4. Крещенский кошмар

В первый год учёбы в аспирантуре Сергея Капитонова произошли новые ужасы.

Истоком было отсутствие особого рвения к научному исследованию, о чём парень сам предупреждал ещё до защиты дипломной работы. Воздействие Церкви оставалось всё таким же своеобразным. Аспирантура же выполняла роль противовеса Церкви, но не более. В аспирантуре Сергей не подготовил к нужному сроку в конце семестра реферат, который являлся допуском к кандидатским экзаменам. Хотя и не слышал он предупреждения об этом сроке, но привело это к напусканию на него, затем к психозам, в одном из которых он швырнул в угол уже священные предметы – иконы. Слова матери в этот момент были: «Наконец-то!».

В конечном итоге, Сергей ни разу не причастился за весь Рождественский Пост, чего раньше не бывало. Ранее два года подряд он причащался в послед-ний день поста – Рождественский Сочельник. Обязательным условием для этого было посещение богослужения накануне вечером. Но тогда, после всех психозов, Елена Сергеевна решила не пускать сына уже физически.

– Что, полицию вызовешь?
– Не знаю кого, но вызову, и ты никуда не пойдёшь!

И всё равно Сергей рвался ранним утром исповедаться и причаститься, прибегнув для этого к настоящему самоистязанию, какого ещё не совершал. Парень решил читать всю ночь три покаянных канона и последованиеко Причащению. Читать он решил до самого утра, чтобы затем отправиться в храм. Но организм всё-таки не выдержал чудовищной нагрузки, и мучительное желание спать взяло верх. Если бы это редкостное самоистязание видели священники из храма!

Проснувшись в ужасе от того, что упустил последний шанс, Сергей перенёс исповедь на следующий, Крещенский Сочельник.
Но тогда исповедь оказалось только общая. Он узнал, что это такое от женщины, продающей свечи и иконы – матушки:
– Это общая исповедь, когда сразу священник читает молитву. Если вы весь пост держались, хотя бы раз в нём причащались и если вы не совершали смертного греха – можете подходить.

Но Сергей понял, что подходить он не может. Дело было в первую очередь не в смертном грехе, а в том, что он так за пост ни разу и не причастился. «Вроде, никем не овладевал, но, может, как смертный грех квалифицируется то, что я швырнул иконы?» – рассуждал парень. Оставалось ему, таким образом, исповедаться вечером в сам день Крещения Господня, в субботу. Расплату за то, что не причащался и за отсутствие настроя в молитве он понёс такую, что ни в какое сравнение не могли идти проблемы в аспирантуре.

Сергей ожидал на всенощной службе (вечером перед воскресеньем), когда будут принимать исповедь те священники, которых он уже лучше знал и которым мог даже осторожно сказать про кинутые иконы. Он ожидал либо отца Димитрия, либо отца Виктора. Отец Димитрий на службе присутствовал, но не выходил с распятием и Евангелием принимать исповедь. Сергей Капитонов выстаивал до конца всенощное бдение, уже изнывая и заламывая руки. По завершении принимать исповедь остался только отец Георгий, который неприятно запомнился Сергею словами о том, что тело стареет. Слишком рискованно было к нему подходить, и Сергей решил было уже покинуть храм и выйти на крещенский мороз. Но с какой горечью он это сделал! В кармане его зимней куртки лежал телефон. Молодой человек позвонил маме и сообщил горестную ситуацию, что он колеблется – идти ли ему домой, или все-таки вернуться и исповедаться тому батюшке, который не располагает к этому. Елена Сергеевна, вначале тоже поколебавшись, неожиданно порекомендовала исповедаться:
– Ладно уж, столько готовился, нервов столько измотал и всё зря что ли? Попробуй как-нибудь этому исповедаться.
– Хорошо, ещё одно усилие над собой сделаю, – Сергей прервал связь и повернул обратно.

Очередь к отцу Георгию уже кончалась. Сергей стал в ней последним.  Когда он подошёл, батюшка уже собирался уходить.
Какой-то неопределённый возраст имел отец Георгий, Сергей мог дать ему от тридцати пяти до пятидесяти. Наружность чрезвычайно благообразная – тёмная большая волнистая борода, лысина, смиренный и задумчивый взгляд сквозь очки. Такая наружность могла сказать о том, что этот батюшка принципиален, пропитан церковными уставами, тоже из тех, кто «ни на йоту» не отступает.

– Так, вы что, хотели исповедаться?
– Да. Можно сегодня исповедаться, чтобы завтра причаститься?
– Да-да. А вы давно не исповедовались?
– Давно, каюсь. Не получилось…
– Но сколько: полгода, год?
– С осени.
– Вот это плохо!
– Да-да, каюсь, батюшка…
– Ведь посты, они установлены самим Богом для того, чтобы мы во время них давали отчёт.
– У меня возникло много дел… – пытался дояснить Сергей, но батюшка снова перебивал.
– То есть вы согрешили нерадением к церковной службе, – стал готов его вывод.
– И ещё я кое о чём хотел сказать, посерьёзнее.
– Так?
– Во время молитвы мне трудно сконцентрироваться. До того я дохожу, что начинаю говорить другие слова, уже не относящиеся к молитве и смирению, а наоборот – богоборческие какие-то. Когда всё-таки кончаю молитву, удивляюсь и ужасаюсь, что это такое со мной было.
– Всё ясно! Это вас завлекает сатана и вы должны ему противостоять. Надо помнить, что он же – отступник, и его задача – отвести человека от Бога! Так что сразу отсекайте, если мысли какието будут хульные, молитвой Иисусовой: «Господи, Иисусе Христе…» – ну, знаете, да? Тем более, без церкви вас легко взять. Домашняя молитва, она, конечно, тоже важна, но здесь мы – единое Тело Христово. Так что давайте, в первую очередь беритесь за духов-ную дисциплину – в церкви нужно бывать каждое воскресенье и причащаться хотя бы раз в месяц. Как вас зовут?
Сергей ответил автоматически. Обычно для того, чтобы на голову прихожанина была положена епитрахиль во время разрешительной молитвы, он наклоняется. Но Сергей стоял столбом. Хоть и саженный был у него рост, но и батюшка был немаленький, и, можно сказать, закинул епитрахиль ему на голову. У Сергея глаза были стеклянные, у батюшки – немного довольные. Он поднимал с аналоя крест и Евангелие и подносил к губам Сергея, а тот целовал их в полном ступоре. В этом ступоре парня отец Георгий увидел какое-то начало просветления. Но он не видел того, что было с парнем дальше.

