Чудотворец

                Чудотворец.
               
               Прошлым летом я ездил навестить своего старого институтского приятеля. Давно собирались встретиться, поговорить, вспомнить студенческие годы. А вспомнить было о чём и этих воспоминаний хватило бы не на один вечер застолья. Тогда мы были молодыми, красивыми, здоровыми и полными сил. Казалось, так будет всегда, это считалось бесспорным и не подвергалось никаким сомнениям. Но жизнь доказала, что мы сильно заблуждались по этому поводу, она всё расставила по своим местам. Но не будем о грустном, что свершилось – того не изменить и «боржом» тут не поможет.

               Добирался на перекладных: сначала ночь на поезде, потом часа три тряски по «гравийке» на ведре с гайками под названием «Газель». Последний участок был самый спокойный и романтичный – по реке на стареньком, но чистеньком теплоходе, своего рода речном трамвае. После газели легкая вибрация от судовых механизмов была не в счёт и неудобств не вызывала. День выдался солнечный и жаркий, но на воде жары не чувствовалось, разве что нагревались поручни и прочие металлические части. Воздух был чист и свеж, а небо радовало своей голубизной. Иногда, как бы ниоткуда, налетали вечно голодные крикливые чайки, но к их присутствию я быстро адаптировался и уже не обращал внимания на присутствие пернатых.

              Пассажиров было немного, и я, вольготно расположившись на намертво прикрученной к палубе скамье, нежился под солнечными лучами и наслаждался проплывавшим мимо пейзажем. Да, именно так, казалось, что теплоход стоит на месте, а мимо него, как в замедленном кино, неспешно двигаются, сменяя друг друга, картины среднерусской равнины. Заросли ракитника на низком берегу сменяли луга со стадом деревенской скотины и сама деревня на пригорке, затем снова кустарник. Вот за излучиной реки появилось большое село (может мелкий городок) с красивой церковью на холме. То были виды, достойные кисти художников. Мне даже казалось, что они впечатывались непосредственно в моей душе, как малые составляющие моей Великой России. На всю эту простенькую красоту можно было без устали смотреть бесконечно долго.

              Пассажиров, как я уже говорил, на теплоходе было немного, и путешествовали они, в основном, на небольшие расстояния. К тому же, на пристанях контингент пассажиров менялся примерно на четверть. Моё внимание привлекла пара пожилых людей на противоположной скамейке. Они сидели спиной к солнцу и о чём-то разговаривали. Поначалу я принял их за супругов, но оказалось, что это просто попутчики. Причём, то, что они вели неспешную беседу – будет преувеличением. Говорила в основном женщина, а мужчина, в роли благодарного слушателя, лишь иногда поддакивал, или вставлял в разговор пару фраз.

              Мужчина в сером костюме покроя семидесятых годов, украшенного «поплавком» безвестного технического ВУЗа, держал на коленях такой же древний плащ и ещё более древний потёртый кожаный портфель. Его лысую голову украшал венчик седых волос. Возможно, ранее он обладал весьма красивой и пышной шевелюрой. Короче, то был среднестатистический провинциальный учитель или инженер, но никак не врач или представитель Фемиды. Почему так? Да оттого, что последние «тему» схватывают «в лёт», а терпения выслушивать длинные монологи собеседника у них хватает не на долго.
 
              Женщина статных форм, опрятно одетая согласно сезону и в соответствии с модой, что соответствовала её паспортным данным, ехала явно в гости со своими немудрёными подарками. Из поклажи у неё наблюдались среднего размера рюкзак и традиционная для пенсионеров сумка на колёсиках. И то, и другое было загруженным «под завяз» и казалось увесистым. Про таких женщин говорят, что они – это связующий стержень всего семейного клана. Они никого не тиранят, в быту бережливы и прагматичны, по характеру спокойны, реалистичны с оттенком романтизма. Их любят и уважают дети, беспрекословно исполняют просьбы и пожелания её зятья и снохи, от них без ума внуки. Ощущение полезности и нужности придаёт нашим бабушкам здоровья и сил. Короче, обычный словесный портрет наших обычных провинциальных женщин бальзаковского возраста.

