5. Сарай, келья и логово зверя

– Алло, Шура?
– А-а, Леночка, здравствуй!
– Уже на даче ты?
– Уже-уже, посадкой занимаюсь!
– Малышей твоих нет пока там?
– О-ой, нет! Я здесь совершенно одна, и в этом тоже свой кайф есть. Всё зацветает – и ты пока одна, весну вдыхаешь в одиночестве и ждёшь, когда совсем всё расцветёт и твои уже все приедут!
– Ой, Шур, как ты хорошо описываешь своё состояние! А Миша скоро к тебе собирается?
– Мишка-то? Да где-то недели через две.
– Я просто хотела, чтобы он… – последовал вздох.
– Так-так?
– Серёжку моего чтобы забрал туда с собой. С ним что-то столько проблем!! Всё пристаёт: «Могу ли я что-нибудь сам сделать, сам себя обслужить?». Говорю: «Вот, езжай в Ржанки с Мишей, там себя сам прокормишь! Не сможешь – звони, заберём обратно. Там магазин есть, полуфабрикаты сможешь себе приготовить, сейчас всё сплошь – полуфабрикаты. Почистишь ещё разве там что-нибудь».  Словом, раз так рвётся – пусть поживёт один, без обслуги. А то уже, честное слово, достал он меня, по-другому не скажешь. Не далеко тут, надеюсь, Мише заехать?
– Конечно, Лен, очень даже по пути.
– Значит, сможет он забрать сыночка моего беспокойного, чтобы и я от него отдохнула, и ему польза?
– Запросто!

Так Елена Капитонова договорилось со своей соседкой по дачному посёлку, пенсионеркой Александрой Александровной, о том, чтобы сын той забрал её сына, когда поедет. Затем они ещё поговорили о разных побочных вещах.

Это была ещё весна, а в начале лета произошло то, о чём договорились женщины. Сергей Капитонов удостоился чести сесть рядом с водителем большого белого «Фольксвагена» и отправиться в свой дачный посёлок Ржанки. Сзади, с детский кресел изредка попискивали двое маленьких внуков Александры Александровны – близнецы Владик с Максимом. Сергей держался вполне адекватно, даже у малышей спрашивал подходящую к случаю чепуху, наподобие: давно ли не были на даче, соскучились ли, что там интересного. Миша спрашивал у него, в основном, про учёбу.

–  Ух ты! В аспирантуру? Так это тебя поздравить надо!
– Да не с чем меня особо поздравлять! Не такое уж достижение, если б работу найти! Устал я в этих абстракциях возиться, более конкретное бы дело получить.
– Ничего, диссертацию защитишь – будет и работа: преподом, научным сотрудником.
– Будем надеяться, Миш.
У водителя он не вызвал ни малейших опасений.

Александра Александровна после объятий с внуками быстро переключи-лась на Сергея.

– О! Вы с дядей Серёжей приехали, надо же! Ну, здравствуй, Серёженька, здравствуй! Как твои дела?
– Более-менее.
– Ах «более-менее», смотри! А то я за тебя возьмусь. А же всё-таки педагог по профессии, хорошо возьмусь!
– В каком смысле «возьмётесь», тёть Шур?
– А в таком! Что мама твоя мне на тебя жалуется. Такие что-то у неё недовольные нотки проскакивали! Что ты там, буянишь всё? – стала спрашивать женщина звонким требовательным голосом.
– Так, бывает.
– Ничего, если что, могу здесь тебя перевоспитать. Следить буду, чтобы режим твой перестраивался, и будить тебя буду в окно, и укладывать вечером!
– Я предпочитаю в сарае спать – в доме душно.
– А-а! Ну смотри. И в сарае от меня не скроешься! Высматривать буду, чем ты занят и матери твоей всё передавать.
Далее Александра Александровна стала расспрашивать парня, знает ли он, что ему делать на огороде, чем он будет питаться, что брать в магазине. Угрозы в адрес Сергея были, конечно, преувеличены. Куда больше пенсионерку занимали родные внуки, огород и ноутбук. Единственное только, что она, зная, что Серёжа «с приветиком», тщательно расспросила о нём сына, не нужно ли стеречь от него Владика с Максимом?
Сергей среди прочих предметов взял с собой в Ржанки атлас Москвы. Он всё ещё надеялся найти работу курьера, и с этой целью изучал все районы и улицы.

