут, я не очень слушал. Когда увидите Бри, не говорите ей, что это я на неё настучал. У нас и так отношения натянутые.
Он уехал, а мы залезли в свою машину. Майло включил свой мобильник на громкую связь и позвонил Мо Риду.
- Мартин Мендоса утратил статус главного подозреваемого, Мозес, так что можно снимать наблюдение за его родителями и за поместьем Кентена. Если, конечно, ты не заметил ничего интересного.
Рид ответил:
- Сегодня рано утром сержант Рамирес опять видела внука Кентена. Заехал внутрь, пробыл недолго, доски для сёрфинга не было. На это раз у него был пассажир – но не Мендоса. Белый парень.
- Два белых парня в хорошей машине? – переспросил Майло. – Мне тут подкинули наводку: парочка любителей стриптиза, утверждающих, что учатся в Стэнфорде. – Он вкратце рассказал Мозесу подробности.
- А что, Гаррет Кентен вполне подходит под описание.
- А как выглядел пассажир Гаррета?
- Они въехали и выехали быстро, она не успела рассмотреть даже цвет волос, потому что на нём была бейсбольная кепка. Но она сказала, что определённо англосакс.
- Синяя кепка с эмблемой в виде буквы S?
- Она не уточнила. Подождёте на линии?
- Конечно.
Ему понадобилось всего несколько секунд.
- Бежевая, слишком далеко, чтобы разглядеть эмблему, Лейт. Единственное, в чём она готова поклясться – рубашка была коричневая.
- Мозес, у меня в офисе есть альбом с фотографиями учащихся из «Виндзор». Переплёт из синей кожи, с золотым гербом, прямо под делом об убийстве. Посмотри, пожалуйста, нет ли там хоть одного по имени Тристан. Начни с выпускного класса. Я подожду.
- Уже иду, Лейт.
Гудок поезда разорвал тишину и погас, уходя на запад. Две вороны сели на крышу дома Харви Блевинса, поклевали гальку, вырвали несколько камешков и радостно закаркали.
Вернулся Рид.
- Окей, вот он, альбом. Вот старший класс... Тристанов нет... но есть Тристрам. Крупный, темноволосый парень, пытается выглядеть как киноактёр – знаете, этакая фльшивая улыбка?
- Можно ему с виду дать двадцать один?
- Запросто. Поискать Тристанов в младших классах?
- Давай.
Через пару минут:
- Не-а, только один Тристрам, фамилия Уайдетт. – Рид повторил фамилию по буквам.
Мы с Майло переглянулись. В тот день, когда мы встретились с Президентом Хельфготтом, он прилетел на Гольфстриме, принадлежавшем некоему Майрону Уайдетту.
Майло сказал:
- Фантазии начинают обретать плоть.
- Что Вы сказали, Лейт?
- Что конкретно рассказывает альбом о юном мистере Тристраме?
- Его внеклассные увлечения, - сказал Рид. – Ббизнес-клуб, клуб «международная политика», «игра в ООН», «игра в судебный процесс», играет в бейсбол за команду школы, играет в гольф – у них там что, своё поле для гольфа?!
- Девять лунок. Меня больше интересует Великое Америкнское Времяпрепровождение.
- Сэр? – переспросил Рид. – А-а. Кепка в машине. Возможно, играл в бейсбол вместе с Мендосой и за что-то на него зол?
- Или просто умеет найти подходящего козла отпущения. Мозес, прогони-ка его через все базы данных, до которых дотянешься, а потом сделай поиск по его имени вместе с Гарретом Кентеном. Если вытянешь пустышку – перелистай альбом снова: нет ли там ещё одного парня, вместе с которым он сфотографирован достаточно часто. Если найдёшь – сделай поиск и на это имя – плюс на него вместе с Гарретом, просто на всякий случай. Шон сегодня в конторе?
- Он пока ещё возле дома Мендосы.
- В такой час?!
- Напарник заболел. Шон сказал, что отстоит две смены. По-моему, у него мочевой пузырь, как у слона.
Майло сказал:
- Не растравляй рану, парень. И вот ещё что: когда будешь заниматься Тристрамом, не надо просто подсчитывать, сколько раз он нарушил правила парковки. Посмотри на адреса – где именно он обычно паркуется. Может, это наведёт нас на пару-тройку стип-клубов. Надо найти тех девчонок.
- Будет сделано, Лейт.
Он дозвонился до Бинчи, велел тому немедленно отправляться к дому Харви Блевинса, глянуть орлиным взором. Как обычно.
- Спасибо за комплимент, Лейт.
- Хочешь поблагодарить – давай результаты.
Мы рванули обратно ко мне. Там Майло завладел моим компьютером.
Иногда деньги пересекаются с известностью. На более высоком уровне деньги могут приобрести её отсутствие.
На ключевые слова «майрон уайдетт» поисковая система выдала всего пять сайтов и одну картинку.
Сайты оказались квинтетом бенефисов, где имена Майрона и Аннетты Уайдетт стояли в списках благотворителей, пожертвовавших крупные суммы.
Американское противораковое общество, глазная клиника при университете, «Планирование Семьи», пара гала-представлений в пользу школы «Виндзор».
Только на одном сайте – про глазную клинику – был намёк на источник дохода Уайдеттов: Мистер и Миссис Уайдетт и Фонд Садоводства Уайдетт.
Бормоча про себя «персики», Майло отыскал полдюжины ссылок на концерн по выращиванию фруктов, основанный прапрадедом Майрона во времена Золотой Лихорадки и проданный лет десять назад корпорации «Трайдент Эгрикалчер». Имя Майрона Уайдетта осталось в списке совета директоров, но в повседневной деятельности фирмы он, похоже, участия не принимал.
Изображённый на единственной найденной нами фотографии широкоплечий, нескладного вида седой мужчина с благожелательным, несколько сонным выражением на лягушачьем лице держал под руку тщательно причёсанную, накрашенную брюнетку с хорошо подтянутым лицом и на полголовы выше него.
Майло сказал:
- Похоже, лицом Тристрам пошёл в мамочку.
Поиск по ключевым словам «уайдетт» и «стэнфорд» вытащил трёхлетней давности статью в университетском журнале о троих студентах-первокурсниках, нарочито случайно выбранных. Анни Транг - внучка вьетнамских беженцев – успела получить престижную премию за успехи в области точных наук. Полукровка из Гарлема Эрик Роблес-Скотт выиграл национальный конкурс по иностранным языкам, продемонстрировав прекрасное владение французским, шведским и диалектом Гулла.
Айдан Уайдетт из Лос Анжелеса был представителем четвёртого поколения семьи и десятым её членом, почтившим своим выбором кампус Пало Альто.
С фотографии смотрел темноволосый парень с толстой шеей и открытым, уверенным взглядом. Отмечалась многолетняя семейная традиция вносить весомый денежный вклад в высшее образование, но суммы пожертвований не упоминались, зато перечислялись достижения Айдана: «отличник учёбы и спорта в школе «Виндзор» в Брентвуде, Национальная стипендия для выдающихся учеников, летняя интернатура в аналитическом центре в Вашингтоне, где он участвовал в написании стетьи по налоговой политике молодых демократий, затем летняя практика в спортивном разделе «Нью-Йорк Таймс».
Достижения в «Виндзоре» включали «полную академическую нагрузку», выступления за школьные команды по гольфу, хоккею и футболу; Айдан оказался капитаном команд «игра в ООН» и «игра в судебный процесс», сопредседателем бизнес-клуба и соучредителем программы, занимавшейся сбором остающейся в ресторанах пищи и распределением её среди бездомных.
Майло сказал:
- Нобелевскую премию ему дадут только на последнем курсе.
Я заметил:
- У него три вида спорта, у Тристрама всего два; Тристрам играет за команды ООН и суда – Айдан капитан обеих команд.
- Если младший братишка не получит национальную стипендию, то будет низведён до статуса крепостного? Да, тут волей-неволей почувствуешь давление.
- Национальные стипендии основаны на результатах тестов. Получи высокий балл, напиши читабельное сочинение – стипендия у тебя в кармане.
- Подделай оценку, получи награду, - сказал он. Чёрт его знает, может, тут не только Тристрам. Поди знай – может быть, и Айдану средний балл повышали тем же способом.
- Обман как образ жизни.
- Сразу видно, что ты читаешь газеты.
В кармане у него задёргался мобильник, исполняя стремительную версию прелюда Баха. «К Элизе» больше не в ходу. Что бы это значило?
Звонил Мо Рид.
- Не могу найти ни одной зацепки. Никакой связи между Тристрамом Уайдеттом и Гарретом Кентеном. Хотя Гаррет тоже окончил «Виндзор» - четыре года назад.
- Он учится в каком-нибудь местном колледже?
- У нас нет никаких данных, что он вообще где-либо учится. Всё, что удалось найти под его именем – это рок-группа. Вам понравится название: «Лоботрясы». Но в альбоме рядом с Тристрамом фигурирует один парень. Аж на десяти снимках. Семь из них – фото бейсбольной команды, но есть там и фотографии, сделанные в кампусе – там они просто резвятся и валяют дурака. На мой взгляд, похоже, что они приятели.
- И как зовут этого принца?
- Квинн Гловер. Уголовного прошлого за ним не числится, как и за Тристрамом – но Ваша идея с штрафами за парковку оказалась продуктивной: Тристрам довольно регулярно получал штрафы за парковку на или возле улицы Лос Анжелес, в старой части города. Это в промзоне – но там раньше в пустующих зданиях устраивали тусовки, может, теперь там есть стрип-клубы.
- А они там что, следят за тем, как народ паркуется?!
- Было несколько жалоб на торговлю наркотиками, и теперь Центральное блокирует весь район посе шести вечера. Наверное, время от времени проверяют и парковку.
Он продиктовал адреса нарушений.
- И вот ещё что, Лейт. Отец Квинна Гловера – председатель правления Трайдент Эгрикалчер, это та шарашкина контора, которой отец Тристрама продал свои сады.
- Да, вот она – преемственность поколений, - казал Майло. – Приготовь наборы для опознания с каждым из этих парней. Пойду тралить промзону в поисках парочки стриптизёрш.
Квартал оказался грязный и тёмный. Склады и промышленные здания – добрая половина из них пустые. Мусор на тротуарах. Странный запах сырой свинины и резинового клея. Каждые десять метров – знак: с 6 вечера до 6 утра парковка запрещена. Вокруг – ни души, кроме нескольких бродяг: кто валяется у стены, кто бредёт, толкая перед собой тележку с пожитками. Некоторые умудрялись при этом двигаться по прямой.
Салон Для Джентльменов «Голодный Лев» занимал бордовый куб без окон. Площадка потрескавшегося асфалта позади служила стоянкой, но была пуста. Табличка с часами работы на двери из толстого металла сообщала, что веселье начнётся только часа через два.
На вывеске над зданием красовался лев из диснеевского мультика с длинной, прилизанной гривой, выряженный в красную рубашку. Одна наманикюренная лапа сжимала стакан с чем-то газированным. Другая обнимала улыбающуюся голую блондинку с безумным взором. Судя по выражению лица блондинки, высшая цель её жизни была достигнута.
Майло сказал:
- Кинг-Конг был амбивалентен. А это – глянь, как плотоядно облизвается. Голодный, видать.
Он постучал по металлической двери. Дверь отозвалась едва слышным гулом.
Из-за угла, толкая перед собой тележку, вышел один из бродяг. Увидев нас, он едва не перевернул тележку, пытаясь совершить резкий разворот на сто восемьдесят. Содержимое тележки посыпалось на землю. Пока он нагибался, собирая какие-то коробки, газеты и бутылки, мы успели подойти. Майло наклонился помочь ему собрать его последние сокровища.
- Всё в порядке, офицер. Не беспокойтесь.
- Ты что-нибудь знаешь об этом клубе, дружище?
- Достаточно, чтобы дердаться подальше, офицер.
- Дурное влияние, а?
- Конечно. Когда вышибала норовит дать тебе по башке – это определённо дурное влияние. раньше тут было тихое место, приятно провести ночь. Потом открылось это заведение – и ведут они себя так, словно им принадледжит вся улица.
- Доводилось подойти поближе, посмотреть на девочек?
- Девочки заходят с заднего входа.
- Повторяю вопрос.
- Тут что-то случилось, офицер?
- Повторяю вопрос ещё раз.
Бродяга ответил:
- Иногда девочки выходят на улицу покурить.
Майло вытащил фотографии Брианны Блевинс и Сельмы Арредондо.
- И эти две тоже?
- И эти две, - эхом отозвался бродяга. –Большая и маленькая. – Потёр грудь. – Да, они всегда вместе.
- Когда ты их видел в последний раз?
- В последний раз... хмм. – Во взгляде бродяги что-то изменилось. Яснее, более целенаправлен. – Мне бы позавтракать, офицер.
- Время-то ближе к ужину... Кстати, как тебя зовут?
- Альбертик. Так меня звала тётя, которая меня растила. Она была женщина моральная – вот она-то уж точно одобрила бы моё решение позавтракать. А завтракать я могу в любое время дня, офицер.
- Помоги мне, Альберт, и завтрак тебе гарантирован. Так когда ты видел этих двух девушек в последний раз?
- В последний раз... Ну, я думаю, дня два назад. Точно, два дня. Не прошлой ночью: вчера тут был конкурс «Чёрная Принцесса», только чёрные девушки. Хотя поглазеть на них пришло немало белых.
- Два дня – точно или так, примерно?
- Точно, офицер.
Майло протянул ему двадцатку.
Бродяга посмотрел на банкноту.
- Тут, пожалуй, хватит и на два завтрака.
- А кто говорил про два?
- Моя тётушка – она очень серьёзно относилась к питанию.
- А ты не видел этих девушек с одними и те же клиентами?
- Нет, Сэр, - ответил бродяга. – Они всегда вместе, сами по себе. Всегда смеются – ну, знаете?
- Знаю что?
- У меня такое ощущение, что они друг друга любят.
Бродяга трижды подмигнул, и половина его лица сжалась, как потревоженная актиния. – Интересно, которая из них даёт.
Двадцатка так и осталась лежать на его протянутой ладони. Ладонь была грязная, но когда он закрыл её, прижимая пальцами бумажку, ногти оказались подстрижены. Вот и поди знай...
- Ещё двадцать – и я мог бы позавтракать три, а то и четыре раза, офицер.
Мало вытащил десятку.
- Лучше бы двадцатку, но всё равно спасибо, офицер.
- Смотри. Окажется, что соврал – с тебя обед из трёх блюд и десерта,
- Ух ты. – Смех. – Как раз уйдёт весь мой пенсионный фонд.
Когда мы выехали из деловой части старого города и попали на Шестую улицу, Майло сказал:
- Вернусь к открытию, поищу точку для наблюдения.
- Давай купим золотые цепочки, вернемся как джентльмены.
- Нейлоновые рубашки у меня уже есть. Что-то у меня все эти разговоры про завтрак аппетит растравили.
- Для полночной закуски вроде бы малость рановато, а?
- Я бы сейчас устроил трапещу в стиле «На суше и на море». Бифштекс на косточке и лангустина – в том ресторанчике на Восьмой улице...
Я ответил:
- Не желаю, чтобы кто-то ставил под сомнение мой патриотизм.
До Восьмой улицы мы, впрочем, так и не доехали. Позвонил Шон Бинчи.
- Я взял Бри и Сельму, Лейт. Прямо вощле отцовского дома. Я только двигатель выключил – они идут.
Звучало так, словно он и стриптизёрки были старыми друзьями. Шон любит этот мир, и это отношение к жизни не способен отбить даже ежедневный контакт с преступниками и преступностью.
Майло сказал:
- Арестуй их.
- Уже. Мы будем в участке через двадцать. Они тут травят такие интересные истории, Лейт!
- Про убийства?
- Нет, ничего такого. Просто что они решили стать религиозными, покинуть суету мирскую.
- Скажи им, пусть пока подождут с покаянием, Шон. Они мне нужны в состоянии полной грешности.
Глава 33