              Сначала я обратил внимание на правильность её речи, сравнимую с журчанием чистого ручья, не замутнённого словами-паразитами, свойственным теперешней молодёжи (как-бы, блин, типа того и т.п.). Своеобразный колорит речи придавал и местный диалект, или «говор» по-нашему. Тут не наблюдалось московского «а»-канья, или южнорусского «гхэ». Выделялось больше мягкое, певучее «о», но не похожее на уральское или костромское произношение, и не такое, как у нас в Вологодской области. А ещё в речи присутствовали местные обороты и слова, смысл коих я угадывал лишь по смыслу, в контексте сказанного. Я буквально наслаждался её речью, не особо вдаваясь в содержание и смысл сказанного.

              Подобное состояние я испытывал в далёком 85-м году в городе Одессе, где был в короткой командировке. К хозяйке квартиры, где меня приютили, зашла соседка. Женщины просто беседовали на кухне, а я ощущал себя как на концерте Петросяна, Жванецкого и выступлении одесской команды КВН. Ещё раз повторю: - соседки не состязались в юморе, они просто беседовали. Это можно было назвать действом, которое поражало и восхищало одновременно, я никогда раньше не встречал такого, чтобы речевые обороты вызывали такие образные цветастые картины: будто до этого ты смотрел черно-белое кино, и внезапно оно стало цветным и с объёмным звуком. Тогда я позавидовал одесситам за из их стиль мышления и стиль жизни. Теперь я понимаю, что для того, чтобы так изъясняться, необходимо родиться в славном городе Одесса, или прожить в нём хотя-бы лет тридцать.

             Среди всех прочих разговоров о погоде, здоровье и видах на урожай, меня заинтересовал небольшой любопытный рассказ из жизни жителей одного небольшого городка районного масштаба. Я не стану называть названия упомянутого населённого пункта, коих в стране великое множество. Такая история вполне могла приключиться в любом из них. Хотелось бы изложить её в стиле рассказчицы, но, скорее всего не получится. Все едино, как "масквич" будет пытаться изъяснялся в одесском стиле. Изложу, как получится. В конце концов важен сюжет, а не стиль изложения оного.
 
                Итак, сама история.
              А расскажу-т-ко я тебе, милок, занятную историю, что в нашем городке случилась. Сам видел, город наш не велик: - с конца в конец за полчаса неспешным шагом пройти можно. Потому и жители у нас все друг-другу ежели не родственники, то друзья, или знакомые. В одном конце ежели кто чихнёт, то с другого конца доносится «будь здоров дядя Фёдор».
 
              Больших заводов да фабрик у нас в городе не водится, вон как в больших городах да столицах. Ране, когда по реке на кораблях да на баржах товары гнали, была у нас тут перевалочная база, суда в затоне зимовали, корабельные ремонтные мастерские были. Много тогда народу с реки кормилось. А теперь всё больше машинами возят. Оттого, наверное, и кораблей с баржами по реке мало бегает. Нет городу большого доходу. Молодые, здоровые да работящие уезжают туда, где сытнее да богаче. Это ране было шумно да весело, а теперь жизнь уже не бьёт ключом, она затихла и город затих, как-то враз постарел.

              Детишек, опять же, поубавилось. Было три школы в две смены работали, а теперь в две школы на одну смену учеников еле набирают. А в третьей школе детский дом разместили, со всей области детишек везут. У многих, и родители живые, да родительских прав лишённые. Видано-ли дело, после войны много хуже жили, но детей в детдома не подкидывали. Вот про этот детдом и пойдёт рассказ.

               Разные детишки в нём содержались. Были шибко хулиганистые, другие в бегах больше находились, чем на уроках. Но и хороших не мало обучалось. Попадались и вуньдер.., по нашему - шибко талантливые. Кормили, одевали детдомовских хорошо. Наши дети, что в семьях, не все так хорошо живут. А ещё детдомовских кажинное лето в лагеря на южные моря возили. Живи, да радуйся. Только казённый дом он и есть казённый, нет в ём радости. Детям мамкина да отцова ласка нужна, и что б дом был свой, какой-никакой, а свой, не казённый.

               Меж собой детдомовские жили по-разному: бывало, дрались, иной раз кому и «тёмную за заслуги» устраивали. Но городским ребятишкам своих детдомовских в обиду не давали, за всех горой стояли, даже за своих недругов. Бывало, что сходились с городскими стенка на стенку.

