Приют

Раздается звонок в дверь. Слышится противная, несуразно затухающая соловьиная трель. Хозяйка квартиры, в трусах и майке, тихо матерясь под нос идет открывать.
- Марина, ты чо о***ла? Почему не позвонила? Советский Союз что ли? ****ь, вот так просто пришла что ли? А, если меня дома нет? А, если я е***ь с кем-то?
Гостья стоит у порога молча, опустив руки и уголки губ.
- Да ладно заходи, чо застыла-то, з***ла? Надеюсь ты ноги не брила?
- Что? - спрашивает Марина.
- Да ни чо, *** в очо! Чо...
Хозяйка уходит в глубь квартиры, предположительно на кухню, Оттягивая полы майки, словно пытаясь превратить ее в платье, что невозможно. Марина переступает через порог, словно через противопехотную мину, и обернувшись на сто восемьдесят градусов против своей оси, запирает дверь. Потом медленно стягивает шаль с головы и кладет на трюмо, снимает дубленку и вешает на крючок. Разувается, наклоняется, долго ищет тапочки, но не находит и решает идти в носках.
Она проходит на кухню, где хозяйка уже заваривает кофе — пышет и плюётся кофе-машина.
- Люся! - говорит Марина.
- Я! - отвечает хозяйка квартиры Люся.
- Ты почему на работу не выходишь?
- А х*ли я там забыла?
- Ну, как... - Марина не знает, что на это ответить. Она проводит ладонью по табуретке и долго на нее смотрит, на ладонь, прежде чем сесть, на табуретку. Она садится и пару раз тяжело вздыхает.
- Понимаешь, - говорит Марина, - Нина Анатольевна готова подписать приказ о твоем увольнении.
- ****а я в рот твою Нину Анатольевну! Сука она! 
- Ну, почему сразу сука? - Марина смотрит куда-то в сторону и кусает нижнюю губу. 
- А кто? - спрашивает Люся. И потом, словно обреченно, добавляет:
- Ты сама все знаешь.
- Меня это не касается, - говорит Марина. - Но все же, зачем тебе лишние трудности, сейчас, когда ты Лёвку в хороший садик пристроила? Если тебя погонят, чем ты платить будешь? А по кредиту...
- Слушай, вот давай только этого не надо!
Люся с силой опускает чистые кружки на стол. Одна из них лопается и Люся засовывает указательный палец левой руки в рот. Она явно порезалась.
Марина вскакивает с места, начинает хлопотать:
- Ну, что же ты... вот садись... сейчас... да где у тебя аптечка... да где тут лейкопластырь... вот так... ну не хнычь... все заживет.
Люся сидит свесив подбородок на грудь. Она рыдает и слезы капают, оставляя расплывающиеся пятна на майке. Марина продолжает над ней хлопотать.
- Всё, давай сопельки вытри, давай,поехали сейчас на работу. Я на машине. Ты приедешь, Нине Анатольевне всё объяснишь. Скажешь... недо*б, там... что-нибудь. Что будешь работать, что мотивация...
Люся растирает слезы по лицу, кивает, собирает слюни в рукав.
Пойдем, пойдем родная.
Марина берет Люсю под локоть и ведет в ванную. Льется вода. На какое-то мгновение рыдания усиливаются, но потом стихают вовсе.
Через сорок минут Люся накрашенная, с уложенными бубликом на затылке волосами, застегивает сапоги, а Марина, стоит в дверях укутанная шалью, как матрешка, чем-то похожая на девочку с картины Перова «Тройка». Уже через четыре минуты женщины сидят в машине, ждут пока двигатель прогреется. Марина смотрит на датчик температуры.

За окнами автомобиля декабрь. Поземка треплется первым ледяным хиусом над растрескавшимся асфальтом шоссе. Вроде одиннадцать часов, но машины движутся нескончаемым потоком. Маринину Шкоду окружают кока-кольные фуры, многочисленные Газели экспедиторов и праворукие попёрдыши с торгпредами на борту. Люся молчит, слепо уставившись в  окно, зеленый лак на ее обкусанных ногтях облупился.
Через неопределенный промежуток времени она замечает чередующийся паттерн вафли серого бетонного забора и встрепенувшись пытается сообразить, где это она. Дорога прорезает промзону. За забором семидесятых годов, сутулятся кирпичные двухэтажки позапрошлого века, а над ними нависают, опираясь им на плечи, панельные уродища девяностых.
- Марина мы где? - спрашивает Люся.
- Слушай, у меня тут приют недалеко, ты слышала, наверное, надо заехать животных покормить. Ты же не против... животных?
- Я не против животных, - отвечает Люся. - А ты когда это успела благотворительностью заняться?
- Как это когда? Всегда, - говорит Марина, и неопределенно пожимает плечами.
Город заканчивается и дорога движется вдоль холма поросшего лесом. По левую руку виден обрыв, за которым серой, нестираной простыней тянется речная гладь. Противоположный берег утопает в дымке. Марина притормаживает и сворачивает на незаметную гравийку, пролегающую почти по дну оврага.
Минуты три по обе стороны от дороги видны только голые искореженные стволы деревьев, тянущие сухие пальцы  к окнам машины. Затем, на полянке, припорошенной снегом, Марина паркуется.
- Вон, видишь, просека? Нам туда, пара минут ходьбы.
Под ногами женщин снег издает хруст, усиленный осенней листвой, которую он покрывает. По левую руку от просеки Люся видит все тот же вафельный забор из бетона, кажется ему конца и края нет. Но, через пару минут ходьбы, в ленте забора образуется брешь из стальных ворот, покрашенных в черный.
Марина гремит ключами, отпирая калитку в заборе.
Заходи! - она указывает Люсе на открытую дверь. Люся входит.
И обмирает на полушаге. Она видит как бы улицу, с двух сторон огороженную огромными клетками. Сзади слышно, как Марина гремит железом.

Клетки чуть выше среднего человеческого роста. Металл проржавел. Каждая имеет дверь, закрытую на висячий амбарный замок. Некоторые клетки пусты, но в основном в каждой из них есть кто-то или что-то. Это люди, женщины, девушки. Многие обнажены, на иных виднеются изодранные остатки одежды. Мертвые тела прикованы цепями к прутьям клеток, некоторые из этих тел представлены частями, они в находятся в разной степени разложения.
Люся застывает раскрыв рот. Ей кажется, что она кричит, но на самом деле она стоит на месте. Она чувствует, как Марина толкает ее в спину. Удивительно, но ноги подчиняются и Люся идет вперед, вдоль этой страшной улицы. Она видит все отчетливо, каждую деталь. «Улица» упирается в какой-то покосившийся деревянный сарайчик, больше похожий на будку уличного туалета. Люся останавливается, Марина обходит ее, берется за простую железную ручку, прибитую гвоздями к деревянным доскам двери и распахивает её настежь.
Люся смотрит и видит за дверью нечто живое, пульсирующее, маслянистое. Это огромная вагина. Она словно движется, растворяется наружу, втягивая в себя все вокруг. За мгновение до того как жизнь ее кончится, Люся слышит громовой голос произносящий:
- Надеюсь ты ноги не брила?