2. Ни на йоту

К разным священнослужителям в храме у Сергея отношение было разное. В основном, он оценивал их по проповедям. Кто-то в них любил делать упор на принуждение, упрёки и запугивания. А чьи-то проповеди действительно утешали и воодушевляли. У главного батюшки храма, отца Владимира, проповеди бывали разные. От одной этой, в Чистый Понедельник, Сергей уже испытывал противоречивые чувства. Так что настоятеля Сергей не относил ни к «чёрному», ни к «белому» списку. Как и положено было настоятелю, он объединял в себе свойства всех остальных.

А вот после одной из проповедей отца Владимира, которая Сергею не понравилась (она была раньше, осенью), произошло одно странное, если не сказать, сверхъестественное явление. Настоятель пересказывал и толковал притчу о богаче и Лазаре. Богач оказывался виноват не только в том, что не делился своим богатством, но и в том, что «формально относился к божественным предписаниям», думал, что всё соблюдает и был доволен собой, ел-пил-веселился.

– Эта притча заставляет нас посмотреть на то, как мы относимся к нашим действиям, которые Церковь установила безусловно непременными, – возвестил отец Владимир.

«Что же получается, мало эти действия выполнять, надо ещё и относиться к ним как-то особенно, не как просто к выполненной обязанности?» – недоумевал Сергей. Но своего недоумения парень, как ему казалось, никак не выдавал. Отец Владимир давал всем прихожанам приложиться «ко кресту», встал в очередь и Сергей. И тут взгляд священника упал на парня… и в одно мгновение наполнился испугом. Это было не недоумение, не недовольство, а именно испуг, чистый испуг без всяких примесей. Как будто отец Владимир каким-то особым, духовным зрением увидел в нём его прошлое или будущее. Сергей был уверен, что сам он смотрел совершенно обычно. Разве только задумчиво после такой проповеди, но он задумчив постоянно. Весьма удивил Сергея такой взгляд на него священника.

В самый первый раз исповедался Сергей неудачно. К тому же и неправильно – не читав в молитвослове покаянные каноны Иисусу Христу, Богородице и Ангелу Хранителю. Он просто ещё не знал ни о чём этом. Первое, в чём он решил исповедаться, не найдя ничего более серьёзного, он связал со своими чувствами к Любе.

– Мхм! – стал делать выводы отец Георгий. – Вам просто нужно помнить, что в браке помимо этого должна быть молитва друг о друге, об исцелении немощей, взаимная поддержка, взятие на себя того, что не может другой. А тело – оно стареет, состоит из костей, жил и прочего земного и тленного. Как вас зовут?

Этот вопрос был задан, чтобы имя прозвучало в разрешительной молитве. Уже такое звучание своего имени в молитве – «Сергий», было приятно Сергею, умиротворяло.
– Готовились к причастию? – спросил отец Георгий.
– Да! – наивно ответил парень. – Успею?
Таинство Святого Причащения уже шло.
– Да, все, кто готовился к причастию – успеют! – объявил батюшка всем в очереди.

И снова Сергей не знал, что «готовиться к причастию» – это значит читать в том же молитвослове специальное правило – последование к причащению, и быть на службе накануне вечером. Он полагал, готовиться – значит просто собираться, намереваться. Но, тем не менее, Сергей сложил руки крестообразно на груди, как причастник, и вкусил причастие, узнав его вкус и не более того. Это была всего лишь вторая неделя, как он начал ходить в храм.

По дороге домой парень вспомнил совет священника, которому исповедовался. Восторга эти слова не вызвали, но он был доволен просто тем, что уже наконец-то исповедался и причастился (хотя на самом деле не сделал правильно ни того, ни другого). А размышлял он так: «Значит, тело стареет? Но ведь до этого ещё далеко! Я пока что молод! Выходит, стареть надо с самого детства? Ладно, он это сказал на случай, если во мне будет слишком много этой самой страсти… А что тело из чего-то там состоит, так это и Евангелие состоит из листов, печатных знаков, называемых буквами, переплёта и обложки. Но не будут же они мысленно разлагать его на такие составные части! Если же разобраться, из чего что состоит, то можно дойти до атомов и элементарных частиц. Или для них существование атомов – ересь?». Но подобные рассуждения ничуть не портили настроение Сергею. Окончательно он ободрился, вспомнив подходящие к случаю поэтические строки своего гениального тёзки:

Все мы, все мы в этом мире тленны.
Тихо льётся с клёнов листьев медь,
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Был в том же храме и такой батюшка, которому Сергей запросто исповедовался (уже готовясь) о самом интимном, даже без последующих комментариев, только с тем же вопросом об имени.

Но звучала в храме проповедь и с такими словами, страшнее которых Сергей не слышал:
– Мы должны пойти с вами по пути умерщвление плоти!

Их произносил отец Леонид, в котором Сергей сразу увидел смесь насмешливости и фанатизма. Стиль его проповедей был: «мы такие, мы сякие». Отец Леонид всегда, по поводу и без повода, повторял гундосым голосом сквозь вздох: "Господи, помилуй нас, грешных!..". Сергей видел в этом особенное презрение к человеческому роду.