Брианна Блевинс и Сельма Арредондо были одеты в короткие белые майки-безрукавки, открывавшие тугие, как кожа на барабане, животики, джинсы, облегавшие их, как вторая кожа, сандалии без задников и на высоком каблуке. Огромные обручи-серьги в ушах. Позолоченные браслеты вокруг правого запястья.
Триумф пирсинга: брови, язык, множество дырок в ушах. У Сельмы, в дополнение к этому – бриллиантик между дерзким, самоуверенным ртом и милым подбородком.
У Брианны были татуировки. Из того, что было видно невооружённым глазом, я разглядел розы и шипи на левом предплечье, полоска колючей проволоки вокруг бицепса, лицо женщины-дьявола в впадике под шеей, чёрные готические буквы «любовь» поперёк одной ключицы и «верность» вдоль другой.
Шею Сельмы обнимало сделанное красными и синими чернилами ожерелье, на котором «висел» шедевр сверхнатурализма: изображение грушевидной черной жемчужины. На обеих руках – по три татуировки опознавательных браслетов. Китайские иероглифы в том месте, где была бы ложбинка, если бы размера её груди хватало на ложбинку.
- Что тут написано? – спросил её Майло.
- Что-то о жизни.
После конфискации мобильных телефонов и проверки содержимого сумочек, каждую из девушек поместили в отдельную комнату для интервью и оставили поразмыслить.
Подзарядившись адреналином, кофе из кофейника в комнате детективов и бутербродом с ростбифом из автомата в коридоре (по поводу которого Майло проворчал, что так недолго и до пенсии не дожить), он начал с Брианны.
Девушка выглядела старше своих девятнадцати: у неё уже начали намечаться морщинки, разбегавшиеся от уголков глаз. Взгляд этих глаз упирался в крышку стола.
- Привет, Бри. Это опять я. А это Алекс.
- Угу.
Мы сели, Сели поближе, немножко потеснив её.
- Расскажи нам про Тристрама и Квинна, Бри.
- Не знаю таких.
- Знаешь, Бри.
- Не знаю.
Майло показал ей фотографии.
- Тристрам Уайдетт и Квинн Гловер. Крутые парни. Я понимаю, в чём их привлекательность. Горячие, богатые парни, Тристрам ездит на «ягуаре», у Квинна – жёлтый «хаммер». Наверное, они дают щедрые чаевые за «танцы» у них на коленях?
Девушка едва взглянула  на снимки.
- Я всё равно их не знаю.
- Ты всё равно их знаешь.
Он дал ей несколько секунд – может, передумает. Она сидела молча, сердито глядя на стол. Он придвинулся ещё ближе. Она взглянула через плечо в поисках пути отступления. Увидела глухую стену. Выдохнула.
- Бри, мы уже знаем довольно много. Ты бы лучше о себе позаботилась. Начнем с того, как ты и Сельма познакомились с Тристрамом и Квинном в «Голодном Льве», а потом проводили с ними время в течение нескольких месяцев. У нас есть отчёты о платежах, сделанных их кредитными карточками, так что мы знаем, когда они начали ходить туда, сколько денег они тратили на вас. У нас есть и другие источники информации, так мы знаем и том, что они вам обещали.
Он сделал паузу, чтобы дать ей шанс.
Бри Блевинс покачала головой.
- Они обещали вам потрясающие вещи, - продолжал он. – Например, полёт на частном самолёте в Аспен. А от вас всего-то и требовалось, что быть с ними поласковее.
Он подождал, пока сказанное им дойдёт до собеседницы. Гладкая кожа на ключицах Бри Блевинс пошла румянцем, и обещания любви и верности стали виднее на розовом фоне.
Надо же. Она ещё не утратила способности краснеть.
Майло сказал:
- То, как именно вам надлежало проявлять свою ласку, нас мало интересует, Бри. Нас интересует одна услуга, которую вы им оказали как-то вечерком. Вместе с Жильберто Чавесом. Знаешь, кто это?
В ответ – резкое, с нажимом «нет».
- Латиноамериканец в Ван-Нуйс, которому вы заплатили, чтобы тот купил сухого льда.
Накладные ресницы задрожали. Румянец на ключицах вдруг растворился - так утекает в песок вода.
- Помнишь, Бри?
Ответа не последовало.
- Не тот «лёд», к которому ты привыкла, - сказал Майло. – У тебя в сумочке мы нашли славный кусочек метамфетамина. Сельма говорит, что покупаешь всегда ты, а потом просто делишься с нею.
- Враньё!
- Твои слова против слов Сельмы, Бри – а Сельма старается нам помочь. Но, честно говоря, Бри, наркотики – дело мелкое. Этот «лёд» меня мало интересует. А сухой лёд меня интересует, потому что им воспользовались для очень скверных вещей, Бри. Ты знаешь, о чём я говорю.
Девушка моргнула, скрестила руки на груди и опустила голову.
- Не-а.
- Знаешь, Бри. И, на ваше с Сельмой несчастье, вы также знали, что этот сухой лёд будет использован для чего-то очень плохого. Угадай, откуда мы знаем.
Она пожала плечами.
- Мы знаем, потому что нам рассказала об этом Сельма, Бри. А иначе откуда бы нам знать? Вы купили лёд для каких-то богатых ребят? Никаких проблем. Вы купили лёд, зная, что с его помощью кого-то убьют? Вот тут у вас и начинаются большие неприятности. Это называется «соучастие». По закону, это то же самое, что совершить убийство.
Бри Блевинс подняла глаза и попыталась выдержать его взгляд. Не прошло и пяти секунд, как она уронила голову на стол.
- Сельма уже вовсю разговорилась, Бри, и это ей очень пригодится. Может, она и вправду твоя лучшая подруга, Бри, но она достаточно умна, чтобы понять: пожизненное тюремное заключение за убийство всё меняет.
Голова девушки качалась из стороны в сторону. Такие стоны я слышал в палате для раковых больных.
Майло сказал:
- Всё ещё, возможно, и обойдётся, Бри. У тебя есть один шанс рассказать нам свою версию. Не воспользуешься им – Сельма будет умная, а ты – дурочка, и кончишь ты на одной скамье подсудимых с Тристрамом и Квинном. Как хочешь.
Раскачивавшаяся до того из стороны в сторону голова как-то странно дёрнулась, обозначив кивок.
- Они плохие, - сказала она.
- Тристрам и Квинн.
- Ага. Правда, плохие.
 