У родителей чувство освобождения от Сергея быстро сменилась некоторой встревоженностью – как он там среди чужих?
– Ну чего, не звонила? – резким голосом спросил однажды Евгений Владимирович.
– Звонила, – ответила Елена Сергеевна. – Ни на что, вроде, не жалуется. Шура ему обещала взяться за него. Говорит, продолжает молиться по полдня и всю ночь.
– А чего ты думала, изменится что ли это?
– Особо не думала. Но просто уже как-то жалко его – с чужими отправи-ли, будто бросили.
– Пфи! Сама ж так хотела! – недоумённо развёл руками супруг.
– Да, но это лучше всё-таки чем психбольница, куда он просился временами. Природа там всё-таки, да и соседи хорошие, не ссорились мы ни с кем. К самостоятельности он всё рвался, вот я и решила…
– Ему лет десять назад ещё надо было к ней рваться.
– Ну, значит, правильно. На лучшее будем надеяться…
– Вот и надейся! – насмешливо подытожил Евгений Владимирович.
– А ты не надеешься? – поинтересовалась Елена Сергеевна.
Супруг протяжно вздохнул.
– Хотелось бы! – обычным для себя резким тоном ответил он.
– Для тебя Серёжа на всю жизнь такой?
– Другого пока не вижу.
На этом разговор супругов Капитоновых был исчерпан.

Когда тётя Шура просыпалась чуть ли не с первыми лучами солнца, она не слышала ни звука с участка Капитоновых. И так – за всё время утренней работы в огороде. Но вот после полудня, когда уже обедали, начинал доноситься протяжный вой. Сергей так молился. В такой молитве у него по-прежнему проходила где-то половина времени бодрствования. Александра Александровна и сама была верующей (у неё одна из стен была вся в иконах), но веровала она, мягко говоря, не так, как этот парень. Внукам она говорила, что дядя Серёжа там поёт, любит петь. «Да уж, если в Бога веровать так, до добра это не доведёт» – сделала совершенно точный вывод женщина. Она ещё не знала, до какого ужаса он окажется точным.

А стоял Сергей на крыльце сарая, обращённом в противоположную сторону от тёти Шуры. С той стороны его тоже не было видно, благодаря густой зелени. Но зато везде было слышно так, что видеть было и незачем. Прерывался парень только вечером. Так сарай превратился в монашескую келью.

Позднее молитвы уже перестали быть похожими на пение. Стали доноситься какие-то жуткие звуки. Тётя Шура ещё пробовала объяснить внукам, что это кто-то завёл быка или свинью. Но сквозь вопли – самое страшное – стало доноситься подобие человеческой речи. Таких жутких отклонений у соседского парня пенсионерка ещё не видела. Она приняла решение безотлагательно увозить Владика с Максимом. Они не были выпущены на улицу, и оттого сами стали визжать как резаные. Но это было не испугом – они не успели ничего услышать – это было возмущение и обида.

Отъехавший Миша мгновенно был вызван обратно, чтобы забрать сыновей. Благо, им было ещё где отдыхать, например, в Египте.

Сергей Капитонов обнаруживал в своей голове во время молитвы множество посторонних мыслей. Это были не только неприятные воспоминания, но и приятные, соблазнительные. И как только он хотел их прогнать, то и издавал дикий крик. Любу он уже не вспоминал – напрочь перестал вспоминать – но были и другие девушки, которые оказывали не него аналогичное воздействие. Он схватил в сарае стул и стал выплёскивать свою разрушительную энергию, своих бесов. Чтобы сломать стул он, бросив его на бок, встал обеими ногами. Отломанной ножкой он запустил в окно сарая и разбил стекло. Осколком стекла он стал резать себе кожу на лице. Потому что он ненавидел своё лицо за его привлекательность. Такое лицо – лживое, оно привлекает внимание к ничтожеству, существу, которому ничего в этом мире не дано. Оно привлекает только старух да гомиков. Но конечный вывод Сергея был таков: уж слишком много в нём скопилась бесов, целый легион! Их нужно изгонять из него срочно! Только как? Как? Можно связаться с кем-нибудь из своего храма? По телефону, например? Телефоны храмов должны быть указаны… в атласе Москвы, который он взял с собой сначала для другой цели. Но эта цель всё никак не получалась.