               Это пока присказка была, теперь буду историю сказывать.
               Ну, так вот, был среди детдомовцев один воспитанник по прозвищу Чудотворец – Погудин Колька. Уж на что был озорник, да затейник, что поискать второго такого – не найдёшь. Нет, он дисциплину шибко не нарушал, и учился хорошо, в отличниках ходил, на лимпиадах всё первые места занимал. Всякие фокусы показывал, за что Чудотворцем и прозвали. Хоть и озорной был, но справедливый, никого не обижал, а если было за дело, так и по шее мог накостылять. Его даже воспитатели и сама директриса побаивались. Помниться, раз позвонил откуда-то в директорскую приёмную, да женским голосом и говорит, что завтра, мол, будет с горисполкома у вас проверка, проверяющий с области приехал. Дескать, вы там порядок наведите, да в столовой конфет шоколадных в вазы насыпьте. Ой, что там было, такая поднялась кутерьма да суматоха, ты бы знал. А воспитанники, ну те, кто в курсе были, от смеха чуть животы не надорвали. Кому как, а детям праздник случился на ровном месте. Директриса грешила потом на Чудотворца, да кто-ж докажет, никто не донёс.

               А ещё там была такая Дарёнка-Варёнка, Даша-радость наша. Сама светленькая, тонкая как тростинка, шустрая (её ещё электровеником прозвали), глазищи большие, тёмные, да две косы до ниже спины (отстояла, не дала состричь). Кольки Чудотворца была младше года на два, может на три. Так он был ей за старшего брата: защищал, да разными гостинцами угощал. Дашка сильно по мамке своей тосковала, всё ждала, что приедет за ней, да домой отвезёт. Всё про свой дом вспоминала. Ой, горе! А того не знала, что отчим её по пьяному делу мамку её и убил, и уже года два тому будет, как сидит в тюрьме. Не дождалась Даша свою мамку, однако.

               Ну и задумал Чудотворец такую каверзу. Присмотрел в городе одну семейную пару, у коих своих детей не было. Вера Ивановна и Виктор Петрович Лебедевы. Их токо-токо на пенсию выставили, надо ж для молодёжи рабочие места ослобонять. Люди хорошие, уважаемые, свой дом, сад-огород тоже имеется. Ну, так вот, сочинил Николай Лебедевым бумагу от имени городского суда, что детский дом закрывают, и им надлежит в течение месяца оформить документы на удочерение этой самой Даши. Красивая такая бумага: - с печатью, со штампом, с подписями, и что в мэрии согласовано. Совсем как настоящая, да и кто ж знает, как выглядит та, настоящая то. Так и печать небось «липовая», неважно что на ей написано, главное, что герб есть. Понятно, что дурь несусветная, но ведь сработало! Всё прошло без сучка и задоринки, никто вопросов не задавал: - все на подписи, да печати смотрели, а не на текст. А Лебедевы и сами были не против, да всё сомневались, вдруг откажут, скажут, мол старики, то да сё.

               Что сказать про них? Одно слово – пенсионеры. Жили ни бедно, ни богато, разносолов не едали, за границей не бывали, хоть и скромно, а ладно да складно. И всё-бы ничего, а не послал им Бог ребятишек. А без детишек дом, считай наполовину пустой. Так иногда бывает. Ну было у Лебедевых из живности две единицы: проказник кот Парамон и собачка дворянских кровей по кличке Сонька. Так ведь кошачья да собачья души и половину человеческой не заменят.

               Виктор Петрович ране в строительном тресте работал, имел образование инженерное, а в свободное время садом-огородом занимался, да вот дом свой построил на месте старой развалюхи, что им от сродственников досталось. А ещё увлечение было: - собирал монеты да предметы старины. У него в мансарде для этих дел цельная комната была.

               Вера Ивановна по молодости записной красавицей слыла, парней вокруг хороводы ходили, а вышла замуж за Виктора. И чем он её только уговорил? Она до пенсии экономистом работала, считать умела. Так её ни один продавец не смог обсчитать. А так, добрая, душевная была. А цветы у ней на клумбах росли – ни у кого таких не было. Вроде сорта те же самые, а у Веры Ивановны много лучше.