Глава 34

- Мы с ними тусовались, типа... несколько месяцев, - сказала Брианна Блевинс.
- Где вы познакомились?
- Они появились в «Льве», заплатили за то, чтобы мы для них потанцевали, заказали шампанского, потом вы пошли с ними в ВИП-номера.
- А потом вы начали отрываться вместе.
- Ага.
- Что ещё они употребляют, кроме метамфетамина?
- Виски. Односолодовый. У них всегда было несколько бутылок.
- Выпивка со льдом, - сказал Майло. – А потом был другой лёд.
Брианна Блевинс ухмыльнулась.
- Что-то смешное, Бри?
Улыбка погасла.
- Нет, я просто... Когда они попросили нас купить лёд, мы их спрашиваем, типа, другой лёд? Сельма спросила. В шутку.
- И как, Тристрам с Квинном смеялись?
- Эээ... Ага. Они всю дорогу смеялись.
- Два счастливых парня.
- А почему бы и нет? У них же было всё.
- А что значит «всё», Бри?
- Машины, деньги – они могли делать всё, что хочется.
- А сверх того, у них были вы с Сельмой – побалдеть вместе.
Девушка понуро опустила глаза, а её лицо вдруг постарело.
- Мы знали, что мы для них... Ну, типа, игра, понимаете? Они собирались уехжать в Стамфорд-Колледж, говорили, что возьмут нас с собой, но мы знали, что это они просто так трендят.
- Стэнфорд? Университет в Пало Альто?
- Наверное.
- Тристрам и Квинн обещали взять вас с Сельмой с собой в колледж.
Она хмыкнула.
- Снимут нам квартиру. Мы будем их любовницами. Им нравилось это слово: любовницы. Типа, как у всяких там принцев и королей.
- Два новоиспечённых принца из Бель-Эр, да?
- Похоже, что так.
- И вы поверили в обещания про личныйсамолёт?
- Наверное, нет.
- Но сначала, наверное, всё-таки немножко поверили, - сказал Майло. – Вы же надеялись.
- Мы подумали, что это было бы здорово. – По толстому слою грима на щеках девушки покатились слёзы. – Мы для них были просто игрой. Они показывали нам фотографии. Дом Кью – его семьи – в горах. Они там выходят из дома – и на лыжи.
- Кью – в смысле Квинн Гловер?
- Угу. Огромный такой домина – у них там даже свой кинозал есть. Мы так себе думаем – это было бы круто. Но они ж врали, наверное.
- И про то, что возьмут вас с собой в Стэнфорд.
- В Стамфорде будет полно таких девушек, как они сами, а мы будем сидеть в этой дурацкой квартире, танцевать они нам не дадут, типа, мы же их любовницы. Нет уж, на хрен.
- Ты умная девушка, Бри.
- Не такая уж и умная, если тут оказалась.
- Ну, с этим мы, может, и разберёмся. Давай поговорим про тот день, когда вы наняли Жильберто Чавеса купить сухого льда.
- Мы с ним до этого не были знакомы – мы на него просто наткнулись.
- Где?
- По Сатикой шёл. Они сказали: езжайте туда, там всегда мексиканцы работу ищут.
- Сельма обиделась?
- Почему?
- Сельма же мексиканка.
- Наполовину, по отцу. Она его и не знала. – Она пошевелила пальцами в воздухе. – Можно, я покурю?
- Ещё нет, Бри, но я могу принести тебе что-нибудь попить.
- Хм... Апельсиновый сок. Без сахара.
- Если есть. А если нет?
- Спрайт. Тоже диетический.
Он вышел. Я улыбнулся ей. Она сказала:
- Курить охота. Тут чё, типа, вообще курить нельзя?
- Он может сделать исключение.
- А.
Майло вернулся с банкой диетического 7АП, откупорил. Она отхлебнула.
Майло сказал:
- Вы нашли Жильберто Чавеса, когда тот шёл по Сатикой.
- Они нас поймали врасплох - Трис и Кью. Мы только собрались на работу – тут они звонят. Типа, скажите, что болеете, будем оттягиваться по полной. Мы им, типа, вы чё, нас Леандро с говном смешает. Леандро – это который хозяин. Они говорят, типа, да пошёл он на хрен, мы вам бабок накидаем – побольше, чем он, скажете, что простудились, Леандро и не вякнет, всё равно лучше вас у него никто не танцует.
Она улыбнулась. Улыбка получилась стеснительная. Какая-то часть её мозга всё ещё поддавалась на эту примитивную лесть.
- Мы им, типа, никак. Они, типа, мы вам платьев купим и туфли, и четыре бутылки шампанского в следующий раз. Леандро не станет возникать.
- И как? Не стал?
- Да ни фига – злой был до усрачки.
- Значит, вы не пошли на работу. Что дальше?
- Сельма уже была у меня дома, потому что отца дома не было. Трис и Кью заехали за нами на машине – не на «ягуаре» и не на «хаммере».
- Что за машина?
- «Джи-эм-си-юкон».
- Цвет?
- Чёрный. Они говорят, типа, «хаммер» сломался, эту в гараже дали, на подмену, пока чинят. Правда, я на бампере наклейку заметила -  Avis - из проката.
Майло взглянул на стекло, непрозрачное для нас – с той стороны нас было хорошо видно. Чёрный «юкон» из Avis. Острый глаз, Бри! И куда ж вы потом поехали?
- В отель. У них уже всё было на мази.
- На мази для...
- Для гулянки. Водка «Серый Гусь», ведёрко льда, грейпфрутовый сок, апельсиновый сок, гранатовый сок... Да, ещё печенье, пирожные... Чипсы и гуакамоле тоже.
- Какой отель?
- Рядом с Юниверсал Студиос.
- Шератон?
- Он.
- Метамфетамин?
- В основном травка. – Её взгляд метнулся в потолок. – Ну, и мет тоже.
Майло спросил:
- Что ещё?
- Ну, это... таблетки.
- Какие таблетки?
- Витамин Р. Транк.
- Риталин и какой-то транквилизатор, - сказал он. – Решили качели устроить. Вверх-вниз. Да?
- Это как аэробика. Катанье на голове.
- Риталин и транк... Ты ничего не забыла, Бри?
Ответ прозвучал шепотом – так тихо, что слов не разобрать.
- Что, Бри?
- Окс.
- Ага. Вот он что, - сказал Майло. – А кто из вас любит балдеть от окса?
- Никто. Раньше онои никогда не приносили его.
- Но в тот день Трис и Кью принесли окс.
- На потом, - сказала она. – Для... когда надо будет сучку заделать.
- Они не называли имени, Бри, потому что вы знали, о ком идёт речь?
- Нет, - ответила она. - Они не называли имени, потому что мы не знали, о ком идёт речь. Всегда только «сучка».
- Но вы знали, про кого они говорят.
- Про училку, - сказала она. – Они пор неё всё время говорили – но мы думали, что они просто выделываются.
- Насчёт чего?
- Вы же знаете.
- Я хочу услышать это от тебя.
- Уделать её, - сказала она.
- Убить её.
- Угу.
- Почему они хотели убить её?
- Они были... Они не злились – они всё время смеялись. Скорее... Не знаю, как будто это было что-то, что они должны были сделать.
- Почему они должным были убить учительницу, Бри?
- Она хотела с ними переспать.
- Почему Трис и Кью так решили?
- Она всегда выставлялась напоказ.
- Как?
- Не одевала лифчик, когда они приходили на уроки. И всё наклонялась пониже – понимаете?
- Трис и Кью решили, что им надо убить Элизу, потому что она флиртовала с ними?
- Они говорят, типа, она всегда хочет, вот гадость.
Майло откинулся на спинку стула. Театрально зевнул.
- Пардон. Кстати, Сельма рассказала нам, почему на самом деле Трис и Кью хотели убить Элизу. Кстати, её звали Элиза Фриман.
- И что сказала Сельма?
- Угадай.
- Хмм... Трис и Кью, типа, мы же ей уже заплатили, теперь она ещё хочет, сука.
- Продолжай, Бри.
- Они, типа, мы ей заплатили за тесты – эти, в колледж, чтобы они могли поступить в Стамфорд, как все в их семье. Она это делала для брата Триса и для сестры Кью, и для других тоже, никогда их не доставала – а теперь она хочет ещё, говорит, что знает все секреты. Они охренели прям. Это ж нечестно!
- Да, их можно понять.
- Ага. Заплатил – получил. А теперь она хочет ещё, и чё, она Трису и Кью сказала, а не их родителям, как раньше. Она, типа, у вас свои деньги есть, вот оттуда и возьмёте. Они ей, это нам на развлечения дают. Они говорят, она думает, нас легко взять, мы ей покажем, кого легко взять.
- Сколько она запросила сверху?
- Они не сказали.
- А сколько они ей заплатили, для начала?
- Они и этого не говорили.
- И тогда они её убили.
- Это и из-за её похотливости, - сказала она. – Она думала, что она такая... горячая женщина. Они говорили, её можно трахать, если зажмуриться. Связать её и мешок на голову.
- Звучит злобно, Бри.
- Нет, - сказала она. – Они смеялись.
Майло почесал подбородок.
- И тогда они решили, что её пора убить.
- Угу.
- Что ты при этом чувствовала?
- Я же её совсем не знала.
- Окей... Пришло время покупать лёд. Зачем?
- Для неё. Чтобы холодная была, - ответила Брианна Блевинс так, словно объясняла дурачку.
- А зачем им надо было её охлаждать?
- Не хотели, чтобы был запах. Типа, если надо будет отвезти её куда-нибудь. Потом они сказали, что замочат её тут, но всё равно воспользуются льдом: она думает, она горячая – будет совсем холодная. Потом они ещё посмеялись.
- Что дальше?
- Они отвезли нас обратно, ко мне домой, мы с сельмой пересели в машину Сельмы. Они поехали за нами в центр, купили нам платьев, туфель, бижутерии в одном ларьке. Потом поехали в Пицца Хат, поели. Начало темнеть, мы поехали в Ван-Нуйс, они за нами.Мы стали искать какого-нибудь мексиканца, который хочет подзаработать. Нашли. Он купил нам лёд, принёс, положил Сельме в машину.
- А что потом?
- Всё. Это всё.
- Бри, если бы это было всё, Элиза Фриман была бы жива.
- А, это... – сказала она. Они поехали к её дому.
- И вы тоже.
- У нас в машине был лёд. Они его взяли – такими перчатками, у них с собой были.
- Резиновые перчатки?
- Они сказали, что это у них из школы, с уроков химии.
- Умные ребята, - сказал Майло.
- Не шибко умные, раз не могли сами сдать эти тесты.
- Метко замечено, Бри.
- Они и в школе так поступают, - сказала она. – Списывают у умных ребят, получают отличные оценки. Трис говорит, что это готовит его к тому, чем он собирается заниматься.
- И чем же?
- Быть президентом.
- Вон оно что.
- А он мог бы, Сэр. Он парень крутой, умеет красиво говорить.
- А Кью?
- Кью просто хочет делать деньги. Он придумает какое-нибудь благотворительное общество, чтобы все видели, как он любит бедных. А потом будет забирать деньги.
- Окей... вот вы все возле дома Элизы. Который час?
- Темно, - сказала она. – Трис звонит ей по телефону, говорит, типа, мы, это, мы деньги привезли, и «Серого Гуся» - они взяли «Серого Гуся» в отеле, – отметим это дело. Ваши деньги, наш Стамфорд.
- Что сказала Элиза?
- Трис сказал, что она уже набралась. Типа, по голосу она уже пьяная в лоскуты.
- Что потом?
- Потом они идут в дом на... Надолго.
- Как долго?
- Долго. Не знаю. Мы с Сельмой сидим, скучища. Потом они выходят, смеются. Говорят, теперь сучка точно не перегреется.
- А как они её убили?
Она облизала губы.
- Сельма же вам уже рассказала.
- Ты должна рассказать нам, Бри. Это для твоей же пользы.
- Окей... Тогда я вам так скажу: они, типа, мы ей в «Серого Гуся» окс подсыпали, она вырубилась полностью, уснула, потом они, типа, мы ей полотенце накинули на рот и нос, она перестала дышать, она даже не шелохнулась, вроде как уснула. Потом они высыпали лёд в ванну и положили её туда.
- То-есть лёд был вроде шутки, - сказал Майло. – Для прикола. Для смеха.
- А они всегда смеются. Кью называл это «проект по химии» - он говорил, когда он был маленький, они устраивали в школе разные штуки с сухим льдом.
- Где вы с Сельмой были, пока они были в доме?
- В машине Сельмы, - ответила она. – Мы внутрь не входили – Сельма же вам, наверное, так и сказала.
- Что вы делали в машине Сельмы?
- Ждали. Скучали. Окей, покурили малость. Скучно же было.
- Вам было неприятно?
- Что?
- То, что Трис и Кью делали в доме?
- Они нам потом рассказали.
- Вы знали, что они собираются её убить, Бри.
- Может, они просто шутили.
Майло улыбнулся.
- Я же сказала, Сэр: я с ней не была знакома.
Сельма Арредондо сидела, сложив руки на плоской груди. Исключительно красивая девушка, даже в том освещении, что было в комнате – но с жёстким взглядом, поджатыми губами и враждебным выражением лица. Сухожилия, кости и острые углы плотоядного животного, которое должно ежедневно съедать количество мяса, равное собственному весу.
Она сказала:
- Я ничего не скажу.
- Как знаешь, Сельма. – Он направился к двери. – Между прочим, тебе тут сообщение от Бри: Подруга, теперь ты сама за себя.
Укол страха. Она попыталась прикрыть его ухмылкой.
- Это на Бри непохоже.
- Давай проверим, Сельма: Трис и Кью отвезли вас в город перед тем, как убили Элизу, купили вам платьев, туфель и бижутерии. Потом вы ели пиццу в Пицца Хат. Потом искали мексиканца, чтобы купил лёд. Вы знали, зачем этот лёд, и пока это происходило, ты и Бри курили у тебя в...
- Подождите! – Чёрные глаза блеснули. – Что вы хотите, чтобы я рассказала?
- Правду.
- Какую часть правды?
- Всю.
Она посмотрела на нас. По-девчачьи улыбнулась и отбросила назад волосы.
- Ну, ясно. А почему бы и нет?
Майло сказал:
- Поговорим про кепки.
- Я их не ношу.
- Бесбольная кепка, Сельма.
- А, это... – сказала она. – Это была идея Бри. Она сказала, что если оставить её в машине, то всё можно свалить на этого парня, который их так раздражал.
- Потому что он их раздражал.
- Ну да.
- Вы с Бри его ни разу не видели.
- Не-а.
- А что в нём так раздражало Триса и Кью?
- Лучше них играл в бейсбол.
- Лучше, чем они оба.
- Ага. Они прям бесились.
- Так что отчего бы не свалить на него парочку убийств.
- Это звучало, - сказала она, - как очень хорошая идея.