Один раз отец Леонид в канун Рождества Христова вдруг позвал его, совершенно для него неожиданно:
– Мужчина, подходите сюда!
Сергей, стоящий вдалеке, не понял, что обращаются к нему. Он пока был не мужчина, а молодой человек.
– Мужчина, вы слышите?
Сергей стал оборачиваться по сторонам.
– Мужчина, мы вас ждём! – Тут уже отцу Леониду помогли позвать Сергея стоящие рядом пожилые женщины. Наконец, Сергей понял, изумился и подошёл.
– Вы мужчина или нет? – вытаращился отец Леонид.
– А он не знает, – сказал кто-то рядом.
– Естественно! – наконец выдал ответ парень.
– Ну, а чего не подходите-то? Я его зову-зову, а он… – И батюшка передразнил Сергея, смотрящего по сторонам. Затем отец Леонид, наконец, благословил рукой. – В нашем храме мужчин вперёд пропускают, такой он у нас своеобразный.
Парень действительно не знал о таком правиле (это и имелось в виду в словах: «А он не знает»), а как узнал, что оно есть, так сразу же посчитал его идиотским. Почему вне церкви учат наоборот – пропускать женский пол? Например, в школе в класс первыми пускали девочек.

Эпизод был хоть и забавный, ноу отца Леонида в дальнейшем вместо лёгкого юмора возникало какое-то зверство.
– Посмотрите, как выглядят святые на иконах! Какие смиренные лица, и какие позы. Мы такие позы и принять-то не можем. Не потому, что они какие-то противоестественные, а потому что для нас, изнеженных во грехе, они слишком чужды. Попробуем мы вот так руки вскинуть – так минут через десять они у нас уже согнутся, и голова закружится и всё! Потому что мы во грехе! А те люди настолько стяжали Святого Духа, настолько возвысились к Богу, что у них сутками длилось молитвенное состояние. А где в первую очередь благодать стяжать? В церкви! Поэтому я говорю: надо чаще ходить в церковь, чаще! И не так просто постоять, похлопать глазам и послушать. Вникать надо в каждое слово службы и понимать, что мы здесь с Богом встречаемся, с Богородицей и со всеми святыми. Кому Церковь – не мать, тому Христос – не отец! И получая в ней благодать – достойно получая! – дальше её выносим, дальше распространяем вместо заразы всякой греховной. А то как получается – мы как будто только в храме церковные люди! А мы должны быть ими везде – и дома, и на работе, и на отдыхе! А если мы идём где-то или едем и церковь видим – мы даже стесняемся перекреститься, боимся, как бы кто нас не увидел! Откуда такое двоедушие? Если мы стесняемся заявить о своей церковности, то что с нас взять?

Вот этот последний упрёк и задел Сергея особенно больно. Непривычка совершать крестное знамение при виде церкви, когда этого не делает никто из его близких и знакомых, была запросто объявлена двуличием.

После таких проповедей Сергей не мог зайти домой – звонил по дороге и говорил об этом матери. Он требовал, чтобы к нему, сидящему возле дома на скамейке, приехала скорая помощь. Это всё было от осознания того, что он не может быть «всегда и везде церковным человеком», при том, что он не может быть вообще никаким – ни работающим, ни семейным. А садился он на скамейку вообще зимой, тёмным вечером. Мама выходила, говорила с ним отнюдь не по-церковному и давала здесь же таблетку успокоительного свойства. Парень ещё сидел, пока таблетка не подействует, и только затем шёл домой.

Имена священников Сергей узнавал, в основном, в дни чьих-то именин – дни небесных покровителей, святых, имена которых носили священники. Так, отца Леонида настоятель поздравлял в день памяти мученика IV века Святого Леонида Египетского, летом. Как и полагается при поздравлении, были указа-ны заслуги, по крайней мере то, что было заслугами в глазах настоятеля. Сам отец Леонид смиренно и встревоженно потупил взгляд, являя полное отсутствие довольства собой во время слов отца Владимира.
– Наши прихожане, которые хорошо знают этого батюшку, могут сказать, что это за человек. Они знают, что он временами, можно сказать, жёсткий, но это всё по той же причине – от любви Христовой. Отец Леонид, восприняв слово учения Христа, решил не отступать от него ни на миллиметр! И нас он ведёт к тому, чтобы нам ни на йоту не согрешить!

Вот над этими словами Сергей долго затем думал. «Ни на йоту не согре-шить? Для этого нужно быть, как минимум, кастратом. И вообще, эти «йоты» были у всех диктаторов, например, фашистских. Все служители тоталитарных режимов получали похвалу за железную верность своим принципам. Вот все это «йоты» и препятствуют подлинной человечности. «Йота» – это вообще буква греческого алфавита, потому «ни на йоту» означает торжество буквы над духом».

Да, вот такие и подобные размышления происходили почти каждый день внутри Сергея. Но только не могли они проявиться наружу – он попросту забывал их. Все мысли парня составляли в его голове иной раз целый ураган, мешающий что-либо делать, в том числе – молиться.