              Так, об чём это я? А, ну да, про Дашу – дарёнку. Получили старики на старости лет от судьбы подарок. Да, какие ж они старики? Пенсионеры! На пенсии у многих жизнь только начинается. Вот и Виктор горбиться перестал, приободрился, походка стала как у молодого. И Вера Ивановна запорхала, как молодушка. Сразу, будто сил прибавилось и старость отступила! С неделю, наверно, Дашутка дичилась, присматривалась. А потом освоилась, будто с рождения в этом дому жила. Первой помощницей стала: хоть посуду помыть иль полы подмести, грядки прополоть, в магазин за хлебом да молоком сбегать – просить не надо было. А кот с собакой за хозяйку считать начали, в её комнате поселились. Счастье в дом к Лебедевых пришло. Но детдомовских своих не забывала, навещала частенько. Вера Ивановна, бывало, напечёт пирожков домашних для детдомовских ребят, а Даша эти гостинцы относит. Тут ведь не подарок дорог, а внимание памятно.

                Прошло так верно года три, аль четыре. Расцвела Даша на зависть подругам да на смущение пацанам. Родители приёмные гордились своей дочкой. Всё бы хорошо, только заметила Вера Ивановна, что Виктор Федорович грустный какой-то стал. Стала пытать, не заболел ли. Нет, говорит, не заболел, а забота донимает: - дочку учить дальше надо, приданое, опять же, может скоро потребоваться. Вон как-парни-то кругами вьются. Где денег взять? Можно коллекцию продать, да много-ль за неё выручишь, на всё-про-всё не хватит. Вера Ивановна в ответ, мол, и у меня такая же забота.

                И вот снится как-то Вере Ивановне такой сон. Пришёл к ним в гости Колька Чудотворец. Сидят за столом, пьют чай, ведут разговор. А он к тому времени уже на втором курсе в институте в столице учился. Вот Вера Ивановна и посетовала, что Дашу тоже надо на учёбу отправлять, а денег взять негде. С этими ускорениями, перестройками да шоковой демократией народ совсем обнищал, все накопления сгинули. Тут Чудотворец и говорит: - а поглядите-ка под большим камнем на бугре, может чего и найдёте. Тут же раньше дом купца Прибыткова когда-то стоял, пока его в гражданскую не спалили.

                Рассказала Вера Ивановна про этот сон Виктору, так, смехом, да и забыла. А у них действительно в конце огорода был лысый бугор, на нём почти ничего не росло, даже сорняки. Да ещё торчал из земли огромный камень, пудов на двести, если не больше. На том камне кот Парамон частенько отдыхал, и охранял свои владения, да собака всё ямки у камня рыла, будто искала чего.
 
                С неделю Виктор Федорович пропадал в библиотеке да в местном краеведческом музее. А потом взялся вытаскивать тот камень из земли. Загородился от любопытных глаз плотным забором, говорил, что сарай хочет построить на этом месте. Ну, смекалка да строительный опыт помогли ему, скатил-таки камень по доскам с бугра, чуть теплицу не порушил. Долго копать не пришлось, нашёл он купеческий клад в старой бочке засмоленной. Что там было – доподлинно неизвестно. Говорят, посуда дорогая была, червонцы золотые царские, да украшения. Это теперь кое-что известно стало, а тогда никто «ни сном – ни духом», и подумать не могли.

                Найти то клад, он нашёл, но государству вороватому не сдал. Рассудил так: всё, что копил всю жизнь на старость да на чёрный день, государство отняло – пусть клад компенсацией будет. Решил «сдать» царское золото знакомому ювелиру, раньше частенько у него заказывал украшения для Веры Ивановны, да редкие монеты для своей коллекции у него же покупал.

               А Матвей Абрамович Дворковский был из польских евреев. Ювелир был знатный, трудно сказать, чего - бы он не сумел сделать. Почитай, чуть ли не все городские модницы носили его украшения – ни разу не повторился, и красоты такой – глаз не оторвать. Он и часы любые починял, делал для стоматологов коронки да зубные протезы, брошки, перстни, колечки с камнями, серёжки, колье. Всего не перечислить. Бывало, закажет кто для своей крали украшение какое, так Абрамыч сначала на эту кралю посмотрит, а потом только фасон да рисунок украшениям придумает. Никогда по чужим рисункам не делал, и всегда угадывал в самую точку: - размер, рисунок, камень – всё в масть, под цвет глаз, под характер. Недовольных никогда не было. Понятно, что связей у него было много, и никто и никогда его проверками не беспокоил.

                Ну, так вот, посмотрел Матвей Абрамыч клад, оценил все как есть, по совести, договорились о комиссионных за услуги и ударили по рукам. Виктор Федорович стал получать солидную прибавку к пенсии, а Даша получила приданое и возможность продолжить обучение.