– Тёть Шур?
– Да-да… Ой!
Пенсионерка отшатнулась – ей показалось, что у Сергея какие-то кровавые слёзы – такие порезы он сделал себе под глазами.

– Я хотел сказать, что из меня нужно изгнать бесов, я больше не могу.
– Да-да, – выдохнула тётя Шура, стараясь не смотреть на изуродованное лицо. – А я что могу сделать?
– А вы… Вот, здесь я подчеркнул нужный номер храма моего. Видите?
– Да-да! – повторяла пенсионерка, чуть не падая, прислонившись спиной к пластиковой ребристой ограде.
– Позвонить по нему нужно и вызвать того батюшку, который сможет приехать и изгнать из меня бесов.
– Ой, Серёженька, – тётя Шура пересилила себя и, сморщившись, посмотрела на него. – Что же у тебя с лицом-то?
– Да… Это стеклом… Просто незачем мне лицо такое было… Позвоните?
– Позвоню сейчас же. Иди пока, – она взяла из его рук атлас.
«Действительно, нужно изгонять бесов!». С этим Александра Александровна не стала спорить и даже не стала наедине с собой в этом сомневаться.

На почти безлюдную платформу «Зима» прибыла из Москвы электричка. С фырканьем открылись двери. На раскалённый асфальт платформы ступили большие чёрные ботинки, над которыми развевались полы такой же чёрной рясы. Это был батюшка, отец Леонид из того храма, в который ходил Сергей Капитонов. Он окинул открывшееся с платформы поле таким грозным взглядом, словно на нём предстояло свершиться последней вселенской битве добра со злом. Нечто похожее всё-таки предстояло. Отца Леонида вызвали изгонять бесов, и он воспринимал это как великое испытание, к которому готовился весь вечер, всю ночь и всё утро. И, наконец, причастившись, он прибыл в середине дня сюда, на платформу «Зима». Именно он вызвался помочь пенсионерке, с которой соседствует бесноватый молодой человек, помочь также его родителям и прочим ближним, исполнить, в конечном итоге, волю Божию.

Та пенсионерка, Александра Александровна, лишь приблизительно сообщила путь до своего посёлка. Но путь от платформы батюшке предстояло у кого-нибудь узнать. Первым встреченным им человеком оказалась девушка, но обратиться к ней он воздержался. Он заметил её вообще только боковым зрением, а так – вдруг она окажется красавицей и соблазнит вспоминать о ней, когда ему, в частности, предстояла такая миссия, требующая предельной духовной концентрации.  Так что обратился отец Леонид к одному пузатому мужчине в годах.
– Простите!

Тот остолбенел от того, кто к нему обратился, ожидая какой-нибудь проповеди, пробовал что-то сказать, да получились только отрывистые звуки.
– Не скажете ли вы, как я могу пройти в посёлок Ржанки?
Толстяк теперь повеселел под вопросительным взором батюшки. Оказалось, хоть и батюшка, но тоже человек, у которого может быть обычная потребность куда-то добраться.
– А-а! Ржанки-то? Да… это… очень просто, вон до тех деревьев, потом вдоль леса, прямо и прямо, только прямо… Вот!
– Ну, благодарю, спаси и сохрани вас Бог.
Мужичок снова остолбенел.
– Спа-с-ибо!

Отец Леонид пошёл в указанную сторону, а мужичок – в свою сторону ускоренным шагом.