 
Глава 35

Заместитель прокурора округа Джон Нгуен, улыбаясь, вышел из комнаты наблюдения.
- Почему ты не можешь делать так каждый раз?
- Делать что?
- Облегчать мне существование. Окей, сними с этого дела копию для меня. Через два часа по телефону активирую ордера. На всех. Заодно дам ордера на обыск домов обоих семейств в Бель Эр, столов и ячеек этих маленьких монстров в «Виндзор». Подкину федералам идею, что самолет Уайдетта-старшего использовался для переправки наркотиков через границы штата в Аризону, а они уж сами разберутся с полицией Аспена насчёт обыска дома в горах. Ну, что там у тебя ещё в твоём списке пожеланий?
- Для начала неплохо, Джон.
Майло позвонил Мо Риду и велел тому снять копию с дела.
Нгуен сказал:
- Я думаю, ты сможешь воспользоваться этими ордерами завтра утром.
- Между получением ордеров и их использованием может возникнуть некоторая... пауза.
- Что? И это говорит мистер Мне-Это-Нужно-К-Вчерашнему-Дню?!
- Это сложно, Джон.
- По-моему, эти мочалки существено упростили твою задачу.
- Наоборот, Джон.
Майло унёс кассеты с записью допросов к себе в кабинет. Мо Рид как раз выходил с папкой с уголовным делом. Он помахал свободной рукой, в которой была зажата бумажка.
- Я как раз собирался идти разыскивать Вас, Лейт. Пока я снимал копию, Вам позвонили.
Майло пробежал глазами записку.
- Ты сам ответил?
- Звонили на Ваш мобильник, Лейт. Я записал практически дословно.
Аккуратный курсив Рида гласил: Я дал вам даты тестов почему вы ничего не сделали? Берите Тристрама Уайдетта и Квинна Гловера, все уже знают.
Рид сказал:
- Голос мужской, молодой. Я пытался задержать его подольше на линии, но он повесил трубку.
- Все уже знают.
- Я решил, что имеется в виду школа. Ну, как тогда – помните, один школьник устроил стрельбу в школе? Он же хвастался, что сделает это.  Они всегда хвастаются. Правда, Док?
Я кивнул.
Майло сказал:
- Окей, отнеси копию Джону – может, ты ещё поймаешь его на стоянке. Потом оставайся на связи.
Рид повертел головой, разминая шею.
- Ну, вот и началось.
- Да. Что-то сдвинулось, Мозес.
Глава 36

Шеф слушал
Майло закончил.
Шеф не произнёс ни слова.
- Сэр?
- Стёрджис, ты как себя чувствуешь? Ты в форме? Завсегдатаем спортзала тебя назвать трудно.
- В форме для...
- Для того, чтобы скрутить двух молодых жеребцов, если понадобится.
- Ну, зависит от...
- Стёрджис, я тебя спрашиваю: ты можешь пойти туда без сопровождения спецназа? Хотелось бы избежать трёхгрошовой оперы.
- Если в школе будут оказывать содействие и не предупредят их - я думаю, справлюсь.
- В школе никого не предупредят, потому что в школе не будут знать.
- Вы хотите, чтобы я пошёл без подготовки.
- Это дело давно не даёт нам покоя, Стёрджис. Сидит в голове у всех.
- Да, Сэр.
- Хрен с ним,  - сказал шеф. – Делай всё, что надо – но желательно закончить это дело без большого шума.
- Благодарю Вас, Сэр.
- Давай, закругляйся.