«Любых терзаний им мало, любых! Всё, теперь ярмо на мне, которое всю жизнь перечеркнёт! Всё забудь, что было мило и жизнеутверждающе! Визиты к родственникам – всё забудь! Вот что со мной эти попы сделали!»

Такое отношение у Сергея возникло сразу ко всем попам, ему уже если и вспоминались мельком, то в каком-то перечёркнутом виде более понимающие священники, например, человечный совет отца Димитрия ограничить время утренней и вечерней молитвы сорока минутами. Вся жизнь воспринималась перечёркнутой, он ощутил своё насильственное монашество.

«После стольких терзаний, оказывается, нерадение!»

Удаляясь от храма огромными и звучными шагами, Сергей разорвал молнию на своей куртке. Подойдя к урне, он выбросил в неё шапку с шарфом. Он шёл не домой, а в глухое место, чтобы оттуда можно было позвонить с криком.

– Всё, я домой больше не приду! Только в психушку клади меня!
– О-ой, опять! – вздохнула мама.
– Да!! Потому что это твари, скоты бородатые!! Всего им мало, всех терзаний, ублюдки такие! В лес теперь уйду, не жди меня! Раз в жизни – один сатана, уйду в лес от этой жизни. Может потом узнают, что это за твари, что за фашисты бородатые!
– И ужинать не будешь?
– Ой, мама, прости пожалуйста, ноя по-другому не могу! Прости-и! Тперь по лесам буду жить, чтобы показать, какие они есть, как страдать человек может. И телефона у меня не будет больше.

Связь была прервана. Но выбрасывать телефон Сергей не решился. Только отключил.

…Елена Сергеевна направила на поиски пока что мужа. Тому не составило труда найти те ворота парка, из которых выходил Сергей, а неподалёку на другой стороне дороги обнаружить глубокие следы на снегу.

Увидев чьё-то приближение, Сергей насторожился, а увидев отца, снова в крик:
– Всё, я маме всё сказал!!
– Ну и зачем ты ходил-то туда?
– Ладно, ты ещё будешь вгрызаться! Потому что нигде жизни нет!
 И Сергей вырвался теперь уже в направлении дома. Евгений Владимирович особо не догонял, просто шёл сзади, сохраняя нужную дистанцию. Но возникла одна угрожающая ситуация, ужаснувшая и даже разжалобившая отца, когда Сергей, уже подходя к дому, издал в темноте вопль на весь квартал:
– Это твари, все эти попы!!! Скоты, ублюдки, мрази бородатые попы эти!
Отцу пришлось уже просто подбегать и даже, что было ему совсем несвоственно, утешать и вести домой под руку. Но Сергей не прекращал буйства и при входе в квартиру. Мама остолбенела, увидев его в слезах. Он подбежал к открытой форточке, высунулся на тот же мороз, с которого пришёл и провопил:
– Я хочу всех попов на кусочки изреза-ать!!!
Парень искренне желал, чтобы это слышал весь дом. Затем он стал грохотать диваном. Не было видно конца тому, что по-медицински называется психозом, а по церковному – беснованием.
Снова зашёл отец, но уже не с целью успокаивать, жалости у него хватило ненадолго. Подошёл Евгений Владимирович медленно, затем схватил Сергея за верёвку, на которой висел нательный крестик.
– Не будешь больше туда ходить! – оскалился он, сжимая тесёмку. – Снимай крест!!
– Да хватит, задушишь ещё! – вмешалась Елена Сергеевна.
Отец немного отступил и последовал вопрос:
– И чему тебя там научили?
– А здесь чему научили? – решительно ответил парень.
– А чему могли, тому и учили, – кисло и деловито ответил отец.
– Значит – ничему! И получилось вот так – что бы ни было, всё Бог теперь заслоняет!
– К Богу больше не пойдёшь! Только через мой труп!! – выразил нешуточную угрозу отец.
– Будет тебе твой труп! Здесь мне ад устроил, и ещё после хочешь в ад отправить?!

И с новой силой на парня навалилась ярость к миру, в котором небеса объединились с преисподней против него одного. Он немного подрался с отцом – навалился на него, тот стал усаживать, толкая в лицо, Сергей вырвался, ударил в грудь и толкнул. Отец упал в прихожей на дверь ванной. Бесноватый парень подбежал, замахнувшись для удара в лицо. Но… расплакался и отошёл.

– Видишь, что твориться с ним, зачем ещё набрасываешься? – сквозь слёзы упрекала мужа Елена Сергеевна
Сергей, рыдая, принял, наконец, таблетку, и только тогда явилось успокоение…