Сергей Капитонов, также почти не спав, напряжённо ждал. Постель его была всё в том же сарае. Он непроизвольно засмотрелся на один предмет за дверью, возле входа. Раньше он этого предмета вообще не замечал. Это был топор, висевший на стене, с рукояткой в широком наклонённом крючке. И Сергей, не зная зачем, смотрел на самое лезвие топора, будто это какая-то тонкая грань, за которой что-то должно открыться. «Может, ещё попробовать молиться? Да ладно, сейчас уж он придёт. Если только не надула меня тётя Шура».

Сергей услышал на улице крики: «Сюда, сюда!». Тётя Шура с утра выслеживала священника на горизонте в противоположной стороне от дороги. Только заметив издали, подбежала навстречу.

– Ой, батюшка, неужели ж вы? Отец Леонид?
– Да!
– Молилась я о вашем прибытии. Понимаете, мне этого парня прислала его мать, вместе с сыном моим. Думала я, он просто обычно как-то буянит, думала, перевоспитаю его. А тут такие звериные крики, причём, когда он в уединении, молится, вроде как. Чуть не лишилась ума… – Она трижды перекрестилась. – Думала такое только в кино бывает, во всяких фильмах ужасов. Ещё лицо он себе изуродовал – ужас какой! Чем-то там, стеклом изрезал. Неужели, батюшка, вы не боитесь к нему входить?
– Это чисто человеческий страх, он устраняется осознанием того, что всё в руках Господних.
– Ну, дай-то Бог! – Снова троекратное крестное знамение.
– Он здесь? – показал отец Леонид на калитку.
– Да, в этом сарае он. Может, позвать его?
– Не надо! – отстранился рукой священник и твёрдо направился в сарай.
У тёти Шуры возникла вдруг уверенность, что их беседа закончится благополучно, и она, наконец, отошла к себе в дом.

Батюшка входил, можно сказать, в логово зверя, которое раньше было и сараем, и кельей. Изнутри – ни звука. Ботинки ступили на дощатый пол, который издал скрип. Других звуков по-прежнему не было. Это была прихожая. Справа были навалены хозяйственные орудия – лопаты, вилы, грабли, топор на стенеВпереди, у стены – коробки, тазы, различные ёмкости. Размером выделялась медогонка. А вот дверное отверстие было слева. Отец Леонид, ступая медленно, но твёрдо, заглянул туда и увидел неподвижно сидящего на кровати парня, которого ему назвали бесноватым. Сергей не повернулся, когда к нему зашёл священник, не шевелил даже зрачками. Неподвижность передалась и отцу Леониду. Простояв полминуты, он совершил троекратное крестное знамение и прошептал какую-то молитву. Сергей издал вздох и слегка повернул к нему голову.

– Ты сидишь? – заговорил с ним священник.
– Добрый день, батюшка. Сижу, как видите.

Только теперь парень посмотрел на него. Во взгляде его никакой злости не было, а было какое-то забытье и растерянность. То, что у него оцарапано лицо, священник пока даже и не заметил. Он смотрел в глаза, в самую душу, не замечая внешней оболочки.

– Вы можете тоже присесть, отец Леонид, вас так зовут? – тот подтвердил. – Вот стульчик.
– А как твоё имя?
– Сергей! Соседка разве не сказала? – последовал ещё один глубокий вздох. – Вы, наверное, хотели узнать, зачем вас вызвали в какой-то посёлок… – снова вздох. – Да, вот бесы во мне… Возможно целый легион. Но они пока затихли что-то… Видимо, от вашего прихода, от вас утаились, чтобы вы их не обнаружили. Но, тем не менее, их нужно изгнать, а перед тем – обнаружить. Правильно?

Отец Леонид молчал.
– Выходить-то они должны обязательно с криком? – нервно ухмылялся парень. – Но ничего, подождём, когда они завопят!.. Ой, Господи…

Сергей перекрестился, затем бессильно приложил руку ко лбу и нащупал свои уже забытые порезы.