Мы пронеслись по обсаженной мелколистными вязами аллее. Херб Валковиц выскочил из своей будки раньше, чем мы успели остановиться. Ткнул пальцем в козырёк фуражки.
- Что теперь, парни?
Майло показал ему ордера.
- Ух ты. А я-то было собрался исполнять вам песни и пляски насчёт того, что вот, я должен позвонить Роллинс, прежде чем смогу отпереть ворота.
Рассмеявшись, он притащил из будки ключ.
Первый из шестнадцати акров территории «Виндзор» оказался непорочной чистоты стоянкой, битком набитой блестящими авто. Мы с Майло поискали «ягуар» Тристрама Уайдетта и «хаммер» Квинна Гловера, ни того, ни другого не обнаружили.
- Ничего не значит, - сказал он. - У таких ребят есть доступ к разным тачкам.
Он всё же позвонил Риду и Бинчи – убедиться, что те не упускают из виду поместье Уайдеттов на Белладжио Драйв и усадьбу Гловеров – ещё большую – в нескольких кварталах оттуда, на Нимес Роуд.
Рид сказал:
- Тут у въезда – будка. Я сначала думал – в ней манекен сидит. Не шевелится. Потом он голову повернул. Один раз за девяносто минут. Захватывающее занятие.
- Я тоже не люблю заниматься слежкой, Мозес.
- В каком смы... А. Нет, я как раз не прочь.
- Тогда продолжай, приятного времяпрепровождения!
За автостоянкой, как фигуры на шахматной доске, стояли на ровно подстриженной травке песочного цвета здания в колониальном стиле. Красные крыши. Монументальные, безупречно расположенные сосны, капковые и амбровые деревья и секвойи были аккуратно подстрижены – казалось, что это скульптуры. Из одного здания в другое прошла женщина. Затем появился мужчина – очевидно, преподаватель – в твидовом пиджаке и брюках цвета хаки. На лужайке сидела группа учеников. Кроме шороха ветра в ветвях, никаких звуков.
Слева, в сторонке, на наманикюренной лужайке, огороженной невысоким белым заборчиком, торчали флаги. Площадка для гольфа на девять лунок.
- Бедняжки, - сказал Майло. – Отсюда в колледж – это же потеря статуса!
На всех зданиях были бронзовые таблички. Самое большое из них – с пристроенной спереди затенённой лоджией – было украшено табличкой вдвое большего размера с надписью «Администрация».
Доктору Мэри-Джейн Роллинс достался лучший офис позади тихой, с зелёным ковром и дубовыми панелями приёмной, где несла вахту секретарша – неггритянка в красном шёлковом платье. На её личной бронховой табличке значилось «Шейла МакБоу». Мастерская, изготовляющая эти таблички, должна ценить таких клиентов.
Карточка Майло не произвела на неё никакого впечатления.
- У Вас нет договорённости о том, что Вас примут.
Он ответил:
- У нас есть кое-что получше.
Показал ей ордер. Прежде чем она закончила читать, он уже двинулся мимо неё к двери.
- Вам туда нельзя.
- А вот это, мадам, совершенно неверно.
Личное пространство Мэри-Джейн Роллинс оказалось офисом её секретарши на стероидах. Те же медового цвета дубовые панели, те же зелёные ковры. Вся эта резьба и лепнина недвусмысленно заявляла: я – Власть!
Она говорила по телефону. Сказав в трубку «Я вам перезвоню», она с грохотом полжила трубку.
- Что теперь?
Майло сказал ей.
Её первой, вполне предсказуемой реакцией была паника. Потом она самодовольно ухмыльнулась.
- Вам не повезло: их тут нет.
- Доктор...
- У них свободный день, лейтенант. У нас есть несколько таких дней в году. Мы предпочитаем стравливать давление регулярно, вместо того, чтобы...
- Где их ячейки, доктор?
- В раздевалке.
- Покажите. И захватите главный ключ.
- Почему Вы решили, что он у меня есть?
- А что, нет?
- В ордере сказано, что я должна отвечать на личные вопросы?
Он показал ей свой значок.
- Тут сказано, что если Вы не будете оказывать содействие, то я одену на Вас наручники и отволоку Вашу высокообразованную, но морально невоспитанную задницу в тюрьму.
Она побледнела.
- Я не...
- Я тоже. Покажите мне их ячейки. Сейчас же.
- Это Вам так не пройдёт. Я доложу кому следует.
- Ах, спасите! Где дефибриллятор?!
Выходя, Роллинс сказала МакБоу:
- Шейла, немедленно позвоните доктору Хельфготту. У нас тут ситуация.
Майло сказал:
- Шейла, не звоните никому. У нас тут ситуация.
Ячейки занимали две стены похожего на пещеру здания, отмеченного табличкой «Хранилище». Дуб, медные ручки.
Майло сказал:
- Откройте ячейки Уайдетта и Гловера.
Роллинс сверилась со списком. Шмыгнула носом.
- Называть меня морально невоспитанной было совершенно излишне.
- Я разыскиваю двух убийц, а Вас интересует только семантика.
- Это не семантика, - ответила Роллинс. – Я хороший человек. Однажды Вы тоже можете оказаться в особых обстоятельствах – и отреагировать так, что сами удивитесь.
- Со мною такого не случится, - сказал он.
Обе ячейки оказались пусты.
Роллинс сказала:
- Вот Вам и все ваши вещественные доказательства.
- Вы знаете, где я могу найти Тристрама Уайдетта и Квинна Гловера?
Молчание.
- Доктор, если Вы знаете, где они, и скрываете эту информацию, то отправитесь в тюрьму за укрывание преступника.
- Восможно – но долго я там не задержусь.
- Поверьте мне, доктор Роллинс, Вам вряд ли будет приятно провести время за решеткой. Даже минуту.
Она надулась.
Майло спросил:
- Что, работа для Вас настолько важна?
- Это не работа. Это призвание.
- Нацисты-эсэсовцы говорили то же самое.
- Это возмутительно! Ладно. Поскольку вслед за свободным днём идут выходные, они там, где и следует ожидать: отправляются отдыхать с семьями.
- Обе семьи?
- Я полагаю, да.
- Куда они едут?
- Не знаю.
- Откуда Вы знаете, что семьи путешествуют вместе?
- Я болтала с мальчиками вчера. Они были в прекрасном настроении, и я просто не могу поверить...
- Что конкретно они Вам сказали?
- Тристрам сказал, что они воспользуются самолетом. Что это будет... замечательно. Мне кажется, он употребил термин «обалденно».
- Самолет.
- Гольфстрим-V мистера Уайдетта, - сказала она. – Чудесная машина.
Глава 37
Пока я гнал в аэропорт Санта Моника, Майло позвонил Риду.
- Ничего, Лейт.
- Потому что мы, похоже, опоздали: оба семейства собирались отправиться отдыхать на выходные. Узнай у манекена в будке, жа не давай ему вешать тебе лапшу на уши. Скажи Шону, чтобы выяснил, что происходит дома у Уайдетта. Если все уехали, то мы обыщем дома. Учитывая размеры, мне понадобится небольшая армия, так что свяжись с лабораторией и дежурным сержантом и начинай набирать команду.
Через несколько мгновений позвонил Рид.
- Манекен оказывает содействие. Бывший полицейский, ненавидит семейство: они ведут себя с ним так, словно он – кусок глины. Он абсолютно уверен, что сегодня никто не выезжал, за исключением Тристрама. За ним заехал Квинн Гловер на своём «хаммере». Было это час с четвертью тому назад, как раз перед тем, как я приехал. У них был багаж, Лейт. Много багажа.
«Гольфстрим» вписали в ордер, когда я поравнялся с Банди Драйв. Вылет в Аспен задержан диспетчерской лос-анжелесского аэропорта в тот момент, когда я свернул на Оушен Парк. Экипажу сообщили, что причина задержки – неожиданно большое число взлетающих самолётов.
Ворота Дайамонд Авиэйшен с жужжанием открылись, как только я упомянул имя Майло. Я выехал на лётное поле и, пристроившись за грузовым автокаром, подъехал к «Гольфстриму».
Двигатели работали. У двух соседних самолётов – тоже. Шум стоял такой, что мозги плавились. Когда я подъехал к левому крылу самолёта и остановился, пилот выглянул из кокпита – взгляд был любопытный, но не встревоженный. Не изменилось это выражение и после того, как Майло показал ему свой жетон. Люди, поднимающие в воздух тонны металла, относятся к жизни спокойнее.
Майло жестом попросил его спуститься.
Двигатели выключились.
Когда уровень шума упал до просто оглушительного, дверь открылась, пилот опустил складной трап, спустился на две ступеньки, повернулся и закрыл за собой дверь.
Квадратный подбородок. Тот же самый пилот, с которым Эдгар Хельфготт облетел полмира по делам школы. Мосластый, седой, сложение бегуна.
Майло представился. Чтобы его было слышно, ему пришлось кричать.
Капитан кивнул головой, предлагая отойти в сторону, и мы отправились втроём подальше от самолёта. Шли мы до тех пор, пока смогли слышать собственный голос.
Пилот сказал:
- Род Брюэр. Чем могу быть полезен, Сэр?
- У меня есть ордер на обыск Вашего самолёта и на арест Тристрама Уайдетта и Квинна Гловера. Они там, внутри?
- Да, Сэр.
- Кто ещё в самолёте?
- Капитан Сьюзан Кёртис. Она в опасности?
- Вас настораживает что-либо в поведении мальчиков?
- Да нет, пожалуй, - сказал Брюэр. – Два избалованных засранца. Сидят, слушают свои «ай-поды». Наглазники надели. Но если мы задержимся, то они начнут проявлять нетерпение. Не возражаете, если я скажу Сью, чтобы заперла кокпит?
- Хорошая мысль.
Брюэр позвонил, напоследок велел своему второму пилоту на все вопросы отвечать «механическая неисправность». Потом спросил нас:
- Окей, что я должен делать?
- Где они сидят? – спросил Майло.
- В первом ряду, по обе стороны прохода, - отетил Брюэр. – Всегда. Я могу лететь над Гранд Кэньон – они будут заниматься своим делом.
- Мальчики – или вся семья?
- По-моему, у них это наследственное.
- Вы не заметили у них ничего, что можно было бы расценить как оружие?
- У нас есть столовые приборы. – Он улыбнулся. – Миссис Уайдетт как раз заказала Кристофль.
- Больше ничего?
- Всё в багажном отсеке, - сказал Брюэр. – Кроме их «ай-подов», журнала «Хастлер» и «сильвер патрон». Они уже полупьяные. Не знаю уж, на руку Вам это или наоборот.
- Когда они пьяные, они наглеют?
- Да нет. Обычно спят.
- Родители разрешают им пить?
- Когда они летят с родителями, они пьют «ред булл».
- Сколько раз они летали без родителей?
- Это – первый.
- Но папочка разрешил.
- Мамочка.
- Она не сказала, почему мальчики летят в Аспен одни?
- Мне никто ничего не объясняет, - сказал Брюэр. – Я – мебель.
- Мебель, которой они вверяют свою жизнь.
- Лейтенант, люди их положения видят мир по-иному. Есть они – и есть все остальные.
- Окей, спасибо. Откройте дверь, пожалуйста.
- Нет проблем, - ответил Брюэр. – Прежде чем войти, Вы, возможно, захотите проверить содержимое багажного отсека. Они впервые в жизни настояли: свой багаж они погрузят сами.
Два больших баула легли на бетонку. Прочный чёрный нейлон. Хромированные пряжки блестят на солнце.
Натянув резиновые перчатки, Майло выгрузил их сам, отдуваясь и потея.
Капитан Род Брюэр наблюдал за ним так, как анестезиолог наблюдает за уровнем кислорода.
Майло потрогал один из баулов. Похлопал по нему, пробуя содержимое через ткань – с одного конца и до другого. Поднял брови. Расстегнул молнию.
Внутри были слои толстой пластиковой пленки, молочно-белой и непрозрачной. Опустившись на колени, он глянул поближе. Достал карманный нож, протёр его стерильной салфеткой.
Осторожно работая ножом, он отвел в сторону пластик – слой за слоем.
Капитан Род Брюэр сказал:
- О Господи.
На нас смотрело лицо.
Молодое, мужское, серо-зелёное, с открытым ртом. Плоские, мутные целлофановые диски там, где недавно были глаза.
То, что техники-криминалисты называют «дефект», находилось прямо в центре гладкого лба. Входное отверстие – маленькое, аккуратное, вероятно, калибра .22.
Тело лежало в облаке белых гранул, которые начали испаряться, как только соприкоснулись с тёплым воздухом.
- Это ещё что такое, чёрт побери? – спросил Брюэр. – Сухой лёд, что ли?
- Он испаряется, - ответил Майло, орудуя ножом, чтобы продлить разрез.
Пилот заморгал и отвернулся. Невозмутимый человек – но что-то его всё-таки достало, и я понял, что именно.
Человек нормального роста не мог поместиться в один такой баул.
Майло закончил раздвигать пластик в стороны. Продолжал смотреть.
Род Брюэр перекрестился.
Тело было разрезано пополам - прямо над тазобедренными суставами.
Разрезано неаккуратно: края раны были рваные, а концы костей – зазубренные, как стреляные хлопушки. Обнажённые мышцы напоминали мраморный стейк. Внутренние органы словно замёрзли на лету, вываливаясь из торса – блестящие, словно жуткая оливково-зелёная колбаса.
Что-то зубчатое и мощное. Навскидку напоминало бензопилу.
Майло посмотрел, отправился к второму баулу.
Он, наконец, разгадал головоломку, которую когда-то звали Трей Франк.
Глава 38

В Салоне «Гольфстрима» пахло свежими цветами, яблоками и текилой.
Тристрам Уайдетт вытянулся во весь свой немалый рост на обтянутом гобеленовой тканью диване по праую сторону от прохода. На лице – раскрытый глянцевый журнал обложкой вверх. РовноеЮ медленное дыхание. Одна рука с наманикюренными ногтями касается ковра. Возле пальцев – хромированный «ай-под».
Квинн Гловер, оказавшийся в жизни крупнее и тяжелее, чем на фото, выглядел так, как и надлежит начинающему политику: ненавязчиво миловиден. Он сидев, положив повыше ноги, опустив наглазники, прихлёбывая текилу из бутылки и покачиваясь в такт неслышному ритму в наушниках ег позолоченного «ай-пода».
Оба были одеты в камуфляжные штаны и чёрные, в обтяжку, футболки, подчёркивавшие мускулистые торсы. Ботинки десантников и грязные белые носки валялись в проходе.
Форма одежды для выполнения боевого задания.
Первый Майло выдернул Квинна – защелкнул наручники и пристегнул к креслу, прежде чем тот успел закрыть рот. Попутно убедился, что глаза и уши открыты.
Тристрам продолжал спать. Майло перевернул его, как блин на сковородке, выдернул из ушей наушники.
Оба парня сидели, разинув рот.
Майло спросил:
- Вы много смотрите телевизор, парни?
Непонимающие взгляды.
- Я думаю, вы знаете порядок, но... Значит, так. Тристрам Уайдетт, ты арестован за убийство. Ты имеешь право не открывать свой дурацкий рот, поскольку мне глубоко насрать, будешь ты говорить или нет.
Эволюция чувств, отражавшихся на лицах парней, была одинаковой, как их одежда: сначала вялое удивление; потом шок, как у загнанного в угол животного: потом ужас. Потом слёзы.
Майло вызвал подкрепление, и мы остались ждать, глядя, как они всхлипывают.
Зрелище, вполне оправдывающее цену входного билета.
Глава 39