                Что дальше было? Так выучилась Даша на учителку, потом вышла замуж за своего Чудотворца, нарожала детишек, сейчас не работает, семейством занимается. Так не мудрено, своих двойня да тройня, да еще четверо приёмных с детдома. Всего девять ртов, всех надо накормить да обстирать. А ещё в городе после Колькиной проделки тридцатое мая стал днём усыновлений (или удочерений). В этот день хоть два-три воспитанника обретают семью. Традиция стала такая.
Матвей Абрамович, после смерти своей Софочки, стал плохо видеть, может испортил глаза мелкой работой, а может от переживаний. Приезжали дети с Израилю, звали с собой, да он на отрез отказался, не оставлю, мол, мою Соню здесь одну.

                Год назад Виктор Фёдорович и Вера Ивановна вдруг как-то быстро состарились, да и умерли чуть не в один день. Считай и не болели вовсе, будто завод пружинный кончился. А всю коллекцию монет, посуду из клада и прочие предметы старины подарили городскому краеведческому музею. Тот самый огромный валун перевезли в городской сквер рядом с вокзалом. На макушке камня пристроили кота с бронзы, а внизу – такую-ж бронзовую собаку. И смотрят кот с собакой в сторону вокзала. Камень тот стали называть «Подорожный». Сделалось так, что тех, кто уезжает, кот с собакой вроде как провожают, а других, кто приезжает – тех, стало быть, встречают. Для всех стало доброй приметой перед поездкой погладить кота с собакой, всё равно, что «тихая минуточка».

                Про камень подорожный есть ещё одна забавная история. Рассказать? Ну, слушай тогда.

                Тут у нас одна семейная пара уезжала в долгую командировку за границу. Что-то там по строительству. Сговорились с соседями, да и оставили им на постой свою собаку по кличке «Верный». Перетащили к соседям конуру, ну и прочие нехитрые собачьи пожитки. С тем и уехали. Верный потосковал дня три, а потом стал служить своим новым хозяевам. Ночью честно сторожит участок, а днём носится невесть-где. И вот, люди стали часто замечать Верного у подорожного камня. Сидит рядом с бронзовой собакой и тоже смотрит в сторону вокзала. Дальше – больше, запомнил всё расписание – и сидит в это время как часовой на посту, ни разу не пропустил своё время. Ну, люди угощали его вкусненьким иногда, даже миску под кустик поставили. Вот, Верный и привык.

                А один раз нашлись лихие люди, из «залётных», что надумали сотворить непотребство. Захотелось им спилить бронзовые фигурки с камня и сдать в приёмную металлолома. Затемнело уже, никого рядом нет, да и взялись было за ножовку. Скажите, ну как Верный про то прознал? Кто его надоумил охранять кота с собакой? Пулей влетел в калитку сквера и давай трепать похитителей. В один момент обоих оставил без порток. Прохожие видели, как Верный гнал двух бомжей. Полиция разобралась быстро. На месте преступления нашли мешок, ножовку и клочья одежды. Верный получил заслуженный почёт и уважение. Около камня поставили столб, повесили фонарь и пристроили видеокамеру. Дежурная по вокзалу теперь видит на телевизоре всё, что у камня происходит. Как-никак, городское имущество.

               А что Колька-Чудотворец?
               Это раньше он был Колькой, а теперь он мэр города, уважаемый человек - Николай Петрович Погудин. Хорошо руководит, грамотно. Любые отходы умеет превращать в доходы. О «распилах», взятках, воровстве и кумовстве никто и думать не смеет. Ведь коснись чего, без работы останешься. А кто ты есть без доверия, уважения и без работы? А никто, и звать тебя никак! Так что в городе теперь порядок, никаких тебе «братков», милиция занимается своим делом – без «крышеваний» и поборов. Ох, и много в руководстве начальников поменялось, пока порядка добивались. Население тогда сильно помогло. Но в народе, меж собой, мэр именуется не иначе, как Чудотворец.

               Меж тем, наш речной трамвайчик причалил к старенькому деревянному дебаркадеру. Матрос установил сходни, и пассажиры неспешно потянулись на выход. Сосед нашей рассказчицы помог ей с поклажей сойти на берег, где её уже встречали родственники. Ну а мне сходить на берег было ещё рано. Я сойду на следующей.

                Апрель - сентябрь 2018г.