– Вот сейчас, наверное, что-то начнётся… Может, я пока пройдусь по участку?
Парень мотал головой во все стороны, непрестанно вздыхал и заламывал руки. Наконец, он встал с кровати.
– Расскажи мне, что с тобой происходило последние дни? – подал голос священник.
– А-а…Со мной?.. В последние дни?.. Ну-у… Вот, лицо себе окарябал стеклом, вон оттуда, – он указал на разбитое окно.
– Это несущественно, всё заживёт. Скажи, как ты перед Богом предстоишь?
– А-а, перед Богом… В смысле молитвы… как-то трудно, батюшка, мысли всё посторонние, бесы эти самые. От них и вопли издаю, соседей пугаю. Там, в Москве пугал, и здесь вот.
– В церкви давно был? – спокойным мерным голосом задавал вопросы отец Леонид. 
– Видите ли, я здесь не знаю, где поблизости храм. Я вроде как в отъезде, мама сюда направила, так сказать, на перевоспитание. Там мне, дома, в Москве вообще запрещали, отец грозно так запрещал храм посещать. Но мама ему объяснила. Это просто особый такой случай со мной был, жуткий, когда я, так сказать, неудачно исповедался. Один раз.

Далее Сергей ломано пересказал эту неудачную исповедь – в чём его обвинили, как было на самом деле, и чего он хотел, как рвался исповедаться и причащаться.
– И мне теперь всё это представляется какой-то жуткой кабалой, способом себя истязать, опустошать свою жизнь.
– Ты говоришь об установлениях Церкви?
– Да, можно так сказать.
– Вот это уже и есть первый признак беснования – протест против установлений Святой Соборной и Апостольской Церкви.
– Да-да! Я всё это знаю, слышал от вас! «Кому Христос не отец, тому»… В смысле, «кому Церковь не мать, тому Христос не отец», геенна огненная и всё такое. Всё это в моей голове с утра до ночи, даже во сне, круглые сутки!! Вы из меня бесов-то изгонять будете, нет? Они уже показались?!
– Установления церковные даны христианину ни для чего иного, как для выработки терпения и смирения и стяжания через это благодати Божией во спасение. Ибо Бог нас терпит, какие мы есть, со всеми нашими страстями и низостями.
– Ах, терпит! Его все раздражают, все больные и несчастные Его раздражают, и он просто терпит. Столько войн и бедствий человеческий род пере-жил!! – заорал парень уже во всю глотку. – И сколько ещё нужно, чтобы Бог этот твой успокоился?
– Так ты уже богохульствуешь? – встал со стула отец Леонид.
– Как это всё может быть соизмеримо с надкушенным яблоком?! Как?!!
– Перестань богохульствовать!
– Это ты перестань человекохульствовать и богозверствовать! Ты, вообще, бесов из меня изгонять будешь?! Будешь? Зачем тебя вызвали сюда, помнишь?! Или не можешь ничего, так, купил себе облачение вот это?

Сергей бешено посмотрел в глаза отцу Леониду, затем схватил его за пле-чи и начал трясти.
– Давай, изгоняй из меня бесов, изгоня-ай!! Изгоняй или я тебя кончу здесь, упырь бородатый! Слышишь?!

Священник в ужасе вырвался – он увидел в глазах, яростно вытаращенных на него, самое дно преисподней. Он выбежал из сарая, встал на колени и простёр руки к небу. Сергей бросился за ним, вынув из петли топор. Теперь он понял, почему смотрел на него всё утро так пристально.  У парня дико загудело в ушах и заискрило в глазах, будто в голове взорвался трансформатор.

Отец Леонид произнёс первые слова молитвы, а затем у него изо рта хлынула кровавая струя. Перекошенное лицо Сергея окропилась теперь уже чужой кровью. И близлежащая берёза покрылась кровью, как своим соком. Отец Леонид со вскинутыми руками распластался на траве перед сараем.

Он был мёртв.