Первый батальон: высокооплачиваемые адвокаты.
Второй батальон: высокооплачиваемые газетчики.
Попытка заискивания перед «Таймс» (поскольку Майрон Уайдетт играл в гольф с издателем) вышла боком, и последовавший взрыв праведного гнева граничил с фарсом. Остряки утверждали, что истинная причина была в том, что Уайдетт жульничал во время игры, и его партнёр, наконец, решил, что с него довольно.
Отпечаток ладони, найденный на гараже Саля Фиделлы, совпал с ладонью Квинна Гловера. Получив такой довесок – вдобавок к куче свидетельских показаний и вещественных доказательств, - команда юристов Квинна попыталась продать Тристрама Уайдетта в обмен на смягчение наказания. Они заявили, что Квинн – слабовольный последователь, попавший в злокозненные сети обольстителя Тристрама.
Тристрам, как утверждал его бывший лучший друг, разработал весь план, потому что попасть в Стэнфорд для него было важней всего на свете. В семье он чувствовал себя дурачком. Вот Айдан – тот был головастый малый. Когда ему сказали, что Айдан тоже пользовался услугами Трея Франка на вступительных, парень искренне удивился.
- Ни хрена себе! А ему-то зачем?!
- А это ты мне скажи, Квинн. – ответил Майло.
- Мне всегда казалось, что он умный.
- Может, умный, да недостаточно?
- Да. Сэр. Вы правы.
Смешок.
- Что смешного, Квинн?
- Похоже, он влип. Сэр. Похоже, мы все влипли.
- Трезвая оценка.
- Оценка, - повторил Квинн. – Слово из психометрического теста. «Акт определения ценности.»
- И как ты оцениваешь свою ситуацию, Квинн?
- Это была идея Тристрама, Сэр. Мне она не понравилась – но что я мог сделать?
- Выбора у тебя не было.
- Именно, Сэр. Насчёт льда тоже Т придумал, и в лёд её – мисс Фриман - Т запихал. И этому козлу голову размозжил тоже он. Мы его собирались застрелить – Т собирался его застрелить, но мы забыли пистолет у Т дома, а мы уже приехали туда - тогда Т и говорит, пошли, на месте разберёмся.
- И как всё прошло?
- Этот придурок открыл дверь, мы – Т толкнул его обратно в дом, увидел бильярдный кий и дал ему по башке.
Майло сказал:
- В доме не было следов серьёзной борьбы, Квинн. Это значит, что мистера Фиделлу кто-то держал.
- Как скажете, Сэр.
- Вдвоём вам было гораздо легче одолеть его.
Адвокат парня, до этого молчавший и только возившийся со своим айфоном, сказал:
- Я бы предпочёл, чтобы он не отвечал на этот вопрос.
Майло не стал протестовать.
- Значит, Т разбил голову этому придурку. Что потом?
- Потом Т влез в «ягуар».
- А ты уехал на «корвете».
Адвокат сказал:
- Я бы предпочёл, чтобы...
- А я бы предпочёл не тратить моё время понапрасну, мистер Нил. Проблема Вашего клиента – не угон машины.
- Дело же не в этом. Дело в том, что...
Майло встал. Кивнул мне: пошли.
- И всё? – спросил Квинн.
- Мистер Нил считает, что всё, сынок. – Адвокату: - Пока что я не слышал ничего, напоминающего «чистосердечное признание», и Джон Нгуену это вряд ли придётся по душе. Особенно в свете множественных потерпевших, убийства с целью наживы, крайней безнравственности...
- Хорошо, - сказал Нил. – Он уехал на этой машине.
Мы опять сели.
Майло сказал:
- Ты уехал на «корвете» мистера Фиделлы.
- Тачка – говно, - сказал Квинн. – Тут стучит, там скрипит... – Он улыбнулся, явно надеясь, что мы оценим шутку.
- Что произошло потом?
Клиент посмотрел на своего юрисконсульта. Тот кивнул.
- Мы поехали к Тристраму домой и поставили её в гараж. У его отца здоровенный гараж – машин на двадцать.
- Что дальше?
- Ничего. На следующий день Тристрам взял «ягуар», а я – эту таратайку. Я думал, она не доедет.
- Не доедет куда?
- До Пасадены.
- А что там, в Пасадене?
- Он там живёт.
- Кто?
- Ну, он. Чудик этот, который тесты сдавал.
- Трей Франк.
- Ага. Да, Сэр.
- Т сказал, что надо делать, как его мать. Она повёрнута на чистоте. Неважно, крошку печенья ты уронил на диван или нагадил на него – она на стенку лезет. Так что нам надо было идти до конца.
- Чтоб не оставлять крошки мусора, - сказал Майло.
- Именно так, Сэр. Нам пришлось быть тщательными.
- И как это было – с Треем Франком?
- План был такой: постучать в дверь, сказать, что пришли друзья или что-то в этом роде, но как раз когда мы подъехали, он вышел из дому и пошёл куда-то. Мы подъехали поближе, было темно, вокруг - никого. Ну, мы выскочили, схватили его, оглушили. Он сразу рассыпался.
- «Мы»?
- Стрелял Т.
- А кто оглушил?
Пауза.
- Наверное, я. Но Т его держал, дал ему ногой по яйцам, к тому времени, как я его стукнул, он уже практически вырубился. Я его несильно стукнул.
- Что произошло потом?
- Т увёз его, я ехал за ним на «корвете».
- Где был мистер Франк?
- В багажнике «ягуара». Т связал его этими платиковыми штуками.
Факт, подтверждённый следами слюны и крови Трея Франка в багажнике свежевымытого и вычищенного пылесосом автомобиля.
- А ты ехал следом в «корвете» Саля Фиделлы.
- Да, Сэр.
- Куда вы поехали?
- Туда. Т знает это место - у его кузена ранчо поблизости, и его отец брал его туда в поход, давал пострелять из ружья там, в горах, когда он был пацаном.
- А может, недавно?
- Что Вы, - сказал Квинн Гловер. - Он с отцом не разговаривает, терпеть его не может, читает, что и его отец его тоже ненавидит.
- Окей, вот вы на том месте, что знает Т, - напомнил Майло.
- Т вытащил его из багажника.
- Франк был в сознании?
- Я думаю, да, - ответил Квинн Гловер. - Он весь съёжился и издавал такие звуки, вроде как скулил. Т переворачивает его на спину, говорит ему: похоже, ты не такой уж умный, мудила. И стреляет ему прямо сюда.
Гловер дотронулся до центра своего загорелого, гладкого лба.
- Мы попытались столкнуть «корвет» вниз, в яму - но он застрял, так что Т запалил его, и мы свалили.
- После того, как подкинули на сиденье бейсболку.
- Это была идея Т. Сэр.
- А цель?
- Свалить это на кого-то.
- На кого?
- На этого мексикашку. Все знали, что он её ненавидел.
- Кого?
- Эту су... Мисс Фриман.
- Откуда все знали?
- А он и не скрывал. Она тоже его терпеть не могла.
- Элиза Фриман жаловалась насчет Мартина Мендосы?
- Ага.
- И вам, в частности?
- Ага. Когда мы приходили к ней на уроки, - сказал Квинн Гловер.
- А как зашел разхговор о Мартине Мендосе?
- Он выходил, а мы как раз зашли. Мы её спрашиваем: Вы и его учите? Потому что уроки были дорогие, Вы же знаете, а у чувака денег-то не было. Она и говорит: к несчастью, да. Очевидно, в мои обязанности входит обучать и таких людей. Сэр.
- И как вы это истолковали?
- Что она не люит мексиканцев.
- Что вы по этому поводу сказали?
- Ничего, - ответил парень.
- Но вы вспомнили об этом позднее, когда вы с Т решили свалить вину за убийства на Мартина.
- Это идея Т.
- Что вы сделали с трупом Франка?
- Обтёрли его ветошью из «ягуара», потом положили его обратно в «ягуар».
- Что потом?
- Вы же знаете.
- Что я знаю?
- Вы же видели его, Сэр. То, что сделал Т.
- Т разрезал его.
- Да, Сэр.
- Но сделали вы это в мастерской твоего отца, Квинн. Инструментами для работы по дереву, которые он хранит в пристройке.
- Он делает клетки для птиц. - Бормотание.
- Что, Квинн?
- Ничего.
- Что ты только что сказал, сынок?
- Отстой. Делать эти дурацкие клетки для птиц...
- А какое отношение имеет бензопила к скворечникам?
- Для деревьев, - ответил Квинн Гловер. - У нас в штате Вашингтон есть земля - деревьев полно, он любит там мотаться с бензопилой и валить деревья. Говорит, что он так разряжается. Потом делает из них клетки для птиц.
- Видимо, твоему отцу понадобится новая бензопила.
- Похоже, что так.
Нил поднял голову.
- Долго ещё?
Майло не обратил на него никакого внимания.
- Давай вернёмся к тому, что ты сказал, Квинн. Когда вы увидели Мартина Мендосу. «Мы шли на урок». Ты хочешь сказать, что ты с Т ходили на занятия к мисс Фриман вместе? Записи в компьютере, который мы нашли в спальне Т, этого не подтверждают. То же и в файлах в компьютере мистера Фиделлы - мы нашли его у тебя в комнате: там были копии всех файлов мисс Фриман.
Квинн Гловер облизал губы.
Майло сказал:
- Каждый из вас ходил на уроки отдельно.
- Да, Сэр.
- Так что, возможно, это ты разговаривал с мисс Фриман про Мартина. Ты, а не вы оба.
Адвокат сказал:
- Не отвечайте на это вопрос.
Мы опять встали.
- Да бросьте, лейтенант. Должен же быть какой-то баланс между тем, что он вам сказал, и тем, о чём он умолчал.
- Баланс?
- Вы знаете, что я имею в виду, лейтенант.
- Вы адвокат, мистер Нил. Это означает, что никто - включая и Вас самого - не знает, что Вы имеете в виду. Всего.
Когда подробности скандала с подставными экзаменуемыми появились в национальных новостях, служба тестирования объявила о немедленном проведении полной проверки всех тестов в школе «Виндзор» за последние пять лет. Файлы в компьютере Саля Фиделлы свидетельствовали о том, что после смерти Элизы он собирался шантажировать и других бывших клиентов. Тристрам и Квинн добавили файлов: порнография, музыка, фотографии экзотических машин и мотоциклов. Судя по переписке между ними по электронной почте, к совершённым ими убийствам они относились весело. Они обсуждали, как, например, можно убить девушку.
как бри и сельма?
ага они мягче но тебе наверное всё равно понадобится новое лезвие
Джон Нгуен сказал:
- Сделки не будет. Расчленённый труп. Если уж кому и положен смертный приговор - так это этим двоим.
Смертной казни в Калифорнии нет, но прокуроры коллекционируют смертные приговоры, как бейсбольные карточки.
В конце концов, дело кончилось сделкой. Добровольное признание в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах и пожизненное заключение, но с возможностью досрочного освобождения, потому что оба преступника молоды, ранее не совершали преступлений и были потенциально небезнадёжны.
- Небезнадёжный бывает только диагноз, - сказал Майло.
Единственное, чего не удалось найти ни в одном файле - ни на компьютере Элизы, ни на машине Фиделлы, - это куда подевались деньги, накопленные за четыре года аферы с тестами. Учитывая, что за один заход Элиза брала пятнадцать тысяч и что за три года Трей Франк, возможно, успел поменять парик больше двадцати раз, в итоге должно было набраться порядочно.
Однажды, после того, как в новостях передали о сделке в суде - смягчении наказания в обмен на добровольное признание - доктор Уилл Хан из больница Коттедж в Санта Моника позвонил Майло и попросил о встрече. Мы встретились с ним в кафе «Могол», где Майло навёрстывал упущенное время, уплетая гору баранины.
Доктоор Хан вошёл в кафе как-то украдкой. Темно-синий костюм, рубашка и галстук в тон. Вместо обычного докторского саквояжа у него был небольшой чемодан на колёсиках.
Из чемодана он извлёк стопку бумаги. Отчеты о вкладах из филиала Ситибанка в Санта Барбара.
Девятьсот восемнадцать тысяч долларов на совместном счету Хана и сестры Элизы Фриман - Сандры Стюэр. Майло читал, не прекращая жевать. Когда он перевернул последнюю страницу, он сказал:
- Акции, облигации... Совсем недурно, учитывая...
- Я хочу выйти из игры, - сказал Хан. - Я могу точно сказать вам, что моё, а что её.
- Расскажите, доктор.
- Да цифры сами за себя говорят.
- И всё-таки расскажите.
Доктор оказался человеком неразговорчивым - но после некоторого сопростивления нам всё же удалось выжать из него эту историю.
Они с Сандрой собирались пожениться, хотя теперь этот скандал всё изменил. Его семья никогда не потерпит подобных вещей. Да он и сам начал сомневаться.
- Слишком поспешно. Она был так настойчива, что мне стало не по себе.
Год назад Сандра предложила открыть совместный счет, «чтобы проверить прочность отношений».
Хан вложил пятьсот двадцать тысяч, Сандра - чуть больше трёхсот тысяч. Акции, купленные Ханом в тот момент, когда биржа упала на самое дно, добавили почти сотню тысяч прибыли.
- Теперь, задним чистом, я понимаю, что она использовала меня для отмывания денег, - сказал Хан. - Потому что до этого она жаловалась на финансовые трудности, её бывший-де наложил лапу на большую часть собственности. И вдруг она даёт мне банковский чек на триста девять тысяч. Когда я спросил, откуда деньги, она ответила «сбережения» и переменила тему. Я тогда был влюблён до одури и не стал настаивать. Но квитанцию сохранил - вот она. Деньги сошли со счёта в банке в Студио-Сити. Когда я услышал, что сделала её сестрала, я решил, что надо вам рассказать.
- Правильное решение, доктор. Я вас искренне благодарю.
- Поблагодарите меня так, - сказал Хан: - помогите получить назад мои пятьсот двадцать. Все проценты пусть заберёт себе, это грязные деньги, мне их не надо.
- Похоже, Ваши родители воспитывали Вас правильно.
- Мне уже говорили, лейтенант.
Глава 40