Сергей обошёл труп и нанёс ещё два удара топором в шею. Затем он отпихнул ногой голову. Голова откатилась к самой калитке и упёрлась на бороду в землю. Сергею и этого показалось мало, он, весь забрызганный кровью, начал разрубать туловище…

…Соседка Александра Александровна сидела за ноутбуком, чтобы отвлечься от жуткого соседа. Но в окно всётаки увидела его, его взмахи топором. «Надо же, Серёжа, кажется, за дело взялся, дрова рубит! А в чём это у него вся майка? Ну-ка, выйду, посмотрю». Ещё не открыв свою железную калитку, тётя Шура закричала:
– Серёж! А Серёж! – она вышла и стала приближаться к его калитке. – Я смотрю, ты вроде за дело взя…

На этом всё было кончено. Мира больше не стало. Он исчез без остатка. Тетя Шура пока ещё никак не могла назвать теперешний мир, в котором из-под земли растут окровавленные головы, но совершенно точно было, что исчез тот мир, где был её дом, ноутбук, огород, её внуки Владик с Максимом.

К ней вышел Сергей, заляпанный кровью с головы до ног, так и не выпустив из рук топор.
– Вот, видите, чем всё кончилось? Бывает и такой хэппи-энд.

Она не слышала его слов. Она думала, в какой мир она попала, когда вдруг разглядела, что перед ней стоит её собственная смерть с топором в руке и по-звериному ухмыляется. Изнутри женщины вырвался нечеловеческий крик. Она так страшно раскрыла рот и глаза, что сам Сергей вздрогнул, тоже заорал, бросил топор, закрыл глаза рукой, попятился и упал. Страшное лицо перед ним исчезло. Пенсионерка бросилась в свою калитку, захлопнув её и потеряла сознание…

Сергей, пролежав на земле, убрал руки от лица, огляделся, никого не увидел, кто бы ещё мог так закричать, и побежал по главной улице посёлка.
– Это всё! У меня счастливый конец, люди! Я избавился от ярма! И вам то-го же желаю, на ком оно есть! Кровь, которая на мне – это моя свобода! Ура-а-а!!
Он сорвал с себя нательный крест и бросил в канаву.

– Сегодня плащ мой фиолетов, я избран королём поэтов!
Он повторял эту фразу без конца. Те, кто замечал издали окровавленного сумасшедшего бугая, в ужасе забегали в свои дома.

Только в другом конце посёлка его вдруг не испугались. Проживали там особые люди, особые уже по внешнему виду – коротко стриженые и чрезвычайно крепкого телосложения. В простонародии таких называли качками. Особыми были и их занятия. Приезжали они, в основном, по ночам, ни с кем особенно не здоровались. От тех, кто пробовал что-то выспросить, они спешили отделаться, чуть ли не посылая. Они переносили множество коробок, на вид обычных, картонных, но заполненных долларовыми купюрами. Один из обитателей этой дачи однажды получил фингал от друга за излишние слова соседу о содержимом коробок: 

– Да-да, рассады столько много у нас, свежая зелень!

Вот за последнее слово он и поплатился. Двинувшего ему сотоварища он успокоил, сказав, что у слова «зелень» множество значений.

И вот, такого рода люди увидели подбегающего к их дому окровавленно-го психа, орущего что-то в бреду.
– Слышь, Васёк, это чего за клоун, чего ему надо?
– Не знаю, обдолбанный какой-то, да ещё в крови. Дозы, может, надо, мы её здесь не держим.
– Ион прям возле нас остановился, нам чего-то орёт, про какое-то освобождение.
– Да мало ли, Сань, развелось вокруг сектантов да других придурков. 
– А вот, может, как раз чего-то серьёзное, может, ментовская маскировка. Выдь-ка, узнай.

И к калитке вышел тот, которого называли Васьком – с чёрными волосами, выступавшими клином вперёд, надо лбом, в виде приглаженного ёжика. Слегка узкие его глаза смотрели пронизывающе. Как только Сергей увидел его с другой стороны калитки, так моментально остолбенел, замолчал и опустил выпяченные руки. Обитатель дачи приближался медленно и грозно. Он был, конечно, пониже Сергея ростом, но своим взглядом и телосложением с шаровидными бицепсами мог напугать кого угодно, хоть чемпиона по боям без правил. В момент, когда он добрался до калитки, Сергей стоял по стойке «смирно». Наконец, псих был вынужден заговорить первым.
– Здравствуйте! Извините, если я вам помещал! Больше не буду!
– Чё-о-о?!

Новоявленный убийца. сильно вздрогнул, отошёл на два шага и высатвил правую ладонь, левую же прижал к сердцу.
– Извините, ес-сли помешал, я н-не думал. Я просто домом ошибся! Вот! Могу уйти отсюда, если надо.

Крутой парень обошёл вокруг психа.
– А чего это сразу «извините»-то? Чего заткнулся сразу? Ну-ка, говори, чего ты тут орал нам?
– Я говорил. Ну… громко так… орал… про то, что я освободился от бремени. От такого бремени пока ещё никто не освобождался.
Крутой парень всё кривил рот.
– Ха! – издал он резкий возглас, после чего сочно и длинно выругался с усмешкой. – Ты чего мне тут втереть хочешь, что ты родил что ль?
– А вот и нет! К сожалению, не родил, а наоборот – убил. Но убил я бремя, того, кто бременем был не для меня одного.

Крутой резко схватил Сергея с боков на уровне локтей. И наклонился понюхать, чем он забрызган.
– Да ты чё? Это ж реально кровища! Саня! Поди сюда! Этот … в натуре кого-то грохнул!!

В ответ на крик вышел другой качок. Этот был уже светло-русый, с круглыми глазами, с незажившим ещё фингалом от товарища.
 – Я-то думал, вином он или кетчупом себя разукрасил, а это всамделишная кровь! Нюхни-ка! Чуешь, мокруха у нас под боком произошла?
– Та-ак! – подал голос Саня. – Мокру-уха! И чего дальше? – спросил он у Сергея. – Ты на нас её хочешь свалить?

Брюнет, называемый Васьком, обеими руками схватил Сергея за горло.
– Быстро говори, кого грохнул, или я тя самого кончу!
– Священника… – прохрипел Сергей.
– Попа что-ль? Слышь, чего гонит? Откуда здесь поп-то?
– Его вызвали ко мне, чтобы он бесов изгнал. Не получилось.
Сергей был отброшен на дорогу.
– Так, смекаем быстренько, как быть, Васёк. Сейчас, может, куда надо сдадим его да перебазируемся?
– Вопрос ещё, кто кого сдаст. Уверен, что он настоящий псих? Может, чистейшая подстава, как его проверить? Тогда на нас поповское дело повесят. Будто из-за каких-нить икон мы его грохнули и столько получили. Может, и этого ублюдка грохнуть на всякий случай?
– А ты сам-то в крови поповской не испачкался?
– Не, я аккуратно! Если что, руки помою тщательно.
– Грохать не надо торопиться, зачем зря следы оставлять. Нам и те-то заметать надо, с отжимом агентства. Просто подальше от него отдаляемся, шуруем отсюда и всё.
– Ой, какая ппадаль… – процедил сквозь зубы Васёк. – Каких проблем нам подбросил.
– Да!!! Ты прав! Я падаль, я – мерзейшее существо, которое мешает всем жить! Я рождён ужасать этот мир и вызывать к себе ненависть, омерзение, недоумённую брезгливость! Но при всём этом я исполняю волю своего Великого, Предвечного Создателя!

Сергей провопил всё это, так и не поднимаясь на ноги после того, как его отбросили, встав только на колени и вскинув в конце руки к небу.
– Ладно, Васёк, можешь на него тут позырить, узнать, реально ли он псих, а я пойду, ну его на х…
– Да и меня уже воротит, Сань!
– Ну, присмотрись всё-таки, может ли такой на нас настучать?
– Я рождён для раздражения этого мира, как тебя сейчас раздражаю. Тебя зовут… Василий?
– Я убью тебя, гнида!
– О, как это верно! Какой светлый у тебя замысел! Ты же облагодетельствуешь род человеческий, если мир от меня очистишь. Ну, давай!

А Вася кое-как сдерживал порыв убить его. «Двинуть как следует в висок – этого было бы вполне достаточно». А тот ещё расставил руки.