Через неделю после того, как Тристрам Уайдетт и Квинн Гловер выторговали себе жизнь, шеф полиции устроил пресс-конференцию, на которой охарактеризовал арест как «результат тщательного расследования и именно тот тип коррупции, искоренению которой я посвящаю столько усилий». Среди окружавших его пиджаков был и капитан Стэнли Крейтон. Майло видно не было.
Я позвонил и спросил его об этом.
- Если бы я хотел стать актёром, то научился бы работать официантом.
На следующий день, в восемь утра, на мой частный телефон позвонила секретарша шефа и попросила меня о «встрече» с её боссом через три часа.
- У него дома, доктор Делавар, если не возражаете.
- Нисколько.
- Прекрасно, запишите адрес.
Адрес я уже знал - но какой смысл сбивать её с подготовленного сценария?
Когда она повесила трубку, я опять позвонил Майло.
Он сказал:
- Мы с Риком сидим над путеводителями. Мы было подумывали про Гаваи, но, может быть, нас заслужила Атлантика. На Багамах бывал?
- Никогда. Мои планы на данный момент простираются только до Агуры. Поедем вместе?
- Поехал бы с удовольствием - если бы был приглашён, Алекс.
- Ой.
- Наверное, из нас двоих повезло мне.
- Интересно, что ему надо.
- Может, хочет подсластить предложение работать у него.
- Столько сахару на Гаваях нет, - ответил я. - То же касается и Багамских островов. Что они там выращивают? Ладно, я тебя буду держать в курсе.
- А вот тебе в отместку: Джон говорит, что адвокаты Тристрама в панике, просят быстрого перевода в Коркоран.
- Место непростое. Ему что, отделка помещений в окружной тюрьме не нравится?
- Перспектива быть избитым до полусмерти каким-нибудь мордоворотом из числа постоянных обитателей окружной тюрьмы не вписывается в стиль жизни юноши. Его адвокаты питают надежду на то, что изоляция от общества в компании стукачей, педофилов и проворовавшихся клерков пойдёт молодому человеку на пользу.
- Вот видишь, - сказал я. - Главное в жизни - связи.
При свете дня дом шефа выглядел более неряшливо - но смотрелся более привлекательно. Как декорации к старому вестерну. В Агуре стоял жаркий день, несмотря на надвигавшуюся осень. Он сидел в том же кресле-качалке, одетый в чёрный костюм, белую сорочку и красный галстук, и, по-моему, варился заживо. Три складных металлических стула слева от него Изрядно нагрелись на открытом солнце. На стульях сидели трое: крепко сбитый парень-латиноамериканец в куртке с эмблемой школы Южного Эль Монте и с рукой на косынке, невысокий, но мускулистый паренёк чуть постарше, в обрезанных джинсах и футболке Zuma Jay, и долговязый парень с выпирающим кадыком, неуклюжими манерами и рыжими патлами, торчавшими из-под бежевой бейсболки.
Я прошёл мимо шефа и подошёл к парню в обрезанных джинсах.
- Ты - Гаррет Кентен?
- Да, Сэр.
- Приятно познакомиться.
- Взаимно.
- Очень впечатляет, доктор, - сказал шеф. Очень занимательно. Когда-нибудь Вы будете выступать со своим шоу в Лас-Вегас.
Чарли снял кепку.
- Па-ап...
- Извини, сынок.
Другой голос. Приглушённый, смущённый, неуверенный. Мне доводилось слышать этот голос - голос родителей бесчисленных подростков.
- Извините меня, доктор Делавар. Маожете себе представить, насколько непросто тут всё было.
- Так не должно быть, Па, - сказал Чарли. - Если то, что мы сделали - это якобы хорошее дело...
Гаррет Кентен хлопнул его ладонью по ладони: дай пять!
Мартин Мендоса улыбнулся.
Я пожал его левую руку, потом поздоровался за руку с Чарли.
Шеф сказал:
- Присаживайтесь, доктор Делавар. Нет никакого смысла тянуть это дело дальше. Гаррет и Чарли прятали Мартина Мендосу - с тех пор, как стало известно об убийстве Элизы Фриман. Технически, когда Мартин был в розыске, это было противозаконно. Но учитывая, как развивались события, я уверен, Вы согласитесь: для такой осторожности были все основания.
- Разумеется, - сказал я. Троице: - Хорошо сработано, парни.
- Подумаешь, большое дело, - сказал Гаррет Кентен.
Марти Мендоса сказал:
- Для меня это было большое дело, чувак.
- В бегах, - сказал Гаррет Кентен. - Надо было всё это заснять - был бы неплохой фильм.
Чарли не сводил с меня взгляда.
- Это был вопрос добра и зла, незапятнанный этими дурацкими моральными дилеммами, котороые нам подкидывают, чтобы чувствовать себя хорошими людьми. Как будто теоретические ситуации имеют какое-то значение.
Гаррет Кентен сказал:
- Я тебе скажу, что имеет значение: чтобы к моему деду не приставали.
Обращался он ко мне, но краем глаза смотрел на шефа.
Шеф сказал:
- С этим проблем не будет.
- Я знаю, что Вы его терпеть не можете, Сэр, но было бы лучше, если бы Вам удалось забыть об этом.
- Твой дед и я... У нас есть разногласия. Он определённо хороший человек, но есть... разногласия.
- Мне это безразлично, Сэр. Я просто хочу, чтобы Вы оставили его в покое.
- Нет проблем.
Чарли сказал:
- Не вижу, отчего тут вообще должны быть проблемы, Па.
Его отец пристально посмотрел на него. Дёрнул себя за ус.
- Ни один волосок не упадёт с головы твоего деда.
Гаррет ухмыльнулся.
- Это хорошо. У него и так осталось не слишком много.
Марти рассмеялся. Чарли даже не улыбнулся.
- Мы просто обязаны были сделать это, - сказал он. - Мы не залужили похвалы: у нас просто не было иного выбора. Они ему открыто угрожали.
Шеф сказал:
- Сынок, не надо вдаваться в...
- Они ненавидели Марти, потому что были мелкими позёрами, и его способности представляли для них угрозу. это был вопрос жизни и смерти.
Марти сказал:
- Может, всё было не так уж и плохо. По крайней мере, я научился сёрфингу.
- Падать с доски ты научился, - сказал Гаррет.
Я сказал:
- Значит, вы были в Малибу.
- Да, но не в поместье деда, потому что мы знали... ну, мы сообразили, что это не самая удачная идея. Дед снимает для меня жильё в Транкас. Я решил прервать учёбу на пару лет и снять документальный фильм про сёрфинг. Из этого, возможно, ничего и не выйдет, но я всё-таки попробую, а потом подамся в университет в Санта Крус.
Он повернулся к Марти.
- По крайней мере, ты за собой убираешь, чувак.
- Можно подумать, ты бы заметил.
Я сказал Гаррету:
- Отличный расклад. Ты даже привёз ему доску для сёрфинга.
Парни выкатили на меня глаза.
- Дом твоего деда был под наблюдением, Гаррет. Тебя видели, когда ты забирал доску, и на другой день, когда у тебя в машине сидел пассажир - парень в бежевой кепке.
Гаррет Кентен сказал:
- Ух ты...
Чарли пожал плечами.
Шеф сказал:
- Окей, все высказались, будем считать обмен мнениями законченным. Ступайте-ка, ребята, в дом: мне тут надо с доктором с глазу на глаз поговорить.
Мартин Мендоса встал, остальные колебались.
- Не нарывайтесь, - сказал шеф.
Гаррет и Чарли присоединились к Мартину. Когда они двинулись к дому, я подошёл к нему.
- Я рад, что всё обошлось.
Он сказал:
- На истории говорили, что были хорошие немцы, которые спасали евреев. Я в это как-то не верил.
Вся троица поплелась к дому.
Шеф сказал:
- Вы знаете, о чём я собираюсь Вас попросить.
- Понятия не имею.
- После этой истории, любое заявление из «Виндзор» будет выглядеть как ломтик собачего дерьма. Чарли заслужил своё право учиться в Йейль. Я хочу, чтобы Вы написали ему рекомендательное письмо. Да как следует.
- А что он сам думает по этому поводу?
- Доктор, любая рекомендация от его учителей и этого идиота Хельфготта ему только навредит. Вы же, напротив, по-прежнему борец за правду, справедливость и всякое такое. Вдобавок, Вы ещё и профессор на медицинском факультете. Там это любят.
- С удовольствием, - сказал я. - После того, как поговорю с Чарли.
- О чём?
- Чтобы написать хорошую рекомендацию, мне нужно знать человека.
- Я Вам скажу, что Вам нужно знать: средний балл - сто. Он выбирает самые трудные курсы. Внеклассная работа - зашкаливает. Мы имеем дело с высоча-
- Я не об этом, - сказал я.
- Тогда о чем же? - рявкнул он.
- Я хочу знать его. А не его цирковые номера.
Глава 41