– О, Боже мой, Вседержителю! Я отринул последнее своё сатанинское помрачение, в котором отнял жизнь у верного служителя Твоего, благого пастыря, иерея Леонида. Я объявляю себя отныне врагом и ненавистником мира сего и рода сего во Имя Твоё, Боже. Я сполна готов искупить убиение служителя Твоего всеми терзаниями и мучениями от мира сего, которые временны в отличие от гееннского огня.  О Боже мой, я сейчас найду свой нательный крест и вновь надену его на себя, только лишь увеличь в тысячу раз его тяжесть. Буду ненавидеть мир и своё «я» и любить страдание во имя твое, Боже, во искупление всего содеянного мною лютого.
– Ты кончишь, мразь поганая?!
– О, обзывай меня, унижай и топчи ногами, дорогой мой брат во Христе! Светлое дело ты этим соделаешь. Хоть пока и без креста нательного, но произнесу я следующие слова святые. Верую во единаго Бога Отца Вседержителя…

Так Сергей начал читать молитву «Символ веры», всё ещё стоя на коленях. После того, как получил удар ногой в грудь, а затем – в челюсть, он не переставал её читать, распластавшись на асфальте и выплёвывая уже свою кровь.
Вася рванул в дом.
– Всё, Саня, я больше не могу! Это самый натуральный псих, нечего больше в нём высматривать! Вызываем эту самую милицию-полицию, а сами уматываем. Где-то запасной телефон был у меня?
– Ты не забудь только из голоса устранить наезд, отрегулируй голос. Интеллигентно говори, под ссыкуна коси.

И наконец, Вася дозвонился в полицию и заговорил таким голосом, будто это был другой человек – напуганный щуплый интеллигент. Затем двое крутых раздумывали, куда деть телефон. Вася хотел закинуть его на соседний участок, но Саня предложил иной вариант. В итоге телефон был просто уничтожен – брошен на мощёную дорожку, растоптан и выброшен.

В дачном посёлке Ржанки почти одновременно был сделан и другой вызов - пенсионерка Александра Александровна, шатаясь, дошла до своего мобильника, вызвала скорую помощь и сказала:

– Помогите! Идти не могу, голова кружится, в глазах темно, наверное, умираю… Посёлок Ржанки… второй участок…

В итоге между двумя дачными участками посёлка Ржанки оказалось сразу две машины с мигалками: и скорая помощь, и полиция. Врачи вошли в ближайшую калитку и в доме стали разговаривать с пожилой женщиной. 

Полиция, в свою очередь, начала осмотр расчленённого трупа священника. Но другой задачей было найти убийцу. Это было нетрудно. Сергей Капитонов стоял на коленях на главной дороге посёлка и выкрикивал молитвы. На подъехавших полицейских – ноль внимания, пока один не решился заговорить.

– Это вы убили?..
– Да!!! Я был служителем сатаны!!! Но теперь всеми силами проклинаю его! Теперь устремляюсь в руки Божии, буду всю жизнь себя терзать, теперь знаю, какой чудовищный грех я искупаю! Я искупаю его ещё с рождения, но не знал этого. Таково ведение Всевышнего и Его промысел обо мне, чтобы явить своё могущество в покаянном самоистязании сатаниста. А отец Леонид причтётся к лику святых мучеников, не допускаю тени сомнения! Он повторил путь Агнца, спасавшего тех, кто Его распял! Он воспринял волю Божию и дал убить себя, чтобы спасти убийцу! Я – гной земли, которому светлый служитель Христов открыл, что я служу сатане!..

С этих слов составить протокол не успевали. Но Сергея невозможно было остановить и попросить повторить сказанное. Он без малейшей остановки говорил о совершённом собой убийстве в категориях промысла Божия и предстоящего пожизненного искупления. Глаза его лихорадочно блестели, брови были вскинуты, губы выпячены.

При всём при этом у полицейских возник вопрос: посадить ли его или положить в психбольницу? Это должна была решить судебно-медицинская экспертиза.