Волоча ноги, Чарли вышел из дома с видом подростка, которого заставляют делать что-то, то ему совершенно не хочется.
Я сказал:
- Пойдём, прошвырнёмся.
- Зачем?
- Мне так хочется, а тебе ещё рано жаловаться на ревматизм.
- Ладно.
Мы отправились обходить автостоянку перед домом. Он засунул свои длинные руки в карманы и смотрел в землю.
- Ты знаешь, что хочет твой отец.
- С акцентом на «твой отец». В противоположность тому, чего хочу я.
- Вот почему я и решил с тобой поговорить.
- Он совершенно зациклился.
- На тебе?
- На моём поступлении в какой-нибудь приют для слабаков.
- Он сказал, что ты выбрал Йейль.
- Это всё равно, что сказать: сыр я терпеть не могу, но выбрать я могу либо чеддер, либо грюйер.
- Тебе всё равно.
- Нет, - сказал он. - Если бы я так сказал, то был бы просто кретином. Мне не всё равно. Меня так воспитали - не быть равнодушным.
Два шага.
- Иногда мне хочется записаться в городской колледж. Просто чтобы показать им, до чего это всё глупо.
- Да, это было бы интересно, - сказал я.
- А где Вы учились?
- В местном университете.
- И родители на Вас не давили?
- В моей вселенной не было университетов Высшей лиги. Я просто был рад до чёртиков унести ноги из Миссури.
- А что плохого в Миссури?
- Абсолютно ничего.
Он пристально глянул на меня.
- Угу. Так или иначе, Вы совершенно не обязаны делать ничего, что противоречит Вашим принципам.
- Рекомендательное письмо тебе не противоречит, - сказал я. - Напротив.
- Вы же меня совсем не знаете.
- Я знаю о тебе достаточно.
- Ну, как зна-... А если я попрошу, чтобы Вы не писали эту рекомендацию, Вы не наепишете?
- Ни одной закорючки.
- Он не очень умеет принимать отказы.
- Мне приходилось отказывать ему и раньше.
Его карие глаза шароко открылись.
- В каком контексте?
Я сказал:
- Он много лет пытается уговорить меня, чтобы я бросил частную практику и стал работать у него. Подбрасывает все больше денег и всё более пышные титулы.
- Да, это в его стиле. так что, Вы ему отказали, потому что он Вам не нравится?
- Я бы мог с ним работать, Чарли, но деньги всё равно мелкие, а главное, я слишком ценю свою независимость. Уж ты-то можешь это понять.
Выражение лица у него стало кислым. «Не надо разговаривать со мною покровительственным тоном».
Я сказал:
- Ладно, не будь таким чувствительным. Я просто констатирую факт. Я же не обязан тебя в задницу целовать.
В сконфуженном взгляде его расширившихся, как блюдца, глаз явственно читалось: это что за инопланетянин?!
Мы прошли ещё немного, и он сказал:
- Полный абсурд Он считает, что я заслужил награды. Я просто делал то, что было необходимо.
- Вы с Марти и раньше были друзьями?
- У меня нет друзей, - ответил он. - У него в «Виндзоре» - тоже.
- Ну, общий враг - тоже подходящая основа для взаимопонимания.
Первая улыбка за день.
- Это правда. Он всегда сидел один. Пару раз я подошёл поговорить с ним. Он был вежлив, но особого разговора не вышло. После того, как он повредил плечо, он и вовсе был не в настроении общаться. Было видно, что он хочет побыть один, ну, я и не лез. Но потом, когда я услышал, как некоторые из их клики болтают, что Марти якобы убил Мисс Ф., - я понял, что надо что-то делать. Распускать сплетни - это так типично. Ложь как стиль жизни.
- Т и К, - сказал я.
- Они безответственны, а система только подпитывает их нарциссизм.
- Умеют находить козла отпущения.
- Находить и сбрасывать со скалы. Это точное значение. Я имею в виду выражение «козёл отпущения». Это из Ветхого Завета, применялось в буквальном смысле. Когда общество деградировало до полной коррупции, брали двух козлов. Одного объявляли божественным, а второго - исчадием дьявола и сбрасывали со скалы в виде покаяния за общие грехи. - Он засопел. - Как будто.
- В «Виндзор» преподают библию?
- А то как же. - Он ухмыльнулся. - Между мучительным анализом Малкольма Экс и изучением «Над пропастью во ржи» трудно вклинить ещё и древние тексты. Нет, у меня репутация человека, который сам выбирает, что читать. Даже в то время, когда мне следовало готовиться к экзаменам.
Я сказал:
- Тебе нравится Ветхий Завет.
- Ветхий, Новый, Пророки, Евангелие, Коран, Бхагават Гита. По правде сказать, все религии проповедуют доброту - и невероятную жестокость.
Я сказал:
- Так, значит, клика Т и К повесила Мисс Фриман на Мартина. Ты думаешь, они верили в это?
- Кто знает? Они вообще способны во что-либо верить?
- Онои говорили об этом открыто?
- Нет, конечно, - сказал он. - Но как-то раз я, как и положено изгою общества, отправился на задворки кампуса. В самом конце есть заросший участок - прямо лес - куда никто не ходит, и именно поэтому туда люблю ходить я. Мне нужны тишина и покой - тогда я могу почитать то, что хочется, отключившись от... в общем, сижу я там. Читаю, кстати, Иова - и тут впервые слышу в этом месте голоса. Оказалось, это Т - пришёл травку покурить. Потом к нему присоединился К, тоже закурил. Я себе думаю: вот и накрылся мой последний приют. Хотел уйти, но не хотелось, чтобы они увидели мою... ну, в общем, неохота мне было с ними затеваться. Решил остаться: я сидел за густыми кустами, я туда всегда хожу, там только я и жуки. Ну, белки иногда. Они и понятия не имели, что я... какое мне дело до того, что они там говорят. Но они сидели так близко и говорили так громко, что было слышно. Потом пришли ещё ребята из их клики, и они все стали говорить про это.
- Про Мисс Фриман.
- Да. Никто по ней особо не горевал. В основном оттого, что они - люди неглубокие. Но от Т и К исходила злоба. Что-то вроде «сучка сдохла - хвост облез». Потом Т начал поливать Марти - обвинять его в этом, говорить, что он позвонит анонимно в полицию и скажет, что это Марти. Все решили, что это отличная мысль. Потом все закурили, в воздухе завоняло травкой, и я хотел смотаться оттуда - но дождался, пока они уйдут, достал мобильник и отправил СМС Гаррету, он позвонил деду, а тот - Мендосам. Решили, что Марти надо спрятать, пока не прояснится, насколько эти угрозы серьёзны. Миссис Мендоса собрала чемоданчик и отвезла Марти к Гаррету.
- Ты сначала отправил сообщение Гаррету, потому что вы друзья.
- Я же уже говорил: понятие дружбы для меня чуждо. Я его знаю - встречались во время сёрфинга. Он ходит на Каунти Лэйн, я тоже - там обычно волна хорошая, а мне отсюда близко. - Вторая улыбка за день. - Вы вряд ли думали, что я занимаюсь сёрфингом. В футболе от меня проку никакого, да и в баскетбол я играю хреново - но равновесие на доске я умудряюсь сохранять вполне прилично.
- Чарли, ты полон сюрпризов.
- Вы и это напишете в рекомендательном письме?
- А я собираюсь писать рекомендательное письмо?
- По мне, так и не надо. Весь процесс абсурден, не говоря уже о том, насколько он продажен и постыден. Смотрите, к чему это привело.
- Плохие люди могут испортить всё, что угодно.
- Сама система гнилая, - сказал он. - Имущие получают всё больше, неимущих продолжают обирать. Только не подумайте, что я социалист. Или анархист. Я никакой не -ист. Все эти системы тоже неизбежно проваливаются в коррупцию. Я просто пытаюсь видеть вещи такими, какие они есть.
Мы прошли ещё немного. Я спросил:
- Почему ты решил, что Т и К, возможно, сами виноваты?
- Долгосрочный анализ их личностных качеств. Плюс злость - даже ярость - которую я услышал в их голосах, когда они обсуждали Мисс Фриман. Если знаешь про афёру с экзаменами, то всё укладывается в логическую схему.
- В «Виндзор» все знали?
- За всех не скажу, но каждому, у кого в голове мозги, было ясно. Т получил 1580? К вытянул на 1520? Вероятность примерно такая же, как если бы ко мне на  свидание пришла супермодель.
- Значит, ты заподозрил их, но не стал говорить с отцом.
- Это последний человек, к которому я обратился бы. Всё, что его волнует - это как всё это отразится на моём поступлении.
- Вместо этого ты начал подкидывать эти анонимные подсказки.
Молчание.
- Это было трусливо, правда?
- Первая подсказка была довольно абстрактной, Чарли. Три даты.
- Абстрактной - в смысле, бесполезной, - сказал он. - Никто не догадался.
- Мы догадались, - сказал я. - Отсюда потянулась ниточка ко всему остальному. Когда во второй подсказке ты всё расписал подробно, это нам сильно помогло.
- Мы же не могли прятать Марти бесконечно, а дела не двигались. Я знаю, что в первый раз это было довольно уклончиво. Как вы догадались, что это я?
- Во второй раз ты позвонил прямо на мобильник лейтенанта Стёрджиса. Этот номер известен только своим. Внутреннему кругу. Твоему отцу, например. Более того: на этом телефоне высвечивается номер того, кто звонит.
Он шлёпнул себя ладонью по лбу.
- Гениально. В рекомендации так и напишите: у Чарли есть проблемы с базисной логикой.
- Если тебе хочется выпороть самого себя, то ради бога. Но на самом деле ты поступил правильно - и в «Виндзор» ты оказался единственным, кто так поступил.
- Тоже мне, большое дело... Слишком мало и слишком поздно.
- Ладно, - сказал я, - желаю удачи.
- Что, всё?
- Ну, если ты больше ничего не хочешь мне сказать, то всё.
- Наверное, нет... Так Вы напишете мне рекомендацию?
- Если захочешь.
- Можно мне подумать?
- А когда кончается приём заявлений?
- Недели через две.
- Ну, дай знать за пару дней.
- Окей. - Сухая, мосластая рука тянется вперёд, для рукопожатия. - Извините, если я вёл себя как дурак. Странные всё это дела.
Любая попытка говорить про это как психолог вызвала бы у него вспышку подросткового сарказма.
Я сказал только:
- Ничего. Пройдёт.

Глава 42

Спустя неделю я получил по электронной почте сообщение, отправленное в два часа ночи.

доктор делавар, это я, вы, наверное, не увидите этого до завтра. если вы не передумали, напишите. в любом случае, спасибо.

В конце декабря, я получил продолжение, тоже отправленное далеко за полночь:

доктор делавар, это я. по недосмотру приёмной комиссии йейля, меня приняли. я безу академический отпуск как минимум на год - хочу попробовать в одной семинарии в огайо. была суматоха, чего и следовало ожидать. но я держусь.